За окном уже давно потемнело, единственный на всю улицу фонарь то загорался слабым желтоватым светом, то гас по неведомой причине. Мелкая осенняя морось била по стеклу. Крохотные капли воды скатывались вниз, оставляя за собой влажную дорожку.
Утомленные ожиданием люди тяжело вздыхали и постоянно смотрели на часы.
- Что ж это такое! Время скоро закончится – суетилась какая-то старушка, - а у меня вон, у меня – она теребила в руках талон с записью на прием - время у меня. Полчаса назад должна была зайти.
- А у меня еще раньше Вас, и что тут? – недовольно буркнул кто-то с соседней скамейки.
Старушка только руками всплеснула.
Я сидела, облокотившись на стену. Голова болела, температура стремительно ползла вверх, меня знобило.
- Целый час под дверью просидела. Лучше бы завтра сходила – жалуюсь я подруге по телефону.
Вдруг краем глаза замечаю какое-то движение у соседней скамейки. Потом резкий плач. Я замолкаю.
- Что там? Что случилось? Тебя на прием позвали? Доктор вызвал, да? – услышав крик, спрашивает подруга
- Подожди…
- Да что происходит там?
Это была молодая девчонка с короткими светлыми волосами. На вид лет 17-18, может, мне ровесница. Рядом с ней сидела подруга и держала ее за руку, что-то тихо говорила.
Я прислушалась.
- Почему ты замолчала? – взволнованным голосом спрашивает Карина
- Подожди. Расскажу попозже – отвечаю я и нажимаю «завершить разговор».
По лицу девочки градом катились слезы, она дрожащими пальцами набирала цифры в телефоне, потом с надеждой на лице ждала ответа. Потом опять набирала и опять ждала.
Люди, стоящие рядом, фыркали в ее сторону и отворачивались, скорчив на лице противную гримасу.
- Вот молодежь. Только о себе и думает. Мы тут с работы уставшие, больные. А они… - Возмущалась все та же старуха, качая головой.
Наконец ей ответили. Она заплакала еще сильнее. С трудом через ее плач можно было слова разобрать
- Мама… мне звонили… папа… папа на машине разбился – девчонка замолчала. Видно было, как ее трясет. Подруга обнимала ее, пыталась успокоить и плакала сама.
- Нет, денег нет. Да, хорошо, на попутках. Или на такси.
Она положила телефон, подскочила, начала доставать деньги из карманов и высыпать их на лавочку.
- Кать, посчитай - попросила она подругу.
Та достала кошелек, вытащила пару купюр и положила их в кучку с деньгами.
Я замерла. Сразу себя вспомнила, у меня задрожали руки.
Слишком отчетливо в голове появилась картина, как поздним вечером этого лета мы с отцом мчались по трассе к оврагу, в которой лежала смятая от удара мамина машина. Как я плакала, цеплялась за ручку двери, когда стрелка на спидометре переваливала за «220» и старую «аудюшку» со снятыми дверными обшивками, стертыми тормозными колодками трясло, будто самолет во время турбулентности. За час с лишним мы тогда проехали двести километров, собрав все штрафы за превышение.
Слишком хорошо помню, как я кричала, просто нечеловеческим голосом, когда увидела перевернутый, с выбитыми стеклами, отваливающейся с дверей краской и проколотыми шинами, автомобиль, в котором должна была ехать сегодня вместе с мамой. Как останавливались десятки машин, и мужики прыгали в этот овраг, бежали на помощь к отцу и деду. Как сидела на краю дороги, обхватив голову руками, и не хотела верить в происходящее.
Как потом зашла в дом и взглянула на перепуганное лицо пятилетней сестры. Как она плакала, прижимаясь ко мне, и просила не оставлять ее никогда. Как бросилась в объятья мамы и благодарила Бога за то, что она жива.
В реальность я вернулась, только когда услышала хлопок дверью. Девочка, у которой на машине разбился отец, бежала по лестнице, вытирая слезы рукой. А люди все с тем же презрением смотрели ей в след.
Они были злы, видать, здесь собрались самые несчастные люди этой планеты, которые устали на работе и подхватили вирус этой холодной осенью. Наверно, никто не слышал, о чем она говорила с мамой по телефону.
Потом меня позвали на прием. Прописали кучу таблеток, открыли больничный и сказали меньше бывать на холоде.
Выйдя из больницы, я попала под дождь. Та мелкая морось переросла в хороший осенний ливень. Дворники у машин работали часто, а редкие прохожие бежали к остановке, прячась под зонтиком.
Я не спеша пошла к пешеходному переходу. Зонта с собой не было, капюшон натягивать не стала. Потом почему-то остановилась, подняла голову наверх и закрыла глаза. Ледяные капли дождя падали мне на горячий лоб, на голую шею, иногда пробивал озноб, я стояла посреди безлюдной улицы. И думала обо всем и сразу.
Не знаю, сколько времени провела в таком положении, но когда головная боль усилилась, поняла – надо идти на остановку.
Зашла в маршрутку, заплатила за проезд, и села на двойное сиденье возле окна. Протерев рукой запотевшее стекло, я стала смотреть за горящими в домах людей огоньками, машинами, объезжающими лужи, редкими фонарями. Всю дорогу прокручивала в голове ситуацию в больнице. От чего-то на душе стало паршиво. И всю дорогу, снова и снова, я задавалась лишь одном вопросом: «Почему же я, как и все эти люди, осталась в стороне?»