Мальчик минус девочка, или президент. Триптих. Час

Шендрик Виктор Геннадьевич
               

  Жил-поживал себе мальчик, однажды ставший мужчиной: пришла пора, да и люди нужные подвернулись… Жила-была девочка, разучившаяся говорить, потому что старалась и стремилась. Жили они в одном городе и на одной улице: мальчик на четной стороне, девочка – тоже. Правда, им не доводилось встречаться по пути в магазин, потому что мальчика направляла правая рука Судьбы, а девочку – левая. Всем известно, что у Судьбы полно рук: есть и верхняя, и нижняя, и малая, и большая, и гладкая, и шершавая, и сильная, и слабая, и еще порядка двухсот тридцати одной тысячи пятисот семидесяти трех разных рук и подручек, не говоря об авоськах, клещах, корзинах, фиксаторах разных типов и прочем инструментарии.
  Мальчик, окончив Школу Высшего Спортивного Мастерства, стал непревзойденным бегуном – его даже негры боялись обгонять. Бегать он мог всегда и везде, а тренер – он был новатором – учил бегать без помощи земли. Научить мальчика бегать без помощи ног было задачей, маячившей в перспективе. Вдруг придется бежать, а земли и ног под рукой не окажется, что тогда?.. И тут выходим мы с мальчиком!
  Мальчик не мог подвести тренера и научился бегать без помощи земли, совсем не отталкиваясь, потому что выбора не было, иначе тренер пожаловался бы на него в органы: у мальчика было рыльце в пушку – он любил то, что никому не нравится.
  Девочка, забросив не только слова, но и фонемы, уехала в Америку к Джиму и дни и ночи напролет каталась на его роскошном кабриолете, а Джим в это время готовился к сложной операции  по удалению пигмента из кожи, потому что хотел быть похожим на живого Майкла Джексона, а еще больше – на известного певца Стинга, которого обожал, даже отправил певцу по почте купленный на рождественской распродаже толстый вязаный свитер с белыми оленями и кирпично-красным солнцем. Разъезжая по городу, девочка замечала все заметное и заносила наблюдения в блокнот, потому что решила стать поэтессой. Рифмы у нее не получались, но девочка считала, что рифма в поэзии не главное; важно, чтобы душа могла распахнуться, развернуться, сметя с лица земли разных злопыхателей, потому что поэтесса должна быть, как добро, с большими кулаками.
  Однажды мальчик так далеко убежал в небо, что его еле спасли вертолетчики родом из голубого вертолета, потому что он заблудился в облаке и не смог отыскать направление на север. Один из вертолетчиков стал названным братом мальчику, и мальчик угостил его настоящей гаванской сигарой, потому что не баловался табаком, а сигару нужно было куда-то потратить. 
  Затея Джима не удалась, а девочка, увидав, что друг-негр каким ушел, таким и вернулся, поняла, что не любит ночь и все, с ней связанное, и уехала на родину, где ярко светило солнце (если был день, и в небе не прятались облака). Джим умолял ее остаться, но девочка была непреклонна, и для того, чтобы душевная рана затянулась поскорее, он начал бегать по стадиону в новеньких кроссовках, молочно-белых, удачно контрастирующих с его не упрятанными в джинсы ногами, потому что много людей прячут ноги в брюки, надеясь, что их никто не увидит. 
  Убежав в небо, мальчик научился языку птиц, потому что, пока бежал с ускорением, сбил охотящегося коршуна, и тот выругался, а нецензурщина была хорошо знакома мальчику, ведь он был спортсменом. Правда, потом коршун извинился, но было поздно: птичий язык стал вторым языком мальчика. Эти знания ему пригодились в будущем для обуздания пернатых тварей: голуби перестали гадить на его балкон, воробьи – выклевывать из швов строительную пену, а синицы – щебетать, когда у них было хорошее настроение. 
  Вернувшись домой, девочка первым делом изучила маршрут в ближайший магазин, потому что за границей в ней пробудилась здоровая тяга к еде, поэтому каждый день приходилось обменивать тающие, как снег на солнце, многодолларовые купюры на проваливающиеся в рот овощи, пастилу и рис: девочка была веганкой. Маршрут оказался кружным и опасным: каждый день коммунальные службы вели раскопки по поиску трубопроводов для того, чтобы сдать их в металлолом, а жителей оставить без горячей воды, потому что моется тот, кому чесаться лень. Обнаружив обмотанные раскисшей стекловатой трубы, коммунальщики радовались, разбрасывая вокруг раскопа землю в пароксизме веселья. Напрасно мэр и полиция призывали их к порядку: коммунальщики, задействовав механизацию, вытаскивали на поверхность стальные нервы планеты и везли их бывшим рэкетирам, которые взвешивали те нервы и, кручинясь, доставали из потайного места деньги, после чего расставались с ними. На вырученные средства коммунальщики, опомнившись после тяжелой гулянки, приобретали китайские трубы и закапывали их обратно в землю, потому что им было стыдно и неприятно смотреть на то, что они купили. На следующий день приходилось все снова раскапывать, потому что трубы частенько забывали сварить между собой, налаживая водяное сообщение. 
  Мальчик изредка удивлял коммунальщиков своим особенным бегом, опрометью, словно рысь, проносясь над рабочими, головы которых были плотно обуты в оранжевые, будто натертые мороженой хурмой каски.   
  Девочка устроилась на работу офис-менеджером в компанию «Газпром». В конце первого дня работы ей вручили шарик с гелием и сказали вдохнуть живительного газа: у девочки с непривычки разболелась голова, да к тому же прописку в компании завсегда делали газом, причем в смеси с диэтилмеркаптаном для того, чтобы пометить легкие. Девочка по простоте душевной вдохнула что было сил, а выдохнуть не смогла, и ее понесло в открытое по случаю лета окно. Хорошо, что на ногах были босоножки с медными пряжками: они утяжелили девочку, и та спаслась, зацепившись ногой за шпингалет. 
  Мальчик готовился отмечать двадцатипятилетие, даже расклеил по городу транспаранты, совсем как Николай Басков, на которых было написано: мне – 25, а прохожие, недоумевая, кому там еще двадцать пять, стаскивали их с проводов и деревьев и разрывали на части для хозяйственных нужд.   
  Девочке вот-вот должно было исполниться двадцать два года, а она страшно боялась этого числа: две двойки были кармическим ужасом девочки, олицетворяя собой гусей, которых она боялась потерять, увидав однажды, как они покидают ее, причем улетали гуси вперед хвостами. Впрочем, слетав на болото и вволю наевшись ряски, гуси вернулись и стали курлыкать девочке, словно голуби, прося принять их обратно. Большое сердце девочки откликнулось на зов, и она, исполнив танец собственного изобретения, так напугала гусей, что те передумали, но девочка зашла с другой стороны и поймала глупых птиц.
  Однажды девочка вышла из дома, и, взглянув на молодящееся солнце, поняла, что пришла пора обзавестись семьей. Однако она понимала, что немая жена – сокровище для мужа, а она не чувствовала себя вправе быть драгоценностью. Нужно срочно было выучить хотя бы несколько позабытых слов, желательно негативного оттенка, потому что кнут первее пряника. 
  Приблизительно в это же время мальчик, обогнав очередного негра, подумал, что пора уже расстаться с одиночеством. Тренер, которого звали Акопяном из-за его чудесного способа, и то был женат на человеке, который распоряжался его движимым имуществом, а недвижимое выдрессировал так, что оно научилось перепрыгивать с места на место короткими мощными толчками.  Мальчик, рассматривая человека Акопяна, видел радость в его глазах. «Отчего бы и мне не порадовать кого-нибудь?» - подумал он, и, сложив в сумку спортивные принадлежности, ушел с тренировки, сказав, что у него аппендицит.
  Расставание с одиночеством следовало встретить в компании шампанского, хоть мальчик и не любил органические яды-допинги, поэтому, когда ему хотелось задурить голову, втирал в десны мелкий речной песок, наслаждаясь наступающим покоем.
  Девочка ломала голову, какие слова выбрать для разучивания: соленый, вдребезги, не сегодня, ты где, что делаешь, когда будешь, желтое, прощай или какие-нибудь другие. Потом вспомнила, что у нее есть записная книжка, но оказалось, что, пока книжка лежала без дела, слова сбежали прочь, почуяв экзистенциальную свободу. Тогда девочка вышла на улицу, чтобы пополнить словарный запас, и удачно наткнулась на разрывших очередной котлован коммунальщиков. Слова и междометия, произносимые одетыми в светоотражающие жилеты рабочими, были короткими, звучными, емкими, словно они с бесконечной добротой учили уму-разуму глупого пса. Слова понравились девочке, и она пошла обратно, по пути воспроизводя услышанное, отчего люди, попадающиеся навстречу, сторонились ее, раздирая и пачкая одежду об исписанные стены зданий.
  Мальчик бежал, не отталкиваясь от земли.
  Девочка шла, вспоминая ртом звуки.
  Они сближались.
  Встреча была неизбежна.
  И она произошла. Правда, позже, через год, когда мальчик, а за ним и девочка познали боль, которую приносит  межполовое общение, обратившуюся в занозу, чуть не разорвавшую пополам крепкие мышцы натруженного ударами сердца. Мальчик пробовал ходить в ресторан, но быстро прекратил вылазки, потому что по привычке начинал бегать вокруг него и из-за спортивной этики никак не мог сойти с дистанции, чтобы попасть внутрь. Память тела держала в узде его мозг. Девочка старалась отвлечься, прогуливаясь длинными вечерами с симпатичной белочкой, невесть как забравшейся в пустую бутылку из-под кока-колы.  Люди, жившие в городе, очень хотели, чтобы мальчик с девочкой стали счастливыми, потому что мальчик начал толстеть, а девочка снова заговорила.
  И вот однажды мальчик отправился в магазин за продуктами, в который часом ранее пошла девочка. Их пути вот-вот должны были пересечься, и они пересеклись! В очереди, образовавшейся перед кассой, мальчик стоял сразу за девочкой и шумно перебирал купюры в бумажнике. Поднятый им ветер начал ласково трепать волосы вспомнившей слова девочки, и она провалилась в воспоминания о негре Джиме и его машине.
  «Жаль, что Джим так и не стал белым!» - сокрушалась девочка. – «У него был такой добрый глаз! И зубы! И машина так быстро ездила! Вот ё-моё!»
  И мысленно она добавила еще несколько простых слов, почерпнутых у коммунальщиков.
  Мальчик наконец отсчитал требуемое количество бумажек, и ветер стих. Девочка оглянулась, чтобы посмотреть, почему воспоминания прервались. Гулко откашлявшись (гортань ее за долгие годы бездействия запускалась только через кашель, словно машина с разряженным аккумулятором, которую заводят с толкача), девочка спросила:
  - Это вы сделали ветер?
  Мальчик посмотрел в чистые, будто выстиранные глаза девочки, и небрежно бросил:
  - Привычка.
  Девочка увидела, какие крепкие ноги у мальчика, и те ноги понравились ей.
  - Классная привычка, - одобрила она.
  Лицо мальчика заалело.
  Тогда девочка добавила пару слов, утерянных коммунальщиками.
  От тех слов мальчик расцвел. Его сердце было наскрозь поражено стрелой Купидона, которая, словно клин, выбила сидевшую там занозу, и мальчик задышал полной грудью, приводя застоявшийся воздух помещения в движение. Девочка стала кружить в том ветре, словно фигурист на льду, время от времени возвращаясь к источнику дутья. 
  Мальчик, не теряя времени, подвинул девочку ближе к кассе, потому что пока они перекидывались словами, очередь, пробитая чеками, перебралась через кассира и вышла на свободный воздух с радостными покупками.  Женщина, присматривающая за кассой, бросила наметанный взгляд в корзину девочки, и, не увидев запрещенных к продаже товаров, взяла с девочки хорошие, надежные деньги и отпустила с миром. Мальчик, не показывая взятую с полок еду, торопливо сунул женщине резаную купюрную бумагу, краска с которой смывается только дихлорэтаном, и та, ошалев от счастья, осталась вне себя, но все же не покинула цитадель обслуживания простодушных покупателей.
  Девочка не торопилась покинуть гостеприимный магазин, наблюдая, как ноги мальчика идут к ней вместе с их хозяином, а сама в это время перекладывала из одного места в другое освобожденную из рабства бакалеи часть ассортимента.
  Мальчик шел к девочке, словно притягиваемый магнитом, находящимся ниже пояса, обозначенного широким брючным ремнем. Он сказал ногам, чтобы они не спешили, но те не слушались и хотели показать, как умеют бегать без помощи земли, но мальчик надавил на них, и ноги растерялись.
  - Может, возьмем покупки и пойдем ко мне? – предложил мальчик вопросом. – Поедим вместе. Попьем чего.
  - А у тебя есть вместе и чего? – улыбнулась она, а уж потом зашлась в кашле.
  - Вместе есть точно, - отрезал мальчик, - а чего найдем. Кстати, меня зовут Мальчик. То есть, раньше звали. Сейчас я Мужчина.
  - Здорово! – откликнулась девочка. – Меня зовут Нелли. Родители так назвали, когда маленькой была. 
  - Классно! – отозвался мальчик. – Нелли, и все?
  - Неа, еще есть фамилия, но она такая длинная, что лучше не произносить, дыхания не хватит. У меня точно. А у тебя – не знаю. Ты здорово умеешь дышать. Лучше всех.
  - Большой опыт, - пояснил мальчик. – Так что же? Пойдем?
  - Пойдем! – тряхнула головой девочка с такой силой, что мальчик понял: они сегодня же станут близки, будто звери в чаще. 
  Мальчик шел впереди и укрывал Нелли от непогоды, коммунальщиков, желающих знать, кто идет рядом с ним, ветра, принесшего с собой выбравшуюся из воды рыбу, деревьев, бросающихся в лицо ветвями и фонарных столбов с горящим наверху электричеством. Девочка уткнулась носом в бушлат мальчика и вдыхала мужской запах.
  Мальчик открыл дверь в подъезд, пропустил вперед девочку и зашел вслед за нею. Хорошо ли было ей с мальчиком, наелись ли они вкусной еды, сложились ли у них отношения или нет, кто знает? 
  Одно известно точно: с той поры Путин стал президентом.