Родная кровь

Родная кровь

               
Часть I. Глава 1. Дочь

      В жарко натопленном доме практически семейная идиллия: за окном морозный январь 1879 года, а бабушка, Мария Константиновна, читает своей любимой внучке Верочке сказки. Уже поздно и, закончив чтение очередной сказки, женщина откладывает в сторону книгу.
      — Бабуленька, прочитай мне еще сказку, пожалуйста, — попросила Вера.
      — Уже поздно, спать надо, — ответила Мария Константиновна. — Завтра с тобой снова будем вместе читать.
      — Бабуленька, родненькая, не уходи, — попросила девочка. — Расскажи мне еще что-нибудь. Например, про маму.
      Этот вопрос оказался слишком болезненным для пожилой женщины и, скрепя сердце, Мария ответила:
      — Мама работает фельдшером в деревне. Спи, Верочка, ты же и без меня это знаешь…
      — Бабуленька, пожалуйста, расскажи еще что-нибудь, — снова попросила Вера. — Мне так хочется узнать что-нибудь про маму.
      — Уже пора спать, поздно, — твердо ответила женщина. — Не капризничай, а то придет дед и накажет тебя.

      Как это всегда и бывало, Вера замолчала. Дед казался ей непререкаемым авторитетом, что, собственно, и было недалеко от истины. Роман Сергеевич, отставной военный, умел навести порядок и среди своих подчиненных, и в своей семье, и с прислугой. Не слишком богатая, но и не бедная дворянская семья во многом держалась на плаву и даже получала некоторый доход благодаря своему кормильцу. Роман Сергеевич не просто получал пенсию, но и имел кой-какие ценные бумаги, которые тоже приносили неплохой доход. Семье из трех человек этого вполне хватало, выросшие дети вышли замуж, женились, разъехались, а на воспитание младшей дочери, которая, по сути, являлась внучкой, денег вполне хватало.
      Веру практически подбросила своим родителям средняя дочь Оржевских, Юлия. В семнадцать лет девушка, едва окончив гимназию, объявила родителям, что не может сидеть ни на чьей шее и быть паразитом общества, поэтому она уходит в самостоятельное плавание и будет жить так, как ей подсказывает сердце. Роман Сергеевич, который раньше не сталкивался с такой непокорностью, сначала немало изумился, а потом запер дочь в своей комнате, откуда Юлия, прихватив совсем немного вещей, сбежала в первую же ночь. Родители были вне себя от ужаса, переживали и за то, что вскоре начнутся сплетни, и за будущее своей дочери, сначала выждали несколько дней, в надежде на то, что Юля одумается и вернется, а потом заявили в полицию о пропаже дочери. Полиция нашла неопытную Юлю практически сразу же, в ближайшие часы. Когда дочь вернулась домой, Роман Сергеевич, наверное, впервые в жизни решил поговорить с Юлей, как со взрослым человеком, и объяснить всю глупость ее поступка. Но дочь не слушала отца, а практически сразу же начала говорить о своем.
      — Папа, мне нужен паспорт, свой, собственный, чтобы полиция меня больше не могла вернуть к вам с мамой, — сразу же начала Юля. — Я буду жить отдельно, буду учиться на фельдшерицу, буду работать.
      — Ты будешь сидеть под замком, пока не успокоишься, — сменил тон речи Роман Сергеевич. — А потом мы с тобой, может быть, еще поговорим.
      По решению Романа Сергеевича ставни комнаты Юли были тоже заперты на замок, а дочь была отправлена под арест на неопределенный срок.

      Через неделю Юля, все обдумав и осознав, поняла, что своего паспорта ей не видать никогда и приняла то решение, которое раньше казалось ей аморальным: нужно не просто сбежать, лишь бы сбежать, а принять предложение Семена.
      Семен, простой парень из мещан, ровесник Юли, предложил девушке сделать себе поддельный паспорт, как уже был у него, жить вместе, поступить на фельдшерские курсы и потом уехать в деревню «в народ». В этом плане Юлю устраивало все, кроме совместного проживания с любимым человеком без венчания, но, выбирая между жизнью, которую ей предлагали родители, и жизнью, которую обещал Семен, девушка решила выбрать предложение молодого человека.
      На всякий случай, для успокоения своей души, этим же вечером Юля попросила прислугу, которая принесла ей ужин в комнату, передать записку своему отцу. Василиса, девушка немногим старше Юли, сразу же пообещала выполнить эту просьбу и даже отказалась от гривенника, который ей пообещала молодая хозяйка.
      — Бери, раз дают, — всунула в руки Василисе Юля и монету, и записку.
      «Папа, я очень хочу поговорить с вами с мамой, пожалуйста, дайте мне эту возможность», — прочитал Роман Сергеевич и распорядился:
      — Василиса, открой дверь в комнату Юлии и скажи, чтобы она шла к нам.
      Услышав эти слова, девушка немало обрадовалась и, мысленно повторив все то, что она хочет сказать, пришла к родителям.
      — Я слушаю тебя, Жюли, — сказал отец.
      «Раз Жюли, значит, не зол на меня, значит, выслушает», — подумала Юля и сказала:
      — Папа, я прошу вас разрешить мне эти курсы.
      «Уже даже не прошу о паспорте», — мысленно добавила девушка.
      — Нет, Юля, никаких курсов, никакого баловства, — ответил отец.
«Из Жюли стала Юлей, — подумала девушка. — И разговор сейчас окончится ничем».
      — Я могу попросить вас освободить меня из-под ареста? — спросила Юля.
      — Надеюсь на твое благоразумие, — ответил Роман Сергеевич. — И особенно на то, что ты больше не будешь просить невозможного.
      — Хорошо, — коротко сказала Юля, но в душе уже продумывала планы побега.

      Следующий побег Юли был тоже неудачным: девушку нашли этим же вечером. Разгневанный отец распорядился снова отправить дочь под замок и объявил, что если у Юли хватит наглости повторить побег, то он велит дворнику выпороть ее. Щеки Юли вспыхнули, когда она услышала подобную угрозу и, не стерпев подобного оскорбления, этой же ночью девушка выломала ставни и выбралась наружу. Впрочем, убежать Юле не удалось: дворник услышал шум и сразу же поймал беглянку.
      — Проверить мое слово на прочность решила? — спросил Роман Сергеевич немного напуганную Юлю. — Агафон, вот эту барышню нужно выпороть прямо сейчас.
      Агафон взглянул на до смерти напуганную Юлю и будто хотел сказать ей: «Не волнуйся, я выполнять приказ отца не буду, мы с тобой просто отойдем, а потом ты вернешься домой». Роман Сергеевич, догадываясь о таком развитии событий, сказал дворнику:
      — Чего стоишь, пойдем. И я пойду, чтобы ты не переусердствовал или недоусердствовал.
      Будто во сне Юля с отцом и дворником пришла в сарай.
      — Агафон, а ты-то чего медлишь? — удивился Роман Сергеевич. — Бери вожжи, что мне, тебе все объяснять?
      — Барышня, попросите прощения у папеньки, вы же его дочь, он вас простит, — шепнул Агафон Юле.
      — Папа своих решений не меняет, — ответила девушка.
      — Он может смягчиться, пожалейте себя, потому что от меня ничего не зависит, — уже громче сказал Агафон, забыв, что они не одни. — Себе помочь сможете только вы.
      — Агафон, ты же видишь, все бесполезно, барышня слишком упрямая, — сказал Роман Сергеевич. — Исполняй указание.
      В этот вечер дверь в комнату Юли было решено не запирать: отец подумал, что сейчас его дочь захочет отлежаться, а не идти куда-либо. Однако девушка считала иначе: едва в доме все затихли, Юля снова взяла узелок со своими вещами и, не обращая внимания на боль, пошла в дом к Семену.
      Юля дошла до знакомого адреса, постучала в дверь и сказала изумленному молодому человеку:
      — Если же ты меня сейчас не примешь, я пойду и прямо сейчас утоплюсь в Неве.

               
Глава 2

      Семен опешил и от подобного заявления своей без пяти минут невесты, и от того, что девушка пришла к нему в столь поздний час. Обитателей меблированных комнат было трудно удивить вечерними и даже ночными визитами барышень с пониженной социальной ответственностью, поэтому никто не обратил внимания на Юлю. Однако Семен знал, что девушка не придет просто так в непозволительно позднее время.
      — Что с тобой, Юля, — растерянно спросил Семен. — О чем ты говоришь? Какая Нева? И как я могу тебя бросить, хоть сейчас, хоть в другое время?
      — Отец… — прошептала Юля, — велел выпороть, будто какую-то бродяжку. Я в этот дом больше никогда не вернусь, а приведет полиция насильно — лучше отравлюсь!
      Семен посмотрел на Юлю: девушка была мертвенно бледна и, казалось, была не совсем в себе.
— Юленька, родная, тебе надо поспать, отдохнуть, — сказал Семен, не отрывая взгляда от любимой. — Тебя шатает, тебе нужно отлежаться…
      Юля оторвала руки от дверного косяка, за который крепко держалась, чтобы не упасть, и прошла вглубь комнаты, опираясь на руку Семена.
      — Юля, может быть, ты хочешь чаю или поесть? — спросил Семен девушку.
      — Все потом, — отмахнулась Юля и, дойдя до кровати, упала на нее, не раздеваясь.

      На следующее утро, едва забрезжил рассвет, Юля открыла глаза. Девушка сначала недоуменно огляделась по сторонам, а потом, поняв, что находится в комнате Семена, немало изумилась. Больше всего Юлю занимал вопрос, почему она спит на чужой кровати, а ее хозяин, тем временем, ютится на одеяле на полу.
      — Семочка… — обратилась Юля к проснувшемуся молодому человеку. — Почему я у тебя уснула? Мы вчера выпили, что ли, лишнего?
      Пока недоуменный Семен приходил в себя от странных вопросов Юли, девушка увидела неподалеку от кровати столь знакомый узелок со своими вещами.
      — Сема, — девушку осенила догадка. — Я сбежала от родителей и мы решили отпраздновать это событие?
      Не давая Семену ничего ответить, Юля сказала:
      — В голове так мутно… Можно, я еще посплю?
      — Спи, родная, — ответил Семен.

      В следующий раз девушка проснулась ближе к десяти утра. Разговор ранним утром казался Юле глупым сном, а вчерашние события, наоборот, заставили понервничать.
      — Семен, я вчера вечером и, особенно, сегодня утром, будто не в себе была, — решила объясниться Юля. — Теперь надо решить, что мы будем делать… Папа в полицию снова заявит и… — девушка замялась, — вдруг он встретит меня крайне неласково?
      Девушка встала с кровати, поправила волосы, одернула платье и сказала:
      — Теперь нужен паспорт, поддельный, нужно уезжать куда-то, подальше отсюда… А то скоро за мной снова полиция придет, помнишь, как меня сразу же находили. Правда, я тогда на квартире Зои пряталась…
      — Да, нужно спешить, — ответил Семен.
      — Ты меня от верной гибели спас, в ту ночь я бы домой уже не вернулась, — сказала Юля. — Лишь бы полиция меня снова к родителям не отправила… Может, папа побоится позора и не будет никуда заявлять?
      — Будем надеяться на лучшее, — ответил Семен. — Сейчас самое главное — справить тебе паспорт.
      — Я боюсь, что меня снова вернут домой… — прошептала Юля. — Безумно этого боюсь…
      Девушка подошла к столику, на который Семен уже поставил чашки с чаем, и, на глазах изумленного молодого человека, села на табурет.
      — Юля, хотя бы сегодня не стоило, — сказал Семен, одновременно смотря на то, как девушка резко встает. — Выжди денек-другой.
      — Да, ты прав, — вздохнула Юля, — Будто какую-то бродяжку… — девушка замолчала, не желая оканчивать фразу.
      — Из комнаты никуда не выходи, еще не хватало нам того, чтобы полиция вернула тебя домой, в ближайшие дни не выйдешь оттуда, — сказал Семен. — А я попробую решить вопрос с твоим паспортом.
      — Хорошо, — согласилась Юля.

      Прошло два дня. Не выдержав, Юля решила выйти во двор дома и хоть немного прогуляться. День был холодный, небольшой дождь только что окончился, однако, Юлю это не останавливало. Девушка с искренним удовольствием сидела на скамейке в, как ей казалось, людном дворе, где легко можно было затеряться в толпе, и даже не ожидала того, что к ней подойдет полиция.
      — Домой вам пора, к родителям, — сказал мужчина средних лет. — А я вас провожу.
      Юля шла, не до конца веря в произошедшее. Девушка не представляла, как именно посмотрит в глаза отцу с матерью, что скажет, как будет отвечать на их вопросы. Дорога до дома будто затянулась до бесконечности. И только на крыльце родительского дома Юля вдруг осознала, что она даже не пыталась сбежать, а полиция ее даже не держала за руку, как в первые разы. Девушка хотела, было, убежать хотя бы сейчас, но было уже поздно. Открылась дверь дома, Роман Сергеевич о чем-то говорил с полицией, а девушка, покорившись судьбе, прошла внутрь.
      — Это — твой паспорт, — сказал отец, подойдя к дочери, и протянул ей заветный документ. — Захочешь уйти — изволь сделать это, как более-менее нормальные люди. А именно, чтобы тебя не искала полиция.
      «Так я же об этом просила тебя с самого начала!» — возмутилась в душе Юля, но ничего не сказала вслух.
      Девушка молча взяла паспорт, потом выдавила из себя слова благодарности, после чего, на всякий случай, решила попросить прощения.
      — Опозорить меня перед полицией, выставить тираном перед Агафоном! — возмутился Роман Сергеевич. — Присядь, поговорим. Надеюсь, садиться можешь?
      — Могу, — ответила девушка и села на стул — события, произошедшие несколько дней назад, начали забываться.
      — Ты где жить собралась? С кем? — начал расспрашивать дочь Роман Сергеевич.
      — Одна, — соврала Юля.
      — На какие деньги? — продолжил расспросы отец.
      — Не знаю. На какие заработаю, — ответила девушка.
      — Я так понимаю, через неделю они у тебя закончатся и ты вернешься обратно, — сказал Роман Сергеевич. — Я посажу тебя под замок, ты будешь считать себя страдалицей, а у прислуги появится новая тема для сплетен. Я все верно говорю?
      — Не знаю… — прошептала Юля.
      — Иди к себе в комнату, больше пользы будет, — махнул рукой отец.
      Юля сжала в руке паспорт, прошла к себе в комнату, взяла лист бумаги и написала на нем:
      «Маменька, папенька, простите меня, Христа ради. Я ухожу к своему любимому и буду жить у него. Не ищите меня. До гроба благодарна за паспорт. Жюли».
      Девушка оставила записку на столе, а потом незаметно вышла из дома.
Роман Сергеевич, спустя час узнав о произошедшем, сказал сам себе:
      — Надо было сразу на замок запирать.

      Юля стремглав мчалась к Семену. Больше всего девушка боялась погони за собой, хотя умом понимала, что ее не может быть. Добежав до меблированных комнат, Юля влетела в дом и, едва завидев Семена, сказала:
      — Отец заявил о моей пропаже в полицию, но потом выдал паспорт.
      — Счастливая… — сказал Семен. — А я уже почти решил вопрос с твоим поддельным паспортом, скоро он будет готов.
      Молодой человек посмотрел на Юлю и сказал:
      — Запомни, Юленька, это лето 1874 года, наконец-то, в свои семнадцать лет, ты стала свободной.
      — Стала… — прошептала Юля и обняла Семена.

      Молодые планировали обвенчаться вскоре, в ближайшие дни. Однако пришлось ждать окончания Петрова поста и только после этого совершить таинство венчания. Конечно, Юля мечтала о другой свадьбе: красивое платье, богатый стол, родные люди рядом. Но девушка успокаивала себя тем, что она вышла замуж за того, за кого хотела, по любви, а не за человека, которого ей подобрали родители.
      — Мы с тобой окончим фельдшерские курсы и пойдем в народ, будем там агитировать, — обняв свою супругу, сказал Семен.
      Впрочем, в реальности все оказалось не так гладко, как хотелось бы. Летом 1875 года крестьяне в местной деревне встретили двух новоиспеченных фельдшеров, которые явно были против царя, весьма недоброжелательно и, в одной из драк, Семен был убит. Даже понимание того, что убийцы известны, вскоре будут осуждены и проведут положенный срок в тюрьме, не успокаивало Юлю. Девушка мечтала, что ее ребенок родится при муже и не была готова остаться вдовой в свои восемнадцать лет. О возвращении домой не могло идти и речи, поэтому Юля, родив в другой деревне и не испытывая к дочери совершенно никаких чувств, приехала с девочкой в столицу, положила сверток на крыльцо дома, постучала в дверь и, услышав шаги, стремглав побежала подальше. Краем глаза Юля видела, что ее дочь взяла на руки Василиса и занесла в дом.
      — Кто-то ребеночка подбросил, — сказала девушка, отдавая хныкающий сверток Марии Константиновне.
      Женщина взяла на руки ребенка и, увидев письмо, торчащее из-под одеяла, дрожащими руками взяла его.
      — Василиса, подержи малютку, — сказала Мария Константиновна и развернула лист бумаги.
      «Милые мама и папа, простите меня, Христа ради. Мой муж Семен был убит, а одна этого ребенка я не воспитаю. Умоляю вас, вырастите доченьку так же хорошо, как меня, не отправляйте в приют. Если она вам не нужна — лучше отдайте ее какой-нибудь бездетной паре, в приюте девочка может умереть. Я хотела крестить доченьку и назвать ее Верой, но не успела. Надеюсь, у вас будет больше времени, чем у меня, простого фельдшера в деревне».
      Мария Константиновна расплакалась, отложила письмо в сторону и сказала Василисе:
      — Обрадуй хозяина известием, что у него родилась внучка.
      Роман Сергеевич, узнав обо всем, сказал твердо:
      — Ребенка нужно оформить, как подкидыша и усыновить. Его мать дворянство проглядела, так хотя бы мы устраним этот пробел. А Юлию в тот день надо было не гладить, а до крови драть, чтобы из дома выйти не смогла. Позлилась бы на нас с тобой неделю, месяц, полгода, но забыла бы своего Семена, который принес только беды. Фельдшер она, значит, в деревне! Избаловали мы Юлю, избаловали…

      — Бабуленька, бабуленька! — снова позвала Вера. — А почему моя мама не приезжает ко мне? Я ее жду.
      — Вера, надо спать, сейчас придет дедушка и накажет тебя, — снова повторила Мария Константиновна. — Не пойдешь завтра гулять.
      «Надо же, три года с лишним, а уже все понимает», — подумала женщина.
Мария Константиновна взглянула на внучку и вышла из комнаты.

               
Глава 3. Встреча

      На следующий день Мария Константиновна решила сама прогуляться с Верочкой. Доверять любимую внучку няне не хотелось, хотя иногда женщина была вынуждена это делать: плохое самочувствие временами давало о себе знать. Сегодня же, дождавшись, пока Фекла оденет девочку, Мария Константиновна пошла с внучкой в Екатерининский сквер.
      Из-за холодов прогулки с Верой были не слишком длинными: Мария Константиновна не хотела, чтобы внучка простудилась, поэтому частенько прогулки сводились к походу в какой-нибудь сквер или парк, недолгому пребыванию там, а затем возвращению домой. Однако именно сегодня все пошло не по плану. В Екатерининском сквере женщина заметила барышню со знакомыми чертами лица. Молодая женщина была одета скромно, но вполне пристойно, но больше всего глаз Марии Константиновны зацепился за то, что барышня постоянно теребила пальцем локон. Невольно на ум пришла Юля, которая частенько накручивала на палец волосы и постоянно получала за это замечания от своих родителей. Воспоминания нахлынули на женщину и она, забыв обо всем на свете, изо всех сил крикнула:
      — Жюли!
      Ответа не последовало. Сразу стушевавшись и подумав о том, что она подает дурной пример внучке, Мария Константиновна посмотрела на Веру: девочка спокойно копалась лопаткой в снегу и не обратила никакого внимания на выходку своей бабушки. Мария Константиновна снова посмотрела на барышню, которая все так же продолжала накручивать волосы на палец, подошла к ней и чуть неуверенно сказала:
      — Юля?
      Девушка вмиг перестала крутить локон, спрятала руку за спину, а потом, взяв себя в руки, ответила:
      — Отцу не говорите, что я в Петербурге, не хочу, чтобы он это знал.
      — Без тебя дочь скучает, постоянно спрашивает, когда мать из деревни вернется! — чуть ли ни крикнула Мария Константиновна. — А ты даже прийти не можешь! Рассказывай, где живешь, чем занимаешься?
      — Фельдшер в одной из больниц, — коротко ответила Юля. — К дочери ничего не чувствую, хотя, конечно, переживала, что с ней стало.
      — Подбросила, будто котенка, хорошо, что в ведре не утопила! — продолжала возмущаться Мария Константиновна. — Адрес, надеюсь, еще не забыла? Приходи сама, объявись, найди в себе на это силы.
      — На скандал напрашиваться? — изумилась Юля. — Как звать младшую Оржевскую, Вера Романовна? Дворянского сословия, младшая дочь Романа Сергеевича?
      — Совершенно верно, — ответила Мария Константиновна.
      — Тогда нет нужды Веру Романовну лишать покоя, ведь у нее есть и мать, и отец, — сказала Юля. — Зачем же сказали, что у нее другая мать?
      — Не хочу обманывать даже такого маленького ребенка, — ответила Мария Константиновна. — Правда все равно выплывет наружу, ее не утаить.
      — Сама-то Вера Романовна хочет увидеть свою мать или ей это не нужно? — спросила Юля. — Может, ей что мать, что новая нянька. И что поделать, раз я ничего не чувствую к своей дочери?
      — Не надо было отрывать ее от себя в первые же недели, — ответила Мария Константиновна, — Я — человек честный, слово свое держу. Поэтому предлагаю тебе поступить так: ты в ближайшие дни приходишь к нам домой, а я ничего не скажу отцу, что тебя видела здесь. Иначе, сама понимаешь, найти тебя, фельдшера одной из больниц, и поговорить не будет чем-то слишком сложным.
      — Да пусть ищет! — бросила Юля, — Паспорт у меня есть, дочь оформлена как ваша, к документам не подкопаешься. Вот что отец мне сделает-то?
      — Хотела бы я верить, что ты чиста перед законом, да из твоего же письма не те выводы можно сделать, — вздохнула Мария Константиновна. — Вот скажи мне на милость, за что твоего мужа убили сразу же, как вы приехали в деревню? И зачем вы туда приехали? Не трудись говорить, что приехали вы лечить людей, а убили его в пьяной драке, не так все было.
      — Отец пойдет в полицию и захочет, чтобы меня привлекли за агитацию? — изумилась Юля, — Тогда, тем более, знать его не желаю. Сколько времени прошло, не доказать ничего, все следы, если они были, утеряны.
      — Нет, папа не пойдет в полицию, — не меньше изумилась словам дочери Мария Константиновна. — Но прошу тебя, как разумного человека, приди к нам, будто невзначай, навести Верочку.
      — Хорошо, — отмахнулась Юля, в душе ругая себя за неосторожность, — приду как-нибудь.
      Девушка наблюдала за тем, как мать уходит к ее дочери, а потом подумала:
      «Фельдшер одной из больниц… Твоя дочь на процесс 193-х чуть было не попала, хотя землеволкой не была, так, сочувствующая. Интересно, навестили ли вы с отцом меня на Шпалерной или посчитали излишним?»

      Юля, чуть было не попав в поле зрения полиции, в январе 1877 года уехала из деревни. Поддельный паспорт оказался не гарантией спокойствия, поэтому девушка, вернувшись в столицу, спрятала его в самый дальний угол и устроилась на работу под своим настоящим именем. Анна Викторовна Шадринская была забыта навсегда и Юля окончательно перестала откликаться на имя Анны или Нюры, как ее звали в деревне, впрочем, как уже и успела забыть то, как ее прежде звали Жюли.
      «Плюнуть на слова матери или не гневить Бога и сходить к родителям? — задумалась Юля. — Разумеется, не говорить о том месте, где я живу и где, надеюсь, буду работать на благо народа и дальше…»
      Все жаркие речи Семена, который он вещал своей любимой, когда они оставались наедине, не прошли мимо сердца Юли и девушка действительно поверила в то, что нельзя сидеть, сложа руки, нужно сделать так, чтобы все, а не только горстка людей жила хорошо. То самое случайное знакомство, когда Юля забыла на скамейке свои перчатки, а какой-то молодой человек поспешил их вернуть, переросло в большую любовь и иногда, оставшись наедине с собой, Юля с нежностью вспоминала их робкие первые поцелуи или не менее робкие первые любовные утехи, которым не придало уверенности даже венчание и которые навсегда запомнились Юле своей наивностью и простотой.
      — Эх, Семен, вот зачем ты решил агитировать и во время приветственной пьянки, не время этому тогда было… — вздохнула Юля и взяла в руки книгу.

      Шли дни, недели. Мария Константиновна все откладывала разговор с мужем, надеясь, что дочь сама решит прийти к ним. Женщина понимала, что супруг непременно захочет найти Юлю любым способом просто хотя бы для того, чтобы поговорить с ней, поэтому не хотела окончательно рушить все мосты между ней и собой. Спустя три недели, когда Мария Константиновна уже перестала надеяться на то, что дочь придет сама, в дверь постучали.
      — Василиса, доложи хозяину, что пришла Юлия Романовна Самохина, — услышала женщина и ее сердце радостно затрепетало.

               
Глава 4

      Прийти в родительский дом Юлю заставило желание увидеть свою дочь и, в некоторой степени, мысль о том, что только после этого визита мать окончательно успокоится. Девушка знала характер Марии Константиновны и понимала, что женщина вряд ли забудет эту встречу с дочерью. Возможно, сразу не доложит обо всем своему мужу, но потом, когда душевное волнение достигнет своего апогея, выложит все, как на духу. Отец же не будет тянуть и, по своим каналам, быстро найдет дочь. Конечно, жить в родительском доме не заставит, но сама встреча при подобных обстоятельствах потреплет девушке нервы знатно.
      «Это тогда папа меня искал через полицию, так как не знал, где я прячусь, а теперь легко найдет, — подумала Юля. — Известно же, что фельдшер, что работаю в больнице…»
      Юля начала раздеваться и все думала, как ей назвать отца, папа или Роман Сергеевич? После долгих раздумий, начавшихся еще вчера, девушка пришла к выводу, что она попробует вести себя, как ни в чем не бывало.
      — Добрый день, — поприветствовала Юля родителей. — Решила прийти в гости.
      — Садись, Юлия, — ответил Роман Сергеевич.
      «Юлия… — подумала девушка и села на диван. — Не самый хороший знак».
      Родители, особенно Роман Сергеевич, называли свою дочь Юлией исключительно тогда, когда не были довольны ее поведением. Иногда Роман Сергеевич уходил в гимназию, прощался с Жюли, а потом, спустя час-другой, Жюли резко превращалась в Юлию. Замечания по поведению из гимназии тоже приносила исключительно Юлия.
      — По дочери соскучилась? — прервал размышления девушки отец.
      — Нет, просто решила вас навестить, — ответила Юля.
      Слова девушки были чистейшей правдой, ведь к маленькой Вере Юля относилась исключительно, как к сестре. Да, после разговора с матерью и первой встречи с дочерью после долгой разлуки, Юля немного скучала по Вере, но все равно воспринимала ее не иначе, как сестру.
      — Ну давай, рассказывай, что ли, как докатилась до такой жизни, — сказал Роман Сергеевич.
      — До какой такой жизни? — удивилась девушка.
      — Да хотя бы до такой, в которой ты своего ребенка под двери родительского дома подкидываешь, — ответил отец. — До такой, в которой ты намеренно губишь будущее своих детей. Кем была бы Верочка, если бы все сложилось чуть иначе, мещанкой?
      Роман Сергеевич, равно как и его супруга, любил Веру как дочь, не считая ее своей внучкой. Пожилая пара все больше и больше привязывалась к ребенку, поэтому мысль о том, что Юля может захотеть забрать дочь, даже не рассматривалась. И именно поэтому каждый раз, когда мужчина думал о том, что Верочка могла бы иметь другое сословие, он злился на дочь.
      — Мещанкой, — коротко ответила Юля.
      — Теперь рассказывай, как жила и чем занималась все это время, — сказал мужчина.
      — А что здесь рассказывать, все и так понятно, — отмахнулась Юля. — Обвенчалась, окончила курсы, уехала работать в деревню, мужа убили, родила в другой деревне, дочь в одиночку я бы не воспитала. Вернулась в третью деревню, поработала там фельдшером, потом решила вернуться в столицу.
      — И почему же ты вернулась? — полюбопытствовал Роман Сергеевич. — И почему же сразу не захотела объявиться?
      — Вернулась потому, что устала от беспросветной нищеты вокруг, — немного соврала Юля, впрочем, ее слова были довольно правдивы — в своих мечтах об агитации девушка даже не догадывалась, что ей может прийтись так тяжело во время самостоятельной жизни. — А вас решила навестить почти сразу, как вернулась в город.
      — И какие у тебя планы на будущее? — спросил наиболее волнующий его вопрос Роман Сергеевич.
      Мужчина в глубине души боялся, что Юля пришла домой потому, что не может справиться с какой-либо своей проблемой, еще серьезнее, нежели рождение дочери.
      — Не знаю, — честно ответила Юля.

      Работа фельдшером оказалась далеко не такой радужной, как представляла девушка. Совершенно неожиданно оказалось, что к фельдшеру обращаются не с жаром или простудой, а в тех случаях, когда нужно было бежать, сломя голову, еще пару месяцев назад. Запущенные болезни, гноящиеся язвы, начинающаяся или уже прогрессирующая гангрена были постоянными спутниками Юли.
      — Доченька, у меня намедни палец отвалился, все бы ничего, да грабли держать неудобно, — в первый же месяц услышала Юля жалобу одной из крестьянок.
      С первого же взгляда девушка увидела последствия гангрены и поняла, что женщине осталось не так уж и много, но она об этом даже не догадывается. Последствий тяжелых родов было не пересчитать, обычные роды, когда женщина приходила сама или ее привозили на лошади, можно было пересчитать по пальцам одной руки. В столичной больнице было немного легче, но все равно сложностей хватало. На смену крестьянам, которые попали в мялку, а потом неделю думали, стоит ли обращаться за медицинской помощью или все само пройдет, пришли рабочие, получившие травмы на фабрике. Конечно, Юлю грела мысль о том, что она делает нужное дело, но после такой выматывающей работы сил и желания агитировать, зачастую, не было.

      — У одного человека было два сына; однажды сказал младший из них отцу:
«Отче! дай мне следующую мне часть имения». И отец разделил им имение, — неожиданно решила процитировать притчу Юля. — А я, в отличие от него, свою часть имения с блудницами не прогуляла.
      — У меня вакантных мест для прислуги нет, все люди набраны, — ответил Роман Сергеевич.
      — У меня есть работа, благодарю, — коротко ответила Юля.
      — Тогда к чему твоя фраза? — спросил Роман Сергеевич. — Что хотела?
      — Жить вместе со своей сестрой, Верой Романовной, — ответила Юля.
      — Тебе был выдан паспорт, который ты так хотела, так живи свободно, не этого ли ты добивалась? — спросил Роман Сергеевич.
      От досады Юля заплакала и, неожиданно для себя, поняла, что это был всего лишь сон и она, от усталости после ночной смены, просто задремала на диване.

      Девушка огляделась по сторонам. Рядом, как и прежде, сидели мать с отцом.
      — Ты заснула прямо посередине нашего разговора, стоило мне задержаться с ответом, — сказал Роман Сергеевич. — Я снова тебя спрашиваю, какие планы на будущее, чего хочешь? Не может быть, чтобы ты ничего не знала.
      — У одного человека было два сына; однажды сказал младший из них отцу:
«Отче! дай мне следующую мне часть имения». И отец разделил им имение, — Юля решила поступить так же, как и в своем сне. — А я, в отличие от него, свою часть имения с блудницами не прогуляла.
      «Вернуться домой и отдохнуть было бы неплохо, — подумала девушка. — А поступит папа так же, как и во сне — на его совести останется».
      — Домой захотелось, наконец-то, — сказал отец. — Только поздновато что-то: дочь твоя — усыновленный подкидыш, Вера Романовна, дворянка. Узнать бы еще, не свалилось ли на твою голову что-нибудь похуже и ты решила надеяться на нашу с матерью помощь?
      — Не свалилось, — ответила девушка, скромно умолчав о том, что Юлия Романовна Самохина уже успела засветиться в поле зрения столичной полиции, но на нее не было никаких доказательств.
      «Не могу, надоела уже эта работа, мне нужен отдых, замужество, в конце концов. Пусть даже не по любви, а по неплохому расчету», — подумала девушка.
      — Пошли, — сказал Роман Сергеевич. Не увидев реакции со стороны дочери, мужчина добавил. — Пошли, чего сидишь?
      В полном недоумении Юля пошла за отцом.
      — Агафон, — сказал мужчина. — Вот эту барышню нужно выпороть, причем посильнее, нежели тогда.
      Юлия посмотрела на изумленного дворника и была не в силах противиться воле отца. Разумеется, можно было прямо сейчас взять, развернуться, уйти навсегда, при большом желании договориться с матерью и иногда видеться с дочерью на стороне, но возвращаться обратно Юле не хотелось. Наконец-то придя домой, девушка вдруг осознала ценность того, от чего сама же отказалась. Впрочем, отказывалась от всего Юля и ради любви, которая вскоре погибла вместе со смертью ее мужа, и ради идеи, которая при ближайшем рассмотрении оказалась не такой романтичной, какой казалась раньше.
      — Агафон, мне до того все равно, что я даже ничего говорить не буду, — бросила Юля. — Выполняй. Тебе же жалование платят…

      Однако с первыми же ударами проснулась и гордость. Юля снова вспомнила события пятилетней давности, то, как она хотела пойти и утопиться, в памяти ярко всплыло все то, от чего девушка бежала в свое время.
      «Это наказание от судьбы за то, что я чуть было не предала свои взгляды», — подумала Юля.
      — Пойдем, — сказал отец. — Будем считать, что я тебя простил.
      — Не по-христиански вышло, на стол накрывать надо было приказывать, а не вот так… — сам себе прошептал сзади Агафон.
      — Нет, Роман Сергеевич, будем считать, что я сполна получила от судьбы за то, что чуть было не предала свои взгляды, но вовремя опомнилась, — ответила Юля. — Всего хорошего, надеюсь, мы с вами больше не увидимся.
      Девушка резко развернулась и вышла за ворота. Юля отошла несколько кварталов от родительского дома и расплакалась.
      «Идиотка, память на что тебе дана? — подумала девушка, вытирая слезы. — Ну так благодари теперь отца за то, что память тебе хорошо поправил. Да лучше бы отец из дома меня выгнал, как в том сне, нежели так поступил. Впрочем, сама во всем виновата, нельзя так слепо доверять людям. Не так давно из-за того, что доверилась не тем людям, чуть было под арест не попала, листовки разнося».
      Быстрым шагом Юля пошла домой.

      — Роман Сергеевич, я вам это вряд ли когда-нибудь прощу! — возмущалась Мария Константиновна, узнав обо всем произошедшем — когда женщина была возмущена, то нередко называла своего супруга по имени и отчеству. — Это еще хуже, нежели бы вы просто выгнали свою дочь из дома. Не представляю, как вы будете исправлять ситуацию, но это не мое дело. Идите, разыскивайте Юлю, извиняйтесь, убеждайте вернуться домой… Можете сказать, что я вас отправила, но дочь должна вернуться, тем более, что сама этого хотела. Знаете, я вас всегда поддерживала, но сейчас не смогу это сделать при всем желании! Заблудшая душа нашла в себе силы вернуться, а вы ее взяли и выгнали, вернее, вынудили уйти!
      — Мария Константиновна, вы Верочку напугаете, девочка подумает, что в дом проникли разбойники и на вас напали, иначе почему вы так кричите? — подчеркнуто тихо ответил Роман Сергеевич. — Вам не жаль малютку? Потом придется к бабке вести, испуг воском выливать.
      — Юля должна жить там, где захотела, — уже тише, но не менее возмущенно ответила Мария Константиновна. — Никто не вправе выставлять ребенка из родительского дома, сколько бы ему лет ни было!
      Краем глаза женщина заметила внучку, которая перестала скучать в соседней комнате и с любопытством наблюдала за бабушкой с дедушкой. Мария Константиновна полностью переключила свое внимание на Веру и подошла к девочке.
      — Пойдем, радость моя, я тебе почитаю, — сказала Мария Константиновна.

               
Глава 5. Новая попытка

      Мария Константиновна играла с внучкой в школу. Иначе говоря, Верочка читала вслух книжку, а женщина была учительницей и делала вид, что внимательно слушает внучку. Но, на самом деле, мысли Марии Константиновны были где-то далеко.
      Женщина слушала Веру, изредка поправляла ее небольшие ошибки и думала о Юле. Невольно на ум пришли воспоминания о том, как каких-то семнадцать-восемнадцать лет назад и они с Юлей так же играли в школу. Потом так же, полуиграя, прошли курс прогимназии. Нанимать гувернантку Мария Константиновна не хотела, так как считала, что она гораздо лучше научит свою дочь всему, что нужно, нежели какая-то приглашенная молоденькая девочка. Или женщина, не столь важно. Дальше, после многих лет игры в школу, предполагалось обучение в гимназии, ведь, как считали супруги, в гимназиях уж точно не допустят всякого вольнодумства, которое может позволить себе гувернантка. Под вольнодумством Мария Константиновна понимала именно погрешности в поведении и воспитании, а никак не предреволюционные идеи.
      — Молодец, Верочка, а сейчас мы с тобой будем учить стихотворение, — сказала Мария Константиновна.
      На какое-то время женщина отвлеклась от мыслей о Юле, однако, чуть позже они вернулись снова. Прошло уже больше недели, но за это время местонахождение Юли до сих пор не было установлено. Впрочем, иногда Мария Константиновна думала о том, что ее супруг просто не считает нужным искать свою дочь, поэтому дело и не движется с места.
      Пришло время дневного сна внучки и Мария Константиновна, поцеловав ее, дала указание прислуге уложить Веру спать.
      Женщина села возле окна и никак не могла избавиться от мучительных мыслей: как помочь Юле и насколько она виновата в том, что дома дочь ждал далеко не тот прием, который она считала правильным. В мыслях женщины Юле стоило указать на ошибки и принять дочь обратно в семью, однако, в реальности все вышло совершенно не так. В очередной раз сказав себе, что все лежит на совести ее супруга, Мария Константиновна снова задумалась о том, как искать Юлю, но не придумала ничего, кроме того, как обратиться в полицию. Этот вариант женщина отмела, как неправильный.
      «Впрочем, можно обойти все больницы, может, кто-то что-то знает и скажет мне», — подумала женщина, хотя и прекрасно понимала, что такой поступок будет странным и, что самое главное, малорезультативным.
      Несколькими часами позже домой пришел Роман Сергеевич. Практически с порога мужчина сунул своей супруге в руку какую-то бумагу.
      — Юлия работает вот здесь, — сказал он. — Домашний адрес узнать куда сложнее, но я думаю, что это нам и не нужно. Хочешь — иди, разговаривай с дочерью.
      — Не я поступила неправильно, поэтому не мне и идти, — ответила Мария Константиновна. — Первый шаг должен сделать ты.
      — Я уже был там, как ты этого и хотела, — сказал мужчина. — Получил свою порцию оскорблений и ушел. Стоило ли приходить?
      «Теперь надо мне идти, — подумала Мария Константиновна. — Нашла коса на камень…»

      Смена Юли подходила к концу. Девушка проводила взглядом очередного пациента, в душе понадеялась на то, что он будет на сегодня последним, с опаской взглянула на дверь и увидела, что никто не порывается войти.
      — Наверное, больше сегодня никого не будет, — сказала Юля напарнице. — Остальные попадут уже не в нашу смену.
      — Хочу на это надеяться, — ответила Фаина. — Сегодня было слишком много народу. Кстати, Юль, зачем ты так грубо отправила восвояси того мужичка? Он пойдет и нажалуется на тебя, заведующий потом к себе вызовет и отругает. Он баб-фельдшеров не любит, поэтому ему только дай повод — сразу начнет свои крики.
      — Это не больной был, а отец мой приходил, — нехотя сказала Юля. — Поэтому жаловаться он не пойдет.
      — С отцом и повежливее могла себя вести, как-никак, свои люди, — удивилась Фаина.
      Девушка была в курсе непростых отношений напарницы с родителями, но не вникала в тонкости, считая это обычной проблемой отцов и детей.
      — Он меня ни за что отхлестал с неделю назад, не хочу его видеть, — бросила Юля. — Помнишь, стоя работала?
      — Помню, разве ж забудешь такое, — ответила Фаина. — А зачем тогда ты все только усугубляешь?
      — Не хочу его больше видеть, — сказала Юля. — Никогда!
      Девушка встала из-за стола и взглянула на часы. До конца смены оставалось три минуты, поэтому Юля начала снимать халат.
      — Если что — подождут полчаса следующую смену, — сама себе сказала девушка. — А если что-то неотложное — в соседний кабинет зайдут.
      На душе у Юли до сих пор было тоскливо: вспомнилась встреча с отцом, пришло осознание того, что робкие попытки вернуть все назад оказались пустыми и что этого не нужно было делать.
      «Сразу бы послала его, а не сейчас», — подумала Юля, немного злясь на себя и свою недогадливость.

      Девушка вспомнила события буквально двухчасовой давности, когда в кабинет вошел отец и коротко сказал своей дочери:
      — Юлия, прости меня, я был неправ.
      — Я приму это к сведению, — так же коротко ответила девушка.
      — Мама просила передать, чтобы ты возвращалась домой, — сказал Роман Сергеевич.
      — В семью тирана — никогда, — ответила Юля. — Идите уже домой, не тратьте свое время понапрасну.
      — Ты как была упрямой, так ей и остаешься, — сказал мужчина. — Не дури, возвращайся, раз сама этого хотела.
      — Благодаря вам я осознала, что мне это не надо и что нельзя приходить куда-то после ночной смены, — ответила Юля. — А благодаря вашему приказанию я вспомнила, от чего ушла и ради чего. Идите уже домой, не унижайтесь зазря.

      — Все, Юлька, никто не пришел, пора домой идти, — сказала напарнице уже переодевшаяся Фаина. — Закроешь кабинет? Что-то ты долго собираешься!
      — Закрою, — ответила Юля и тоже пошла на выход.
      Неподалеку от кабинета девушка встретила свою мать.
      — Юлечка, прошу тебя, давай поговорим где-нибудь, — сказала Мария Константиновна. — Спокойно, без нервотрепки.
      — Не о чем, — ответила девушка.
      — Не горячись, давай побеседуем, — настаивала Мария Константиновна. — Пойдем домой, посидим там. Или в кофейню.
      — Пойдемте в коридор, там побеседуем, — предложила Юля. Пройдя совсем немного и сев на стул, девушка сказала. — И о чем же вы поговорить хотели?
      — Юлечка, родная моя, прости своего отца, — начала Мария Константиновна. — Он неправ, а ты будь мудрее, прости его.
      — Предположим, я его простила, — ответила девушка. — Что дальше?
      — Неужели ты не хотела бы вернуться домой? — продолжала настаивать мать. — Ты же зачем-то сказала тогда, что хочешь вернуться?
      — Последнее хрупкое доверие было разрушено, — ответила Юля. — Я осознала, что мне это не нужно.
      — Юлечка, может быть, ты захочешь просто прийти, попить чаю, поиграть с Верой? — спросила Мария Константиновна. — Ты же, наверное, скучаешь по доченьке.
      — По сестренке, — уточнила Юля. — По младшей сестренке Вере Романовне.
      — Значит, приходи к нам в гости, посидим, поговорим, — продолжала настаивать женщина. — Тебе же хочется.
      — Хочется, — искренне ответила Юля. — Я подумаю над этим предложением.
      — Не тяни, — напоследок сказала дочери Мария Константиновна. — Это ни к чему.

      После разговора с матерью Юля осталась в недоумении. Да, снова захотелось домой, но возвращаться под отцовскую крышу не было желания. Промучившись с выбором пару дней, девушка приняла решение просто сходить в гости. В свой выходной, чтобы быть не уставшей и не совершить глупостей, как в прошлый раз, девушка пришла в родительский дом.
      — Василиса, доложи хозяйке, что к ней пришла Юлия Романовна Самохина, — сказала девушка.

               
Глава 6

      Мария Константиновна была безмерно счастлива, узнав, что Юля все-таки нашла в себе силы и желание прийти домой.
      — Добрый день, — максимально отрешенно поприветствовала Юля мать. — Как вам и хотелось, я пришла. Примите меня одна, без хозяина.
      — Юленька, как я рада тебя видеть! — обрадовалась Мария Константиновна. — Зачем же ты только о своем родном отце так говоришь?
      — Он отец Вере Романовне, а не мне, — ответила Юля. — Примите меня одна.
      — Приму, Юленька, приму, — сказала Мария Константиновна. — Только прошу тебя, не надо так официально меня называть, не надо, Юленька…
      Женщина спешно дала указание Василисе накрыть на стол, после чего сказала дочери:
      — К Верочке пойдешь? Она же дочь тебе, как-никак.
      — Сестра, — уточнила Юля. — Пойду к сестренке. Кстати, не боитесь, что она в гимназии будет вас с Романом Сергеевичем не родителями называть, а бабушкой с дедушкой? Не сохранит тайну.
      — Видно будет, — отрешенно отмахнулась Мария Константиновна. — Юленька, родная, пойдем чай пить.
      — Роман Сергеевич дома? — решила уточнить девушка.
      — Папа дома, но он сейчас занят, работает, — ответила Мария Константиновна.
      — Иначе и его бы позвали, — сказала Юля.
      Мария Константиновна предпочла ничего не отвечать на эту реплику, сделав вид, что не услышала ее.
      — Как ты живешь, Юленька? — спросила женщина. — Скажи мне, как есть.
      От этого вопроса Юле захотелось плакать. Девушка сначала просто сидела молча, не говоря ничего, а потом начала вытирать слезы, побежавшие по лицу. Юля сидела, сначала просто беззвучно плача, потом начала всхлипывать, вдруг разревелась в голос, а потом успокоилась.
      — Плохо, мама, — честно сказала девушка. — Было бы хорошо, не ляпнула бы в прошлый раз отцу, что хочу вернуться домой. Но… Мама, жить с отцом и жить одной одинаково плохо. Поэтому я лучше буду жить плохо одна и надеяться, что все будет хорошо, нежели жить здесь и понимать, что ничего не изменится.
      — Жюли, родная моя, что именно плохо? — спросила Мария Константиновна. — Может, это можно изменить.
      — Квартира плохая, народ в соседних комнатах живет слишком шумный, — начала перечислять девушка. — Хозяйка обмануть пытается, под роспись деньги ей отдаю. В больнице сплошной поток проблем, приходят тогда, когда уже на кладбище ползти пора… И, что самое главное, ради чего я все это затеяла? Ради того, чтобы я работала от зари до зари, половину денег спускала на агитацию, а, в благодарность за это, я бы находилась под пристальным вниманием полиции?!
      Юля сказала все то, что ее волновало столько времени и девушке, казалось, стало легче. Однако практически сразу Юля поняла, что она сделала ошибку, сказав лишнее, и теперь она стала сама себе злейшим врагом.
      «Дура доверчивая», — подумала девушка и ничего не сказала.
      — Юленька… — в состоянии полного шока начала Мария Константиновна. — А если папе рассказать обо всем? Пусть он твои проблемы решит?
      — Хочешь, чтобы меня еще раз Агафон по чьему-то указанию отхлестал? — спросила Юля. — Я не хочу. И не желаю, чтобы Роман Сергеевич вникал во все это. С хозяйкой разберусь, с соседями еще раз поругаюсь, агитацию временно приостановлю, а полиция пока что не увидит относительно меня ничего лишнего.
      Неожиданно для себя Юля поняла, что она снова проговорилась. Девушка спешно замолчала и вопросительно посмотрела на мать.
      — Не выдам, — сказала женщина, понимая немой вопрос Юли. — Но, может, скажешь сама обо всем отцу?
      — Чтобы дней пять потом стоя работать? — еще раз спросила Юля. — Не желаю.
      Мария Константиновна ничего не ответила. Еще долго мать с дочерью молча пили чай, после чего женщина сказала:
      — Пошли к Верочке.

      Юле, безусловно, было очень интересно посмотреть на свою дочь. В годы учебы в гимназии девушке очень хотелось, чтобы у нее родилась младшая сестра, с которой можно было бы играть, как с куколкой, сваливать изредка невыученные уроки на бессонные ночи, вызванные плачем сестренки, и поэтому забытый учебный материал, да и просто, иметь маленького живого человечка, которому можно было бы все рассказать, но который бы ничего не понял и не выдал бы какие-то пустяковые или не очень тайны никому. Сейчас же, родив дочь и не видя ее столько времени, Юля до сих пор ничего не чувствовала к девочке, кроме обычного любопытства.
      — Вера, а вот и мама пришла, — сказала Мария Константиновна внучке, которая строила домик из кубиков.
      Девочка, поглощенная игрой, не сразу откликнулась на эту фразу, но потом, услышав слово «мама», резко обернулась.
      — Мама пришла! — обрадованно воскликнула девочка.
      Мама была для Веры каким-то абстрактным, неведомым понятием. Девочка знала, что у нее есть мама, но не видела ее никогда и, поэтому, хотела ее повстречать.
      Первые пятнадцать минут Вера провела рядом с Юлей, не отходя от нее ни на шаг, а потом, когда интерес поугас, снова вернулась к своим игрушкам.
      — Мама, приходи еще, — напоследок сказала дочь Юле.
      — Приду, Верочка, — ответила Юля и вышла из комнаты дочери.

      В коридоре девушка сказала Марии Константиновне:
      — Как я и говорила: что мать, что новая нянька, что интересная игрушка. Мы с Верой Романовной относимся друг к другу одинаково прохладно и не нужно рушить эту связь. Повидались, может быть, еще пару раз увидимся, и достаточно.
      — Юленька… — растерялась Мария Константиновна. — Нехорошо так о дочери говорить…
      Безусловно, женщине было отрадно знать то, что никто не будет отрывать от них с супругом любимую внучку, но какая-то растерянность не проходила.
      — Дедушка, дедушка, а ко мне мама приходила, — услышала вдалеке голос дочери Юля.
      — Мама? — удивился Роман Сергеевич. — Хорошо, Верочка, иди к себе, поиграй.
      «Сейчас к нам придет», — подумала Юля и не ошиблась: к ним с Марией Константиновной шел ее отец.
      Видеть отца не хотелось совершенно, но, понимая, что этой встречи не избежать, Юля ничего не сказала.
      — А хотя бы ради приличия поздороваться с отцом? — спросил мужчина дочь. — Или так и будешь молчать?
      — Добрый день, — ответила Юля. Вдруг неожиданно сильная злость обуяла девушку и он сказала. — И почему же вы Агафона не зовете? Почему выпороть меня не велите? Вернулся блудный сын, но тельцов мы резать не будем, мы скажем дворнику, что вот эту барышню нужно выпороть, причем посильнее, нежели тогда.
      — Если ты пришла только ради того, чтобы оскорбить меня, могла не тратить свое время на дорогу, — сказал Роман Сергеевич. — Мне твои слова неинтересны.
      — Нет, я приходила в гости к хозяйке, — ответила Юля. — Не более того.

      — Обычно сначала дерзят, а потом трепку получают, а здесь наоборот вышло, — сказала Василиса Агафье — на кухне было хорошо слышно разговор, происходящий в комнате. — Обидки вспомнились за незаслуженные побои. Как думаешь, хозяин выгонит Самохину или они помирятся?
      — Если хозяйка не вступится, может и выгнать, — ответила Агафья. — На мой характер, я бы такие оскорбления терпеть не стала.
      — Не забывай, он ее отодрал ни за что, — сказала Василиса.
      — Розгу жалеть — характер портить, — ответила Агафья. — А хозяин, видать, ее уже давным-давно пожалел.
      — Тем более, взрослого человека не переделать, — сказала Василиса.
      — Слушай, еще нам не хватало поссориться из-за них, — отмахнулась Агафья. — Тебе не все ли равно, чем дело кончится?
      — Не все равно, — ответила Василиса. — Скучно просто так сидеть, надо языком потрепать.

      — Помнится, в прошлую нашу встречу в этом доме, вы сказали, что простили меня, — сказала Юля. — Было бы за что прощать. Так зачем же начинать новый виток?
      — Ты сама его начинаешь, — ответил отец. — Зачем войну объявляешь?
      — Я пришла с миром и хочу его сохранить, — сказала Юля.
      — Вот и славно, — вмешалась в разговор Мария Константиновна. — Василиса, накрой снова стол, будем пить чай.
      На этот раз разговоров за чаем практически не было. Роман Сергеевич попытался начать монолог о том, что дочери военного не пристало сбегать из дома, работать в больнице, вести себя подобным образом, но, не найдя поддержки в лице супруги и даже ответных реплик Юли, замолчал.
      — Наверное, мне пора, — наконец, сказала Юля. — До свидания.
      Девушка молча встала из-за стола, молча оделась и, мало обращая внимания на слова прощания, вышла из дома.
      «Сема, ты всегда считал, что я недостаточно сдержанная для дела, что мне нужно совершенствоваться, так оно и вышло», — подумала Юля и, от воспоминаний о своем погибшем мужем, девушке стало совсем тяжело на душе.
      «Лишь бы мама не выдала меня отцу, — пронеслось в голове Юли. — Иначе будет еще один скандал…»

               
Глава 7. Арест

      По дороге домой Юля была задумчивей обычного. Девушка шла и единственной мыслью, которая ее занимала, было то, что она проболталась матери об агитации и как долго Мария Константиновна будет скрывать это от мужа.
      — Смотри, куда прешь! — раздался недовольный возглас кучера.
      Это вывело Юлю из задумчивости и девушка осознала, что вот так, думая только о своем, переходить дорогу нельзя.
      Юля обернулась и посмотрела вдаль, наблюдая за удаляющимся экипажем. Невольно в голове девушки пронеслись воспоминания: они с Семеном мечтают о будущем венчании, наслаждаются каждой секундой, проведенной вместе, радуются, что удалось встретиться, думают, как обойти недовольство родителей, которые когда-нибудь точно обо всем узнают и не станут молчать.

      — Семушка, мама с папой будут недовольны, если их внуки будут мещанами, — сказала Юля, гладя своего любимого по голове. — Я не знаю, как их убедить в том, что вскоре это будет неважно, ведь мы не сидим, сложа руки, и наши усилия обязательно достигнут цели.
      — Сказать по правде, меня этот вопрос тоже немного пугает, — ответил Семен. — Как бы это ни было печально, но сейчас у тебя возможностей больше и лишать своих детей этого страшно.
      — Ты тоже за сословные предрассудки, — вздохнула Юля. — Но ведь любовь превыше всего!
      — Я не за сословные предрассудки, — ответил Семен.
      Не найдя, что сказать еще, молодой человек скромно поцеловал свою любимую в щечку.

      Юля начала вспоминать все свои встречи с Семеном, как она тайком бегала к своему любимому, и это то делало девушку на какое-то мгновение счастливой, то заставляло расстраиваться. Картинки сменяли друг друга и никак не останавливались. Воспоминания сменялись размышлениями и если раньше Юля думала, что нет ничего страшного в том, что Вера Семеновна будет мещанкой, то сейчас мысли о том, что ее дочь могла бы потерять материнское сословие, начали пугать.
      «Даже если не мне ее воспитывать, то не нужно девочке жизнь портить, — подумала Юля. — А так пусть моя сестренка тоже вырастет в хороших условиях».
      — Ты куда встала посреди дороги? — раздался возмущенный голос кучера еще одного экипажа и Юля, вернувшись к реальности, осознала, что она так и стоит посреди дороги.
      «Вот дура, — подумала девушка. — Так и под лошадь попасть недолго».
Юля скорее вернулась на тротуар и снова задумалась:
      «Это же не день свадьбы, это тогда моя душа настолько ликовала, что если бы по какой-то нелепой случайности я попала под лошадь и преставилась, то и умерла бы счастливой, не жалея ни секунды ни о чем».
      Венчание действительно было одним из самых светлых воспоминаний в душе Юли, поэтому девушка, когда ей становилось невыносимо грустно, всегда вспоминала те мгновения, когда они с Семеном стояли в церкви, хор пел «Господи, помилуй», а она, счастливая невеста, не видела ничего вокруг. В голове девушки была только одна мысль: она стала женой Семена, а из глаз, время от времени, текли слезы счастья.
      — Семочка, родной мой, — уже с нотками грусти сказала Юля и пошла домой.

      В меблированных комнатах, куда вернулась Юля, было непривычное оживление.
      — Василия арестовали, — довольно громко, но наивно предполагая, что ее никто не слышит, шептала на ухо одна квартирантка другой. — Говорят, крамолой занимался.
      «Ни за что бы не подумала, что Васька мог тоже агитировать, — подумала Юля. — Бедный Вася, так хорошо прятался, а все равно его полиция сцапала. Будто коршун маленькую птичку, будто лиса серого зайчика. Куда уж мне, наивной барышне, до него… Только остается тоже безучастно ждать своего ареста. Эх, мама, интересно, навестишь ли ты свою дочурку на Шпалерной?»
      — Он на изготовлении пороха погорел, продавал его дальше, не пойми кому и зачем, — продолжала квартирантка. — Денег хотел заработать, теперь же в тюрьму пойдет.
      «По уголовке, — подумала Юля. — Но все равно, мне нужно быть очень осторожной, сделать перерыв…»
      В душе девушки боролись две мысли: вернуться домой, пока ее не арестовали, и быть под защитой родителей в обмен на свою свободу, либо ничего не менять, но, если что, рисковать своей свободой уже по-настоящему.
      «Против меня доказательств нет, все аресты уже прошли, а Ваську забрали совершенно по другому делу», — наконец, решила Юля и закрыла дверь своей комнаты на ключ изнутри.
      — Видела, Юлька побледнела, когда услышала о Васе, — издалека раздался голос другой квартирантки. — Она что, влюблена в него была? Так тогда надо было прибирать парня к рукам, кормить его, направлять в нужное русло, а не так безучастно наблюдать.
      «Уж лучше пусть думают, что я в Ваську влюблена была, чем знают, что я не до конца чиста перед законом», — подумала Юля и села у окна, чтобы немного почитать книгу.
      «Не нужно думать о плохом, тогда оно и не сбудется», — решила девушка и более-менее успокоилась.

      Тем временем, в доме Оржевских Мария Константиновна тоже читала книгу, правда, не себе, а вслух любимой внучке.
      — На пороге сидит его старуха, а пред нею разбитое корыто, — дочитала женщина и сказала. — А теперь, Верочка, мы пойдем ужинать.
      — Бабуленька, я еще хочу послушать сказку, — ответила Вера. — Я не пойду ужинать.
      — Пошли скорее, а то дедушка тебя без сладкого оставит, — поторопила внучку Мария Константиновна. — Уже темно читать, завтра утром продолжим.
      — Ура, мы завтра тоже будем читать! — радостно воскликнула Вера.
«Хоть про мать не вспоминает и не говорит, что хочет, чтобы мама и завтра приходила», — подумала Мария Константиновна и на душе женщины сразу стало гораздо легче — внучка любит только их с супругом.

               
Глава 8

      Жизнь маленькой Верочки была, одновременно, и однообразной, и нескучной. Изо дня в день соблюдался четкий распорядок дня, хотя Мария Константиновна всячески старалась сделать занятия с внучкой как можно более интересными. В девять утра Фекла будила девочку, вела ее умываться, кормила завтраком, после чего напоминала, что нужно не забыть подойти к бабушке и пожелать ей доброго утра. Мария Константиновна обнимала внучку, отправляла ее порисовать или поиграть во что-нибудь самостоятельно, а потом приходила в комнату Веры и они с внучкой начинали «играть в школу». После обеда Мария Константиновна или Фекла вела внучку гулять, после чего наступало время дневного сна. Вера каждый раз неохотно ложилась, желая еще немного поиграть, а потом неохотно просыпалась, так как хотела еще поспать. Перед ужином Мария Константиновна снова приходила к девочке, читала ей что-нибудь, впрочем, если у женщины в это время были срочные дела, она приходила почитать внучке перед сном. Вера одинаково любила и читать сама, и слушать, как ей читают, поэтому не предпочитала один из вариантов другому.
      В свои три с лишним года девочка успела запомнить, что кроме бабушки и дедушки в их доме появляются еще и другие люди: почти каждый день к ним приходила Фекла, которая выполняла функции няни и, иногда, какую-то мелкую работу по дому, а кухарка Агафья и помощница по хозяйству Василиса редко приходили в один и тот же день, за исключением случаев, когда затевалась подготовка к встрече гостей или планировалась генеральная уборка. Дворника Агафона девочка практически не видела, поэтому не воспринимала его, как человека из их дома. Юлю же девочка запомнила, как просто приятную гостью ее бабушки.
      Любимым занятием прислуги в свободное от работы время было обсуждение жизни хозяев. Василиса и Агафья частенько обсуждали события, происходящие в семье, и практически всегда не совпадали во взглядах. Фекла будто стеснялась сплетничать, но, разговорившись, с удовольствием высказывала свое мнение по какому-нибудь вопросу, и только Агафон не интересовался «бабскими сплетнями».
      Тем временем, Юля, разочаровавшись в агитации, посетила несколько раз организацию «Свобода или смерть», не прониклась идеей террора, поделилась своими впечатлениями с бывшей знакомой по агитации и была ею предана — не желая пойти под суд, барышня согласилась сотрудничать с полицией и начала выдавать всех, кого знала.

      Роман Сергеевич, вернувшись домой, был крайне удивлен: в коридоре грязно, ужин не готов, грязная посуда грудится на подоконнике, зато прислуга собралась на кухне и что-то активно обсуждает.
      — Я за что жалование плачу? — вполне естественно возмутился хозяин. — За сплетни? Почему в коридоре грязь, на кухне беспорядок, а ужином даже не пахнет?
      И Василиса, и Агафья знали, что в подобных случаях лучше не отвечать на вопросы, которые явно не требуют ответа, а скорее устранить замечания. Но, в этот раз, Василису что-то будто толкнуло и девушка сказала:
      — Роман Сергеевич, простите, беда у вас.
      — Что случилось? — обеспокоенно спросил мужчина. — И как это мешает вам выполнять свои обязанности?
      — Юлию Романовну арестовали, полиция приходила домой, допрашивала Марию Константиновну, нас допрашивала, не успели ужин приготовить, — ответила девушка.
      Слова Василисы не были обманом, но ужин не был готов по другой причине: слишком яркое событие в виде прихода полиции заставило прислугу забыть обо всем и начать обсуждать произошедшее.

      — Я думаю, хозяин выручит свою дочь, — предположила Василиса. — Она же ему не чужая.
      — Смотря что на нее повесили и насколько это правда, — ответила Агафья. — Но ты подумай, это такие деньги адвокату, стоит ли так раскошеливаться на непутевых?
      — Может, он свою вину чувствует за то, что выгнал дочь, когда она хотела вернуться, — предположила Василиса.
      — Никакой вины на нем нет и быть не может, он ее не выгонял, — ответила Агафья.
      Жаркие споры продолжались практически до самого прихода хозяина домой и, когда Роман Сергеевич прошел к жене, продолжились снова.

      — Маша, что произошло? — спросил мужчина плачущую супругу.
      — Юлечку арестовали, — ответила Мария Константиновна. — Юлечке каторга светит…
      — За что боролась, на то и… — начал мужчина, но, видя, что эта фраза только усиливает слезы его любимой жены, замолчал.
      — Рома, у нас же хватит денег на адвоката? — спросила Мария Константиновна. — Может, кто-нибудь ссудит денег, не будет брать большие проценты. Юлечке нужно помочь.
      — Твоя Юлечка сама захотела жить, как хочет, так пусть и живет, — ответил мужчина. — Не будем ей мешать.
      — Нельзя быть таким жестоким, ты же сам практически выгнал девочку из дома, когда она вернулась… — начала Мария Константиновна. — Неужели тебе ее не жалко?
      — Выручить, чтобы она снова продолжила то, чем занимается? — удивился мужчина. — А смысл?
      — Может быть, Юлечка захочет покончить со своим прошлым, — с надеждой сказала Мария Константиновна. — У нее же вся жизнь впереди!
      — Хватит лить слезы, иди наводить порядок среди прислуги, а я попробую помочь Юле, — ответил Роман Сергеевич и вышел из дома.

      Часы, пока Романа Сергеевича не было дома, показались женщине вечностью. Мария Константиновна не приходила к внучке, чтобы почитать ей книгу, не шла на кухню к прислуге, чтобы прекратить их сплетни, а сидела, не в состоянии что-то делать. Наконец, в комнату вошла Юля.
      — Юленька, радость моя, девочка родная, ты вернулась, — бросилась обнимать дочь Мария Константиновна. — Пошли скорее, сядем, поговорим. Я так переживала за тебя!
      — Верно, вы издеваетесь надо мной, Мария Константиновна, — ответила Юля. — Роман Сергеевич постарался над тем, чтобы я не смогла сесть еще очень долго.
      — Юлия, иди в свою комнату, следующий месяц проведешь там, — распорядился Роман Сергеевич.
      — Нет, Роман Сергеевич, я при всех готова объявить: я больше не ваша дочь, а вы мне не отец. Мы даже не однофамильцы. Если нужно, могу повторить это и при прислуге, позвав ее сюда. Единственное, чего бы мне хотелось, так это позволения видеть свою сестру, Веру Романовну, время от времени, — ответила Юля.
      — Юлечка, не горячись, папа вполне справедливо поступает, — изумленно сказала Мария Константиновна.
      — Повторяю еще раз: Роман Сергеевич мне не отец, а я не его дочь, поэтому между нами ничего родственного быть не может, — ответила Юля и вышла из дома.

      После ухода дочери из дома Мария Константиновна испытала двойственные чувства: с одной стороны, женщине было жаль дочь, которой явно жестоко досталось за свое попадание в полицию, с другой стороны, оправдать слова об отречении от семьи Мария Константиновна не могла.
      Прислуга, вполне ожидаемо, не день и не два обсуждала этот инцидент, который все равно дошел до их ушей, и снова разделилась на два лагеря: Агафья доказывала, что Роман Сергеевич все сделал правильно, а Василиса жалела Юлю.
      — Надо было начинать драть с малолетства, а хозяин только в последние годы додумался до этого, — сказала Агафья. — Вот она и возомнила о себе не пойми что.
      — Зря хозяин в последние годы начал руки распускать, вот и потерял дочь, — ответила Василиса. — Нельзя так с людьми поступать. Слышала же, как Самохина вчера кричала, видать, крепко ей досталось.
      — Сама виновата, по заслугам и награда, — сказала Агафья. — Впрочем, хватит лясы точить, надо работать, а то хозяин решит и среди прислуги навести порядок и поувольняет нас.

      Тем временем, покинув родительский дом уже совершенно точно навсегда, Юля пришла в больницу.
      — Лариса, прошу, оформи меня, — сказала девушка. — Ты моего отца как-то защищала, интересно, будешь ли защищать сейчас.
      — Что случилось? — обеспокоенно ответила Лариса.
      — Избил, сильно избил, — сказала Юля, поднимая подол платья. — Смотри.
      — Не может быть… — удивленно ответила Лариса. — Юлечка, но ты же сама знаешь, с таким в больницу не кладут. Иди к заведующему, проси у него несколько дней, чтобы дома отлежаться.
      — Да, пойду, другого мне не остается, — сказала Юля. — Если вдруг сюда придет мать и будет меня спрашивать, говори как есть. Что я отлеживаюсь дома.
      — Хорошо, — согласилась Лариса.

      Однако в ближайшие дни никто не приходил в больницу и не спрашивал Юлю. И только через неделю, в самом конце смены, к девушке пришла Мария Константиновна.
      — Юля, пожалуйста, давай поговорим, — сказала женщина. — Не здесь, а в более спокойном месте.
      — Можем домой пойти, — ответила Юля и сразу же уточнила. — Ко мне домой.
      — Хорошо, — согласилась Мария Константиновна.
      По дороге домой к дочери женщина молчала. Обстановка меблированных комнат не удивила Марию Константиновну, которая в глубине души боялась, что ее дочь живет в клоповнике, и даже обрадовала своей чистотой и порядком.
      — По какому вопросу, мама? — спросила Юля, уже по привычке облокотившись спиной о стену — девушка до сих пор предпочитала не садиться.
      — Юлечка, надо с папой примириться, — ответила Мария Константиновна. — Вы же с ним не чужие люди.
      — Были, — коротко сказала Юля. — Были таковыми. А потом, когда я ушла к Семену и поняла, что если он меня не примет, я скорее утоплюсь в Неве, нежели вернулась домой, поняла, что мы с ним уже не родня. Неделей ранее я просто озвучила вслух то, о чем думала уже давным-давно, но просто не решалась сказать это вслух.
      — Грешно такое говорить, Юленька, — вздохнула Мария Константиновна. — Что же такое произошло тогда, в тот день?
      — Одна барышня, которая тоже занималась агитацией, решила начать сдавать всех полиции. Побоялась под суд пойти, но, надеюсь, она суда не избежит — слишком много против нее доказательств. А я за пару дней перед этим в одно крамольное место сходила, которое мне не понравилось, и рассказала об этом сей барышне. Она меня полиции и выдала. Был обыск, у меня в комнате не нашли ничего крамольного. Барышню, как я позже узнала, за это по головке не погладили: сплетни — не аргумент для ареста. Меня бы, наверное, и так через неделю-две выпустили, папа просто ускорил этот процесс. Ну не было против меня никаких доказательств, одни подозрения. Отец же сразу повел меня домой, не спросив, желаю я того или нет, повел в сарай и собственноручно так отхлестал, что мои крики, наверное, за версту были слышны. Я не желаю с этим человеком больше иметь ничего общего.
      — Папа хочет как лучше, — попыталась защитить супруга Мария Константиновна. — Ты тоже была неправа.
      Женщина не до конца одобряла решение мужа, считая его излишне жестким, но была уверена в том, что оставлять безнаказанным поступок дочери нельзя.
      — Единственное, чего я хочу, так это изредка видеться с Верой Романовной, моей сестрой, — сказала Юля. — Раз в месяц, чаще не надо.
      — Мы обязательно что-нибудь придумаем, Юлечка, — ответила Мария Константиновна.
      После ухода матери девушка задумалась о событиях недельной давности. Даже сейчас, пытаясь оправдать отца, Юля не могла это сделать. Окончательно придя к выводу, что ее решение было единственно верным, девушка подумала:
      «Не надо было вообще в ту семью приходить, ушла и ушла, назад дороги нет».

               
Глава 9. Домой

      Шло время. С каждым днем Юля все меньше и меньше думала о той ситуации, которая произошла совсем недавно, и если в первую неделю девушка постоянно прокручивала у себя в голове и арест, и возвращение ее отцом домой, и окончательный разрыв с семьей, то к началу второй недели Юля вспоминала те самые события больше мимоходом, а к концу второй недели практически забыла обо всем.
      Жизнь фельдшера все так же казалась не тем, что ей предназначено судьбой, какой-то неправильной, однако, другого выхода для себя Юля не видела и продолжала работать на прежнем месте.
      Первые дни марта были и морозными, и солнечными одновременно. Глядя на то, как закрывается дверь за одним из пациентов, но никто другой не заходит, Юля сказала Фаине:
      — Что-то больше никто к нам не приходит. Закончились больные, что ли? Я думала, с переломами больше людей будет: солнце греет, а мороз подмораживает. Скользота на улице страшная!
      — Небось по домам отсиживаются, не приходят сюда, — ответила Фаина. — Да ты же сама, помнишь, дня два дома отлежалась, когда все произошло…
      Девушка замялась, не желая поднимать болезненную для напарницы тему разрыва с родительской семьей, после чего продолжила фразу:
      — А потом на работу поползла. Я же видела, как тебе было плохо.
      — Если видела, то почему ничего не говорила? — беззлобно упрекнула Фаину Юля. — Вот так и бывает: сами ведем себя, как не пойми кто, а других осуждаем: не идут к врачу вовремя, ждут, пока пальцы от гангрены поотваливаются.
      — Потому что ты сама в первый же день сказала, что еще одно слово в защиту твоего отца — и мне придется лечить сотрясение мозга, — ответила Фаина. — Я решила, что тебе вообще слышать о нем не захочется, в каком бы то ни было ключе.
      — Много чести — этого человека обсуждать, — сказала Юля. — Давай лучше поговорим о погоде. Как думаешь, когда снег растает?
      — Не знаю, посмотрим, — неохотно ответила Фаина. — Не люблю загадывать на будущее, еще ни разу мои слова не сбывались. Хоть говори о том, что в этом году будет потом и нас всех затопит. Хотя, боюсь, тогда действительно будет потом от таящего снега и мои слова впервые в жизни сбудутся, при таких обстоятельствах, которых бы я совершенно не хотела.
      Тем временем, Юля подошла к окну и начала всматриваться вдаль.
      — Тот самый сугроб, который накидал Иван, когда двор чистил, чуть-чуть уменьшился, — сказала девушка. — Вот так бы и таяло все медленно, не спеша и незаметно для нас.
      Фаина ничего не ответила. Девушка увидела, как ее напарница будто застыла и решила потормошить Юлю.
      — Что стоишь соляным столбом? — спросила Фаина.
      — Файка, с недавних пор я все эти религиозные шуточки ненавижу, — резко ответила Юля. — Что притчу про блудного сына, что все остальное. Насочинял кто-то что попало, а мы теперь попадай в глупые ситуации.
      — Ну так на правах прислуги и твой отец тебя бы оставил, — сказала Фаина. — Ты же сама не захотела бы такого.
      — Да, не захотела, — ответила Юля. — Если уж на то пошло, прислугой я могу хоть куда устроиться, а в свою родную семью или бывшую родную семью я была готова вернуться только на правах дочери. Причем не маленькой девочки, а полноправного члена семьи. У мамы же паспорт есть, хоть он ей и не нужен. К маминым словам отец прислушивается, она не живет под его гнетом. Так почему я не должна быть такой?
      — Вот ты и живешь сама, как хочешь, — сказала Фаина.
      — И буду жить дальше, — ответила Юля.
      — Но, все же, что ты так застыла у этого окна? — спросила Фаина.
      — Жандармы мимо прошли, я испугалась, — честно ответила Юля.
Вдруг девушка спохватилась, что она выдала свою тайну и в очередной раз мысленно отругала себя за неосторожность.
      — И чего тебе жандармов бояться? — спросила Фаина. Девушка немного помолчала, ожидала ответа Юли, но не услышала ничего. Неожиданная догадка осенила Фаину и она изумленно спросила. — Тебя что, арестовывали? Потому отец и разошелся?
      Юля ничего не ответила. Фаина же, не выдержав, начала засыпать напарницу вопросами:
      — За что тебя забрали? Ты же такая тихая, спокойная, вежливая, рассудительная… Неужели оговорили?
      Юля, не выдержав этого напора, расплакалась, а потом ответила:
      — Скажу тебе, Файка, по большому секрету, если пообещаешь, что никому больше не расскажешь.
      — Можешь во мне не сомневаться, — ответила девушка.
      — Файка… — прошептала Юля. — Меня забирали по дурости: в кухмистерской не заплатила — пошла есть, а деньги кончились. Поела, пообещала, что занесу все позже — мне не поверили. Слово за слово начали ругаться, потом до взаимных оскорблений дошло. А потом позвали городового, я до сих пор буянила и меня забрали в участок. Отец заплатил за меня, забрал домой и избил. Ну, как он выразился, наказал, чтобы впредь неповадно было. А что я? Подумаешь, деньги забыла? Я бы принесла их позже, не надо было сразу городового звать.
      «Какой же бред я несу, это надо было только сочинить…» — подумала Юля.
      — Ладно, Юля, не хочешь — не рассказывай, — ответила Фаина. — Но только знай, что я ни за что не поверю в то, что ты могла поругаться в кухмистерской. Да ты бы скорее сережки в залог оставила, нежели скандалить начала.
      «Впрочем, Лариса же знает правду», — подумала Юля и сказала. — Хорошо, Фая, я тебе все расскажу.

      — Получается, тебя оговорили, забрали в полицию, а отец забрал тебя оттуда и избил? — спросила Фаина.
      — Да, совершенно верно, — ответила Юля. — Ни за что поплатилась.
      — Бедная… — сочувственно сказала Фаина. — Но почему же ты сразу это сказать не хотела?
      — Потому что тех, кто имеет даже тень политики на своей биографии, не любят, — ответила Юля. — Мне не нужны проблемы, не хочется снова быть виноватой без повода.
      — Я никому никогда ничего не скажу! — с жаром пообещала Фаина.
      — Хочется верить, — ответила Юля.

      Весь остаток дня Юля провела в задумчивости: на душе было скверно. Предчувствие того, что-то, что с ней произошло — далеко не самое страшное, что могло быть и, возможно, будет, не отпускало девушку. Юля злилась на себя за свою несдержанность, на Фаину за то, что она разворошила ее воспоминания, на отца за рукоприкладство.
      Погруженная в свои мысли, девушка не сразу заметила, как в кабинет, где они работали с Фаиной, влетела взволнованная Мария Константиновна.
      — Юленька, доченька… Вера тяжело больна, — обеспокоенно сказала женщина.

               
Глава 10

      Юля недоуменно посмотрела на мать.
      — Доченька, милая, Верочка тяжело больна, — еще рез повторила женщина. — У тебя же скоро смена закончится, приходи домой.
      Юля опешила от таких новостей и ничего не ответила.
      — Юля, в конце концов, сколько там вызов врача на дом стоит? — спросила Мария Константиновна. — Я тебе двойную цену заплачу, только приходи.
      — Знаете же, что я не смогу взять с вас денег, — ответила Юля. — Впрочем, с Романа Сергеевича могу, он мне никто.
      Девушка быстро собралась и спросила мать:
      — А что же, все-таки, с Верой?
      — Не знаю, доченька, не знаю, — ответила Мария Константиновна. — Если бы узнать…
      Юля поспешно оделась и пошла в родительский дом. Неприятное предчувствие никак не утихало и девушке почему-то навязчиво казалось, что одной болезнью дочери все не кончится, а ее ждет что-то, еще более страшное.
      Всю дорогу Юля постоянно перебирала в голове детские болезни и способы их лечения. Невольно в памяти всплыл случай, как буквально пару месяцев назад от скарлатины умерла прямо в приемном покое малютка примерно Вериного возраста. Конечно, Юля прекрасно понимала, что в смерти той девочки виноваты ее родители — не надо было почти неделю держать дочь дома, постоянно читать заговоры и, время от времени, давать девочке какие-то непонятные травы, благодаря которым она и не умерла еще раньше. Юля знала, что ее родители сразу же вызовут врача, не будут затягивать и единственное, чего не понимала, так это почему вызвали ее, а не какого-то более опытного специалиста. Но какое-то тягостное чувство на душе оставалось.
      — Когда Вера заболела? — прервала затянувшееся молчание Юля.
      — Вчера вечером, — ответила Мария Константиновна. — Сильный жар начался, сыпь пошла, глазки заслезились…
      «Точно, корь это, — подумала Юля. — Жалко будет, если Вера помрет, не для того я ее такую даль везла, могла бы и в приют отдать».
      Девушка чуть было не всплакнула от таких перспектив, а потом вдруг подумала:
      «Так не может же при кори сразу быть сыпь, это что-то другое, какая-то неизвестная зараза… Сразу бы вызывали нормального врача, к чему было меня тащить?»
      Остаток дороги прошел в молчании: Юля понимала, что как фельдшер она не слишком хороша и единственное, что умеет, так это оказывать какую-то примитивную первую помощь. Мысль о том, что медицина — не ее, снова начала появляться в голове девушки и единственным, что прекратило эти бесплодные размышления, был появившийся на горизонте родительский дом.

      Наскоро раздевшись и быстрее вымыв руки, Юля пошла в комнату дочери. Вера была в состоянии полудремы и почти никак не отреагировала на новых людей, пришедших в ее комнату. Юля приложила руку к лобику ребенка и поняла, что температура пусть и высокая, но не критичная.
      — Сколько намерили и когда? — спросила Юля Феклу, которая сидела у окна в комнате Веры.
      — Тридцать восемь с хвостом, — ответила Фекла. — Совсем недавно, полчаса назад мерили.
      Юля пристально посмотрела на дочь: ничего, что могло бы ей напомнить корь, не было.
      — Может быть, что-то не то съела, вот и сыпью покрылась? — предположила Юля. — Я бы сказала, что это обычная простуда.
      — Юлия Романовна, буквально перед вами врач был, Роман Сергеевич его позвал, — сказала Фекла. — Он тоже сказал, что у малюточки простуда, поэтому и горячка. А сыпь пошла потому, что вчера медом перекормили: пытались болезнь убрать.
      — Мама, и зачем вы меня вызвали сюда, если знали, что придет врач? — возмутилась Юля. — Что вам, человек после университета — не авторитет? Или, может быть, вы хотели меня притащить в этот дом, пользуясь случаем?
      — Нет, Юлечка, все не так, — ответила Мария Константиновна. — Никто не знал, что это обычная простуда, впрочем, не было гарантии, что врач сможет прийти так быстро. А если бы он не пришел? Тогда вся надежда оставалась бы только на тебя… Юлечка, я же говорила, что заплачу за этот визит, как заплатила бы врачу. Сколько с меня?
      — Мама, прошу, хватит городить ерунду, — бросила Юля. — Раз пришла к сестренке, значит, пришла. Значит, побуду пока что здесь. Врач же лечение расписал?
      — Все расписал, Юлия Романовна, — ответила Фекла.
      Юля присела на край кровати и посмотрела на дочь. Девушке было очень жаль ребенка, но она, по-прежнему, ничего не чувствовала к Вере. Видя в ней именно младшую сестру, Юля задумалась и, погрузившись в свои мысли и воспоминания, услышала разговор в соседней комнате.
      — Роман, заплати Юле рублей пять, — сказала Мария Константиновна. — С меня она брать отказалась, а из твоих рук возьмет.
      — Лучше бы не взяла, — ответил Роман Сергеевич. — Выросла своевольная, на нашу голову.
      — Про своевольную не говори, а деньги заплати, — настаивала Мария Константиновна. — Я же обещала.
      — Тебе надо, ты и плати, — сказал мужчина.
      Этот разговор оставил Юлю совершенно равнодушной и девушка перестала прислушиваться к негромкой беседе. Девушка снова вспомнила Семена, первые недели и месяцы их совместной жизни и вздохнула от того, что этого уже никогда не вернуть.
      Просидев возле Веры еще немного, Юля засобиралась домой.
      — Сколько с меня за осмотр дочери? — спросил девушку Роман Сергеевич.
      — Мой рабочий день стоит около двух рублей, здесь я провела не так много времени, — ответила Юля. — Дороже рубля этот прием оценить не могу.
      — Врач сам устанавливает цены, — сказал Роман Сергеевич и протянул дочери рубль.
      Юля взяла деньги, коротко поблагодарила отца и пошла домой. Радость от того, что с Верой не все так плохо, как показалось изначально из разговора с матерью сменилась усталостью: с самого утра девушка практически не отдыхала.
      «Сейчас домой, — подумала Юля. — Полежать, отдохнуть, прийти в себя...»

      — Ты видела? — спросила Агафья Василису. — Хозяин предложил дочери деньги за осмотр и она их взяла. Совсем всякий стыд потеряла!
      — Они уже не семьей живут, поэтому взяла и взяла, не вижу ничего страшного, — ответила Василиса.
      — Взять деньги у отца за осмотр своей же дочери — это преступление, — продолжала Агафья. — Как бы ты ни относилась к отцу, так поступать — себя не уважать.
      — Работать нам надо, а то не успеем — слишком много языками треплем, — сказала Василиса. — Потом поговорим, если рано освободимся.

      Юля вернулась домой. Уже давно знакомая атмосфера лаконичности и подобия уюта встретила девушку и Юля, раздевшись, наскоро умылась и легла на кровать. Рядом заботливо стояла чашка с водой на случай, если бы девушке захотелось пить, неподалеку лежал заранее нарезанный хлеб, посыпанный солью и накрытый тарелкой, чтобы не зачерствел, на случай, если бы Юля захотела перекусить. Нередко, возвращаясь с работы, девушка радовалась тому, что оставила себе заранее еду, чтобы заморить червячка, но сегодня Юле не хотелось ничего.
      Раздался стук в дверь.
      «Кого принесло? — подумала девушка. — Что надо?»
      — Кто там? — спросила Юля и подумала. — «Если это соседки, которым снова надо спичек в долг, то пусть идут подальше — я устала и вставать не буду».
      — Это Семен, — раздался знакомый голос и Юля почувствовала, что у нее все поплыло перед глазами.

               
Глава 11. Муж

      Юля, не понимая ничего, встала и на ватных ногах подошла к двери. Больше всего девушка боялась того, что за дверью окажутся разбойники, которые как-то узнали ее историю и решили таким образом на нее напасть. Помедлив, Юля все-таки открыла дверь. Девушка одинаково боялась увидеть там как чужих людей, так и Семена, которого считала мертвым уже столько времени.
      — Семен… — дрожащими губами произнесла Юля и расплакалась.
      Девушка оперлась о косяк двери и закрыла глаза.
      — Тише, родная, тише, — сказал Семен. — Все хорошо, я здесь.
      Юля хотела открыть глаза, но боялась, что это был не Семен, а видение, которое уже пропало. От этой мысли девушка расплакалась еще сильнее.
      — Тише, Юленька, это я, — сказал Семен. — Родная моя, открой глаза, посмотри на меня — неужели тебе это неинтересно?
      Юле очень хотелось еще раз взглянуть на Семена, но страх, что ей просто примерещился любимый муж, не давал это сделать. И лишь почувствовав, что ее мягко обнимают со спины, девушка решилась посмотреть на гостя. Юля с опаской обернулась и открыла глаза — перед ней действительно стоял Семен.
      — Семочка! — со всей мочи крикнула девушка и бросилась обнимать своего любимого. — Семочка! Что же с тобой стало? Где ты пропадал все это время и как меня нашел?
      — Эти крестьяне, которых мы с тобой хотели спасать, виноваты во всех наших бедах, — сказал Семен. — Невзлюбили они меня с первых же минут пьянки. За агитацию невзлюбили. Помнишь же, кучерявый и рыжий бросились на меня, потом откуда-то ножи появились, потом тебя какая-то женщина увела…
      — Помню, Семочка, как такое забыть? — вздохнула Юля. — Я же была уже беременна, восьмой месяц шел. Та женщина увела меня от греха подальше. А потом на похороны не пустила, сказала, нельзя беременной бывать на похоронах. Мне же не до того было, как в тумане провела эту неделю. И скорее из той деревни уехала, не смогла здесь оставаться после того, как узнала, что твоей могилы не существует, а те нелюди твой труп в русской печи сожгли, чтобы следы скрыть. Помню, уезжала, а та женщина мне сказала, что убийцы найдены, арестованы и скоро в тюрьму пойдут. Видать, врала она мне тоже, ой как врала!
      — Да, врала, — ответил Семен. — Меня тогда довольно серьезно ранили, добрые люди подобрали, а потом я, когда пришел в себя, узнал, что ты считаешь меня зачинщиком этой поножовщины, обиделась и уехала к родителям. Я не стал тогда тебя искать, решил, что раз ты хочешь вернуться домой, значит, так надо. Уехал в столицу, иногда проходил мимо дома твоих родителей, надеясь будто невзначай встретить тебя, но никак не встречал. И только потом, спустя годы, узнал в больнице, что ты работаешь совсем неподалеку. Скорее примчался сюда, очень хотел увидеть тебя и ребенка. Юленька, милая, кто родился тогда? Сын, дочка? Где можно его или ее увидеть?
      — Семен, прости меня… — прошептала Юля и снова расплакалась.
      — Ребеночек не выжил? — спросил Семен.
      — Она была мне не нужна и я отдала ее, — ответила Юля.
      — Да ты что такое говоришь?! — возмутился Семен. — Куда ты ее отдала? Кому отдала? Зачем отдала?
      Молодой человек с размаху ударил Юлю по лицу и девушка, едва удержавшись на ногах, скорее схватилась за спинку кровати и села на постель.
      — Семен, меня за это время не раз бил отец, — тихо сказала Юля. — Теперь ты руку поднял. Хотя поднимай, так мне и надо, не надо было Верочку отдавать…
      Девушка расплакалась и сказала уже громче:
      — Через четыре комнаты извозчик живет, сходи к нему, возьми плеть, отходи меня так, чтобы я потом дышать от боли не могла. Что стоишь, иди!
      Семен никак не отреагировал на эту фразу, а Юля, в порыве гнева, вышла из комнаты.

      — К Юльке муж вернулся, скандал устроил, приревновал видать, — сказала одна из квартиранток, наблюдая за тем, как ее соседка вышла из своей комнаты. — Интересно, за дело приревновал или просто так?
      — Судя по тому, как она раскричалась, скоро все услышим, — ответила другая квартирантка.

      Тем временем, Юля влетела обратно в свою комнату, бросила на кровать плетку и крикнула:
      — Бей! Сама виновата, сама Верку отдала!
      Девушка сбросила платье, сняла сорочку, упала ничком на кровать и крикнула в подушку:
      — Отведи душу за Верку!
      Семен взял плетку, недоуменно покрутил ее в руках, а потом изо всех сил хлестанул Юлю по спине.
      Раздался нечеловеческий крик. Семен бросил плетку на пол и увидел, что поперек спины Юли возникла кровавая полоса.
      — Варвар! — уже тише крикнула Юля. — Ты варвар, а я идиотка. Отдала Верочку. Бей еще, но только потом прости!
      Семен застыл в недоумении. Кровь немного растеклась по спине Юли и молодой человек с неподдельным ужасом сказал:
      — Нет, Юля, ни тебя я больше никогда ни за что не смогу ударить, ни детей…

      Семен сходил и вернул плетку, после чего, не обращая внимания на чьи-то косые взгляды, вернулся обратно к Юле.
      — Быстро они примирились, — сказал кто-то в отдалении.
      — И не говори, — раздалось в ответ. — Очень быстро.
      Семен пропустил мимо ушей эти реплики и, вернувшись в комнату к Юле, подошел к плачущей девушке.
      — Юля, умоляю, прости меня, — сказал Семен, присев на пол возле кровати, на которой лежала его жена. — Не так после долгой разлуки встречаются. Теперь ты меня видеть не захочешь.
      — Это ты меня теперь видеть не захочешь, когда узнаешь, что я отдала Верочку… — всхлипывая, ответила Юля. — После твоей так называемой смерти я к ней совершенно ничего не чувствовала. Родила и родила.
      — Может быть, мы сможем найти Верочку? — с надеждой спросил Семен. — Не бывает же безвыходных ситуаций! Где она, в каком приюте? Даже если ей повезло и ее забрали в семью, может быть, мы как-нибудь сможем договориться с теми людьми… Или она так и осталась в деревне? Но и в деревне мы ее как-нибудь попробуем найти!
      — Вера Романовна — младшая дочь Романа Сергеевича Оржевского, — ответила Юля. — Любимое дитя, которое ни в чем не знает нужды.
      — Родителям отдала… — погрустнев, сказал Семен. — Они тебе дочь уже не вернут. Ну хоть она жива, здорова и живет в достатке.
      — Не знаю, — честно ответила Юля. — Я не поднимала эту тему никогда. Но да, Вера живет счастливо.
      — Мы обязательно что-нибудь потом придумаем, — сказал Семен. — Юленька, милая моя, умоляю, прости меня… За все прости.
      — Прощаю, — ответила Юля. Девушка снова расплакалась, попыталась приподняться, чтобы встать, сжала губы, чтобы не закричать от боли, улеглась обратно, а потом сказала. — Семен, там явно кровь. Обработай мне рану спиртом.

      Юля лежала, стиснув зубы, и старалась не кричать от боли. Почувствовав, что рука Семена окончательно удалилась от ее спины, девушка сказала:
      — Тогда, в тот день, когда я пришла к тебе, меня по отцовому указанию Агафон отходил. Сегодня чуть иначе все было. Ничего нового.
      Юля снова сжала губы и осторожно встала. Девушка подошла к зеркалу, взглянула на свою спину и скорее отошла подальше, пока ей не стало плохо от увиденного.
      — Пока что одеваться не буду, а то сорочка прилипнет, — сказала Юля и села на кровать. Девушка немного помедлила и обратилась к Семену. — Я тебя за все простила. А ты, Сема, меня простил?
      — Да, простил, — ответил Семен.
      — Холодно-то как… — сказала Юля. — Неужто горячка начинается?
      — У тебя в комнате прохладно, а ты раздетая, — ответил Семен и на всякий случай потрогал лоб Юли. — Вроде бы, температуры нет, все хорошо. Накройся чем-нибудь, а то и вправду простудишься.
      Девушка с опаской взяла одеяло и прикрылась. Неожиданно для себя Юля осознала, что раньше она никогда не позволяла себе быть перед мужем в настолько непотребном виде, а сегодня Семен увидел ее полуголой. От внезапно нахлынувшего стыда девушка сильнее укрылась одеялом, чем вызвала беспокойство супруга.
      — Тебя знобит? — спросил Семен Юлю.
      — Нет, просто закрылась, — ответила девушка. Юля немного помолчала, а потом сказала. — Хочется отомстить тем людям, которые нас с тобой разлучили? Или жизнь отомстит им за нас сама?
      — Отомстит, непременно отомстит, — сказал Семен. — А вот с крестьянами дел больше иметь не стоит. Рабочих надо просвещать, рабочих надо агитировать. Юля, как ты смотришь на это?
      — Смотрю-то хорошо, но не представляю, что делать, — ответила девушка. — Я же уже пыталась этим заниматься, да только безрезультатно.

      Всю ночь Юля и Семен провели без сна за разговорами и только под утро, одевшись, девушка сказала своему супругу:
      — Вроде, маленько подсохло, теперь точно не прилипнет.
      — Еще с месяц заживать будет, как фельдшер говорю, — с какой-то тоской сказал Семен.
      — Пусть заживает, — отмахнулась Юля и добавила. — Переезжай ко мне, ты же сам говорил, что в какой-то развалюхе живешь.
      — Обязательно перееду, — ответил Семен.
      За ночь молодые люди поговорили обо всем, что произошло с ним за эти годы. И теперь, лежа молча и глядя на свою супругу, Семен робко погладил Юлю по бедру.
      — Сема, мне ж теперь на спину еще долго не лечь… — со вздохом сказала Юля. — Не получится…
      Девушка чуть придвинулась к своему супругу, обняла его, поцеловала и сказала:
      — Как же я тосковала по тебе!
      Семен поцеловал Юлю в ответ и, будто снова вернувшись в первые недели после своего венчания, девушка почувствовала те же самые робкие прикосновения и полностью отдалась моменту.

               
Глава 12

      В состоянии полной неги и блаженства Юля заснула. Рука девушки до сих пор лежала на плече своего любимого мужа и Юля наконец-то, за долгое время, чувствовала себя полностью счастливой.
      Девушка проспала часа четыре и, может быть, спала бы и дольше, но проснулась от шума в коридоре.
      «Вот народ, отдохнуть не даст, надо им трепаться», - сперва подумала Юля.
      Впрочем, вскоре эта мысль сменилась на другую: что было вчера? Сон, явь?
      Юля не хотела открывать глаза, боясь, что вчера ей привиделось или приснилось то, что можно с чистой совестью назвать бредом утомленного воображения. Но любопытство и стремление понять, вправду ли к ней вернулся Семен или это был слишком яркий сон, пересиливало желание побыть еще немного в счастливом неведении.
      «Сема бы меня бить не стал», — подумала Юля.
      От этой мысли девушке стало тоскливо: Семен вчера ей приснился, причем слишком правдоподобно. Огорчившись, Юля, не решаясь открыть глаза, потянулась и почувствовала резкую боль в спине.
      «Или и вправду Семен ко мне вернулся?» — с надеждой подумала девушка.
      Но мысль о том, что ее любимый никак не мог так с ней поступить, не отступала.
      «Может, отец вчера порукоприкладствовал, а я ничего не помню и память, жалея меня, придумала эту сказку про Семена?» — подумала Юля.
      Поняв, что гадать можно долго и безрезультатно, девушка открыла глаза. С надеждой Юля посмотрела по сторонам, но не увидела Семена в комнате.
      «Пора психиатрию лечить, — решила девушка. — Раз критика к состоянию есть, значит, еще не все потеряно. Может, месяц-два в больнице и все пройдет, не надо только запускать…»
      Неожиданно взгляд Юли зацепился за мужскую рубашку, которой не могло быть у нее в комнате.
      «Семен? — подумала Юля. — Неужели это и вправду Семен вернулся?»
      Девушка лежала, все никак не решаясь встать, как вдруг увидела, что дверь в комнату открывается и к ней заходит супруг.
      — Семочка, милый мой, родной! — воскликнула Юля, вскакивая с кровати и обнимая своего мужа. — Ты жив, это не бред моего больного воображения, не первые звоночки болезни!
      Обливаясь слезами, девушка расцеловала супруга и сказала:
      — Я так боялась, что мне все это приснилось!
      — Мы с тобой навеки вместе и никто нас не разлучит, — ответил Семен, целуя Юлю в ответ.
      Понимая, что она снова находится перед своим супругом в непотребном виде, девушка поспешила одеться. От беглого взгляда в зеркало на свою спину Юлю чуть было не затошнило, впрочем, девушка предпочла скорее одеться, а не разглядывать свое отражение.
      «На работе чего только не увидишь и хоть бы хны, а здесь, будто кисейной барышне, плохо стало», — подумала Юля.
      Даже синяк чуть ли ни на половину лица не мог испортить настроения девушки и Юля с нескрываемой радостью поела вместе со своим супругом, а потом сказала:
      — Семушка, родненький, мне на работу скоро бежать. Я сегодня во вторую смену.
      Девушка взглянула на часы и чуть было ни крикнула:
      — Опоздаю же, а начальство потом уж явно по головке не погладит!
      — Я перееду к тебе? — спросил Семен. — Ты от своих вчерашних слов не отказываешься?
      — Ни за что в жизни! — с жаром сказала Юля, скорее собралась и помчалась на работу.

      Юля успела прийти в кабинет за десять минут до начала рабочего дня: не слишком много, но и не на грани опоздания. Девушке было привычнее приходить немного раньше, впрочем, до начала приема оставалось еще время.
      — Юлька, откуда у тебя синяк? — с ужасом спросила Фаина, едва увидев свою напарницу.
      — Муж, — сразу же ответила Юля. — Муж меня ударил за Веру.
      — Юлька, ты что несешь? — удивилась Фаина. — Да еще и с таким спокойным лицом? Какой муж у вдовы? Разве можно оправдывать насилие? Ты как отца ругала, хотя отец, как бы, тебе родной человек. Родители вправе наставлять на путь истинный своих детей, пусть не такими методами. Ты не в себе, что ли? Иди тогда к заведующему, пусть он капель каких выпишет. Отлежишься дома, придешь в себя.
      — Нет, Файка, я в себе, — ответила Юля. — Просто вчера ко мне вернулся Семен. Сказал, что он жив. Спросил где Вера. Узнал, что я ее отдала. Разозлился, немного побил меня. Вернее, я ему сама чуть ли ни в руки плетку всучила. Все, история на этом закончена.
      — Такое чувство, что ты гордишься, что тебя муж отколошматил, — с изумлением сказала Фаина. — Юля, с тобой точно все хорошо?
      — Лучше не бывает, — ответила девушка.
      Разговору было не суждено продолжиться: сначала приоткрылась дверь, а потом в кабинет вошел первый пациент.

      Прием длился долго, после чего настал долгожданный перерыв.
      — Юлия, я не успокоюсь, пока не узнаю правду, — сказала Фаина. — Что произошло вчера? Рассказывай.
      — Вчера я узнала, что Семен выжил… — произнесла Юля. Девушка немного помолчала, после чего рассказала все по порядку. Передохнув и выдержав паузу, Юля добавила. — Я на Семена зла не держу, по сути, сама спровоцировала его на вот это…
      Девушка расстегнула платье, повернулась к Фаине спиной и сказала:
      — По сути, моих рук дело. Но теперь он точно меня не будет Веркой попрекать. Я ему говорила: надо — бей, но только прости.
      — Юлия, ты дурная, — недоуменно произнесла Фаина. — Ты зачем это допустила? Ты хоть представляешь, как это заживать будет и сколько?
      — Представляю, Фая, — ответила Юля. — Я вчера, наверное, за все эти годы проплакалась за Верочку и меня точно отпустило.
      — Я ей про одно, она мне про другое, — еще более недоуменно произнесла Фаина. — Ты, Юлия, хоть в курсе, как тебе вот с этим мучиться еще недели две? А потом еще недели две ждать, пока окончательно заживет?
      — Ничего страшного, мы с Семеном большее вчера осознали: Верочку можно вернуть, людей избивать нельзя… — ответила Юля. — Спина заживет, не переживай.
      — Вы там, видно, умом тронулись после разлуки да встречи, — сказала Фаина. — Впрочем, живите, как хотите. Объявился муж — и слава Богу. Сама понимаешь, вдовой в двадцать два года оставаться как-то не очень хорошо. А так совет вам да любовь.
      — Знала бы ты, Файка, как мы были счастливы… — вздохнула Юля. — И как я страдала, когда поняла, что этому счастью конец. Сейчас же мы будем снова жить вместе, по-прежнему, а, может, еще и лучше. Может, Верочку вернем…
      — Ты же к ней ничего не чувствовала, — удивилась Фаина.
      — Почувствую как-нибудь, — ответила Юля. — Дочь же, как-никак.
      — Я тебя, Юля, не пойму, — сказала Фаина. — То ты отдаешь ребенка, то вернуть хочешь. Ты хоть понимаешь, что это тоже человек, а не живая куколка? В детстве, что ли, не наигралась?
      — Понимаю, — ответила Юля. — Поэтому этот вопрос надо будет обсудить с Семеном.

      Остаток смены прошел незаметно. В этот раз Юле хотелось как можно быстрее вернуться домой с работы, но не для того, чтобы отдохнуть, а для того, чтобы как можно быстрее увидеть Семена.
      Юля буквально летела домой, не обращая внимания ни на что, пару раз чуть было не упала и решила, что если еще кто-нибудь когда-нибудь спросит ее о синяке на лице, то она скажет, что неудачно упала по дороге с работы домой. Добравшись до дома, Юля еще быстрее пролетела по коридору и даже не слышала, как ее обсуждают соседки, которые стояли в это время в коридоре:
      — Летит к своему муженьку, простила ему вчерашние побои.
      — Может, за дело получила, вот и не обижается.
      — Наверное. Не иначе, что изменяла, видела же, как она на Ваську смотрела. Так где гарантия, что она с другими мужиками шуры-муры не затевала?
      Тем временем, Юля примчалась в свою комнату. С прибавившимися вещами мужа там стало довольно тесно, поэтому девушка, поцеловав Семена, огляделась по сторонам. Свободного места практически не оставалось, поэтому Юля предложила своему супругу:
      — Может быть, пора переезжать? Снимем домик, будем там жить. Мы оба себе на жизнь зарабатываем, зато не будем жить в этой тесноте.
      — И Верочке с ее братьями и сестрами будет, где жить, — ответил Семен. — Или хотя бы братьям и сестрам Верочки.
      Юля почувствовала, что Семен ее целует в губы, потом в щеку, потом в другую щеку, но чуть ниже. Вспомнив такие знакомые и такие наивные поцелуи, Юля забыла обо всем на свете и снова полностью отдалась моменту.

               
Глава 13. Верочка

      Лежать на спине было невыносимо больно, но Юля терпела, желая снова прочувствовать те моменты счастья, которых было немало до их разлуки.
      — Семушка, родной, спина протестует, я больше не смогу… — прошептала девушка и скорее перевернулась на бок.
      — Юля, так зачем же ты ложилась? — удивился Семен.
      — Потому что дура, — честно ответила девушка. Увидев, что боль усилилась, а простыня вся в крови, Юля сказала. — Сема, мы корочку с ссадины содрали…
      Девушка скорее сняла сорочку, боясь, что она прилипнет, перевернулась на живот и сказала своему супругу:
      — Семушка, родной мой, обработай спину… Мне потом станет полегче и я все отстираю.
      — Вернуть бы время назад — ни за что бы так не поступил, — ответил Семен.
      — Ничего страшного, заживет, — сказала Юля.
      Изо всех сил пытаясь молчать, пока муж ей обрабатывает спину спиртом, Юля лежала, сжав губы, а потом прошептала:
      — Отец так не бил. Но его бы я ни за что не простила, а здесь была сама виновата.
      — Ты что-то сказала? — не расслышал Семен, стоя у окна.
      — Говорю, спасибо тебе, что все сделал: быстро, аккуратно, как настоящий врач, — ответила Юля.
      «До утра все затянется и снова все будет хорошо», — подумала девушка.

      Наутро, несмотря на плохое самочувствие, Юля затеяла большую стирку. Сегодня девушка должна была выйти на работу в ночь, поэтому решила посвятить день бытовым хлопотам.
      Пока Семен был на работе, Юля быстро сделала все свои дела, после чего почувствовала сильную слабость и легла на кровать. Девушка не сердилась на Семена и не держала на него зла, но никак не могла найти в себе силы, чтобы встать и заняться чем-нибудь полезным. Юля попробовала встать, но почувствовала какое-то головокружение.
      «С чего бы это?» — подумала девушка и легла обратно.
      Решив отдохнуть перед сменой, Юля закрыла глаза и тотчас заснула. Проснулась девушка только через несколько часов, услышав, что скрипнула входная дверь.
      — Семочка пришел, — сказала Юля, открывая глаза.
      — Что с тобой? — обеспокоенно спросил Семен.
      — Решила немного подремать, — ответила Юля. — Нехорошо себя чувствую. Наверное, от Верочки заразилась или на работе.
      — Или потому, что корочку вчера содрали, — предположил Семен. — Беречься нам, Юля, надо, а не глупить…
      — Глянь, как там, нормально все или не очень? — спросила Юля и приподняла сорочку.
      — Краснота, припухло все, — ответил Семен. — Тебе бы дома отлежаться. Температура есть?
      — Не знаю, — вздохнула Юля. — Потрогай.
      Семен пощупал лоб своей супруги и сказал:
      — Есть температура. Когда теперь тебе на работу?
      — Сегодня в ночь, — ответила Юля.
      — Я скажу, что ты больна, — сказал Семен. — Пойду искать жилье, заодно и в больницу зайду.
      — Что с Верочкой-то делать будем? — спросила Юля. — Если возвращать к нам, то нужно идти к родителям да разговаривать.
      — Отдыхай, родная, — ответил Семен. — Станет тебе легче, тогда и решим этот вопрос.
      Когда Семен ушел, Юля снова погрузилась в дрему. Радость от возвращения мужа омрачалась плохим самочувствием, временами же казалось, что они с Семеном и не расставались никогда, он просто на пару дней куда-то отъезжал. Вера же все равно виделась в этой идиллии кем-то лишним.
      «Ладно, жизнь покажет, что делать», — подумала Юля и решила поспать.
      Остаток вечера и всю ночь девушка проспала крепким сном. Наутро Юля, открыв глаза, сказала своему супругу:
      — Вроде, сегодня мне лучше.
      — Еще хотя бы пару дней тебе надо отлежаться, — ответил Семен. — Набраться сил. Как мы в порыве эмоций сглупили: ты Верочку отдала, я тебя до болезни довел… Простить себя не могу за это!
      — Не переживай, Сема, все пройдет и забудется, — сказала Юля. — Сегодня, если будут силы, к родителям сходим. Ты же их еще не видел?
      — Не видел, — ответил Семен. — А зачем нам к ним идти?
      — Будем насчет Верочки разговаривать, — сказала Юля. — Мне одной совсем не хочется туда идти. А вдвоем будет не так страшно.
      — Ты хоть хорошо себя чувствуешь? — спросил Семен. — Может, подождем еще несколько дней?
      — Нет, надо идти сюда, пока я на это решилась, — твердо ответила Юля.
      Девушка оделась, подошла к зеркалу, чтобы сделать прическу и сразу же заметила, что синяк на лице ничуть не уменьшился.
      — Даже желтеть не начал… — сама себе сказала девушка.
      Сперва Юля вообще хотела отложить визит к родителям, потом же, вспомнив, что за день или два лицо не придет в норму, решила не оттягивать неизбежный разговор.
      — Пудрой мазать не буду, все равно ее у меня нет, — сама себе сказала Юля. — Пошли, Сема.
      — Пойдем, — ответил Семен.
      Юля еще раз взглянула в зеркало и начала обуваться. Спина начала болеть сильнее, силы начали покидать девушку.
      — Я же говорю, тебе отлежаться надо, — сказал Семен, видя, что Юле нехорошо.
      — Потом вернемся домой, тогда и отлежусь, — ответила девушка. — Пошли.
      На улице Юле стало немного лучше. Обрадовавшись, что они вышли на свежий воздух, девушка почувствовала прилив сил и прибавила шаг. До родительского дома молодые дошли быстро. Немного помявшись, Юля постучала в дверь.

      Мария Константиновна сидела за книгой, как неожиданно услышала стук в дверь, после чего раздался донельзя знакомый голос:
      — Василиса, доложи хозяйке, хотя можешь и хозяину тоже, что пришли супруги Самохины.
      «Самохины? Супруги Самохины?» — недоуменно подумала женщина и выглянула в коридор.
      Возле входной двери стояла ее любимая дочь Юля с каким-то незнакомым мужчиной.
      «Так вот, какой ты, зять…» — подумала Мария Константиновна, но ничего не сказала вслух.

               
Глава 14

      Сердце Юли бешено колотилось: как ее примут родители, что скажут? Девушка понимала, что она выглядит далеко не безупречно: синяк на лице, не самый свежий вид. Рядом же был Семен, ее муж, которого родители сегодня должны были увидеть впервые в жизни. Этот момент и успокаивал Юлю — близкий человек рядом, и волновал дополнительно — девушка не могла даже догадываться, как отреагируют на эту ситуацию родители.
      «Не лучший повод для знакомства», — подумала Юля, но отступать уже было поздно.
      Девушка пару раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться и посмотрела вдаль — к ним уже подходила Мария Константиновна.
      «Только спокойно, мама, спокойно», — мысленно попросила Юля. — «Прошу тебя, очень прошу. Тихо, спокойно, без криков и скандалов. Скандалить будет Роман Сергеевич, не отбирай у него хлеб».
      Мария Константиновна подошла к дочери с зятем и, в ответ на приветствие, пригласила их пройти в комнату.
      Юля разделась, пригладила прическу и, вместе с супругом, пошла к матери.
      — Мама, это Семен, — сказала девушка.
      — Очень приятно познакомиться спустя пять лет, — с некоторой иронией ответила женщина. — Чем обязана столь неожиданному визиту?
      — Как выяснилось, мой муж, Семен, выжил, — ответила Юля. — И мы решили, что необходимо представиться, хотя бы спустя годы.
      — Роману Сергеевичу желаете представиться? — с интересом спросила Мария Константиновна. — Или он до сих пор тебе не отец?
      — Роман Сергеевич — человек, который по документам является отцом Верочки, — ответила Юля. — Как здоровье у сестренки?
      — Уже гораздо лучше, — сказала Мария Константиновна. — А что же у тебя с лицом?
      — На улице скользко, неудачно с крыльца упала, — ответила Юля. Девушка не смотрела на своего мужа, чтобы не вызывать подозрений, но краем глаза видела, что если Семен невольно напрягся, когда его супруга назвала Веру своей сестрой, то теперь лицо молодого человека не выражало никаких эмоций. Подумав, Юля решила пойти на опережение, чтобы не приумножать лишние вопросы, и добавила. — Неужели, мама, я бы пришла к вам в дом представлять человека, который только что распустил свои руки? Думаю, не стоит опускаться до уровня сплетников из больницы.
      — Не стоит, — с явным облегчением сказала Мария Константиновна. Зная свободолюбивый характер своей дочери, женщина решила, что если бы Семен действительно позволил себе лишнее, Юля бы прогнала его прочь.
      Поняв, что мать ей верит, Юля успокоилась. Девушка молчала, не зная, что сказать и как поддержать разговор и услышала фразу матери:
      — Так Романа Сергеевича звать?
      — Звать, — ответила Юля и почувствовала, что покрывается липким потом.

      Роман Сергеевич был на удивление спокоен и, придя в комнату и ответив на приветствие, крайне ровным тоном спросил гостей:
      — И какова же цель вашего визита?
      — Папа, — переборов себя, сказала Юля. — Когда я отдавала вам Верочку, то была уверена, что мой муж Семен погиб. Как видишь, он стоит перед тобой, живой и здоровый. Сейчас же я считаю, что ребенок должен жить со своими родителями. Да, я ничего не чувствовала к Верочке, но со временем я смогу ее принять.
      — Вот именно, дети должны жить со своими родителями, — ответил Роман Сергеевич. — Родители Верочки — мы. Поэтому, Юлия, я предлагаю закрыть раз и навсегда эту тему. Это тебе не кукла, которой можно играть. Сегодня отдавать, завтра возвращать. Считай, что мы с мамой, когда получили Верочку, отдали ее в ближайший приют, а дальше следы ребенка затерялись: кто-то забрал ее сразу же, не успели нормально оформить документы.
      — Но ведь Верочка моя дочь! — с жаром воскликнула Юля.
      — Покажи хоть один документ, который говорит об этом, — ответил Роман Сергеевич. — Еще какие-то вопросы есть?
      — Нет, — вздохнула Юля.
      — Тогда не смею вас задерживать, — ответил Роман Сергеевич и ушел к себе.

      Глядя на уходящего отца, Юля вздохнула и посмотрела на мать.
      — Может быть, вы чаю хотите? — спросила Мария Константиновна.
      — Хочу, — ответила Юля.
      Девушка посмотрела на Семена, но по лицу своего супруга не могла понять ничего: огорчен он или нет. Да, Юля была довольна, что все обошлось без скандала, но сама ситуация не радовала совершенно. Еще раз вздохнув, Юля прошла к столу и сказала матери:
      — Нехорошо так.
      — Да, нехорошо детей подкидывать, будто котят, — ответила женщина.
      — И все же, — в который раз вздохнула Юля.
      — Ты же к ней ничего не чувствовала, — напомнила Мария Константиновна. — Так чего же теперь вздыхать?
      — Мой супруг желает, чтобы у нас была полная семья, все в сборе, — ответила Юля. — Я же со временем привыкну к Вере.
      — А Вера уже привыкла к нам и любит нас с папой, — сказала Мария Константиновна. — Свою сестру, как ты говоришь, будешь сегодня навещать?
      — Буду, — ответила Юля.

      Юля вышла из-за стола и, вместе с Семеном, пошла в комнату Веры. Почти выздоровевшая девочка сидела на полу и увлеченно что-то строила из кубиков.
      — Верочка, смотри, кто пришел, — сказала Юля.
      Девочка повернулась, поздоровалась с Юлей и снова отвернулась.
      — Как видишь, Верочка считает, что ты ко мне пришла, а не к ней, — сказала Мария Константиновна. — Ты сейчас хочешь отобрать ребенка у матери с отцом.
      — Мария Константиновна, — обратился к теще Семен, который стоял в дверях комнаты и не решался пройти дальше. — Вы уж простите за беспокойство, но я согласен, Верочка должна жить с вами.
      — Хоть одна здравая мысль за сегодня, — ответила женщина.
Юле стало немного не по себе от всего услышанного, снова разболелась спина и девушка поспешила засобираться домой. Выйдя на улицу, Юля какое-то время молчала, а потом спросила Семена:
      — А почему ты так решил сказать маме?
      — Потому, что вижу, что Верочке будет лучше у любящих ее родителей, — ответил молодой человек. — Да, мне много чего хочется, но торопить события не стоит. А ты почему свою дочь сестрой называешь?
      — Потому что ничего к ней не чувствую, — честно ответила Юля.
      Молодой человек вздохнул, осмысливая информацию, а потом сказал:
      — Хоть считай, что Верочка, едва родившись, умерла.
      — Ей и вправду гораздо лучше у моих родителей, Верочка Марию Константиновну своей мамой считает, — сказала Юля.
      — Ладно, посмотрим, что делать, — ответил Семен.

      До дома молодые люди дошли в молчании. Юля открыла дверь комнаты, разделась, легла на кровать и сказала:
      — Хоть на душе полегче стало, одно дело решено.
      — Ты не хотела, чтобы Вера вернулась к нам? — удивился Семен.
      — Я не была к этому готова, — ответила Юля. — Все так быстро происходит…
      Девушка приложила руку к щеке и сказала:
      — То ли температура, то ли просто мне нехорошо.
      — Отдыхай, Юля, не надо было никуда ходить сегодня, — ответил Семен.
      — Не надо было, — вздохнула Юля. — Или надо… Хотя бы одна проблема решена, самая главная. Жилье — не такой уж и важный вопрос. Пока будем жить здесь, потом переедем куда-нибудь.
      «Хотя бы разговор прошел тихо, мирно и без скандалов, — подумала Юля. — Как я боялась, что будет большой шум и как хорошо, что этого не случилось!»
      Юля была очень рада тому, что все прошло довольно спокойно и единственное, что огорчало девушку, было ее состояние: слабость и сильная утомляемость.
      «Видать, мне действительно нужен отдых», — решила Юля.
      Семен пощупал супруге лоб и сказал:
      — Вроде бы, температуру не находила. Отдыхай, Юленька, не думай ни о чем. Решим все проблемы, решим вместе.
      — Решим, Семочка… — прошептала Юля и почувствовала, что засыпает.

               
Глава 15. Дом

      На следующий день Юля проснулась и поняла, что чувствует себя гораздо лучше. Мысли девушки разделились: одна часть создания подсказывала, что нужно выйти на работу и не сидеть дома так долго, а другая намекала, что будет не лишним дать себе еще несколько дней отдыха, чтобы уж точно успеть восстановиться.
      «Не последний кусок хлеба доедаем, нужно отдохнуть», — после долгих раздумий решила Юля и снова легла спать.
      К вечеру домой вернулся Семен. Юле было крайне неловко смотреть на то, как ее уставший муж сел, чтобы отдохнуть, поэтому девушка поспешила сказать:
      — Семушка, скоро я выйду на работу, не переживай.
      — Я и не переживаю, — ответил Семен. — Восстанавливайся, сколько нужно, в твоей болезни немалая доля моей вины есть. Кстати, я практически договорился с хозяйкой одного дома, он здесь рядом, до работы будет недалеко добираться. Две комнаты и кухня. Немного, но будет и тише, нежели здесь, и места побольше, и свой уголок, в конце концов. Если все сложится, то завтра сходим посмотреть.
      — Сходим, Семушка, — согласилась Юля.

      Через несколько дней, после разговора и переезда на новое место жительства, Юля вернулась на работу. Девушке было немного неловко возвращаться, ведь она прекрасно понимала, что к ней возникнут вопросы по поводу болезни и выздоровления, но Юля решила, что в версию с простудой поверят все.
      Добираться из нового дома до работы было еще быстрее, нежели из комнаты. Порадовавшись тому, что Семен выбрал для них хорошее жилье, девушка с радостью пошла на работу.
      — Как себя чувствуешь? — спросила Юлю Фаина.
      — Хорошо, — ответила Юля. — Отлежалась, пришла в себя.
      — И чем же ты болела? — спросила Фаина.
      — С Семеном супружескими делами занималась и корочку на спине содрала, — ответила Юля. — Сразу температура, плохо так стало…
      — Остальным же что скажешь? — спросила Фаина.
      — Придется говорить, что простудилась, — ответила Юля. — Другое в голову не идет.
      — Скажи лучше про легкое сотрясение, — посоветовала Фаина. — Тем более, у тебя синяк не сошел еще. Как раз, все встанет на свои места: не придала значения травме, вышла на работу, поняла, что становится хуже, решила отлежаться дома.
      — Точно! — воскликнула девушка. — Спасибо тебе большое, Файка, я бы без тебя и не догадалась.
      Врать Юля никогда не любила, но прекрасно понимала, что иногда без этого не обойтись. Девушка не понимала патологически честных людей, которые говорили правду даже там, когда это было ненужным, и всегда старалась угадать, где и что лучше сказать или не говорить в принципе.
      За весь рабочий день Юле пришлось не раз и не два отвечать на вопросы о своем самочувствии и внешнем виде, поэтому девушка успела оценить совет Фаины и понять, что эта версия была гораздо удачнее и ей не нужно слишком долго объяснять, как связаны или не связаны между собой простуда и синяк на лице.
      В конце смены Юля с радостью вышла на улицу, с наслаждением вдохнула весенний воздух и пошла домой. Девушка была бесконечно счастлива от того, что они со своим супругом наконец-то не просто живут вместе, но и живут отдельно, без соседей. Да, комнатки были маленькие, кухня тоже небольшая, во второй половине дома жили другие люди, но с этими другими людьми даже не приходилось встречаться в одном дворе: жильцов разделял забор.
      — Сема, дорогой, я пришла! — радостно сказала Юля, входя в дом.
      Девушке никто не ответил. Сперва Юля удивилась, что супруг ей не отвечает, потом решила, что Семен просто решил выйти куда-то. На всякий случай девушка заглянула в обе комнаты и, вполне ожидаемо, не увидела там ни души.
      «Наверное, Сема решил сходить в лавку», — подумала Юля и начала раздеваться.
      Девушка сняла пальто и повесила его на вешалку, аккуратно сложила платок и положила убрала его в ящик.
      «Все-таки, роскошный домик, — подумала Юля. — Здесь даже своя прихожая есть, пусть небольшая, но своя. Не сравнить с той комнатой».
      Невольно девушка вспомнила родительский дом: более просторный, но менее лежащий к душе. Казалось, в том доме остались все беды Юли и девушка решила, что здесь, в своем гнездышке, они с Семеном начнут жизнь с чистого листа и у них родится еще много детей.
      «И что, что они будут мещанами, это сословные предрассудки, ерунда, — снова думала девушка, — Главное — не сословие, а то, каким человеком ты стал».
      Задумавшись, Юля будто потеряла счет времени. Минут через десять вернувшись из грез в реальность девушка услышала шаги в комнате и испугалась.
      — Кто там? — спросила Юля, но не услышала ответа.
      Девушка встала, прошла заглянула в одну комнату, потом в другую, никого там не обнаружила и испугалась еще больше.
      «Что за чертовщина?» — подумала Юля и перекрестилась.
      Снова послышались шаги и девушка, не решившись куда-то заглядывать, просто громко спросила:
      — Кто здесь лазит? Сейчас найду и уши оборву, а потом городовому сдам!
      Ответа не последовало. Донельзя напуганная Юля решила выйти на улицу, от греха подальше, чтобы позвать на помощь, как снова услышала шаги.
      — Руки вверх, стрелять буду! — воскликнула девушка, прекрасно понимая, что у нее нет оружия, а стрелять она никогда не умела.
      Сердце Юли бешено колотилось и девушка твердо сделала несколько шагов вперед, пойдя на источник шума, чтобы понять, кто именно и где ходит.

      Юле никто не отвечал. Взяв себя в руки, девушка громко сказала:
      — Чистосердечное признание смягчает вину, кто ты?
      — Юленька, ты что, это я, Семен, — раздалось в ответ.
      Сперва девушка не поверила, что это ее супруг, но сделав еще пару шагов вперед, Юля действительно увидела своего мужа.
      — Семочка, дорогой, — бросилась в объятия супруга Юля. — Как же ты меня напугал! Ты где был? Я вернулась домой, покричала, а ты не ответил. Вот я и решила, что ты куда-то ушел.
      — Я смотрел, что за кладовка у нас на кухне, — ответил Семен. — Пошли, покажу.
      Юля с некоторой опаской прошла со своим мужем. Молодой человек открыл один из шкафов и сказал супруге:
      — Вот, я был здесь.
      — В шкафу прятался? — рассмеялась Юля. — Он же маленький.
      — А теперь смотри, — ответил Семен и, взявшись за практически незаметную ручку на задней стенке шкафа, отодвинул ее в сторону.
      С изумлением Юля увидела, что перед ней открылось довольно просторное помещение, размером с половину кухни.
      — И что же здесь нам хранить? — удивленно спросила девушка.
      — Не знаю, я как раз и думал над этим, — ответил Семен. — Заодно и тебя не слышал.
      — А я так испугалась! — воскликнула Юля. — Думала, к нам разбойники забрались.
      — Не бойся, это был я, — ответил Семен. — Прости, если напугал тебя.
      — Прощаю, — с улыбкой ответила Юля. — Посидим сейчас с тобой, отдохнем…

      На следующий день, вернувшись с работы, Юля с некоторой опаской вошла в дом: не хотелось снова слышать какие-то непонятные шаги, а потом выяснить, кто это был. Но сегодня Семен ждал свою супругу в комнате.
      — Семушка, дорогой, — улыбнулась Юля. — Хоть сегодня не испугал меня. А то тебе уходить на смену, а мне оставаться в пустом доме. Страшно же!
      — Не бойся, сюда никто не придет, — ответил Семен. — Будешь спать спокойно.
      — Надеюсь, — сказала Юля и взяла в руки книгу.

      Когда Семен ушел на смену, Юле стало немного не по себе. Желая успокоиться, девушка решила прийти на кухню и еще раз посмотреть кладовку, а заодно и подумать, что там можно обустроить. На ум Юли пришла идея сделать там хранилище для продуктов, чтобы не загромождать ими кухню. Девушка подошла к шкафу, отодвинула дверь в сторону и оказалась в уже знакомом помещении.
      «Вот здесь можно повесить полочки, а туда поставить ящики, — решила Юля. — И кладовка не будет пустовать. Шутка ли, в небольшом доме разбрасываться площадями».
      Девушка неторопливо обошла помещение и увидела, что одна из кастрюль из их кухни уже стоит здесь на полу.
      «Зачем же Семен перенес сюда кастрюлю? — удивилась Юля. — Или он хочет и посуду здесь хранить?»
      Юля взяла кастрюлю, чтобы убрать ее, и увидела два малозаметных углублений в досках, будто сделанные для пальцев. Удивившись, девушка поставила кастрюлю, наклонилась и попробовала отодвинуть доску в сторону.
      К изумлению Юли, в сторону отодвинулась не одна доска, а сразу несколько, образовав довольно большой проход. С опаской девушка заглянула туда, увидела лестницу и решила осторожно спуститься. Медленно спускаясь по довольно крутым ступенькам, Юля заметила, что подпол более чем хорошо оборудован: здесь есть и вентиляция, и столик, и запас свечей и спичек.
      «Надо будет Семе обо всем рассказать, — подумала девушка. — Вот он обрадуется, что у нас под домом целое подземное царство! Остается только придумать, что мы будем с ним делать. Не жить же там. А вот Роман Сергеевич бы точно долго не раздумывал и соорудил бы мне там карцер, чтобы из дома не сбегала».
      Юля рассмеялась и, окончательно спустившись, огляделась по сторонам: в просторной комнате, кроме столика, был шкаф и несколько стульев. Девушка подошла к шкафу, осторожно в него заглянула и не обнаружила ничего внутри, кроме пустых полок и штанги для одежды.
      «Еще совсем пустой, оно и неудивительно», — подумала Юля и прошлась по комнате.
      Девушка не обнаружила больше ничего интересного и уже решила уходить, как вдруг ее осенила догадка: их половина дома гораздо больше этого подпола, следовательно, можно как-то попасть и в другую часть подвала.
      «Наверное, здесь есть и наша часть, и соседская», — подумала Юля и огляделась по сторонам.
      К удивлению девушки, в подполе не было совершенно никаких проходов. Растерявшись, Юля снова огляделась по сторонам, но не увидела ни одной двери, даже замаскированной. Девушка прекрасно понимала, что здесь должен быть проход в другую комнату и, предположительно, он должен быть на той самой стене, где стоял шкаф.
      «Да неужели?» — изумленно подумала Юля и, ни на что не надеясь, снова заглянула в шкаф в надежде найти там проход в другую комнату.
      Девушка миллиметр за миллиметром обследовала заднюю стенку шкафа, но не обнаружила там ни малейшей зацепки, чтобы отодвинуть доску в сторону. Списав все на недостаточное освещение, Юля вышла из шкафа, закрыла двери и хотела, было, подняться наверх, но интуиция и упрямство подсказывали девушке, что здесь должен быть проход и что нельзя сдаваться при первых же трудностях.
      «От отца же сбежала, даже когда он выпорол меня, — подумала Юля. — Неужели сейчас сдамся так легко?»
      Девушка снова подошла к шкафу и открыла дверь. На этот раз, без особой надежды, Юля решила проверить полки.
      Без особой системы трогая и пытаясь раскачать полки, Юля заметила, что одна из них с некоторым трудом, но поднимается наверх. Это привлекло внимание девушки и она решила попробовать приподнять полку.
      Полка приподнялась, образовав довольно большой проход. Понимая, что она уже близка в своей цели, Юля одной рукой придерживала полку, а второй пыталась нащупать что-то, сама не зная что.
      Ничего не нащупывалось. Чуть было ни заплакав от злости, Юля с обидой толкнула заднюю стенку и с изумлением увидела, что она тоже откинулась, освобождая проход в другую комнату.
      «Надо же, чуть было ни бросила все в шаге от победы, — подумала девушка. — Правду говорят, нельзя никогда сдаваться!»
      Юля осторожно пролезла в столь неудобный проход, который располагался примерно на уровне талии от земли, и увидела, что находится в другой комнате.
      «Мне бы теперь обратно найти дорогу, а то так и помру в этом подвале», — слегка испуганно подумала Юля.
      Девушка обернулась назад и поняла, что она вылезла из простого отверстия в стене, которое практически не было заметно.
      «Здесь будет проще залазить и сложнее в шкаф вылазить», — подумала Юля и обернулась.
      Перед глазами девушки предстала хорошо оборудованная лаборатория. Не понимая, откуда здесь появилось так много всякой всячины и не залезла ли она ненароком на чужую половину дома, Юля огляделась по сторонам. В отдалении от нее стоял Семен, который увлеченно что-то смешивал.
      — Сема… — изумленно прошептала Юля и увидела, что молодой человек обернулся на шорох и оклик по имени и удивился не меньше нее.

               
Глава 16

      Семен недоуменно посмотрел на свою супругу:
      — Юля, как ты сюда попала? — спросил молодой человек.
      — Потом расскажу, — отмахнулась Юля. — Лучше ты мне скажи, что это такое, почему ты здесь, а не на работе, и вообще, как мне все это понимать?
      — Я не на работе, потому что до начала моей смены есть еще немного времени, — Семен махнул рукой в сторону часов. — А ты как сюда попала?
      — Как попала? — изумилась Юля. — Очень просто. Сначала решила посмотреть ту самую кладовку, потом заметила дверь в подпол. Спустилась, осмотрела его, решила, что надо будет тебе рассказать обо всем, подумала, что можно здесь обустроить. Потом догадалась, что где-то здесь должен быть проход и дальше, в другое помещение. Исследовала комнату шаг за шагом, сантиметр за сантиметром, догадалась, что путь явно пролегает через шкаф. Долго с ним мучилась, пока случайно не нащупала этот путь с приподниманием полок. Семен, так скажи мне, что это за место и что ты здесь делаешь?
      — Раз ты, незнающий человек, так легко все нашла, то незваные гости тоже смогут найти сюда дорогу, не приведи Господь, — задумался Семен.
      — Что за незваные гости? — изумилась Юля. — Воры вряд ли захотят лазить по подполам, особенно, если увидят, что первые две части пустые. Да и вообще, зачем им нужна лаборатория?
      — Другие гости, еще хуже воров, — ответил Семен.
      Сначала Юля никак не могла понять, о ком говорит ее супруг, но когда девушка осознала, что речь может пойти о визите жандармов и возможном обыске, растеряно сказала:
      — Что-то противозаконное затеял…
      — Агитация — это прошлая ступень, надо двигаться дальше, — сказал Семен. — Юля, только я тебя прошу, не говори никому и никогда о том, что ты здесь увидела.
      — Конечно, я не скажу, — ответила Юля. — Никому и никогда.
      — Если что, здесь есть второй проход, прямо на улицу, — сказал Семен. — Если хочешь, могу и его показать. Вдруг пригодится? Хотя будем надеяться на то, что он нам не пригодится никогда…
      Молодой человек взял Юлю за руку и подошел к другой стене.
      — Чувствуешь? — спросил Семен, несколько раз проведя рукой Юли по доскам. — Вот эта доска, которая слева от доски с пятнышком, кажется чуть углубленной. Но это обманка, она нужна для того, чтобы запутать незваных гостей. А вот следующая доска, еще левее углубленной, будет нам нужна.
      Семен с силой надавил на правую часть той самой, третьей, доски и Юля увидела, что еще левее открылся узкий проход, в который можно было пролезть только боком.
      — Страшно, — сказала Юля, едва туда взглянув. — Там очень мало места, вдвоем мы с трудом поместимся.
      — Это еще одна обманка, — ответил Семен. — Чуть правее, если продвинуться вбок, будет еще один узкий проход, а уже за ним помещение попросторнее.
      Юля вслед за Семеном протиснулась куда-то вправо, до конца не понимая, куда идет.
      «Беременной, даже месяце на шестом, здесь особенно не попротискиваешься», — почему-то подумала Юля и, чуть ли ни задевая плечами стену, поняла, что уже вышла в более-менее просторное помещение.
      — А вот и лестница наверх, — сказал Семен и показал рукой прямо перед собой.
      Юля внимательно посмотрела туда, куда показывал Семен, и увидела вертикально стоящую лестницу, по-видимому, прибитую к стене.
      — Я не залезу здесь, — изумленно произнесла Юля.
      — Залезешь, это проще, чем кажется, — ответил Семен. — Главное, крепче держись рукой за лестницу, когда долезешь до самого верха и будешь толкать крышку люка наверх.
      Поверив мужу на слово, девушка с опаской начала карабкаться наверх и, почти достигнув своей цели, поняла, о чем ей говорилось внизу: крышка люка тугая, а голова, как назло, начала кружиться.
      — Держись крепче! — подбодрил супругу Семен и Юля из последних сил толкнула крышку наверх.
      — Теперь задирай ногу наверх и опирайся голяшкой и коленом о пол, — сказал Семен.
      Юля с трудом выполнила указание и поняла, что находится в их с Семеном спальне. Выдохнув, девушка встала с пола и без сил опустилась на кровать.
      Семен вскоре тоже залез наверх, закрыл люк, который из комнаты казался незаметным и сказал Юле:
      — Если бы тогда, с неделю назад, я не осознал, что больше никогда ни на кого в своей жизни руку не подниму, то сейчас бы тебе уши поободрал. Плохо на меня повлияли эти годы без тебя, обозлился я как-то на все и на всех. И когда увидел тебя в этой лаборатории сначала тоже разозлился, а потом вспомнил, как мы жили раньше и понял, что нужно все вернуть на круги своя.
      — Поободрал бы уши за то, что не рассказал мне правду? — изумилась Юля. — За Верочку я тебя простила, не стала бы держать злобу, даже если бы и ты не остановился тогда, если бы мне и сильнее досталось. А вот сейчас, если что, я бы тебя уже не простила. Ни за что. Потому что если с Верочкой я сама в чем-то была виновата, то здесь моей вины нет.
      — Тогда, Юленька, я понял, как нельзя себя вести, все осознал и обещаю тебе, что никогда в своей жизни больше руку ни на кого не подниму, — сказал Семен и обнял супругу. — Ни на тебя, ни на деток.
      — Больно, Сема, повыше руку положи, — ответила Юля и подняла руку супруга повыше. — Пусть все заживет сначала… Тогда и обниматься хоть как будем, и не только…

      В этот день Семен ушел на работу в ночь, а на следующий день работала уже Юля. Вернувшись домой после смены, девушка решилась задать супругу те вопросы, которые к ней начали постепенно приходить и на которые она не смогла дать ответа.
      — Семушка, — сказала Юля. — Знают ли соседи, что внизу творится или не знают? И вообще, чей это дом, так хорошо обустроенный? Ты понимаешь, о чем я.
      — Это дом наших товарищей, — ответил Семен. — От прежних товарищей, которые раньше занимались этим делом, осталась эта лаборатория.
      — Где сейчас прежние товарищи? — спросила Юля. — Получается, за жилье нам платить не надо?
      — Не надо, — ответил Семен. — Так что мы и живем свободнее, и бесплатно. Прежние же товарищи уехали из этого дома, никто не знал, что они здесь жили, а потом… Потом они кандалы примерили. Хорошо еще, что не пеньку. Хотя кто знает, что лучше…
      — Соседи знают, что здесь творится? — спросила Юля. — Потому что сам понимаешь, на нашей части дома слышно, будто кто-то где-то ходит. Помнишь, я же тогда тебя испугалась, думала, что разбойники в дом забрались.
      — Соседям не должно быть ничего слышно, но они из сочувствующих, — ответил Семен. — Сами ничего делать не будут, но и вредить нам тоже не захотят, если даже что-то и узнают.
      — В любом случае, я здесь ни при чем, — твердо сказала Юля. — Я этим делом не занималась, так что буду не понимать, что к чему, если вдруг что…
      — Да, именно так, — ответил Семен.

      Какое-то время супруги просидели молча, после чего до Юли полностью дошел смысл слов Семена про кандалы и пеньку.
      «Под высшую меру чуть были не пошли… — подумала Юля. — Какой кошмар…»
      На следующий день, вернувшись с работы, пообедав и дождавшись того, что муж уйдет на работу, девушка решила детально ознакомиться с лабораторией. Юля решила, что будет идти по долгому, но безопасному пути.
      На этот раз и спуск, и нахождение всех зацепок и тайных лазов заняли гораздо меньше времени. Вскоре девушка уже была в лаборатории.
      От обилия баночек, скляночек и разноцветных растворов у Юли разбежались глаза. Сразу же захотелось взять и не просто потрогать все руками, но еще и смешать что-нибудь.
      Юля налила в одну пробирку прозрачный раствор, в другую — желтоватый, а потом решила объединить их, перелив в небольшую баночку. 
      — Юля, поставь все на штатив и отойди подальше! — раздался окрик Семена.
      Девушка недоуменно обернулась и увидела, что к ней практически подбегает супруг.
      — Пальцем тронешь — уйду и больше ты меня никогда не увидишь! — на всякий случай сказала Юля. — И добивайся потом развода, как захочешь, если добьешься.
      — Юлечка, ты что, мы о чем с тобой не так давно говорили? — удивился Семен. — Я бы ни за что в жизни тебе ничего плохого не сделал, хотя уж сейчас-то повод был. А пробирки поставь…
      Юля поставила пробирки на штатив и сказала:
      — Прости, Сема, за то, что нехорошо о тебе подумала.
      — Я не обижаюсь, — ответил молодой человек.
      — Но, все же, скажи мне, Семушка, почему ты уже второй раз уходишь будто бы на работу, а сам мчишься сюда? — спросила Юля. — Ты что, совсем мне не доверяешь?
      — Доверяю, Юлечка, — ответил Семен. — Только не хочу тебя пугать. Но, наверное, нужно будет тебе обо всем рассказать. Ты такое здесь намешать могла, что весь дом и половина улицы на воздух бы взлетела…
      — Ты меня больше пугаешь этими неожиданными появлениями, — ответила Юля. — Я ничего дурного не замышляла, просто хотела все посмотреть, потрогать. Как маленький ребенок, которому все интересно, как Верочка...
      — Маленьких детей к плите не подпускают, — улыбнулся Семен. — И, я не сомневаюсь, Верочка и то благоразумнее тебя сейчас: не лезет, куда не надо. Давай я тебе все сам покажу и расскажу.
      — Хорошо, — согласилась Юля. — Что собираешь-то?
      — Бомбу, — ответил Семен.
      — И зачем? — удивилась Юля.
      — Чтобы была, — ответил Семен.
      — Не доверяешь мне, значит, — вздохнула Юля. — Не хочешь говорить правду…
      — Потому что, Юленька, я еще сам не решил конечную цель своей деятельности, — ответил Семен. — Когда решу — все обязательно скажу.
      — Хорошо, — согласилась Юля. — Теперь показывай мне все, рассказывай.
      Девушка еще раз оглядела помещение, увидела, как Семен достает из шкафов какие-то другие пробирки, бутылочки, склянки, и приготовилась внимательно слушать своего мужа и наблюдать за его действиями.

               
Глава 17. Дело

      Сперва Юле нравилось то, что показывал ей Семен: жидкости в пробирках то интересно кипели, то забавно шипели, то меняли цвета. Юля время от времени помогала своему супругу и была рада от того, что и у нее что-то получается. Однако уже вскоре девушке это надоело, Юля стала скучать.
      — Юленька, если тебе все надоело, поднимайся да отдыхай, — сказал Семен. — Я немного еще поработаю да пойду в больницу. Смена, все-таки, уже скоро.
      — Спасибо тебе, Сема, за то, что уделил мне время, — ответила Юля. — Но я поняла, что это совсем не мое. Вряд ли спущусь сюда когда-то еще.
      — Главное, не спускайся без меня, — предостерег супругу Семен.
      Молодой человек понаблюдал за тем, как его супруга не очень умело находит потайное место, идет длинной дорогой через пустую комнату, а потом снова вернулся к работе.
      Юля, оставшись одна в первой подвальной комнате, задумалась. Девушка не могла понять, как ей относиться к деятельности Семена и террору.
      С одной стороны, вспомнились все их разговоры: и до венчания, и в первые недели и месяцы после, что народу нужно помогать. С другой стороны, мысль о том, что кто-то может погибнуть, не давала покоя Юле.
      «Это же неправильно, — думала девушка. — Не мы даем жизнь и не нам ее отнимать…»
      Однако убеждать Семена в том, что он неправ, не хотелось. Юля понимала, что ее супруг действует из самых благих побуждений и пытается найти верный способ.
      Не понимая, как ей жить с этим дальше, ведь до конца весь масштаб возможных последствий Юля осознала только сейчас, девушка присела на стул и расплакалась.
      Юля старалась плакать как можно тише, чтобы не привлечь внимание Семена. Говорить своему супругу о причине своих слез девушке не хотелось.
      Успокоиться удалось далеко не сразу. Спустя минут двадцать Юля, не торопясь, встала и потихоньку пошла наверх. Голова чуть кружилась, что дополнительно огорчало девушку.
      На кухне Юля заглянула в чугунок, налила себе в тарелку остатки борща и, не торопясь, поела.
      «Беременна! — неожиданно пронеслось в голове Юли. — Точно беременна! Слезы, странные мысли, усталость, вот, борща второй раз захотелось! Какая мне беременность сейчас, я этого не хочу! Я боюсь стать плохой матерью этому ребеночку, у меня уже Верочка у родителей живет!»
      От этих мыслей девушка разревелась в голос. Юля плакала и не могла остановиться.
      — Точно, пятнышки на лице полезли, — шептала девушка. — Сил нет никаких, идти никуда не хочется… И подумала же о том, что беременной в этих лабиринтах не полазишь, когда позавчера по тайным ходам ходила, не зря же подумала!
      Юля не заметила, как на ее плач поднялся Семен.
      — Что случилось? — удивленно спросил молодой человек.
      — Семен, нам Бог послал второго ребенка… — сквозь слезы ответила Юля.
      — Юленька, родная моя, так радоваться же надо, — улыбнулся Семен и обнял свою супругу. — Или ты от счастья плачешь?
      — Я не ожидала этого… — ответила Юля, не желая говорить правду, чтобы не портить мужу настроение. — Я не думала, что все произойдет так быстро…
      — Значит, так было нужно, — сказал Семен. — Юленька, все будет хорошо, не переживай, не надо бояться!
      После слов мужа Юле немного полегчало. Девушка приняла эту новость, как неизбежный факт, и решила, что все еще, может быть, изменится. Об убийстве нерожденных детей Юля никогда не задумывалась, считая это противоестественным, но, как фельдшер, прекрасно знала, что о наступлении беременности можно говорить хотя бы через пару месяцев после зачатия, а так рано задумываться на эти темы не стоит.
      «До месяца — это даже не беременность, а не пойми что, — думала Юля. — Выкинет и даже не заметишь. И даже знать не будешь, была беременна или нет. Поживем-увидим, чем дело кончится. Может быть, я просто себя накрутила, может быть, просто зря панику навела…»
      От этих мыслей Юле окончательно полегчало и девушка полностью успокоилась.

      Пока Семен был на смене, Юля с улыбкой и даже усмешкой вспоминала свою недавнюю полуистерику. Девушке было неловко от того, что она устроила и поэтому Юля пыталась найти себе оправдание.
      «Я просто испугалась там, внизу, когда все осознала, — решила девушка. — Точно, я испугалась. Не ожидала, что эта лаборатория может привести к чьей-то смерти».

      Шло время. Юля все так же ходила на работу, не думала о своей беременности или ее отсутствии, выбросила из головы мысли о лаборатории в подполе и тоже не задумывалась на эту тему и больше не спускалась вниз. Когда спина окончательно зажила, Юля, окончательно забыв о своей недавней истерике, с охотой отвечала на все те же робкие поглаживания и отдавалась в пучину этой осторожной страсти. Прошел уже месяц со дня возвращения Семена и ничто не намекало Юле о ее беременности, кроме тех самых надуманных причин, которые виделись ей и раньше. Решив, что во время истерики может показаться что угодно, девушка забыла о своих подозрениях.

      В один из дней Семен, вернувшись с работы, подошел к своей супруге.
      — Юленька, родная моя, — сказал он. — Нам нужно будет поговорить. Я не могу принять решение без тебя.
      — В чем дело? — удивленно спросила Юля.
      — Знаешь же, что я никак не мог решить, куда использовать ту бомбу, которую я создам, — начал Семен. — Так вот, мне предложили устроить покушение на одного человека.
      — А я здесь причем? — удивленно спросила Юля. — Мы же решили, что моя хата с краю.
      — Нам заплатят много денег, — сказал Семен. — Если я скажу «да». Но речь идет об Оржевском. Романе Сергеевиче. Так что ты думаешь по этому поводу? Не молчи, родная, скажи…

      Юля никак не могла прийти в себя от слов Семена. Мысль о том, что она будет хоть косвенно, но повинна в убийстве своего отца, не давала девушке покоя. Кроме того, Верочка осталась бы без любимого деда, а Мария Константиновна — мужа. Злость на отца периодически поднималась в душе Юли, но решиться на подобное и дать согласие на это покушение девушка не могла.
      — Что Оржевский сделал такого, что покушение будет именно на него? — спросила девушка. — Он же не из жандармерии. Он, всего-навсего, отставной военный.
      — Я не знаю, не спрашивал, — ответил Семен. — Так что ты скажешь? Согласиться мне, отказаться?
      — Отказаться, — твердо сказала Юля. — И господина Оржевского нужно будет предупредить.
      — А потом заявить в жандармерию, — усмехнулся Семен.
      — Можно и заявить, — ответила Юля. — Выполнить наш гражданский долг.
      — Юленька, — сказал Семен. — Тебя же сделают во всем крайней. Припишут связь с террористами, придут в дом с обыском, все найдут, что не надо находить…
      — А убийство родителей — это вечная каторга без перевода в разряд исправляющихся, — ответила Юля. — Я не горю желанием стать политической мученицей, а уж всеми презираемой уголовницей так тем более. Докопаются же до всех тонкостей отношений с родителями, поведут дело по уголовной стезе! Нет, Семен, этого я не могу допустить. Как и лишать Веру Романовну ее любимого деда. Никто не знает, как будет дальше, но сейчас малюточка хотя бы живет в любви и достатке. Не вправе я лишать Верочку этого, не мое это дело...
      — Эх, Юля, плохие из нас борцы за дело народа, — ответил Семен. — Я примерно так же подумал, когда услышал это предложение. Так что надо, наверное, действовать, как ты говоришь, и переезжать на другое место жительства. От греха подальше.
      — И переедем, ничего страшного, — сказала Юля. — Зато не испачкаем свои руки кровью.
      Девушка какое-то время помолчала, а потом спросила своего супруга:
      — Сема, а что с террором? Получается, и это — не наше занятие?
      — Получается, что да, — задумчиво ответил Семен. — Не переживай, Юля, мы найдем свое место в жизни, обязательно найдем...

               
Глава 18

      Весь вечер Юля размышляла, как лучше сказать обо всем отцу, чтобы и уберечь его, и не снискать подозрений в связи с революционерами, и максимально безопасно для себя сообщить обо всем жандармерии. Впрочем, девушка не смогла ничего придумать и, расстроившись, решила отложить размышления до завтра.
      Семен же решил не медлить и сразу же пошел куда-то, чтобы сообщить об их с Юлей решении. Ближе к ночи молодой человек вернулся не совсем трезвый, озабоченный и время от времени смеющийся.
      — Семушка, родной мой, что случилось? — изумленно воскликнула Юля, когда увидела, в каком состоянии пришел ее супруг.
      — Считай, что это был розыгрыш, — немного запинаясь, ответил Семен.
      — Какой розыгрыш? — еще больше изумилась Юля. — Семен, так и с ума сойти недолго. В чем дело?
      — Завтра объясню, — ответил молодой человек. — Или попозже.
      Юля помогла своему супругу разуться и повела его спать. Девушка никак не могла понять смысл сказанных Семеном слов, снова начала продумывать пути отступления от террора, но в голову ничего не шло.
      Через час Семен проснулся и сказал своей супруге:
      — Все ломаешь голову, Юля? Вот и я всю голову сломал, а на самом деле как все вышло…
      — И как же? — спросила Юля.
      — Проверка это была, — ответил Семен. — От товарищей. По вопросу, смогу ли я не посвящать тебя в свои дела, а если буду посвящать — не будешь ли ты мне мешать. Проверка на преданность делу.
      Молодой человек засмеялся и продолжил:
      — И я эту проверку не прошел. Не преданным делу оказался. Так что окончательно принимать меня в свои ряды они не будут, но это, может быть, и к лучшему. Сами, Юленька, что-нибудь придумаем, не будем ни от кого зависеть. Никто нас не потянем за собой и, если не дай Бог что, мы за собой никого не потянем.
      Семен посмотрел на изумленную Юлю и сказал:
      — Пришел я, значит, сказал, что мы с тобой решили, что не готовы к такому. Один из товарищей засмеялся и сказал, что другого от меня и не ожидал. Еще мне сказали, что я человек, безусловно, хороший, но не такой, какие им нужны. Не преданный делу. А преданность дороже всего на свете. Цитировали мне Нечаевский Катехизис, говорили, что нет у меня холодного расчета, что личное для меня дороже общего интереса, что так быть не должно. В общем, не приняли они меня к себе окончательно. Много чего мне говорили под самогоночку, но суть была одна: я хороший, но недостаточно, поэтому мне с ними не по пути. Хотя, думаю, если бы они узнали о наших размышлениях на тему жандармерии, разговор велся бы совершенно другими словами. И из недостаточно хорошего человека я бы превратился в злейшего врага всего человечества.
      — Оно и к лучшему, что все так вышло, — с облегчением выдохнула Юля. — Что мы избавились от лишних проблем так неожиданно. А я, Сема, всю голову сломала, что делать дальше. Как Романа Сергеевича предупреждать, с какими словами в жандармерию идти.
      — Нам идти никуда не придется, — сказал Семен. — А вот освободить дом будет нужно. Здесь будут жить те, кто действительно готов на все, ради счастья народа. А мы с тобой к этим людям не относимся.
      — Да, не относимся, — согласилась Юля. — Но ничего не поделать. Так что, Роману Сергеевичу ничего не угрожает?
      — Ничего, — ответил Семен. — Так что зря ты переживала за него.
      — Я переживала и за Верочку в том числе, — сказала Юля. — Хотя, если честно, помнишь же, я сразу удивилась: почему именно Роман Сергеевич? Отставной же военный, с жандармерией никак не связан…
      — Юля, ты же будешь мне боевой подругой, а не только любимой супругой? — неожиданно спросил Семен. — Не бросишь же меня в трудную минуту?
      — Не брошу, — ответила Юля. — Мы с тобой вдвоем ходили в народ, вдвоем будем и в Петербурге действовать.

      Всю ночь Юле было не до сна: девушка лежала, глядя в потолок, и пыталась понять, как такое могло произойти. Юля не понимала, почему ей стало жаль своего отца, который так нехорошо не раз и не два с ней обошелся. Но, отматывая все в своей памяти назад, девушка каждый раз с уверенностью говорила себе, что она тогда все правильно сказала, и что если бы Семен сказал, что готов на убийство Романа Сергеевича, но его бы не произошло, зато ее мужа никто бы не обвинял в недостаточной преданности, это не было бы лучшим выходом из ситуации.
      «Пусть мы будем с Семой одни, зато сами себе хозяева, — думала Юля. — Пусть мы будем преданы себе, своей совести, а не кому-то».

      Переезд на другое место жительства не заставил себя долго ждать: уже к вечеру следующего дня был найден дом, а на следующий вечер молодая пара уже обустраивала там свое гнездышко: еще один переезд прошел на удивление легко и быстро.
      История с проверкой на преданность уже начала забываться и Юля практически не вспоминала ни ту самую подпольную лабораторию, ни лабиринты тайных ходов. Новый дом был чуть дальше от центра, зато в распоряжении молодой семьи была не только избушка из трех комнат, кухни и чердака, но еще и просторный сарай.
      — Появится у нас со временем много лишних вещей — будем сюда складывать, — оглядев хозяйским взглядом помещение, сказала Юля. — А пока что пусть пустой стоит.

      На следующий день, вернувшись с работы, девушка решила снова осмотреть сарай, чтобы решить, можно ли там сделать летнюю кухню или лучше оставить все, как есть. Юля, не заходя в дом, прошла в сарай, открыла дверь и увидела там Семена. Молодой человек увлеченно сколачивал стол и не сразу обратил внимание на вошедшую супругу.
      — Юленька пришла, — сказал Семен.
      — Ты тоже решил здесь летнюю кухню сделать? — спросила Юля.
      Девушка внимательно огляделась по сторонам, увидела, что на полу стоят такие знакомые баночки со всякими жидкостями и сказала:
      — Здесь будет не летняя и не кухня.

               
Глава 19. Переезд

      Семен немного растерянно посмотрел на супругу. Молодой человек явно не ожидал увидеть Юлю здесь именно сейчас.
      — Да, Юленька, здесь будет не летняя и не кухня, — ответил Семен.
      Не до конца веря всему тому, что она видит, девушка устало опустилась на только что сколоченный табурет.
      Юле хотелось плакать, но девушка никак не понимала, почему на нее нахлынули эмоции, хотелось разлить все эти баночки и скляночки, но было жаль трудов своего супруга.
      — Семен, зачем? — единственное, что могла спросить Юля.
      — Ты же будешь моей боевой подругой, сама же согласилась, — ответил молодой человек.
      — Я не знаю, не понимаю ничего! — воскликнула Юля. — У меня такой сумбур в голове, не могу описать!
      Девушка расплакалась, а потом сказала:
      — Семен, милый, я не знаю… Не могу ничего сказать… Я последнее время себя чувствую как-то не так, так настроение колышет, что иногда кажется, будто я не в себе!
      Юля немного помолчала и добавила:
      — О беременности говорить еще рано, может быть, мне просто все это кажется, но я почему-то уверена, что снова стану матерью. Семушка, я боюсь, боюсь того, что снова будет что-то не то, что все пойдет не по плану!
      — Юленька, не переживай, все будет хорошо, — приобнял супругу Семен. — Иди, отдохни, полежи…

      Юля решила прислушаться к словам Семена и вышла из сарая. На воздухе девушке немного полегчало, а потом, к вечеру, Юля окончательно успокоилась. Неожиданно для себя поняв, что она не вправе бросать своего мужа на произвол судьбы, девушка решила озвучить это Семену, который до сих пор был в своей мастерской.
      — Семушка, — сказала Юля. — Мы с тобой супруги, семья, венчались в церкви. Прости мне мою недавнюю слабость. Не сомневайся, я буду тебе во всем помогать. Только скажи, как именно.
      — Если ты мне просто накроешь на стол, этого будет вполне достаточно, — ответил Семен. — Уже ведь пришло время ужинать. А больше ничего не нужно, я буду заниматься своим делом, а ты — просто мне не мешать.

      Этот ответ слегка задел самолюбие Юли.
      «Не мешать, значит, — подумала девушка. — Уже не нужна ему боевая подруга, хочет просто спокойствия…»
      Вернувшись домой и пропереживав какое-то время, Юля неожиданно вспомнила, что она забыла просьбу Семена. Девушка спешно накрыла на стол и едва закончила свои приготовления, как увидела, что муж уже пришел в дом.
      — Нет, Сема, я буду тебе помогать во всем, — сказала Юля. — Немного приду в себя и буду твоей самой верной помощницей.

      Прошло около месяца. К концу апреля Юля могла сказать с уверенностью: она в положении. Девушка понимала, что вскоре ей нужно будет оставить работу, но это совершенно не печалило Юлю: она была бы только рада сбросить с себя лишний груз забот. Девушку не печалило и то, что ее супруг все свое свободное время проводил в своей лаборатории: Юля знала, что все это нужно для пользы дела. В чем заключается эта польза, девушка не понимала и не хотела понимать. Юле было достаточно знать то, что Семен изготавливает бомбу, другое девушку не интересовало.

      Очередной апрельский день начинался совершенно обыкновенно: и у Юли, и у Семена сегодня был выходной. Лежа в кровати и смотря на своего супруга, девушка любовалась им. Юля лежала, не шевелясь, боясь разбудить Семена.
      «Милый мой, любимый», — думала Юля. Увидев, что ее супруг просыпается, девушка с нежностью на него посмотрела и сказала. — Семушка, родной мой, милый, любимый!
      Семен обнял Юлю и поцеловал сначала в щеку, потом, будто стесняясь, в губы. Девушка снова почувствовала такое знакомое робкое поглаживание по спине, по бедру и улыбнулась.
      Юля крепче обняла Семена и почувствовала, что супруг переворачивает ее на спину. Рука Семена чуть приподняла сорочку Юли, второй рукой молодой человек поправил одеяло, которое начало сползать.
      Время, казалось, остановилось. Юля была полна счастья и забыла обо всем на свете. Семен одернул сорочку Юли, снова поцеловал свою супругу, лег рядом, обнял. Расчувствовавшись, девушка расплакалась.
      — Семен, а надолго ли оно, наше счастье? — спросила Юля. — Кто знает, что будет дальше?
      — Надолго, — ответил Семен. — Навсегда.
      — Точно? — переспросила Юля. — Ты уверен?
      — Уверен, — ответил Семен. — Мы будет вместе навсегда. Ничто не разлучит нас, никакая сила. Нет тех крестьян, нет тех странных обстоятельств.
      Юля поцеловала своего супруга в щеку и почувствовала, что Семен снова ее гладит по талии.
      — Ох, Семушка, так мы никогда не встанем, — улыбнулась Юля и полностью отдалась ситуации.

      Юля лежала в объятиях Семена. Девушке было настолько хорошо, что не хотелось ни о чем думать. Снова поцеловав своего супруга, Юля решила встать.
      — Что за шум? — спросила Юля Семена.
      Семен прислушался, но никак не мог определить природу шума.
      — Сейчас посмотрим, — сказал молодой человек.
      Семен встал с постели и в тот же миг в комнату влетели жандармы. Юля лежала, ни жива, ни мертва.
      — Встать! — раздался окрик жандарма.
      — Отвернитесь, я раздета, — ответила Юля.
      — Можно подумать, я раздетую женщину не видел, — сказал жандарм.       — Встать, одеться, не тянуть время.
      Юля никак не хотела вставать, не желая показываться раздетой перед жандармами.
      — Да что ты тянешь? — изумился второй жандарм. — Сейчас закончим с этим делом. Или иначе закончим.
      Резким движением мужчина сбросил одеяло, которым была закрыта Юля, а потом, спустя мгновение, разорвал сорочку девушки и на глазах Семена и шокированной Юли начал расстегивать брюки.

      Юля проснулась в холодном поту.
      «Как? — думала девушка. — Как такое могло мне присниться? Что это, очередной беременный бред?»
      Юля расплакалась. Семен, глядя на то, как его супруга проснулась в слезах, спросил девушку:
      — Что случилось, Юленька?
      — Дурной сон приснился, правду ведь говорят, что нельзя спать до обеда, — до сих пор плача, ответила девушка. Понимая, что супруг обязательно спросит ее о том, что это был за дурной сон, Юля решила сама все рассказать, тем более, что хотелось с кем-то поделиться своими страхами. — Приснилось, будто жандармерия к нам пришла, арестовала нас да лишнее себе в моем отношении позволила.
      — Юленька, тебе нужно погулять, чтобы настроение поднялось, — ответил Семен. — Сейчас позавтракаем, да надо будет пойти во двор, подышать хоть маленько свежим воздухом.

      После завтрака и прогулки Юле полегчало. Девушка уже практически не переживала из-за того, что ее сон мог сбыться и перестала думать на эту тему.
      — Может быть, Верочку навестим? — спросила Юля супруга. — Мария Константиновна сейчас будет гулять с внучкой, можем встретить их возле дома. И с хозяином встречаться не придется.
      — Хорошо, — согласился Семен.
      За это время молодой человек уже несколько раз так виделся с дочерью и это его вполне устраивало, хоть душа и просила более частых встреч с Верой.
      Молодые люди неторопливо шли по улице. Чуть в отдалении Юля увидела жандармов, которые шли в их с Семеном сторону.
      — Побежали! — взволнованно шепнула Юля. — Давай свернем хотя бы в сторону, спрячемся!
      — Не стоит привлекать к себе внимание, — ответил Семен. — Они не к нам идут.
      — Семушка, родной мой, я боюсь, что нас поймают, арестуют, под статью подведут! — воскликнула Юля. — Милый мой, пожалуйста, давай свернем с дороги!
      От волнения девушка почувствовала, что ей становится нехорошо и поняла, что падает в обморок.

               
Глава 20

      Юля очнулась от того, что ее тормошили за плечи. Девушка открыла глаза, увидела, что над ней склонился человек в форме и от испуга снова закрыла глаза, почувствовав, что ей снова становится нехорошо.
      — Врача бы сюда, — раздался совершенно незнакомый голос, по-видимому, принадлежащий жандарму.
      Юля поняла, что она не сможет вечно притворяться и, найдя в себе силы, открыла глаза.
      — Что случилось? — спросил жандарм девушку.
      — С утра больна, — ответила Юля, вспомнив свои сегодняшние сны и страхи.
      — Идите к врачу, — сказал жандарм.
      — Да, обязательно, сейчас и пойдем… — растеряно ответила девушка.
      Юля посмотрела вслед уходящим жандармам и, чуть ли ни плача, сказала:
      — Семушка, как мне плохо… Слишком перенервничала.
      — Вернемся домой? — спросил супругу Семен.
      — Пожалуй, не стоит, — ответила Юля. — Мы уже почти дошли до Верочки. Я как-нибудь продержусь, а потом можно и домой.
      Встреча с дочерью прошла спокойно, как всегда. Юля немного поиграла с дочерью, посмотрела издалека, как девочка сама играет, перебросилась парой фраз с матерью, а потом засобиралась домой.
      Едва переступив порог дома, Юля сбросила с себя верхнюю одежду, легла на кровать и сказала:
      — Опять предобморочное состояние, надо было сразу домой идти, зря я решила, что продержусь…

      Какое-то странное чувство не отступало долго. Юле хотелось спать, но заснуть не получалось, девушку морозило, но едва она закрывалась одеялом, сразу же становилось жарко, болела голова, не было сил встать.
      — Как я перенервничала тогда! — воскликнула Юля, когда Семен в очередной раз заглянул к супруге, чтобы справиться о ее самочувствии. — Сема, садись, посидишь со мной.
      Девушка жестом пригласила супруга сесть на кровать и сказала:
      — Расскажи мне, что было-то? Я честно половину не видела и не знаю.
      — Ты упала в обморок, — ответил Семен. — Те самые жандармы на нас бы даже внимания и не обратили, а так, увидев лежащего на земле человека, сразу же подошли, спросили, в чем дело. Я ответил, что тебе вдруг стало плохо и ты упала. Один из них начал приводить тебя в чувство. Вот и все.
      Молодой человек задумался и добавил:
      — А если бы ты побежала, то сразу бы привлекла к себе внимание не тем способом. Сразу бы решили, что у тебя совесть нечиста, начали бы выяснять, докопались бы до чего-то лишнего.
      — Семушка, я не знаю, что со мной, но мне совсем хорошо… — растеряно сказала Юля.
      — Живот, поясницу не тянет? — обеспокоенно спросил Семен.
      — Нет, не тянет, — ответила Юля. — С беременностью все хорошо, можно не волноваться.
      — Поспи, отдохни, — сказал Семен. — Если что — зови меня.
      — Хорошо, — ответила девушка.

      Юля продремала несколько часов. Со временем девушке стало лучше, но какая-то слабость все равно не проходила, поэтому Юля решила еще немного полежать.
      Самочувствие медленно, но верно улучшалось, поэтому девушка, не торопясь, встала. Хотелось просто посидеть рядом со своим супругом, поговорить о каких-нибудь мелочах, но Семена не было в доме. В глубине души Юля понимала, что ее супруг сейчас в мастерской, но идти туда не хотелось. С момента последнего визита в сарай девушка ни разу не заходила туда и не было никакого желания делать что-то подобное. Но без Семена было как-то страшно, неуютно. Злясь на себя за свою слабохарактерность и то, что она отвлекает своего супруга от дел, Юля пошла в сарай.
      — Семушка, родной, как освободишься, пожалуйста, посиди со мной, — сказала Юля, открывая дверь. — Мне как-то совсем нехорошо на душе, нужно успокоиться…
      — Сейчас, Юленька, — ответил Семен. — Немного подожди, я скоро приду.
      Юля понаблюдала за своим супругом и увидела, как он выключил спиртовку, отложил в сторону пробирку, снял халат, вышел к ней на улицу.
      — Юленька, я тебя прошу: дай мне еще полчаса, чтобы доделать одно дело и я обязательно с тобой поговорю, — сказал Семен и положил руки на плече супруге. — Мне нужно еще немного поработать.
      — Хорошо, — вздохнула Юля. Вдруг девушка неожиданно для себя сказала. — Только прошу тебя, Сема, побудь еще минутку со мной, мне так хорошо и спокойно!
      — Разве что минутку, — улыбнулся Семен.
      Юля обняла своего супруга и прижалась щекой к его плечу. Волна спокойствия и блаженства нахлынула на девушку и Юля наконец-то почувствовала, что ей стало хорошо.
      — Нам просто не надо разлучаться, — прошептала Юля.
      Резкий хлопок, а потом неожиданный шум напугал девушку. Юля с опаской оглянулась и увидела, что от сарая практически ничего не осталось, а обломки здания загорелись.
      — Мой ангел-хранитель, — тихо сказал Семен. — Спасла меня.
      Не понимая ничего, Юля вцепилась в своего супруга и расплакалась. Девушка стояла, боясь отпустить своего любимого, и застыла в оцепенении.
      — Юля, надо пожар тушить, пока дом не загорелся и пока лишние уши ничего не услышали, — сказал Семен. — Нам проблемы с жандармерией не нужны.
      Однако тушить пожар было бессмысленно и Семен вскоре это понял. Молодой человек поливал водой землю вокруг сарая в надежде, что обломки сгорят и пламя на этом само погаснет, а Юля до сих пор так же безучастно наблюдала за происходящим.
      — Что же такое произошло? — больше с любопытством, нежели из-за желания помочь, через забор спросила соседка.
      — Летнюю кухню строил, печь взорвалась и все загорелось, — ответил Семен.
      — Ох, несчастливое-то какое место, уже второй сарай здесь горит, — сказала соседка. — Прежние хозяева хотели старую печь восстановить и сгорело все к чертям собачьим, теперь вам не повезло.
      — Да, не повезло, — ответил Семен. — Что ж поделать, будем и летом дома готовить.

      Соседка ушла. Семен еще раз посмотрел на догорающий сарай и сказал Юле:
      — Поверила. Только бы все обошлось… Ты больше ничего не предчувствуешь?
      — Ничего, — ответила Юля. — С хозяйкой за сарай не расплатимся…
      — Я построю новый, думаю, ее это вполне устроит, — сказал Семен. — Хозяйка — это не самое страшное, в конце концов, деньгами отделаемся. Лишь бы жандармерия ничего не узнала и не заподозрила.
      Молодой человек посмотрел на пепелище: ничего не навевало на ненужные подозрения.
      — Теперь отдыхать, Юля, — сказал Семен. — Пропала почти готовая бомба, пропали реактивы, все пропало. Если что, придется начинать с нуля.
      — Может быть, не стоит? — спросила Юля.
      — Не знаю, посмотрим, — ответил Семен. — Со временем все решим, как жить и что делать дальше.

               
Глава 21. Жандармерия

      Ночь прошла неспокойно. Юля никак не могла заснуть и, изредка глядя на спящего Семена, изо всех сил пыталась не разбудить своего супруга. В конце концов, не выдержав постоянной тревоги, девушка осторожно встала с постели.
      «Не высплюсь, работать будет слишком тяжело», — подумала Юля и подошла к окну, чтобы хоть как-то развеяться.
      За окном было спокойно: ночь, тишина, звезды. Где-то вдалеке лаяли собаки, в остальном же ничто не нарушало покой ночи. Юля простояла у окна около получаса, пронаблюдала за редкими прохожими, боясь увидеть в них жандармов, а потом так же осторожно легла в постель и не сразу, но заснула.
      Утром девушка проснулась от настойчивого стука в дверь. Открыв глаза, Юля увидела, что Семен уже оделся и идет открывать.
      «Не иначе, как хозяйка пришла, — подумала Юля. — Будет требовать деньги за сарай, может быть, Сема уговорит ее не спешить и подождать, пока он сам все построит…»
      — Кто там? — раздался голос Семена.
      — Откройте, жандармерия, — услышала Юля.
      Девушка тотчас похолодела. Сразу же вспомнился свой вчерашний сон, руки затряслись, на глаза навернулись слезы.
      «Если это будет примерно такой же вещий сон, как у родителей про блудного сына, я не переживу, — подумала девушка. — Этот позор я перенести не смогу».
      Юля встала и медленно начала одеваться. Ноги не слушались и были будто ватными, холодный пот никуда не уходил. Девушка постоянно вытирала лоб и губы рукой, но это приносило только временное облегчение.
      — Кто кроме вас проживает в доме? — спросил жандарм Семена.
      — Моя супруга Юлия, — ответил молодой человек.
      — Сейчас проедем в отделение, поговорим, заполним необходимые документы, — сказал жандарм. — Позовите сюда супругу.
      — Юля, иди ко мне! — крикнул Семен.
      Дрожа всем телом и изо всех сил пытаясь унять свое волнение, девушка медленно вышла в коридор.
      — Что с вами? — спросил жандарм.
      — Больна еще со вчерашнего дня, — ответила Юля, узнав в незваном госте человека, который вчера приводил ее в чувство.
      — Сначала поговорим в отделении, а потом не забудьте показаться врачу, — сказал жандарм. — Одевайтесь.
      Чуть ли ни в слезах Юля накинула на себя пальто и платок и вышла на улицу. Возле дома их уже ждала полицейская карета. Девушку затрясло и Юля почувствовала, что слезы уже текут у нее по щекам.
      — Жена беременная, нервная, от каждого чиха пугается, — сказал Семен жандарму. — Уж не знаю, что она себе напридумывала, но сейчас опять явно что-то начала выдумлять.
      — Попросите врача выписать какие-нибудь капли, — ответил жандарм и открыл дверь кареты.
      С явным облегчением Юля увидела, что ей открывают переднюю часть кареты, а не заднюю.
      «Значит, не арестовывают, — подумала девушка. — Пока что. Или просто хотят усыпить нашу бдительность».

      Дорога в жандармерию прошла в молчании. Семен видел, что Юля сидит, бледнее мела, но ничего не мог сказать своей супруге, чтобы не вызвать каких-то лишних подозрений. Ближе к середине поездки молодой человек решился взять руку Юли в свою руку, что чуть-чуть успокоило девушку, но окончательно Юля прийти в себя так и не смогла.
      Добравшись до места назначения, жандарм помог выбраться Юле из кареты, а уже в здании сказал Семену:
      — Чтобы не терять время, я поговорю с вашей супругой, а с вами поговорит другой человек.
      «Будут беседовать отдельно, чтобы найти несостыковки в показаниях, — подумала Юля. — Как же мне не сболтнуть ничего лишнего? И Семен бы обо всем догадался…»
      — Самохину додавить надо, совсем немного осталось, — шепнул жандарм другому человеку в форме. — Она в таком состоянии, что все сама расскажет. Осталось только понять, она прошлое вспомнила и испугалась или есть, о чем новом переживать.
      Мужчина пригласил Юлю в кабинет и, дождавшись, пока она сядет, сказал:
      — Юлия Романовна, мы с вами немного знакомы. Сначала шапочно, я просто слышал о том, что вы не причастны к агитации, потом вчера приводил вас в чувство, когда вы упали на улице. А потом… Потом к нам поступило заявление, что у вас взорвался сарай. Так просветите меня, в чем дело? Почему сарай взорвался?
      — Я не слишком хорошо разбираюсь в хозяйственных делах, поэтому во всем доверяю своему мужу, — ответила Юля. — Как-то раз я ему сказала, что хотела бы видеть в этом сарае летнюю кухню и Семен согласился с тем, что это было бы неплохой идеей. Загорелся мыслью построить печь и, наверное, как-то ошибся в технологии. Сами понимаете, я в печном деле не понимаю ничего.
      — Вы заходили в этот сарай? — спросил жандарм. — Может быть, видели там что-то интересное?
      — Мне это было ни к чему: я в хозяйственных делах ничего не понимаю, — ответила Юля. — Поэтому в сарай не заходила, не знаю, в чем именно могла быть ошибка строительства.
      — Подождите немного, — сказал жандарм и, попросив другого человека зайти в кабинет, вышел в коридор.

      — Как успехи? — спросил мужчина своего напарника.
      — Говорит, что делал печь и она взорвалась, — раздалось в ответ.
      — Самохина говорит то же самое, — сказал жандарм. — Что про строительство печи говорит: заходила барышня в сарай, не заходила? Советовала что-то, не советовала?
      — Ловко уклоняется от этих вопросов, — ответил напарник. — Видать, боится разойтись в показаниях со своей женой.
      — От прямого вопроса не уклонится, — сказал жандарм. — На какую тему Самохину колоть?
      — Только выводить на эмоции и слушать, что она расскажет в слезах, — раздалось в ответ. — Какой-то конкретной темы придумать не могу.
      — Хорошо, — согласился мужчина и пошел обратно в кабинет.

      — Юлия Романовна, я тут ходил узнавать на всякий случай, не подозревали ли вас случайно еще и в чем-то другом, не только в агитации, — сказал жандарм. — Выяснил, что иных подозрений на вас нет. Но… Знаете, все может быть в первый раз. Так облегчите душу признанием. Я верю в то, что вы здесь ни при чем, но с вашим супругом не беседовал. Про ваш мезальянс мне известно, так вот, если что, развод с осужденным к ссылке или каторге оформить будет не так уж и сложно. И родители будут довольны возвращением блудной дочери, и вы найдете себе пару по статусу.
      — По-моему, вы переходите все разумные границы, — твердо начала Юля. Потом девушка разревелась, окончательно потеряла самообладание и сказала. — Я своего мужа не брошу, надо будет — и соучастницей пойду.
      — Соучастницей по какому делу? — осторожно, чтобы не спугнуть настрой девушки, спросил жандарм.
      — Не знаю, по какому, по такому, которое вы нам сошьете, — ответила Юля, выкручиваясь из ситуации. — За неправильное строительство печей, за порчу имущества, за что там еще пойти можно?
      «Слишком длинный язык, слишком длинный! — мысленно ругала себя Юля. — Ни ума, ни фантазии…»
      — За неправильное строительство печей у нас не судят, поэтому можете не переживать об этом, — ответил жандарм. — Впрочем, можете идти, думаю, ваш супруг тоже вскоре уже будет свободен.

      На ватных ногах Юля вышла в коридор и села на лавочку. Семен действительно вскоре вышел и, взяв супругу за руку, пошел на улицу.
      — О чем спрашивали? — поинтересовался Семен.
      — Обо всем, — ответила Юля и рассказала все своему супругу.
      Выслушав длинную речь Юли, молодой человек задумчиво сказал:
      — Вроде бы, ты ни о чем не проговорилась… Я, надеюсь, тоже.
      За разговорами о произошедшем в жандармерии прошла дорога домой.
      — Я только не понимаю, кто на нас донес, соседи? — задумчиво спросил Семен супругу. — И если это вправду они, нам нужно будет обязательно потом переехать. От греха подальше.
      — Вызовем лишние подозрения, — вздохнула Юля.
      Супруги зашли во двор своего дома. Сразу же невооруженным взглядом стало видно, что на пепелище на месте бывшего сарая кто-то покопался.
      — Жандармерия серьезно за дело взялась, — сказал Семен, подойдя к пожарищу. Молодой человек подумал и добавил. — Юля, может быть, уже стоит об адвокате задуматься? Может быть, лучше переступить через гордость и пойти к Роману Сергеевичу? По-моему, все приняло слишком серьезный оборот.
      — Чтобы Роман Сергеевич опять распорядился выпороть меня? — спросила Юля. — С тех пор, как мы с ним окончательно разругались, он на дух меня не переносит. А я, между прочим, беременная, мне нельзя так переживать. И не факт, Семен, что он захочет нам обоим помогать, отхлещет меня, запрет под замок, а потом, после моего оправдания и твоего обвинительного приговора, и о нашем разводе захочет задуматься. Поэтому, Семушка, наверное, надо будет самим, если что, искать себе адвоката. А, может быть, все обойдется.

      — Ваше высокоблагородие, по заявлению Артемьева была проведена проверка, — рапортовал жандарм начальству. — В показаниях Юлии Самохиной и Семена Самохина есть расхождения. Юлия Самохина говорит, что не переступала порог сарая, так как ничего не понимает в строительстве печей, Семен Самохин утверждает, что проект был согласован с его супругой. Понимаю, расхождение не критичное, но навевает на определенные мысли. Кроме того, Юлия Самохина допустила в своей речи оговорку, что если нужно, она готова и соучастницей пойти. По делу о неправильном строительстве печей, что уже звучит весьма смешно. Нашими сотрудниками было исследовано пепелище и на нем не было обнаружено ни кирпичей, из которых могла быть сделана печь, ни железо. Однако стекольных осколков найдено немало. Понимаю, всегда можно сказать, что в сарае стояла лишняя стеклянная посуда, но уж дотла кирпичи сгореть не могли. Поэтому показания супругов Самохиных целесообразно подвергнуть сомнению и, на всякий случай, приставить к ним филера.
      — Исполняйте, — раздалось в ответ. — Будут какие-либо известия — немедленно докладывайте об этом мне.
      — Честь имею, — произнес жандарм и вышел из кабинета начальника.

               
Глава 22

      Весь вечер Юля провела в мучительных размышлениях, как им выкручиваться из этой ситуации.
      — Сема, может, скажем, если будут спрашивать, что у нас в сарае хранился керосин для лампы и он взорвался? — предложила девушка супругу. — А сразу об этом говорить не стали, так как решили, что это просто лишние подробности, которые никому не нужны?
      — Можем и так сказать, — задумчиво ответил Семен.
      — Тебе этот вариант не нравится? — спросила Юля. — Семушка, ты сегодня какой-то молчаливый. Скажи, ты боишься чего-то? Или сердишься на меня? Так скажи, за что, я хоть буду знать.
      — Юля… — растерянно сказал Семен. — Я не знаю, как правильно поступить, но считаю, что должен тебе во всем признаться. Ты, как моя супруга, должна знать правду. Тем более, что за нами уже филер ходит.
      — Какую правду? — удивленно спросила Юля.
      — Не так давно я повздорил с неким Артемьевым. Это человек из нашей больницы. Сперва казался нормальным мужиком, а на самом деле такой скотиной оказался! — начал Семен. — Так вот, этот Артемьев видел, как я кое-что приворовывал из больницы. Сливал в скляночки того, сего, пятого, десятого… Ну сама подумай, откуда бы у нас столько спирта взялось, горелку зажигать? Так вот, слово за слово, мы с ним разругались. Я в сердцах отправил его к заведующему отделением, сказал, чтобы нажаловался на меня. А он, видать, не только к заведующему пошел…
      Юля в изумлении слушала своего супруга и не могла ничего сказать.
      — Заведующий не сказать, чтобы сильно разозлился, — продолжал Семен, — он у нас мужик хороший. Но на всякий случай без премии оставил, сказал, что если мне было что-то нужно, надо было у него спросить, а не приворовывать втихомолку. Думал, одной премией все и обойдется, а что премия, невелики деньги, пара лишних дежурств — и я столько же и получу. Но, видать, судьбе было этого мало, Артемьев на меня донес в жандармерию. Так что, Юля, с учетом того, что у нас могут арестовывать и судить без веских доказательств вины, не стоит удивляться тому, что меня или даже нас двоих скоро арестуют.
      — Сема, пойми меня правильно, но я не смогу пойти к Роману Сергеевичу, — вздохнула Юля. — Ты только подумай: я сказала ему, что он мне не отец, я ему не дочь, что мы даже не однофамильцы, а теперь я пойду просить помощи. Как это будет выглядеть со стороны?
      Девушка немного помолчала, а потом добавила:
      — Будем все отрицать? Или смысл отпираться от очевидного?
      — Артемьев и, если что, заведующий расскажут про вынос спирта, — ответил Семен. — Все остальное было далеко не так очевидно. Но я боюсь, что могут накопать многое…
      — Что многое? — удивленно спросила Юля. — Есть еще что-то?
      — Конечно, есть, Юленька, — ответил Семен. — Ту же самую нашу агитацию, что мою, что твою. Уже в столице, которая. Тот же самый дом, в котором мы с тобой жили, эту лабораторию. Было бы желание, родная, а повод найти можно всегда…
      — Может быть, нам лучше уехать? — спросила Юля. — Куда-нибудь подальше, снова в деревню. А потом, когда все уляжется, вернемся.
      — Тогда мы точно привлечем к себе внимание филера, — ответил Семен. — Думаю, лучше пока что затаиться и вести прежний образ жизни.

      — Ваше высокоблагородие, на основании доклада филера и работы наших сотрудников можно сделать следующие выводы: супруги Самохины сперва переехали в дом с потайной лабораторией, который уже был нам известен по прошлогоднему делу. Затем, не найдя взаимопонимания с хозяевами этого дома, они переехали на другое место жительства. По-видимому, они устроили в сарае подпольную лабораторию, о чем свидетельствуют показания Артемьева, ведь Семен Самохин, как уже доказано, воровал в больнице спирт и, как не доказано, прочие вещества. В больнице Самохина лишили премии и замяли это дело, — закончил рапорт жандарм.
      — Арестовывайте Самохиных, предъявляйте обвинение по статье… Да той же 1241, за изготовление бомбы, — сказал начальник. — Может, разговорятся, сдадут кого-нибудь или себя. И, я уверен, Юлию Самохину можно будет додавить. Да что там додавить, она сама дойдет до готовности через недельку ареста, сама во всем будет каяться. И, может быть, даже вспомнит, что у нее отец есть, а не бывший однофамилец.
      — Честь имею, — ответил жандарм и вышел из кабинета начальника.

      — Я так понимаю, ему ни дочь, ни будущего внука или внучку не жалко, — сказал второй жандарм, услышав пересказ недавних событий. — Я бы не решился на такое, человек в положении, все-таки…
      — С учетом того, что его дочь столько раз и с таким завидным упорством сбегала из дома, я не уверен, что она после ареста расколется, — раздалось в ответ. — Своими руками сделать дочь судимой… Не знаю, как так можно. Впрочем, относительно дочери дело можно и замять, это же зятя он не любит.
      — Самохина же не знает еще, что Роман Сергеевич уже второй месяц служит в жандармерии? — спросил второй жандарм. — Вот увидится, когда узнает.
      — Роман Сергеевич и сам не думал, что вернется на службу. Все-таки, возраст уже не тот, — раздалось в ответ. — Но прежний начальник ушел в отставку, нужно было поставить кого-то, кто будет и на хорошем счету, и держать все в ежовых рукавицах. Вот на Романе Сергеевиче и остановились. Согласился он не сказать, чтобы сразу, но особенно долго не раздумывал.

      Вернувшись с ночной смены, Юля больше всего хотела спать. Ночь выдалась не слишком трудная: иногда за смену за медицинской помощью обращалось куда больше народа, но, будучи беременной, Юля слишком уставала.
      Девушка пришла домой, с некоторой завистью посмотрела на Семена, который только-только собирался на работу, после чего решила пойти лечь спать.
      Настойчивый стук в дверь прервал эти планы.
      — Кто там? — спросила Юля, которая еще не успела далеко уйти.
      — Откройте, жандармерия, — раздалось в ответ.
      — Все отрицай, — шепнул супруге Семен и Юля, в знак согласия кивнув в ответ, открыла дверь.
      — Юлия Романовна, вам и вашему супругу необходимо проехать с нами, — услышала девушка.
      Злясь на то, что ей не удалось поспать, Юля начала одеваться. Девушка вышла во двор, уже привычным движением подошла к полицейской карете и увидела, что ей открывают заднюю дверь.
      — Арестовываете? За что? — в сердцах спросила Юля. Не дождавшись ответа, девушка побежала, но тотчас была схвачена.
      — Не надо усугублять свое положение, — услышала Юля в ответ и промолчала.
      Уже в полицейской карете Семен посмотрел на свою супругу и, желая утешить ее, сказал:
      — Юленька, не переживай, сейчас мы съездим в участок, выяснится, что все это ошибка и нас сразу же отпустят. Ты главное не волнуйся и на все вопросы отвечай только правду.
      «И на все вопросы отвечай только официальную версию», — мысленно попытался передать супруге Семен.
      Молодой человек посмотрел на Юлю, понимая, что он не может сказать ничего лишнего, ведь они были в карете не одни — рядом сидели жандармы, и по глазам своей супруги понял, что она догадалась обо всем, что он пытался ей сказать без слов.

               
Глава 23. За решеткой

      Весь расчет Романа Сергеевича был именно на Юлю и на болтливый нрав своей дочери: мужчина уже знал, что девушка может растрепать многое, сама того не желая. Роман Сергеевич осознавал, что доказательств у него крайне мало, надеяться особенно не на что, но мысль о том, что в новой для себя обстановке дочь будет более разговорчивой или даже более разговорчивой, чем нужно, не отпускала мужчину.
      — Ну что, Юлия Романовна, будете признаваться в изготовлении бомбы? — спросил девушку Лаврентий.
      — Не вижу смысла признаваться в том, чего я не совершала, — не слишком твердо ответила Юля.
      — И что же тогда взорвалось в вашем сарае? — спросил Лаврентий девушку.
      — Керосин, — сразу же ответила Юля.
      — А ваш супруг говорит иначе, — сказал Лаврентий и выждал паузу.
      Юля вмиг побелела. Руки затряслись, на глаза навернулись слезы.
      «Но ведь Сема же не мог выдать меня! — в душе вспыхнула Юля. — Сема бы меня скорее прикрыл, даже если бы я виновата была, нежели выдавать стал!»
      — Я думаю, это ошибка, — из последних сил сказала девушка.
      — Слишком в этом сомневаюсь, — ответил Лаврентий. — Ваш супруг несколько раз повторил, что у него взорвалась спиртовая горелка.
      «Спиртовая горелка? — недоуменно подумала Юля. — Признаваться решил? Скажи про горелку — сразу же поймут, что не сало на ней жарили…»
      — Не понимаю, откуда она могла там взяться, — ответила девушка. — Я твердо знаю, что в сарае стояли запасы керосина для лампы.
      — Вы же говорили, что не заходили в этот сарай, — сказал Лаврентий.
      — Да, говорила, — ответила Юля. — Но я разве не хозяйка, чтобы не знать, что именно стоит у меня в сарае?
      — Хозяйка, хозяйка, — согласился жандарм. — А вот признание написать будет нужно. Суд примет это во внимание.
      — Давайте бумагу, — согласилась Юля.
      Изумленный жандарм протянул девушке лист бумаги. Чуть подумав, Юля начала писать.
      Лаврентий сначала не заглядывал на лист бумаги, чтобы не спугнуть Юлю, но, увидев, что арестованная озаглавила документ как жалобу, немало удивился.
      — Думаете, это будет кому-то интересно? — слегка усмехнулся Лаврентий.
      — Посмотрим, — ответила Юля. — Как фамилия и инициалы вашего начальства?
      — Оржевский Р.С., — с нескрываемым ехидством сказал Лаврентий.
      Сперва Юля не поняла, что речь идет не просто о ее однофамильце, но потом, услышав знакомые инициалы, снова побледнела.
      — Прошу у вас еще один лист бумаги, — немало волнуясь, сказала девушка.
      — Передумали и хотите чистосердечное написать? — спросил Лаврентий. — Похвально, пишите.
      — Как фамилия и инициалы прокурора? — уточнила Юля.
      — И зачем же вам это знать? — спросил Лаврентий.
      — Буду сразу брать выше, на вот эту бумагу, — девушка показала на первый лист, — не надеюсь.
      — Выносите сор из избы, можно сказать, трезвоните о вашей вине на всю округу, — сказал Лаврентий. — Слово не воробей, а бумага не слово, все сохранит. Может быть, перестанете ерундой страдать и признаетесь во всем?
      — Мне признаваться не в чем, — ответила Юля и протянула жандарму оба листа бумаги.

      Роман Сергеевич, узнав, что именно написала Юля, пришел в ярость.
      — На несправедливый арест решила пожаловаться? — возмутился мужчина. — Да они с со своим подельником сейчас столько наговорили, что десять косвенных доказательств будет! А люди еще немного поработают и прямые доказательства найдут. Не сомневаюсь, появятся свидетели, которые видели, как выносили реактивы из больницы, как творили не пойми что в этом сарае. Работайте!
      — Ваше высокоблагородие, Самохина написала вторую жалобу, прокурору, — доложил Лаврентий. — Жалуется на несправедливый арест и указывает на свою беременность.
      — Подохнет ее муженек на каторге — сама же ребенка пристраивать побежит, — выругался Роман Сергеевич. — Сразу начнется: «Ой, мама и папа, пристройте малютку в хорошую семью, жалко отдавать в приют!»
      Лаврентий ничего не ответил. Вскоре в кабинет Романа Сергеевича вошел Иннокентий и сказал:
      — Ваше высокоблагородие, его превосходительство генерал-майор Аврейский требует вас к себе.
      — Работайте, — ответил Роман Сергеевич и вышел из здания жандармерии.

      — Роман Сергеевич, рад вас видеть, — сказал пожилой мужчина своему довольно давнему знакомому.
      — Взаимно, Сергей Александрович, — ответил Роман Сергеевич. — Жаль только, что мы встречаемся при подобных обстоятельствах.
      — Вот именно об этих обстоятельствах я бы и хотел с вами поговорить, — сказал мужчина. — Что же произошло у вас в отделении? Расскажите мне, как на духу. Понимаю, дела семейные, но я постараюсь вам помочь.
      — Дочь связалась не с той компанией, — ответил Роман Сергеевич. — Сбежала из дома, потом обвенчалась. То они агитировали со своим мужем, правда, это не доказано, то в народ ходили. Вернее, наоборот, но это не столь важно. А сейчас они бомбу изготавливали. Да, с доказательствами есть небольшая проблема, но наши сотрудники работают над этим недоразумением.
      — Доказательства на дочь собирают? — изумился Аврейский. — Роман Сергеевич, право, я изумлен.
      — А сейчас, после жалобы вам, ваше превосходительство, я тем более не готов отпускать Самохину на свободу, — ответил мужчина. — Что-то я упустил в ее воспитании, может быть, наказывать начал поздно.
      — Роман Сергеевич, только прошу вас, — сказал Сергей Александрович, будто предугадывая мысли своего собеседника, — если вы на правах отца захотите наказать свою дочь, сделайте это за стенами жандармерии. Не надо здесь никакого самоуправства, не рискуйте. Я-то пойму все, а если не пойму — закрою на это глаза, но вдруг дело дальше пойдет? Вспомните Боголюбова с Засулич, в конце концов!
      — Пусть меня боятся, а не я их, — ответил Роман Сергеевич. — Поэтому постараюсь быть в рамках инструкций, но ничего не вправе обещать.
      — Роман Сергеевич, относитесь к задержанным так же, как и к другим арестантам, — сказал Сергей Александрович. — Я очень надеюсь на то, что когда в следующий раз мы с вами увидимся снова, то обсуждать будем совершенно другие вопросы.
      — Честь имею, — ответил Роман Сергеевич и вышел.

      Всю дорогу мужчина думал обо всем, что произошло сегодня. В голове была одна мысль, но стоит ли ее осуществлять, Роман Сергеевич не мог решить. Наконец, придя к себе в кабинет, мужчина сказал Лаврентию:
      — Приведи сюда Самохину. Скажи, что для беседы по поводу жалобы.
      — Есть, — ответил Лаврентий и пошел в камеру к Юле.

      Юля сидела в состоянии полной прострации. Мыслей, как можно было помочь себе и Семену, не было, на адвоката денег не хватало, просить отца о помощи не хотелось совершенно.
      — На выход, — сказал Лаврентий.
      — Куда? — чуть обрадованно спросила Юля, подумав, что ее могу отпустить домой.
      — На беседу по поводу жалобы, — ответил Лаврентий. Увидев радость на лице девушки, мужчина добавил. — Не к прокурору, прокурор нарушений не нашел. К Оржевскому.
      — Оржевскому надо — пусть сам приходит ко мне, — сразу же сказала Юля — видеться с отцом не хотелось.
      — Значит, сейчас отправлю в карцер за сопротивление сотрудникам жандармерии, — ответил Лаврентий. — Так куда сейчас идем?
      — К Оржевскому, чтоб он под землю провалился, — с ненавистью сказала Юля.
      — Выбирайте выражения, иначе не к Оржевскому, а в карцер пойдете, — ответил Лаврентий.
      Мужчина вывел Юлю в коридор и повел ее в кабинет начальника.

               
Глава 24

      Дорога до кабинета Оржевского не заняла много времени и Юля, пока шла, мечтала, чтобы эти метры никогда не заканчивались. Девушка не предполагала, о чем ей придется говорить и, что самое главное, в каком тоне. Юля боялась, что этот разговор не принесет ей ничего хорошего, но избежать встречи с отцом не могла.
      Перед самым кабинетом девушка глубоко вздохнула и, набравшись мужества, вошла внутрь.
      Лаврентий завел Юлю в кабинет и, заметив полукивок своего начальника, молча вышел, ожидая Юлю у двери.
      Юля встала возле стола отца и посмотрела на мужчину. Говорить ничего не хотелось и девушка понадеялась, что инициативу возьмет ее отец.
      — Итак, Юлия Романовна, в чем же суть вашей жалобы? — спросил Роман Сергеевич.
      — Несправедливый арест, непредъявление обвинения из-за отсутствия доказательств, — ответила Юля. — Нет доказательств, значит, отпускайте нас на все четыре стороны. Кроме того, прошу не забывать, что я беременна и, при необходимости, могу быть освидетельствована врачом.
      — Обвинение будет предъявлено в установленные законом сроки, — сказал Роман Сергеевич. — Вопросы, связанные с беременностью, будут приняты или не приняты во внимание в суде, а не здесь.
      Изумившись деловому тону отца, Юля сказала:
      — Я хочу заявить отвод начальнику органа дознания по причине невозможности объективного расследования дела ввиду родственных отношений.
      — Юлия Романовна, во-первых, подобные отводы заявляются прокурору, а, во-вторых, вы сами говорили, что я вам теперь даже не однофамилец, — ответил Роман Сергеевич. — Вы не по адресу.
      — Тогда я желаю написать прошение об отводе, чтобы оно дошло до прокурора, — сказала Юля.
      — А это вопрос не моей компетенции, а того сотрудника, который ведет ваше дело, — ответил Роман Сергеевич.
      Мужчина замолчал, Юля тоже ничего не говорила. Спустя длительную паузу, Роман Сергеевич сказал:
      — Значит, так, Юля. Мне надоели эти игры в закон, поэтому сейчас будем говорить о том, о чем я хочу. Без сомнения, ты причастна к этому делу. Но я, как человек, который желает тебе только добра, как отец, в конце концов, готов забыть все обиды, все слова, которые ты сказала про «даже не однофамильца» и сделать первый шаг навстречу. Для начала ты расскажешь мне все, как есть, относительно своей роли в этом преступлении, которое, без сомнения, готовилось. Расскажешь, с какой целью собиралась бомба. Потом расскажешь, что именно ты делала. Потом дашь письменные показания. Потом я подумаю, как можно будет твои показания повернуть так, чтобы ты из обвиняемой стала свидетелем. Потом тебя отпустят домой, ты вернешься к нам с мамой, я тебя накажу, ты свое отсидишь под домашним арестом при закрытых ставнях, чтобы точно не сбежала, а потом, после суда, я помогу тебе оформить развод с человеком, лишенным всех прав состояния, потом помогу выйти замуж за человека своего круга, который примет тебя с твоим прошлым и не будет им попрекать. И все, жизнь наладится, все вернется в то русло, в котором должно было протекать изначально и из которого ты ушла столько лет назад.
      — Собрались даже беременную вожжами отходить, а потом под замок посадить? — спросила Юля. — И за что, мне интересно? За то, что я не совершала? Даже не подумали, что я могла, как хозяйка, не интересоваться теми вопросами, которые происходили в сарае?
      — Так в сарае, значит, что-то происходило? — уцепился за мысль дочери Роман Сергеевич. — И что же именно?
      — Мой супруг, Семен, ставил печь, — спешно начала выкручиваться Юля. — Так как опыта в этом деле у него не было, печь развалилась. Начался пожар, керосин, который мы хранили в этом сарае, загорелся, произошел взрыв.
      — Да ты не понимаешь, что даже в этом примитивном вранье ты расходишься в показаниях со своим подельником! — возмутился Роман Сергеевич. — Твой Семен говорит с таким же упорством, что взорвалась спиртовка, на которой он за каким-то чертом нагревал раствор для строительства или обмазки, я так и не понял толком, печи! Вот не идиоты ли вы, даже легенду не удосужились себе продумать? Ничего в сложении печей не понимаете, вот и несете, черт знает что! Зачем раствор нагревать, что там греть? На спиртовке! Говорит, яйца он разбивал и нагревал, борец с предрассудками народа! И даже не подумал, что яйца эти греть нет смысла, а разбивали их в раствор исключительно из-за всяких суеверных страхов! Да и вообще, из-за спиртовки взрыва не будет, правда, твой Семен потом сообразил сказать, что взорвавшаяся спиртовка как-то там попала на керосин и все загорелось, потом, еще позже, сказал, что он на этой спиртовке вообще чай решил себе вскипятить, но неужели непонятно, что все это сказки, высосанные из пальца? Вот скажи мне, зачем чай кипятить на спиртовке? А потом выходить из сарая, оставив спиртовку включенную. И вообще, в этом сарае печью даже не пахло, не остались даже полкирпича в пожарище, ты мне сейчас можешь сказать, что вы со своим придурком эти кирпичи зачем-то вывезли, но в документах четко сказано: к моменту осмотра пожарище было нетронутым! В общем, Юлия, пиши чистосердечное. Прямо здесь и сейчас, в моем кабинете. Потом же, обещаю, все лишние документы из твоего дела пропадут — я лично их сожгу.
      Девушка ничего не ответила. Юля не понимала, насколько серьезна ее ситуация, как из нее можно выкрутиться и что, в самом худшем случае, стоит ожидать им с Семеном.
      — Слово офицера, что после твоего чистосердечного признания я найду возможность отпустить тебя домой и кроме порки и месяца под домашнем арестом тебе ничего не будет, — сказал Роман Сергеевич. — Я, как и обещал, помогу тебе развестись и хорошо выйти замуж, обещаю, что не буду давить на тебя, если жених не понравится. Слово офицера.
      «Выдерешь, значит, и под замок посадишь? — подумала Юля. — Беременную! А потом будешь искать благодетеля, который возьмет меня с ребенком? Какого-нибудь вдовца со своими пятью детьми. Да еще и старше меня минимум лет на десять!»
      Возмущение все росло и росло. Хотелось сказать многое, но слов не было. И когда точка кипения достигла своего апогея, Юля резко встала, смахнула рукой со стола отца кувшин с водой, пустой стакан, какие-то документы, а потом крикнула:
      — Вожжами, значит, снова отхлещешь? Беременную! В четырех стенах, за запертыми ставнями, вдали от солнечного света на месяц закроешь? Будущего внука или внучку совсем не жаль, про себя уже молчу! Своего мужа сдать жандармам предлагаешь? Нет, не дождешься, скорее с тебя погоны слетят, нежели я так низко упаду!
      — Вспомни, с кем ты разговариваешь, — ответил Роман Сергеевич. — Реши сама: либо с отцом, либо с полковником из жандармерии. В любом случае советую тебе следить за своим языком и руками!
      Мужчина с размаху ударил Юлю по лицу. Опешив, девушка попыталась дать сдачи, но была сразу же зафиксирована.
      — Лаврентий! — крикнул Роман Сергеевич, впрочем, жандарм сам уже принял решение зайти в кабинет начальника, услышав шум.
      Увидев представшую перед его глазами картину: беспорядок в кабинете и Юлю, удерживаемую его начальником, Лаврентий подбежал к Роману Сергеевичу и заломал обвиняемой руки.
      — Лаврентий, — скомандовал Роман Сергеевич. — Самохина отправляется сейчас в карцер за неподобающее и крайне агрессивное поведение и угрозы относительно сотрудника жандармерии, все как положено: на шесть суток на хлеб и воду и горячую пищу на третий день. Самохиной и ее подельнику предъявить обвинение в кратчайшие сроки, Самохина с ним ознакомится сразу же, как выйдет из карцера. За нападение на сотрудника жандармерии будет возбуждено отдельное дело, с этим обвинением Самохина тоже ознакомится через шесть дней. Только прошу: без рукоприкладства, самоуправства и прочих ненужных вещей. Барышня желает все делать строго по закону — мы именно так и поступим. Для начала пусть посидит там, где это предусмотрено законом, потом поговорим. Беременность — не болезнь, поэтому препятствий со стороны закона нет. Уводи.
      Лаврентий вывел Юлю в коридор и повел в карцер.
      — Ты чем вообще думаешь, идиотка? — спросил он девушку. — Если за эту распроклятую бомбу тебе полгода тюрьмы положено, не больше, то за нападение на жандарма, если твой отец действительно решит это дело возбуждать, так просто не отделаться. Статья 292, нападение да побои — ссылка до трех лет либо тюрьма от трех месяцев до двух лет. Оно тебе надо? Отсидишь свои шесть суток — иди к отцу, падай в ноги, умоляй простить, списывай все на беременную дурость. Ты меня поняла?
      «За бомбу на полгода в тюрьму? — подумала Юля. — А, может быть, и меньше. Так это не страшно, можно пережить. Пусть сначала еще докажут, что я виновата, у них это не получится».
      Девушка чуть-чуть обрадовалась, но мысль о своем возможном деле, не отпускала.
      — Оржевский замнет второе дело, — сама себе вслух сказала Юля.
      — А это не от меня зависит, а от потерпевшего, — ответил Лаврентий. — Я уже сказал, что нужно будет потом сделать, жаль все-таки безмозглую дуру.
      — Я не дура, — сказала Юля.
      — Лень с тобой лясы точить, — бросил Лаврентий. Мужчина открыл дверь карцера, завел туда Юлю и сказал. — Надеюсь, не замерзнешь здесь за неделю.
      Когда жандарм вышел, Юля огляделась по сторонам и, все до конца осознав, расплакалась. Девушка присела на край железной кровати, взглянула в маленькое окошко под самым потолком, невольно поежилась от чуть более прохладной температуры, нежели во всем остальном здании и подумала:
      «Эх, Сема, а я за свой длинный язык сюда залетела… Шесть суток, за что? За правду?»
      Юля улеглась ничком на нару и разрыдалась в голос.

               
Глава 25. На свободе

      После получаса слез Юля решила успокоиться. Девушка попыталась утешить себя тем, что все это временно, что все будет хорошо, но сердце настойчиво подсказывало, что все самое страшное впереди.
      Опасения девушки начали сбываться уже вечером. Получив на ужин хлеб и воду, Юля сначала опешила, потом вспомнила слова Романа Сергеевича, а потом сказала сама себе:
      — Люди же как-то сидят и я свое отсижу.
      Вскоре настало время ложиться спать. Поняв, что ей не стоит ожидать постельного белья, Юля огорчилась, потом легла на нару, а потом поняла, что это не на ночь и даже не на сути, ей придется провести здесь практически неделю.
      «За свой длинный язык поплатилась, уже в который раз», — подумала девушка и попыталась заснуть.
      Наутро Юля проснулась рано: от холода — в помещении резко похолодало, захотелось есть. С трудом дождавшись завтрака и снова увидев хлеб и воду девушка поняла, что долго так она не протянет.
      — Пожалуйста, скажите Оржевскому, что я готова на его любые условия, лишь бы он вернул меня хотя бы в камеру, — попросила Юля.
      — Быстро сломалась, — рассмеялся Иннокентий. — А что, привыкай к возможному заключению в тюрьме, еще ж суд впереди.
      От мысли, что ей, возможно, придется еще не раз испытать что-то подобное, Юля расплакалась.

      — Ваше высокоблагородие, Самохина просила передать вам, что готова на любые ваши условия, лишь бы вы вернули ее хотя бы в камеру, — доложил Иннокентий начальнику.
      — Уже наутро? — удивился Роман Сергеевич. — Быстро что-то, впрочем, это и к лучшему.
      Мужчина вышел из кабинета и направился к Юле.
      Увидев открывающуюся дверь и входящего отца, девушка застыла от удивления.
      — Прохладно здесь, — сказал Роман Сергеевич. — В мундире неплохо, а вот в платье, думаю, не слишком уютно. Так что, уже готова на все, лишь бы я велел вывести тебя отсюда?
      — Да, — кивнула Юля.
      — Пиши явку с повинной, — сказал Роман Сергеевич и протянул дочери лист бумаги и карандаш.
      — Не в чем признаваться, — ответила Юля.
      — Наверное, мне пора, — сказал Роман Сергеевич. — Через пять с половиной суток поговорим.
      — Папа, прости меня, — прошептала Юля. — За кувшин и документы, за слова о погонах.
      — Пиши признательные показания, — снова сказал Роман Сергеевич. — Прямо сейчас.
      Вздохнув, Юля взяла в руки карандаш и бумагу и начала писать.

      Прошло десять минут. Роман Сергеевич прочитал несколько листов бумаги, исписанных мелким почерком, и сказал:
      — Значит, Семен, желая подзаработать, решил изготавливать в доме лекарства, а потом их продавать, ты его попыталась отговорить, не смогла и решила больше не вникать в это дело. В тот самый день ты пришла к Семену, позвала его во двор, чтобы поговорить о каких-то бытовых делах, он вышел, спиртовка взорвалась, емкости с керосином вспыхнули, сарай сгорел, а ты не признавалась во всем, потому что боялась, что это нарушение Уложения?
      — Да, — прошептала Юля.
      — Идиотка, только время у людей отнимала! — выругался Роман Сергеевич. — Хорошо, я сожгу все эти документы, как и обещал и отпущу тебя с твоим любезнейшим супругом. Вот только знай, Юля, попадетесь на каком-нибудь действительно противозаконном деле, а не том, которое карается весьма скромным штрафом, я тебе помогать не буду.
      Юля улыбнулась. Будущее определенно начало казаться не таким страшным, каким могло быть.
      «Теперь главное, чтобы папа второе дело замял», — подумала девушка.
      — Относительно второго вопроса, — продолжил Роман Сергеевич. — Оскорбления, нанесенные мне не так давно, я готов считать оскорблениями, нанесенными отцу, а не полковнику жандармерии. Этот вопрос решим сегодня.
      «Не прощает до конца», — подумала Юля.
      Впрочем, от мысли, что у них с Семеном все не так плохо, как казалось совсем недавно, девушке стало легче.
      — Тебя отпустят — будешь ждать меня на улице возле выхода из жандармерии, — сказал Роман Сергеевич. — Сбежишь — пеняй на себя. Все равно тебя найду и уже не прощу точно.
      — Хорошо, — согласилась Юля.

      С явным облегчением девушка проследила за тем, как отец вышел в коридор, вскоре за ней пришел Иннокентий и отпустил восвояси. Юля вышла из жандармерии и, увидев выходящего отца, несколько испугалась.
      — Пошли к вам домой, — сказал Роман Сергеевич.
      Дорога прошла в молчании. Уже во дворе дома мужчина сказал Юле:
      — Заходи в дом.
      Вздохнув, Юля выполнила слова отца. Вскоре девушка увидела, что Роман Сергеевич вошел в дом с наломанными ветками.
      — Не нравится — сейчас вернусь в жандармерию и пущу делу ход, потом оправдывайся в суде, если сможешь, — сказал мужчина.
      Юля ничего не ответила: мысль о том, что собрался делать ее отец, не нравилась совершенно, а воспоминания о прошедшей ночи вгоняли в ужас.
      Вскоре Роман Сергеевич ушел. В слезах Юля легла на кровать и вскоре увидела, что в дом входит Семен.
      — Семен, Семушка, родной мой! — воскликнула Юля и со слезами бросилась мужу на шею. — Я тебе сейчас расскажу, что произошло, все расскажу!
      Не отпуская своего супруга, Юля, постоянно вытирая слезы, рассказала ему все. Кое-как успокоившись, девушка сказала:
      — Обработай. Отец слишком разошелся… Хотя, лучше так, нежели что могло быть. Семушка, я опять за свой длинный язык поплатилась… А сейчас, после этой ночи в карцере, я скажу однозначно: я не готова к борьбе, я просто боюсь последствий. Прости меня, Сема, если сможешь, но я не готова совершенно, я не тот человек, другой, мне это слишком тяжело будет…
      Девушка расплакалась. Семен обработал своей супруге ссадины, после чего сказал:
      — Погоны, кувшин и роспуск рук были, Юленька, совсем излишними… Жаль только, что я не догадался сразу же сказать про лекарства. Ну даже заплатили бы мы эти двадцать пять или сколько там рублей, не обеднели бы! Не пришлось столько всего пережить. Как ты себя чувствуешь, поясницу не тянет?
      — Не тянет, — ответила Юля. — Чувствую себя хуже отвратительного, но ничего уже не исправить…
      — Зато, Юленька, я слышал, когда выходил из жандармерии, будто Оржевский уже не такого плохого обо мне мнения, считает, что я не государственный преступник, а просто босяк, который не умеет деньги зарабатывать и пускается в разные авантюры, — сказал Семен. — Что же, пусть я лучше буду авантюристом, нежели узнают всю правду о нас.
      — Сема, родной, ты же на меня не сердишься? — спросила Юля. — За то, что я не смогла сразу все придумать, что так долго думала и так неожиданно придумала?
      — Я не вправе на тебя сердиться, ты и без того спасла нас обоих, — ответил Семен. — Юленька, милая моя, ложись, отдохни, приди в себя. Сколько же тебе пришлось пережить, бедная!
      «Дома, в тепле, на мягкой кроватке, под одеялом… — подумала Юля и легла в постель, — Сейчас полежу, отдохну, мне хоть немного легче станет».
      Незаметно для себя девушка заснула.

               
Глава 26

      Семен терпеливо ждал, пока его супруга проснется. Молодой человек сходил на кухню, на скорую руку сварил картошку, сделал небольшую ревизию и вылил остатки супа, который прокис за время отсутствия хозяев, после чего вернулся к Юле. В глубине души Семен надеялся, что Юля не будет слишком долго спать и они вместе пойдут есть — идти на кухню одному молодому человеку не хотелось.
      Юля проснулась через пару часов. Девушка неторопливо открыла глаза, увидела рядом с собой супруга и тихо сказала:
      — Есть хочется — помираю. Я бы шесть дней в этом карцере не высидела… Беременная же.
      — Я уже сварил картошки, пойдем на кухню, — ответил Семен. — Поговорим заодно.
      Молодой человек надеялся на то, что Юля, когда говорила, что не готова к борьбе, просто на эмоциях сказала лишнее, не подумав. Протянув тарелку своей супруге, молодой человек спросил:
      — Отдохнула, Юленька?
      — Немного, — ответила девушка. — Голова до сих пор чугунная, да и общее состояние плохое. Слабость…
      — Юля, — начал Семен. — Я все понимаю: то, что тебе пришлось пережить — ужасно, ты не была к такому готова, но разве это повод отказываться от идеи?
      — Семушка, — ответила Юля. — Как выяснилось, борец за счастье народа из меня никакой. Я всегда ела вдоволь, сколько организму требовалось, а буквально денек посидела полуголодной и все, перед глазами все идеи упали, показались ненужными.
      — Юленька, так кто-то всю жизнь так живет, ему есть нечего, неужели тебе не жаль этих людей? — спросил Семен.
      — Сема, нет, — твердо ответила Юля. — Я понимаю, что нужно что-то делать, но как представила, что все может одним днем не ограничиться, что если я попаду в тюрьму, то со своим языком легко до карцера дойду, то шесть суток я бы так не выдержала. Семушка, ты только подумай: в помещении холоднее обычного, постельного белья не положено и есть хочется! Нет, из меня борец за счастье народа никакой. Прости меня, Сема…
      — Юленька, может быть, ты просто еще не успела прийти в себя? — с надеждой спросил молодой человек. — Может быть, тебе нужно отлежаться, отдохнуть, осмыслить все?
      — Может быть, — ответила Юля. — Милый мой, родной, Семушка, ты не подумай, что я запрещаю тебе бороться за счастье народа, ты вправе делать все, что считаешь нужным, только умоляю тебя: будь осторожен!
      Девушка вздохнула и сказала:
      — А мне еще с неделю работать стоя, что за жизнь?..

      На работу Юле было нужно выйти на следующий день. Более-менее отлежавшись, девушка пришла к выводу, что она сможет отработать смену и, взяв себя в руки, пошла в больницу.
      — Что с тобой на этот раз? — спросила Фаина, практически сразу же заметив, что с ее напарницей что-то не то.
      — Любимый отец постарался, — бросила Юля.
      — Что произошло? — снова спросила Фаина.
      — Да так, ничего особенного, — ответила Юля. Понимая, что дальнейших расспросов не избежать, девушка добавила. — В жандармерии скандал устроила, пообещала Роману Сергеевичу, что у него погоны полетят.
      — Юля, ты в себе? — изумилась Фаина. — Кто ж так делает-то?
      — Я делаю, — ответила Юля. Прислонившись спиной к стене, девушка решила рассказать своей напарнице всю правду.

      — Юлия, ты не в себе, — сказала Фаина, выслушав свою напарницу. — Тебе зачем понадобилось кувшины бить и крушить все вокруг?
      — Любимый отец вывел из себя, — ответила Юля.
      — Это не повод, — сказала Фаина. — Тебе из жандармерии надо было выходить скорее, а не обустраиваться там надолго. Я, конечно, не знаю, уволили бы тебя или нет, если бы ты без повода на работу не вышла, может быть, и не уволили бы, может быть, и удалось бы все скрыть. Про болезнь, допустим, соврать. Но зачем же ты так собой рисковала?
      — Знаешь, Фая, — вздохнула Юля. — Может быть, это и неправильно, может быть, я и ошибаюсь, но я не могу рисковать больше собой. Я всего лишь чуть-чуть возможных проблем огребла и все, уже насытилась по полной, а все могло быть гораздо хуже!
      Девушка еще раз тяжело вздохнула, отвернулась к окну и замолчала.

      Нельзя было сказать, что Юля сломалась: из-за недавнего инцидента психика девушки не пострадала. Но желание что-то делать на благо народа было окончательно отбито.
      — Ваше высокоблагородие, из чего-то стоящего должен отметить только тот факт, что Юлия Самохина в разговоре со своим супругом, Семеном Самохиным, громко возмущалась тому, как жизнь была к ней все время несправедлива и несколько раз повторила, что больше ничего подобного она допускать не желает — ей хватило ночи в карцере. Семен Самохин от каких-то возражений воздерживался, а больше успокаивал свою супругу словами, что все это уже прошло и больше не повторится, — отрапортовал филер.
      — Насколько вероятно то, что Самохина знала, что за ней наблюдают, поэтому решила разыграть эту сцену для посторонних? — спросил Роман Сергеевич.
      — Это совершенно невозможно: Самохина все это время была спиной ко мне и вряд ли могла догадываться о том, что ее слышит кто-то, кроме супруга, — ответил филер.
      — Заложенное в детстве засело накрепко, — сказал Роман Сергеевич. — Всю жизнь ела вдоволь, так ей и малого хватило. Можно было даже и не обещать шесть суток, она бы все равно и половину не высидела. Что еще известно о Самохиных?
      — Ведут обычный образ жизни, разговоры о работе, погоде и зарплате. Обсуждали, хватит ли зарплаты Самохина после увольнения его супруги с работы и рождения ребенка, пришли к выводу, что хватит, — ответил филер.
      — Обычные семейные разговоры, — сказал Роман Сергеевич. — Что-либо, относящееся к делу, хоть прямо, хоть косвенно, еще есть?
      — Нет, — ответил филер.
      — Наблюдение за Самохиными снимаю, свободен, — сказал Роман Сергеевич. Остаток рабочего дня мужчина провел в раздумьях, вечером же, вернувшись домой и обняв супругу и Веру, сказал Марии Константиновне. — Может быть, позовем дочь с ее мужем домой, в гости?
      — Хорошо, — немало удивилась женщина. — А какой повод?
      — А такой повод, что нужно поддерживать хоть какие-то пристойные отношения и со средней дочерью, что она, не человек? — ответил Роман Сергеевич.
      — Человек, — еще больше изумилась Мария Константиновна. — Рома, скажи мне, что произошло? Почему ты решил так резко изменить свою точку зрения относительно Юли?
      — Ты же знаешь, что произошло, я тебе рассказывал, — ответил Роман Сергеевич. — Я был уверен, что от агитации эта пара перешла к террору. Взрыв в их сарае только подтвердил мои опасения, кроме того, был донос на эту тему. Я распорядился арестовать их, посчитал, что хотя бы Юлю смогу додавить. Додавил, она призналась в том, что Семен лекарства пытался делать, чтобы продавать на сторону. Маша, ты пойми, ну нехорошо это: молодая семья как-то пытается наладить свою жизнь, а я решаю додавить беременную дочь. Маша, о том, что я ее крепко выпорол, может быть, даже слишком, я не жалею — пусть за языком следит. А вот от того, что законными методами выдавливал признание, мне как-то не по себе. Не должен был я этого делать. Работу и семью нужно уметь разделять, а это был мой промах.

      Встреча Юлии и ее мужа с родителями прошла более чем спокойно. Сперва девушка немало изумилась от того, что ее приглашают в гости, но потом, в максимально нейтральной обстановке, чем-то напомнившей Юле время еще до замужества, девушка окончательно расслабилась и забыла обо всем.
      — Верочка, сестреночка моя, — улыбнулась Юля, придя в комнату к дочери. — Хочешь, поиграем с тобой?
      Девушка крайне осторожно опустилась на ковер и сказала Вере:
      — Ты только не огорчай маму с папой, веди себя хорошо. А то папа еще выдерет тебя, как меня недавно… Хотя, что я говорю, была я маленькая, никто меня не обижал, это тогда, после моих побегов началось… Впрочем, раньше я так жестко и не пререкалась никогда.
      Юля недовольно поморщилась и сказала дочери:
      — Верочка, ты будь вежливой, не груби ни маме, ни папе. Не надо, даже если они и неправы, лучше спокойно все скажи.
      Понимая, что дочь ее не слушает, Юля решила подключиться к игре. Пораскладывав игрушки, и покатав зайца на машинке, девушка все так же осторожно встала с пола.
      — Ох, Сема, как же нехорошо мне, — вздохнула Юля. — Вот дернул же черт меня крушить кабинет Оржевского…
      — Все пройдет, — ответил Семен. — Еще слишком мало времени прошло.

      Прошло около недели. Примерно в середине мая, когда, как казалось Семену, и душевные, и телесные недуги должны были уже пройти, молодой человек, улучив момент, спросил свою супругу:
      — Ну что, Юленька, продолжим наше дело?
      — Семушка, родной мой, — ответила Юля. — Ты мой муж, хозяин нашей маленькой семьи, то, что делать тебе, вправе решать только ты. Я не имею никакого права тебе что-то указывать или запрещать. Но… Я сама больше не готова к каким-то действиям. Да, я такой плохой борец за счастье народа, что после ночи в карцере растеряла весь свой запал. Если ты что-то сделаешь, то будешь моим героем, но я не смогу быть твоей боевой подругой, я буду просто наблюдать за твоими действиями из твоей тени.
      — Хорошо, Юля, тогда и я не буду больше ничего делать, чтобы не подвергать тебя риску, — ответил Семен. — Поживем пока что мирной жизнью, сделаем передышку.
      — Да, нам нужно отдохнуть и все осмыслить, — согласилась с супругом Юля.

               
Часть II. Глава 1. Изменения

      Шло время и Юля начала забывать все произошедшее с ней, будто страшный сон. Бытовые заботы захватили девушку с головой и единственное, что ее интересовало и волновало, это был вопрос, какой она будет матерью и сможет ли достойно воспитать ребенка. Юля не видела себя в роли матери, но от всей души надеялась, что сможет достойно выполнять все свои новые обязанности.
      Семен же, казалось, полностью погрузился в свое расследование и вскоре решил поговорить с Юлей.
      — Юленька… — начал Семен. — Сейчас я могу сказать с уверенностью: все наши беды от Артемьева. Он донес в жандармерию относительно взрыва. Скажу тебе больше: Артемьев связан с теми товарищами, которые предлагали мне взорвать Оржевского. Возможно, этот Артемьев не только хотел сделать мне гадость, даже не знаю, по какой именно причине — вариантов масса: начиная от моего отказа тем товарищам и заканчивая какими-то мелкими конфликтами на работе, но, возможно, хотел обелить себя, на всякий случай, в глазах жандармерии. Поэтому у меня к тебе такой вопрос: должны ли мы отомстить Артемьеву за все наши беды и если должны, то как именно?
      — Что ты можешь предложить? — спросила Юля.
      — Я так понимаю, ты не против мести, — предположил Семен. — Так вот, вариантов тоже масса: от бесчестных, например, сдать Артемьева и остальных жандармерии или подстроить так, чтобы жандармерия сама на них вышла, до банальщины — у них совершенно случайно загорится лаборатория.
      — Я не говорила, что я за месть, но мне бы хотелось, чтобы и они прочувствовали все то, что прочувствовала я, — ответила Юля. — Не в том смысле, чтобы два дня в жандармерии провели, может быть, им это безразлично будет, а именно чтобы прочувствовали ту самую безысходность.
      Семен согласился со своей супругой и начал продумывать план мести. Но ничего более-менее стоящего придумать никак не удавалось. Отчаявшись, молодой человек сказал Юле:
      — Юленька, родная моя… Может быть, подождем немного? Ничего стоящего в голову не идет, а просто взять и поджечь дом — это уже уголовка. Вычислят, нас же виноватыми во всем сделают. Ладно, если деньгами откупимся, а если до суда дело дойдет? Поэтому есть смысл подождать хоть немного, авось идеи будут более пристойными.
      Юля кивнула. В принципе, девушке было безразлично, отомстят ли они с Семеном Артемьеву или нет, все мысли Юли занимала ее беременность.

      В один из жарких весенних дней Семен предложил своей супруге сходить на берег Невы. Сидя в тени, молодой человек спросил Юлю:
      — Нет желания искупаться?
      — Желание есть, но не уверена, что мне по состоянию это можно, — с улыбкой ответила Юля. — Как-то не так мои беременности проходят: волнения, переживания…
      — А я обкупнусь, — сказал Семен. — Водичка прохладная, самое то в такую жару.
      Молодой человек быстро разделся и вошел в воду. Юля с улыбкой наблюдала за своим супругом и далеко не сразу заметила, что Семен скрылся под толщей воды далеко не потому, что решил нырнуть.
      — Сема! — крикнула Юля.
      «Утонул», — подумала девушка.
      В отчаянии Юля прямо в одежде бросилась в воду, надеясь увидеть своего супруга, но уже по пояс в воде поняла, что ее сбивает с ног течение. Не обращая внимания на то, что она может быть тоже унесена куда-то далеко, Юля изо всех сил вглядывалась в глубь воды, но не могла увидеть там Семена.
      — Сема! — крикнула Юля.
      Разрыдавшись, девушка сделала несколько шагов в сторону берега и оглянулась по сторонам, надеясь увидеть кого-нибудь на берегу, кто мог бы помочь ей. Однако берег был практически безлюден, лишь вдалеке баловались дети.
      «Да какой толк от вас», — подумала Юля и вышла на берег.
      Девушка села на траву и разрыдалась. В глубине души оставалась слабая надежда, что Семен мог выплыть, но разум настойчиво твердил о том, что она снова осталась вдовой, на этот раз уже совершенно точно.
      — Сема! — еще раз крикнула Юля и, вполне ожидаемо, не получила никакого ответа.
      — Да успокойся ты уже, чего раскричалась? — услышала девушка недовольный голос позади себя.
      Обернувшись, Юля увидела, что рядом стоит какой-то незнакомый человек.
      — Муж… — всхлипывая, прошептала Юля. — Унесло мужа течением…
      — Гиблое место, — сказал мужчина. — Постоянно здесь люди тонут. И знают об этом, но лезут все равно!
      — Утонул, — произнесла Юля. Испугавшись своих слов, девушка расплакалась и несколько раз повторила шепотом. — Утонул Сема…

      Как ни пыталась узнать Юля хоть какие-то новости о своем супруге, все было безрезультатно: в больницы никто, похожий на Семена, не поступал, трупы из Невы не вылавливали. Роман Сергеевич не остался безучастным к проблеме дочери, постоянно пытался узнать новости о своем зяте, но никаких известий не приходило.
      — Юля, — подбирая слова, сказал мужчина. — Я поизучал статистику по подобным случаям, тех, кто тонут в этом месте, уже не вылавливают. Бесполезная затея. Так что, Жюли, прими мои соболезнования.
      Передернувшись от донельзя непривычного обращения, Юля ничего не ответила. Без Семена жить в снятом ими доме было невыносимо больно, но проситься в родительский дом казалось неправильным поступком: подобное не позволяла сделать гордость девушки. Догадываясь, что дочь вряд ли станет просить о переезде домой сама, Роман Сергеевич сказал Юле:
      — Если хочешь — переезжай к нам домой. Одной жить — далеко не лучший выход.
      — Перееду, — коротко ответила Юля. — Спасибо, папа.
      Буквально на следующий день девушка собрала вещи, прощальным взглядом оглядела тот дом, в котором она так недолго была с Семеном счастлива и подумала:
      «Сема меня найдет у родителей или через больницу».
      В глубине души Юли до сих пор оставалась надежда, что ее муж жив, но разумом девушка прекрасно понимала, что ее счастье снова было столь скоротечно и, на этот раз, уже ничего не изменится.
      «И даже могилки у Семушки нет…» — подумала девушка и расплакалась.

      В своей комнате в родительском доме Юля часами сидела за книгой и читала или листала любимые произведения. Из больницы девушка уволилась: не было сил видеть ту обстановку, которая ей постоянно напоминала о Семене, кроме того, Юля прекрасно понимала, что вскоре ей все равно придется оставить работу из-за беременности. Даже слегка радуясь, что она наконец-то может отдохнуть от работы, в один из дней девушка услышала слова отца в соседней комнате:
      — Деньги за сгоревший сарай я отдал хозяйке. Осталось поговорить с Юлей, чтобы она приняла мою новость и не ерничала опять. Ну не буду же я ее драть на шестом месяце, что я, изверг какой-то?
      «И что опять свалилось на мою голову?» — подумала Юля, но ничего не приходило в голову девушки.
      Вскоре в комнату Юли вошел отец.
      — Юленька… — сказал мужчина. — На дворе август, через три месяца тебе рожать. Ты вдова. Уверен, замуж за это время ты выйти не успеешь, да и к чему спешить? Так вот, Юленька, неужели тебе не будет обидно, если у тебя родится мещанин или мещанка? И вырастет этот ребеночек и будет постоянно спрашивать у тебя: «Мама, зачем же ты сделала меня мещанином?»
      Юля сидела с наворачивающимися на глазах слезами: девушка снова вспомнила Семена и понимала, что если рядом со своим любимым ей было все равно, какого сословия будут дети, то в одиночку, вдали от Семена, это снова начало казаться девушке важным.
      — Так вот, Юленька, — продолжил Роман Сергеевич. — Ты ведь вполне можешь родить мертвого ребенка. А нам с мамой вполне может кто-то неизвестный подбросить в корзинке сироту. Будет малютка дворянского сословия, а ты вполне можешь ей заниматься, так как ты только что потеряла ребенка, хочешь воспитывать его сама, но вот незадача — усыновить не можешь, не замужем же. Надеюсь, ты со мной согласна.
      — Согласна, — безразлично бросила Юля. — Я уже на все согласна.
      — Вот и хорошо, Юля, я знал, что ты умная барышня, — сказал Роман Сергеевич. — Не надо, не переживай так, все будет хорошо. Ты еще молодая, у тебя вся жизнь впереди!
      «Впереди, да без Семена», — подумала Юля и расплакалась.

               
Глава 2

      Жить без Семена было мучительно. Юля сидела дома, иногда выходила на улицу, время от времени играла с Верочкой и постоянно вспоминала своего умершего супруга. Отцовский дом не казался ей золоченой клеткой, отношения с родителями были ровные и даже с проблесками какой-то теплоты, однако, Юле было невыносимо больно вспоминать, как они с Семеном были счастливы.
      Иногда девушка, будто желая потренироваться перед рождением следующего ребенка, выводила Веру на прогулку одна, без Марии Константиновны или няни. К своей старшей дочери Юля не чувствовала ничего, впрочем, как не чувствовала ничего и к этому, второму, ребенку. А иногда девушке даже казалось, что если бы отец не так давно не предложил ей оформить эту малютку, как подкидыша, она бы сама попросила Романа Сергеевича об этом.
      Далеко не всегда Юля поспевала за шустрой Верочкой и иногда даже упускала свою дочь из вида. Каждый раз боясь, что девочка попадет под извозчика, а она не успеет ее оттащить, Юля прекратила ходить на прогулки с Верой без своей матери.
      Вскоре Юля поняла, что на прогулках с дочерью она совершенно не нужна, одной гулять тоже не хотелось. Сидеть дома одной было непривычно и тяжело, но другого выхода девушка тоже не видела.
      В один из вечеров, сидя, как обычно, в комнате, Юля услышала разговор родителей через стену.
      — Замуж бы выдать и дело с концом, — сказал Роман Сергеевич. — Привыкла бы к новому мужу, ребенок бы родился при новом отце, потихоньку бы привыкли друг к другу и все наладилось бы. Но кто ее из ровесников возьмет? Вдова с ребенком, пусть даже одним — это на любителя. А какого-нибудь старика или проблемного Юле не нужно, у нее самой проблем хватит на двоих.
      — А есть шансы, что Семен жив? — спросила Мария Константиновна.
      — Никаких, — ответил Роман Сергеевич. — Во-первых, там, где купался Семен, такое течение, из которого выбраться невозможно, а, во-вторых, я дал распоряжение, чтобы если кто-то подобный объявится, незамедлительно мне доложили. Как видишь, прошло уже три месяца, а никого нет. Уже бы из больницы, если бы кто-то к ним поступил, доложили, а утопленников из того места не вылавливают, на это надеяться бесполезно.
      — Может, найдется человек, который будет готов взять Юлю под венец в положении, а Верочка… Верочка наша девочка, да и Юля к ней относится не иначе, как к сестре. Может, предложишь Юлю кому-нибудь у себя на службе, да, я понимаю, звучит нехорошо, предлагают котят да щенков, но вдруг кому-то она придется по душе? Есть же у тебя неженатые молодые офицеры?
      — Мои неженатые молодые офицеры будут больше знать про Юленьку, нежели им стоило бы. Недоказанная агитация, недоказанная связь с террористами, замятое изготовление то ли лекарств, то ли бомбы. Кому такое понравится?
      «Лаврентий! — будто обожгло Юлю. — Точно, Лаврентий! Он ко мне хорошо отнесся, не стал мешать писать обе жалобы, по дороге в карцер сказал, как из положения выкручиваться, на улице, в конце концов, подошел, когда мне стало плохо…»
      Юля прекрасно понимала, что долго ее никто не будет держать дома, вскоре выдадут замуж, поэтому мысль о том, что она сама выберет себе мужа, обрадовала девушку. Лаврентий же, по мнению Юли, был приятным на лицо, с явным чувством сострадания или, как минимум, не ожесточенный сердцем. Подумав, Юля решила не ограничиваться только мечтами и воплотить свои слова в жизнь.

      На следующий же день Юля надела свое единственное платье, которое было сшито для нее не так давно: крупная клетка по бордовой ткани, чтобы не привлекать внимания к животу, белый воротничок и манжеты, создающие красоту или видимость красоты. За время работы в больнице Юля успела убедиться, что подобный наряд является чуть ли ни обязательным для беременных, поэтому, наоборот, считала, что этот фасон и крой только привлекает к ней внимание — идет беременная.
      Единственным акцентом в своем облике Юля сделала прическу. Красивая заколка отвлекала внимание от живота и, по мнению девушки, была ей совершенно не лишней.
      — Юленька, ты куда? — спросила Мария Константиновна дочь.
      «На панель», — чуть было не сказала девушка. Вовремя спохватившись, Юля ответила. — На прогулку. Хочу себя человеком почувствовать, а не ничтожеством.
      Неожиданный ответ удивил Марию Константиновну, впрочем, женщина решила, что такая резкая перемена в настроении дочери к лучшему.
      «Сколько можно в четырех стенах сидеть?» — подумала женщина и решила прогуляться с внучкой.

      Юля шла к зданию жандармерии. Понаслышке девушка знала, что сейчас близится время обеда, поэтому шанс встретить Лаврентия был довольно высоким. Юле не хотелось заходить в то здание, которое ей принесло столько боли и страданий, но мысль о том, что вскоре ей нужно будет выходить замуж за какого-нибудь вдовца с тремя детьми или старика, в противном случае уезжать из родительского дома, устраиваться на работу и снова жить одной или с малолетним ребенком на руках, подстегивала девушку и уже в который раз подводило к мысли, что профессия мужа — не самый страшный недостаток человека, что пьянство или страсть к карточным играм — куда более ужасные пороки.
      Неторопливо прогуливаться возле входа в здание пришлось недолго: вскоре оттуда вышел Лаврентий. Юля быстро подошла к молодому человеку и сказала:
      — Добрый день.
      — Добрый, Юлия Романовна, — ответил молодой человек. — У вас остались какие-то вопросы относительно того самого закрытого дела?
      — Нет, — сказал девушка. — Я прошу вас: выслушайте меня до конца и только потом что-то отвечайте.
      — Хорошо, — с любопытством ответил Лаврентий.
      — Лаврентий, я знаю, что вы не женаты, — сказала Юля. — Кольца на пальце нет и вообще, внешний вид говорит о том, что вы холост. Я вдова, двадцати трех лет от роду. Можно сказать, молодая женщина, да, далеко не с тем приданым, которое есть у завидных невест, за мной мать с отцом вряд ли что-то отдадут, но у меня есть немного своих вещей из прошлой жизни и, что самое главное, я умею и не считаю зазорным работать руками. Вам не нужно будет тратить деньги на прислугу, я прекрасно знаю, что всякие кухарки и горничные отнимают немалую часть бюджета. Старшую дочь родители все равно оформили на себя, младшего ребенка тоже ожидает подобное. Как сказал Роман Сергеевич, нет нужды плодить мещан. Впрочем, я думаю, если вы захотите, то младшего ребенка можно будет и себе оставить, это уже все решаемо.
      — Юлия Романовна, в подобном тоне обычно о котятах или щенках разговаривают, — ответил Лаврентий. — А вы, как я вижу, умеете работать руками, но умом не блещете: как не так давно умудрились сподвигнуть своего отца оформить вам 292 статью Уложения, так сейчас говорите о своих детях, будто каких-то вещах.
      — А давеча родители разговаривали обо мне в подобном тоне, — сказала Юля. — Маменька сказала отцу, мол, не желает ли он меня у себя на работе кому-нибудь меня предложить. Предлагают тоже, обыкновенно, щенков с котятами, ну или куртизанок, но никак не дочерей. Поймите, Лаврентий, мне сейчас придется или выходить замуж за вдовца с пятью детьми, или за старика, или снова уходить из дома и жить одной. А ничего из этого мне совершенно не хочется. Вы же спасете меня от незавидной участи.
      — Я вас уже от тюрьмы спас, помогая вашему родителю уничтожить ненужные документы относительно вас и вашего погибшего супруга, поэтому считаю, что как минимум одно доброе дело я уже сделал в своей жизни, — ответил Лаврентий. — Честь имею.
      — Если что, вы знаете, где меня найти, — сказала Юля. — Я у папеньки дома живу.

      Не понимая до конца, к какому мнению пришел Лаврентий, Юля вернулась домой. Время до вечера девушка провела за книгой и только возвращение отца с работы отвлекло Юлю.
      — Юлия! — практически с порога сказал Роман Сергеевич, придя в комнату к дочери. — Мне тебя, что ли, снова пороть, несмотря на беременность? Ты сколько будешь позорить меня?
      — Что произошло? — изумилась Юля.
      — Кто сегодня приходил к Лаврентию, сказал ему, что только он может спасти тебя от навязанного брака? — возмутился мужчина. — Юля, я тебе еще раз говорю: не захочешь замуж — не пойдешь, это только твое решение. Зачем ты меня каким-то тираном выставляешь?
      — А Лаврентий к тебе подходил, чтобы попросить тебя не выдавать меня замуж против воли, — уточнила Юля.
      — Практически, — ответил Роман Сергеевич. — Сказал, что сделать доброе дело и жениться на тебе он не готов и, то ли в шутку, то ли всерьез, сказал, что я могу уволить половину своей прислуги и ты будешь выполнять эту работу.
      «Значит, не мой это человек, — подумала Юля. — Впрочем, лучше Семушки уже никого и никогда не будет, поэтому у меня остался только один выход: дождаться рождения ребенка, оформить все документы на родителей, оформить этого ребеночка снова на меня и жить с ним как-то вдвоем».
      Окончательно расстроившись, Юля легла на кровать и услышала тихий разговор вдалеке. На этот раз ее обсуждала прислуга.
      — У Романа Сергеевича хорошее терпение, раз он прощает своей дочери выходку за выходкой.
      — А что еще делать? Выгонять из дома вдову совсем не по-людски.
      Разозлившись, девушка вышла в коридор и резко сказала:
      — Вам за сплетни жалование платят или за работу? Вот и работайте.
      — В отца языком пошла, — раздался тихий голос и вскоре разговор затих.

               
Глава 3. Сонечка

      Спать еще было рано, но Юля, огорчившись от всего произошедшего, решила лечь и отдохнуть перед сном. Мысль о том, что с Лаврентием ей точно не стоит иметь никаких дел, не давала покоя Юле, впрочем, как девушка не могла понять, насколько она может доверять словам отца о том, что если она не захочет замуж, то и не пойдет.
      «Может быть, я смогу полгода так прожить, может быть, год, но дальше все равно нужно будет соглашаться на замужество, — думала Юля. — Да и все равно же я не смогу здесь жить, после свободной жизни, себе дороже будет…»
      Юля вспомнила, как они с Семеном и вели хозяйство иначе, и не планировали бюджет заранее.
      «Могли пойти и, повинуясь порыву, купить себе чего-нибудь, — вспоминала девушка. — Никогда не знали, что у нас будет на обед завтра».
      Злость на судьбу, которая снова бросила ее в одиночестве, не проходила, на глаза навернулись слезы.
      — Жюли, что с тобой? — спросила Мария Константиновна свою дочь.
      — За вдовца с пятью детьми не пойду, — всхлипывая, ответила Юля. — И даже с двумя детьми тоже не пойду. И за Лаврентия не пойду, даже если он придет ко мне домой и попросит руки и сердца. Только по большой любви, как с Семеном.
      — Как с Семеном не надо, — сказала Мария Константиновна. — Выйдешь замуж за кого-нибудь дворянского сословия и все будет хорошо.
      — Бездетного и по любви, — ответила Юля. — Только так.
      — Да, именно так, — начала успокаивать дочь Мария Константиновна. — Именно по любви.
      Проплакавшись, Юля успокоилась. На языке вертелась фраза, что и второго внука она без проблем оставит родителям, но в глубине души девушка не сомневалась, что так говорить не стоит.

      Прошло время, настал ноябрь. Юля забыла о Лаврентии, не так часто вспоминала Семена и решила, что едва она придет в себя после родов, так сразу же уедет из родительского дома и снова вернется к работе в больнице. Родители больше не говорили в присутствии дочери о замужестве, но девушка прекрасно понимала, что ей ищут жениха, но пока что безрезультатно. Жить в таком напряжении Юля не могла и решила, что ей будет легче снова работать фельдшером, нежели постоянно бояться, что к ней кто-то посватается. Жить одной и не думать о скором замужестве казалось девушке самым лучшим вариантом из возможных. Юля не была против замужества в принципе, но не хотела, чтобы это произошло в ближайшее время.
      Схватки застали Юлю врасплох: да, девушка понимала, что скоро ей придется рожать, но в глубине души Юля не была к этому готова.
      — Мама, отвези меня в ту больницу, где я работала, еще время есть, успеем доехать, — попросила девушка.
      — Юля, сейчас позовем акушерку и она примет у тебя роды дома, — удивленно ответила Мария Константиновна.
      — Я уже Верочку рожала в чужой хате с какой-то полуграмотной бабкой, это хорошо, что все прошло без проблем, там хоть кто перерезать пуповину бы смог, — сказала Юля. — Второй раз так рисковать страшно. В больнице, если что, врача позовут, если что — щипцами ребенка достанут, а дома рожай сама, как хочешь.
      — А вдруг ты по дороге рожать начнешь? — не отступала Мария Константиновна, которая считала, что дома, в привычной обстановке, рожать легче, нежели где-то в чужих стенах.
      — Поэтому я и не хочу идти пешком, а прошу, чтобы папа распорядился и тот же Агафон отвез меня в больницу, — сказала Юля. — Но если у меня не будет другого выхода, придется и пешком идти. Должна успеть.
      Мария Константиновна вздохнула и вышла из комнаты.
      — Рома, — сказала женщина. — Юля ни в какую не хочет рожать дома, просит, чтобы ты распорядился и Агафон отвез ее в больницу, иначе, как только что сказала, пойдет туда пешком.
      — Сейчас распоряжусь, — не слишком радостно ответил Роман Сергеевич и проворчал себе под нос. — Лучше бы и вправду уходила и жила отдельно.

      Роды прошли без проблем. Юля провела в больнице еще четыре дня, после чего девушку выписали домой.
      — Юленька, с такой малюточкой тебе будет не так одиноко у родителей, — улыбаясь, сказала Фаина. — Как малютку зовут?
      — Сонечка, — ответила Юля.
      — Софья Семеновна? — уточнила Фаина. — Очень красиво.
      — Софья Романовна Оржевская, — ответила Юля. — Дворянского сословия. Бывший подкидыш, найденный возле дверей нашей усадьбы. Впоследствии, возможно, отданная мне на воспитание: матери, у которой родился мертвый ребенок, очень захотелось растратить свою накопленную ласку на эту сиротку.
      — Ну так не отдавай, — немало удивившись, сказала Фаина. — Ты мать, ты родила, тебе и воспитывать.
      — А оно мне нужно? — вздохнула Юля. — Без Семена… Она ж плакать будет, потом зубки будут резаться, потом еще что-нибудь приключится…
      — Это твоя дочь, твоя родная кровиночка, зачем отдавать ее даже дедушке с бабушкой? — изумилась Фаина.
      — Недельки две дома отлежусь и снова работать пойду, — ответила Юля. — Буду снова снимать комнату.
      — Лучше выходи на работу, но не съезжай из родительского дома, — сказала Фаина. — И дочка будет как будто с тобой, но, вроде, и не с тобой.
      — Я замуж не пойду, — ответила Юля. — Это новое замужество мне ни к чему. Нет счастья в браках без любви, неужто не помнишь, как к нам сюда привозили бабу, которую мужик на почве ревности ножиком покромсал? Ни он ее не любил, ни она его не любила, жили вместе потому, что этот брак был нужен ему для карьеры, а ее родителям для дохода.
      — Так и не выходи, живи спокойно одна с Сонечкой, — сказала Фаина.

      В первый же день после выписки Юли из больницы Роман Сергеевич сделал для Сони все нужные документы.
      — Соня будет дворянского сословия, как бы даже твоя дочь, но родителями по документам будем считаться мы с мамой, — сказал мужчина.
      — Хорошо, — кивнула Юля.
      В принципе, девушку бы устроило даже если бы Соня была по документам никак с ней не связана, но говорить это вслух Юля посчитала лишним.

      Жизнь в роли матери не устраивала девушку совершенно. Не хотелось ни кормить ребенка, ни ухаживать за ним, ни даже изредка видеть. Единственное, о чем думала Юля, были планы на будущее. Решиться на уход из дома девушка пока что не могла, но оставаться в родительском доме тоже не хотелось. Часами Юля сидела у окна и всматривалась вдаль. В один из дней девушка увидела в их дворе Семена.
      «Надо будет попросить Фаину, чтобы свела меня с кем-нибудь из психиатров, — подумала Юля. — Только втайне, без огласки, не хочу сплетен».
      Огорчившись, что у нее появилась еще одна проблема в виде психического расстройства, девушка услышала осторожный стук в дверь. Еле дыша от страха, девушка подошла на пару шагов к окну и увидела во дворе силуэт Семена.
      — Мама! — крикнула Юля. — Там покойники по двору шастают!
      — Юля, ложись, успокойся, — взволнованно ответила Мария Константиновна.
      Женщина на всякий случай взглянула в окно, но не увидела там никого. Определить в темноте, есть следы во дворе или нет, не представлялось возможным. В дверь снова раздался осторожный стук.
      — Василиса, осторожно посмотри, к нам кто-то пришел или это ветер разошелся? — сказала Мария Константиновна и обняла дочь.

               
Глава 4

      Василиса слегка испуганно подошла к двери и, придав голосу уверенности, громко спросила:
      — Кто там?
      Ответом на этот вопрос была тишина. Не слишком уверенно девушка открыла дверь и выглянула на улицу. Неподалеку от входной двери переминался с ноги на ногу какой-то бродяга.
      — Чего надо? — спросила Василиса.
      — Пустите на ночь странствующего человека, — ответил незнакомец.
      — Василиса, пусти его в дворницкую, принеси поесть, заверни с собой хлеба в дорогу и дай гривенник, — распорядилась Мария Константиновна.
      Бродяги время от времени приходили проситься на ночлег в дом Оржевских и подобные визиты не были чем-то новым для хозяйки — со всеми неожиданными гостями поступали одинаково.
      Тем временем, Юля решила внимательно всмотреться в лицо внезапного гостя, надеясь увидеть в нем черты Семена. Но даже на первый взгляд незнакомец немало отличался от супруга Юли: глаза зеленые глаза, рыжие волосы.
      — Хозяюшка, прошу, Христа ради, посмотри, что у меня с ногой, — неожиданно сказал незнакомец. — Тебе это на небесах зачтется, я видел тебя в больнице, ты мне рану перевязывала после драки с одной шельмой!
      Разумеется, Юля не могла помнить всех, кому перевязывала когда-то раны, поэтому даже не подумала о том, насколько правдивы или нет слова незнакомца. Вымыв руки, девушка решила посмотреть ногу визитера.
      — Показывай, что с ногой? — спросила Юля.
      — Сейчас, хозяюшка, сейчас, — ответил мужчина. — Сапог сниму и все покажу…
      Юля наблюдала за тем, как неторопливо гость снимает сапог, будто чего-то ждет, как долго возится с довольно ровно замотанной портянкой. И едва Василиса отошла на кухню, мужчина быстро снял портянку и сказал:
      — Готово.
      Юля взглянула на ногу незнакомца и с явной издевкой спросила:
      — Ты мне мозоль решил показать? Меньше бродяжничать надо, тогда и мозолей не будет.
      — Семен жив и просил тебе передать, что если ты хочешь его видеть, то приходи к нему в меблирашки на Лиговке, что возле Обводного канала, — тихо сказал мужчина и гораздо громче добавил. — Хозяюшка, прости меня, грешного, за то, что побеспокоил тебя своей ногой. На днях моему брату оттяпали ступню — гангрена началась, вот мне страшно за себя и стало. Прости меня, Христа ради!
      — Передашь Семену, что ради этого можно было такую комедию и не ломать, а если он за столько лет до сих пор считает себя недостойным меня, то пусть так считает и дальше, а я выйду замуж за дворянина, — резко ответила Юля. — Ступай в дворницкую, пока тебя не выгнали отсюда!
      Проследив, чтобы нежданный гость ушел в дворницкую, Юля вымыла руки и пришла в комнату к матери.
      — Доченька, чуть мягче надо, — сказала Мария Константиновна. — Человек и без того жизнью обижен.
      — Мне с папой нужно поговорить, причем срочно, — резко ответила Юля. — Пусть ребят по одному адресу отправит.
      — В чем дело, Юленька? — спросила Мария Константиновна.
      — Сейчас все услышишь, — ответила Юля. Девушка прошла в комнату отца, попросила его прийти к ним с матерью и сказала. — Папа, некий мужчина, которого мы приютили, говорит, что якобы Семен жив и что если я хочу его видеть, то он приглашает меня в меблирашки на Лиговке возле Обводного канала. Так вот, в этот край сплошных притонов я одна соваться не желаю и хотела бы попросить тебя, чтобы по этому адресу отправились ребята, хоть из жандармерии, хоть из полиции, мне все равно. Если это Семен, то он поймет, что я не желаю видеть его в такой обстановке, а если не Семен, то можно будет порадоваться, что твоя дочь поумнела и решила не соваться лично к бандитам.
      — Поедем прямо сейчас, незачем терять время, — сказал Роман Сергеевич. — Жюли, поедешь с нами. Нужно будет опознать или не опознать твоего мужа.
      Без особого желания, но и не споря с отцом, девушка быстро собралась. Без особого интереса Юля наблюдала за тем, как Роман Сергеевич вызвал к своему дому полицейских, как они растолкали визитера и велели ему вести их к Семену, с какой злобой посмотрел тот самый мужчина на Юлю…
      — Выйду замуж за дворянина, — резко ответила девушка на молчаливый упрек визитера. — Передашь это Семену.

      Всю дорогу до меблирашек ехали молча: Юля была зла на своего супруга и, в глубине души, предпочла бы, чтобы это все было розыгрышем, кознями разбойников, но не правдой. На всякий случай девушка приготовилась сказать все то же самое в лицо своему супругу и была крайне сосредоточена.
      — Приехали, — сказал незнакомец. — Первый подъезд, прямо по коридору, четвертая комната по правой стороне.
      Юля вышла из экипажа и оглянулась по сторонам: вокруг были трущобы, ходили какие-то подозрительные личности, резко начавшие движение вдаль, едва завидев людей в форме. Порадовавшись тому, что она не захотела сама сюда ехать, девушка прошла вместе со всеми в подъезд.
      В подъезде сразу же Юле бросился в нос запах трущоб и нищеты. Недовольно морщась, девушка шла по коридору и услышала, как тот самый человек, зайдя с полицейскими в какую-то комнату, сказал:
      — Твоя дворяночка сказала, что ты ей не нужен и она выйдет замуж за себе подобного.
      — Ее право, к чему ей калека? — раздался ответ Семена.
      «Калека?» — испуганно подумала Юля и чуть было не упала в обморок.
      Немного постояв и пройдя в комнату, девушка увидела Семена, лежащего на груде тряпья.
      — Сам прийти ко мне не мог? — спросила Юля, надеясь, что слова того мужчина — очередная часть спектакля. — Обязательно нужно было гонять меня сюда с оперативным сопровождением? Я бы в эти трущобы одна не поехала, спасибо, еще дополнительных детей от возможных насильников мне не надо.
      — Юлия Романовна, как фельдшер, вы знаете, что с переломом бедра ходить не представляется возможным, — ответил Семен.
      — Почему твой гонец не мог все нормально сказать, а устроил спектакль с приютом на ночь и ногой? — продолжала возмущаться Юля.
      — Васек, я тебя просил просто сказать все, как есть, и не ломать комедии, — обратился к мужчине Семен. — Ты что устроил?
      — Что устроил, что устроил, — проворчал Василий. — Зато меня вкусно накормили, дали хлеба с собой и гривенник.
      — Юлия Романовна, вы считаете возможным выслушать мою версию или тоже своих решений не меняете, как и ваш отец? — спросил Семен.
      — В больнице, в приемные часы, — коротко ответила Юля.

      Пока полиция переносила Семена в карету, Юля достала из кармана пальто два рубля, протянула их Василию и сказала:
      — За то, что приютил этого человека.
      — Он у меня больше проел, — начал очередной спектакль Василий.
      — Не мои проблемы, — ответила Юля.
      Девушка вышла на улицу, увидела вдалеке извозчика и сказала отцу:
      — Я домой, в больницу не поеду.

      Не час и не два Юля проплакала в своей комнате. Девушка не понимала, права ли она была в том, что так резко поговорила со своим мужем, что произошло на самом деле, как ей дальше быть. Мысль о том, что Семен просто не мог к ней прийти сам, поэтому и послал гонца, не давала покоя и снова вгоняла в слезы.
      «А я ему просила передать, что выйду замуж за другого», — постоянно думала Юля и снова начинала плакать.
      Наутро девушка собралась и приехала в больницу. Найти палату Семена и прийти к нему оказалось делом десяти минут и вскоре Юля уже сидела у кровати своего супруга.
      — Юлия Романовна, позвольте объясниться, — сказал Семен. — Благодарен вам за то, что вы посчитали возможным прийти ко мне.
      — Пожалуйста, не надо так говорить и называй меня на «ты», — ответила Юля. — Что произошло? Где ты был? Мне эти месяцы без тебя адом показались!
      — Течением меня ударило об опору моста, потом выбросило к берегу Обводного канала, — сказал Семен. — Ходить я не мог, Василий, которого я позже послал к тебе, принес меня в свою комнату и начал ухаживать за мной. Я долго не решался писать тебе и только потом, совсем недавно, смог сделать этот шаг. Юля, если ты не хочешь больше иметь со мной дел, я пойму тебя.
      — Перелом как срастается, что врач сказал? — спросила Юля. — Какие прогнозы?
      — Врач говорит, что нужно еще несколько недель провести в больнице, потом, когда кость срастется, можно будет потихоньку начинать ходить, — ответил Семен.
      — Сема, прости меня, — вздохнула Юля. — Прости за все. Если ты захочешь со мной так же поступить, как тогда, когда узнал, что я Верочку отдала — я тебя пойму. Если тебе будет легче, то потом, когда ты поправишься, отходишь меня.
      — Опять на мой грех указываешь, — ответил Семен. — Юленька, родная моя, я же уже извинялся, говорил, что больше никогда никого обидеть не смогу… Хотя, впрочем, это твое право так говорить, я тогда был неправ.
      — Это я виновата перед тобой, что так сказала, не разобравшись во всем, — сказала Юля. — Семушка, милый мой, как только тебе станет легче, как только тебя выпишут из больницы, мы снова станем жить вместе, семьей… Сема, как мне не хватало тебя, ты бы знал! На Сонечку заодно посмотришь, вся в тебя.
      — Представь, пожалуйста, мою доченьку по имени и отчеству, — неожиданно напрягшись, попросил Семен.
      — Софья Романовна Оржевская, — упавшим голосом ответила Юля. — Дворянского сословия.
      — Любимое дитя, которое ни в чем не знает нужды, — продолжил Семен. — Верно я все говорю?
      — Я от нее не отказывалась, Сонечку просто оформили так по документам, она моя, — ответила Юля и мысленно добавила. — «Хотя без тебя, Семушка, она снова была мне совершенно не нужна».
      — Сколько таких случаев есть: в документах пишут одно, в жизни называют иначе, — окончила свою мысль Юля. — Мало, что ли, Аксиний по бумагам и Нюрок на словах?
      — Сонечка будет жить с нами? — спросил Семен свою супругу.
      — Да, Сонечка будет жить с нами, — ответила Юля. — Можешь не переживать.
      Успокоившись, Семен улыбнулся, поцеловал руку своей супруге, а потом сказал:
      — Как только меня будут готовить к выписке, подумаем, где будем теперь жить. Снимем домик, заживем с тобой и Сонечкой лучше прежнего…
      — Заживем, — с облегчением ответила Юля.

               
Глава 5. Домой

      Юля уже хотела уходить домой, но совершенно некстати пусть не самый богатый, но и не слишком маленький фельдшерский опыт намекнул девушке, что что-то в словах Семена не сходится: перелом бедренной кости без какого-то контроля со стороны медработника мог так хорошо срастись только чудом. И если полчаса назад Юля была рада, что Семену не стали ломать ногу заново, чтобы она правильно срослась, то сейчас этот момент настораживал все больше и больше.
      Кое-как успокоив себя, что чудеса в жизни встречаются, Юля решила окончательно во всем убедиться и пошла к лечащему врачу Семена.
      — Что с Самохиным? — спросила девушка. — Перелом? А причина неизвестна?
      — Перелом малоберцовой кости, — ответил врач. — Произошел недели три назад. Самохин, как грамотный фельдшер, сумел подручными средствами иммобилизовать ногу, поэтому я могу сказать с уверенностью: кость срастается как положено, осмотр показал, что каких-то ярко выраженных проблем нет, поэтому еще недели две-три и можно будет снимать гипс и начинать разрабатывать ногу.
      — Малоберцовая кость — это же голень, — сама себе сказала Юля. — Не бедро.
      — Совершенно верно, — ответил врач. — Но даже без проблем заживающий перелом голени — это тоже в своем роде чудо, можно было легко получить смещение.

      Поблагодарив врача, Юля осталась в недоумении. Девушка не понимала, как такое могло произойти, почему Семен ей соврал. Решив поговорить со своим супругом, Юля снова пришла в палату к Семену.
      — Семен, — начала Юля. — Я не дура, не идиотка и, ко всему прочему, не такой уж и плохой фельдшер. Поэтому твоя версия про бедро у меня вызвала некоторые сомнения. А после разговора с врачом вопросов к тебе меньше не стала. Сема, будь со мной откровенным, скажи, что с тобой произошло, где ты был это время и почему не посчитал нужным все рассказать своей Юле?
      Подумав, девушка добавила:
      — Слово чести, что бы ни узнала, не сообщу об этом куда-нибудь без твоего ведома.
      — Эх, Юлечка, нахваталась ты от отца разных выражений, пока с родителями жила, — вздохнул Семен. — Не напоминает ли тебе это, как ты сама рассказывала, слово офицера, данное твоим отцом. Мол, влетит тебе дома, мама не горюй, но зато из жандармерии я тебя выпущу.
      — Семен, — сказала Юля. — Я всегда была с тобой честной, наши отношения изначально на этом и строились. Когда отец велел меня выпороть за побег, я пришла к тебе и все рассказала, как есть. Я от тебя ничего никогда не скрывала. Взамен я прошу такой же честности. Где ты был, почему не сообщил о себе раньше, где сломал ногу и при каких обстоятельствах.
      — Тебе честно? — спросил Семен. — Могу и правду сказать, только к чему тебе все это знать?
      — Хотя бы потому, что я твоя жена, — ответила Юля. — И я должна знать, где был столько времени мой супруг.
      — Хорошо, — согласился Семен. — Меня выбросило течением к берегу Обводного канала, чувствовал я себя крайне плохо. Василий увидел меня, пожалел, забрал к себе. Я отлежался с недельку, пришел в себя, а потом решил, раз все считают меня умершим, то есть смысл отомстить Артемьеву. У него в доме были разбиты все окна, а в дверь была воткнута записка с одной-единственной фразой: «Крысы долго не живут». Сама понимаешь, после подобного мне было бы лучше не мозолить никому глаза. А ногу… Ногу я сломал случайно, когда впотьмах пробирался в этих трущобах. Видела же вчера, что там за обстановочка. Решил тебе написать, когда совесть замучила: ты же была уверена, что я мертв. Надеюсь, в будущем никто не узнает ничего лишнего, ведь я, как всем будет известно, пролежал немало времени в больнице.
      — Семен… — расплакалась Юля. — Я выходила замуж за человека, который меня безумно любил, который всегда был честным передо мной, который не занимался ничем лишним. Ради тебя я разругалась в пух и прах со своим отцом, ради тебя я сбегала из дома, ради тебя я пережила столько унижений от Романа Сергеевича. А сейчас я сижу и думаю: а стоило ли это того? Может, не так уж был и неправ мой отец?
      — Юленька, родная моя, — сказал Семен. — Откровенность за откровенность. Все эти месяцы я работал в подпольной лаборатории и изготавливал бомбы. Не знаю, что меня может ждать, вернее, знаю, но надеюсь, что это не произойдет. Боюсь, Юленька, что скоро ты станешь вдовой уже по-настоящему…
      — Семен, не может быть! — воскликнула Юля. — Я в это не верю, этого не может быть!
      — Поэтому, родная моя, не зря ты задумалась о повторном замужестве, все может быть… — сказал Семен и поцеловал своей супруге руку.



Прошло три месяца




      — Юлия Романовна, — раздался голос врача, но девушка не отвечала. — Жюли!
      Отреагировав на знакомое обращение, Юля отвернулась от окна и посмотрела на врача.
      — Что произошло, почему вы в больнице? — спросил мужчина.
      — Буквально через два дня после того, как мой единственный и любимый муж Семен оказался в больнице, туда наведались жандармы, — ответила Юля. — Вскоре был суд, моего супруга приговорили к высшей мере наказания. Я пошла морально поддержать его в этом последнем испытании, до самого конца смотрела ему в глаза, не отводила взгляд и после того, как на моего Семена был накинут саван. Потом мне стало плохо и рядом стоящие люди долго приводили меня в чувство. Я села на снег, немного посидела, а потом побежала на ближайший мост через Неву, чтобы окончить эту никчемную жизнь. Долго выбирала место, чтобы попасть в полынью, но упала с моста на лед. Меня сразу же отвезли в больницу, подержали там немного, а потом перевезли на Пряжку. Я не хочу жить без Семена, поэтому как только представится удобный случай, снова сделаю то, что задумала. Мой Семен в раю и, возможно, у тяжело согрешившей венчанной жены будет шанс как-нибудь спастись через мужа.
      — Никаких улучшений, — пробормотал врач и, выходя из палаты, сказал Юле. — Если вы будете считать что-нибудь другое, попросите сестру милосердия передать мне, чтобы я зашел к вам.
      Эти слова Юля уже не слушала и снова отвернулась к окну смотреть без толку на окрестный пейзаж.



Прошло два месяца




      Врач зашел в палату Юли: пациентку, которую его так настойчиво просили вылечить, мужчина посещал несколько раз в неделю.
      — Юлия Романовна, — без всякой надежды обратился мужчина к пациентке.
      К удивлению врача, Юля сразу же повернулась к своему собеседнику.
      «Раз не только на Жюли откликается, значит, дело уже хоть немного приблизилось к выздоровлению», — подумал мужчина и спросил. — Юлия Романовна, вы помните, когда заболели?
      — Я была слишком напугана своим арестом по причине агитации, плюс после освобождения мне немало досталось от отца, — припоминая, сказала Юля. — Потом заболела моя дочь, было подозрение на корь, но потом выяснилось, что это простуда и сыпь от меда. Я вернулась домой, долго плакала над своей судьбой, после чего в дверь постучал мой сосед по меблирашкам Семен, попросил прощения за то, что так долго не возвращал мне долг, отдал деньги и ушел. А потом меня накрыло. Если я не ошибаюсь, именно Фаина пришла ко мне на следующий день, обеспокоенная тем, что я не вышла на работу, она и увидела, что я больна. Меня увезли сюда, в больницу на Пряжку, и я понимаю, что больше года бредила, говоря о том, что ко мне вернулся Семен. Ну не может покойник вернуться, не воскреснуть ему, не встать из гроба. И, насколько я успела узнать Семена, он бы ни за что в жизни не стал меня бить, это на фоне отцовой жестокости у меня крыша и поехала. Велел снова выпороть за жандармерию… Да и какой из моего отца начальник в жандармерии, если он всю свою жизнь армии отдал? Это все было бредом моего больного воображения.
      — Юлия Романовна, скоро, я думаю, к вам посетители придут, готовьтесь, — произнес врач. — Так что можете принарядиться.
      — Хорошо, — ответила девушка.

      Через несколько часов Юлю отвели в вестибюль на свидание. Увидев родителей и дочь, девушка оторопела.
      — Юленька, милая моя, врач сказал, что ты скоро вернешься к нам, — сказала Мария Константиновна, обняв дочь. — Смотри, как Верочка подросла.
      — Подросла… — растерянно ответила Юля.
      — Жюли, Юля, дочка, прости меня, — тихо сказал Роман Сергеевич. — Прошу тебя, найди в себе силы для этого.
      — Прощаю… — расплакалась Юля.
      Роман Сергеевич обнял дочь, а потом сказал:
      — Ты же к нам домой вернешься, к Верочке? — спросил Роман Сергеевич. — Не будешь уезжать в меблирашки?
      — Не буду, — ответила Юля.

      Придя с родителями домой, Юля оглядела свою комнату, все вспоминая, потом подошла к Верочке и сказала:
      — А папа к нам уже не вернется, это Христос воскрес, а остальным пока что не положено…