И. Лавров. Один день из жизни дачников

Виталий Бердышев
Фото Л.И. Балашевича. 1975 г. Игорь Лавров - крайний справа.

Не прошло и десяти лет, как мы, наконец, достроили дачу на участке в Сиверской: то с финансами было туговато, а то и просто не хватало времени.
Общие обязанности членов семьи как-то определились. Я заведовал теплицами: готовил грядки к посеву, отвечал за урожай овощей, а также иногда под настроение и по просьбе семьи готовил фирменный монастырский борщ. Во всем этом мне активно помогал внук Женя. Зять Александр, будучи мастером на все руки, монополизировал строительно-техническое направление, и все эти годы, даже после окончания строительства хронически улучшал наш дачный быт, постепенно приближая его к европейским стандартам.

Дочь Ольга заняла все командные высоты и получила исключительное право и монополию на регулярное использование газонокосилки, рев которой окутывал нас не менее одного раза в неделю. Такими же шумовыми концертами занимались и многочисленные соседи, в результате жена окончательно потеряла слух, а у одной из двух кошек появилась особая форма неврастении: она стала бояться мышей, но упорно устраивала засады на соседского пса. Ольга главенствовала во всем, даже заставляла меня регулярно менять рубашки и носовые платки. Поскольку она потеснила мать во всех делах, та перенесла свою деятельность в «подполье». Но делала она это весьма своеобразно. Если дочь готовила обед, жена подходила к ней с настойчивыми советами, держа в руках многочисленные выписки из книги «1000 рецептов». От ее многочисленных рекомендаций сначала закипала дочь, а потом уже вода в кастрюле. Если у нас был неурожай на яблоки, жена ходила в плановом порядке в гости к соседям и приносила оттуда яблоки корзинами. Она так хвалила их тыквы, что вскоре у нас на веранде появилось два экземпляра по десять килограмм каждая. Правда, если у нас был урожайный год, излишки продуктов земледелия двигались в обратном направлении.

Уже который год жена, нарушая все правила агротехники, выращивает морковку толщиной с авторучку и свеклу величиной с клубнику. Вскоре у нас в сарае стояло ведро крупной свеклы по бесплатному импорту от соседки. После окончательного сбора урожая у нас появился один стакан клубники, большую грядку которой жена кропотливо обихаживает круглый год. Как-то я, стремясь получить раннюю зелень, неосторожно попросил ее высадить в малом парнике лук-севок. Обратив внимание на редкие всходы, я обнаружил, что половина луковиц была высажена вверх корнями.

Жизнь жены на даче изобиловала разнообразными, чаще экстравагантными случаями.
Однажды, когда я спешил на вокзал к приходу электрички, чтобы встретить своего однокурсника, открылась дверь, и на веранду в сопровождении жены ввалился совершенно незнакомый растрепанный тип, обвешанный многочисленными узлами и пакетами. Из его крикливой и запутанной речи я понял только, что он просит взять эти вещи на временное хранение. Боясь опоздать, я попросил соседа – брата жены Володю – помочь вытолкать этого сумасшедшего, что он успешно и сделал. На вопрос, кого же она впустила в дом, жена до сих пор ищет ответ. С тех пор дочь Ольга распорядилась закрывать калитку на замок, а ключ давать матери только с ее разрешения.

Вдруг обнаружилось, что у жены появилась собака. Неопределенного цвета престарелая самка бультерьера грызла на летней кухне выданную ей кость с остатками мяса. Жена с умильным видом сидела около нее и что-то ласково приговаривала. Рядом уже была заготовлена лежанка для собаки. Ольга пришла в ужас, развернула с Сашей оперативно-розыскные мероприятия в поселке, и вскоре нашлись хозяева, которые с благодарностью изъяли у нас животное.

Как-то однажды Ольга с Сашей и Женя уехали на время в город, и мы остались на даче с женой вдвоем. У меня накопились черновые записи, и я на компьютере приводил их в порядок. Жена, как всегда, возилась на грядках клубники или пропалывала цветы. Она часто поливала их продуктами брожения диких трав и загнивших овощей. Травы были совсем даже милые, а вот «удобрение» получилось диким: составленное по собственным рецептам с добавлением женской фантазии, оно имело тошнотворный запах смеси гнилой рыбы и кошачьего помета. Жена гордилась якобы чудодейственной силой полученного удобрения, и переубеждать ее было бесполезно. Теперь все цветы имели один и тот же универсальный запах этого «удобрения».

Углубившись в свои дела, я думал, что она и сейчас занимается чем-то подобным. Бросив рассеянный взгляд в окно, я сначала не смог идентифицировать явившееся мне видение. Высокий мусорный бак ярко-голубого цвета, которым Саша оснастил летнюю кухню, стоял, наклонившись под углом 45 градусов. Переломившись под таким же углом, стоял некто, причем верхняя половина тела была целиком в баке, а зад и ноги снаружи. По знакомым колготкам и стоптанным дачным босоножкам я опознал жену. Хотел было выскочить и попросить ее прекратить это хулиганство, напоминающее деятельность старухи Шапокляк, но потом решил досмотреть это «видео» до конца. Следует заметить, что жена была из категории детей блокадного Ленинграда, и на всю жизнь усвоила бережливое отношение к пище. Она медленно по частям выбралась из бака и стала деловито рассматривать находку. Это был частично подгнивший большой огурец китайской селекции: мы с внуком после сортировки сбрасывали в бак «нестандартные» овощи. Жена осмотрела его, ненадолго задумалась и отложила в сторону. Затем «опасная» операция повторилась вновь. Из бака был извлечен полиэтиленовый пакет. Она поправила очки и стала рассматривать содержимое. Я узнал пакет издалека. Внутри него лежали две мыши, которые кошка накануне тайно подбросила к крыльцу, а я выбросил их в бак. Не сразу разобравшись, жена затем с отвращением бросила находку назад. Потом взяла огурец, подошла к умывальнику обмыла его и положила на кухонный столик. Я наблюдал за ее дальнейшими действиями с возрастающим интересом. Видимо для приготовления салата чего-то нехватало. Она в раздумье подошла к компостной куче, где валялся пучок подпорченной зелени. Покопалась, и в руках у нее появились два отрезанных белых корешка от зеленого лука. Жена вновь подошла к умывальнику и сполоснула их.

Я не выдержал и вмешался в ее «творческий» процесс.
– Надави на луковицы, – попросил я.
Она сделала это, и из истощенных луковиц появилась грязноватая жидкость.
– Это же отмершие остатки лука, а зелень мы уже съели.
Жена с сомнением покачала головой, но луковицы выбросила.
– А огурец зачем взяла? На реанимацию? Он же подпорченный. В сарае стоят в ящике огурцы, а в холодильнике зеленый лук.
– Он еще хороший, если его обрезать.
Спорить – себе дороже, и я решил подождать, чем все закончится. Огурец перекочевал на обеденный стол; появились хлеб и соль. Жена решила перекусить. Через некоторое время она удивленно спросила:
– Послушай, а ты не знаешь, почему огурец какой-то необычно кислый?
– Это начальная фаза гнилостного брожения. Помнится, что ты в прошлой жизни была врачом высшей категории, а в институте успешно сдала экзамены по гигиене питания. Хотя для этого и не нужны специальные знания.
Это ее заметно поколебало: огурец повторно был возвращен в мусорный бак.
– Окропи его своим пахучим травяным настоем, чтобы еще раз не использовать, – съязвил я. Ответом было гордое молчание. 

Накануне вечером к нам зашла соседка, одноклассница жены Юля. Несмотря на больные ноги, она часто приходила к нам, с трудом преодолевая расстояние в 500 метров. При этом обязательно приносила разнообразные шедевры личного кулинарного искусства: то жареные или печеные пирожки с разнообразной начинкой, то диковинную икру из сырых лисичек, то тонкие блинчики, которые таяли во рту. В тот раз она принесла немного мелкой рыбы, которую добывал в местном озере ее муж. Жена выложила рыбу в тазик с водой и решила ее почистить на летней кухне. Вернулась расстроенная:
– Там рыбка плавает. Что с ней делать?
Это была маленькая симпатичная плотвичка. Я посоветовал:
– Засоли живьем, будет как селедка иваси.
Последовал типично женский ответ:
– Сам ты иваси.
Она отсадила рыбку в большую стеклянную банку и решила ее покормить. Выкопала в компостной куче толстого червя размером с саму рыбку и бросила его в банку. Плотвичка испуганно шарахнулась к противоположной стороне сосуда, укоризненно посмотрела на жену и постучала хвостом по своей голове:
– Изыди, старуха, – со старославянским акцентом донеслось из банки.
Жена подозрительно посмотрела на меня. А позже жаловалась соседке, на то, что я даже рыбу настроил против нее.
Потом стала просить:
– Давай отнесем рыбку в речку.
– Но ты же уже не ходишь на такие расстояния!
– А я пойду с костылем.
Так и пошли: я с ведерком, а жена с костылем. Перед спуском к реке жена остановилась. Мне пришлось спускаться по тропинке с обрывистого берега к воде. Я отпустил плотвичку, и она весело метнулась в сторону. Потом остановилась, повернулась ко мне, как в ладоши похлопала брюшными плавниками и исчезла в темной речной глубине.

За обедом жена, как всегда, настойчиво обращала внимание всех на расположение и содержание блюд:
– Здесь хлеб, это салат, а вот это сыр и масло. Саша, а вот здесь селедка, не хочешь?
Саша, который в это время ел торт, вздрогнул и осторожно отодвинул селедочницу.
После обеда она распорядилась, обращаясь к внуку:
– Женя, у меня сегодня было много дел, и я устала. Ты вымой посуду, а я пошла отдыхать.
«Действительно, умаялась, бедняга», – подумал я.
Так закончился очередной хлопотливый, насыщенный содержательными событиями, дачный день нашей семьи.