Минус 45-50 градусов в Хабаровском крае – это тепло. А в то утро в тайге все 60 придавили, поэтому бригада по валке леса пригрелась в балке (домик на огромных санях, который перевозил трактор), в импровизированной спальне, где стены, потолок и нары оббиты ватными одеялами, а сверху – простынями. Спали в трико, но всё равно стало холодно. Дежурный выскочил из белых «хором» через «дверь» из байковых одеял к печке, паяльной лампой разжёг в ней дрова. Печка представляла из себя бочку с плитой наверху, вырезанной дверкой для дров, а ниже – ещё два круглых выреза вместо поддувала. Дежурный юркнул обратно на свои нары и все ждали, когда в балке станет тепло.
Поели сытно: мяса всегда было много, хранилось оно в большом ларе сзади балка. А потом привычно заурчали бензопилы, заскрипели, падая, деревья, застучали топоры. Санька подошёл к огромной лиственнице, погладил ствол, прошептал: «Прости, красивая, не по своей воле тебя сгублю, прости…» Долго пилил древесину, она – что железо. Наконец подалась, медленно и, будто со стоном, падая на землю.
На этой делянке работали уже две недели. С утра до вечера, не до глубокого – темнело-то быстро. Сегодня банный день, всех повезут в баню, один останется дежурить до утра.
- Тяните спички, кому короткая, тот и останется.
Короткая досталась Саньке.
- Братва, я ж сегодня именинник, день рождения у меня…
- Ну вот и облопаешься тут один за всех нас, смотри не тресни!
Законы здесь жёсткие, поблажек нет, по понятиям живут: что досталось, то и делай, не ной.
Все уехали. Начиналась метель-завируха. Санька побежал за бензопилой, которую оставил невдалеке. Схватил и припустил обратно. Вдруг стал, как вкопанный: только сейчас увидел, что пересёк огромные медвежьи следы.
- Конец! Все медведи уже давно спят в своих берлогах, а это, видно, шатун.
Парень знал, что нельзя пересекать медвежий след – иначе косолапый обязательно вернётся на то место, тогда несдобровать человеку! Санька запер дверь на крючок, дверь была из досок, оббитая ватными одеялами с обеих сторон. Судя по следам, шатуну не составит большого труда выломать её.
- Боже, неужели я так виноват, что Ты мне такую страшную смерть в день рождения послал?!
Санька вооружился бензопилой и стал ждать, судорожно глотая воздух. Минуты казались часами… Перед глазами промелькнула вся его не очень длинная жизнь: школа, техникум, драка – и нары. Санька весь превратился в одно большое ухо, стараясь услышать медвежье дыханье, учуять его шаги.
«Он не уйдёт, пока не найдёт того, кто осмелился переступить его след. Сожрёт!»
Вдруг в завывании пурги «смертник» услышал непонятный металлический звон. Пересилив страх, Санька открыл дверь и стал вглядываться в белую кашу снега. Силуэт не медвежий, а человеческий! Это был знакомый старовер со связкой капканов, которые звякали при ходьбе, со своим верным Амуром. Как же был рад Санька и староверу, и его псу, когда они подошли к балку.
- Проходи, Архип, и собаку свою заводи, пусть погреется.
- Сам зайду, Амур в сугробе поспит, он привычный.
- А у меня сегодня день рождения, давай я тебя угощу мясом!
- Ты же знаешь, что у меня всё своё, это я тебе бражки налью, рыбки дам, угощайся.
Он расстелил тряпицу на коленях, разложил снедь, налил бражку в свою и Санькину кружки.
- Ну, побудем, с рожденьицем тебя.
Именинник выпил, закусил и осторожно стал расспрашивать про шатуна, не показывая вида, что он был до ужаса перепуган.
- Да это не шатун, я его знаю – самый большой медведь в округе. Он всегда ждёт хорошую метель, чтобы было много снега на его берлоге, теперь залёг в спячку. Всё лето рыбу из реки таскал, ел и заготавливал, перед берлогой целую кучу припрятал и всё ел-ел, метель ждал.
Старовер ещё долго рассказывал о привычках зверей, но Санька его уже не слышал, он только кивал и улыбался, а в мыслях радостно трепетало:
«Дорогой ты мой! Если бы ты знал, какой смертный камень с души снял!»
- Я у тебя переночую? – спросил Архип.
- Конечно-конечно, все нары свободные! Спи хоть на нижних, хоть на верхних, выбирай любые!
Архип расположился внизу на крайних нарах и быстро уснул. А Санька ещё посидел, счастливый и взволнованный, будто заново на свет родился.
Наконец и он улёгся в своей белой «спальне». Сквозь сон почувствовал, как по лбу пробежали холодные лапки и прочертил метку хвостик. «Мышка – не мишка», - подумал, улыбаясь, Санька и крепко заснул.