НИТЬ ДРАГОЦЕННАЯ
Наверно, современные романы обладают технологичным свойством. Они подшиты электронной перепиской. Что-то вроде мундира, придающего форму отношениям. И когда отношения куда-то прячутся или говорят до свидания, мундир этот остается в шкафу. В любой момент вы можете потянуть дверку, и вот он - висит как новенький, напоминает о лучшем и неповторимом. У вас также, я думаю?.. Такой же мундир, сшитый уже на новых электронных платформах. Кто знает, может, опция хранить переписку - главное достижение цивилизации. Возможность задержать и усилить ускользающую красоту моментов, дать ей обновлять вас снова и снова - это дело достойное.
Женщина ушла уже давно. А я - типа хранителя сокровищницы. Только в пещере дракона покоятся не драгметаллы, а наши слова друг к другу. Они пронизаны чистым теплом, оттого сами стали драгоценностью. И хоть мне 40+, и я много умею всякого, а должен просто охранять эту переписку, взращивать ее, придавать огранку и заражать ею сердца, склонные к теплоте.
Я не знаю, в каком ключе приводить вам отрывки из наших чатов. Обнажать отдельные грани минерала - новый талант, который, видимо, освою с ее разрешения. Что сложного? Есть я, есть экран передо мной. В нем - сгруппированы по месяцам файлы текстов. Они как следы наших чувств. Они же - и форма их выражения.
Представьте роман, при котором люди глядят на текстовый образ друг друга весь день много лет подряд. Они разделены экраном, но соединены невероятным чувством. Годами сидят друг перед другом, и текстовый колосс растет и обретает невероятный размер. Наш изобилует струями творческих идей, сердечности, деликатности и еще много-много слов, которые вы со временем узнаете.
Но не смотря на электронность формата наших отношений, дача, где мы отдыхали вместе сохранилась. По Вжигорьскому сумасбродству я сделал там дом-музей.
* * *
ДРАКОН ОХРАНЯЕТ НЕОБЫЧНОЕ
Глаза открываются - я в этом доме нашей любви. Я выхожу на крыльцо... На листве радостные блики солнца. На мопеде я лечу к гавани. Там уже колбасятся детишки. Я выдаю им свои гаджеты - банан, сап и игрушки. Родители отдают мне детей, чтоб самим вздохнуть спокойно. Дом, детсад на воде, 5 повестей литературы и многое другое - это мой способ быть ближе к лучшей даме сердца. Ведь мы начинали вместе, все что я воплотил.
Везде, где мы ходили вдвоем по улицам городов, лежит золотая нитка. В свое время она протягивалась и вживлялась по траектории наших перемещений в пространство-время, застывая так навечно. Эта линия как драгоценная жила в камне. Она исправляла и исцеляла все, что было повреждено вокруг. Людскую печаль.
Вынужден признать, мы расстались - да еще и жестко. Не придумаешь нарочно хуже. Но рассказывать об этом не буду. Считают, проза - не полигон для излития всякой проблемы. Главное, что теперь в любом месте, где я теперь брожу, со мной невидимый напарник - добрая девушка. Она - небесное молоко, разлитое по пространству движений. А золотые нити, о которых я говорил выше, они вроде поручней, чтоб не свалиться в канавы. За них придерживаюсь.
Поэтому мы, хоть и разнеслись в стороны, но таинственно едины.
Все дела стали делаться с повышенной нормой качества. В скором времени люди увидят дела Вжигоревых рук и воскричат: возможно ли, что все это сделал один человек?.. Я подумаю: "нет, конечно. А вдвоем, с моей Лив Тайлер, возможно." Ощущение доброго всемогущества неотступно гнездится в душу, когда мы вдвоем хотя бы ментально. Вот я и улыбаюсь по городу, хожу в броне ее благодати, записываю о ней все мои рассказы, подлетаю вверх по принципам антигравитации, удивляю окружающих оптимизмом, говорю о нашем с ней гермафродитизме и верю, что расстались мы фигурально.
* * *
С распада нашей дружбы прошло много времени. Теперь у меня есть дом, мотоцикл, огород и много чего. Когда приезжаю на эту дачу, все, что делаю, сижу на качеле в том месте, где мы с ней гуляли, и жду ее появления. Точнее пребываю с ней, ведь она пребывает тут в моем сердце. На втором этаже у постели - карта мира. Когда я просыпаюсь ночью, вижу, трафареты материков. Они - точно жидкие потоки - стекают к месту, где она лежала телом. Утром я не спешу уходить из комнаты. В этих стенах все пролито золотом ее смеха и радости, начиная от тазиков под дождевую воду, заканчивая проеденными молью коврами.
Насколько правильно сказать, она - источник вдохновения из прошлого?... Если ее смех, ее жест держания сумки, ее кроткое молчание, ее слеза для меня так реальны и осязаемы, что если я прикоснусь к этому, меня настигает нечто ни с чем не сравнимое... В этом "нечто" есть и внутреннее сокрушение, и боль, и одновременно полет надо всем сущим, и непринадлежность ничему мирскому. У многих из вас есть такой источник? В грубом потоке реальности подобный родник жизненно необходим. Если он находится в прошлом, но так явно и непостижимо влияет на настоящее, так ли он прошл?
Ей я провожу день, ей хожу на подвиг взаимодействия с миром, ей пишу всякие тексты, которые поглощаются многими людьми и питает их. Она воплощается в материальной ипостаси через одно только прикосновение памяти. Выходит, с трепетом нужно относиться к "памятной" технологии?
За окном - утро. Тени растущих домов выпадают на лед, который усеян муравейником рыбаков... Мой организм благоговейно подходит к печатной машинке, достает литературный ткацкий станок, начинает выпускать текстовую ткань и "хиты земного происхождения". В них мои последние события: экзамены по религии, ухаживание за церковным котиком, поток стишков моим художникам, товарищам и священникам, противостояние с бомжиками, поиск денег и поиск тех, кому они нужнее, попытка ожить и распустить бутон прозы, оттирание ногой и губкой храмовых полов, электрички.
Я знаю, когда темные кубы теней сойдут со льда, я буду крутиться в обойме перечисленных красок. По большинству, веник событий будет спровоцирован источником, о котором я вам упомянул. Пусть и у вас будет что-то подобное, чистое и нерушимое, тянущее за шиворот на небесную твердь, украшающее вами действительность, нуждающуюся в преображении.
* * *
Ни о чем другом излагать тексты не получается. Она - мой творческий поток. Пишу о ней. Пишу ею. Пишу для нее, растворенной в каждом человеке. Так любила изящные книжки, что зерна этой привязанности высадила в почву Вжигоря. Я, когда был у нее дома, удивлялся ее библиотеке. Как мэтры классики перемежались приключениями Печенюшкина и им подобными. Центральной инсталляцией ее комнаты была полка с книгами. Не шкаф со шмотьем, не зеркало с косметикой восставали на алтаре жилплощади. А бережно уложенное чтиво стало осью вращения этой планеты. Так, организм читающий (она) передал индивидууму нечитающему (мне) литературное послушание. И даже после многих лет распада нашего союза я шлепаю слова в электронном виде и наполняю полку из вжиго-книг.
Она ушла 8 лет назад, а ее присутствие теплей, свежей благодаря прозе. Остался канал духа теплоты, который она спровоцировала. У меня разглаживаются морщины, успокаивается психика, перестают болеть хроники, как только я впускаю корни пальцев в огород кнопок клавиатуры. Как только паровой двигатель, генератор текста, "бездушная" машина вжигорепрозы опять заводится мной, я оживаю. Ну и девица-чтица оживает во мне.
Есть подозрения, что книжку Булгакова мне пришлось продолжать по тайной диверсионной операции моей леди. Спросите у нее, как это получилось. Для чего она ездила в Москву после защиты диплома? И какие отношения у ней с Михаилом Афанасьевичем. Почему Мастер умер, а Маргарита в нашей книжке осталась жива?
Хамства во мне оказалось больше, чем у моей музы терпения. Расставание рассекло наш драматургию на две ветки. Но я продолжаю питаться от этого чудо-источника ушедшей от меня дамы. Оттаивают фибры души, наполняются ей снова и снова. Пальцы штопают прежнюю ткань на текстильном станке искусства. Ну а когда растет ребенок, даже от распавшихся союзов веет теплом, пусть даже ребенок этот - полиграфического свойства. И девочке, растущей в пустой комнате с книжным шкафом, я благодарен.