Долг платежом красен

Татьяна Чебатуркина
Любовно — мистический роман

«Творчество является одним из высших свойств мозга. Увидеть мысленно то, чего не было, услышать музыку, которой нет…».

Наталья Петровна Бехтерева, академик, нейрофизиолог

«Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать».

Виктор Цой

Глава 1. Нереальность

Нереальность огромной толпы изнывающих от знойного пекла и жажды, страждущих людей на берегу неожиданно полноводной реки с мутными волнами, непонятный говор и гул множества недовольных голосов, выкрики на неизвестном языке, детский плач и оцепенелое затишье. И вдруг — общий непостижимый вопль из тысяч глоток. На глазах изумленных и завороженных людей поток реки внезапно, словно прегражденный гигантской, невидимой, прозрачной плотиной, устремился вверх, к небесам, а оставшаяся вода через секунды спешно устремилась прочь, дальше, к неизвестному морю, постепенно обнажая неровное дно. Огромные мокрые камни, бьющаяся в водорослях рыба, ракушки, удивленно выглядывающие из тины и песка, — вся эта картина распахнувшегося коридора в речной глубине рядом с рвущейся к небу огромной махиной неудержимой воды, в любую следующую секунду готовой обрушиться на невольных смельчаков, первыми вступивших на неровный непривычный путь, — могла бы испугать любого.

Но любопытство захлестнуло стоявших поодаль, толпа стала неуправляемо давить на впереди стоящих, и вот тоненький ручеек даже самых осторожных, с ужасом глядевших на кипящую, пенную громаду усмиренной воды, постепенно устремился по проходу бегом, стараясь поскорее преодолеть это заколдованное пространство.

Матери с побелевшими лицами прижимали к груди заплаканных детей, готовясь к самой страшной минуте в своей жизни. Сильные мужчины на себе несли слабых изможденных старцев. И, когда последний, спотыкающийся на камнях юнец вступил на благодатный противоположный берег, случилось следующее чудо: рвущаяся на свободу вода низверглась с высоты неподражаемым Ниагарским водопадом, рассыпая вокруг мельчайшей частицы воды, которые в образовавшемся облаке вокруг стремящегося к своему обычному состоянию потока, тотчас же вспыхнули тысячами переливающихся радуг…

Нина, проснувшись, была вынуждена тыльной стороной ладони прикрыть глаза: через разбег двух полотен оконных штор солнечный луч бил уверенно прямо в лицо.

«Вместо будильника команда — подъем! Ведь с вечера собиралась крутить огурцы, пока не жарко на кухне».

Маленькие, аккуратные огурчики теснились в большом пластиковом тазу на полу, банки строились в углу — обычная рапсодия летних заготовок, чтобы утрамбовать в стеклянную тару все, что так старательно растила в собственном, приличном по площади огороде и в разросшемся за домом плодово-ягодном саду.

«Откуда такое яркое впечатляющее видение необычного явления, словно я стояла там, на берегу этой реки в пустыне? Вчерашние телевизионные мелодрамы и близко не могли дать толчок моему обычному воображению. Нет, ясность и достоверность происходившего в ночном впечатляющем действии говорит только об одном — возможно, когда-то давно, кто-то из моих прародителей были свидетелями необычного чуда. Нужно просмотреть бабушкину Библию».

Память не подвела — в книге Иисуса Навина, в главе третьей прочитала:

«16. Вода, текущая сверху, остановилась и стала стеной на весьма большое расстояние, до города Адама, который подле Цартана; а текущая в море равнины, в море Соленое, ушла и иссякла.

17. И народ переходил против Иерихона; священники же, несшие ковчег завета Господня, стояли на суше среди Иордана твердою ногою. И сыны Израилевы переходили по суше, доколе весь народ не перешел через Иордан».

В этот момент вздрогнул веселым хитом сотовый телефон на окне:

— Нина Сергеевна, зайдите, пожалуйста, к нам в почтовое отделение. На ваше имя поступило солидное заказное письмо из Санкт-Петербурга. Не забудьте паспорт.

Июльское солнце старалось дожечь остатки почерневшей от засухи растительности вдоль раскаленного асфальта пустынной улицы. Машины стремительно прорывались сквозь сгустившийся знойный воздух, словно опасаясь заглохнуть от переизбытка солнечной энергии вдали от дома.

Не утерпела, надорвала плотный белый конверт тут же, в зале почтового отделения, под потоками холодного воздуха кондиционера:

«Вам необходимо до первого августа текущего года явиться по указанному адресу в нашу нотариальную контору для вступления в наследство».

«Здравствуйте, приплыли! Десятого августа уже выходить из отпуска на работу. Некоторый запас денег, конечно, имеется, оставила НЗ, чтобы вставить пластиковое окно в прихожей попозже, когда станет прохладнее. И в кухне после всех заготовок стоило бы заменить дешевые столетние обои на моющиеся. Но поездка в северную столицу слизнет, подчистит все сбережения. Близких и хороших знакомых в городе нет, в гостинице дешевле, чем за тысячу, не переночуешь. На такую поездку деньги нужно было целый год копить. Но зато будет возможность вдохнуть воздуха путешествия и удивления от сказочных красот необыкновенного града Петра Великого. И что это за наследство вдруг свалилось, неизвестно от кого? Хоть бы с этим наследством не прибыла на мою голову куча долгов. Бьюсь, работаю всю жизнь, как проклятая, а все нормальные крупные вещи удается приобрести только, влезая, в кредиты. Что это за подарок судьбы?».

Вздохнула, остановилась у старого бабушкиного шифоньера, достала с нижней полки синюю спортивную сумку. Отразилась в начинавшем тускнеть большом внутреннем зеркале: тридцатидвухлетняя учительница в спортивных шортах защитного цвета и застиранной, когда-то белой футболке, с молодежной стрижкой до плеч слегка вьющихся естественно после мытья каштановых волос. Невысокая, без признаков ожирения ладная фигурка, возможно, на каком-нибудь черноморском пляже, да еще в откровенном купальнике, привлечет внимание одинокого мужчины, который испуганно шарахается от прилипчивых несовершеннолетних красавиц. Но рассчитывать на особый успех у противоположного пола в обычной жизни уже не приходится.

Мысленно опять попыталась вернуться к сообщению о наследстве. После смерти бабушки и дедушки больше десяти лет назад как-то незаметно оборвалась связь с далекими родственниками, словно лопнула небесная нить давней привязанности и общности суровой жизни, и раскатились бусины- судьбы их детей и внуков, кто куда. Это раньше старшее поколение трогательно хранило в сервантах, в старинных шкатулках пожелтевшие конверты с заветными адресами, а у молодежи сейчас такое нагромождение в телефонах заборов из имен и цифр, что в вечном забеге непрекращающихся дел нет времени помнить всех обязательных и не очень родственников.

Что-то совсем пропала охота тратить время на разборки с будущими маринованными огурцами, хотя зимой никто из детей не откажется от приличной партии доморощенных салатов и компотов.

«Ладно, ночь в моем распоряжении еще будет, если удастся достать билет на завтрашний утренний поезд».

За билетом на попутной маршрутке пришлось тащиться за сто с лишним километров в соседний район на крупную железнодорожную станцию Палласовская, потому что только на ней останавливался скорый поезд до Санкт-Петербурга.

В связи с так называемой оптимизацией производства усердные чиновники в течение последнего десятка лет, не думая о тысячах селян, позакрывали малокомплектные школы на хуторах, больницы в больших селах, фельдшерско-акушерские пункты, железнодорожные станции. Поговаривали даже об укрупнении районов, но пока все немного притихли, ожидая очередных указаний с верхов. Ведь память — такая короткая штука, и некогда заглянуть назад, в исторические справки развития районов, когда каждый новоявленный «наполеончик» в области немедленно начинал размахивать ножницами над доверенной ему территорией, чтобы показать свою власть и перекроить все по-новому. А потом все возвращалось на круги свои обратно, до следующего раза.

«Совсем, как бабуля моя раньше, ворчите, девушка! Ведь все равно ничего изменить не сможешь. Слава Богу, билет в плацкартный вагон на верхнюю полку вырвала с боем у вредной кассирши, выслушав целую лекцию о проблемах летних перевозок. Главное, не проспать утром, и чтобы таксист успел по утреннему холодку домчать до станции!».

В поезде под настойчиво-деловой перестук колес на убегающих назад бесконечных рельсах бездумно таращилась в окно, пока мелькающие зеленые кущи придорожных перелесков не закручивали незаметно в легкую невесомую ткань ускользающих, незапоминающихся сновидений.

Почти автоматически болтала и пила чай с семейной парой возбужденных попутчиков, которые скрипели по поводу дорожающей жизни, безумного многоплодия разрастающихся супермаркетов, невнимания к родителям взрослых детей и внуков. И от их постоянного нытья Нина опять ныряла в спасительное одиночество верхней полки, радуясь, горячим порывам залетающего ветра, вобравшего в себя пыль с хлебных полей от разгоряченных комбайнов, запахи свежескошенной травы в низинах, прохладу речной воды в туманной дымке далекого горизонта.

В телефоне в Интернете опять мелькали назойливые приставания с предложениями суперсредств по вылечиванию бородавок, снятию порчи и заговоров, подробности новых разборок известных артистов со своими бесконечными женами.

По привычке зашла на свою страницу в Одноклассниках. Ни к чему не обязывающие виртуальные встречи с бывшими коллегами, порой даже с малознакомыми людьми приучили к поверхностному обмену полезной, изредка интересной информацией.

В разряде гостей вдруг высветилась фотография какого-то загорелого незнакомца из Подмосковья. Его испытующий острый взгляд из-под широких бровей, надменно сжатые губы, широкие скулы, слегка вздернутый нос, лохматые, как после потасовки, светлые волосы, невольно заставили затормозить перемотку потока незнакомых лиц.

«Так, общих друзей у него — раз-два и обчелся, в основном, из числа выпускников нашей школы, разбежавшихся из деревни по городам в поисках лучшей жизни. Просится в друзья — да ради Бога! У меня на странице ничего секретного нет! Все лучше, чем бесконечные частные предприниматели, завалившие всю ленту рекламой новых косметических средств. Скрытный чудик, даже год рождения не указал! Может быть, какой-нибудь второклассник фото своего кузена выставил? Сидит в Интернете, когда на улице день уже давно разгулялся. Или пенсионер выставил свою карточку двадцатилетней давности, чтобы людей не пугать». В оповещении высветился так называемый подарок — букет красных роз с надписью: «До новых встреч» — детская наивная развлекаловка для взрослых людей.

Нина рассмеялась почему-то радостно — внимание всегда приятно. Все мы остаемся детьми в душе, и это чувство незащищенности, веры в совершенство всего, что нас окружает, мгновенное погружение в бездну счастливого исполнения желаний, отсутствие злобы и печали — все это, как отголосок прожитой жизни в стране под названием Детство.

Санкт-Петербург встретил проливным, льдистым дождем, и Нина сразу пожалела, что вместе с зонтиком не догадалась кинуть в сумку пару теплых колготок и кожаную куртку.

Китайские кроссовки промокли через полчаса, пока добиралась до скромного отеля недалеко от Московского вокзала. Джинсы оказались заляпанными сзади неизвестно откуда свалившейся грязью, и пришлось усердно тереть в туалете испорченную ткань неумелой подделки под модный бренд.

Впечатление от встречи с городом на Неве в маленьком номере размазалось по стеклу бесконечно бегущим дождевым потоком. Небо за окном сиротливо темнело сумрачным, застывшим безрадостно, унылым полотном, терпеливо дожидаясь пропавшее за облаками солнце.

В узком, вытянутом кабинете нотариуса, поймав его явно разочарованный взгляд, Нина терпеливо выслушала два старых анекдота про евреев, разглядывая излишне располневшую фигуру стареющего, почти лысого служителя закона. Провинциалка из далекого степного района в дешевых джинсовых брюках и синей спортивной куртке, конечно же, не могла воодушевить этого толстяка на возвышенную беседу о прекрасном городе. Он тщательно изучал, почти носом вынюхивал каждую страницу паспорта, задавал какие-то странные вопросы о троюродной тетке Нины, с места на место перекладывал пухлые папки с документами.

Потом, надев другие очки, монотонно бубнил по тексту малопонятные специфические предложения, объяснив, в конце концов, суть завещания: в вашу собственность переходит трехкомнатная квартира со всем имуществом в старинном особняке в Приморском районе города, на улице Савушкина и триста тысяч рублей на вкладе в Сбербанке. Так как положенные по закону полгода истекли, она, Нина Сергеевна Соловьева, может вступить в свои права по приему наследства. Необходимые документы будут подготовлены в течение трех дней.

— Вы оставьте, пожалуйста, адрес, где Вы остановились, и номер своего сотового телефона на всякий случай, — упитанный нотариус неожиданно проворно, привычно опираясь на подлокотники старинного кожаного кресла, вылез из-за стола, прикрыл створку пластикового окна, сразу отгородившись от металлического дробного стука капель о цинковую крышу какой-то пристройки, плотно прилепившейся к основному зданию. — У Вас есть знакомые в городе?

— Нет. Но что такое три дня в таком городе, как Санкт-Петербург? Здесь и месяца будет мало, чтобы ознакомиться с его сокровищами! — Нина была в растерянности, если не сказать больше, в полуобморочном состоянии от неожиданного известия, но, глубоко вдохнув, вежливо улыбнулась нотариусу. — А другие наследники не объявятся позже?

Нотариус опять как-то странно, словно сомневаясь, говорить или лучше промолчать, снял очки, посмотрел близоруко на картину в углу, потом опять уставился на спортивную куртку Нины на уровне груди, помолчал и печально добавил:

— Других наследников нет, и не будет. На ваше счастье или на беду, как знать.

Было понятно, что этот человек явно что-то серьезное скрывает, но природная стеснительность не позволила Нине даже сделать попытку расспросить недовольного юриста. Она покраснела, попрощалась и с невольным облегчением закрыла за собой массивную старинную дверь.

На улице слегка посветлело, но в глубине небесной шири по-прежнему двигались, переплетаясь и сливаясь друг с другом, недовольные, взъерошенные клубки серых туч.

Деревенская здоровая закваска от обоих родителей, лишь во втором поколении ставших сельскими интеллигентами, не позволила Нине романтично хлопнуться в обморок от пережитого потрясения перед петербургским законником, но неожиданность от услышанного перепугала, сразила, заставила мгновенно вспотеть.

«Квартира в северной столице, правда, неизвестно, в каком состоянии, с мебелью и оставшимися от прежних хозяев вещами, деньги на счете в Сбербанке — от такого известия можно было и вовсе свихнуться. Или попрыгать по Невскому проспекту с километр на одной ножке от радости, не обращая внимания на изумленные взгляды прохожих из-под зонтов. Успокойся! Пока не получишь документы и не увидишь своими собственными глазами это мифическое жилище — нечего радоваться. А то, еще лучше, запросят с тебя миллионы за оформление сделки, а у тебя на карточке — минимальная сумма всего с тремя нулями, и придется искать в городе какую-нибудь временную работу на рынке, чтобы благополучно вернуться домой на поезде. А пока, дорогая моя, заверни-ка ты в ближайшую пельменную и разорись на порцию сибирских пельменей со сметаной и стакан крепкого чая с лимоном! А там, глядишь, и тучи разбегутся».

Внимание привлек красочный стенд, предлагавший совершить автобусную поездку по городу с посещением Петропавловской крепости. Успела записаться по телефону, перекусить в небольшом, но дорогом кафе, и вспрыгнула одной из последних туристов на ступеньку автобуса. И, о чудо, восточный ветер сноровисто угнал беспокойные тучи в сторону Балтийского моря, а выглянувшее в просветы солнце напомнило, что на нарядных улицах все еще царит лето.

Зонтики тотчас же исчезли в пакетах и сумках, холодные капли с аккуратно постриженных деревьев еще продолжали искать свои жертвы, но Нина быстро согрелась во влажном полумраке автобуса, почти забыв о нотариусе и наследстве.

Этот сказочный пролет по улицам с живой историей, возвышенная торжественность выдающихся дворцов и соборов, мостов и набережных ослепляли своей, не передаваемой словами парадностью, гармоничной, ошеломляющей красотой.

И, когда заканчивали осмотр казематов Петропавловской крепости, вдруг раздался неожиданный телефонный звонок. С легким напряжением, словно раздумывая и сомневаясь, продолжать или нет свой монолог, неизвестный человек через короткие секундные паузы представился:

— Извините, Нина Сергеевна! Мое имя вам мало что скажет! Яковлев Денис Иванович, старинный друг вашей тетушки Твердовой Ирины Александровны, которая именно на вас составила завещание. Не пугайтесь, пожалуйста, но нам с вами необходимо сегодня обязательно встретиться.

Спросить в лоб: «Зачем?» — Нина такую бестактность позволить себе не могла. Но откуда совершенно незнакомый человек узнал номер ее телефона? Возможно, сработала какая-то связь с нотариусом? А вдруг он из тех родственников, которые остались без наследства, и которые теперь всеми способами будут стремиться его вернуть?

Но, с другой стороны, не надеясь больше на скрытного, себе на уме нотариуса, интересно было бы пообщаться с человеком, близко знакомым с тетушкой Ириной Александровной.

Из рассказов бабушки эта ветвь родства по материнской линии слабо прослеживалась, потому что еще до революции один из дальних родственников бабушки переехал из Москвы в Петербург, окончил университет и стал практиковаться в качестве врача. Женился поздно. Двое детей появились до начала первой мировой войны. Доктора призвали в действующую армию, где он был ранен и попал в германский плен. После возвращения из плена в 1919 году попал в Красную Армию, но после того, как заразился тифом и чудом выжил, вернулся домой в Петроград, снова работал врачом. Оба сына стали военными, сражались на разных фронтах и погибли во время Великой Отечественной войны. Их семьи и жена врача погибли во время блокады Ленинграда. И только после войны доктор отыскал в детском доме в Нижнем Новгороде чудом выжившую и вывезенную из осажденного города трехлетнюю внучку Ирину, дочь старшего сына, которая стала, как и дед, врачом.

Редкая связь поддерживалась с Ириной только почтовыми открытками к красным дням календаря. Бабушка всю жизнь страстно мечтала увидеть город на Неве, но стесненность в средствах, вечная нехватка денег не дали возможности исполнить эту мечту. Заменой стали две поездки по профсоюзным курсовкам в санатории Сочи и Кавказа за всю долгую жизнь и в дом отдыха в Подмосковье.

Тетя Ира приезжала в гости в село только один раз сама, когда самой Нины еще не было даже в проекте: матери Нины только-только исполнилось пятнадцать лет. Весной все грунтовые дороги тогда развезло, речка вышла из берегов, и дедушка специально договорился со знакомым шофером из райкома партии, чтобы встретить гостью на станции с поезда на райкомовском вездеходе. Время для поездки было выбрано явно неудачно. Тете Ире специально купили высокие черные резиновые сапоги. Бабушка за ночь связала толстые шерстяные носки из овечьей шерсти, отдала свой прорезиненный парадный плащ и белую пуховую косынку.

И мать Нины часто вспоминала, как не выдерживала пронзительного северного ветра, бросала гостью на высоком берегу степной разбушевавшейся реки Еруслан, по которой догоняли друг друга тяжелые почерневшие льдины. А молодая тетя Ира, высокая, худенькая, могла стоять часами одиноко, спиной повернувшись к северу, провожая устремившиеся к далекой Волге нетерпеливые волны, несущие ветки, бревна, хлопья грязной пены.

Нина очнулась от своих воспоминаний. Неизвестный человек терпеливо ждал ее ответа, неизвестно, где находясь. Может быть, он, вообще, рядом с ней, в одном автобусе? От этой мысли стало непривычно тоскливо. Сказала решительно:

— Хорошо, где мы встретимся? Сразу предупреждаю: вид у меня не парадный. Я сейчас на экскурсии по городу. И, если честно, чертовски, устала от избытка впечатлений.

Незнакомец вежливо перебил:

— Я вас задержу на полчаса, не более. Мне нужно передать вам ключи от квартиры. По желанию Ирины Александровны я сменил замок сразу после ее смерти.

— Но это противозаконно! Нотариус предупредил, что мне придется ждать три дня. Да, встречный вопрос: откуда у вас мой номер телефона?

— На все ваши вопросы я отвечу при личной встрече. Ровно через час я жду вас у памятника Медному всаднику.

— Интересно, как вы меня, а я вас узнаю? Вы, случайно, не из полиции?

— До встречи через час. Вас мне очень подробно описали, мимо я не пройду.

«Сейчас бы чашку крепкого сладкого чая с лимончиком, пирожок, нет, два пирожка с капустой и картошкой, сменить джинсы на приличный деловой костюм с парадной блузкой, чтобы не выглядеть синей вороной среди потока нарядных прохожих, сразу же обновленных после прекратившегося дождя. И никаких ключей от незнакомца! Что-то не нравится мне этот петербургский вариант начинающейся детективной истории. Ладно, схожу на встречу, как есть, а потом будут тебе и горячие пирожки. Может быть!».

Глава 2. Незнакомец

Исаакиевский собор возвышался так монументально и величественно на фоне дивного простора площади и Невы, невольно притягивая взгляды всех любующихся туристов и стремительных прохожих, что Нина буквально забыла, зачем она оказалась здесь, в самом центре северной столицы. Нет, ее никогда не привлекало всеобщее помешательство населения на селфи, упорное увековечивание своей собственной персоны на фоне исторических зданий, в обществе знаменитости, рядом с друзьями.

Но сейчас она не жалела свой далеко не новый телефон, выбирая наиболее интересные ракурсы, и вздрогнула, когда сзади ее окликнули негромко:

— Нина Сергеевна, ау!

Резкий поворот на сто восемьдесят градусов, и в метре от нее — спортивная подтянутая фигура незнакомого высокого дяденьки в светлых брюках, белоснежной футболке с короткими рукавами, без привычных выбросов непонятных английских словосочетаний на груди, в белой бейсболке –настоящий участник международной встречи по большому теннису. Рыжая бородка обрамляла подбородок, рыжие густые брови и аккуратные усы, зелено-рыжие глаза, нос с несколько широкими ноздрями, полоска упрямых губ — этакий скандинавский викинг лет под сорок или чуть меньше — смотрел на нее изучающее, пристально, слегка прищурившись. В руке — черная кожаная куртка.

— Вы родственник Ирины Александровны? — Нина сразу перешла к атаке, внезапно почему-то пожалев, что согласилась на эту встречу. Внутренний голос, который жил в ее непокоренной душе всю сознательную жизнь, сразу выдал неудовольствие и укор: «Зачем согласилась прийти? Смотри, чтобы потом не жалеть!

— Нина Сергеевна! Если вы устали, давайте посидим в кафе и побеседуем спокойно.

— Нет, я предпочитаю прогулку по Дворцовой набережной всем забегаловкам. И за полчаса, я думаю, все назревшие вопросы мы сумеем разрешить! — настойчивый, какой-то насмешливо-испытующий взгляд незнакомца явно смущал ее. — У вас вопросы ко мне по поводу наследства?

— Меня зовут Денис Иванович. Житель Санкт-Петербурга, но в последние пять лет чаще живу во Франции, в пригороде Парижа, чем на родине. Друг погибшего в Альпах при восхождении единственного сына Ирины Александровны, Константина. К наследству никакого отношения не имею. Но есть у меня несколько поручений Ирины Александровны, которые я обещал ей исполнить. Последние просьбы, когда всем стала ясно, и ей, в первую очередь, неизбежность ухода. Вы верите в Бога?

Нина смутилась и не смогла скрыть своей зловредной привычки заливаться краской по самому обычному поводу, как подросток:

— Извините, Денис Иванович, но вы не обязаны излагать мне свою автобиографию. Просто меня немного обескуражил ваш телефонный звонок. Вы знакомы с нотариусом?

— Конечно! Именно я привозил его к Ирине Александровне, чтобы он составил завещание с ее слов. Последний месяц я, вообще, жил у нее в доме, следил за тем, чтобы нанятая прислуга и приходящая медсестра выполняли все установки лечащего врача. Так получилось.

— А почему она вспомнила про меня? Ведь я ее никогда в жизни не видела?

— Ваша бабушка прислала однажды по просьбе Ирины Александровны большую бандероль с фотографиями всех членов семьи. На одной фотографии была изображена девочка лет десяти — это были Вы. И тогда Ирина Александровна сказала: «Эта девочка — продолжатель нашего рода. Неисповедимы пути господни». Вы возьмете сегодня ключ от квартиры?

— Нет, конечно!

— Тогда, извините, я сейчас позвоню нотариусу. Возможно, он изыщет возможность, чтобы не затягивать процедуру. Одну минуточку!

Набрав номер, Денис Иванович автоматически снял свою бейсболку, и, стоя вполоборота к Нине, внимательно выслушивал разъяснения человека, с которым связался. Усиливающийся ветер с Невы забрасывал рыжие кудрявые пряди чуба ему настойчиво в лицо, и незнакомец тыльной стороной ладони пытался их придержать, одновременно закрываясь от нежарких лучей готового закатиться солнца.

Что-то явно взволновало собеседника Нины, потому что он, отвернувшись к полноводной Неве, несколько минут молчал, размышляя, потом решительно выпалил:

— Нина Сергеевна! Наш уважаемый нотариус в некотором смущении, и поэтому решил на несколько дней отложить саму процедуру вступления вас во владение наследством. Об этом он должен вам сообщить завтра утром повторно. А сегодня он меня, так сказать, отправил на разведку, чтобы подготовить Вас. Согласно статье 333.24 «Размеры государственной пошлины за совершение нотариальных действий», за совершение нотариальных действий нотариусами государственных нотариальных контор и (или) должностными лицами органов исполнительной власти, органов самоуправления, уполномоченными в соответствии с законодательными актами Российской Федерации и (или) законодательными актами субъектов Российской Федерации на совершение нотариальных действий государственная пошлина уплачивается в следующих размерах: пункт 22 — за выдачу свидетельства о праве на наследство по закону и по завещанию: детям, в том числе, усыновленным, супругу, родителям, полнородным братьям и сестрам наследователя — 0,3 процента стоимости наследуемого имущества, но не более 100 тысяч рублей; другим наследникам — 0,6 процента наследуемого имущества, но не более одного миллиона рублей». Нотариуса смутила при сегодняшней встрече ваша абсолютная безмятежность и невозмутимость при озвучивании этой статьи. Вы даже не удивились и не уточнили нужную сумму. Поэтому он решил дать вам время на нахождение денег на оплату госпошлины.

Нина резко перебила:

— Что? Но у меня нет таких денег!

«Вот это настоящий шок! Заслушалась словами о тысячах и квартире, сразу отключилась, улетела в своих мечтаниях и прослушала главное. Никто тебе бесплатно обещанное по завещанию имущество на золотом блюдечке не поднесет! За все надо платить бешеные деньги, которых у тебя просто нет!».

— И какую сумму мне нужно выложить, чтобы завтра вступить в наследство, говоря Вашими словами?

Денис Иванович достал телефон, отвлекся для вычислений:

— Сумма достаточно приличная: где-то около девяноста или ста тысяч рублей. Трехкомнатная квартира по кадастровой стоимости проходит где-то в пределах одиннадцати — двенадцать миллионов. Но фактическая рыночная стоимость в разы выше. Свои деньги в любом случае Вы обязательно вернете! Не сомневайтесь! Если позволите, я могу завтра заплатить за Вас государственную пошлину, а Вы позже со мной рассчитаетесь, когда вступите в наследство. Ирина Александровна предвидела такой оборот событий, поэтому просила меня посодействовать вам.

Нина со свойственной ей решительностью схватила незнакомца за локоть, но через секунду, опомнившись, извинилась:

— Простите, пожалуйста, но меня смущает некая театральность происходящего! Обескураженный нотариус, который даже не пытался скрыть разочарование и недоумение при моем появлении, явная ваша заинтересованность, чтобы спихнуть многомиллионное состояние деревенской простушке, свалившейся на вашу голову из степных просторов правления некогда древней татаро-монгольской орды, — согласитесь, повод для некоторой обеспокоенности имеется. У меня такое чувство, что кто-то меня просто разыгрывает: в шутку, всерьез — пока непонятно. Кто и для чего? Мне очень хочется вам верить, но мы же — взрослые люди, и давно перестали верить в чудеса. Поэтому до свидания, до встречи завтра на территории уважаемого нотариуса. Возможно, я просто откажусь от столь увлекательного развития событий, от таинственного наследства, которое кому-то более интересно, чем мне.

Нина уходила от сверкающего великолепия Зимнего дворца, чувствуя спиной, всем своим существом пристальный взгляд незнакомого Дениса Ивановича, который, возможно, мысленно посылал ей совсем не миролюбивые эпитеты, удивляясь беспросветной тупости этой провинциалки, на которую свалилось неожиданное богатство.

Когда переходила улицу перед носом взмыленной от скорости, готовой в сотые доли секунды сорваться с места и ринуться вперед по сигналу светофора, своры новейших машин, вдруг испугалась:

«А вдруг она кому-то перешла дорогу с этим наследством? Легкий, небрежный толчок стремительно улетающей новинки зарубежного машиностроения, и вместо голодной туристки — бездыханный, обезображенный труп, который, пока не появится из Краснодара милая мамочка со своим новым мужем, будет валяться в холодном подземелье морга».

Она так явно представила себя в луже крови с отлетевшей в сторону черной сумочкой, толпу любопытных, испуганных людей вокруг, которые на минуту притормозили, а потом, мысленно перекрестившись, рванули дальше по своим делам, радуясь, что их миновала на этот раз печальная участь, что забыла о пирожках с капустой и картошкой. И, купив бутылку с ряженкой и мягкий, белый, ароматный батон в небольшом магазинчике, с непонятным удовольствием закрылась в своем маленьком номере, включив далеко не современный, почти домашний телевизор.

Участвовать в детективной истории расхотелось. Жила бы спокойно в деревенской тиши, наслаждалась пыльной жарой уходящего лета, варила бы ароматные кетчупы, закручивала в стеклянные банки быстро созревающие на грядках помидоры, баловала бы себя варениками с малиной и смородиной, в ночном звездном небе отыскивая такие далекие одинокие созвездия, и радовалась бы оживленным голосам в телефоне отдыхающих в Лазаревском у бабушки двух дочек.

И, уже засыпая, вдруг представила себя в мятых джинсах и синей ветровке рядом с элегантным, чистеньким, ироничным и примечательно рыжим наполовину соотечественником, а наполовину иностранцем, которому ничего не стоило предложить незнакомой уставшей женщине сто тысяч рублей, от которых эта идиотка гордо отказалась.

А Денис Иванович в это время думал о ней. Глядя на постоянно напряженные, неукротимые волны Невы, провожающие с тревогой любое судно, он вспомнил с некоторым сожалением лазурный, брошенный им несколько дней назад, сказочный берег волшебной Италии.

Ровно неделю назад нотариус, действительно, позвонил ему и, узнав, что Денис Иванович нежится на пляже в Неаполе, спросил с заметной завистью в голосе, какая сейчас температура воды в море. А потом своим монотонным голосом напомнил о приближении срока вступления в наследство некой Соловьевой Нины Сергеевны, проживающей по адресу: Волгоградская область, город Николаевск, и о просьбе уважаемого Дениса Ивановича напомнить о столь торжественном моменте. А Денис Иванович тогда только что вылез на прекрасный берег из слегка взволнованной с утра морской купели и откровенно чертыхнулся про себя:

«Совсем память отказала в этом чарующем своим великолепием городе! Сейчас позвоню, и пусть господин нотариус сам, без моего участия, встречает эту деревенскую деву и разруливает сложившуюся ситуацию. Терять целую неделю законного отдыха в этом благословенном краю, когда намечается продолжение интересного пляжного знакомства с перекрашенной в русый цвет итальянкой, гидом крупной туристической фирмы, и опять нырять моросящую, дождливую атмосферу Санкт-Петербурга вовсе не хотелось».

Денис Иванович сел на топчане. Память услужливо отодвинула в запасник мозга вдруг многообещающие томные взгляды, большую, уже слегка отвисшую грудь новой знакомой, ее проступающие у корней отросшие, темные волосы типичной брюнетки, которая, возможно, выдаст знание особых сексуальных приемов, если после посещения ресторана совершенно случайно окажется сегодня ночью у него в номере отеля. Пляжный роман на неделю, конечно, развлечет его ненадолго, но продолжение вряд ли получится.

В свои сорок лет Денису Ивановичу удавалось уже практически с первого взгляда предсказывать самому себе дальнейшее развитие сюжета каждого завязавшегося романа с прекрасными незнакомками. Молоденькие, прилипчивые вертихвостки разных национальностей никогда его не привлекали в силу почти полного отсутствия у них интеллекта, из способностей которых можно было выделить только две особенности — смазливость и полную уверенность в собственной неотразимости.

Скучающие сотрудницы офисных учреждений, разведенные дамы, блистательные жены стареющих государственных деятелей и бизнесменов преклонных лет упрямо «клевали», но без особого успеха, на яркую внешность русского ученого, свободно говорившего на пяти европейских языках. Но выросший в семье дипломата Денис Иванович всегда умел вовремя остановить набирающие темпы выдуманных или кажущихся страстей, развлекающихся мадам, понимая, что лишние проблемы только навредят его успешной заграничной карьере. Работа над кандидатской диссертацией, начатая еще в Санкт-Петербурге, требовала достаточного времени, которое он проводил в крупнейших библиотеках Парижа и Берлина. Но иногда никак не мог устоять под натиском женского обаяния, срывался, за что позже себя откровенно казнил. Какой-то рассудительный внутренний голос всегда тормозил эту его пришпоренность в отношениях с женщинами, и тогда Денис Иванович ставил сам себе открытый вопрос ребром:

«А ты желаешь видеть ее ежесекундно рядом, чтобы она принимала утром душ после тебя, чистила зубы, справляла нужду, приставала со своими проблемами за завтраком, заглядывала в твой телефон, плелась хвостом на все заранее запланированные встречи?».

Радости от такой интересной, нарисованной правдивыми красками обыденности жизни что-то не отсвечивалось.

Он достал из сумки записную книжку, прочитал отмеченные, заинтересовавшие его строки из давно забытой статьи о взаимоотношениях двух влюбленных:

«Когда люди ощущают эту химию, они оба стараются беречь чувства друг друга! Другой не исчезнет внезапно, потому что чувствует, как будет больно вам. Другой не оставит без ответа ваше обращение, потому что бережет ваше отношение и ваше настроение. Другой не будет настаивать на свободных отношениях просто потому, что он не может ни о ком думать, кроме вас. Другой будет мысленно все время с вами, и вы будете чувствовать это. Вы не будете волноваться о том, есть ли между вами связь, потому что будете постоянно получать подтверждения чувств и эмоций, связанных с вами. Другой будет с вами искренним и откровенным, и вы захотите быть таким же. Мне кажется, мы попадаем во всякую ерунду только по одной причине: мы не имеем терпения дождаться Того Самого человека».

Эти строчки он процитировал когда-то при встрече в Санкт-Петербурге Косте, своему другу, который пожаловался на свою мать, требующую более серьезных отношений с женщинами для продолжения своего рода.

— Мы, что, князья с историческими фамилиями и знаменитыми замками, чтобы переживать за возможное прерывание династии? Да, моя мать только чудом осталась жива в блокадном Ленинграде, когда погибли все родные. И чудо, что дед нашел ее в детском доме после войны. Но почему мать с отцом ограничились появлением только меня одного? И я вырос в семье без братьев и сестер. Если честно, завидую тебе, потому что у тебя есть младшая сестра и двое племянников. И я почти уверен, что обязательно встречу ту единственную женщину, которая меня где-то ждет.

Воспоминания о Константине сразу заставили забыть о предстоящей встрече с заводной итальянкой, которая, фактически обнаженная, сама начала приставать со своими историческими лекциями у кромки набегающего осторожного прилива.

«Сволочь ты, Денис Иванович, — другие матерные слова не позволило присвоить себе домашнее воспитание, но они вертелись на языке, — полгода прошло после смерти Ирины Александровны, а ты тут рассиропился в сущих тропиках возле потухшего вулкана Везувия! Так и не дождалась она наследников от Кости. И кроме меня и нашей семьи, кто еще помянет ее добрым словом? Коллеги? Ирина Александровна сразу после гибели Кости ушла с работы на пенсию. Может быть, в поликлинике еще остались сотрудники, кто ее помнит? Ведь на похоронах, кроме соседей, были какие-то мужчины и незнакомые женщины. Все, звони в аэропорт, заказывай билет до Санкт-Петербурга! Да, и еще эта женщина из Тьму-Таракании, которой мать Кости завещала в наследство все свое имущество? Явится с тысячей рублей в кошельке, вот и будет облом полный. Умная Ирина Александровна все заранее предвидела. Ты — ее душеприказчик и обязан выполнить все ее просьбы. Мужественная была женщина! И мужественно готовилась к уходу, когда у нее выявили раковую опухоль на последней, четвертой стадии. Почти до самого конца была в сознании, без истерик и слез».

Денис Иванович прислонился к всемирно известной решетке Летнего сада. Продрогнув, натянул кожаный пиджак, усмехнулся:

«А зубастой оказалась эта дальняя родственница Ирины Александровны! Приехала за тридевять земель и сомневается, думает, что ее кто-то разыгрывает. Невзрачная, невидная, обычная простушка, хотя такое чувство, что где-то с ней уже встречался, хотя это маловероятно. Ей бы подняться на шпильках сантиметров на двенадцать, снять эти мятые дешевые джинсы! Добавить немного косметики, приличный маникюр, дорогую сумку — сошла бы за мою землячку с окраины Питера. И все равно я ее уже где-то видел! Вопрос только — где? Ну, точно, не во Франции. Может быть, в Германии? Там — простота в одежде, никто особенно не наряжается, особенно летом. Нет, зря я о ней так пренебрежительно. У нее удивительно большие, серьезные, карие глаза, и взгляд сразу наповал! И тонкая, нежная, почти прозрачная кожа на щечках. А как эта Нина удивительно краснеет! Сразу становится лет на десять моложе! Стоп! Вспомнил! Я видел ее изображение на двух картинах Константина! Называется, приплыли! Константин верил в сны. Может быть, именно такой он увидел свою избранницу и будущую жену? Но при чем тут эта Нина Сергеевна? Не верю я во все эти метаморфозы с переселением души из одного тела в другое! И Ирина Александровна была убежденной христианкой. Ладно, доживем до завтрашнего утра. Как там говорят: будет день, и будет пища».

Глава 3. Наследство

Утром, основательно промерзнув под порывами северо-западного беспокойного ветра, Нина стремительно летела по Невскому проспекту в толпе, вся отутюженная, в современном светлом костюме, с выигрышной длиной юбки в стиле Шанель, чуть-чуть закрывающей колени, с вьющимися до плеч от мягкой воды без всякой завивки волосами.

И эта ее внезапная перемена в облике за одну ночь очень явно отразилась удивлением на лицах обоих мужчин, когда Нина открыла дверь. Нотариус снял очки, видимо, страдая в своем возрасте старческой дальнозоркостью и имея возможность без линз разглядеть приятную внешность вчерашней посетительницы. Денис Иванович приподнялся и предупредительно подвинул Нине тяжелый стул.

— Вы имеете возможность сегодня или завтра заплатить государственную пошлину в установленном размере? — нотариус вновь водрузил очки на нос, раскрыв папку с документами.

— Если Денис Иванович не передумал за ночь и готов мне помочь, то «Да!». А если передумал, то «Нет!», и мне потребуется некоторое время, чтобы получить нужную сумму в государственном банке.

Денис Иванович снова встал:

— Я очень рад вашему решению, Нина Сергеевна! Утро точно мудрее вечера! Думаю, что с помощью нашего уважаемого нотариуса эта процедура не займет много времени.

Он открыл небольшую, но вместительную кожаную спортивную сумку на длинном ремне, и неторопливо выложил перед нотариусом приличную кучу запечатанных в пачки купюр разного достоинства. И опять вся эта процедура пересчета денег нотариусом, оформление и подписание расписки, раскрытая жадно пасть большого старинного многопудового сейфа, проглотившая и деньги, и документы, напомнила эпизод какого-то криминального детективного фильма, в который она добровольно попала в качестве, возможно, главной героини.

Ровно через полчаса нотариус вручил Нине файлы с документами и плотный белый запечатанный конверт, в котором оказался большой, похожий на отвертку с острым концом, металлический ключ от квартиры.

Молоденькая секретарша принесла на подносе три миниатюрные чашки из тончайшего фарфора с кофе. Мужчины заговорили о каком-то общем знакомом, а Нина почувствовала напряжение, словно она опять оказалась в непривычной роли на сцене какого-то театрального спектакля, где вынуждена говорить чужие, кем-то продиктованные слова, и делать вид, что она в восторге от непривычной горечи обжигающего напитка без сахара и молока или сливок.

«Ломаю комедию — мелькнуло в сознании, когда она постаралась с самой любезной улыбкой попрощаться с нотариусом, понимая, что он просто на отлично выполнил свою работу, получив в общую копилку конторы приличный взнос и закрыв очередное дело».

Отделаться так же просто от Дениса Ивановича не удалось. По адресу квартиры, записанному в документах и на конверте с ключом, она могла свободно добраться на метро до нужного района. Но на пороге нотариальной конторы Денис Иванович так предупредительно-любезно взял ее под руку, что, почувствовав силу накаченной мужской руки, ненавязчивый запах незнакомой, парфюмерной, мужской воды, сразу вспомнила, что вот уже семь лет никто из мужчин не прикасался к ней.

После того, как доблестный бывший муж, однокурсник, растаял на просторах необъятной страны после развода. Тогда они оба поняли, что эйфория юношеской влюбленности и студенческой непритязательности жизни ничего не имеет общего с постоянным топтанием друг около друга, приобретением подряд двух дочек-погодков, нехваткой денег из нищенской учительской зарплаты на съем маленькой квартиры и элементарную еду в большом промышленном городе.

Сгоряча переехала в небольшой приволжский городок домой, к матери, потому что в одной из двух средних школ нашлись часы по русскому языку и литературе. Сразу решился жилищный вопрос. Старый бабушкин дом никто не желал покупать, ведь молодежь замахивалась на строительство двухэтажных современных коттеджей со всеми удобствами, и он ее дождался. Дочек сразу же записали без очереди по льготе для учителей в прекрасный новый, детский сад. Все со временем устаканилось, кроме личной жизни.

Разведенный с матерью отец, приехав однажды из Норильска, еще до создания новой семьи, помог благоустроить под жилье своей любимой, единственной дочери, бывший кулацкий дом бабушки, а потом, попав в сети новой пылкой любви к юной красавице, быстренько поставил крест на старой семье и больше не появлялся.

Мать, привлекательная хохотушка и умелая хозяйка, отдыхая в круизном путешествии по Волге, увлеклась пожилым военным и переехала к нему в Краснодарский край, продав свою квартиру в пятиэтажке.

— Нина Сергеевна! Моя машина ждет нас в переулке. Вам, наверное, не терпится своими глазами увидеть загадочное наследство? Думаю, что некоторые подробности жизни ваших родственников, о которых вы сможете узнать только от меня, вас несколько удивят. Итак, мы едем?

— Хорошо, я согласна. Но, если честно, мне просто неудобно вас опять напрягать. А вы не боитесь, что я, получив наследство, благодаря вашим деньгам, просто, как выражаются мои продвинутые старшеклассники, кину вас? И вам придется разыскивать меня по всей нашей огромной стране с помощью судебных приставов. Или рвану с миллионами за границу.

Денис Иванович рассмеялся:

— Нет, вы совсем не похожи на отчаянную авантюристку! Знаете, что в вас поражает? Вы удивительным образом улетучиваетесь из общества своего собеседника, растворяетесь в своем воображении или мечтах. Вроде вы стоите рядом, смотрите вдаль, вас держишь под руку, но вдруг чувствуешь, что вас нет! Разве я не прав?

Нина покраснела:

— Извините, пожалуйста, но мне не хочется злоупотреблять вашим временем и вниманием! Если бы получить сегодня в банке и отдать вам эту колоссальную сумму, которую вы мне заняли, я бы сразу успокоилась! Но это будет возможно только завтра, как сказал нотариус. Я согласна. Действительно, нужно хоть одним глазком глянуть, как жили тетя Ира с сыном! Если это не сон, то поехали!

Денис Иванович привычно и уверенно вел свою светло-серую импортную машину непонятной марки, изредка указывая на мелькающие за стеклом старинные здания. Он был хорошо знаком с достопримечательностями города, по-видимому, любил его, и Нина, откинувшись в удобном кресле, вдруг почувствовала невольное притяжение к этому незнакомцу, словно улетающие под колесами километры асфальта и время, проведенное совместно, прессовали невидимую клейкую ленту, закручивающую их судьбы в неразделимый кокон.

Город отдыхал от вчерашнего беспощадного ветра и дождя, нежась в лучах негорячего северного солнца, и, когда машина остановилась, наконец, под разросшимися липами у старинного трехэтажного особняка явно дореволюционной постройки, Денис Иванович, повернувшись вполоборота к Нине, сказал: «Приехали!», она вдруг испугалась.

Прошло всего полгода, как умерла Ирина Александровна, но все равно любое жилище, вещи помнят своих хозяев, хранят тепло их прикосновений, звуки их голосов, тайные и явные помыслы и свидетельства их любви и привязанности. И сейчас она, чужачка из дальних родственников, должна перешагнуть порог в неведомую запретную территорию, где прошли чьи-то детство, отрочество, юность, зрелые годы.

Наверное, поэтому при покупке любой квартиры новые хозяева обязательно затевают грандиозный ремонт, меняют окна и двери, натягивают дорогие потолки, безжалостно выбрасывают оставшуюся мебель на мусорку, чтобы только избавиться от неявного присутствия бывших жильцов.

— Денис, мне почему-то страшно! — прошептала Нина.

Они поднялись на третий этаж по широкой деревянной лестнице со старинными чугунными перилами, остановились перед двухстворчатой вишневой дверью с необычной, литой из металла ручкой. И Нина в растерянности схватила своего спутника за запястье правой руки, забыв об отчестве, словно они уже давно и уверенно перешли от притворно- дипломатичной манеры общения к обычному диалогу двух старых знакомых.

Денис Иванович первым шагнул в прихожую, нашарил в полной темноте выключатель, но лампочка в настенном бра только на секунду осветила узкое пространство на стене и, сиротливо пыхнув, погасла. И опять в узкой полоске света с лестничного пролета в прихожей замерла только фигура мужчины.

— Нина, подождите меня на лестнице! Я сейчас открою окна и проветрю все комнаты! — но Нина шагнула за ним в черноту, почему-то опасаясь, что неизвестная пустота квартиры вдруг проглотит ее спутника навсегда.

Спертый, застоявшийся воздух нежилого помещения долго не желал улетучиваться из просторной гостиной, даже когда Денис Иванович торопливо раздвинул тяжелые бархатные шторы и распахнул створки неожиданно современных пластиковых окон.

В обстановке большого зала царила явная привязанность бывшей хозяйки к сохранению старины. Высокая коробка напольных часов с большим металлическим маятником соседствовала с дубовым элегантным стеклянным шкафом, так называемой горкой для посуды, где были выставлены хрустальные изделия и старинный фарфоровый столовый сервиз с вычурной супницей.

В углу чернело большое пыльное пианино. Необычную высоту комнаты подчеркивала достаточно массивная хрустальная люстра. Диван, накрытый обычной льняной простыней, тоже вблизи поражал своими изящно изогнутыми спинкой и боковыми кресельными ручками. На полу поперек комнаты лежал свернутый в громоздкий рулон напольный ковер. Дальше обзор пришлось прекратить, потому что Денис Иванович взял Нину запросто за руку и потянул к открытому окну:

— Посмотрите, какой отсюда открывается прекрасный вид! Дом находится практически недалеко от устья Большой Невки, почти на берегу Финского залива! Здесь такие штормовые ветры гуляют в непогоду, что ночью чувствуешь себя иногда, как на малом судне в открытом океане. Как вы относитесь к живописи?

Денис Иванович стоял рядом с ней у открытого окна. Сквозь тонкую ткань рукава она чувствовала разгоряченную кожу его плотно прижатой к ее руке слегка мохнатой с рыжинкой руки. И эта обособленность их в пустой квартире, где никто не услышит ее криков о помощи, если вдруг этот чужой сильный мужчина задумает и попытается осуществить какое-нибудь насилие, ее смутила.

«Чертова деревенская кукла, никогда и никем не пуганная в своем захолустье, где до сих пор ученики, не боясь, ходят с учителями без охраны в многодневные походы по родному краю, родители отпускаю ребятишек одних купаться на речку только в обществе ровесников, а девушки отдаются любимым только по взаимному согласию. Рви ты свои коготки назад в гостиницу и сиди там безвылазно. Или скройся на экскурсии по Царскому Селу, Эрмитажу или Русскому музею, но без общества Дениса Ивановича. Бог с ней, с квартирой! Ведь это знакомство так неожиданно вывернулось во взаимную симпатию, точно ты знакома с ним тысячу лет, и уже спокойно подчиняешься всем его предложениям. Просто невероятно, но он мне сразу понравился! А это может привести к непредсказуемым последствиям! Извинись и скройся!».

Нина решительно шагнула к большому круглому, полированному столу на середине зала под люстрой:

— Почему вы спросили о живописи? Меня ждут еще какие-то сюрпризы?

Денис Иванович потер в задумчивости лоб, а потом пробормотал еле слышно в глубокой растерянности:

— Пока для меня главный неожиданный сюрприз — это знакомство с вами.

— А мне уже пора на экскурсию в Эрмитаж! — Нина решительно направилась к входной двери.

— Вы не хотите закончить осмотр квартиры? Но ведь я не успел показать и рассказать вам самое главное.

— Извините, но мне не хочется менять свои планы на сегодняшний день. И у меня от всего напряжения очень сильно разболелась голова! Нужно выпить таблетку цитрамона и крепкого сладкого чая! А осмотр квартиры закончим завтра утром, если у вас найдется время!

Они отчужденно молчали в машине до самого отеля. Денис Иванович протянул похожий на отвертку металлический ключ, но Нина отрицательно покачала головой:

— Без вас я в квартиру не пойду!

Она полдня потом ругала себя за эти слова, но, рассматривая бессмертные сокровища Эрмитажа, понимала, что остаться одной в чужой квартире, которая ей теперь принадлежала, страшнее, чем боязнь насилия от такого, ставшего внезапно почему-то близким, симпатяги Дениса Ивановича.

Глава 4. Тайна

Утром по деревенской летней привычке, проснувшись в шесть часов, еще полчаса заставила себя просто поваляться на кровати. Жаль, что в современных гостиницах в номерах нет элементарного электрического чайника, чтобы подзарядиться бокалом крепкого сладкого чая, составить четкий план на весь день и целеустремленно его выполнять. И вдруг пришло осознанное желание снова увидеть Дениса Ивановича.

«Не страдай, никуда он от тебя не денется, пока не вернешь ему сумасшедшую сумму, что он тебе передал под расписку. И ключ от квартиры остался у него. И, вообще, чего ты ломаешься перед мужчиной, который тебе понравился? Он наверняка женат, так что хватит краснеть и извиняться каждую минуту. Просто попался тебе на дороге порядочный мужчина, который стремится поскорее выполнить взятые на себя обязательства. Постарайся сегодня завершить все дела, заказать на понедельник билет на поезд, побывать на экскурсии в Царском Селе, Русском музее и отчалить домой поскорее. А то все грядки без полива засохнут. Миллионерша новоявленная! Вспомни мудрость древнюю: „Все неприятности от денег“ — и не выпадай в осадок по поводу всего происходящего. Главное, оставаться самой собой! И чтобы ненароком не прибили из-за этого невозможного богатства! Кому твои девчонки тогда нужны будут? Да, крепкий чай сейчас бы не помешал!».

У подъезда отеля стояла машина Дениса Ивановича. Нина застыла в растерянности на высоком крыльце, тормознула, потом решительно сбежала со ступеней, открыла дверцу машины:

— Доброе утро, Денис Иванович! Вы тоже остановились в этом отеле?

Ответ обескуражил:

— Доброе утро! Я вас караулю, чтобы не сбежали ненароком. И прошу вас составить мне компанию, чтобы подкрепиться перед началом длинного дня. Какую программу вы составили на сегодня, можно поинтересоваться? Если вас мое навязчивое присутствие раздражает, то вы не стесняйтесь, скажите, и я исчезну. Но есть один момент, о котором я вам просто обязан рассказать. Мы должны вместе завершить осмотр квартиры Ирины Александровны. Это очень важно. Она просила меня обязательно передать вам лично в руки ее записи. А потом я могу заказывать билет на самолет в Париж. Вы мне доверяете? Только честно!

Нина, смутившись окончательно, кивнула:

— Завтракать, так завтракать! У меня, кроме вас, в городе нет знакомых, и до сих пор ваше поведение было безупречно. Да, я вам доверяю! Если вы не будете против, мы можем обойтись без отчеств!

Плавно трогая машину, Денис Иванович проговорил негромко:

— Согласен. Но вы продолжаете меня приятно удивлять.

В кафе вкусы заказанного меню неожиданно совпали, кроме черного кофе Денису и зеленого чая для Нины. Диеты обоим не грозили.

После отличного завтрака некоторое время ехали молча, и в сгустившейся напряженной тишине салона вопрос Дениса Ивановича неожиданно удивил:

— Нина, помните, при нашей первой встрече я спросил, верите ли вы в Бога, на который вы так и не ответили? Я его вынужден повторить!

— Я крещена. Мои бабушка и дедушка ходили на службы в церковь. Но, если честно, я не являюсь ярой христианкой. Душой понимаю, что вера поддерживает силы и волю, дает позитивный настрой. Легче переносить болезни и неприятности, когда знаешь, что у тебя есть настоящий защитник, к которому ты привыкла обращаться с верой в его милосердие и справедливость. Когда кто-то болеет, читаешь молитву об исцелении болящего, когда кто-то куда-то уезжает, читаешь молитву о странствующих и путешествующих, молитву за детей, и в сердце воцаряется такая уверенность и такое спокойствие, что ничего плохого со моими близкими и со мной не случится. Иногда я ловлю себя на мысли, что вера в Бога у меня какая-то корыстная, и тогда прошу о милости и прощении, говорю себе: «Иди в церковь, покайся!». Иду, ставлю свечки за здоровье всех родных, за упокой душ умерших, успокаиваюсь. И опять вечные хлопоты, и заботы загораживают все благие намерения. И только перед сном, сидя на постели в ночной рубашке, опять читаешь «Отче наш» и просишь о милости. Без веры жить невозможно!

Денис Иванович удивленно покачал головой:

— Да, вы удивительно искренний человек. И еще, если позволите, один нескромный вопрос: «Вы замужем?»

Нина рассмеялась:

— Так, ясно! Сначала я думала, что вы из полиции. Теперь поняла, что вы священник. Исповедуюсь дальше. Ровно семь лет нахожусь в разводе. Сейчас мне тридцать два года. Одна воспитываю двух дочерей. Работаю в школе преподавателем русского языка и литературы. Люблю книги, театр и рыбалку. Еще вопросы будут?

Денис Иванович отрицательно покачал головой:

— Нет, вы ошиблись. Я не священник.

Зал с раздвинутыми шторами в лучах разгулявшегося августовского дня уже не выглядел так угрюмо и неприкаянно, как вчера. Оба, не сговариваясь, молча подошли к окну. Денис Иванович снова распахнул створки, и легкая тюль неуправляемо взвилась за их спинами бежевым парусом неизвестного корабля.

— Нина, знаете, мой друг Константин был удивительным художником! Его картины поражают разнообразием сюжетов из самых разных эпох, какой-то яростной правдивостью и тщательностью в написании мелких деталей в одежде, природном ландшафте, в изображении фигур людей. И только матери и мне он признался однажды, что все это разнообразие красок он каждый раз видит во сне. Цветные сны приходят внезапно, без связи с действительностью прошедшего дня. Преломление в сознании захватывает настолько глубоко и волнующее, словно каждый раз какая-то неведомая сила забрасывает его в другое измерение в роли или участника, или действующего лица, и он с жадностью первооткрывателя погружается в стихию действия, не пугаясь открывшейся перед ним панорамы неизвестного времени и места. А утром, проснувшись, с радостью восстанавливает по памяти на холсте моменты прорезавшегося внезапно видения чьей-то прожитой сотни лет назад жизни. Вы готовы увидеть работы Константина?

Нина переспросила осторожно, чтобы не обидеть Дениса:

— А сколько лет было вашему другу, когда он погиб в горах?

— Он не дожил всего месяц до тридцати двух лет. Трагическая несправедливость — внезапный сход лавины в очень снежную зиму, когда он катался на лыжах. Мы нашли его тело только весной. Представляете состояние его матери Ирины Александровны, которая в течение долгих месяцев жила в постоянном ожидании хоть каких-нибудь известий о сыне, надеясь до последнего на благополучный исход и его волшебное спасение. Он не был женат, и матери остались на память только его картины. Нина, пойдемте в мастерскую Константина, где он жил и творил, и сами все увидите.

Вероятно, в далекое дореволюционное время именно эта прямоугольная комната должна была выполнять функции зала для приема гостей, торжественных балов и вечеринок, потому что три огромных окна с овалами под потолок проливали столько света с южной стороны, что комната стала, действительно, прекрасной мастерской для художника.

Большой мольберт с незаконченной картиной юной девушки в длинном холщовом сарафане на берегу незнакомой степной речушки, на фоне убегающего вдаль поля созревающей пшеницы создавали иллюзию распахнутого окна в незнакомой комнате. Эта девочка застыла в ожидании кого-то, кто устремился к ней, и кому она улыбалась радостно и светло.

Нина вздрогнула: на рисунке была изображена она в юности. Но этот старинный русский сарафан до пят, светлая толстая коса, сбегающая на только-только формирующуюся юную грудь — все это откровение и великолепие проснувшегося летнего дня завораживали, заставляя всматриваться в каждую мельчайшую подробность запечатленного пейзажа. И только речка с противоположным берегом и живописными кустами осталась сбоку, справа на картине, печально прозрачной, не дорисованной, с резко очерченными кистью границами, без призывной ласковости заворачивающего течения.

— Откуда я здесь? — Нина отпрянула от картины. — Это невозможно! Мы ведь даже не были знакомы! Честное слово, я никогда не виделась с Константином! Как такое стало возможным?

Денис обнял ее за плечи, прижал к себе, и, оказавшись в кольце его сильных рук, она вдруг почувствовала себя такой же маленькой беззащитной девочкой, как и запечатленная на картине ее копия:

— Ниночка, эти же вопросы я задаю себе постоянно с тех пор, как встретил тебя у памятника Петру Первому! Я был в Париже, когда Константин начал писать эту картину, и увиделись мы только на несколько дней у него в мастерской. Костя погиб зимой, не успев ее дописать! В его картинах столько тайн и неожиданностей! Возможно, мы найдем разгадку в дневниковых записях его матери, которые Ирина Александровна именно тебе просила передать. Неужели именно тебя он тоже увидел во сне? Но причем этот старинный русский наряд? Еще одна загадка? Ты вся дрожишь, моя маленькая светлая пташка! Знаешь, мы сейчас должны вырваться из загадочного, завораживающего своими тайнами лабиринта этой квартиры на простор шикарного зеленого острова. Здесь совсем рядом через мост — парк культуры и отдыха имени Кирова. Побродим по аллеям, покатаемся на лодке, поедим мороженого, пока погода позволяет. В Питере со всей непредсказуемостью севера в любую минуту может зарядить на неделю уже по-осеннему холодный дождь. Ты живешь на юге — тебе этого не понять, как мы радуемся погожим денькам.

Они спустились по лестнице, перешли оживленный проспект, окунулись в прохладу ветерка на широком мосту. И все время Денис Иванович бережно держал Нину под руку, прижимая так крепко к себе ее локоть, словно опасался, что она вдруг опомнится, испарится вместе с завязавшейся с ее приездом какой-то, пока не разгаданной тайной.

Наверное, на фоне безмятежности широких, аккуратно постриженных, зеленых полян парка, в лодке под густыми занавесями развесистых деревьев они с Денисом Ивановичем были похожи на десятки влюбленных пар, скрывшихся от городской суеты в заповедных кущах естественного заповедника. Но, слушая рассказ Дениса об его богатой событиями жизни в Питере, во Франции, отвечая на его вопросы, укачавшись в лодке и закрывая глаза, Нина, как завороженная, вновь и вновь видела себя на картине незнакомого Константина на берегу затерявшейся речки.

Про посещение банка, про возврат долга забыли, погрузившись в стремительно набежавшее чувство обособленности от мира, захлестнувшего любопытства, интереса и непонятного притяжения от познания и некоторой близости. Они незаметно перешли на «ты», куда-то пропала скованность, оставив возможность приятельского похлопывания по плечу, дружеского объятия без малейшего намека на сексуальные позывы.

Денис сам себя не узнавал, стараясь вывернуться наизнанку, чтобы уловить в прекрасных, с легкими следами туши на ресницах, внимательных, карих глазах Нины вспыхнувший интерес, удивление или смущение. Он готов был залезть под теннисный стол за улетевшим шариком пинг-понга, читал наизусть стихи Блока и Евтушенко, почти вприпрыжку отправился за мороженым к одиноко стоящему павильончику кафе.

Какая-то бравада из времен давно прошедшей молодости проснулась в этом достаточно стройном для своего возраста, приличном мужчине, который, наверное, катался бы на диване, заходясь в приступах беспричинного смеха, если бы кто-нибудь снял на телефон их с Ниной времяпровождение в парке и показал родным.

Чего он хотел добиться? На этот вопрос в лоб можно было размазывать кашу из слов, но Денис ничего путного не смог бы ответить, смутившись, возможно, кроме одного: он стремился превзойти самого себя, чтобы понравиться Нине. Это звучало пошло, отстойно, как выражается молодежь, но незафиксированное словами желание изменило всю его линию поведения. И Нина расцвела в этом потоке внимания симпатичного мужчины и солнечного удивительного дня.

Нужно время, чтобы из мелких осыпающихся цветков на виноградной лозе при соответствующем уходе проклюнулись невзрачные зеленые ягодки будущих янтарных, сочных, килограммовых гроздей золотистого винограда, которые потом осядут в запечатанных бутылках струями божественного напитка.

— Нина, закончим сегодня осмотр квартиры или оставим все на завтра? — Денис Иванович остановился у своей одиноко брошенной почти на весь день машины. — Предлагаю отметить наше знакомство в приличном ресторане.

— Если честно, я сегодня не засну спокойно, если не увижу другие картины Константина. Но без вас, без тебя, — поправилась она, — я точно одна в квартиру не войду. И любопытно, и страшно одновременно! Ты мне сегодня должен отдать дневник Ирины Александровны! И пока я его не прочту, спать не буду! Извини, но давай доживем до завтра!

Большой платяной шкаф отгораживал часть комнаты, создавая возможность некоторого темного тамбура, в котором прятались от прямых солнечных лучей натянутые на широкие деревянные рейки холсты написанных картин. Их было шесть: пять больших законченных полотен и шестая на мольберте у окна.

Большой раздвинутый диван напротив шкафа, японский телевизор на тумбочке в углу, большой письменный стол, заваленный журналами, коробками с красками — все эта неприхотливая обстановка мастерской подчеркивала, что ее хозяин жил только своим картинами, работая и творя, купаясь в своем воображении. Эта обреченность присуща или гениям, или больным людям.

Денис Иванович предложил выставить для осмотра все картины по периметру комнаты, но Нина его остановила. Уже первая большая картина смутила и взволновала ее: на мощенной грубыми камнями узкой площади какого-то средневекового замка, на фоне мрачных крепостных стен прикрученная веревками к гладко оструганному вкопанному бревну извивалась в страданиях и мольбах молодая женщина. Вся одежда была порвана и измазана кровью, белоснежная грудь с заметными следами побоев была бессовестно обнажена. Распущенные по плечам светлые волосы струились до обрывков юбки на обнаженных бедрах. На измазанном сажей лице захлебывался в крике разорванный рот, и вырывались из орбит безумные от страха белые глаза. А вокруг, как стая страшных ворон, толпились довольные, сытые мужчины в черных монашеских одеждах.

Нина отшатнулась, зажмурилась, закрыла глаза ладонями. Пронзительные черные и серые краски затопили своей страшной правдой все кругом, кроме кусочка ясного неба в бездонной безопасной вышине.

— Кто эта женщина? — прошептала Нина. — За что ее так наказывают?

Денис поставил картину на стул:

— Если бы можно было вернуться лет на десять назад, когда я считал высшим шиком не лезть к человеку в душу, и самонадеянно изрекал истины, открыто подсмеиваясь над своим юным другом! Понимаешь, Нина, мне нравилось наблюдать, как постепенно на серый невзрачный холст Константин набрасывал вроде бы произвольные мазки самых невероятных красок, и через час затаенного сосредоточения вдруг в самом уголке картины начинала раскачиваться вполне реальная гроздь лесного боярышника. Или явственно струиться вода в реке. Это чудо создавалось на моих глазах, и я не лез к Косте с расспросами, чтобы не спугнуть его творческое самоотречение от действительности в этой штатной мастерской. В отличие от своей собственной манеры болтовней создавать соответствующую атмосферу происходящего события. Эта девушка — тоже плод его изнурительных таинственных сновидений. У Кости никогда не было натурщиц, с которых он мог бы списать свой образ на картине. И на мои не очень приличные намеки по поводу приглашения в дом соответствующих женщин, он просто отмахивался от меня со смехом: «Зачем они мне? Дама моего сердца и так неразлучна со мной каждую ночь. И ты второй, кто с ней знаком». И у меня не хватило смелости тогда спросить, кто она.

— Денис, я больше не могу видеть откровения других картин! Это какое-то наваждение! После ужаса этой картины не хочется жить!

И тут случилось невозможно. Денис властно схватил ее за плечи, притянул к себе и, больше не сдерживаясь, впился в ее губы нетерпеливо, жадно, стремительно. Эта мужская решительность сначала заставила вздрогнуть, дернуться, но пьянящая опытность его губ и жар тела, женская привычка подчиняться более сильному и привлекательному мужчине, унесли Нину на секунды в давно позабытое состояние восторга и неги, когда, подчиняясь естественному зову плоти, женщина теряет голову, не думая о последствия.

Диван был рядом, они были одни в этой непостижимой близости, и, в последствие, вспоминая эти минуты, Нина отчетливо понимала, что оба хотели тогда отдаться этой вспыхнувшей страсти. Но Денис опомнился, почувствовав инстинктивно, что один половой акт может так и остаться последним, если эта неиспорченная городской многоопытностью сексуальных отношений молодая женщина утром сбежит в свой живописный деревенский рай, проклиная подлеца из-за границы. И, в первую очередь, себя за то, что изменила своим твердым принципам отдаваться мужчине только по большой и верной любви.

— Ниночка, ты права! — Денис Иванович нехотя отпустил Нину из сильных и уверенных рук. — Завтра будет новый день! И я рад, что мы с тобой стали ближе! Вот возьми, моя дорогая, этот запечатанный сверток. В нем ты найдешь откровения Ирины Александровны! И очень прошу: несмотря на то, что ты прочитаешь даже что-то неприятное, дождись меня завтра утром. У меня все время такое чувство, что ты исчезнешь навсегда. Мне еще очень многое нужно тебе сказать.

Глава 5. Дневник

Нина, искупавшись в душе, вытянулась на жестком диванчике. Усталость от такого непривычно растянутого дня звала в мягкую постель, но на журнальном столике рядом с сумочкой лежал плотный белый пакет с новыми загадками или, наоборот, с разгадкой странных картин так рано ушедшего из жизни талантливого художника. Закрыла глаза и тотчас улетела в воспоминания пьянящего восторга от неожиданного поцелуя, мягкой близости жаркого, возбужденного тела сильного малознакомого мужчины, которому она была готова отдаться в чужой странной комнате.

«Больше это не должно повториться! И хватит дрожать в ненасытном желании пролить свою негу и чувственность на первого встречного мужчину! По-другому это называется ветреная женщина, или даже хуже! Что он теперь о тебе думает? Шалашка, как и все одинокие бабы без мужиков! Ага, стыдно стало? Так тебе и надо! Господи! Прости мне все прегрешения вольные и невольные, прости мне мою слабость!».

Руки дрожали, когда маникюрными ножницами и перочинным ножом вскрывала толстую ватманскую бумагу упаковки. Невольно запершило в горле, когда раскрыла сиреневую кожаную обложку толстой общей тетради. И время остановилось, когда погрузилась в откровения одинокой женщины, изливающей на потертых страницах альбома-дневника всю свою любовь и боль к единственному сыну.

«Неужели мой мальчик болен? Откуда свалилась на него эта бредовая напасть непонятных сновидений? Это я виновата, что обрадовалась, когда мужу предложили поехать на работу в Индию в качестве представителя крупнейшего завода. Два года в этой непредсказуемой стране, посещение буддийских храмов в Тибете, путешествие на машине по городам, древнейшая культура, языческие праздники, танцы со смыслом — именно тогда в неокрепшей душе пятнадцатилетнего подростка, вероятно, и произошел сбой в восприятии ценностей мира. Маме, то есть мне, было некогда, лечила чужих детей в госпитале, опасаясь, только, чтобы сын не познакомился с наркотиками — бичом современных стран Востока. Папа пропадал на строительстве крупнейшего химического комбината, а сын погрузился в изучение различий множества индийских религий, потом основ йоги и заразился теорией реинкарнации. Он с таким воодушевлением расписывал нам подробности идеи перевоплощения в редкие часы общения все семьей, но мы тогда легкомысленно отмахивались от подростка, в душе которого произошел крутой, поначалу незаметный переворот, который сломал его позже.

Вернувшись в Питер, посмеивались с мужем над юношей, в душе опасаясь, чтобы он не оказался вдруг среди разгуливающих по Невскому проспекту полуголых юношей и девушек в белых сари с огромными барабанами, под чарующую музыку из индийских фильмов. Но все обошлось. Сын увлекся альпинизмом, поступил в художественное училище, рисовал с азартом портреты своих знакомых, встречался с девушками. И вдруг в двадцать лет — неожиданный облом:

— Мамочка, я сегодня увидел прекрасный сон. Это было осознанное сновидение. Я не схожу с ума, успокойся! Данный термин был введен голландским психиатром Фредериком Ван Эденом в конце Х1Х века. Осознанное сновидение — это измененное состояние сознания, при этом человек понимает и все осознает, что ему снится. Я прочитал в Интернете много интересного. Ведь сон является естественным физиологическим процессом. Во сне человек проводит почти одну треть своей жизни. В период сна сознание отсутствует, а реакция на внешние раздражители изменена. Осознанные сновидения начинаются или в период обычного сна, или уже в состоянии бодрствования. Некоторые люди достигают осознанного сновидения, когда вступают в сонный паралич (неспособность пошевелиться, чаще происходит, когда человек засыпает или сразу после пробуждения). У меня это странное сновидение произошло неожиданно, когда сон был чуткий. Это был сон из какой-то моей ранее прожитой жизни, потому что мне пришлось так явно пережить ситуацию, которая невозможна в реальной жизни, причем меня там не было в качестве зрителя. Проснувшись, я понял, что все происходило именно со мной. Я смог оценить свое поведение, получил удивительную информацию для саморазвития, а, самое главное, словно увидел наяву сюжет своей новой картины. Мама, ты увидишь мой сон на картине! Только, пожалуйста, не отрывай меня от работы сегодня своими просьбами! Прости, мне нужно в мастерскую!».

Нина закрыла дневник. Записи начали расплываться, белая бумага вдруг стала накрываться резным узором шелестевшей зеленой листвы, свисающей с огромных ив над приятной убаюкивающей гладью озерной воды, и Нина заснула.

А когда очнулась, то за грубой стеной из деревянных плах доносились нестройные обиженные голоса голодных коз. Девчонка лет четырнадцати сбросила на лавку какую-то жесткую холстину, перевязала волосы сыромятным шнурком, схватила кусок сухого сыра и выскочила на улицу. Десяток коз вылетали из узкого зева глинобитного загона, как подстреленные, тут же поддавая друг друга безжалостными рогами. Горное ущелье убегало вслед за рекой, пряталось за возвышающимися, покрытыми густыми лесными зарослями, грядами бесконечных гор.

Было зябко босым ногам от поднимающегося над водой бесцветного тумана. Солнце не торопилось прогреть своим теплом десяток деревянных и каменных лачуг запрятавшегося высоко в горах селения.

Козы привычно и сноровисто устремились по вьющейся среди огромных камней еле заметной тропинке, но девчонка их опередила и, чтобы согреться, вскарабкалась даже выше важного козла, который, забравшись на влажный горный выступ, величественно замер, созерцая окрестности.

Селение словно вымерло. Мужчины, наверное, спустились в долину, чтобы косить траву и корчевать молодую поросль назойливых деревьев и кустарников, которые вновь после проливных дождей стремительно прорастали на хлебных участках. Женщины собирали в окрестных лесах дикие яблоки, пряные травы, грибы, орехи, сухие ветки. Совсем скоро огромные сугробы завалят все дороги, и только говорливая речка будет живой среди холодного царства белого безмолвия.

Козы привычно следовали за девчонкой, пока, обогнув достаточно крутой каменистый склон, все стадо не разбежалось по узкой впадине горного распадка. Лесные орехи здесь уже давно обобрали, но среди мелких камней она набрала целый подол падалицы. Теперь можно было спокойно дожидаться домашней вечерней трапезы, когда солнце торопливо скатится под гору, и на почерневшем небе зажгутся костры ярких звезд.

Она знала, что скоро ее такая легкая жизнь закончится. Из-за гор приедут чужие люди, привезут подарки ее родителям и увезут ее в другое селение для незнакомого мужчины в жены, чтобы она рожала ему детей и смотрела за хозяйством. Он станет ее хозяином, и она будет дрожать от страха, чтобы ему угодить. Домой возврата не будет, там на ее место привезут жену старшему брату, а потом среднему, и весь дом заполнится криком и плачем появляющихся все новых и новых детей, пока родня не построит новым семьям новые хижины.

Солнце припекало, в тени высокого камня она заснула, и очнулась внезапно от громких мужских голосов. Вокруг нее стояли пять чужих, в незнакомых цветных одеждах мужчин, которые громко и нахально хохотали. Рядом паслись оседланные кони. Пугливых коз, как ветром, сдуло. Темный прохладный лес был рядом, но спастись теперь ей могло помочь только чудо или отец. Она медленно поднялась с притоптанной травы своего убежища, огляделась. Они были такие большие и сильные, что любой мог одной рукой посадить ее на свое плечо и, посмеиваясь, легко сбежать со своей ношей с горы. Они стояли и потешались, переговариваясь на своем непонятном языке, и она заплакала, не понимая и пугаясь того, что могло с ней произойти сейчас.

Она стала их пленницей. Высокий седовласый рыцарь в тяжелом кожаном панцире больно схватил ее за руку и, как вещь, подал сидевшему на коне молодому, симпатичному, с небольшой кучерявой бородкой воину, который, по-видимому, был начальником над всеми. Она могла бы укусить своими острыми зубами и первого, и второго, но, разозлившись, любой из них мог ее убить. Отряд вооруженных всадников вместе со своей добычей неторопливо устремился в узкий проход между двумя горными кряжами прямо навстречу сползающему солнцу. И зажатая в тесном кольце рук бородатого незнакомца она старалась одной ладонью прикрыть невидящие глаза от ярких слепящих лучей, которые снова и снова выбивали горькие соленые слезы прощания с детством.

В ночной глухой чаще, в отсветах от большого костра, возле которого собрались все всадники, кроме дежуривших в дозоре, на каком-то жестком одеяле главарь, от которого едко пахло потом, жареным мясом и вином, несколько раз подряд, торопясь и отдыхая, сделал ее своей женщиной. Ей было больно и страшно, но она молчала, подчиняясь, потому что боялась, что после своего предводителя с ней вдруг начнут тешиться и его подчиненные. Она лежала голая, дрожа от страха и холода, а когда мужчина уснул, положив свою тяжелую руку на ее худой живот, осторожно натянула край холста на свои обнаженные ноги, прижавшись к его горячему, безопасному теперь боку.

Нина очнулась от этого, такого странного сновидения, в котором именно она была этой несчастной девочкой, которую мял и насиловал против ее воли пьяный воин. И, что удивительно, сердце билось нормально, словно она была бездушной куклой, просмотревшей очередную серию дикого телевизионного фильма не в первый раз.

На часах было ровно восемь. И через минуту раздался осторожный стук в дверь и знакомый голос Дениса Ивановича:

— Нина, я вас жду в машине.

В зеркале ванной комнаты увидела свое бледное лицо, сонные глаза и решительно приказала себе:

«Хватит впечатлений! Сейчас же в банк, отдать долг Денису Ивановичу, забрать у него ключ от квартиры и на вокзал за билетом домой! Иначе я точно свихнусь здесь. А дневник Ирины Александровны прочитаю спокойно, без эмоций, вечерами, сидя на диване, перед телевизором. И снова вернусь к привычному ритму: работа, огород, компьютер, страница в соцсетях. И за девчонками пора ехать на юг к матери, чтобы успеть в Черном море искупаться до первого сентября».

На улице было прохладно и после горячего душа неожиданно зябко даже в тонком шерстяном платье с длинными рукавами.

— Как твое самочувствие? Неужели всю ночь читала дневник? Завтракать будем в нашем кафе? Что случилось, Нина? — Денис Иванович не трогал машину с места, терпеливо дожидаясь ответа. Нина повернулась к нему вполоборота и неожиданно сказала совсем не то, чего он от нее ждал:

— Денис, как ты относишься к теории реинкарнации?

— Здравствуйте, приплыли! Это называется, начиталась на нашу голову! Нет, нужно было мне самому сначала прочитать откровения Ирины Александровны, а потом просто тебе пересказать содержимое! Нина, когда мы познакомились с Константином, ему было двадцать пять, а мне тридцать. И его мать умоляла меня сделать все возможное и невозможное, чтобы Костя увлекался, как все парни, девушками, ночными клубами, вечеринками с друзьями и оторвался от своих сумасшедших картин. Прошел год, как не стало их отца, умер от инсульта на работе, и затворничество Кости пугало мать. Мы отправились с ним в Париж, в Италию, Грецию. Просадили уйму денег, но он рвался только домой, в свою мастерскую. И при этом именно он читал мне, а не наоборот, проповеди, что отожествление себя с телом заставляет человека испытывать сильный страх перед смертью. Ведь после нее он полностью исчезнет, и все его труды окажутся бессмысленными. Это заставляет людей вести себя так, будто смерти вовсе не существует. Чтобы отвлечься от идеи конечности своего существования и отсутствия смысла жизни, люди пытаются забыться в мимолетных делах и развлечениях. Это может быть сосредоточенность на своей семье или сильная погруженность в работу. Человек может прибегнуть и к таким опасным развлечениям, как употребление наркотиков. Вера в конечность жизни образует в сердцах людей духовный вакуум. А только вера в вечную природу души позволяет вновь обрести смысл жизни. И Костя верил во всю эту галиматью. За все семь лет нашей мужской дружбы, встречаясь изредка, каждый из нас, пытался доказать другому правоту своих воззрений, приводя самые убедительные доводы. Так что, дорогая Ниночка, нам с тобой потребуется не один год совместной жизни, чтобы ответить на твой вопрос.

— Денис, я завтра уезжаю домой!

— Что!?! Нет, это невозможно! Неужели, имея такую шикарную квартиру в северной столице, ты хочешь остаться в своем далеком зазеркалье? Ведь возможен обмен квартирами. Например, со мной, точнее, с моими родителями! Давай пройдемся по любой улице этого прекрасного города, и ты заразишься его необыкновенной привлекательностью и очарованием. Я тебя никуда не отпущу!

— Мне надоело тратить деньги на гостиницу и бездельничать. И еще этот сон, в котором меня похитили какие-то воины из средневековья. Константин сказал матери, что она увидит на новой картине его первый, необычный сон. Ирина Александровна ни слова не упомянула о картине, а мой мозг выдал в ночной тиши такие подробности, что мне и сейчас немножко не по себе. У Константина есть картина с девочкой, взбирающейся по откосу высокой горы наперегонки с козами?

Денис Иванович, резко повернувшись, схватил Нину за локоть, быстро спросил:

— А ты точно не успела вчера посмотреть все картины в мастерской?

— Но я же все время была с тобой рядом!

— Мистика какая-то, — пробормотал Денис Иванович. — Что тебе еще приснилось? Говори, не стесняйся! Нужно в любом случае найти разгадку!

И, когда Нина, покраснев от смущения, пересказала все подробности сна, Денис Иванович решительно распахнул дверцу машины:

— Пошли собирать твои вещи! Рассчитайся за номер, и я отвезу тебя к себе домой! Да не пугайся, пожалуйста! Ты поживешь у меня, а я переберусь на время к родителям! Но сегодня обязательно устроим в твоей новой квартире у Ирины Александровны настоящую генеральную уборку. Разгоним вместе с пылью и пауками все страхи и переживания прежних хозяев! Домой она собралась! Посмотрите на нее! Ниночка, может быть, я покажусь тебе старым занудой, но нужно любое начатое дело доводить до логического конца. Неужели ты думаешь, что в далеком-далеке от Питера ты будешь спокойно спать после прочтения этого дневника-завещания? Меня, лично, как историка, заинтересовал этот твой очевидный провал во сне во времена средневековья. Да, но особый церковный суд под названием инквизиция возник в 1215 году, то есть в эпоху Высокого Средневековья. В 1229 году в Южной Франции Папа Римский Григорий 1Х с целью обнаружения, наказания и предотвращения ереси учредил церковный трибунал. Однако своего апогея этот церковный институт достиг лишь к концу ХУ века, а именно, в 1478 году, то есть на излете эпохи Средневековья и в начале Нового времени. Именно в этот год король Фердинанд II Арагонский и королева Изабелла Кастильская с разрешения папы Сикста IV учредили знаменитую испанскую инквизицию. В 1483 году с одобрения этого Папы верховным инквизитором становится духовный наставник королевы Изабеллы Кастильской — Томас-де-Торквемада, который и сделал свое имя символом кровожадности и фанатической жестокости, поразившей и искалечившей сотни тысяч жизней.

Поразившая тебя вчера вечером картина Кости была из времен Средневековья. Чтобы разобраться в этом немного загадочном происхождении повторяющихся снов, вероятнее всего, нам потребуется помощь и психолога, даже психиатра, любого специалиста в области изучения деятельности мозга. Поддерживаешь? Или ты веришь, что Константин видел в подробностях свою какую-то прежнюю жизнь в образе этой несчастной женщины?

— Вообще-то, сразу видно, что ты любишь командовать? А жена твоя не появится на горизонте наших доблестных исторических раскопок, чтобы предъявить свои законные права и выставить за дверь непрошенную гостью?

— Слава Богу, проснулась от сна, спящая красавица! Решилась проявить, наконец, хоть слабый интерес к моей скромной персоне, как говорят? Нет у меня жены пока. Пройдемся пешком до кафе, позавтракаем и в путь!

Нина молча подчинилась.

Глава 6. Запутанный узел

После завтрака, собрав все свои вещи в сумку и расплатившись за гостиницу, уже садясь в машину, Нина огорошила Дениса Ивановича:

— Я буду жить в квартире Ирины Александровны! Яркие, цветные сны мне снились и раньше. Просто интересно досмотреть историю этой юной пленницы до конца, если получится! И в барабашек я не верю. Если станет вдруг страшно, то позвоню тебе среди ночи, и ты меня приедешь охранять! Или сбегу, вызвав такси, на Московский вокзал.

Заехали в какой-то универсам по пути. Денис купил себе спортивные брюки и тапочки, легкую футболку, а Нина запаслась хозяйственными товарами для уборки. После утренней растерянности ее тянула почему-то непонятная, навязчивая идея снова увидеть сразу все картины Константина, чтобы попытаться связать воедино все изображения и понять истину.

Она торопливо нашла в поисковике Интернета нужную тему:

«Слово «реинкарнация» переводится как «повторное воплощение», а теория включает в себя две составляющие: первая — душа, а не тело представляет собой подлинную сущность человека. Это положение согласуется с христианским мировоззрением и отвергается материализмом. Вторая — после гибели тела душа человека через какой-то промежуток времени воплощается в новом теле. Каждый из нас прожил на Земле множество жизней и обладает опытом, выходящим за рамки текущей жизни.

Реинкарнация является законом, действующим на человека вне зависимости от его веры.

Доктрина реинкарнации говорит, что человек сам несет ответственность за свои действия. Последующее рождение зависит от его поступков в предыдущих жизнях. Последующее воплощение позволяет душе исправить свои ошибки и выйти за рамки ограничивающих представлений. Сама идея постоянного обучения души вдохновляет. Мы можем избавиться от зацикленности на текущих делах, найти новый взгляд на сложные и угнетающие ситуации. С помощью способностей, развитых в прошлых рождениях, душа получает возможность преодолеть те проблемы, которые были не решены ранее.

С теорией реинкарнации тесно связано понятие кармы. Закон кармы — закон причины и следствия, согласно которому поступки человека в настоящем определяют его жизнь как в этом, так и в последующих воплощениях. То, что происходит с нами сейчас, является следствием поступков прошлого».

Всю эту мудрость Нина хорошо поставленным голосом учителя литературы выложила с телефонной страницы всеядного Интернета своему соседу. Денис Иванович несколько раз неопределенно хмыкнул, потом резко свернул после светофора в тенистую аллею у какого-то многоэтажного дома, остановил машину и, отстегнув свой ремень безопасности, всей тяжестью своей спортивной фигуры прижал связанную ремнем Нину к жесткой спинке переднего сидения. Нашел полураскрытые губы и выплеснул все свое нетерпение и вспыхнувшее желание во властном и откровенном поцелуе. Длившееся секунды притяжение двух тел показалось Нине приятной вечностью. Она закрыла глаза, улетев мгновенно в неизвестную страну чувственности.

Денис Иванович нехотя оторвался от губ, провел ладонью примирительно-ласково по ее плечу:

— Нина, моя милая, прости за своеволие! Выкинь из головы и забудь все эти глубокомысленные доктрины людей, помешенных на смерти, прошлых и будущих жизнях! Вот только что мы на секунды стали близки. И этот мой искренний порыв, который я готов повторять бесчисленное число раз, позволит мне, надеюсь, создать семью с женщиной, которая за три дня стала мне необыкновенно дорога. И какое мне сейчас дело до следующего воплощения моей бессмертной души в новое тело через десятки или сотни лет? Я мечтаю только о повторении этого неожиданного и возбуждающего волнения от поцелуя! Чтобы в этой жизни на этой прекрасной Земле мне удалось разбудить в душе понравившейся мне женщины огонек ответного чувства! Вот тебе мой ответ на все теории о кармических отношениях. Мое временное тело жаждет любви. Согласись, и тебе, и мне сейчас совсем не важно, встречались ли в прошлых жизнях наши души или нет. Просто у такой роскошной женщины, как ты, обязательно должен быть настоящий защитник.

Нина смущенно рассмеялась:

— Денис Иванович, спуститесь на грешную землю! Ваш эксперимент с моим участием для доказательства нежизненности идей реинкарнации произвел на меня убедительное действие. В чем-то я даже могу с вами согласиться, но дневник Ирины Александровны еще не прочитан. И про уборку квартиры мы совсем забыли, теоретики!

Денис Иванович обиделся и молчал до самого конца пути. Видимо, он ожидал совсем другой реакции от своей собеседницы.

Уборка зала затянулась глубоко до полуночи. Из мрачной кладовки Денис Иванович извлек металлическую складную лестницу, с ее помощью сняли пыльные шторы и тюль, и комната сразу потеряла свою торжественность. Стиральная машинка заработала с некоторым надрывом, но удачно выдала через два часа почти сухие вещи. Пыли накопилось достаточно, и Нина с удивлением подсмотрела, как Денис Иванович быстро и тщательно мыл половой шваброй покрашенные масляной краской когда-то модные пластинки бывшего паркета. Выдраили до ослепительного блеска кухню, в которой включили холодильник, сварили сосиски и спагетти, купленные заранее по пути, заварили кофе из пакетиков. И Нина удивилась, как постепенно квартира становилась обитаемой.

До мастерской и комнаты Ирины Александровны руки не дошли.

А когда стало ясно, что Денис Иванович явно домой не торопится, она откровенно обрадовалась. Оставаться одной было все-таки жутковато. Кто знает, у кого еще могли оказаться похожие ключи от входной двери.

Денис Иванович чувствовал себя, как дома. Он постелил Нине на диване в зале, а сам отправился спать в мастерскую Константина.

Купаясь в душе, попробовала по привычке ругнуть себя за безрассудство остаться ночевать в чужой квартире с мужчиной, которого она совершенно не знала, но искать сейчас такси в незнакомом месте, чтобы сбежать от судьбы, просто не было сил и желания. В двери зала был врезан английский замок, и, закрывшись, Нина забаррикадировала дверь тяжелым креслом и для страховки придвинула круглый стол.

«Не буду спать! Уже полночи прошло — выдержу как-нибудь до рассвета. Буду читать дневник!».

Но, спустя полчаса, она отключилась, закрывшись от яркого света хрустальной люстры пледом с головой.

Возбужденный мозг опять преподнес необычный сюрприз.

«Из сумеречного непонятного пространства она очень ясно увидела высокую каменную лестницу, по которой торопится наверх молодая женщина в средневековом необычном наряде, чтобы очутиться на пологой площадке между двумя остроконечными каменными башнями, на огромной высоте. Она пятится в испуге от края бездны, где глубоко внизу — наполненный водой ров. А вокруг старинного замка до самого горизонта, загораживая друг от друга поднимающееся холодное солнце, теснятся высокие горы, поросшие густым лесом и заваленные бесконечным, белым, снежным покрывалом. Завернувшись в теплый, стеганный плащ из синего бархата, она на своем привычном месте ждет своего повелителя. И, приглядевшись, Нина вдруг угадывает в этой молодой красивой беременной женщине с неестественно выступающим расплывшимся животом ту быструю девчонку-подростка, которую выхватили из общества коз неизвестные похитители в прошлом ее сновидении».

Нина беспокойно заворочалась, задохнувшись во влажной западне пледа, сбросила его на пол, перевернулась на левый бок, чтобы укрыться от яркого света прямо в глаза.

«И вот она уже в постели полуобнаженная ласкает своего господина, вызывая ответный бурный всплеск желания. По его вспотевшему, красному от напряжения лицу она видит, что довела его до той предельной точки удовлетворения его прихоти, после чего, проснувшись среди ночи, он опять будет натягивать ее сонную на себя, просительным шепотом призывая ласково: «Моя малышка, хочу тебя!» И она, придерживая мешающий живот, будет пальцами и губами оглаживать мускулистое тело от лица до кончиков пальцев на ногах, дожидаясь, когда он снова опрокинет ее навзничь и, рыча от удовольствия, с исступлением будет мять и тискать ее чистое юное тело.

Она — его любимая игрушка, которая пока не надоела. А ее большой живот должен скоро подарить ему сына, продолжателя рода. Потому что безжалостная смерть унесла всех сородичей. И в маленькой городской церквушке перед алтарем он назвал ее своей законной женой. Он еще достаточно молод и надеется, что в замке каждый год будут появляться здоровые малыши».

Эти вскипевшие во сне эротические моменты разбудили Нину. Она вскочила, щелкнула выключателем, выключила свет, снова вытянулась на спине, подняла плед с чисто вымытого пола. Специальным ключом заведенные Денисом Ивановичем напольные часы пробили методично два часа. И вдруг нестерпимо захотелось увидеть продолжение сна. Неужели из далеких страшных столетий средневековья, когда свирепствовала инквизиция, а ее далекая прародительница готовилась стать матерью, по-своему любя, как может, человека, укравшего ее из семьи, именно через гены прорвалась в сознание Нины память, чтобы во сне поведать о былом?

В своем дневнике Ирина Александровна подробно описала рассказанный Константином метод йогов, вызывающий осознанный сон. Нина легла набок, немного согнув ноги в коленях, закрыла глаза и стала думать о том, чтобы погрузиться в сон. Нужно было еще представить невероятной красоты цветок лотоса в области горла, который постепенно раскрывается, при этом следить за его ярким белым цветом. Этот свет должен был вселять покой и гармонию, слово «ом» надо непрерывно повторять в воображении. Нужно продолжать созерцать свет от цветка и вслушиваться в звуки мантры. Дышать глубоко и медленно. И вскоре станет ясно, что вы спите, несмотря на осознанность окружающего.

Нина не увидела никакого распускающегося лотоса. Молодой здоровый организм требовал продолжения отдыха в отведенное природой время, а стремительное сознание выдала очередную порцию прерванного сновидения. «Она кормит грудью двух младенцев — близнецов. Это уже трехмесячные мальчишки. Они больно прикусывают от нетерпения крепкими деснами ее округлую грудь, требовательно высасывая густое сытное молоко по очереди. В замке — важные гости, и ей строго-настрого приказано не выходить из комнаты в зал. Но любопытство выталкивает в соседнюю с залом прихожую, когда малыши засыпают. Сквозь тяжелый бархат свисающих до пола занавесей она пытается разглядеть всех присутствующих. За столом у громадного камина — верные оруженосцы и несколько важных монахов в черных рясах. И вдруг она видит, что, когда ее хозяин встает и подходит к камину, отвернувшись от стола, один из монахов что-то сыплет ему в чашу с вином. Все вокруг пьяны, громко смеются, что-то обсуждают, и она понимает, что сейчас случится что-то страшное. Хочет закричать, но велик страх ослушаться приказа господина, и она закрывает в ужасе рот ладонью. А дальше наступает зловещая тишина, потому что ее муж, выпив вино, вдруг зашатался и, схватившись за край тяжелого стола, начал медленно сползать на пол. Теперь уже никакие запреты не могли ее сдержать! Она птицей метнулась в зал, но ее господин был уже мертв. Она что-то кричала, билась в тоске у ног безмолвного тела, пока верные телохранители на руках не отнесли ее в спальню к детям».

Нина рванулась из цепи охватившего ее страха. Пульс зашкаливал, наверное, за сто ударов в минуту, и, не осознав себя еще в безопасности реального мира, она закричала громко:

— Денис!

И на его ответный отзыв: «Нина, что случилось?» — она в темноте сдвинула в сторону громоздкий стол, толкнула к стене кресло и трясущимися пальцами открыла покорный английский замок.

В слабом освещении настенного бра в коридоре, напротив распахнутой двери стоял в одних плавках растерявшийся Денис Иванович. И в короткой ночной рубашке она кинулась ему на шею со словами: «Опять этот проклятый сон!», прижалась всем телом, дрожа от возбуждения и неосознанного страха снова оказаться совершенно одной во мраке комнаты, наполненной мистическими картинами жестокого прошлого.

Денис отнес ее на руках к себе на раздвинутый диван, и в полной темноте и тишине заснувшей мастерской начал осторожно губами успокаивать доверившееся ему тело. Свое вспыхнувшее желание немедленного обладания приходилось гасить словами любви, пока осмелевшие руки неторопливо исследовали горячую грудь, тонкую талию, крепкие бедра женщины, постепенно устремляясь к запретной зоне.

Воспоминания о половой жизни с мужем у Нины раздваивались. Вечная спешка, отсутствие полноценного мужского опыта у ровесника, стеснительность юности, быстрое зачатие первого ребенка и беременность не оставили в памяти особой восторженности от сексуальных возлияний, о которых, трезвонят авторы сотен, зачитанных до жирных пятен на измятых страницах маленьких женских романов. Прозаичность ежедневных совокуплений с мужем за пять лет совместной жизни превратилась в странную обязательность, как приготовление завтрака, обеда, ужина, мытье посуды и стирка белья.

С другой стороны, Нина была его первой женщиной, и это обязывало терпеть некоторые противоречия между мечтой об огромной любви и свершившейся реальностью. Произошедший разрыв стал окончательным фактом того, что обычно называют равнодушно-печальной фразой: «Не сошлись характерами». Разбитую чашку склеить не удалось.

Сейчас Нина не сопротивлялась. В эти минуты обостренности вспыхнувшей чувственности она уплыла мгновенно из реальной жизни, в наползающем тумане откровенного желания готовая раствориться в нежности этих чутких губ и принять чужое сокровенное тело внутрь себя. Притяжение, возникшее с первых минут знакомства с этим рыжим, насмешливым незнакомцем, чья бородка щекотала сейчас ее обнаженную грудь, вызывая почему-то слезы восторга, еще вчера пугало стремительностью развития этого непредсказуемого романа, к финалу которого она подспудно была уже готова.

Ее явная неопытность в сексе пленяла Дениса. Она не была похожа на тех городских женщин, которых он знал близко и которые старательно прошли школу нескольких замужеств или любовных связей с женатыми мужчинами. Ее почти девичья зажатость воспалила мгновенно, и он со всей своей опытностью помог ее послушному телу освободиться от боязни, скованности, требуя полного раскрытия всех возможностей.

И она была способной ученицей. Благодаря его умелой ласке, оба, наконец, познали краткий миг абсолютного восторга и трепета от откровенной неги двух обнаженных тел, которые были созданы природой друг для друга. И даже на секунду у Дениса не мелькнула мысль о предохранении от возможных последствий. Это была теперь его женщина, которую с первой минуты их обособленности от всего мира на этом диване он зацеловал до самых укромных уголков, шепча самые удивительные слова признательности и любви. Отдыхая рядом с Ниной, переполненный радостью исполнившегося желания, он вновь думал о той минуте, когда сможет прикоснуться губами к дурманящему аромату ее очаровательной груди, чтобы опять закрутиться в оборотах бессмертного чувства.

Денис заснул без сновидений. А утром, проснувшись, обнаружил, что Нина исчезла бесследно вместе со своей сумкой. На столике в кухне сиротливо лежал на кружевной салфетке длинный, похожий на отвертку, ключ от входной двери. И ни слова. Телефонный звонок улетел безответно в просторы Вселенной. Повторение восторга улетевшей ночи пока откладывалось на неопределенный срок.

Глава 7. Константин

Когда Денис заснул, Нина, слушая его успокоившееся размеренное дыхание, поняла, что впервые в своей короткой жизни она почувствовала силу непривычного притяжения к этому мужскому телу, которое в ночном огненном шквале необыкновенной нежности и требовательности вывернуло наизнанку ее собственное представление о возможностях женщины. И ей не было стыдно сознавать, что в следующий раз она сама будет своими усилиями требовать еще большего откровения от его рук и губ, даже провоцируя на полную отдачу всех его сил ради ее удовольствия.

Но все это будет потом, когда оба поймут в разлуке, что неистовость никуда не испарилась, что воспоминания о близости их горячих тел в этом ночном беспределе чувств, жгут сердца даже на расстоянии. И невозможно заменить теперь друг друга, размениваясь на близость с другими, чтобы утолить жажду любви.

Ей нужно было, действительно, испариться из этой странной квартиры, чтобы в утреннем свете загорающегося дня не почувствовать даже микрона внезапного разочарования и сожаления о прошедшей ночи со стороны Дениса. Если бы ночь длилась вечно, она бы никуда не рвалась, потому что в ночи она была повелительницей этого яркого мужчины. А день захлестнет своей прозой приготовления завтрака, поездкой в банк, продолжением начавшейся уборки в квартире. А потом опять будет, возможно, яркий сексуальный всплеск в ночной тиши, но в нем погаснут какие-то искорки новизны и непредсказуемости, являя начало зарождающейся привычки.

Нина, как кошка, не слышно, на цыпочках вернулась в зал, оделась второпях, схватила не разобранную спортивную сумку, и уже на лестничной площадке вдруг сообразила, что ее скомканная ночная рубашка осталась в виде вещественного доказательства ее распущенности на диване Дениса. Но возвращаться не стала.

На пустынном проспекте просыпающегося города удачно выхватила городское такси, а на Московском вокзале взяла билет на отправляющийся через пятнадцать минут скорый поезд. И в пустом купе, укачавшись на мягкой постели под теплым одеялом, вдруг представила, как волна выплеснувшейся в ее лоно горячей жидкости мужчины, даст толчок к жизни их общему продолжению. И она родит этого малыша, и будет любить его и воспитывать, ни о чем не сожалея.

Проснувшись через три часа, увидела пять пропущенных звонков от Дениса, но мелькающий пейзаж за окнами стремительного экспресса сразу отодвинул все наплывающие сомнения. Собственные деньги, истраченные на поездку, не подкрепленные из свалившегося на нее по наследству банковского счета, катастрофически растаяли после оплаты за гостиницу, а впереди ждали часы, проведенные на Павелецком вокзале столицы, и полные сутки в поезде. От голодной смерти она, конечно, не умрет, но строгий режим экономии пора было вводить. И огромное преимущество поезда перед самолетом — масса времени на чтение. Начатый дневник Ирины Александровны терпеливо ждал ее внимания. И вдруг в уже набравшем скорость мчавшемся на юг поезде ночью наступило очередное разочарование — волнения и пылкий любовный контакт нарушили сроки месячного цикла, и все будущие надежды на вдруг замаячившую беременность бесследно улетучились. Может быть, и свалившееся наследство — просто мираж?

А реальностью осталась толстая тетрадь в сиреневой плотной обложке, которая вдруг привычно распахнулась где-то посередине. С приклеенной цветной фотографии на Нину пристально, из-под низких надбровных дуг смотрели выразительные, карие глаза, а их хозяин привычно щурился, когда улыбался. Это был Константин. И сразу растаяло представление о каком-то одержимом, помешанном на бесноватой идее погони за призраками, потому что круглолицый, улыбчивый, худощавый юноша с высоким, слегка лысоватым лбом, оттопыренными ушами так мило улыбался, что приоткрытый рот открывал ряд прекрасных верхних зубов, а ямочку на подбородке хотелось потрогать пальцами. Он должен был нравиться девушкам, увлекая их в современных быстрых танцах на самую середину танцплощадки.

Если честно, раскрыв тетрадь, Нина планировала узнать что-нибудь о Денисе. Ведь кроме его краткого рассказа об учебе в местном университете на историческом факультете, знании нескольких иностранных языков и о преподавании во Франции курса «Культура древних славянских народов» она ничего не знала о мужчине, который стал ей так близок за такой короткий отрезок времени их знакомства.

И пришло невольное сожаление, что, будучи детским врачом, в Ирине Александровне пропал нереализованным талант писателя. Нина буквально утонула в ярких подробностях жизни обычной семьи петербургских интеллигентов.

«Наконец-то, я увидела на полотне действующее лицо сна Кости из его, как он выразился, прежней жизни. Это была прекрасная неизвестная девушка из времен средневековья. Но меня, прежде всего, поразили необычно насыщенная яркость красок и заметно возросшее мастерство сына как художника. После увлечения портретными изображениями в карандашном исполнении эта карабкающаяся по отвесному горному склону юная пастушка в обществе коз была так великолепна на фоне величественных гор, убегающих в туманную даль, с огромным корявым дубом среди обломков скал на переднем плане, что любому становилось ясно, что художник болен горами.

На мой вопрос, причем тут реинкарнация, Костя выдал мне целую теорию о понятии родственных душ. Оказывается, родственные души — это люди, которые оказывали значительную роль в жизни души на протяжении нескольких перерождений в ходе романтических или деловых отношений. Большинство обывателей ошибочно полагают, что понятие родственных душ касается только тех, чья любовная связь продолжалась на протяжении нескольких жизней. Это не совсем верно, ведь в случае реинкарнации нельзя умолять значение взаимоотношений ученика и учителя, друзей, повлиявших на события жизни, непримиримых врагов и т. д. Жизнь каждого человека представляет череду событий, так или иначе связанных с другими людьми. В ходе всех инкарнаций одной души нас, в большинстве своем, окружают одни и те же люди. Какова вероятность, что ваш нынешний возлюбленный был с вами в прошлой жизни? Сто процентов, хотя в предыдущем воплощении он мог быть вашим братом или матерью, или злейшим врагом.

Поскольку целью реинкарнации является духовное развитие, одним из важнейших механизмов теории перевоплощения душ стала равнозначность получаемого опыта на протяжении всех жизней. Как это понимать? Все очень просто. Некоторые считают, что если нынешнее воплощение заключено в женском теле, то следующее будет в мужском. Более точная формулировка правила звучит так: чередование пола носителя духа необходимо для того, чтобы соблюдать равновесие в целом, и получаемый на пути познания опыт был равноценным и разносторонним».

Я рассмеялась: «Дорогой Костя! Согласись, что в трудах древних мыслителей не было даже намека на то, о чем ты так торжественно сейчас провозгласил».

Костя перебил меня тогда:

— Глубокую веру в идеи реинкарнации можно найти во многих культурах по всему миру. Известный греческий философ Платон также был сторонником концепции перевоплощения. Платоном были написаны знаменитые диалоги, где он передает беседы со своим учителем Сократом, который не оставил собственных трудов. Платон выразил странную мысль: «…приняв правильное использование вещей, запоминающихся из прежней жизни, постоянно совершенствуя себя в тайне, человек становится по-настоящему совершенным». Может в этой идее философа скрывается знание о верности теории реинкарнации? И мы понапрасну скептически хмыкаем на это явление?

Я не согласилась:

«Теоретические выкладки новых гипотез требуют подтверждения либо в лабораторных условиях с использованием современнейшего оборудования, либо в подлинниках исторических документов. А иначе с глубокомысленным видом можно долго доказывать, что было первоначально: курица или яйцо!

И преступно заставлять пытливые умы молодых людей тратить драгоценное время на бесполезные копания в попытке узнать под гипнозом различных проходимцев, кем доводились тебе раньше, в другой жизни твои мать и отец, и не был ли ты сам раньше палачом и злодеем?».

И тогда, разгорячившись, Костя спросил:

«А почему, как ты думаешь, милая мамочка, из многих снов именно этот поразил меня настолько, что у меня появилось неистребимое желание все увиденное отразить на картине красками? Потому что это я был этой девочкой в далекие прошлые годы, и в моей душе осталось то прежнее восторженное чувство восхищения горным великолепием! В предыдущих воплощениях мы уже встречались с какими-то людьми. И эта связь может продолжаться несколько жизней. Бывает, что нами не были решены какие-то задачи перед человеком в прошлой жизни, и мы должны их решить в настоящем».

И я запомнила и записала наш диалог:

«Сынок, возможности человека и функции мозга еще не изучены в полной мере настолько, чтобы грянули величайшие открытия или разочарования. Но открытие в 1992 году Института мозга человека Российской Академии Наук именно в нашем городе на базе бывшего Центра «Мозг», под руководством нейрофизиолога, доктора медицинских наук, профессора Натальи Петровны Бехтеревой, совершенно не случайно. Она является автором и соавтором свыше трехсот семидесяти научных работ. Жаль, что академик Наталья Бехтерева, внучка всемирно известного физиолога и невропатолога Владимира Бехтерева скончалась 25 июня 2008 года в госпитале в Германии в возрасте 94 года. Но ее дело продолжил сын. И возможно уже наши внуки и правнуки доживут до величайших открытий.

Через своих институтских друзей я договорюсь, чтобы ты там прошел обследование».

Костя перебил:

— Ты думаешь, что у меня проблемы с психикой?

— Нет, конечно, успокойся! Людям творческих профессий проще: им игру воображения возможно превратить в талантливое произведение. Я рада, что необычные сны просятся на холст, что ты столько времени проводишь без всякого подталкивания в мастерской! Но меня пугает, что увлечение идеями буддизма, школы неоплатонистов и других течений застопорили тебя на постоянном возвращении к мыслям о грядущей смерти и переселении душ. Я хочу, чтобы ты жил полноценной жизнью современного человека».

«Я уговорила тогда Костю пройти необходимые исследования на томографе. Никаких отклонений от существующих норм деятельности головного мозга установить не удалось, что меня безумно обрадовало, потому что зарождающуюся опухоль стали все чаще диагностировать даже в раннем возрасте.

И он тогда промолчал, оставшись при своем мнении, когда я опять попыталась продолжить свои нравоучения:

— Сынок, Бог не дает нам возможности знать, что было с нами в прошлых жизнях. Только дети что-то видят, но скоро все забывают. Зачем предпринимать какие-то дерзкие попытки залезть в далекие уголки сознания, чтобы извлечь то, что надежно запрятано по чьей-то команде свыше? Неистребимое желание посвятить себя служению какому-нибудь древнему божеству — это душевное рабство даже, если ты делаешь это с великолепной и благородной целью познать себя и свое предназначение в этом мире. И оно невольно может завести тебя в такие дебри запретного, а, самое страшное, увести из участия и действия в этом прекрасном мире, окружающем нас.

Не нужны эти сны, остановки и подглядывание в щелочку прошлых жизней. Мы не знаем и не ведаем, чем встретит нас каждое утро наступающего дня, и каждый счастлив по-своему.

И, поднимая глаза в утренней молитве к небу, я доверяю и тебя, и себя Всевышнему, прошу о милости и спасении наших душ. И не хочу с карандашом в руке, как опытный торгаш — процентщик, взвешивать какие-то грехи моих предков, надеясь своими деяниями перекрыть их ради будущей неизвестной жизни, как ты утверждаешь, своей бессмертной души.

Зайди на страницы Интернета, где получишь сотни предложений опытных дельцов, желающих с помощью гипноза покопаться в лабиринтах твоего мозга и выдать затем глубокомысленные рассуждения о твоих прошлых жизнях, зная, что никто не проверит истинность их фальшивых заключений».

Как тогда Костя был одинок, и даже не стремился вырваться из своего невольного плена. И я часами слушала его бредни о переселении душ, об увлекавших его мыслях известных людей. Он ждал свою неземную любовь, глупый мальчик, какого-то откровения, подсказки свыше. Когда внезапно умер отец и стали возникать проблемы с деньгами, Костя неожиданно познакомился на творческой выставке известного художника с Денисом.

И этот сноб, в хорошем смысле слова, сразу околдовал моего сына. Мы с мужем, закружившись в карьерном росте, так старательно предохранялись от нежелательной беременности после рождения Кости, что не успели опомниться, когда о детях стало поздно думать. А Денис мне сразу понравился своей целеустремленностью. «Мысль, желание и действие — главная составляющая в формировании линии будущего» — он с таким умным видом произнес эту фразу при первом знакомстве, что я испугалась слишком напористого молодого человека возле своего неуверенного сына. Но Денис тут же так открыто и удивительно добро улыбнулся, и этот рыжий красавец сразу же покорил мое материнское сердце. Он был всегда гладко выбрит, безукоризненно одет и очень умен. Я стала относиться к нему, как к своему второму сыну. И ни разу он не подвел меня».

Нина опять стала внимательно рассматривать фотографию Кости:

«Где и когда наши с тобой пути современников пересеклись так тесно, что мы оба с Денисом ахнули от фотографической схожести на картине крестьянской девчушки и меня, взрослой женщины? А эта циклическая возможность через некоторое время увидеть почти одинаковые сны из далекого прошлого?».

Соседи по купе, откровенно зевая, готовились к сну, пришлось подчиниться. И, закрыв глаза, стала думать о дочерях, которым так и не успела купить что-нибудь интересное, кроме магнитов на холодильник, поддавшись безотчетно новым обстоятельствам в обществе Дениса. И просто не собралась за эти прошедшие дни позвонить матери. Отключилась от прошлого и не попала в туманное будущее — просто повисла, как полотенце, на крючке в ванной, — кому потребуется, тот и воспользуется. Сравнение с полотенцем успокоило — не все так плохо, если не разучилась подсмеиваться над собой. И укачавшись под перестук колес на убегающих рельсах огромного пространства страны, опять нырнула в глубокие неисследованные лабиринты сна:

«Глубокой ночью в подземелье замка к ней пробралась, подкупив стражника, ее немолодая служанка. Она принесла кувшинчик с молоком и два ломтя свежего черного хлеба. Но все то, что она сообщила, сразу заставило забыть о холоде и голоде, ужасах допросов, которыми ее мучили уже целую неделю после смерти мужа. Ей не дали, несмотря на ее отчаянные мольбы и просьбы, проститься с ним. Не допускали к детям, допытываясь, зачем она отравила владельца замка, кто ей помогал, заставляли покаяться перед крестом.

Беспрестанно крестясь и поминутно оглядываясь, старая женщина шептала почти в ухо:

— Все в округе считают, что ты связалась с нечистой силой, что тебе муж мешал жить с сатаной, и ты его отравила! И неизвестно, от кого у тебя дети, потому что чрево женщины готово выносить только одного ребенка, а ты разродилась двойней и кормишь теперь отродье? Детей увезли в дальний монастырь, чтобы святые отцы определили, кто сын и наследник, а кого надо сжечь на костре. Ты поешь, тебе завтра понадобится много сил: утром тебя повезут в городскую тюрьму, чтобы, применив пытки, выбить из тебя правдивые показания.

Служанка заплакала:

— Все шепчутся, что завтрашний день станет для тебя последним! Ты лучше сразу признайся в убийстве господина, чтобы тебя просто сожгли на костре. Твоя душа от боли и страданий сразу вознесется на небеса, потому что никто из нас не верит в твою связь с дьяволом. Женщины рассказывали, что все пытки у монахов пугающие, но есть одна, которая страшнее прочих, спаси и сохрани, Господь, тебя от этой муки! Женщину раздевают догола и растягивают на кресте так, чтобы развести в стороны руки и ноги. В промежность несчастной вставляют большой стальной конус, что-то вроде воронки. Такое же устройство засовывают в рот так, чтобы острый конец доходил прямо до глотки. Через этот своеобразный коридор инквизиторы могут засунуть в твое тело все, что им только захочется. Они любят пытать водой: снизу и сверху вольют в тело столько воды, что несчастную просто разорвет пополам. Что им еще может взбрести в голову? Например, заменить воду кислотой. Это будет невероятная боль! Бедная девочка! Почему твой муж не может подняться из могилы и спасти тебя от страшной смерти! Но есть еще более жуткое средство, которое инквизиторы приберегают для наиболее опасных преступников: в конусы они засыпают целый мешок насекомых. Пауки, тараканы, жуки, муравьи и прочие гады разъедают половые органы и ротовую полость жертвы, и зачастую проникают внутрь. Если у тебя есть связь с нечистой силой, пусть она сегодня ночью превратит тебя в мышь или лягушку, чтобы ты избавилась завтра от мучений и смерти!

Картины пыток так ясно представились перед глазами пленницы, что она бросилась на колени перед служанкой:

— Попроси стражника, чтобы он выпустил меня попрощаться с могилой моего любимого мужа напоследок. А потом я вернусь в подземелье и буду молиться о спасении своей грешной души до рассвета. Куда может деться из охраняемого замка слабая женщина, у которой отняли ее надежду — детей? Отдай ему вот это золотое кольцо — последний подарок мужа!

И когда ржавая дверь отворилась, она попросила Бога, чтобы ей хватило сил добраться до верхней башни по каменной лестнице в полной темноте, и чтобы ее не схватили. Она выдохнула только, когда вступила на ровную смотровую площадку между двумя башнями, где она всегда дожидалась возвращения мужа из походов или с охоты. Черная ночь уже запирала в свои бездонные сундуки сверкающие звезды. На востоке горные вершины порозовели, неохотно просыпаясь для грядущего дня, а далеко внизу маслянисто блестела ровная полоска холодной воды.

И, взмахнув прощально руками, как крыльями, она шагнула навстречу легкому ветерку из далеких лесов, чтобы, вынырнув из глубины рва, отправиться бегом на поиски своих сыновей.

Тело ее не нашли. Провинившегося стражника даже не наказали, поверив, что пленница превратилась в змею и ускользнула от благочестивого суда и наказания. Но потом еще долго шепотом рассказывали очевидцы, как их хозяйка, падая камнем с высоты, у самой воды превратилась в белую голубицу и скрылась в утренней тишине».

Нина, задохнувшись в объятиях жесткого шерстяного одеяла, в которое закуталась по привычке к теплу, дернулась, опустила ноги на пол, привалилась к гладкой обшивке не нового вагона, пытаясь успокоиться. Во влажной спящей тишине не было рядом горячего плеча и обжигающих губ Дениса.

«Зря она убежала от судьбы, наивно рассчитывая, как всякая глупая женщина, что то, что предначертано, обязательно сбудется. Отвез утром, наверное, Денис после безрезультатных звонков, злополучный ключ, как порядочный человек, обратно нотариусу и отправился в аэропорт. И, встретившись когда-нибудь случайно, будет с холодным равнодушием отвечать на ее запоздавшие вопросы об Ирине Александровне и Константине, если, вообще, не пройдет безразлично мимо. Мужчины не прощают предательства и равнодушия к ним. Им легче принять притворство и игру со стороны женщины, снисходительно внимая и делая вид, что не разгадали ее тайну, чем получить виртуальную оплеуху из откровенного игнорирования их персон». Нина вышла в слабо освещенный тамбур возле туалета и под пронизывающим сквозняком открытого окна написала СМС: «Денис, прости меня! Приезжай. Нина».

Глава 8. Неожиданное знакомство

В почтовом ящике среди пришедших газет завалилась самодельная, отпечатанная и размноженная на ксероксе открытка- приглашение: «Мы ждем вас сегодня на встрече выпускников разных лет в школе в семнадцать часов. Продолжение — в банкетном зале местного ресторана. Предварительный взнос — одна тысяча рублей до тринадцати часов. Оргкомитет».

Все эти периодически повторяющиеся встречи в школе удивляли сначала своим напыщенным, приторно-слащавым многоречием, показушной радостью при виде резко изменившихся бывших одноклассников и постаревших учителей. Но потом она смирилась с необходимостью присутствия на этих мероприятия, понимая, что, попадая в стены своей школы, которая для нее и коллег стала местом работы, многие, действительно, вытирают слезы огорчения о так быстро пролетевшем детстве и незабываемой юности.

«Пойду и напьюсь коньяка за компанию, оторвусь на танцах, пока не состарилась. Песни своей молодости вспомним, туристско-лагерные. Как там в «Бригантине»: «Пьем за яростных, за непохожих, за презревших грошевый уют! Вьется по ветру «Веселый Роджер», люди Флинта песенку поют! И в беде, и в радости, и в горе, только чуточку прищурь глаза, в флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса!».

Огородная земля под растениями звенела от засухи, сделавшись белесой, безжизненной без воды. Холодные ночи спасли заросли развалившихся переспелых томатов, но огурцы откровенно погорели. Включила мотор, бросила шланг под кусты малины и отправилась к соседке занимать деньги до зарплаты на предстоящее торжество. Нужно было успеть привести себя в порядок.

Все происшедшее с ней за улетевшую неделю казалось с привычного крыльца дома мистическим, нереальным сном или прочитанным в ночной тишине детективом с незаконченным концом. И только гербовая бумага с печатями и пустая банковская карточка служили подтверждением необычайного путешествия и беспросветной тупости ее хозяйки.

«Что ее здесь держит? Привычка пахать без отдыха, пустая надежда продать старый дом, когда девочки вырастут, и уехать за ними в областной город, где ее никто особенно не ждет? Реальная жизнь и небольшая зарплата не дают надежды на обеспеченное существование, на возможность путешествий, а тем более на приобретение приличного жилья. Поэтому квартира в Санкт-Петербурге — это единственная и прекраснейшая возможность изменить в корне всю свою жизнь. И ведь, утонув в романтическом угаре и сексуальном притяжении от обаяния Дениса Ивановича, ей, бедняжке, некогда было привлечь хоть какую-нибудь долю рассудительности и практицизма, чтобы трезво взвесить все обалденные плюсы полученного наследства. Прежде, чем хватать за ручки свою спортивную сумку и разгоряченной от пылких ласк искреннего мужчины, прыгать в холодный салон такси! Эмоциональная идиотка! Иди и от понимания своего безрассудства, действительно, напейся коньяка вперемежку с шампанским, чтобы попытаться забыть Дениса Ивановича! И молчи, несчастная, никому ни слова! Иначе посвященные точно покрутят пальцем у виска, и будут правы!».

Телефонный звонок из районного комитета по образованию и обрадовал, и огорчил: завтра утром, в одиннадцать часов она должна обязательно присутствовать на областном совещании в педагогическом университете по вопросам нравственного воспитания учащихся. Заявка была отправлена заранее, никакие отговорки не принимаются. А это означало, что самое позднее, она должна была выехать из районного центра на маршрутке в пять часов утра.

После торжественного шествия по школе, слезливых выступлений бывших учеников все с большим удовольствием приземлились в прохладе под сплит системой у шикарно сервированных столов местного ресторана. Мясные и овощные нарезки, всевозможные салаты и напитки быстренько сбили ностальгическое настроение, растворившееся в гастрономических запахах вторых блюд, под веселые тосты уже пьяненького тамады.

Пустовавшее напротив место занял коренастый смуглый выпускник, лицо которого показалось знакомым. И на самый первый медленный танец, посвященный учителям, он не поленился обогнуть шеренги сдвинутых столов и галантно пригласил Нину.

— А мы ведь совсем недавно познакомились в Сетях! Игорь, майор, артиллерист, живу в Подмосковье. Учился в школе, лет на пять старше вас, никогда не участвовал в таких сборах, а тут друг позвонил из Саратова: «Давай вспомним молодость! Приезжай! Заодно и в Волгограде побываем! Когда еще выпадет такой случай!» А вы замужем?

Захотелось соврать, но ведь все равно любой, кого спросят, скажет правду. Покачала отрицательно головой и поняла, что теперь от майора будет очень трудно отвязаться. И, действительно, сразу после первого танца он настойчиво подвинул стул бывшей пионервожатой, сухощавой, со сморщенным невзрачным лицом, но стройной фигурой из разряда тех женщин, про которых говорят: сзади пионерка, а спереди пенсионерка. Сумел втиснуться в образовавшийся промежуток со своим стулом, объяснив попутно, что здесь теперь будет, кому разливать вино и ухаживать за прелестными женщинами. Ему передали быстренько столовые приборы, и Нина поняла, что напиться до беспричинного смеха теперь будет проблематично.

Ее правая нога в тесноте под столом касалась горячей плотной ноги майора, и это раздражала. Он ненавязчиво ухаживал за обеими соседками, и, повернув случайно голову, Нина каждый раз встречалась с ним глазами и понимала, что Игорь внимательно наблюдает за ней. Мужчин в зале было мало, и все они, без контроля своих жен, быстренько набрались смелости и решительности от приветственных водочных тостов. Игорь тоже аккуратно опустошал стопки с горячительными напитками, и Нина с некоторым любопытством ждала, когда же он переступит свой допустимый предел, после которого у каждого мужчины выключаются обычно все тормоза. И начинается слюнтяйский треп о непонимании в семье или на службе, безнадежные попытки признания в любви и верности, распускание рук и путаница с именами то ли жен, то ли любовниц. В таких крайних случаях всегда нужно было вовремя скрыться, чтобы не попасть в семейные разборки ревнивых жен.

И у этого молодца наверняка мучилась сейчас дома в Подмосковье от расстройства ровесница-жена, чтобы не увела какая-нибудь разведенка ее собственность на высокий волжский бережок. Молоденькая женушка такого симпатичного майора точно бы одного в неизвестность не отпустила, а вот от привычного, сварливого монолога приевшейся жены сбежал, видимо, под приличным предлогом.

Близость в медленных танцах, когда в ухо тебе дышат коньячным перегаром, щупают застежку бюстгальтера и прижимаются к животу без стеснения своей возбужденной плотью, — все это безобразие нужно было прекращать немедленно. С независимым видом, извинившись, Нина направилась в сторону женской комнаты, но, увидев открытый запасной выход, стремительно рванулась во двор. Но здесь ее ждал облом — ворота хозяйственного двора были тщательно закрыты изнутри на большой ржавый замок для безопасности. Пришлось возвращаться назад. У открытой парадной двери курили несколько человек, обсуждая какие-то мировые проблемы. Среди них стоял майор:

— Попытка сбежать не увенчалась успехом?

— Мне завтра в одиннадцать часов дня нужно быть уже на совещании в областном центре, — Нина тут же пожалела о своих словах.

— Что же ты мне сразу не сказала? Но ничего — через пять часов ни одна собака не догадается, что я выпил бутылку коньяка. Я тебя доставлю с ветерком, куда скажешь!

Чернота ночи в переулке после яркого света фонарей на центральной улице заставила посмотреть на небо без звезд, затянутое сгущающимися тучами:

— Игорь, возвращайся на праздник! Не нужно меня провожать! Мы едем завтра большой группой на специально выделенной машине. Мне было очень приятно с тобой познакомиться очно…, — она не успела договорить.

Все мужчины устроены одинаково — они вечные охотники. И ни один не будет себя уважать, если упустит из-за собственной неуверенности близкую добычу. Игорь не был исключением. Он сжал Нину в таком тесном объятии, что она выронила от неожиданности свою сумочку. Одной рукой майор обхватил ее ягодицы, прижимая к своим ногам так плотно, что она явно ощутила всю мощь его желания, а другой зажал бережно грудь. Губы их встретились, и опять чувственность чужого тела начала растапливать холод сопротивления ее собственного тела, потому что нежная женская грудь в добравшейся до ее неприкосновенности руке мужчины — это уже почти поражение. И если твой вздох пойман твердыми губами мужчины, то выдох может быть для тебя как полное признание его силы и победы.

— Я хочу тебя! — Игорь отпустил ее губы на секунды и, чтобы довести Нину до нужного кипения, впился своими губами до стремительно открывшегося с его помощью соска правой груди. Еще секунды, и он своим напором сломит ее сопротивление, и будет потом рассказывать своим друзьям о слабости любой женщины. Или, воодушевившись и почувствовав огромное удовлетворение от близости с ней, если, действительно, свободен, предложит после полной ее отдачи семейный союз. И она — учительница с двумя детьми — с огромной радостью выскочит за Игоря замуж.

— Я не полотенце! — прошептала тихо в затылок Игоря Нина, пытаясь оторвать от своей груди чужую руку.

— Что? Не понял! Ты меня не хочешь? Прости! Это все чертова водка! Когда вернешься из города, я приду к тебе со сватами. Без тебя я не уеду! Спокойной ночи! — он отошел на шаг назад и стоял, широко расставив ноги, чтобы не упасть. А Нина, подняв сумочку, судорожно пыталась вернуть обнаженную грудь на место, радуясь, что крепкий шелк выдержал стремительный натиск сильной руки майора.

Глаза привыкли к темноте, и она представила на секунды, какую ужасную картину представили они, если бы в полуночной бредовой тишине их осветила случайно вывернувшаяся машина: возбужденные в ночи любовники, которые не смогли донести до уютной кровати свою страсть и бессовестно трахаются за углом.

— Господи! Никаких больше попоек! Но если придет майор со сватами, то обязательно выйду за него замуж! И никто ко мне тогда не посмеет больше подойти! А целоваться он умеет! Наверное, огромный опыт!

В душевой под горячим водяным потоком, освобождаясь от хмельного состояния какого-то безразличия к факту возможного падения всех жизненных принципов, вдруг начала хохотать, вспомнив фразу про полотенце: «Испорченная одиночеством идиотка!» Отхлестать себя по щекам даже мысленно не успела, провалившись в полном изнеможении в бессознательный сон.

Перед отъездом рано утром написала записку, завернула в нее ключ от своего дома и положила незапечатанный конверт в почтовый ящик соседки. В деревенской суматохе пролетевшего дня было не до сиреневой тетрадки Ирины Александровны.

Глава 9. Взрыв

Денис осторожно поднял с дивана тонкую ткань сдернутой им в нетерпении с плеч Нины ночной рубашки, аккуратно сложил ее на подушке, осмотрелся в ярком свете просыпающегося дня и начал вытаскивать из укромного убежища все законченные картины друга.

У него было состояние человека, который опоздал на только что отошедший от перрона поезд, прощальные огни которого еще видны вдали. И нужно смириться с неприятностью, с потерей денег и опять в кассе купить новый билет. Или зайти в привокзальный ресторан и напиться до потери пульса, проклиная даже саму мысль о продолжении запланированной поездки. А что, может быть, это остановка не случайность, а спасение его от готовящегося теракта на железнодорожных путях, и ты должен молить Бога, что остался цел и невредим.

Картины стояли вперемежку, одного формата, и, как в компьютерной карточной игре, Денис Иванович начал тасовать их по годам, пытаясь успокоиться от внезапно возникшего в этой огромной комнате состояния одиночества и пустоты:

«От ушедшего безвременно Константина остались картины. Страдающая Ирина Александровна выливала свою любовь к сыну, боль и тревогу на страницы верного дневника, а что останется после него? Кандидатская диссертация, альпинистский рюкзак, горные лыжи, которые могут остаться не востребованными его племянниками. Ведь меньше, чем за два прошедших после смерти Кости года, он так и не приобрел настоящего друга. Приятелей было много, возможно, где-то подрастали его нечаянно заделанные дети, о которых он не имел никакого понятия. Но это его эгоистическое стремление к свободе, желание утвердиться в профессии и увидеть красоты земного великолепия перевесили, в результате, обычные жизненные ценности — создание семьи, рождение детей.

Что хотел сказать ему и матери на прощание Костя, изобразив на последнем холсте эту светящуюся от восторга и радости девочку, так похожую на его Нину? К кому навстречу она устремилась бегом по этой пыльной тропинке среди невысоких кустарников на берегу незнакомой, недописанной художником, полевой речушки? Ведь по рассказам Ирины Александровны Константин дальше предместий Санкт-Петербурга никуда не выезжал, хотя мечтал обязательно познакомиться с Москвой, увидеть Байкал. Но его мечтам не суждено было сбыться.

И он, Денис, тоже, как одержимый, мотался по Европе, таращился на красоты Рима, Неаполя и Венеции. Посетив Лондон, строил планы поездки в Америку и Канаду. Обитая на съемной квартире в предместье Парижа, считал себя, чуть ли не коренным французом.

А загадочная и неизвестная Россия оставалась в запаснике его планов и стремлений на потом. Когда пресыщенный картинами древних вулканов Японии и тропических джунглей, он ближе к старости вернется к созерцанию чистейших ручьев и карельских берез Псковской области, родины его предков, и промчится в облаках снежной пыли на лыжных трассах Чегета и Красной Поляны».

Нечаянно вспомнилась русская поговорка: «Нет таких трав, чтобы узнать чужой нрав». Тут теперь было не до чужого нрава. Со своим бы разобраться! Да, нужно время, чтобы в какой-то миг наступило прозрение и понимание своей собственной никчемности и желание немедленно изменить, поломать сложившуюся ситуацию.

Денис присел на стул перед картиной гибнущего в океанских волнах маленького рыболовецкого суденышка. В ней угадывались мотивы всемирно известной картины Айвазовского «Девятый вал». Но мощная фигура моряка, намертво вцепившегося в штурвал на фоне оборванных парусов и поломанных мачт, убогой гарпунной пушки на носу почему-то вселяли надежду, что легкий кораблик сумеет протаранить огромную высоту безумной пенной волны и выскочит победителем в этом поединке со смертью.

Из какой по счету жизни бессмертной души пришло Константину это ночное видение борьбы человека со стихией, было неизвестно, но эта картина была копией, написанной Костей. Подлинник был продан известному коллекционеру с помощью друзей, когда после смерти отца наступили проблемы с деньгами. И с тех пор Костя всегда писал две картины одного и того же содержания: одну — для себя и матери, другую — на продажу.

Его одержимость в работе пугала мать и удивляла друга. И, приезжая в очередной раз домой в Санкт-Петербург, Денис торопился на улицу Савушкина, и на мольберте у окна всегда видел или завершенную работу, или наброски новой вещи. И улыбающегося Константина, который с очевидной неохотой отрывался от созерцания пейзажа за окном, словно в льдистых узорах заснеженного окна, или в мартовской ранней капели, в кружевной накидке распускающихся клейких листьев ему появлялись неожиданные образы законченных сюжетов.

В пивном баре, в обществе знакомых Костя преображался. Легко находил общий язык с окружающими, сыпал анекдотами, подпевал известным хитам, знакомился с девчонками, отрывался от Дениса и компании, исчезая с очередной подружкой в неизвестном направлении.

И Денис не звонил до вечера, избегая откровенного недовольства Кости: «Так, папенька, хватит меня опекать! Я уже вырос! И никуда я от тебя и от мамы не денусь».

Контрольный звонок на всякий случай Ирине Александровны успокаивал:

— Пришел сын под утро, до обеда спал, а сейчас рисует. Приходи к нам, Денис, на ужин. Я вас сегодня мясом по-французски побалую.

Водолей по гороскопу, свободолюбивый Константин никогда не боялся быть смешным, оригинальным и независимым. И, как все Водолеи, он очень ценил свободу, привык делать все так, как считал нужным, несмотря на частые приливы неуверенности в себе. Он ценил роскошь, но умел не выставлять на показ свои достижения и пожитки, презирал пафос и наигранность. По характеру добрый и спокойный, когда ему что-то наскучивало, получал удовлетворение от шокирования своих знакомых и матери вызывающим поведением.

Костя не склонен был менять свое мнение, часто распалялся, доказывая Денису свою правоту, но на уговоры поддавался. У него было странное представление о любви и дружбе: он принадлежал к тому редкому «виду» людей, которые считают, что после бурного романа можно остаться друзьями и, как правило, ими остаются.

Он реально смотрел на вещи, его энергетика абсолютно не подавляла окружающих. Костя любил строить планы, но далеко не всегда сумел осуществить задуманное. Он ушел из жизни так рано, полный идей, надежд и возможностей.

Денис решительно собрал свои вещи, задернул плотно шторы на окнах, проверил верность входной двери и отправился к нотариусу. Ведь он почти ничего не знал о женщине, которая так доверчиво отдалась ему в квартире, населенной тайнами. Он должен был вернуть ее обратно, потому что нет в этом мире ничего случайного. И правы те, кто утверждает, что мужчину должны украшать три вещи: порядочность, характер и поступки, а не дешевые понты, завышенная самооценка и длинный язык.

Этот продолжительный и захватывающий пролет по диагонали, с северо-запада огромной страны через столицу до южного Волгограда, на современной комфортной машине вызвал невольное преклонение перед теми современниками, которые отваживались на путешествие до Владивостока. Стремительно мелькающие за окном деревушки, неторопливая похожесть маленьких городков и самобытность больших городов, лесные чащи и бесконечные перелески завораживали удивительным разнообразием внезапно возникающих природных пейзажей, которые никогда не увидишь в утомительных перелетах на самолетах.

А где-то ждали еще его восторженного взгляда красоты Крыма, вершины гордого Эльбруса, приятная прохлада каменистых пляжей Черноморского побережья. И все это будет возможно, если очень захотеть. И, конечно, желательно не в одиночку, как сейчас, а в обществе Нины.

Он чувствовал инстинктивно, что эта восторженная, прямолинейная, искренняя чародейка поймет и ответит согласием на его предложение раскидывать заработанные деньги не на приобретение материальных ценностей, а на познание себя и мира. Понимание, которое приходит наяву, как бывает после долгого и трудного восхождения на гору, когда стоишь на вершине малоизвестной скалы, маленькой точке на географической карте, а у ног твоих — величие вечных снегов и истоки зарождающихся рек.

Даже самое короткое знакомство с Волгоградом, Мамаевым Курганом, Панорамой удивило той страшной правдой о десятках тысяч героически погибших воинов, на крови которых после войны был восстановлен этот известный во всем мире город.

А открывшийся с плотины Волжской ГЭС бескрайний простор усмиренной Волги, разлившейся на сотни километров рукотворным морем, взволновал переливающимся блеском торопливо убегающих к горизонту настоящих волн.

Левый степной берег Волги украшали то бетонные рукава мощных каналов, обсаженных многометровыми стройными тополями, то хороводы зарослей шикарных сосен, танцующих в обнимку с белоствольными березками.

«Городок Николаевск был основан в 1747 году как слобода Николаевская по изданному Указу Сената о постройке Соляных амбаров на левом берегу Волги, в котором было подчеркнуто, где брать „охочих людей“ на добычу Эльтонской соли. Из простого чумацкого хуторка Николаевск превратился уже к концу Х1Х столетия в крупного поставщика сельскохозяйственной продукции, центр купеческих связей, перерабатывающей промышленности. После переселения города в 1957 году на новое место началось крупномасштабное строительство мелиоративной системы — более сорока тысяч гектаров орошения. Напротив города Николаевска, на правом берегу, несколько выше по течению находится город Камышин».

Все эти данные выдал поисковик Интернета, когда Денис свернул с основной трассы круто на запад, навстречу бьющим по глазам, слепящим лучам заходящего солнца.

Побеленные стволы пыльных деревьев вдоль обочин широких, просторных асфальтированных дорог, редкие островки пятиэтажных домов, крашенные масляной краской заборы, над которыми хвастались обилием поздних яблок, груш, слив роскошные плодовые деревья, — одноэтажный город, раскинувшийся вольно на несколько километров вдоль Волги, встретил Дениса удивительной малочисленностью людей и машин, в отличие от областного центра. После рабочего дня легковые машины теснились у частных домов, как бы говоря, что они и их хозяева рады наступившему отдыху.

Дом Нины выглядывал из зарослей мощных сиреневых кустов своими деревянными стенами и старой шиферной крышей, как бедный родственник, среди вознесшихся по соседству каменных собратьев с возведенными мансардами и шикарными окнами. Железная калитка была закрыта на внутренний замок. Попытка достучаться оказалась безрезультатной. На шум из дома по соседству вышла солидная дама неопределенных лет в коротких бриджах и яркой кофточке. И, когда Денис Иванович, представившись, спросил, где можно найти Нину, с готовностью через несколько минут вручила изумленному гостю не заклеенный конверт с ключом и запиской:

«Денис, если ты отважился на путешествие и не застал меня, то не стесняйся, заходи смело в дом и обживайся! В холодильнике кое-что есть, помидоры на грядках, картошка в ведре. Я на семинаре в областном центре. Дождись меня, пожалуйста! Нина».

Какое это удивительное чувство — понять, что за тысячи километров от родного дома есть человек, который помнит о тебе, и есть соседка, которая совершенно постороннему человеку верит на слово и отдает ключ, не требуя никаких документов.

Денис замялся, растерявшись, но тут дама, с нескрываемым интересом рассматривавшая машину с незнакомыми номерами, добила его окончательно своим предложением:

— Если хотите, можете после дороги искупаться у нас в бане. Она на фитиле, через полчаса можно идти париться. А то у Ниночки сейчас обогреватель выключен. Приходите без стеснения!

Это нужно было видеть, как в полыхающем закатном отсвете уходящего дня Денис собирал в пластиковое ведерко огромные пыльные томаты, чистил в небольшой незнакомой кухне картошку и искал сковородку. А потом плескал воду из ковша на раскаленную толстую металлическую поверхность плиты и задыхался в обжигающем пару просторной деревенской, с обшитыми деревом стенами, бане.

И все время неотступно преследовала мысль, что все происходящее сейчас с ним — уже когда-то и где-то было. И это чувство исполненного долга, каких-то выполненных обязательств, снятие скованности и напряжения после долгого пути за простым кухонным столом с легкой простенькой скатертью и здоровой крестьянской едой требовало только одного — присутствия той единственной женщины, которую он хотел.

И она появилась поздно ночью, когда Денис отрубился на диване в зале, укрывшись легким пледом.

И он не видел, как она радостно вскликнула, встретив во дворе знакомую машину. Присев на деревянном крыльце, долго не решалась войти в дом с открытой настежь дверью, в которую, несмотря на легкую тюль, уже торопливо проникали толпы кровожадных комаров. А потом решительно шагнула внутрь, поставила большой пакет на пол, разулась у порога, босиком добралась до дивана и осторожно прикоснулась к теплой щеке мужчины, которого позвала тихо и ласково: «Милый, проснись!».

Денис не шевельнулся. Даже скрип рассохшихся половиц не разбудил его, когда Нина, не зажигая свет, включила бойлер в душевой, искупалась, налила себе в бокал остывшей теплой воды из чайника, и на цыпочках прошествовала к дивану в зале. Пусть утром для Дениса будет приятная неожиданность. Можно, конечно, приземлиться в спальной комнате на кровати одной из дочерей, но утреннее пробуждение для нее могло стать неприятным, сюрпризом, если диван Дениса окажется пустым из-за глупой обиды: у него тоже есть свобода выбора — уехать или остаться.

Она прилегла рядом и вдруг отчетливо услышала, как он ее позвал: «Нина!». Может быть, это было имя его матери, дочери, бывшей жены, сейчас это было неважно. Рядом с любимым мужчиной сейчас была только она! И Нина ласково, как ребенка, погладила Дениса молча по рыжим вихрам. И он сразу проснулся.

Захлебнувшись торопливым и решительным поцелуем, сразу перешел запретный барьер, переполненный только что увиденным прекрасным сном близости с любимой женщиной.

Он брал ее властно и напористо, соскучившись за те несколько дней, что они не виделись, по ее призывному телу, обволакивающему непривычной трепетностью и бездонной откровенностью его плоть. Он словно пытался показать провинившейся своей несговорчивостью женщине свою полную власть над ее покорным, принадлежащим ему полностью, благоухающим свежестью телом.

Но уже через минуты он понял, что эта ее кажущаяся покорность каким-то необъяснимым образом погасила все его повелительное настроение, и осталось только непонятное преклонение перед великолепием заколдованности и тайны женского превосходства. Все посторонние мысли бесследно испарились, оставив только одну: я должен добиться ее полного раскрытия и такой обнаженности, и чувственности только для меня, чтобы слиться немедленно в необыкновенном экстазе всепрощения и любви.

Когда после всего она через некоторое время сделала попытку подняться, Денис осторожно и твердо приказал:

— Не вставай, прошу!

И она подчинилась, сразу улетев в непродолжительный сон. А потом, очнувшись, снова утонула в развращающей сознание бесстыдности его поцелуев, сделавшись с мужчиной одним единым клубком всепроникающей нежности. Такого она еще никогда в жизни не испытывала. Теперь она брала его требовательно и неистово, а он стонал под ней, опьяненный ее проснувшейся женственностью.

И опять он прошептал ей в ухо:

— Молю, не вставай!

— Почему? Я никуда не сбегу!

— Чтобы не напилась зловредных таблеток против беременности.

— Все так серьезно?

— А ты думаешь, почему я так старался? Лежи смирно! Мне нужен сын!

Денис лежал рядом, с края дивана такой непреклонный и близкий, что Нина вдруг подумала, засыпая: «От такого, даже, если очень захочешь, не сбежишь!».

Глава 10. Острова воспоминаний

— На какое число у тебя билет в Париж? — они стояли на бетонной дорожке новой набережной, недавно построенной, чтобы укрепить постоянно обваливающийся берег, тонули глазами в безбрежной шири огромного водохранилища, разглядывая стройные шеренги высотных зданий старинного промышленного города на далеком правом берегу.

— Билета пока нет. А где твои девочки? — Денис понимал, что, наконец-то, наступил решающий момент их практически недельного знакомства: или-или. — Что ты решила?

Вот здесь, на берегах этой необъятной Волги выросла Нина, сюда вернулась, когда жизнь обожгла несправедливостью. И та решительность, и твердость ее характера, с которым он уже столкнулся, воспитаны именно здесь. Где веками предки преодолевали постоянные засухи, нехватку воды летом, лютые морозы в бесснежные зимы и раздолье ничем не сдерживаемых, безжалостных ветров-суховеев.

— Поеду в Петербург, устроюсь, если повезет, на работу в школу, буду жить в квартире Ирины Александровны. И начну писать роман о Константине. Мои дочери уже целый месяц у мамы и отчима на Черном море, пора их забирать. А ты? — ночная вспышка близости и откровения осталась в сознании мерцающим блеском притушенного пока огня, а действительность уже поставила жесткие рамки для принятия окончательного решения. — Мне завтра нужно выходить на работу.

— Значит, сейчас мы едем в твою школу, и ты пишешь заявление на увольнение. А завтра утром мы уезжаем в Петербург. И у нас остается еще две недели на то, чтобы привезти детей в новую квартиру, а мне решить вопрос со своей работой во Франции. Чувствуешь разницу в наших решениях? Ты пока говоришь только о себе в единственном числе. А я уже говорю «мы». Если ты мне доверишься, попробую приучить тебя думать и действовать во множественном числе. Нина, я люблю тебя! И точка! Поехали!

Человек так устроен, что принятие любого важного решения вызывает всегда в душе сумасшедший взрыв противоречивых чувств и настроений, от сомнений и отчаяния до безумной радости и умиления. Нина промолчала, потому что горло перехватили спазмы от нереальности происходящего, к которой она пока еще не привыкла.

В школе директор и завучи откровенно ахнули, начали уговаривать, предложили оформить отпуск за свой счет на год, но, увидев входившего Дениса Ивановича, молча переглянулись и отстали. А в голове, пока писала заявление на увольнение, вертелись строки неизвестного автора:

Я живу, как могу… Никому не мешаю…

За ошибки свои — лишь себя осуждаю.

Да и то — не всегда, и не очень глобально…

Невозможно прожить свою жизнь идеально!

Невозможно не плакать, не лгать, не ругаться,

Невозможно всегда и для всех улыбаться…

На обед она сварила кастрюлю борща, приготовила плов. Денис занимался машиной во дворе. И принес от ближайшего овощного ларька огромный арбуз с тонкими ярко — зелеными полосками.

Все было так обыденно и необычно одновременно, очень хотелось спать, и Нина после обеда уединилась в комнате девочек. Денис тоже сразу же заснул на диване в зале. Нужно было собирать необходимые вещи, но она схватилась за сиреневую тетрадь Ирины Александровны, как будто в ней были записаны рецепты ее дальнейших действий. Это инстинктивное чувство какой-то подсказки свыше всегда присутствовало в жизни Нины. И она никогда потом не разочаровывалась, что поступила именно так, а не иначе.

Ирина Александровна написала:

«Недавно мне попалась статья, в которой были представлены изображения людей, живших в разные времена, но некоторые усматривают в их лицах поразительное сходство.

Как могут некоторые люди, которые жили в совершенно разных эпохах, выглядеть настолько похожими друг на друга? Может, это люди двойники, или просто случайное совпадение, может повтор ограниченного количества генов, — или это верный признак реинкарнации души?

Кстати, некоторая часть исследователей, веря в опыт реинкарнации, не считают это множественным перевоплощением души в новых жизнях. Это лишь своего рода «перезагрузка», для выполнения своей миссии, назначенной, но неисполненной по каким-то причинам в прошлой жизни».

И сегодня, глядя на незаконченную картину Кости на мольберте с девушкой, удивительно похожей на нашу родственницу Ниночку Соловьеву в детстве, я вдруг вспомнила в мельчайших подробностях рассказ своего деда о необыкновенной и запретной любви русской дочери простого крестьянина и сына немецкого учителя во второй половине девятнадцатого века. Рассказ, который передавался в семье из поколения в поколение как легенда:

«Наконец-то, долгое путешествие в коляске по бесконечному степному простору закончено, и отец выпрягает двух замученных лошадей у большого деревянного дома. Из коляски выпрыгивают два младших брата Иоганна и бегут наперегонки к высокому крыльцу. Ему тоже хочется выскочить на улицу, чтобы увидеть то селение, куда отца пригласили работать учителем в новой открываемой школе, где ученики будут изучать закон Божий, чтение, письмо, арифметику, пение и русский язык, но отец передает ему уздечки и приказывает отвести лошадей к реке и напоить. А сам помогает сойти с коляски своей беременной жене. Дорога утомила ее. Женщина смотрит на свои распухшие ноги и мечтает только о том, чтобы лечь поскорее на свою двуспальную кровать с высоко взбитым пуховиком и массой удобных подушек.

Но две груженные вещами телеги осталась где-то посреди степи — полетело колесо, — и ее муж должен найти среди незнакомых соседей добровольцев, который помогут ему доставить все вещи к новому дому.

Солнце висит еще высоко над горизонтом, жарко, вода в деревянном маленьком бочонке противно теплая, но постепенно вокруг коляски собираются жители селения, чтобы посмотреть на нового учителя. Женщины принесли молоко в глиняном кувшине, кружки, высокий белый хлеб. Два высоких молодых парня предлагают отцу свою помощь, и через полчаса на их телеге втроем они исчезают за ближними домами.

Иоганн с лошадями застыл на высоком обрыве, изумленный увиденным: великолепием неглубокой речки, которая петляет внизу среди зарослей кустарников и высоких тополей в лощине, и дальше, там, где земля встречается с небом, — бесконечным простором распахнувшейся степи».

«Если я когда-нибудь стану художником, то все свободное от работы в поле время я буду рисовать. Даже отец разрешил мне раскрасить стол, сундук, шкаф, ставни и двери в бывшем доме яркими цветами. И все соседи, и родственники восхищались, потому что были большими охотниками до пестрого убранства комнат».

Лошади рвутся к воде. Приходится подчиниться их нетерпению. Иоганн видит недалеко за поворотом утрамбованную дорогу с пригорка к перекату, и, повеселев, бегом, отпустив коней, бежит к свежести долгожданного купания. Ему здесь уже нравится. Просто отлично, что отец согласился на такое далекое путешествие и переселение в незнакомую колонию. Иоганн прямо в одежде ложится на спину в весело перекатывающиеся через него холодные волны стремительного течения и смотрит в бездонное выцветшее от необычной майской жары небо с легкими прозрачными облаками.

Дома от матери досталась крепкая затрещина, и немедленный приказ перетаскивать из коляски узлы с вещами в дом. И только глубокой ночью вернулись с двумя нагруженными повозками отец и незнакомые мужчины. Мать растолкала спящего на полу Иоганна, чтобы шел помогать отцу, и следующий сон он увидел только, когда небо окрасилось на востоке в осторожный, нежно-розовый цвет. Спать долго не дали.

А ранним утром за легким завтраком отец торжественно и важно, как подобает главе семьи, сообщил, что немецкое селение Гнадентау, где они теперь будут жить, было основано в левобережье Волги, на левом берегу реки Еруслан в 1860 году как дочерняя колония. В нем тогда поселилось всего 130 человек. Название колонии в переводе с немецкого означало «благодатная роса». За рекой разбросаны русские и украинские села. От второй части немецкого наименования появилось и русское название колонии — Росное. Колония находится в 446 верстах от города Самары, в 150 верстах от города Саратова и 150 верстах от уездного города Новоузенска.

Первая церковно-приходская школа было создана в селе в момент его основания в 1860 году. Но население увеличивается, и было принято решение об открытие второй школы — земской. Русский учитель уехал, потому что немецкие дети его объяснения на непонятном русском языке не понимали, а немецкий язык он знал плохо.

Чтобы достойно кормить семью, отец будет сегодня просить общину о выделении ему земли. Он хочет заниматься летом выращиванием арбузов и дынь. Время не ждет, и хватит старшему сыну, которому недавно исполнилось семнадцать лет, бездельничать. Чтобы осенью отправить его на учебу в город, нужны немалые деньги, а они пока закопаны в земле. Их нужно вырастить своим трудом.

Отец любит проповеди, но сейчас он торопился познакомиться с людьми, от которых зависит его карьера учителя и будущего земледельца. Ведь способ владения землей — общинный. С собой он берет старшего сына Иоганна.

— Улицы в немецких селениях (колонках, как называют их русские), — просвещает Иоганна отец, — прямые и пересекаются такими же поперечными, образуя кварталы. И жилища наши, по своему внутреннему расположению, обстановке и чистоте, отличаются от крестьянских изб: в них нет ни русских полатей, ни громадной русской печи. У нас везде чистота, полы всегда выметены и при входе усыпаны свежим песком. В каждом доме в углу лучшей комнаты у нас стоит высокая двуспальная кровать с пестрым пологом, пуховиком и кучей подушек: здесь помещаются всегда глава семейства со своей супругой, а остальные члены семейства размещаются на полу тут же или в других комнатах. Так было заведено у наших дедов и отцов, так будет и у нас, и у тебя, когда приведешь в дом свою жену.

Несмотря на столь ранний час, в селении многолюдно: женщины торопятся быстрее отогнать в стадо за околицей многочисленных коров и бычков, мужчины собрались у молитвенного дома и внимательно слушают пастора и подошедшего старосту.

Услышав просьбу учителя о выделении земли под бахчу, многие сельчане удивленно переглянулись: поселенцы занимались, в основном, выращиванием пшеницы и ржи, кое-кто специализировался на табаководстве, занимались подсобными ремеслами — кузнечным делом, слесарным, ткацким, а тут вдруг арбузы! Почва вокруг поселения отчасти была глинисто-песчаной и солончаковой, что препятствовало произрастанию растений. Благоприятные для земледелия годы постоянно сменяются неурожайными. Да и, вообще, все земли давным-давно поделены и распаханы. Пусть учитель на домашнем участке сажает арбузы для себя и своей семьи. Но отец был настойчив и выпросил кусок песчаной целинной земли далеко за селением, где уже колосились волны молодого ковыля.

И вечером отец торжественно достал заветный мешочек с семенами и положил их в теплую воду для прорастания.

Сухой, обжигающий южный ветер торопливо забирал из земли последние запасы весенней влаги, когда два дня, не разгибая спин, Иоганн с отцом и тремя нанятыми работниками с помощью железного плуга и лошади пытались нарезать круги лунок для будущих плетущихся растений. Сажали семена с поливом речной водой из большой специальной бочки на телеге.

От усталости Иоганну иногда казалось, что, если он сейчас упадет на землю, то уже больше никогда не встанет. Этот рабски тяжелый труд, вкус соленого пота на губах, кровавые мозоли на ладонях убивают всякое желание любоваться весенним разбегом цветущей степи, когда миллионы дикорастущих растений воспрянули ото сна, чтобы успеть до наступления жары покрасоваться и выбросить метелки семян.

Иоганн покорно забирается в повозку, но тряска раздражает, и он, спрыгнув на неровную дорогу, сворачивает с нее и пешком идет к темной полоске деревьев, загораживающих речку от буйства разгоряченного солнца и сухого ветра.

В продольных лощинах, залитых во время весеннего разлива реки, скоро начнется сенокос, а пока приходится пробираться по чавкающей земле, с устоявшейся сыростью влажной траве, опасаясь наступить на глазастую лягушку или ужа.

И вот, наконец, река. Отец сказал, что она является своеобразной границей между колонистами и прочим миром, потому что по своему характеру колонисты живут совершенно замкнутой жизнью и ревниво оберегают свою национальность, устраняя себя, по возможности, от всякого соприкосновения с жизнью окружающего населения, нередко относясь враждебно или пренебрежительно ко всему русскому:

«Многие не знают и не хотят знать русского языка. Наши колонисты никогда не смешиваются браками ни с какой народностью. Наша родина — Германия, и хотя за прошедшие годы мы потеряли контакты с ней, но мы живем обособленно от всех, и это является гарантией, что нам удастся сохранить социальные и культурные традиции наших германских государств середины 18 века, а главное — свой язык», — в этих вопросах отец был непреклонен».

За рекой непроходимой стеной поднимаются вековые тополя, заросли кустарников. Людей нигде не видно. Иоганн прислонился к корявому стволу развесистой ивы, длинные гибкие ветви которой раздольно купаются в прозрачной воде, закрывая тенистый противоположный берег.

И вдруг из бурелома на открытый песчаный выступ небольшого затона, прямо напротив спрятавшегося Иоганна, вышла девушка. Ей было лет пятнадцать или шестнадцать. Лучи заходящего солнца, отражаясь в неторопливой воде, осветили прелестную стройную фигурку в свободном холщовом сарафане, длинную золотистую косу на груди, непокрытую голову.

Она застыла на мгновение, внимательно оглядела противоположный берег, и, не заметив Иоганна, вытянула за веревку на песок притопленную в воде вершу, искусно сплетенную из веток ивняка, а потом начала деловито вынимать бьющуюся рыбную мелочь и раков. Девчонка весело рассмеялась, когда в плотную котомку перекочевала и добыча из трех гибких крупных рыб. Завязав мешочек, она отнесла его подальше в кусты.

И тут Иоганн от неожиданности чуть не свалился в воду. Девчонка торопливо сдернула сарафан и прямо с обрывистого берега нырнула вниз головой. Она появилась где-то на середине реки и уверенно поплыла против течения. Ее загорелое обнаженное тело, мелькнувшее неожиданно перед юношей, заставило его покраснеть от смущения. Сердце стучало так, что его было слышно, наверное, в селении, но сейчас Иоганн испугался вдруг внезапного появления чужих людей на его берегу. Никто, кроме него, не должен видеть ослепительную белизну ее маленькой груди, плавный изгиб тонкой талии, стройные ноги обнаженной нимфы с плывущей за ней по воде роскошной косой. Он готов был сейчас убить всякого, забыв моментально усталость такого длинного, напряженного дня, свое желание искупаться в свежести реки.

И он точно перестал дышать, когда она вышла из воды и застыла прекрасной статуэткой с распущенными до бедер мокрыми волосами. Он и позже не смог передать словами этот восторг и вспыхнувшее желание прикоснуться к этому зовущему телу, удивление и робость одновременно.

Девушка растаяла в чаще, и только тогда, раздевшись догола, Иоганн переплыл речку и долго сидел, весь искусанный мошкарой, на золотистом песке с яркими монетками рыбьей чешуи».

Нина закрыла тетрадь. Что-то удивительно знакомое слышалось в названии Гнадентау, но где она читала уже об этом селении, припомнить не удавалось. И внезапно в каком-то озарении она увидела взлетевший под небеса стройный и строгий рисунок башни с крестом, остроугольную ржавую крышу прекрасного творения, настоящего архитектурного шедевра из красного кирпича — старинной кирхи в маленьком селе Верхний Еруслан, откуда была родом ее бабушка по материной линии.

Нина торопливо стала будить Дениса. Он, не открывая глаз, спросил, лениво потягиваясь:

— Ты, что, уже все вещи собрала, Ниночка?

А когда она торопливо стала бормотать о дневнике, о совпадении названий, решительно встал:

— Давай сначала арбузом закусим все страсти, а потом вернемся к дневнику.

Полосатый великан истекал соком на большом подносе под вафельной салфеткой. И Нина удивилась эрудиции Дениса, когда он выдал свои познания об истории арбуза, словно в течение получаса она побывала в единственном в России, да и вообще в Европе, музее «Российский арбуз» в малоизвестном городке Камызяк Астраханской области. Рассмешило, что слово «арбуз» происходит из тюркского языка и переводится как «ослиный огурец».

Но Денис сразу стал серьезным, когда Нина стала пересказывать своими словами рассказ Ирины Александровны из истории своей семьи, хотя честно призналась, что очарована слогом и явным литературным призванием автора дневника. И он тут же попросил Нину просветить его относительно именно ее ближайших родственников поподробнее.

«Бабушка по материной линии родилась в семье немцев в этом самом селе Гнадентау, которое позже переименовали в село Верхний Еруслан. За год до начала второй мировой войны вышла замуж за веселого гармониста из Николаевска, случайно познакомившись на свадьбе у родственников в одном волжском селе. Переехала жить в семью мужа, расставшись со своей семьей. В сентябре 1941 года родители бабушки были депортированы в Сибирь. Муж ушел добровольцем на фронт, а она осталась в Николаевске. Детей бог не дал. В начале сентября 1942 года большую группу комсомольцев и молодежи отправили на рытье окопов в обороняющийся Сталинград. Узнав, что бабушка хорошо знает немецкий язык, преподавала его в неполной средней школе, руководство отправило ее в штаб полка на должность переводчицы. Во время боев была ранена, а после разгрома фашистов на берегу Волги прошла военные дороги до Кенигсберга. Была награждена медалью «За боевые заслуги» и другими медалями.

После войны вместе с мужем переехали в соседний, самый северный район области на работу в школу. Там же появились на свет старший сын и мать Нины.

Родители бабушки прошли ужасы так называемой «трудовой армии», в шестидесятые годы вернулись в свой район, в чужое село, так как существовал запрет на возвращение в свои родные места. Разочаровавшись, вернулись обратно в Красноярский край. От выезда в Германию категорически отказались.

А семья бабушки переехала вновь в Николаевск, где купили старый деревянный дореволюционный дом, выдали дочь замуж и дождались рождения единственной внучки. Сын, женившись, уехал с семьей в Нижний Новгород. Периодически, пока были живы бабушка с дедушкой, приезжали родственники из Сибири, с Алтая.

И, когда на Нину накатывалась непонятная волна тоски и временной депрессии, она успокаивала себя мысленно, что на необъятных просторах страны живут сотни ее близких и дальних родственников, которые, в случае необходимости, всегда смогут прийти на помощь».

— Так, значит, в тебе, Нина, на одну четверть течет немецкая кровь? Вот будет сюрприз для моей дорогой мамочки, которая родом из прибалтийских немцев! У меня в роду с одной стороны — коренные русские, а с другой — коренные немцы! А ведь еще до сих пор появляются такие идеологи, которые опять поднимают флаги объединения народов по чистоте крови! Чудаки! За века все перемешались, и, если согласиться с идеями Кости о реинкарнации, то попробуй сейчас по таинственным снам восстанови, кем были в далеком прошлом твои предки! Резюме: сейчас, в течение часа ты собираешь самые необходимые вещи для себя и детей, чтобы поместились в багажник машины, мы доедаем арбуз, читаем вместе откровения Ирины Александровны, пораньше ложимся спать. А завтра по холодку отправляемся в таинственный поселок Гнадентау, чтобы попытаться установить и понять варианты возможных связей таких разных людей, как ты и Костя.

Да, только в молодости возможно так стремительно и почти безболезненно сорваться из насиженного гнезда, бросить, не жалея, все нажитое барахло, забыв уйму вещей даже первой необходимости. А ближе к старости, понимая необходимость переезда, все равно будешь рвать сердце над каждой тряпкой или сервизом, вспоминая все подробности их появления в шкафу.

«Всему свое время», — Нина решительно захлопнула дверцы платяного шкафа, понимая, что багажник у машины Дениса не резиновый.

Глава 11. Озарение

Они доели плов, арбуз. Нина позвала Дениса на уличное деревянное крыльцо, под тень виноградных лоз и, наконец, открыла дневник. Стала читать вслух:

«Отец никому не давал отдыхать. Всходы арбузов и дынь стремительно рвали корку песчаной земли, но налетевшая стая неизвестно откуда взявшихся черных огромных ворон начала выдергивать светло-зеленые ростки, основательно проредив посевы. Полдня младшие братья Иоганна бегали с воплями по всему полю, отгоняя вредителей, пока отец со старшим сыном вкапывали между рядов старые доски с прибитыми перекладинами, на которые были натянуты потрепанные рубашки отца и юбки матери. Угроза нападения на будущий урожай была отбита.

На краю поля из тонких стволов срубленных у реки осинок, отец смастерил добротный шалаш, чтобы целыми днями по очереди с Иоганном отгонять бродячих коров, отбившихся от стада, полоть бесконечные сорняки в междурядьях. Дождей не было. Два раза опять нанимали у соседей повозку с большой деревянной бочкой, из которой лениво выплескивалась речная вода, которой пытались спасти от начинающейся засухи нежные растения.

И каждый раз, окончив работу, Иоганн бежал к реке, к той удивительной иве, откуда он увидел незнакомую девушку, но она больше не появлялась.

Река петляла по огромной низине, заросшей вековыми деревьями. И однажды, не выдержав, Иоганн отправился вверх по течению, по своему достаточно крутому берегу. Река резко уходила вправо, и, пройдя значительное расстояние, Иоганн вдруг оказался у переката, где бегали голышом два маленьких мальчика, пытаясь какой-то холстиной поймать мальков. На противоположном песчаном берегу, в тени большого раскидистого тополя паслись на лужайке две коровы с теленком и несколько коз, и сидела, обняв колени, та, которую он мечтал встретить уже почти две недели.

Увидев чужого, девушка закричала что-то по-русски мальчишкам, подхватила с земли хворостинку и быстро погнала животных с берега, видимо, домой. Мальчишки похватали свою одежду, кукан с пойманной рыбой, холстину и вприпрыжку помчались за ней по тропинке. Иоганн медленно вернулся к своему шалашу.

Отец купил корову и занялся постройкой конюшни. Уход за бахчой теперь был полностью на Иоганне. Мать утром завернула в полотенце три вареных яйца, кусок хлеба, несколько ватрушек и приличный ломоть сладкого пирога. И, когда подходило время обеда, по самому солнцепеку Иоганн со своим свертком отправился на перекат.

Малыши загорали на песке, коров не было видно, а девушка серпом в низине у реки косила сочную траву. Иоганн, не скрываясь, спустился к воде, вымыл руки и разложил на разостланном полотенце свое угощение. Голопузики вскочили с песка, но не убежали. Иоганн помахал им рукой, приглашая перейти речку. Мальчишки, не стесняясь своей наготы, оглядываясь на занятую сестру, через минуту уже были возле Иоганна. Он оставил себе только кусок хлеба, а остальное угощение завернул опять в полотенце, передал старшему, сказав по-русски: «Отнеси вон той девушке!».

Малыши все поняли, моментально перемахнули несильное течение и начали что-то объяснять девушке. Она выпрямилась, показала Иоганну молча кулак, но никуда не тронулась с места. Иоганн с высокого берега помахал ей приветливо ладонью и медленно пошел вниз по реке. А на самом деле ему захотелось пройти несколько метров на руках от непонятной радости. Ведь знакомство состоялось!

Когда они жили в другой колонии в пригороде Саратова, Иоганн окончил церковно-приходскую школу, в которой преподавал отец, часто повторявший:

— Наши предки привезли из Германии собственную школу, равной которой на тот период в России не было. Она обязательна для всех детей и является связующим звеном между крещением и принятием нового члена в общину. Наша школа связана с церковью и готовит учеников к конфирмации.

Сельский учитель, шульмейстер, как называли отца, должен был каждый день по утру в 6, в полдень в 12 и в вечер — в 9 часов звонить в колокол, служащий для колонистов вместо часов. И в каждой колонии у школьного дома была построена особая для сего колокольня. Отец зачастую выполнял и функции кистера, точнее, церковного служки, а в отсутствии пастера являлся в селении фактически духовным проповедником.

Иоганн, повзрослев, начал понимать, что его отец — очень умный человек. Живя в немецкой колонии, он не закрывал глаза на то, что все больше и больше происходило сближение колонистов с окружающим населением. Разбогатевшие колонисты отправляли своих детей на учебу в русские города, сами переезжали в столицу, открывали производство.

И отец начал вместе с сыном учить русский язык. Получая нищенскую зарплату, находясь в подчинении у пастора, он понял, какое большое значение имеет образование, и неукоснительно, во что бы то ни стало, хотел дать его детям.

Программа церковно-приходской школы была растянута на восемь лет, от семилетнего до пятнадцатилетнего возраста, и сводилась к изучению азбуки, чтению по катехизису и книге гимнов, заучиванию наизусть катехизиса, нескольких десятков гимнов и сотни библейских изречений на немецком языке и, как приложение, изучению простейшего счета.

Естественная замкнутость колонистов постепенно стала разрушаться. Общение с другими слоями общества требовало знания русского языка, а развитию различных отраслей требовались иные, чем Закон Божий, знания. Открытие земских школ, где кроме Закона Божьего, стали изучать естествознание, историю, географию, русский язык, заставило отца учиться вместе со старшим сыном этим наукам, и весьма успешно. Его стали приглашать для домашнего образования в обеспеченные семьи, когда он на немецком языке преподавал детям уроки по программе первых классов гимназии. Большое внимание уделялось русскому языку.

Благодаря дополнительному домашнему образованию, Иоганн был зачислен в известное Вольское училище, два класса которого успешно окончил, когда отец получил приглашение на работу в земской школе в селении на Еруслане.

В семье все говорили на немецком языке, и, чтобы не забыть русский язык за время каникул, Иоганну нужны были русские друзья, которых в селении не было.

Теперь время спрессовалось для него в единственное желание поскорее увидеть прекрасную незнакомку. А уже на следующий день на его высоком берегу лежали в обед ответные подарки для него: бутылка с молоком, свежие хрустящие кусочки теста, зажаренные в золотистом масле, и его чистое полотенце. Противоположный берег был пуст.

Иоганн расчистил от травы полоску на глине и острой палочкой написал свое имя русскими буквами. Вечером он пошел к своей иве, долго и напрасно ждал появления русской русалочки, и домой пришел, когда на небе медленно начали просыпаться бледные звезды.

Их встреча произошла на следующее утро, потому что у Иоганна просто не хватило терпения ждать обеда. Он сбежал с косогора к самой воде и застыл, всматриваясь в зеленеющую даль широкой поляны. И девушка появилась одна. Она решительно подошла к кромке воды и громко крикнула: «Я — Мария!» Только широкая отмель с юркими мальками на дне речки разделяла их. Оба одновременно шагнули в воду навстречу друг другу, он первым подал ей руку и показал на высокий берег. Она доверчиво шагнула за ним, сказав:

— Я никогда не была раньше на этом берегу!

От берега реки местность заметно повышалась, постепенно на горизонте извиваясь плавными холмами. Иоганн взял покрепче ладонь девушки и показал рукой: «Пошли туда!» Она поняла, кивнула согласно головой, и они устремились вверх, где по склону убегала вдаль укатанная дорога.

Босые ноги проваливались в аккуратные отверстия суслиных норок, солнце стремительно катилось к полудню, но вот это внезапно охватившее обоих чувство свободы, простора, радости вынесло их, наконец, на самую вершину возвышенности.

Перед ними на юге распахнулась гигантская естественная котловина, по которой петлял неторопливый Еруслан, на излучине которого прилепились маленькие издалека домики Гнадентау. И кроме темно-зеленого лесного покрывала у реки, дальше, до полоски горизонта широко и вольготно разбегалась цветущая степь.

Иоганн признался первым:

— Я учусь в русском городе и боюсь забыть русскую речь за лето. Спрашивай меня, о чем хочешь, и поправляй, если я буду говорить неправильно!

Мария рассмеялась:

— Договорились! А ты меня научи немецкому языку! Вот удивится мой отец, когда я спрошу его на другом языке. Мой отец научил меня читать, писать и считать, хотя у него всегда очень мало времени. Расскажи о себе.

Они расстались на середине брода только после обеда, наконец-то, разомкнув потные ладони, когда Мария вспомнила, что ей надо доить коров. Если бы он мог высказать вслух словами, а она понять то его чувство необыкновенного восторга от исполнившегося желания ощущать рядом ту прекрасную незнакомку, которую он увидел на какой-то миг обнаженной!

Утром они опять встретились, и он повел Марию к своему шалашу, показал границы бахчи, махнул рукой в сторону селения, проговорил гортанно «Гнадентау», показал принесенные Азбуку и Букварь. Они сидели в прохладе шалаша, слушая свои голоса в веселом смехе Марии после корявого повторения ею известных русских слов, произнесенных Иоганном на немецком.

А когда нестерпимый зной выгнал обоих к реке, Иоганн повел свою подружку к заветной иве. И девушка сразу все поняла. Она смущенно покраснела, а потом неожиданно толкнула его в воду и, смеясь, убежала.

Их встречи стали регулярными. Они встречались на броде, вместе уходили в тень ее раскидистого тополя, рассказывали друг другу о своих родных и старательно учили новые слова, пока дома не разразилась гроза.

Отцу срочно потребовалась помощь Иоганна, чтобы грузить и возить сырцовые кирпичи на пристройку к дому, но, подъехав, он не обнаружил сына. Вся бахча заросла сорной травой. Взбешенный отец отходил вечером сына плеткой:

— Мне нужен настоящий помощник, а не бездельник! Все, с завтрашнего дня ты будешь помогать мне на стройке, возить грузы на наших лошадях тем, кто закажет подводу, и куда прикажут. У нас в запасе еще месяц, пока арбузы будут набирать в весе. А потом нам придется охранять бахчу и днем, и ночью от нечестных людей и набегов подростков. Ты меня понял?

Иоганн молча кивнул. Он не мог представить себе даже одного дня без встречи с Марией, замирая от ощущения счастья, когда смотрел в ее лицо, на ее прекрасные губы, старательно выговаривающие каждый слог, отдельные слова и даже фразы на его родном языке. И всегда краснел от тайного желания без слов притянуть за плечи к себе эту гибкую фигурку и прикоснуться к ее губам своими губами, ощутить жар ее тела сквозь тонкую ткань одеяния. А потом взять ее на руки и войти в расступившуюся негу теплой речной воды и плыть рядом по течению под навесом старинных деревьев.

Иоганн подчинился приказу отца, но едва рассвело, пробежав бегом бесконечное расстояние, успел начертить у переката на мокрой глине палкой: «Я буду работать весь день. Жду тебя ночью».

День тянулся бесконечно долго. Иоганн отдал бы полжизни, чтобы вновь оказаться в духоте полевого шалаша, мотыгой проходя по горячему песку весело зеленеющей бахчи, на которой разбежались, несмотря на засуху, длинные плети с завязавшимися круглыми шариками первых арбузов, но приходилось терпеливо выполнять разные поручения отца.

Вечером, искупавшись в речке, надел чистую рубаху, и заторопился на знакомый берег. Матери не здоровилось, она что-то крикнула вслед Иоганну, но он даже не оглянулся.

Вечерело. Со стороны Волги незаметно наползала какая-то подозрительная синь, иногда пронизываемая редкими сполохами небесного огня. И когда Иоганн подходил к броду, то уже ясно стали слышны пока далекие раскаты грома. Надвигалась гроза. Вода в речке зловеще потемнела. Вершина знакомого тополя раскачивалась, словно предупреждая о чем-то, но, встретившись в этой, какой-то угрожающей, пугающей, наползающей темноте, молодые люди впервые бросились друг к другу так стремительно, словно не виделись вечность. Их первый торопливый поцелуй занавесил от них всю надвигающуюся непогоду, а последующие поцелуи затопили неожиданностью познания и близости вдруг проснувшиеся для ласки тела.

— Побежали к нашему шалашу! — прошептал Иоганн, и они, взявшись за руки, помчались по застывшей в испуганной тишине степи.

Огромная сизо-фиолетовая туча, постепенно наползая со стороны леса, готовилась сомкнуться с линией темнеющего горизонта. Поднялся непонятно откуда-то прилетевший горячий пыльный ветер, закрутивший в воздухе сухую траву, листья, мусор. И вдруг рваный зигзаг ослепительной молнии осветил своим нереальным фосфорическим светом неузнаваемо изменившуюся местность вокруг.

Когда они достигли спасительного укрытия шалаша, молнии сверкали уже вокруг без остановки, сопровождаемые негромкими пока и далекими раскатами приближающегося грома. И вдруг прямо над их головами шарахнула такая близкая и угрожающая молния, что оба в испуге сжались в один близкий комок горячих тел.

— Молись, Мария! — приказал Иоганн, понимая, что в этой угрожающей и страшной темноте никто больше не сможет спасти их от гнева разъяренной природы, посылающей такие стрелы на головы всех провинившихся людей.

И, стоя на коленях в узком пространстве ненадежного укрытия, вздрагивая при каждом очередном взрыве и грохоте, они, каждый на своем языке, истово молили своих, таких разных богов о прощении всех грехов и милости.

Как долго это продолжалось, им показалось — вечность, до тех пор, пока из нависших низко туч не грянул такой долгожданный и драгоценный для этой иссушенной зноем и ветрами земли ливень.

Страшная гроза постепенно ушла на север. Еще некоторое время небо вдали озарялось безопасными теперь сполохами, доносились сердитые всхлипывания рассерженного грома, но опасность миновала.

Они вылезли из шалаша, который не спасал от стремительных ручьев теплой воды из внезапно прохудившегося неба, стояли насквозь промокшие, подняв головы и руки к невидимым небесам, и плакали от радости спасения и непонятного счастья, познанного и пережитого вдвоем.

Иоганн довел Марию до ее дома в кромешной темноте по только ей знакомой тропинке. Еще раз прижал к себе горячее манящее тело, мечтая остаться с ней наедине и согреть своим теплом свою подругу, захлебнувшись ненасытностью взаимных поцелуев. Пережитый страх и удивительное спасение в этой беспощадной ночи дарили надежду на новую встречу и обещание будущей близости и любви.

А дома его ждала невероятная новость: ночью, в самый разгар грозы мать успешно разродилась здоровым ребенком. Девочку решили назвать Марией.

Домашние хлопоты, заготовка сена для купленной коровы, охрана бахчи — все забывалось, когда вечерами Иоганн и Мария встречались теперь у заветной ивы. Пронизывающая тела нежность прикосновений становилась с каждой новой встречей нестерпимой. Тела дрожали от еле сдерживаемого желания, и тогда они сбрасывали одежды и бросались в спасительную прохладу речной воды. Плавали и ныряли до изнеможения, и всегда она заставляла его отворачиваться, когда голая выходила из воды первой, торопливо одевалась под навесом ивовых ветвей и уходила в степь, дожидаясь появления Иоганна.

В этот вечер, после особой, ужасающей жары последних дней июля, они сразу после встречи нырнули в успокаивающее тепло речного течения, чтобы смыть пот и грязь после бесконечной работы. Иоганн уже без всякой робости касался в воде тела Марии, но эти прикосновения были не сравнимы, когда он отрицательно покачал головой на ее просьбы отвернуться, и, подхватив, на руки легкую в воде фигурку, сам вынес тело девушки на берег.

Они оба жаждали давно этих опьяняющих объятий, когда жар сплетенных рук и ног вознес их на такую вершину впервые познанного блаженства, которое испытывает взрослеющее тело только в откровениях безопасного сна. И куда девалась природная стыдливость двух юных тел, когда они в запале безумной нежности познавали испепеляющую страсть.

— Ты теперь моя жена! — прошептал в восторге Иоганн. — И родишь мне сына!

Мария ничего не ответила, переполненная непонятным чувством радости и тревоги одновременно. Она отдыхала от тяжести сильного юношеского тела, которое забрало ее девичью невинность, доставило небольшую боль и одновременно захлестнуло таким требовательным потоком неизвестной, увлекающей, притягивающей новизны испытанного удовольствия.

Думать о том, что с ней будет потом, когда у нее начнет расти живот от этой ночной забавы с Иоганном, и родители будут допытываться, от кого она понесла, невенчанная в церкви, не хотелось. Особенно сейчас, пока лежала, раскинув руки в изнеможении, на остывающем теплом песке, чувствуя рядом горячее тело, еще дрожащее от перенесенного возбуждения. Но она знала, что теперь будет стремиться сюда, на этот благословенный берег, чтобы опять захлебываться в откровенной ласке многообещающих поцелуев, нетерпеливо ждать прикосновений его рук и уплывающего в восторге от нежности и страсти его сильного тела.

Эти встречи продолжались до конца августа, пока ночи не стали с каждым днем все заметнее короче и прохладнее. Отец ездил на своей коляске по окрестным селениям прихода, расписывая заинтересованным родителям новые возможности обучения в земской школе в отличие от церковно-приходской школы. Его будущая зарплата целиком зависела от количества учеников, потому что у него должно было быть их не менее сорока. Он приезжал обычно уставший и раздраженный: большинство колонистов были убеждены, что все в жизни должно оставаться таким и в такой форме, как оно было передано родителями — «не нами установлено, не нам и менять».

И успокаивался он только, когда приезжал на бахчу. Благодатный дождь не только спас от гибели растения, но и позволял теперь надеяться на отличный урожай. Огромные полосатые ягоды набирали вес на безнадежно брошенной колонистами песчаной пустоши так стремительно, что многие селяне специально сворачивали с проезжей дороги, чтобы полюбоваться здешним чудом.

Иоганн переселился в шалаш, и его братья по очереди приносили ему еду. Маленькая сестренка не мешала матери заниматься домашним хозяйством, а в холодные ночи дарила свою любовь прекрасная Мария, которая, смущаясь, однажды призналась, что понесла.

Решившись и дождавшись воскресения, Иоганн повел свою избранницу к себе домой, чтобы познакомить с родителями. Она была прекрасна в своем нарядном, из дорогого материла, новом сарафане, с роскошной русой косой, в новых туфельках. Мария поздоровалась с родителями по-немецки, но, даже не дослушав объяснения сына, отец сказал в ярости: «Вон из моего дома!».

Они ушли вместе, а разгуливающие по селу праздно одетые жители с недоумением спрашивали друг у друга: «Зачем приходила в дом учителя эта юная девушка? Неужели тоже будет учиться в школе вместе с их детьми эта русская? Это недопустимо! Неужели учитель ее примет?».

На следующий день отец отвечал самым любопытным, что эта русская из соседнего села приходила наниматься к ним на работу прислугой, чтобы нянчить малышку. Но дома взрослый сын, а жена сам великолепно справляется с ребенком. Девушке было отказано.

Занятия в реальном училище должны были начаться с первого октября. И поэтому отец торопился поскорее, пока не упала цена, продать большую часть урожая купцам на Волге, отправляющим арбузы в верховья, в крупные города на баржах.

Мария перестала приходить на бахчу, так как там теперь каждую ночь караулили или братья, или сам отец. Иоганн пытался увидеться со своей ненаглядной, но она не показывалась из дома, а войти в чужое хозяйство он так и не решился.

Наняв грузчиков и нагрузив доверху арбузами три арбы, запряженные быками, отец забрал с собой Иоганна, и они отправились в Ровное на Волге, куда приставали даже крупные теплоходы. Сделка была удачной, арбузы продали сразу же в первый день, получили заказ на новую партию товара. Отдохнув дома полдня, вновь нагрузили арбы и отправились в далекий путь.

Через неделю начались затяжные дожди, но арбузы для приготовления арбузного меда охотно раскупали приезжавшие из соседних сел жители. Мед варила и мать Иоганна в большом котле на самодельной кирпичной печке во дворе.

Наконец, уже перед самым отъездом с отцом в Вольск, Иоганн отправился в русскую деревню к отцу Марии. Он не знал, что ему делать, потому что его отец был непреклонен:

— Ты должен получить образование. И только тогда я позволю привести к нам в дом молодую жену-немку. Только немку, тебе понятно?

Иоганн смущенно топтался перед деревянными воротами крепкой на вид усадьбы, надеясь увидеть Марию и попрощаться с ней. И еще он хотел попросить у ее отца разрешения обвенчаться с Марией тайно в русской церкви. Он был готов на все.

«А хозяина нет дома, — объяснила Иоганну вторая жена, мачеха Марии, которая подарила мужу двух мальчишек — погодков после смерти первой жены. — Он на дальней пашне. А Марию три дня назад увезла с собой в подмосковную усадьбу наша барыня, местная помещица. Мария будет там горничной».

Иоганн вброд перешел потемневшую, негостеприимную, с резко захолодавшей водой реку, упорно шел до самой высшей точки косогора с пожелтевшей, поникшей травой, куда они буквально взлетели тогда, в первый день знакомства с Марией. С непонятной тоской оглядел все это узнаваемое величие прекрасной местности, ругая себя за то, что, поддавшись влиянию отца, не сумел отвоевать свое право быть счастливым с любимой девушкой.

— Я все равно отыщу ее, и мы будем вместе, — твердил Иоганн про себя, не разговаривая с отцом ни дома, ни в пути, пока они не расстались, наконец, на пристани.

Только через четыре года, успешно окончив реальное училище и став учителем, Иоганн переехал в Москву, устроился на работу и начал поиски помещицы и Марии.

А еще через год Иоганн привез летом в село к родителям показать своего найденного сына. Оказывается, Мария простудилась два года назад, долго болела и умерла от чахотки. А ее сына приютила одна крестьянская семья.

Иоганн больше никогда не женился. Он один воспитывал сына, увлекся живописью, прожил недолгую и не очень счастливую жизнь!

Глава 12. Полет фантазии

Нина закрыла дневник Ирины Александровны.

— Что и требовалось доказать! — проговорил Денис, забирая дневник у Нины. — Что же ты молчал все время, мой лучший друг Константин, про эту невеселую историю о прекрасной любви?

Он открыл страницу в середине тетради, с которой спокойно улыбался жизни и миру обаятельный Константин.

— Понимаешь, Нина, я и сейчас иногда мысленно продолжаю спорить с ним, горячусь, привожу убедительные факты, чтобы доказать свою правоту, и злюсь от бессилия, что Костя не может продолжить наш диалог.

Многие из нас не имеют воспоминаний о своих прошлых жизнях. И этому есть две основные причины, утверждают сторонники теории реинкарнации.

Первая — нас научили их не помнить. Если семья принадлежит к другой вере или кто-то из членов семьи атеист, то также воспоминания будут пресекаться. Воспоминания ребенка о подробностях прошлой жизни может восприниматься как выдумка или вовсе как психическое расстройство. Таким образом, ребенок учится скрывать свои воспоминания, а впоследствии и сам забывает о них.

И второе — воспоминания могут быть тяжелыми или шокирующими. Они могут помешать нам сохранить нашу идентичность в текущей жизни. Мы можем не выдержать их и, действительно, сойти с ума.

Есть ученые, которые посвятили многие годы исследованиям в увлекательной теме реинкарнации. Возможно, одним из самых известных и уважаемых в этой области выделяется профессор психиатрии, доктор Ян Стивенсон из университета Вирджинии. Он является автором книги «Дети, кто помнит прошлые жизни: Вопрос о перевоплощении», в которой объединил и представил результат практически всей своей жизни — это сорок лет наблюдений и разговоров с детьми, которые приводили свои воспоминания о прошлой жизни.

Да, из-за отсутствия доказательств, а, может быть, и невозможности получить таковые когда-нибудь, реинкарнация рассматривается в научном сообществе с большим скептицизмом, или и вовсе обзывается чушью и ересью. Именно это отношение к теории реинкарнации доктор Стивенсон пытался изменить с помощью исследований, которые также уникальны, как объективны и беспристрастны. Доктор выделил такой момент:

«Дети, имеющие воспоминания прошлых жизней, помнят и говорят об этом лишь до пяти-шести лет. А вот позже они даже не помнят уже сказанное ранее».

«Либо он делает колоссальную ошибку, либо он будет известен как Галилей ХХ века, — сказал однажды Герберт С. Рапли, бывший председатель департамента психиатрии в Университете Вашингтона в Сиэтле о работе Стивенсона».

В Древней Греции приверженцем концепции реинкарнации были Пифагор и его последователи. Сейчас всеми признаны заслуги Пифагора и его школы в математике и космологии. Но Пифагор прославился и как философ. По Пифагору душа приходит с небес в тело человека или животного и воплощается до тех пор, пока не получит права вернуться обратно. Философ утверждал, что помнит свои предыдущие воплощения. Но это все никем не доказано, и должно приниматься просто на веру.

Денис встал с крыльца, прошелся по плиточной дорожке:

— Так, давай рассуждать логично. Кем мог быть Косте этот сын учителя Иоганн? Считаем по годам примерно. Через год после открытия земской школы в немецком поселении Иоганну было семнадцать лет. Через год у него родился сын — Иоганну восемнадцать лет. Земские школы стали появляться после передачи 2 мая 1881 года школьных дел Министерству народного просвещения. Значит, где-то в 1883—1885 году произошли события, описанные в дневнике. Пусть год рождения сына Иоганна — ориентировочно 1885 год. В 1900 году ему должно было быть 15 лет, в 1914 году, перед началом первой мировой войны, — 29 лет. И возможно именно сын Иоганна переехал в Санкт-Петербург, выучился на врача, а дальше идет биография деда Ирины Александровны и прадеда Константина. Знаешь, все года девятнадцатого века плавают для нас в такой неведомой старине, а фактически исторический разбег в сто лет — это практически жизнь всего двух поколений. И никакими историческими легендами тут и не пахнет. Просто очень поэтично нарисована жизнь недалеких предков. И причем тут переселение душ? Дед увлекался живописью, а правнук стал профессиональным художником. Вполне закономерно, ты, как считаешь, Нина?

— Я могу с тобой согласиться. Прекрасно вижу нестыковку твоих предположений и рассуждений Константина, конечно же, с колокольни идей реинкарнации? Он считал, что душа какого-то его предка воплотилась после смерти в его тело, и он поневоле переживает и помнит жизнь другого человека. А ты против этой идеи. Но, может быть, ему легче было творить и жить, упиваясь мыслью о возможности верить в дальнейшее развитие. Я читала о Генри Форде, который говорил, что его талант копился на протяжении множества жизней. Сам он принял доктрину перерождения в двадцать шесть лет. Работа не приносила ему полного удовлетворения, так как он понимал, что неизбежность смерти делает его усилия напрасными.

Денис рассмеялся:

— Ниночка, дорогая моя! Ты же сама удивлена прекрасным слогом и силой психологического и эстетического воздействия на нас описанных событий второй половины 19 века через призму семьи твоего дальнего родственника! А ты не можешь допустить, что твой эмоциональный и впечатлительный родственник Константин, став художником, наслушавшись материнских легенд, запечатлел в образе влюбленной девушки Иоганна именно твое изображение, запомнившееся со случайной фотографии, появившейся в их доме еще в годы его детства и отрочества? Может быть, повзрослев, он пытался представить на холсте идеальный образ своей будущей подруги, и совершенно неосознанно черты этой девушки с трагической судьбой слились с твоим современным образом? Ты это допускаешь, или категорически не согласна?

Нина не успела ответить. Распахнулась деревянная калитка, и во двор стремительно вошел с шикарным букетом свежесрезанных крупных алых роз Игорь, новый друг из Интернетовского сообщества. Нина моментально покраснела. Воспоминание о последней их встрече она старательно вычеркивала из памяти, но его впечатляющий поцелуй зажег щеки и тогда, и сейчас.

Майор сразу начал без длительного вступления:

— Дорогая Нина! Выходи за меня замуж! Пока не начались занятия в школе, мы успеем сыграть свадьбу здесь у моих родителей, а потом отправимся ко мне, в Подмосковье! Даю слово, что ты не пожалеешь! А это кто?

Нина растерялась:

— Это мой родственник!

Лица «родственника» она не видела, потому что стояла к Денису спиной, а когда обернулась, то поняла, что совсем не знает своего избранника. И что было самое удивительное и обидное — Денис улыбался. Это только потом, спустя некоторое время, она поняла, что для выросшего в семье дипломатов Дениса воспитанные в течение долгого времени выдержка и хладнокровие, мгновенная реакция на любой негатив могли прорезаться вместо растерянности и смущения широкой, немного застенчивой улыбкой и каменным спокойствием.

Майор втиснул в руки Нины колющийся букет и застыл в шаге от нее в ожидании ответа.

— Игорь, прости, но твоя разведка тебя подвела, — Нина попыталась вернуть майору его букет, но не срезанный впопыхах шип на стебле розы впился болезненно в ладонь до крови, и она ойкнула, — завтра я уезжаю в Петербург со своим знакомым.

Увидев некоторую растерянность непрошенного гостя, Денис выступил вперед с невозмутимым видом:

— Нина пока стесняется всем в городе афишировать об изменениях в своей жизни, но она вышла замуж. И теперь она моя жена! Заходите к нам в гости, выпьем коньяка, чтобы обмыть нашу дальнюю дорогу!

Майор все понял и, круто повернувшись, молча вышел из двора. Дуэль не состоялась.

И тут Денис Иванович взорвался:

— Родственник, знакомый! А других слов ты для меня не нашла? Откуда взялся этот дяденька с выправкой кадрового военного именно сейчас? Молодец — этот твой Игорь! А у меня не хватило воспитанности, чтобы приехать к тебе с цветами! Это не твой человек, Нина! И я тебя теперь никому не отдам! И буду домашним деспотом, восточным властелином, чтобы никто не посмел к тебе даже близко приблизиться! Какие еще сюрпризы могут меня ждать в этой сельской глубинке, пока я, как последний лопух, размазываю слюни над псевдонаучными теориями древних египтян и индусов? Пошли спать, моя дорогая, неофициальная жена, и я покажу тебе еще раз, как может любить просто знакомый!

Нина поставила чудесные розы в массивную вазу на окне. Денис поморщился, что-то хотел сказать, но сдержался, демонстративно сел к столу и открыл дневник на странице с фотографией Кости.

«Черт принес этого майора именно сегодня! Вот было бы интересно посмотреть, как бы он ломился завтра в обед в закрытую калитку! — Нина вздохнула. — Сколько еще нестыковок ждет нас с Денисом, когда растает вся таинственность картин Константина и будет дочитан дневник Ирины Александровны? Когда обыденность ежедневных повторяющихся дел и обязанностей оставит нам обоим только нетерпеливость ночного колдовства в постели, чтобы отрываться в очередной раз из пут земного притяжения и улетать в неведомые миры блаженства. Пока все это не станет привычным».

Денис, реалист и материалист до мозга костей, увидев сникшую Нину, понял, что его такая явная несдержанность и ревность обидели эту молодую женщину, которая очаровала не только его одного. И нужно терпеливо принимать, что у нее была до последнего момента своя, незнакомая ему жизнь, и вот это его жадное любопытство до различных мелочей судьбы своей подруги будет постоянно наталкиваться на углы различных болезненных откровений и подробностей, которые он должен проглатывать теперь, не боясь подавиться остротой открывшихся ситуаций.

Он молча подхватил Нину на руки, отнес на раскрытый диван и начал свою мужскую игру, понимая, что ничего не может поделать с собой, со своим телом, которое, как прирученный дикий зверек, шипит, грозит укусить, с опаской принимает еду, но в его памяти уже четко зафиксирована та бесконечная порция невозможного восторга и ласки, без которых дальнейшая жизнь теряет весь свой смысл.

Утренний опаздывающий восход постепенно остывающего солнца еще раз напомнил о приближающемся сентябре, но после ночного разгула страсти и короткого, с продолжительными перерывами сна хотелось еще понежиться в мягком тепле привычной постели.

Этот удивительный мужчина постепенно забирал ее волю, подчиняя незаметно, удивительно быстро привыкающее к ласке ее податливое тело, а Нина упивалась переполняющей ее какой-то первобытной страстностью и желанием снова и снова ощущать свою царственную власть во время минут близости с ним. Вся реальность окружающего мира тонула в эти мгновения. А потом, очнувшись, Нина понимала, что они с Денисом плывут, образно говоря, на волнах «медового сна», который рано или поздно закончится, и, возможно, именно ее беременностью потому, что просто невозможно не перелиться в этом любовном угаре в свое продолжение на Земле.

— Подъем! Хватит спать! — Денис отправился на кухню заваривать привычный бокал крепкого кофе. — Иди первая в душ!

Времени предаваться ностальгическим вздыханиям по поводу разлуки с привычным жильем, действительно, не осталось. Успела только перезвонить матери, которая спросонок так и не поняла, куда и зачем отправляется накануне начала учебного года ее такая безрассудная дочь.

Вышла в старый разросшийся с годами сад, прислонилась к корявому, причудливо изогнутому стволу яблони, которая, если верить заметкам любителей природы, дарит энергию и молодость. Березу у калитки бабушка с дедушкой посадили, когда родилась Нина, и все в семье верили, что, как только человек максимально близко находился возле нее, береза тут же начинает отдавать колоссальную энергии человеку, ничего не требуя взамен. Но после смерти бабушки и дедушки одна из дальних родственниц, приходя в дом, буквально шипела: «Сруби березу, Ниночка! Береза во дворе — к вечному одиночеству». Вот и верь народным приметам.

У дальней калитки зашелестел своей кроной, приветствуя Нину, развесистый клен, который в отличие от других деревьев способен принимать негативную энергетику, перерабатывать ее и отдавать свету лишь позитив. Клен забрасывал огород тысячами улетающих семян, его планировали каждую весну спилить, но так ни у кого рука не поднялась, чтобы уничтожить живое дерево.

«Никому я продавать этот дом не буду! — Нина решительно вернулась к крыльцу. — И на все лето из сырого холодного Санкт-Петербурга будем с девочками приезжать сюда, на берега Волги. Здесь ничуть не хуже черноморского побережья».

Километры бесконечного асфальтированного шоссе привычно убегали под колеса стремительной машины. Легкие перистые облака в солнечной позолоте обещали погожий день, пока сосредоточенный Денис, сравнивая расстояния в Западной Европе, мысленно прикидывал, сколько небольших городов и селений могли бы уместиться на этих малонаселенных пока землях огромного Заволжья, по меркам той же Германии:

«Да, мы, россияне, сами подчас не осознаем до конца могущества и силы своего государства, закрутившись в вечном водовороте личных, семейных переживаний и постоянной необходимости работы. Вся мелочность и обыденность повседневности сразу растворяются на огромных просторах этого богатейшего края, на берегах великой матушки Волги».

— Денис, смотри, вон там, над верхушками тех роскошных сосен уже виден купол немецкой кирхи! Мы уже почти приехали! — Нина выпрямилась в кресле машины. — Я здесь не была уже сто лет! Тормози!

Денис плавно свернул с полоски асфальтированной федеральной трассы на широкую сельскую улицу с обычными одноэтажными крепкими, старыми и новой постройки, домами за разноцветными заборами. И, поглощая сразу же внимание любого, перед ними на огромной пустынной площади выросло устремившееся в небо старинное, необычное здание немецкой кирхи.

Денис не смог скрыть свое удивление:

— Ниночка, честное слово, не ожидал увидеть в этих краях такой шедевр зодчества! Хотя именно это здание я уже видел на картине Константина! Но я думал, что этот сюжет он увидел из какого-то сна именно из Германии или Голландии. Давай-ка нырнем в дебри Интернета, пока не вылезли из машины, а потом порасспросим местных жителей. Там, по-видимому, местная школа. Читай вслух:

«После создания прихода Гнадентау, в который входило еще пять лютеранских поселения и которое объединяло в 1876 году около 9 тысяч прихожан, церковная община остро нуждалась в приходской церкви. В селе имелся только молитвенный дом. В 1883 году с приездом в общину первого пастора Густава Томсона в селе был построении пасторат и начался затянувшийся на долгие шестнадцать лет сбор средств на строительство церкви, который активно проводился во всех шести селах прихода.

Церковь была возведена в колонии в 1898 году. Поселенцы отказались от строительства церкви в типичном для немецких колоний «контор-стиле» и возвели настоящий архитектурный шедевр из красного кирпича в стиле неоготики по проекту берлинского архитектора Иоганна Эдуарда Якобшталя. Церковь в Гнадентау стала почти точной копией церквей в Цюрихе (ныне Зоркино Марксовского района Саратовской области) и в городе Саратове, находящейся на углу улиц Немецкая и Радищева, которая была разрушена в начале 70-х годов, а на ее месте было построено здание сельскохозяйственного института.

Жители Гнадентау не считали себя проживающими в незначительном селе или приходе. Выбирая церковный проект и отдавая предпочтение известному европейскому мастеру, они старались украсить и благоустроить свое село. В кирхе были устроены скамьи на тысячу молящихся. Согласно данным Всеобщей переписи населения Российской Империи в 1897 году в Гнадентау насчитывалось 1441 жителей, из них 1429 были немцами.

Благотворительное общество Гнадентау и приют для престарелых и сирот «Дом милосердия Бетель», основанный в селе в 1892 году, были известны далеко за пределами прихода (в настоящее время здание приюта не сохранилось). В приюте «Бетель» в конце Х1Х века содержалось более 50 престарелых, больных, не имеющих средств к существованию, и детей, оставшихся без попечения родителей».

Возле новой школы стайка учеников вениками усердно мела двор. Молоденькая учительница охотно пояснила, что в селе Верхний Еруслан сейчас проживает около шестисот человек разной национальности. Здание церкви находилось в ужасном состоянии очень долгое время, пока силами заинтересованных людей не началось его восстановление из руин. Были вставлены окна и двери, отремонтирована наружная кровля, сделана изгородь. 19 августа 2004 года храм был торжественно открыт, летом в нем проводились проповеди на русском языке. Лютеранская община насчитывает около сорока человек. И сейчас прямых потомков колонистов проживает хорошо, если семей пять. В доме пастора действовала неполная средняя школа. А сейчас построена новая отличная школа.

— Денис, давай объедем на машине село справа и поднимемся вон на тот холм, чтобы убедиться в достоверности всего прочитанного в дневнике! На машине это не займет много времени. Ну, пожалуйста!

Впереди предстоял очень длинный и непростой путь, но кто знает, удастся ли еще когда-нибудь вернуться сюда. И ведь, брякнув Денису сгоряча, что, живя в Петербурге, она начнет писать роман о Константине, Нина выдала свое сокровенное желание — разобраться в тайнах старого дома с его коллекцией необыкновенных картин, написанных незаурядным человеком.

Пейзаж распахнувшегося перед ними на многие километров вокруг пространства с постепенным, плавным уклоном дна бывшего доисторического моря удивительно дополнялся чисто весенней голубизной прекрасного небосклона.

Денис вылез из машины и замер, не говоря ни слова. Потом притянул Нину к себе:

— Знаешь, Нина, я сейчас готов согласиться с некоторыми высказываниями Константина. Он всегда твердил мне, что есть души-близнецы. Они очень похожи по характеру, по своим интересам, часто чувствуют друг друга на расстоянии, когда при встрече возникает ощущение, что давно знаком с человеком, и чувство безусловной любви. Наверное, и в нас с тобой при рождении поселились души-близнецы. Вот здесь, перед этим торжеством вечной природы могу сказать тебе только одно: будь счастлива, но только со мной.

— У большинства мужчин один недостаток — они не умеют ценить свою женщину. Ко мне это не относится.

— А ты не слишком самоуверенный? — Нина рассмеялась. — Это у тебя такая манера объяснения в любви? Признавайся: сколько раз ты был женат? Просто интересно!

Денис попытался ее поцеловать, но Нина выскользнула из его объятия, оперлась о капот машины, ожидая ответа. Денис шутливо покачал головой:

— А ты все равно не проверишь! — нужно было торопиться в путь, и Денис решился, наконец, на признание:

— Мудрецы утверждают, что в характере человека есть три золотых качества: терпение, чувство меры и умение молчать. Иногда они в жизни помогают больше, чем ум, талант и красота. Мне повезло, наконец-то, встретить такую женщину, в характере которой успешно сочетаются все эти шесть прекрасных качеств. И эта женщина — ты! Пора! Нужно ехать, но, если честно, я хотел бы сейчас плюнуть на все и оказаться вместе с тобой на том золотом песке у реки, когда стемнеет, где когда-то Иоганн сделал Марию своей женщиной, чтобы и мне забрать там доказательства моих прав на тебя!

Машина стремительно слетела с возвышенности, оставив позади лесные заросли, старинный мощный металлический мост с тремя шлюзами, возведенный еще в 1928 году, чтобы задерживать талые воды в пойме реки Еруслан. Вскоре спрятался за вековыми деревьями и острый шпиль кирхи.

Загадка одной картины Константина через знакомство с дневником его матери была успешно раскрыта.

И тут Нина не утерпела:

— Денис, смотри! Если я — дальняя родственница Ирины Александровны и Константина, то выходит этот немецкий учитель был и моим предком. Ведь у Иоганна были еще двое братьев и сестра. Понимаешь, ведь у меня была уникальная возможность, пока были живы бабушка и дедушка, расспросить их о родственниках, о судьбах детей и внуков, составить стройное генеалогическое древо семьи. Но тогда у меня просто не было времени. Да и особенного желания, признаюсь, тоже не было. В юности ощущаешь себя бессмертной. И понимание важности многих моментов приходит только с годами. И сейчас в комоде лежат кипы старых фотографий, но кто на них изображен, неизвестно. Мы изучаем родословную наших царей, начиная с князя Владимира, а собственная история семьи остается за семью печатями.

Денис кивнул согласно:

— Вот на досуге без своих огородов и займись этим благородным делом. Один мой знакомый, уехавший в Германию, раскопал в архивах страны родословную своих предков до девятого колена, представляешь! Но на этот многолетний труд он истратил массу денег. Любое обращение в архив, особенно в России, потребует достаточно много времени и средств. Надо мне тоже заставить своих родителей письменно изложить в обычной тетрадке все, что помнят о дедах и бабушках. Заделаемся мы с тобой краеведами, чтобы потом не страдать, что не успели.

Решили остаток дня посвятить знакомству с городскими достопримечательностями Саратова, переночевать в гостинице, а утром мчатся без остановок до столицы.

Глава 13. Реальность

Санкт-Петербург в обед встретил их мелким моросящим дождем, и пока перетаскали сумки и узлы с вещами из багажника машины в квартиру Ирины Александровны, светло-рыжие волосы Дениса потемнели от воды.

— Возьми мой фен! — Нина застыла у кучи вещей. — Не хватало только простуды!

Денис помог ей снять куртку, присел на табуретку в кухне, притянул к себе:

— А ты могла бы поухаживать за мной, твоим мужем?

И, поднимая горячим воздухом пушистые пряди роскошного чуба Дениса, касаясь своими коленями его коленей, Нина вдруг почувствовала непонятный холодок внезапно ускользающего сознания, когда комната медленно начала переворачиваться у нее в глазах. Уронив гудящий фен, она в испуге схватилась за плечи Дениса:

— Ой, держи меня!

Очнулась она через минуту на диване в зале, попыталась сесть, но внезапная слабость, потные ладони испугали:

— Меня просто укачало в машине с непривычки. Сейчас полежу, и все пройдет.

Денис принес бокал горячего сладкого чая, присел на диван:

— Так, подруга моя, что будем делать? Я заказал на завтра билет на утренний рейс в Париж. Придется отлучиться на три дня, максимум на неделю, чтобы рассчитаться с работой в университете. Как ты тут без меня останешься? Может быть, перенести на несколько дней отлет?

Нина отвернулась к окну:

— Денис! Может быть, ты не будешь так стремительно рушить свою успешную карьеру за границей? Давай оставим все, как было. Будешь прилетать ко мне в гости на каникулы!

Денис покачал отрицательно головой:

— Нина, ты серьезно так думаешь? Нет, моя дорогая, я не хочу, чтобы у тебя здесь появились в мое отсутствие мужественные Игорьки или капитаны дальнего плавания! Да шучу, я, шучу! Может быть, судьба в очередной раз посмеется надо мной, но сейчас я полностью в твоей власти. Я заразился тобой, серьезно говорю! Как гриппом! А она вздумала тут пугать меня своими обмороками! Давай быстренько в душ, а я — в ближайший супермаркет за продуктами. Ты точно не боишься остаться тут одна на неделю? Поехали ко мне!

— Нет, я буду ждать тебя здесь!

Денис встал:

— Я, возможно, задержусь, сегодня до вечера: кое-какие дела накопились в городе, нужно с родителями пообщаться, сестру проведать. Когда я вернусь из Франции, будь готова к знакомству с моими родственниками. А там и мой день рождения не за горами. Я ведь по гороскопу Скорпион. И за девочками в Сочи вместе слетаем. Только прошу: не исчезай, пожалуйста! Я сейчас, как восточный шах, радуюсь новой рабыне в своем гареме, весь переполнен отвагой совершить что-то невозможное. Но гнев мой, о, женщина, будет страшен! Как жаль, что нельзя запереть тебя в охраняемый замок и приставить верных слуг! Нина, как ты себя чувствуешь? Видишь, что значит связаться с историком? Ничего не делай, полежи часа два. Что тебе вкусненького купить?

Через полчаса Денис привез и поставил в кухне на стол полные пакеты с продуктами и фруктами. Он заметно торопился, и Нина не стала его задерживать. Ей не терпелось увидеть картины Константина. И про легкий обморок, так испугавший обоих, она сразу забыла, когда переступила порог мастерской.

Картины, которые Денис вытащил из запасника за шкафом и расставил по периметру комнаты после ее бегства, сразу захватили Нину в свой необычный хоровод. Сумрачный день за окнами наложил свой, какой-то необъяснимый печальный отсвет на полотна, и даже солнечный свет погас на лице прекрасной Марии, навевая ностальгическую грусть по давно прошедшему времени.

Нина решительно включила верхний свет, и сразу же растаяли появившиеся где-то в закоулках сознания проблески безнадежности и тоски.

«Так, гора привезенных вещей в прихожей, полгода немытые полы в мастерской, а ты опять собираешься хлопнуться в обморок от переживаний и замкнутости пространства необжитой пока квартиры? Или будешь ждать возвращения уважаемого Дениса Ивановича, чтобы торжественно вручить ему половую швабру со словами благословения: «Старайся, любимый, у тебя природный талант мыть полы? Нахалка! Вот улетит Денис, тогда и продолжишь чтение дневника Ирины Александровны и изучение картин!».

Деревенская привычка во всем полагаться только на себя помогла и здесь, когда мысленно разделила большое помещение мастерской на две неравные половинки, в одной из которых с одним окном можно было спрятать платяной шкаф и широкий удобный раскладной диван, который они с Денисом уже успели обжить. Нина покраснела от воспоминания: «Сама повесилась на мужика! Как он тогда мог устоять?» Зато в этом изолированном месте они будут в большей недоступности от девочек, особенно, если будущими ночами их страсть не погаснет!».

Вторая большая половинка с двумя окнами и картинами на стенах прекрасно впишется в интерьер квартиры в качестве кабинета Дениса. У него всегда будет возможность уединиться для работы от гомона детских голосов именно здесь, в обособленности от зала, детской и кухни потому, что нужно учитывать его неприспособленность к жизни в обществе сразу трех несдержанных особ женского пола. Да, просторный коридор во всю длину квартиры с выходящими в него дверями делал каждую комнату изолированной, как в коммунальных когда-то домах.

Освободившись сейчас временно от присутствия Дениса, Нина с ужасом ахнула и призналась себе откровенно: она, как отупевшая с годами без секса самка, немного помешалась от близости с мужчиной, вспомнив, что она еще молодая женщина. Но одновременно с этим изливающимся пылом и жаром сексуального притяжения мысли о дочерях ушли на второй план. А девочки больше месяца находятся на попечении матери и отчима на черноморском побережье, и, если бы не эпопея с наследством и романтическая идиллия отношений с Денисом, она, Нина, уже давно бы купалась вместе с детьми в чудесной воде Черного моря:

«Старшей Маше в мае исполнилось десять лет, и эта прирожденная кокетка, современная девочка, увлекающаяся историей и иностранными языками, продвинутая в интернет общении, весьма вероятно, сумеет найти быстро общий язык с Денисом, если, конечно, сдуру ума, не влюбится в обаятельного рыжего ученого.

Насте в январе исполнится девять лет. За эту подругу можно не беспокоиться: она до сих пор играет в куклы, собирает коллекцию фарфоровых куколок в шикарных бальных платьях, мечтает стать модельером. Молчалива, самолюбива, настойчива в любом деле, мечтательна».

Без помощи Дениса уборка мастерской затянулась. Зато множество светло-сиреневых штор оказались шелковыми, и после стирки легко поддались глажке. Все коробки, пузырьки с красками, наборы кистей и разбавители Нина аккуратно сложила в большой ящик под столом. Она побаивалась неожиданной реакции Дениса на ее самодеятельность, но свежесть воздуха в комнате, свободный от наваленной кучи разных предметов стол, мольберт с незаконченной картиной у окна создавали иллюзию простора и невозможную вероятность скорого возвращения вышедшего ненадолго хозяина.

Чемоданы со своими и детскими вещами Нина ненадолго сложила в зале у дивана. Ужинать от усталости не было сил и желания. Выпила только крепкого чая с бутербродом, чтобы случайно не заснуть. День пролетел опять без чтения дневника.

А Денис с большим букетом белых хризантем, без машины, в незнакомом кожаном пиджаке, с современной спортивной сумкой через плечо появился только поздно ночью. Положил на стол в кухне пачку тысячных купюр. Чмокнул в щеку, спросил отрывисто:

— Устала? Не обижайся, Ниночка! Мне нужно время, чтобы переварить все сюрпризы последнего времени. Был у родителей, но не стал их пугать, промолчал. Выпили с отцом по две стопки коньяка. Поверь, я сейчас — самый счастливый человек! Но, увы, как всегда, — хладнокровный сухарь. И уже договорился в одном серьезном вузе — меня берут преподавателем на постоянную работу. Отдыхай! И спи спокойно!

В эту ночь Денис ее не трогал, перед сном принес из мастерской и положил на подушку в зале ее забытую, короткую ночную рубашку: «Нам обоим нужно хорошо выспаться».

Но когда в мастерской погас свет, Нина, плотно прикрыв дверь, включила люстру. Крепкий сладкий чай разогнал остатки усталости, и она открыла дневник.

«Боже, как Костя торопится жить, стремясь выплеснуть в картины свое восхищение и восторг от этого содружества красок, которые, подчиняясь ему, ложатся на полотно убедительным ковром увиденного им волшебства. Я не большой знаток в живописи, но то, что его первую картину купили сразу же, на выставке молодых художников, вдохновляет. Где он увидел глубину этих синих бездонных глаз в оперении густых черных ресниц, этот нежный изгиб сердечком прекрасных губ, волнительную откровенность высокой груди, стройность обнаженных ног в озарении солнечных горных вершин? Неизвестно, конечно, но образ этой прелестной молодой женщины, я уверена, будет повторяться и в других картинах.

Не знаю, почему, но Костя сказал, что теперь всегда будет рисовать сразу две картины одного содержания. Просто мальчику не хочется расставаться со своей мечтой. Пусть рисует, со временем в зале сделаем галерею его картин».

Нина прислушалась. Такая тишина окружала, наверное, и Ирину Александровну, когда сына не было дома. И, что удивительно, она не ставила даты, месяцы, годы в своем дневнике, просто растворяла на его страницах свою тревогу, озабоченность, радость и печаль. А время улетало незаметно, как ветер разметает осенью покрывало золотистых листьев, и они взметаются в воздухе прощальными птичками, плывут по речному течению, унося печаль родных деревьев в неведомую даль.

«Костя не разрешает мне смотреть на полотно, когда только-только появляются первые наброски:

— Мамочка, у меня в мастерской чисто. И я не хочу отвлекаться на мелочи, вот когда я уеду к Денису, чтобы полазить по горам, вот тогда, пожалуйста, протирай свои полы и смотри, что твой сын успел родить.

И я ахнула от пронзительной правдивости этого ужаса на лице и этого отчаяния в привязанной к столбу фигурке беспомощной девушки, пытающейся вырваться из рук самодовольных палачей.

Мне нужно было сделать осеннюю генеральную уборку в мастерской, выстирать занавески, вымыть пыльные окна, но я почти час простояла у мольберта, рассматривая знакомые черты прекрасной пастушки, которая почему-то оказалась во дворе средневекового замка. Какая история с продолжением родилась в голове Кости, когда часами он уединялся в мастерской, не отвечая даже на настойчивые звонки своих друзей и знакомых девушек? Как избавить сына от этих пронзительных ночных сновидений, чтобы он жил обычной жизнью нормальных людей? Но тогда может погаснуть его талант художника! Как я рада, что знакомство и дружба с Денисом на недолгое время отвлекают Костю от картин и возвращают мне давнюю мечту увидеть своего сына счастливым в обществе чудесной девушки, которая подарит ему со временем сына, а мне внука!».

Нина поднялась с дивана, выключила пронзительный свет люстры, босиком по гладкому ворсу ковра подошла к окну, отодвинула штору. Сквозь резную занавеску густых деревьев убегали вдоль проспекта сонные мигающие огни уличных фонарей.

Уже через несколько часов Денис отправится в аэропорт, исчезнет на несколько дней, чтобы в другом измерении, наедине с самим собой решить нелегкую для всех многовековую задачу: быть или не быть. И исход его решения, по-видимому, сейчас неясен ему самому, проявляясь в его стремление уединиться на ночь от ее соблазнительного присутствия.

Нина решительно щелкнула выключателем, открыла тетрадь. Следующие записи были сделаны уже другой, черно-фиолетовой пастой:

«Да, Костя никак не может выйти из состояния увлечения этим развивающимся в его сознании хитросплетением трагедии и вымысла необычной любви и жертвенности. Если бы он не стал художником, вероятно, был бы неплохим поэтом или писателем. Ничем иным я не могу объяснить сюжет его новой картины.

На самом краю площадки каменной башни средневекового замка застыла в нерешительности на секунду фигурка молодой женщины в дорогом одеянии. Она протягивает руки с мольбой к небу, на лице решимость сделать последний шаг в пустоту и вера в высшие силы. И это не жуткая попытка свести счеты с жизнью. Нет, именно любовь к жизни или другая благородная цель заставят ее пролететь эти смертельные метры до глубины широкого рва, чтобы стать свободной».

Когда рано утром Денис зашел в зал, дневник Ирины Александровны лежал на ковре, а Нина спала в такой трогательной позе сжавшейся в клубочек, одинокой, обиженной девочки, с нечаянно свалившимся одеялом, что все вечерние взвешивания различных ситуаций на весах здравого смысла мгновенно улетучились. Денис собрался по-военному быстро, стараясь не шуметь, положил длинный ключ на видное место и аккуратно закрыл входную дверь. Нина так и не проснулась.

Глава 14. Странный сон

А когда, проснувшись, посмотрела на циферблат музейных часов, мелодичного боя которых Нина так и не услышала, Денис уже на огромной высоте в гигантском лайнере рассекал невидимое пространство над Западной Европой. И опять закружилась голова, когда наливала в чайник воду из крана. И сразу вспомнила утренний сон со всеми подробностями. Похоже, он не предвещал ничего хорошего. Судорожно покопалась в телефоне:

— Сны с понедельника на вторник — пустые. Со среды на четверг — не стоит обращать внимания. С четверга на пятницу — стоит смело ожидать исполнения грез, которые воплотятся в жизнь, спустя длительное время, на протяжении трех лет. Сны с пятницы на субботу — не стоит придавать значения. С субботы на воскресение — частица правды здесь имеется. События могут сбыться до обеденного времени. И с воскресенья на понедельник — данный период является показателем ваших тревог, страхов и нерешительности. Но вся проблема была в том, что свой сон Нина увидела именно сегодня утром, в среду. А это был вещий сон.

«Если вам что-то снится с вторника на среду, то велика вероятность, что это сбудется, но немного в ином образе. Сон может сбыться, когда сновидец ведет себя пассивно и не предпринимает каких-либо мер. Нейтрализатором могут выступать активные, уверенные действия. В какой период постигшее происшествие может сбыться? Как утверждает сонник, можно ожидать воплощения его жизнь лишь спустя 8—12 лет».

И дальше шли заморочки, что нужно предпринять, чтобы сон сбылся или не сбылся. Нина вспомнила, как бабушка, умываясь, приговаривала три раза: «Куда вода, туда беда», а потом, вытирая полотенцем лицо, смеялась: «Вот с водой все наши печали и убежали». Нина не поленилась, все повторила, а потом еще минуту не отводила глаз от завораживающего отсвета пламени газовой горелки.

Сон приснился какой-то неясный, загадочно-мистический, сверхъестественный, из которого хотелось убежать, скрыться, но это оказалось невозможным, потому что она опять оказалась в этом туманном измерении главным действующим лицом.

«Едва — едва забрезжил рассвет. Какая-то незнакомая пустынная комната с высоким белым потолком, с узкой больничной кроватью, на которой лежит она, Нина, или кто-то, на нее похожий, в нарядном темно-зеленом бархатном платье. Платье узкое, длинное, и она чувствует, как платье сдавливает ее большую грудь. И вдруг незнакомый голос, непонятно откуда, зовет ее. Она спускает ноги на пол, пытаясь нащупать туфли или шлепки, но их нигде нет. Тогда она ступает босыми ногами на холодный пол и оглядывается. Двери тоже нигде нет, а стены вдруг становятся ледяными и прозрачными. И в растерянности она ударяет по обманчиво хрупкой поверхности кулаком, но безрезультатно, стена стоит непоколебимо. И вдруг из-под пола начинает быстро просачиваться вода, кровать исчезла, и Нина с ужасом понимает, что сейчас истончившиеся ледяные глыбы стен обрушатся на нее тоннами льдистых осколков. С огромным усилием она толкает обеими руками ледяной панцирь, и вдруг оказывается на площади перед старинной кирхой. И все время прибывающая вода медленно ползет, как живая, к ее ногам, торопясь ожечь зимним холодом среди разнотравья разгулявшегося летнего дня. Большая дверь кирхи распахнута, она вбегает на высокий порог и застывает в страхе. Под самый купол мрачного здания поднимаются языки багрового пламени огромного костра, который кто-то развел перед самой дверью. А налетающий ветер разносит черные хлопья пепла и сажи от больших церковных книг в черных обожженных обложках. И, прижавшись к закопченной стене, Нина видит, как поток воды захлестывает жадное пламя, которое, шипя и обороняясь, яростно выбрасывает клубы густого дыма и выстреливает зловеще тлеющими угольками. И, задохнувшись, она с огромным трудом просыпается».

У бабушки был старинный «Сонник», изданный в Саратове во второй половине девятнадцатого века, но его кто-то из знакомых просто-напросто «зачитал», то есть забыл вернуть. И Нина помнила, как с подружками в средних классах пытались расшифровать свои неясные сны с помощью этого сонника. Она кое-что помнила, например, вода из-под пола — тайные недоброжелатели; разлилась вода вокруг — кого-то смоет; пожар — беспокойство, сомнения.

И вся эта закрутившаяся вокруг нее пестрая несерьезность почти детского страха от якобы вещего сна, который исполнится, возможно, через восемь лет, вдруг сформировалась в точный, определенный приказ себе: нужно немедленно лететь за дочками. И не будет она ждать возвращения Дениса. И квартиру они с девочками будут убирать вместе. И нужно выходить на поиски работы. Денег, оставленных на столе в кухне Денисом, должно было хватить на самолет для Нины и обратное возвращение с девчатами на поезде. Счет от наследства пока оставался не распечатанным.

Заказала по телефону билет до Адлера на завтрашний день. Наступающий сентябрь подгонял родителей с детьми школьного возраста домой, чтобы окунуться в обычные хлопоты перед походом в школу: современная форма, книжки, тетрадки, дневники, ранцы и еще сотня мелочевки, без которой новый учебный год мог спокойно сорваться.

Наварила картошки, нарезала целую тарелку уже парниковых помидоров с подсолнечным маслом, заварила свежий чай. Не смогла удержаться от противной привычки читать во время еды, хотя детей за это неоднократно наказывала. Просто нужно было нырнуть в какое-нибудь закрытое пространство, отгородиться от всепроникающего мысленного присутствия Дениса, которому верила и все же сомневалась:

«Если бы она была красавицей с божественной фигурой, дохлой фотомоделью с ногами — палками с глянцевой обложки модного журнала, известной блогершей с накаченными губами и грудью, то вполне понятен был бы интерес Дениса к незаурядной женщине. Но их такое стремительное сближение на волне сексуального притяжения, обоюдная нетерпеливая жадность на познание скрытых возможностей отдающихся в истоме требовательных тел, — вся эта зашифрованная арифметика любви свалилась на обоих внезапно и требовала продолжения. Но сейчас в отсутствии Дениса наползали сомнения. А если бы она не выскочила в ту ночь из своего зала прямо в объятия Дениса полуобнаженная? Если бы продолжала с каменным лицом, сгорая на самом деле от чувственности, строить из себя диковатую селяночку, этакую снежную, бесчувственную льдинку, которой не нужны объятия горячего мужчины? Нет, Денису не пятнадцать лет! И, если он увлекся именно ею, значит, что-то привлекло его в ее обыденности, заставило мчаться через всю страну, говорить слова признаний. Ты веришь ему? Значит, верь до конца. А если случится разрыв, будешь любить его еще сильнее, но без его ласк и объятий, хотя этого не пожелаешь и врагу».

Нина придвинула дневник поближе, заставляя себя думать только о прочитанном.

Ирина Александровна, пользуясь возможностями интернета, видимо, пыталась понять и связать краткие сведения из теорий приверженцев концепции реинкарнации в различные периоды развития общества. Мелькали имена великих ученых Древней Греции, средних веков и Эпохи Возрождения, Нового времени. Поразили сведения о Джордано Бруно — итальянском философе. Все знают, что он поддерживал гелиоцентрические воззрения Коперника, за что был сожжен на костре.

Однако мало кто знает, что к сожжению он был приговорен не только за это. Бруно говорил о том, что человеческая душа после гибели тела может вернуться на Землю в ином теле. Или пойти дальше и путешествовать по множеству миров, которые существуют во Вселенной».

Нину поразили цитаты, приведенные Ириной Александровной из книги Д. Бурба «Толстой и Индия. Прикосновение к сокровенному».

«Фрагменты из произведений Льва Николаевича Толстого ясно дают понять, что он рассматривал перевоплощение в качестве убедительной альтернативы «аду» и «раю»:

— «Как сны в этой жизни суть состояния, во время которых мы живем впечатлениями, чувствами, мыслями предшествовавшей жизни и набираемся сил для последующей жизни, так точно теперешняя вся жизнь есть состояние, во время которого мы, живя „кармой“ предшествующей, более действительной жизни и во время которого мы набираемся сил, вырабатываем карму для последующей, более действительной жизни, из которой мы вышли».

— «Как снов переживаем тысячи в этой жизни, так и эта наша жизнь есть одна из тысяч таких жизней, в которые мы вступаем из той более действительной, реальной, настоящей жизни, из которой мы выходим, вступая в эту жизнь, и возвращаемся, умирая. Наша жизнь есть один из этих снов той, более настоящей жизни. Но и та, более настоящая жизнь, есть только один из снов другой, более настоящей жизни и так далее, до бесконечности, до одной последней жизни — жизни Бога».

— «Человек, живущий одной этой жизнью, не предчувствующий другой, — это крепкий сон; самый крепкий сон без сновидений — это животное состояние. Чувствовать во сне то, что происходит вокруг тебя, спать чутко, быть готовым всякую минуту проснуться — это осознавать, хотя смутно, ту другую жизнь, из которой вышел и в которую идешь».

— «Желал бы я, чтобы вы поняли меня. Я не то, что забавляюсь, придумывая. Я верю в это, вижу, несомненно, знаю это, и, умирая, буду радоваться, что просыпаюсь к более реальному любовному миру».

На эти моменты она, как учительница литературы, лично не обращала особого внимания, вообще-то, не вникая и относясь с осторожностью к малоизученным и отвлеченным понятиям теорий повторного воплощения. Но Нина не могла не согласиться с приведенным отрывком из какой-то большой статьи о творчестве Льва Николаевича Толстого, потому что при изучении в средней школе его произведений всегда приходилось сталкиваться с некоторым недоверием и недопониманием философских моментов, например, в романе «Война и мир»:

— «Религиозно-философское наследие Толстого богато, но далеко не однозначно. Можно по-разному относиться к таким особенностям его мировоззрения как непротивление злу, вегетарианство, отрицание чудесного и мистического в религии, простой образ жизни и т. д. Но даже его критики вынуждены согласиться с очевидным фактом: Толстой обладал большой и чуткой душой, сильным талантом и искренне стремился к истине. Не у всякого из оппонентов Толстого найдется столько страстной любви к истине, как у него».

И тут раздался стук в дверь. Нина вздрогнула от неожиданности. Встретившись и общаясь в Санкт-Петербурге только с Денисом, Нина невольно погрузилась в какое-то отстраненное измерение пустынности окружающего мира, хотя за окнами квартиры и машины Дениса бурлила шумная, озабоченная жизнь большого мегаполиса. Но с ее привычкой вычленять только существенное на данный момент из привычной среды обитания в небольшом городке она совершенно не думала, что еще кому-то может потребоваться здесь.

Нина открыла дверь и замерла в изумлении. На пороге стояла молодая женщина, точная копия, прообраз незнакомки из Костиных снов и его картин. Она явно смутилась, сделала заметный шаг назад от двери, собираясь повернуться и уйти. Но что-то ее удивило, и она застыла, всматриваясь в лицо Нины. А потом она ее тоже узнала. Они стояли напротив друг друга, откровенно и даже пристально, рассматривая знакомые, видимо, черты, мысленно сравнивая с увиденным когда-то на картинах. Они заочно были знакомы, благодаря работам Константина.

Нина сделала шаг назад, приглашая незнакомку войти в квартиру. И по тому, как женщина уверенно шагнула за Ниной в зал, стало понятно, что здесь она не в первый раз.

— Вы были женой Константина? — незнакомая гостья неторопливо оглядела зал, подошла к напольным часам. — Ваших хозяев уже нет, а вы все тикаете и отбиваете минуты нам, ждущим своего часа. Как Вас зовут? Нина. Какое прекрасное имя! Помните, Нину Арбенину из драмы Лермонтова «Маскарад»? Значит, именно вас изобразил Константин в образе девушки, которую полюбил после меня! Вы об этом, конечно, знали? А мне клялся, что всегда был предан только мне, своей первой любви! Так мне и надо!

Нина растерялась, понимая, что сейчас все слова оправдания и разъяснений не будут услышаны. Незнакомка провела ладонью по лицу, словно приходя в себя после этих слов, глубоко вздохнула:

— Зря я так сюда стремилась попасть! Любое прошлое нужно или сразу забыть, или лелеять, как воспоминание о сказке. Может быть, мне лучше сразу сейчас уйти, чтобы не рвать и вам, и себе сердца? Мы еще молоды, у нас еще раны любовных потерь успеют затянуться плотной, непробиваемой кожей новых встреч и знакомств.

Нина рассмеялась:

— Мужчины достают при встрече бутылку коньяка и стаканы, чтобы все точки расставить в нужные места предложений. А я предлагаю выпить чая с шикарными конфетами, на которые разорился мой хороший знакомый, которого Вы, вероятно, отлично знаете. Как Вас зовут?

— Вера, — женщина сняла легкую дорогую сумочку с плеча, автоматически проверила взглядом телефон, с готовностью перешла в кухню, деловито устроилась за столом в уголке у окна.

«Она, наверное, работает фотомоделью», — невольно мелькнуло в сознании Нины, когда она удивилась необычно прямой спине Веры, сразу привычно закинувшей ногу на ногу так живописно, словно она сидела на приеме перед взглядами фотокорреспондентов с нацеленными на ее коленки фотоаппаратами и камерами.

— Кто первый начнет свою исповедь? — Нина деловито вымыла виноград, яблоки, апельсины, выложила красиво в высокую старинную вазу, открыла коробки с конфетами и бисквитами. Подумав, поставила, на стол бутылку светлого муската и два фужера. Денис оставил в магазине, как минимум, четверть ее учительской зарплаты, обеспечив ее вкусненьким на неделю, спасибо ему за заботу, пригодилось теперь.

— Начинайте вы, на правах хозяйки, — Вера посмотрела на бутылку, — вообще-то, дайте мне штопор и начнем лучше с вина.

Нине хватило полчаса, чтобы, не особенно расписывая подробности их взаимоотношений с Денисом, рассказать о предполагаемом родстве ее и Константина, о завещании и дневнике Ирины Александровны, о решении переехать в Питер из далекого волжского городка. Они чокнулись только один раз в начале, за знакомство, а потом просто потягивали, как закоренелые алкоголички, приятный напиток, когда горло у Нины перехватывало от волнения, а у Веры, видимо, от неожиданности услышанного. Особенно ее поразило повествование о несчастной любви Иоганна и Марии.

— А мне он так ничего и не рассказал, тихоня, мамочкин сынок! Жил в своем выдуманном мире, никого туда не впуская! Эх, Костя, Костя! Ведь все могло быть совсем по-другому, если бы он проснулся и выскочил из своих снов и картин в действительность!

А Нина все время почему-то боялась услышать что-нибудь совершенно отвратное о Денисе. Эта современная принцесса, как окрестила Нина сразу же Веру, с ее ста семидесятью пятью сантиметрами роста, была под стать Денису. Ее натуральные длинные, русые пряди струились по узким плечам, и она, как породистая лошадка, вскидывала резко голову, привычно заправляя ладонью за уши, мешающие ухоженные волосы. И ослепляли своим небесным цветом, глубоким разрезом, немного навыкате чудесные глаза. Волосы, глаза и длинная шея затмевали обычный, немножко с горбинкой нос, пухлые губы. Увидев ее один раз, можно было не сомневаться, что при встрече обязательно узнаешь, и сразу будешь улыбаться приветливо необычной красоте привлекательной девушки.

Нина включила остывший электрический чайник, почистила душистый апельсин.

«Господи, — молила она про себя, — готова услышать все, что угодно, кроме того, что эту девушку увел у Константина его друг и наставник Денис. Ведь Денис так и не сказал ни слова, когда Нина впервые увидела привязанную к столбу для пыток инквизиции прекрасную девушку, а пустился в пространные рассуждения об истории инквизиции. Или он попытался скрыть, что знает, с кого Константин писал этот образ, или сам ничего не знал. Значит, тогда не соврал. Ведь сразу что-то важное и ценное испарится, исчезнет из их таких коротких, но пламенных отношений, если в рассказе о себе этой Веры прольется правда об ее отношениях с Денисом. Господи, не молчи, говори скорее!»

Глава 15. Откровение

Вера допила залпом оставшееся в фужере вино, неторопливо налила Нине и себе еще вина, проговорила отрывисто:

— Значит, ты просто родственница Кости? А я подумала, что его жена! Вот парадокс жизни! Если захочешь, мы станем с тобой отличными подругами. Но ты должна знать, что я — сволочь! Да, продажная сволочь, которая предала Константина, его и свою настоящую любовь! У тебя есть в холодильнике что-нибудь покрепче, чем этот мускат? Коньяк? Отлично! Ты не будешь? Давай мне бутылку, иначе я не смогу рассказать всю правду без прикрас, стану опять вытаскивать тысячи оправданий себе и винить Костю, которого теперь не вернешь. Ты готова слушать мой пьяный бред? Назовем его коротко: история несбывшейся любви.

Ты не смотри на мой цивильный вид сейчас, а представь девчонку семнадцати лет из семьи коренных питерцев с рабочей окраины. В меру смышленая, достаточно смазливая, оторвила, потому что рядом два сильных старших брата, которые свернут башку любому, кто попробует даже косо взглянуть в ее сторону. В семье ее не балуют, но все разрешают. В свободное от уроков время девчонка посещает школьный драматический кружок и студию бальных танцев. Учится средне, чтобы учителя не третировали родителей, взывая к их совести на родительских собраниях. Девчонки в классе еле-еле терпят и завидуют популярности у парней. Близких подруг нет. И в выпускном одиннадцатом классе приходит четкое понимание, что огромных сумм на платное обучение в семье нет, и никакие кредиты не спасут, поэтому Софьи Ковалевской из нее не получится. В актрисы без особого блата точно не протиснешься: бешеный конкурс и тщательный отбор. Поэтому три пути — идти продавщицей в многочисленные магазины, стать с приличной фигуркой официанткой или выйти замуж за иностранца. Да, да, не стать платной шлюхой, а найти настоящего мужчину, который увлечется ее всерьез и надолго и увезет в свою страну, где она станет его женой, будет рожать ему детей и воспитывать их. Желательно в Германию, где много русскоговорящих и приличные пособия для временно неработающих.

Сомнительные предложения насчет поездки в Турцию, Грецию, Черногорию сразу отметались. В Польше и Италии нужно было пахать по-черному, обслуживая других туристов с кошельками, но особой надежды на возможную встречу с богатеньким иностранным Буратино или путешествующим миллиардером не было, так как по жизни была воспитана родителями в строгости и реалисткой. Да и сам родной город давал уникальные возможности познакомиться с любым гражданином мира.

Идея зародилась внезапно, когда были с классом на водной экскурсии по городу. Проплывая под Дворцовым, потом под Троицким мостами по Неве, внезапно решили коллективом обязательно посетить Петропавловскую крепость. Парни, смеясь, захотели побывать возле места, где штампуют денежные знаки, девчонки — просто вспомнить младшие классы, когда с опаской осматривали страшные казематы и роскошные усыпальницы русских царей.

Затяжная весна и пронзительный ветер с Балтийского моря в середине мая заставил всех кутаться в теплые куртки, и все стали восхищаться прекрасной шубкой стройной девушки, позировавшей в высоких дорогих сапогах на фоне многометровой крепостной стены. Она в задумчивости изображала скучающую незнакомку, ждущую опаздывающего друга. Потом к ней присоединилась вторая красавица. И эта расписанная по сценарию фотосессия у стен исторического монументального ансамбля привлекла массу иностранцев, которые с воодушевлением снимали на телефоны, камеры и фотоаппараты прекрасно подготовленных, шикарных девиц.

А когда экзамены были успешно сданы, потолкались при огромном стечении выпускников школ города на набережной, встретили и отпраздновали с необыкновенным восторгом долгожданный выпускной вечер. И в очередной воскресный день Вера решилась на абсолютную авантюру.

Никому ничего, не сказав, она часов в девять отправилась к Петропавловской крепости. Дождя не было. Солнце с неохотой выглядывало в просветы набегающих с моря небольших тучек. Купаться в Неве в это время могли или закаленные «моржи», или подвыпившие безумцы, но закрытое от ветра высоченной стеной пространство постепенно заполнялось отдыхающими горожанами, жаждущими смены обстановки. Кто-то читал, большая группа мужчин резались в карты. Многие загорали, слушая музыку.

Вера с моста сразу определила для себя удобный ракурс, откуда ее было бы отлично видно. Она расстелила на камнях спортивный коврик, торопливо сдернула джинсы и несколько минут не могла заставить себя снять спортивную куртку.

«Я пришла сюда загорать!» — повторила про себя несколько раз, постепенно успокаиваясь. Застыла в удачной позе, вспомнив занятия в драматическом кружке. Когда стоять неподвижно надоело, села на коврик, вытянула ноги вперед, откинувшись корпусом назад и подняв голову навстречу солнцу. А, открыв глаза на минуту, вдруг увидела, что два отдыхающих у самой воды направили на нее свои портативные камеры.

«Вот, черт, попаду в какие-нибудь вечерние новости! Мать увидит — убьет, а братья засмеют», — подумала с опаской, но внимание было приятно. Встала неторопливо, достала из пляжной сумки большую белую шляпу, которая прекрасно гармонировала с синим открытым купальником, повернулась к мужчинам боком, демонстрируя незагорелые бедра и достаточно высокую грудь. Теперь ее снимали уже и с моста.

И вдруг совсем неожиданно появилась конкурентка в обществе двух деловых мужчин. Она устроила настоящий стриптиз, медленно раздеваясь на глазах приличных граждан, которые тотчас уставились на еще одну любительницу загара, бросив свои занятия. Между Верой и этой, с крашенными в яркий перламутровый цвет волосами красоткой, было метров семь, и заинтересованные туристы на мосту стали пристраиваться, чтобы разнообразить свои будущие слайды сразу двумя питерскими мадоннами. Это не понравилось парням, охранявшим девицу.

— Ты из какого журнала? Смотри, Стас, а незагорелая кожа особенно сексуальна на фоне разбуженного утра! Надо это учесть! С кем ты работаешь, красавица? Это наше место, за него заплачено! Сворачивай свой бизнес!

Вера взвилась:

— Что-то я нигде не видела ограды и таблички «Здесь занято». Проваливайте, а то полицейского позову! Я здесь просто загораю!

— На балконе дома просто загорай, понятно! — они начали бесцеремонно пихать коврик с сумкой ногами, настроенные явно воинственно. Всего час продержалась Вера, а сейчас приток отдыхающих и просто шатающихся явно увеличивался. И промозглый ветер, от которого хотелось завернуться хотя бы в синтетический коврик, немного утих. И она уже перестала считать желающих увековечить ее стройную фигурку. Но знакомиться никто не подходил.

— Считаю до трех! Или ты сейчас же сматываешься, или пойдешь домой в своей роскошной шляпе голяком, а твои вещички поплывут в Балтийское море! — парень постарше взял коврик за четыре угла. — Я не шучу!

— Эй, ребята, быстренько положили вещи на место! — оставив складной мольберт и брезентовый стульчик, от самой стены, к ним спешил худощавый молодой человек в теплой ветровке, фирменных джинсах, черной бейсболке. — Собирайся, дорогая, скоро дождь начнется, только что прогноз посмотрел, — незнакомый парень стал возле Веры, возвышаясь рядом такой защитной стеной, что двое мужчин медленно ретировались, что-то объясняя замерзшей даме, которая стала поспешно натягивать узкие желтые брючки и пушистый сизый пуловер.

И, правда, шпиль башни уже утонул в постепенно сгущающемся тумане наползающей непогоды. Вера тоже стала одеваться, чувствуя себя промерзшей насквозь, — так ее трясло от всего происходящего.

— Тебя не мешало бы сейчас водкой натереть и под одеяло засунуть, или под горячий душ? Ты где живешь?

Вера молчала. Нищий художник не входил в ее планы. Скажешь адрес — потом не отвяжется. Она так старательно позировала перед нацеленными на нее телефонами и фотоаппаратами, что не обратила на него никакого внимания.

— Ты нарушил своим приходом все мои планы. И почему сразу я для тебя стала дорогая? — молчать не имело смысла, если шли в одном направлении, по одному мосту. — Ты хоть успел меня нарисовать?

— Меня зовут Константин. Пошли в кафе, тут неподалеку, и согреешься сразу, и пообедаем заодно.

Открытое лицо, спокойный взгляд, приличный рост — ничего, с таким не стыдно пройти по Невскому проспекту. Вера приободрилась. Костя ей понравился. Он заказал по большому бокалу красного вина, суп с фрикадельками, по большой куриной запеченной ноге с гарниром, крепкий кофе. И Вера, немного захмелев, выложила свою мечту — выйти замуж за иностранца, чтобы не щелкать зубами всю жизнь от зарплаты до зарплаты.

Константин рассмеялся:

— Как тебя зовут? Вера! Чудесное имя! Вера! А как же вечная любовь? Разве это возможно — отдаваться за деньги? Тогда лучше сразу в бордель — без работы и заработка точно не будешь!

Вера обиделась:

— Ты, как мои братья, — сразу в крайности кидаетесь! А есть всегда золотая середина. Вот всем нравится цифра семь. А народная молва приписывает любителям этой цифры такое определение — посредственности. Понятие усредненное, что-то между хорошим и плохим. Говорят, что этим людям ничего не нужно, они довольствуются тем, что есть, рады тому, что им предлагают. Выберешь теперь семерку, если знаешь смысл? Точно, нет! А из четырех фигур: квадрата, треугольника, окружности и бесконечности — какой у тебя будет выбор?

Константин процитировал отрывок из известного стихотворения Павла Когана, автора знаменитого стихотворения «Бригантина»:

— Я с детства не любил овал!

Я с детства угол рисовал!

Вера перебила: — Твой выбор?

— Выбираю треугольник, — Костя нарисовал ручкой на салфетке равносторонний треугольник. Эта быстрая смена настроений невольно отражалась на лице Веры. И он почувствовал, как ему сейчас нужны были карандаш и лист бумаги, чтобы захватить в память неуловимую тень то ее радостного возбуждения, то увлеченности и смущения.

— Основная черта треугольника — ты самолюбивый! А я квадрат — волевая! А если выбрать окружность, то будешь сексуальный. Зато бесконечность — пример интеллигентности. Не зевай в следующий раз — предупрежден, значит, вооружен.

Несмотря на яростное сопротивление, Константин проводил Веру почти до самого дома. Обменялись телефонами, ничего друг другу, не обещая. Прощаясь, Константин приколол:

— Когда в следующий раз отправишься на отлов самцов-миллионеров, позвони! Я сразу же, в их присутствии, нарисую тебя без всякого купальника, и кто-то умрет у твоих ног, правда, после того, как отдаст мне тысячу долларов.

— Да иди ты, подальше, умник! — Вера демонстративно зашла в чужой подъезд, чтобы замести следы.

А Костя устремился в свою мастерскую. Что-то во взгляде, в фигуре этой красивой девочки его зацепило: отсутствие жеманности, зажатости, почти детская непосредственность рядом с взрослой рассудительностью, уверенностью и особым шармом.

— Пусть ей повезет в жизни! — пожелал, торопливо делая первые наброски запомнившихся черт на большом листке из альбома.

Четыре воскресения провели вместе у стен Петропавловской крепости в июле, когда солнце жгло немилосердно, но вода все равно была ледяная. Костя заработал пять тысяч рублей за карандашные рисунки Веры, располагаясь рядом со своим портативным мольбертом. К Вере начали подходить знакомиться неизвестные мужчины, но иностранцев среди них по-прежнему не было.

Она проводила время, мотаясь по городу, просиживая на каких-то просмотрах, сессиях, показах мод, пока не приткнулась совершенно случайно в модельное агенство. В начале августа ей исполнилось восемнадцать лет. А в сентябре Костя признался в любви, когда привел Веру к себе домой.

Родители уехали отдыхать на месяц в Кисловодск, и квартира стала для обоих убежищем в познании сексуального опыта, первой неконтролируемой страсти, юношеского восторга. Они, словно играли во взрослую игру, поглощенные собой, силой своих возможностей, упиваясь тайной магией переполненных любовью тел.

Вера стала для Константина той первой женщиной, которая наполнила его такой удивительной отвагой и верой в себя, раскрываясь каждую ночь с какой-то необычной стороны, что он захлебывался в трепетной дрожи своего нетерпения от невозможной привлекательности каждой частицы принадлежащего ему теперь безвозвратно обворожительного женского тела.

После возвращения родителей Костя договорился с другом, и они продолжали свои встречи с Верой в чужой квартире, где бывшие хозяева держали, наверное, дюжину домашних кошек, от которых остался своеобразный запах и неожиданные клочки шерсти на одежде.

Первого декабря отобранная группа, в которую попала Вера, должна была выехать на какой-то модный показ современной одежды в Прагу. И тут в ноябре стало ясно, что шквал обоюдного восторга уже взрослого Кости и этой юной колдуньи дал жизнь маленькому будущему человечку. Которого Вера ради своей будущей сверкающей карьеры, ничего не сказав Косте, решившись, убила. Жестоко, жалея и плача, но убила. На белоснежном хирургическом столе, в медицинском учреждении прервалась жизнь маленького будущего воина, врача, художника, ученого, внука Ирины Александровны, о котором она так никогда и не узнала.

Когда Константин узнал горькую правду, он порвал и выбросил в мусорный ящик все наброски карандашом, листы с готовыми рисунками Веры. «Если бы можно было каким-нибудь сеансом гипноза, — сказал он ей тогда при встрече, — вернуть восторженное, всепоглощающее чувство нежности, в которой вся жизнь отражалась раньше, как бесконечная цепочка будущих надежд и планов. А теперь — только горечь немыслимой потери любви и будущего без тебя».

Нина сидела, сцепив пальцы ладоней в такой крепкий замок, точно отгораживалась от невозможного признания, от немыслимой боли в глазах сразу потухшей женщины, которая, возможно, уже не в первый раз произносила эти страшные слова вслух, в который раз, осознав, наконец, варварство тех страшных дней своей юности.

Вера сделала еще один глоток вязкой жидкости, показала рукой на бутылку:

— Ты будешь? Не подумай, что я увлекаюсь спиртным! Я — железная леди. У меня страшная сила воли, но сегодня я себя развязала, не удержалась. Столько лет прошло, а помню каждую минуту, проведенную в этой квартире. Все было внове, очаровательно и притягательно — эти умопомрачительные поцелуи, радость прикосновений, незабываемая страсть двух неиспорченных сердец! Костя меня бросил решительно и бесповоротно, повторяя, как в бреду, бессчетное количество раз: «Как ты могла?» Я рыдала, оправдывалась, обещала рожать ему каждый год детей, но он ушел навсегда. Теперь я его не виню.

Нина опять включила электрический чайник. Голова как-то странно кружилась, словно что-то размагнитилось внутри, и требовалась крепкая подставка, чтобы тебя не вело в сторону.

— А потом? — Нина, чтобы успокоиться, достала из холодильника яйца, сделала яичницу с колбасой, с десяток бутербродов, салат из помидоров. — Вера, чтобы не напиться, давай перекусим. Что было, то прошло. Теперь не вернешь.

— Да, ты права. Хватит пить! Убирай коньяк! Это мужики слабенькие, не умеют остановиться вовремя, а мы умеем притормозить на поворотах, поэтому и живем дольше. Хорошая ты хозяйка, быстрая, моторная. Кому-то явно повезет. Наливай чай и слушай дальше, если не надоело:

— Я стала посредственной моделью. Что-то в моей карьере не клеилось, не хватало какой-то одержимости, шика, уверенности, но на кусок хлеба я себе зарабатывала. Мужчин сторонилась, боясь ненароком залететь и опять стоять перед выбором. Все время хотелось есть, и эта навязанная вечная голодовка раздражала. Иностранца я так и не встретила, зато ко мне прилепился обеспеченный молодящийся старик. Мне было двадцать два года, а ему пятьдесят шесть. Представляешь, разница — тридцать четыре года. И с высоты своих мудрых лет он шептал о неувядаемой молодости чувств, мечте всей жизни засыпать в объятиях молодого тела, дарящего свою красоту чувственности опыта и страсти. И я продалась. Не верь всем этим притворяющимся актрисам, которые, не краснея, лгут с экранов телевизоров на весь свет, что старики-мужья — россыпь чувств и наслаждений. Это — чемодан проблем, болезней, неудовлетворенности, ревности и капризов. И ты, как добросовестная жена, должна упреждать все прихоти мужа, разыгрывать на протяжении долгих лет умную и ласковую недотепу, терпеть в постели безнадежные потуги сексуальных домогательств. Господи! Какой же надо было быть идиоткой, чтобы сменить свою свободу на это подобие жизни в вечно больничной палате!

— А с Константином вы так и не встречались больше? — Нина, сопереживая гостье, все время ждала почему-то, что рано или поздно всплывет в рассказе Веры имя Дениса.

— Мой муж, какой-то банковский воротила, купил приличный дом в Железноводске, куда мы выезжали, как раньше говорили, до революции, «на воды» в мае или июне, пока города кавказских минеральных вод не накрывало знойное лето, а в Петербурге становилось тепло.

И после возвращения в город на каком-то торжественном вечере в ресторане я совершенно случайно встретила Константина. Их компания шумно праздновала какой-то юбилей, или они отмечали завершение какого-то успешного мероприятия, сейчас я уже не помню, но ребята за длинным столом были уже хорошо подшофе, громко разговаривали, смеялись, танцевали. Нас с мужем проводили в банкетный зал, где царила такая приличная скука и откровенная показуха светских манер, что я невольно прислушивалась к шуму и гомону в соседнем зале. И, выждав определенное время, извинившись, вышла, чтобы поздороваться с Костей.

Я уже пять лет была замужем, прекрасно выглядела, была шикарно одета. И мне захотелось продемонстрировать перед человеком, который меня бросил, свою исполнившуюся мечту стать независимой и богатой.

Развеселившаяся компания выплясывала в это время по кругу под музыку греческого танца сиртаки, положив друг другу руки на плечи. Какой-то паренек втянул меня в хоровод, и я увидела, какими глазами внезапно протрезвевший Константин смотрел на меня. После танца он сразу же подошел ко мне, схватил за руку и повел к выходу на улицу. Или винные пары, или моя гибкая фигура, извивающаяся в танце, напомнила наши прошлые встречи, но это был совсем другой Константин.

— Вера, я знаю, что ты замужем, но это ничего не меняет! Я ничего не могу с собой поделать! Я люблю тебя! Поедем ко мне, я познакомлю тебя со своей матерью! Она прекрасный человек! У меня много заказов, ты ни в чем не будешь нуждаться. Пойми и прости меня, я был тогда жестокий, наивный, маменькин сынок в свои двадцать с лишним лет. Теперь все изменилось! Я рисую только тебя на своих картинах? Думаю только о тебе!

Он попытался поцеловать меня, но я показала на видеокамеры при входе. Чужой человек стоял передо мной, что-то говорил, но ведь за эти девять прошедших лет он, ни разу не сделал попытки найти меня, хотя великолепно знал, где живут мои родители. Не было абсолютно ни одного звонка, хотя я специально не меняла старый номер. Да, этот мальчик тогда ужасно обиделся на меня, пусть жил с этой обидой все годы, возможно, страдал, воплощал мой образ в своих картинах, но не нашел ни одной минутки, чтобы просто встретиться и сказать в лицо, что не может без меня. Девять лет мог, и вдруг все изменилось?

Я выдернула свою ладонь из его ладони, глубоко вдохнула и, не сказав Косте ни слова, вернулась в банкетный зал к своему мужу. В машине, возвращаясь, домой, твердо решила: хватит терпеть, подаю на развод!

Но через месяц у мужа случилось прободение язвы желудка, ему сделали не очень удачную операцию, у него стало барахлить сердце, прыгать давление. И на полтора года я превратилась в домашнюю сиделку и медсестру.

Это страшно осознавать, что пачки денег, ради получения которых улетели юность, зрелые годы мужа, которые давали некоторую свободу, мнимое верховенство над людьми, на самом деле не могут продлить самое бесценное — жизнь. И эти его перепады в настроении, лихорадочный настрой на немедленный перелет в Израиль в какую-то суперсовременную клинику с фантастическими результатами по излечению подобных заболеваний, затем переход на лечение народными средствами, на которые тратились баснословные деньги, увлечение сеансами ясновидящих и мошенников-колдунов, химиотерапия — все это тянулось, как сплошной кошмар. Тогда она боялась задать себе только один простой вопрос: «За что мне это?», на который знала ответ: «Ты получила то, что хотела!».

И, когда стала вдовой почти в двадцать восемь с половиной лет, узнав, при озвучивании завещания, что получит после дележки с взрослыми детьми и бывшей женой в наследство — трехкомнатную квартиру в Москве и приличный счет в банке, но при условии, что никогда больше не выйдет замуж, — сразу же улетела в Италию. Для вступления в наследство нужно было ждать после января долгих полгода, но она решилась, и сразу после сорока траурных дней сама позвонила Константину:

— Я жду тебя в Неаполе.

Костя прилетел на следующий же день. Наверное, если люди созданы друг для друга, или где-то в небесной канцелярии в книге судеб записаны их приметы и сроки встреч, то, что суждено, обязательно случится.

Они ни слова не сказали в свое оправдание, в защиту, просто шагнули на пороге номера в отеле навстречу друг другу, закрыли дверь на ключ, и отдались друг другу, упиваясь любовью, как сумасшедшие. И, когда Костя пытался что-то сказать, она закрывала ему рот ладонью и шептала: «Молчи!».

Март пролетел, как неделя. Весенняя погода добавила своего хмельного звона в их ненасытную жажду обладания, радостного ощущения неразрывности судеб. Все вокруг было интересно, ново, свежо и не забываемо. Но в начале апреля позвонили из Петербурга: матери Кости сделали операцию по удалению желчного пузыря. И Костя в этот же день улетел домой. Расставаясь в аэропорту, Вера сказала твердо:

— Я не готова к новому замужеству. Жди моего звонка. Возможно, через год после смерти моего мужа я тебя позову.

И тут Нина не удержалась от вопроса, прервала рассказчицу:

— Вера, а Константин не познакомил тебя со своим другом Денисом?

— Нет, но из Санкт-Петербурга ему по поводу матери звонил именно какой-то Денис. Костя сказал тогда, что Денис заботится о его матери лучше родного сына. И я почувствовала какие-то нотки ревности в его голосе. И еще он сказал, что познакомит меня с Денисом только, когда Денис женится. А иначе его рыжий друг точно отобьет его любовь.

Нина резко встала, но тут же схватилась за стол: опять комната поплыла под ногами, словно началась качка. Вера, увидев ее побледневшее лицо, перехватила Нину за талию и повела решительно в зал на диван со словами:

— Закусывать надо, подруга!

Нина ощупала живот, тошноты не было. На всякий случай выпила таблетку.

Вера стояла у окна, задумавшись, потом попросила:

— Если тебе лучше, пошли в мастерскую!

И она, как и Денис, стала расставлять картины вдоль стен, рядом со столом, диваном, шкафом, и внутри этого невероятного обособленного пространства оказались именно те женщины, которые в разное время вдохновили художника, зажгли его воображение, созданные образы которого легли талантливыми мазками на полотно.

— Нина, ты знаешь, если бы я была рядом с ним постоянно, он не успел бы столько нарисовать! — Вера провела пальцами по волосам извивающей в страданиях пленницы на картине. — Да, теперь я вижу, как он меня любил и ненавидел одновременно! И мне очень жаль его мать. И жаль себя! Нина, тебе интересно, что было дальше? Пошли на кухню! Я не могу здесь находиться! Слишком все здесь напоминает о нем.

Нина опять включила чайник:

— Мы за все время так к чаю и не прикоснулись, — она попробовала конфеты, — я тебя слушаю.

Вера усмехнулась:

— Только один раз в жизни я поступила так, что до сих пор глажу себя по голове и радуюсь: молодец! Молодец, что плюнула на условности! Молодец, что любила без памяти! Молодец, что родила от любимого человека дочку!

— Что? — Нина обожгла себе губы крутым чаем. — У Кости есть дочь? И где она сейчас?

— У моей мамы, пока я здесь у тебя в гостях. Но почему у меня в жизни все время закручивались такие несуразные спирали, чтобы увести меня от нормальной счастливой семьи? Когда я вернулась в начале апреля в Москву и поняла, что беременна, то сразу решила ничего Косте не говорить до вступления в наследство. Если бы я тогда не цеплялась так за эту обеспеченную жизнь, плюнула бы на все и уехала назад в Питер? Возможно, и Костя сейчас был бы жив! Он звонил мне каждый день. В начале мая потребовал, чтобы я приехала к нему. Он увез свою маму в какой-то шикарный санаторий Министерства Вооруженных Сил на берегу Финского залива для восстановления после операции. И мы опять были в его квартире одни. И никто не мешал нам. И я должна была остаться здесь с ним как его жена. Но Костя, наверное, стеснялся своей матери, или просто инстинктивно чувствовал, что я не подхожу под тот идеал женщины, который она придумала для своего сына.

Мы были уже зрелыми любовниками. Каждое мгновение, прожитое на этом диване в мастерской, осталось теперь со мной, как волшебный, чарующий сон, подарок судьбы. Но я опять ничего не сказала ему о будущем ребенке. Меня смущала начатая им картина, на которой была изображена ты, Нина! Костя посвящал меня в тонкости индусских теорий, говорил о кармическом долге, а когда я спрашивала: «Кто эта девушка?», он таинственно улыбался и произносил торжественно: «Это моя муза!» Мы поссорились, я наговорила ему кучу глупостей и уехала. Когда после раздела имущества через полгода, родственники мужа оставили меня в покое, я решила жить только ради ребенка. Вторая половин беременности протекала тяжело, врачи боялись угрозы выкидыша, а Костя опять молчал. Наверное, ждал моего приглашения.

Когда я родила Иринку в Москве в двадцатых числах декабря, то из родильного дома сразу же позвонила Константину. Но его телефон молчал. Я звонила по десять раз в сутки, и днем, и ночью, а его телефон разрывался там, рядом с ним, под многометровым снежным настом в горах Австрии, когда его уже не было на этом свете. И я обиделась: он опять меня бросил. И это неведение спасло меня и мою дочь от отчаяния, иначе бы точно перегорело материнское молоко. Я попросила через месяц свою мать узнать, куда Костя пропал. И в конце февраля она сообщила мне, что он погиб под лавиной.

Каждую минуту тогда я проклинала себя за все: за эгоизм, за молчание, за необоснованную ревность. Спасибо, Нина, что ты меня выслушала, но мне пора идти.

Нина вскочила со своего стула:

— А почему ты не показала Костиной матери ее внучку? Вы ведь обе любили Костю?

— Сейчас моей малышке год и восемь месяцев. Этот звоночек — копия своего отца: пушистые волосы, высокий лоб, улыбка во весь рот, все зубки наружу. А тогда я не нашла в себе мужества прийти к Ирине Александровне сразу и помочь ей в ее безмерном горе. Опять оставила все на потом. Ведь в ее глазах я была предательницей, из-за которой ее любимый сын так страдал, и возможно, погиб, отправившись с другом на эти горные склоны в чужой стране.

— Я не могу тебя осуждать. Но давай вернемся на грешную землю. Эта квартира должна принадлежать твоей дочери. Нам нужно завтра же идти к нотариусу. Бедная Ирина Александровна! Если бы она знала, что после Кости осталась родная кровиночка, она бы не выискивала дальних родственников! — Нина сразу же вспомнила про Дениса. Ведь телефон на окне молчал. — А почему друга Константина не оказалось рядом с ним в тот трагический день, ты не знаешь?

Вера встала из-за стола, молча прошлась по квартире, застыла на долгие пять минут в дверях мастерской, потом решительно шагнула к входу:

— Ниночка, у моей дочери есть квартира в Москве, и она обеспечена так, как тебе и не снилось. Разговор об этой квартире считаем закрытым. Неужели ты думаешь, я смогла бы тут жить, где каждая мелочь напоминает мне о Косте и моем предательстве? Я еще неделю побуду у матери в гостях, и ты обязательно придешь к нам и познакомишься со своей маленькой родственницей. Это теперь твоя законная квартира. Договорились? И еще. Все подробности о смерти Кости моя мать узнала у соседки Ирины Александровны, с которой когда-то работала вместе. А я так и не успела с Костиной мамой познакомиться. Она буквально сгорела через год после смерти Кости. А друг Константина чудом остался жив, задержавшись на один день по делам в Париже. Вот такая проза жизни. Прости меня!

На другой день в обед Нина вылетела в Адлер.

И, уклоняясь старательно от желания увидеть сквозь перину плотных облаков далекую землю, от зловещего гула турбин, она нырнула в откровения дневника, но через несколько минут закрыла тетрадь. Вчерашнее знакомство с Верой, приоткрывшаяся дверца в жизнь Кости, а, самое главное, такой невозможный разворот жизненных полос, заставил еще раз пролистать мысленно свою не длинную жизнь.

Неужели так подло устроен мир, следуя теории реинкарнации, что только в следующей жизни душа сможет преодолеть те проблемы, которые не были решены раньше в этой жизни? И кому в будущем достанется та боль Ирины Александровны, так и не узнавшей, что ее сын был счастлив? А Константин, который не сумел погасить свою устремленность в будущее, не получив в этой жизни сполна счастья отцовства и истинную преданность любимой женщины?

Случайности захлестывают нас постоянно, пытаясь утопить в несправедливостях, печалях и несчастиях, но каждый из нас, как маленький непотопляемый кораблик, пробкой пробивается наверх, сквозь страдания и напасти, и упрямо продолжает свой путь.

Правы мудрецы, изрекавшие: «Спешите жить и наслаждаться здесь, в этой жизни». Возможно, потом будет лучшая жизнь, но она осуществится уже для других людей, пусть даже с твоей душой, пострадавшей в прошлой жизни.

Черноморское побережье встретило неприветливо. Море второй день штормило, и Нина застала всех своих в кухне в разгар ужина. Ее неожиданное появление вызвало такой всплеск радости, что младшая Настя даже расплакалась. Сердце невольно защемило, когда обнимала перегревшихся под знойным солнцем своих девочек, которые просто готовы были раствориться в маминых руках, не отходя от нее ни на минутку, словно опасались, что она опять растает в дверном проеме.

Зато бабушка от неожиданности уронила тяжелую чугунную сковородку, на которой жарила блины, когда Нина показала всем билеты на завтрашний вечерний поезд «Адлер — Москва».

Она ни слова не сказала о появлении в ее жизни мужчины, который перевернул ее жизнь вокруг невидимого стержня на все сто восемьдесят градусов потому, что с его исчезновением она сама себя спрашивала: а это не мираж случайно? И только, закрыв глаза, ныряя в случайные воспоминания жарких объятий и откровенных прикосновений, буквально вспыхивала огнем желания и повторения его ласк.

Мать Нины, словно забыла, как сама несколько лет назад, оставила дочь с внучками, устремившись за мужчиной, который случайно встретился на ее жизненной дороге, проявил интерес и тоже не хотел одиночества на старости лет. Отчима не было дома — он уехал на машине в Краснодар, посмотреть состояние квартиры, потому что затянувшееся жилье в курортном домике у бывшего однополчанина на берегу моря стало его раздражать.

И только, уложив девочек спать, Нина подробно описала всю историю получения наследства, оставив для себя в памяти и не посвящая мать в моменты быстрого сближения с совершенно незнакомым мужчиной. Ни слова не было сказано о той сумме денег Дениса, благодаря которым Нина прилетела на юг. От такого напряженного дня, утомительного перелета, волнений и радостного возбуждения от встречи со своими кровиночками кружилась голова, и было только одно желание — крепко-крепко заснуть без всяких сновидений. Телефон молчал.

Поездка в Красную Поляну, подъем на огромную высоту в горы по канатной дороге, искренний восторг девчонок, приличный обед в кафе среди цветочного рая у какого-то предприимчивого владельца огромной пасеки, целый пакет с баночками различного меда, кремов на меду — все радовало. Но одновременно присутствовало какое-то постоянно накапливаемое чувство тоскливого одиночества, будто ушло, испарилось из жизни что-то очень важное, причем, надолго.

На перроне у вагона мать перекрестила всех и прошептала:

— Только не наделай глупостей, доченька!

Или она поняла, что Нина многое не договорила, или просто опасалась, как все матери, как тяжело одинокой женщине придется вместе с детьми в чужом, огромном городе без помощи близких, без работы, даже при наличии квартиры, которую никто не видел пока. Телефон молчал.

Один день в Москве, в мягком очаровании словно вернувшегося лета, в восторге от стремительного метро, Красной площади, прогулок по историческому центру и паркам возле Большого театра должен был запомниться дочерям, которые не переставали удивляться и радоваться, постоянно переспрашивая: «Мама, а, правда, мы будем жить в Санкт-Петербурге? А нас запишут там в школу?».

Она смеялась, шутила, а самой хотелось плакать, неизвестно, почему. Зря она опять не послушалась Дениса, поступила по-своему, наперекор его просьбе. Чего она испугалась? Что девчонки не примут сразу Дениса? Или она, наоборот, опасалась возможной, непредсказуемой реакции его, как любого мужчины, на препятствия в виде детей, с которыми его женщина вынуждена будет считаться в первую очередь, и с которыми будет делить свою нежность и время. Ведь совсем другое дело, когда женщина принадлежит тебе полностью, растворяясь в твоей воле и желаниях, без оглядки по сторонам.

Вспомнилась невольно индусская пословица:

«Все, чего мы желаем, но не имеем, мы обретаем, когда входим в сердце свое, ибо только там пребывают все истинные желания, пусть и прикрытые ложью».

А телефон молчал.

Глава 16. Денис

«Простая истина — смысл жизни — в самой жизни», написала в дневнике Ирина Александровна.

«Я ругаю себя за то, что попалась на уловки тех псевдотеоретиков, которые вытаскивают из старинных книг цитаты различных учений, выдавая их за величайшие открытия прошлых веков, приплетая имена ученых древности, чтобы запудрить мозги ночующим и блуждающим в дебрях Интернета подросткам и молодежи схоластическими откровениями о вечно кочующей душе.

С тем, чтобы украсть у них устремленность к познанию, к вечной радости любить и быть любимыми, осаживая угрозами кармы, чтобы каждый стал болванчиком, роющимся в поисках мгновений кем-то прожитой когда-то жизни. Гениальность каждого заложена в его мозгу, безмерные возможности которого почти не изучены».

Нина перевернула с десяток пока не прочитанных страниц, заполненных летящим, слегка спотыкающимся почерком детского врача, за свою долгую жизнь исписавшего бумажную тонну историй болезней. Записи оканчивались одной печальной строчкой: «Моего сыночка больше нет». И дальше чистые листы.

Нина закрыла дневник. Поезд прорывался стремительно через полуночную тьму последних безлунных августовских ночей, догоняя время. Девочки крепко спали, укачавшись в изнеможении от дня ярких и незабываемых впечатлений.

«Мне необходимо дочитать дневник, иначе я не буду себя уважать. Ирина Александровна была мужественной женщиной, и этой стойкости духа мне нужно у нее поучиться. Даже сотая доля всех просмотренных телевизионных передач за год не может сравниться с откровением нескольких страниц дневника мудрой женщины. Завтрашний день закрутит в водовороте множества неотложных дней: переоборудование комнаты для девочек, путешествие по городу в поисках школы для девочек, приобретение формы и нормальной одежды для девочек. Вся дальнейшая жизнь будет теперь крутиться только для девочек и вокруг девочек, как было дома, в Николаевске.

И, возможно, прав Денис, что молчит вдалеке, оторвавшись от нарастающей привязанности к женщине, повязанной детьми на всю оставшуюся жизнь. Ему нужен сын. Так ведь легко можно разрешить эту проблему, выбрав в спутницы жизни молоденькую симпатичную студентку — француженку или русскую соотечественницу, прожигающую деньги обеспеченных родителей в модных учебных заведениях Германии, Франции, Англии».

Нина, неожиданно разозлившись, открыла дневник: «Да, она тоже постарается быть мужественной. Ей только тридцать два года. Она полна сил и энергии. И если Денис исчезнет из поля ее видимости, то она точно постарается найти себе спутника из капитанов дальнего плавания. И точка. Господи, дай мне силы дочитать дневник!».

Ирина Александровна написала:

«В своей книге «Магия мозга и лабиринты жизни» Наталья Бехтерева провозгласила:

«Человеческий мозг — это живое существо, находящееся в нашем теле».

Вот еще цитаты:

«Пространство и время — в мозгу время преобразуется в пространство. Возможен уход в прошлое по пространству».

«Есть ли душа? Если да — то, что это? Что-то, пронизывающее весь организм, чему не мешают ни стены, ни двери, ни потолки. Душой, за неимением лучших формулировок, называют, например, и то, что будто бы выходит из тела, когда человек умирает… Где место души — в человеческом мозге, в спинном, в сердце, в желудке? Можно сказать — «во всем организме» или «вне организма, где-то рядом». Я думаю, этой субстанции не нужно места. Если она есть, то во всем теле.

А есть ли жизнь после смерти? Я знаю одно: клиническая смерть — это не провал, не временное небытие. Человек в эти минуты жив. Мне кажется, мозг умирает не тогда, когда в сосуды в течение шести минут не поступает кислород, а в момент, когда он, наконец, начинает поступать. Все продукты не очень совершенного обмена веществ «наваливаются» на мозг и добивают его…

Почему мы видим иногда окружающее как бы со стороны? Не исключено, что в экстремальные моменты в мозге включаются не только обычные механизмы видения, но и механизмы голографической природы. Например, при родах. По нашим исследованиям, у нескольких процентов рожениц тоже бывает состояние, как если бы «душа» выходит наружу. Рожающие женщины ощущают себя вне тела, наблюдая за происходящим со стороны. И в это время не чувствуют боли.

Еще одна тайна мозга — сны. Наибольшей загадкой мне кажется сам факт того, что мы спим. Мог бы мозг устроиться так, чтобы не спать? Думаю, да. Например, у дельфинов спят по очереди левое и правое полушария…

Чем можно объяснить «сны с продолжением» и тому подобные странности? Допустим, вам не первый раз снится какое-то хорошее, но незнакомое место — например, город. Скорее всего, «сказочные города» снов формируются в мозге под влиянием книг, кинофильмов, становятся как бы постоянным местом мечты. Нас тянет к чему-то еще не испытанному, но очень хорошему…

Или вещие сны — это получение информации извне, предвидение будущего или случайные совпадения? Я сама за две недели до «события» со всеми подробностями увидела во сне смерть своей матери».

Наталья Бехтерева видела, по ее словам, четыре вещих сна в своей жизни.

«Почти все люди испытывают страх перед смертью. Говорят, что страх ожидания смерти во много раз страшнее ее самой. У Джека Лондона есть рассказ про человека, который хотел украсть собачью упряжку. Собаки покусали его. Человек истек кровью и умер. А перед этим произнес: „Люди оболгали смерть“. Страшна не смерть, а умирание. Я — не боюсь».

(Глава «Через тернии» в книге Н. Бехтеревой «Магия мозга и лабиринты жизни»)

«Это, наверное, лучшее свойство живых существ — не наследование условных рефлексов, потеря опыта родителей при рождении нового человека. Когда мы приобретаем знания, опыт, всегда жаль, что их не передать. Что ж! Пишите книги, пойте песни, растите учеников — передавайте накопленное из уст в уста. Природа много мудрее нас. Переживания ужаса от предыдущих поколений последующим не передается».

Владимир Михайлович Бехтерев, всемирно известный физиолог, психиатр и невропатолог, дед Натальи Бехтеревой, в одной из своих научных работ «Тайна бессмертия» сделал вывод: мысль материальна и является разновидностью всемирной энергии, стало быть, в соответствии с законом сохранения энергии исчезнуть не может. Бехтерев провозгласил:

«Смерти нет, господа, это можно доказать!».

Он вернул веру в осмысленность жизни, и, значит, ответственность за поступки.

Бехтерев ввел понятие психического микроба, способного приводить к психическим пандемиям: «Достаточно, чтобы кто-нибудь возбудил в толпе низменные инстинкты, и толпа, объединяющаяся благодаря возвышенным целям, становится в полном смысле зверем, жестокость которого может превзойти всякое вероятное».

Нина вздохнула и приказала себе:

«Мне нужно обязательно прочитать эти книги, потому что именно ученые ближе всего подошли к разгадке всех таинственных гипотез, существующих в мире, не боясь признавать ошибки и заблуждения, как свои, так и своих коллег».

Последние страницы были, видимо, написаны в период глубокой печали и неистребимой надежды, что сын все же окажется жив, благодаря какому-то невозможному чуду, и тогда она поделится с ним новыми знаниями:

«В современном мире присутствуют доводы, которые как подтверждают, так и отвергают реинкарнацию. В пользу ее существования свидетельствует вера многих людей в бессмертность души. О реинкарнации говорят некоторые парапсихологи и исследуемые ими люди, которые что-то помнят о прошлой жизни, вспоминают о ней под гипнозом.

Существуют и доводы, опровергающие возможность реинкарнации, например, научное изучение памяти. Способность запомнить информацию для последующего воспроизведения в период внутриутробного развития и первых месяцев жизни у людей отсутствует. Поэтому нельзя говорить, что до рождения индивидуум имеет высокоразвитое самосознание.

Главный довод, опровергающий реинкарнацию, связан с генетикой. Во время оплодотворения сливаются мужские и женские половые клетки и объединяются содержащиеся в них хромосомы (по двадцать три пары). В этот миг зарождается жизнь — неповторимое существо с душой, присущей только ему. Эта душа не могла ранее жить в другом теле.

Остается вопрос: если реинкарнация существует и человек постепенно духовно развивается, то почему за множество тысячелетий общество не стало совершенным? Людские пороки по-прежнему существуют, и люди никак не могут от них избавиться?

Таким образом, идея реинкарнации не находит однозначного подтверждения или опровержения, однако она заставляет нас о многом задуматься».

Поезд подходил к перрону Московского вокзала. Впереди ждал напряженный день, но, собирая вещи, помогая девочкам одеться, Нина никак не могла отделаться от мысли, что у дневника еще будет продолжение. И оставшиеся пустыми страницы допишет именно она. Весь вопрос был только в том: одна она или все же в содружестве с Денисом?

Подъезжая на такси к дому, Нина вдруг так ясно представила открывающуюся перед ними входную дверь в квартиру, улыбающееся лицо Дениса, запах крепкого кофе, что почти бегом, оставив чемоданы и девочек под деревьями у лавочки, стремительно вбежала на третий этаж, не доставая ключ. После трезвона из квартиры никто не вышел.

«Нельзя ни к кому привыкать — больнее будет расставаться», — приколола себя ехидно. Что-то растаяло в душе, вытекая невидимыми слезами невыразимого сожаления и потери, с внезапным осознанием реальности: Денис к ней не вернется. И опять закружилась голова так сильно, что, опасаясь упасть, схватилась за чугунные перила, села на не очень чистые ступеньки. Первая не выдержала Маша:

— Мама, скоро ты там? — донеслось снизу от входной двери.

И мелькнула подлая спасительная мысль: «Вызвать такси, добраться до вокзала и взять билет до Волгограда. За три дня до школы, может быть, еще никого не успели взять на мое место, приду на работу, как будто никуда не уезжала, а ключ спрячу подальше. Квартира есть не просит, подождет до осенних каникул. За два месяца все прояснится».

Решительно стала спускаться по лестнице, но тут внизу Настя шепнула стеснительно: «Мама, я в туалет хочу!» — и вся построенная пирамида уверенности в побеге от действительности зашаталась. Нагрузившись сумками и чемоданами, с большими остановками, наконец-то, попали в квартиру.

— Мамочка, это ты? — донеслось из мастерской. Это Маша, пока мать занималась с сестрой, сразу отправилась на разведку по комнатам. — Какая ты у нас красивая! А кто тебя рисовал? А меня нарисуют?

Звоночек детского голоса напомнил, что пора завтракать, залазить в интернет и искать адрес ближайшей школы. И себе работу, и ближайший Сбербанк, потому что деньги Дениса заканчивались. И еще поликлинику, потому что участившиеся головокружения могли быть или признаками наступившей беременности, или чего-нибудь похуже.

— Мама, а где мы будем жить? — Настя выглянула из комнаты Ирины Александровны. — Мне здесь нравится!

«Дорогая Ирина Александровна, — обратилась мысленно к хозяйке дневника Нина, — я так и не узнала, что Вы обо мне говорили Денису, какие давали ему указания, когда решили написать завещание на меня. Но, надеюсь, что команды приручить меня Вы ему не давали. Потому что невозможно заставить человека кого-то полюбить. Переспать один или несколько раз — да, это возможно. Все мы рабы своих основных инстинктов — пищевого и полового, — но полюбить по-настоящему? Нет, это невозможно! Как правильно заметила Наталья Бехтерева в своей книге:

«Человеку свойственно искать радость, — это — неназванный биологический инстинкт выживания».

Простите меня!».

После легкого завтрака начали все втроем передвигать вещи из комнаты Ирины Александровны в коридор: большое кресло, старинную швейную машинку, сервант.

И пока девочки в зале ворошили свои чемоданы с вещами, не удержалась, зашла в мастерскую и снова ахнула. Еще одна картина выглядывала из-за шкафа.

С первой минуты их с Денисом появления в этой заколдованной квартире все время что-то мешало ей затормозить, остановиться и не спеша, осмысленно рассмотреть все картины. Ее испуг от внезапного сходства с девушкой на холсте, стремительное бегство от замаячившего отблеска неожиданной страсти к незнакомому мужчине, обыденность необходимой уборки квартиры, любопытство к записям дневника — все это заслоняло, отодвигало возможность составить полное впечатление от творчества Константина. Она даже не удосужилась пересчитать их, погрузившись в обволакивающее ее сознание притяжение от присутствия Дениса.

На холсте рвался в небо шпиль знакомой кирхи, а в наползающих сумерках в широко раскрытой двери отчетливо расцветало пламя высокого пожара. Отблески пламени вырывались из разбитых окон, которые осыпались на землю блестящими струйками разноцветного стекла бывших цветных витражей. И ни одного человека на огромной пустынной площади. Что-то страшное должно было случиться, чтобы неведомая сила унесла одновременно из родных мест всех людей, оставивших, бросивших свою святыню гибнущей в огне.

«Я должна написать книгу о Константине, который от закомплексованности на идеях реинкарнации, множества увлекательных историй о воспоминаниях прошлой жизни, если бы не погиб в расцвете творческих сил, обязательно бы шагнул в убедительную действительность современной жизни. Как на этой картине, где он силой своего таланта иносказательно показал трагедию целого народа, пострадавшего в результате варварской второй мировой войны. Где-то он, наверное, прочитал о печальной участи депортированных в 1941 году немецких семей в Сибирь, на Алтай, в Казахстан. И о превращении изуродованной до неузнаваемости церкви в хранилище для зерна, где от алтаря, резных балконов, высоких скамеек не осталось и следа, словно там, действительно, внезапный безжалостный пожар постарался унести память о целых поколениях людей, которые столетиями рождались и умирали, жили и работали, воспитывали детей и строили дома».

И тут неожиданно раздался дверной звонок. Чарующая мелодия бетховенской «К Элизе» затопила всю квартиру, пока Нина в полной растерянности застыла в мастерской. Звонок повторился. На пороге стоял высокий, светловолосый парень лет восемнадцати:

— Вы — Нина? Можно войти? — подростковая худощавость, устойчивый загар, спортивная одежда — все было обычно, но чем-то неуловимо этот молодой человек был похож на Дениса.

«Это его сын! — Нина обмерла. — И ведь ни слова мне не сказал! А ты вообще ничего про Дениса не знаешь! Что ж теперь ахать?».

Нина кивнула: «Проходите!».

Парень явно волновался. Он с удивлением посмотрел на выстроившихся у входа в зал девочек, что-то еще хотел спросить, но проглотил, смутившись, слова и вдруг выпалил:

— Денис в больнице. В Австрии он на восхождении в горах сорвался в реку. Кого-то спасал при переправе. После ливней треснуло укрепление на мосту высоко в горах. Денис рано утром позвонил моей матери и сказал про вас. Вы не волнуйтесь, с ним все нормально.

«Вот почему он не звонил! Вот почему кружится голова! Потому что была все время на взводе, что ты его больше не увидишь, вспоминая слова о пропавшем под лавиной Константине! Господи, что мне делать?».

— Как вас зовут? Вы сын Дениса?

Парень застенчиво улыбнулся и еще больше стал похож на Дениса:

— Нет, конечно. У Дениса нет детей, насколько я знаю. Я его племянник. Вячеслав. У меня через два часа самолет. Я лечу к нему. Что ему передать?

— А как мне к нему можно попасть? Правда, я плохо знаю английский!

— Боюсь, что у вас ничего не получится. У вас нет заграничного паспорта, как сказал Денис, — племянник с интересом посмотрел на девочек, удивившись, не меньше Нины, потому что Денис ни слова не сказал про детей.

В этом состоянии взведенного курка ей нужно было что-то делать, иначе даже ее здоровое сердце могло дать сбой при таком учащенном биении.

— Как можно быстро получить паспорт? Где заказать билет? У меня на книжке есть большая сумма денег. Помогите мне, пожалуйста!

— У Дениса перелом правой ноги, ключицы, сотрясение мозга, но состояние стабильное! Две недели я возле него подежурю. Меня бабушка и дедушка специально туда направляют. А потом мы вместе прилетим на самолете. Не волнуйтесь! Все будет нормально. Это ваши дочери? Да, Денис попросил снять у него в квартире и передать вам картину. Ее нарисовал его друг Константин. Никто не знает, где это происходило, но мама говорит, что вот этот парень здорово на нас похож: на меня и на Дениса в юности. Так что передать Денису?

Он вышел обратно на лестничный пролет и вернулся с большим объемным свертком:

— Вот эта картина! Посмотрите!

Нина остолбенела, достав из большого метрового черного пластикового пакета картину на холсте, нарисованную масляными красками, в красивой деревянной рамке.

И сразу вспомнились строчки из стихотворения Павла Когана, молодого поэта, погибшего в годы Великой Отечественной войны:

Косым, стремительным углом

И ветром, режущим глаза,

Переломившейся ветлой

На землю падала гроза.

И, громом возвестив весну,

Она звенела по траве,

С размаха вышибая дверь

В стремительность и крутизну.

И вниз. К обрыву. Под уклон.

К воде. К беседке из надежд,

Где столько вымокло одежд,

Надежд и песен утекло.

Под редкими каплями начинающегося дождя, в феерическом отсвете разорвавшей небо на части грозной молнии, на фоне темнеющего леса, взявшись за руки, сияли радостью она и Денис в юности. Теперь-то Нина знала, что Константин изобразил двух влюбленных: Иоганна и Марию. Но почему, каким чудесным образом он увидел в юноше своего друга Дениса, об этом теперь можно было только догадываться? В каком осознанном сновидении мелькнуло художнику это предвидение ее с Денисом будущего возможного союза, этого пронзительного притяжения их друг к другу с первых минут знакомства? Какие-то версии, наверняка, есть у Дениса. Но он сейчас так далеко.

— Нина! Так что мне передать от вас Денису? — переспросил Вячеслав, тоже удивившись неожиданному сходству девушки на картине и новой знакомой его дяди, которого он привык с детства звать Денис, как и все в семье.

«Что этот мальчик может передать, кроме дежурных слов: «Дорогой, у нас все нормально!».

Нина попросила юношу подождать несколько минут, торопясь, достала из сумки сиреневый дневник Ирины Александровны и, задумавшись на мгновение, написала быстро на последней странице:

«Денис! Поправляйся! Жду тебя! Лопе де Вега сказал когда-то:

«Ничто не усиливает любви так, как неодолимые препятствия».

Денис, я люблю тебя!».

Примечание

1. Ляхова К. А. (Соавторы Рычкова Ю. В., Соболева Г. А., Бурлуцкая Л. А.) — «Тайны реинкарнации, или Кем вы были в прошлой жизни». 4.06.2014.

2. Бехтерева Н. П. «Магия мозга и лабиринты жизни», 1999.

3. Гнадентау. «О немецких колониях и колонистах: (Из книги „Россия“ (под редакцией В.П.Семенова, СП6, 1901, т.6)»

4. О.А.Лиценбергер. История немецких поселении. Часть 1. — Лютеране. Саратов, 2011. Под редакцией доктора исторических наук, профессора И.Р.Плеве (Саратовский государственный технический университет)

5. Андрей Райт. История поволжской Родины (глава «Обучение детей поволжских колонистов и где учились дети Райт»).