Взъяренный бык бежал в его сторону, наклонив низко голову. Угрожающе белели острые рога, тяжелые копыта взрывали дернину. Ошметки сырой земли разлетались в разные
стороны. Тонна живой ненависти готовилась подкинуть его на
полтора метра вверх, а затем насадить теплую, мягкую плоть
на два ухватоподобных острия. В промозглом, сыром воздухе, наполненном рваным утренним туманом, гремела музыка.
При торжественном приглашении на казнь присутствует музыка. В Испании во время корриды последние минуты жизни
быка слух наряженной публики услаждает духовой оркестр.
Музыка и смерть, кровь и восторг. Белая рубашка, словно парус, с хлопаньем трепалась за худенькой спиной. Красные сапожки слетели, застряв в высоких пушистых кочках. Жесткие стебли скошенной травы обжигали пятки. Чудодейственное
спасение дает вера, описание веры есть в Священном Писании. Земля, море, животные, рыбы, люди и деревья — персонажи Библии. В тот день средством спасения стало дерево — старая сросшаяся ивина, похожая на масличное дерево в Гефсиманском саду Иерусалима. Широкий ствол с изгибом, толстая шершавая кора. В километре от дерева река широкой дугой опоясывала луг. По реке медленно, степенно проплывал похожий на белого лебедя теплоход. Окрестность выше
ватно-белого тумана наполнилась музыкой: «Тореадор, иди
смелее в бой»...Бой был окончен. «Тореадор» помахал лишь прутиком,
прутиком ивы, отломанным от того же дерева, на котором он
искал защиты.
Потери и спасения предопределены судьбой человека.К замерзающему в зимнюю пургу автомобилисту придет на помощь проезжающий мимо шофер. Заблудившийся в лесу
услышит одиночный выстрел охотника. Чаще всего человек сам себе создает трудности. Но кто дает ему спасение? Кто, как и зачем вырастил одинокое дерево посреди безбрежной равнины заливного луга? Всего один спасительный прыжок
на удобный сгиб ствола, еще пара соприкосновений горящих пяток с жесткой корой — и он, уже оседлав крепкий сук, испуганно-радостно дразнил бело-красное чудовище, бьющее копытом землю у корней дерева, с безопасного расстояния.
Зона страха и конца жизни была внизу. Он покинул ее в течение краткого мига, с помощью извне. Секунды времени, счастья, позволившие переместиться из зоны конца жизни в зону ее продолжения. Это расстояние в возрасте семи лет воспринималось как два метра ствола дерева-спасения.
Жажда риска — удел особых людей. Опасность заставляла биться сердце, кровь наполнялась тревожным ритмом, а подсознание — сладостно щемящим ощущением «мне повезет». Кто-то находит это ощущение в ходьбе по тонкому прогибающемуся льду, рядом с журчащей темной полыньей. Кто-то, привязавшись к канату, ловит миг приближения к земле в прыжке с высотного здания. Еще будучи подростком лет двенадцати, он решился переплыть разлившуюся реку верхом на
лошади. Его напарник, старый конь Бондарь, был по характеру под стать подростку. Фыркнув, он без особых раздумий вступил в стремительные воды. Лошади плавают по-разному, у одной выступает из воды хребет, другая погружается с головой в воду, оставляя на поверхности лишь ноздри. Бондарь был из других. Мощное течение подхватило всадника с лошадью, волны забрасывали воду в широко раздутые ноздри. Конь отфыркивался, а всадник в тот момент впервые обратился к
Богу. Гибнуть среди по-вешнему мутных, холодных волн казалось бессмысленным. Два безумца боролись за жизнь рядом
друг с другом. Выплыли. Вынесло их течением на отлогую отмель.
Во взрослой жизни он оставался человеком, любящим
рисковать. Его увлечение проявилось во время рыбалки с отцом на озере Дубовичок. Ему было тогда уже семнадцать лет.
К ним заглянул в гости одноклассник отца, Сергей Петрович,человек общительный, скитающийся подобно перекати-полюпо регионам и предприятиям России. Работал он сварщиком,таксистом, шофером-дальнобойщиком, риэлтором. Был он изтех людей, которые наклонностями своими вхожи в любую профессию. К тому моменту Сергей Петрович работал буфетчиком в поезде «Москва–Лабытнанги». Поезд тот пьяный,
переполненный вахтовиками, возвращающимися на землю обетованную, в Центральную Россию из Ямала, Воркуты, Салехарда, Усинска и других мест Большого Холода. Один из промерзших вахтовиков — геолог, у которого в поезде украли зарплату, продал буфетчику по бартеру в обмен на водку взрывчатку, толовые шашки. Сергей Петрович, взявший их из-за своей «всеядности» на всякий случай, человеком был все же осторожным, продать он побоялся, а применить ему их было некуда. Поэтому он подарил их отцу. Люди, часто меняющие место проживания и работу, обладают способностью притягивать к себе опасность. И, может быть, из-за этого все
время бегут от нее. Казалось, вот она, здесь, пришла опасность, сгустились тучи, а он уже вдалеке. Таким был и Сергей Петрович, человек-опасность. Отец был рыбаком. Посоветовал ему сын использовать взрывчатку для ловли рыбы. Вначале отец противился, он привык ловить рыбу сетями. Однако были в их местности и
рыбаки, которые рыбачили со взрывчаткой.
— Всего один раз, — уговаривал его сын Василий. — Люди тоже так ловят, и ничего.
Утверждение классика о том, что не каждая птица долетит до середины Днепра, Василий считал сомнительным. Особенно если смотреть в ширину. В ширину он Днепр мог и сам переплыть без передыха. А вот если посмотреть в длину, да еще сместиться на середину верхней половины, то попадете в Смоленщину. До Смоленщины точно не все птицы долететь могут. Либо осядут на ближних водоемах, либо их перестреляют во время перелета. Бог с ними, с птицами. Смоленщина известна более всего войной и песнями о ней. «В лесу под Смоленском высокие ели» пели когда-то молодые солдаты в хоре с офицерскими женами на сцене дома культуры городка
Чоийр, в ста пятидесяти километрах от Улан-Батора. Пахло духами, обнаженные плечи молодых женщин в сценических костюмах очаровывали, вдохновляли на подвиги. За окном были просторы каменистой равнины. Смоленск же представлялся большинству хористов окруженным темным, мрачным и непроходимым буйным лесом. «…И сосны стоят потерявшие сон» — продолжал хор. Песня звучала в восьмидесятых годах
прошлого века.
Теперь вся Смоленщина погружена в летаргический сон. Стоят фабрики, заводы, запустели поля. Население прокармливают трудолюбивые белорусы, везя на местный рынок молоко, колбасу, разную снедь и ширпотреб. А еще часто к праздникам по местному радио транслируют песню про партизан: «…и по старой Смоленской дороге провожали незваных гостей». Почему гостей? Гость приносит радость, его встречают с радушием, он разрывает серые будни, дарит праздник. Есть, конечно, незваный гость, тот, что хуже татарина.
В песне же врага называют гостем, в чем-то уравнивают их. И, несмотря на то что врага затем «угощают» огнем, в паузе между гостем и огнем скрыто молчаливое, покорное согласие на вторжение агрессора, его право на войну. Простота свята. Горе и плач от разрушительных нападений народ земли Смоленской пережил многократно и рефлекторно смирился с ожиданием оных. И что? Василий, как смолянин, на уровне подсознания знал,что лучшая песня о войне еще впереди. С кем воевать будем?Азии до западного края России еще один поход уже будет не совершить. Значит, со стороны Запада. Беларусь, конечно,
исключение. С Польшой? Англией? Дурой Германией? Если опять ее в чужую войну втянут. Ради чего? Голодный Запад придет отбирать последних смоленских коров. Их здесь осталось пятьдесят тысяч голов. А на Западе населения проживает триста миллионов. Каждому достанется по нескольку граммов от смоленской коровы. У смолян есть вековой опыт партизанской борьбы. Будут нападать местные хлопцы на их
обозы и грабить, отбирать у наглых пришельцев вкусные шпик и шнапс. Мало будет продовольствия молодым растущим организмам, у своих по деревням отберут, маскируя под реквизицию на нужды фронта, как раньше было. Вместо поросенка
оставляли записку: «Изъяли на нужды фронта», и подпись:
«Командир отряда имени Героя и Маршала Клима Ворошилова».
Наверное, предполагалось, по предъявлении сей бумагив Кремль Клим должен был поросенка вернуть бедному крестьянскому семейству. Можно, конечно, пополнить отряды
партизан представителями самой воинственной — кавказской национальности. Опыт у тех ребят посвежее будет. Но им бараны потребуются. А вот с этим на Смоленщине туго. Да и представитель у кавказцев мелковат. Бумагу от его имени
сочинить можно, да вот только тот интендант и Герой России сам у Кремля подачки выпрашивает. А еще хуже — всей сборной командой за кордон уйти могут. Нет, войну ждать не стоит. А вот она о себе всегда напомнить может. Вернемся к рыбалке, к безобидной войне с рыбами. Речка Остер — узкая и извилистая, теряется из виду среди лугов Белоруссии. Там же она впадает в реку покрупнее — Сошь. А
та — уже в Днепр. То есть, обе речки относятся к водоразделу
«широкого» и «могучего», так о нем поется в песне. Возле Остра и был Дубовичок. Озеро средних размеров, отличающееся клиновидной формой. С широкого конца располагалась
пестрая деревня. Десятка три деревянных и кирпичных домиков. Преобладали темно-серые, потемневшие от времени
деревянные домишки. Красных и белых, сделанных из кирпича, было меньше.
Узкая сторона озера заканчивалась глубокой виской.
Вода в том конце была темной от глубины. В этой озерной яме
водились крупные щуки. Туда и направились отец с сыном.
На лодке-плоскодонке переплыли озеро от широкого конца к
узкому, причалили к берегу, достали пакет со взрывчаткой.
Отец, в молодости бывший партизан-пионер, присоединил
шнур к взрывчатке, поджег. Перекрестившись, метнул ее в
озеро. Крикнул сыну:
— Лягай сюды, — указывая на место за пригорком. Раздался взрыв. Вода фонтаном взметнулась вверх, затем послышался страшный грохот. Второй взрыв был в разы сильнеепервого. Лодку вышвырнуло на берег, в ряду ближних к озеру
домов выбило из окон стекла.
— Чаго случилося? Усех рыб поубивало. Быстро собираемся и тикаем. Сейчас сюда менты наедуть.
Партизанская сноровка отца помогла скрыться с места происшествия быстро и незаметно. Позже они узнали: на озеро приезжали милиция, пожарные, КГБ и местная власть.Выяснилось, что во время войны упал в это озеро сбитый немецкий самолет. Видимо, сдетонировал оставшийся на нем боекомплект.
— Чуял я, чуял, чаго-то произойдет, — выговаривал сыну отец. — В войну точно так же, перед тем как немцы деревню спалили, уговорил знакомых ребят в лесу спрятаться. Онивыжили. Те, кто остался в деревне, погибли, — отец вспоминал. — Немцы у нас были три года — с сорок первого по сорок
третий. Вначале свой порядок наводили, назначили «бурмистра». Тот шапку выставил, тянуть «жребя». Листочки с номерками, — пояснил отец. Он снимал шапку и показывал, как шла жеребьевка. — Немцы землю разделили, дали лошадей.
В их доме жили немецкие офицеры, хохотали: «Матка, у тебя опять на первое капуста, а на второе картошка». Из картошки мать делала ботвинью, мешала ее с коноплей. Самое вкусное блюдо в то время — это был жирный еж. Отец часто вспоминал про суп из него. К зиме сорок третьего немцы стали злее,злее их были, пожалуй, только финны. При отступлении немцы сожгли деревню и расстреляли оставшихся жителей.
Нет в тебе, Вася, опаски. Зря ето. Опаска должна у человека быть, — отец отчитывал сына за взрыв на озере. В его словах была правда. Отправиться на озеро со взрывчаткой было предложение сына.
Став старше, Василий Павлович стал предусмотрительней, но рисковать ему нравилось по-прежнему. Работал он на автомашине дальнобойщиком, а там во время рейсов опасности разных сортов с обеих сторон дороги произрастают. Там
новичок на встречную полосу выскочил, тут дорога закончилась и впереди разлив, глубина, что под водой — неизвестно.
А еще многочисленные сотрудники ГАИ с клоповьей проворностью норовят отщипнуть свою долю от заработка трудяги.
Рисковал, продавая топливо на сторону, наматывал на спидометре лишние километры. По возможности возил «левый»
груз. Обманывал автомеханика, заказывая лишние запчасти. Риск оказался оправданным. Накопив нужную сумму, купил «КамАЗ», занялся извозом. Теперь работал на себя, и еще с большим риском. В Волгограде в 2007 году местные бандиты на ходу располосовали ему тент кузова стальными кошками,вытаскивали груз. Он видел, как обворовывают его по ходу движения на узкой улице. Скорость была низкой, но, остановившись, можно было потерять уже не груз, а жизнь. Возил с Астрахани и Краснодара арбузы, открыл две торговые точки, нанял двух женщин, с одной, молодой и симпатичной, сыграл короткую любовь. Первый раз, когда она ему понравилась, а
второй раз, уже по привычке, когда разонравилась. Но с ней он был честен. Сдавал ей арбузы под реализацию по средней цене. Она могла продавать их подороже, получать свой доход. Другая же женщина работала у него за комиссионное
вознаграждение. Приобретенный опыт помог создать ему свою практическую систему управления рисками. Поставлял он только качественный товар, умудрялся закупать на
половину загрузки своего «КамАЗа» более сладкие арбузы-девочки. За счет премиальных стимулировал конкуренцию между продавцами. Теперь из-под мохнатых черных бровей его серо-зеленые глаза смотрели на сотрудников ГАИ открыто и доброжелательно. На посту, совмещенном с карантинной инспекцией, у него появился отработанный ритуал. Милицейский капитан тормозил его машину перед постом ГАИ,
их встречи фиксировали видеокамеры. Василий Павлович лез
в бардачок, доставал чистый лист бумаги, складывал его пополам, кладя внутрь денежные купюры, подавал капитану.
Тот внимательно «читал» документ, поднося руку к козырьку фуражки, отдавал ему остатки чести, желая дальнейшего счастливого пути. Рисковали оба. У предпринимателя мог испортиться товар, представитель государства, беря свою долю,
мог лишиться доходной должности. Два соотечественника,один — созидатель труда, другой — его паразит. Оба жили полнокровной жизнью, с обратной стороны солнца, в тени.
Жить, рискуя делом, личной свободой и даже жизнью, этот плотный пожилой человек возрастом привык. А вот лишить жизни живое существо заставить себя не мог.
Насмотревшись телевидения, начитавшись прессы про напичканные химией продукты, решили они с супругой развести на даче кур. Аргумент в пользу такого решения — совхозы и колхозы разорены, скота мало и навоз, лучшее удобрение
под картошку и огурцы, в дефиците. В воскресный день, почти торжественно, закупили на рынке отборных кур и одного горластого петуха. Поначалу новое предприятие сулило успех. Петух, важный и гордый, управлял своим гаремом задиристо. Он расставлял крылья, топорщил загривок, взлетал на полметра, вытягивая вперед желтые, костлявые лапы с острыми когтями. И еще умудрялся клюнуть любого, кто переходил ему дорогу вблизи. Топтал своих покорных несушек с остервенением — у всех были уродливо голые спины. Двух кур
иной масти, чем он, петух самодур и мазохист обдирал с особой жестокостью. Хозяйка кормила птичье семейство зерном, толченой картошкой, семечками подсолнуха, резаными арбузными корками. Высокий, горластый, с важной осанкой
петух-султан и зашибленный, ободранный гарем, несущий яйца в благодарность за сытную кормежку исправно, час в час. Кто-то из соседей подсказал Василию Павловичу, что куры могут нести яйца и без петуха, и он принял решение о
ликвидации изувера. Настал день ликвидации. С вечера окошко, по которому
куры выхаживали во двор из курятника, было закрыто. С рассвета возле курятника стояли трое: пожилая соседка, умеющая резать и щипать кур, ее хозяин пригласил в виде эксперта, сам хозяин и его внук-подросток, здоровенный парнишка
ростом под два метра.
— Увзять, усунуть, у головой вниз, в мяшок, а я за полчаса разберуся, — предлагал эксперт.
— У меня есть мешок, — отвечал Василий Павлович.
Открыв дверь курятника, он подтолкнул внука внутрь:
— Лови петуха.
Петух яростно сражался, пытаясь клюнуть на ходу. Когда подросток схватил его за горло, то попытался ударить когтями. Испугались квочки. Вспомнив, что они птицы, пытались летать в закрытом помещении, бились об стены.
Жизнь — поле. Поле жизни насыщено солнечным светом. Свет солнца, попадая на клетки хлорофилла, синтезируется в органическое вещество. Иного пути превращения неорганической субстанции в органическую нет. Полноценная жизнь возможна там, где солнце освещает благотворным светом воду и сушу.
Все живущее движется через поле жизни в одном направлении, от начала к концу. На пути через поле жизни человека охраняет разум. Разум — опора, разум — древо спасения человека. Ломать ветки с этого древа и раздражать
помахиванием ими перед существами, движущимися параллельным путем, глупо.
Сытая жизнь взаперти лишает возможности развиваться, порождает тиранию. Тот, кто взаперти, становится для угнетателя лишь средством осуществления цели. В ограниченном пространстве нет полета. Свободно творящий человек развивает человеческое сообщество. Это возможно лишь с солнечной стороны. Ориентиром служит музыка. Музыка насыщает пространство над полем жизни.
Солнце и музыка. Музыка — солнце, встречайте ее с улыбкой.