На бублики с баранками
Шестилетняя Люська была сообразительной девчонкой. А уж в резвости ей не было равных. Она всё время проворачивала какие-то свои дела и делишки, что-то изобретала и на месте не сидела –прыгала, скакала, вертелась волчком. За эти заслуги дед с бабкой дали ей прозвище «Прыток».
Люське повезло родиться в благочинной патриархальной семье, где царил чёткий порядок. Глава семейства - дедушка Василий Иванович - служил при храме церковным старостой. Это был крепкий, осанистый старик с пышной окладистой бородой. Весь его вид внушал уважение. Бабушка Ольга - маленькая, сухонькая, подвижная старушка - заведовала хозяйством и беспрекословно выполняла указания мужа, который был в семье непререкаемым авторитетом. Родители работали в лесу «на подсочке»: добывали сосновую смолу для хозяйственных нужд государства и каждый день преодолевали немалые километры до работы и обратно. Одним словом, обязанности были распределены. Каждый занимался своим делом. В семье царили мир и согласие. Возмутителем спокойствия была только Люська-Прыток.
С некоторых пор Люська стала внимательно следить за дедом, когда он доставал с полицы* заветный сундучок. Сундучок этот был предметом мечтаний хитрой девчонки. В нём хранилось редкое лакомство – сахарные головы – большие белые сладкие куски разной формы. Подавалась эта сладость только к чаю и была на учёте у дедушки Василия. Специальными щипчиками он колол кусок на маленькие кусочки и высыпал их в сахарницу на высокой ножке. Чай пили из ведёрного самовара, начищенного до золотого блеска. Самовар важно восседал на столе, распевая свои умиротворяющие песенки. В окошечках у основания горели оранжевые огоньки, создавая атмосферу уюта и гармонии. Сверху, на конфорке, стоял заварочный чайник. Чай наливали из чашек в блюдца и прихлёбывали, откусывая
маленькие комочки сахара. Блюдца держали под дном на развёрнутых пальцах. За трапезой всегда собиралась вся семья.
Из раза в раз Люське не было сил глядеть на сундучок, и она решила навести там ревизию. Когда дома никого не было, Прыток отправлялась по маршруту: по лесенке на голбец*, с голбца на печку, с печки на полку под потолком, или на полицу*. А там - заветный сундучок!
Несколько раз хитроумная девчонка потаскивала по одному куску сахара. Где-нибудь под кустом в огороде сгрызала, запивая водой из колодца. Она понимала, что часто так делать нельзя: заметят, и тогда попадёт. Иногда дедушка, открывая ларец, смотрел на содержимое в недоумении, но пока ничего не говорил. Возможно, считал, что подводят глаза.
И вот наступил очередной долгожданный день. Дома никого не было. Люська смотрела на сахарный ларец и облизывалась. Самое время действовать! Быстро взобралась на печку, протиснулась в узкое пространство между стеной и печной трубой и поползла по полке, вытянувшись, как червяк на грядке после дождя. Еле-еле дотянулась до сладкого клада, открыла крышку, а там… Сахару было доверху!
Разыгрались глазёнки завидущие, ручонки загребущие. Люська вытащила несколько голов, стала подгребать их по полке к себе и одновременно пятиться назад. И тут что-то стукнуло на мосту*! Проказливая девчонка едва не свалилась вниз, как желторотый Пудик из гнёздышка. Сердце ушло в пятки, поджилки задрожали. Поглядела на входную дверь – никого. «Наверное, это кот»,--
успокоилась плутишка. Она ещё раз осмотрела кухню и вдруг увидела, что с иконы из красного угла на неё сурово смотрит Николай Чудотворец и грозит ей пальцем. Душа у Люськи замерла от страха. В ответ на какие-нибудь Люськины проказы дедушка всегда говорил: «Смотри, не балуй, а то Боженька накажет». Быстро пятясь, Прыток выбралась на печку и стала прятать куски сахара, закатывая их в штанины. Спрятав, колобком скатилась на пол, шмыгнула в огород, укрылась под кустиком. Но у страха глаза велики. «Вдруг кто-то зайдёт в огород: бабушка, дедушка или родители,-- боясь наказания, подумала Люська.- Нет, лучше спрятаться на гумне*, там не увидят; только надо перелезть через забор».
Забор был шаткий, валкий и состоял из заострённых наверху кольев, скреплённых между собой проволокой. Таким же образом были примотаны слеги. Такой забор назывался частоколом. Поставив ноги на нижнюю слегу, Прыток с горем пополам взобралась на верхнюю. Забор от такого вероломства зашатался, как пьяный дядька. Было страшновато. Но, как известно, охота пуще неволи. Кое-как перебралась на другую сторону. Теперь надо было прыгать с самого верха, так как опора в виде слег осталась по ту сторону.
Набравшись храбрости, примерившись, Люська оттолкнулась и прыгнула! И вдруг от движения воздуха подол раздулся, как парашют, и она беспомощно повисла на частоколе, словно тряпичная кукла, раскачиваясь из стороны в сторону. Забор дал крен и грозил повалиться. Люська стала дрыгать ногами, пытаясь освободиться от заборного капкана. От этого штанины раскрутились и оттуда в крапиву полетели куски сахара.
В этот самый момент из-за соседнего дома, из прогона, показались родители. Уставшие от многокилометрового перехода, они шли из лесу после рабочего дня. Увидев неожиданную живописную картину, мама всплеснула руками: «Это что ещё такое?!» Папа грозно произнёс только одно слово: «Та-ак!!!»
Подойдя к Люське, висевшей, как Буратино, снял её с забора и приложил заслуженную «медаль» на мягкое место. Собрав сахарные головы, нарвал «букет» крапивы и добавил для «счастья» к медали по тому же месту, приговаривая:" Не за сахар , а за обман! Не за сахар , а за обман!"
Под жёстким конвоем маленькую баловницу повели домой.
А дома было продолжение «награждения» за все «заслуги» и за год вперёд. Попало Люське по первое число. Досталось и на орехи, и на коврижки, и на бублики с баранками. Люська верещала, но больше для того, чтобы её пожалели. Когда концертные вопли прекратились, в наступившей тишине послышался едва различимый хруст. На полице в незакрытом сундучке сидела мышь и грызла сахар.
*полица - полка под потолком для утвари.
*голбец - деревянный настил (лежак), пристроенный к печке.
*мост - холодная прихожая, сени.
*гумно - лужок за огородом.