Что наша жизнь без дружбы - ничто.
Посвящаю светлой памяти
матери Джахангира- САОДАТ и моей- ЕЛИЗАВЕТЫ.
Предисловие как увертюра
В Душанбе мы оставили свои Души…
…До сих пор там нас ищет Душа.
(Перефразировано мною их стихов Ли Лианы.)
Сердца сотен тысяч душанбинцев, вынужденно, в 90-х годах прошлого столетия, покинувших Таджикистан, согревает память о Душанбе, где они родились, учились и любили. И в этом нам теперь помогает сайт «Одноклассники», фоторепортеры и летописцы- биографы Гафур Шерматов, Андриано –Душанбинец и «друзья одноклассники»- душанбинцы.
Вчера в ленте событий Гафур выставил фотографию 1956 года « Колонна работников завода «Таджиктекстильмаш» на первомайской демонстрации идет по площади Ленина»
Несколько дней назад в серии фотографий сегодняшнего дня Андриано-Душанбинца, возвратившегося в родные края, мы увидели; улицу Шапкина, Айни, переходной мост около вокзала к Клубу железнодорожников, район Водонасосной и много других дворов нашего детства.
В эти рождественские ночи я, как в новогоднюю сказку, погрузился в свои воспоминания, чёрно-белые фотографии и старые письма другу и от друга.
Заводская проходная – наш путь к офицерским звёздам.
Глава первая
«…Из альбомов улыбнется нежно молодость,
И окажется, душа еще жива…»
Михаил Шуфутинский - Душа болит
«…Ничто на земле не проходит бесследно,
И юность ушедшая всё же бессмертна….»
Николай Добронравов.
Моё послевоенное деревенское детство, наравне с парнями довоенной поры, быстро срасталось с отрочеством и тяжёлым колхозным трудом, вперемежку с высоким слогом русского материализма. Уже после первого-второго класса, для нас летом вместо пионерских лагерей, был колхозный, трудовой. Мы, пацаны, верхом на лошадях, вывозили на одноколых телегах навоз на поля из конюшен и коровников. Вместе со взрослыми от зари и до заката работали на сенокосе; косили, сгребали сено в валки на конных греблях, «укрепляли организм, набирали мужицкую силу».
Стремление быстрее вырасти и вырваться из нищеты, было главным нашим движущим фактором, и моим заветным желанием стать морским офицером. Вычитанные в книжках истории о приключениях в дальних странах и подвигах мореплавателей и военных со страшной силой манили меня в неизведанные дали.
После окончания восьмого класса, почувствовав силушку в руках и умишко в голове, я объявил матери:
- Я уже большой вырос; видишь, гирей двухпудовой играю как мячиком, на турнике кручёный- верчёный, топором играючи дерево в лесу в обхват свалить умею. Стыдно мне на твоей шее сидеть. Поеду в город , буду работать и учиться вечером.
Все возражения мамы купировал: - Ты же бабушку в деревне оставила, а сама девчонкой уехала в Ленинград. Там, на заводе работала на токарном станке, в вечерней школе училась, а ещё в няньках сидеть успевала.
На этом для неё вопрос был закрыт, а для меня приоткрылась дверь в новый для меня городской мир.
Так закончился режим моего строго содержания под родительским контролем. Теперь всю ответственность за свою жизнь, слова и поступки я возложил на себя, которую несу и по сей день.
В июле 1960 года с чемоданом и котомкой за плечами,я ушёл из вологодской лесной деревушки навстречу своей судьбе.
С одной стороны от дороги колосилась поспевающая рожь, а с другой, кланялось, как бы прощаясь со мной, голубое поле льна.
Не успело ещё солнце склониться к закату как паровоз, распушив над полями свою дымную гриву, умчал меня в азиатские дали.
Мой дядюшка Михаил Иванович Жгутов, как отец родной, принял в свою семью.
С первого августа 1960 года Сталинабад стал городом моей отроческой юности. Я поступил в ПТУ №1 и одновременно в девятый класс вечерней школы рабочей молодёжи №5, что напротив киностудии «Таджикфильм» и телевышки. Мне в училище назначили стипендию в 18 рублей (хрущевскими мелкими рублями), из которых я большую часть отдавал дядюшке на пропитание, с осознанием, что не чужой хлеб ем.
За год учёбы обрёл школьных друзей Юрку Фомина, Юру Чекмачёва и ещё с десяток приятелей по школе и училищу. С вологодского деревенского говора перешёл на городской, сталинабадский лад с таджикским акцентом. Узнал, где, на «Бродвее»-улице Ленина, «Пятак» для вечернего сбора (тусовок). Усвоил, что такое танцы-шманцы на танцплощадке в парке Дома Офицеров и синяки после драк под танго «Маленький цветок». Меня это всё устраивало, не хватало только одного - друга, который, ни в жизнь не выдаст, не подведёт.
В августе 1961 года, после окончания училища, меня «этапировали» работать в механический цех завода «Таджиктекстильмаш» токарем 3-го разряда. Завод занимал большую территорию и располагался в километре от железнодорожного вокзала на улице Шапкина.
О том, что Тимофей Шапкин был донским казаком и трижды Георгиевским кавалером , командиром 7-й отдельной Туркестанской бригады, основавшим в Душанбе ипподром и конезаводы, мне стало известно гораздо позже..
А пока…, как только состоялось моё появление перед начальником цеха, он сразу же закрепил за мной, никем ещё не поломанный, токарный станок К-62. Проверил мои навыки крутить рукоятки подач правой и левой руками одновременно, закреплять деталь в патроне, и способность выточить болт, нарезать на нём и гайке резьбу М-10.
Тут же мне выдали заготовки, чертежи деталей и я, не отходя от станка, начал свой «ударный труд « в борьбе за наше «светлое будущее».
Ещё до обеденного перерыва я, в своём рвении в стахановцы, умудрился благополучно сломать отрезной резец. Так как таких резцов в инструменталке не оказалось, мне пообещали выдать после обеда.
Чтобы не терять бездарно время я, без «экскурсовода» и поводыря, учинил познавательно-разведывательную прогулку по всей обширной территории завода и узнал, что он состоит из множества цехов; двух механических, инструментального, кузнечного, литейного, гальванического, механосборочного и ещё нескольких производств. А самое главное, для своей же пользы, нашёл, что, кроме заводской проходной, есть ещё несколько оптимально удобных выходов «в люди». Чем я уже вскоре активно пользовался. Например, через дыры в заборе за пять минут можно оказаться около здания МВД на улице Куйбышева, или на пересечении улиц Айни и Островского. Таким образом, я мог меньше чем за полчаса добежать до своего дома №19 на улице Лахути.
В обеденный перерыв в заводской столовой я обратил внимание на смуглого коренастого паренька в клетчатой рубашке- ковбойке и в чёрном берете.
Он белозубо улыбнулся и приветливо кивнул мне.
После перерыва я увидел его работающим на фрезерном станке; стоит, смотрит по сторонам, а станок сам по себе из заготовки деталь-шестерёнку выдалбливает. Вот, думаю, повезло этому «Че Геваре», а тут тебе не пёр@нуть, не вздохнуть и не разогнуться; патрон на шпинделе как бешеный вертится, стружка каленая из- под резца вьется и цепляется, только и гляди- глаза береги.
Спустя много лет Джахангир (он же ЧеГевара»), став моим пожизненным другом, оказывается, даже с завистью смотрел, как патрон крутится в любую сторону на допустимой и даже недопустимой скорости, как деталь из ржавой заготовки серебристым болтом становится, разноцветная стружка, новогодним серпантином вьётся. На его взгляд со стороны, романтика, просто высший класс, а не трудовые будни.
На самом деле было всё не так просто. Как-то я, закрепив деталь, забыл из патрона вытащить зажимной ключ и врубил скорость. Ключ уперся в станину, патрон свинтился со шпинделя и с шумом, как снаряд, полетел по главному пролёту цеха. Это была, наверное, первая, и полагаю последняя, проба запуска «НЛО» с «космодрома «Таджиктекстильмаш» через механический цех в направлении «Созвездия Гончих Псов».
Меня чуть не пронесло, но напугало многих. Все свидетели этого происшествия , как результат сугубо разгильдяйского фактора, «хвалили» меня по-рабочему открыто, из души в душу дня три, до следующего ЧП в цехе.
http://www.proza.ru/2020/01/10/1755