Что такое мания, и как она связана с музеем?

Василий Арантов
Начнём сразу с провокационного утверждения о том, что слово 'мания' происходит от одного и того же корня, что и 'муза', 'музей', 'мнемоника', 'математика', 'ментор', 'амнезия', а также 'менталитет'!

Вся упомянутая выше лексика, кроме, конечно же, существительного 'менталитет', является греческими заимствованиями, которые попали в современные европейские языки благодаря греческой литературе и философии. Однако путь этих слов в чужие языки занял долгие столетия. А ещё все эти слова прочно укоренились в русском, и им будет посвящена отдельная страница, но сейчас мы попытаемся ответить лишь на один вопрос: "Что же такое 'мания' и как она связана с 'музеем'?"

Русское существительное мания точно не является прямым заимствованием из греческого языка, хотя славянские толмачи с греческим [man'ia] столкнулись достаточно давно: уже в X-XI вв. это слово встретилось при переводах греческих исторических хроник и житий святых. Существительное не пытались транслитерировать, т.е. просто переносить его греческое написание в славянский и даже не стали калькировать, как это часто случалось в среде древних переводчиков – так, между прочим, в русском возникли привычные и уже давно укоренившиеся 'трудолюбие', 'сновидение', 'тщеславие', а также превеликое множество других слов, в том числе и очень странных типа "ухоподслухатель" и "козлогласование", которые продержались не очень долго и вскоре совсем исчезли из книг, но об этих и других не менее интересных словах мы обязательно расскажем в отдельной статье.
 
Таким образом, отказавшись от калькирования, переводчики подыскали свои более точные и "русские", как показалось на тот момент профессионалам, аналоги. В большинстве случаев греческое [man'ia] переводилось 'яростью, безумием, беснованием или гневом'. В этом нет ничего удивительного, коль скоро в самом греческом языке уже достаточно рано 'мания' приобрела по большей части негативные оттенки, что позже в эпоху развития психологии и психоанализа отразилось в выражениях: "мания величия", "мания преследования", "маниакальный синдром", а также 'маньяк'. Все эти понятия пришли в русский достаточно поздно вместе с научными исследованиями в области клинической психологии и медицины.

Первично греческий глагол [m'ainomai] от которого и произошла 'мания', означал 'напряженно, сосредоточенно думать, оставлять знаки или знамения, делать предзнаменования', а ещё 'находиться в возбужденном состоянии духа'. В этом греческий глагол очень близок к своим истокам – индоевропейскому корню man (men), давшему жизнь многим словам греческого языка и не только греческого! Собственно, русские 'манить' и 'обмануть' тоже ведут свою историю от того же индоевропейского корня. Любопытно, что первичное славянское "поманоуть", приведшее позже к русским 'манить' и 'обмануть', тоже встречается уже в ранних церковно-славянских переводах, но тогда толмачи даже и не догадывались о том, насколько оно близко по исходному смыслу к греческому [m'ainomai], переводимому ими как 'безумствовать'. Однако ж безумство безумству рознь!

Интересна в этой связи фигура Платона, который, как и прочие современные ему греки, использует термин [man'ia] а также глагол, от которого это слово образовалось, в привычном для эпохи негативном значении – в некоторых фрагментах это понятие отражает откровенное зло! Примеров тому достаточно, но приведу лишь один из наиболее ярких: "Сумасшедшие не должны показываться в городе. Пусть близкие стерегут их дома как умеют. В противном случае они должны будут уплатить штраф. … С ума сходят все и по-разному: одни из-за болезней; бывает это из-за дурной природы духа и дурного воспитания; Ничего подобного ни в коем случае не должно происходить в благоустроенном государстве" – это философ пишет в "Законах" про тех, кто одержим манией (Платон: Законы 934d-e). Получается, однако, что наши современные представления о мании и маниакальных синдромах, а также о термине и его значениях не слишком-то отличаются от тех, что были почти 2,5 тысячи лет назад.
 
С другой стороны, абсолютно тем же греческим термином 'мания' и его глаголом [m'ainomai] в греческой литературе и философии описывается другой тип "безумия", который отождествлялся с чувством небывалого восторга, приступами глубокой радости, благодарности и ликования – чувство, которым частенько в литературе описывается божественное вдохновение и непостижимое состояние творческого подъема – небесное божественное наитие! 

Ссылаясь на древние авторитеты, Платон восхваляет их опыт, осуждая всякую стыдливость его современников перед красотою и глубиною незнакомого и преданного забвению опыта экстатических состояний: "не воспринимали они (предки) постыдным и не бесчестили состояния неистовства". Платон пытается реабилитировать не только архаические значения термина 'мания', но и саму идею божественного, "вдохновенного безумия" человека-творца: "тот, кто без неистовства, посланного Музами, принимается за творчество, тот далек от совершенства: творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых!" (Платон: Федр 245а).

Для древнегреческой культуры экстатические состояния были ценны уже сами по себе, как элемент сакрального человеческого опыта, а существующая привычка давать рациональную оценку произошедшему с человеком играла, по-видимому, уже вторичную роль. При внимательном прочтении гомеровской Илиады, становится понятно, что, в одном случае, мания – это неуемная злость, в другом – героическая мощь, божественная крепость или сила духа, которую внушают сами боги, в третьем — причиной внутреннего неистовства стали гордость и богоборческое упрямство, и даже одинокая приглушенная скорбь вместе с глубокой печалью могут покоиться в «возмущенном неистовом сердце». Мы видим проявления подобной «неопределенности» даже у Платона, который один единственный термин 'мания' удачно использует для обозначения унифицированной причины различных форм одержимости. Так греческая 'мания', вписавшись во множество отличных друг от друга контекстов, существовала, похоже, вполне самостоятельно, свидетельствуя лишь о внутреннем экстатическом «возмущении» духовных и физических сил, указывая на божественное вдохновение, которое одних – убивало или лишало рассудка, а других возвышало, прославляло и делало бессмертными, сравни великим богам.

"Поэт не может творить что-то прежде, чем сделается вдохновенным и исступленным, когда оставит его на миг рассудок. Он по наитию говорит много прекрасных вещей, но не от умения, а по божественному вдохновению, и только то, на что его побуждает Муза!" – произносит Сократ в одном из диалогов Платона (Платон: Ион 534с). Естественно, что божественные Музы покровительствовали искусствам, а на греческом языке для искусств было характерно обобщенное название – 'музыка' (греч. [mousik'e:]). А в древнегреческих школах преподающие 'музыку' учителя и наставники не ограничивались лишь обучением игры на музыкальных инструментах: дидактический процесс охватывал более широкий спектр занятий искусством вообще. Кстати говоря, в русский язык термин муз'ыка пришёл из Европы вместе с европейскими музыкальными традициями и музыкальными театральными постановками. В той же степени и под греческим 'музей' понималось святилище, алтарь, где Музам возносились приношения. В музеи стремился грек, чтобы совершить очистительное приношение музам и снискать у них божественного вдохновения. Таким было восприятие творческого процесса в древнегреческом мире искусств. Именно поэтому слова 'музей', 'муза' и 'мания' имели исторически один и тот же корень – одно исходило от другого – всегда взаимодополняющие явления, без которых было бы смешно помышлять о высоком творчестве.