Он жил, окружённый любящими женщинами, которые - в слепоте своей любви - не замечали очевидного: Он уходил. Уходил, так и не завершив удивительный роман: единственный, неповторимый, редкостный, всеохватный, невообразимо увлекательный...
Он мог бы прославиться, став автором только одной книги, воспроизводящей ошеломительную историю одного города, но... подобно Гоголю, то и дело вершил суд, остервенело уничтожая объёмистые рукописи! Сжигая и начиная творить заново, с титульного листа, оставляя неизменным название:" Петербург нерукотворный".
Отчего же - "нерукотворный"? Оттого ли, что над его Исаакием вечно витали демоницы и Он,обуреваемый ими, прозревал иные миры... потому ли, что петербургские тайны давно разглашены Крестовским... возможно, "нерукотворный" был плодом дерзкого воображения... Тайна сия - за семью печатями! Но в этом "тайнике" Пушкин и Дюма-отец были единой личностью, камергером Его Величества, Государя Императора, тайным советником, агентом, безжалостным дуэлянтом и разорителем масонских гнёзд, свитых в Российской империи вовсе не для её процветания! Исаакий, Кронштадт, Пётр Великий... всё и вся подвергалось "концептуальному сомнению". Но дело стопорилось, как только Он пытался вникнуть в ныне происходящее:"Жечь! Жечь!"- бушевал Он, и участь очередной рукописи романа была решена.
Так жил Он ещё недавно: романист, одетый с иголочки, в окружении Вессы, Розы и Гели; носил гладкую причёску, нафабренные усики, вечную трость - отцовское наследство - и, пожалуй...Да! Он не любил слово "странный", считая его вульгарным из-за "неуместной" буквы "Т".
Никто в его окружении, даже Он сам, не ожидал близкого финала этой "роскошной", но всё-таки странной судьбы.
Только Она, самая первая, возрастная, почти старушка, чья юность осталась в их общем счастливом прошлом, ощущала тоску предстоящей потери. Нет! Не дату и сроки его кончины! Она ощущала надвигающееся одиночество, немое, угрюмое и сокрушительное. Она была фаталисткой. Потому, следуя привычке, тайком подбирала случайно уцелевшие листы, пряча их в стареньком диване, в надежде собрать весь роман. Разрозненные страницы рукописи виделись ей книгой, со счастливой судьбой...
Поглощённая грёзами, Она вспоминала, как в редкие минуты трогательной нежности Он называл её Точечкой и Альфочкой, как она покорно уступала его чувства своим жиличкам - Дружочку и Дочечке, стараясь не видеть в них соперниц! Она была Первой, Мамочкой, Альфой и Омегой, началом всего!
Некогда роскошная профессорская квартира Его отца, превращённая Возлюбленным Гением в коммуналку, нисколько не раздражала!
Так жили они сначала втроём, а затем и вчетвером!Зачеркнув своё женское прошлое, Она уступала и переуступала супружеское ложе, невольно прислушиваясь одинокими ночами к происходящему в нЕкогда её спальне... Казалось, так будет всегда...Но время рассудило по-своему: одна за другой ушли в мир иной ещё не старые, вполне здоровые Дружочек и Дочечка...вслед за ними отошли затейливые праздники, семейные торжества, долгие прогулки вчетвером, но "слёзы одиночества" остались.
Коммуналка вновь стала огромной квартирой, пустой и гулкой. Соседи редко видели эту странную супружескую чету, которая ещё недавно была нелепой, но большой семьёй, а сегодня... Сегодня жизнь катилась под гору: Он, автор одной великой книги, и Она, поглощённая его гениальностью и несравненностью!
Вечерними сумерками, похожие на тени, старики выходили из дома, скользя знакомыми аллеями ближайшего сквера, ошеломляя запозднившихся прохожих отрешённостью от мира живых! "Кто следующий?"- вопрошали они небо и друг друга.
Он - всё ещё нафабренный, по-цирковому яркий, Она - давно не блондинка, седая женщина в чёрном! Такие разные и такие взаимоисключающие, они шли в сцепке знакомыми мостовыми, замедляя и без того тихие шаги, обходя препятствия, не разжимая скрепы, шли рука об руку , вдвоём, туда, куда шёл Он. Она покорно следовала за ним, обходя вздутую или просевшую твердь той стороной, по которой Он вдруг решил следовать дальше... Ежевечерний моцион совершался в надвигающихся сумерках, когда соцработница Катя убиралась восвояси и можно было беспрепятственно выйти на волю.
Никаких воспоминаний, никаких сожалений, никаких планов! У них было только "сегодня"! Только Он и Она. Куда иголка, туда и нитка!
ПОСЛЕСЛОВИЕ:
Почему именно эта история стала продолжением моих раздумий о таинствах и превратностях любви? Ответ прост: необходимо различать любовь-чувство и любовь-выбор!
Мой рассказ о том и о другом: каждая из трёх Его женщин сделала свой выбор и каждая их них осталась верна своему выбору!
Чувства, присущие их избраннику, оказались преходящи, потому сохранять преданность умершим чувствам Он счёл недостойным истинного джентльмена! Вероятно, у моего героя были любовные переживания, поочерёдно к каждой из Его женщин...Но всё прошло, "как с белых яблонь дым", а далее - достоевщина:"Куда идти, когда идти некуда"... Но и это - не есть истина!
Полагаю, выбрав Его, они молча согласились с предложенными условиями игры: приняли друг друга и прожили " странную", неприемлемую для подражания жизнь.
Нет, Он не был ни развратником, ни параноиком! Он исступлённо искал смыслы не только в происходящем, но и в прошлом, в неподконтрольных человечеству происках Высших Сил, в сумраке Допотопной цивилизации... Он был далёк от понимания норм морали, вульгарных принципов бытия! В окружении трёх "Б" - библиотекаря, балерины и билетёрши - Он был собой! Они появились в Его жизни после Ленинградской блокады, каждая в своё время, обессиленные настолько, что соседки ни разу не бросили в них камень. Люди выжили и стремились как-то скрасить настоящее... Не сговариваясь, любящие женщины служили Ему верой и правдой! Не знаю, можно ли считать этот союз семейным, но выбор был правильным! А чувства? Чувства были, очень разные! Думаю, что верность и преданность куда как важнее скоротечной любовной горячки!
А что же Он? Какова Его роль во всей этой истории? Казанова? Нет! Не был Он и альфонсом! Он был для них - всем: сыном и мужем, гением, искателем истины... В служении Ему они утратили самость, забыли простые русские имена... Сначала балерина стала музейной смотрительницей, затем туда же определилась билетёрша... Лишь приставленная к фолиантам в отделе редкой книги Верочка Ивановна сохранила преданность не только Ему, но и пыльным библиотечным стеллажам!
А он творил, впадая то в ярость, а то - в раздумья и умиротворение! Нет, Он никого не дурил, не обманывался... Он прозревал ускользающее прошлое и незнаёмое будущее, запечатлевая рукотворное и нерукотворное в бесконечном романе, издать который предстоит Альфочке-Вере Ивановне! "Истина выйдет на божий свет и озарит умы грядущих поколений"!