В бескрайней Донецкой степи, посреди древних курганов, сторожевыми башнями торчат два мощных шахтных копра. Большие, ржавые колёса на них уже не вращаются, стальными тросами уныло играет ветер, и уголь не идёт на-гора. Лишь грозные степные орлы, полновластные хозяева здешних просторов, облюбовавшие их для гнёзд, зорко осматривают с них свою вотчину. Шахте «Климовская» работать бы ещё да работать, но власть на Украине в очередной раз поменялась, и шахту, единственное здесь место работы, прикрыли. Точнее просто забросили, а затем и вовсе, как это водится, растащили по винтикам. С той поры немало воды утекло, но историю домогательства директором шахты своей секретарши старожилы шахтерского поселка Каменка помнят и поныне.
Но, что там грозные орлы! Их власть и грозная краса просто меркнут пред ликом истинного «степного царя», коим в бытность свою директором шахты являлся Виктор Багратионович Шпак. Вот уж воистину: кому — ничего, а кому — всего навалом, с лихвой судьба отсыпает. Вот и Шпака природа не обидела ни ростом, ни силой, ни внешностью. И в зрелую пору свою выглядел он, дай бог каждому. И ни одна женщина не могла устоять перед ним, ибо был он неотразим. А если и попадались порой не в меру гордые, прыткие, глупые, на тех уж обрушивалась и вся его административная власть, и после — вы уж поверьте мне на слово — взроптавшие овечки сии прегорько раскаивались в гордыне преглупой своей. Ну, так вернёмся ж к истокам истории.
…Возвратившись на шахту родную из летнего отпуска, Шпак, довольный собой, загоревший, сразу же занял удобное кресло в своём кабинете просторном, откинулся в нём, пружиня могучей спиной, ладони свои водрузил он на стол огроменный из морёного дуба, усеянный сплошь телефонами черными, красными, белыми. Набрал секретаршу, и приказал собрать побыстрее весь состав инженерный к нему на планёрку. И тут же явились как штык начальники всех участков и служб: добычи, вентиляции, проходки, транспорта, водоотлива, подъёма, мехцеха.
Шпак выслушивал всех их, вникая, внимательно. И с каждым новым докладчиком лик его темнел всё боле и боле. Наконец, последнего выслушав, выдержал нужную паузу, исподлобья окинул взглядом подчинённых своих, и произнес чётко и медленно вкрадчиво-ласковым голосом, каждое слово как гвозди вбивая:
— Не, други мои разлюбезные... Так не пойдёт! Полнейший бардак! Завтра же жду от каждого четкого, вразумительного доклада о положении дел на вверенном ему участке. И не дай вам боже!.. — вы меня знаете.
Едва разошлись все, понуро вздыхая, как тут же, после короткого стука, дверь распахнулась, и в кабинет осторожно вошла далеко не молодая, невысокого роста женщина. Она как увидала директора за столом, мужчину-красавца с холеным лицом, чернобрового, с большими выразительными глазами, в такой прекрасной рубашке в черно-белую полоску, то ей сразу стало не по себе. От его зоркого взгляда её сходу бросило в жар, и она уж готова была провалиться сквозь землю. И, надо ж было так угораздить её — именно сегодня вырядиться в это зеленое (но, оно единственно новое!) платье, да еще напялить на голову этот дурацкий красный берет. Вот, дурища-то! Поздоровавшись с ним и, держа блокнот на плоской груди, она тихо пролепетала:
— Виктор Багратионович, какие будут указания?
— Ты кто? — Шпак, не скрывая насмешки, вмиг раздел её взглядом.
— Ваша… секретарша.
— Что ты несёшь?! Как ты вообще сюда попала?
— Я Рита Макаровна. Ваша секретарша заболела, и меня взяли ей на подмену.
— Слышь, Рита Макаровна, если ты протрёшь очки и заглянешь наконец в зеркало…вот, что ты там увидишь? То-то же — чёрт знает, что ты там увидишь! А мне женщина нужна, ну, чтоб глазу отдохнуть можно было. Ну, понимаешь? Так, что свободна… Что такое, почему стоим ещё? а ты не глухая, часом? иди себе с богом, горемычная, с глаз моих долой, и подальше.
— Виктор Багратионович, но у меня же — опыт… Я ещё до Масловой, семнадцать лет отработала на этой должности.
— Рита Макаровна, не беси! Специально для тупых объясняю: это место для молодых.
Шпак снял трубку, и вызвал к себе своего зама. Вскоре в кабинет вкатился среднего роста рыхлый мужчина с большими залысинами и глазками-щелочками на румяном лице. Заискивающе улыбаясь, сжимая пухлые ручки, он подошел к шефу. Они пожали друг другу руки.
— Слушай сюда, Василий Федотович. У меня к тебе важное задание.
— Да, Виктор Багратионович.
— Необходимо проверить надземный комплекс, начиная с комбината, ну и кочегарку, выборку, стволы, погрузку и т. д. Прикинь, где нужно провести ремонт, а где заняться подготовкой к зиме. И сделать это надо шустро, пока позволяет погода, ясно?
— Да. Слушаюсь, Виктор Багратионович.
— Вот и ладненько. Ну, и чего замер, ворон тут считаешь? ступай себе. Хотя, постой. Вот еще что: найди-ка ты, братец, мне секретаршу, и чтобы — от души! Сам понимаешь, — должность ответственная, — лицо, так сказать, нашей шахты.
— Понятно, да что ж я, по-вашему, вообще?! Не совсем дурак ещё, слава богу.
— То-то же! И живей давай поворачивайся: вон жопищу какую наел.
Прошло всего несколько дней, и в кабинет Шпака лебёдкой вплыла стройная молодая женщина.
— Прошу вас, милочка, присаживайтесь, и давайте знакомиться. Я — Виктор Шпак, директор этой шахты — бархатистым голоском пропел Шпак, оценивая незаурядную внешность незнакомки, и глазки его тут же замаслились...
В самом деле, перед ним была та женщина, которая с первого взгляда тронула его сердце. Она представляла породу тех женщин, в которых обворожительное, с тонкими чертами, лицо гармонировало со всей фигурой. Она вся будто светилось теплой радостью и природным обаянием, каким-то загадочным магнетизмом. На неё хотелось смотреть и смотреть. Она манило к себе, чаруя какой-то неведомой силой…
Эмму Сергеевну Кулакову. Василию Федотовичу не пришлось искать долго. Она оказалась женой Григория Кулакова, возглавлявшего у них на шахте второй добычной участок. Ранее же тот работал в Синегорске на шахте «Семеновской». А сюда устроился, когда Шпак был в отпуске.
— …А меня Эммой Сергеевной зовут
— Очень, очень приятно, Эмма Сергеевна... Вы будете у меня работать, если же, конечно, мы найдём общий язык, и у вас есть опыт работы секретаря.
— Мне знакома работа с документами, владею также печатной машинкой, я занималась несколько лет этим делом на прежней работе.
— Отлично, Эмма Сергеевна, оформляйтесь в отделе кадров и за дело, — произнес Шпак, скрывая восхищение ею, а сам подумал, что, мол, именно такая птичка ему и нужна.
В мыслях он уже рисовал нежные сцены: как он будет её обнимать, прижимать к себе её чудный стан, касаться груди, целовать губы… Понимая, что такую красавицу с наскока не взять, он избрал тактику корректности, вежливости и галантности, тем самым рассчитывая постепенно разбудить в ней ответное чувство симпатии. Он начал движение по намеченному пути мелкими шажками. И каждый день, проходя мимо неё к себе в кабинет, слушая стук машинки, ловя её улыбку, Шпак радовался, предвкушая радостное сближение с ней. Незаметно в нем появилось желание видеть её всё чаще и чаще. Оно стало расти, и вскоре превратилось в зависимость…
Незаметно бежит время. Шпак успел приблизиться к Эмме Сергеевне довольно близко. Уже были спеты им дифирамбы о её красоте, горячие признания в любви, и уже позади остался этап первых объятий и робких поцелуев, но он жаждал большего. А она всё чего-то тянула.
— Витя, нельзя нам… — умоляла она его. — У нас же семьи.
— Эмма, давай махнём в Сочи, или Турцию. Там нам никто не помешает, от души насладимся друг другом.
— Витя, я же сказала — нет, и все!
— Эмма, милая, я сгораю… я больше так не могу. Я хочу тебя! Будь готова завтра, или — разойдемся!
Эмма всю ночь не могла уснуть. Муж рядом сопел, а у неё сна — ни в одном глазу. Что делать, как быть? Она знала, если Шпаку уступить, то придется стать подстилкой. Этого она никак не могла допустить.
Утром, когда Григорий поднялся, она сказала:
— Гриша, сегодня на работу я не пойду.
— Что случилось?
— Я долго терпела домогательства Шпака… но больше не могу… он даже мне на сегодня срок назначил. Мол, если не согласна, то — вали на все четыре стороны!
— Эмма, вот это номер! Что же ты раньше мне не сказала?! Я бы ему, как следует, морду начистил. Вот, козел вонючий! Так, слушай меня внимательно. Собирайся и иди на работу. Не хватало нам ещё прогула. Я побежал, мне на планёрку. Не переживай. Созвонимся, и действовать будем по обстановке.
Григорий Кулаков вовремя пришел на шахту. Его коллеги как раз заходили в директорский кабинет. Шпак был явно не в духе. Он сразу же обратился к Кулакову:
— Григорий Борисович, вы, видимо, уже знаете, что у вас в лаве авария.
— Да, Виктор Багратионович, мне доложили, что накрылся редуктор на комбайне.
— Запасной редуктор в мехцехе уже приготовили. Не мешкая, организуйте его доставку в лаву, и там постарайтесь как можно скорее заменить его. И так уже смена потеряна.
— Виктор Багратионович, я понял.
Быстро только сказки сказываются, а доставить редуктор в лаву, это сосем не просто. Опустить его в шахту можно будет только после спуска смены. И как всегда, путевые ветки заняты, что на поверхности, что в шахтном дворе. Потом ещё его надо доставить по ходку в лаву, на это уйдет уйма времени. Шпак это знал. И это ему было на руку. До перерыва на обед он разобрался с текущими делами и не забыл об Эмме. Во время перерыва она заглянула в кабинет Шпака. «Багратионович, чай будете?», — «Да, разумеется, Эмма». Когда она принесла чай на подносе, то на столе уже стояли бутылка коньяка, рюмки и даже лежали плитки шоколада.
— Виктор Багратионович, это уже лишнее.
— Эмма, вовсе нет, в самый раз, для удовольствия не помеха.
Шпак был веселым, глаза блестели. Видимо, он уже принял дозу на грудь. Он трогательно и нежно усадил Эмму на обитый кожей диван, уселся вплотную рядом и предложил рюмку с коньяком. Они подняли рюмки и он, радостно заглянув ей в глаза, сказал: «Выпьем за нашу дружбу!». Едва они опрокинули рюмки, и он обнял женщину за талию, в кабинет ураганом ворвался Кулаков.
— Багратионович, это что тут у тебя происходит?! — закричал он.
— Кулаков! Как ты смеешь врываться в мой кабинет?!.. Немедленно, уйдите иначе я вызову милицию!
Шпак весь красный как рак, стоял у двери и угрожал расправой Кулакову. Тот же стоял перед ним: выше и шире в плечах, с пудовыми кулачищами.
— Багратионович, как ты смеешь устраивать бордель в своём кабинете? Так может поступать только моральный урод! Эмма, выйди отсюда, — крикнул он. — А я сейчас разберусь с этим.
Та пулей выскочила вон.
— Ты, сексуальный маньяк, прежде чем лезть к чьей-то жене, попробуй сперва вот это! Это тебе автограф от меня, на память, — и он изо всех сил припечатал кулачищем Шпаку прям в голову.
— Вот за это ты точно попадешь на нары! — взбесился Шпак.
— Только попробуй, — тогда уж точно тебе не видать этого кабинета как своих ушей!
Долго ещё после этих событий ходил Шпак с огромным фингалом под глазом. Ещё дольше подчинённые за спиной его едко хихикали. А в приёмной директора, в толстенных очках и несуразном берете появилась новая секретарша.