Я еще не успел открыть рот, как Тамара сказала:
– Я знаю.
Я так и остался с полуоткрытой челюстью.
– Что ты знаешь? – спросил я осторожно.
– Что мама жива, – сказала Тамара и опустила глаза.
“Я с ума с вами сойду, девчонки!” – подумал я про своих нелепых соседок.
Одна умирает, потом оживает, другая – все знает, и молчит.
“Ну, хорошо! Пожалуй, пора проветрить голову”, – подумал я и, извинившись перед Тамарой за “срочные дела”, вышел из дома, и направился быстрым шагом к метро.
Не знаю, смогли бы ли вы снова вернуться на улицу 8 Марта, дом 14, корпус 7?
Я смог.
Она открыла дверь так, как будто ждала моего появления.
Опять – никаких тебе ктотамов.
У меня с собой был мой любимый торт “Графские развалины”, бутылка дорогого красного сухого Каберне Совиньон, несколько ветвей винограда, два граната, красная соленая рыба, три банки икры…
Она легко и быстро накрыла на стол.
За столом на кухне сидел парень и равнодушно брынчал на гитаре.
Я считал Анитру безнадежно одинокой, и часто угрызался, что так ни разу не позвонил ей, не проведал.
Но наличие какого-то брынчащего существа, бесстрастно жующего сухарики с беконом, опровергало мои грустные подозрения.
Анитра представила нас друг другу.
– Игорь.
(“Как дядя Максима”, – подумал я.)
Но по виду и по существу это была полная противоположность Гарику. Гарик был прост. Игорь был сложен. Гарик был некрасив. Игорь был божественен. Это был ходячий (то есть в данном случае сидячий и брынчащий) Аполлон. В каждом движении была какая-то нераскрытая нега, которую хотелось бы, наверное, дораскрыть каждой женщине, какую он встречал на пути. Я как будто вжался, вмялся в табурет, на котором сидел. И, возможно, впервые в жизни меня глубоко напрягло присутствие явно более совершенного существа. Я никогда особо не задумывался и не комплексовал по поводу внешности. Но этот парень… Было в нем что-то такое… Какая-то порода… Или внутренний поэтический надлом… Он сражал… Сходу… И я очень не хотел, чтобы он когда-нибудь встретился с Тамарой… Меня как будто пронзило какое-то ревнивое предчувствие… И я практически с одного взгляда разглядел в нем того самого человека – иррационального до мозга костей, вызывающего прагматический мир на поединок – и бесспорно побеждающего в нем, при любых обстоятельствах и предпосылках…
У него слегка курчавились волосы, нос был удивительно правильно вырезан. Губы тонкие, чуть брезгливо искривлены. Глаза небольшие, но очень зоркие, и густые, даже пышные серые ресницы под изумительно тонкой линией бровей…
Он смотрел иронично, и, кажется, читал мои эмоции как книгу. Мне казалось, что он знает все о моих мыслях о нем.
Я сбросил неловкость, чуть тряхнув головой и по возможности нейтральным тоном спросил:
– Чем занимаетесь?
Он победно улыбнулся. А потом посерьезнел. И глубоким и низким баритоном, совершенно неожиданным для такой нежной наружности произнес:
– Тетя Анитра! Я побёг.
И вышел из кухни.
Анитра только кивнула ему. Провожать не пошла. Осталась со мной. Налила чай. Тот самый...
– Тетя Анитра…
Я улыбнулся. И посмотрел прямо в ее глубокие светло-зеленые глаза.
– Я жду ребенка.
Она внимательно посмотрела на меня. Это был взгляд Аиши! Нежный, внимательный, строгий... Ей-богу, у этих женщин все-таки было что-то общее! Я посмотрел на нее еще раз… И заплакал. Не подумайте, что я какой-то нытик. Но я снова плакал на плече у женщины с именем на букву “А”.
Боже, сколько пришлось пережить за последнее время.
Новости о Яннике подтачивали силы. Я и так стольких потерял… Мама выздоровела. Слава небу!
Слава Тамаре, девочке, которая исцелила мою мать неведомым образом, когда спела божественным сопрано у ее постели…
Потом я был с Тамарой… Потом Аиша разбилась… Потом ожила.
Как я объясню ей то положение, в котором находится ее дочь?
Она же четвертует меня на месте!
Я помню, как она предупреждающе-строго поглядывала на меня при каждом упоминании о красавице-дочке.
Что я мог поделать? Как и с ее отцом, это произошло не по моей воле. Я просто божился, что никогда не сделаю этого.
Но меня угораздило дать ей свои ключи. Она проникла в дом.
Она коварно соблазнила меня.
Я понимаю, эти слова были бы уместны, если бы речь шла об опытной женщине.
Однако, это была 15-летняя девственница, и я выходил полный козел.
Надо было думать о браке.
В апреле ей исполнится 16, и мы поженимся… Но Аиша…
Нет, не то, чтобы “лучше бы не выжила”, нет, конечно.
Но очень, очень боязно будет посмотреть ей в глаза.
Анитра засмеялась.
– Так ведь обычно женщины говорят.
– Анитра, это не смешно. Ей пятнадцать лет.
Продолжение следует...