Я тебя не забыл
Вадим Башкиров снимал однушку в Тушино с Настей из Ростова.
Весной соловьи перепевали рокот улицы, тянуло сиреневым духом, талой свежестью
водоканала. Днём он скучал по Насте на
стройке; отдавал получку( кроме пивной тысячи ), никогда не поддавал с бригадой .
Настя к нему относилась- никак. Если Вадим требовал порядка, чистоты в квартире, супчика к
обеду- крашенная блондинка Настя, ростовская амазонка, хваталась за топорик
для мяса:
- Порешу в два счёта. Моряк-с печки бряк!
А Вадим всегда хохотал: узкие, степные её глазки пламенели яростью, белые зубы
оттеняли пухленькие губки. Однажды он вывернул ей руку, отобрал топор, прошёлся ладошкой
по мягкому месту.
Настя пропала на месяц.
И внезапно вернулась, отдраила пол, перестирала пять его
тельняшек , и всё что можно затолкала в стиральную машину ; даже сварила лапшу из одного
окорочка . Вадим лишь глазел на неё: млел.
Ночью она разговорилась.
- Ты у меня один такой. Молчун. Не вынюхиваешь. Где я пропадала, с кем !
- Зачем мне знать твои закидоны. Я не муж .
- Женился бы ?
- Всегда готов!
- Видишь ли, Вадик! У меня жених был в станице. Уехал на год по контракту. Я к
свадьбе всё приготовила. Ну, бельё, чашки-ложки- поварёшки. А он мне не писал. Думаю, может
где воюет. Вдруг зимой с девкой заявляется. С большим животом . Сама маленькая,
черненькая, ножки - тумбы.
- Бывает!
- Найду мужика . Метр восемьдесят, деньжастого. Тогда покачу до родни, ткну носом
кое-кого.
В гигантской, бурлящей Москве она у него одна ,- ночная кассирша Настя. Без неё
дышится как в противогазе на эсминце. Эта доверительная ночь наполнила Вадима мечтами. Он
решил поступить на курсы водолазов. Но на стройке финансы отыграли романсы. Настя вновь
пропала. Уже с деньгами из тумбочки, вещами.
Смуглое лицо Насти мерещилось в толпе: в кошачьей походке, чёрных колготках, коротком белом плаще.
Вадим уволился. Ему выдали пять тысяч для галочки. Хозяйка квартиры сменила замок,
постелила перед дверью простынь и свалила в кучу пожитки счастья .
...Он шлялся по парку , вкрадчивый голос призывал его подобрать камень с клумбы (не
больше гандбольного мяча), опустить в сумку и отрезать лямку; привязать морским узлом кисть
правой руки.
В то местечко, где Вадим пугал Настю, ныряя на глубину, задержав дыхание-
было очень удобно бултыхнуться вниз головой. Навсегда...
Он обошёл все клумбы и наметил три подходящих камня. За ночь подморозило лужи,
солнечные лучи , отражаясь в мокром асфальте, слепили глаза; голуби стайками кружили под
ногами бабули с щекастым карапузом на скамейке.
Мысли подстёгивали его не тянуть: исчезнуть сейчас же!
Вадим нащупал на груди крест,- подарок тётки . Сними , положи на видное
место, может кому ни будь пригодится!- звучало в сердце..
Вспомнился рассказ пропавшего без вести отца.
Запойного соседа дважды вынимали из петли. Под израненной надписями берёзой, собиралась
вся дворовая блатата. Сосед залезал на стол, перебрасывал на толстый сук капроновый шнур
для сушки белья, сигал вниз. Спасала мускулистая шея борца. Отец говорил матери: всё равно
повесится. Сосед рассказывал ему, что его тянет в петлю неодолимая сила. Отец говорил мало.
Он гонял иномарки с Владивостока; сгинул вместе с дорогой "Тойотой".
Вадим уже расстегнул две пуговицы на рубашке; решил оставить серебряную цепочку с
крестом на лавке: может кому сгодится. И деньги. Отдельно. Паспорт пусть
утонет вместе с ним.
Он никому не нужен, никто не нужен ему.
- Я тебя не забыл! Живи- ничего не бойся! - прозвучал тихий голос где-то в нём.
Странно, - подумал Вадим, - может отец, мать с тётей замолвили о нём словечко там, за
облаками, куда всех отселяет смерть. Властный голос выдернул из него
всёпожирающую тоску, безнадёгу.
В толпе мелькнули багровые, не раз отмороженные, щёки мужика с усами Михалкова.
Как у Пашки бригадира; вспомнился рассказ о ночёвке его в
старом вагоне около Ленинградского вокзала: заплатил копейку путейцу в фуражке-
полка твоя до утра. В купе у того магазин просроченной жратвы: лапша, консервы, колбаса
копчённая, подмокшие сигареты. Голод- лучший повар.
...На Ленинградском вокзале Вадим долго высматривал бомжа. На ловца и зверь бежит.
Парень лет двадцати ухмыльнулся беззубым ртом:
- Сигаретки не будет?
- Будет!
Вадим дал парню три сигареты, спросил:
- Не знаешь, как добраться до вагона. Надо перекантоваться пару деньков.
- Прикрыли после облавы. Пошли со мной, познакомлю кое с кем. Понравишься- будет и
шконка*.
-Я не девка, чтобы нравиться!- отшил Вадим.
Он несколько раз прошёлся по перрону мимо молоденькой проводницы с вёртким мальчишкой.
Мамаша пыталась уговорить грузчика с тележкой отвезти объёмистую сумку с оторванной
ручкой.
- Давайте я снесу!- встрял Вадим . Куда?
-Далековато. С километр вдоль путей. Я вам заплачу.
Вадим подхватил сумку , забросил на плечо.
-Ворованные кирпичи со стройки.
- Банки - варенье-соления родни! На Севере зима долгая.
Вторая сумка была набита одеждой, лёгкой.
Тащились по вытоптанной тропинке. Пока Мишаня не подбежал к вагону с вывеской:
Мурманск - Москва.
- Пришли,- сказала Лариса.
- Здесь живёте?
- Я иногда его беру с собой. Мишаня любит дорогу. Мне спокойно.
-Вы до Мурманска! - воскликнул Вадим. Возьмите меня ! Буду драить пол.
- Вы после тюрьмы? Некуда деться!
- Не сидел. Там я устроюсь на корабль.
- Мама, видишь, у него тельняшка торчит, - вмешался Мишаня.
Лариса задумалась, потом вытащила кошелёк.
-Начальник строгий. Я вам заплачу, вы купите билет в наш вагон.
-Ну, голова у вас!- засмеялся Вадим. Документы в порядке. Тысячи полторы с копейками у себя наскребу.
-В шашки играешь? - спросил Мишаня.
- Давненько не играл, если что- подскажешь .
Скоро он будет в море, зарубится его стальной кораблик со штормовой волной, очистят
глаза ледяные брызги, сдует шквальный ветер с него столичный морок**.
* шконка( жарг.)- нары, кровать..
** морок- мрак, темнота.