Николай Петрович Парамонов, глава сыскного агенства «Кристал», уже собирался уходить домой после напряженного трудового дня, когда на его рабочем столе зазвонил телефон.
- Парамонов слушает! – громко и внятно объявил он в поднятую трубку.
Собеседник на том конце провода сразу принялся рассказывать что-то очень важное, судя по тому, как посуровело лицо опытного сыщика.
- Выезжаю! – сказал Парамонов, кладя трубку на место и соображая, как бы ему поделикатней сообщить жене, что в театр они сегодня вечером не пойдут.
Такое случалось с ним периодически (сам характер выбранной им профессии подразумевал это), но его молодая супруга все никак не могла привыкнуть к такому положению вещей. Поэтому он решил пока вообще ничего не говорить ей и попросту отключить свой мобильный. Потом можно будет сослаться на севшую батарейку, а дело, по которому его вызвал капитан милиции Малышкин, вполне может оказаться пустяшным, и в театр он успеет, лишь слегка припозднившись.
Но его предположениям не суждено было сбыться.
Едва он ознакомился с материалами уголовного дела, которое, к слову сказать, велось уже без малого три недели, ему стало ясно, что обычным получасовым трансом загадку не решить. Его ожидало типичное убийство в изолированной комнате, запертой изнутри. И убит был не кто попало, а уважаемый директор крупного коммерческого предприятия.
Вызвав по телефону своего помощника Ивана Васильева, Парамонов немедленно приступил к изучению улик и свидетельских показаний.
Жертва была найдена у себя на даче приходящей туда уборщицей примерно через два часа после наступления смерти, как определила экспертиза. На теле убитого имелись многочисленные колотые и резаные раны, в правой руке он держал 9-ти миллиметровый револьвер фирмы «Smith & Wesson», а в левой – стакан виски, зажатый предсмертными судорогами. Одет он был в домашний халат на голое тело и тапочки. Кабинет, как уже говорилось выше, был заперт изнутри на прочную щеколду, а окна закрыты пуленепробиваемыми ставнями. Вентилляционное отверстие, забранное чугунной решеткой, имело диаметр, позволяющий смело отвергнуть версию об использовании его в качестве лаза.
Никаких выстрелов и прочего шума никто из опрошенных соседей не слышал. Подозрительных следов к дому и от него следствие не обнаружило.
- Полный тухляк, - пожаловался коллеге капитан Малышкин.
- Да уж, - почесал подбородок Парамонов, и в ту же секунду зрачки его глаз расширились от неописуемого удивления. – Но позвольте! – воскликнул он. – Здесь написано, что в кабинете вместе с трупом находился некто Кузнецов Тимофей Иванович, 1970-го года рождения, прописанный в Москве, по адресу...
Дальше он читал не стал и вопросительно посмотрел на Малышкина.
- А! Этот! – отмахнулся капитан. – Не обращайте внимания. На него давно уже никто не обращает внимания. Путается под ногами, мешает работе милиции.
Как выяснилось из дальнейшего разговора, Тимофей постоянно совал свой нос в милицейские дела, оказываясь на месте преступления раньше оперативников, выдвигая сумасбродные версии, строча жалобы в высшие инстанции – то есть был в высшей степени назойливым существом.
- Все это очень прискорбно, - пожалел собеседника Парамонов. – Но все-таки... Вы задавали ему вопрос о том, как и когда он оказался в кабинете убитого?
- Зачем? – пожал плечами Малышкин. – Он все равно что-нибудь соврет или напутает. Только волокиты нам прибавит, а толку от его допросов никакого.
- А вы не рассматривали его в качестве подозреваемого? – уточнил Парамонов, хотя и сам уже знал ответ.
- Тимофея-то? – улыбнулся Малышкин. – Да вы что! Он мухи не обидит.
- А если с ним провести сеанс гипноза? – подал идею прибыший Васильев. – Его подсознание может оказаться не таким взбаламошенным, как первое «я».
- Попробуйте, конечно, - согласился Малышкин без всякого энтузиазма. – Но только я бы на вашем месте поостерегся – не разбудить бы в Тимофее какого-нибудь демона, еще более страшного, чем он сам.
- Мы учтем вами предостережения, - веско заявил Парамонов.
Формальную сторону процедуры удалось преодолеть без заминок - Тимофей несказанно обрадовался тому обстоятельству, что наконец-то понадобился правоохранительным органам для дела. Подопытного уложили на кушетку в кабинте начальника уголовного розыска, и Парамонов произвел все необходимые действия, чтобы ввести его в полусонное состояние.
- Итак, - обратился он к Кузнецову. – Как вы оказались рядом с трупом Федяшкина (так звали убитого коммерсанта)?
- Я вошел туда через дверь, - загробным, но в то же время слабым голосом сказал Тимофей.
- И что вы увидели?
- Я увидел, как Федяшкин танцует перед зеркалом, нарядившись в женское белье.
- Это вас расстроило?
- Да.
- Почему?
- Белье было подобрано совершенно безвкусно. К тому же Федяшкин не обладал приятной в эстетическом смысле фигурой.
- Вы решили это как-то исправить?
- Да. Я взял на кухне нож...
- И?
- И исправил.
- Как?
- Вот так!
Тимофей произвел руками несколько характерных движений, из чего стало совершенно очевидно произошедшее. Присутствующие в унисон издали возглас боли и отчаянья.
- Он сопротивлялся?
- Нет. Мы были любовниками. Он доверял мне, как себе самому.
- Достаточно, - сказал Парамонов. – Когда я досчитаю до трех, вы проснетесь. Раз! Два! Три!
Тимофей открыл мутные глаза и обвел потухшим взглядом аудиторию.
- Получилось? – слабым голосм спросил он.
- О, да! – страшно вскричал Малышкин, надевая на него наручники. – Ты, подлый убийца, морочил нам голову!
Тимофей признался потом в совершении еще нескольких преступлений, которые к тому времени были либо не раскрыты, либо кто-то был признан ошибочно виновным. У него обнаружилось классическое раздвоение личности, маниакальное чувство собственной важности и психические отклонения сексуального характера. Суд отправил его в спецлечебницу до полного выздоровления, а Парамонову вручили грамоту от МВД и продлили бесплатно лицензию еще на два года.