Наперегонки
Говорили, что на набережной появилось новое лицо: дама с собачкой…
В нашей же истории было не совсем по-чеховски. Во-первых, никто не говорил, что на набережной появилось новое лицо – одним из первых его увидел я. Во-вторых, новым лицом была не дама, а мужчина, лет пятидесяти, довольно высокого роста, немного сутуловатый, с бородой «а ля респектабельный мерзавец» и с пробивающейся лысиной, уже оккупировавшей макушку. А в остальном все было, как в книге: набережная и собачка – довольно ухоженный пудель, очень добродушный и любопытный.
Я вначале на мужчину не обратил никого внимания – мало ли людей, желающих по вечерам ногами и палками мерить набережную? Но новое лицо, а мужчина однозначно был новым лицом и по поведению, и по манере шагать, и по манере переставлять палки, явно выделялся на фоне уже сложившейся нашей братии – любителей скандинавской ходьбы.
Так получилось, что мы с ним на набережную спускались всегда почти одновременно: после работы, уже под вечер. Однажды, то ли во время пятой, то ли шестой совместной тренировки мы познакомились. Это произошло случайно. Просто я заметил, что мужчина, шедший впереди меня, окликнул собаку, которая резвилась, гоняясь за галками, и вдруг присел на скамью, сразу же уронив голову.
– Вам плохо? – спросил я.
Незнакомец медленно поднял голову. Даже отблеск предзакатного солнца был бессилен заглушить тусклость его взгляда.
- Вам плохо? – переспросил я. – Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Спасибо, – тихо промолвил он и неожиданно, даже не вставая с места, протянул руку, – будем знакомы: Борис.
Я тоже протянул руку:
– Борис.
Мужчина ласково потрепал по холке собачку.
– Значит, мы с вами тезки… Это хорошо!
Почему это было хорошо, я так и не понял – ни тогда, ни позже, когда мы познакомились ближе.
Я Бориса всегда обгонял. Он иногда убыстрял шаги, чтобы попевать за мной, потом вдруг, вроде ни с того, ни с сего, сбрасывали скорость, а иногда вообще останавливался и, облокачиваясь на перила, подолгу смотрел на Волгу.
Как-то мы разговорились, усевшись под ветлой неподалеку от городского пляжа. Хотя на пляже играла музыка, но она ничуть нам не мешала.
– Я ведь скандинавской ходьбой стал заниматься, можно сказать, случайно, – неожиданно начал свою исповедь Борис.
Он вдруг замолчал, посидел, глядя куда-то вдаль, потом зачем-то пальцем прочертил круг на песке и выдохнул, тяжко, словно вытаскивая признание из бездонья души:
– Меня жена бросила.
– Как это…бросила? – растерялся я.
- Долго рассказывать…Да и ни к чему.
– И ты…и вы?
Ажурная тень ветлы наползла на нас.
– Совершенно верно. Надо было отвлечься от тяжких мыслей. Пить? Это не для меня. Вот я и решил заняться скандинавской ходьбой. Коллега посоветовал.
– Ну, и как? Помогает?
– Как сказать? Вначале было тяжело: ноги – как чугунные, сердце колотилось, сейчас вроде бы легче. Но все равно тебя догнать не могу.
– Не расстраивайся, – попытался я утешить Бориса. – Все образуется.
Лето уже проходило, а после нашего разговора Бориса я видел на набережной всего два раза – без палок, зато с пуделем и с женщиной, которую мне так и не удалось хорошенько рассмотреть.
Борис появился только в середине сентября – в разгар бабьего лета. Он теперь всегда обгонял меня. Не потому, что был более натренированным, чем я – просто я стал медленнее ходить.
Снег припорошил набережную. Закрылся пляж. Перестала звучать музыка. Мы с Борисом снова летели по знакомому маршруту. Рядом с нами, иногда путаясь под ногами, всегда весело бежала собачка. Теперь Борис уже не мог обгонять меня, хотя шагал очень быстро – просто мы с тобой сумели преодолеть кризис в наших взаимоотношениях.