Две Терры. Часть восьмая Сказка

Герда Венская
В давние времена было дивное царство-государство, чьи пределы не имело границ. Не сказать, что люди этого государства были лучше, или мудрее чем те, что были после них и все же это было почти так.
Одни люди приходили в мир и с юмором преодолевали сложности, считая, что тяготы выпадающие на их долю, которые они преодолевают сейчас - это тяготы, которые не свалились на плечи других, тех, кто не смог бы справиться с этим. Они просто знали это и не считали своим долгом или тяжелой ношей.
Другие приходили и вечно желали бесконечного блага, но блага лишь для себя и вечно были несчастливы потому что никогда этого не происходило так, как они того хотели.
И хоть условия у тех и других были примерно одни и те же, относились они ко всему по разному и желали разных вещей.
Были такие, кто ни во что не верил но имел цели, делал много хорошего для других, создавал прекрасное в мучительных раздумьях о неведомом. Были истово верующие во что угодно, но непрестанно чего-то ждущие всю свою жизнь, но с ними никогда ничего не происходило. Ведь невозможно отыскать в мире то, что еще не создано. Что бы это появилось, это нужно создать.
Но несмотря на все, этот народ жил в мире и радости, потому что правил им очень мудрый правитель.
Он делал все, что бы тяготы люди могли перенести достойно и с улыбкой, а после получить плоды трудов своих, что бы люди которым вечно мало и которые полны недовольств, не смогли эксплуатировать ближних и все же могли находить для себя удовольствие и радость в изысканных необычных вещах, которые неустанно производили ищущие- поэты, художники, ремесленники.
А главное, правитель неоднократно допускал в своих размышлениях мысли, что никому неведомо устройство мира коим правит он, что возможно есть нечто недоступное людям. Но и в этом был он бесконечно мудр. Он не заставлял верить людей во что бы то ни было, ни в одну из мыслей его посещавших,  он всячески поощрал их мысли о том, что возможно, место в котором они находятся - единственно существующее, потому что им не дано увидеть другое, и стало быть, существует лишь то, что прямо здесь и сейчас. Ведь если следовать этому правилу, даже из дурного места можно сделать хорошее. И вот потому, не было ни до, ни после, места столь же прекрасного, а поэтов, ремесленников и прочих творцов столь талантливых. Потому пышно цвели повсюду кустарники роз, пели соловьи, мощеные улочки петляли вдоль горных хребтов, а дома, приблизительно схожие, но выстроенные каждый на свой лад, со своей любовью и заботой, искрились свежестью и чистотой, а люди не устраивали междоусобиц, потому что у каждого было свое дело.
Среди полей, холмов и гор, исполинских деревьев, хвойных лесов стоял и дом самого правителя. У него был прекрасный сад и работал в этом саду мальчик - садовник Йовиль. Редко встречаются люди подобные ему,  обладающие способностью так четко выражать прекрасное во всем, чего бы ни коснулась рука и с заботой обо всем живущем.
Это случилось утром самого обыкновенного дня. Однажды Йовиль сильнее обычного залюбовался распустившимся внезапно на лужайке цветком. Он не знал ни вида его, ни названия, столь необычным он был.
Йовиль счел его столь прекрасным, что подолгу просиживал перед цветком, любуясь и вдыхая тончайший аромат, пытаясь определить, что могло бы продлить пору его цветения.
Таким образом, сам того не подозревая, юный Йовиль заронил в прекрасном цветке чувство вязкое и томительное, росшее в нем все сильнее день ото дня и естественным образом отличающее его от других цветов не только в глазах самого Йовиля, но уже и в сути самого ростка. Йовиль пустил в ход все свои труды на облагораживание почвы, благодаря чему, все новые виды цветов распускались правителю на радость и радовали людям взгляды. Но ни один из диковинных цветов не был равноценен тому, рожденному солнцем и рассветным утром, что однажды Йовиль нашел в тихой траве.
Что же случилось с нашим цветком?
Томительное чувство подогреваемое каждый день Йовилем, зажгло огненную искру в самом центре цветка. И однажды, от наискосок прошедшего солнечного луча искра эта сожгла цветок изнутри. В миг пламенного горения, конечно, не видимого ни чьим глазом, в сереневый час подступающей едва ночи, родилась прекрасная нимфа с прозрачными искристыми крылышками. Наполовину цветок, наполовину девушка. Рождена она была из того самого чувства возгоревшего в цветке и так томившего его, от той искры что сожгла цветок.И вот наконец, это чувство могло обрести танец и движение, которое можно назвать движением жизни, хоть еще и не полнокровной.
Среди стрекоз, бабочек и пчел, подобная им, но с видом человеческим, праздновала она лето и именно к человеку устремлено было все ее существо.
Не найдя поутру цветок, Йовиль очень расстроился, он ведь привык к нему, ему так нравилось любоваться на рассвете его нежными прохладными лепестками и вдыхать ни с чем ни сравнимый аромат. Тоскливо было на душе Йовиля.
Через несколько дней, когда он как всегда, работал в саду, откуда - то из - за гор донесся до него чудесный неземной голос. И будто бы пел этот дивный голос о цветке, и хотя не ясны были слова, но было понятно, что поет он о чем-то прекрасном, о том, что было потеряно и вновь обретено. О чем то настоящем и истинном.
Это пела нимфа. Ее появлению радовались цветы, ее танцы приковывали к себе взгляды бабочек. Несмотря на радость и беззаботность свойственные любой нимфе, от остальных ее отличала тяга к людям, это звучало в ее песнях, это проносилось в ее взгляде на далекие холмы, взгляд, который порой делался исполненным тихой печалью. Танцы уже не делали ее саму счастливой и ее прекрасный голос в горах тоже не доставлял ей особой радости, которую могло доставить одно лишь приветствие Йовиля. Чувство, зародившееся в цветке и выпущенное на волю нимфой, зародило в душе ее нечто до этого незнакомое. Даже немного пугающее ее саму. Словно в момент радости острым клинком пронзало ее ослепительной мыслью и однажды мнгновенно сожгло нимфу так же, как когда-то сожгло прекрасный цветок. На рассвете полыхающем золотом не стало нимфы, лишь миллионы солнечных всполохов рассыпались искрами.
В тот день, первый раз за долгое время не услышал Йовиль звуков ее волшебного голоса
Танцы ее больше не радовали лесной мир.
Той ночью родилась у правителя дочь названная Астой, красивая как цветок, нежная и заботливая как нимфа, и такая же чудесная как новое восходящее солнце.
Чуть повзрослев, пяти лет отроду, просиживала она часами в саду у Йовиля, что из мальчика превратился теперь в юношу. Он знакомил девочку с редкими видами цветов, рассказывал удивительные истории на которые хватало его воображения, учил ее рисовать. А она радовала его своим чудесным пением. Они вместе сажали семена и наблюдали рождение новых побегов.
И вот, Ассте исполнилось 16
Нет, они с Йовиль не полюбили друг друга.
Они всегда друг друга любили
Но чем же была Асста?
Искрой брошенной Йовилем в цветок, возродившейся пламенным чувством в нимфе, а затем мыслью о любви, сделавшей ее человеком
Кем был Йовиль?
Садовником и художником, который считал не вправе просить руки дочери своего мудрого правителя
Но оба они не могли представить жизни  друг без друга
Они решили убежать.
Конечно, знай, правитель что произошло, он бы лишь опечалился тем, что оба его ребенка (всех детей царства правитель считал своими), засомневались в нем, Конечно, он простил бы их и позволил им быть вместе до конца их дней. Но он и представить себе не мог что же могло случится и разволновавшись, пустил по следам своих стрелков, которым было приказано доставить беглецов обратно в усадьбу для того, что бы во всем разобраться.
Аста и Йовиль скрывались в ночных чащах леса, питались ягодами и уворачивались от стрел. Случилось быть теплому нежному вечеру, когда солнце мягким шелком окутывает душистые поляны и так бесстрашно доверчив лес. Оба утомленных путника уснули среди высокой травы, далеко от отцовских владений. Пока они спали, один из стражников пустил стрелу для устрашения беглецов, услышав какой-то шорох, но то была лишь рысь. Стрелявший промахнулся и  его стрела угодила прямо в сердце Йовилю. Асста проснувшаяся от шороха в ужасе смотрела на бледнеющее лицо любимого,  сжимая его руку и пытаясь его оживить. Все было напрасно. Она слышала как неподалеку проскакали кони. И вдруг, в отблеске луны, она увидела старца с посохом, сквозь слезы застилавшие ее лицо.
Старец улыбнулся ей и произнес: -Йовилю хватило одной искры, что бы создать душу и жизнь из цветка. Ты впитала всю его любовь, словно губка. Но где же твоя? Где твоя искра? Что можешь ты? -Он тихо и чуть хитро улыбнулся. Глаза старца были очень добрые. И хоть он говорил строго, она поняла что он бесконечно добр сердцем
Старец продолжил:- хочешь я подарю Йовилю жизнь? Он снова будет дышать. Но для этого мне нужно вернуть время вспять, не так ли? До того момента как вы сбежали. Я могу это сделать- он внимательно посмотрел на Ассту
-Я прошу -промолвила она умоляюще глядя на него.
-Хорошо. Но что мне в таком случае делать с тобой? С тобой, которая здесь и сейчас прямо передо мной
-Я не понимаю- прошептала Асста
-Я оживлю Йовиля, вы оба вернетесь в прошлое до момента бегства. Но беда, что все повторится вновь, ведь вы оба забудете все это, иначе нельзя. Что бы изменить ход событий мне придется что-то изменить.
Старец задумался и продолжил:- Ты останешься тут. Йовиль вернется обратно и все будет как обычно, всем будет казаться что там, с ними, их настоящая возлюбленная, их дочь. Отец даст согласие на то, что бы вы были вместе и сделает это с огромной радостью. Йовиль будет дышать но каждым его вдохом будет твой шаг. Йовиль будет счастлив, эта иллюзия будет очень реальна для всех. Твое же настоящее начнется утром нового дня, вместе с зарей. Ты будешь все помнить. Я даю тебе эти железные башмачки. Иди, пока их не сносишь. Ты будешь долго идти и я не знаю, что тебя ждет, не знаю куда ты пойдешь, то не в моей власти, но однажды, может статься, вы встретитесь
Асста как дар приняла данный уговор.
Когда исчез старец, она в последний раз обняла того, кого любила больше жизни провела рукой по закрытым глазам, что завтра снова будут способны видеть, губам, которые улыбнуться солнцу завтра вместе с той кого посчитают Асстой.
Поутру она проснулась одна от бледного солнца и сквозь густую траву побрела к лесной дороге.
Шли годы, она скиталась по лесам и горам, по дальним местам где люди даже и не слыхивали о своем правителе. Она выполняла грязную и тяжелую работу, ей давали хлеб и она шла дальше. Но где-то там, она знала, живет Йовиль и он счастлив.
Прошло много лет и однажды теплой ночью когда Асста спала, ее разбудили две нимфы
-Эй. Мы знаем тебя и мы поможем тебе, потому что когда-то ты была одной из нас. Ты достаточно прошла и твои железные башмаки стерты. На одну только ночь мы сделаем тебя нимфой как прежде, что бы ты смогла петь. Если Йовиль узнает и вспомнит тебя, чары спадут и вы снова будете вместе, ты позабудешь свои скитания, все начнется с того дня, как твой отец дал свое согласие. Если же нет, все останется как сейчас теперь уже навсегда. С Йовилем ничего не случится, он будет так же жить и будет счастлив. Решайся.
В ту ночь Йовиль не мог уснуть, он вышел в сад, вспомнил как нашел здесь диковинный цветок и тут же донесся до него голос выразительнейшей красоты, будто пронзающей насквозь, бросающий в озноб. Йовиль подумал, что очень давно не слышал этого пения. Он решил разузнать кто обладает голосом такой необыкновенной силы. Он пошел на звуки и вышел к поляне. На лужайке сидела Асста. Встретившись со взглядом Йовиля Асста вздрогнула,ведь будучи нимфой она не способна была на человеческие слова, кроме всего, эти крылья за ее спиной, подумала она, только напугают его, вот бы улететь, вот бы прочь, прямо сейчас. Йовиль радостно улыбался -это ты!- произнес он удивленно и шел к ней на встречу. -Асста, я не знал как ты чудесно поешь. Когда - то в детстве я слышал похожую песню, знала бы ты как я был восхищен. Но ты поешь прекраснее. Он сел рядом с ней и положил ее руку в свою теплую и такую знакомую. Конечно! Ошеломленная Асста поняла это только сейчас. Он узнал ее и она в тот же миг перестала быть нимфой, став человеком.
Они долго сидели под лунным светом.
А потом взошло солнце нового дня. В котором не нужны были больше никакие чары, а было прекрасное здесь и сейчас, ставшее возможным тогда, когда каждый озарил светом жизнь другого