- Аня, Андрюша! Домой! Кушать! - кричала нам мама, выйдя за калитку.
Мы бежали сломя голову, оставив в покое соседские качели. Как же здорово было нестись через всю улицу и представлять, что же сегодня окажется на столе. Суп - это понятно, ведь он каждый день присутствовал в рационе и никогда не расценивался, как что-то существенное, а скорее аперитив перед чем-то более вкусным: жареной картошечкой, тефтельками с пюрешкой, голубцами или варениками, а если к чаю ещё и драники или сырники намечались, так это вообще был праздничный пир.
Зачастую кого-то из ребятни первыми звали домой:
- Максимка, Лена, пойдёмте обедать. - говорила тётя Лида, их мама.
Они убегали и через 10 минут возвращались, а от них пахло варёными макаронами и молоком.
- Что ели? - некоторые спрашивали их. Такой вопрос был не зазорным и вполне приемлемым в детском кругу.
- Рожки с кетчупом. - отвечал Максим и вытирал остатки красного соуса с губ, поглаживая еле выпуклый живот своего худощавого тела.
Когда в июле на грядках созревали первые огурцы, многие выходили с ними прямо за ограду, хрумкали их на улице, мол, посмотрите, у нас уже поспели, не то что у некоторых. Огурца сильно хотелось, ведь его свежий аромат разносился вокруг поедателя, а хруст дразнил так, что текли слюнки. Некоторые просили откусить, но большинство всё же стеснялись и делали такой вид, будто у них этих огурцов уже у самих навалом, девать некуда.
Та же история потом повторялась с первым помидором, болгарским перцем, капустой, морковью и прочими дебютными дарами огорода.
Кто-то выходил с большой коркой хлеба, намазанной мёдом или вареньем. Мы любили макать горбушку в молоко, а потом в сахар и ходить потом с этим бутербродом по улице, хвастаться своим лакомством. Все желающие откусывали кусок от нашего "пирога" и непременно оставались в долгу, знали, что и они потом обязаны дать чего-нибудь своего вкусненького откусить. Так между собой напрочь искоренялась жадность среди детворы, хотя бы даже в еде. Это был очень действенный метод: ты мне - я тебе. Никто ни на кого не в обиде и все счастливы и даже почти сыты.
Мама очень не любила, когда мы выходили с едой за ограду. Сейчас я её понимаю. Денег на сладости почти никогда не было и изредка купленное мороженое необходимо было съесть дома, чтобы не дразниться, да и чтоб не увели половину из-под носа, так считала она.
- Зачем таскать на улицу? Дома съели и пошли гулять. - резонно толковала мама.
Также она не любила, когда мы что-то жевали в огороде. Не сорванную ягодку или помидорку, конечно, а что-то приготовленное или из магазина. Даже покупные семечки нельзя было щёлкать в этом священном месте - храме земледелия, возделывания и взращивания. Она полагала, что урожая не будет, гусеницы съедят всю капусту, помидоры "не примутся", огурцы "погорят" или картошка не уродится и выгоняла нас с огорода. Но нам это было только в радость. Лучше уж во дворе полодырничать с бутербродом в руке, чем стоять раком и дёргать сорняки. Но через 5 минут перекус поглощался и мама, словно чувствуя это, звала на помощь.
Осенью уже никто ничего на улицу не выносил, потому что удивлять-то было и нечем. К этому времени всё у всех имелось в избытке. Каждый мечтал о первом снеге, которым вполне можно перекусить во время подвижных забав. О сосульках, что хрустели не хуже огурцов, а даже и лучше. Зимой хотелось чего-то другого, например: малинового или клюквенного морса, мороженной брусники, кедровых орешек, занесённых с веранды, оставивших ещё в себе молочный вкус, после оттаивания. Я обожала замороженное молоко, наливала его в пиалку и оставляла на веранде до полного застывания. Оно становилось очень сладким и я его потом лизала, словно мороженое. И ничто мёрзлое, ледяное нас, сибиряков из Крыма, не пугало, не вызывало ангины. Дома это елось с удовольствием да и на улице тоже, только реже, так как и гулялось не так долго, как летом. Поэтому зимой никто не хвастался разносолами, да и в варежках есть их было неудобно.
Проходя как-то летом по Октябрьской улице, я услышала как чья-то мама громко звала домой своих ребятишек. Чумазые с головы до ног, двое мальчишек лет шести-семи, выбежали из чужого заброшенного огорода и понеслись в сторону ворот своего дома. Пока они бежали, женщина журила их за то, что они толкаются, что все перепачкались в земле, потом трепала белобрысые головы пацанят и улыбалась, лукаво поглядывая в мою сторону. Как же защемило сердце от увиденного, и в мгновение нахлынули воспоминания из детства. Улыбаясь, я дошла до своей калитки (или, как теперь водится - до калитки своих родителей, т.к. давно уже не живу с ними), обернулась и поняла почему это меня так зацепило... Давно я не слышала такого забористого крика на всю Ивановскую, этого призыва к обеду. Молчаливой смской возвестится новость о том, что пора домой. Дилинькнув в кармане, телефон передаст скучное сообщение от мамы ребёнка двадцать первого века, где чёрным по белому будет написано: "Идите кушать." Сухой текст уже не вызовет тех эмоций, от которых мозг будто взрывается фантазиями картинок предполагаемых вкусностей на столе, тем более, если мама к тексту приложит и фото обеда. В историю уходит эта романтичная дворовая эпоха, где всё навиду, всё как-то по-простому наивно и без прикрас. Наверное поэтому так хочется об этом помнить...