Жанры: Детектив, Повседневность, Постапокалиптика
Предупреждения: Курение, Открытый финал, Смерть второстепенных персонажей
(Важное предупреждение: историю рассказывает персонаж, поэтому всезнающий автор не выскочит из рояля с объяснениями)
***
Хотя рейс был ежедневным, автобуса не было уже неделю. В такой глуши, как эта, наверняка и прежде жилось невесело, но тогда хотя бы существовал интернет. Сейчас, в мире разрушенных технологий, междугородный автобус остался единственным способом связи.
Я поела, оделась, вышла на единственную улицу поселения и двинулась к автобусной остановке — допотопному ржавому знаку, одиноко торчащему возле низенького светлого здания продуктового магазина. Вокруг расстилалось чёрное ноябрьское поле, прижатое серыми тучами. Дорога — смесь разбитого асфальта с щебёнкой — шла к остановке длинной прямой линией, а за магазином круто поворачивала налево.
Возле здания виднелись люди — такие же, как я, ожидающие, десятка два — собрались с нескольких поселений. За неделю они словно бы сплотились, некоторые начали здороваться по имени. Я даже не прислушивалась — слова не важны, лишь поступки имеют значение. С этим здесь было туго. Впрочем, как и везде в нашем разрушенном мире. Люди выживают. Именно поэтому они готовы платить мне — за то, что я не прячусь в углу с куском хлеба и банкой консервов, а делаю выбор и совершаю поступки. Да, зачастую те, на которые у них самих не хватает духу.
И вот я застряла в этом поселении. Не страшно, денег у меня хватало. Единственная угроза в подобном захолустье — скука, так что я хваталась за любое занятие, лишь бы не лежать на диване, ощущая, как мозг размягчается с каждой минутой. И поэтому я ежедневно торчала на остановке — всё ж таки развлечение.
В первые дни люди разговаривали между собой — возмущались, уточняли время, понимающе улыбались в ответ на очередной раздражённый вздох. Самые общительные обменивались байками о междугородном транспорте. Потом ажиотаж прошёл, все просто молча слонялись вокруг остановки и время от времени вглядывались в дымку с той стороны, откуда должен был прийти автобус.
Туман, ползущий по окрестным полям, пробирался под одежду. Зябко. Я достала целлофановый пакет с сигаретами и спичками, закурила, тщательно завернула всё обратно. Кажется, проблема пропавшего автобуса сделала местных терпимее: только два человека по привычке нахмурились в мою сторону. Я сделала вид, что не заметила.
Вдруг по толпе ожидающих пробежал тихий ропот. Я прищурилась. Вдалеке что-то виднелось. Сердце стукнуло невпопад. Люди вокруг заволновались. Неизвестный объект приближался довольно быстро, и вот — никаких сомнений, это автобус! Огромный и шумный междугородный автобус!
Он нёсся на всех парах, как и положено опоздавшему. Люди хватали багаж, не отрывая взглядов от машины, пытаясь угадать, где именно она затормозит. Однако автобус не снижал скорости — он словно решил проехать мимо остановки.
Недоумение в толпе. Самые сообразительные начали отходить от дороги. И вдруг, за несколько метров до поворота, водитель резко ударил по тормозам. Огромная машина заскрежетала рвущим уши металлическим лязгом, вылетела с дороги в поле, зарылась в чёрную почву и окончательно заглохла. Все двери открылись.
Думаю, не преувеличу, если скажу, что все пришли в смятение. Растерянно переглядываясь, мы начали приближаться к машине опасливым полукругом. С моего места было видно, что лобовое стекло сплошь заляпано грязью. Вдруг мужчина в тёмно-коричневой куртке и такой же шапке рванул с места, подбежал к автобусу, запрыгнул внутрь и с лязгом дёрнул дверь, ведущую из салона в кабину водителя. Дверь, рассчитанная на противостояние грабителям и всяким отморозкам, судя по всему не поддалась, так что мужчина заколотил кулаком и сипло крикнул: «Эй, водила! Ты там живой?».
Прочие окружили автобус на почтительном расстоянии. Бронированная махина, бессильно уткнувшаяся носом в грязь, пугала.
Мужчина в салоне продолжил диалог с дверью: «Ну так, а что ты творишь? Куда несёшься? Теперь хрен вытащишь… Ты что, остановку не видел?». Я прислушалась, но безрезультатно. Ни голоса, ни механического звука, ни крика птицы — над полем повисла тишина.
Тем временем простуженный голос наступал: «Где тебя черти носили?! Ты знаешь, какое число?!». Я аккуратно переместилась напротив передней двери автобуса, так что теперь наконец-то услышала невнятные звуки из кабины. Мужчина заорал: «Ты что, пьяный?! Давай открывай!» и начал трясти дверь. От этого занятия его отвлёк резкий женский крик: «Горит! Горит! Автобус!». Я вздрогнула и быстро оглянулась. Женщина с двумя большими красными клеёнчатыми сумками наперевес уронила одну из них на землю и освободившейся рукой указала на кабину. И правда, над крышей поднимался дымок. В первое мгновение мне показалось, что это остаточное явление после резкого торможения, но затем стало очевидно — кабина в самом деле горела.
Сиплый мужчина выскочил из салона, забежал вперёд машины, присмотрелся, процедил: «Точно!» и рванул обратно в автобус. Он с новыми силами заколотил в дверь кабины, видимо, надеясь её выбить.
Справа раздался высокий мужской голос: «Бросай! Поздно!». Несмотря на грязь, облепившую лобовое стекло, было видно, что в кабине пляшет огонь. Тот же голос крикнул: «Рванёт!», и все бросились врассыпную.
***
На следующий день на ржавом знаке появилось объявление, что в продуктовом магазине состоится прощальный вечер в честь погибшего водителя. «Приглашаются все постоянные пассажиры междугороднего автобуса».
Прочитав текст, я хмыкнула. К чему это всё? Насколько я понимала, никто не был знаком с водителем лично. Я видела его один раз по дороге сюда — на одной из долгих остановок он опустил стекло в кабине, чтобы покурить. Довольно молодой, бледное родимое пятно на щеке, форменная кепка. Обычный человек.
Тем не менее, когда подошло назначенное время, я собралась и направилась к магазину. Всё равно развлечений больше нет.
В углу помещения был устроен импровизированный помост из деревянных ящиков, перед которым собирались люди. Я встала у стены и огляделась. Кажется, здесь были все вчерашние и несколько человек, которых я раньше не видела.
Организатор встречи — мужчина средних лет, каштановые кудри с проседью, строгий костюм — в первое мгновение показался мне незнакомым, однако затем он заговорил со своим соседом и оказался обладателем сиплого голоса. Видимо, местный активист. Возможно, мэр или метит на его место.
С чувством собственного достоинства мужчина поднялся на помост и провозгласил: «Товарищи! Мы собрались здесь, чтобы почтить память человека, который долгие годы был нашим водителем. Каждый день, несмотря на погоду, он приезжал и вёз нас, куда было нужно. Хотя мы почти не видели его, но он всегда был рядом. Мы доверяли ему нашу безопасность, и, я бы даже сказал, наши жизни. Теперь он умер, то есть, я бы сказал, погиб. Мы были рядом, когда это произошло. Поэтому я предлагаю, чтобы каждый из нас произнёс надгробную речь».
Из толпы раздался женский голос: «Гроба-то нет!». Я вытянула шею. Женщина с клеёнчатыми сумками.
Организатор запнулся и переспросил: «Что?».
Женщина повторила: «Гроба нет! А вы говорите — надгробная речь».
Мужчина поджал губы и обвёл толпу укоризненным взглядом: «Это детали. Главное — почтить память. Ну, кто первый?».
Все затихли, головы склонились — словно на уроке, к которому никто не подготовился.
Представив, как сейчас это странное мероприятие затянется на неопределённое время, я подняла руку и гаркнула: «Давайте я!». Активист обрадованно посмотрел в мою сторону и сделал приглашающий жест.
Протиснувшись к помосту, я поднялась, а мужчина отступил вправо, освобождая место.
На самом деле у меня не было заготовленной речи. Я вовсе не собиралась выступать, да и не была уверена, что сделаю это приемлемо. Тем не менее, у меня возникла мысль — вроде бы подходящая.
Так что я откашлялась и громко начала: «Добрый вечер! Я не очень хорошо знала этого человека. Мне так показалось, что вы тоже. Но вот что я подумала. Всю эту неделю мы ругали и обвиняли водителя. И теперь, даже после его смерти, чувствуется осадок недовольства. Не знаю, как вам, а мне кажется, что первым в голову приходит обвинение в алкоголизме. Мол, ушёл в запой на неделю. Это бы объяснило, почему он не справился с управлением».
Люди вокруг закивали.
Я продолжила: «Но дело в том, что мы не знаем этого точно! Мы обвиняем водителя, однако он вполне мог стать жертвой каких-то неизвестных нам обстоятельств».
Организатор задумчиво посмотрел на меня: «Точно-точно, всё это не так просто! Он всегда приезжал, и вдруг — такое. Даже если он запил, то на следующий день голова проясняется. Он не мог пропустить целую неделю».
Я подняла указательный палец, подчёркивая свои слова: «Здесь могут быть какие-то обстоятельства! Мы не должны с ходу осуждать человека». Все уставились на меня так, словно услышали что-то умное. Хм, оказывается, произносить речи — неплохое занятие. Может, стоит сменить профессию?
Активист вдруг воскликнул: «Он не знал, какое было число! Я вот забыл, а сейчас вспомнил. Хотя он говорил очень тихо, но про число точно сказал — тридцать первое. То есть он думал, что сейчас — это неделю назад. Я ведь тогда решил, что он пьяный, поэтому несёт пургу и говорит так неразборчиво… Но мало ли что…».
Высокий парень справа спросил: «Как это возможно — пропустить целую неделю?».
Я покачала головой. Повисло задумчивое молчание.
Симпатичная блондинка из первого ряда сказала: «Может, болел?».
Активист возразил: «Тогда он бы взял больничный, а нам бы дали другого водителя. Видимо, руководство было не в курсе, что он не выходил на рейс».
Блондинка упорствовала: «А если он не хотел, чтобы они знали? Лечился тайно».
Я скептически скривилась: «И рисковал работой? За неделю прогула его бы уволили. К тому же он бы знал, какое число. А кстати — почему в автобусе не было пассажиров?».
Я вопросительно посмотрела на организатора, однако он ответил довольно уверенно: «Это не редкость, особенно к зиме. Обычно именно у нас народ набивается».
На пути сюда я видела в автобусе не меньше десятка человек, однако решила не напоминать во всеуслышание о своём статусе приезжей. Настроение у людей изменчиво как прибой. Тот прибой, что был когда-то.
Высокий парень выкрикнул: «Всё это таинственно! Сначала он пропал. Потом въехал в поле. И почему машина загорелась?».
Я ответила: «Может, водитель курил в кабине? Окно не открыл, потому что холодно, он ехал быстро. Возможно, ему стало плохо — например, инфаркт или инсульт. Поэтому и разговаривал неразборчиво. Сигарета упала, и всё вспыхнуло».
Женщина с сумками подала голос: «Инсульт — страшная вещь! Вот у меня у брата был инсульт, так он ушёл вечером с работы, а домой не пришёл. Был человек — и нету». Люди согласно загудели.
Высокий недовольно покачал головой. Я подняла брови: «А какая у вас теория?». Он фыркнул: «Больно всё у вас просто. Всё можете объяснить, да? Инсульт — и никаких вопросов. А я считаю, что мы должны вопрошать. Человек умирает, когда умирает его любопытство!».
Активист нетерпеливо махнул рукой: «Так что вы там думаете, говорите уже!».
Парень выпрямился, оглядел присутствующих и весомо начал: «Я считаю, что, хотя весь этот случай представляет собой нечто, превышающее наше понимание…».
И снова женщина: «Дак, а если так, чего говоришь тогда? Не понимаешь, так и молчи!». Блондинка прыснула со смеху. Все заулыбались. Лицо парня стал пунцовым. Организатор повысил голос, стараясь выглядеть серьёзным: «Дайте юноше высказаться! Нужно выслушать всех».
Высокий склонил голову в знак благодарности, кашлянул и продолжил: «Я считаю, мы должны рассмотреть все возможности. Например, многие слышали, что в соседнем городе процветает криминогенная обстановка и орудуют банды торговцев органами. Они забираются в квартиры, усыпляют людей и прямо на месте изымают у них органы. Потом жертвы просыпаются, но ничего не помнят и ничего не замечают, пока не умрут. Может, так было и с нашим водителем. Он неделю был под наркозом, потом проснулся и отправился на работу. Неожиданно почувствовал себя плохо и умер».
В повисшей тишине громко фыркнул модного вида парень с левого фланга: «Что за чушь! Где ты такое вычитал, все эти сказки про торговцев органами? В бульварной газете?».
Высокий повернул к нему голову: «Вовсе не в бульварной газете, а в серьёзном издании! Да вообще это все знают! Там опасно!».
Модный взмахнул длинной чёлкой: «Это в вашей деревне опасно среди коров ходить, того и гляди в навоз влезешь, а в городе ничего такого нет! Там живут нормальные люди, и никто никого не убивает. Это только в газетах пишут, чтоб дурачки типа тебя боялись туда ехать и копались бы в своём навозе».
Дед в грязном ватнике, покосившись на модного, подал хриплый голос: «Ты это, малец, потише себя веди-то, а то вот я как воткну свои навозные вилы тебе в зад — будешь знать!». Парень смутился и принялся разглядывать непристойный рисунок, коряво изображённый маркером на стене.
Высокий задумчиво изрёк: «Возможен и другой вариант. Есть неоспоримые доказательства, что с нами уже давно контактируют внеземные формы жизни. Может быть, наш водитель с ними и столкнулся. Выбрали его для опытов — ну там зондирования разные. Поэтому он на неделю выпал из привычной нам реальности».
Дед в ватнике громко проворчал: «Вот она, современная молодёжь! Наркоманы! Поначитаются газет и растят траву разную за сараем!». Люди заулыбались. Высокий снова покраснел и воскликнул: «Ничего подобного, я бы попросил!..». На последнем слоге его голос неожиданно сорвался на фальцет. Активист демонстративно кашлянул.
Я переступила с ноги на ногу. По сути, я могла бы уже спускаться, потому что больше сказать было нечего, однако, кажется, никто не торопился занять моё место. Зато с возвышения было хорошо видно всех.
Снова подала голос блондинка: «А вдруг он сам был криминальный авторитет? Ездил туда-сюда, возил контрабанду или наркотики, и никаких подозрений. А потом что-нибудь случилось. Он прятался, но нужно было отвезти последнюю партию… ну, того, что он там возил. По дороге на него напали и подстрелили. Он, раненый, доехал до нас, но понял, что уже слишком поздно, поэтому поджёг автобус, чтобы скрыть улики». Высокий парень оживился.
Я решила вмешаться: «Напоминаю, что о мёртвых плохо не говорят! Моя идея заключалась в том, чтобы обелить память покойного, а не выдумывать про него чёрт знает что». Организатор закивал.
Я продолжила: «Может кто-нибудь ещё сюда поднимется и скажет что-то хорошее о водителе?». Активист торопливо прибавил: «Только не про инопланетян». Засмеялись все, кроме высокого.
Я спустилась.
Женщина с сумками, приговаривая: «А вот пропустите, давайте я скажу», протолкалась к помосту и поднялась. Стало видно, что вместо двух вчерашних сумок у неё в руках только одна, размером поменьше, однако из точно такой же красной клеёнки.
Женщина обвела взглядом собравшихся и начала: «Я вот это… Кхм… Хочу так сказать. Девчонка права. Он был хороший человек! И нечего тут теперь врать. Он каждый день приезжал и вёз нас. Хоть по жаре, хоть по сугробам. Для нас он всё делал правильно. И если он… Ну, мы не знаем, какой он был. Может, жену бил или что. Но нам это и не важно. Он был хороший водитель. Поэтому теперь мы должны его поблагодарить за это». Она подумала ещё, добавила: «Да, вот так!» и начала спускаться. Кто-то из первого ряда подал ей руку.
Организатор вышел на середину помоста, строго оглядел притихших людей, откашлялся и произнёс: «Да, вот на этой вот ноте я предлагаю почтить память погибшего минутой молчания». Все склонили головы.
Негромко переговариваясь, люди выходили из тёплого и светлого магазина в слякоть осеннего вечера.
Я остановилась и закурила. Интересно, придёт ли кто-нибудь на мои похороны, и, если придут, то что они скажут обо мне?