Принцесса и жонглёр продолжение 2
Не малое время пролежала Эйна без сознания в окружении прислуги своего врага. Наконец, открыв глаза и обведя затуманенным взором незнакомые лица, вспомнила о происшедшем накануне и горько-прегорько заплакала. Не принесло ей счастья возвышенная во славе знатность рода, достигшего вершин престола царского, ни дарованные судьбой богатства и почести: не находила она радости в окружавшем её раболепии подобострастных придворных угодников. А испытала впервые истинную жажду жизни, когда опираясь на сильное плечо милого друга, неслась в старой дырявой повозке навстречу восходящему солнцу, не замечая дорожных ухабов и непогоды. Безбрежные вольные просторы встречали её лучами горячего солнца, свежестью лунных ночей, пеньем птиц и запахом луговых цветов. Босые ноги сбивали прохладную росу с густых трав, а хрустально чистые воды ручьев и озёр омывали тело от дорожной пыли. Но это счастье было возможно только с ним, с ним одним. Не стало рядом милого и осиротело сердце, ушла радость даруемая любовью, а вслед пришла безутешная тоска. Но одно знала, что данный обет в верности она будет хранить до скончания лет своих.
Все дни своего заточения принцесса не находила себе места от отчаяния. То как львица металась по клетке ища выхода, круша все, что попадалось под руку, то бросившись на кровать, беззвучно рыдала под пологом, терзая, от сознания собственного бессилия, подушки и одеяла. Излив, таким образом, свои эмоции, впадала в оцепенение и часами лежала недвижимой. Прислуга, дождавшись окончания очередной вспышки ярости, тихо входила и молча восстанавливала утраченный порядок. Сколько дней прошло, принцесса не ведала. Но, как-то утром пред ней предстал сам барон. С лисьей учтивостью сообщил, что король вскоре посетит его двор и будет вынужден исполнить своё обещание, то есть супругом принцессы станет тот, кто возвернёт её в родительское лоно. А он, барон де Борн, в свою очередь заверяет принцессу Эйну в том, что ежели она добровольно обвенчается с ним, то он отпустит всех её друзей, а в частности возлюбленного дружка и не причинит им ни малейшего вреда. В противном случае они будут жестоко казнены сегодня же, ибо об этом говорится в приказе короля. Времени на размышление у неё нет.
С улицы доносились звуки топора и визгливое пение пилы — это строились виселицы. Что, прикажете, было делать принцессе? Увы! Потрясённая услышанным, несчастная дева застыла в испуге и растерянности. Чувствуя в ней неустойчивое состояние, барон подвёл её к окну, чтобы она воочию убедилась в правдивости его слов. Увиденное вынудило её дать согласие.
На внутренний двор вывели несчастных актеров, жонглёров и музыкантов. Среди них она узнала своего возлюбленного. Плотники, закончив работу, уступили место палачу. Мастер закинул верёвку на перекладину и застыл в ожидании.
Первого подвели музыканта, что часто подыгрывал Эйне на виеле, и накинули на шею верёвку. Заплечных дел мастер затянул петлю и, поставив ногу на скамейку с обреченным, взглянул на окно, в ожидании сигнала.
— Так какой будет ваш ответ? Решайте! И учтите — я лишь исполняю волю короля. Кстати он с минуту на минуту будет здесь и тогда их уже ничто не спасёт. Король не настолько сентиментален чтобы, выслушав слезливые россказни о любви, пощадить преступников. Королевская кровь не смешивается с дорожной пылью бродяг. Вам ли этого не знать!
Принцесса стояла бледная как полотно, готовая в любой момент лишиться чувств. Барон, предостерегая, добавил:
— Только не падайте в обморок, это только ускорит их казнь, я не буду дожидаться вашего возвращения к реальности. А пока вы будете лежать здесь на полу, их вздернут без промедления. … Ну же… решайте!
— … Я согласна, … только сейчас же отпустите их … — и она до крови прокусила свою губу.
Прижавшись щекой к каменной кладке окна она видела как её друзей посадили в повозку и выпроводили за ворота. Губы её прошептали: «Прости, прости милый друг! Но знай — любовь свою вместе с сердцем тебе отдаю, но только сердце и любовь… О, всемилостивый боже, помоги ему живым уйти отсюда. Да благословит его твоя святая десница! … »
Не в силах более сдерживать слёз, жгущих душу, веки сомкнулись и бледные щеки оросились горестной влагой разлуки. Бледные уста приоткрылись, исторгнув тихий, протяжный стон. Принцесса Эйна пыталась ещё раз взглянуть на исчезающую в дорожной пыли повозку с друзьями и милым возлюбленным, но силы оставили её на руках подоспевшей вовремя челяди.
Вечером того же дня королевские герольды пред замковыми воротами трубным гласом возвестили о прибытии короля.
Возрадовалась королевская душа, сбросила с себя бремя утрат, ожило сердце снедаемое горечью разлуки. Быстрым соколом прилетел отец на встречу с любимой дочерью. С распростёртыми объятиями вбежал он в горницу, но, увы, не узрел он в глазах чадо своего радости от встречи. Не услыхал ожидаемых слов раскаяния. Увидев отца, Эйна упала на ковёр, что устилал каменный пол, и зашлась рыданием. Король бросился к ней и, подняв как пушинку, перенёс на постель, что ютилась в алькове. Видя дочь в таком состоянии, он простил её. Лёд в сердце короля растаял, уступив место нежной любви и заботе. Барон, уловив нужный момент, отвёл королевское величество в сторону и поведал лживую историю похищения принцессы группой бродячих актеров, и как он страдал, оплакивая участь горячо любимой им принцессы. Долгое время он искал ее, скитаясь в облике странствующего рыцаря по пыльным дорогам чужих стран подвергая себя всевозможным опасностям. Но любовь, разожженная в пылком сердце, помогала преодолевать все препятствия встававшие на пути. Сколь раз он был на краю гибели, но его спасала природная смекалка и мастерство в ратном деле, которым он владел в совершенстве, это могут подтвердить многие доблестные рыцари. Везде, где бы не одерживал победу, он славил имя принцессы Эйны, высоко поднимая вымпел с её именем. Однажды он всё-таки выследил похитителей, которые силой удерживали прекрасную Эйну, заставляя её исполнять балаганные куплеты и танцевать шутовские танцы, за что кормили чечевичной похлёбкой и содержали её в грязной клети на колёсах. Сговорившись с другими благородными рыцарями, они напали на презренных злодеев и освободили многострадальную деву. А похитителей утопили в реке, чтобы не марать их мерзкой кровью чести рыцарского меча.
Король совсем размяк, и сердце его исторгло слёзы, что обильно оросили дряхлеющее чело. Он склонил седую голову на плечо барона со словами:
— Вижу, что вы муж благородный и рыцарь доблестный, достойный высших похвал и богатых наград. Проси вознаграждения за доставленную мне радость; за возвращение дочери и, клянусь, признательности моей не будет меры.
— Господин, открою пред вами своё сердце, в котором царственное место занимает прекраснейшая из прекраснейших дев, госпожа моя Эйна, покорившая сей аморный сосуд с тех самых пор, как впервые увидел её. Признаюсь вам, что побеждённый любовью к дочери вашей счел бы высшей наградой для себя почитать вас как отца своего, став вам преданным сыном и зятем. Даю слово верно служить Вам. Склоняюсь пред Вами и прошу руки вашей дочери.
— С радостью вверяю судьбу принцессы Эйны в ваши руки, и отныне величаю вас не иначе как — сын мой! Пусть ваша рыцарская доблесть послужит твердой опорой для трона, а любовь ваша залечит сердечные раны, что нанесены были принцессе во время скитаний. — Произнёс король дрогнувшим голосом.
— Удручает меня душевное состояние госпожи моей, от этого прошу вас, мессир, не напоминать ей о прошедшем ни упреками, ни праздным любопытством. Нескоро ещё успокоится на сердце волнение от былых тревог. Поэтому будет лучше, если мы оградим её от воспоминаний о пережитом.
Король согласился со своим будущим зятем и они, не откладывая, обговорили о дне обручения, который вскоре состоялся в замке барона, без особых торжественных церемоний. И, дабы пресечь порочащие честь высокородной особы слухи, негласно пустили слух о внезапном недуге принцессы, из-за которого та будто бы совершила паломничество к святым местам с целью излечения.
По прошествии месяца в королевском дворце был устроен роскошный праздник. На свадьбу съехался весь цвет благородных дам и доблестных рыцарей. Было устроено большое количество забавных утех и великолепных турниров. Трещали древки копий, звенела сталь мечей от соприкосновений с крепкими щитами. Все вышедшие на ристалище рыцари единодушно признавали принцессу Эйну прекраснейшей из дам королевства и пребывали в поразительном восхищении от сияния редкостных и великих добродетелей её. Известные песнетворцы трубадуры по мере сил своих соревновались в изящности слога, а музыканты извлекали божественные лады из своих инструментов. Две полные недели тянулся пир, ни днем, ни вечером не стихало веселье. Все приглашенные гости были щедро одарены богатыми подарками; золотом или серебром, одеждой или конями, а так же другим добром, и никто не был забыт, никто не затаил в душе злобы.
Но ничто не могло радовать невесту, ибо воображение её не покидал образ любимого — одного его представляла рядом с собой, одним им любовалась внутренним взором. Мраморная бледность покрывала чело, от природы славой наделённое, округлые плечи опустились в безволии. Стояла в брачном убранстве у аналоя в полном безразличии. Все кто, видел её в ту минуту, не мог усомниться слухам, что тайно в народе бродили, о её болезни.
Как ни таилась, затягивая себя в тугие корсеты, принцесса, но пришло время и вспухло чрево. Вот–вот растворятся затворы стыда.
Монсеньор, герцог де Борн, именно этим титулом мы и впредь будем именовать королевского зятя и наследника престола, слегка был раздосадован, узнав о беременности жены. Он-то ни разу не встретил рассвет в спальне супруги, хорошо понимая, что добиться взаимности от неё нет никакой возможности. Поэтому смекнув, что рождение ребенка принесёт ему только пользу, лицемерно возрадовался известию, и всему двору объявил о дарованной небесами милости скрепляющей супружеские узы.
Старый король вне себя от счастья распорядился окружить дочь вниманием и заботой лучших лекарей. В чреве её созревал плод королевской крови.
Принцесса, как женщина, мало интересовала герцога, оттого и не испытал он никакой ревности. Сердце его, будучи не привлечённое аморными чувствами к прелестям молодой супруги не требовало любовных услад, и облачённое в ратные доспехи было холодно как лёд. Всё его существо подчинялось одной единственной цели, к которой он шел с хладнокровной расчётливостью — а цель эта — власть. Будущий ребёнок не был помехой его коварным планам, наоборот только своим рождением скреплял фундамент будущего царствования, — никто же не знал истины. Корона была так близка, что он уже мнил себя королём. Но для этого её надо было снять с головы короля, старое сердце которого постепенно наполнялось скорбью при виде завешенных печалью глаз дочери, в ресницах которых таились жемчужины слёз. Загадку этой печали он не мог разгадать; принцесса всячески избегала разговоров о своих скитаниях. Герцог время от времени посещал покои супруги, дабы не вызывать у тестя сомнений насчёт семейных отношений. А там, равнодушно взглянув на молодую жену, томящуюся в одиночестве, устраивался поудобней в кресле и дремал до утра; привычки к суровой походной жизни закалили его организм. Для удовлетворения природного вожделения ему было достаточно служанок или придворных дам, готовых на всяческие аморные услуги. А таких хватало из числа легкомысленных, сладострастных кокеток, согласных любезно услужить в угоду своей слащавой гордыни, для которых смена любовника привычное дело.
Принцесса, отдавшись меланхолии, всё дальше и дальше удалялась во мглу былого. Но дух её, не сломленный жестоким роком, не желал покоряться горю-злосчастью и в болезненной тоске от безысходности, пересиливая боль она мнила о блаженном миге счастья когда-то ей испытанном. И сейчас её чрево прорастает трепетными ростками от семени возлюбленного Ланфранка. И будущее дитя плоть от плоти его. Залог их любви растёт в её лоне. И она должна сохранить этот залог их любви во чтобы-то ни стало.
В беседах с тестем де Борн, как бы ненароком, нет-нет, да и выскажет свои опасения по поводу душевного состояние супруги. Затронет болезненную струну в сердце мессира. Тем самым всё более укореняя в его сознании мысль о безумии дочери, и что в дальнейшем монастырь может заменить для неё родной дом. Нашлись и злословы которые не постеснялись разнести по окрестным землям слухи, будто королевская дочь впала в безумие и возможно дитя родит подобно себе. А что если это будет мальчик? Страшно подумать, что ожидает королевство — безумный король! Обдумав сию ситуацию, Его Величество, мессир король поспешил объявить своим вассалам и народу, что наследником всех земель и трона является зять, доблестный рыцарь, герцог де Борн.
В назначенное природой время принцесса родила мальчика. Мальчик был румян и здоров, что нельзя сказать о роженице. Она лежала бледная и немощная, затерявшись на огромной постели. Тонкие черты лица её заострились. Кожа столь утончилась, что сквозь неё стали видны жизненные русла крови. Жизнь маленьким фитильком едва теплилась в измученном родами теле. Призванные к ложу лекари обеспокоенные более своей дальнейшей судьбой, нежели жизнью молодой матери, не знали что предпринять.
На площади перед замком гулял народ, что стекался сюда со всей округи на праздник по поводу рождения принца. По приказу герцога выкатили бочки с вином и балаганные шуты, и скоморохи драли гортани, упражняясь в тяжеловесном остроумии, развлекая толпу. Высокородные королевские вассалы прибыли поздравить его величество с рождением наследного принца и богатыми подарками выразить своё почтение и верноподданнические чувства. Вместе с ними приехали известные трубадуры и жонглёры, и в одном из великолепных залов замка устроили поэтическое соревнование, изрядно поражая присутствующих своим умением искусно плести изысканные рифмы, восхваляя принцессу и рождённого наследника.
Монсеньор герцог с вымученной улыбкой слушал музыку и лирические напевы жонглёров, с подозрением вглядываясь в их лица.
А в это время в комнате принцессы Эйны растворили окна и вместе с радостными лучами солнца в тёмную нишу, где лежала обессиленная роженица, проник свежий вольный ветер, принесший с улицы звуки уже такого далёкого, но родного и близкого тамбурина. А виола, разбуженная искусным смычком неизвестного музыканта, ласкала своими чарующими звуками слух и вливала в сердце живительный восторг. Голос певца посредством поэтических строф взывал:
… Я к вам такой любовью воспылал,
Что на всегда возможности лишен
Любить других. Я их порой искал,
Чтоб заглушить своей печали стон,
Едва, однако, в памяти вы встали,
И я, в разгар веселья и бесед,
Смолкаю, думой нежною согрет ….
…. Нет не забыть былого,
И невозможно снять
С себя любви печать….*
Гильем де Кабестань
Слова и музыка произвели исцеляющий эффект, подействовав на душу принцессы Эйны, они пробудили к жизни её сознание. Слёзы мелким жемчугом скатились по бледным щекам на душную подушку.
По течению реки под названием Время плывём мы изо дня в день, порою подгоняемые ветром событий мчимся на полных парусах, а иной раз, попав в тихую заводь, где воды времени замедляют свой бег, кружимся на одном месте в мучительном ожидании.
Вот и мы дабы не утомлять вас длительностью повествования и сократить наш путь, опустим малозначимые эпизоды из жизни наших героев, остановимся лишь на событиях имеющих непосредственное отношение к нашему рассказу.
Пятый год минул, как родился маленький Адемар. Герцог уже берёт его с собой на охоту, приучая к суровой жизни воина. Матери маленького Адемара дозволено изредка видеть своего сына. Она живёт минутами этих встреч, расцветая прекрасным цветком от улыбок своего малыша. Мы говорим минутами от того, что час, отведённый для общения, увы, проносится в несколько минут. А дни, проведённые в одиночестве, тянутся годами.
Король за это время сильно изменился, забыл старые привычки; изменил своей любимой соколиной охоте и если куда выезжал то лишь до ближнего монастыря, проводя долгое время в молитвах. А когда стал выказывать монастырю свою щедрость, в виде богатых пожертвований, то некий физический недуг покрыл его тело язвами и нарывами, источающими неприятный запах. Лекари уложили его на больничное ложе, где часы жизни неумолимо сокращались. Почувствовав себя на пороге вечности, старый король повелел послать за священником в монастырь для исповеди и дальнейших распоряжений, но смерть, вмешавшись, забрала раньше его грешную душу, оставив гниющие остатки монаршего тела для погребения. Монах Гиларий, находившийся всё время с умирающим, поклялся прибывшему епископу в том, что принял исповедь и последнюю волю государя, в которой ясно было указанно на своего зятя как приемника престола. Оспорить этого никто не мог. А тем временем тело бывшего монарха источало такую ужасную вонь, что святые отцы сочли необходимым похоронить его на следующий день.
Отзвучали фанфары возвестившие о новом короле. На престол вступил королевский зять — герцог Роллан де Борн, жестокий, коварный воинственный норманнский рыцарь. Эра мирного сосуществования с соседними королевствами и графствами закончилась. Началась жестокая сеча. По прошествии нескольких лет король, еще не насытившись кровью, и поддавшись призывам христианских королей, провозгласил себя воинствующим пилигримом и созвал на совет герцогов и вассальных королей, графов и баронов. На всеобщем собрании благородных мужей и доблестных рыцарей объявил об участии в походе на сарацин. Многие поддержали своего сюзерена, и в скором времени вступили со своими дружинами под его знамя. Выступая предводителем войска, Роллан взял с собой принца, невзирая на его юный возраст, надеясь воспитать из него мужественного рыцаря, с полным набором превосходных достоинств. Никто не знал, и ведать не ведал, кто истинный отец принца Адемара, да и сам король перестал думать про это и всей своей черствой душой полюбил мальчика.
Королева Эйна осталась одна.
В разлуке дни не пролетают,
В разлуке дни ползут змеёй.
И ты отчаянно вздыхаешь,
Когда же будешь ты со мной?
Пусть одиночество туманом
В лучах дневных сойдёт с чела,
И от бессонного дурмана
В душе не будет и следа.
В бездонном цвете голубого,
Надежды малость зачерпни,
И в сердце ложную тревогу
Внутри сей каплей раствори.
Придёт, настанет час желанный,
Со скрипом отворится дверь,
И образ милый, долгожданный
В колени упадёт тебе.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ