Рождество
(7-ое Января)
***************
Чистый морозный воздух, ясное звёздное небо, сказочно пушистая в инее берёза
за узорчатым окном, хрустящий под валенками снег,столбами дым от топящихся
печей.
Уют в доме, тепло русской печи, поющем за трубой сверчком, таинственно мерцаю-
щая свечка перед образами в переднем углу, делающая своим свечением лики
святых - живыми.
И так хорошо, по домашнему хорошо, надёжно, что лучшего не бывает.
И, конечно же, неотъемлемое от всего этого доброго - Мама. Наше лучистое солны-
шко, наш справедливый учитель, наша заступница, верный оберег, самый наш
надёжный друг.
Всё это ощутимо, связано и хранимо памятью с большим, кристально чистым,
торжественно строгим праздником - Рождества Христова.
До этого в доме всё вымывалось, выскребалось до самого потаённого уголка,наря-
жалось во всё своё праздничное, не набалованное роскошью жилище.
На окна доставалось из сундука белые короткие шторки с дырками(решелье)и обвя-
занными кружевными зубцами собственного вязания и подстать им белые под штор-
ники,правда, без дырочек, так как их предназначение в двух стандартах:на случай
рождения, крещения малыша, служили пелёнками.
На образа в углу - домо тканные расшитые по одному фасону полотенца крестиком
красно-чёрными хвостатыми петухами.
На пол дерюжки-дорожки из сшитых порванных ленточек и потом сотканных воедино
ткацким, большим, в пол избы, станком, доставляющем нам, детям,несказанное
удовольствие - тоже "поткать" и вывести незатейливые узоры челноком, огромного
размера.
На на нас, девочек, наложено было такое обязательное - ткацкое дело. И осваи-
вать это ремесло приучали с раннего детства, как и прясть, и вязать.
Но самое богатство в убранстве избы это был, пожалуй, ковёр на сундуке и лос-
кутное одеяло на кровати.
Шерстяной вязанный ковёр, пропахший нафталином, он передавался из поколения
в поколение, его берегли и не забывали от какой"пра-пра-пра" он достался.
И, если, по недосмотру он прекращал своё существование, деревня строго судила
молвой ту нерадивую, которая этот ковёр - чёрный с красными розами и зелёными
листьями, бессовестно угробила.
И в довершении-высокая, самодельная, широкая кровать с перовой периной, и
большими подушками, данные хозяйке ещё тогда в приданное.
А лоскутное одеяло было для нас, ребятни, своего рода, географической картой.
Мы находили на нём бывшие свои рубашонки, платьица, платки, а также всё такое,
взаимствованное на обмен по деревне.
Вот и всё убранство и богатство деревенской избы, которое, к слову сказать,
выставлялось только по большим праздникам, как тогда принято было говорить:
"Про свят день до обеда"
Печка в пол избы, кровать, лавки по стенам, да люлька с младенцем, которая
пополнялась регулярно: подрастающих сажали на печь"доводиться в тепле",
младенцев в колыбель-люльку, а в холодной ночи - в середину между папкой и
мамкой на кровать. Обогревателей в избе не было,а печка - матушка, она тоже
остывала к утру.
Наряжалось всё это под праздник, мы,ребятня, бегали из дома-в дом, рассказывая
у кого убор лучше и кто какое новшество внёс на сей раз.
В избе пахло блинами, пышками, студнем, мясом солониной, кислой капустой и....
телёнком, что жил в чулане под палатами и поросёнком в подпечке, которые
доставляли нам великую радость, когда их выпускали в избу, чтоб почистить
клетки и они резвились вместе с нами, а взрослые, глядя на веселье ребят и
зверят,смеялись и радовались нашей радости.
Мы носили им чистую сухую солому и сами лезли поиграть в их хоромы.
И больно было, когда те дорастали до нужных килограммов и мать с отцом теряли
головы, как объяснить нам, что на стол нужно мясо - кормить нас.
Горе наше было безгранично, мы ревели хором, а за компанию и все наши друзья
околотка, прибежавшие нас поддержать.
Родители переживали по этому поводу, особенно отец, глядя на наше горе и рас-
пухшие от слёз лица, он боялся как бы у нас не получился"разрыв сердца".
Но потом мясо ели все за милую душу за обе щёки и вспоминать в это время о
Мише-телёнке и Васе-поросёнке не очень получалось.