Лес. Часть 10

Оксана Нарейко
Зеркальный коридор - штука странная, опасная и непредсказуемая. Лучше не пытаться бродить там, вглядываясь в свои отражения, пытаясь понять, где же оно, самое истинное и правдивое, где номер первый во всех этих "я". Да и просто в зеркало не стоит слишком пристально всматриваться, не стоит ждать, когда в собственном зрачке, как на фотографии, проявится самая суть тебя самого. Не послушалась, вошла в лабиринт, побрела, осматриваясь, прихорашиваясь, ища свою душу в этих бесконечных отражениях.
- А какая ты есть на самом деле? - вдруг раздался ее же собственный голос, - ты сможешь найти себя здесь? Кто ты?
- Что за странный вопрос! Я - это я!
- Где? Если я сейчас щелкну пальцами и уберу личину успешного хирурга?
Раздался щелчок и одно из изображений исчезло.
- Волевая и строгая женщина, на выход!
Щелчок и еще одно зеркало опустело.
- Заботливая дочь, несчастная женщина, рыдающая в подушку, преданная мужем жена, хорошая хозяйка, терпеливая соседка...
С каждым словом мертвели зеркала и, наконец, не осталось ни одного отражения. Она в панике побежала по коридору, вглядываясь в пустые поверхности, отражавшие только самих себя. И никого больше. Она закричала.
- Я есть! Я, я, я!!!
- А когда ты что-то делала для этого самого "я", чтобы оно не просто существовало, а радовалось жизни? Когда ты в последний раз вспоминала об этом самом "я"?
Она опять закричала и с размаху ударила кулаком в ближайшее зеркало. Оно не разбилось, к ее удивлению, но и ее отражение в нем не появилось. Она почувствовала, что и сама тает, испаряется и что ее действительно нет. Есть маски, а вот если их снять, останется вакуум, пустота. Она кричала и кричала, чувствуя, как этот вакуум затягивает ее, растворяет в себе и она лишается разума, она просто исчезает.
Валентина Николаевна Казанцева - успешный и талантливый хирург, положившая свою жизнь на алтарь дочерней верности и любви, проснулась от своих криков. Сны она обычно не запоминала, не верила, что бывают вещие, да и вообще, как человек образованный, строго уповающий на науку, она считала, что сны - это всего лишь работа мозга, освобождающегося от дневных стрессов и переживаний.
- Господи, что же у меня в голове? Так и до психиатра недолго, - сказала она самой себе, избегая смотреть в зеркало, висящее напротив кровати. - Устала вчера, вот и наснилось... Она не сразу вспомнила, чем же вчера отличилось, а как только поняла, что теперь у нее жизнь самую малость изменилась, вернее на две самые малости, выбросила из головы все дурные мысли и побежала на кухню. У нее было очень важное дело.
Вчерашний день был приятным и радостным. Отец прислал письмо и гостинцев и она немного всплакнула над большой корзиной, вспоминая, как в детстве папа ее любил и баловал, как поддерживал и как мирил их с мамой, когда взрослеющая Валечка скандалила по любому поводу, переживая сложную пору становления, как папа привозил ей шоколадки и импортные джинсы, много чего она вспомнила и опять в душе всколыхнулась надежда, что он бросит пить и заживут они лучше всех. Надежда вспыхнула и пропала. Как его отучить, пьет столько лет, не бывает такого. Она, как врач, хорошо понимала все особенности этого страшного недуга. От этих мыслей она заплакала уже по-настоящему, вспоминая и мамину несчастливую судьбу, да и свою тоже.
- Ну, что это такое, - Ветеринар принес ей большой кусок марли вместо носового платка и сказал, чтобы вытирала слезы, сморкалась, умывалась и садилась завтракать, потому что такие запахи терпеть просто невозможно.
- Да кто же завтракает картошкой и грибами? - всхлипывая спросила Валентина и вдруг поняла, что это именно то, чего ей и хочется. И земляники с мороженым на десерт.
- Без проблем, - сказал ветеринар и добавил, что так как завтракают они без галстуков и прислуги, а так же знают друг друга уже почти неделю, пора бы перейти на "ты" и выпить кофе на брудершафт.
Так начался этот приятный день. Валентину надо было работать и Валя напросилась к ветеринару в помощники. Животных она всегда любила и часто порывалась завести кошку или собаку, вот только отец был против. Особенно его собаки раздражали. Она знала, что у него в детстве была какая-то тяжелая история с собакой, вот и не хотел он лишних напоминаний. А она представляла, как открывает дверь, а навстречу выбегает маленький песик и прыгает и ласкается и лижет руки и лицо или степенно выходит важный и пушистый кот, трется об ноги, просится на руки и мурлыкает громко, как старый холодильник. И как они рады ее видеть и им абсолютно все равно, как она причесана, как одета и какое у нее настроение. Она уже и рыбок собиралась купить, чтобы был хоть кто-то, кто не ругался бы на нее, не игнорировал и не скандалил, но потом решила, что наблюдать бессловесных и равнодушных красавиц ей будет и вовсе тяжело.
- Доброе утро, Михаил Михайлович! Как Машенька? Как Бульдозер? - девушка - администратор была сама любезность и радость от того, что врач приехал на работу.
- Рассказывай, Татьяна, - строго сказал ей ветеринар.
- Что рассказывать? - девушка покраснела и опустила глаза.
- В чем накосячила, конечно! Твои приветствия добрых вестей не сулят.
- Подкидыши, - Татьяна вздохнула, - женщина пришла с котятами, а потом сказала, что кошелек в машине забыла и ...
- Можешь не продолжать, показывай.
- Нам часто кошек и собак подкидывают, - пояснил ветеринар Валечке, - думают, раз уж мы врачи, значит в хорошие руки обязательно пристроим, ну, или себе возьмем, что нам, жалко, что ли, - он вздохнул, - записки пишут трогательные, уже целая коллекция у Танюши есть, бывает просто бросают под дверью, бывает вот так: занесли и убежали, бывает после операции не забирают, разное бывает.
- И что вы с ними делаете?
- С людьми ничего, а с подкидышами - пытаемся пристроить, что еще с ними делать?
Между тем Татьяна принесла коробку, в которой мяукали два котенка. Оба рыжие, пушистые, с белыми манишками. Валя посмотрела на них и ахнула! Вот именно таким она и представляла своего кота.
- Так, на первый взгляд здоровы, веселы и бодры, только есть хотят. Тань, тащи банку корма и устраивай их, потом проглистогоним, привьем, а ты звони в приюты, пиши объявления, все, как всегда.
- Можно я их заберу? - Валя сказала это быстро, пока внутренний голос не вмешался и не привел массу причин, почему этого делать нельзя.
- Забирай, только рады будем, в перерыв я их осмотрю, хочешь, прямо сегодня и заберем?
- Очень хочу, - Валентина сама себе удивлялась. Что она делает? Отец пропадает в лесу, неизвестно, что с ним и как, а она не только особо не беспокоится, но и котят заводит, про работу даже не думает, не переживает, что у нее в голове? Она вдруг поняла, что упускает что-то важное и попыталась вспомнить сон, который ей еще пока не приснился, но витал над ней уже долгое время.  "Еще лучше! Вспомнить сон, который еще и не снился!" Она помотала головой, избавляясь от морока. Может быть действительно к психологу записаться на прием? Психолог, психиатр, свое "я", которое она искала во сне... Что-то там было важное, очень важное, в конце того сна, когда она кричала и билась в зеркала? Что, что она забыла? Когда, собственно говоря, снились ей эти зеркала, что там было? Или еще не было?
- Валя, все хорошо?
Она вздрогнула от Мишиного голоса.
- Да, пыталась кое-что вспомнить. Я их очень хочу забрать сегодня. Валентин не будет против?
- Вот уж не думаю, он эти дни прямо таки светится, ты ему жизнь вернула.
Валентина покраснела, Михаил сделал вид, что этого не заметил и продолжил:
- Пора начинать прием, Танюша выдаст тебе халат и вперед, спасать жизни!
Это оказалось очень тяжело. Она никогда не представляла, как сложно сделать пациенту укол, если он зубаст, когтист и не понимает своего счастья. Не понимает, что его лечат и хотят, как лучше. Валю два раза поцарапали кошки и почти укусил маленький, но отважный чих, так ветеринар ласково называл собак чихуахуа. Потом они дружно, впятером пытались измерить температуру сиба-ину, потом она заполняла паспорта, потом она еще что-то делала и в конце дня она поняла, что устала намного сильнее, чем уставала у себя в больнице. Миша - свежий и бодрый сказал ей, что когда нет эвтаназий и смертей, он и не замечает, как пролетает день.
- Вот сегодня, как раз такой и есть! Ты принесла мне удачу, увольняйся и переходи работать к нам. Еще надо заехать в магазин и на ужин что-нибудь сообразить...
Ветеринар говорил и говорил, а на Валю навалилась такая усталость, что она заснула в машине.
- Не ходи в зеркальный коридор, - сказал ей отец появляясь из ниоткуда. - не ищи свое "я", не мудрствуй, а просто живи, - отец помахал ей рукой и ушел куда-то. Она побежала за ним, но очутилась в странном лесу, где не было ни цвета, ни звука, ни времени и ей стало настолько страшно, сердце забилось так сильно, что она проснулась.
- Полуфабрикаты на ужин - других вариантов нет, - между тем продолжал разглагольствовать ветеринар, не заметив, что Валя уже успела подремать и проснуться и что взгляд у нее испуганный, а руку она прижимает к груди, стремясь унять скачущее сердце. "Не ходи в зеркальный коридор, не ходи в зеркальный коридор," слова повторялись и повторялись, как заезженная пластинка, заполняли собой всю голову, всю машину, охватывали весь мир и она почувствовала, что еще немного и кроме этих слов ничегошеньки на всем белом свете не останется.
Валя плохо запомнила тот вечер. Она что-то съела и заснула прямо на диване в кухне. Смутно помнила, что по ней карабкались котята, что потом ее кто-то взял на руки и куда-то понес. Ей подумалось, что она вернулась в детство и что это мама, искупав ее, завернула в большое полотенце и несет в кроватку. Ей стало так хорошо, тепло и уютно, что она прижалась к маме, как ей казалось, удивилась, что от нее странно пахнет, чужим домом, дровами и лесом, но сил думать у нее уже не оставалось и она заснула крепко-крепко и разбудил ее только этот странный сон, вернее, разбудил собственный крик и ужас от осознания того, что ее и нет на самом деле, что и сама она всего лишь сон.
* * *
Самое главное в жизни - это ритм и распорядок. Это я понял, прожив у Лесника... Даже не знаю, сколько я там прожил. По ощущениям - годы, по факту - неделю, дней десять или даже месяц? Я не знаю. Календаря в его доме не было, про свой телефон я и думать забыл, а когда попытался его найти, понял, что не помню даже, брал я его с собой или нет? Когда каждый день наполнен вроде бы бестолковыми делами, поначалу кажется, что и не живешь вовсе. Так я и сказал Леснику одним утром, когда он погнал меня на прополку.
- А что тебе кажется толковыми делами? - задал он мне встречный вопрос. Я что-то там начал говорить, про настоящие свершения, вон, как моя Валюшка людям здоровье и жизни возвращает, а не морковку на огороде дергает и тут этот наглец так тихонько спрашивает, а если твоей Валюшке не продадут ее любимое пирожное, потому что пекарь скажет, что все эти сладости ерунда на самом деле, а надо носорогов в Африке спасать и не загадает она свои традиционные три желания, как она в своей больнице кого-нибудь спасет? Так же успешно? Я, конечно, ни черта не понял. Пирожные какие-то, желания, а он мне и рассказал, какой у нее ритуал есть. Тут мне муторно на душе сделалось. Мы с ней, оказывается, совсем чужие, раз она мне никогда про это не рассказывала и так погано на душе стало. Антек тут же это понял и попытался меня утешить.
- Она про это вообще старается не говорить, чтобы чудо не спугнуть. И, знаешь, она права. Самые лучшие вещи на этой земле лучше хранить в тишине, не трепаться попусту, не хвастаться, о волшебстве помалкивать.
Помолчал и добавил.
- Все у вас наладится, вот выдашь ее замуж за хорошего человека и наладится.
Я рассмеялся.
- Замуж, скажешь тоже! Еще наплети, что и внуки у меня будут.
- Внуков не будет, скорее всего, а вот к одной девчонке прикипишь душой, станет она для тебя, как родная, это, возможно сбудется.
Наплел с три короба, как водится, но главное я понял. Не бывает бестолковых дел, просто некоторые видны, некоторые нет, вон, собак два раза в день покормить, да пол за ними подтереть, вроде бы мелочь, но зверюгам не объяснишь, что это и за дело считать нельзя, им есть хочется. Вот, кстати о зверюгах. Волк мой таким красавцем стал, глаз не отвести, налюбоваться я на него не мог и часто по ночам тосковал, вспоминал того, первого, не верил я все-таки, что этот мой. А он, как чувствовал это, подходил, носом так руку пинал, вздыхал и ложился около моего топчана. Пытался даже в ноги мне лечь, но тяжелым он стал, большим, не помещались мы с ним. О чем это я? А, так вот после того памятного дня, когда время остановилось, а потом не просто пошло, оно помчалось, но лето все никак не заканчивалось и я заподозрил, что Возлюбленная Времени, жившая когда-то в нашей избушке, все-таки жива и где-то неподалеку все продолжает свою ворожбу. Я с тех пор к источнику стал ходить часто. С каждым визитом, с каждым купанием, с меня как грязь сходила. Бывает так, когда болеешь сильно, как будто в скафандр тебя кто-то одел, дышать тяжело и на коже что-то липкое и противное. Вот эту гадость я и смывал с себя. Ходили мы вдвоем с Волком, Антек выдавал нам пару маленьких бидонов для воды и говорил, что у него своих дел по горло. Не знаю, что уж за дела у него были, разве что приготовить, а огород он на меня навесил. На охоту он сам ходил, хоть и грозился меня с собой взять, передумал, видать. Сказал, что не хочет, чтобы я кровь видел, что, мол пауки опять набежать могут. Я у него спросил, какие такие пауки, он только отмахнулся. Так мы с ним и жили. Вроде бы все обыкновенно, скучно, но мне нравилось и с каждым днем мне становилось все легче и приятнее на душе и начал я даже подумывать о возвращении. Подумал и испугался. И что я буду делать в городе? Опять навалится тоска, опять серость, опять телевизор и дома и люди и я вдруг осознал, что не хочу отсюда никуда уходить. Как-то вечером вопрос ребром и поставил. Спросил, можно ли мне остаться тут навсегда.
- Навсегда нельзя, - грустно ответил Антек. - Это место особенное, оно сильно помогает, но оно как костыли, как сложная операция, вот тебя на ноги поставили, а там уж сам, потихоньку, и место твое не здесь, ты это сам поймешь скоро. Поймешь и уйдешь. Я тебе одну подсказку дам. В город тебе возвращаться необязательно, ты там чужой. Ты в горах вырос, на воле, там твое место.
Я уже было хотел сказать, что родительский дом давно продан, да родное село стало чужим уже давным-давно, но лесник меня опередил.
- Ты буквально все понимаешь. Не обязательно на родину ехать. Ты не торопись, все в свое время.
Я и не стал торопиться, жил себе и жил, в огороде работал, с Волком гулял, с Бураном и его семейством даже подружился. Буран-то сам хороший кобель был, умный и ласковый, а вот сука эта огромная, белая, та все дичилась, рычала даже, но я ее перестал бояться. Почему-то понял, что здесь ничего плохого со мной случиться не может. Как уже сказал, не знаю, сколько прошло времени, но приснился мне кошмар. Будто бы бежит моя Валюшка по зеркальному лабиринту, бежит и выбраться не может, кричит, бьется в зеркала, руки изрезала, вся в крови и так мне за нее больно и страшно стало, что я тоже закричал, проснулся и тут же понял, что пора возвращаться. Кроме меня некому ее защитить.
* * *
Отец пришел утром. Я выбежала на Машкины крики из дома и увидела, как он медленно, с трудом идет по Мишиному огороду. Я кинулась к нему, подумав, что он или пьян или болен, а потом увидела, что он навьючен, как карикатурная тетка, бредущая с базара. Большой, допотопный, абалаковский рюкзак, корзина, маленький бидончик, который он нес аккуратно, стараясь не размахивать им, а рядом трусила большая собака, повизгивая и явно переживая за отца. Машка с Бульдозером уже скакали около папы, требуя гостинцев и внимания.
- Валюша, - он увидел меня, скинул рюкзак, бросил корзину, вручил бидончик Машке и побежал ко мне. - Как же я соскучился!
Он так крепко прижал меня к себе, что у меня дыхание остановилось.
- Валечка, - все повторял он и гладил меня по волосам, а я почему-то заплакала и подумала, да, что же это за местность такая слезливая. У меня постоянно глаза на мокром месте.
- Чшш, - обнимал и баюкал меня отец, как когда-то в детстве, - не плачь, родная моя. Теперь все будет хорошо.
И я почему-то сразу в это поверила.

Продолжение следует