©Розена Лариса Вениаминовна
Посвящается Самому
дорогому Человеку Б.М.
(Из книги: Розена Л.В. "СЕ стою у двери и стучу",Воронеж, Ц.Ч.К.И.2001, с.58)
ОБЕТ БЕЗБРАЧИЯ
За долгое время творческого бездействия она решила отвлечься, отточить слог, познакомиться со знаменитым американским писателем Брэдбери. Он поразил красивыми сравнениями, тонкой, изящной фантазией и… извечной тоской и тягой подобного к подобному, сметающей на своем пути все препятствия. В одной из красивых легенд она прочитала весьма интересную историю. Двое сторожил маяка, находившегося в далеком океане, наблюдали следующее. Маяк постоянно издавал странный, своеобразно подвывающий крик. И к нему стало приплывать чудовище из глубин морских и повторять те же звуки. Приняв услышанное за позывные. Ему надоело находиться одному глубоко под водой, и оно устремилось к «другу», умоляя поговорить, ответить на его стенания, разделить тоску. От сильных ударов маяк замолчал. Не вытерпев, чудо-байбак сокрушило его за то, что тот не посочувствовал, не понял, не разделил его беспредельного одиночества, грусти И, умирающее, заливая все кровью, помчалось назад, на дно невиданных глубин…
Сколько лет оно там проспало до тех пор, пока появилась надежда встретить подобное себе? Триллионы? А сколько миллионов лет плыло?
Татьяна вздрогнула, подумав: «Что же такое – родственность душ?» В голове промелькнули стихи, написанные некогда ею:
В веках через пространства
Миров
Я буду звать.
Исходя тоскою
Тебя искать!…
Так, что же это – Божье благословенье избранным или бред, болезнь, наваждение?
Жизнь как-то незаметно продолжала развитие интересующей темы…
************
В приходе, который она обычно посещала, служил молодой иерей. Перед рукоположением в сан священника он принял обед безбрачия. Милый, добрый, отзывчивый, всем сочувствующий человек. И вдруг она узнает – он полюбил своего бухгалтера-женщину, много старше его годами, женился на ней, лишился прихода, положения и уехал в глубинку. А через полгода его насмерть задавила машина… Хоронили они своего любимого священника всем храмом, сокрушенные, придавленные, Бог не отдает Своего…
Писательница никогда не забудет, как этот батюшка однажды после службы поднес яблоко своей любимой. Глаза светились восхищением, он никого не замечал. На лице разлита радость от желания сделать приятное ей…А она, покраснев и озираясь, смущалась, словно боясь, что все догадаются, поймут их отношения… Татьяна была очень поражена разыгранной пантомимой.
Какие-то невидимые нити
Его соединили с ней.
И он их рвет и бьется в этих нитях.
Они – сильней
В него врезаются со стоном…
************
Поэтесса издала несколько духовных книг и познакомилась со священником-писателем. Завязалась интересная переписка. Она – вдова, он – холостяк, как объяснил ей. Обменялись фотографиями… Много общего было между ними. И поэтому ощутила – душой тянется к своему корреспонденту, а он к ней. Это длилось около полугода, они все более и более убеждались в совпадении их устремлений, интересов. И однажды она спросила его – не под обетом ли он безбрачия? Тот ответил утвердительно, добавив: «Но это трость, ветром колеблемая». И вот тут-то все и началось. Словно она превратилась в безумную. Мысль: никакие отношения и контакты невозможны при таких условиях, настолько раздирала сердце, что рождала противоположное: из невозможного возникало возможное, более желанное и соблазнительное. На фоне этого противоречия, наваждение разрасталось. Шаг назад, два вперед. Как притягателен грех! «О, Боже, я не могу отнимать Твоего!» – думала она с сожалением… «Ты не отнимаешь, дружишь!» «Нет, я не дружу, тянусь к нему всеми помыслами, каждой клеточкой сердца». О, эта сладкая, будоражащая боль! О, необыкновенное ощущение его присутствия, молитв, забот, внимания… Она думала только о нем, забыв о Боге, детях, обязанностях. Млеющая грусть, запеклась внутри странным, не рассасывающимся комком… Оба старались доказать друг другу, что они с необычайной планеты «Маленького принца» Экзюпери, но он почему-то их там не увидел… Видимо, по недоразумению… «Конечно же мы с Вами романтики с большой дороги, очень счастливые по милости Божьей люди, такое видим, ощущаем. Вот пишу, а за окном, в садике, поет зяблик, моя любимая весенне-летняя птаха, знает, поет для меня – и поэтому не устает и старается…»
Он умолял ее о встрече хоть на краткий миг. Говорил, что не найдет такой женщины более в этой темной жизни. Она необходима ему, как духовный друг и редкий творческий феномен, который произрастает в дендрарии.
«Ваши стихи динамичны, бесплотны. Это – квинтэссенция мысли… Я могу о них целые талмуды писать… Тонкий вы инструмент в Большом Симфоническом Оркестре Вселенной, пожалуй, флейта или валторна…» Происходило проникновение друг в друга. Когда расширяются границы, и божественная душа, добрая и любвеобильная, вмещает в себя другую, чтобы вместе радоваться, творить, любить… Но не дьявольское ли это и уловление, дабы наверняка и погубить их? Душа извечно ищет Бога, но иногда обольщается и вместо Него, кумиром делает слабого, неразумного человека. И тогда, забыв о Создателе, сотворившем ее, запутанная дьявольскими сетями соблазна, она неотвратимо гибнет. С трудом вспомнила, что сама же написала это стихотворение, после смерти несчастного иерея, понимая его состояние:
Враг рода посылает человеку
Любовь – безумье, как болезнь и страсть.
Она людей калечит век за веком.
Сильна, неудержима ее власть.
Толкает эта страсть на преступленье
Монаха, чтоб нарушил он обет,
Мирского соблазняет на паденье,
Он после не оправится от бед…
Коварна эта страсть, многообразна,
И под личиной нежности людской
Она, как прокаженная, опасна,
И проливает горести рекой!…
************
Татьяна теряла голову. Ей захотелось быть моложе, красивее, спортивнее, принялась делать зарядку, следить за собой. Жизнь изменялась вместе с ней, дразня обещанием и надеждой… Ей делали комплименты – сбросила 10 лет. Она становилась прекрасной, как бы напевая всем о существовании заветного мира счастья… И вдруг, все оставив и расплакавшись, уехала в монастырь. Требовалось рассказать о своем горе-безумии духовным, умным людям. Ей ответили: «Переписка невозможна. Вы оба в искушении». Где-то в глубине души она давно поняла это…
А священник все писал и писал, упрашивая никого не слушать и не прерывать их дружбы, доказывая, что никто не понимает их творческой сути и духовной родственности… «Ведь очевидно: моя душа – продолжение Вашей, Ваша – дополнение моей. Как грозовая туча завязывается симфония, коей мы одни творцы и исполнители…» И ей стало страшно. А он говорил о своем, не понимая ее, успокаивая, как мог: «Я уверен, пожар в нас не вспыхнет, мы уже изрядно отсырели под муссонными дождями жизни…» Он напоминал о их изысканности и необычности. «В Вашем психологическом океане действуют множество миров, мыслимых и немыслимых…». И вновь просил встречи. Она устала, истомилась, молилась, чтоб Господь простил, дал забвение… И вновь сердце улавливалось в сокрушительно – безумные дифирамбы и фантазии… И от этого леденела душа. Становилась зачарованной, опоенной дурманным напитком страсти.
Никто не понимал ни ее тоски, ни смятения. Говорили и друзья: «Зачем тебе этот бедолага? Нет денег ни у тебя, ни у него… К чему связываться?». Другие: «Ну и что – дал обет безбрачия? Кто узнает? Все равно иногда можно встречаться. Ты ведь одна, условия есть, неужели необходимо все оформлять браком?». Третьи неожиданно заявляли: «А нельзя ему забрать свое обещание – не жениться – назад?». Ах, люди! Почему они так бездушно – прямолинейны? Зачем с ножом в душу? И вспомнила, как сурово судили погибшего иерея, и сколько предположений было вылито на головы его и ее…
Жаркое, словно сварившееся, лето обдавало истомой. Таяли: асфальт на дорогах, листья на деревьях, ее душа. Кем она была в то время – женщиной, девушкой, подростком? Смешно и грустно было смотреть на нее со стороны: то улыбается, будто приобрела в подарок весь мир, то плачет, точно потеряла не только себя, но последнюю надежду и саму жизнь…
Хочу утонуть я в море
Твоих чувств беспредельно тонких…
Захлестнет за горизонт волна
И проглотит, поглотит меня,
И не вынырну больше…
Потом сквозь безнадежно-сладкий бред прорезалось: «Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и ногами быть вверженным в огонь вечный». (Мтф.18;8) И вновь просит прощение у Господа, а потом опять думает о нем… Молится, умоляет Бога помочь избавиться от опьянения. И вот однажды увидела все словно со стороны. Будто подползает к ней толстый, закольцованный змий и открывает огненную пасть, чтобы пожрать ее. Испугалась… Взмолилась: «Господи, отбери от меня путь соблазна!» И резко бросила переписку по милости Божией.
Мы разными путями
По жизни сей пойдем…
Меня прости…
И с Богом потихонечку
Вперед иди…
И вместе с таким устремлением, точно отрывала она заживо наболевшие части тела и сбрасывала с себя, чтобы не оглядываться назад. И так же кровоточило ее сердце, как у того умирающего существа из прочитанного некогда рассказа…И только молилась о спасении душ: своей и несчастного знакомого…
И долго, еще очень долго содрогалось в ней все, покрываясь ледяной коркой страха, если что-то, хоть отдаленно, напоминало о недавнем наваждении… И умоляла Господа, дабы не дал ей любить кого-то больше, чем Его, своего Создателя…