Первая часть,глава восьмая "Бой на погосте"
Около пяти утра затявкали сторожевые собаки. Всех будит сильный стук в калитку. Вскочив с перины, хозяин ворчит: «Кого дьявол принёс?» Крадучись приближается к воротам, спрашивает:
- Кто там?
- Это я, Ли, - с противоположной стороны забора отвечает мужчина.
- И чего тебе надо, Ли?
- Гулевич Илья у вас остановился?
Антон какое-то время не двигается, молчит, видно, обдумывает, как ему поступить дальше. Ведь действительно он не знает, кто этот Ли, друг сына или человек, принёсший в дом неприятность.
- Минутку погодь. Оденусь в фуфайку, потолкуем, - буркнул он и спешит в дом, решив разбудить сына.
Тот, наспех натянув портки, сверху накинув овчинный тулуп, в валенках брата спешит встретить долгожданного гостя. Юноша сходу отпирает ворота. Во двор на белоснежном скакуне въезжает всадник, спрыгивает на землю и сразу попадает в объятия товарища. Молодые люди тискают друг друга, при этом с восторгом визжат и хохочут.
- Ть-ху, - сплюнул Антон, - слюнявятся как бабы, стыд и срам.
Посылает жену, вышедшую посмотреть на приезжего, в малый дом накрывать на стол.
Парни распрягают лошадь, но овса пока решили не давать, необходимо, чтобы животное успокоилось и остыло после продолжительной скачки. Проходят в малый дом.
Гонец - широкоплечий даур, уроженец Большого Алима - ест не спеша, при этом не забывает хвалить хозяина и хозяйку.
Илья, посматривая на Ли-Чонг, хлебает земляничный чай. Он прекрасно знает все хитрости даурского этикета и поэтому терпеливо ждёт. Наконец-то трапеза закончена, гость набивает трубку крепким табаком, прикуривает угольком, вытащив его из печурки, и, пуская синие кольца дыма, приступает неторопливо излагать новости:
- Отправил меня к тебе Патрушев. Он просил передать, что начальник штаба Брезон снят, назначен Аксёнов. Сейчас в нашем обозе находятся правые эсеры, и меньшевики предлагают объединиться в борьбе против Колчака. Возглавляет делегацию Алексеевский. Большевики боятся объединения, считают плохой идеей, уловкой врагов трудового народа, чтобы их потом арестовать и перевешать. Они сменили лозунги и воззвания, подняли красные флаги. Принято решение о восстановлении Советской власти. В Свободном и Суражевке подпольщики не ожидали подхода повстанческой армии - поднять восстание не могут. В Чудиновской школе японцы перебили раненых. Обоз двигается на Благовещенск. Хлеб на базарах не продают. Просят тебя закупить муку и фураж, выпечь хлеб и отправить к ним.
Илья уже обладал практически всей информацией от анархистов, выслушивая товарища, пытался в сказанном уловить и понять происходящее в армии повстанцев. Но когда Ли произнёс слова «выпечь хлеб и отправить к ним», он чуть было не вспылил. Вновь помогла фронтовая выдержка.
- Сколько суток добирался? – спросил он гонца.
- Двое. Везде белоказаки.
- Выходит, всё очень плохо...
- Почему?
- Хлеб крестьяне за деньги не продают, золото подавай!
Ли расцвёл в улыбке и запустил из дыма огромное кольцо. Затем, закатив глаза к потолку, живо возразил:
- Плохо? Напротив, очень хорошо! Кулачьё боится нас, готовится бежать за границу. Чего в этом плохого?..
- Да. Может оно и так. Только…
- Ты думаешь, - перебивает его даур, - в штабе об этом не знают, там неглупые люди. Привёз я тебе золотой песок и лабораторные весы.
- Ничего не понимаю… Ты же говоришь, обоз двигается на Благовещенск. В Бочкарево стоят составы с хлебом. Ивановка и Тамбовка - богатые сёла. Выгодно ли за золото закупать хлеб в наших деревеньках?
- Патрушеву виднее…
- Виднее?.. Виднее… Будем скупать…
Илья, получив мешочек с драгоценным песком, воспрянул духом. Постелив для гостя постель в бане, подвязал белоснежному скакуну торбу с овсом. Затем вместе со Степаном управлялся по хозяйству, прокручивая в голове разные варианты доставки хлеба к повстанцам. Он не сомневался, хлеб ему зажиточные крестьяне продадут. Оно и понятно: излишки хлеба могут погибнуть по заимкам, землянкам, ямам от сырости и точильщиков, а золото – благородный металл. Уединившись в большом доме, юноша спрятал мешочек с драгоценным песком в тайник, который отстроил себе ещё в детстве. Отсыпанную горсточку песка взвешивал небольшими партиями и рассыпал по винтовочным гильзам. Ведь необходимо было разобраться и привыкнуть к крошечным весам. За этим приятным занятием его и застал отец:
- Выходит, деревенские бабы не врут, ты и вправду покупаешь хлеб за золото?
- Да.
- Золотишко этот китаец привёз?
- Да.
- Вижу… Вижу, друг твой крепко на ногах стоит.
- Тять, он хоть и не бедный человек, ты его найми в работники.
- Я всё понимаю… Только кто мне поверит, что человек, приехавший на такой дорогой лошади, голь перекатная? Ты посмотри как твой китаец одет…
- Верить - не верить, это их дело, главное, чтобы проезжающим они отвечали: «Это батрак Гулевич Антона».
- Э-э-э… Ты, сынок, у бати немного муки купишь?
- Да.
- В цене не обидишь?
- Нет.
Хозяин почесал пятернёй картуз в области живота, затем, заложив руки за спину, принялся расхаживать по комнате. Ещё вчера, услышав от жены, что говорят в деревне об Илье, Антон отмахнулся, считая сплетнями. Сейчас, увидев золото своими глазами, убедился в людской правоте. И испугался за сына, поскольку побаивался бандитов, которые бесчинствовали в окрестностях. Поэтому решил:
- Э-э-э… Работник с такой длинной косой мне ни к чему.
- Коса - это святое!
- Выходит, - контрабандист.
- Он воин.
- Воин? Вот и пусть тебя от бандитов бережёт! Слухи мы и так распустим.
В полдень в Рогачёвку прибыл отряд Круглова. Все ушли на митинг послушать выступление пламенного оратора Александра Ивановича Шестакова. Только Илья и Ли не пошли на площадь. Решили дом без присмотра не оставлять. Пусть и не бойко, и небольшими партиями, но муку, пшеницу и овёс деревенские стали подвозить. Поэтому молодые люди расхаживали по двору, решая кому поручить выпечку хлеба, и любовались сосновым бором на противоположном берегу реки.
Ведь весна, а зиме, кажется, не будет конца: на сопках снег белее молока, ночами мороз, даже сосульки висят на торцах крыш мелковатые. Другое дело, если подняться на становой хребет, вот там - настоящая весна! Вот там, на южных склонах беснуются цветастые фазаны в брачных играх, по полянам бодаются гураны, в дубняках в сухих норах уже ощенились волчицы.
Илья вслушался в лихую дробь дятлов.
Ли закурил трубку и, запустив кольцами дым, тихо произнёс:
- Хорошо-то как!..
- Хорошо!.. – вторит ему Гулевич.
Скрипнула калитка: с митинга вернулись домочадцы.
Юноши, прервав беседу, вышли за ворота проводить повстанцев.
Проехали две повозки саней. Следом прошли в серых шинелях с красными бантами ветераны германского фронта. На их лицах читается уверенность и озлобленность. Протопали неровным строем повстанцы-крестьяне с надеждой к вечеру добраться до Москвитина. В сосредоточенных лицах то же выражение, что у солдат на фронте перед атакой. Но во взглядах мелькает что-то новое, другое, это огромное желание восстановить Советскую власть. Беднота почувствовала её преимущество: приступила к переделу земель, засеяв в прошедшем году больше площади, собрала весомее урожай. Теперь область оккупировали японцы. Изверги бесчинствуют, пытаясь карательными мерами запугать крестьянство, только все их потуги напрасны - количество недовольных новой властью с каждым днём растёт.
В конце улицы отряд стал спускаться к ручью, исчезнув из виду. Вскоре, переправившись по деревянному мосту, он показался на другой стороне. Повозки уже въехали наверх, отряд полностью вытянулся на подъёме, когда раздался первый выстрел. Следом ещё и ещё. Началась беспорядочная стрельба.
- Смотри! Смотри! – крикнул Ли Илье, показывая пальцем в левую от отряда сторону. Там на пологом склоне показалось несколько конных всадников с намерением атаковать отряд во фланг. Повстанцы ринулись карабкаться через сугробы на сопку с правой стороны. Извозчики тоже повернули свои упряжки направо и по просёлочной дороге поспешили на кладбище.
- Казаки, - произносит Гулевич, сжимая кулаки, - надо бы подсобить хлопцам.
- От нас хлеб ждут, - возразил даур, - нам нельзя лишний раз раскрывать своё присутствие.
Илья спорить не стал. Он сообразил, казакам не победить отряд повстанцев по трём причинам. Во-первых, казаки - православные верующие, и не стали бы стрелять в сторону кладбища. Во-вторых, численность казаков невелика. В- третьих, коннице атаковать повстанцев со стороны реки и со стороны ручья бесполезно - слишком крутые склоны. Со стороны Рождественки деревенские, чтобы не лазила скотина, создали густую стенку из черёмухи. Остаётся только обойти и ударить в тыл, но там необходимо двигаться по глубокому снегу через заросли орешника и шиповника. Юноша даже хихикнул, когда понял, что ситуация патовая.
За ворота вышел Степан. Подошёл сын Дорошкевича Кузьмы, Дмитрий. Оба, с интересом рассматривая, как, спешившись, казаки берут в полукольцо кладбище, уже были готовы позубоскалить над Ильёй, но прибежали Кучерявый и свояк, Гулевич Кузьма. Поэтому Степан и Дмитрий отошли в сторонку, было ясно, что если рогачёвская беднота поможет повстанцам, численный перевес будет на стороне красных.
Илья попросил всех пройти во двор, чтобы случайно не попасть под обстрел повстанцев, которые просматривали практически полностью Центральную улицу. А сам направился, преодолевая сугробы, через огород. Впоследствии по санной дороге, ведущей от мельницы, направился к ручью, где и натолкнулся на дозор.
- Куда шагаешь? – задал ему вопрос высоченный казак.
- К вам, решил свежей кониной разжиться, - оскалив зубы, ответил юноша, поскольку более веской причины придумать не мог.
- Ишь, кому горе, а кому-то свежина, - принялся рассуждать громила, только высказаться ему не дал неизвестно откуда появившийся второй казак.
- Нечего, Макар, ворчать, мужик дело говорит, Борис свою подраненную лошадь прирезал, что-то нам пойдёт, а излишки можно местным продать.
- Ну да, - согласился громила, - вот и веди его сам к Борису.
- Айда, - прозвучало обыденно и просто.
Не спеша, по ольховым жердям они преодолели ручей, покрытый жидковатой массой; наледь парила и являлась неодолимым препятствием для лошадей. Илья понял, почему кавалерия белых опоздала на исходную позицию для удара во фланг отряда красных в распадке. Это придало юноше ещё больше решимости. Радовало его и то, что повстанцы подстрелили у казаков лошадь. Наскочив на дозор, пытаясь выкрутиться, ляпнув первое, что пришло на ум, он не предполагал о такой удаче - произвести разведку в тылу противника, не вызывая подозрения.
Угрюмый казак Борис сидел на седле, которое водрузил на трухлявый ствол обломанного дерева, то и дело утирал слёзы. Двое его товарищей у небольшого костра разделывали тушу. Винтовки стояли в пирамиде. Вдоль крутого склона толпился табун перепуганных лошадей, привязанных удилами к деревцам.
- Вот, покупателя привёл, - обратился к Борису сопровождающий, - торгуйся…
Илья выбрал приличный кусок мяса, вес казаки определили на глазок и назвали сходную цену. Юноша достал из-под тулупа огромный кошелёк, открыл его, вытащив стопку новеньких купюр, отсчитал необходимую сумму. Передав деньги Борису, он посетовал на конокрадов, утверждая, что эта банда разбойников то и дело появляется у села. Посоветовал хорошенько сторожить породистых лошадей, и особенно ночью, поскольку это время суток для бандитов самое излюбленное. Давая советы, бывший фронтовик показал им слабое место:
- Со стороны кладбища вы спрятались, а вот с противоположного берега реки вас видно как на ладони.
Он даже указал им, откуда их легко захватить врасплох, с чем казаки согласились и поблагодарили за подсказку. С тем же провожатым вернулся к гнезду дозора, где в кустах спрятался громила Макар. От этого места огородами, напрямую, направился домой, сократив расстояние вдвое. Мясо занёс в малый дом к матушке.
Через несколько минут проторенной дорогой за мясом пошёл Дорошкевич Дмитрий. Следом направились ещё несколько состоятельных жителей деревни и все, без исключения, несли приличные куски мяса.
Илья созвал на совещание командиров десяток, Колю Кучерявого и Кузьму Гулевича, сообщил план действий на ночь. Кому из бойцов развозить по домам муку, чтобы поставить тесто. Кому находиться в резерве с оружием в случае непредвиденных обстоятельств. Гулевичу Кузьме была поставлена задача: вечером на лошадях показаться недалеко от места, где спрятаны кони казаков, главное, чтобы белые заметили его отряд; Кучерявому - незаметно пробраться на кладбище.
Вечерело. Солнце уже стало цепляться за вершины деревьев, с севера подул ветерок, подгоняя по небу перистые облака. Зашумели за рекой вековые сосны и затрещали выстрелы.
- Никак на казаков кто-то напал? - забеспокоился Степан.
- Конокрады, - усмехнулся Илья.
- Лошади у них отменные, - подтвердил Ли-Чонг, - вот разбойники и решили чужое добро отбить.
- Вы представьте, - продолжал зубоскалить Илья, - бредут казаки пешим строем, носы повесили, по усам катятся слёзы…
- В злобе грызут нагайки, - добавил к радужной картине свой штришок даур.
Степан сплюнул, сообразил - старшие издеваются над ним. Он уже подумывал помочь белым, но стрельба как началась неожиданно, так и прекратилась.
Солнце село. Потемнело. Наступила длинная, беспокойная, бессонная ночь.
Жёны первой боевой десятки замешивали тесто, мужья крутились рядом, помогали женщинам и вслушивались, не звучит ли команда «в ружьё». Повстанцы и казаки грелись каждый у своих костров. Кучерявый пробирался в кромешной тьме по тропе вдоль ручья на погост. Остальные мужики деревни, заперев ворота и двери на все запоры и засовы, спустив с цепей злющих собак, сидели у коптилок, сжимая кто топор или берданку, кто винтовку. Детишки постарше, и те не спали, готовые в любую минуту спрыгнуть в подпол. Все понимали – в деревню пришла беда.
В полночь конница из десяти всадников, дразня собак, проскакала по Центральной улице в сторону кладбища. На окраине, недалеко от ручья, снова возобновилась перестрелка. Через несколько минут всадники вернулись, на скаку стреляя в небо.
Казаки сообразили, что конокрады провоцируют их, и гоняться за призраками не решились. Словно в воду глядели, недалеко от мельницы, у навесного моста сидели в засаде ещё шестеро вооружённых бандитов.
- И не жалко им патронов, - проворчал Антон Гулевич, пытаясь что-то увидеть в щёлку между ставнями, - в нынешние времена каждый патрон на вес золота.
- Дармовые, - решил Степан, - вот и палят почём зря.
- А где Илья с китайцем? - забеспокоился отец семейства.
- В малом доме, - ответил самый младший сын, - оружие чистят.
- Вот и славненько, - вздохнул хозяин и полез, не раздеваясь, под бочок к супруге на печку.