Юность мушкетеров ii В Париже

Марианна Супруненко
  ГЛАВА II

В ПАРИЖЕ

Тем временем в Париже, во дворе дворца маркиза де Монтале двадцать пять молодых людей, возрастом от семнадцати до тридцати лет, одетых в синие с   нашитыми крестами из белого бархата, старательно дрались на шпагах. Руководил занятиями строгий, но справедливый капитан—лейтенант королевских мушкетеров граф Эркюль Луи де Берар де Монтале Вестрик.

А вот и один из его подопечных – виконт Жак де Бово дю Риво де Шастелль   д’Аваллон.  Однако что же это такое? Он, кажется, начинает отступать. Ну так и есть! Отбив удар противника, д’Аваллон попятился к воротам и выскочил за дверь.

  Де Монтале проводил его недовольным взглядом и опять вернулся к своим обязанностям, то есть придал лицу надменный вид и, гарцуя на коне, проехался между рядами.

— Мушкетеры, к бою! — крикнул он и начал наблюдать за действием. – Нет, не так… Где ярость?.. Где задор, тысяча чертей?!..  Я не узнаю вас, мушкетеры!..  Что с вами?.. Вы спите?..  Ларральде!  У вас шпага или кочерга? Жестче, увереннее!  Мушкетер должен уметь фехтовать! Встать по парам!

Мушкетеры разделились на пары и продолжали фехтование. Во двор вернулся д’Аваллон, вынул шпагу и замер, пытаясь понять, с кем ему придется драться.

— Почему вы не сражаетесь, виконт?  — спросил у него капитан с раздражением. — Или вам отдельное приглашение нужно?

— Простите, ваше сиятельство, я должен был уладить одно щепетильное дело.

 — Встать немедленно в строй!

С этими словами де Монтале спешился, приблизился к мушкетерам, вынул шпагу и сказал:

— Показываю   прямой   укол без выпада. Раз…

Первый мушкетер схватился за плечо.

 — Два…

Второй сел, поджав живот.

 — Три…

Третий – это был граф де Гермон, — успел отскочить в сторону.

— Браво! — похвалил его де Монтале и посмотрел на двух его друзей. — Не плохо… Совсем другое дело!

Удовлетворившись наконец—то поединком мушкетеров, де Монтале взмахнул своей шпагой.

— Можете отдыхать, господа.

Поклонившись, мушкетеры стали понемногу расходиться.

Д’Аваллон, де Гермон и третий их друг Лафонтен отошли в угол, где стояла бочка с водой.

— Вы что-нибудь узнали?   — спросил Лафонтен.

 — Да, — ответил д’Аваллон, — его слуга проболтался моему, что господин Жилло любит гулять после двух возле Малых Августинцев.

— Отлично! Малые Августинцы находятся как раз недалеко от улицы Клерков, — усмехнулся Лафонтен.

— Но нам еще нужно найти свидетеля, — напомнил де Гермон, — который…

В этот миг он услышал голос капитана:

— Месье де Гермон, можно вас?

— Одну минуту, г-н де Монтале, — крикнул ему де Гермон и вновь обратился к друзьям: — ... который бы мог подтвердить или напротив опровергнуть подлинность золотой перевязи?

— Не беспокойтесь, де Гермон — шепотом уверял д’Аваллон. — свидетеля я беру на себя.

— В таком случае встретимся через час, на площади Малых августинцев.

Расставшись с друзьями де Гермон подошел к де Монтале.

— Вы звали меня, ваше сиятельство? — спросил он в поклоне.

— Да, — подтвердил капитан, — мне надо поговорить с вами. Пойдемте со мной.

С этими словами он взял Эмиля под руку и повел его в свой кабинет.

 — Вот что, дорогой Эмиль де Гермон, — заговорил он. — Мой лейтенант Берард, как вам известно пал под Ла-Рошалем; а мой племянник д’Аваллон – всего лишь храбрец, Лафантен еще ребенок; мне нужна правая рука, нужен помощник, на которого бы я мог положиться. И вот с того часа, как вы явились ко мне в резиденцию, — кажется, лет десять или одиннадцать назад, — я имел возможность утвердиться, что вы наделены незаурядным умом  и, что еще лучше преданным сердцем.  Право, мой старый друг Леромо, ни чуть не переоценил вас, написав в рекомендательном письме, что вы — самый смелый молодой человек из всех кого только приходилось видеть. Вы полюбились мне еще в Эсковиле, вовремя выступление Марии Медичи и мятежных принцев.  Когда по нам открыли мушкетный огонь вы даже не пригнулись, считая, что если войну сужено умереть он должен это сделать стоя.   А через год вы уже отважно сражались под Ла-Рошелью… Впрочем, я позвал вас не для того, чтобы петь дифирамбы. Мне нужен лейтенант и я вам предлагаю занять эту должность. Надеюсь вы согласны?

— Благодарю за лесное предложение, — ответил Эмиль, — я ваш душой и телом, но, все же… я должен отказаться от него.

— Что! — в удивлении воскликнул де Монтале.  — Вы отказываетесь быть лейтенантом?   

— Да, ваше сиятельство.

— Но почему же, тысяча чертей?

— Потому что в нашей роте помимо меня есть достаточно людей, которые могут занять этот чин.

— Что за вздор! Кто еще кроме вас владеет так шпагой?

— Ваш крестник, месье   дез Эссар. Вряд ли в нашей роте найдется такая рука, которая б с такой ловкостью владела бы шпагой. И я, как и все остальные,  считаю   за честь служить под его командованием.

 — Нет, это возмутительно! Это черт знает, что! Черт знает, что! Признаться мне многое приходилось видеть, но такое я вижу впервые. Хотя, конечно, доблестный потомок де Крильонов верно считает постыдным носить такие низкие чины офицера. Вы, конечно же, предпочли  бы иметь меч коннетабля!..

— Отнюдь, ваше сиятельство, я не честолюбив и не гоняюсь за славой. Да, и командование, признаться, не моя стезя.

— И чего же вы хотите тогда?

— Ничего, ваше сиятельство. Я привык довольствоваться теми благами, которые посылает мне судьба.

— Потрясающе! — воскликнул капитан.  — В моей роте отыскался францисканец!  Ну, что ж, раз вы отказываетесь принять от меня чин лейтенанта королевских мушкетеров, то быть может, вы, хотя бы возьмете у меня деньги?

— Благодарю вас, ваше сиятельство, но…

— Хватит! — вновь вскричал де Монтале.    — Вот уже десять лет вы храбро служите в моей роте, и ни разу за это время не приняли от меня ни одного экю.  Вы должны  нуждаетесь в деньгах, черт возьми! В конце концов в наше время деньги нужны всем. Я вам предлагаю их не в дар и не в долг, а как возмещение ваших расходов, и хотя, как вы знаете, король не слишком щедр к своей гвардии, как г-н кардинал...

— Ах, ваше сиятельство, я столь мало нуждаюсь в деньгах, что сам могу вам предложить несколько тысяч экю…

— Вот как! Вы так богаты?

— Не беден. Мне вполне достаточно моего жалования, которое ежемесячно платит король. Кроме того, перед отъездом из Праванса, я распродал все свои имения, и теперь располагаю внушительной суммой.

— Что ж, — опечаленно проговорил капитан, — очень жаль, что я ничего не могу для вас сделать.

— О, монсеньер, вы и так много сделали для меня. Благодаря вам, и еще одному человеку, я все еще живу на этом свете…

—  Ну, полно, Эмиль, — смягчившись сказал капитан.  — Ступайте!

Поклонившись, де Гермон хотел было уже направиться к двери, как вдруг услышал продолжения напутствия капитана:

— И не вздумайте на этой недели затеивать дуэли! Король в бешенстве, и если узнает, что кто—то нарушил эдикт, да еще перед пасхой – смерти тому  не миновать! Вы поняли меня, де Гермон?

— Да, ваше сиятельство. Разрешите идти?

— Ступайте.

Поклонившись капитану во второй раз,  де Гермон вышел из резиденции и отправился на улицу Малых августинцев.

Прошло одиннадцать лет с того времени как мы расстались с нашим старым другом у холма Симьез в Ниццы, и повстречали его здесь, в столице геральдических лилий, облаченного в плащ мушкетера. Эмиль почти не изменился с тех пор. Только черты лица его стали тверже и мрачнее. Было видно, что общение с двумя мушкетерами скрасило его меланхолию. В остальном же он остался прежним: все тот же чистый и спокойный лоб, тот же честный, но печальный взгляд и, скажем сразу, то же истерзанное, полное горечи сердце. Впрочем, за столько лет боль в груди де Гермон притихла, лишь в момент его уединения она вспыхивала вновь и начинала жалить.

  Итак, через четыре минуты де Гермон был уже на месте, то есть на улице Малых Августинцев. Там же он увидел Лафонтена.

— Д’Аваллон еще не приходил? — спросил подходя к нему Эмиль.

— Нет.

— Однако ему уже пора объявиться.

— Должно быть все еще ищет   свидетеля.

— Если поиски не увенчаются успехом, я посчитаю это за знак от Всевышнего. Де Монтале меня как раз предостерегал от дуэлей.

— Ну вот он, наконец и сам.

— И с ним какой—то ребенок. Уж не хочет ли он сказать, что это свидетель?

—М-да, толстяк, как всегда, в своем амплуа.

Между тем направляющийся к ним д’Аваллон о чем-то перебросился с юношей 15—17 лет, после чего последний остался стоять на месте, а д’Аваллон приблизился к ним.

— Ну вот вам и свидетель, — проговорил он и самодовольно выпятил грудь.

Лафонтен и де Гермон перекинули свой взор на побледневшего юношу   и их губы расплылись в улыбке.

— Вы верно шутите, мой друг, — тихим голосом сказал де Гермон, будучи уверен, что это как всегда проделки жизнерадостного виконта.

— Нашли время для шуток, нечего сказать, — в ярости дополнил Лафонтен.  — Через четверть часа  здесь уже будет Жилло.

— А с чего вы взяли, что я пошутил, — почти обиженно проговорил д’Аваллон. — Я между прочим на полном серьёзе предоставил вам этого юношу в качестве свидетеля. В конце концов, чем он вам не нравится? Да, он очень юн, но по его словам очень отважен и ловок.

— Он обезумел, — вырвалось у Лафонтена.

И он отошел в сторону.

— Вы верно запамятовали, виконт, что свидетеля никто не освобождает от дуэли, — напомнил  бесстрастно  провансалец, оставаясь на своем месте, — а этот юноша — всего на всего ребенок.

— Хорошо! Что мне оставалось делать? — продолжал оправдываться д’Аваллон. — Да, другого свидетеля я не нашел, а этот пришел и, можно сказать, сам напросился.

—  Ели вам, и впрямь не удалось найти подходящего человека, — проговорил Лафонтен, —  позвали бы лучше Форбьена.  Он в гвардии человек новый, и его вполне могли бы принять за свидетеля.

— Я предлагал ему, — со стыдливостью произнес д’Аваллон

— И что же он? — осведомился мушкетер.

— А он мне ответил, что не может предоставить такую услугу, потому не далее четверти часа назад  принял слабительный чай.

— Вот незадача!

— Очень славно, — вздохнул де Гермон, — сейчас этого юношу ранят или убьют, что вероятнее всего, а нам с вами, господа, придется втроем драться с пятеркой разъяренных бретеров. И помяните мое слово: доложат о нас кардиналу, как о четверке необузданных головорезах. Может быть, отложим всю эту затею?

— Де Гермон, но отступать как—то… — поспешил возразить Лафонтен.

— Что бы там ни было, а я лично предлагаю драку, — ответил д’Аваллон.

Де Гермон удовлетворенно кивнул,   снова  посмотрел на молодого человека и кликнул:

— Эй, юноша, подойдете-ка сюда!

Молодой человек, поняв, то эти слова относятся к нему, приблизился с самым что называется непринужденным видом. Он конечно же слышал разговор трех друзей, но до времени решил не показывать виду.

— Не знаю, чем  закончится для вас  дуэль, — обратился с сочувствием граф, — но как я слышал, вы сами на нее напросились, так что   не держите на нас зла, если что.

От услышанных слов де Шарон – именно так зовут нашего четвертого героя – задрожал от злости. Он бы с радостью сцепился бы с этой компанией шпагой если б ему  так не приглянулись де Гермон  своей аристократичностью, и Лафонтен своей утонченностью.    Он решил сдержать свою прыть и доказать свою храбрость на деле.

 — Пока у нас есть время, — воспользовался этой передышкой виконт обращаясь к своему земляку из Бургундии, — не угодно ли вам знать по какой причине мы деремся?

—  Горю  от нетерпения, — ответил де Шарон.

— Ну тогда слушайте: в роте гвардейцев кардинала, с которыми как вам наверное известно мы, мушкетеры, отчаянно враждуем, служит некий гвардеец Жилло. Этот Жилло имеет роскошную, шитую золотом, перевязь для шпаги. Многие, в том числе   я, как впрочем и вся наша рота, подозреваю, что перевязь эта; шита золотом только спереди. Поэтому мы решили, как говорится, вывести Жилло на чистую воду. Мы знаем, что скоро на этом месте будет проходить Жилло. Нам крайне необходим свидетель того, чтобы было кому подтвердить наши слова.  И этим свидетелем волею судеб станете вы.

— Что ж, — радостно проговорил бургундец, — для меня честь служить таким людям, как вы.

— Похвально!

— Ну вот, кстати, и наши друзья, — сказал де Гермон.


Действительно, на повороте первой аллеи мушкетеры увидели своих противников, которые выходили из наемных карет. Это были, как мы уже сказали шевалье де Жилло, маркиз де  Монсель, шевалье Кюзак,  граф Ла Пейри и шевалье де Брюи.

Увидев их, д’Аваллон со своими друзьями направился им на встречу. Когда расстояние между ними сократилось до десяти шагов, те и другие сняли шляпы раскланялись с изысканной учтивостью, приблизились на несколько шагов с непокрытой головой и так любезно улыбаясь при этом, что в глазах прохожего они сошли бы за добрых друзей.

 — Ах, г-н Жилло, — первый заговорил д’Аваллон, — как я рад вас видеть.

— А я уж как рад, г—н д’Аваллон, — ответил в свою очередь Жилло.

— Раз уж наша радость взаимна, — продолжал д’Аваллон, — вы не будете против, если мы с вами прогуляемся?

— Отнюдь, г-н д’Аваллон, я сам хотел предложить вам это.

 — В таком случае идемте.

После этих слов д’Аваллон взял под руку Жилло и повел его по улице Жакоб. За ними  шли Шарон и Монсель,  Лафонтен и Кюзак,  и  замыкали  это шествие де Гермон, Ла Пейри и шевалье де Брюи.

В какой-то момент, незаметно от Жилло, д’Аваллон подал де Шарону знак, после чего тот прибавил шаг. Видя, что юноша уже не более чем в десяти шагах от них д’Аваллон внезапно остановил своего приятеля, и все еще не раскрывая своего замысла, сказал:

— Фух, жарко. Дышать не могу. А вы наверное и вовсе сварились в плаще. 

— Отнюдь, мне совсем не жарко, — поспешил возразить гвардеец.

— Значит вы не здоровы, если вам не жарко когда такое пекло.

 — Вполне возможно. Меня постоянно знобит и морозит.

— Должно быть вы перегрелись, вот вас и морозит. Снимите скорее свой плащ и вы увидите, как вам сразу станет легче. Хотите я вам помогу?

— Благодарю вас за заботу, г-н д’Аваллон, но мне и так хорошо.

— А я говорю, что: вам жарко…

Несмотря на протесты со стороны гвардейца, д’Аваллон одним движением снял с него плащ, чем и обнажил позорную сторону его перевязи.

— Ну вот другое дело. Правда теперь хорошо?

Вслед за словами д’Аваллону со спины гвардеец услышал заливающийся смех.

 — Посмотрите, господа, — обхохатывался де Шарон, — перевязь-то и впрямь золотая.

— Ах, боже мой, вы же меня обесчестили — чуть ли не плакал Жилло. — Отдайте мой плащ.

В отчаяние он, пытаясь, вырвать из руки д’Аваллона свой плащ, чем раззадорил его еще больше.

— Ха—ха—ха! Этот цыпленок, даже не может забрать у меня свой великолепный плащ, — также зубоскалил виконт. — Ах, да, я совсем забыл, вы ведь еще не здоровы!

— А..! Так вы это специально затеяли. Ну погодите же, сейчас я заберу у вас свою черный плащ и вам задам, канальи!

После долгого сопротивления плащ порвался пополам, и  Жилло повалился на землю. Приземление оказалось жестким, в результате чего гвардейца обуяла ярость и он подскочил как ужаленный.

— Вы мне за это ответите!—воскликнул он. —Я вас убью, клянусь!

— Хорошо, хорошо, хорошо,— продолжал паясничать д’Аваллон, в свою очередь тоже выхватив шпагу. — Если вам и впрямь хочется со мной поквитаться, то я сию же минуту удовлетворю ваше желание на Лугу клерков.

  — Я к вашим услугам, сударь, — сказал   Жилло и подобно боевому коню, гордо задрал голову.

Затем, подчеркивая важность своих слов достоинством жестов, он запахнул остатки плаща, подкрутил усы, сдвинул шляпу на левое ухо и, уперев руки в бока, закончил только что разыгранную им сцену, высокомерным проходом.  Его спутники покинули место раздора более скромно, но все же с величественным выражением на лице, стараясь, таким образом, вызвать трепет у своих неприятелей.

Итак, оказавшись в квартал Пре—о—Клер, д’Аваллон и Жилло сошлись в яростной схватке.

Одновременно с ними Лафонтен и де Гермон взяли на себя по  два противника.

Так как де Шарон, остался без соперника, он рванул вперед и обрушился сбоку на соперника Лафонтена.

— Я к вашим услугам, г—н гвардеец! — проговорил пылко бургундец.

— Что ты там лепечешь, малыш?  — прервав бой, усмехнулся де Монсель.

— Я убью вас!

— Вы так думаете? Ну, вы ведь даже не гвардеец.

— Вы правы, на мне нет одежды ни гвардейца, ни мушкетера, но поверьте, дерусь я не хуже их вместе взятых.  Нет, ну если вы боитесь и отказываетесь, то тогда я отклоню предложение.

— Не знаю, что вы там о себе возомнили, милейший, — начал заносчиво Монсель, — но право слово, мне вас жаль.

— Итак, начнем? — дерзко заявил де Шарон, встав в позу.

— Пожалуй.

Г-н Монсель с достоинством принял приглашение бургундца и их шпаги скрестились. Сделав несколько мощных выпадов в сторону бургундца, гвардеец столько же раз останавливал клинок возле самой его груди.

— Может быть достаточно? — с ухмылкой спросил у бургундца Монсель.

— Нет, — возразил де Шарон, — извольте продолжать.

— Как вам угодно.

На этот раз Монсель пожелал поскорей избавиться от бахвального юноши  . Для этого он мощными усилиями попытался завладеть его шпагой. Но де Шарон, в чьей душе кипела кровь от нанесенных оскорблений, крепко сжал эфес и отпарировал  удары в свою сторону. Окончил он изящным выпадом   в бок врага. 

Получив столь неожиданный удар, Монсель пытался стоять на ногах, но из-за потери крови рухнул, как подкошенный на землю.

Будучи ни только ловким фехтовальщиком, но и  христианином, де Шарон пришел на помощь к побежденному бедолаги.  Убедившись по неровному дыханью, что гвардеец жив, он отрезал от его рубашки ткань, сложил ее в пять слоев и перевязал ею рану.

Придя в себя, Монсель в знак примирения сломал свою шпагу подал юноше свою руку и попросил проводить до кареты; что, впоследствии, де Шарон и сделал.

Пока де Шарон занимался раненым Монселем, де Гермон нанес блистательный удар в бок Ла Пейри, после которого тот пошатнулся и рухнул. Тем временем  граф решил поквитаться с другим своим соперником. Он шагнул на шаг вперед и бросился на врага. Де Бюри попытался отпарировать удар, но не успел, граф сделал обманный финт влево и кончик его шпаги вошел  в бедро шевалье.

Увлекшись фехтованием, де Гермон не заметил как  его недобитый враг Ла Пейри снова поднялся на ноги,  приблизился к нему и из-за всех сил вонзил в его плече стилет.

Сжав зубы от боли и ярости, де Гермон выдернул стилет из  плеча,  отразил им удар де Брюи и тут же сам протаранил своей шпагой соперника.

 Когда поверженный де Брюи повалился  на землю, де Гермон ощутил как жжет и ноет плечевой сустав. Ухватившись за рану, он услышал позади себя голос Ла Пейри:


— Защищайтесь, сударь!

 Обернувшись, де Гермон убрал свою руку от раны и подбоченился.

— А, это снова вы, неугомонный Ла Пейри! Вы, я вижу, торопитесь покинуть этот суетный мир. Клянусь честью, я вам помогу!

С этими словами граф вытащил из плоти раненого де Брию свою шпагу и снова скрестил ее со шпагой Ла Пейри.

Второй бой оказался сложнее предыдущих: продолжая драку с Ла Пейри   де Гермон ощущал, как его взор застилает  туман, переходящий в глубокие сумерки. Он удивлялся, что не только продолжал оставаться в сознании, но и твердо  сражается. В какой—то момент сознание его начало плыть, боль сковала руку и он сквозь сознание увидел, как шпага Ла Пейри летит ему в грудь.

« Это конец» – подумал де Гермона и смежил веки.

В тот миг, когда отважный провансалец попрощался мысленно с жизнью, кто-то повалился на  Ла Пейри и  склонил его к земле.

Только теперь де Гермон разглядел, что его спасителем был представленный д'Аваллоном юноша. Держась на одном своем неслыханном мужестве, де Гермон попытался поднять руку, но не смог; шпага выпала из рук, он отступив к стене и со вздохом начал медленно падать.

В этот миг чьи-то руки подхватили его тело. Де Гермон раскрыл смеженные вежды и  увидел перед собой того же юношу.

— Держитесь, месье, — проговорил он, —   сейчас я чем-нибудь перевяжу вашу рану

— Благодарю, юноша, мне уже лучше, — превозмогая жуткую боль де Гермон тут же начал подниматься. — Вот как бывает: пророчествовал рану вам, а   получил ее сам. Но, скажите ради бога, что тот гвардеец, с которым я дрался. Он ранен?

— Нет, я убил его.

— Благодарю вас, вы спасли не только мою жизнь, но и честь.

  Так как вероятность того, что граф потеряет сознание была велика, де Шарон решил не отходить от него до тех пор, пока не окончится бой.

Расправившись, наконец, со своими недоброжелателями, Лафонтен и д’Аваллон также поспешили к раненому другу.

— Что с вами? — спросил с тревогой в голосе виконт.

— Не беспокойтесь, друзья мои, я уже в полном порядке, — уверял граф.

В то время как мушкетеры спешили покинуть Луг клерков, де Шарон подбежал к своей лошади, достал из-под седла запасную рубашку и, разрезав ее на куски, подошёл к пошатывающемуся графу.

— Держите, это поможет на некоторое время приостановить кровь, — сказал он, протягивая мушкетёру лоскут своей бывшей рубашки.

— Ваш поступок несомненно благороден, сударь, но право же, это излишне, — сказал провансалец с уважением глядя на де Шарона.

— Если вы беспокоитесь по поводу испорченной рубашки, то уверяю вас, в запасе я имею не меньше дюжины таких же, — утверждал бургундец. — Так что можете смело распоряжаться ее, как своей.

— Как ваше имя, благородный юноша? — спросил граф.

— Шевалье де Шарон.

— Позвольте пожать вашу руку, г—н де Шарон, — сказал де Гермон протягивая ему свою. — Отныне, я ваш друг.

— И я тоже, — проговорил д’Аваллон.

— И я, — последовал примеру, своих друзей, Лафонтен.

Де Шарон о таком счастье и мечтать не мог, и поэтому, не мешкая, пожал все три протянутые ему руки.

Дуэль была окончена. Теперь, чтобы не попасться на глаза жандармов, все торопились покинуть квартал.

— Жаль, только, что я не захватил с собой моего коня, — огорчился де Гермон.

— Куда вам в вашем состоянии коня? — возражал де Шарон. — Вы и мили не продержитесь в седле… Погодите, я раздобуду для вас экипаж.

Сказав это де Шарон куда—то побежал. Через несколько минут, всем на удивление экипаж уже стоял на Лугу Клерков. Из него вышел де Шарон и начал кликать изнывающего от боли г—на де Гермона.

Тот, держась за ноющее плечо, приблизился к карете, сел в нее и тут же потерял сознание.

Карета быстро заколесила на улицу Вожирар.



 Продолжение:http://proza.ru/2022/09/17/1575