Горящие угли угодили в сапог

Николай Беляев 2
   
                История из  отрочества.
   1952 год, мне 13 лет, июнь, окончил шесть классов. Эпоха послевоенных годов. Она страшная и в  тоже время прекрасная. Страшна тем, что постоянно хотелось наесться до сыта, не изысканных кушаний,  а черного ржаного хлеба. И еще страшно не хотелось, ходить  в школу в латаной одежде.
Прекрасная,  не ограниченной свободой. Занимайся чем хочешь, иди куда хочешь, но в 22 вечера быть дома.  На колхозном рынке был заготовительный ларек, где за сушеные грибы, ягоды и свежие куриные яйца можно было приобрести разную мелочь. От глиняной свистульки до бидончика  для молока. Была там не мудреная одежда - от женских цветных платков до детских штанов.

    С весны я был привязан к ларьку костюмом моего размера. Это был черный костюмчик, состоящий из куртки и брюк, но из редкой ткани -- чертокожи. Ткань похожая на тонкий брезент. Стоило такое чудо аж 50 рублей.  В то время отец на семью из 5 человек в месяц получал 70 рублей. Был в безвыходном положении. Ягод не собрать, грибов не насушишь,  яиц из дома не умыкнешь. Но тут судьба улыбнулась мне на все 32. Вечером приходит ко мне такой же бесштанный Коля Лобачев и молвит:
- Мальцы на станции говорили, что на кирпичный завод берут на работу с 13 лет. Пойдем завтра?
От радости у меня дыхание перехватило.  На следующее утро мы с Колей стояли пред очами хромого директора завода. Он сказал, что нужны откатчики кирпича-сырца от пресса в гаммы и из гамм в печь обжига.  Оплата 15 рублей в месяц. Коренастый Лобачев был принят сразу, меня директор попросил толкнуть его изо всех сил. Долго не думая, я подошел к директору и из всех сил толкнул его в грудь. Директор не удержался и ударился головой о стенку. Потирая затылок, он произнес с улыбкой:
- Кожа да кости, а силенка есть, завтра к 6-ти утра к счетоводу,  покажите дневники за 6-ой класс. Естественно, дневник свидетельствовал о возрасте.
   Итак, с 15 июня началась моя работа в должности «откатчик». Завод не был электрифицирован, как и весь район.  На заводе властвовал ручной труд. Не было ни линий, ни конвейеров, ни принтеров 3D, ни лампочек Ильича. Было одно – паровая машина, именуемая «Локомобилем», которая приводила в действие пресс. В течении 8 часов несколько женщин загружали в него глину, доставляемую из карьера, а он «выплевывал» глиняный квадрат, из которого женщины нарезали кирпич – сырец. Он укладывался на полки вагонетки, которая имела колеса на узкую рельсовую ширину. Откатчик должен был при заполнении вагонетки подогнать ширококолейный лафет, на котором были узкоколейные рельсы, совместить его с рельсами, которые были у пресса. Переместить вагонетку на лафет, закрепить ее и толкать лафет в сторону «гамм». «Гаммами» назывались обычные строения в виде клеток и имевшие крышу. Короче говоря, своеобразные ряды домиков, где кирпич – сырец высыхал и был готов для доставки в печь  обжига. Из «гамм» вагонетки так же на лафетах доставлялись с печи обжига. В печь обжига нас малышей не допускали. Вагонетки забирали молодые девушки, которые дышали сквозь влажные марлевые повязки. Тела их были влажными от пота. Мы завидовали этим обжигальщицам, так как их заработок был до 90 рублей в месяц. Об обожженных легких мы тогда понятия не имели.
     Меня мала, интересовала печь обжига. Внимание было приковано к паровой машине – локомобилю. Он был устроен так же как паровоз, только стоял на колесах неподвижно. Для получения пара локомобиль нужно было топить. Уже в те времена использовали местные виды топлива, но не древесину или торф, а кострицу – отходы при тереблении льнотресты. Кострица горой лежала в котельной и ее нужно было в течении смены непрерывно бросать в топку локомобиля.  Этим занимался Степка, примерно моего возраста, но еще более худой и тощий. Он мне заявил, что не здоров и попросился за откатчики. Здесь платят 40 рублей в месяц, можно научиться, как обслуживать и управлять локомобилем. Мы ударили с ним по рукам. Степка представил меня машинисту Феде и сказал, что завтра с утра кочегаром буду я.
Топить локомобиль кострицей я смог всего 2 смены. Это было настоящее истязание. В – первых, Федя постоянно покрикивал: «Давление падает». Он показал мне, как следить за уровнем воды в котле, как подпитывать котел от насоса или инжектора. Что самое страшно произойдет, если уровень воды упадет ниже красной отметки на водомерном стекле. Дескать, расплавится какая – то пробка, и вода с паром хлынет в топку.  Локомобиль надолго будет выведен из строя. На третий день я встал в 4 часа утра, пришел на завод, обследовал окрестности, где можно было раздобыть какую – нибудь древесину. Кроме ломаных крепежных стоек в карьере ничего нигде не было. Я и натаскал этих стоек в котельную. Разжег котел, поднял давление до 5ати. Закачал инжектором до верхнего уровня в котел воду и ожидал прихода машиниста Феди. К моему несчастью Федя в это утро проспал. Смена работниц требовала включение пресса, но этого сделать я не мог, так как не знал, как это делать.
Вдруг послышались хлопки на предохранительном клапане, который, по словам Степки, никогда не срабатывал. Я понял, в котле  давление поднялось за 6 ати. Нужно было гасить топку или пускать локомобиль в работу. Время перевалило за 6 часов утра. Федя не появлялся. Вдруг раздался громкий хлопок, похожий на выстрел из ружья. С правой стороны котла в окно ударила струя белого пара, послышался рев, похожий на звук современного реактивного самолета. Уровень воды на водомерном стекле стал стремительно понижаться. Я вспомнил про легкоплавкую пробку в котле. В топку ударит вода и пар, и локомобилю конец. Схватил лом и начал вытаскивать поленья из топки прямо на пол перед дверкой. Пар заполнил машинное отделение, повалил на улицу. Рабочие смены бросились в рассыпную. Были вытащены почти,  все поленья, но рев пара не ослабевал. В это время прибежал главный инженер завода. Не слова не говоря мне, он голыми руками хватается за раскаленный конец лома. Раздался крик, не крик, а просто рев. Он бросает лом на горящие поленья. Несколько горящих углей ему за голенище сапога. Размахивая руками со снятым сапогом, он бежит в контору. На ноге дымится красная портянка. У страха глаза велики. Кто – то их рабочих принял красную портянку за оторванную ногу главного инженера. И поплыла сплетня о взрыве  на заводе, обрастая «подробностями».
 Прибежал машинист Федя с квадратными глазами. Первое, что он спросил: «Будем лить воду в топку?». На что я ответил: «А там уже почти ничего нет, и уровень воды перестал снижаться». На что Федя произнес: «Молодец». И побежал в контору. Смену отпустили домой, меня вызвали к директору. Главному инженеру смазывали чем – то руки, на правой ноге были волдыри. Директор поблагодарил меня, но сказал: «В аварийной ситуации ты не виноват. Виноват Федор, проспавший. Но и тебя оставлять кочегаром нельзя. Пойдешь в коногоны, возить глину их карьера на вагонетке. А вагонетку таскает лошадь». К сожалению, и коногон из меня не получился. Так и работал я все лето откатчиком. А костюмчик я все - таки купил. Не за 50 рублей, а за 40. Добрые евреи - муж и жена сбросили мне цену.  Так что в 7 класс я пришел «франтом». Костюма из чертокожи ни у кого не было во всей школе. (На снимке ЛОКОМОБИЛЬ - трудяга