1
Дом Анатолия Костылёва у самого берега моря. Цветущие розы в изящных клумбах, цитрусовый сад с ярко зеленеющими маленькими мандаринками, банановые, персиковые деревья, несколько могучих тополей, сквозь листву которых просматривается остроконечная черепичная крыша и белые стены основного дома, построенного в нормандском стиле.
С проезжей части улицы двор огорожен высоким забором, крашеным в тон стенам дома и также покрытым черепицей. Высокие ворота объёмной ковки. Внутри двора – площадка, мощёная пластами серо-зелёного песчаника, где припаркованы внушительный хозяйский «Land Cruizer» и «Prado» Татьяны Сергеевны, его жены. Дорожки в саду, к дому, к морю, парапеты фундаментов и бордюры отделаны тем же камнем и придают общему виду двора основательности, солидности, убеждения в правильности выбранного жизненного пути его хозяина Анатолия Ивановича.
Участок имеет форму неравнобедренного прямоугольника, одна из сторон которого граничит с ведомственной базой отдыха Южного университета, за другой - реликтовые сосны лесоохранного ведомства, с третьей, наиболее узкой стороны проезд, а четвертая сторона выходит к окраине курортного пляжа. И здесь у Анатолия Ивановича кафе: буфетная стойка из дубового массива, десять-двенадцать столиков, покрытых тёмной морилкой, декоративные ограждения из бруса, мозаичные ступени, парапеты.
В летние месяцы от кафе до водного предела метров сорок. Зимой же, во время шторма, бушующие волны порой достигают участка, но так как он слегка возвышается на скальном плато над уровнем побережья, разрушений практически не случается.
Я – инспектор водоохраной зоны и иногда бываю в кафе Анатолия Ивановича. Не взирая на то, что претензий к близкому месторасположению его участка к морю у меня нет и быть не может (моему шефу персонально за него звонил сам Виноградов и настоятельно рекомендовал не беспокоить его ни по каким вопросам), Анатолий Иванович со мной неизменно любезен. Пригласив за свой столик, норовит угостить отлично приготовленным кофе или каким-нибудь крепким напитком.
Анатолию Ивановичу лет под шестьдесят. Невысок, коренаст, круглолиц, со сверкающей на солнце загорелой лысиной, на затылке плавно переходящей в коротко стриженные седеющие волосы. В повседневной жизни чаще его можно видеть в майке и шортах, но в очень уж жаркие дни на его голове бывает лёгонькая белая фуражка вроде капитанской, - из тех, что продаются с лотков курортных товаров и прочих пляжных принадлежностей. За чашкой чая он охотно рассказывает мне о своих делах, делится местными сплетнями.
Как-то, присмотревшись к выражению лица Анатолия Ивановича, я заметил в нём нечто озорное, по-детски шкодное, и почему-то представил его юным пятиклассником, норовившим насыпать острых кнопок на стул молодой учительницы, или тайком исправившим в классном журнале свою тройку на пятёрку.
Но это всё так: мелькнуло-исчезло. В действительности же, я восторгался отменным кофе, приготовленным его буфетчицей Лейлой, гостеприимством его прекрасного дома – безнадёжной мечтою человеческого большинства.
2
Анатолию Ивановичу нравится моя лесть. С каждой моей похвальной репликой его спрятанные в припухших веках маленькие глазки оживают, и начинают источать жизнерадостный блеск. По всякому случаю у него есть обстоятельное повествование, объясняющее причину того или иного делового успеха.
По поводу моего восхищения мимолётной улыбкой симпатичной татарки Лейлы и её замечательного кофе, он тут же оживился рассказом:
- Да, Лейлочка вот, красавица наша… пришла в прошлом году в мой краснодарский офис: «Возьмите, говорит, на работу, кем угодно - поварихой, официанткой, хоть уборщицей… Муж уехал в Москву, год, как ни слуху, ни духу. Дочери пять лет, живу на квартире съемной, есть нечего». Взял её, пожалел. Привёз с дочкой сюда на дачу. Зимой помогает жене по хозяйству, присматривает за всем во время наших отъездов, летом за стойку стала. Больших нареканий к работе пока нет, но дальше видно будет, лишь бы не воровала…
Свой здешний дом он называет дачей, так как в Краснодаре у него другой дом, больше этого, и, как следует полагать, основной. Кроме этого, в Краснодаре у него в собственности несколько административных корпусов, сдаваемых в аренду под офисы и магазины.
- Этот участок я купил случайно, у Лёшки Беспалова, - в другой раз самодовольно рассказывал он, кивая на свой двор. – Ты знаком с ним?
С Беспаловым я не знаком, и Анатолий Иванович продолжал:
- Эта территория была базой отдыха, в советское время закреплённой за Южным университетом. А Беспалов, работал здесь замом управляющего по АХЧ. Тип тот ещё, шустрый, как ёжик. Во время всеобщей приватизации, при оформлении базы в собственность, невесть каким образом выделил себе лучшую часть земли как правообладателю. Управляющий ойкнул, а поздно уже… «Свидетельство» о частной собственности - на руках у Беспалова. Впрочем, время тогда было такое, никто возражать ему громко не стал, а управляющий позже тоже выделил себе часть, только с другой стороны базы.
А Лёшка развернулся тогда… В Краснодаре арендовал у меня офис для оформления сделок по покупке сахарной свёклы у какого-то сельхозпредприятия и перепродаже его на сахарный завод. А здесь, на побережье, открыл ресторан на центральной улице нашего посёлка. Участок огородил, начал дачу себе строить.
Развернулся, правда, ненадолго. Спустя несколько лет занял у крутых ребят денег на развитие сахарного бизнеса и тут же прогорел. Оплатил кому-то аванс за вагон сахара, и пропали деньги с концами… ни вагона, ни сахара! Прибежал ко мне как-то вечером: спасай, мол, Толик, выручай! Купи у меня в Туапсинском районе участок у самого моря и ресторан! Уезжаю с семьёй насовсем!
От ресторана я отказался, а по участку сторговались. Скоренько оформили сделку, и уехали они в Канаду!
Вначале мне было не до этого участка, дел и в Краснодаре полно. Но с годами обвыкся здесь, достроил дачу. Живу вот теперь… А ресторан его, «Прибой», - так и стоит заброшенный.
3
Доктор нашего пляжного медпункта, Николай Иванович, тоже из Краснодара. Пенсионер. В купальный сезон приезжает сюда подзаработать. Характером он добр, чуток к просьбам отдыхающих, и внешне похож на сказочного доктора Айболита, за что его так все и зовут.
Оказался он здесь по рекомендации Анатолия Ивановича, так как некогда вылечил у его жены какую-то серьёзную болезнь. Живет у него же: во флигеле арендует комнату по соседству с Лейлой и её дочерью.
Медпункт Николая Ивановича - небольшое строение из лёгких деревянных щитов под большим тополем. Рядом – лавочка, и скрываясь от летнего зноя в тени тополя, мы порой сплетничаем на ней с доктором.
Невзирая на покровительство Анатолия Ивановича, говорит о нём доктор весьма нелицеприятно. С его слов я знаю, что за аренду жилья он платит хозяину пятьсот рублей в сутки, среднюю плату отдыхающего за койко-место в купальный сезон. На мои возражения, что работающим здесь по найму можно снять жильё и за двести рублей в сутки, он отмахивается:
- Да ладно уж! Зато живу рядом! Вот Лейле, соседке моей, много хуже! Она говорила как-то, что за квартиру вовсе хозяевам не платит, ибо зарплаты у неё как таковой нет. Время от времени Костылёв подкидывает ей две-три тысячи на мелкие нужды, и будь здорова! «Живешь, говорит, на всём готовом, и живи себе. Не воруй только. А когда уехать захочешь, получишь полный расчёт!» Только не верит она ему, переживает, что в конце сезона выпроводит её с дочкой Ирмочкой, и дело с концом. К тому же хозяйка придирается к ней по всякой ерунде…
Я напоминаю о красоте Лейлы, вкусном кофе, и доктор опять отмахивается:
- Да что ему, Костылёву, с красоты этой, возраст уже не тот… вот сын его, Сергей, как приезжает, вьюном около Лейлы вьётся! Всё клинья подбивает.
- И даёт ему Лейла? – спрашиваю я.
- Этого не знаю, - скупо улыбается доктор, темнея лицом. – Вообще, Сергей приносит родителям немало проблем. Его хобби – гонять по ночным дорогам на сумасшедшей скорости. В прошлом году устроил ДТП со смертельным исходом прямо на центральной улице Краснодара. Мужчина из встречной машины погиб, а ехавшая с ним молодая женщина выжила, но навсегда осталась инвалидом. И что же думаешь после этого? Был суд, назначили будто бы два года колонии-поселения, а уже спустя полгода гляжу, опять здесь. И за рулём, как будто ничего не бывало. На новой машине гоняет по посёлку, за Лейлой ухлёстывает.
- И отчего же такая безнаказанность?
- Да оттого что Костылёв наш - полковник полиции! Бывший начальник краевого спецотдела, не знаю уж, какого! Во время службы угодил чем-то самому Виноградову, тогда только образующему свою власть. И с тех пор Виноградов его главный покровитель. Более того, я знаю, что в настоящее время на краснодарскую собственность Костылёва претендует некто Мирзоян, тоже бывший мент, а сейчас директор строительной фирмы, в достижении цели готовый на многое. И пока от захвата собственности Костылёва сдерживает Мирзояна только что покровительство Виноградова! – доктор опять махнул рукой и поднялся: мужчина привёл хнычущую дочку, поранившую палец ноги о камень: требовалась медицинская помощь.
Вокруг нас течет курортная жизнь: радужные блики пляжных зонтов, распластавшиеся на ковриках загорелые тела отдыхающих, визг детей, в мегафон объявляют посадку на «банан». И слышать от доктора о ДТП, Мирзояне, нежелательно.
4
Не знаю уж, чем угодил я Анатолию Ивановичу, но беседовать со мной ему - удовольствие. Встретившись однажды с ним в нашем административном коридоре, я тут же получил предложение побывать вечером в его кафе, где состоится праздничная программа, посвящённая пятилетию открытия.
Чуть позже он заглянул ко мне в кабинет: требовалась моя подпись на документе. Суть просьбы Анатолия Ивановича в том, чтобы на время вечерних мероприятий танцевальное пространство его заведения расширять в сторону моря, а несколько столиков устанавливать у самого побережья. Танцевать отдыхающие будут на быстровозводимых деревянных подмостках: вечером быстро собрали, ранним утром тихо разобрали. И – в строгом соответствии указаниям МЧС.
Положив на стол бумагу, Анатолий Иванович несколько раз осторожно заглянул мне в глаза: «…и правда ведь, разве есть в моей просьбе что-нибудь плохое?»
Конечно же, нет! Я с легкостью подписываю этот документ, так как, во-первых, шеф относительно Костылёва высказался вполне определённо ещё при приёме меня на работу, а во-вторых, он и так уже подписан всеми руководителями местного муниципалитета, и моя подпись здесь лишь для проформы.
А вечером - я обязательно пойду на праздничную программу Анатолия Ивановича.
…В кафе и впрямь стало лучше. Установлен широкий помост для танцующих, у тихо плещущей морской кромки поставлены несколько новых столиков: чуть подрагивающий от лёгкого вечернего бриза свет свечей под оригинальными колбами романтично освещает прекрасные лица влюблённых. Стол Анатолия Ивановича у дальнего края, и я вижу, как он оттуда приветливо машет мне рукой.
Основная часть программы уже состоялась, и Анатолий Иванович слегка навеселе. Усадив меня, он велит своей новой официантке, Зине, чтобы обслужила мой заказ.
Между делом, он рассказывает мне, что Зина недавно приглашена на работу в помощь Лейле, так как с расширением заведения, работы прибавилось. Зина немолода, некрасива, неловка. Расставляя закуски, она сходу умудрилась разлить мой соус, и Анатолий Иванович негромко делает ей замечание. Когда она, отстояв с минуту с виновато опущенной головой, наконец, уходит, Анатолий Иванович сетует на сложности в поиске новых сотрудников: та вредная, та обидчивая, та непутёвая, а все вместе – ворюжки.
- У меня офисное здание в Краснодаре, - жалуясь, напоминает он. - И арендаторов там – пятнадцать. Когда я живу в городе, занимаюсь с ними, а когда здесь, приходится там хозяйничать сыну, Сережке. Дел у него – по горло. Парень он деловой, ничего не упустит, чувствуется наша родовая коммерческая жилка. У моего прадеда, до революции, свой магазин в Екатеринодаре был… Теперь сыну двадцать восемь, пора жениться. Есть у него и девушка нашего круга, Ирочка, да никак не складывается к свадьбе. То одно мешает, то другое… ещё Лейла эта, хвостом вертит перед ним. Как Сережка приезжает, - начинает заигрывать с ним, строит глазки, с толку сбивает…
И вот ведь дело-то в чем… выгнать её не могу! Сергей так и сказал: уволишь Лейлу, брошу твой бизнес, уеду жить в Европу! А как мы с Татьяной, сами-то будем управляться, ведь немолоды, и других детей уже не будет.
«А в Европу как ехать, с незакрытой судимостью-то? Или закрыта уже?» - выскочила, и тут же, подобрав лапки, упряталась назад интересная мысль. Зачем нарушать идиллию, зачем портить аппетит? Ведь шашлык действительно вкусный! И моя ли забота, относительно судьбы Сергея? Ведь об его трагическом ДТП Анатолий Иванович со мной ни разу не обмолвился.
5
Последующие два месяца у меня было много служебных разъездов по району, и в кафе у Костылёва я не бывал. И каково же было моё удивление, когда однажды, тихим сентябрьским утром, дожидаясь на вокзале пригородного поезда, я на лавочке соседнего перрона увидел вдруг Лейлу с дочерью. У их ног дорожная сумка.
- В Москву едем, - радостно сообщила мне Лейла. – Муж квартиру в Реутове снял, на работу хорошую устроился. Водителем автобуса.
- А как же кафе Татьяны Сергеевны? – крикнул я ей. – Как им жить теперь без тебя?
- Не знаю… - продолжала улыбаться Лейла.
- Зарплату хоть выдал Анатолий Иванович?
- Да. Дал десять тысяч…
- Мало.
- Мало, - с той же улыбкой согласилась Лейла. – Но сказал, что если потом надо будет, вышлет ещё.
И тут я понял, что улыбка Лейлы, это не признак счастья, радости, симпатии, и тем более не повод к какому-либо сближению. Её улыбка - часть защитного механизма, предусмотренная природой для повседневной борьбы за выживание.
Вскоре после отъезда Лейлы, уехал домой и доктор Айболит. Однажды прогуливаясь по опустевшему пляжу, я видел, как рабочие разбирали его медпункт.
В другой раз я увидел Анатолия Ивановича, в одиночестве сидящего на лавочке под облетевшим тополем, где летом сиживали с доктором. И дернуло же меня к нему подойти: Костылёв был изрядно выпивши!
Рядом с ним початая бутылка водки, пакет с закусками.
- Садись! – властно махнул он мне рукой. – Выпьешь?
Пить спиртное я не планировал, но так как это была фирменная «Белуга», отказываться не стал.
-Тут бутерброды Татьяна приготовила, С сёмгой, маслом, угощайся! – придвинул ко мне закуску Костылёв. – И рюмок на всякий случай несколько положила, знает широкий мой характер! Держи вот!
Разлив водку, он ударил своей рюмкой в мою: «Будем!» – и решительно выпил.
- Про Виноградова слышал? – жуя бутерброд, спросил он меня чуть погодя.
- Слышал. На повышение пошел… В Москву!
- И как там у вас, в муниципалитете? – понизив голос, склонился к моему уху Костылёв. - Дрожат все, небось? Дрожат, как мышиные хвостики… ведь никто не знает, в какую теперь сторону ветер с камнями подует.
- Шеф, конечно, волнуется, - согласился я.
- Правильно делает, что волнуется, - крепко засмеялся Костылёв, и снова разлил водку по рюмкам.
Мы выпили.
- Как жизнь теперь ваша? – спросил я из вежливости. – Лейла, знаю, уехала…
- Ага, уехала… - на секунду призадумался Анатолий. – В Москву уехала, к мужу… Ну, уехала, да и Бог с ней…
- Жалеете?
- Я? Жалею? Да мне, дорогой мой, и без Лейлы есть уйма всякого, о чем жалеть и переживать… - резко отозвался Анатолий. Пьянел он.
- О чем же?
- Да вот, Сережка, например, на прошлой неделе машину новую разбил. Сволочь один, пенсионер хренов, выехал наперерез ему с второстепенной улицы,… А Сережке деваться некуда, стал уходить влево, а там бетонное ограждение. В общем, всю левую сторону машины снёс… Ремонт теперь в стоимость квартиры обойдётся… а с козла этого старого, что возьмёшь, разве что именно квартиру у них и забрать? Как думаешь?
«Я думаю… Я давно уже думаю… я приготовил речь! Прежде всего, я спрошу наконец, почему его «Серёжка» продолжает ездить за рулём? Почему не отбывает наказание за другое, случавшееся ранее транспортное происшествие, о котором рассказывал доктор? Почему?..»
- Молчишь? – грузно качнувшись, спрашивает Анатолий. – А всё потому, что бесхребетные все! Если бы каждый порядочный водитель взялся за таких вот сволочей старых, которые, невзирая на возраст, продолжают ездить за рулём, да за каждое транспортное нарушение повытряхивал бы их из своих квартир в стардомы, призадумались бы такие ездоки, прежде чем за руль садиться. Призадумались бы… Выпьем!
После четвёртой рюмки мысли мои разлетелись, какая куда. «Белуга» - серьёзный напиток!
- А знаешь, ты настоящий друг, хотя и моложе по возрасту… - сбавив пыл, медленно проговорил вдруг Анатолий и стукнул ладонью по моему колену. – Душевный ты человек… ни в чем не упрекаешь, не споришь. С тобой можно поделиться наболевшим, тревогами своими … и знаешь, что?..
В моей голове слегка проясняется, и я, наконец, понимаю, что нравлюсь Анатолию – именно своим неумением противостоять. Ведь я никогда ему о себе не рассказывал, не загружал его голову какими-нибудь своими заботами, ни в чем не возразил. За это он радушно принимает меня в гости, угощает, рассказывает, рассказывает,.. и всё больше для себя, оправдываясь или напротив, огрызаясь своему внутреннему голосу, своему внутреннему «я». А я для него вроде отражателя: срикошетив от меня, собственные его мысли возвращаются к нему же.
Спустя долгую паузу, Анатолий заговорил снова, тише и печальней:
- …И знаешь, в этом ли только моя проблема? Я не рассказывал тебе про краснодарский бизнес свой? Там тоже не просто всё, не гладко. Есть у меня недруг один, партнёр и сослуживец бывший, Валерка Мирзоян. Подполковник в отставке. А я ведь без малого генерал! Ну а он завидовал всегда, палки в колёса мне тыкал. В девяностые мы в Чечне вместе воевали, он в подчинении у меня состоял,… а времена тогда суровые были. Война!..
У нас в спецроте в основном контрактники служили. А плата за службу по контракту в то время приличная была: суточные при боевых операциях – больше чем месячная зарплата офицера в любом другом регионе. Вот и стали на этих бойцах бандиты наживаться. И чеченские и наши. Вызнавали, когда зарплата, приходили, отнимали. Позже ребятам стали деньги по почте домой высылать. Но скоро и их домашние адреса были известны бандитам. Подкарауливали у домов, у подъездов, - избивали, деньги отнимали, а порой и убивали. Потом многие стали хитрить, передавали свои деньги на хранение третьим лицам, командирам. Мне тоже оставляли порой на хранение крупные суммы. И я передавал их ребятам позже. А Сашка Храмуньков воевал в нашей роте больше года. И деньги его тоже были у меня на сохранении. А поехал в отпуск, в Курской район Ставрополья, – погиб. Неизвестные лица зарезали прямо у ворот дома… Потом я с его деньгами поехал к его матери. Передать хотел. Но деньги она не приняла, даже в дом не пустила: «Кровь сына на них, уходите». Выгнала.
После первой чеченской кампании меня перевели в Краснодар, повысили в звании, должности. А Валерка в отставку вышел. Несколько лет у нас с ним был совместный строительный бизнес, потом, уже в конце девяностых, я выкупил несколько разваливающихся корпусов бывшего завода, восстановил их, стал в аренду сдавать. От дел с Валеркой отошёл.
Фирма его хорошо развивается и без моего участия. Со временем он освоил и мебельный бизнес, завод построил. В общем, развернулся ох как широко! И всё бы ничего, но при случае, он всегда мне напоминает, что корпуса завода я тогда выкупил на деньги солдат, с ним не поделившись. А деньги эти были из моего первоначального бизнеса, не солдатские. Их я к тому времени давно раздал…
Да, говорят, жадный Костылёв, своего не упустит, - и правду говорят, сволочи! Но прежде всего, я офицер! Родине прослужил почти тридцать лет! А деньгами, заработанными солдатской кровью – никогда пользоваться не стану! Я - офицер!...