В один день вся моя жизнь перевернулась, как песочные часы. Все окружающие стали смотреть на меня, как на бракованную безделушку из сувенирного магазина. И главное, никто из них не мог выдавить даже пресловутый "привет", когда я заходил. Весь мой маленький городок молчал. То ли они боялись сказать мне что-либо. То ли они так сильно ненавидели меня.
Я дожидался того момента, когда весь песок досыпится и когда он утащит меня в ад. В огонь к бесконечным мукам. Думаю, такой приговор пятнадцалетнего самому себе звучит не сурово, а смешно. Но ничего, кроме языков пламени мне не светит.
Хватит лирики. Мной заинтересовался Вася, одноклассник. Он, как и я, вырос среди бетонных недостроек и железных труб. Вася напоминал цветок, который бился об асфальт дороги, но который так и не смог из-под него вырваться. В школу для трудных подростков он попал случайно — перешёл через рельсы в неположенном месте, а рядом ютился полицейский. После чего моего будущего одноклассника поставили на учет за "проникновение на технический объект". Сам же Вася казался крайне безобидным: на нём вечно сидели тяжёлые очки, которые еле-еле вылержил его носом и которые подчёркивали его любопытные глаза; он был высоким и тонким, как шпилька на туфлях.
Его интриговало, почему я сделал то, что сделал. Он неизменно ходил за мной и так же неизменно молчал.
Сегодня вечером, когда в окно пристально смотрели деревья, облогаданные зимним закатом, Вася всё же решился, написал мне. Это было огромное сообщение, где он писал, что я ни в чём не виноват, что он меня понимает, что у меня не было выбора. Вася довольно некратко описал ход своего же расследования, длящегося около недели. Эндшпилем этого сообщения оказался вопрос: "Так, это сделал ты?" Перед тем, как ответить, я расскажу, каким образом Вася раскрыл мою старую, но гноящуюся рану. Ведь так это делается?
Расследованием это сложно было назвать. Это больше напоминало попытку в болоте во тьме ночной и без фонарика поймать угольно-черного кролика, которого никто и никогда не видел. Одним словом, гиблое дело. Сначала Вася обратился к одноклассникам. Те, конечно, знали немного. Да и потому сказали только то, что я убил человека. На вопрос: "Какого?" никто из них не дал ответа. Эта маленькая, но грязная страничка моей жизни дёрнула струну любопытства у Васи — теперь он точно хотел знать всё.
Следующим шагом Васи стал поиск участкового, который вел моё дело....Он пытался узнать через отдел, где участковый сейчас, но какому-то оборванцу с улицы они ничего не сказали. Тогда Вася пошёл к классному руководителю. Тот, естественно, тоже не отвечал на таинственные распросы. Но тысяча рублей оказались резус-фактором для учительницы. Она рассказывал, где живёт бывший полицейский и что после моего дела тот ушёл с работы. Работал он весьма долго — помню, на его голове блестели залысины, а его бородку коснулась проседь.
Вася с упорством дятла стучал в дверь к полицейскому в отставке. Дверь отворилась. Перед Васей стоял уже не крепко сложенный мужчина со строгими чертами лица. Нет. Перед ним стоял старик, хилый и жалкий, который заплыл жиром и от которого пахло перегаром. Не хватало только в его образе обугленных крыльев, чтобы мог сложится образ падшего ангела. С незажённый сигаретой во рту старик возмутился:
– Чё надо, шпана? Ещё налить надо, а? У меня ничего не осталось больше. Убирайся.
Вася покраснел, а на ладонях выступил пот. Он выдавил из себя:
– Нет...
– А чё тогда?
– Я здесь по поводу вашего последнего дела.
– Во как. – произнёс мужчина и сглотнул. Его лицо поменялось.
– Я знал, что им когда-нибудь заинтересуются. Но не знал, что это будет кто-то на подобие тебя... Без обид.
Вася промолчал.
– Ладно, чё именно ты хотел узнать?
– Что произошло.
Глаза старика как будто покрвлись стеклом. В них отражался свет от тусклой подъездной лампы.
– Это дело меня сломало. Полностью. Этот мальчик, Гриша его звали. Я не хотел ему жизнь ломать. Понимаешь? А то это клеймо на всю жизнь. Его верой и не верой не отмоешь... Я знал, как их семья живёт. Помню, у него были такие ясные глаза... Его отец года три назад писал заявление, что жена пропала... Сбежала просто, скорее всего... Я надеюсь... Тогда я увидел их квартиру, которая больше мою сейчас напоминает. Но этот мальчик говорил, что всё нормально... Любил отца... До смерти любил свою лайку. — у бывшего полицейского потекли слезы; они окрасились в цвет щёк, в красный . — Каштанкой её назвал... Любил читать сильно. Когда это всё произошло, по словам, Гриши отец бил её... Она оказалась насмерть забитой. Гриша наблюдал всё это... Как умирает единственный его друг. Как он ничего сделать не мог. Отец был пьяным и вышел на балкон... Курить вышел. Этаж был высокий... Девятый вроде. А после... после отца нашли уже лежащим на асфальте. Мертвым полностью. Я списал, всё на несчастный случай, но по городу сразу поползли слухи. Ты знаешь, как это бывает? Я не выдержал всего этого... Это сломало меня... Всё. – более-менее собрался старик. – Оставь меня.
Дверь закрылась.
Надо ответить на вопрос Васи: "Так, это ты сделал?" Я не могу. Не могу. Я не знаю. Я помню только, когда стоны Каштанки и когда на балконе остались только следы на снегу. Не помню, что было во время этого. Наверное, так судьба показывает, насколько я слаб. Ведь я не выдержал правды. Судьба меня наказывает. Похоже, незнание – самая жестокая пытка. Зачем судьбе иначе вырезать воспоминания?