После застолья, чтобы не сидеть весь вечер с тёщей и женой, Анатолий Иванович решил проводить домой Алексея. Живет он в доме с частичными удобствами, к которому прилагается сарай для дров и угля. Он его расширил, и в результате образовалось место для мотоцикла с коляской. Каждый раз, по приезду к тёще, он водил Анатолия Ивановича в свой сарай показать, что там сделал.
На этот раз тоже прямиком пошли смотреть его старый мотоцикл.
- Ты его не узнаешь, - уверял Алексей. – После покраски никто не узнает.
Мотоциклу тридцать лет, но он был и остается для Алексея предметом гордости. Ездил на нём в лес, на рыбалку. И даже когда хлынули в область дешёвые подержанные иномарки, он его не предал, а продолжал за ним ухаживать, холить, чистить до блеска. А теперь, оказывается, и перекрасил.
Действительно мотоцикл, как политик, перекрасился – был зеленым, стал красным.
- Решил выкрасить под цвет флага Победы, - объяснил Алексей.
- И сколько заплатил за покраску?
- Фигня, две тысячи. Ольга не знает.
Ольга – жена Алексея. Сварливая и прижимистая женщина. Она даже не подозревала, что Алексей обустроил в сарае «мини бар», в котором всегда про запас хранится чекушка водки и банка маринованных огурцов. Он достал это богатство, налил по рюмке и предложил выпить за родных прекрасных женщин, которые нас окружают.
- К старости люди мудреют. Но не наши жены, - изрёк он.
Выпили. Потом Алексей подробно рассказал, как участвовал в автопробеге, посвященному Дню Победы: прикрепил к мотоциклетной коляске красный флаг, усадил на мотоцикл сыновей, надел танкистский шлём и поехал в авангарде колонны - гордый за себя, за своих сыновей, за родной город, за Россию и за свой мотоцикл.
Прошел час, и Анатолий Иванович спохватился:
- Надо бежать. Юля там уже, наверное, рвёт и мечет.
Его опасения оказались не беспочвенными. Он поднялся на второй этаж и позвонил к тёще. Никто дверь не открыл. Позвонил ещё. Снова тишина. Вышел во двор, сел на скамейку и подумал: «Скорее всего, Юля накрутила Елену Петровну рассказами, какой я гуляка и они пошли меня искать».
И, действительно, вскоре он увидел их обеих. Юля вела под руку Елену Петровну, которая шла, с трудом переставляя ноги. На лице Елены Петровны лежала печать одновременно презрения и вселенского негодования. Они прошли мимо Анатолия Ивановича так, словно его вообще не было.
Спустя пять минут Анатолий Иванович поднялся в квартиру. Закрыл за собой дверь и бодренько удивился:
- Куда это вы ходили?
Юля ничего не ответила, пошла на кухню перетирать тарелки, а тёща достала со шкафа бельё и начала стелить постель.
- Неужто меня искали?
Тёща посмотрела на него, и покачала головой:
- Боже-боже, пожилой человек…
- А зачем меня искать? Вы же знали, что я у Алексея.
И тут произошло нечто удивительное, что раскрыло тайну силы Елены Петровны, позволяющей ей до сих пор безоговорочно властвовать над семьей. Лицо её окаменело, глаза – остекленели. Чеканным металлическим насквозь пронизывающим голосом она проговорила:
- Сто лет ты мне не нужен, не будь мужем Юли!
Под сталью этого голоса он сначала съежился. Потом стряхнул оцепенение: обидно всё же под старость ощущать себя лишь придатком жены. Конечно, можно было бы зажать обиду в кулак, как мужик мог бы плюнуть на обиду и смолчать. Но он не смолчал:
- Елена Петровна, в таком случае и вы без Юли для меня никто.
Похоже, ответный удар стал для неё полной неожиданностью. Она, как рыбина, несколько раз открыла и закрыла рот. Внезапно из кухни выскочила Юля и зловеще прошипела:
- Закрой свой поганый рот! Иначе проткну ножом живот…
Дрожащей рукой она держала длинный кухонный нож, щеки ее пылали, и Анатолий Иванович понял, что лучше ему уйти. Лучше для всех.
Продолжение следует.