Мальчик ищет отца

               
    Рассказ
               
Мальчик лежал на кровати. Ему не спалось. Его терзала одна мысль и ещё мучила одна тревога.  Он запрокинул голову и посмотрел в окно. В окне виднелся кусочек темно-синего неба, на котором мерцало несколько ярких звёздочек. Мальчик очень любил эти звёздочки на кусочке огромного темно-синего неба, потому что они были тоже маленькими и тоже одинокими, как он сам.  Это только кажется, что звёзды на ночном небе стоят рядышком, очень близко друг от друга. Папа ему как-то рассказывал, что на самом деле между звёздами простираются десятки тысяч километров, а между некоторыми и того больше – сотни тысяч километров.

Если бы это было возможно, подумал мальчик, то он сейчас залез бы на одну из этих звёздочек и там подождал бы утра, чтобы смотреть на Францию. Может быть, в каком-нибудь французском городе он увидел бы своего папу. Сверху ведь всё видно хорошо. Он сразу бы увидел и узнал своего папу среди тысяч и даже миллионов людей. Увидев его, он спустился бы на землю, прямо в этот город, где живёт папа, подбежал бы к нему сзади и запрыгнул бы на его спину, как он это делал, когда был ещё совсем маленьким. Вот обрадовался бы папа! Папа как всегда тискал бы его в своих объятиях, целовал бы его в обе щеки, затем обнюхивал бы его волосы и шею, а ему было бы щекотно от его усов  и он заливался бы смехом. Как было бы здорово! 
Мальчик  отвёл взгляд от звёздочек, улёгся поудобнее и совершенно по-взрослому грустно вздохнул. Он понимал, что не сможет залезть на звезду;  для этого нужно быть космонавтом и ещё нужен спутник.

Мальчик вот уже целый час пытается  заснуть, но сон не идёт.  Его терзает мысль, которая осенила его совершенно неожиданно: "Папа больше никогда не вернётся к нам".  Ещё сегодня днём он мог с некоторой уверенностью сказать, что папа когда-нибудь вернётся к ним и они – он сам, папа и мама – заживут снова вместе и счастливо как раньше, когда он был совсем маленьким.  А теперь уже он не может так сказать.
Когда мальчик подумал, что теперь его  папа больше никогда не вернётся к ним, в нём возникло смутное ощущение того, что вместе с потерей веры в возвращение отца из него также  ушло безвозвратно что-то ещё. И это "что-то" тоже никогда больше не вернётся к нему. Такое ощущение он испытывал, когда терял любимую игрушку или какую-то очень нужную для него вещь. Но он не мог понять, что это такое, что ушло сегодня из него безвозвратно. И то ли от этого, то ли от чего-то другого,  ему  хотелось плакать. Три или четыре года назад он так и сделал бы. И поплакал бы до тех пор, пока не закончатся у него слёзы и он незаметно не заснет в теплых объятиях успокоительного сна. Однако сейчас он не смог заплакать, потому что ему мешали мысли и воспоминания. Они постоянно возвращали его в детство; в то детство, которое казалось ему теперь далеким прошлым. 
 
Теперь он ясно понимал, что отец больше к ним никогда не вернётся, и из-за этого ему стало очень тоскливо.  Ему   сейчас очень хотелось увидеть отца. Если бы сейчас пришел отец и сказал ему как тогда: "Сын, я хочу, чтобы ты жил со мной, так будет тебе лучше", он бы не задумываясь ответил ему: "Папа, я тоже хочу жить вместе с тобой!"  И ушел бы или уехал бы с ним куда угодно. Теперь он знал также, что он больше не любит мать, не любит так, как любил её прежде, потому что она, как теперь выяснилось,  всю дорогу обманывала его.
Она вечерами часто уходила из дома, оставив его одного. Уходя, она ему говорила, что у неё болеет подруга и нужно отнести ей продукты питания, потому что больше некому нести ей продукты. Возвращаясь домой среди ночи, а иногда даже утром, она говорила, что засиделась у этой больной подруги. Иногда она с работы возвращалась  ночью и говорила, что оставалась работать во вторую смену, чтобы заработать больше денег. Он верил её словам, но им всё равно не хватало денег.
Он без никаких сомнении верил ей и жалел её по-настоящему. Жалел и её больную подругу. Позавчера она вернулась в два часа ночи:  усталая и нервная.  И с порога отругала его за то,  что он не спал и ждал её, сидя перед телевизором.  А утром объяснила,  что подруга чувствовала себя очень плохо  и она не могла оставить её,  что ей в конце-концов пришлось вызывать врача, чтобы сделали подруге укол. А сегодня он понял, что она наврала ему всё это.


Сегодня перед тем, как ложиться спать, он шел в туалет и в коридоре услышал, как мужчина спросил его мать: "Лена, ты позавчера успела на последний автобус?"  Мать ответила: "Да куда там! Пешком шла. Из-за тебя,  ненасытного, я всё время опаздываю на автобус и потом среди ночи топаю пешком. А потом ребёнка приходится обманывать, что засиделась у больной подруги".
Нечаянно услышанное поразило его. И настолько сильно, что он остановился и некоторое время не мог сдвинуться с места. "Значит, мама обманывала его! Она, выходит,  проводила время с этим мужчиной, а ему врала". Он никогда не думал о том, что мать может обманывать его. Ему стало так обидно, что он сперва хотел зайти в кухню и сказать матери, что она врунья,  что он больше не любит её и не будет жалеть её, что он  уедет к отцу и останется жить с ним; но потом подумал, что при постороннем человеке нельзя так говорить с матерью,  и не стал заходить на кухню. Но он так  поступил ещё по одной причине. Он подумал, что мать заодно с этим мужчиной, а это значит, что если мужчина разозлится на него и станет бить его, то она не заступится за него. И он испугался. Испуг вывел его из оцепенения и он смог двинуться дальше.

Вдруг он вспомнил, каким был печальным отец, когда он отказался уехать с ним, и тихо заплакал. Слёзы потекли потоком, будто снесли долго удерживавшую их запруду. Теперь он мог представить себе, как было больно и обидно отцу от его слов. Теперь и он сам очень остро чувствовал боль обиды и знал, что это такое. Поплакав немного, он успокоился и стал вспоминать. Ему вспомнились все счастливые часы воскресных дней, когда к ним приходил отец и забирал его с собой. Он вспоминал, как они ходили в цирк, в кино, в музей изобразительных искусств, в театр юного зрителя, в парк культуры и отдыха, где катались на колесе обозрения и на лодке с веслом или просто гуляли по городу. С большим удовольствием он вспомнил посещение парка аттракционов, где он всласть веселился, выуживая из кармана отца все его деньги. Он, бывало, после очередного аттракциона, возбужденный, безмерно счастливый, подбегал к отцу и спрашивал:
"Папа, у тебя ещё есть деньги?!"
Отец смеялся и говорил, что денег осталось совсем мало, но тем не менее вытаскивал из кармана ещё пятьдесят рублей и отдавал ему и он, радостно гикнув как лихой ковбой, скакал к кассе аттракционов. Потом он опять подбегал к нему, в душе страшно боясь, что сейчас папа скажет "деньги кончились", а он снова смеялся  и спрашивал: "Ты еще не утомился?".
Он хохотал и отвечал:  "Я не устану до тех пор, пока у тебя не закончатся деньги!"  И он катался на электромобилях, на каруселях и на других аттракционах до тех пор, пока отец не говорил: "Всё! Денег больше нет". 
"Неправда!" -  кричал он, смеясь. -  Папа, давай доставай! 
Отец разводил руки в стороны и говорил:  "Ищи. Найдёшь - твои".
Он, смеясь, искал деньги по всем его карманам,  но находил только мелочь,  и
спрашивал:   "Папа, ты что, нищий?"   
Отец нарочито плакал и говорил:  "Меня разорил мой сыночек". 
Они  весело  смеялись, потом выходили на улицу и долго  гуляли  по  городу.   Он шел  рядом  с  отцом  и  в душе  гордился, что  покатался на несколько сот рублей, и радовался, что это будет продолжаться вечно. Он чувствовал себя счастливым и от того, что папа никогда не жалел для него денег, всегда готов был баловать его без конца. 


Мальчик горестно вздохнул, как старый человек, много переживший на своем веку, затем выпростал руки из-под одеяла и подложил их под голову.  "Эх, как было хорошо с папой! -  подумал он. -  Папочка мой, мой любимый папочка, я хочу к тебе. Забери меня к себе!" Он хотел продолжить воспоминания из своего счастливого детства, но к нему неожиданно снова вернулась тревога. Тревога за мать.
Она сейчас сидит на кухне с каким-то мужчиной, с которым, как сегодня выяснилось, она встречается уже давно, может быть с тех пор, как отец уехал за границу. Этого мужчину он увидел сегодня впервые. Он пришел к ним домой около девяти часов вечера. Принёс с собой бутылку водки и коробку шоколадных конфет, которые продаются в каждом киоске на улице. Этих коммерческих комков, похожих на карликовые домики и выстроившихся на тротуарах вдоль улиц, по городу несколько тысяч. Мать очень обрадовалась, когда этот мужчина, войдя в квартиру, протянул ей коробку дешевых конфет и бутылку, как будто он принёс ей очень дорогой подарок. Она взяла принесенное и, обернувшись к нему, стоявшему позади неё, сказала:
-  Сынок, познакомься! Это дядя Толя.
Мужчина, глядя на него серьезно, протянул ему свою руку. Он подошел к нему и пожал протянутую руку. Ладонь у мужчины была влажная.
-  Арман, -  представился мальчик незнакомому мужчине без особой охоты.
Мужчина потрепал ему волосы и сказал, обращаясь к матери:
-  Настоящий мужик!
Матери оценка понравилась, она весело засмеялась и пригласила гостя пройти на кухню.
-  Мы посидим тут немного,  поговорим с дядей Толей, а ты иди спать, зайчик, -   сказала она затем, обращаясь к нему. Он повернулся и пошел в зал, где у него был свой уголок.
Когда он разделся и лег в постель, мать пришла и сказала:
-  Зайчик, я тебя разбужу утром пораньше.  Если какие-то домашние задания не успел приготовить, сделаешь утром, ладно?  Готовиться к урокам лучше с утра, на свежую голову.
Он спросил её,  кто этот мужчина и почему он пришел так поздно.
-  Потом, завтра тебе скажу, -  ответила мать.
-  А долго он будет оставаться  у нас? -  спросил он.
Мать внезапно рассердилась и ответила:
-  Знаешь что, тебе не обязательно всё знать!  Спи!  -  И она,  не поцеловав его, как часто делала, ушла на кухню.
И вот с тех пор он лежит в постели, но не спит. Не может заснуть. Он затаил дыхание и прислушался. Из кухни, как и час назад, доносились голоса матери и мужчины. Они без конца болтали, смеялись и звенели посудой.

Этот мужчина не понравился ему сразу, как только он перешагнул порог их квартиры. Не понравилось ему и то, что он принёс водку, и ладонь у него была влажная. Не понравился он, наверное, потому, что  был одет в помятые рубашку и брюки, а туфли у него были не чищены  давно. И по виду был самый обыкновенный, каких можно встретить каждый день на каждом шагу. Но он, хотя и был обычный,  не внушал доверия. А мать его ждала.  Мальчик это понял теперь.  Она сегодня с работы вернулась  с сумкой, набитой продуктами питания. Она никогда так много не покупала. Пришла и сразу, не переодевшись, как это обычно делала, начала стряпать на кухне. Первый раз за все лето приготовила вкуснейший гуляш и покормила его раньше обычного. Даже не разговаривала с ним как следует, не расспрашивала о его школьных делах. Всё делала молча и, как ему показалось, всё время о чём-то сосредоточенно думала. Суетилась.

Немного успокоившись, он снова вернулся мыслями к отцу. «Интересно, что сейчас делает мой папа? -  подумал он. -  Может быть, тоже не спит и тоже думает, обо мне думает". В своём письме из Франции, которое принёс недавно его старый друг дядя Салават, отец писал, что у него там часто бывают бессонные ночи и он часами думает о нём, своём "маленьком, сладком, любимом сыночке".  Вспомнив эти слова отца, мальчик почувствовал такую сильную тоску по нему, что непроизвольно заплакал. «Папа, папулька мой, я тебя тоже очень люблю", -  произнёс он шепотом вслух, всхлипывая, и вытер ладонями глаза.

Вдруг он вспомнил, каким отец был расстроенным после суда, который вынес решение оставить его жить у матери. В коридоре, ожидая окончания суда, он сидел на скамейке и переживал, что сейчас отец выйдет из зала суда, назовёт его предателем и навсегда отвернётся от него. Он так боялся, что отец назовёт его предателем, но отец вышел из зала, подошел к нему, сел рядом, молча обнял его за плечи, затем тихо сказал:   "Я понимаю тебя, сын. Ты это сказал не по своей воле. Но повзрослеешь и сам оценишь свой сегодняшний поступок». Потом он крепко прижал его к своей груди, поцеловал его волосы и, не сказав больше ни слова, пошел в сторону выхода из здания суда. Мальчик всё это вспомнил так отчетливо, как будто это произошло только вчера, а не несколько лет назад.

"Папа, мой любимый папулька, прости меня, -  сказал мальчик  мысленно и всхлипнул, -   Я тогда на суде допустил ужасную глупость, сказав судье, что хочу жить с мамой. Я же хотел сказать,  что хочу жить с вами обоими, с тобой и с мамой, но в самый последний момент растерялся, потому что все смотрели на меня, и ляпнул то, что несколько дней перед этим без конца повторяли мне мама и тётя судья. Ты ведь не знаешь, что сказать так я был вынужден. Мама мне говорила, что она неизлечимо больна и ей осталось жить на этом свете совсем немного, и постоянно со слезами на глазах умоляла: "Сыночек мой ненаглядный, останься жить со мной и на суде так  скажи. Если ты скажешь, что хочешь жить с отцом, то ты этим убьёшь меня, сведёшь свою маму раньше времени в могилу.  Побудь рядом со мной, пока я ещё живая, а когда умру, то переберёшься жить к отцу, он ведь никуда не денется".  Мне было жалко маму, я думал, что она скоро умрёт. Поэтому не хотел оставлять её совсем одну. А теперь мне кажется, что она и тогда обманывала меня. А потом эта тетя судья, к которой мы с мамой много раз ходили до суда, тоже говорила, что на суде я должен сказать так: "Я хочу жить с мамой, потому что мне с ней всегда хорошо". Она ещё говорила: "Твоего папу люди не любят, потому что он нехороший человек, так как постоянно пишет нехорошие статьи в газетах о хороших людях, позорит достойных людей, которые управляют целой страной и стараются для всего нашего народа, в том числе для тебя и твоей мамы, а в своих стихах постоянно призывает людей не подчиняться властям, за что его скоро посадят в тюрьму".  Она ещё говорила, что если я буду жить с тобой, а потом тебя посадят в тюрьму, то мне придётся вернуться к маме, которая, обиженная мной, не сможет больше любить меня. Вот почему я сказал на суде, что хочу жить  с мамой. К тому же я не знал тогда, что тебя сначала попытаются убить, а потом, раненого, выгонят из нашей страны, о чём мне недавно рассказал дядя Салават. Если бы я знал, что тебе будет хуже, чем маме, я на суде сказал бы, что хочу жить с тобой.  Теперь я знаю, что тетя судья врала про тебя, потому что сейчас люди про неё говорят, что она взяточница и гадюка. Недавно один человек даже попытался зарезать её во время суда за несправедливость. Об этом показывали по телевизору. Президента и остальных руководителей нашей страны теперь люди называют шайкой бандитов, которые ограбили весь народ и сделали его нищим. Это я почти каждый день слышу в автобусах, в магазинах и на улице.  А когда же люди узнают, что я твой сын, они про тебя говорят, что ты был очень хорошим человеком, был заступником народа. И мне очень приятно это слышать".


Мальчик снова печально вздохнул, вспомнив, как переменилась мать после того, как они узнали об отъезде отца за границу. "Мама теперь часто обзывает меня твоей копией, "сущим адом и божьим наказанием", и вообще часто разговаривает со мной грубо, а карманных денег мне не дает уже три года. Говорит: "Если тебе нужны деньги, то иди на улицу и мой машины, и тебе заплатят", -  пожаловался он на мать. -  Я однажды взял ведро и тряпку и пошел туда, где обычно пацаны зарабатывают. Там я успел помыть стёкла нескольких машин и заработать только десять рублей, как ко мне подбежали несколько пацанов, отобрали у меня эти деньги и избили, сказав, что это их территория. При этом ещё пригрозили: "Если ещё раз увидим тебя здесь, то подкинем тебя под колёса машины". И я больше не стал туда ходить. Боюсь.  С тех пор как ты уехал, мама мне ничего нового не покупала. Все время приносит мне чужое, уже ношенное. Только один раз купила туфли и зимние сапоги. А вся одежда на мне – чужая, ношеная. И в этом году первого сентября, наверное, придётся идти в школу во всём старом и чужом".

Он хорошо помнил, как он был шикарно одет, когда пошел в первый класс. Накануне этого важного события отец взял отпуск на работе и полмесяца обходил с ним все магазины, все коммерческие магазинчики и бутики, все базары города, чтобы купить ему самое лучшее. Они тогда купили ему пару костюмов, пару туфель, несколько пар рубашек и носок, куртку от дождя, тёплую зимнюю одежду и утеплённые сапоги, разные свитера, ранец и много другой одежды и необходимых ученику вещей. Всё это он выбирал сам, а отец только подсказывал, какой цвет или расцветка больше подходит или гармонирует с цветом уже купленной одежды. Он в основном соглашался с отцом. А потом, когда всё купленное собрали и положили на разложенный диван, то получился целый склад одежды и вещей. Его тогда просто распирало от гордости и своей значимости. Перед вторым классом было то же самое: покупали всё самое красивое, элегантное, прекрасно гармонирующее друг с другом по цвету, и во второй класс он пошел снова во всём новом, с головы до ног. И он решил, что это тоже будет продолжаться вечно. Но замечательная  жизнь оборвалась так же неожиданно, как обрывается интересный фильм по телевизору, когда внезапно отключается свет по всему дому.


Весной, когда он заканчивал второй класс, состоялся суд, который развёл не только его родителей, но и его с любимым папой. А в начале лета отец при нём отдал матери пачку денег для покупки ему одежды и обуви к новому учебному году, сказав, что он уезжает в длительную командировку и вероятно не сможет походить с ним, Арманом, по магазинам. Впоследствии так и случилось: он не приходил к нему ни в июне, ни в июле, ни в августе, ни к первому сентябрю, а потом они с матерью узнали, что отца лишили гражданства и он был вынужден уехать в другую страну. К первому сентября гардероб его почти не обновился, так как мать  полученные от отца деньги потратила по своему усмотрению: купила новый холодильник, поскольку старый сломался, заплатила какую-то задолженность по квартирной плате, были ещё какие-то непредвиденные расходы.  А в четвертый класс он уже шел во всём чужом и ношеном, потому что в стране возникла массовая безработица и мать часто теряла работу. Они иногда едва сводили концы с концами.

Мальчик снова, по-стариковски, грустно вздохнул и, прервав на минутку поток мыслей и воспоминаний, внимательно прислушался. Ему показалось, что что-то произошло, что-то изменилось. И вдруг он понял что:  в квартире установилась тишина и в ней было слышны чьи-то стоны. А из кухни больше не доносились голоса, смех и звон посуды. Его душу снова охватила тревога. Тут ему вспомнились слова отца, сказанные при последней встрече, в тот день, когда он оставил у матери пачку денег. В тот день они долго гуляли по городскому парку, разговаривали. Незадолго до прощания, он просил его быть очень осторожным, так как в их стране никому нельзя верить и доверяться. В обнищавшей стране, среди озлобленных нищетой людей, говорил он,  постоянно нужно быть начеку, поскольку могут тебя запросто обмануть, обокрасть, ограбить, предать, оболгать,  подставить и убить всего за несколько долларов.

Отец оказался ясновидцем. Теперь в их городе ежедневно совершалось множество грабежей, краж со взломом, драк, убийств, в том числе заказных, и всякого рода насилия;  люди боялись по вечерам выходить на улицу и никто никому не доверял, потому что один в другом подозревал «наводчика» или бандита, другой в третьем – провокатора или стукача.  Об этом он слышал из разговоров взрослых или по радио, видел многое по телевизору. Коммерческие телеканалы даже показывали результаты ужасных преступлений:  зарезанных на улице, утопленных в ванной в собственной квартире, забитых насмерть милиционерами, посаженных в тюрьму за оппозиционную политическую деятельность. Ему стало страшно, по коже даже мурашки пробежали. Но тревога за мать поборола чувство страха.
Откинув одеяло и спустив ноги на пол, он присел на краю кровати и снова прислушался. До его обостренного слуха четко доносились приглушенные стоны. Он по голосу определил, что это его мать стонет. И в тот же миг в его голове молнией сверкнула жуткая мысль: мужчина душит мать, убивает её! Перед его глазами промелькнули кадры кровавых сцен из фильмов – боевиков и триллеров, прокручиваемых ежедневно коммерческими телеканалами.

Мальчик в страшной панике вскочил на ноги и, слыша гулкий стук своего сердца, ощущая сильную дрожь в ногах, медленно  вышел в темный коридор. Дверь кухни была приоткрыта, а свет потушен. Стоны доносились из спальни матери. Он остановился посреди коридора, не зная, что дальше делать. Мать стонала всё громче, как будто её душили резиновым жгутом или колготками, как в кино. У мальчика от страха задрожало всё тело, а ноги внезапно стали такими тяжелыми, как будто налились свинцом. Ему показалось, что мать зовёт его на помощь. Вдруг он услышал её пронзительный крик. Он вздрогнул всем тоненьким, хрупким тельцем, шагнул вперёд и толкнул дверь спальни. В страхе за жизнь матери он даже не успел подумать о том, что надо чем-то вооружиться, чтобы не идти на здоровенного мужчину с голыми руками.

В спальне было гораздо темнее, чем в зале, где он спал. Но его глаза уже привыкли к темноте, поэтому увидел их сразу. Мать и мужчина лежали на кровати, оба были совершенно голые. Мать лежала под мужчиной. Мозг  мальчика был воспален жутким страхом  и из-за этого он не сообразил, что мать и мужчина  занимаются сексом. Ему показалось, что мужчина душит его мать руками. Он даже подумал, что он уже задушил мать, потому что она теперь не стонала, не кричала, не шевелилась, лежала как мёртвая. Мальчик вошел в спальню, приблизился к кровати и остановился. Он опять не знал, что дальше делать. Мужчина повернул голову и посмотрел на него. Мать, все ещё лежавшая под ним, не подавала никаких признаков жизни.
-  Мама! -  громко окликнул мальчик мать.
Она не отозвалась.
- Мама!  Что он сделал с тобой!? -  крикнул мальчик дрожащим голосом. От чрезвычайного волнения и страха у него сорвался голос, из-за чего получился не крик, а какой-то жалобный писк.
В свои одиннадцать лет мальчик уже знал по фильмам что такое секс и как это делается:  когда мать не возвращалась с работы до глубокой ночи или вообще не являлась домой, он, страшась темноты, включал телевизор и смотрел все фильмы и передачи подряд, пока не засыпал в кресле. После полуночи часто показывали фильмы с обилием сцен секса и насилия над женщинами. Он знал, что детям запрещается смотреть такие фильмы. Но артисты в телевизоре были всё же людьми, звучала понятная человеческая речь и ему было не так страшно, как в полной темноте в пустой квартире. Однако сейчас преждевременное для его возраста знание  о сексе начисто улетучилось из его головы, в ней стучал только сигнал об опасности.
-  Мама! -  повторил мальчик.
Мать опять не отозвалась. Мужчина всё еще смотрел на него. Мальчик заплакал и подошел к кровати, чтобы вцепиться руками в волосы мужчины и стащить его с матери.
Мужчина то ли угадал намерение мальчишки, то ли пожалел его, он тихо засмеялся и сказал:
-  Дружок, успокойся, с твоей мамой всё в порядке. Успокойся и иди спать спокойно.
Однако сама мать не подала голоса и лежала как мёртвая.
-  Мама, ты слышишь меня!? -  спросил мальчик, всхлипывая. -  Мама!
- Какой ты глупый идиот! -  неожиданно сказала мать. Голос её доносился как будто издалека. Спустя секунду из-за мускулистого плеча мужчины выглянула  голова матери. -  Дурак набитый! Сейчас же иди спать! -  вдруг грубо закричала она, глядя на сына с ненавистью.
Мужчина, продолжая смотреть на мальчика,  негромко засмеялся. Потом он посмотрел в лицо его матери и произнёс:
-  Ну зачем орать на него? Не надо.
Мальчик был оглушен, потрясён, раздавлен  незаслуженным оскорблением родной матери в присутствии незнакомого человека. Мальчик вообще перестал что-либо соображать и не знал, что делать. Он стоял, уронив голову на грудь и глотая горькие слёзы. В это время в постели шумно зашевелились и он увидел, как мать выбиралась из-под мужчины. Он испугался, подумав, что сейчас они встанут с постели и начнут бить его.  Мать теперь сидела в постели, опершись на одну руку, и смотрела на него
-  Ну, что ты тут торчишь, как дурак безмозглый!? Ополоумел, что ли?  -  со злобой произнесла мать и вдруг истерично закричала:   -  Убирайся сейчас же вон!
Мальчик, словно очнувшись от летаргического сна, вздрогнул всем телом, медленно повернулся и вышел из спальни. Уходя, он услышал за спиной слова матери:
-  Ну прямо копия своего отца! Всё время что-то вынюхивает, что-то высматривает. Дура я, надо было отдать его отцу, когда тот умолял. Пусть катились бы вдвоём куда им вздумается.
-  Ну, это ещё не поздно,  -  засмеявшись, сказал мужчина.

      Мальчик вернулся в зал и устало присел на край кровати. "Она меня предала. Она ненавидит меня, -  подумал он, а по его щекам потекли горячие слёзы. -  Она теперь любит этого мужчину, я теперь ей не нужен".  Он упал в постель ничком и, утопив лицо в подушку, горько заплакал. Он проплакал несколько минут. Когда слёзы иссякли и душа его понемногу успокоилась, он услышал глубокую тишину. Ему вдруг впервые в жизни подумалось, что на свете нет ничего лучше тишины. Лучше не слышать человеческий голос, не слышать слова, которые так жестоко ранят сердце. И неожиданно ему стало понятно, почему его вдруг осенила мысль о том, что его папа больше никогда не придёт к ним, никогда больше не вернётся. "Потому что папа раньше него понял, что его мать – предательница. А предателей невозможно любить, с ними нельзя жить вместе, чтобы не быть однажды вероломно преданным. Предателям нельзя доверять и доверяться.  Если они сегодня тебя любят, то завтра тебя  предадут. Папа знал, что она предательница, знал, наверное, и то, что в конце-концов она предаст и меня, поэтому просил его жить с ним и добивался на суде такого решения, по которому он бы стал жить у него. Он так не хотел оставлять меня с ней! А я, дурак, не понял его. Я больше не люблю её! Она теперь противна мне. Я теперь буду любить только моего папочку. Он никогда не предаст меня" -  так думал мальчик, лёжа на кровати. Ему теперь стало легче на душе. Легче оттого, что для него  теперь всё стало совершенно ясно. Он теперь точно знает, что папа его никогда не вернётся к ним и почему не вернётся, знает также, что мать его предательница и с ней нельзя жить вместе. А когда тебе всё ясно, то знаешь что делать. Ведь это как с таблицей умножения: когда знаешь её наизусть, то легко решать задачи по математике.

Вот обрадуется папа, подумал он с радостью, когда я найду его и скажу, что теперь буду жить с ним. А мать пусть остается со своим мужиком с помятой одеждой и грязными ботинками, с водкой и селёдкой. Мой папа в тысячу раз лучше его! Он всегда одевается красиво, элегантно, а туфли его всегда сверкают. Папа всё умеет делать, а кроме того знает иностранные языки, пишет статьи в газеты и журналы, сочиняет стихи. А этот мужчина умеет, наверно, только пить водку и спать с женщинами.  А мать когда-нибудь горько пожалеет о своём поступке и будет сидеть и плакать. Пусть плачет! Он больше не жалеет её
Мальчик прервал свои мысли и прислушался. Из спальни доносились приглушенные голоса. "Наверное, про меня говорят, -  подумал он. -  Наверно, называют меня олухом, тупицей, недогадливым идиотом. Она ему и о моем папе будет рассказывать всякие гадости, как она это делает всякий раз, когда она с кем-нибудь разговаривает и речь заходит о папе".
Ему стало гадко и противно сидеть и слышать голос матери, зная, о чём она говорит.  Ему стало невыносимо оставаться в этой квартире. Если бы отец жил в этом же городе, он сейчас же пошел к нему, если бы даже пришлось идти пешком через весь город. Он встал и быстро оделся, ещё толком не зная, куда он может идти среди ночи. Одевшись, он вытащил из ящика своего письменного стола складной ножик, подаренный ему отцом, в коридоре надел туфли, затем тихо открыл замок и дверь, вышел из квартиры, тихо прикрыл дверь и вышел на улицу.


Был конец июля. Самое жаркое время. Днём действительно было жарко, но сейчас стояла не жаркая, просто теплая и звёздная ночь. В некоторых окнах домов горел свет. Недалеко, на кольцевой трассе, гудели машины. Он постоял немного на крылечке, освоился и подумал, что ночью на улице , оказывается, не так страшно, как кажется, когда сидишь дома. Во дворе были качели. Он хотел посидеть на них и покататься, но вспомнил, что они, сделанные сплошь из металла, сильно скрипят даже от небольшой раскачки. Покачаешься немного на таких качелях и разбудишь весь дом, будут у людей нервные срывы. Мать потом хай-вай поднимет.

Вспомнив про мать, он подумал, что ему не следует оставаться возле дома, потому что она, если сейчас обнаружит его пропажу, выбежит на улицу и первым делом искать его будет возле дома. А он не хотел её больше видеть.
Недалеко от их дома находился небольшой полузаброшенный парк. Мальчик направился туда. В другое время он ни за что не пошел бы среди ночи в темный парк, но сегодня он был полон решимости преодолеть страх, потому что он вынужден уйти из дома. В парке не было ни души. Он и днём привлекал к себе немногих – лишь бездельничающих подростков и бомжей, а вечером – алкашей и парней, которые тащат сюда девиц, ищущих приключения. Все качели и песочницы на детской игровой площадке были варварски разрушены, все молодые деревца сломаны, весь парк загажен собачьими фекалиями. Отец, как-то глядя на всю эту вакханалию, с горечью сказал: "Вот это – яркий показатель уровня культуры нашего народа. Такой народ никогда не станет великим, ничего путного не построит, ничего интересного не подарит мировой цивилизации". В тот день у отца было плохое настроение, он был чем-то подавлен и Арман не посмел спросить, почему отец говорит так о народе, который он любит. Это было незадолго до его отъезда за границу.

Мальчик, беспрерывно озираясь по сторонам, походил некоторое время по мрачным, тускло освещенным лунным светом аллеям парка и, устав, присел на чугунный остов развороченной хулиганами скамейки. Посидев немного и подумав, он решил дождаться здесь рассвета и первым рейсовым автобусом уехать в аэропорт. Он уже бывал в аэропорту с отцом, когда он встречал и провожал своего друга Сергея, живущего в Москве. Отец показывал ему самый большой самолет – аэробус ИЛ-86 и американские Боинги, которые летают в Москву, Берлин, Париж и другие большие города.
В аэропорту он найдёт экипаж самолёта, который улетает в Париж, и попросит летчиков взять его с собой. Если они скажут, что ему надо купить билет, то он ответит им, что за него потом заплатит его отец, когда они прилетят в Париж.  Может быть, среди летчиков окажутся знакомые отца? Он ведь о многих летчиках писал очерки в газету. Это было бы лучше, потому что тогда его посадили бы в самолет без билета и без лишних слов. А если спросят, как же он найдёт там отца, то он скажет, что пойдёт в полицию и попросит полицейских разыскать его отца, ведь полиция может найти любого человека. А если спросят, как же он будет объясняться с французскими полицейскими, не зная французского языка, то он скажет, что зато неплохо знает английский язык, который считается международным языком и который французские полицейские наверняка знают.

Мальчик действительно неплохо знал английский язык. В детский кружок английского языка отец отвёл его, когда ему исполнилось четыре года, и водил его туда два раза в неделю до самого развода с матерью. Правда, теперь он не посещал кружок, потому что мать, ссылаясь на нехватку денег,  отказалась оплачивать его дополнительную учёбу. За шесть лет он научился понимать и вести несложную беседу на английском языке. А насчёт полицейских он не сомневался, потому что как-то видел в кино, как маленький мальчик с их помощью нашел своих родителей в чужой стране.
Найдя свои доводы и аргументы достаточно убедительными, чтобы летчики не посчитали его желание лететь во Францию к отцу детской глупостью и не отмахнулись от него, мальчик стал ждать рассвета. Он решил не спать, потому что боялся, как бы бомжи или пьяные мужики не наткнулись на него, спящего. Если это произойдет, то неизвестно, чем такая встреча кончится для него. Они могут избить его, издеваться над ним или заставить залезть в магазин за водкой. Такие случаи уже были с беспризорными мальчишками и это тоже показывали по телевизору. Однако вскоре его стало сильно клонить ко сну. Чтобы невзначай не заснуть и не пораниться при падении об острые углы чугунной конструкции, он встал и стал ходить по аллее взад-вперёд. А чтобы не бояться, он раскрыл свой ножик и держал его так, чтобы удобно было защищаться в случае неожиданного нападения на него. Он раньше никогда не ходил с ножом в руке. Сейчас он почувствовал себя вооруженным мафиози. От этого неожиданного сравнения себя с мафиози ему стало весело.  Он стал размахивать ножом во все стороны, как бы отражая нападение. Потом он подумал, что он стал настоящим мужчиной. Ведь не каждый мальчишка отважится среди ночи прийти в пустой парк и прогуливаться, как ни в чем не бывало.

Через некоторое время ему надоело играть в мафиози, надоело бессмысленно ходить взад-вперёд. Он ещё подумал, что сюда могут забрести бездомные бродяги и убить его, чтобы завладеть его одеждой для продажи. Лучше сесть под дерево и не маячить, привлекая к себе внимание. Он осмотрелся кругом, облюбовал себе одно из деревьев с толстым стволом и сел под ним, прислоняясь спиной к теплому шершавому стволу. В душе стало спокойно, и он снова предался воспоминаниям. Он вспомнил, как отец вечерами, когда наступала пора ему спать, клал его на свою спину и, слегка согнувшись, чтобы ему, тогда еще маленькому, удобно было лежать, ходил по квартире и тихонько пел для него песни о маленькой ёлочке, о рябине, о подмосковных вечерах, а в конце –  колыбельную песню. Бывало, он быстро засыпал сладким сном на теплой отцовской спине, слушая его песни, сопровождаемые мерным и гулким стуком его сердца. Но иногда сон не шел и он долго не засыпал. Отец подходил с ним к большому зеркалу, которое висело на стене в коридоре, и украдкой смотрел на него, чтобы выяснить, спит он или нет. Армана это забавляло. Он весело улыбался и показывал отцу язык. Отец громко смеялся и говорил: "Ах ты! Ещё не заснул, ковбой с большой дороги!? Ну тогда держись!", и начинал скакать по комнатам, изображая резвого коня. Он заливался счастливым смехом. Иной раз он нарочно не спал, потому что ему было ужасно весело и смешно скакать на спине папы и чувствовать себя настоящим ковбоем с большой дороги.
Мальчик горестно вздохнул, вспомнив, как иногда эти безобидные игры-шутки кончались ссорой родителей. Ссору всегда начинала мать.  Она набрасывалась на отца со словами: "Ну что ты носишься с ним!? Положи его на кровать, пусть спит!"  Отец говорил: "Ничего, он скоро заснёт". Мать не унималась: "Ты приучаешь его к этой глупости, а потом он без тебя не засыпает".  "Глупости говоришь ты", -  отвечал отец. "Нет, я не говорю глупости! -  начинала кричать мать. -  Ты  потом прохлаждаешься в своих командировках, а я мучаюсь с ним!"  "Ты чего кричишь, глупая, ты же пугаешь малыша" -  начинал злиться отец. Тогда мать подбегала к ним и со злобой стаскивала его со спины отца. Он плакал. Плакал от обиды и  страха. Однажды во время таких перепалок отец не выдержал и ударил мать, она вызвала милиционеров, те увели отца куда-то. После этого, собственно, и разладилась жизнь в семье, мать с отцом часто ругались...

До рассвета ещё было далеко, а ему очень хотелось спать. Но он боялся заснуть. Он стал прислушиваться к ночным звукам, чтобы как-то отвлечь себя. Однако и отдаленные звуки, и всякие шорохи поблизости были однообразны, поэтому ему вскоре надоело их слушать. Мальчик подтянул к груди согнутые колени, положил на них руки, а на них положил голову и стал думать над тем, почему люди женятся, рожают детей, а потом расходятся, не думая о том, что делают своих детей несчастливыми.
"Наверное не только я, все дети хотят, чтобы родители никогда не ссорились, никогда не расходились, никогда не оставляли их, чтобы потом их дети не были несчастливыми, -  думал он. -  А если взрослые не уверены, что не будут ссориться и не разойдутся потом, оставив своих детей несчастливыми, то лучше бы они не женились и не рожали своих детей. Неужели это так трудно: подумать и понять, могут ли они не ругаться и не расходиться?"
В глубине души он всё равно любил и жалел свою мать, и не хотел, чтобы она осталась тут одна в несчастливой, бедной стране. Он понимал, что она, оставшись одна, будет скучать по нему и плакать. Поэтому он стал мечтать о том, что во Франции он поговорит с отцом насчет матери.
"Может быть, папа простит её и разрешит  ей приехать туда, - подумал он, -  и они втроём снова станут жить вместе как родные люди.  Ведь жить вместе лучше, чем жить отдельно друг от друга.  И мне было бы хорошо,  когда они оба рядом со мной".
Мечтая об этой счастливой жизни, когда и отец и мать будут рядом с ним, мальчик незаметно для себя заснул. Ему приснился отец. Он подошел к нему, поднял его на руки и, целуя его, понёс домой. Дома отец положил его на свою спину и стал ходить по квартире и петь для него песни, как много лет назад. А рядом ходила мать и гладила его по голове. Ему было так хорошо, так уютно лежать на спине у отца и засыпать, чувствуя, как мать нежно гладит его по голове...


Арман, ещё не проснувшись, услышал чей-то крик. Он не хотел просыпаться, потому что ему было очень хорошо: он спал у отца на спине, а мать гладила его по голове. Однако крик повторился снова, потом кто-то грубо схватил его за плечо и стал трясти его. Он подумал, что это опять мать стаскивает его со спины отца. Он не хотел, чтобы она стащила его, поэтому сильнее прижимался к теплой спине отца.
Он сидел и спал под деревом, уронив голову на колени, которые обнимал руками, как обнимал бы он отца, лёжа у него на спине. Стояло теплое, ласковое летнее утро. На ветках деревьев воробьи и жаворонки пели свои дивные песни, где-то барабанил своим клювом по дереву неутомимый дятел и где-то ещё куковала кукушка, отмеряя чью-то жизнь. Рядом с мальчиком стояла злая как стерва его мать. Она нагнулась и ещё раз грубо толкнула сына за плечо.
-  Ну-ка, встань!  -  закричала она и посмотрела по сторонам.  В парке пока никого не было.
Арман проснулся и сонными глазами посмотрел на мать.
- Ты что, обалдел?!  Или умом тронулся?! -  закричала она, глядя на него. -  Ты что это себе позволяешь?!  Из-за тебя, идиота, я теперь на работу опоздаю!
-  Ну, иди на работу, кто тебе мешает, -  сказал Арман.
-  Ты мне мешаешь!  Ну-ка, иди немедленно домой!
-  Не пойду я домой!  -  сказал Арман, оставаясь сидеть.
-  Негодяй!  -  закричала мать.
В пылу гнева она размахнулась и сильно ударила рукой его по голове.  Арман, проснувшись окончательно, вскочил на ноги и, глядя матери в глаза, ясно и твердо произнёс:
-  Иди отсюда!  И больше не смей прикасаться ко мне. -  У него был решительный вид.
Мать, испугавшись, отступила на шаг назад и вдруг увидела в его правой руке нож. Арман крепко сжимал кулаки, забыв, что в правой руке он сжимал свой ножик.  Мать, машинально прижав руки к груди, отскочила в сторону.
- Гляньте, нож у него! Ты что, родную мать хочешь зарезать?! -  дрожащим от страха голосом  завопила мать. -  Ты  что, в бандита превратился!?  Да я сейчас в милицию на тебя заявлю!
Арман с досадой вспомнил о ножике. Он посмотрел на него, потом закрыл его и спрятал в карман брюк. Ему уже не хотелось больше разговаривать с психанутой матерью. Он повернулся и пошел в сторону выхода из парка. Когда он отошел от матери довольно далеко, она, словно спохватившись вдруг, закричала ему вслед:
-  Куда это ты пошел!?  Немедленно иди домой! Ты меня слышишь!? Негодяй!
Сын не оборачивался, не останавливался и шел себе дальше, как будто её слова не относились к нему, как будто кому-то другому кричала незнакомая и ненормальная женщина.
-  Ну, смотри у меня! -  закричала ему вслед несчастная женщина. -  Я сейчас пойду в милицию! Ты ещё пожалеешь об этом, когда упекут тебя в каталажку!
Она не понимала своего ребёнка, не понимала его духовный мир, не понимала, что мальчику нужен отец...

* * * * *

Таких мальчишек я встречал на дорогах России и Казахстана. Они ехали  на попутках, в поездах, некоторые пытались незаметно прошмыгнуть мимо контролеров в аэропортах, чтобы сесть в самолет. С одним из них я даже разговаривал. Это было в поезде дальнего следования.  Мальчик был худенький, не мытый и возможно голодный. Ему было лет 10-11. Он стоял в тамбуре и смотрел в окно. Моё чутьё подсказывало, что он едет один без родителей, а  разрешила ему сесть в поезд без билета сердобольная пожилая проводница вагона.
Я спросил его: «Мальчик, куда ты едешь один, без родителей"?»
Он ответил: «К папе».
Я снова спросил: «А твой папа знает, что ты едешь к нему? Он будет встречать тебя?»
Он ответил: «Он не  знает. Но я его найду, я ведь не маленький»
Я сказал: «Как не маленький? Ты еще маленький, чтобы один ехать в такую даль».
Он обиделся, смерил меня взглядом: «Кто сказал, что я маленький! Я вовсе не маленький».
И он отвернулся от меня к окну. Я не стал его нервировать своими вопросами и вышел из тамбура.

Мне подумалось,  что мы, взрослые, очень часто совершаем ошибку,  думая, что дети ничего ещё не понимают в жизни. Но они порой понимают больше,  чем мы это представляем себе.

Карл Иса Бек
Детмолд, ФРГ. 1999 г.