Желтоглазый ноябрьский фонарь
По асфальту размазывал пятна
И была так легка и понятна
Жизнь его. И был прост календарь…
«Черт-те что, ну причем тут календарь?..» - пробормотал Егор и, прищурившись, посмотрел на раскачивающуюся на осеннем ветру лампочку под ржавым конусом-абажуром.
Фонарь тоскливо поскрипывал. Фианиты косого дождя искрились в его раскачивающемся свете. Под ногами тухло чавкала мерзкая кашица давно опавшей листвы. Мир, окружавший Егора, был уныл, сыр и сер. Но молодой человек не замечал этой серости и уныния. Он, утирая лицо от осевшей на нем мороси, улыбался.
Этот убогий фонарь… спасибо ему! Спасибо за эти строчки. За первую, за долгие месяцы, сложившуюся строфу. Наконец-то прорвана плотина стихотворной немоты.
Егор тяжело вздохнул. Вспомнилась бросившая его жена. Стерва проклятая! Стерва, которую он по-прежнему любил. Любил, самому себе в этом стесняясь признаться. Оставила его с двумя детьми. Сука, вертихвостка!
Не только семья, страна рухнула! Повсюду продуктовые карточки. Которые еще попробуй отоварить… А когда пятилетняя Мирка притащила из садика записку с приглашением «уважаемым родителям» заехать на продовольственный склад и получить коробку с гуманитарной помощью… Егор совсем отчаялся увидеть светлое будущее этой страны и подал документы на Green Card…
Вспомнив о детях, Егор дернулся – уже так поздно… Но тут же расслабился. Дети сегодня ночевали у своей мамы, и, значит, вечер у него свободен. Именно поэтому Егор и позволил себе задержаться на работе – зловредное АЦПУ(*) капризничало – печатало вкривь и вкось, пришлось повозиться.
На автобусной остановке, под шиферным протекающим навесом, было темно и грязно. Промозглый ветер налетал порывами, шелестел обрывками старых афиш и частных объявлений, тарахтел желтым жестяным щитком. Щиток, облупленный по краям, носил гордое имя «Интервалы движения». Понять из него – когда придет автобус – было решительно невозможно. Могло так случиться, что автобуса и вовсе сегодня не будет.
Выкурив сигарету и простояв на остановке минут десять, Егор решил отправиться домой пешком. Путь известный, хоть и не очень близкий.
Он шел от одного тусклого фонаря к другому, так и сяк прокручивая в голове новый стих. Ему никак не удавалось заменить строчку с календарем на что-то более подходящее.
У третьего от остановки фонаря его окликнули. Черный, нечеткий по краям, силуэт выскользнул из тьмы и оказался невысоким широкоплечим мужичком. Небритым, в поношенной ватной куртке. Брюки – в мазутных пятнах. На ногах – грубые ботинки на толстой подошве.
- Огонька не найдется? – хрипло спросил мужичок.
Егор опустил руку в карман куртки и вытащил одноразовую зажигалку. Прикрываясь ладонью от ветра, чиркнул раз, другой, третий. К вспыхнувшему и затрепетавшему язычку живого огня сунулась толстая беломорина. Небритые щеки втянулись – мужичок раскуривал отсыревшую папиросу. Грубая широкая ладонь, с въевшейся грязью, с обломанными ногтями, согнувшись ковшиком, прикрывала ненадежный огонек от ветра. Егор поймал отблеск пламени в глазах склонившегося незнакомца и поразился – радужка этих глаз была такой же желтой, как и свет фонаря над их головами.
Егору отчего-то стало смешно. Он хотел сказать мужчине о таком цветовом совпадении, но не успел. Мужчина разогнулся, хлопнул по руке, держащей зажигалку. Дескать – спасибо, друг, я прикурил. Егор улыбнулся, кивнул. Мужичок осклабился в ответ, обнажив темные пеньки зубов. Егор начал поворачиваться, чтобы идти дальше, и вдруг, боковым зрением, заметил холодный блеск металла, узкой рыбкой скользящий ему в бок. Мозг Егора возопил в страхе – не успеть! Ни отбить смертоносную руку, ни увернуться… Не успеть…
Остро отточенный клинок пробил искусственную кожу курточки, рассек шерстяную нить свитера и вошел в горячую егорову плоть. Егор вскрикнул. Ноги его подкосились, и он упал на спину. Небритый нагнулся над лежащим, обшарил карманы, вытащил зажигалку, за ней – потрепанный кошелек. Торопливо раскрыл, пересчитал несколько не очень крупных купюр, презрительно сплюнул. Распрямился. Сунул купюры в карман, кошелек – зашвырнул подальше, в канаву. Еще раз нагнулся, выдернул из раны нож, отер его о мокрую траву. Огляделся. Юркнул туда, откуда появился - во тьму.
Егор умирал. Из раны его, вместе с выходившей толчками кровью, вытекала жизнь. И с каждым толчком – все слабее, слабее, слабее. Дождь усилился. Он уже не моросил, а лил в полную силу. Холодный, уверенный в своем могуществе.
Через полчаса из того сгустка мрака, куда сгинул желтоглазый, опасливо озираясь, появилась грязная шелудивая собака. Она осторожно, наклонив голову и поджав хвост, приблизилась к умирающему и начала лакать смешавшуюся с дождевой водой кровь. Удивительно, но глаза у нее были такие же желтые, как и у убийцы.
(*) АЦПУ – Алфавитно-Цифровое Печатающее Устройство – дедушка современных принтеров.