Мне так бы хотелось, хотелось бы мне
Когда-нибудь как-нибудь выйти из дому
И вдруг оказаться вверху, в глубине,
Внутри и снаружи, — где всё по-другому!
В.Высоцкий
“Со мною что-то происходит… я не пойму: названья нет… Мой муж приходит и уходит… ночами зажигает свет. Он вечно занят, он молчит: не зубоскалит, не кричит.
Не спав, встречаю я рассвет, нажарю тысячу котлет. Я здесь, но, кажется, что нет. Он просит ласки и минет, смеётся, всё с меня срывает, мнёт груди, лихо обладает. Ребёнок плачет, льётся душ.
Сейчас придёт, меня подначит, как будто я его дитя, даст денег, шлёпнет, озадачит, прижмёт, залезет не туда… а на уме сковорода.
Я мать, ребёнку третий месяц, и муж меня ужасно бесит. Он представляет – жизнь игра, а я как красная икра, как жирный пончик с белой пудрой, в который нужно сунуть утром.
Ни слов, ни радости, ни чувств, сейчас сорвусь, сейчас взорвусь!
Муж для меня укор, помеха, скорее бы уже уехал. Иду безлико в коридор, свечусь, любовь изображаю.
– О, как тебя я обожаю! Рука под юбкой, наглый рот, опять с меня трусы сдирает, и вновь берёт, берёт, берёт… как будто силомер терзает, как будто душу отдаёт.
Вот из-под ног уходит почва, а он как робот, сверхурочно, вгрызается в сухую плоть, как будто хочет заколоть…
Опять чего-нибудь забудет, опять мне в трубку будет петь, что нету сил уже терпеть, что хочет, просто офигеть, что он меня ужасно любит.
Я жду… часы бегут, спешат, скрепит, как плачет, ламинат.
– Муж скоро будет, скоро будет и словно дичь меня добудет! Он даже ночью рукоблудит, потом е**т, и снова будит.
Вот впереди уже рассвет, на кухне снова включен свет. Мир неуютен, неприступен, мой муж предельно недоступен.
Уже накормлено дитя, соски в крови, болит промежность. Проснётся, скажет мне про нежность, небрежно взгромоздит на стол, возьмёт поспешно, вероломно, как океанский ледокол…
Я понимаю неизбежность, и долг супружеский блюду, и знаю точно – не уйду.
Он вновь на ушко шепчет чушь, сжимает бёдра. Сейчас сомнёт, сейчас войдёт, и кончит… яростно и бодро.
Сейчас заплачу, закричу: я не хочу, я не хочу! Мне быть женой не по плечу! Но я молчу, опять молчу…”
Вероника-Вероника-а-а, что с тобой, девочка, что с тобой!
Подружки в голос вещают о радости материнства, о каком-то умиротворении, о гармонии с Вселенной, о проснувшемся внезапно, вдруг, блаженном состоянии безмятежной радости, о сумасшедшем желании, о невероятной любви к мужу, к диким или нежным интимным играм, о неистовом состоянии, которое они называют оргазмом.
Аккаунты в соцсетях завалили потешными снимками, выглядят, словно год на горячем песке провалялись, ничего не делая, словно во рту плитка шоколада.
Неужели одна я ненормальная, или эти дурёхи сознательно на публику работают?
Какая к чёрту радость, если Гошка по десятому разу соски отгрыз, если в сутки сплю по три часа? Орёт и орёт сыночек, родненький, не переставая. Еда в рот не лезет, святым духом питаюсь, потому, что малыша от чего угодно пучит, по каждому поводу аллергия выскакивает.
А я жрать хочу, не есть, а реально жрать! Пельменей мечтаю слопать штук сто, огромную пиццу, два десятка жареных котлет с картошкой фри, пирожное, мороженое, вина выпить…
Ага, меня ждёт кипячёная вода, овсянка на воде без соли, и разбавленный компот.
У меня воспалена щитовидная железа, о которой знать ничего не знала, словно ангина, горло наждаком сдирает.
Я не просто устала, я ни-ка-ка-я-я. Меня нет, просто нет, и всё.
Кормлю Гошу, и внезапно проваливаюсь в нирвану: танцую, пою, рву цветочки, бегаю по лужайке. Маленькая-маленькая, счастливая…
Очнусь, Гошка орёт, из соска кровь вперемежку с молоком. Как сына не уронила, не пойму. Глаза бегают, словно чем опоили. Ничего не соображаю, голова раскалывается.
Знаю, что обязательно нужно поспать, но не могу.
Любвеобильный Вадичек буквально преследует, по пятам за мной ходит, глазами одежду сдирает. Стоит мне спиной к нему повернуться, уже облапил, уже длань ненасытную между ног запихнул, уже…
И сопит, довольный, закатывает глазки, жмётся…
То на столе разложит, то под душем поймает, то стоя у стеночки лицом к лицу, то по-собачьи, то прямо у плиты, бочком, на полу.
Про супружеские обязанности в постели по пять раз на дню, и столько же ночью, вообще молчу. С минетом затрахал. Учись, говорит, на курсы запишись, это, мол, очень важно.
У него любовь, а мне выть хочется. Мечтаю, когда в редкие минуты с умом дружу, сковородкой его полюбить. Но ведь можно силы не рассчитать.
Бац… и нет мужа. Гоша один, я в местах не столь отдалённых. Та ещё перспективка!
У меня руки отрываются, плечи болят, в пояснице скрипит, живот дёргается, к сиськам прикоснуться больно. Иногда всё вместе танцевать начинает: конвульсии, судороги, дрожь во всём теле, холодная испарина, слабость.
Ну, думаю, отхожу, хоть там отдохну!
Не тут-то было: Гоша обосрался, стиралка пищит, утюг забыла на подставку сунуть, чайник свистит, в голове сверкает и тикает.
Потом, то же самое, но в обратном порядке. И такая дребедень целый день: динь-дилень, динь-дилень, динь-дилень…
Никто не помогает. Никто! Вадим вечно занят, постоянно, всегда. Да-да-да!
Но на секс у него время находится. Говорит, что это не обсуждается, поскольку не забавы ради, а здоровья для..
– Заработаю спермотоксихоз, и мне хана! Тебе и Гошке тоже. Смерти моей хочешь, а жрать чего будешь? То-то! Скидавай подштанники, лежи тихо и смирно, да подмахивать не забывай. Если есть желание, можешь сверху попрыгать, ха-ха-ха! Лю-би-ма-я-я!!! Как же тебя сейчас… ну-ка на живот повернись
Себя бы лучше оприходовал, паразит…
Гошке подгузник поменять нужно, бельё выстирать-погладить, обед-ужин приготовить, с Гошкой на руках, прибраться, в магазин сбегать, а в перенрывах между забегами сексуальный марафон.
Вадику вечно некогда. Он постоянно ворчит, что сижу дома, ни черта не делаю, круглыми сутками отдыхаю.
У-у-у… ему бы такой отдых!!!
Телефон разрывается. Кому там ещё приспичило, нет меня, совсем нет… кончилась!
Вадик-Вадик. Люблю, говорит, без любви на корню засыхаю. Прими ароматическую ванну, надеть эротическое бельё, сделай маникюр, педикюр, эпиляцию, не забудь побрить йони.
Хочу-хочу-хочу!!!
Хочет он, хо-о-о-че-е-ет!!!
Господи! Сделай же что-нибудь для себя сам: стимуляцию, мастурбацию, вентиляцию, ампутацию. Хоть что-нибудь, милый, сделай без меня! Иначе я разозлюсь, зафиксирую тебя в ночи и…
Чувствуешь, чем рискуешь? Нет! Тогда бойся! У тебя повышенный гормональный фон и банальная дурь, а у меня послеродовая депрессия, и маниакальное расстройство психики. В следующий раз сам рожать будешь… если выживешь!
Ты когда-нибудь рожал, ходил чуть не год беременный, когда изнутри выворачивает, снаружи тянет, крючит, отваливается и разваливается, а каждый второй норовит невзначай шепнуть, что у Сидорова Вика того, при родах скончалась?
Ты понимаешь, что у слова конец тот же корень? Все беды от вашего дурного корня, от гормонов, и чудовищной ненасытности. Кто тебе мешает в ванной, по-тихому, семя слить? Никто!
Вот и занимайся самоудовлетворением, меня не трожь!
Что-что? Вибратор для меня купил! Точно не для себя? Извращенец! Как земля только вас носит, паразитов! За что, за что мне такое наказание?
Иногда так накатывает, хоть вой. Впрочем, я иногда так и делаю: наревусь, разобью что-нибудь этакое, чтобы сразу заметил, и вою…
Удивительно, но Вадик ничего этого в упор не замечает. Светится, словно Луна в ночи. Сияет, домой прибегает радостный. Не успеет пальтишко сбросить, руки помыть, сразу в трусы ко мне, да за обгрызенные сиськи.
У вас когда-нибудь в ране пальцами ковырялись? А у меня каждый день. И не только там. Представляете, как точку G наждаком ласкают? Я – да.
Целует меня муженёк, милует, слюнями брызжет. Он же свои хотенчики весь день фантазиями разогревал, сладкими иллюзиями баловал, предвкушал интимный триумф, пик наслаждения.
Не знаю, в голове его не копалась, но по роже масленой вижу: между ног у меня самое желанное лакомство. Но думает Вадик иначе, парадоксально, считает, что он для меня Сектор Приз, неожиданная премия, чаевые, и сто вагонов подарков сразу.
Как я могу сообщить милому, что пирует он без меня, что мне противно и больно, что не от оргазма ору, от отчаяния, от боли, бессилия и злобы?
Вадька, если не на работе, то в спортзале, или с парашютом прыгает, а то на внедорожнике по болотам и топям гоняет. Занят. Вечно занят. На меня ему плевать.
На меня, но не на мою…
Зашить её что ли, заразу? Всю жизнь мне испортила!
Может я того, придираюсь? Может все так живут, а?
Тогда почему пустота внутри? Ведь совсем недавно всё было иначе…
Может я не любила его никогда?
Или он меня?