Veritatem dies aperit*
Когда мы вернулись домой, Тьяго, встретив нас, передал мне письмо. Я обрадовался, подумав, что оно от Педру. Известий от брата я не получал с тех пор, как он покинул Белен и отправился в далекую Мариуа, которую, в отличие от упомянутого города, на карте Тьяго мне найти не удалось. С того момента прошло уже почти два года, а я ничего совсем ничего, не знал о брате. Как он живет в Амазонии? Все ли с ним в порядке? Может быть, ему нужна помощь?
Все эти мои вопросы тогда так и остались без ответа – письмо было не от брата, а от Андре. Когда я взял конверт в руки, первой посетившей меня мыслью было: что-то случилось с моей кузиной, за которой Андре и его сестра Тереза приглядывали, пока меня не было в Португалии. К счастью, опасения оказались напрасными. Мой университетский друг делился со мной хорошими новостями.
После вступительных слов и вопросов о том, как я живу в Минас-Жерайс, что мне прислать из Португалии, и когда я вернусь в Лиссабон, Андре сообщал мне, что получил степень бакалавра, или, как он сам выразился, наконец, закончилась его «каторга», продлившаяся десять, вместо восьми положенных лет. Дважды его оставляли на повтор года. К радости для Андре, все это осталось позади, и он мог начать адвокатскую практику, а главное – обосноваться в любимом Лиссабоне.
Целую страницу мой друг посвятил описанию города. Я читал его строки, и мне казалось, будто Лиссабон с его оживленными улицами, дорогими экипажами, площадями, фонтанами, садами, лавками, особняками, театрами, церквями и монастырями; Лиссабон, о котором рассказывал мне друг, не упоминая о бедняцких районах, темных переулках, тавернах, приютах, ночлежках и публичных домах – весь этот огромный город вошел в мою комнату и заполнил Ларанжейрас. Я представил, что вместе с Андре еду в экипаже по центру: от площади Росиу к Дворцовой. «Больше я из столицы ни ногой! Хочу жить среди всей этого великолепия и блеска!» – писал Андре, а мне представлялось, как он веселым голосом произносит эти слова, глядя на шумный город.
Я продолжил читать – теперь Андре рассказывал мне о событиях, произошедших с ним за несколько месяцев до окончания учебы. В конце марта, во время пасхальных каникул, мой друг отправился из скучной, по его мнению, Коимбры в Лиссабон.
Один знакомый его отца, старый вельможа, каким-то образом достал для семьи де Орта приглашения на открытие первого в столице оперного театра – Оперы Тежу. Андре, конечно, не мог пропустить столь значимого события.
Торжественное открытие состоялось в понедельник 31 марта, в день рождения португальской королевы Марианны Виктории. В королевской ложе находились его величество Жозе Первый с супругой-именинницей и дочерями. Остальные 38 лож занимали государственные секретари, среди которых был Себастьян Жозе де Карвалью и Мело (правая рука каороля), послы иностранных государств и португальские вельможи.
Роскошный зал, украшенный деревом ценных пород, бархатом и золотом, напоминал венецианское зеркало, в которое смотрелось высшее общество. Чем влиятельнее, родовитее и богаче был тот или иной гость, тем ближе к королю располагалась его ложа.
Семейство де Орта довольствовалось предпоследним рядом партера, однако Андре был несказанно рад уже потому, что его родителям, ему и сестре выпала честь оказаться среди шестисот избранных, которые были приглашены на спектакль.
Тяжелый занавес поднялся, и все взгляды обратились на сцену. В тот вечер ставили оперу «Александр в Индии». Либретто к ней написал знаменитый итальянский драматург Пьетро Метастазио, а музыку – придворный композитор Давид Перес. Андре любовался величественными декорациями и наслаждался прекрасными голосами певцов. Особенно хорош был немецкий тенор Антон Рааф, исполнявший партию Александра Македонского. Однако удовольствие, еще большее, чем от спектакля, Андре получал при мысли о том, что слушает оперу вместе с его величеством.
В антракте мой друг окинул взглядом бельэтаж. В одной из дальних лож он заметил мою кузину Анну де Менезеш, стоявшую рядом с герцогом и герцогиней де Норонья, любезно пригласившими её на премьеру. Затем его взгляд переместился на зрителей, расположившихся в партере перед ним, и остановился на девушке, сидевшей через ряд. Еще перед началом спектакля он обратил внимание на нее, точнее – на её прическу. Её блестящие черные волосы, забранные наверх и локонами спадавшие на плечи, выделялись среди белых напудренных париков прочих дам, как живой цветок – среди искусственных.
В антракте, разговаривая с немолодым мужчиной, своим отцом, она повернула голову так, что Андре увидел в профиль её юное улыбчивое лицо.
Ни Александр, отправившийся в Индию, ни король, наблюдавший за его походом из своей ложи, больше не занимали моего друга. Смотря на черные локоны хорошенькой девушки, он с нетерпением ждал второго антракта.
Именно тогда он познакомился с Беатриче. Несколько лет назад её семья переехала из Италии в Португалию – её отец входил в число инженеров, работавших на Карло Бибиену, по проекту которого было построено здание Оперы Тежу. Слушая, как она рассказывает о себе, Андре все больше очаровывался её красотой.
«У нее округлое светлое, но не бледное лицо, чувственные губы, прямой нос, большие карие глаза, опушенные длинными ресницами, и тонкие брови, такие же черные, как ее замечательные волосы. Ее румяные щечки, роскошные покатые плечи, пышная грудь, звонкий смех и веселый ласковый голос – все в ней говорит о цветущей молодости. Она похожа на юную вакханку, пышущую красотой»… – так описывал мне ее Андре.
Не добавляя ни слова о спектакле, он признавался: «Все мои мысли только о Беатриче! Я не могу подобрать нужных слов, чтобы выразить, как я счастлив, когда мы рядом. Должно быть, я очень и очень влюблен!»
Так заканчивалось письмо моего друга.
«Андре! Андре! – подумал я. – Как часто мне приходилось слышать, как ты произносишь эти фразы, увлекаясь то одной, то другой девушкой! И вот в очередной раз ты теряешь голову! Будь осторожен, не то тебе придется переехать из одного города на семи холмах в другой**». Что-то в этом роде я хотел написать в ответном письме, но не стал, подумав, что, когда Андре получит его, он, скорее всего, уже забудет, кто такая Беатриче.
;
* Истину открывает время (лат.)
** Рим и Лиссабон стоят на семи холмах.