«Господь Вселенной сядет на своего быстрого белого коня и с мечем в руке двинется по Земле, проявляя свои восемь мистических достояний и восемь божественных качеств. Сияя несравненным блеском, Он стремительно помчится на своем коне, убивая миллионы тех воров, что дерзнули рядиться в одежды царей»
Шримад Бхагаватам
ГОСПОДА ЕВРАЗИЙСКИХ СТЕПЕЙ
Историографические, культурологические, археологические изыскания, посвященные формированию и развитию иронского (ир-ас-аланского) народа, его государственности получили достаточно широкое освещение в трудах как отечественных, так и зарубежных специалистов. Вместе с тем, как нам представляется, от внимания исследователей ускользнула проблема «участия» лошади в его становлении в качестве североиранского суперэтноса, и того «влияния», которое она подспудно оказала на историческую судьбу этого народа. Рядом авторов были рассмотрены лишь отдельные аспекты данной актуальной научной проблемы. В то же время, будучи на протяжении многих тысячелетий господами евразийских степей, североиранцы не мыслили свою как материальную, так и духовную жизнь без этого благородного животного. Поэтому лошадь, безусловно, оказала существенное воздействие на формирование важнейших сторон народной жизни. Отсюда вытекает необходимость познания причин, приведших к ее столь значимому положению в среде народа ир. Раскрытие единства и многомерности обозначенного сложного историко-культурного процесса позволит получить новые данные о его генезисе.
Особо следует сказать о том, что многотысячелетний (V тыс. до н.э. – начало III тыс. н.э.) непрерывный «союз» лошади с иронским народом, ее включенность в важнейшие сферы его жизнедеятельности позволяет говорить о наличии у этого народа Великой конной традиции. Сформулировав обобщающее представление о данной традиции, ее сложении в степях Евразии будет информативно заполнена еще одна научная лагуна в исторической судьбе этого легендарного народа. Познание существа рассматриваемого феномена имеет важное не только научно-прикладное, но и историософичное значение. Последнее, откроет новое широкое научное направление в ириоведении (алановедении) и, тем самым, создаст дополнительные условия для вывода мировой гуманитарной науки на принципиально иной, более высокий, уровень развития.
Ввиду неординарности поставленной научной задачи, ее глобального характера следует, прежде всего, определиться со смысловой частью этой традиции, что следует под ней понимать. В рассматриваемом контексте Великая конная традиция североиранцев в себя включает различные аспекты взаимодействия лошади и человека, которые предопределили ее активное участие в культурологических, мистических, военно-исторических, хозяйственных процессах, оказавших существенное влияние на формирование основных архетипических представлений иронского (ир-ас-аланского) народа и других народов мира. Данная дефиниция послужила теоретико-методической основой настоящей работы, что предопределило ее комплексный, пионерский характер.
Естественная природная среда обитания той или иной устойчивой общности людей по мере ее поступательного развития со временем, как правило, превращается в территорию нации. Под ее порой суровым воздействием происходит своеобразная кристаллизация основных нациоопределяющих признаков. Подобно резцу зодчего, вырубающего в неподатливом граните затейливый барельеф, Природа-Мать неустанно очерчивает тончайшие грани национального портрета. Данное объективное обстоятельство находит свое непосредственное отражение в языке, культуре, антропологических характеристиках народа. Поэтому необходимо дать общее представление о той среде, где происходило сложение североиранского (ир-ас-аланского) суперэтноса. Без этого знания трудно будет понять существо причин приведших к зарождению Великой конной традиции иронов.
Географически Евразийская степь представляет собой обширный степной экорегион, рассекающий с запада на восток практически весь континент. Самая западная оконечность этого степного пояса включает Центральную Европу, восточная – доходит до берегов Тихого океана. На севере он граничит с лесостепной зоной, а на юге с северной береговой линией Черного и Каспийского морей, Кавказскими горами (см. иллюстрацию). На карте часовых поясов Мира, включающей 24-е пояса, Евразийская степь охватывает 10-ть из них! Широкая протяженность с запада на восток выводит ее в разряд уникальных агроландшафтных экосистем и транзитных территорий. Подобно благодатной долине р. Нила, плодородного полумесяца Месопотамии, пятиречью северной Индии, давших начало зарождению древних цивилизаций человечества, она издревле привлекала многие народы став священной колыбелью працивилизации ИР.
Надо полагать, что именно эти объективно сложившиеся природные основания послужили причиной ее хозяйственного освоения еще в глубокой древности. Более того, по этим же основаниям за господство над этой территорией велись многочисленные кровопролитные войны. Последнее и сегодня во многом определяет геополитические устремления ведущих государств мира в этом геостратегическом регионе.
Достоверная хронология хозяйственного освоения степного пояса Евразии имеет своим началом многотысячелетний период (V тыс. до н.э. – начало II тыс. н.э.) господства над этой территорией североиранцев. В историографических источниках одни исследователи их называют киммерийцами, скифами, сарматами, другие иронами, саками, массагетами, аланами и т.д. По этой причине на картах древнего мира заселенные и хозяйственно освоенные ими территории маркируются эпитетами: Азиатская Сарматия (или Скифия); Европейская Сарматия (или Скифия). Эпическая авестийская традиция (570 г. до н.э.), повествующая о длительной борьбе между Ираном и Тураном, обозначает этот народ термином тура (tura) – туранцы.
К сожалению и сегодня ряд исследователей по одному созвучию продолжают видеть под этим именем тюрков. Данное положение не выдерживает никакой критики, поскольку как справедливо отмечал В. И. Абаев и другие ученые с мировым именем, во времена Зороастра ни о каких тюрках (в равной мере, как и о славянах, картвелах, адыгах и многих других, кто сегодня безапелляционно претендует на иронское/арийское наследие – прим. Д.Х.Г.) не могло быть и речи. Соответственно skif = tura = saka [1]. Термин tura по сей день, широко представлен в иронской среде посредством сакронима tual, о котором более подробно будет сказано ниже. Тюрские (гуннские) племена впервые заявляют о себе в евразийской степи как о значительной политической силе лишь в эпоху Великого переселения народов (440 – 455 гг. н.э.), когда произошло их военное объединение под началом Аттилы. Однако неожиданная смерть последнего (453 г.) привела к быстрому распаду созданной им империи. Последнее упоминание о гуннах датируется в историографических источниках 469 г. Согласно хронике К. Марцеллина именно в этот год после очередного военного поражения гуннов: «…голова Денгизириха [Denzicis], сына Аттилы, короля гуннов, была доставлена в Константинополь» [2]. Столь скоротечным был временной период их контроля над евразийским поясом.
В средние века произошло повторное вторжение тюрок в скифскую (евразийскую) степь, где они сохраняли свои доминирующие позиции, начиная со второй половины XIII в. и до конца XV в. На протяжении этого времени власть в подконтрольных им территориях концентрировалась первоначально в руках династии чингизидов, а затем тимуридов. После крушения созданных ими империй долгое время (около 200 лет) не было силы способной осуществить контроль над степным поясом Евразии. Начало нового периода в истории евразийской степи приходится на время образования русского централизованного государства (конец XV – начало XVIII вв.). Инициатором этого процесса выступил московский князь Иван Великий, а продолжателями его преемники.
Таким образом, можно выделить три основные исторические эпохи господства различных народов над данной территорией:
• первый, североиранский (V тыс. до н. э. – начало II тыс. н. э.);
•
• второй, тюрский (середина XIII в. н. э. – конец XV в. н. э.);
• третий, славянский (начало XVIII в. н.э. – по настоящее время).
В рассматриваемом контексте нас интересует первая, самая значительная по времени эпоха, когда в евразийской степи безраздельно господствовали североиранцы, с присущими им культурными, языковыми, военными, хозяйственными традициями. Об этой стороне ир-ас-аланского (североиранского) феномена убедительно писал Г. В. Вернадский [3]: «Межконтинентальный коммерческий путь из Китая в Туркестан был становым хребтом коммерческого империализма степных предводителей, двигаясь к черноморским степям, сарматские вожди теперь в состоянии связать трансконтинентальный коммерческий путь с морской торговлей региона Черного моря». Последнее, безусловно, оказало значительное влияние как на развитие тюрских, так и славянских народов, которые пришли сюда значительно позднее. Поскольку и иранские, и славянские языки относятся к одной индоевропейской языковой семье, то и влияние североиранцев на историческое развитие последних имело значительно более весомый характер. По этому поводу тот же автор констатировал следующее: «История иранских народов составляет, если можно так выразиться, часть до русской истории нашего отечества». Отсюда становится очевидно, что североиранцы оказали самое весомое культурно-историческое влияние на процесс освоения данной территории.
Однако, при определении общей хронологии владения евразийским поясом историографами, работающими на постсоветском пространстве, как правило, в расчет берутся тюрки и славяне при полном игнорировании участия в этом процессе северных иранцев. Теоретическим обоснованием подобного рода суждений служат околонаучные гипотезы, согласно которым скифо-сармато-аланы причисляются к тюрским, славянским, нахо-дагестанским и т.д. народам соответственно. В этом курьезном факте, противоречащем данным топонимики, мировой историографии, языкознания, археологии наглядно проявилась одна из характеристик истории, как политики обращенной в прошлое.
Расчищая подобного рода завалы на пути осмысленного восприятия существа заявленной темы, следует особо сказать о том, что в историографической литературе достаточно широкое хождение получил тезис, согласно которому термин арий (ариец) являлся (является) общим для обозначения народов входящих в самую многочисленную индоевропейскую языковую семью. Однако в материалах, накопленных по данному вопросу мировой гуманитарной наукой, столь широкое обобщение не находит своего подтверждения. Поэтому оно не является корректным. Сама логика этногенеза, как длительного растянутого во времени процесса говорит не в пользу столь однозначных упрощений (трактовок). Данный процесс, как и любой другой сложный процесс, имеет свой центр и свою периферию. Об этой стороне иронского/арийского феномена мы не раз писали в своих работах.
Во многом по этой причине термином ариец в мировой историографии, прежде всего, обозначаются народы, относящиеся к индоиранской ветви индоевропейской языковой семьи. А именно, древние иранцы и индийцы. Если проявить понятную любознательность и пойти несколько дальше, то мы с неизбежностью обнаружим, что строго говоря, данный термин применим исключительно к североиранскому суперэтносу, который на протяжении многих тысяч лет господствовал в евразийских степях. Особо подчеркнем, что корневая часть неделимого реликта ир/ар сохранилась исключительно в среде народа ир (ирон). Данный народ вот уже на протяжении, как минимум 5-ти тыс. лет сам себя именует этим термином.
Отсюда вытекает следующий фундаментальный вывод – термином арий/ирон (ирон = арий = алан) следует обозначать исключительно этнокультурное, языковое ядро североиранского суперэтноса, который, в свою очередь, выступает этнокультурным ядром как индоиранской, так и всей индоевропейского языковой общности. Попытки ириофобов/ариофобов по дальнейшему игнорированию этого непреложного факта с научной точки зрения являются беспочвенными и, соответственно, непродуктивными. Следовательно, множащиеся как грибы после дождя истеричные заявления интеллектуальной элиты, ряда молодых народов о своей непосредственной принадлежности к арийской/иронской общности, равно как и их безапелляционные, выходящие за рамки элементарного приличия претензии, на ее историко-культурное наследие должны быть вынесены за рамки научного и политического дискурса.
Выше приведенные материалы делают более чем очевидным, что освоение гигантских пространств Евразии было немыслимо без одомашнивания лошади. Только с приручением дикой лошади стало возможно ведение кочевого скотоводства, как одной из наиболее эффективных, экологически безопасных форм хозяйствования. Примечательно то, что выявленные учеными центры одомашнивания лошади расположены в границах древних ареалов расселения индоиранцев (читай североиранцев – прим. Д.Х.Г.). Здесь и знаменитая Трипольская археологическая культура, охватывающая Дунайско-Днепровское междуречье и причерноморье, Ботайская (Северный Казахстан), Синташтинская (Южный Урал) и шире Андроновская (Казахстан, Западная Сибирь, Западная часть Средней Азии, Южный Урал), Катакомбная (к северу от Кавказских гор). Территориально все вышеперечисленные центры практически полностью вписываются в Евразийский степной пояс (см. иллюстрацию). Множественность наименований приведенных археологических культур не должна никого вводить в заблуждение относительно социокультурной, этнической принадлежности ее создателей. Выявленная исследователями однахарактерность составляющих их культурных феноменов не оставляет никаких сомнений относительно их североиранской, т.е. иронской подосновы.
Документальное свидетельство неоспоримого лидерства североиранцев (киммеро-скифо-сарматы) в вопросах селекции скаковых пород лошадей содержится в 95 китайской династической хронике «Цаньханьшу», датируемой 32 г. до н. э. [4]. Согласно последней в крупном государственном образовании сарматов «Усунь», располагавшемся на территории Южного Урала и Северного Казахстана, главным богатством считались многочисленные табуны высокопородных скакунов. В случае военной необходимости ираноязычные сарматы выставляли хорошо вооруженное войско из 188 тыс. всадников. Эти конники не единожды выходили победителями в военных кампаниях против гуннов и китайцев. Будучи не в силах противостоять лучшей коннице того времени, они (гунны, китайцы и др.) не только приобретали «усуньскую» породу лошадей, но и перенимали у сарматов искусство их разведения. В донесении китайского императорского лазутчика Чжань Кянья (род. 140 г. до н. э.) содержится уникальная информация о существовании у сарматов сакральной породы «небесных», «потокровных» коней, используемых ими исключительно в ритуальных целях. Спустя более тысячи лет в эпоху Чингисхана существовало поверье, согласно которому лучшие кони в его табунах ведут свою родословную от «небесных» коней усуней.
Ряд исследователей провели прямую параллель между латинизированным именем одного из представителей военной аристократии алан конца IV в. н. э. Шафраком (иронск. – С;ур;г, т.е. «Черная спина»), который вместе с военными предводителями готов чертил новую политическую карту Европы и названием одной из основных пород сарматских лошадей. Для этой породы была характерна черная полоса на спине, а также черный хвост и грива. Со временем данный термин был воспринят восточными славянами. Сегодня им обозначают, сохранившуюся в России породу сарматских лошадей, так называемой саврасовой масти. Отсюда же происходит название одноименной фамилии Саврасовых. Сказанное наглядно показывает, как поразительная «слитность» жизни североиранцев с лошадью зачастую приводила к переносу их родоплеменных имен на породу выводимых ими лошадей и обратно.
Исследовав обширный мифологический, лингвистический, археологический и остеологический материал по рассматриваемому вопросу Е. Е. Кузьминой был сформулирован весомый обобщающий вывод [5]. По ее мнению первое одомашнивание дикой лошади произошло в «южнорусских степях» в IV тыс. до н.э. Здесь же, в конце IV тыс. до н.э. «…у приручивших коня индоевропейцев, в первую очередь индоиранских народов» складывается культовое отношение к этому благородному животному. Отсюда под влиянием «индоариев» коневодство, боевая колесница, культ коня распространяются на Кавказ и древний Восток (III тыс. до н.э.), Переднюю и юг Средней Азии, Китай (вторая половина II тыс. до н.э.). Заключительный этап этого глобального исторического процесса приходится на конец II – начало I тыс. до н.э., когда коневодство проникает в Западную Европу и Иранское нагорье. Говоря о Кавказе, автор подчеркнул, что «Наиболее полно культ коня представлен у осетин – народа, восходящего к древним ираноязычным племенам южнорусских степей».
Полностью соглашаясь с научными выводами Е. Е. Кузьминой, необходимо сделать важное уточнение относительно существа приводимых ею понятий – «южнорусские степи», «индоевропейцы», «индоиранцы», «индоарии». Под «южнорусскими степями» (степи между Днепром, Доном, Волгой, Уралом) следует понимать исконный ареал обитания северных иранцев – народа ир с доисторических времен. Именно этот народ стал в IV тыс. до н.э. зачинателем Великой конной традиции. То есть, со времен энеолита (IV – III тыс. до н.э.) североиранский суперэтнос выступал в качестве социокультурного ядра не только индоиранского, но и всего индоевропейского мира. Поэтому его самоназвание наложилось на весь степной пояс Евразии, который стал именоваться не иначе как Иронский/Арийский простор (иронск. – Iron W;r;h). Сказанное имеет принципиальное научное и практическое значение, поскольку пресекает крайне негативный процесс по обезличиванию историко-культурного наследия этого народа. Более того, правильное восприятие этой новации, со стороны академического сообщества, позволит вывести отечественную историографию из искусственно созданного ириофобами (аланофобами) концептуально-методологического тупика, в котором она сегодня пребывает.
Материальным подтверждением рассматриваемого глобального процесса являются как выведенные старшими поколениями народа ир (ир-ас-алан) породы скаковых лошадей, боевых пастушеских собак, так и тысячи насыпных могильных курганов. Расположенные на территории практически всего Евразийского степного пояса от океана до океана эти курганы и сегодня выступают немыми свидетелями описываемой легендарной эпохи, которая была воспета в древнейших мифах человечества. Именно в иронских погребальных курганах эпохи ранней бронзы (середина IV тыс. до н.э.) учеными были обнаружены самые древние захоронения лошадей со всем снаряжением и боевые колесницы [6], [7], [8], [9].
Особо следует сказать о том, что североиранцы приручив дикую лошадь, первыми освоили не только кочевое, но и оседлое скотоводство. Используя придомное, отгонное скотоводство, они положили начало формированию первых протогородов Евразии в III – II тыс. до н.э. В их ряду стоят такие уникальные архитектурные памятники, расположенные на Южном Урале, как Аркаим, Аландское (см. иллюстрацию). Если городские стены Аркаима были бревенчатые, то в Аландском городище они были облицованы гранитными плитами [10], [11].
По-существу, здесь, на степном поясе Евразии, впервые в мировой практике удалось освоить не только зональную систему ведения хозяйства как таковую, но и сформировать принципиально новый «технологический уклад» (в широком смысле этого понятия – прим. Д.Х.Г.). Именно эта цивилизационная задача была успешно решена североиранцами киммеро-скифо-сарматской эпохи. С этого момента лошадь стала выступать не только в качестве основного источника полезной энергии, средства производства (производящей силой), но и в качестве средства передвижения, средства транспортировки, средства коммуникации, средства ведения военных действий. Более того, посредством лошади стали совершаться мистические ритуалы, т.е. она стала неотъемлемым атрибутом, участником культурной жизни социума. Сказанное оказало поистине революционное влияние на все сферы общественного развития, что значительно ускорило переход человечества к производящей хозяйственной деятельности.
Так, естественно-исторически североиранцы в лице народа ир на многие тысячелетия стали господами евразийских степей. Предвосхитив само понимание значимости лошади в эволюции социума, они, ценой огромных усилий хозяйственно и культурно освоив гигантские территории, вывели род людской на принципиально новый, более высокий уровень развития.
СВЯЩЕННЫЙ КОНЬ
Исторические анналы свидетельствуют о том, что северные иранцы/иронцы еще в глубокой древности (V – III тыс. до н.э.) осмыслив феномен движения как одну из форм существования материи ввели его в свою сакральную традицию. Беспокойный мир нартовского сообщества буквально бурлит от не знающих покоя неугомонных героев [12]. Сменяющие друг друга боевые походы нартов не мыслятся без их верных спутников – скаковых лошадей. Стремительный бег последних олицетворяется в народном эпосе с полетом птицы, стрелы. «Крылатый конь», «конь птица» – такими восторженными эпитетами наделяется это грациозное животное в культурном пространстве народа ир. Поэтому совсем не случайно крылатые символы занимают одно из центральных мест в его мифоэпической традиции.
Одним из таких образов-символов выступает легендарный конь небожителя Уастырджи – Арфан (;рф;н). Посредством этого крылатого коня Уастырджи выполняет свою главенствующую связующую функцию между небесным и земным мирами. Восседающий на своем крылатом коне, он покровительствует путникам, совершающим циклическое восходяще-нисходящее движение по священной Дороге иронов – Ирон ф;ндаг. По народным поверьям именно конь ;рф;н в своем извечном полете очертил крыльями вселенскую туманность – Млечный путь, получившую название ;рф;ны ф;д (след Арфана).
Крылатый конь символизирует свет и тьму, смерть и воскрешение, подобно восходящему и заходящему небесному светилу. Являясь еще и духовным символом, крылатый конь олицетворяет жизненные силы человека. В Нартиаде герои совершают свои подвиги только после того, как добудут чудесного коня – крылатого, трехногого, говорящего и т.д. Синкретический образ крылатого коня широко представлен как в мифологии, так и в изобразительном искусстве северных иранцев, от которых он распространился по всей Евразии. Так, наделяя коня священными, сверхъестественными качествами, происходило формирование их мировоззренческих представлений и идеалов.
Развитие национальной культуры исторически предопределило фиксацию в сознании людей важнейших стереотипов поведения. Наиболее ярко данная объективная закономерность проявляется в ритуалах, как составной части народной обрядности. Архетипические представления народа в преломлении через ритуал и обряд дают наиболее полное представление о его мировосприятии и мироощущении. Последнее позволяет им не только сомоидентифицироваться в пестрой палитре народов мира, но и отслеживать важнейшие этапы своего этногенеза.
В этой связи особый интерес приобретает рассмотрение Великой конной традиции народа ир через обрядово-ритуальный комплекс. Здесь за основу нами взят обряд захоронения, который, как известно, у всех народов характеризуется наивысшей устойчивостью к внешним влияниям. Наглядное представление об архаике этого обряда дает ритуал посвящения коня усопшему – бахфалдисын. Представляется, что именно в нем проявилось то особо значимое место, которое занимала лошадь в духовной и физической жизни североиранского (киммеро-скифо-сарматы) суперэтноса.
Освещенный традицией ритуал бахфалдисын был призван облегчить переход души усопшего из иллюзорного мира (манг дуне) в истинный небесный мир (ацаг дуне). Именно посредством коня, символизирующего в обрядовой практике и Богиню-Мать, и Солнце одновременно, совершался этот священный переход. В ходе этого обряда коня снаряжали особым образом. Его покрывали специальной попоной (черной буркой), к седлу приторачивали оружие и плеть. Гриву и хвост заплетали мелкими косичками, спутывая их разноцветными лентами, которые свисали до земли. Посвятитель (бахфалдисаг) – старший рода или селения, держа коня под уздцы, произносил обрядовую речь-напутствие (см. иллюстрацию). Затем жертвенное животное трижды обводили вокруг могилы и символически вкладывали уздечку в руки усопшего. В последующем посвятитель, взяв в руки чашу и дав коню испить из нее ритуальный напиток, разбивал ее о его копыто. Если в скифо-сарматскую эпоху осуществлялось заклание коня, то в более позднее время стали ограничиваться надрезанием его правого уха.
Обрядовые традиции иронов, вскрывая сакральную подоснову ритуала бахфалдисын позиционируют коня в качестве проводника души человека как в земной, так и в загробной жизни. Поэтому без этого символического образа трудно представить себе не только героев всемирно известной Иронской Нартиады, но и житейские будни носителей этой древней культуры вплоть до нашего времени.
Таким образом, в ходе описываемого ритуала развертывалась грандиозная по своей внутренней составляющей мистерия, в которой как вербальными, так и не вербальными средствами очерчивалась главная идеологема великих Воинов Света Иров-Асов – Дзауаггаг. Данная идеологема, в соответствии с мировоззренческими представлениями североиранцев обуславливала вхождение человека в мистический замкнутый круг, содержащий систему переходов: рождений – смертей – рождений. Единожды вошедший в этот сакральный круг приобщался к духовному братству Ирондзинад. «Членство» в этом братстве позволяло иронам прожить не одну, а множество жизней, посредством перевоплощений (инкарнаций) их бессмертных душ. По-видимому, именно это фундаментальное обстоятельство дало начало формированию многочисленных духовно-рыцарских, орденских союзов древности и средних веков. Катары, альбигойцы, тамплиеры, госпитальеры, мальтийцы, тевтоны и др., взяв за основу иронский принцип единения (коммуникации) в рамках рассматриваемой мировоззренческой системы, наполненной богатейшей символьно-образной атрибутикой, по сей день осуществляют бесструктурное наднациональное управление.
Особо следует сказать о том, что согласно иронской идеологеме Дзауаггаг ни Прошлое, ни Будущее не играют определяющей роли при формировании полноценной личности. Зная и уважая свое Прошлое, понимая предопределенность Будущего, для ирона принципиальное значение имеет исключительно Настоящее. Быть подобно бессмертному Солнцу героем, совершать социально значимые действия здесь и сейчас – таков священный девиз этого народа, вписавшего не одну яркую страницу в летопись человеческой цивилизации. Поэтому изначально веруя в Единого Бога – Творца Бесконечной Вселенной ироны, подражая Золотому Солнцу в его круговом движении по небосводу, не мыслили себя вне этой священной циклической системы. Образ коня в данной системе занимал особо почетное место.
Реликты посвящения коня покойнику имеются в культурах многих народов. Так, их отголоски присутствуют в обычаях народов Средней Азии, Кавказа, Сибири, Ирана, Индии, Восточной Европы. Войдя в обрядовый комплекс этих народов, культ коня на определенном историческом этапе занял в нем достаточно прочные позиции [13], [14], [15]. Вместе с тем, говоря о глубокой архаике описываемого обрядово-ритуального действа, ученые констатировали его изначальное сложение в вечно воинственном североиранском мире, охватывающем огромные территории от северного Китая до Дуная. От свидетельств Геродота, Тацита, Птолемея, Арриана, Плиния, Марцеллина и многих др., описывающих быт и верования скифов, до наших дней данный ритуал в осмысленной форме сохранился исключительно в национальной среде иронов. Здесь он носит непрерывный характер.
Закономерно то, что народы, воспринявшие культ коня от североиранцев, с течением времени стали рассматривать ритуал его посвящения покойнику в качестве «рудимента их домонотеистических представлений» [16]. То есть под воздействием народившихся религиозных доктрин в их среде произошла его фрагментация и нивелировка. Напротив, ироны и сегодня относятся к нему как к высшей форме проявления благочестия по отношению к усопшему. Являясь с доисторических времен ярко выраженными монотеистами, они и поныне непротиворечиво с благоговением совершают этот священный ритуал. Последнее во многом проясняет вопрос о, если можно так выразиться, «генетических корнях» описываемого ритуала, поскольку ритуал принадлежит тому, кто его понимает, чтит и соблюдает.
Детальное визуальное отображение данный ритуал получил в картинах иронов – Махарбека Туганты и Азанбека Дзанайты. Зодчим, взращенным в своей национальной среде, удалось художественными методами доподлинно передать внутреннюю сакральную составляющую этого ритуала (см. иллюстрации). На картине М. С. Туганты во всей полноте отображена троичность Мироздания: высший Мир – Небо; средний Мир – Земля; нижний Мир – Царство мертвых (см. иллюстрацию). Все три Мира объединены центральной вертикалью – склепом, на фоне которого разворачивается все ритуальное действо. Нетрудно заметить, что изображенный художником традиционный склеп маркирует своими конструктивными частями (крыша с оленьими рогами, глухие стены, лаз в нижнюю часть склепа) все те же три зоны Мироздания. В свою очередь А. В. Дзанайты экспрессивностью своего полотна, многочисленными архетипичными персонажами доподлинно передал сам момент заклания коня – проводника души умершего в истинный Мир. Своим реалистичным искусством он вплотную подвел зрителя к кульминационной точке эзотерического ритуала. Поэтому и сегодня от этих полотен веет суровой архаикой североиранского мира, которая вольно или невольно ретранслируется на современные поколения иронов. Ничего подобного нет даже близко в изобразительном искусстве других народов, значительно отдалившихся от понимания основных смыслов, заключенных в ир-ас-аланской культурной традиции.
По той же объективной причине только непосредственными носителями североиранской культуры Виленом Уарзиати и Валерием Цагараты была решена задача по первопрочтению сакральных смыслов, таящихся многие столетия в уникальном иронском зооморфном художественном стиле («скифский звериный стиль») [17], [18]. Сделанное ими открытие трудно переоценить, поскольку оно дало ключ к постижению самых сокровенных сторон материальной и духовной жизни этого народа. В своей блестящей монографии «Золотая яблоня нартов» В. А. Цагараты дал исчерпывающее представление об основных художественных приемах, по средством которых североиранцы кодировали и передавали информацию. Тем самым, им был низвергнут с пъедстала расхожий академический тезис о бесписьменной культуре ир-ас-алан (североиранцев).
Многочисленные золотые и серебряные артефакты убедительно свидетельствуют о том, что последние находились на непостижимом и сегодня для других народов уровне как духовного развития, так и художественного, образного мышления. Каждая реликвия, извлеченная из их курганных могильников, древних городищ говорит внятным универсальным символьным языком. То есть, этот легендарный народ исторически мыслил образами-символами и писал символами, в качестве которых у него выступали естественные природные объекты (животные, растения) и мифические существа.
Показательной, в этом отношении, является золотая поясная пряжка из скифского кургана, датируемая VI – V вв. до н.э. (см. иллюстрацию), сюжетно во многом пересекающаяся с выше рассмотренным ритуалом бахфалдишын. Одно из центральных мест на пряжке занимают два коня на фоне Мирового древа, восхождение по которому предстоит совершить умершему. Богиня Мать-Земля, патронирующая и наставляющая душу усопшего подобно бахфалдишагу (посвятителю) говорит ему: «Пусть это будет твой конь». По В. Цагараты: «…висящий на Мировом древе горит (зачехленный лук и стрелы) маркирует собой нулевое время Первопространства, точку вечного покоя, в которой только и может проходить встреча души умершего с Богиней матерью под сенью Мирового древа» [18]. Здесь конь – один из зооморфных атрибутов Великой Богини и именно к ее покровительству стремится душа умершего. Перечень подобного рода артефактов, где североиранцы символьным языком передали существо своих мировоззренческих представлений и различные ипостаси коня, чрезвычайно велик.
Являясь «эмблемой» Солнца, конь служил не только символом света, но и смерти. В иронской культурной традиции до сих пор сохраняется представление о том, что души умерших людей отправляются на Солнце. Поэтому им желают быть достойными света – Рухс;г у. Аутентичные представления о семантике образа коня были господствующими в мировоззренческих устоях иронов еще в киммеро-скифо-сарматскую эпоху. В курганных захоронениях этого народа, как правило, встречаются жертвенные лошади рыжей масти. Иногда они составляют целые композиции, состоящие из 360 – 400 жертвенных коней, расположенных по геометрическому кругу или квадрату, символизирующие путь Солнца по небосводу. Отсюда становится предельно ясно как то почему именно лошадь рыжей – солнечной масти упоминается в посвятительной речи во время ритуала «бахфалдисын», так и то почему солнечный герой Сослан, отправляется в опасное путешествие в страну мертвых верхом на коне того же окраса.
Все выше сказанное проявляет как потрясающую преемственность обрядово-ритуальной составляющей Великой конной традиции североиранцев (ир-ас-алан), так и ее громадное влияние на культуру других народов мира. Образно-визуальное отображение ключевых сторон народной жизни, приведшее, в частности, к сакрализации коня расширило рамки социосемиотики иронов до неведомых другим народам границ.
ЦАРСКАЯ ПРИВИЛЕГИЯ
В мировом своде мифологических текстов наиболее яркое представление о конной традиции нашло свое отражение в священной триаде иронского народа. Так в «Царциаты диссагта» [19], датируемым VI – V тыс. до н.э. в поэтико-мифологической форме приводятся подробные сведения о сотворении небесных тел, животных, людей, а также дается подробное описание конской упряжи, колесницы, повозки. В «Нарты кадджыта» [12] божественные девы разъезжают на колесницах, запряженных тремя парами лошадей. Это наиболее древние упоминания о лошади и ее снаряжении. Солнечному герою Сослану в качестве погребального инвентаря посвящают колесо. Удивительно то, что данный ритуал посвещения отдельного колеса или целой колесницы военному предводителю, царю в похоронной обрядности встречается на всем ареале распространения Великой конной традиции иронов – от скифских курганов Великой Степи, до усыпальниц египетских фараонов, царей Шумера, Вавилона и Ассирии, правителей Поднебесной.
Самые ранние по времени изображения солнечных колесниц и всадников, причем отмеченные сакральным символизмом, также зафиксированы исследователями в самобытном художественном искусстве иронов – на превосходных бронзовых изделиях Кобано-тлийской археологической культуры и золотых изделиях киммеро-скифской эпохи. От них они распространились на весь индоевропейский мир, что привело к повсеместному изображению Богов и героев, восседающих на колесницах, как динамичных символах высшей власти.
Особо следует сказать о том, что в символике северных иранцев образ коня зачастую сочетался с образами других «солнечных животных» – оленя, быка, волка, орла, змеи и т.д. Последнее наглядно подтверждается данными археологии. Так Е. Г. Пчелиной, при раскопках у высокогорного святилища Реком (Центральный Кавказ) были обнаружены многочисленные артефакты – свидетельства солнечных культов – в том числе терракотовая скульптура коня со змеиным хвостом. За тысячи километров от Кавказа, в другой части евразийского пояса на Алтае (Пазырык) из царских скифских/сакских курганов исследователями был извлечен загадочный конь в маске с оленьими рогами (см. иллюстрацию). На кобано-тлийских и скифских изделиях встречаются кони в немыслимом прыжке с перекрученным телом в виде двойной спирали, что является символизацией астрономического явления – солнцеворота.
Таким образом, художественная модель коня, проецируемая космическим сознанием северных иранцев (ир-ас-алан) на все стороны народной жизни, выступала их излюбленным солярным символом. Войдя с незапамятных времен в культурную традицию иронов, он занял в ней одно из центральных мест. Поскольку древние верховную власть олицетворяли с Солнцем, поэтому художественный образ коня закономерно стал олицетворяться с царской властью. То есть, именно отсюда берет свое начало художественная традиция изображения царских особ верхом на лошади или управляющих колесницей.
Рассматриваемый исторический феномен коня, оказавшего революционное воздействие на все стороны общественной жизни, получил свое наиболее яркое проявление, прежде всего, в элитарных социальных слоях. Подтверждением сказанного выступают Царские курганы, возведенные народом ир. Из них исследователями были извлечены и реконструированы удивительные солнечные колесницы с впряженными в них конями [20], [21]. Непосредственный свидетель хозяйственной и обрядово-ритуальной жизни этого народа Геродот по этому поводу заключал: «быстрейшему из всех богов подобает быстрейшее из всех животных». Здесь налицо прямая культовая связь коня с обожествляемым североиранцами Солнцем. С течением времени данная связь перешла и на царскую власть, тем самым подчеркивая ее священный статус. Изображениями коня стали украшать троны и тамги царских особ.
Отсюда следует, что издревле владение конем считалось царской привилегией. Только состоятельный человек мог позволить себе быть обладателем верховой лошади. Поэтому с незапамятных времен это великолепное создание природы олицетворялась с властью. Последнее во многом предопределило создание многочисленных скульптур, где герои мифов, царские особы, полководцы, рыцари восседают на коне. В данных композициях конь своим благородством, выразительностью, взрывной мощью был призван выгодно оттенить характерные черты всадника возвеличить его положение.
Государства древности, средних веков и нового времени всегда стремились увековечить своих наиболее значимых деятелей в конной скульптуре. Здесь достаточно упомянуть о величественных статуях воздвигнутых в честь Александра Македонского (г. Александрия), Марка Аврелия (г. Рим), Карла Австрийского (г. Вена), Фердинанда I (г. Флоренция), Петра I (г. Санкт-Петербург), Наполеона (г. Шербур), Эндрю Джексона (г. Вашингтон), Жанны д`Арк (г. Париж), Хосе де Сан-Мартина (г. Буэнос-Айрес). Конные портреты королевских особ, представителей аристократических родов создавали живописцы Ван Дейк, Диего Веласкес, Дюрер, Тициан, Рубенс, Рембранд, Брюсов, Врубель и др.
В российском государстве впервые художественный образ лошади был привнесен в светскую культуру Георгом Гроотом. Только в 1743 году он создает художественное полотно «Портрет императрицы Елизаветы Петровны на коне с арапчонком». Включение лошади в сюжет картины позволило художнику максимально возвеличить сан царской особы. Данное обстоятельство наглядно демонстрирует, насколько далек был правящий класс (национальная элита) России 18-го столетия от знаково-символьного понимания значимости образа коня и самой традиции его художественного восприятия и изображения. По всей видимости, непопулярность жанра конного портрета в России того периода, проистекает в основном ввиду отсутствия как в аристократической, так и в широкой народной среде устойчивых конных традиций.
Совершенно другую картину, как было показано выше, мы видим при обращении к художественному наследию североиранцев. Бронзовые изделия иронцев из кобано-тлийских могильников (III – I тыс. до н.э.) буквально испещрены динамичными изображениями этого благородного животного. Бронзовые фигурки коней не менее многочисленны (см. иллюстрации). Конь, конный всадник в различных ипостасях присутствует на многочисленных золотых, серебряных изделиях скифо-сарматской эпохи (I тыс. до н.э. – середина II тыс. н.э.). То есть, в национальной среде североиранского суперэтноса устойчивая традиция художественной передачи образа благородного коня известна с доисторических времен. Количество подобного рода изделий настолько велико, что можно говорить не об искусстве исключительно для привилегированных слоев общества, а об искусстве, носящем массовый, всенародный характер. И как здесь снова не вспомнить слова отца Истории Геродота о том, что «Скифы все благородного происхождения…» [22], что предполагало особый отличный от эллинистического мира стереотип поведения в купе с владением верховым конем. Примечательно то, что тот же автор констатировал: «Лучшие лошади у скифского народа массагетов, а потом у парфян». Очевидно, последнее и предопределило феномен столь частого изображения лошади в ювелирном, художественном искусстве этого народа.
В 1981 – 1982 гг. ирон Азанбек Васильевич Дзанайты (1919 – 1989 гг.) создает единственную в своем роде серию (не имеющую аналогов в мировом изобразительном искусстве – прим. Х.Г.Д.) художественных произведений с символическим названием «Поэма о коне». Ни до, ни после Азанбека никто не ставил перед собой творческой задачи по художественно-эстетическому воспеванию образа этого благородного животного. В его работах конь выступает верным обязательным спутником как героев нартов, так и наиболее ярких представителей иронского народа. Несмотря на то, что конь, это тот образ, который встретить в современном изобразительном искусстве не составит большого труда, тем не менее, именно в творческих прозрениях А. Дзанайты он получил свое неповторимое мифопоэтическое прочтение. Случайно ли это?
Свежесть и точность творческого восприятия художником натуры коня проистекала из его неотделимости от многотысячелетней истории иронского народа в купе с нескрываемым восхищением и любовью к нему. Поэтому являясь ведущим историческим живописцем XX столетия, лошадь совсем неслучайно стала для него той музой, которая питала его творческое вдохновение. Виртуозное владение рисунком позволило Азанбеку доподлинно передать одну из особенностей иронского зооморфного («скифского звериного») художественного стиля – летящий галоп, олицетворяющий быстроконное Солнце. Ощущая стремительный бег технократического времени, он спешил запечатлеть своей кистью последнее дыхание уходящей героической эпохи, в которой немаловажную роль играло это удивительное создание. Таящаяся под ее гривой стихия свободы, рождающая индивидуальность, с доисторических времен сближала ее с человеком. По-видимому, именно это обстоятельство и обусловило сакрализацию образа лошади, введение ее в круг мистических обрядов и ритуалов, нашедших свое непосредственное отражение в культурном наследии народа ир.
Укоренившаяся в памяти этого народа Великая конная традиция нашла свое непосредственное отражение и в творчестве его другого выдающегося представителя скульптора-монументалиста Сосланбека Дафаевича Тауасити (1894 – 1974 гг.). Созданная им скульптурная композиция – «Салават Юлаев» (1967 г.) – по праву считается лучшей скульптурой конного всадника. Став национальным символом башкирского народа, она была утверждена в качестве государственного герба Республики Башкортостан. Случай, из ряда вон выходящий.
Отсюда становится очевидно – образ коня, ставший символическим в искусстве ир-ас-аланского народа, что зримо прослеживается с до библейских времен, не только значительно расширил рамки национальной семиотики, но и усилил связь его художественного стиля с историей.
Великая конная традиция иронов, ее элитарность наглядно проявилась не только в изобразительном искусстве. Она широко представлена и в конно-цирковом, театральном искусстве. Так на излете XIX – начало XX столетия представители именно этого народа заложили основы отечественной школы джигитовки и конных трюков. Плеяду виртуозов этого жанра циркового искусства в дореволюционной России возглавляли Агубе Гудцаты и Мусса Гатыккаты. В последующем конно-цирковая династия Алибека Тузаровича Кантемыраты и его сыновей стала ведущей в Советском Союзе и в мире. Она дала жизнь конным цирковым труппам практически во всех республиках СССР. Безусловно, в основе столь успешного переноса содружества лошади и человека на цирковую арену лежала выявленная в ходе настоящего исследования многотысячелетняя конная традиция североиранцев.
Представители этой школы создали первый в мире конный театр, в котором лошади выступали наравне с актерами. В 1987 г. Мухтарбеком Алибековичем Кантемыраты в г. Гагры была осуществлена постановка первого спектакля под открытым небом «Легенда о Золотом Руне». Так родился конный театр «Каскадер». В том же году на театральном фестивале в г. Гренобле (Франция) театр получил первый приз. Вдохновленный успехом «Каскадера» французский театральный деятель Барбадос через четыре года представил на суд зрителей свое прочтение данного спектакля. Правительство Франции горячо поддержало это начинание своего соотечественника, выделив значительные субсидии для создания французского национального конного театра «Зингаро». Сегодня театр «Зингаро» располагается в предместье г. Парижа. Являясь ведущим конным театром мира, он принес Франции всемирную славу.
В 1990 г. в Алании-Осетии под руководством известного актера Анатолия Гавриловича Дзиуаты был создан первый в мире государственный конно-драматический театр «Нарты», объединивший драматическое, цирковое, хореографическое и спортивное искусство.
Таким образом, славные конные традиции наездников Великой Степи – ир-ас-алан получили свое продолжение в различных видах современного искусства. Благодаря этому весомому вкладу в мировую культуру лошадь не ушла с исторических подмостков. Она и сегодня, присутствуя в повседневной культурной, спортивной жизни общества, оказывает существенное положительное воздействие на человека.
ИСТОРИЯ КОННИЦЫ
«История конницы» Георга Т. Денисона, выдержавшая многочисленные издания на английском, немецком и русском языках стала своеобразным учебным пособием для кавалеристов конца XIX, начала XX столетия [23]. Данный труд, содержащий обширный библиографический указатель, получил широкое распространение в армиях ведущих стран того времени. По нему офицеры кавалеристы занимались изучением теоретических основ боевого конного искусства с момента первого применения лошади на войне, запряжки ее в колесницы и т.д. Примечательно то, что первая глава этой книги «Конница в древнейшие времена» начинается параграфом «Конница скифская и ассирийская».
Отдавая приоритет скифам (перед всеми другими народами древнего мира – прим. Д.Х.Г.) в вопросе одомашнивания лошади, включения ее в военное дело автор пишет следующее: «…можно утверждать, что скифы первые воспользовались лошадью для верховой езды. Кочевая жизнь, совершенно ровная страна, климат и условия почвы, которая способствовала развитию коневодства, наконец, занятие почти исключительно скотоводством, все это вместе взятое должно было навести на мысль воспользоваться лошадью для быстрых переездов. При столь благоприятных условиях через короткое время применение лошади сделалось всеобщим, и скифы так привыкли к лошади, что проводили почти всю жизнь на коне.
По всей вероятности скифы уже ознакомились с лошадью и привыкли на них ездить задолго до того, как грекам пришла в голову мысль о возможности сесть верхом на лошадь; несомненно, этому незнакомству греков с верховой ездой следует приписать происхождение мифа о кентаврах. Человек, не допускавший мысли о том, чтобы ему подобный мог сидеть на лошади, очевидно, при первой встрече с всадником был вполне расположен принять этого последнего за особое существо: полу-человека, полу-лошадь». Выводя северных иранцев – скифов на первое место в хронологическом ряду создателей конницы Георг Т. Денисон опирался на работы античных писателей: Геродота, Ксенофонта, Аппиана, Полибия, Тацита, Марцеллина и др.
Кавалерия выступала главной ударной военной силой североиранцев с незапамятных времен. Скифо-сармато-аланы, используя искусное снаряжение своих боевых коней, в частности седло, имели очевидное преимущество в маневре над конницей Древней Греции, Рима, которая у них носила вспомогательный характер.
Именно с лошадью, выработанной совершенной тактикой ведения конного боя связан расцвет воинского искусства североиранцев. Данное обстоятельство предопределило их активное участие в битвах, имеющих всемирно-историческое значение [24]. Так киммерийцы, библейское имя Гомер, разгромили государство Урарту (VIII в. до н.э.); скифская конница сокрушает Мидию (VII в. до н.э.); полным поражением для Дария I заканчивается поход его войск на своих северных соседей (VI в. до н.э.); останавливается вторжение войск Александра Македонского в скифскую (евразийскую) степь (IV в. до н.э.). В эпоху великого переселения народов при Адрианополе ир-ас-аланы совместно с готами разгромили армию Рима (376 г. н.э.). После этого поражения Восточно-Римская империя уже не смогла оправиться. В 451 г. н.э. эти же объединенные силы у Шалона нанесли сокрушительное поражение армии Аттилы, что предрешило спасение Западной Европы от угрозы гуннского нашествия.
Легендарная правительница скифов-массагетов Томирис (см. иллюстрацию), пожалуй, единственный исторически достоверный женский персонаж совершивший, казалось бы, невозможное – разгром непобедимой армии древнего мира великого завоевателя Кира II (529 – 530 гг. до н.э.) [25], [26]. В противоборстве с персами ею была применена излюбленная тактика ложного отступления войск. В основе этой грандиозной военной победы, как и многих других побед северных иранцев (киммеро-скифо-сармат) лежала Великая конная боевая традиция и высокие породные свойства выводимых ими скаковых лошадей. После одержанной победы царица-воительница вместе со своим народом переселилась с земель восточного Прикаспия в северное Причерноморье. Здесь, на берегу Черного моря, в ее честь был заложен новый город Томы – современная Констанца (Румыния).
Созвучно рассматриваемой теме название монографии Б. Я. Ставиского и С. А. Яценко «Искусство и культура древних иранцев. Великая степь, Иранское плато, Средняя и Центральная Азия». Авторы, дав развернутое представление о колоссальном вкладе иранских народов в сокровищницу мировой культуры, особо выделили их выдающиеся достижения в военном деле. Рассматривая судьбоносное для всей Евразии событие второй половины I тыс. н.э., они констатировали следующее: «Во время войны Хазарии с арабами, особенно в кампании 725 – 737 гг., именно Кавказские аланы ценой огромных жертв спасли не только хазар, но и всю Восточную Европу от арабской угрозы, остановив продвижение войск таких полководцев, как Джерах и даже Мерван» [27].
Кровопролитное единоборство народа ир с татаро-монголами, во многом предопределило очередное спасение народов Западной Европы от их вооруженного вторжения. Вместе с тем, совершенная тактика ведения конного боя, демонстрируемая североиранцами, со временем, превратила их в соратников. В 1260 – 1294 гг. из 30 000 ир-ас-аланских всадников создается личная гвардия Великого хана, которая непосредственно участвовала в завоевании Китая. Североиранцы, пришедшие с Кавказа оставили глубокий след в жизни Китая монгольской эпохи.
Начиная со второй половины XVIII столетия, конные всадники Иристона/Аристона входят в состав регулярной армии Российской империи. Активно участвуя во всех войнах, которые вела Россия от сопок Маньчжурии до Балканского полуострова, они совершили переворот в тактике ведения конного боя. Вот как об этой героической странице отечественной истории восторженно повествуют русские генералы: И. Ф. Тутолмин: «Этот народ (осетины) заслуживает из ряда вон выходящей награды своею безупречною, безграничною храбростью. С первого шага за Дунай, с 22 июня, они открыли для кавказской бригады целый ряд дел с неприятелем, полной безупречной отваги, и собственной кровью значительно более других оросили путь от Дели-Сула через Градешти до самого Самовида и оттуда через Плевно до окопов Ловчи»; М. Д. Скобелев: «Вообще, поведение осетинского дивизиона по беспримерному самоотвержению и рыцарской храбрости выше всякой похвалы» [28].
Отсюда становится понятна мотивация Главнокомандующего Дунайской армией Великого князя Николая Николаевича Романова, который в своей телеграмме обратился к наместнику Его Императорского Величества на Кавказе Великому князю Михаилу Николаевичу Романову со следующей просьбой: "С разрешения государя, пишу тебе просьбу выслать осетин, сколько можно с лошадьми. Осетины герои, каких мало, дай мне их побольше. Прошу выслать как можно скорее. Осетины так воевали, что буду просить им Георгиевского знамени» [29]. Восхищение иронскими (ир-ас-аланскими) всадниками представителей царского дома Романовых обусловило их включение в состав элитного воинского подразделения – Собственный Его Императорского Величества Конвой. Примечательно, что данное гвардейское подразделение, значительно пережившее царскую армию и Монаршую семью, просуществовала в эмиграции до 1990 г., когда скончался последний старший офицер Конвоя Мыстулаты (Мистулов) Эльмурза Дзанчекоевич.
К октябрю 1917 г. по удельному количеству генералов (37), кавалеров Георгиевского креста (379), офицеров (2588) ироны значительно превзошли все остальные народы Российской империи. Зеркальное повторение этого феноменального исторического достижения, не укладывающегося в привычные обывательские представления о воинском долге, произошло в годы Советской власти. Проявив массовый героизм на фронтах Великой Отечественной войны, они вновь взошли на Олимп Воинской Славы, став достойными продолжателями Великой конной и ратной традиции североиранцев.
Официальные цифры, подтверждающие сказанное просто ошеломляют. Из 90 тысяч ушедших на фронт (1941 – 1945 гг.) представителей этой небольшой по численности нации погибло более 45 тысяч, т.е. каждый второй; пали смертью храбрых семь братьев Газдановых и Кобегкаевых; шестеро братьев Хестановых, Темировых; пятеро братьев Токаевых, Каллаговых, Гуриевых, Тургиевых, Бясовых, Болоевых, Сеоевых, Дзоблаевых, Тахоховых, Бароевых, Басаевых, Вазаговых, Дигуровых, Кесаевых, Дзебоевых; 52 семьи в Северной Осетии потеряли по 4 сына; 35-ти воинам было присвоено звание «Герой Советского Союза» еще 36-ть воинов были представлены к этому высокому званию, но по субъективным причинам его не получили; 35-ти офицерам были присвоены генеральские звания [30]. Величины приведенных показателей в удельном отношении являются самыми высокими среди всех народов СССР.
В ходе своей многотысячелетней истории, насыщенной боевыми походами, битвами, имеющими всемирно историческое значение, иронцы закономерно выступили и зачинателями культуры флага. Последнее стало возможно, поскольку только в стремительно двигающемся конном боевом строю возникает острая необходимость в равнении на знаменосца. В качестве первых флагов у них выступал реющий на древке крылатый Дракон, который на ветру издавал свистящий звук (см. иллюстрацию). Североиранские драконарии, подняв этот священный символ высоко над своими головами с честью пронесли его по всему Евразийскому континенту. Поэтому образ крылатого Дракона стал нарицательным, именно так – детьми Дракона – зачастую именовали непосредственных носителей этой традиции народы древнего мира и средних веков. Со временем покрытый Бессмертной Славой иронский флаг, приобрел, свои современные формы и стал выступать одним из основных атрибутов государственной власти, «лицом» стран мира на международной арене.
Продолжателем и ярким носителем Великой конной традиции, зарожденной в бескрайних просторах Евразии, является наш современник Генерал армии дважды Герой Советского Союза, Герой Монгольской Народной Республики Исса Александрович Плиты.
Непревзойденный мастер конных рейдов по тылам врага – таким вошел в историю Второй мировой войны этот легендарный полководец. Сегодня, даже мысленно трудно представить, что возможны такого рода военные операции. В пробитую в линии обороны противника брешь лавиной устремлялся конно-механизированный корпус. Уходя в глубь обороны, корпус громил его тылы, наводя панику и дезорганизуя войска одной из лучших на тот момент армии мира. Каким мужеством, самообладанием и профессионализмом надо было обладать, чтобы в условиях абсолютной информационной неопределенности и в полном окружении управлять крупным военным соединением, а затем, входя в непосредственное бое столкновение с противником вновь прорывать линию его обороны, но уже с внутренней стороны. Очевидно, что здесь огромный дар военноначальника соединился с тонким пониманием природы кавалерии. Определяющую роль в этом играла его непосредственная принадлежность к Великой конной традиции, заложенной североиранцами еще в доисторические времена.
Генеральный секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев был уверен, что посылая И. А. Плиты на Кубу (1962 г.), он его посылает на смерть. В действительности оказалось, что на Кубе, в ходе выполнения совершенно секретной военной операции «Анадырь», он приобрел Бессмертную Славу. В ходе Карибского кризиса 60-х годов руководство СССР было вынуждено передать ему полный контроль над ядерным потенциалом, расположенным на острове Свободы. Так генерал-кавалерист Плиты Исса стал единственным боевым генералом, за всю обозримую историю человечества, на плечи которого лег груз ответственности за развязывание третьей и последней для человечества мировой ядерной войны. Именно он не допустил эскалации военного конфликта, превращение его в горячую ядерную войну.
В ратной деятельности генерала Плиты И. А. мы имеем, пожалуй, последний пример эффективного боевого содружества человека с лошадью в XX столетии. Его легендарный образ неотделим от образа этого благородного животного. Поэтому совсем неслучайно этот многозвездный генерал был увековечен в бессмертном художественном произведении «Генерал И. А. Плиты» сидящем верхом на боевом скакуне (см. иллюстрацию).
Яркое представление о синтезе Великой конной и ратной традиции народа ир дала Вторая мировая война. Неисчислимые жертвы (более 71 млн. чел.) и беспримерный героизм советских людей вывели ее в разряд самой героической по трагизму войны в истории человечества. Над всей этой величайшей героической драмой XX столетия возвышается грандиозная фигура Верховного Главнокомандующего Вооруженных Сил Союза ССР, Генералиссимуса Дзугаты Бесойы фырт Сосо – Сталина. Возглавив в 1924 г. Россию, которая к тому периоду времени не имела общепризнанных государственных границ, национального хозяйства, суверенной финансовой системы, грамотного населения, он к началу 50-х годов превратил ее в индустриальную сверхдержаву СССР с высокообразованным народом, занимающую одну шестую часть суши Земли и оказывающую решающее влияние на межгосударственные, международные отношения. По существу, им в чрезвычайно короткие по историческим меркам сроки была воссоздана Евразийская держава по образу и подобию державы североиранцев киммеро-скифо-сарматской эпохи. Другими словами Сталиным был полностью восстановлен государственный суверенитет страны, утраченный задолго до его прихода к власти.
Кем был этот незаурядный человек – красным императором, сконцентрировавшим в своих руках огромную власть; скрытым мистиком, магнетически воздействовавшим на своих современников? Или, быть может, он был зашоренным фанатиком, насаждающим коммунистические идеи? Колоссальное количество опубликованных на сегодняшний день научных, научно-публицистических работ, посвященных этим глубинным вопросам, так и не дали на них вразумительного, достоверного ответа. Между тем, ответ на них во многом дает его родословная, а также исторический Парад Победы, прошедший в Москве 1945 г. и то, что ему предшествовало.
Фамильное имя Дзугата (русск. – Дзугаевы, груз. – Джугашвили) происходит от одного из колен иронского царского дома – Сидамонта [31]. Вскрывая смысловую подоснову этого имени, следует расставить все точки над «i». Применительно к социуму иронский термин дзуг обозначает объединение, сообщество. Соответственно дзуга – вождь, пастырь, правитель. Местом локализации этой фамилии в средневековье считается высокогорное селение Цамад (ирон. – Цъамад), расположенное в Туалгоме (Центральная Алания). Расширительное толкование сакронима Tual (Туал) позволило исследователям интерпретировать его следующим образом: Tual > Taw + Wal > Сила Высшая > Восходящая Сила Духа [32], [33]. Именно здесь в высокогорьях Центральной Алании и сегодня располагаются главные сакральные культовые центры североиранцев – кувандоны, т.е. места торжественного гимнотворения народа ир. Они по форме стилистически представляют собой зиккурат. Сюда за духовными знаниями на протяжении многих тысячелетий стекаются паломники со всего индоевропейского мира.
Согласно Е. Г. Пчелиной право совершения священного ритуала на одном из главных святилищ Центральной Алании – Мигъдау (по В. И. Абаеву – Божество всех Божеств) относилось к прерогативе фамилии Дзугат;. Таким образом, древность фамилии посвященных Дзугата (Дзугаевы, Дзугашвили) и царской родословной Сталина уходит своими корнями во времена безраздельного господства в Евразии, не знающих рабства североиранцев.
Помимо имени данного ему при рождении (Сосо – уменьшительно-ласкательное от ирон. – Сослан) он сам, как известно, нарек себя вымышленным именем – Сталин (1912 г.). Данное символическое «перевоплощение» произошло на 33-ем году жизни будущего Верховного Главнокомандующего Вооруженных Сил СССР. По этому поводу М. Вайскопф [34], исследовавший этнографические, мировоззренческие корни сталинской диалектики, убедительно показал, что, во-первых, этот выбор был сделан отнюдь не случайно; во-вторых, средой извлечения столь необычного псевдонима выступил широко известный на Кавказе Нартский эпос «…восходящий именно к осетинской модели». Здесь исследователь провел прямую этногенетическую связь последних с ираноязычными скифо-сарматами. В Иронской Нартиаде стальной нарт Сослан выступает наиболее яркой ипостасью Солнца. По мнению Вайскопфа: «Имя Сталин было идеальным совмещением Сослана со Сталью».
Соответственно, для представителя царского дома Сидамонта, как и для всех представителей народа ир Россия никогда не выступала в качестве чужой территории. Она закономерно олицетворялась и олицетворяется сегодня иронами с прародиной предков, останки которых покоятся в священных курганах. Данное обстоятельство совершенно естественно привело Сталина к восприятию России не в качестве некого придатка Востока или Запада, а в качестве самодостаточной и самоценной Евразийской державы.
Поэтому проводимую им на протяжении 30-ти лет государственную и международную политику можно условно обозначить новым политологическим понятием «Скифский проект Сталина». Реализация этого проекта предполагала построение общества равных возможностей, через формирование культурной и социальной полифонии народов Евразии, что полностью соответствовало традициям североиранского мира и, соответственно, его мировосприятию. Решению этой глобальной задачи и посвятил всего себя И. Сталин.
Особо отметим, что проведенное под его руководящим началом обобществление основных средств производства в рамках СССР, в равной мере, как и повсеместное упрочение власти Советов народных депутатов не являлось для него неким откровением. Все эти преобразования базировались на формах народовластия, которые исторически были присущи североиранцам (ир-ас-аланам). Как известно ключевое место у них занимало и занимает сегодня народное представительное собрание «Ныхас», то есть «Совет». Данный исторический опыт народа ир, не раз, спасавший его в годы былых лихолетий, и был распространен Сосо Дзугаты – Сталиным на 1/6 часть суши Земли в ходе строительства новой скифской державы. Сказанное явилось одной из первопричин стремительного взлета представителя иронского царского рода на вершину государственной власти России.
Взяв за основу универсальную трехфункциональную структуру устройства иронского/арийского общества [35], он ее воссоздал в рамках СССР. Именно эта социальная пирамида:
просветители – рождающие смыслы; войны – несущие охранительную функцию; общинники – создающие материальные блага была им выстроена в ходе революционных преобразований бывшей Российской империи. Отсюда проистекает его неустанная системная работа по совершенствованию политического управления, науки и образования (страта просветителей ), укреплению армии и флота (страта воинов), развитию производительных сил и производственных отношений (страта общинников). Так, по лекалам пращуров народа ир Сталин воспитал нового «советского человека», построил уникальное для XX столетия «советское общество». Центральное место в нем, как ни странно это будет звучать, занимала не марксистско-ленинская идеология, тем более не библейская догматика с ее либеральным подтекстом, а иронский/арийский культ Солнца и Героев. Только в таком обществе могла родиться популярнейшая песня «Пусть всегда будет Солнце» (1962 г.), содержащая следующие незабываемые слова: «Солнечный круг, Небо вокруг… Пусть всегда будет Солнце, Пусть всегда будет Небо... Солнце – навек! Счастье – навек! Так повелел человек».
Сам же Сталин, пройдя, в соответствии с иронской идеологемой Дзауаггаг, все ступени духовного роста, соединил в себе выше обозначенные три функции став Ироном, т.е. Бессмертным. Бесспорным подтверждением последнего явилась формализация в годы тяжелых испытаний (1941 – 1945 гг.) в одном лице (И. Сталина) жреческой касты – Секретарь Центрального Комитета ВКП(б), касты воинов – Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР, Председатель Государственного комитета обороны СССР, касты общинников – Председатель Совета народных комиссаров СССР. Осуществленная им на этой священной иронской/арийской основе абсолютизация власти и привела советский народ к Великой Победе. Надо полагать, поэтому с каждым годом во всем мире усиливается неподдельный интерес к политическому наследию самого выдающегося государственного деятеля прошедшей эпохи – Сталина, его «Скифскому проекту».
Проведенный по предложению Верховного главнокомандующего Парад Победы, являющийся квинтэссенцией глобальной военно-политической катастрофы, втянувшей в свою орбиту 62 государства из 73 существовавших на тот момент (80 % населения Земного шара), во многом проявил скрытые смыслы, лежащие в ее основе. Данный Парад подобно лучу Солнца пробившемуся из-за свинцовых туч, нависших в тот день над Красной площадью, на миг ярко высветил истинное лицо И. Сталина, его внутренний метафизический мир.
«Я слишком стар, чтобы руководить военным парадом. …Принимать Парад Победы будет маршал Жуков, а командовать парадом маршал Рокоссовский» [36]. Этими скупыми словами Верховный главнокомандующий напутствовал своих маршалов летом 1945 г. Соответствующий приказ за №370 был опубликован 22 июня 1945 г., то есть, день в день начала Великой Отечественной войны [37]. Несмотря на то, что, Вторая мировая война была войной «моторов», тем не менее, по личному указанию Верховного главнокомандующего этот торжественный воинский церемониал выпестованные им Маршалы СССР провели верхом на боевых скакунах.
Примечательно то, что принимавший Парад Победы Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, проехал по Красной площади на белом коне. Согласно многотысячелетней культурной традиции народа ир конь белой масти – символ бессмертного Солнца, божественного Света и Царской власти. Такой арийский солярный символ был противопоставлен Сталиным левосторонней свастике, под которой сражались поверженные войска нацистской Германии. Тем самым, символьным языком всему миру была наглядно продемонстрирована всепобеждающая сила божественного арийского Света над силами Тьмы. То есть и в этот праздничный для большинства жителей планеты Земля день им велась незримая экзистенциальная битва с вселенским Хтоном.
Если осенью 1941 г., взойдя на Мавзолей Ленина, Сталин, подобно стальному нарту Батразу, которого Ж. Дюмезиль отождествлял с его мечом и грозовым богом [35] посылал войска в огненное жерло войны, осеняя их именами героических предков, то через пять лет, летом 1945 г., он, подобно скифским жрецам на вершинах степных пирамид (священных курганов), управляющих величественными ритуалами в честь Всепобеждающего Солнца, невозмутимо взирал с того же мавзолея на марширующие перед ним, овеянные боевой славой полки. Все сошлось в одной символической точке, в центре воссозданной им «скифской державы» – священный курган (зиккурат) и его главный служитель. Именно к подножию мавзолея, архитектурно представляющему собой зиккурат, по его личному распоряжению были брошены 200 склоненных к земле знамен и штандартов поверженных армий третьего Рейха (см. иллюстрацию).
Одержанная им в тот памятный день сокрушительная метафизическая Победа явилась реальностью только для небольшого круга посвященных. Она стала своеобразным терновым венцом Великой Отечественной войны, источающим священную кровь павших героев, среди которых был и его сын. Сказанное полностью соотносится с данными священного календаря иронов (Табуйаг Ирон Майрадуаг), согласно которому на день летнего солнцестояния – 22 июня (начало третьей декады июня) приходятся одни из самых почитаемых народных праздников Хуыцау дзуар, Реком, Уацилла с обязательными культовыми приношениями Единому Богу – Творцу Вселенной, всем светлым, солнечным силам.
Бесчисленные жертвы лучших сынов Отчизны, принесенные на алтарь Великой Победы; белый конь, как инкарнация образа Солнца; реющее на древке, подобно Дракону, Красное Знамя Победы и опущенные штандарты Вермахта; священный зиккурат, как материализация древней арийской/иронской модели мироздания, возрожденный североиранский культ героических предков – все это звенья священной Золотой Цепи, выкованной иронами в доисторические времена на бескрайних просторах Евразии. Очевидно, что с подачи Верховного главнокомандующего эти сакральные обрядово-ритуальные атрибуты и действа, исторические основания которых уходят в североиранский мир, обусловили придание Великой Отечественной войне и Параду Победы священного статуса в глазах всего советского народа.
Устойчивость заложенной священнодействием Сталина летом 1945 г. социокультурной матрицы не может не поражать. Последнее наглядно проявилось в ходе проведения 9 мая всероссийской (международной) акции «Бессмертный полк» (2015 – 2018 гг.), которая чудесным образом всколыхнула наследников Великой Победы, проживающих на всем постсоветском пространстве от океана до океана. Само время оказалось не властно над их памятью, впитавшей главную идейную составляющую Парада Победы – Жить ради Подвига. Именно эта духовная константа человечества, выступающая краеугольным камнем древнего иронского/арийского мировоззрения Ирон агъдау [24], и была ритуально воспроизведена Сосо Дзугаты – Сталиным в ходе комментируемых торжеств. Поэтому ничего, более героического и эпического чем Сталинская эпоха тысячелетняя история Руси не знает.
Отсюда вопрос о том, кем был этот человек, какие идеалы и идеи двигали его, казалось бы, иррациональными поступками приобретает риторический характер. Трехчастная североиранская модель советского общества, культ Солнца и Героев, проявленный символизм Парада Победы (1945 г.), царская подоснова родословной Верховного главнокомандующего наглядно обнажили иронские корни сталинского абсолютизма, его прямую этногенетическую, историческую связь как с Великой конной, ратной традицией, так и с культурной традицией народа ир в целом. Историософичный взгляд на выявленную мотивацию в действиях И. Сталина позволяет определить как общие закономерности, так и спасительные духовно-нравственные ориентиры развития нынешнего российского государства (см. «Национальная доктрина Алания» [24]). Очевидно, что только через их широкое диалектическое осмысление станет возможным обретение и общечеловеческого единства.
Мистическим образом зачинатели Великой конной традиции, с которых начался семь тысяч лет назад неудержимый полет конного всадника по страницам человеческой истории и истории государств древности, завершили его исторический ратный бег. В этом непреложном факте вновь наглядно проявилась удивительная преемственность традиционной культуры иронов (ир-ас-алан), измеряемой многими тысячелетиями (V тыс. до н.э. – начало III тыс. н.э.). С честью выполнив свою историческую миссию, они золотыми буквами вписали свое славное имя в летопись всемирной истории человечества.
* * * * *
Все вышеизложенное позволяет заключить – сформированная североиранцами в степях Евразии Великая конная традиция (V – II тыс. до н.э.) посредством приручения дикой лошади, овладения верховой ездой, изобретения конского снаряжения (седла, сбруи, стремян и т.д.) и механических средств передвижения (колесница) заложила необходимые предпосылки для зарождения Великой ратной традиции народа ир. Передаваясь из поколения в поколение на протяжении многих тысячелетий, она оказала существенное влияние не только на историческую судьбу этого легендарного народа, но и на ход всей мировой истории человечества. Став на этой объективной материальной основе господами гигантского по своей протяженности евразийского степного пояса ими, в дальнейшем, была осуществлена военно-политическая и культурная экспансия на другие области и регионы Ойкумены. Но это уже предмет отдельного разговора.
Итак, кеми же были родоначальники Великой конной традиции? Двух ответов на этот вопрос быть не может. Такое революционное по своим масштабам и последствиям для всего человечества действо мог осуществить исключительно североиранский (ир-ас-аланский) суперэтнос. Именно он, выступая в качестве первого известного мировой науке автохтонного культурного населения Евразийского степного пояса решил эту сверхзадачу. Ученый мир не знает и намека на присутствие в рассматриваемом регионе на рубежах V – II тыс. до н.э. другой устойчивой культурной, социально-политической общности способной осуществить подобное. Став в глубокой древности в конном боевом строю под стяг Священного Дракона, олицетворяющего Предвечность Вселенной, им были предопределены возникновение и расцвет працивилизации ИР.
Литература
1. Абаев В. И. Скифский быт и реформа Зороастра //Абаев В. И. Избранные труды. Религия, фольклор, литература. – Владикавказ, 1990.
2. Марцеллин Комит. Хроника / Пер., ред. Н. Н. Болгов. – Белгород, 2010.
3. Вернадский Г. В. История России. – М., 2000.
4. Исаенко А. В. Сармато-аланские лошади//Фыдыб;ст; – Отчизна. – Владикавказ, №4, 1992.
5. Кузьмина Е. Е. Распространение коневодства и культа коня у ираноязычных племен Средней Азии и других народов старого света //Сборник «Конь». Составитель-автор Шумилов С. В. – Владикавказ, 2008.
6. Котова Н. С. Дериевская культура и памятники Нижнемихайловского типа. – Киев, 2013.
7. Зайберт В. Ф. Поселение Ботай и задачи исследования энеолита Северного Казахстана. Энеолит и бронзовый век Урало-Иртышского междуречья. – Челябинск, 1985.
8. Цалкин В. И. Древнейшие домашние животные Восточной Европы. – М., 1970.
9. Кузьмина Е. Е. Лошадь в Европе и на Переднем Востоке. – V Всесоюзная сессия по древнему Востоку, тезисы докладов. – Тбилиси, 1971.
10. Происхождение и хронология синташтинской культуры (материалы заседания круглого стола) // Аркаим – Синташта: древнее наследие Южного Урала, ч. 2 (Сбор. под. ред. Г. Б. Здановича). – Челябинск, 2010.
11. Электронный ресурс: http://www.events.volga.rt.ru/?id=1051 Раковский С. С. Аландское городище.
12. Нарты кадджыт;. – Дз;уджыхъ;у,1946.
13. Покорение Кавказа / Очерки исторического прошлого и современного положения Кавказа. – С.-Петербург: Изд-во. Каспари А. А., 1904.
14. Ковалевская В. Б. Конь и всадник. – М., 1977.
15. Рахно К. Ю. Посвящение коня в погребальном обряде осетин и его украинские параллели //Материалы международной юбилейной научной конференции «Россия и Кавказ» (6 – 7 октября 2009 г., Владикавказ). – Владикавказ, 2010.
16. Измаилов Г. М. О традиционном обычае посвящения коня умершему у народов Дагестана //Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. – Махачкала, 2011.
17. Уарзиати В. С. Избранные труды: Этнология. Культурология. Семиотика / Сост. В. А. Цагараев, Е. М. Кочиева. – Владикавказ: Проект-Пресс, 2007.
18. Цагараев В. А. Золотая яблоня нартов. – Владикавказ, 2000.
19. Царциаты таурагът;: ирон ад;мы эпос /Легенды о Царциата: эпос осетинского народа / составитель Ф. М. Таказов. – Владикавказ, 2007.
20. Пьянков И. В. Образование державы Ахеменидов по данным античных источников. – В кн.: История Иранского государства и культуры. – М., 1971.
21. Беленицкий А. М. Конь в культах и идеологических представлениях народов Средней Азии и евразийских степей в древности и раннем средневековье. – В кн. Конь. Составитель Шумилов С. В. – Владикавказ, 2008.
22. Геродот. История / Перев. Г. А. Стратановского. – М., 2001.
23. Денисон Г. История конницы / в 2-х т.- С.-Петербург, 1897.
24. Дзанайты Х. Г. Национальная доктрина Алании – XXI век: этнополитическое исследование. – М., 2005.
25. Геродот. История (I, 205) // Доватур А. И., Каллистов Д. П. Народы нашей страны в «Истории» Геродота. – М., 1982.
26. Куприянов Д. Гибель царя царей // Военная история. №10, 2015.
27. Ставиский Б. Я., Яценко С. А. Искусство и культура древних иранцев. Великая степь, Иранское плато, Средняя и Центральная Азия. – М., 2002.
28. Электронный ресурс:
29. Электронный ресурс: https://bakaev-kuban.livejournal.com/1734.html.
30. Осетия и осетины/ авт.-сост. К. С. Челехсаты. – СПб, 2009.
31. Гутнов Ф. Х. Века и люди (Из истории осетинских сел и фамилий). – Владикавказ, 2004.
32. Чочиев А. Р. Краткий справочник. Ир-Ас-Аланское единобожие: этапы развития, культ, игрище-карнавал, застолье и порядок молитв. – Цхинвал, «Южная Алания», 2006.
33. Дзанайты Х. Г. Туалгом: объединительная миссия // Пульс Осетии, № 42, октябрь 2016.
34. Вайскопф М. Я. Писатель Сталин. – М., 2002.
35. Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. – Владикавказ, Наука, 2001.
36. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. – М., АПН,1969.
37. Приказ Верховного главнокомандующего ВС СССР № 370, 22 июня 1945 года // Правда. – М., 22.06.1945.