Если вдуматься, это самая удивительная вещь в человеческой природе. Чудом еще называют любовь. Но это чудо с душком. Природа эксплуатирует его с целью продления вида, не делая разницы между видом бабочки-капустницы и видом гомо сапиенс. Не многие понимают тоску Платона, который разыскивал нечто, не запачканное никакой утилитарной целью. Неважно, кто или что имеет от этого пользу. Когда обнаруживаешь нить, привязанную к какому-нибудь твоему органу… например мозгу… уходящую в небеса или за ближайший пригорок, понимаешь что ты всего-навсего кукла. Марионетка, которой управляют. Это может серьезно подкосить.
Платон долго искал. Конечный выбор оказался странен. Низкие натуры назвали его извращением. И лишь немногие воспрянули в короткой надежде (короткой, ибо человечность и тут не замедлило проявить свою неидеальность). Привязанность человека к человеку, не являющаяся приманкой с целью продления рода, не являющаяся разновидностью военного или экономического союза с целью сохранения своей собственной жизни, или отъема жизни у кого-то другого, не являющаяся разновидностью безволия (куда положили, там я и лежу). Дружба.
Вспоминается восточная притча. Однажды некий пастух по имени Горный Воздух смастерил из стебля бамбука свирель. Он извлек из нее первую мелодию. Из своей хижины к нему пришел сапожник Коровья Шкура, сел рядом и промолвил: «Луна выглянула из-за туч, повеяло приближением утра». Пастух сыграл еще. «Орел взлетел с вершины горы и стал кружить над долиной».
С тех пор они не разлучались. Пастух пас свое стадо и играл на дудочке. Поодаль тачал сандалии сапожник и слушал игру. Только сапожник мог понять, о чем были песни пастуха, только он мог почувствовать его тоску или его радость. Они ни о чем не говорили.
Однажды сапожник занемог и умер. Пастух сжег свою флейту на его могиле. С тех пор до самой своей смерти он не играл ни на одном музыкальном инструменте. А друга, в том селе, в котором жили этот пастух и этот сапожник стали называть «слушающий музыку сердца».
Декарт с апломбом заявлял, что он сам является доказательством своего бытия. К чему эта спесь одинокого? Да, любая мысль, даже не будучи высказанной вслух, творит свою вселенную, как первоначальный логос Бога сотворил мир из изначального хаоса. Но будет ли эта вселенная совершенна? Нет, если ее не заметит, не оценит, и не одобрит кто-то еще помимо своего создателя, равный ему по всемогуществу творца, но обративший его во всевидение эстета. Не в этом ли причина разделения самого Бога на ипостаси?
«Зачем мы дружим? - однажды спросил меня друг, тот который ранее рассказал мне восточную притчу, - Мы такие разные, у нас почти нет совпадающих интересов, мы живем далеко друг от друга… и мне скучно с тобой!»
«А как же музыка сердца? Разве тебе не нужен свидетель твоего бытия, который делает твою вселенную совершенной!»
«Ха-ха-ха!» ответил мне друг.
С тех пор стала умирать наша дружба. Это отвлеченное понятие, это бинарное отношение между двумя индивидуумами социума, безжалостно препарированное и подвергнутое всестороннему анализу в философской литературе, в художественных произведениях, стало хиреть как экзотическое хрупкое растение. Этот загнанный в угол зверек, пытался ускользнуть от хватких безжалостных пальцев своего хозяина, который в одночасье решил оторвать ему голову. Он забился в какую-то норку и там высох, превратившись в маленькую трогательную мумию, способную пролежать века.
Безумие современного человека. Он будет лелеять морскую свинку, поставит клетку с ней на лучшее место в своем доме, станет кормить ее отборным кормом. А потом ему в голову войдет мысль, и он вышвырнет своего любимца на помойку.
Дружба это разновидность религии. И убить ее может только то, что убивает религию. Неспособность верить вопреки видимости. Нас так легко можно убедить в том, что этот еврей не сын божий, а узурпатор престола, что этот гражданин не частица нас, а хороший объект, если не для грабежа, то хотя бы насмешки. И предательство превращается из самого страшного преступления, в легальный аттракцион, человекообразных приматов.
Можно сказать: «Что особенного в том, что он меня видит? Я могу обойтись без его взгляда!» Этого не скажешь, когда ощущаешь потребность в том что бы на тебя был обращен чей-нибудь взгляд в любую минуту твоего бытия. Выбор между желанием спрятаться в тень, и желанием выйти на свет. В тени можно делать что хочешь, что не увидит никто, и не спросит никто. А сделав, можно самому забыть. Такой выбор - это сумасшествие.
Дружбы нет, потому что мы сумасшедшие. И, прав был Честертон, Бога нет по той же причине.