Ведьмы и звезды. Глава 30

Виталий Поршнев
               
        ГЛАВА  30.

  Марина  Юрьевна оказалась человеком, который  почти  всегда     подмешивает вымысел   к  истине, и использует    полученный коктейль  в зависимости от того, какие жизненные задачи перед ней стоят. То, что она рассказала о себе у Кимов,  было   не совсем правдой.  Марина Юрьевна  в  театре трудилась старшим кассиром, а заведовала кассами лишь  на  период болезни,  или  очередного отпуска начальницы. В оправдание ее лжи можно сказать, что она   заправляла  на   нелегальной бирже   билетных спекулянтов. Но и здесь была   не организатором схемы,  а лишь   посредником между уличными воротилами   и  театральным руководством.  С  ним у нее  сложились доверительные отношения, когда  она приехала  из  Калуги подающей надежды балериной. Марина Юрьевна танцевала второй солисткой  несколько сезонов  на сцене Большого. Ей предсказывали скорый взлет к славе, но она неожиданно сошла с дистанции, и удовлетворилась  продажей билетов.

    Касаемо  ее мужа, Вавилова Игоря  Витальевича,  что  тоже  работал в Большом   (на  скромной  должности  электрика), то  выяснилось, что он  никогда не был домашним деспотом.  Игорь Витальевич вёл  бытие  простого алкоголика, чего  Марина Юрьевна    ужасно стеснялась, и в самом начале их брака,  надеялась изменить. Только махнув на мужа  рукой, она  вспомнила обо мне.  Ведь   Игорь Витальевич, несмотря на все ее старания,   так и не стал питать к ней  чувств,   а падчерицы, две  погодки моложе меня, откровенно недолюбливали мачеху, хотя и тщательно скрывали это.

       Игорь  Витальевич родился в семье известного композитора  и  театрального режиссера, лауреата государственных премий СССР. Будучи молодым,  Игорь Витальевич дерзал  на многое в искусстве,  выгодно женился. Однако  смерть горячо любимой  супруги, сразу   после вторых  родов  по невыясненной причине, связанной со здоровьем, ввергло его в уныние,  и лишила  энергии  реализовывать  планы на жизнь.
  Основой   для второго брака  Игоря Витальевича послужила  только его наследственная квартира в старинном доме.  Причем со стороны Марины Юрьевны,  это и в самом деле  была справедливая  сделка:   в придачу   шли две сироты, за  которыми надо было смотреть, как и за родными детьми.

    Я навсегда запомнил  первое впечатление от  высокого   дома на набережной Москвы – реки, где мне предстояло  взрослеть. Меня поразила не только    лепнина   в готическом стиле и жуткие   скульптуры  на фасаде дома,  но и   фантастически красивый вид города в этом месте, покоряющий сердце с первого мгновения.
 
  Слова Марины  Юрьевны  о  покупке  жилплощади для меня,  в реальности оказалось выкупом  за баснословные деньги  спорной кладовой у соседей. Что позволило немного увеличить прихожую и выгородить  клетушку на семь  квадратных метров, получившую гордое звание комнаты только за то, что в ней имелось окно.

         Планировка квартиры получилась затейливой, но  такими были  все квартиры в этом  доме, построенном  при последнем  царе   известным   магом, по слухам, входившим в окружение  самого Распутина. Я слышал много легенд, связанных с владельцем дома, о якобы  замурованных  в стенах  тайниках.  Однако никто из  жильцов ничего подобного  не находил.
 
         Наш быт был устроен следующим образом:  в   средней (по размеру)  комнате   жили девочки.  Комнату поменьше  занимали Игорь Витальевич и Марина  Юрьевна, которая, впрочем, придерживалась принципа, что муж   может войти  к ней только   трезвым. В результате Игорь Витальевич постоянно  спал,  где придется.   Слегка  «подшофе»   на диване  в   большой комнате, так  называемой «парадной  гостиной», а  сильно пьяным   на полу кухни с  отрытым, с целью выветривания запаха, окном. Его это устраивало, он к себе относился  наплевательски.
 
  В отличие от него, Марина Юрьевна  выдвигала высокие требования ко всему. Она тщательно следила за  своей внешностью  и трепетно сохраняла вещи, оставшиеся от родителей мужа.  Особенно картины известных  художников и коллекционную  мебель, которою нельзя было трогать без нужды руками, и уход за которой  занимал у нее один выходной в месяц.  Мало того,  сама  Марина  Юрьевна   покупала   дорогие предметы  советской эпохи, от чего квартира постепенно  превратилась  в своеобразный  музей. Причем  его центральным экспонатом являлась  ростовая  картина в «позолоченной»  рамке,  на которой  была изображена  Марина Юрьевна  в свои  лучшие годы,  стоящей  на пуантах балериной. Наверное, с этой картиной и в такой  обстановке,  Марина  Юрьевна чувствовала себя состоявшейся.  Тем,  кем она хотела бы быть, но так и не стала.
 
       Впрочем, когда я переступил порог,  запутанная  личная жизнь обитателей квартиры, и мои относительно стеснённые условия в ней,   меня  не особенно обеспокоили.  Я был  очень рад, что вернулся в Москву, в привычную для меня городскую среду, по которой отчаянно скучал у Кимов. К тому же я надеялся на встречу с Марией Ивановной и ее сказочными котиками. Мне хотелось опять ощутить ее любовь, а также  узнать  о плюшевом  мишке и красной пожарной машине. Она мне их подарила, о чем   случайно рассказала  Марине  Юрьевне, и та этим воспользовалась?  Что Мария Ивановна скажет? Действительно ли Марина Юрьевна является моей далекой родственницей?
 
К сожалению, когда   спустя неделю я дозвонился до детдома и попросил позвать к телефону Марию Ивановну, снявшая трубку  нянечка, вспомнив меня,  огорченным голосом сообщила, что моя просьба невыполнима.  Марья Ивановна    узнала о  врачах, которые могут излечить ее, и перебралась на постоянное жительство ближе к ним, куда-то   в Калужскую Область. Я расплакался и дал отбой. Потеря  надежды увидеться с доброй  Марьей  Ивановной  стало    для меня большим ударом.