Любовь Никонова. Писательская стратегия

Сергей Озеров Лунь
 
  В моём личном календаре 3 января это день рождения Николая Рубцова и Любови Никоновой!

  Не знаю кем принято, но первый ряд Золотого века русской поэзии: Пушкин, Лермонтов, Тютчев. Тройка первых Серебряного века это Блок, Маяковский, Есенин. Самые заметные поэты Бронзового века (середина и конец ХХ столетия) для меня Рубцов, Бродский и Юрий Кузнецов!

  Такая же тройка первых есть и Кузнецкой (местной) поэзии! Не буду оглашать вторые и трети места, ибо метры живы и здравствуют, но и они бесспорно признаю первенство за покойной Любовью Никоновой! Ибо за ней лидерство и в количестве стихотворных сборников и в непревзойдённом влиянии на всё кузбасскую литературу и русскую женскую поэзию начала ХХI века!

  У Михаила Пришвина есть такая формула – Искусство как поведение; я уже несколько лет думаю о судьбе местных авторов, откуда истоки писательства, способы протекции, виды выхода на публику, истории публикаций, то есть по-пришвински судьба возведённая в ранг искусства, а по-моему – писательская стратегия.

  Почему рождённые в конце пятидесятых не успели проскочить  в писатели, хотя некоторые и стали членами Союзов, но в классическом смысле писателей из них не получилось! А вот Любовь Никонова почти в одиночку заняла поэтическое пространство местной литературы и судя по публикациям последних годов городского альманаха «Кузнецкая Крепость» уступать своего первенства  не собирается!

  Она в детстве уже писала поэмки, на мой взгляд в Блоковской эстетике. Приехала к родственникам в Заводской район доучиваться в школе и Пединституте! Со слов выступлений часто наезжающего в Новокузнецк Гарри Немченко, «Мы её заметили и благословили», в бытность многотиражки на строительстве Запсиба.

  Ещё будучи студенткой в 1974 году у неё в Кемерово вышла первая книжка стихов «Скрипичной ключ». Стихи правильные, идеологически выверенные, и чувствуется, что последние стихотворения ещё не созревшие и не доработанные вставлены редактором для требуемого планом объёма.

  После окончания института она отработала положенные три года в деревенской школе Промышленновского района и из моего зрения выпали её восьмидесятые годы, чем она занималась, кем зарабатывала себе на жизнь?! Что была поэтом, это бесспорно! В 1984 году уже в Москве у неё вышел второй сборник стихов!

  Для меня с 92-ого постсоветского года она была на виду в литературной и общественной жизни города со случайно-неслучайной встречи в 64-й школе (Зыряновка). Она как сотрудница музея Достоевского пришла читать лекцию о венчании Фёдора Михайловича с Марьей Дмитриевной в Кузнецке! Я ещё похвалился, что в этой школе как бы чиню электричество, официально записанным в трудовой на должность дворника. А в соседней (по району) школе № 60 веду по субботам литкружок за три часа в неделю! Думаю, что это было ей подсказкой, что на жизнь можно зарабатывать и преподаванием совмещая его с литературой.

  Через несколько лет у Никоновой уже было не менее четырёх студий школьные, студенческие и 1999 года в помещении ДТС она возродила ЛИТО «Гренада», (я для затравки предложил на обсуждения свою подборку стихов), но литературного объединения не получилось, получилось продолжение школьно-студенческих студий, то есть основными посетителями общегородского литобъединения были выросшие её же ученицы. И кого же она выучила? Навскидку назову (опять) троих. Это члены Союза писателей России Дмитрий Хоботнев с книгой «Мост», помню как на занятиях он читал отрывки из своего романа «Ди(е)мон», я единственный ухахатывался, остальные нечего не понимали, что это произведение о местной жизни, вторая буквально подражавшая в поведении наставнице Вика Можная, по протекции декана литинститута Минералова ставшая в Москве детским писателем, а так же теперь методист ДТС Оля Комарова принятая в члены в декабре 19-ого года! В секретном разговоре Ольга жаловалась, что Никонова её не любила.  – Естественно, - отвечал я Ольге, ты пришла уже с собственным голосом, а преподаватели к этому ревнуют, от собственных голосов диссонанс в хоре?!

  Ольга как бы продолжает сейчас «Гренаду», но честно сказать ни лито, ни студии уже не получается, или пишущая молодёжь выродилась, или стало некому и не зачем сочинять стихи?! Я уже нескольким молодым людям говорил, пишите дневники, это гораздо интереснее чем игра словами?!

  Между Новокузнецком и Кемерово давний спор за столичность, да ещё южно-столичных писателей мир не берёт. То и понятно, тучные издательские луга где-то на севере, похоже ныне уже мхом-ягелем заросли! А на югах всё вытоптано, скудны литературные просторы! А вот Никонова (это я опять о стратегии) успела собрать урожай собственных книг, печаталась и в частном издательстве при ДТС и в Кемерово, и В Москве! Жизнь отдана на службу русскому слову!

  Как то я писал в 13-ом году эссе о писателях Новокузнецка и для примера творчества только на трёх сайтах нашёл стихи Никоновой, для разбора стихотворение пришлось самому набирать из сборника! Сейчас стоит забить в поисковике фамилию поэтессы и уже несколько десятков интернет-ресурсов предлагают её стихи! В чём приложил руку и ваш покорный слуга. Чтобы не быть голословным предлагаю последнюю (крайнею) подборку стихов из последнего альманаха «Кузнецкая Крепость» за 2019 год! (Тираж «КК» готов, в январе грядёт презентация в ДТС.)

  Да чуть не забыл, по традиции в конце января «Никоновские Чтения», которые проходили в библиотеках и как правило в музее Достоевского, нынче будут проходить в ДТС (Доме творческих Союзов), музей после долгосрочного ремонта томскими реставраторами сейчас находится  в состоянии недееспособности: обваливается штукатурка на потолках, дом купца Байкалова закрыт для посещения. («Раньше строили на века, сейчас осваивают бюджетные деньги» - мысль моя как бывшего строителя.)

 И так в ДТС в конце января «Никоновские Чтения» со сбором средств на памятную доску, которая будет висеть на том же ДэТэСе (место работы), надеюсь с барельефом поэтессы и цитатой из её стихов, доска уже заказана новокузнецкому скульптору!
                Сергей Озеров
 
Далее стихи Любови Никоновой:
 
*   *   *

Я лежала на тёплой земле.
Нежным маревом флоксы дымились.
 А в душе, будто в солнечной мгле,
Золотые частицы струились.
 
То ли это сознанья поток?
То ли чувственность в истинном свете?
То ль духовный прорыв на восток?
То ль мои незачатые дети?
 
Подлетали вплотную шмели.
В них природные силы гудели.
И растения жизни цвели
Сплошь и рядом, и в духе, и в теле.
 
И душа проходила сквозь мир
 Вереницей любовных посланий,
Золотой оставляя пунктир
 На пределе своих сверхжеланий.
 
ОБОСОБЛЕННОМУ ПОЭТУ
 
 В неизвестной долине меж гор
Ты поставил свой белый шатёр.
Он возник, как внезапная блажь.
Он светился, как тонкий мираж.
Он струился, как дирижабль.
Он кричал, как влюблённый журавль.
Но ходили сквозь светлую тьму
Только снежные люди к нему.

МУСОРГСКИЙ

 Прислушался он – и услышал дыхание смутных времён. Внял голосу сытых и нищих – И музыку выявил он. To пенье. To смех. To ворчанье. To тихо. To сдержанный гром. Венчанье Бориса. Венчанье на царство. И смута кругом. И слухи. И рокот кровавый. Зевак и юродивых – тьма. Свет солнца – тяжёлый и ржавый. Затмение душ и ума. На каждом шагу – самозванцы. Лжецарства и псевдоцари. To вспыхнет, то меркнет сознанье от скрытых толчков изнутри. И в то, что уловлено слухом, – чрез ноты – вложил он себя, Россию и сердцем, и духом то гневно, то скорбно любя. О, удаль! О, горечь! О, жалость! Сожги, изведи, сокруши! И тело его разрушалось, уже не вмещая души. И он перед мглою дальнейшей сказал живописцу: «Пора. Пиши меня, Репин светлейший, от мыслей святых – до нутра»… Тот выписал грузное тело, отёчную тяжесть лица – и выразил душу, что пела и петь обреклась до конца; всю драму натуры широкой, последнюю бурю в крови... И взор, что исполнен глубокой – одной, безотказной любви... (1984 г.)
 
 *   *   *

Летел, летел собор над лесом,
Над глухоманью, над зимой,
 Не отягчённый больше весом,
Уже расставшийся с землёй…
 
Струился он над русской стужей
Сияньем ликов и очей,
 Последней всенощною службой
И теплотой своих свечей…
 
И кем опознан? Кем угадан?
Кто этой Церкви Божьей внял?
Лишь тонкий-тонкий синий ладан
Страну Россию наполнял…
 
*   *   *

Опустись, светоносец, загадочный диск,
Опустись ещё раз. Это даже не риск.
 Я верчу и верчу марсианский волчок,
 Я гляжу и гляжу в твой зелёный зрачок.
 
Под твоей оболочкой из тонкой слюды –
Зеленеющий рай идеальной среды.
Заселён этот рай – светозарный, большой –
Совершенной, одной, коллективной душой.

Это братья мои. Мы в разлуке давно.
И вернуться туда мне уже не дано.
За какой-то проступок (не помню, какой)
Отлучили меня – и закрыли за мной. (1985 г.)