61. Фабрика
В соседнем доме окна жолты.
По вечерам — по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.
И глухо заперты ворота,
А на стене — а на стене
Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине.
Я слышу всё с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.
Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули.
И в жолтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.
24 ноябре 1903
Напомню, что для слова жёлтый у Блока – двойное описание. И через “е” он обозначает нормальный цвет:
«…Немеет небо, земля в молчаньи,
За желтой нивой…
7 июля 1901»
Или:
«Зарево белое, желтое, красное,
Крики и звон вдалеке.
6 ноября 1901»
А буквой “о” он добавляет ощущение нездешности, нереальности, инфернальности:
«Там — в улице стоял какой-то дом,
И лестница крутая в тьму водила.
Там открывалась дверь, звеня стеклом,
Свет выбегал, — и снова тьма бродила.
Там в сумерках белел дверной навес
Под вывеской «Цветы», прикреплен болтом.
Там гул шагов терялся и исчез
На лестнице — при свете лампы жолтом…
1 мая 1902»
Или:
«При жолтом свете веселились,
Всю ночь у стен сжимался круг,
Ряды танцующих двоились,
И мнился неотступный друг.
Желанье поднимало груди,
На лицах отражался зной.
Я проходил с мечтой о чуде,
Томимый похотью чужой…
Сентябрь 1902»
Конечно, заглавное стихотворение можно прочитать как «лирику социального протеста». Вот только точка наблюдения для болеющего за «восьмичасовой рабочий день» и «справедливую оплату труда» уж больно экзотическая:
Я слышу всё с моей вершины…
И сразу и эта «фабрика», и эти «измученные спины» представляются мелким муравейником с копошащимися в нём насекомыми:
«Кругом о злате иль о хлебе
Народы шумные кричат…
3 февраля 1901»
Потому что “народы”…
Блок. Из дневника 18-ого года:
«ФЕВРАЛЬ 1901
Вечерами — уже “звуки живых голосов”, и ее “прах потревожен”. Былое воскресает. Песня “родная и знакомая”. “Звезды” — все те же, “народы” (не народ) — все те же, но “душа, молча, уже готовит чудные дары своим богам в одиночестве”. Она “умащена, ловит зов другой души”. МЕЧТА (термин Вл. Соловьева — действенный[то есть тот, который порождает действие]) становится УПОРНОЙ в искании (неудачно сказано и удачно поправлено: воскрешении)”мертвого праха давней жизни”. Над ней уже ответно “загораются небеса”. Сквозь “суровость пути- райские сны в полнощном бдении” (сны — тоже термин Вл. Соловьева, тоже действенный). Эти сны райские, в отличие от других, которые “объемлют дух страстной мглой” (начинается борьба другая, борьба с “адом”, на которую тратятся не те пошлые силы, которые уходят на человеческую борьбу).»
Потому что “фабрика” для Блока – это не завод, на котором «пошлые силы, которые уходят на человеческую борьбу» перерабатывается в “злато и хлеб”, а метка места, где он пережил истинное чудо – одно из сильнейших ощущений в своё мистическое лето, то есть во всей своей жизни, когда зримо увидел, что Ты – во всём, что даже в груде камней – Ты:
«Признак истинного чуда
В час полночной темноты —
Мглистый мрак и камней груда,
В них горишь алмазом ты.
А сама — за мглой речною
Направляешь горный бег
Ты лазурью золотою
Просиявшая навек.
29 июля 1901. Фабрика»
А этих, которые «“народы” (не народ)» у которых «согнутые измученные спины», что на «фабрике» зарабатывают на «хлеб» – их обманули:
…И в жолтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.