ГЛАВА 29.
Из машины появились незнакомые люди, имевшие в своем составе человека в милицейской форме, представившегося местным участковым. Но главным был не он, а богато одетая, худенькая женщина с заурядным лицом, на котором выделялись отвратительные «квадратные» очки. Поблескивая их стеклами, она вышла вперед и внимательно осмотрела ферму, при этом задерживая взгляд на том, что, по ее мнению, выглядело неправильным. То есть, практически на всем. Пожалуй, в чем-то женщина была права. С момента появления мусорных компаний Кимы оставили свои строительные начинания, от чего находившиеся на поддонах кирпичи и дорогие материалы имели худой вид, хотя наш дом явно нуждался в них.
Но больше всего внимания женщина уделила не строительному бардаку, а детям, и среди них, как я почувствовал, мне. Мы всей гурьбой ловили во дворе сбежавшего из сарая поросенка, а скорее играли с ним в догонялки, весело перемешивая ногами пахнущую навозом грязь. Весь перепачканный от неоднократных падений, я задорно смеялся, но сразу прекратил, и, в свою очередь, с любопытством посмотрел на женщину.
Она поцокала языком, многозначительно покачала головой в мой адрес, а затем направилась к вышедшим на крыльцо Кимам. Спросила их, можно ли пройти в дом. Кимы привыкли к тому, что губернатор строит козни и постоянно присылает комиссии, поэтому согласились без предварительных расспросов. Естественно, дети собрались возле открытого окна, желая услышать, зачем к нам пожаловали столь важные гости.
Как же все удивились, когда выяснилось, что речь будет идти о моей персоне! Оказалось, что Валерия Ким забыла выправить какие-то бумаги, и, с юридической точки зрения, хоть я и покинул детдом, но пока что Кимами не усыновлен. Это не являлось проблемой, дооформить можно было и потом. Однако лишь при условии, что отсутствует другой претендент на ребенка, который будет расторопнее.
Как гром среди ясного неба прозвучало, что моей приемной матерью не просто хочет стать, а по документам чуть ли уже не стала, женщина в квадратных очках. Чей решительный и громкий, совсем не соответствующий внешности, голос, хорошо был слышен не только в доме, но и во дворе, где мы слушали, открыв рот.
– Вы можете справки из ООН привезти, – хмурясь, произнесла Валерия, – ребенка я вам не отдам. Славик у нас давно живет, мы к нему привыкли, и он к нам привык. Если вы его заберете, у него будет нервный срыв и депрессия, к которой, он и так склонен. Чем она у него закончится, неизвестно. Или вы, Марина Юрьевна, хотите испытать на себе все трудности его подросткового возраста – побеги, и все, что с ними связано?
В ответ Марина Юрьевна улыбнулась неподдающейся описанию улыбкой, показывающей, что ее здесь явно недооценивают, и предоставила слово участковому. После него официальному юристу детдома, и, под конец, работнику службы социального обеспечения, которая сообщила, что вынуждена приостановить Кимам ежемесячные выплаты на мое содержание.
– Тогда мы будем судиться! – сказала Валерия, и вопросительно посмотрела на мужа. Тот лишь задумчиво почесал затылок, видимо представляя, в какую сумму обойдутся адвокаты и еще один судебный процесс. И это при том, что тяжба с владельцами мусорного полигона уже сильно вымотала его.
– Если вы начнете судебное разбирательство, я сразу подам встречный иск. Так что, не откажетесь от претензий на ребенка, процессов будет много, и все сложные, – словно уловив суть сомнений Андрея Кима, жестко сказала Марина Юрьевна. Похоже, к поездке она подготовилась основательно, и знала о тяжелой ситуации, в которой оказалась ферма и ее владельцы.
После долгой паузы, в которой были слышны только тяжкие вздохи страдающего от похмельного синдрома участкового, Андрей Ким сказал:
– Наш разговор изначально идет не так, как должен. Ведь мальчик уже большой, сам бьет дичь, готовит, убирает за собой. Почти ничем не отличается от взрослого. Мы должны дать ему свободу волеизъявления, и уважать его выбор. Если он хочет и дальше жить с нами, тогда мы будем стоять за него, чего бы нам это не стоило. Но если Славик выберет вас, Марина Юрьевна, что ж! Так тому и быть, мы смиримся! Поэтому давайте сейчас позовем мальчика в соседнюю комнату, и поговорим вчетвером!
– Хорошо! – согласилась Марина Юрьевна, с уважением глядя на хозяина дома. Она не ожидала от него, при всех его заботах, такой стойкости.
Я не был готов к подобному повороту событий. Не знал, как вести себя с незнакомой женщиной. Она вызывала у меня оторопь. Поэтому, когда я оказался в центре взрослого внимания, и под пристальным взглядом Марины Юрьевны, моим самым горячим желанием было категорически отказаться уезжать куда-либо.
Но Марина Юрьевна, видимо, догадывалась, о чем я думаю. Поэтому она с хорошо поставленной актерской улыбкой сказала то, что я совсем не ожидал услышать:
– Славик, ты знаешь, зачем я приехала. Я видела, ты с ребятами слушал под окном. Поэтому скажу то, что ты еще не знаешь: я не посторонняя тебе, я твоя дальняя родственница. Моя фамилия – Жаркова. Я не была знакома с твоей матерью, но слышала о ней от третьих лиц. Я всегда беспокоилась о тебе, ты должен помнить посылаемые мною подарки. Хотя бы на последний день рождения – большого мишку, и красную машинку на пульте управления. Помнишь?
– Помню… – растерянно сказал я, и несмело посмотрел женщине в глаза, пытаясь понять, насколько она честна. Я всегда думал, что на подарки тратилась Марья Ивановна, но скрывала от меня, что, в общем-то, нелогично по причине их дороговизны. – А почему вы ко мне сами не приходили? – повинуясь внезапному порыву, с сиротской обидой спросил я.
Сквозь густой слой тонального крема Марины Юрьевны проступили красные пятна. Она смешалась, поскольку с тем же вопросом на нее смотрели и Кимы. Простой отговоркой отделаться было нельзя, от ее ответа зависела степень доверия того, кого она хотела усыновить, и людей, уже являющимися моими опекунами. И Марина Юрьевна приняла правильное решение. Она стала объясняться с интонацией, сообщающей, что она понимает и уважает мои чувства:
– Видишь ли, я приехала в Москву из глухой провинции, и без копейки денег. Долго мыкалась по съемным углам, пока не сошлась с вдовцом, и начала жить в его квартире. Все без любви, мне требовалась прописка, а его дочерям мать, обязанности которой я честно выполняю. Однако, несмотря на всю заботу о них, я всегда боялась, что если муж узнает о моем внимании к тебе, разорвет отношения. Я наблюдала за тобой издалека, надеясь познакомиться ближе, когда ты достигнешь более зрелого возраста. И поймешь, насколько тяжела у меня жизнь, и как я ограничена в своих желаниях. Возможно, я несколько затянула с нашей встречей, ведь с годами ситуация изменилась. В настоящий момент не я, а он находится под моим контролем. Недавно я говорила с ним о тебе, и мы пришли к соглашению. Но в детдоме я узнала, что тебя уже усыновила семья Ким. Я несколько ночей ревела (женщина достала платочек и промокнула увлажнившиеся глаза). К счастью, выяснилось, все еще можно изменить! Поедешь ко мне?
Марина Юрьевна смотрела с такой надеждой, что у меня дрогнуло сердце. Я вдруг ощутил нечто, похожее на эмоциональную связь с ней. Такого у меня не было ни с одним человеком.
– А если вы меня возьмете к себе, где я буду жить? – спросил я, внезапно подумав о том, что мое первоначальное желание отказаться и никуда не ехать, возможно, не самое верное.
– Да, забыла упомянуть! Квартирный вопрос был большим препятствием. Но мне, наконец, удалось накопить деньги, и на свое имя купить у соседей немного жилплощади. После перепланировки я присоединила ее к квартире мужа. Так что, у тебя будет своя комната! – Сказала Марина Юрьевна, сияя от того, что сообщает мне радостную новость.
Она сумела взять меня «за душу»: мальчики у Кимов спали в общей комнате, и на двухъярусных кроватях, как в казарме.
– А где вы работаете? – спросил я. Мне очень хотелось, чтобы она работала в магазине электроники и бытовой техники. Я не имел большего удовольствия, чем разобрать сложное электронное устройство и попытаться понять, как оно работает.
– Я заведую билетными кассами Большого театра, – с гордостью сказала Марина Юрьевна так, словно я тогда должен был обязательно знать, что это такое – Большой театр. Впрочем, место ее работы мне понравилось. Я сразу вспомнил, что Марья Ивановна любила слушать оперные арии по радиоприемнику и восклицать: «Ах, как поют в Большом! Кто бы мне купил билет!»
Мысль о том, что, если я буду жить в Москве, то смогу ходить к Марье Ивановне в гости, окончательно склонила меня к переезду. Но я не мог выразить свое мнение вслух, мне не хотелось прогадать, да и огорчить Кимов.
Хорошо, Ким понял, что за мешанина у меня в голове, и вступил в разговор:
– Кабы вы сразу сказали, Марина Юрьевна, что являетесь Славику родственницей, мы не занимали такую непримиримую позицию. Ваша связь по крови, во всяком случае, в моих глазах, все меняет. Скажите, у мальчика есть, кроме вас, еще родственники?
– Да, конечно. Хотя они дальше по родству, чем я, но, думаю, тоже будут не безразличны к его судьбе. Славик с ними обязательно познакомиться. – Ответила Марина Юрьевна.
– Пожалуй, тогда сделаем так, – сказал мудрый Ким, вставая с кожаного дивана, на котором он имел обыкновение принимать важные решения, – наступили летние каникулы. Путь Славик поедет к вам на побывку, осмотрится. К началу учебного года мы посетим вас, и если он захочет остаться, не будем препятствовать. Но если он уедет с ними, вы отступитесь! – и хозяин протянул крепкую ладонь с въевшейся грязью Марине Юрьевне. Она немного подумала, и осторожно протянула ему свою, маленькую и надушенную.
Так, нежданно– негаданно, я уехал с Жарковой Мариной Юрьевной, моей внезапно появившейся родственницей, жить в Москву.