Посвящается маме
Аэронавту Кошечкину не в первый раз проходилось проходить киберпространство проколом. Не сказать, что это уже стало для него обыденностью, рутиной, как любил говорить штурман Петрович, но и особо чрезвычайным событием уже не считал. Да, в этот раз при расчете курса прокола были какие-то нюансы, но это дело Петровича, и поэтому Сашка в это дело сильно не вникал. Не потому что не мог или не хотел разобраться – но Петрович к своей теме относился слишком трепетно, а точнее ревностно, и никого близко не подпускал к расчетам. Только выдавал результаты и прогнозы капитану. Его одного считал непререкаемым авторитетом, который имеет право не то чтоб усомниться – но уточнить или попросить проверить расчет. Как в общем то и положено штурману, второму человеку в команде после капитана.
Слегка подшучивал над Петровичем только радист Ромка. Радистом его конечно называли просто по привычке, даже по исторической привычке, с тех времен когда на космических кораблях были инженеры радиосвязи. Это сейчас такой инженер занимается всеми видами возможных и невозможных связей, и на корабле и за его пределами, а радиосвязь занимает совсем малую толику его работы. А коммуникаций этих – настолько много, что только от их названия начинает кружиться голова - плазмоквадратурная, мегатронная, фазоплазменная ускоренная, и еще черт-те знает какая! Но на то Ромка и инженер, чтоб разбираться! Короче – радист!
Получалось так – штурман прокладывает путь по традиционным картам, а радист – по электронным.
И кому сложнее было при прохождении проколов – тот еще вопрос. На который пока ответа нет, а может и не будет никогда. Корабли киберпространства, которые могут выполнять «проколы», назывались по научному «крейсер сверхскоростного прохождения плоских слоев глубокого киберпространства гиперпроколом» КСПГКГ, а на жаргоне спецов коротко – проки. ПРОК – коротко и емко отражает свойство корабля, и даже не для профессионала понятно, о чем идет речь. Это как сказать – такси, и сразу в подсознании возникают шашечки, желтая машина, комфорт и скорость. Такой корабль за счет энергетического импульса в определенном месте «складывал» пространство, сжимал его до толщины тетрадного листа и мгновенно его пересекал, проходил, осуществляя таким образом этот самый прокол. Это и сейчас кажется невероятным, но на практике всё работало, и как часто бывает вслед за практикой уже потом «подтянулась» теория, которая красиво и логично все объясняла. Короче, проки работали уже обыденно, наряду с другими космическими кораблями различных типов.
С безопасностью полетов у проков были особые понятия. Разбиться или поломаться в полете, как другие корабли, транспортные или, например, телепортеры, они не могли. Проблема возникла в другом – они могли потеряться, но потеряться не в общем смысле, чтоб никто не мог найти, а потеряться во времени. А в текущем времени стать фантомом – со связью, но без какого-то ни было физического нахождения. Как свет от далекой погасшей звезды – свет еще есть, а звезды уже нет. Бывали случаи, когда проки выбрасывало далеко назад от точки входа. Среди аэронавтов ходили слухи про восьмерку, говорили, что она провалилась глубоко в будущее, но сейчас, понятно, никто этого ни подтвердить, ни опровергнуть не мог. Проков всего было построено не много, 15 бортов, из них 12 были в работе, шныряли по киберу то здесь, то там, включая девятый прок к которому был приписан биоинженер Кошечкин, и 3 прока где-то «подвисли». Или куда-то – это как вам нравится.
Итак, прок, где работал Кошечкин, или девятка, готовилась к очередному проколу киберпространства в дальнюю Q-площадку. Дальней она, конечно, называлось условно, потому что никто даже не мог измерить до неё ни времени, ни расстояния. И как до таких мест рассчитать прокол, спросите вы? Если в одном уравнении сразу два неизвестных? Но в этом то и был весь фокус при расчете гиперпрокола – когда измерение производится от точки входа, неизвестные в точке выхода сокращаются, и остается только необходимый энергетический импульс прокола! Это казалось абсолютно фантастическим, но опыт показал, что действительно так оно и есть, и при больших расстояниях другими частями уравнения можно было просто-напросто пренебречь как малозначительными. И проки, сначала экспериментальные, с полностью автоматическими системами, а потом уже и с людьми, с экипажем, прочно вошли в обыденную жизнь. Потому что опытом космопользования было доказано, что проколы нужны и без них никак не обойтись, и для своих целей они совершенно безопасны. Как может быть безопасен космос для любого аэронавта. И причем отклонения не выходили за пределы расчетного – потерь проков не было, и неизвестно где бывшая восьмерка никого не пугала, и работа на проках считалось гораздо более престижной, чем на транспортниках или даже кораблях ближней разведки, недостатка в кандидатах на проки никогда не было.
В этот раз смутное ощущение не то тревоги, не то недовольства не покидало Кошечкина. Свою работу он знал и любил, и тут ничего не было источником его тревоги. Основная его работа начнется там, за проколом, и он к ней планомерно готовился. Нет, дело было не в работе, и Кошечкин сам себе боялся признаться в чем. Дело было в ней. Точнее, в них обоих. Отношения у них были обычные, как у многих других людей, схожие интересы, взгляды на жизнь, события и окружающих. Поэтому все время, когда Кошечкин был на базе, они с удовольствием проводили вместе. За эти годы после космошколы они привязались друг к другу, жили вместе и научились без особого напряжения понимать желания друг друга. Он считал, что ее любит, только не мужское дело трепаться по этому поводу, как бы то ни было на самом деле. Для нее наоборот, было все просто и понятно, она легко говорила своим заговорщицким голосом «Шурик, котенок мой любимый!» и смотрела, не отрываясь, прямо Кошечкину в глаза. Это всегда смущало Кошечкина, он чертыхался и пытался как-то сменить тему. Один раз она спросила – «Шурик, а ты меня любишь?» «Конечно» пробормотал Саша. «А почему не говоришь?» - удивилась она.
«А разве это и так не понятно?» - искренне на этот раз удивился сам Саша
«Да. Мне не понятно, почему не говоришь…» сказала она с легким оттенком грусти. «Вот улетишь опять за свои тридевять полей, а я бы помнила, как ты это сказал…»
«Ну ладно, чего ты, ты же знаешь, что люблю» - нарочито весело сказал Саша, но это уже звучало ненатурально, вымученно, как стишок про лето на новогоднем утреннике – вроде и сделано старательно, и похвалить надо, но уже не вовремя и всем неловко. Но Рита никогда не любила такие неловкие паузы, немножко помолчала и спросила «А куда на этот раз, мой грозный пожиратель вселенной?»
«Да на кушу планируем (так на сленге называли Q-площадку)» И Саша сначала спокойно, но с нарастающим интересом рассказал план будущей экспедиции. Он рассказывал с увлечением, так легко и толково, сразу было понятно, что ему нравится эта работа, и даже у Риты заблестели глаза, когда он рассказывал, какие потрясающие пейзажи возникают в недрах океанской глубины кушки.
«Понимаешь, самое удивительное то, что глубина и неописуемый объем этих пейзажей проявлялась, когда закроешь глаза! Я не понимаю, как это происходит – уже возбужденно рассказывал Саша - но когда посмотришь на океан вдаль, потом закрываешь глаза и происходит взрыв картинки внутри тебя! Это как спросонья посмотреть на лампу – сначала очень ярко и ничего не понятно, а тут наоборот – закрыл глаза и увидел».
«И что там, что???» с нетерпением спрашивала Рита, «как это выражается?»
«Не знаю, как описать, но это очень глубокая объемная картинка, вот наверно все, что можно подобрать для описания такой штуки».
«Мы пробовали и фотографировать, снимать на видео, делать объемные фото-видео - всё не то, просто плоская картинка и все. Меряли разными приборами излучение, глубину полей - и никаких отклонений! И как это происходит - никто понять не может, все только ходят, любуются и потом сидят с закрытыми глазами со счастливыми лицами идиотов» хохотнул Саша.
«Вот везет тебе, снова такое увидишь!» восхищенно сказала Рита.
«Да ладно, там сотни таких, как я!»
«Может и сотни, а ты у меня один» сказала Рита, «и я люблю тебя». И, не дожидаясь ответа, проговорила быстро, чтобы снять неловкость с Саши – «ты береги себя, не заигрывайся там с этим волшебным океаном, а то меня забудешь»
«Не забуду» сказал Саша и крепко обнял Риту. «Я тоже люблю тебя». Нет, он не произнес вслух, а просто подумал про себя. Для него не было сомнений, что она это слышала.
Но Рита вздохнула, слегка разочарованно, но не подавая виду.
«В следующий раз точно скажу» решил Саша.
И сейчас, вспоминая тот разговор, он чувствовал небольшую досаду, то ли на себя, то ли на свою нерешительность. У него появилось ощущение, что он не сделал что-то важное для любимого человека, что-то жизненно необходимое. Сеансы связи были редкими, в основном по работе, а отправить видеописьмо – это было вообще не правильно, тем более, когда она его еще получит? Саша не был трусом, но такие вещи, как писать послания перед сложной работой опасался, он имел суеверия как все аэронавты. Казалось не может такого быть, но тем не менее это правда – у каждого из экипажа был свой пунктик. Небольшой, тщательно скрываемый и поэтому всем известный, но был.
Впереди был прокол, работа и путь домой. Все как обычно. Прокол происходил достаточно тривиально – корабль выходил на орбиту, в отдаление от основных транспортных маршрутов, включал импульсный генератор и уходил в прокол. И точно так же возвращался. Как уже говорилось, это была обычная работа, тем более для проков. За пару часов до прокола капитан собирал экипаж в кают-компании, в основном, чтобы пообщаться о предстоящей работе, почувствовать настроение и поддержать команду, повести за собой. По проколу четко и сухо докладывал Петрович, рассказывал, сколько это займет в земных часах, и какие в момент прокола будут ограничения. И в этот раз не обошлось без Ромкиных штучек.
-Петрович, с максимальной серьезностью спросил радист – а после прокола я смогу играть на скрипке?
Петрович, принимая все за чистую монету, немного подумал, нахмурился и сказал: «Никаких отклонений не планируется, всё в пределах нормы, так что я думаю, сможешь». (Дело в том, что в момент прокола ни один музыкальный инструмент, будь то традиционный как скрипка или гитара, так и синтезатор, не могли издавать звуков. Вообще не могли. Не многие, кто проходил прокол могли об этом рассказать, но тем не менее это был факт.)
-Да? Не унимался Ромка, -Классный прокол – никогда не играл на скрипке, а тут - смогу!
Первой прыснула борт-медик Ольга, за ней развеселилась вся команда – все рассмеялись, и даже капитан улыбнулся и посмотрел на Ромку как на большого шаловливого ребенка:
- Роман…!
- Балуемся, значит, снисходительно сказал Петрович, - Ну-ну.
В общем, ничего особенного. У Сашки это был восьмой прокол, у Петровича перевалило за 20-ку, у Ромки не то 14, не то 15 – он относился ко всему проще и проколы не считал. Самый авторитетный был, конечно, капитан, и поговаривали, что он еще студентом проектировал простые проколы, и даже хотел пойти в след за восьмеркой, но бюрократы в управлении прохождения дальнего космоса ему не дали. Потому что слишком много было неизвестных в расчете пути за восьмеркой, и поиски традиционным путем запретили. Вот так оно и было - и космос вечный, и бюрократы не повывелись.
… Сознание было почему-то как в тумане. Хотя нет, это был не туман, а скорее кисель. Сначала Сашка не понимал что это такое, мысли работали четко и ясно, но «кисель» был сделан из времени, как будто время сварили в котелке и залили в стакан с желатином. Забавно, подумал он, кто это сделал такой космический коктейль. И как-то сразу понял, кто. Как будто его же внутренний голос сказал – ты провалился в среду без времени. В черную дыру!
-Не, такого не бывает, пространство всегда 4-х мерное – говорило что-то подсознательное и рациональное.
- Но черные дыры – факт!
Казалось, мысли вихрем проносились в голове, и в то же время Сашка понимал, что они не проносились, и даже не протекали, как обычно. А просто были. И все вместе сразу.
Тут он почувствовал, что не один. Не один со своими мыслями, а как будто кто-то стоит рядом, как учитель возле ученика у школьной доски, и готов поставить отметку за правильный ответ. Но пока не подсказывает и не подает виду, правильно ли решает в своей голове космические загадки аэронавт Кошечкин.
- Вы действительно в среде без времени, не пугайтесь – услышал Сашка «голос» учителя. Вы все правильно поняли, просто не готовы признать этот факт.
- Так не бывает! Я же мыслю последовательно, возразил Сашка. И тут же сам понял, что сейчас это не так. Все вопросы, которые он задал и еще хотел бы задать «учителю», уже были заданы и уже были отвечены. Он уже все знал, что мог спросить и какие ответы получил!
И самое странное было что ни вопросы, ни ответы ничего не меняли ни в Сашке, ни в его сознании. Все было застывшим, как пузырьки воздуха в янтаре – сначала они пробивались куда-то, но застыли и остались внутри его навсегда. Навечно.
- Время для вас теперь представляет одну точку – и миг, и час, и год, и 100 тысяч лет, "говорил" голос учителя. - Пользуйтесь этой вечной возможностью, забудьте все заботы и тревоги, погружайтесь в нирвану непрерывного покоя.
Свое сознание Сашка начал воспринимать как островки среди океана. Хотя, он даже не мог как-то по-другому представить «застывшее» время. Все знания, всё о чем он когда-то думал, знал и помнил - все сразу стало доступно, понято и известно одновременно, как будто весь сборник его памяти разделили на листочки и открыли одновременно, разложили на поле - читай где хочешь, все тут, под рукой и сразу.
Уже спокойно осознавая такую статичность, Сашка просто отодвинул в сознании на дальний план несущественное, как ему казалось сейчас. Обычный человек все равно не может читать больше одной строки за раз, и поэтому Сашка постепенно погрузился в то, что его так терзало в этом полете. Он не думал ни про время, как сюда попал и как отсюда выбираться. Почему-то теперь это казалось для него совершенно не важным, второстепенным. Но пронзительно, как будто увидел яркий свет от взрыва сверхновой звезды, он понял, что любит Риту. Сильно и крепко. И что это простая истина, доступная для него, как и все остальное, как всё что он знал и умел в свои 28 лет….
И я ни разу этого ей не сказал! Самоуверенный осёл! Ну почему, ну почему я всегда так поступал!...
… Реальность возвращалась медленно. Даже не реальность, нет - а способность мыслить последовательно, одну мысль за другой, как обычно. Осознавать этот переход Сашке было чрезвычайно странно – как будто он уже научился летать, а тут приходится снова учиться ходить. Казалось, прошло уже 100 тысяч лет. Но сознание постепенно, постепенно возвращало его «на землю», но полностью в себя он пришел только в кают-компании, в окружении остальных астронавтов. Все вокруг были какие-то восторженно-спокойные, тихие, кто-то с блеском в глазах. Насколько Кошечкин понял объяснения Петровича, в аномальный след черной дыры попали не все, а только он, Ромка и капитан. Ну, капитана такими штуками не удивить, не сомневался Сашка, он и не такое видал. Что стоит только теневой астероидный туман в районе 9 базы Юпитера. А вот Ромка как-то изменился, причем все почувствовали, что он пережил что-то внутри себя, не то чтобы произошел какой-то надлом, но стало понятно, что этот другой Ромка, не такой как был раньше. И хотя внешне это никак не проявилось, казалось, но к возвращению на базу в гриве его густых черных волос появилась слегка уловимая, но явная, кисточка седины. Что послужило этому причиной – никому их экипажа прока так и не удалось выяснить, Ромка то отшучивался, то угрюмо молчал, улыбаясь слегка загадочно и вместе с тем тревожно. Вскоре от него отстали, неловко все же выведывать у человека то, чем он явно не желает делиться. И команда была, в общем-то, деликатная, понимающая, у многих за плечами такие космические приключения – мама не горюй! И только Петрович как-то раз веско спросил – Что, зацепило?
- Да... нехотя сказал Ромка, - тебе, Петрович, не понять…
- Оно конечно! тяжело усмехнулся Петрович, - Куда нам! Биномы квадратичных полей времени да голыми руками!
- Что???!!! Откуда ты…??? - закричал было Ромка но быстро осекся под добрым взглядом старшего товарища.
- Ничего, сказал Петрович, ты еще и на скрипке научишься играть, - вот увидишь. И ушел, усмехнувшись в густые с сединой усы.
- Откуда он это все знает? – в неком ужасе спросил Ромка.
- Что всё?
- Ну, как же, перехлест петли времени, уравнение выхода, квадратичные поля? Он же там не был!!!
- Понимаешь, Роман, мягко, но весомо сказал капитан, положив руку Ромке на плечо. – Не всегда обязательно видеть самому, чтоб понимать. Вот ты, к примеру, радиоволны не видишь - но они же есть, и как они работают ты прекрасно знаешь и мы их просто используем, как древние люди огонь. Так и Петрович – ему не обязательно видеть черную дыру, чтоб понимать, как она устроена и что это такое. Но он не раз видел, что она делает с сознанием - у человека в этот момент обычно две мысли – как я сюда попал и как отсюда выбраться. Спроси у кого хочешь, хоть вон у Кошечкина. Отсюда и поля и биномы…
- Правда, Сашка? - спросил Ромка.
- Наверно… сказал Сашка с легким замешательством. - Я…я не искал выхода, честно говоря…
- Да? Странно… пробормотал Ромка, для которого было совершенно не понятно, как можно попасть в «кисель» времени и не пытаться из него вылезти всеми силами. – А чего ты там делал?
- Я? Мне хотелось понять себя… Когда перед тобой есть все ответы – даже не интересно решать задачи - они тут же сходятся. Точнее, нет смысла.
-Ну да, а выбраться из петли времени? Вернуться? Разве не важно?
- Да это вы и без меня сделали, усмехнулся Сашка, - я же это знал. Я все знал.
- Хорошо, а что ты тогда принес с собой? Какое знание, опыт, что???
- Всё просто – я разобрался в себе, и понял - нельзя откладывать на потом такие важные вещи как любовь, жизнь. Пусть звучит слегка банально, но для меня это открытие, как-бы с вызовом сказал Сашка.
Но по уверенности его слов Ромке стало понятно, что «кисель» тоже как-то изменил Кошечкина, но почему это не связано с поиском выхода, понять не мог. Получается, каждый вынес из остановки времени что-то важное для себя, и это начинал трепетно хранить как шкатулку с детскими «сокровищами», никому не позволяя заглянуть в нее даже на секунду…
…- А правда говорят, что вы проткнули черную дыру и потеряли меридиан времени? - спросила Рита, когда смогла отдышаться от первых объятий долгожданной встречи, внимательно заглядывая к Сашке в глаза.
-Это все не важно, Рита, сказал Сашка – самое главное, что я люблю тебя, я так тебя люблю, повторял Кошечкин, нежно и крепко обнимая и целуя свою Риту. - И вообще, откуда ты это знаешь?
-Как не важно? Что с тобой, Сашка? - уже чуть не с тревогой спрашивала она. Потому что никогда, ни разу не видела его таким, предельно спокойным, собранным, и в то же время восторженным как первоклассник с первой пятеркой.
-Как что? Я же не видел тебя целую вечность! Целую вечность тебе этого не говорил!
- Да ты и раньше не говорил, улыбнулась Рита, слегка успокаиваясь – Ты чего, сбрендил в своем киберпоходе?
- Да потому что дурак был, вот и не говорил! Думал, что ты и так все знаешь и лишние слова ни к чему...
- А сейчас что же случилось? Поумнел?
- Нет, нисколько не смутившись такому вопросу, ответил Сашка. - Просто я тебя целую вечность не видел, и этого не говорил, и я хочу, чтоб в следующую вечность ты постоянно это слышала. Даже если я улечу на 100 тысяч лет.
- Родной, пожалуйста, не говори глупости! На 100 тысяч лет!!! Таких проков то не бывает!
- А мы встретимся снова через 100 тысяч лет сейчас, на полном серьезе сказал Сашка, спокойно понимая, что так оно и есть на самом деле.
- Не буду тебя больше отпускать кататься на проке, то ли всерьез то ли шутя сказала Рита, а то у тебя совсем будильник поломался, вон как зашкаливает! Она легко рассмеялась.
- Наверно, рассмеялся и Сашка, и еще раз сказал:- Я люблю тебя! а про себя подумал «Мы встретились снова через 100 тысяч лет сейчас!» И только он один знал, что это правда. Но это было уже не важно.