Шторы у неё были удивительные. Тяжелые, плотные, таинственно-синие. Они не допускали смены дня и ночи. Времени года за ними тоже не было. За ними, пожалуй, не было вообще ничего, ни времени, ни расстояний. И не смотря на всю абсурдность подобного утверждения, проверять его мне не хотелось. Или боялся проверять. А вдруг правда – ничего нет? Или наоборот – всё есть.
За шторами таится огромный многомиллионный город, спеленатый тугой круговертью улиц, под завязку наполненный бессчетными кошмарами судеб. Город готовый в одно мгновение взорваться и искалечить все живое. Стоит протянуть к нему руку – непременно укусит. Он же не знает, что его хотели погладить. Не привык, чтобы гладили. И мы не привыкли.
Нам не нужно ничего представлять и выдумывать, нам об этом достаточно знать. И, конечно, я тоже знал, что там за шторами живет хаос. Там огненные табуны, бунтующие под капотами автомобилей, мчат своих хозяев в сторону бездны; там же в бесчисленных присутствиях маркетологи пытаются превратить героя в человека, и далее в палаческой тоске менеджеры гонят жертвенные стада людей на убой...
Нет, это слишком. Остановимся на том, что гонят.
Остановимся на том, что за шторами нет никого способного разбудить Бога, чтобы он наконец прекратил этот ужас. Хотя, там за окном и бога-то, наверное, нет. И, конечно, всё это я знал, но поверить до конца не мог. Не мог. Мешали шторы. Мне мешали шторы.
И ещё то, обстоятельство, что я был здесь не один. Был с тобой, вернее у тебя. Ты больше мира за окном. Рассказать о тебе в двух словах не получится. Поэтому я и говорю о шторах. Кстати, ещё за охранявшими покой спальни шторами, с нами вместе, в хрустальном гнездышке ночника жил мистер желтый электрический свет. Жалкое подобие дневного. Жалкое, но уютное.
За шторами была спальня. Шторы гарантировали нам уют, и определенный порядок. Итак, нас двое. Или вас двое. Это не легко объяснить, не прибегая к помощи психотерапевта. Но и это сейчас будет хлопотно, накладно и неинтересно.
Достаточно сказать что до поры до времени мы жили дружно. Ты, я и желтый электрический свет. Управляемый кнопкой выключателя, он думает, что свободен приходить к нам, когда захочет, и уходить, когда ему вздумается.
Когда он исчезал, его отсутствие нам нисколько не мешало. Потому что влюбленные прекрасно умеют видеть в темноте, даже оставаясь при этом по природе своей слепыми. Мы видели в темноте так много, что у меня и сейчас посасывает под ложечкой от воспоминаний, от невозможности повторения. Какое-то чудо ещё может произойти, но повториться заново ничто не может. Так как бывает в первый раз – бывает только однажды. И сколько бы мы не пробовали повторить первый раз – ничего не получалось. Может быть, получалось, и даже здорово, но по-другому. А вы что об этом думаете, мистер электрический свет?
Кажется, я сказал это вслух и включил его, нащупав в темноте выключатель.
Однако, ответить ему не дали…
– Я устала от парадоксов… и тебя… устала. Выключи свет!
Но свет не торопиться уходить. Ему легко проявлять солидарность, пока я лениво ищу выключатель. Свет тянется по простыням на пол. Нет, катится по ним. Великолепные были простыни, услужливые, щелковые… (не забыть вычеркнуть) дорогие. Под стать шторам.
Желтый свет заскользил по полу, шутливо примерил твое белье. Бюстгальтер ему великоват – из-под края чашечки на полу проступила кружевная тень. А вот крошечные трусики-танга свернулись рядом обольстительной тряпочкой, они даже тени не отбрасывают, они же ... Танга…
И тут некстати я вспоминаю про Золушку:
– А что не мог для полноты картины написать Перо, чье бельё подогнала крестная мать девочке на первый бал? Версаче или Москино?
– Москвошвея… отстань….
Желтый Свет исчезает. Я этого не делал, должно быть, сам. Ну-ну, пусть. На чем мы остановились?
– Руки убрал…
Пожалуй, не здесь. Так на чем мы остановились. Свет погас. Следом за ним, на полу исчезает белье. Исчезают: твоя юбка и мои туфли, и целый ворох одежды. Галстук, рубашка, брюки, брючный ремень. Исчезает даже пачка сигарет, клюнувшая мордой в глубокую пепельницу. Исчезает и зажим для купюр. О, мы сегодня богатые? А то! Вот и натюрморт на полу с шампанским и трюфелями, нет, пожалуй, не настолько богатые, с «Трюфелями» производства «Красного октября». На полу исчезает все. Исчезает пейзаж с утраченными иллюзиями. Исчезает пара мобильников, напоминающих шоколад в фольге. Твоя помада. Ключи от машины. Разорванная упаковка с ватными дисками. Тюбик какого-то крема… Ещё какие-то пилюли. В общем всякая мелочь лишенная внимания хозяйки, выпавшая из сумочки, зажатой сейчас между пуфом, и зеркальным столиком, на котором в ужасе застыл подзеркальный народ: банки и баночки, флаконы всевозможных цветов и размеров, какие-то балоны, деревянные коробочки, вазоны, жестяные бонбоньерки, плойки – электрическая и простая – бабушкино наследство, обрывки счетов, телеграмм, рецептов, косметичка не способная закрыть рот от полноты восторга, и маникюрные ножницы, и весь набор с прочими обитателями которого, знакомится просто нет времени. На всяком подзеркалье найдется немало полезного мусора. Там есть все кроме свободного места. И там всем страшно. Страшно упасть со столика и не вернуться.
Но я вам так скажу:
– Эх, ребята, не того вы боитесь.
На полу тоже жизнь. Да там и места свободного нет, а мы ведь… мне помнится мы здесь танцевали… Да, и как танцевали. Эх, ребята…
– Руки убрал!
Да, я убрал. Убрал. Я уснуть не могу. Будто забыл что-то важное!
О чем мы сейчас говорили?
О белье, о танцах, о Золушке?
Желтый свет затейник и привереда?
Шторы, стоящие на страже? На страже чего стоят эти проклятые шторы? Они для чего-то стерегут влюбленных?
А вот здесь стоп: стеречь влюбленных – это вам не от кнопки работает. Их не надо стеречь. Они по определению свободны. У них крылья есть.
– Покажи мне свои крылышки.
Желтый свет снова появился и зашарил по твоей обнаженной спине. Я глотаю слюну. Горячее напряжение растет. Спина – это огромный мир. Огромный и беззащитный. Он притягивает как магнит, живой, пульсирующий. Тут есть о чем рассказать, но как же все-таки хорошо, что я обещал сегодня о тебе ничего не рассказывать. Просто у меня начинают плавится предохранители. Но ты и на этот раз успела опустить рубильник.
– Руки убрал!
* * *
Я подхожу к шторам и торжественно распахиваю их как занавес в театре до поры скрывающий от зрителя вожделенную сцену, как фокусник разоблачающий перед публикой собственные проделки, как художник демонстрирующий собратьям холст вобравший часть его жизни и опыта, и впервые отданный на чужой суд.
За окном лето. Солнечный свет опираясь на тополя заглядывает во двор. Небо безупречной всепрощающей синевы. И маленькая девочка в пестром платьице, которая тянет за собой на поводке вверх, по зеленому склону холма покрытому ещё не разу не кошеным разнотравьем, начинающимся прямо от твоего подъезда, упрямого, молодого, упирающегося щенка.
02 01 2019
Всем любителям «зеркальных» текстов
Алина Данилова 2 http://www.proza.ru/avtor/alina28
подарила свой рассказ"В моём доме нету штор"
http://www.proza.ru/2020/01/08/1524,
а эмоциональный шедевр поэта Игоря Федькина http://www.proza.ru/avtor/fedor35
находится в рецензиях к рассказу Алины - прочтите, не пожалеете.