Мы ехали с военных сборов с Западной Украины. В купе нас было четверо: я, Палыч, и еще два наших побратима. Мы весело праздновали успешное окончание нашей службы, чему способствовало некое количество водки, взятое с собой в поездку. Закуска тоже не заканчивалась, на каждой станции запасы пополнялись благодаря сердобольным бабушкам, делающим свой нехитрый бизнес, и снабжающим пассажиров бутербродами, пирожками, чебуреками, вареникам и прочей снедью. Разговор велся легкий и непринужденный. Основным объектом нашего подтрунивания был Палыч, так повелось еще со сборов. Несмотря на то, что он был старше нас всех, ему, казалось, льстило быть объектом внимания и юмористической атаки, ему, очевидно, доставляло удовольствие отражать выпады друзей и подкидывать дров в огонь. Палычу было хорошо за сороковник, у него было открытое интеллигентное лицо, в глазах мелькала то и дело хитринка, хотя иногда он выглядел очень серьезным. Глядя на него можно было сказать, что он ученый или работник какого-то другого творческого труда, хотя по его словам, он занимался каким-то мелким бизнесом. Он был человеком семейным, кажется, у него была дочка, но на сборах всеобщее внимание привлекали его суждения о женщинах и разные истории, которые он о них рассказывал. Женская тема – излюбленная в мужской изолированной компании, причем достается женщинам по самые помидоры. Как известно, мужское общество без женского участия, предоставленное само себе, начинает деградировать и процесс этот остановить нельзя, кроме как сделать общество снова смешанным, вернуть, так сказать, баланс. Говорят, что в женском изолированном обществе происходит то же самое. Палыч, судя по его рассказам, изучил женский вопрос вдоль и поперек, и охотно делился своими познаниями со своими более молодыми товарищами. По рассказам Палыча выходило, что, несмотря на некоторые достоинства женщин и их безусловную нужность для мужского пола, все-таки женщин нельзя было поставить на один уровень с мужчинами, ибо они, женщины, испорчены деньгами, «шмутками» и заботой о своей красоте, а в отношениях с мужчинами неискренни, – коварно используют мужчин в своих целях, крутят ими, как хотят, для чего все время обманывают и хитрят. Рассказы Палыча встречали одобрение в мужском обществе, причем даже среди женатых мужчин. Нужно сказать, что интонация Палыча не была злой, скорее чувствовалось, что он все время шутит, и все понимают, что женщинам от Палыча достается не из-за его скверного характера, а только из стремления завести пикантный разговор, каковой всегда имеет спрос в мужской компании. Исходя из рассказов Палыча, можно было заключить, что у него был богатый опыт в этом вопросе, он был похож на эксперта, который свое дело знает вдоль и поперек.
В поезде мы тоже мусолили эту тему заплетающимися языками, пока наши два товарища не угомонились и не заснули на верхних полках. Мы с Палычем держались, я редко пьянею, он, похоже, тоже. Мы заказали кофе у проводника. Когда мы остались с Палычем вдвоем, на какую-то минуту воцарилось молчание. Оказавшись тет-а-тет, было не так легко найти тему для разговора. Тем более, что я был самый молодой, и разница в возрасте с Палычем составляла почти пятнадцать лет. Чтобы как-то нарушить затянувшееся молчание, я вернулся к прерванному разговору.
– Так что, Палыч, значит все женщины такие, за ними нужен глаз да глаз, и верить им нельзя? – спросил я, хотя это было похоже на утверждение, и ответ Палыча был очевиден.
Палыч помолчал, сербая кофе, и глядя задумчиво прямо перед собой, как будто что-то вспоминая.
– Нет, почему же, есть очень достойные и порядочные экземпляры, – ответил он медленно, продолжая свою манеру ехидничать.
– Но ты столько историй рассказывал про женщин, и что-то ни одной о порядочных, – спросил я, интуитивно провоцируя Палыча.
– Так то ж мы шутим, – ответил Палыч. – Ты молодой, холостой парень, не должен думать плохо о женщинах, иначе никогда не женишься.
Лицо Палыча стало серьезным, он уже не улыбался, и по-прежнему задумчиво смотрел куда-то вниз.
– А хочешь расскажу тебе про самую лучшую из всех женщин, которых я встретил в своей жизни? – спросил он вдруг. – Тебе в жизни это может пригодиться.
Я конечно, согласился. За окном мелькали леса, поля и озера, поезд мерно выстукивал свою песню, а наши побратимы подхрапывали на верхних полках. Палыч начал свой рассказ.
– Это было уже давно, я тогда был помоложе и не такой опытный. Я уже работал несколько лет после окончания университета. Был у меня и определенный опыт по части женского пола, в университете у нас было много девушек, были и влюбленности, но это так, детское все. Были мысли и о создании семьи, хотя еще и не вполне осознанные. И пошел я изучать зачем-то французский язык, английский я выучил еще в школе, есть у меня такие способности. Je fais mes etudes a l'universite* . Никакой практической необходимости во французском языке у меня не было, так для общего развития, романтики, новых знакомств. Днем работал, вечером ходил на курсы. Изучение языка на курсах проходило методом погружения. Мы не тратили в аудитории много времени на разучивание грамматики, грамматика была домашним заданием, а сразу погружались в самую гущу, в разговорный язык. В нашей группе было немного людей, не более десяти человек, что позволяло наладить творческий контакт с каждым слушателем. Женщин и мужчин было примерно поровну. Это были все достаточно молодые люди, самому старшему было, по-моему, тридцать пять лет. Еще на первом занятии мы изучили друг друга внешне, – у мужчин нормальные, интеллигентные лица, девушки все тоже были не лишены привлекательности. Очевидно, французский язык учат только приличные люди. На втором занятии у нас появилась новенькая, молоденькая девочка, которая почему-то на первом занятии отсутствовала. Будем называть ее Жюльет. Ты спрашиваешь, почему ее так зовут? Во-первых, ее настоящее имя тебе знать ни к чему, делу не поможет, а во-вторых, она сама так назвалась, Жюльет Бинош. На таких курсах иностранных языков много времени проводится как бы в игре, и участники сами для себя выбирают роли известных людей, на которых они хотели бы походить. Я, например, был Мишелем Платини, а она выбрала для себя имя известной актрисы. Ты знаешь, это имя очень подходило ей, ее стиль можно было бы назвать французским, одухотворенный взгляд, легкая улыбка и парижский задор. Она была шатенкой, и ей очень шла короткая стрижка. Если бы ты встретил ее на улице, то ты бы сам отметил бы сходство с французской актрисой.
Я обратил внимание, что пришла симпатичная штучка, но и только. У меня не было ясной цели, что на этих курсах мне нужно с кем-либо познакомиться, хотя если копнуть, то это была подспудная цель. На моей работе было мало женщин, одни мужики, и такие курсы были шансом, хорошим шансом. Но я был молод, и никуда тогда не торопился, кроме того, мое внимание занимала одна блондинка, довольно эффектная, она назвала себя Далида. Симпатичная девушка, с волосами до плеч, немного манерная, она стремилась быть центром внимания. Блондинки имеют статистическое преимущество перед женщинами с другим цветом волос, ты это знаешь, и я не исключение, тоже повелся на эту Далиду. Я посматривал на нее и думал, как бы с ней закантачить, но я не торопился, так как учиться нужно было еще два месяца, а это минимум двадцать занятий, а кроме того, я немного побаивался, должен тебе признаться, был у меня в юности такой комплекс, я боялся, что красивая женщина мне откажет, даст от ворот поворот, и я потом буду переживать и усугублять этот свой комплекс.
Так прошло пару занятий, я посматривал на Далиду, она казалось, меня не замечала, скорее, обращала внимание на нашего коллегу, который назвался Бельмондо, что интересно, он был также, как и великий актер, немного безобразен, но очень органичен, умел пошутить и привлечь к себе внимание. Жюльет догоняла пропущенное, и вначале казалось, ее интересовал только французский язык. Я в обучении был довольно активен, вызывался всегда первым выполнять задание, языки мне давались легко, мне нравился этот метод игрового познания другой культуры и другого языка. Так прошло два или три занятия. Наконец, на одном из занятий преподаватель назначил упражнение – нужно было разбиться на пары «мальчик – девочка» и признаться друг другу в любви по-французски. Прикол был еще в том, что у нас было шесть «девочек» и четыре «мальчика». Но как-то так получилось, что мы оказались в одной паре с Жюльет. Тогда мне показалось случайным, а сейчас я понимаю – это было ее рук делом. Нам кажется, что мы выбираем женщин, но поверь, это точно – они нас выбирают, сто процентов. Во время этого упражнения я смог лучше рассмотреть Жюльет. Она была очень мила и естественна. В ней не было ничего наносного, ничего манерного. Она говорила нежным приятным голосом, ее взгляд был спокойным и ободряющим. Она была худенькой, я бы сказал хрупкой, ей очень шла стрижка с «височками», которая подчеркивала ее утонченную внешность. Упражнение закончилось, мы посмеялись вволю, так как это очень смешно – признаваться в любви незнакомому, по сути, человеку. Je te aime plus que la vie**. М-да. На занятиях у нас был один перерыв, обычно я ходил в буфет, так как не успевал после работы подкрепиться. Я взял себе чай, бутерброд и сел за столик в углу. А через пару минут в буфет зашла она, взяла чай с пирожным, и, несмотря на то, что вокруг было много свободных столиков, подошла к моему, спросив можно ли ей присесть. Я, конечно, не отказал. Ты понимаешь, она меня выбрала, сама.
Здесь Палыч задумался, как будто вспоминая все детали того вечера. У нас за окном тоже потемнело, свет в купе был выключен, и я различал лицо Палыча только благодаря отблескам фонарей и свету луны, который отражался в снежных сугробах. В вагоне уже почти улеглись спать, а к стуку колес мы привыкли, и нам этот шум абсолютно не мешал нам общаться. Палыч очнулся от своего забытья и продолжил.
– Я никогда на самом деле не пользовался особым успехом у женщин. Я не Ален Делон, я Мишель Платини, – Палыч усмехнулся. – Хотя Платини тоже ничего… Мне приходилось всегда самому завоевывать внимание женщины. Такой случай, что женщина, да еще такая милая, сама обратила на меня внимание и так явно предприняла шаги к знакомству, был первый и, по-моему, единственный раз в моей жизни. Конечно, я заинтересовался ею. В тот вечер я проводил ее домой. Она рассказала, что приехала в наш город из маленького городка, снимала квартиру вместе с подругой, работала маклером по аренде, т.е. в сфере аренды недвижимости. Я рассказал про себя. Возле двери ее парадной мы расстались, я поцеловал ее ручку, когда я брал ее за руку, она слегка одобрительно пожала мою руку. Так в мою жизнь вошло новое чувство.
– Любовь, – сказал я с пониманием.
– Нет, не пока не любовь, а предчувствие любви, – ответил Палыч. – Мы понимаем, что это была любовь, когда теряем ее, mon jeune ami***, мой юный друг. Любовь – это сильная сердечная боль, которая пронзает, когда объект любви уходит из твоей жизни. А пока все хорошо, пока развиваются отношения, ты еще не понимаешь, что любишь. Хотя можно сказать, что это любовь, но в какой-то тайной скрытой фазе… Не просто объяснить, что происходило дальше. У меня была, наверно, какая-то эйфория. Молодая симпатичная девушка сама обратила на меня внимание, и одобряла мои ухаживания за ней. Я просто плыл по течению, не строил никаких планов. Я дарил цветы, приглашал ее в кафе. Я был у нее в гостях, познакомился с ее компаньонкой по жилищу. Эта была интересная девушка, немного старше нас. Она тоже занималась недвижимостью, и была вечно занята, ходила на какие-то фитнесы, я ее видел редко. Но дело не в ней. Я открыл для себя еще одну черту Жюльет – ее невероятную энергию. Я видел, как она занимается своей работой. В недвижимости ты должен быть активным, уметь быстро реагировать на запросы клиентов. Жюльет, несмотря на свою хрупкость, оказалось удивительно сильной и твердой, когда дело касалось работы. Она очень уверенно, по-деловому общалась с клиентами. Ее суждения о бизнесе были очень мудрыми. Она была очень дисциплинированной, никогда не забывала позвонить, или пойти на встречу. Я говорил тебе, она приезжая, снимала квартиру, и ей нельзя было расслабляться. Я смотрел на хрупкое тельце Жюльет, и меня поражало, откуда в ней столько силы. Ее энергия только добавляла ей очков. И при том, при всем, она была образована и начитана, с ней можно было поговорить о книге, или спектакле. Как ты понимаешь, я все больше и больше погружался в это предчувствие любви. Жюльет иногда просила меня о некоторых услугах, я даже помогал ей по работе. Ее поручения я старался исполнять как можно лучше, хотя сам я, если честно, не был так организован и собран, как она. Я и сейчас люблю иногда просто полежать на диване и помечтать. Она тогда, конечно, не могла этого знать, но, вероятно, чувствовала, как женщина, что мне свойственна некая созерцательность, что перед любым делом люблю обдумать все, что мне нравится, вообще, быть наедине со своими мыслями. А я не делал каких-то резких шагов. Эти отношения, эта девочка свалились на меня неожиданно, это как чей-то подарок, ничем мной не заслуженный. Я провожал ее, ухаживал, дарил цветы, конфеты, приглашал в кафе, при встрече целовал руку, у нас даже были поцелуи в губы, но так, непродолжительные. Мне казалось, что мы в начале большого пути, торопиться не нужно. Моя мама рассказывала, что она с отцом встречалась пять лет, прежде чем начались серьезные отношения. Я, конечно, не такой ретрогад, и случалось мне организовать интим в первый день знакомства, но Жюльет выглядела ангелом, она и была ангелом, и что-то сдерживало меня от форсирования события, у меня было чувство, что все идет как надо, что эта встреча с ней – самая судьбоносная в моей жизни, что это мечта, это награда. У женщин есть интуиция, но она есть и у мужчин. Разве не бывает при новом знакомстве, что ты думаешь, а вот с этой особой церемониться не надо, ей можно сразу брать в оборот. А в другом случае, ты настолько очарован аурой женщины, что не можешь допустить не то что скабрезного действия, а даже неприличной мысли. И твои отношения с ней развиваются по классическим канонам литературы и искусства, в романтическом ключе. Так и я был во власти это прекрасного образа юной умненькой очаровательной девушки, внешность которой была так поэтична и романтична, что не хотелось ничего больше, только быть рядом с ней, видеть ее, слушать ее.
Но так продолжалось недолго. Наши курсы закончились, и для того, чтобы встретиться, мне уже было нужно созвониться с Жюльет. И как-то стало получаться, что она не всегда могла уделить мне время из-за занятости по работе, ты не думай, это правда, она моталась по городу, показывая клиентам возможные варианты. А в одну из редких встреч, я понял, что что-то пошло не так. Я хотел поцеловать руку, но она не позволила, сказала, что не надо. Она смотрела на меня уже как-то иначе. Я не поверил в перемену ее отношения ко мне. Ничего же не произошло. Я не поменялся, она вроде была той же. Но что-то случилось с ее интересом ко мне. Я дарил ей цветы, я продолжал ухаживать, я хотел уверить себя, что я ошибся, и никакого охлаждения не произошло. Она уже не так смотрела на меня, в ее глазах пропал огонек, которым она обычно встречала меня. Я начал суетиться. Я чувствовал, как глубоко она проникла в мое сердце, я где-то внутри уже понимал, что люблю, хотя еще и не мог себе в этом признаться. Я думал, что все хорошо, что ее охлаждение ко мне случайное, что ничего же не случилось, ведь я же не сделал ничего плохого, я не обидел ее, не оскорбил. Я стал лихорадочно думать, что предпринять. Хотя могу сказать тебе, с высоты своего опыта, что угаснувшее чувство не вернешь. Но тогда я этого еще не знал. Я пригласил ее на концерт известного певца, она приняла приглашение и мы пошли. Концерт был прекрасный, певец много пел о любви свои лирические мелодии. В какой-то момент я попытался взять Жюльет за руку, но она отклонила мою руку, и вся как-то напряглась. Все происходило совсем не так, как мне это виделось в мечтах. Замечательная музыка, замечательный артист, этот вечер мог бы быть пиком наших отношений, а на самом деле все было кончено, я это чувствовал, но не мог это принять. Мне стало очень больно, мне захотелось высказаться, сию же минуту, сей же час. Я почувствовал жжение в груди, я почувствовал, что люблю, сильно люблю Жюльет. Когда теряешь любовь, понимаешь, что это была любовь. После концерта я проводил Жюльет домой и напросился на чай. Ее компаньонша где-то задерживалась, мы были одни. Я решился. Я сказал ей, что люблю ее, что предлагаю ей стать моей женой. Что она очень нравится мне, что это сочетание хрупкости и энергии покорило меня. Жюльет не ожидала такого признания, было видно, что ей приятно услышать такие слова. Она помолчала какое-то время, налила мне чай. А потом стала говорить.
Палыч вздохнул и задумался, снова глядя куда-то вниз. За окном уже была сплошная тьма, и поезд методично вез нас куда-то в этой тьме по одному, только ему известному пути.
– Я не утомил тебя? – вдруг спросил он, подняв глаза и натянуто улыбаясь.
– Нет нисколько, очень интересно, – ответил я. – Что она сказала?
–Ты знаешь, – продолжил Палыч, – в моей жизни было несколько отказов женщин, иногда женщина просто терялась, не отвечала на звонки. Было у меня и такая, которая меня послала на три буквы, это притом, что я ей кроме добра ничего не сделал. Было очень обидно, до слез. Разные были особы. Но Жюльет отличается от них всех. Она отказала мне так, как это должна делать воспитанная девочка, но поразительно, что она в моей жизни была такая одна! Она стала говорить мне очень добрые, очень хорошие слова. Она сказала, что я все правильно делаю, и что так, как я, за ней не ухаживал ни один мужчина в жизни. Что у меня много достоинств, что я умен, образован, интеллигентен. Что я настоящий мужчина, что я такой, каким и должен быть мужчина. Что она очень ценит мои ухаживания, и мое хорошее отношение к ней, она благодарит меня за предложение, которое я ей сделал. Что она считает меня своим другом. Что время, проведенное со мной, было замечательным. Что-то еще она такое говорила, я всего и не помню. Но в итоге она мне сказала, что не может принять мое предложение, так как не чувствует любви ко мне. Во мне боролись смешанные чувства. Меня обуревала неразделенная любовь, но в то же время ее замечательные слова охлаждали мое горе. Я мог лишний раз убедиться в том, сколь достойным был объект моих чувств, раз она смогла найти такие слова, которые, несмотря на отказ, вызвали во мне такой эмоциональный подъем, какой, возможно, не вызвало бы ее согласие. Я ушел окрыленным, представляешь, получил отказ от женщины, которую люблю сильнее всех земных сил, а ушел, как будто мне сделали царский подарок! Я шел пешком домой целый час по опустевшему городу, я не мог сесть в автобус, так как мне казалось, что все пассажиры уставятся на меня. Во мне была буря чувств, мне только что отказали, мое чувство было безнадежным, а я парил, мне казалось, что я лечу, так на меня подействовали слова Жюльет. Поверишь ли, что бывает такое?.. Глядя назад, я могу сказать, что Жюльет – самая достойная, лучшая из женщин, которых я встречал на своем пути.
Палыч снова задумался. У меня был целый рой мыслей. А как же его жена, получается, что она не самая лучшая, захотелось мне спросить у Палыча. Но я воздержался, мне показалось, что такой вопрос неуместен. Но другой вопрос я задал.
– Не совсем понятно, почему ты вдруг разонравился Жюльет. Ведь она сама тебя выбрала, а ты, по ее словам, все правильно делал. Раз все правильно делал, то чувство должно было бы усилиться, не так ли?
– Должно было, но не усилилось, – ответил Палыч. – Когда у нас были эти объяснения, она рассказала мне, что у нее, оказывается, есть друг, который уехал почти год назад на заработки в Америку, и который скоро должен был вернуться. С этим другом она очень давно, еще со школы. Она сказала, что он имеет влияние на нее, что она ему многим обязана, что он имеет власть над ней, ну и все такое в этом роде. Я не вдавался в подробности, но я знаю, что у женщин девичьи влюбленности очень сильны до поры до времени, пока они не станут зрелыми женщинами.
– Послушай, Палыч, – набрался я смелости и сказал довольно развязно, – а ты не думал, что все гораздо проще? Девочке было скучно, она просто хотела поразвлекаться в ожидании любимого, а тут ты вместо веселого флирта со своей романтической любовью?
Мускулы на лице Палыча дернулись, и я понял, что сказал немного лишнего. Мне даже показалось, что Палыч сейчас выйдет из себя. Но он взял себя в руки.
– Молодое поколение такое умное, – сказал он насмешливо и слегка раздражительно. – Думать можно все что угодно. Жюльет была очень открытой со мной, ее интерес был неподдельным ко мне, я это видел, я это чувствовал. Она была умной девочкой, она понимала свою женскую силу, свои чары, а почему нет? Женщины прекрасно знают, на что они способны. Я ей понравился, в тот момент она была свободной, и она захотела узнать меня поближе, пусть даже на всякий случай. У женщины есть основной вариант, а почему, пока она свободна, она не может попробовать другой? Я к этому нормально отношусь. И поначалу все было нормально, но в какой-то момент что-то пошло не так, я сделал что-то не так.
– Так что же пошло не так? – спросил я.
– Это нужно узнать у нее, – ответил Палыч. – Но я много думал об этом. Знаешь, что мне кажется. В развитии отношений должна быть своя драматургия. В любой хорошей пьесе есть завязка, кульминация и развязка, финал. И не должно быть провисов, скучностей, необоснованных пауз. Если завязка будет длиться час, два, зритель просто уйдет. Если не будет интересного действия, зритель тоже уйдет. Автор пьесы либо сознательно, либо в силу своей гениальности должен так расставить акценты в пьесе, чтобы зрителю было интересно, чтобы он был захвачен действием, и даже не думал уйти. Также в отношениях с женщинами. Женщины – зрительницы наших мужских безумств, нашего умения создать пьесу отношений. Я тогда не понимал этого. Я играл в пьесе, в которой был не то что автором или режиссером, а даже не актером, а просто статистом. Женщина – существо подсознательное, она руководствуется чувствами, ощущениями. Что-то ей не понравилось в пьесе – и пиши пропало. Меня обмануло то, что я ее не завоевывал, а она сама выбрала меня. Я витал в облаках и думал не спеша о будущих многолетних отношениях, а нужно было торопиться, быть начеку и управлять событиями. Хорошая мысля приходит опосля. Кроме того, на курсах я был очень активным, я говорил тебе. Это могло ее привлечь. А в реальности в жизни я склонен к созерцательности, медлительности, а Жюльет была очень энергичной взрывной девочкой, и, может быть, она что-то прочувствовала во мне. Не знаю. C’est la vie ****. Палыч откинулся на спинку и улыбнулся. Похоже, его рассказ подошел к концу.
– А что было дальше? – спросил я.
– Ничего, я еще пару раз звонил Жюльет, но было ясно, что поезд ушел безвозвратно. Это в романах люди герои стреляются из-за несчастной любви, а в реальности мы остаемся живыми, что, кстати хорошо. Я сделал выводы из этой истории. Когда я ухаживал за своей женой, то уже я был автором пьесы, ее режиссером и героем-любовником, и бразды правления из рук не выпускал.
– А что стало с Жюльет? – спросил я.
– Я ее больше не видел. Как-то лет через пять в городе случайно встретил Далиду, мы пообщались. Она рассказала мне, что Жюльет вышла замуж, причем не за того «американца», тот так и не вернулся из Америки, а за какого-то совсем другого парня. У них родился ребенок, и у них все хорошо. Все хорошо, что хорошо кончается… Ну что, mon jeune ami, пора спать, а то мы совсем заболтались, – закончил Палыч.
Мы легли спать, Палыч быстро заснул, а я еще долго лежал и думал о Жюльет, о незаконченной пьесе и том, что мне нужно быть готовым во всеоружии и не упустить свою Жюльет, когда я ее встречу.
* Я учусь в университете (франц.).
** Я люблю тебя больше жизни (франц.).
*** мой юный друг (франц.).
**** Такова жизнь
31 декабря 2104 – 2 января 2015