О времени и о себе полная версия

       

               



               
               Леонид  Шелеменцев
               
    







         



 
          


ь



                СТРАНИЦЫ      ЖИЗНИ         












               



      
               






               
                \\
                Г. Минск

               








               






























































                Об авторе и его книге

 
 




















































   






      
                От рождения до армии   

                Глава первая               
               
 


                Самое дорогое, что есть у человека, – это жизнь.
                Но, если всмотреться в эту самую жизнь поподробнее,
                То можно сказать, что  самое дорогое – это Время,
                Потому что жизнь состоит из времени, складывается
из часов и минут
                Даниил Гранин 
Эти записки – плод моих многолетних размышлений и анализа прожитого Мне сделал, что мог и умел, что можно было сделать по-другому и почему. Теперь о времени,  в котором мне пришлось жить и работать. Прямо надо сказать, что время это было очень сложным, противоречивым и вместе с тем очень интересным. Мои детские годы выпали на конец войны и послевоенный период, который характеризуется тяжелейшими условиями жизни  советских людей, вызванными восстановлением народного хозяйства, да и всего уклада бытия, которым был нанесён огромный ущерб нашествием  фашистов  на нашу страну. Это было время, когда страна, восстававшая из руин, делала первые шаги по укреплению своего авторитета в мире на мирном поприще. Многие с сарказмом теперь говорят об успехах нашей страны в восстановлении разрушенного и строительстве принципиально нового в годы первых послевоенных пятилеток. Но уже тогда, будучи мальчишкой, я видел, как радовались взрослые первым успехам, творцами которых были они сами. Мне вспоминается, как к нам в деревню периодически  приезжали из города лекторы и читали лекции на разные темы,  в том числе и об успехах в развитии народного хозяйства.               
            Нам, детям, тоже приходилось сидеть и слушать эти лекции вместе с  взрослыми. Дело в том, что надо было обеспечить явку народа на эти мероприятия. А это делалось очень просто. Дня за два до  предстоящего мероприятия вывешивалось объявление об этом событии, а в конце объявления писали, что после лекции в магазине на каждого присутствующего будут продавать по 200-300 граммов карамели (у нас её называли ландрином). А если учесть, что со сладким тогда были большие проблемы, то каждая семья старалась купить как можно больше. Вот мы и становились невольными, как и многим другим, хочется понять, правильно ли прожита жизнь, всё ли я участниками всех подобных мероприятий. Также обеспечивалась активность  народа во время проведения выборов разного уровня.
           Начало пятидесятых годов характерно ещё  одним  антинародным действом, совершаемым по прямому указанию Н.С.Хрущёва. Я имею в виду развёртывание очередного этапа  борьбы против церкви. В нашем роду практически не было, если так можно выразиться, активных верующих в Бога, и строго соблюдающих все религиозные  каноны. Хорошо помню, что бабушка моя, Прасковья Сергеевна, иногда молилась и даже меня заставляла бить поклоны, стоя на коленях перед иконой. Но в церковь ходила очень редко, Хорошо запомнилось мне, как начали сносить и разрушать церкви в Гольчихе, Старой Вичуге, Хренове и в других посёлках и  деревнях. Кроме как издевательством над чувствами верующих  нельзя назвать снос церкви около базара в Старой Вичуге. Попытки разбирать её с помощью отбойных молотков не дали результата, хотя пытались это сделать несколько раз. С большим трудом  удалось взломать стены, и начать разборку, буквально отламывая по одному кирпичу. Тогда власти решили поставить церковь на поленницы дров в местах, где удалось сделать             
, учёные, колхозники и т.д. Сегодня же мы видим артистические тусовки, на которых изгаляется вся попсовая пена, которая заполонила весь радио и теле эфир.  Но  вместе с тем,  во время пребывания  на посту первого секретаря  ЦК КПСС Н.С.Хрущёва характерны были и такие не приятные явлении, как введение самообложения на сельских жителей на землю, на фруктовые деревья и даже  на кустарники.  До сих пор не могу забыть, как маме пришлось прямо на глазах уполномоченного сельского совета вырубить посаженные мной молодые деревца  яблони, вишни, и кустов сортовой черной и красной смородины, только из-за того, что нам нечем было платить даже те небольшие деньги, которые он требовал от мамы. Кроме того, на  каждое подворье была возложена обязанность, сдать определённое количество золы, так как все дома отапливались только дровами  и куриных яиц, даже, несмотря на то,  что у многих кур вообще не было. В это же время  произошла ещё одна очень неприятная  акция властей по отношению к людям, Наша семья не являлась колхозниками (т.е. не вступили в колхоз) и земли у нас было пятнадцать соток. Из них пять соток непосредственно, где стоял дом, а оставшиеся десять через улицу перед домом. Так вот решением властей у тех, кто не являлся колхозниками, оставили только то, что было непосредственно около дома, но не более шести соток. А то, что отобрали, так и не было пущено в сельхоз оборот, а заросло бурьяном. Уже  в зрелом возрасте мне пришлось столкнуться  с последствиями этих «мудрых»  решений властей.
        Попав после окончания училища в Белоруссию, мне часто приходилось, да порой и сейчас ещё, приходится слышать досужие разговоры о том, что русские люди ленивые, что у них  около домов даже ничего не посажено, а растёт сплошной бурьян. Слушая эти  т. н.  речи,  я всегда говорю тем, кто их ведёт, что им  до окончания жизни надо молиться за руководителей республики,  которые не выполняли  указания Москвы, а  рискуя своим положением, думали о своём народе. А  руководству центральных областей России  просто некуда было деться. Все «эксперименты» проводились именно на этих областях и контролёры, как цепные псы,  рыскали по этим областям  и «отрабатывали свой хлеб», выискивая всякие нарушения. Но в то же самое время все эти ищейки не то что не видели, а просто не хотели видеть такие явления, как преступнейшую бесхозяйственность. Каждый год  на поля вывозилось огромное количество  удобрений, Эти удобрения сваливались кучами на окраинах полей и, как правило, никогда не разбрасывалось на полях. В результате, годами, лежащие удобрения сожгли землю 
 до такой степени, что и сегодня можно видеть те места, где  «хранились» эти удобрения. Чуть лучше обстояло дело с вывозом навоза, но тут уже не  кучи, а горы  годами лежали не разбросанными. В результате по полям, где были посажены  рожь, и пшеница можно было пройти через поле, не наступив ни на один колосок. А что происходило с выполнением решения  о выращивании «царицы полей» - кукурузы. Сотни гектаров засаживались ею, но за лето вырастали ростки высотой до пятнадцати, а в лучшем случае  до пятидесяти сантиметров, да и те забивались сорняками. Правда, кукуруза, посеянная  на землях рядом с коровниками, конюшнями, свинарниками,  т.е. на хорошо удобренных землях,  действительно вырастала хорошая, и хотя початки не  успевали созревать, но на силос  шла хорошо. Но тут опять сказывалось традиционное головотяпство. Силосные ямы делались лишь бы как, о соблюдении технологии  не могло быть и речи  и в результате в большинстве случаев всё заложенное просто сгнивало, на километры, испуская страшную вонь. Вот этого, те самые контролёры, как правило, и не видели.  В Белоруссии же не было такого прессинга со стороны  верхов.  Поэтому люди работали в более спокойной обстановке. Кстати сказать,  в районе Урала была примерно такая же ситуация, как и в Белоруссии. После  снятия Н.С.Хрущёва в октябре 1964 года, обстановка стала заметно улучшаться. На мой взгляд,  период с 1970 по 1984 год – это золотой век для населения не только СССР, но и всей истории России. Никогда народы, населяющие территорию бывшей России и СССР,  так не жили и, как мне кажется, не будут жить  как в эти годы. Что бы там не говорили разные борцы за права и свободы человека. Да, всегда  и в любой стране есть люди, недовольные существующим положением дел в стране.  На мой взгляд,  может  это и грубо сказано, это деньги, на  которые живёт страна.  Надо, прежде всего, оценивать материальное положение и политико-моральное состояние основной массы народа, так сказать, его самочувствие, потому что он, народ, производит материальные блага, от продажи которых можно      
 Больше им  взяться  неоткуда, как бы ни тужились,  и не надували щёки разного рода банкиры, разного рода посредники  и  особенно, так называемая творческая интеллигенция, среди которой чаще всего и появляется  гниль и всяческие  антиправительственные брожения. Сравните, как сегодня живёт т.н. творческая богема и человек труда. Разве такая разница была возможна в то пятнадцатилетие, о котором  я говорю. Мне представляется невозможно, хотя и тогда они не были обижены вниманием и заботой, как государства, так и простого человека, который мог посетить любой концерт любой «звезды» без особого напряжения на семейный  бюджет. А что теперь? Я счастлив тем, что мне выпала доля жить, учиться, работать и служить Родине в этот исторический период. Ну, а потом опять методы административного руководства стали всё более внедряться в жизнь страны, работа на показуху,  которая вошла в практику во всех сферах жизни страны. Желаемое всё чаще стало выдаваться за действительное, Это, в конечном счёте, и стало, если так можно выразиться, экономической причиной  краха моей любимой Родины, В фаворе стали не подлинные труженики, а те, кто мог красивее и помпезнее доложить, о якобы сделанном. Причём это, касалось не только сферы материального производства, но, и, это, на мой взгляд, самое опасное, стало нормой  в сфере идеологии, где приписки  более опасны, чем в материальной сфере. Под видом общечеловеческих ценностей, стала  размываться мораль,  Лицедейство стало обычным явлением нашей жизни. А тот, кто пытался как-то противостоять этому, попадали в немилость,   От них, как от назойливых мух, старались избавиться, а если этого сделать не удавалось, то создавались порою просто невыносимые условия для жизни, что приводило к тому, что люди семьями бежали, куда глаза глядят.
К моему великому сожалению, (да и не только к моему) пришлось стать свидетелем тягчайшего преступления,  совершённого правящей верхушкой страны – гибелью государства, которым гордилось большинство населения, проживающего на его   территории. Особенно больно ещё и от того, что это произошло по вине и моего поколения. Дело в том, что руководители  областного и часть районного уровня, а в Вооружённых Силах на высоких командных и политических должностях были люди примерно моего возраста. Дети тех, кто сумел в необычайно тяжёлых условиях отстоять честь и  независимость страны, сломать хребет фашизму, оказались не готовы к борьбе с внутренним врагом, поселившимся внутри каждого из нас, голос которого нашёптывал: «А лишь бы было тихо». Вот  это  молчание и боязнь потерять своё кресло, в случае высказывания недовольства политикой верхних эшелонов власти ещё раз подтвердило слова Юлиуса  Фучека о том, что не надо бояться врага своего, в худшем случае он тебя может убить. Не надо бояться друга своего, в  худшем случае он может предать. А надо бояться людей равнодушных, именно с их молчаливого согласия творятся все преступления на земле. Вот и крах страны наступил именно из-за такого равнодушия  и страха потерять уже насиженные, тёпленькие места моих ровесников-руководителей среднего звена. 
В республиканских и  союзных органах были  в основном люди   старшего возраста, уже потерявшие чувство политической настороженности, десятилетиями «лежащими» на высоких и ответственных постах,  и желавшие только  тишины и покоя,  Примером  может служить один их  первых секретарей Ярославского обкома КПСС, который к концу  70-х годов довёл область  до такого состояния, что урожайность зерновых в конце его правления,  была ниже уровня 1913 года.
В районных управленческих структурах  пришло более молодое поколение, с уже частично размытым мировоззрением, не имеющим достаточного политического чутья  и не привитым чувством революционной бдительности. Именно в эти годы  стало процветать кумовство, когда на  руководящие посты нередко назначались не по заслугам и знаниям, а по протекции, в худшем понимании этого слова. И  если бы руководители областей и республик слепо и бездумно не выполняли волю разного рода авантюристов, оказавшихся на вершине власти, можно и должно было, не допустить того, что произошло со страной и народом. Мне теперь кажется, что в некоторых странах мира немало людей, которые с  не меньшей болью переживают по этому поводу. Нет прощения  всем тем, кто разработал и осуществил эту антинародную диверсию. Думаю, что и  потомки  вспомнят их не добрым словом. Причём чем дальше в историю будет уходить это позорное событие, тем ярче  будет проявляться его преступный, по отношению к советскому народу, характер. А история и достижения страны Советов всегда будут, своего рода маяком, для простого труженика во всём мире. Но и потомки тех, кто многие десятилетия готовил  такой сценарий для моей Родины, тоже извлекут опыт из этого и должны сделать всё, чтобы больше ни в одной стране мира власть не оказалась в руках врагов народа, которым чужды интересы  простого человека, производящего материальные и духовные ценности. Я убеждён в том, что пройдёт  определённое  время, и история расставит всё по своим местам.
 И ещё не могу не сказать нескольких слов ещё об одной из особенностей рассматриваемого времени. Я имею в виду кампанейщину.
Уж сколько разного рода кампаний было организовано и сделано попыток их провести. Это и так называемые, тысячники, не раз направляемые на подъём, то сельского хозяйства, то в образование и культуру, в решение продовольственной проблемы,   Только на моей памяти несколько раз поднималась проблема борьбы с пьянством, табако - курением, и многие – многие  другие. Но, к сожалению, из которых, ни одна не доведена до конца.  Соответственно не дала желаемого результата,      Как говорят в народе, пару хватало, только на свисток.
          У меня складывается впечатление, что все эти кампании, постановления партии и правительства имели только одну, историческую цель. То есть наши потомки начнут изучать  то, как мы жили  и что делали,  прежде всего, по документам. А тут у нас, извините, полный порядок. Нет практически ни одной сферы жизни и деятельности  страны и соответственно людей, на которую бы не обращалось внимания. А уж как они на самом деле выполнялись, это уж совсем другой вопрос, За дальностью лет  разобраться  с этим будет  совсем не просто. Да и вряд ли кому-то это будет надо. Главное, проблеме уделялось внимание  руководящими органами страны. А одна проблема, которой  уделяется и до сегодняшнего дня,  я имею в виду сокращение управленческого аппарата, каждый раз приводила к тому, что этот самый аппарат ещё больше, раз возрастал и теперь его численность превышает все разумные пределы. И никакая автоматизация, и компьютеризация  не  меняет существа дела. К этой проблеме я ещё вернусь при разговоре о партийной жизни. Но все-таки главной отличительной чертой времени, на которое выпала активная часть моей жизни, на мой взгляд, является стремление к развитию, к созиданию, к поиску путей, форм и методов работы  по совершенствованию советского уклада жизни, реального улучшения существования человека труда, каждого жителя нашей страны. Да, не всё получалось, не хватало терпения довести начатое дело до конца. Но результат – то был виден налицо, как бы ни пыжились некоторые злопыхатели, которые, кстати, сами больше всего воспользовались результатами всех принимаемых мер.
Лично я считаю, что для меня советский строй  дал все возможности для  достижения того, чего я достиг.  И, если мне не удалось достичь большего, то обижаться  не на кого. Всё было в моих руках. Значит я  где то не  доработал, не нашёл правильный подход к решению стоящих проблем, не установил правильных отношений с окружающими меня людьми, которые бы способствовали достижению более  высоких результатов, более высокого статуса в обществе. Я доволен тем, чего достиг и, главное  что работа и служба доставляли мне удовольствие, было интересно и работалось в охотку.
Вот такая краткая характеристика времени, в котором я жил  и живу, а подробности о мгновениях  этой жизни, я постараюсь раскрыть в ходе   дальнейшего повествования.
Родился  я 20 июля 1944 года в деревне  Яснево, Вичугского  района Ивановской области, в семье потомственных текстильщиков. Деревня наша расположена в пяти километрах  западнее от города Вичуга. На востоке в трёх километрах находились деревни Клеопино и Шляйково. В километре юго - западнее находилась деревня Соболиха, а западнее тоже почти в полутора километрах  была деревня Киндяково. К сожалению, двух последних деревень, уже нет.
 Моя мама, Надежда Васильевна, имела четыре класса образования. До призыва в ряды Красной Армии в ноябре 1942 года, работала ткачихой на ткацкой фабрике. В армии сначала была на должности слухача, а потом номером расчёта прожекторной установки. Служба проходила  в системе ПВО г.Москвы.  Именно там она и познакомилась с моим будущим отцом. Он был её непосредственным начальником. После увольнения из армии,  в связи с беременностью, мама вернулась домой. За все годы,  прожитые с мамой,  я ни разу не слышал о том, что она поддерживала связь с отцом.  В  домашнем архиве мне не попало на глаза ни одного письма от отца. И я ни разу не слышал от мамы о том, что такие письма когда-то она получала.
 Не смотря на  сравнительно молодой возраст, здоровье её было неважным,  видимо сказались трудные годы её детства, тяжёлая работа ткачихой и конечно не прошла бесследно и служба в армии. Мама пользовалась как на работе, так и в деревне большим авторитетом, неоднократно избиралась депутатом сельского совета, была членом родительского комитета в школе, а как участница войны  проводила большую работу по военно-патриотическому воспитанию. Именно по её инициативе и при непосредственном участии  в деревне, около школы, был построен памятник-обелиск в честь жителей деревни погибших на фронтах Великой Отечественной войны. Многие жители нашей деревни в трудные минуты  жизни обращались к маме за помощью, и она ни разу никому не отказала в поддержке, делала всё, что могла, чтобы оказать человеку именно ту помощь, о которой он просил. Мама очень хорошо пела и всегда была запевалой  среди женщин, когда приходилось сообща выполнять какую-либо работу, в поле,  или  на  току, я уж не говорю о праздниках и каких - либо застольях.  Сколько  себя помню, мама постоянно болела. Вскоре после моего рождения она заболела туберкулёзом, лечение которого в те годы было большой проблемой. Вслед  за туберкулёзом, а точнее в дополнение к  нему, начала болеть рука, что привело к ампутации указательного пальца правой руки. Потом начались серьёзные  проблемы с сердцем,  а в последний период жизни верх взяла онкология, что и привело в 1990 году к летальному исходу.
Не могу не сказать и о моей тёте Шелеменцевой Фаине  Васильевне, 1915 года рождения, которая являлась по сути дела, моей второй мамой. Именно  она воспитывала меня и ухаживала за мной всё  время, когда мама лежала в больницах, лечилась в санаториях, (а уже тогда больных туберкулёзом стали подолгу держать в лечебных заведениях). Это была труженица в самом лучшем понимании этого слова, работала ткачихой на фабрике им. Шагова, всегда была передовиком производства, неоднократно премировалась руководством фабрики. А за работу по строительству оборонительных сооружений в годы  войны, была награждена медалью «За отличие на трудовом фронте». Это была женщина большой и открытой души, простая и бесхитростная, она всю себя отдавала людям, стремясь каждому сделать добро. Она и замуж-то не вышла, по сути дела из-за меня, и я был для неё, как родной сын. Не каждая мать даст своим детям столько, сколько дала она мне. Она тоже была очень уважаемым человеком в деревне, тоже прекрасно пела. Её теплоту и заботу обо мне, как и память о ней я буду нести до последних дней моей жизни. К большому сожалению, мне не удалось вовремя приехать на её похороны. Мы  в то время служили  в Германии. 
И когда, рано утром, следующего за похоронами, дня, сойдя  с поезда, сразу  пошёл  на её могилку.  Перед   этим обошёл  все места, где мы вместе бывали с ней, и со всех этих мест  собрав огромный букет цветов,  положил  его, на еще совсем свежий холмик земли, горько и долго плакал, просил  у неё прощения за все мои проделки  и те заботы, которые причинял ей. Всё это не могло не сказаться на моём воспитании, на отношении к  жизни. Жили мы сначала большой и дружной семьей. Главой семьи была моя бабушка Прасковья Сергеевна (дедушка ушёл из жизни ещё до войны) в возрасте сорока восьми лет. Её старший сын Аркадий Васильевич  к моменту моего рождения был уже женат и жил отдельно в городе Вичуга. Второй сын, Леонид Васильевич, погиб на войне в 1943 году. Итак,  в состав семьи входили Фаина  Васильевна 1915 года рождения,  моя мама  Надежда  Васильевна  1920 г.р., Иван Васильевич 1925 г р.,  Николай Васильевич 1927 г.р. и я. В 1950 году женился Иван Васильевич,  от нас ушёл  и стал жить своей семьёй. В 1952 году женился Николай Васильевич и тоже стал жить отдельно.
           5 марта 1954 года ушла из жизни и бабушка, и мы остались втроём - моя тётя Фаина Васильевна и мы с мамой. Так мы прожили до моего поступления в военное училище. Мама очень часто болела и подолгу лежала в больнице. Всё это время  я  находился под присмотром моей тёти, как её называл, кока Фая. По сути дела она была для меня второй мамой,  и я относился к ней соответственно существующему положению.
 С самого юного возраста   мне пришлось быть активным участником всех домашних дел. Во время  уборок в доме, сначала это было подметание пола, потом  надо было сходить в кусты наломать веток ивы, чтобы на потолке и по углам  убрать паутину, натереть кирпичного порошка, а потом,  используя его, почистить самовар, покормить кошку, а зимой ещё и ягнят, которые зимой жили  в доме. Это были мои верные друзья, с которыми  вместе  играл и ухаживал за ними. Забегая немного вперёд,  хочу сказать, что летом  они паслись в стаде и нередко  при возвращении стада домой ягнята терялись, и моей задачей было найти пропавшего ягнёнка и привести его домой. Для этого надо было обойти иногда не только нашу деревню, но и близлежащие, находившиеся на расстоянии от  одного до двух километров. Стада из этих деревень нередко паслись рядом с  нашим стадом.  Хорошо если наш ягнёнок пристал к овце  из нашей деревни, и его сравнительно быстро  можно было найти, обойдя те дома, в которых держали овец, а это около тридцати домов. А это была лишь четвёртая часть деревни. Надо было в каждый дом постучать и спросить, ли нет ли у них чужого ягнёнка. Если такой оказывался, необходимо  было, посмотреть, наш  он или нет. Если был  наш, я его забирал и вёл домой. Если нет, приходилось обходить всех остальных хозяев, пока пропажа не находилась. Иногда  домой возвращался в полной темноте. Оставлять ягнёнка у других хозяев было нельзя.
 Было много и другой работы: подмести территорию около дома, полить огород, наносить воды в баню и множество других  неотложных и важных дел, которые  кроме меня  делать было некому. Мама и тетя работали на фабрике в три смены, а фабрика находилась на расстоянии пяти километров. Смена продолжалась более восьми часов, да ещё на дорогу уходило по часу в одну сторону. Как известно, по дому в деревне  всегда масса работы, которую мне  пока доверить было нельзя из-за возраста, поэтому у них  обоих и дома работы было, невпроворот. Те мальчишки, у кого была большая семья, или  оба родителя, имели возможность порыбачить, вволю наиграться в футбол или в другие игры, я же этого делать не  мог, пока не сделаю то, за что нёс ответственность.
            В 1957 году мы вынуждены были приступить к капитальному ремонту дома. Наняли плотников и целое лето трудились от темна –до темна. Мама и тётя работали в фабрике, мне же целый день  надо было быть с плотниками и работать вместе с ними в силу своих сил и возможностей. Кроме того, на мне лежала ответственность за снабжением всех нас хлебом. А с хлебом тогда были большие проблемы. Надо было вставать рано и идти  в посёлок Старая Вичуга(3км) или в город Вичугу(5 км ), там занять очередь несколько раз(потому, что хлеба продавали не более одной буханки в руки), а на день надо было 3-4 буханки. В  связи с этим на всю жизнь запомнился случай произошедший со мной. В Старой Вичуге в тот день мне удалось купить только  две буханки хлеба. Все мои попытки купить ещё не увенчались успехом. Продавец меня запомнила и больше не продала.
Так вот, пока  я  шёл домой с этими буханками, а кушать хотелось  очень-очень. Я отломил от буханки кусочек и с превеликим удовольствием съел его. Через некоторое время рука сама потянулась к хлебу и ещё отломила кусочек, в итоге получилось так: я шёл и  не заметил, как  съел почти целую буханку. Мама, увидев это, очень расстроилась. Что такое буханка хлеба для трёх плотников? Они же будут голодные. И тогда, сама плача, отлупила меня старой калошей. Я не скажу, что было сильно больно, но уж очень обидно.  Пришлось мне топать в Гольчиху(это район г. Вичуга, ближайший к нашей деревне.) А там, в магазине тоже была огромная очередь, но деваться было некуда – пришлось стоять. И вот,  стоя у прилавка, я крутил  в руках двадцати пяти рублёвую купюру, за мной  стояли ещё два человека,    в руках были тоже такие же купюры. А у продавщицы, которая увидела у очередных покупателей купюры достоинством в двадцать пять рублей, закончились мелкие купюры, а сдачи давать  было нечем, и она пошла в другой отдел и там поменяла деньги. И мне, оказавшемуся первым,  подала  хлеб и вместе с ним сдачу. Я довольный, что купил хлеб, пошёл домой. Но, сделав несколько шагов, увидел у себя в руках и двадцати пяти рублёвую купюру и сдачу, которую дала мне продавщица. Во весь рост возникла проблема - что делать? Вернуться в магазин и отдать деньги продавщице, или идти домой. Долго решал я эту задачку! Победила жадность. Я пошёл домой, но по пути зашёл в другой магазин и купил себе  двести граммов ириса «Золотой ключик», а плотникам по пачке сигарет «прима». Маме, конечно, ничего не сказал. Но плотники проболтались про сигареты.   Мама спросила, на какие же деньги  мною  куплены сигареты,  они стоили в то время рубль сорок копеек пачка. Мама заставила меня вывернуть карманы и, увидев там деньги, учинила  допрос - откуда они   взялись. Пришлось, во - первых, сознаться, а во - вторых, опять идти в тот магазин и отдавать деньги продавщице.   Вот таким выдался один из дней лета 1957 года.
 А в Москве в это время  проходил Всемирный  фестиваль молодёжи и студентов. За лето дом отремонтировали,  оставалось  только покрыть крышу.   Крыть решили дранкой, которую делали сами на станке, сделанным соседом - Сергеем Ивановичем, тоже Шелеменцевым. Более половины жителей деревни носили фамилии Шелеменцевых и Красильниковых.
Итак, началось. До обеда делали дранку, а после обеда ею крыли крышу дома. Причём делать это приходилось зачастую мне одному. Правда, иногда приезжали дядя Ваня, или дядя Коля  (мамины братья) К началу сентября дом был готов, оставалось сложить печку. И тут я заболел и с сильнейшей ангиной попадал в районную больницу, где пролежал дней пятнадцать. К  моему приходу из больницы была уже сложена и печка. Дело шло уже к осени.
 Самому приходилось постоянно ремонтировать изгородь, а это значит, надо было на тележке (на четырёх  железных колёсах  и  длиной около двух метров.) ехать в лес вырубать колышки. А иногда и столбы и везти всё это домой около полутора километров. Таким же образом пришлось несколько раз привозить еловые брёвнышки для ремонта или замены пола  в бане. Если сказать кратко, из детства больше всего мне запомнилась   различного рода  работа.
 Но, к счастью, в очень короткие промежутки времени, конечно же, удавалось, и поиграть с мальчишками. Летом, прежде всего, футбол. На который, как правило, я приходил позже всех, Играли дотемна, когда уже и мяча-то не было  видно, а  чтобы увидеть  его приходилось приседать.  Одним  из любимых занятии летом были гонки на велосипедах по деревне, купание в пруду  и походы в лес на, так называемую,  у нас, «на теплину». Очень часто  играли в городки. Конечно, это были не те классические городки, а наши, деревенские, но суть их была, как и у классических.
 Осенью и ранней зимой  до девятого пота катались на коньках, играли  в шарик (мы ещё не знали тогда, что такое шайба). Вместо её отрезали от  дерева кусок  деревяшки«шарик» его - то и гоняли часами. Коньки в основном у всех были  «снегурки», которые веревками с помощью палочек или цевок (принесённых старшими из фабрики) привязывались к валенкам. А когда уже наносило много снега,   катался на лыжах, но так как горок у нас в деревне нет, то приходилось ездить на овраг (а это около двух с половиной километров от деревни). И ещё одно интересное занятие было у нас. Зимой все дома стояли, как в ямах (снегу-то нанесено под крышу). Так вот в сугробах около домов  мы колами проделывали дырки для наблюдения за местностью и играли в войну. А все мы были детьми войны, и никто не хотел играть в роли фашистов. Решали этот вопрос вытягиванием из шапки бумажки, а тут уж не поспоришь. Набегаешься  во время этой игры до седьмого пота. Играли также  в  «лунку». Это уже игра на деньги. Во льду или в промёрзшей земле топором вырубалась эта самая лунка глубиной около семи, шириной около десяти и длиной около двадцати сантиметров. С одной стороны делался раструб и пологий  спуск в лунку, а с другой спуск немного  круче. В лунку клались  монеты и с определённого  расстояния,  бросалась    свинцовая  бита, диаметром чуть меньше размера  лунки. Выигрывал  тот, кто больше монет выбьет из  лунки. Народу  во  время этой игры собиралось очень много, в том числе и взрослых мужиков.  Игра иногда  продолжалась   по несколько часов,  особенно в  выходные  и праздничные дни, так как  вместо проигравших, деньги в лунку клали  уже другие желающие сыграть. Играли, конечно, и в лапту и другие игры, которые,  к сожалению теперь уже забыты. А когда  наступала тёплая погода,  много и часто играли в карты. Устраивались    на солнечной стороне и играли в подкидного дурака, козла, пьяницу, буру и другие игры, названия которых я уже и забыл. Играли не на деньги, а на щелбаны, приседания или на что-то другое придуманное прямо на месте. Вообще зима в наших местах длилась долго, так что желающие развлечься могли найти себе занятие. Например, через дом от нас жил дядя Гриша Красильников. Так он  делал скульптуры из снега, которые стояли почти всю зиму. Особенно удавались ему скульптуры Ленина и Сталина. Они были выполнены с такой любовью и так мастерски, что  никто  ни разу не трогал  их до тех пор,  пока он сам их не уберёт. Были иногда и шутливые скульптуры (теперь бы их назвали или карикатурой, или как-то по- другому). Запомнилась мне скульптура, сделанная дядей Гришей на своего брата, с которым они  как-то  поссорились  при  народе. Так, дядя  Коля, (это тот самый брат), несколько дней не видел её, он жил метрах в двухстах от дяди Гриши, а  когда ему сказали об этой скульптуре,  подошёл к ней и долго-долго стоял и смотрел, а потом  пошёл  в  магазин, купил бутылку водки и пришёл к брату с мировой. Он был виновником ссоры, а скульптура стояла почти всю зиму. Кстати сказать, этот дядя Коля  во время войны был награждён многими боевыми орденами и медалями и был членом партии,  но об этом  в деревне узнали только после его смерти. А на следующую зиму, дядя Гриша  сделал скульптуру брата со всеми его орденами и медалями, и она тоже стояла очень долго. Вот такой был самородок, мастер на  все руки, а работал простым шорником на ткацкой фабрике, О нём подробностей тоже мало было известно. Обладал он ещё и очень тонким чувством  юмора.
            Вернёмся к моему детству. Моих  ровесников в деревне было мало т. к. около сотни мужиков  с 1941 по 1945 год были на войне. Не вернулось в деревню только погибших тридцать шесть человек. Кроме          того, несколько человек пропали без вести.  Приходилось играть с мальчишками  на четыре-пять лет старше и на несколько лет младше меня. В этом были свои плюсы и свои минусы. Например, с первого по четвертый класс мы учились вчетвером, и нас объединяли с третьим и четвёртым классом и мы на уроках слышали не только то, что нам надо,  но и то, что говорилось старшим ребятам. Кроме того, и в перемены играли вместе. Я считаю, что это в какой-то мере способствовало нашему скорейшему взрослению, да и сведения, полученные  в классе,  предназначенные для ребят  старшего, возраста частично оставались в памяти  и у нас, а впоследствии,  пригождались при изучении соответствующего материала.
           Директором нашей начальной школы и учительницей  в моём классе была Александра Алексеевна Тихомирова. Была в школе и ещё одна учительница Майкова Лидия Александровна. Она была приезжая и жила прямо в школе. Обе они пользовались в деревне большим авторитетом, да и мы, детвора тоже любили их. Не могу не сказать о том, что в школу я пошёл на год позже  моих ровесников.  Дело в том, что в 1951 году, когда мне исполнилось семь лет, мама очень тяжело болела и долго лежала в  больнице.  В  начале августа меня записали в первый класс нашей школы.  С большой радостью побежал к маме в больницу,  находившуюся на расстоянии трёх км от нашей деревни, и сообщил ей об этом. Но для меня стало полной неожиданностью её поведение. Она заплакала и сказала мне,  что в  школу я не пойду,  так как мне нечего одеть. Действительно, в тот год из одежды у меня были только рубашонка и трусишки, сшитые из принесённого ею из фабрики сатина. Так в     первый класс я пошёл  только в 1952 году, уже на девятом году жизни    .
            Учился  в школе хорошо, получал в основном пятёрки и четвёрки и только по чистописанию иногда получал и тройки.  Поведение было всегда примерным.       Получилось так, что хорошая учёба и поведение вызывало злобу не только у моих  одноклассников, но даже у некоторых из  их родителей. Рядом со школой была кузница, и мы после уроков часто заходили туда посмотреть,  как работают кузнец и его помощник. Туда часто заходили и мужики выпить в тепле чекушечку водочки.  Магазин тоже был рядом. Так вот, дважды  получалось так, что раньше нас в кузнице оказывался отец одного из учеников, а когда зашли мы,  он спросил у сына,  какие отметки тот получил,   сынок его  как раз получил  двойку. Отцу, конечно, это не понравилось, и он спросил,  а какую отметку получил он, и показал на меня, попутно обозвав непристойным словом. И услышав, что я получил пятёрку, схватил меня за шиворот и окунул в прорубь, вырубленную в водоёме  рядом с кузницей.  Дело было зимой,  и мне пришлось со слезами на глазах бежать домой метров четыреста. Дома была мама и, увидев меня в таком виде, спросила, почему я весь мокрый. Правду я сказать не мог и сказал, что случайно вбухался в прорубь, за что получил от мамы  взбучку, по полной программе. Кстати сказать, попадали  в прорубь и  вообще в ледяную воду я, да и не только я, а и другие мальчишки во время катания на коньках зимой,  или на льдинах  весной,
Начальную школу  закончил на одни пятёрки. За что  от директора школы получил подарок – книгу М. Горького «ДЕТСТВО». С  пятого по седьмой класс  учился в Старо - Вичужской средней школе, находившейся  на расстоянии более трёх километров от нашей деревни. И там учёба не доставляла мне никаких проблем. Могу сказать только одно. Все эти три года мы с мальчишками частенько прогуливали занятия. Даже в лютую зимнюю стужу, мы гуляли на улице, пытаясь согреться в скирде сена или соломы, а иногда на колхозных фермах  в других деревнях.  Когда же мама лежала в больнице или была в санатории, а тетя  работала в утреннюю смену, просто оставался  дома, и  мальчишки приходили ко мне. Теперь, с высоты прожитых лет,  часто ругаю себя за те прогулы. Учился я легко, в основном на пятёрки и изредка получал  четвёрки.  Почему не сиделось в тёплых и светлых классах, слушая интересные выступления учителей? Мне очень нравился Борис Павлович Финаров, который преподавал ботанику. Сам фронтовик, он очень хорошо относился к тем,  у кого родители погибли  во время войны, или к таким, как я, безотцовщине, но с военными корнями, т. е. «привезёнными» с войны.
Мне очень хорошо запомнился один из зимних дней 1956 года. В тот день поехал в школу на лыжах. Погода с утра была очень хорошая, лыжи, казалось, катили сами, поэтому  поездка до школы доставила истинное удовольствие.  Но к концу занятий поднялась такая метель, что буквально в двух шагах ничего было не видно. Тем не менее, почему-то решил ехать не по дороге, а по полю, Только проехал деревню Клеопино, как ко мне из бурана прибилась гончая собака, которая буквально ни на шаг не отходила от меня. Так мы с ней и  передвигались в круговерти метели и сильнейшего ветра. Через какое - то время  почувствовал, что уже проехал свою деревню, но продолжил ехать вперёд, надеясь на то, что обязательно попаду на дорогу Вичуга - Золотилово и там уже сориентируюсь. Это решение оказалось верным. Вскоре действительно выехал на эту дорогу, которую в любом случае проехать мимо было невозможно, если не сбился с правильного направления, понял, что  деревня осталась  справа, а там, у обочины дороги был небольшой  столбик, у которого надо было повернуть к дому. От этого столбика до дома расстояние было метров триста пятьдесят. Оказалось, что мы с собачкой отклонились влево почти на километр. Хотя дорога тоже была почти полностью занесена снегом, но отдельные участки  показывали, что мы идём верно.  Вскоре показалась верхушка столбика, и мы с четвероногой  напарницей  повернули к дому, и  через несколько минут, подъехали к нему. Дома никого не было. Вместе с собакой зашли  в избу и, посмотрев на часы, понял, что почти два часа мы с собачкой находились в кошмаре бушующей непогоды. Достав из печки горячие щи с мясом, налил в миску себе и в посудину собаке. Интересно, что наша кошка правильно поняла ситуацию и не набросилась на собаку, что она сделала бы в обычной обстановке. Пообедав, собака опять подошла ко мне и как-то нежно так тявкнула. Я понял, что она просится на улицу. Мы вышли с ней на крыльцо, с которого не видно было даже соседнего дома. А он стоял, не более чем в десяти метрах. Собака опять прижалась к моим ногам  и жалостно посмотрела на меня. Мы  вернулись в дом, в тепло. Конечно, мне было уже не до уроков. Я забрался на печку и уснул моментально. Проснулся примерно через час и посмотрел вниз, где была собака. Она тоже спала лёжа на боку, а кошка сидела рядом и смотрела на неё. На улице было уже темно, метель немного поутихла, но ещё не сдавала своих позиций. Спустившись с печки, я сел за уроки, а вскоре проснулась и моя гостья, и сразу же подошла ко мне, положив свои передние лапы на мои  ноги и не   меня своего взгляда. Я сказал ей,  чтобы она шла спать. Что она послушно и сделала.  Около одиннадцати часов вечера пришла с работы моя тётя и чуть достучалась до меня.  Проснулся только от лая собаки и  открыл дверь тёте. Она, конечно, сразу спросила, что это за собака и откуда она взялась. Пришлось  всё  подробно объяснить, и мы решили оставить эту собаку себе, Но наступило утро, стихла метель, собаку выпустили на улицу, и она бесследно исчезла. Я ушёл в школу. Жизнь продолжалась. Потом, проходя по деревне Клеопино, внимательно всматривался в местных собак, но эту так и не увидел.
Закончив семь классов вполне прилично, без троек, и всего с несколькими четвёрками  в свидетельстве, я попытался поступить в Ивановский  индустриальный техникум, но попытка не увенчалась успехом. Пришлось забрать  документы и после некоторых раздумий, решил попробовать поступить в профтехучилище, на газоэлектро сварщика. Там посмотрели моё  свидетельство об окончании семи классов и сказали, что  деревенских ребят им принимать запрещено. Пришлось вернуться домой. Попытка самостоятельно устроиться на фабрику имени Шагова,  не увенчалась успехом, мне и тут отказали. Обратился  к своему дяде Аркадию Васильевичу и попросил его помочь мне в устройстве на работу. Он, как инвалид войны,  пользовался авторитетом и с его помощью меня взяли на должность чистильщика прядильных машин в прядильную фабрику №2. А учёбу решил продолжить  в школе рабочей молодёжи № 15. Но жить в деревне за пять километров от города,  и при этом учиться и работать в этом же городе, очень было нелегко, так как работать приходилось в две смены, да ещё и в школу ходить иногда просто не хватало сил, и школу  довольно часто пропускал. До того, как мне исполнилось шестнадцать лет,  мне проложено было работать не более четырёх часов, а до достижения восемнадцати лет  не более шести часов. Тем не менее,  совмещать работу с учёбой было нелегко. Я очень  благодарен классному руководителю Екатерине Константиновне, которая не один раз приходила в фабрику и уговаривала меня прийти в школу. Она настойчиво убеждала меня в том, что надо обязательно закончить десять классов и  постараться куда-то поступить, чтобы продолжить учёбу. После её прихода, я некоторое время  ходил в школу, а потом опять, особенно зимой,  и когда работал во вторую смену, переставал посещать занятия. Дело в том, что если я работал в первую смену, которая начиналась в пять двадцать утра, то выходил из дома, как минимум за час до начала смены, а приходил домой почти в одиннадцать часов.  Занятия в школе начинались в шестнадцать часов, а  уже в пятнадцать я должен был выйти из дому.   Работа  у меня была такая, что всю смену надо было стоять на ногах. В цехах фабрики стоял  сильнейший шум, от которого часто болела голова,  да и  дорога вызывали определённую усталость, а поэтому  после смены нередко ложился отдохнуть  и,  как правило, элементарно просыпал в школу, а опаздывать в нашей семье, было как-то не принято никогда и никуда. Кстати, эту привычку я пронёс через всю жизнь и очень не любил и не люблю тех, кто опаздывает,  куда бы то ни было. А когда работал во вторую смену, занятия в школе начинались в восемь часов утра, ( всегда было четыре урока)  и заканчивались около двенадцати часов. Надо было придти  домой, переодеться, пообедать и сразу же идти на работу, которая начиналась в тринадцать двадцать, Осенью и весной эти проблемы  не так волновали, так как в школу и на работу я ездил на велосипеде,  поэтому и пропусков занятий было меньше.
 Кроме того, приходилось много времени тратить на то, чтобы заработать на зиму дров, а для этого  нужно было определённое количество времени  отработать у лесника  на очистке или разрядке  леса,  или на рытье ямок  и посадке  саженцев леса, или на лугах на заготовке сена. Это занимало довольно много времени. Конечно, я чувствовал и понимал, что всё  это отвлекает меня от учёбы и знания мои – никудышные, но надо было все эти вопросы решать и кроме меня  решить их  никто  не сможет.
Мама часто и подолгу лежала в больнице или была в санатории. Как раз в эти годы было принято решение - больных туберкулёзом держать в больницах и санаториях практически до полного выздоровления. Кстати, когда  заканчивал седьмой класс, мама почти восемь месяцев непрерывно пробыла в больнице и санатории. И когда  25 ноября 1959 года  мною был получен  первый аванс- 133 рубля, его полностью переводом отправил маме в санаторий. В связи с этим авансом у меня связано ещё одно воспоминание.
          Говорят, деньги не пахнут. Так вот,  утверждаю, что если они заработаны честным и нелёгким трудом,  как ещё и пахнут! Эти сто тридцать три рубля все пять километров до дома я нёс, зажав в кулак, и нюхал их запах, который помню до сих пор.
После окончания девятого класса меня оставили «на осень», а это означало, что перед началом нового учебного года мне предстояло сдать экзамен по двум предметам. Но случилось так, что летом со мной случилось неприятное происшествие.  Во время поездки в Старую Вичугу за хлебом, по собственной глупости упал с велосипеда, и с тяжёлыми травмами,  попал в больницу, в которой пролежал больше месяца.  Но даже после выписки некоторое время моя нога ещё была в гипсе. Конечно, в этих условиях у меня не нашлось такой силы воли, чтобы  готовиться к предстоящей сдаче экзаменов. И когда подошёл срок отчёта за недоимки,  стало ясно, не только  был  не  готов по теории, но и физическое моё состояние было не лучшим. Когда преподаватели увидели меня, их интересовало,  прежде всего, что же со мной случилось. Мой ответ на  вопросы по данной теме видимо вполне удовлетворил их,  и они дали добро на перевод меня в десятый класс. Кстати сказать, на последнем году учёбы пропусков в школе у меня было значительно меньше,  но это уже не могло восполнить тех потерь в уровне знаний, которые были допущены за два  предыдущих года. Так незаметно пролетели три года, и подошло время сдавать экзамены за десятый класс. Экзамены я сдал довольно успешно и получил аттестат зрелости, в котором почти поровну оказалось четвёрок и троек. И когда на выпускном вечере, среди награждаемых,  за успехи в учёбе, услышал свою фамилию, то был очень удивлён. Тем не менее,  вышел на сцену, и, подойдя к директору школы, спросил у него, нет ли тут какой ошибки. Он повернул меня лицом к аудитории и сказал: «Из этой деревни многие пытались учиться в нашей школе, но духу хватило только вот у этого юноши». Он вручил мне подарок- книгу  К. Паустовского «Избранное». Для меня  эта книга тоже очень дорога, а в придачу к книге от имени администрации фабрики, он вручил бесплатную путевку в дом отдыха «Решма», куда через три дня мы с одним  из одноклассников и уехали.
Чем запомнились мне годы учёбы в этой школе. Прежде всего, составом учителей. Это были люди беззаветно преданные своему делу, которые стремились дать знания людям с нелёгкой судьбой. А среди нас, учеников, кого только не было. Таких как я, пацанов,  было всего несколько человек.  Были люди, которым было и под сорок и за сорок лет, были даже два фронтовика. Было много девчат из Белоруссии - воспитанниц детских домов, родители которых погибли в годы войны,  и их прислали в школы ФЗО  (Фабрично-заводского обучения), там их обучали профессиям ткачих, прядильщиц, мотальщиц, ленточниц и  т.д., а в школе они получали среднее образование. Были также те, кто отбыл сроки заключения и решил взяться за ум. Были и те,  кто в годы войны вынужден был работать, а не учиться в школе. И вот спустя пятнадцать лет после войны эти люди решили продолжить учёбу. Один из этих учеников Геннадий Кустов после окончания школы поступил в институт  и вскоре, ещё до окончания института, стал директором фабрики. Мне в дни учёбы посчастливилось сидеть с ним за одним столом. Уже потом, после окончания училища,  во время отпуска я заходил к нему в кабинет и в долгой беседе мы  вспоминали годы нашей учёбы. Он очень хорошо помогал бывшим одноклассникам, чем только мог. Особенно большую помощь он оказал девочкам - белорусочкам, оставшимся работать на фабрике
 Одно время я сидел за столом вместе с мужем одной из наших учительниц,  и он мне многое рассказывал о своей семейной жизни, так сказать передавал мне опыт семейной жизни.
Разные люди, разные судьбы, но  учителя умели найти подход к каждому, вселить в нас уверенность в том, что мы можем и должны получить хорошие знания и на их основе добиться  успехов в жизни. У большинства выпускников нашего класса так и получилось. В  2012 году, исполнилось пятьдесят лет со дня  окончания школы, к большому сожалению, мне не пришлось съездить на родину и повстречаться  с ещё оставшимися в живых одноклассниками. Многие уже ушли из жизни по различным причинам. Вечная им память! Все мы жили в очень непростое время, и это сказалось на здоровье многих из нас
 Конечно, все эти годы  были наполнены огромным количеством событий, которые не забудутся никогда. Наверное,  самым важным запомнилось мартовское утро(6 марта 1953 года), когда пришла плачущая соседка, тётя Соня,  и сообщила, что вчера умер И.В.Сталин. (У них был детекторный приёмник, и они первые в деревне узнали об этом). Помню, моя бабушка пекла блины  для изготовления лапши на черенке ухвата, от неожиданности  выронила ухват и два блина пропали безвозвратно. А ровно через год, 5 марта 1954 года, ушла из жизни и она.
Помню, это был поздний вечер, и ей стало плохо. Мама передала через людей, идущих в город на ночную смену, чтобы они зашли к моему дяде - Николаю и сообщили ему об этом. Через какое-то время он пришёл вместе с женой (Клавой) и застали  бабушку ещё живой.
 Когда они подошли к  бабушке, она открыла глаза и сказала сыну, чтобы он купил  Клаве   оренбургский пуховый платок.  Какой незадолго до этого у них  украли. Это были её последние слова. Как только она умерла, мама послала меня к тёте Клаве Шелеменцевой, которая была нашей родственницей и по божественным книгам читала у гроба покойников.  Времени было уже около полуночи, был сильный мороз, небо было всё в звёздах. Я очень боялся, но надо было идти. А дом  у тети Клавы был двух этажный и обитый тёсом,   мне с большим трудом удалось достучаться. Домой вернулся вместе с ней.
 Помню и похороны, и как в первый раз побывал в церкви. Как было страшно тогда мне.  Накануне похорон меня заставили  на деревянном кресте сделать надпись. До сих пор помню эту свою писанину. Но сделал, как мог, Не забылось так же и то, как в школе студентка – практикантка, узнав о смерти бабушки, успокаивала меня. И не вызывала в этот день ни  по какому предмету.
Одним из событий, которое я не могу забыть, было принятие меня в пионеры. По моему,  это было 19 мая1954 года. Я был так рад этому, что сломя голову мчался домой, Но когда до дома оставалось метров двести, споткнулся и упал, сильно повредив правое колено. Было море слёз,  и недели три лежал в постели, так как ходить совершенно не мог.
Зимой этого же года  впервые довелось  увидеть настоящих военных, В лютую метель, по дороге на  Золотилово,  около пятнадцати  бронетранспортёров (теперь - то я понимаю, что это была рота химической защиты) совершали марш. Солдаты были в средствах защиты. Они выставляли  указатели «Заражено» и  двигались дальше. А снегу было столько, что бронетранспортёры застревали в снегу и с помощью лебёдок вытаскивали друг друга, или трос лебёдки обвязывали  вокруг деревьев, если они были рядом. Хорошо запомнился радист, который всё вызывал и вызывал какого-то абонента, но связи не было. Мы, мальчишки, по пояс в снегу, около двух километров сопровождали  эту колонну.  Но всем было очень интересно.
Не могу не вспомнить  и  случай, произошедший со мной, во время возвращения домой из Старой Вичуги на велосипеде,  во время  грозы. Гроза была такой сильной, что молнии одна за другой ударялись в землю, освещая все вокруг (дело было вечером). Я вынужден был бросить велосипед и лечь прямо на землю. Пришлось лежать довольно долго, так как тучи стояли на месте и не двигались по небу, дождь лил как из ведра.
            Особую радость доставила нам, жителям деревни,  прокладка линии для радио сети в 1957 году. По улицам  деревни проехал трактор С-80  с большой катушкой кабеля, который,  проходя  в отверстии метрового ножа, укладывался в землю. А за трактором оставалась невысокая полоска потревоженной земли. К этой полоске от каждого дома хозяин копал канаву, в которую потом работники связи укладывали кабель, соединяя его с основной линией. Всем жителям нужно было купить репродукторы, которые были завезены в магазин и назывались они «Нева». За несколько дней до открытия Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве радио заговорило. Все были очень рады этому. Любители футбола почти по два часа не отходили от динамиков и слушали репортажи Вадима Синявского или Николая Озерова. В нашей семье большим уважением пользовалась передача «Театр у микрофона», которую мы слушали все вместе. Не пропускали по возможности и передачу  «Встреча с песней», которую вел Владимир Трошин. А в конце недели с большим удовольствием слушали «В субботу вечером».В воскресенье утром шла юмористическая передача «С добрым утром», а потом «Опять двадцать пять». Короче говоря,  радио стало для нас настоящим другом и хорошим источником информации. Я не помню, чтобы кто-то выказывал  недовольство в отношении  к радио.
 В этом, 2017 году, у нас в Республике Беларусь принято решение об отключении проводного радиовещания. Многие, в том числе и я,     высказывали свое мнение о несогласии с принятым решением. Я, например, приводил пример о том, что в блокированном немцами Ленинграде тысячи жителей остались живы  только благодаря радиосети, через которую  люди получали не только моральную поддержку, но и до людей доводились сводки с фронтов, радио помогало людям находить друг друга. Уже первые разговоры с людьми о том как, они чувствуют себя после отключения радиоточек, говорят о том, что люди в большинстве своём не согласны с проведённой акцией по отключению сетевого радиовещания. А моё письмо в газету «СБ, Беларусь сегодня»,так и не было опубликовано. Время покажет, но ошибка может дорого стоить многим людям, да и страна тоже потеряет больше, чем  некоторые  планировали получить  какую-то выгоду.
            Раз уж речь зашла о проведении свободного времени,  нельзя не сказать о чтении художественной литературы. Несмотря на большую загруженность, у нас в семье читали все. Но, к сожалению, системы никакой  не было, и я почувствовал это годам к тридцати.
           Конечно же,  до мельчайших подробностей помню свой первый рабочий день в фабрике 10 ноября 1959 года, свой первый аванс в сто тридцать три рубля  25 ноября того же года. Это были небольшие деньги. Что на них можно  было купить? Буханка хлеба стоила 1рубль 40 копеек, сливочное масло 25руб.8о коп, бутылка  водки от 21 руб.20 копеек. Была и более дорогая  по   30 руб. 80 коп, пачка сигарет «Прима» 1 руб. 40 копеек. Теперь остаётся только вспоминать с тоской эти цены. Конечно и зарплата уже не та, но соотношение зарплаты и цен явно не в пользу сегодняшнего дня. Кроме того,  в марте каждого года было снижение цен, которое не только реально улучшало материальное положение людей, но,  на мой взгляд, самое главное  формировали  у людей подлинную уверенность в завтрашнем дне, здоровую моральную обстановку в стране. И, вспоминая то время, мне, да и не только мне, даже при значительно лучшем материальном положении по сравнению с тем периодом, очень тяжело и даже больно наблюдать теперешний непрерывный рост цен  во всех сферах. Практически не получая никаких дивидендов от этих повышений, власть практически отдала торговлю частнику.   Уже несколько лет наша страна прочно занимает первое место по инфляции  среди стран СНГ.  Мне  вспоминаются слова писателя В.Кожевникова о том, что грош цена тому руководителю, который в слагаемых успеха учитывает лишь соотношение материальных средств, а не духовных. Материальное положение легче улучшить, чем сделать духовность важным фактором оздоровления морально-психологической ситуации в стране.
          Я хорошо помню,  как ходили с мамой на ярмарку в «масленицу» в Бонячки  (это центр города Вичуги).  Там в нескольких местах  была организована продажа различных товаров, как промышленного, так и сельскохозяйственного назначения, в том числе водки на разлив,  красной и чёрной икры на закуску. И я видел, как мужчины, а нередко и женщины, вместе с ними  покупали по стаканчику водки (75 граммов) и бутерброды с икрой.  А выпив и закусив, продолжали ходить по ярмарке, приобретая  то, что им было нужно, И где же теперь эта икра?  Кстати, говоря, о выпивке, не могу не сказать о том, что обвинение народа в пьянстве  в то время,  на мой взгляд,  не справедливо и не обоснованно.  Разве можно теперь встретить мужиков,  которые «соображают на троих»,  купив «чекушку» водки, а это всего 250 граммов. И при этом всегда можно было купить самую недорогую закуску.
Невозможно забыть    и инвалидов войны, которые на самодельных каталках ездили по ярмарке, пели проникновенные песни  и просили подаяние. Их было очень много. Без рук и ног, со страшными шрамами на лицах. Они вынуждены были просить милостыню. Это были те, кто отстоял Родину  в годы войны, после окончания которой, прошло всего-то  пять-семь лет. И нет прощения, на мой взгляд, тем, кто принял решение в одно, далеко не прекрасное время, всех их «убрать» с улиц городов и сёл и сосредоточить в удалённых местах, где они доживали свой век. Это, по- моему, одна из самых больших ошибок власть имущих. Лишь немногим  семьям удалось каким-то  образом  спрятать своих близких от такой депортации.
Поскольку это была просто очередная государственная кампания, из которых ни одна не была доведена до конца,  Поэтому,  спасённые инвалиды войны,  спокойно дожили свой век среди своих  родных..
На всю жизнь запомнилось ещё одно событие 1953 года. Мы с тётей поехали на поезде в Иваново, чтобы купить мне  и ей одежду к  зиме. Всё, что надо купили, и поздно вечером возвращались домой. А с вокзала надо было идти пешком  семь километров. Не доходя до деревни километра два, нас остановили бандиты и отняли всё, что мы купили, да ещё и сняли одежду, что была на нас. До этого на этом же месте  уже было несколько ограблений в дни получки на фабрике. Но однажды, а это было уже поздней  осенью 1953 года, прошёл слух, что в этом же месте и нескольких других местах   на дорогах, ведущих в город, обнаружены трупы, как потом выяснилось, бандитов. После этого в городе и его окрестностях стало значительно спокойнее. Хотя кражи, особенно магазинов в деревнях,  продолжались ещё довольно длительное время, которые нередко сопровождались убийством сторожей. Так, в нашей деревне была убита тётя Паня, жена Петра Яковлевича Угарова, сторожившая магазин, расположенный в тридцати метрах от её дома.
  Не  могу не вспомнить, как в наших краях  отмечали    Пасху. Накануне Пасхи в каждом доме проводилась генеральная уборка, которая состояла,  прежде всего, из мытья стен, потолков и полов, стирки разного рода занавесок и белья. В субботу  накануне Пасхи обязательно топили баню, а  в домах развешивали  все занавески, расставляли  имеющуюся мебель, меняли постельное бельё и, конечно же, мылись в бане. А вечером  почти всё мужское население деревни и большое количество мальчишек начинали стрелять из всего, что только могло издать звук выстрела. Что только для этого не придумывали! Даже была изготовлена специальная пушка, которая заряжалась порохом. И устраивалась самая настоящая канонада, длившаяся часа по два, а уж одиночные «выстрелы» продолжались и всё пасхальное воскресенье. А после наступления двенадцати часов ночи, мы, мальчишки, а иногда и взрослые, ходили по деревне и, подходя к каждому дому, начинали петь:  «Христос воскресе,  смертью, смерть поправ» и т.д. А хозяева дома подавали в форточку крашеное яйцо или что-либо другое. И так мы шли от дома к дому.  Таких групп было несколько, а иногда ходили и одиночки и даже из числа взрослых,  И вот, проходив по деревне и набрав податей,  мы заходили в чью-либо баню, а во всех банях было тепло, и они на ночь не закрывались на замки. Там  начинали катать собранные яйца по наклонной доске и определяли  победителя, у кого самое крепкое яйцо. Иногда играли в карты. За  эту ночь каждый из нас съедал столько яиц, что потом долго не могли их есть ни в каком виде. А утром женщины обязательно пекли ватрушки, которые ели потом не меньше недели. Из пасхальных занятий запомнилось также и катание на льдинках в деревенских прудах, если Пасха выпадала на более поздний период. Однажды, катаясь на льдине на нашем пруду, я провалился в воду, что называется  с головой. Вынырнув из ледяной воды,   побежал домой. Мама, конечно, устроила мне «хорошую взбучку» и заставила забраться на печку, что я и сделал. Но туда прихватил с собой самопал и  начал его заряжать, очищая со спичек серу и засыпая её в ствол, периодически утрамбовывая шомполом. И вот, во время  очередного  утрамбовывания этой   серы, произошёл выстрел.  Шомпол,  поранив мне правую ладонь, ударился о стену и упал на кухне к маминым ногам. Конечно, наказание последовало немедленно, был заслуженно побит ремнём и в этот день на улицу  уже не выходил. Мама очень плакала  и грозила всякими, как бы теперь сказали, санкциями в отношении меня. Но мама всегда остаётся мамой, и дальше угроз дело не зашло.
Невозможно забыть ещё одно, я бы сказал, эпохальное событие, произошедшее 12 апреля 1961 года. Это был запуск космического корабля «Восток» с человеком на борту. Этим человеком был Юрий Алексеевич. Выйдя  из фабрики, мы встретились с Анатолием Гараничевым и всю дорогу только об этом и говорили.
Гагарина в космос. Это был ясный, солнечный день Снега ещё было довольно много.  Отработав свои шесть часов, зашел к первой ткацкой фабрике за  Анатолием Гараничевым.  Он то и сказал мне,  что Гагарин полетел в космос. И   мы с ним все пять километров только об этом и говорили. А в это время в небе военные истребители устроили самую настоящую фееверию, выделывая такие чудеса, каких раньше нам не приходилось видеть. Конечно, это просто совпадение. Но мы посчитали это как торжество наших лётчиков, по случаю того, что их коллега,  на века прославил нашу Родину, своим полётом. И в тоже время мы, мальчишки, понимали, что за те шестнадцать лет, прошедших после окончания войны, наша страна  сделала такой рывок в своём развитии.
  Дома  несколько раз прослушал сообщение Левитана об этом историческом событии. Чувство гордости за нашу Родину переполняло меня. Вечером того же дня, в школе, учительница по физике Валентина Васильевна,  разъяснила нам  физический смысл  и политическое значение происшедшего события.   Вспомнилось и том, что, несмотря на все трудности, в нашей деревне шла подготовка к появление электричества.  Уже  осенью того же 1961 года. Мы радовались этому событию не меньше, чем полёту в космос Ю.Гагарина.   В принципе, если сесть и начать вспоминать, то элеватор памяти выдаст на поверхность многое из того, что казалось забытым уже навсегда. Но  ведь  именно вот из этих маленьких моментов и состоит вся наша жизнь, и чем старше становишься, тем  приятнее вспоминать о прошлом,  особенно о детстве, каким бы оно ни было.
 Оно было довольно трудным, приходилось много работать, не смотря на возраст. С раннего детства приходилось трудиться не только дома, но и в колхозе. Наверное, уже с восьми лет  мы, мальчишки привлекались к перевозке  на лошадях зерна от комбайнов к амбарам, где оно складировалось и  сортировалось. Кроме того, возили снопы с полей на ригу, где это зерно обмолачивалось на специальной молотилке, приводимой  в действие лошадьми. А ещё раньше, во время сенокоса, возили с лугов сено.  Когда стал немного постарше, лет с четырнадцати  стал работать, как я уже вспоминал ранее, у лесника, чтобы заготовить дрова на зиму, Приходилось  косить травы,  прореживать лес, вырубая деревья, и ямки копать для посадки сосен, и сажать эти самые сосенки и многое- многое другое.  Теперь, спустя много лет, когда приезжаю на свою малую родину, обязательно хожу в тот лес, в посадке которого, принимал активное участие. 
            Ещё из детского возраста часто вспоминается просмотр кинофильмов в деревне. Их показывали сначала в сарае, недалеко от нашего дома. Туда взрослые шли со своими табуретками или стульями, а мы, детвора, если были деньги, а билет для нас стоил пять копеек, а для взрослых - двадцать, ложились на пол  или перед первыми рядами, или около стенки. Но зачастую денег не было, и тогда мы по углам, снаружи сарая, забирались на крышу, проделывали в соломе  отверстие и, просунув в него голову, смотрели кино, Очень хорошо помню, что именно так я смотрел индийский фильм «Бродяга». Но дело было ещё и в том, что фильмы были на широкой плёнке, а поэтому после каждой части включался свет и киноаппарат перезаряжался, а потом опять продолжался просмотр. И так за один сеанс было восемь - девять раз, а это значит, надо было своевременно спрятать голову из отверстия, чтобы никто не увидел нас. Делали иногда и шкоду, киномеханику за то, что он гонял нас с крыши. Хоть и плохо было с сахаром в то время, тем не менее, мы умудрялись за неделю накопить несколько кусочков и в день показа фильма высыпать их в бензобак движка, который вырабатывал электроэнергию. В результате, через некоторое время движок глохнул, и фильм срывался. Вот, такие «шутки» иногда имели место. Уже потом, когда появилось небольшое помещение, приспособленное под клуб, и фильмы стали привозить на узкой плёнке, а в зале появились скамейки, и движок работал в специальном помещении, наши «шкоды» уже не удавались. А потом появилось электричество и о прошлом, связанном с показом кинофильмов, остались одни воспоминания.
 Не могу не сказать несколько слов и ещё об одной традиции нашей деревни. В наших краях у каждой деревни был свой годовой праздник, который праздновался в дни престольных праздников русской православной церкви. В нашей деревне это был Ильин день, который отмечается в начале августа. Поэтому, как правило, в  первое воскресенье августа, в каждом доме встречали гостей. Собиралась вся родня двух, а то и трёх поколений родственников. Примерно в тринадцать часов садились за стол  и сидели два, а то и  три часа. Это было время общения, во время которого, все делились радостями и горестями, обсуждались и другие вопросы. Конечно же, всё это сопровождалось обильным угощением и выпивкой. Во время этого застолья  почти в каждом доме звучали русские народные, а иногда и модные песни. Пели все  от, мала, до велика. Бывало и так, что в круг родственников вливались новые люди и поначалу не пели, но по истечении некоторого времени, запевали и они. И вот, когда уже плотно закусили и хорошо выпили, вся деревня собиралась на довольно большой площадке между Малым Ясневом и Растворовом, где начиналось всеобщее веселье. Десятки гармошек играли самые разные мелодии, звучали песни, частушки, устраивались пляски. Люди, давно не видевшие друг друга, обнимались, целовались, вели задушевные беседы. Иногда   устраивались и всеобщие хороводы,  Всё это продолжалось часа два, а потом все возвращались к своим столам, где устраивалось чаепитие со свеже сваренным вареньем, с только утром испечёнными пирожками и булочками и, конечно же, опять  выпивали. И уже часам к девятнадцати, гости начинали расходиться по домам. Каждому гостю хозяева обязательно  давали какой-либо гостинец.
Были случаи, когда эти праздники   омрачались различного рода стычками, а иногда и серьёзными драками, Пьянство, как добровольное сумасшествие, приводило и к тому, что  чей-то муж оказывался в кустах с чужой женой. Всё это иногда было, но это было редким исключением и не портило общего впечатления от праздника.
           Раз уж речь зашла о праздниках, нельзя не сказать несколько слов о том, как в нашей деревне отдыхала молодёжь. Прежде всего, хочу  сказать о тех, кто на  шесть - восемь лет старше нашего поколения, То поколение, в - первых, было многочисленным, и  у них этот вопрос решался  таким образом. Несколько раз в году они устраивали вечеринки, которые обычно проводились без выпивки. И попробуй  кто-то из парней придти навеселе, что называется «под градусом», ему тут же предлагали покинуть мероприятие. И мне не известно ни одного случая, чтобы кто-то отказался уйти. Если же вечеринка проводилась с выпивкой, обговаривался строго определённый порядок, какое спиртное и сколько на каждого человека, какая и в каком количестве закуска. В первую очередь решался вопрос, у кого на этот вечер арендовать дом, и составлялся, по сути дела сценарий вечера. Сюда входили различные игры, конкурсы и другие затеи. Никаких ди-джеев не было, Нанимался гармонист, а то и два. Поскольку электричества не было, по деревне собирали подвесные двадцати пяти - линейные  керосиновые лампы, столы и стулья, или скамейки (если вечеринка с выпивкой). Мы, мальчишки, были первыми  зрителями этих вечеринок. Можно сказать,  набирались опыта  и тем самым обеспечивали, своего рода преемственность поколений. Надо было видеть с каким азартом проходили танцы, пляски, игры, сколько было шуток, а какие частушки исполнялись, причём многие из них сочинялись прямо на месте, по ходу пляски, как ответ товарке. Огромное  удовольствие всем доставляли соревнования на лучшее исполнение песен девчатами и ребятами. Эти вечеринки  проводились поздней осенью и зимой, весной и летом  танцы часто возникали стихийно.
Нередко бывало так, что кто-то из гармонистов ближе к вечеру возьмёт в руки гармошку и начнёт играть, смотришь, через некоторое время у дома этого гармониста собирались люди разного возраста. Сначала, как правило, пели общие песни, а потом начинались и пляски. И вообще песни сопровождали меня всю жизнь. Во – первых, в нашей семье все хорошо  пели и не только в праздники, но и в процессе работы. Например, дядя Ваня, занимаясь ремонтом обуви,  пел всегда. Мама гладила бельё всегда с песней. А как прекрасно пели женщины, идя на поле поворачивать сено и во время самой работы.   Поистине песня нам строить и жить помогала. Пели тогда часто и много.
               Хочется поделиться воспоминаниями ещё об одной традиции тех лет. «Проводах» призывников на службу в армию. Во-первых, самым несчастным  человеком считался тот, кого не призвали в армию или на флот. Таких людей называли белобилетниками и считали их какими-то ущербными. А каждая уважающая себя девушка, никогда не выходила замуж за такого парня. Так вот, церемония проводов в армию начиналась с момента получения повестки из военкомата. Молодой человек, получивший такую повестку, в указанное в ней время прибывал в военкомат, где ему сообщали дату отправки, проводили определённый инструктаж и отправляли домой. Он должен был уволиться с работы, решить другие бытовые проблемы и в указанный срок явиться в военкомат подстриженным наголо с котомкой и минимумов жизненно-необходимых вещей и продуктами питания надвое суток. Накануне отправки, как правило,  устаивался прощальный вечер, на который приглашались родственники и друзья. Пили спиртное, хорошо закусывали и конечно много пели песен из специально для этого существующего репертуара. Надрывно стонали гармошки, лились слёзы матерей и подруг провожаемого, и конечно много и задорно плясали. Я не помню ни одного случая, чтобы во время таких вечеров случались драки. А на следующий день рано утром, около дома, убывающего на службу, собиралось много народа.     Те, кто не шёл вместе с ним в военкомат прощались, а остальные  отправлялись в город, в военкомат. Надо было  идти семь километров и всю эту дорогу  звучали песни и припевки. В  Гольчихе  обязательно заходили в фотографию Мудрецова(это был, по теперешним временам индивидуальный предприниматель) фотографировались.  Как правило, призывник с  родителями,  садились в средине, а остальные размещались, кто,  как устроится, кто, на скамейке во втором или третьем ряду, если много народу.  Близкие друзья обычно ложились на пол у ног «виновника торжества» и его близких. В руках гармониста всегда была гармонь и на неё ставили бутылку водки. После фотографирования продолжался путь к военкомату. У военкомата народу собиралось  очень много. И пока призывников формировали в команды и проводили инструктаж, провожающие продолжали выпивать, петь и плясать. Если непосредственно отъезд был в этот же день, то толпы людей отправлялись на вокзал.  Там уже и завершалось  прощание с будущим воином. А нередко было и так, что отъезд назначался на следующий день, тогда все возвращались домой, а утром шли прямо к поезду. Но тут  людей было уже значительно меньше – только родные и близкие друзья. Надо сказать, эти проводы были довольно затратным мероприятием и готовились к нему заранее (копили денежки). А когда из армии приходило первое письмо, практически половина деревни приходила  к родителям,    интересовались, куда попал, как устроился их земляк и т.д. 
 Итак,  школа закончена, аттестат на руках. Через десять дней отдыха на берегу Волги, я вдруг задумался:  «А что же дальше?»
              Случайно  вспомнил, что перед отъездом в дом отдыха,  прочитал в газете «Красная звезда» объявление о  том, что Ярославское военно-техническое училище Войск ПВО страны, объявляет набор курсантов. В голове появилась мысль «А не попробовать ли поступить в это училище». Приняв решение о том, что надо ехать, быстренько собрался, и, попрощавшись с домом отдыха, вернулся домой и на следующий день пришёл в военкомат. Там меня выслушали и сказали, что документы на поступление надо было подавать ещё в марте месяце. Честно признался, что не знал об этом. Тогда они предложили мне ехать в Калужское артиллерийское училище, но  мне было страшно туда ехать, так как дальше Иваново нигде не был, Я  настоял  на своём, и  получил добро на срочное оформление документов. С этой проблемой  справился за день. Мне приказали ждать повестки из военкомата,  Дома и на работе никому ничего не сказал. Вечером 16 июля,  как обычно на велосипеде уехал в Старую Вичугу на свидание со своей подружкой. Пробыл с  ней  долго и возвратился домой очень поздно. Моя мама, открыв  дверь, сказала, что пришла повестка из военкомата. Я прочитал эту повестку. В ней было предписано,  явиться мне  в военкомат в любое время  суток.  Была уже глубокая ночь, и я      не знал,  что там круглые сутки есть дежурный. К  девяти часам утра я появился перед ясными очами дежурного по военкомату. Надо сказать, что он встретил меня далеко не дружелюбно. А попросту говоря, обозвал меня самыми непотребными словами из богатого армейского лексикона. Я сначала был  просто ошарашен такой встречей, но потом из потока слов, понял, что я уже должен был полчаса тому назад ехать поездом в Иваново.
           Меня привели в кабинет к военкому, где с пристрастием допросили, почему я не прибыл в военкомат ночью. Как мог, объяснил причину. Тогда военком, посмотрев на часы, достал из сейфа моё личное дело, отдал его мне и сказал, чтобы я убирался с его глаз «к своей близкой родне». А очередной поезд на Иваново будет через два с половиной часа. Мол,  как хочешь, так и делай. Я понял серьёзность ситуации и, выскочив из военкомата, на своем верном друге – велосипеде, помчался домой. А ехать-то, целых семь километров. Но тут небеса решили охладить мой пыл сильнейшим дождём. Передо мной встала проблема,  как не замочить документы. Засунув их под рубашку и низко наклоняясь к рулю, что есть силы, помчался домой, Буквально ворвавшись в дом, разбудив пришедшую с ночной смены тётю, объявил, что уезжаю поступать в военное училище. На скорую руку,  собрав чемодан и попрощавшись с ней, отправился на дорогу, чтоб на попутке добраться до города. Тётя в след только успела крикнуть мне, чтобы зашел к маме  на фабрику и простился с ней. На дороге сел в прицеп едущего в сторону города трактора и быстренько добрался до него. Проезжая несколько в стороне от фабрики, где работала мама,  попросил тракториста остановиться.  Всё - таки к маме зашёл. Услышав от меня куда еду, она упала в обморок. Какое-то время ушло на то, чтобы привести её в чувство. Она попросилась у начальства проводить меня на поезд. Получив разрешение, мы с ней быстро отправились на вокзал. За несколько минут до отправления поезда, купив билет, мы попрощались,  и я уехал в неведомую даль, в полную неизвестность.
Началась новая страница моей жизни, да и маминой тоже.
Приехав в Иваново, и добравшись до областного военкомата, там мне пришлось выслушать примерно то- же  самое, что и в райвоенкомате, Но главным было то, что группа будущих абитуриентов уже уехала в Ярославль. До следующего поезда  оставалось всего-то около шестнадцати часов. Но, спасибо  офицерам военкомата, они разрешили мне  переночевать у них на стульях.
 Короче говоря, у стен училища я оказался за десять минут до завершения девятнадцатого июля.
        Один человек, из дежуривших на КПП,  привел  меня в пустую палатку, где совершенно ничего не было, кроме редкого дощатого настила. «Устроившись» в этом «номере», я тут же уснул. И даже, когда ночью, приехала группа москвичей,  не проснулся.
         Они быстренько  «поинтересовались» содержимым моего чемодана и решили, что кое-что из имеющегося в чемодане, им нужнее, чем мне. Утро двадцатого июля  встретил лежащим на сломанной доске между двух досок в той палатке. А это был день моего рождения, мне исполнилось восемнадцать лет. За целый день  во рту у меня не было, как говорят, даже маковой росинки. Это было воскресенье, поэтому ни на какое довольствие нас в этот день  не поставили, а имеющийся небольшой буфет, тоже почему-то не работал. Несколько человек, из так называемой московской группы, приехавшей позже меня в эту ночь, видя такое положение, попытались сходить в город и что-то купить. Но их попытка не удалась и двоих отправили домой уже в понедельник.
        В понедельник, 21 июля, все мы были поставлены на довольствие и уже в обед кушали в столовой. К вечеру нас распределили по группам (взводам), назначили командиров, и началась нормальная жизнь. Было вывешено расписание экзаменов и определён порядок подготовки к ним. Но времени на подготовку, было выделено очень мало, Так что пришлось сдавать, по сути дела, без подготовки.  Гордиться успехами в сдаче экзаменов у меня совершенно нет никаких оснований, так как я  отлично понимал, что придётся сдавать по принципу - знаний нет, одна отвага. В моей памяти даже не осталось никаких следов о полученных мною оценках. Знаю только, что была одна тройка, а остальные, по-моему, двойки. Но поскольку никто меня домой не отправлял, то и мне проявлять инициативу в этом вопросе не было никакого смысла. Не знаю, на что я рассчитывал, но, тем не менее, честно и добросовестно делал всё, что с меня требовалось. Многие же, сдав экзамены,  вечером старались вырваться в город, чтобы отметить это дело, да и с девчатами познакомиться.  Правда на обратном пути любителей таких походов встречали патрули  и каждый день несколько человек совершали  «полосатый рейс», то есть отправляли домой, а перед отъездом надо было сдать постельные принадлежности, в том числе и полосатый матрац (отсюда и полосатый рейс).
Тридцать первого июля всех, кто успешно сдал экзамены, переодели в курсантскую форму. Правда, пока в бывшую в употреблении. А целый взвод, таких  как я, и прибывших из других училищ, где они не прошли по конкурсу, оставили во временном лагере, и мы, кроме уборки территории, практически ничего не делали. Так мы прожили до восьмого августа. Именно в этот день проходило очередное заседание мандатной комиссии для решения вопроса  о судьбе  мальчишек из этого самого взвода. Очень хорошо помню этот день.
.Когда  зашёл в кабинет, где заседала комиссия, и доложил,  кто я такой, полковник Фоминский  М.А.спросил меня, почему я так плохо сдал экзамены. Кратко ответил на этот вопрос. Потом меня спросили,  почему  хочу стать офицером.  На этот вопрос ответил очень кратко, что хочу продолжить дело моего дяди, командира артиллерийской батареи, погибшего в 1943 году. На вопрос о семейном   положении  ответил, что живу с мамой, участницей войны. Члены комиссии о чём-то переговорили между собой, и начальник училища объявил мне, что я принят в училище. Выйдя из кабинета, попал сначала в руки парикмахера, который быстренько остриг меня наголо, а в соседней комнате одели в форму, тоже бывшую в употреблении.  Переодевшись,  посмотрел на себя в зеркало, то совершенно не узнал себя. Явно  это был  далеко не тот, кто представлял бы хоть какую-либо угрозу для американского империализма.      
Ещё целую неделю мы жили в палатках, постепенно наводя порядок на месте бывшего лагеря для абитуриентов, занимались свёртыванием палаток и другими работами, которыми нас своевременно озадачивали. Но, тем не менее, факт зачисления состоялся. 15 августа нам зачитали приказ о  зачислении нас в училище и переселили в казарму. На долгие двадцать восемь лет гражданская жизнь  закончилась, и начинался новый этап  жизни, пока незнакомый
 Через каждые  десять лет многие их выпускников приезжают в училище. В  2015 году исполнилось ровно пятьдесят лет с того памятного и очень важного для многих из нас события. Мои сокурсники отмечали этот юбилей в стенах родного училища, мне же  по состоянию здоровья пришлось отказаться от поездки в Ярославль, хотя желание было огромное. Но что поделаешь, так распорядилась   судьба. Не пришлось побывать и на  пятидесятилетнем юбилее, по случаю окончания училища. Но всю информацию о проведенных встречах и самих этих мероприятиях, получил по  скайпу,  от своих бывших однокурсников.      
;
               
               


                О  партии и партийно- политической               
                работе
                глава вторая
Должность партийного руководителя в том и состоит, чтобы в человеке               человеческое, поднять до уровня   
коммуниста.
                Газета «Правда»               
Ещё в курсантские годы я услышал выражение, что на фронте коммунистов считали, как патроны. Ровно через сорок лет после самых тяжелейших и не всегда удачных для нас боёв на фронтах, выполняя  важное государственное задание по уборке урожая 1982 года,  объявленного в СССР годом решения продовольственной проблемы, в должности заместителя командира автомобильного батальона по политической части, понял смысл этих слов. Среди 1111 человек  личного состава батальона  было всего пятьдесят три коммуниста. Из них  сорок, призванных из запаса, в основном с промышленных предприятий города Речица. Равномерно распределив их по всем пяти ротам, мы получили мощную опору в тех, очень не простых условиях.
 О формах работы с коммунистами в этот период, будет сказано позже. Но то, что мы с  командиром и секретарём  парткома действительно ценили каждого коммуниста и дорожили  каждым из них, походило на то, как в грозные годы войны дорожили каждым патроном. Тот, кто жил  в то время,  знает, что так называемые «партизаны» - военнообязанные, призванные из запаса,  не отличались ни дисциплиной, ни  рвением к работе и  уж тем более к  выполнению  требований воинских уставов, 
 Задание же по перевозке урожая надо было выполнить, во что бы то ни стало  и в тоже время не допустить воинских нарушений и преступлений, я уж не говорю о потерях личного состава. Именно поэтому всю работу партийных и комсомольских организаций, актива, всех коммунистов, командиров и политработников мы сосредоточили на этих направлениях.            
С первых дней своей службы в должности политработника, а начал я её с должности помощника начальника политического отдела полка по комсомольской работе, дал себе зарок о том, что главным  в моей деятельности  будет конкретный человек со всеми его проблемами.
 Мне хорошо запомнились слова подполковника Смолина Г.Т. об этом,   Его методика работы с нами, мальчишками, особенно в самом начале учёбы в училище. Он, как будь-то, видел каждого из нас, и находил время побеседовать с каждым, давал советы, подсказывал как вести себя  в той  или  иной ситуации.
         В одной из книг,   я прочитал, а потом и записал на самом видном месте, одной из моих записных книжек, цитату: «должность партийного руководителя в том и состоит, чтобы  в человеке, человеческое,  поднять до уровня коммуниста».
Именно эти слова характеризовали  подход к людям  Григория Тимофеевича, и для меня они тоже были определяющими на протяжении всей моей последующей жизни.
Знакомясь с каждым  человеком до сих пор, так старался делать и делаю,  внимательно всматриваясь в лица людей, стремлюсь понять, что у них на душе. И если, наблюдая за кем-то, видел какие либо отклонения от обычного поведения, находил время и подбирал ситуацию, в которой можно было добиться от человека наибольшей откровенности. Если  у этого человека были проблемы  личностного характера, то был один разговор, если же были проблемы с дисциплиной, то совершенно другой  и по тональности  и по содержанию.
Касаясь членства человека в  комсомоле или в партии, разговор проходил в том направлении, что никто Вас силком ни в комсомол,  ни в партию не тянул,  В заявлении о вступлении  Вы писали, что обязуетесь выполнять требования устава. А   коммунистам напоминал, что Вы писали  о  признании Программы и устава партии и брали на себя обязательства строго их выполнять.. Время показало, что эти слова действовали на людей лучше всяких моральных нравоучений. Я был бы не искренним, если бы говорил о том, что достаточно было одной беседы в таком ключе. Приходилось беседовать и по несколько раз и дополнять их беседами на другие темы. Но с нарушителями, как правило,  начинал именно с этого.
Здесь есть ещё одна сторона вопроса, которая заключается в том, что становятся понятны причины вступления в комсомол или в партию. Для военнослужащих срочной службы, вступление в комсомол давало возможность получения положительной характеристики, а то и рекомендации для поступления в средние и высшие учебные заведения.   Офицеры, прежде всего,  на первый план выдвигали карьерные соображения, для  cверхсрочно служащих и прапорщиков, возможность продления сроков службы, и         продвижения по службе на более высокий разряд
Во время индивидуальных бесед, проводимых с воинами только, что призванными в армию, я подробно интересовался его семейным положением, узнавал  и записывал имена всех родственников. А что касается вопросов здоровья родителей, отношений с девушкой и с друзьями, проблемы с употреблением спиртного и некоторые другие моменты, внимательно выслушивал.  Потом, после ухода человека от меня, старался тоже записать. Это давало очень многое. Если  ехал в какое-то  подразделение, то брал с собой записи, касающиеся именно этого подразделения. И    уже работая там,  старался побеседовать с теми, у кого были проблемы со здоровьем родителей, во взаимоотношениях с девушкой. .Интересовался, как обстоят дела по конкретному вопросу. Надо было, видеть глаза тех, у кого действительно были  проблемы, В них было, прежде всего, удивление от того, что об их проблемах помнят, да ещё и по имени называют. Например, больную мать или отца и ту болезнь, которая беспокоит родителей. В ходе беседы с таким человеком, мне не доставляло проблем узнать и многое другое, как и о самом собеседнике, так и по другим, интересующим меня вопросам. Конечно, были случаи, когда бойцы «вешали и макароны на уши», но это было крайне редко. Каждый приезд в одно и то же подразделение пополнялись мои записи. Эти записи приносили и другую пользу.
Однажды, будучи дежурным по полку, мне позвонили из одного  дивизиона и доложили о том, что в период с 3 до 4 часов утра самовольно ушёл из подразделения солдат, который стоял дневальным. Назвали фамилию, имя и отчество и откуда он призывался. О причине ухода сказать ничего не смогли. Как и положено, я доложил о происшедшем командиру полка, а сам взял из своего рабочего стола, блокнот с записями из этого подразделения, нашел в нем запись нашей с этим воином беседы, и понял возможную причину ухода солдата. У него тяжело болела мать, и он очень переживал по этому поводу. Из разговора с командиром подразделения  мне стало ясно, что он не в курсе дела о болезни матери солдата. Я назвал ему своё предположение и подсказал, в каком направлении надо вести поиск. Сам же связался по телефону с ГАИ,  рассказал им о ситуации, попросил дать информацию о случившемся своим постам в том направлении, куда возможно двигается беглец. Не прошло полутора часов, как дежурный по ГАИ позвонил мне и доложил, что наш воин снят с автомобиля, двигающегося именно в том направлении, о котором я им дали информацию. Командиру подразделения осталось только подъехать к условленному месту и забрать солдата.
Второй пример тоже из моей собственной практики. В своё время командующий нашего объединения дал команду, чтобы перед каждым  заступлением  в караул, во время развода заместители командиров подразделений по политчасти, проводили беседы с личным составом данного караула.  Во время одного из таких разводов я, беседуя с воинами и пристально вглядываясь в их лица,   заметил у одного из солдат какой-то, не свойственный этому человеку, взгляд. Я отвел его в сторону, потом пригласил к себе в кабинет и стал расспрашивать о том, почему он такой расстроенный, как здоровье его матери, О том, что она болеет, я знал.  Солдат сначала сказал, что всё нормально, но на глазах навернулись слёзы. После моего доклада командиру о том, что этого солдата сегодня нельзя ставить в караул. Он был заменён другим человеком, и я продолжил с ним беседу. В ходе разговора выяснилось, что у матери  резко обострилась болезнь, что она лежит в больнице. Он достал из нагрудного кармана письмо и дал мне прочитать. Письмо было от сестры, Она  писала, что их мама тяжело  больна, у неё рак, а отец от горя начал пить и продавать вещи из дома. Перед этим  случаем, больше десяти дней меня в подразделении не было. Я был на сессии в институте,  На мой вопрос, почему он не обратился к командиру батареи, рядовой ответил,  что обращался, но это ничего не дало. Посовещавшись с командиром дивизиона, мы решили срочно отправить солдата в отпуск.
 Специфика  нашей службы такова, что сами этого сделать не могли, а надо было обращаться к вышестоящему начальству.  Я позвонил начальнику политического отдела и убедил его в острой необходимости предоставления бойцу краткосрочного отпуска, Тем более что он не имел никаких замечаний по службе.  Через небольшой промежуток времени, не смотря на поздний час, нам дали добро, и мы отвезли солдата в штаб полка, где уже были подготовлены соответствующие документы. Солдат убыл домой. Через положенное время он вернулся и доложил нам с командиром о ситуации, сложившейся в его семье. Он рассказал о том, что дома все вопросы решены как надо, Он очень благодарил нас за помощь.
Спустя несколько дней, на имя этого бойца пришла телеграмма, что мать умерла. Мы снова оперативно решили вопрос с предоставлением ему отпуска.  Он убыл домой. Из отпуска он вернулся точно в назначенный срок.  При докладе о прибытии, вновь благодарил  нас за внимание, оказанное ему, как бы, между прочим, сказал, что он, заступая в тот караул, думал застрелиться от того, что до него никому нет никакого дела.
  Кстати сказать, каждый  раз  принимая молодое пополнение, беседуя с прибывшими, обязательно говорил о том, что наша задача не только обучить их военному делу и  надёжно защищать Родину, но и вернуть всех назад   их  родителям возмужавшими, получившими хорошую закалку в армии. И сегодня мне приятно сказать о том, что за все годы службы  из  вверенных мне подразделений мы не потеряли ни одного человека, а всех вернули их родителям.
Таких примеров эффективности индивидуальной работы с людьми можно привести сотни, причём не только с солдатами срочной службы, но и с офицерами и прапорщиками. Приведу лишь один из них. Обходя позицию дивизиона, я встретил командира батареи, который был очень сильно расстроен. На мой вопрос, что  случилось, он ответил, что обратился к командиру за разрешением, съездить в город (дело было перед началом учебного года), купить детям учебники и всё необходимое для учёбы, но командир отказал, ссылаясь на то, что мы стоим на боевом дежурстве. Ситуация усугублялась тем, что  его жена лежала в городской больнице, Командиров взводов в это время в батарее не было и вполне понятно, что в этой ситуации другого решения командир принять, естественно, не мог. Зная положение дел в батарее, что там высоко подготовленные заместители командиров взводов и командиры расчётов, а сам я, по первичному военному образованию - стартовик, Я принял решение отпустить капитана для решения его проблем. Обговорили  время, необходимое для поездки в город. Сержантам батареи мы рассказали ситуацию, и он убыл по своим делам. До обеда всё прошло нормально. Я на обед не пошёл, проверил состояние столовой и попутно, сняв пробу, пообедал вместе с личным составом. Через некоторое время после обеда, командир поинтересовался,  где находится командир стартовой батареи, На мой ответ о том, что он отпущен  мною в город для решения  очень важных для его семьи, дел и что он прибудет в такое-то время. Кстати сказать, умение взять на себя ответственность в определённых ситуациях, на мой взгляд, очень ценное качество офицера и его надо развивать у молодых лейтенантов с первых дней службы. Я отлично понимал тогда, и понимаю теперь, что мой пример в данном случае далеко не показателен, но по-другому,  как замполит,  просто поступить не мог.
 Надо  было видеть  глаза  капитана, во время  доклада о прибытии, они были полны благодарности  и радости за то, что и его дети завтра пойдут в школу, говоря военным языком, полностью экипированными, да и посещение жены в больнице тоже имело большое значение для всей семьи. Конечно, с моей стороны это был риск, потому что в случае не выполнения боевой задачи, пришлось бы нести,  возможно, даже и уголовную ответственность. Нет, это не была ставка на дешёвый  авторитет. Это  была забота   о  моральном состоянии одного из командиров. В одной из  книг В.Кожевникова  прочёл примерно такую мысль «грош цена тому командиру, который в слагаемых успеха, учитывает лишь соотношение боевых средств, а не духовных». Конечно,  нарушать законы и приказы, тоже  нельзя. Но всех ситуаций в законах  предусмотреть – невозможно.
К некоторым формам индивидуального подхода в работе политработника  я ещё вернусь не один раз, так как, на мой взгляд, нет более  действенного слова, чем  то, которое от души сказано конкретному человеку, по конкретному вопросу, в конкретной ситуации. Оно может заменить десятки нравоучительных бесед и поучений.
            Вполне естественно, что на протяжении службы, в зависимости от решаемых задач и складывающейся обстановки, как в глобальном масштабе, так и в пределах того подразделения или части, приходилось использовать как уже опробированные, и показавшие свою эффективность формы и методы политической работы, так и те, которые считал необходимым  применять в той или иной ситуации, с учётом  сложившейся обстановки. При описании особенностей службы в разных условиях  и на разных должностях, будет сказано в дальнейшем, а пока хочу сказать только одно - партийно-политическая работа, это люди.  «Плохой организатор тот, кто не умеет открыть, зажечь в людях лучшее. Для того, кто не хочет, не умеет понимать людей, партийный билет, как для слепца фонарь - только бремя» Эти слова из книги  В.Кожевникова «В полдень на солнечной стороне», пришлось неоднократно использовать при подготовке докладов на различных рода собраниях, сборах, конференциях и просто в выступлениях перед разными категориями слушателей.
Руководствуясь решениями съездов и пленумов ЦК, Главное политическое управление СА и ВМФ постоянно издавало руководящие указания по организации и проведению партийной работы в  войсках, требовало доходить до каждого коммуниста, каждого члена воинского коллектива, разъяснять политику партии, умело проводить работу по претворению в жизнь принятых решений.
На съездах партии, Пленумах ЦК, часто и много говорилось о совершенствовании партийной работы, развитии  партийной демократии, сделать её  понятной не только членам партии, но всем людям. Но нередко, чем чаще раздавались эти призывы, тем более и более отдалялась партия от народа. Формализм и бумаготворчество выхолащивали  саму суть партийной работы – воспитание членов партии, мобилизации  их на решение стоящих перед страной, каждым трудовым коллективом, задач. Всё чаще и чаще звучали громкие призывы по разным вопросам, а на деле никаких конкретных мер, и уж тем более какой-либо материальной  или финансовой  поддержки  по реализации этих призывов не было.
Сколько раз объявлялись кампании по борьбе с пьянством и алкоголизмом, но ни одна из них не только не доведена до конца, а иногда даже и не начиналась. Мне довелось поработать по реализации одной из таких кампаний. Это была кампания по выполнению продовольственной программы в 1982 году. Очень была нужная программа, так как с продовольствием в стране становилось всё хуже и хуже. В должности заместителя командира автомобильного батальона  по политической части, мне довелось выполнять правительственное задание по уборке урожая 1982 года в Краснодарском крае.  Участвовать в такой  длительной работе за пределами воинской части пришлось впервые, а многие офицеры батальона были уже по несколько раз.
Мне  было  интересно  узнать, чем отличается  нынешняя уборочная кампания, от тех, что были раньше. Поэтому  задал этот вопрос  руководителям Белоглинского   района, с которыми приходилось быть в постоянном контакте. Ответ был - ничем. Только значительно больше словесной трескотни. Прибыв на совещание в краевой комитет   Краснодарского края, этот же вопрос  задал начальнику управления сельского хозяйства крайисполкома, Ответ тоже был, что кроме политической риторики, ничем. Складывалось впечатление, что в центральном комитете партии считали,   Раз объявлена такая кампания, значит она, питаясь лозунгом о её провозглашении, осуществится сама собой, без дополнительных ресурсов, без соответствующего сопровождения её дополнительными  мерами организационного плана и так далее.
Мне пришлось очень тесно работать с  райкомом партии, районным исполнительным комитетом,  колхозами, совхозами и другими структурами, участвующими в решении задачи уборки урожая. Шла обычная рутинная работа характерная для этих мест, где-то лучше, где-то хуже. Примерно один раз в декаду собирался,  так называемый пленум райкома партии  с заседанием райисполкома. Вёл это мероприятие  первый секретарь райкома партии. Присутствовали все председатели колхозов, директора совхозов, директора элеватора и других организаций, причастных к уборке и, конечно мы с командиром батальона. Проводился анализ хода уборочной кампании, надо сказать очень профессиональный. Кого-то хвалили, кого-то ругали, а нередко и наказывали. Вот об этом-то считаю необходимо рассказать подробнее.
 Указав на недоработки в том или ином хозяйстве, первый секретарь райкома, посмотрев на сидящих в президиуме членов бюро райкома, заявляет, что такому-то руководителю объявляется строгий выговор с занесением в учётную карточку. Никакого голосования, никаких дебатов  нет (некогда же, уборка идёт !?).  И такие взыскания  за одно заседание могли быть объявлены нескольким человекам. После первого такого пленума, я подошёл к секретарю райкома и спросил, почему так, запросто, нарушаются нормы партийной жизни, Устава КПСС, соответствующих инструкций ЦК КПСС. Он мне ответил примерно так,   В условиях реальной жизни иногда приходится отступать от требований инструкций. Я не согласился с ним  и сказал, пусть бы виновного наказал председатель  райисполкома, а партийные органы, проведя  соответствующие инструкциям, действия,  рассмотрели в установленном порядке персональное дело этого коммуниста. По выражению лица Главного партийного вождя района, стало понятно, куда мне следует отправиться. Но у меня было право выбора идти или не идти по мысленно предложенному мне адресу,
После этой беседы мы с командиром отправились дальше выполнять поставленную задачу. Безусловно, на некоторое время  отношение ко мне, и к  батальону в целом со стороны партийного органа охладело, но  скоро всё встало на свои места.
Через некоторое время, присутствуя на подобном же совещании  в Краснодаре, в краевом комитете КПСС, все стали свидетелями, точно такой же сцены, как и та, о которой я писал выше. Это свидетельство того, что, требуя от первичных организаций безусловного соблюдения всех норм партийной жизни, верхние эшелоны  партийной иерархии  считали возможным  спокойно обходить требования ЦК. И таких фактов, видимых невооружённым взглядом, было очень много, Не учитывалось даже то, что совсем недавно, перед нашим прибытием на территорию Края, был отстранён от должности первый секретарь Краснодарского краевого комитета КПСС.
 Летом 1991 года, мною  в газету «Правда» было отправлено письмо, в котором изложил свои взгляды  на состояние дел в партийной жизни, на сложившуюся ситуацию в партийных организациях, на всё возрастающий уровень словесной трескотни, вместо конкретных партийных дел. В письме были  подняты также другие, на мой  взгляд,  важные вопросы партийной жизни. Через некоторое время пришёл ответ, в котором было написано примерно следующее: Редакция благодарит Вас за участие в обсуждении статьи (называлась статья и её автор, которой я и в глаза не видел.) Ваши предложения будут учтены в дальнейшей работе,(не указывалось, в чьей работе, моей или редакции, а может и всей партии).
Думаю, что это просто  совпадение, но через некоторое время ко мне подошёл секретарь парткома завода делегат ХХУ съезда  партии Александр Кирейков и предложил мне быть избранным секретарём вместо него, т.к. он нашёл себе другую работу. Вынужден был разочаровать его  категорическим отказом, так как, слишком мало проработал на заводе и не знаю в деталях всех особенностей производства, а во - вторых, я не член парткома, а кооптировать меня прямо в секретари слишком грубое нарушение норм партийной жизни.
Спустя ещё некоторое время, мне позвонил  заведующий орготделом ЦК КПБ и пригласил к себе на беседу. Этот звонок  меня не просто удивил, а буквально ошарашил.
В назначенный день и время, прибыв  в здание ЦК КПБ, предъявил  свой партийный билет и, ответив на вопрос дежурного милиционера, к кому я иду, поднялся на нужный этаж и, постучав в соответствующий кабинет, получив разрешение, зашёл в кабинет. Меня встретил  человек среднего роста, примерно моего возраста, с очень приветливым, добрым лицом. Да простит меня  этот добрый человек, что забыл его фамилию и имя, помню, что на эту должность он пришёл с поста первого секретаря Пинского ГК КПБ. Он попросил меня кратко рассказать о себе. Не знаю, как чувствует себя человек на исповеди в церкви, но мне почему-то захотелось  рассказать моему благодарному слушателю о себе всё, и даже какие сомнения иногда  были у меня, и о моей работе в комсомольских и партийных органах, о своей работе на должностях  политработника.  О своём непродолжительном исполнения обязанностей  в должности секретаря партийного комитета штаба и управления 1-й гвардейской танковой армии, и с какими нарушениями норм партийной жизни мне пришлось столкнуться за это время.
 Мне было задано много вопросов  различной направленности,  потом совершенно неожиданно для меня, поступило предложение перейти работать в аппарат ЦК КПБ. Поблагодарив за предложение, без всяких раздумий, вынужден был отказаться, сославшись на своё здоровье. Всего несколько месяцев  перед этим я перенёс инфаркт миокарда и, представляя, в какую структуру  попаду, пришлось  сослаться на то, что просто физически  не выдержу нагрузки, которая ляжет на мои плечи. На этом мы и расстались, но у меня осталось очень приятное впечатление от этой встречи. Не знаю, связаны ли эти предложения с моим письмом в газету «Правда».
 Думаю, что и в системе новой власти  мой собеседник нашёл достойное место и с честью выполняет свои обязанности.
С каждым годом в жизни партийных организаций, по примеру верхних эшелонов партии, всё меньше становилось конкретности, Брала верх политическая демагогия, возрастала безответственность членов партии. Вместо конкретных решений на партийных собраниях, каждое из которых должно было отвечать на три вопроса: что сделать, когда сделать и кому сделать, практически принимались никого и ничему не обязывающие лозунги, типа:  усилить, поднять, укрепить и т.д.
Характерной чертой партийной жизни последних лет перед роспуском партии было  практически абсолютное подчинение партийных организаций руководителям предприятий, учреждений и т.д. А они, почувствовав, что партийные организации практически «легли» под них, мягко говоря, стали   вести себя  совсем  не по партийному. Это проявлялось во всё возрастающем хамстве, не желании прислушиваться к мнению коммунистов, несмотря на принятые партийные решения, руководитеди действовали по-своему усмотрению, иногда вопреки решениям партийных собраний. И вместе с тем, рядовые члены партии, в своём большинстве, очень болезненно воспринимали всё то, что происходило в стране и в самой партии. Многие из них входили в состав того информационно – пропагандистского актива, который за довольно короткий срок мне удалось создать  на заводе. И во время инструктажей этих,  я бы сказал мужественных, людей, многие задавали, вполне естественные для нормального человека, вопросы, что же происходит, почему ЦК партии не принимает должных мер по наведению порядка, почему  всё чаще и чаще верх берут безответственные болтуны и разного рода проходимцы
 Я же считал своим долгом, насколько  это было возможно, дать им наиболее объективную информацию о решениях руководства завода по недопущению ухудшения положения тружеников коллектива, об уже принятых  для этого и претворяемых в жизнь, мерах. 
Генеральный директор на утренних планёрках не раз приказывал  начальникам цехов во время межсменных собраний доводить до сведения членов трудовых коллективов информацию о мерах, принимаемых руководством завода по недопущению ухудшения работающих.   
Во время ежедневных обходов по цехам завода и разговоров с активистами и рабочими непосредственно на рабочих местах,  было видно, что указания директора завода систематически не выполняются и не только по самым горячим проблемам тех дней, но и по другим вопросам жизни и деятельности завода.  Да и сам Владимир Демьянович видел это, и на заседаниях штаба часто «критиковал» начальников цехов за низкую исполнительность. А этим, очень удачно пользовались сторонники, как бы сказали теперь, оппозиции типа Андриенко, Антончика  и другие горлохваты, которых  оказалось очень много.
 На стихийных митингах прямо на территории завода они во всё горло кричали о том, что руководство завода не принимает необходимых мер по недопущению ухудшения положения рабочих, что и при решении производственных задач работает неэффективно. Поэтому, инструктируя  общественно-политических информаторов (так мы назвали членов созданного пропагандистского актива), я особое  внимание уделял оперативности в доведении самой свежей информации до членов трудовых коллективов. Их же самих старался проинформировать буквально в первые же часы после принятых руководством решений. или путём обхода по цехам завода, или обзванивая, или собирая их, у себя в кабинете. Кроме того, очень активно передавала информацию по заводскому радио Злепушева Жанна Васильевна, которой я готовил текст буквально через несколько минут после совещаний, где решались все эти вопросы. Часто  использовали и наглядную агитацию, которую по моей просьбе быстро и качественно изготавливали художники завода под руководством   Есипова Валерия Михайловича, с которым у нас сложились очень хорошие  отношения. 
             Кроме того, мы применяли и такую форму, как «растаскивание» членами  нашего агитационного актива участников  стихийного митинга на маленькие группы.   Пока народ собирался на митинг, проинструктированные мной  активисты, собирали вокруг себя  по несколько человек и рассказывали им о принятых руководством завода и профкомом мерах, называли, что и когда будет осуществлено. А те, кто организовывал эти, так называемые митинги, даже, возможно, тоже зная это, продолжали заниматься пустобрехством, призывали рабочих не верить администрации.
Но, видя, что собравшиеся, на так называемый митинг люди, стоят небольшими группами  и слушают людей, которые  рассказывают о том, что уже сделано руководством завода, что бы  ни допустить ухудшения положения дел,   что намечается сделать в интересах каждого работающего на заводе.   Выслушав этих людей, рабочие начали быстро  расходятся по рабочим местам. Позняковцы, сначала ничего не поняли, а потом стали вести себя более агрессивно, некоторые даже приходили ко мне в кабинет и пытались угрожать.
Говоря об этих митингах, не могу не сказать и о том, что руководство завода, а прежде всего  партийный  и профсоюзный комитеты, да  и начальники цехов, не проявили  необходимой для такой ситуации смелости, чтобы активно противостоять, якобы стихии.  А на самом деле, чётко спланированной и руководимой определёнными силами работы, по расшатыванию существующей системы.
На заводе действовала группа в составе около восьми человек, подготовленная  сторонниками Зенона Позняка. Именно эти сторонники из числа научной интеллигенции посещали  специально проводимые занятия, на которых им читали лекции, извращающие суть сложившейся  в стране политической и экономической обстановки. Недаром считается, что правда приправленная ложью, значительно опасней откровенной лжи. Вот именно этот метод и был положен в основу подготовки, так называемой «пятой колонны», в стране. И, надо прямо сказать, им многого удалось добиться.
Если, например, Андриенко, работая наладчиком радиоаппаратуры, имел высшее образование (закончил философский факультет БГУ),  мог и сам что-то сказать умное и делать какие-то выводы и умозаключения, но по непонятным причинам, я думаю, прежде всего,  из-за слабой информированности, попал в стан хулителей всего и вся. А отчаянный сторонник З.Позняка, слесарь - сантехник  Антончик, по сути дела, являясь руководителем  этой оппозиционной группы на заводе, был орудием тех сил, которые напичкали его своими идеями. А он, слепо выполняя их указания,  даже добился некоторого успеха в своей «деятельности». Мои неоднократные попытки побеседовать с ним, помочь ему разобраться, где же лежит истина, ни к чему не привели. Он даже на территории завода ходил в сопровождении двух человек, которые просто не позволяли мне приблизиться к нему.  Опыт положительного воздействия на одного из членов этой группы у меня уже был. Это был уважаемый человек на заводе, мастер – золотые руки, прекрасный  семьянин, неплохо образованный, но всё-таки  попавший в сферу влияния оппортунистов. В  ходе нескольких  наших бесед с ним, он понял, что встал не на тот путь, и нашёл в себе силы отойти от активной  работы в составе заводской «оппозиции».
И снова хочу высказать выводы из своих наблюдений в те дни. Ни один из освобождённых членов парткома, я уж не говорю о руководителях профкома (они занимались  тогда распродажей гуманитарной помощи), не только не противостояли своим идейным противникам, а своим бездействием укрепляли у тех уверенность в своих силах. Об этом-то нередко и говорили мне рядовые коммунисты. И я, присутствуя на заседаниях парткома, не раз говорил о том,  что стиль работы этого органа  не соответствует  складывающейся обстановке. Но, к  сожалению, мой голос не был услышан. Да наверно и не мог быть услышанным.
 Секретарь партийного комитета  и его заместитель  уже нашли  себе места  для работы в сфере бизнеса, А  членам  парткома самим перестроить работу в нужном направлении было просто не под силу.   Дух пустопорожней болтовни,  которую мне пришлось увидеть, присутствуя на заседаниях,  стал для них настолько привычным, что переломить себя они просто, на мой взгляд, уже не могли.
 Был в парткоме один человек, который мог бы решить вопрос перестройки  в работе, но, являясь заместителем директора  по производству, просто физически не мог взять на себя этот дополнительный груз. В ту пору у него вопросов, требующих немедленного решения, было выше крыши.
Антончик и его сообщники  тем продолжали нагнетать обстановку.
В один, далеко не прекрасный день, на ряде предприятий города были объявлены забастовки, на которых прозвучал призыв о выходе всем на площадь Ленина и там высказать правительству свои требования. Сказано - сделано. От нескольких предприятий Заводского района действительно вышли колонны к центру города. На нашем заводе  снова пытались взять  верх Антончик и Андриенко, По их призыву  на заводской площади  у памятника В,И.Ленину, снова собралось около полсотни человек, перед которыми они и выступили с призывами  всем работающим бросить работу и двинуться на площадь Ленина.    Они утверждали ,что туда уже выдвигаются т колонны от других заводов. Было также сказано о том, что в руках у рабочих в этих колоннах монтировки, куски арматуры и толстого  кабеля, большие гаечные ключи, и другие предметы.
Услышав это, я пошёл в свой кабинет, и позвонил  дежурному по городскому отделению милиции, которому рассказал о том, что происходит у нас на заводе, и попросил его связаться с милиционерами, сопровождающими колонны других заводов, спросить у них о примерной численности колонн,  есть ли  указанные предметы в руках рабочих. Дежурный по милиции тут же по громкой связи начал вызывать одну колонну за другой и задал вопросы о наличии, по сути дела, холодного оружия в руках рабочих. От всех колонн был получен ответ, что таких предметов  в рядах рабочих  нет.
 Я быстро вернулся к месту сбора митингующих на заводе, численность которых  значительно увеличилась. Отодвинув в сторону одного из ораторов,   довёл до сведения присутствующих существо разговора с дежурным по милиции, и то, что никаких предметов, о которых говорил Андриенко, в руках у рабочих, идущих на площадь Ленина, нет. А далее сказал,  что эти провокаторы, которые  выступали здесь перед Вами, хотят подставить  вас, рабочих одного из ведущих предприятий города, под  дубинки, а возможно и под пули.   Наш завод находится в центре города и,  наше появление на проспекте, практически с оружием в руках, с первой минуты появления на проспекте, не останется без воздействия милиции, а возможно и других силовых структур. Процитировав  и     прокомментировав   некоторые высказывания уже выступивших, призвал всех разойтись по рабочим местам и приступить к работе. А те, кто желает пойти на площадь, может идти, но сделав отметку пропуска, как положено. А  за время отсутствия на работе, вышедшие не получат ни копейки. Кроме того, за незаконный уход с рабочего места, будет лишён премии. Эти же слова,  вслед за мной подтвердил и заместитель директора по кадрам и режиму и тоже потребовал  от всех приступить к работе. Митинг моментально прекратился, люди разошлись, по пути обсуждая провокацию, на которую их толкали Антончик, Андриенко и другие.       
Через  проходную вышло всего около десяти человек. После этого, митинговые страсти на территории завода,  резко пошли на убыль, а вскоре прекратились и совсем.  .
Спустя  месяц я  попал под сокращение и был уволен завода. Владимира Демьяновича – директора завода, к этому времени уже на заводе  не было. И исполняющий обязанности директора подписал   первый приказ о сокращении большого количества сотрудников завода.
         Вот далеко не  полный взгляд и моё понимание роли КПСС в жизни страны и конкретно одного предприятия.




               







                Годы учёбы  в  Ярославле

                Глава третья
                Учиться военному делу настоящим образом
Наше дело- учиться и                стараться учиться накоплять, возможно больше знаний, потому, ,что серьёзное бьвенные
                Течения там, ,где знания и счастье
                Человечества только в знании.
                А.П.Чехов.

Итак, после пятнадцатого августа 1962 года начался новый этап моей жизни. Первую неделю мы продолжали заниматься в основном уборкой территории. Но жили уже в казарме. Казарма наша состояла из двух половин, разделённых капитальной стеной, в проёмах которой стояли  пирамиды с оружием. А два проёма являлись проходами. В торце нашей половины  находилась  каптёрка, а окна   выходили  на кочегарку и  склады. Надо сказать, что само здание  было построено ещё во время царствования Екатерины  второй  и  представляло  собой в плане  букву Е. Так вот, жилые помещения, а также  почта, буфет, часть кухни и несколько учебных классов  располагались в центре, и этот  корпус делил двор как бы на две части. Одна сторона как, я уже указал, была хозяйственная, а вторая  сквером, в  котором были посажены деревья различных пород, но, если мне не изменяет память, преобладали липы. Так, что окна второй половины выходили в сторону сквера. Приближалась осень, и уже появлялись первые признаки листопада, так, что мы в этом сквере упорно осваивали практику владения граблями. В двадцатых числах августа нам выдали новую форму х\б и мы приступили к её оборудованию. В этом нам оказывали помощь поступившие в училище ребята, которые послужили в армии. В каждом взводе таких было по 3-4 человека. Начались также первые занятия по строевой подготовке и знакомство с  уставами. Время летело очень быстро  и  уже  первого сентября начались  плановые занятия, Но продолжались они недолго, так как через неделю нам приказали сдать новую форму в каптёрку и переодеться  в бэушную, Наш взвод оказался в деревне Курба. Распределили нас по домам, в которых мы ночевали  прямо на полу, подстелив старые матрацы. Питались  из полевой кухни, которая располагалась в центре деревни, где была небольшая площадь, а на одном из столбов висел  репродуктор, из которого  узнавали  последние новости. А новости с каждым  днём  становились всё тревожнее,  Назревал т.н. карибский  кризис, как его потом назвали  политики.
Проработали мы на уборке картошки недели две. А по возвращению в училище стали усиленно заниматься изучением боевой техники  и  осваиванием методики  её боевого применения. Особое внимание уделялось изучению электро и радиотехники,  Осенью, для солдат срочной службы, было задержано увольнение в запас тех, кто отслужил положенный срок, Между нами пошли разговоры о том, что не пришлось бы  кому-то из нас оказаться на Кубе. Но к февралю, к счастью всё успокоилось, и жизнь вошла в обычное русло, начался плановый учебный процесс. Учёба мне давалась легко, не смотря на мои пробелы в школьных знаниях, о которых я уже упоминал ранее. Как-то так получилось, что совершенно не заметно для самого себя, начал проявлять активность на занятиях, старался всё хорошо понять, часто задавал вопросы, Это понравилось преподавателям, и они  часто привлекали меня  к собеседованию по изучаемым темам. Был  у нас во взводе Лёва Попов, так он вообще прекрасно разбирался в радиотехнике, так как он пришёл в училище после года учёбы в Воронежском госуниверситете.  Мы с ним  спали на соседних  койках, и у нас была общая тумбочка.  Периодически  многие из нас спрашивали его о том, что  нам было не совсем понятно. Определённые трудности возникли  с изучением высшей математики. Для меня очень сказывалась  очень слабая подготовка за  8-10 классы. Об этом говорилось уже ранее. Мне  никак не удавалось ухватить суть вопросов. И нередко после занятий  приходилось обращаться  к Александру Ивановичу, преподавателю, который так  хорошо знал материал  и так интересно вел занятия, что мы как заворожённые слушали его, Кроме  того, он украшал занятия  всякими  шутками  и  прибаутками, что сделало  его в наших глазах настоящим любимцем. И не было случая, чтобы он кому-либо  отказал  в консультации  по  неясным  вопросам.   
Шестого ноября 1962 года мы приняли  Военную присягу и после этого получили право на увольнение в город. Эту возможность мы использовали  для знакомства с городом, его достопримечательностями. А посмотреть в городе, имеющем очень богатую историю, было что. Это и один из старейших в России, кремль, несколько музеев, в которых можно было сутками ходить и буквально пропитаться духом истории. Одной из самых главных достопримечательностей был, конечно,  драматический театр имени Фёдора Волкова, рядом с ним располагались  не менее знаменитые торговые ряды. Прямо с Красной площади, где находился памятник В.И.Ленину, по набережной реки Волги можно было пройти на Стрелку – место, где в Волгу впадала река Которосль.
  Недалеко от училища располагался микрорайон Красный Перекоп, носящий название одноимённого текстильного комбината и много других мест, где можно было узнать  много интересного. 
Иногда нас приглашали в гости студенты педагогического института, текстильщицы  хлопчато - бумажного комбината «Красный перекоп» и  других учебных заведений и предприятий. Многие завели знакомства с девушками. Но зачастую в
увольнение, даже если подошла очередь, сходить не удавалось, так как  довольно часто по выходным нас возили на работы на нефтеперегонный завод. Где мы ломами и лопатами «укрепляли» экономическую мощь страны, а после работы там появлялось только одно желание  хорошо отдохнуть. Тех, кто ездил на эти работы,  даже не ругали за то, что мы раньше отбоя ложились и отдыхали  в постелях.
Уже недели через две после принятия Присяги мы заступили  первый раз  в караул. Конечно, первое несение службы на посту не могло не остаться в памяти. Слова командира нашего  взвода,  капитана Евгения Комарова о том, что, охраняя военный объект, мы охраняем,  прежде всего, сами себя, на всю жизнь остались в памяти. И потом, сотни раз инструктируя караулы, я неоднократно повторял эти слова своим подчинённым.
Как обычное дело вошло в практику совершение  по субботам трёх километровых марш-бросков вокруг училища  и  шести километровых марш-бросков по воскресениям сразу после подъёма. С начала они мне давались очень тяжело, а потом втянулся и  переносил их не хуже других. Но если честно сказать, радости они не доставляли. А с началом зимы, по воскресениям, нас стали вывозить за город для совершения лыжных кроссов на десять километров. Так воспитывали в нас выносливость и готовность стойко переносить трудности, учили побеждать себя.
 В одно из воскресений, во время ожидания старта, я съехал с небольшой горки и подъехал вплотную к железнодорожному полотну, за которым стояла большая группа девушек, тоже приехавших на соревнования. Буквально в нескольких шагах от меня оказался полковник Усенко – начальник учебного отдела училища. Он посчитал, что я хотел перейти  ж\д  полотно к девчатам, подозвал меня к себе и объявил мне пять суток ареста. Моих объяснений  о том, что в мои планы  не входило, переходить к девушкам,  он даже выслушать меня не захотел. Это было первое моё знакомство с несправедливостью старших по отношению к подчинённым. Как он и приказал мне, я доложил командиру батареи капитану Никитченко Сергею Николаевичу, о  случившимся со мной.  К счастью эти объявленные мне сутки ареста, я так и не отсидел. Кстати сказать, порядки на гарнизонной гауптвахте были суровые, всё  делалось для того, чтобы унизить, сломать провинившегося  военнослужащего. В этом мы  не раз убедились во время несения службы в гарнизонном карауле, который как раз и охранял арестованных. Нередко те, кто проявлял к арестованным хоть малейшее сочувствие, и это замечал начальник гауптвахты, сами оказывались в камере арестованных.
Раз уж речь зашла о караульной службе, не могу не вспомнить об одном случае, который мне стоил очень дорого. Это было во второй половине декабря. Стояли сильные морозы. Мы заступили в караул, мне не повезло, меня назначили на пост номер пять, это пост с внешней стороны училища по улице Московской,. Никакого ограждения  не имел,  совсем рядом шагах в восьми  ходили люди, а чуть дальше  мчались автомобили.  На эту улицу выходили окна учебных классов, где находилась совершенно секретная техника, поэтому расслабляться  было никак нельзя. Так вот в этот день мороз был градусов под  двадцать пять, в такой мороз смена часовых должна производиться через час, моя смена должна была заступать на пост в час ночи. Когда поднимали отдыхающую смену, я  немного задержался и вышел из комнаты отдыха последним. Те, что вышли раньше разобрали  валенки, а мне не осталось. Одни валенки  во время нашего отдыха сгорели. Разводящий сказал мне, чтобы я шёл в своих юфтевых сапогах, а там,  на посту переобуюсь, взяв валенки у сменяемого часового. Когда пришли на пост, выяснилось, что валенки  сменяемого часового мне малы. Тогда разводящий  принял   решение  вернуться в караул, взять там валенки нужного размера и принести их мне на пост.  Оставшись  на посту,  уже минут через пятнадцать  моим ногам стало холодно. Но надежда, что вот- вот принесут валенки, как-то успокаивала меня. Но время шло, а никто не приходил. Попытка позвонить в караульное помещение не удалась, от мороза оборвался провод.
Стрелять вверх не имело смысла, так как в караульном помещении и часовые других постов не могли услышать выстрела,  Слишком уж большое  расстояние было до  караульного помещения,  во-первых,   а во-вторых, рядом по улице ездили  машины и даже проходили редкие прохожие и пугать их стрельбой мне не хотелось.
Чтобы как-то согреть ноги  пришлось бегать, но и это  не помогало. Да и заниматься бегом в тулупе не самое приятное занятие. Честно говорю, плакал я тогда, самым настоящим образом. Так прошло два часа. Когда пришли меня менять, я был, мягко говоря, никакой. Разводящий забыл про то, что надо отнести мне валенки, а вдобавок ко всему, пока отдыхал начальник караула, решили  смену произвести не через час, как положено, а через два, сославшись на то, что термометр показал всего девятнадцать градусов.
Когда  мы пришли в караульное помещение и стали снимать с меня сапоги, портянки были примёрзшие к сапогам, а ноги к портянкам. Меня сразу же отвели в санчасть, там дежурил старший лейтенант Банников - фронтовик. Он, осмотрев меня, куда-то вышел,  Через  некоторое время пришел со стаканом в руке, как потом оказалось спирта,  и приказал мне выпить его. Моя попытка отказаться вызвала бурю гнева, Выпив стакан этого спирта, я быстро пришёл практически  в бессознательное состояние. Что и как  он делал с моими ногами,  не помню. Проснулся только утром от болей  в голове и в ногах. Пролежал в санчасти  дней двенадцать. Придя в казарму после выписки, через некоторое время пришлось идти на обед. Было заведено так, что в столовую ходили в любую погоду  без  шинелей. Вечером точно также сходил на ужин, После вечерней поверки, как и положено,  улегся в свою постель и сразу уснул.
Проснулся от того, что меня трясут за плечо, Сначала  ничего не понял. А потом увидел, что это дневальный.  Я хотел спросить, в чём дело, но  горло так распухло, что я не только не мог говорить, но и дышал - то с трудом. Был поднят зам.ком. взвода и меня быстро отвели в санчасть. С великим трудом, после нескольких неудачных  попыток завести  училищный санитарный автомобиль Газ-63,  на  машине начальника училища, меня доставили в госпиталь.
Там, в приёмном отделении  дежурный доктор, видя, что я уже задыхаюсь, дал мне в руки  медицинское судёнышко. Он предупредил, чтобы я ни в коем случае не глотал в себя всю эту пакость, которая будет течь.   Взяв в руки скальпель, с трудом открыв мне рот, он проткнул  воспалившиеся миндалины одну за другой.  Когда гной с кровью в основном вытекли, он заставил меня полоскать горло каким-то дезинфицирующим раствором. И только после этого меня отвели в палату. Когда  немного зажили  раны, а на это ушло около пяти дней, мне сделали операцию и удалили  обе миндалины.  В то время пока  лежал в госпитале, все сдали уже  все  экзамены за первый семестр, и сразу же  уехали в отпуск.  Меня  снова  положили в санчасть. Там меня хорошо кормили, присматривали за моим самочувствием, а я ходил  и сдавал  экзамены. После сдачи последнего экзамена, меня тоже отправили в отпуск. Вот такую цену пришлось заплатить за чьё-то разгильдяйство  и неисполнение  требований устава.
Хорошо помню этот день, когда возвращался домой после первого, такого длительного отсутствия. Было это около 18 февраля 1963 года. На улице был сильный мороз. На автобусе доехал до Гольчихи, это один из районов города Вичуга. Дальше до моей деревни предстояло идти пешком чуть больше  четырёх километров. Чемодан был  очень тяжёлым. Помимо своих личных вещей в нём было около 20 банок говяжей тушёнки, которые купил в продовольственном магазине на территории училища. В городе её было купить не возможно. Кроме того ещё какие-то подарки маме и моей тёте. После операции и сдачи экзаменов чувствовал себя, честно признаться, не лучшим образом. Но деться было некуда, надо было идти пешком. Этот тяжелый чемодан быстро довёл меня до пота. Часто останавливался, отдыхал и шёл дальше. После того как преодолел более половины пути, меня догнала лошадка, запряжённая в обычные крестьянские дровни. Мужичок, ехавший на лошадке, предложил подвезти «бедного солдатика». Этот «солдатик» не отказался, Он погрузил свой  чемодан на дровни, уселся сам и, когда лошадка рванула с места,  «солдатик» кубарем свалился с саней. Мужик, дружески покритиковав неудачного седока, после  моего повторного восседания на повозку, продолжил движение, в шутку превратив всю эту коллизию, начал спрашивать меня, куда я еду, где служу и т.д.  Вскоре добрались и до того места где мне предстояло освободить повозку.
Приехав домой после полугодового отсутствия, я никак не мог привыкнуть к низким потолкам и той стеснённости в доме, после просторных и светлых помещений в училище. А так как я уехал в училище совершенно внезапно, то в деревне многие и не заметили моего отсутствия. И когда  появился в магазине в форме, многие были удивлены, и задавали вопрос, когда меня
призвали,  и почему никто не знал об этом. Так как обычно о призыве кого-то в армию быстро узнавала вся деревня. А то, что на моих плечах были курсантские погоны, никому ничего не говорило, так как я был первым, кто их нашей деревни, поступил в военное училище.
Мы с мамой обошли всех наших родственников. Конечно,  я не мог не зайти  в фабрику, где проработал почти три года, зашёл и в школу, где встретился с Екатериной Константиновной и другими учителями. Там и узнал о  том, что оказывается  меня руководство фабрики  и  школа планировали  направить учиться в Ивановский текстильный институт, а Таисию Фомину в Московский финансовый институт. Она его и закончила в своё время. А почему мне об этом плане раньше никто ничего не сказал, я и сейчас не знаю. Время отпуска пролетело быстро, и надо было  возвращаться в училище. Учёба  продолжалась. Как-то, сидя на самоподготовке, мне вспомнилась Тая Фомина,  и у меня появилось желание написать ей письмо, что тут же и сделал. Адреса института я не знал и на конверте написал г. Москва, Московский финансовый институт, Фоминой Таисии и указал свой обратный адрес. Каково же было моё удивление, когда недели через две от неё пришёл ответ. А ещё во время учёбы в школе, я часто смотрел на неё и,  честно говоря, она мне очень нравилась. Она была красивая девушка, а главное - как она прекрасно пела!  До сих пор помню, как на одном из школьных вечеров, она пела песню про геологов: «Я уехала в знойные степи, ты ушёл на разведку в тайгу…»Мне и сейчас кажется, что лучше эту песню, кроме Майи Кристалинской и её, никто никогда не пел.
     Но из-за своей стеснительности  и низкой самооценки себя,  к ней так и не осмелился  подойти и не сказал о своих чувствах к ней. Потом уже в письмах всё это было сказано, а она в ответ прислала мне слова песни «Как тебе служится, с кем тебе дружится мой молчаливый солдат…»Незаметно  пришла весна, подходил к концу  первый год учёбы,  Страна готовилась встретить праздник Международной солидарности трудящихся – 1 Мая. Примерно за месяц до этого события мы начали усиленно заниматься строевой подготовкой. Сначала отрабатывали индивидуальную подготовку,  а потом приступили к отработке движения  и выполнения строевых упражнений в составе коробки. Это отнимало много времени,   Мы практически  перестали заниматься самоподготовкой  по основным предметам обучения. Пришлось на занятиях быть более внимательным.  В то же время хотелось красиво пройти и  по главной площади Ярославля.  Несколько раз  нас водили на тренировку, на эту площадь. Мне лично это нравилось, поднимало настроение и, как мне кажется, воспитывало чувство патриотизма. В день 1 мая была очень хорошая погода, мы прекрасно показали себя в строю. И сразу после прохождения торжественным маршем  нас поставили в оцепление. На улице, ведущей к площади, нас выстроили  в три шеренги с интервалом пять - шесть шагов. Две шеренги стояли у обочин дороги, а одна посредине.  Задача этой шеренги была такова, разделить колонны, выдвигающиеся на площадь. Я оказался в этой колонне. Честно скажу нелёгкое это дело в жару стоять среди тысяч людей, проходящих мимо да ещё смотреть на лозунги  и другие средства  пропаганды, которых несли тысячи.  Всем нам, участникам торжественного прохождения была объявлена благодарность.  И вновь наступили учебные будни. Но впереди нас ждало очень серьёзное испытание. Нам предстояло почти два месяца провести в летних лагерях. В один из дней  в начале мая нас обмундировали  в полевую форму с полным боевым снаряжением, построили в колонну по три и под звуки  духового оркестра повели на пристань. Когда отдыхал оркестр, мы во всё горло исполняли на мотив «Прощания Славянки» нашу училищную песню. « Мы не зря изучали здесь тактику, если надо в суровом бою, вспомним нашу курсантскую практику и учебную роту свою» На пристани  нас  пересчитали, провели краткий  инструктаж,  и мы погрузились на старенький, местами проржавевший  теплоход  под названием «Громобой» и он повёз нас  вверх по Волге в сторону Рыбинска.
После прибытия к месту назначения, мы приступили к развертыванию лагеря. Начали с установки палаток. В каждой палатке должно размещаться отделение. Значит на взвод надо было поставить  три палатки,. а на батарею пятнадцать. Буквально на следующий день после прибытия в лагерь погода начала портиться. Похолодало и начались дожди. А в холодную погоду так хотелось лишний раз хоть что-нибудь перекусить. Но  ничего, кроме завтрака обеда и ужина, которые мы стремительно  уничтожали.   Это был 1963 год. Погода после майских праздников испортилась, стало холодно и дождливо. А ещё и голодно. Даже хлеба давали строго по норме. Пища уничтожались с такой быстротой, что котелки, из которых мы питались, практически можно было и не мыть. Поэтому наряд на кухню в лагере был одним из самых желанных, хоть там работы было очень много, но всё равно что-то дополнительно  можно было перекусить. Во время одного из таких нарядов мы втроём  не выбросили в мусор икру и молоку от селёдки, а завернув это « сокровище» в газету, спрятали его, а потом,  умыкнув у хлебореза буханку черного хлеба, вечером всё это съели. У всех троих после этого начали болеть желудки,  Двоих  потом комиссовали, а я всю жизнь мучился гастритом, а потом  и  язвой  двенадцати пёрстной  кишки.
Нелегко жилось в лагере. Спали в палатках, на каждое отделение была отдельная палатка. Учебные теоретические занятия проводились в домиках, сбитых из досок с большими щелями. Поэтому в них всегда был сквозняк. Каждое утро после сигнала «подъем» мы в одних трусах бежали на берег Волги, оставляли там полотенца, мыло, зубные щётки и порошок и бежали кросс 3 километра. После кросса раздевались догола и заходили в воду, где умывались и чистили зубы.
 В это время часто по реке проплывали пассажирские теплоходы. И, не смотря на ранний час, пассажиры теплохода с палуб наблюдали, как почти триста молодых обнажённых молодых  парней приводят себя в порядок. С палуб теплоходов нам приветливо махали руками и что-то кричали пассажиры разного пола и возраста. Но нам было не до них. Времени на утренние моционы было очень мало, и каждый из нас стремился  как можно быстрей  привести себя в порядок и  вернуться в палатки, чтобы одеться  и согреться. Ещё раз хочу повторить, холод  был ужасный, одежда не успевала высыхать. Для сушки сапог была сделана сушилка, но в этой сушилке сапоги часто сгорали. У  меня на голенище правого сапога от перегрева на этой сушилке юфтевая кожа сморщилась так, что верх голенища стал похож на носик кувшина. Сколько я не пытался исправить этот казус, но у меня ничего не получилось. Так и пришлось в таких сапогах ходить до осени, пока не выдали новые,  Сколько раз мне задавали вопросы, что с моими сапогами, наши доморощенные хохмачи  часто просто  смеялись надо мной, Тем, у кого сапоги сгорели, выдали  из подменного фонда, и никто над ними не издевался.
Теоретические занятия никаких проблем не вызывали. А вот практические занятия по инженерной подготовке и по защите от оружия массового поражения  давались нелегко. Невозможно забыть то, как под проливным дождём мы отрабатывали рытьё окопов. Мне попался участок почвы, состоящий из глины, которую сапёрная лопатка практически не брала. Но всё равно надо было выкопать: сначала окоп для стрельбы, лёжа, потом углубить его, превратив в окоп для стрельбы с колена, а дальше для стрельбы стоя. После каждого такого этапа подходил преподаватель, проверял сделанную работу и выставлял оценку. Как ни  трудно было, с первыми  двумя этапами я  справился нормально и получил пятерки, а третий этап вызвал  большие проблемы. То ли грунт стал  почти как камень, то ли уже сказывалась  усталость, но копал я эту яму практически со слезами на глазах, а землю выбрасывал лишь бы куда. И вот отведённое  на рытьё окопа время вышло, и  преподаватель начал проверять и ставить оценки. Подойдя к моему окопу, он подал мне команду: «Ориентир – одиноко стоящее дерево, около него находится противник. Ваши действия, товарищ  курсант». Я должен был « открыть огонь»  по противнику, а карабина у меня не оказалось. Начал искать, но на виду его не  было. Тогда, начав лихорадочно копать землю бруствера окопа, и под слоем земли  оказался мой ненаглядный карабин. К моему удивлению преподаватель, если мне не изменяет память, подполковник  Орлов, фронтовик и прекрасной души человек, не ругал меня, а просто сказал; « На войне Вы в такой ситуации могли быть убиты, или захвачены в плен». И ещё одно занятие по инженерной подготовке забыть невозможно. Каждый из нас должен был взорвать двухсот пятидесяти граммовую толовую шашку. Надо было поджечь кусок бикфордова шнура  и положить шашку в определённое место. У нас это была воронка от взрывов. Преподаватель и взвод находились метрах в тридцати от этой воронки. Каждый из нас получал эту шашку и шёл к воронке. Там поджигал шашку, опускал её в воронку и, сломя голову бежал к взводу. Гремел взрыв, и выставлялась оценка. Так вот, когда я поджёг бикфордов шнур и положил шашку в воронку, побежал  куда положено, но после нескольких шагов, мне показалось, что бикфордов шнур не горит, и вернулся назад. Подполковник Орлов, вспоминая всю родню, не знаю свою или мою, закричал на меня, чтобы я немедленно вернулся назад  и  падал на землю. Что я и сделал, пробежав метров пятнадцать и упав на землю практически одновременно с взрывом. Занятия были прерваны  и проведён подробный «разбор полётов». Потом мне пришлось пересдавать эти два упражнения, а  в это время поближе познакомиться с этим удивительным человеком, послушать его рассказы о войне.
Занятия по защите от оружия массового поражения (ЗОМП) тоже забыть невозможно. Немного в стороне от палаток стояла небольшая  деревянная  избушка, внешне похожая на русскую деревенскую баню. Подход к ней был  через, овражек по не широкому, длиной метров пятнадцать, мостику. В этой избушке проводились занятия по проверке умения пользоваться противогазом  в боевой обстановке. Занятия проводились так; в избушку запускалось четыре человека в противогазах. В избушке было разлито отравляющее вещество, если мне не изменяет память, хлорпикрин. Преподаватель подавал команду; «Пробита трубка», мы по этой команде должны были закрыть глаза, задерживали дыхание и откручивали  коробку от трубки, потом трубку от маски противогаза и затем прикручивали  коробку к маске, делали выдох. Второе упражнение  - оказание помощи раненому. По команде  мы должны были снять с себя противогаз, потом снять противогаз  с «раненного» свой противогаз одеть на него, а его противогаз на себя. Трудно передать словами,  что там, в этой избушке происходило. Хлорпикрин  при попадании в дыхательные пути вызывал сильнейший кашель, если в глаза, то слёзы лились ручьём,  ещё  была сильнейшая боль. Как правило, происходило и то и другое вместе. Поэтому из избушки вылетали пулей, если выбегающие попадали в дверь с первого раза, это была удача.   Горе было тем, кто не попал в дверной проём, а начинал   «смыкаться»  в поисках выхода. Правда, подполковник Филиппов или его помощник выталкивали на улицу нашего брата.
Вторым испытанием  было преодоление зараженного участка местности в ходе атаки на противника. Накануне занятий каждый из нас должен был сделать из веток деревьев себе мат длиной около двух метров и шириной не менее метра. А если учесть, что ветки-то деревьев сырые, то вес этого мата был довольно приличный, да плюс к тому полная  амуниция  с карабином,  тоже весили  не мало, то идти в «атаку» с таким грузом  было не простым делом. Подойдя к «заражённому»  участку нужно было постелить мат на землю, лечь на него и, скрючившись, перебраться  в переднюю часть мата, подтянуть заднюю часть мата вперёд, как гусеница передвигается, перебраться на эту подтянутую половину, а переднюю часть мата опять передвинуть вперёд. Причём все эти манипуляции надо проводить в противогазе.  Расстояние, которое надо преодолеть, таким образом, не менее 15-20 метров. Не знаю как у кого, а у меня в голове всё пошло кругом, в глазах потемнело, а стекла  противогаза порылись дымкой, хотя и были намазаны специальным карандашом, поэтому перед собой ничего не видел.
Не меньшие испытания пришлось преодолеть и на занятиях по военной топографии, особенно при хождении  по азимуту в ночных условиях. Как я уже писал, лето 1963 года  выдалось очень дождливым и холодным. Это привело к тому, что там, где была небольшая речушка или ручеёк, образовывались довольно широкие реки с очень сильным течением, а где были более широкие речки, они  превращались в мощнейшие потоки воды, преодолевать которые было не просто трудно, но и опасно. Накануне ночных занятий, мы,  в наших дощатых «аудиториях», работали на картах и составляли маршруты,  по которым нам предстояло пройти. Надо было очень внимательно и тщательно измерить расстояние по карте от одного ориентира до другого, перевести его в пар-шаги (из расчёта одна пара шагов равняется полутора метрам), определить азимуты одного ориентира по отношению к другому. Всё это нарисовать на листе бумаги и постараться запомнить. Надо было также учесть, где находятся броды на реках и речках, которые придётся пересекать, где заболоченные места и многое другое, что необходимо будет по ходу марша. Но погода внесла такие коррективы в ландшафт окружающей нас. Местность была совершенно не знакома, да и  опыта работы с картами  практически не было, Честно говоря, не помню, чтобы была проведена дневная тренировка по прохождению такого маршрута.  Всё это сказалось во время ночных занятий и выразилось в никому ненужных лишениях  и страданиях (как мы тогда считали).
  Взвода разделили на группы по три человека в каждой. В каждой группе была радиостанция Р-109 весом 19,5 килограмма, компас и план, составленный накануне, полная экипировка, включая карабин. Длина маршрута, если мне не изменяет память, составляла около двадцати  километров. Как всегда бывает, кому-то везёт, а кому-то нет, Так получилось и при хождении по азимуту. Кто-то  прошел маршрут в хорошую погоду,  кто-то в более или менее сносную, а нашему взводу  выпала, что называется самая мерзопакостная погода. Проливной дождь шёл всю ночь без  малейшего перерыва, на улице было темно, так, что  ни о каких ориентирах  не могло быть и речи. Даже спросить у кого-то (что было категорически  запрещено) было невозможно.  Двигаться строго по азимуту практически было невозможно из-за различных препятствий  и в первую очередь тех, что образовались в результате проливного дождя.  Отклонения эти  были довольно значительными, поэтому шли по сути дела по интуиции. И когда выходили на тот или иной ориентир и докладывали по радио подполковнику Чаплыгину,  он заставлял нас читать всё то, что написано на этом самом ориентире. А там за многие годы, наши предшественники понаписали столько, что многое мы просто стеснялись читать, но он требовал читать всё. И когда мы прочитывали какую-то, одному ему известную
контрольную фразу, получали команду двигаться дальше. Вновь  определяли ориентиры, расположенные как можно ближе к точке стояния и шли вперёд. Старались  делить  расстояние до основного ориентира на  небольшие отрезки, добирались  от одного ориентира к другому, пока не выходили  на конечную точку, где нас встречали подполковник Чаплыгин и командир взвода капитан  Комаров. До тех пор, пока  не  приходила  очередная группа, преподаватель расспрашивал нас  о  свежих надписях на ориентирах, где и как они написаны. Иногда в шутку произносил фразу; «Вот, стервецы, неймётся им!». После прибытия последней группы, кратко подводились итоги и строем шли в лагерь. Запомнилось, что в одной из групп другого взвода, при преодолении разбушевавшегося потока воды, у одного из курсантов из рук вырвался «поплавок», куда  было сложено  всё его обмундирование, а сверху, как и положено, был  пристроен  карабин и унесено  этим потоком. Карабин-то через какое-то время нашли, а поплавка с одеждой  так и не удалось найти. Кстати о поплавках.
Уже не помню, по какой дисциплине, у нас проводились занятия по преодолению водной преграды. Это выглядело примерно так. Взвод строился на берегу Волги  в две шеренги с интервалом в два или три шага. По команде; «Приготовиться  к преодолению водной преграды», мы расстилали перед собой плащ - палатки и на них клали, ранее приготовленное сено, на сено складывали всю одежду, амуницию, короче говоря, всё, кроме карабина. Завязывали плащ-палатку узлом, а сверху прикрепляли карабин. По команде входили в воду, а она в тот год была холоднющая,, плыли в направлении ориентира на той стороне реки, указанного командиром взвода. Преодолев примерно половину ширины  Волги, мы получали команду плыть обратно к тому месту, где и заходили в воду.
Очень сильное впечатление произвели на меня занятия по тактике, на которых отрабатывались наступление и оборона. Занятия были разделены на два этапа, по два дня каждый. Находясь в обороне, мы начинали с рытья окопов в той последовательности, о которой я уже упоминал при описании занятий по инженерной подготовке. Здесь добавилось рытьё ходов сообщения в тыл  от переднего края, а также оборудование огневых точек. И здесь нашему взводу опять не повезло больше всех. Дождь лил как из ведра всё время, выделенное на это мероприятие. Да и температура воздуха была значительно ниже климатической  нормы для этого времени года. И вот, когда уже были вырыты окопы и мы «заняли» оборону меня назначили на некоторое  время наблюдателем за передним краем «противника».  Даже присесть и накрыться с головой плащ-палаткой, было невозможно. И вот в промокшей насквозь сверху донизу одежде выполнял свои обязанности.  В это время,  несмотря на все принятые меры, вода струйками в нескольких местах стекала в окоп, и уровень её постепенно повышался,  даже наши юфтевые сапоги промокали  насквозь и стали очень тяжёлыми, что очень портило настроение. И  именно в это время у меня возникла мысль о том, а как же наши родители в годы войны, просидели  в окопах не четыре дня, а  целых четыре года.   Им довелось не просто просидеть, как нам, понарошку, а  ещё и победить ненавистного врага, и  освободить от фашизма не только народы Советского Союза, но и народы Европы. Кроме того, в какой-то момент,  представил себе, что было бы с нами, если бы вдруг ударил мороз,  В этот момент очень одолевала зависть к тем, кто ожидал сигнала к атаке. Они хоть нагреются и на какое-то время забудут о том пронизывающем холоде, который преследовал нас в последнее время, в этих окопах.  Когда мы находились в положении  наступающих, возникли мысли о том, что как трудно выжить во время атаки на передний край противника. Даже те выстрелы холостыми патронами, которыми нас встречала обороняющаяся сторона, вызывали далеко не самые радостные мысли. Выстрел холостым патроном из карабина СКС сопровождается огненным шлейфом длиною около одного метра, а пулемётная очередь из пулемёта РПГ «украшена» двух метровой огненной лентой, встречающей наступающих. К этому вопросу я ещё вернусь, когда буду рассказывать о своей службе  в Сухопутных войсках.
После этих четырёхдневных учений, так хотелось помыться в простой деревенской бане, попариться берёзовым веничком, но холодное лето 1963 года, не позволило даже согреться хотя бы под лучами летнего солнца. Одежда сохла на нас, а мы согревались во время очередного кросса, или марш-броска.
За всю свою жизнь мне удалось помыться более чем  двухстах  банях. Но одно из самых сильных воспоминаний, это баня во время этого лагерного сбора.
На берегу не широкой речушки, впадающей в Волгу, была устроена так называемая баня, состоящая из двух палаток, в каждой из которой, размещались душевые установки по четыре помывочных места в каждой. Сверху над палатками был устроен навес, на котором размещались баки с холодной и горячей  водой (которая нагревалась специальной печкой, находящейся за палатками) Там, наверху, вместе с бочками, сидел один из курсантов и качал воду ручными  насосами. Занятие это, надо сказать, было не из лёгких, а поэтому нередко  получалось так, что к разбрызгивателям шла или только горячая, или только холодная вода. Моющиеся конечно «очень вежливо» просили исправить эти неудобства, что и случалось на некоторое время, а потом всё начиналось сначала.
 Помывка осуществлялась так. Ещё в лагере у старшины мы получали чистое бельё и мыло и строем шли к этой бане. Перед баней выстраивались в две шеренги с интервалом в один шаг. По команде раздевались, аккуратно складывая свою форму, и  по восемь человек заходили в палатки  и мылись. У нас во взводе был Лёва Попов, это был,  очень уникальный человек. Большой умница, отличный стрелок, но очень рассеянный. Создавалось впечатление, что он всегда  чем-то сильно озабочен. Так вот, после одной помывки мы все оделись, а на месте, где мы раздевались, остались одни сапоги.  Зам. ком. взвода поинтересовался  о хозяине этих сапог. В строю не оказалось Лёвы. Соответственно был задан вопрос о его местонахождении. И тут все мы увидели, как на  небольшой подъём, ведущий к палаткам, поднимается Л.Попов. Все начали кричать ему о том, что он забыл надеть сапоги. Лёва, как ни чём не бывало, спокойно  посмотрел на  свои ноги.  Также не спеша,   спокойно вернулся назад,  обул сапоги  и  встал  в строй, При всём при этом, вся форма на нём была надета так, как положено.
Запомнилось и то, как  иногда вечерами  все мы собирались на обрывистом берегу Волги. Это был своего рода клуб, где каждый мог продемонстрировать свои таланты. От рассказов анекдотов, чтения стихов и исполнения песен на стихи, как теперь говорят, поэтов - шестидесятников Окуджавы, Евтушенко, Рождественского и многих других. Самыми  интересными и весёлыми были моменты, когда слегка подвыпившие, приходили  капитан  Комаров и старший лейтенант Гвоздев и  устраивали самую настоящую клоунаду, вызывая у нас, пацанов, буквально  гомерический  хохот.
Для  нас, мальчишек, лагерный сбор дал очень многое. Много времени уделялось там  физической подготовке. Помимо плановых занятий,  много проводилось разного рода соревнований. Дней через десять после прибытия в лагерь, а это было числа десятого июня, проводились соревнования, посвящённые открытию летнего спортивного сезона. Как сейчас помню, мы, уже  не помню с кем, находясь на старте стометровки, после команды: «Марш»,  рванули со старта, а этот момент ни с того, ни с сего ударил снежный заряд, да такой силы, что даже финиша стало не видно. Земля в считанные минуты покрылась снегом,
марш-броски с полной выкладкой, стали настолько привычными для нас, что мы  воспринимали их, как самое обычное дело. Да практически  и весь уклад жизни в лагере и был построен на укрепление нашей физической и морально-психологической  устойчивости. Уже проходя службу в войсках, и беседуя с выпускниками других военных училищ, в которых не проводились такие лагерные сборы, пришло понимание того, насколько важным оказался этот этап нашей учёбы. Там же в лагере мы сдавали и экзамены за первый курс обучения. Последний экзамен как раз совпал с моим днём рождения,  Мне исполнилось девятнадцать лет. Вскоре мы вернулись на зимние квартиры, и на этом закончилась наша учёба на первом курсе.
Время пребывания в лагере запомнилось и ещё одним очень важным для всей страны событием. 16 июня  с утра мы занимались инженерной подготовкой на берегу Волги, дождя в этот день не было, но небо было покрыто тучами. Мы строем шли к палаточному лагерю. Не доходя до опушки леса, в котором и находился этот лагерь, мы услышали, как заработал громкоговоритель на сосне, стоящей  на самой окраине леса, И над лощиной, где проходили все наши практические занятия, зазвучал торжественный голос Левитана. Он вещал о том, что «сегодня 16 июня 1963 года в Советском Союзе произведён успешный запуск космического корабля «Восток-6», пилотируемый первой в мире женщиной – космонавтом Терешковой Валентиной Владимировной», а дальше сообщалась её биография. И оказалось, что наш лагерь находится всего в двух десятках километров от той деревни, где родилась и провела детские годы героиня дня. Только эта деревня расположена на правом берегу Волги, а мы находились на левом берегу. Кроме того, Терешкова В.В. ещё чуть больше года назад работала на текстильном комбинате «Красный Перекоп» и часто бывала в нашем училище.
        Кстати, сказать, надо и то, что в училище сформировалась своего рода хорошая традиция. В дни запуска пилотируемых космических кораблей, свободные в час сообщения о запуске этих кораблей, преподаватели обходили учебные классы и информировали нас об этом. Мы дружно вскакивали со своих мест и во всё горло кричали «Ура». Это был такой заряд патриотизма, гордости за нашу Родину,  и  действительно хотелось делом  ответить на эти достижения в космосе. А главным нашим делом тогда была учёба. Уж не знаю, кому как, а  мне лично хотелось учиться ещё лучше. Что я и делал.
Время отпуска пролетело быстро, так как работы для меня накопилось очень много. Надо было  где-то что-то приколотить, кое-где заменить сгнившие доски,  да и в огороде  пришлось поработать достаточно много. Правда, как принято у нас, обошли  всю родню, а на Ильин день  все родные, конечно, собрались у нас. Во время посещения фабрики, зашёл в кабинет к начальнику цеха Медведеву Николаю Александровичу и долго с ним проговорили на разные темы. Не забыт был  и вопрос о том, что руководство фабрики планировало  направить меня на учёбу в Ивановский текстильный институт.  Если бы  у меня появилось  желание, то можно  было уйти  из училища, и  вопрос мог  быть решён так, как планировалось в прошлом году. Но я категорически отказался  от этого предложения. Он рассказал мне о перспективах развитии фабрики, о предстоящей большой модернизации производства, о том, что намечены серьёзные мероприятия по решению социальных проблем, в том числе строительства жилья, для рабочих  фабрики. Честно говоря, мне понравилось то, что даже спустя год, мне было сделано такое предложение. Значит, он увидел во мне что-то такое, что заинтересовало его, и он имел какие-то виды на меня. Как теперь говорят, мелочь, а приятно. И, немного забегая вперёд, хочу сказать, что с какой болью и горечью на душе,  смотрел на «мертвую» фабрику, когда приехал  на родину в 2010 году. На  ту фабричную проходную, что в люди вывела меня, а это действительно так. Много размышляю  о том, что было бы со мной, если бы не удалось поступить в военное училище.  До сих пор так и не смог, даже сам себе, дать ответ на этот вопрос. Как бы там не было, но курсантская семья, училище стали для меня вторым родным домом. Отпуск подходил к концу, и  меня уже тянуло туда, да и сам Ярославль тоже  хотелось быстрее увидеть, пройтись  по его улицам и площадям, посидеть в тени деревьев на стрелке, и полюбоваться красавицей Волгой  и Которослью, которая впадает  в неё в этом месте.
  После месячной  разлуки с друзьями, мы с восторгом приветствовали друг друга, делились впечатлениями от проведённого отпуска. Несколько дней, остающихся до начала занятий, были посвящены наведению порядка в казарме, работе на территории училища и успели несколько раз съездить поработать на нефтеперегонном заводе.   
В свободное время занимались спортом, играли в футбол, волейбол и другие виды спорта, в зависимости от интересов и склонности к ним каждого из нас. Я, например, много свободного времени отдавал игре в городки, а также занятиям в хоре, в который пришёл ещё в середине первого курса. Практически у каждого из нас было своё хобби  и это здорово помогало переживать тяготы учёбы и службы. Например, Витя  Князев всё свободное время отдавал учёбе игры на гитаре, Коля Седов  был активным читателем в библиотеке. Он перечитал уйму книг, в основном классику, а Шекспира, наверное, знал наизусть, кроме того, он мог прекрасно  плясать. Юра Чернов пропадал в спортзале, он увлекался штангой. Володя Цуканов с Петей Виноградовым посвятили себя художественной самодеятельности, были участниками какого-то инструментального ансамбля и очень часто выступали в городе. Олег Максимук и Гриша Рубан были  прекрасными  гимнастами, участвовали в различных соревнованиях. Толя Атрощенко помимо того, что тоже пел в хоре, так еще любил исполнять, модные в те годы, песни Булата Окуджавы. Лёва Попов занимался пулевой стрельбой, и достиг в этом не плохих результатов, кроме того, отлично разбираясь в радиотехнике и имея хорошие практические навыки в этом деле, часто пропадал  в лаборатории на спецкурсе. Валера Орехов, Коля Белов занимались боксом, Саша  Краснов  «болел» фехтованием, Серёжа Муромцев ручным мячём, Саша Храмков баскетболом, Пусть простят меня остальные ребята, которых я не назвал, но почти у каждого из нас было своё любимое, как теперь говорят, хобби.
Для всех нас большое удовольствие доставляли занятия по автоделу. Кроме мощнейшей теоретической подготовки много внимания уделялось практическому вождению автомобиля, заниматься которым мы  начали, ещё, будучи в лагере,  т.е. на первом курсе.  Окончательно сдали экзамен весной 1964 года и получили права водителя  третьего класса.
К большому сожалению, из второго года обучения каких либо интересных подробностей в памяти  сохранилось очень немногое. Шла планомерная учёба, требующая полного напряжения всех физических и интеллектуальных способностей, определённой морально политической подготовки, которую в нас воспитывали  всем укладом нашей жизни. Хочется отметить на высокие требования к выполнению уставных требований. Это потом очень помогло в повседневной жизни и службе в войсках. Главным правилом для меня стало выражение – не говорить о необходимости соблюдения уставных требований, а добиться чёткого знания уставов всеми категориями военнослужащих, и организации  всей  жизнедеятельности  воинского  коллектива строго по уставу.
В конце второго курса мы на две недели были отправлены на стажировку в войска. Первую неделю мне и ещё двум курсантам представилась возможность побыть в зенитном  ракетном дивизионе недалеко от Ярославля. Дивизион находился  километрах в тридцати  в сторону Костромы  в красивом лесу, в нескольких сотнях метров от дороги Ярославль-Кострома. Там мы впервые увидели, в каких условиях нам придётся служить. Честно скажу, особого восторга  у меня  не возникло. Увидели мы  и то,  в каких условиях находятся семьи офицеров. А у лейтенанта, выпускника нашего училища(1963г.) буквально за пару недель до нашего приезда, сбежала жена, не выдержавшая условий жизни. Видимо она, выходя замуж, планировала, что будет жить, как минимум в Ярославле, а жить в дивизионе, в довольно скромной комнатке  «с удобствами на улице», с  отсутствием возможности найти работу не только по душе, а хотя бы какую-нибудь, в её планы не входило. Поэтому её «горячей» любви  не хватило даже на год. За эту неделю мы очень внимательно присматривались к взаимоотношениям офицеров с солдатами и сержантами срочной службы, между старшими и младшими офицерами. Мне, например, показалось, что они были очень далеки от уставных требований, На мои вопросы  к офицерам по этому поводу, некоторые с ухмылкой отвечали, что это не училище и здесь к соблюдению требований устава совсем другое отношение, нежели в училище. Уже тогда, я дал себе слово, что буду в любой обстановке стараться организовать службу в соответствии с Уставом, насколько позволит обстановка и бытовые условия. От этого тоже многое зависит. Удалось также «ухватить» некоторые моменты  «специфического» отношения к обслуживанию боевой техники и особенно автомобилей. Мне показалось, что и здесь можно было организовать  всё немного по-другому. Уже   после окончания училища, я убедился в правоте моих наблюдений в том дивизионе. И ещё одна мысль пронзила меня тогда. Смысл её состоял в том, что только близость к солдату, нормальные отношения с коллегами, смогут помочь избежать серьёзных неприятностей во всей службе и главное не потерять подчинённых, которых доверили нам их матери.
Вторую неделю стажировки  мы провели в техническом дивизионе. Это подразделение, которое обеспечивает надлежащее хранение полкового боекомплекта ракет, проведение регламентных работ, сборку их и подготовку к отправке в зенитные ракетные дивизионы, полностью  готовыми  к боевому применению. В этом дивизионе нам понравилось больше, хотя он расположен был практически  посередине поля и продувался  ветрами со всех сторон. Во-первых, там  нам понравилась котельная, которая отапливала как служебные помещения, так и дома офицеров. Дело в том, что на территории самого училища, прямо под окнами нашей казармы, была  котельная, обогревающая все помещения, расположенные на территории училища. Мы, курсанты, периодически  назначались в наряд в эту котельную, которая представляла собой сооружение давным-давно отжившее свой век, а работа кочегара в ней походила на каторгу. Огромные четыре котла надо было топить каменным углём, подвозя его в большой ёмкости, подвешенной на цепях к монорельсу, находящемуся на высоте метров в пять. Длинные (более 3 метров) шуры, которыми приходилось шуровать (перемешивать) горящий каменный уголь, были очень тяжёлыми, а чтобы поддерживать нужную температуру, приходилось работать очень активно, так как в угле было много  всяких не горящих примесей,
Короче говоря, сутки работы кочегаром  выматывали так, что на следующий день на  занятиях, я, например, был никакой, это,  во-первых, а во- вторых,  душевой  ни в котельной, ни в казарме не было, а холодной водой отмыться после суточной работы в кочегарке, было очень трудно.  И, в-третьих, за сутки так надышишься каменноугольной пыли, что потом несколько дней отхаркиваешься чёрными сгустками. И, наконец, в-четвёртых, рабочее место кочегара было метра на три с половиной ниже уровня земли, а стёкла в  окнах  были постоянно разбиты, так, что сквозняк был сильнейший и после отработки в котельной (я бы лучше называл её кочегаркой) болела голова, а на лице проступала простуда (герпес), который очень медленно заживал. А с герпесом на лице, даже если подошла очередь, в увольнение не пойдёшь
Вообще второй курс для меня,  наверное,  был самым интересным и активным, Очень часто приходилось ходить на репетиции хора, также участвовать в концертах в городе. Дважды  удалось даже выступать на главной сцене города, в знаменитом театре им. Фёдора Волкова. Вообще, на мой взгляд, пение в хоре и  исполнение строевых песен  в строю,  даёт сильную подзарядку организму бодростью, укрепляет веру в свои силы, порождает уверенность в том, что в составе этого коллектива тебе под силу решение любых задач. Это моё личное ощущение, С удовольствием и часто вспоминаю, как на сцене театра мы исполняли песни «О Советской Армии» и « Есть на Волге утёс». Огни  рампы ослепляли нас так, что зрителей в зале было совершенно не видно, И только когда заканчивалось исполнение песни, гром зрительской овации говорил о том, что зал полон зрителей. А художественный руководитель хора, он же дирижёр училищного оркестра, майор Степаненко,  перед тем, как повернуться лицом к зрителям, поднимал   вверх большой палец правой  руки и мимикой говорил нам  «молодцы». Это было здорово! Выступали  мы  в домах культуры моторного и автомобильного  заводов, в педагогическом институте и многих других местах, И везде   наши выступления  имели огромный успех.
Одно время мне поручили ходить в одну из школ города, расположенную недалеко от училища, и исполнять там своего рода  роль вожатого в седьмом классе. После нескольких походов в эту школу стало понятно, что это будет мешать моей учёбе, так как прийти в школу надо было хорошо подготовленным по какому-то конкретному вопросу, чтобы что-то полезное сказать детям, увлечь их интересным делом, а не просто заполнить свободное время.  В училище нам, вожатым никаких инструктажей и помощи не было. И я отказался от этой нагрузки.
Во время второго года обучения в училище нам часто стали  организовывать культпоходы  в театр  на спектакли. Цена билетов была чисто символическая. До этого  мне никогда в театре быть не приходилось, и поэтому очень понравилось,  не просто бывать там, а по - серьёзному переживать,  вместе с другими зрителями,  те коллизии, которые  разворачивались  на сцене.
Места нам выделялись на балконе, но когда в партере  или   в  ложах были  свободные места, сотрудники театра не препятствовали  нам и мы  устраивались там и «как порядочные» созерцали то, что происходило на сцене.
На всю жизнь запомнился мне такой культпоход 26 апреля 1964 года. Давали  представление «Судьба индейка». Мы  четверо с балкона  перешли в ложу третьего яруса, Отсюда была значительно ближе сцена и  виден практически  весь партер, бельэтаж и амфитеатр. Осматривая с высоты партер, я обратил внимание на двух девушек, сидящих примерно в десятом или одиннадцатом ряду, Одна из них была блондинка с длинными волосами, а вторая брюнетка с очень аккуратной причёской  завитых волос. Что со мной случилось тогда? До сих пор не пойму! В этот вечер я больше ничего не видел, ни спектакля, ни зрителей  в зале, даже девчонок, которые после антракта перебрались к нам в ложу.  Всё время смотрел вниз на эту девушку. И  досмотрелся  до того, что она почувствовала это, и тоже периодически  и она, и блондинка стали посматривать в сторону нашей ложи, 
 Во время антракта  на  втором этаже прекрасно играл духовой  оркестр и многие с удовольствием танцевали. Преодолевая свою природную стеснительность, я всё-таки отважился  пригласить эту брюнетку на вальс. Танцевали мы довольно легко, но, тем не менее, я умудрился наступить  ей своим хромовым  сапогом  на ногу, под самый конец  вальса. За время танца ни я, ни она не сказали друг другу ни слова, кроме слов извинения за свою неуклюжесть. Больше я  не решился её пригласить,  но наблюдал  за ней со стороны,  увидел, как к ним подошёл один из наших курсантов и начал разговаривать с блондинкой. Антракт закончился, и  мы вернулись на свои места. И опять все мои взоры  были направлены в сторону так приглянувшейся  мне девушки. И там  же у меня появилась мысль, что она  будет моей женой.
После окончания спектакля  нас быстро построили, и  мы чёткими рядами отправились в родное училище. Девушку эту  мне так увидеть и  не удалось, как я ни пытался смотреть  по сторонам. С этого момента, в буквальном  смысле слова, для меня началась новая жизнь. Я потерял покой, все мои мысли были заняты только тем где и как,  найти эту девушку,  Перед  праздником 1  Мая  у нас каждый день проходили тренировки  к параду на центральной  площади города. Но мысли и во время тренировок не покидали меня ни на минуту. И вот наступил  праздничный  день. Всех нас, участников  парадного расчёта, построили  и  под бравурные звуки марша повели на площадь. Моё место в строю, было,  правым крайним  в третьей шеренге. Мы, чётко чеканя шаг, идём по городу, тысячи людей смотрят на нас, а я во все глаза смотрю, не увижу ли я ту, которая так запала в мою душу. На одном из перекрёстков оркестр перестал играть, и нам стало слышно, о чём говорят люди, стоящие на обочине дороги. И вот наблюдаю такую картину. Маленькая  девочка, лет шести, трогает маму  за  руку и спрашивает; «Мама, а когда люди пойдут?» И  мы, идущие впритык к правой обочине дороги, на расстоянии  вытянутой  руки от стоящих горожан, дружно засмеялись. Вот так, маленькие дети, а может и не только они, нас за людей не считают. Конечно, это была шутка, но,  тем не менее,  несколько дней  потом мы потешались над этим и словами девочки. Да и в памяти эта фраза осталась на всю жизнь. Все праздничные мероприятия мы отработали хорошо, снова стояли  разделительной линией между идущих к площади колонн. В этот раз я стоял  на тротуаре, а это было намного легче и не так жарко,  Погода в тот день была прекрасная, ярко светило солнце и не было ветра. После  окончания демонстрации мы вернулись в училище и все участники парадного расчёта, кто пожелал, получили право пойти в увольнение. Конечно же, я тоже пошёл, в надежде встретить свою зазнобу. Ходили мы по городу втроём. На так называемом, Бродвее, что идёт за   театром  в сторону  Красной  площади, группа девушек подошла к нам и поздравила нас с праздником, похвалили  нас за парад.
 Мы с шутками и прибаутками  двигались в сторону Красной  площади. За разговорами, я уже  поздно заметил, что навстречу  нам прошли  те  две девушки, которые были в театре. Сказав одному из наших ребят, что ухожу от них, но он тут же сказал об этом всем остальным и меня стали   уговаривать, чтобы я остался. Но, настояв на своём, я всё-таки ушёл. Быстро пошёл  вслед ушедшим, так нужным  мне девушкам, но они  как испарились.  Сделав несколько кругов вокруг театра, прошёл по близлежащим улицам, но всё было напрасно, Найти мне их не удалось. Ещё немного  побродив по городу, решил  вернуться в училище. Когда  пришёл в казарму, ребята спросили,  что со мной случилось. Я,  никому ничего не сказал, быстро переоделся и пошёл  играть в городки. Сыграл несколько  партий «на интерес», этот интерес был компот. В тот день  мне удалось  выиграть пять компотов. На следующий день в обед  все проигравшие принесли  свои   компоты на наш стол. 
Столовая  наша была похожа на приличный ресторан. Квадратные столы на четырёх человек, покрытые белой накрахмаленной  скатертью, стаканы в подстаканниках, ложки, столовая и чайная, вилка всё  из нержавейки, положены на специальной  подставочке  у каждого. Так вот на столе стояло девять стаканов компота.  Стол, за которым мы сидели, стоял четвёртым от входной двери у центрального прохода. В этот день начальник училища полковник М.А. Фоминский  с несколькими офицерами, зашёл  в столовую проверить, как нас кормят. И, проходя мимо нашего стола, заметил на столе много стаканов  с компотом. Подойдя к столу, он поинтересовался, почему у нас так много компотов. Кто-то, из сидящих со мной, доложил, что это выигранные компоты. Тогда  полковник спросил, кто и в какую игру  выиграл их. Я  встал  и доложил, что это мой  выигрыш  в городки, Один офицер   из окружения начальника училища пошутил, зная, что тот любит играть в эту игру,  сыграйте, мол с ним на компот. И, к нашему великому удивлению, начальник училища согласился. Он предварительно спросил меня, готов ли  я сыграть с ним. Что мне оставалось делать? Конечно, не согласиться я не мог.   Он сам определил и  день, и время игры. И  после этого  со своей свитой  пошёл дальше по столовой. Кстати сказать, кормили нас в столовой очень хорошо. Кастрюлю или бачок с первым блюдом  на четырёх человек, хлеб и компот ставили на стол заранее, а второе разносили официантки.
И, когда в 2005 году, впервые после выпуска  мне довелось посетить училище, то  не  увидел этой столовой, в ней сделали спортзал. А в новой столовой, увидев грубо  сваренные столы   на десять человек, с намертво приваренными скамьями, все мы посетившие эту столовую были ужасно расстроены  увиденным.  Когда  же увидели  алюминиевую посуду и такие же ложки, нам  стало совсем тоскливо. Как же так, у нас, в среднем училище была такая красота, и даже в войсках во многих частях столовые стали такие же,  как были у нас в годы учёбы, а здесь, уже в высшем учебном заведении такая древность?  Просто уму не постижимо, Я высказал своё мнение заместителю начальника   училища по  воспитательной  работе полковнику Виктору Аркадьевичу Шубину, с которым мы служили в Брестской  зенитной ракетной бригаде  в 1980- 81 годах. Он сослался  на  указания «сверху».
Так вот, в назначенные полковником  Фоминским М.А.  день и  время, мы встретились на спортивной площадке. Он пришёл чуть позже меня, но в таком же трёх рублёвом тёмно-синем трико и кедах со своими битами. У меня тоже были свои биты, которые  сам сделал в мастерской  на цикле производственного обучения. Договорились, что будем играть три  партии. Первую партию я проиграл, с отставанием на полторы фигуры, Вторую удалось выиграть с большим трудом с разницей в два или три городка. Третью партию, на мой взгляд, начальник училища сдал мне. Хотя она тоже не была простой. На следующий день во время обеда к нашему столу, со стороны раздаточной, вышла официантка с подносом в правой руке, на котором  в подстаканнике стоял стакан компота, накрытый салфеткой. Для большинства, находящихся в столовой, было совершенно непонятно, что происходит. Но многие накануне были свидетелями нашего «сражения», так что к концу обеда почти все знали, что к чему.
Всё происходящее, тем не менее, не затмило для меня главную проблему, где и как найти девушку. Советуясь с  Анатолием  Атрощенко и Колей Седовым, мы придумывали разные сценарии, и тут же,  подумав, отвергали один за другим. И тут я вспомнил о том курсанте, который разговаривал с ними во время антракта в театре. Этот курсант был из четвёртой батареи, и я отправился на его поиски. Дня два мне пришлось ходить  в четвёртую батарею, но  его никак не мог найти, так как  не знал  ни его фамилии, ни  имени. Но терпение и труд, всё перетрут,  На третий день я встретился с ним. Оказалось, что блондинка была сестрой  майора Юдина Владимира Ильича начальник физической подготовки и спорта училища. Но и тут случилась заминка. Он был в отпуске. И даже в Ярославле его не было. Пришлось ждать, но это была уже  беспроигрышная зацепка. Прошло около месяца, Дело шло к экзаменам за второй курс. За  какое-то совершённое нарушение,  мне было «ласково» сказано, чтобы я месяц не подходил по поводу увольнения в город. И как раз в это время появился Юдин В.И.. Сломя голову помчался к нему, и  изложил суть своей проблемы. Он назвал мне адрес, сказав, что там их живёт «целая баскетбольная команда». В увольнение пойти я не мог, в самовольную отлучку не ходил, даже и думать об этом не мог, так как  учился хорошо, и в принципе  для  меня не было проблем с увольнением. Но за всё надо платить, вот и платил за прегрешение, в котором виноват был сам. В ближайшее воскресенье в увольнение пошёл  Толя Атрощенко и я, заранее написав письмо к незнакомке, передал его Толе и попросил отнести  по указанному на конверте адресу, подробно описав внешний вид девушки.
Толя ушёл, а у меня в ушах всё звучала песня  про прекрасную  девушку Антонину Петровну, которая согласно прописке жила в Москве, И главное финал этой песни.    Что это серьёзное дело нельзя доверять никому. Но у меня больше не было сил ждать. И вот пришло время возвращения из увольнения Толика, а его всё нет и нет. А он, «нехороший» человек, решил  помучить меня, Но  всему приходит конец. Пришёл конец и моему ожиданию. Толик рассказал, как он нашёл деревянный дом,  стоявший  в глубине, за деревянным забором. Это было совсем недалеко от училища. В этом доме жило четыре  семьи. Он «мужественно» разобрался в ситуации и всё-таки попал в нужную квартиру, в которой жили четыре девушки.
  По его словам в квартире был устойчивый запах лекарств. Зайдя в эту квартиру, он кратко изложил суть задания, которое было доверено ему. Держа конверт в руках, он «потребовал» выходить к нему по одной, внимательно всматриваясь в каждую. Троих он оставил без всяких надежд, и только четвёртой, вышедшей из второй комнаты, красной от смущения, как варёный рак,  он вручил послание и сказал, что будет ждать ответа. Девушка опять ушла в свою комнату, и, прочитав послание, сказала, что ответа не будет. Вежливо извинившись, он  попрощался и ушёл по своим  делам.
Недели через две с меня было снято табу  на увольнение, и мои ноги понесли меня  по запомнившемуся на всю жизнь, адресу. Не помню, с цветами я пришёл или нет, но всё-таки наша первая встреча состоялась.  Мы познакомились, оказалось, зовут её Люба, а остальные были Аня, Руфа и Роза, Посидели, о чём-то поговорили, а потом  втроём пошли в город. С нами была та самая блондинка, сестра майора Юдина – Руфа. Кстати мы очень долго так и ходили втроём, И в голове тогда у меня  звучала песня  «Приходи на танцы без  подружки,/ Почему ты ходишь ни одна, / Ну зачем тебе её веснушки,/ Для чего тебе она». Но вслух эту песню в силу «природной» скромности произнести не отважился сказать никогда. Так втроём и ходили почти десять месяцев, пока не поженились 15 февраля 1965 года. Как потом выяснилось, для  Руфы, это было полной неожиданностью.
Примерно через месяц после нашей первой встречи с  Любой, я написал письмо Тае Фоминой, В этом письме я проинформировал её о том, что встретил девушку, которую
полюбил с первого взгляда. Извинился перед ней и предложил остаться, если это возможно, добрыми друзьями. Ответа на это письмо я, так и не получил. Уже потом, спустя много лет, во время отпуска, пришёл на родную фабрику, где случайно встретился с Таей и объяснил ей всю ситуацию. Что  по сути дела, между нами, кроме переписки, ничего не было. Да и  этот разговор между нами был первым  и  последним.
Между делом  подошло время экзаменов. У меня сложилась традиция: после каждого экзамена сходить на почту и попросить у женщин разрешения позвонить в город, чтобы  доложить о сданном экзамене. С этого момента ни по одному из экзаменов, я кроме пятёрки никаких оценок не получал. И этим заслужил право ходить в увольнение тогда, когда мне захочется. Так, что в итоге  по окончанию училища  получил диплом  с отличием, и в этом  большая заслуга Её  Величества Любви, которая пронзила меня к этой прекрасной  девушке по имени – ЛЮБА.  А работники почты, каждый раз, когда я заходил к ним, чтобы позвонить, шутили: «Ну что отличник, опять пришёл докладывать  своей зазнобе об очередной  пятёрке!» Красный как рак от стеснения, тем не менее, набирал её номер телефона и докладывал, а может просто информировал об очередной пятёрке.
           Успешно закончив второй курс, мы попрощались  с  Любой. Я уехал в отпуск. Выбора, куда ехать не было, только домой. Хотя уже и тогда среди нас появились те, кто  ездили отдыхать  на  юга. Хотя таких, было ещё  очень мало.
Отпуск, как всегда, пролетел очень быстро, и мы снова встретились в стенах родного училища. У многих в жизни произошли серьёзные перемены, они обзавелись семьями, том числе и мой друг, Толик. Причём он преподал мне это так, что у меня мороз по коже пошёл. Когда он сообщил  мне, что он женился, на мой вопрос: « Как зовут твою жену?»  Он, как бы, между прочим, ответил, что на Любе, и так пронзительно посмотрел на меня, что тот самый «мороз» и погулял по моей коже. Мы то, с  Любой ещё не виделись. Но, увидев, как я  отреагировал на его слова,  он успокоил меня и подробно рассказал, что это произошло в последний  день отпуска, и  поведал  все подробности  этого события.
Начался очередной  год нашей учёбы, который с самого начала отличался от предыдущих двух лет, не только тем, что это ПОСЛЕДНИЙ год, а ещё целым рядом причин  обуславливающих его особенный  характер.
Пожалуй, самым главным определяющим фактором  этого года была, начавшаяся  война США против ДРВ. После провокации американских военно-морских сил в Тонкинском заливе, смысл которой состоял в том, чтобы  спровоцировать ДРВ на применение вооружённых сил против американских  кораблей, начавших систематически нарушать территориальные воды ДРВ с июля 1964 года, что, в конце - концов, и произошло, Вьетнамские катера  применили оружие против американского крейсера. С точки зрения американцев это и стало поводом к тому, что с 5 августа 1964 года начались активные бомбардировки территории Демократической Республики Вьетнам. На первых порах  американские самолёты  безнаказанно вторгались в воздушное пространство  этой страны и бомбили, что хотели, практически  не неся потерь от вьетнамской зенитной артиллерии. Тогда руководство страны обратилось за помощью к СССР и вскоре на пути американских самолётов встали  зенитные ракетные дивизионы, поступившие из нашей страны  вместе с боевыми расчётами. Первые пуски наших ракет наносили колоссальный урон американской авиации, основу которой на первых порах составляли  «летающие крепости» Б -21 ещё времён второй мировой войны. Почувствовав эффективный отпор, американцы стали направлять на боевые задания реактивную авиацию, но и это мало, что изменило в положении дел. Через некоторое время пришлось американцам в корне менять тактику ведения боевых действий. Но и вьетнамская сторона, опираясь на помощь Советского  Союза, тоже наращивала  боевую мощь своей системы  ПВО, как в техническом плане, так и в подготовке личного состава, который приобретал опыт боевого применения новой  для них военной техники. Учились вьетнамские ракетчики не только на специально созданных курсах, но и непосредственно  во время отражения налётов самолётов США. Они  стояли за спинами наших операторов, наблюдали за действиями  наших боевых расчётов и всё чаще сами садились на места операторов станций обнаружения и наведения ракет, а также осваивая мастерство заряжания ракет на пусковые установки, и другие военные  специальности,  необходимые для достижения победы над врагом. А враг был очень сильным и коварным, ведущим беспощадную войну на уничтожение не только  вооруженных  защитников страны, но и мирного населения, не смотря на пол и возраст  людей. Методы были буквально кощунственными, от обычных бомбардировок и обстрела из авиационного вооружения, до полива джунглей, сельскохозяйственных угодий, городов и деревень  высокотоксичными отравляющими веществами и напалмом, которые практически  испытывались на живых людях, причиняя им жестокие страдания. Кроме этого, над территорией ДРВ сбрасывались десятки тысяч, а может и миллионы мин - ловушек замаскированных под  транзисторные радиоприёмники, продукты питания, детские игрушки и многое другое, находя которые, население получало серьёзные ранения, увечья, а нередко, особенно дети, многие погибали. Хотели мы того или нет, но эта война касалась непосредственно и нас. На занятиях и тренировках мы отрабатывали как теоретические вопросы более эффективной борьбы с авиацией противника, так и практические навыки, которые могли  нам пригодиться в реальном бою. Особенно большое внимание   стало уделяться отработке такой жизненно важной для нас, ракетчиков задаче, как смена боевых позиций зенитных ракетных дивизионов. Устраиванию  засад, когда после передислокации ЗРДН,  боевая работа шла без включения станций разведки и целеуказания, а включались только станции наведения ракет и  сразу при обнаружении цели, производился пуск ракет.
Забегая вперёд, отмечу, что многие из нашего выпуска через некоторое время оказались во Вьетнаме  и проявили себя с самой лучшей стороны, а некоторые  там  пролили свою кровь, выполняя интернациональный долг. Так, мне пришлось лично принимать участие в организации похорон старшего лейтенанта Бриндикова. Правда, он не был выпускником нашего училища. Он  погиб во время налёта американских самолётов Б-52, которые «посыпали» позиции зенитных ракетных дивизионов тысячами шариковых бомб. От одной таких бомб и погиб этот офицер. Родом он был из Могилёвской области  и похоронен в деревне в километрах сорока от города Орша, где я тогда служил. 
В 1970 году во время нахождения на лагерном сборе абитуриентов в Харьковскую академию ПВО им. Говорова  мне довелось жить вместе с офицерами, прослужившими во Вьетнаме по году и более. Некоторые из них были обожжены напалмом и  получили  ранения от шариковых бомб,  и  почти  все страдали астматическими заболеваниями от отравляющих веществ, применяемых авиацией США. Они  не очень охотно рассказывали  об ужасах этой войны.
Во-первых, со всеми вернувшимися  из горячих точек мира, всегда проводилась работа специалистами  соответствующих служб, а во-вторых, не всем было приятно переживать те муки и страдания, которым они подвергались там.
Нам, мальчишкам,  помогали понять, что происходит во Вьетнаме офицеры училища. Особенно активную работу проводил  подполковник Смолин Григорий Тимофеевич, который не реже двух раз в месяц приходил в казарму, собирал нас в Красном уголке (Ленинской комнаты у нас в казарме не было)  и подробно информировал всех о происходящих событиях в мире и в особенности во Вьетнаме. К сожалению, на занятиях по чисто военным дисциплинам об этом говорили мало, так как война только началась, и какого-либо подробного научного анализа ещё сделано не было. Да и в средствах массовой информации о том, что наши военные практически принимают участие в боевых действиях в этой стране, тоже не было. Наши газеты и радио сообщали, что это сами вьетнамские военные сбивают самолёты США.
Второй особенностью последнего года нашей учёбы стали решения Октябрьского (1964 г) Пленума ЦК КПСС, который освободил от должности Н.С. Хрущева  и  в очередной раз  круто изменил  направление как внутренней, так и внешней политики страны. На смену критике культа личности Сталина, пришла активная критика волюнтаризма. А ведь из нашей памяти ещё не были  вытравлены те дни, когда нас учеников начальных классов, заставляли из всех учебников вырывать портреты И.В. Сталина. И вот через десять лет, нам, уже повзровслевшим, вновь предлагают очередную кампанию критики, очередного партийного и государственного руководителя. 
Мне ещё часто  вспоминалось, как плакали  по Сталину моя бабушка и соседка, тётя Соня, но после  того, как сняли  Н.С.Хрущёва, что-то ни у кого слёз на глазах я не видел. Может это потому, что  был в армейской  среде, где среди  командного состава было  ещё много фронтовиков, которым  «развенчание» Хрущёвым Сталина  и Жукова было явно не по нраву. А ещё и политика Н.С Хрущёва по отношению к армии, и особенно к офицерскому корпусу, вызывала  открытое недовольство, Тысячи офицеров были уволены из армии  без каких – либо видов на дальнейшее, более или менее  благополучное, существование. И даже уже  во время нашей учёбы было уволено несколько офицеров, в том числе и наш командир взвода капитан Комаров и командир 33-го взвода капитан Пятычев. Которые были не просто уважаемы, а по- настоящему любимы  нами. Надо честно признать, что их увольнение так сильно повлияло на нас, что несколько человек подали рапорта на отчисление из училища и были отчислены. Только из нашего взвода  уволились Густов, Орехов, Аджиев, причём, Густов и Аджиев  поступили в училище, прослужив в армии  по два года, и они застали последнее Хрущёвское сокращение офицеров, видели их страдания, а у некоторых даже  были и слёзы на глазах в момент прощания с коллективами. К таким  относились те, кому оставалось до пенсии буквально несколько месяцев. Причём иногда политика проводимых сокращений носили поистине изуверский характер. Тех, кто просился уволить, не увольняли, а  наоборот отправляли служить в отдалённые гарнизоны, а  зачастую и вообще в другие рода войск.
В 1965 году мне довелось встретиться с одним из таких офицеров, будучи на войсковой стажировке перед выпуском из училища. Это был старший лейтенант Засыпкин, переведённый из авиации к нам, в зенитные ракетные войска войск ПВО страны, на должность командира стартового взвода. Что он только не делал, чтобы его уволили, в какие бы  инстанции не писал писем, ничего не помогало, А ему в городе Краснодаре даже держали место для работы на одном из серьёзных предприятий города, как раз по его военной специальности техника-авиатора. Не помогали и просьбы отца-фронтовика  в адрес министерства обороны.  А сколько таких было? Они и сами не хотели служить, и другим офицерам, особенно молодым, отбивали охоту к службе. Это оказывало самое непосредственное  негативное влияние на воспитание личного состава.   
Считаю, что первые признаки, так называемой дедовщины, стали проявляться именно тогда, а массовое распространение получила она с приходом в армию «двухгодичников», выпускников гражданских ВУЗов, из которых только единицы служили по совести, а основная масса «отбывала» время. Несмотря на усилия командиров и политработников, партийных и комсомольских организаций. Мне представляется, что если бы кто-либо взялся  написать книгу об этой категории офицеров, то мог бы получиться очень «интересный» продукт литературного творчества, в духе сегодняшних дней вытаскивания на свет всякой грязи.
       И так, закончилось время «царствования» гонителя офицерского состава и кукурузных дел «мастера», автора очередной, грабительской  для народа, денежной реформы. Начинался новый период в развитии нашей страны.
Забегая вперёд, хочу сказать; «Лично я считаю, что период с конца шестидесятых, до начала восьмидесятых годов прошлого столетия, был Золотым веком не только для советского народа, но и за всю истории России, никогда и ни при каком правителе, народ так хорошо не жил и не имел таких свобод и привилегий. Я  имею  в виду, прежде всего, простой  народ-труженик».
Этими своими мыслями  мне я неоднократно  приходилось  делиться  с ветеранами  войны и труда и все, с кем мне приходилось беседовать на эту тему, были согласны со мной.
       Даже нам, курсантам, находящимся на казарменном положении, были видны изменения  в  жизни страны. Значительно улучшилась морально - политическая обстановка  в коллективах. Да и в стране в целом, об этом нам сообщали в письмах родные и  близкие, друзья и  подруги.
       Учёба шла своим чередом. По вечерам в казарму всё чаще приходил Григорий Тимофеевич Смолин и подробно рассказывал нам об эскалации войны во Вьетнаме, о героизме вьетнамцев в борьбе с главным мировым разбойником – США.
Потомки преступников, бежавших на территорию нынешних Соединённых Штатов Америки из многих стран мира, в 18 и 19 веках, которые с молоком матерей впитали преступную идеологию.  Они уже не кольтами и винчестерами, а  вооружённые самым современным оружием, в том числе атомным, химическим и биологическим   учиняют разбой уже не  на ранчо и в прериях своей страны, а по всему миру.
 К годовщине Великой Октябрьской социалистической  революции  мы  настойчиво тренировались в послеобеденное время. После нашего прохождения тожественным маршем и  демонстрации тружеников  Ярославля,  мы как обычно получили право на увольнение. Отмечали   праздник  у девушек в доме № 73  на улице  им. Емельяна Ярославского. Было очень весело и интересно. Танцевали под радиолу, которая была у девчат в квартире. А вечером всей большой кампанией пошли на вечер отдыха, который проводился у нас в училище. Там тоже скучать не пришлось. Играл училищный духовой оркестр, мы с Любой,  вдоволь натанцевались вальсов, которые любим до сих пор.
На следующий день в составе училищного хора мы выступали в доме культуры моторного завода, а после концерта был устроен бал, во время которого  очень пожалел, что не сказал Любе, где буду 8-го ноября. Дело шло к зиме, город  накрыло белым саваном, было залито много катков, где можно было покататься на коньках.
Практически  во время каждого моего увольнения в город, мы с Любой ходили на один из катков, где прекрасно отдыхали, но больше всего нам понравился каток, залитый в парке имени 16-го партсъезда. То ли потому, что этот парк был ближе всех и к училищу и к Любиной квартире, то ли потому что мы приходили на этот каток, когда была прекрасная погода. А скорее всего потому, что там часто  из репродуктора звучала   песня: « Я не вижу, как идут прохожие, / Я не вижу, как кружится снег,/ Он назвал меня своей хорошею,/ И сказал, что я красивей всех/.» И действительно, эти  слова я не единожды произносил во время наших встреч. Да  и сейчас мы с Любой от них не отказываемся.
По мере приближения  Нового года, у меня всё чаще и чаще возникала мысль о том, что нам необходимо соединить наши судьбы,  Но в открытую  никак не хватало смелости сказать это Любе, Было страшно от того, что если она откажет, то все мои  мечты о нашей совместной жизни лопнут, как мыльный пузырь. И вот, в одно из очередных увольнений, где-то в двадцатых числах декабря, когда мы гуляли с ней по городу, я постепенно подводил её к дворцу бракосочетаний. А когда до него оставалось метров сто,  предложил ей зайти погреться в здание, на первом этаже которого ярко горел свет. На улице было довольно прохладно, и она согласилась. Вывески на стене не увидела, когда мы зашли в фойе, то сразу поняла, куда  мы зашли. Обозвав меня каким-то непотребным  словом, она пулей вылетела на улицу, и направилась в сторону моста через Которосль, то есть в сторону дома, причём, не подпуская меня  к себе ближе, чем метров на тридцать. Так мы  прошли более полутора километров, а подойдя к калитке забора, Люба сказала, чтобы я шёл в казарму, повернулась и бегом побежала к дому, находящемуся в глубине двора.
 Случилось то, чего я больше всего боялся. Наступил Новый год. Мне разрешили сходить в увольнение, и я, конечно же, отправился по известному адресу. Но Любы дома не оказалось, девчата сказали, что она уехала в Ленинград. О причине никто ничего мне не сказал.  Пригласил  всех к нам на вечер танцев, но согласилась пойти только Руфа. За весь вечер  на  не единожды заданный мной вопрос, зачем поехала Люба в Ленинград, Руфа так
и не ответила. Проводив  неё  домой после танцев, вернулся в казарму, а в голове творилось что-то невообразимое. Остаток ночи  провёл  в глубоких  раздумьях, Но полная неясность ситуации, только усугубляла моё состояние. Никому из друзей  ничего не сказав, решил, что всё выяснится во время очередного увольнения. Но и при первой встрече в новом, 1965 году, выяснить ничего не удалось.
Во время очередной прогулки по городу, проходя мимо одного из зданий, я увидел вывеску, что это ЗАГС и предложил Любе зайти туда. Она, к моему удивлению, согласилась. Войдя в помещение ЗАГСа, мы подошли к одной из сотрудниц и спросили, можно ли подать заявление на заключение брака. Женщина внимательно посмотрела на нас  и тихо ответила, что их учреждение регистрирует только покойников, (т.е. выдаёт свидетельства о смерти). Нам это явно не подходило и, вежливо попрощавшись с сотрудницей, вышли на улицу, где разразились гомерическим хохотом. Через неделю мы пошли уже в тот самый дворец бракосочетаний, где были в первый раз. В этот день подали заявление. Нам определили дату росписи -15 февраля.
Впереди предстояла сессия за пятый семестр обучения. Все экзамены были сданы на «отлично». Все поехали в отпуск, и для меня встал вопрос, кого же взять в свидетели. Коля  Седов и Толя Атрощенко спешили  к своим жёнам, Ярославцев среди нас никого не было, и только Саша Краснов, родом из Костромы, согласился приехать, что и сделал. За что ему, мы с Любой, очень благодарны. Время регистрации нам было назначено на 16 часов. Люба с утра  поехала на рынок купить мяса и ещё кое-каких продуктов. А с ними в те годы была очень напряжённая обстановка. Надо было выстоять большую очередь. Но мир не без добрых людей, и одна  женщина, узнав, зачем  и  по  какому    поводу стоит Люба, уговорила людей, стоящих в очереди, пропустить её вперёд. В ресторане «Москва» было заказано заливное и мы после возвращения Любы с мясом, поехали  за этим заливным. Но в ресторане вышла какая-то заминка, и нам пришлось долго ждать. Впереди ещё было много дел, а время уже поджимало. Любе ещё предстояло сделать причёску, и она помчалась в парикмахерскую, а я через некоторое время, получив заливное, поехал домой.
Буквально через несколько минут после моего приезда с заливным, появился Саша Краснов, Он приехал из Костромы, одет был в шикарный костюм, его кудрявые волосы были аккуратно подстрижены, и  вообще он излучал какую-то доброту и теплоту. В комнате мы  были вчетвером: я, Саша,  Руфа Юдина и Роза Кузахметова,  приближалось время регистрации нашего брака  в ЗАГСе , а Люба всё ещё не приехала из города. Все мы начали переживать, волноваться. В какой парикмахерской она делала укладку, никто не знал. Саша Краснов предложил выпить «по граммульке», все согласились, выпили,  через некоторое время  ещё раз выпили. И так продолжалось несколько раз.
 Любы всё не было. Тогда Руфа и говорит мне:  «Лёня, давай я надену свадебное  Любино платье и поедем в ЗАГС».  Категорически  отказавшись  принять  это предложение и выпив ещё раз, мы продолжали  ждать  Любу. Наше ожидание было вскоре     вознаграждено, Люба       вернулась и, быстро переодевшись    в свой  свадебный  наряд, была готова отправиться  в свой    последний  девичий путь.
Все быстренько оделись  и пошли на улицу. Попытка поймать  такси успехом не увенчалась,  и  нам пришлось сесть на трамвай,  и со всеми остановками, добираться до ЗАГСа. На ближайшей к этому заведению остановке мы все благополучно  вышли,   и  учащённым    полушагом   направились  к месту регистрации новой советской семьи.  Войдя в холл этого уважаемого заведения,  мы увидели совсем не весёлые  лица ожидающих нас там   Любиных коллег-начальников по работе в областном аптекоуправлении: Лидию Михайловну и Тамару Николаевну,  которые   преданно ждали нас всё это время. Но поскольку наше настроение было подогрето определённым количеством спиртного во время ожидания, мы не очень почувствовали их совсем  не праздничного настроения. За опоздание   нас немного  пожурили, но, тем не менее ,всю процедуру регистрации нашего бракосочетания  провели по всем правилам. После правильных речей  мне и Любе предложили расписаться  в книге регистрации, что мы   и сделали, у меня, правда, это вышло с определённой заминкой, я не сразу понял в какой графе надо расписываться.
После росписей в книге  нам предложили поздравить друг друга с этим    знаменательным   событием. Я с большим  воодушевлением  взял  Любу за руку и стал её  пожимать  слегка потряхивая, но услышав, что это надо делать крепче, я тут   же   выполнил это пожелание. И, сжав   руку Любы   покрепче уже двумя руками, стал трясти её посильней. И только, как теперь говорят после того, как взял помощь зала, понял, что надо прижать к себе и поцеловать свою любимую, с большим  удовлетворением  проделал и эту процедуру. Потом уже были бокалы с шампанским и поздравления присутствующих друзей и коллег и конечно   новые   поцелуи.
После    окончания    регистрации все   мы  на  такси отправились   в общежитие, где   жила Люба с девчатами. А там   нас ждал   уже накрытый стол, подготовленный руками Розы и пришедшей ей на помощь Ани Алфёровой,  которая  тоже  жила   в этой   же   квартире. Застолье   было немногочисленным,  но  очень  весёлым  и  продолжалось оно  два  дня. Вот так началась  наша  долгая семейная, и, я считаю, довольно  счастливая   жизнь.
 На  следующий день после  этого торжества, мы с Любой, поехали  ко мне  домой. Поскольку на улице   был февраль, а зима в тот год была   очень снежная, нам от  Гольчихи  до Яснева  пришлось  идти  пешком.  У нас  был  довольно    тяжёлый чемодан. Поэтому за дорогу мы  конечно,  устали  и когда  после стука в дверь,  услышали, что мама нам дверь не открывает, а пошла на двор, Я даже немного  рассердился  на неё, но подойдя к двери двора,  и  увидев маму с буханкой хлеба и солонкой  с солью, которые  она держала на  вышитом полотенце, я понял, что это традиция. Так у  нас  принято  встречать  молодожёнов,  впервые  входящих  в родительский дом.
23 февраля 1965 года в  нашем  доме  состоялась наша свадьба, на которую, по  традиции, была  приглашена  вся  наша родня, мои самые близкие друзья. Со стороны Любы приехали её мама  Мария Васильевна, братья  Андрей и Николай. Не знаю, почему  не приехал Владимир, а  Михаил  в  это  время  был на курсах усовершенствования, и Люба почему-то не пригласила его.
Не могу не сказать  об одном, очень  мучившем  меня  вопросе,  в  момент  встречи  Любиной   мамы  на  вокзале. Суть состояла  в  том, как  мне назвать её, мама  или  Мария  Васильевна. В нашей местности  принято, что молодожёны  родителей друг друга называют папа и  мама. Для меня это  почему-то было очень трудно, тем не менее, когда мы подошли к вагону, в  котором ехали Любины  родные, и они спустились по ступенькам  вагона, Люба стала обнимать и целовать их, а  потом представила  им меня.  Я, обнимая Марию Васильевну, назвал  её мама, и поблагодарил  её за то, что она подарила мне Любу. С братьями было  легче, обнявшись, мы пожали друг другу  руки, внимательно  посмотрев  глаза  в  глаза. Из  Ярославля  приехали  девушки, с которыми жила Люба.  Они  попросили Любу о том, чтобы повторно подарить нам  тот  же  набор ложек   и  вилок, которые  они  нам  дарили  ещё  в  Ярославле. Дело в том, что в то время зарплаты у всех были очень маленькими, а девчата за  свой  счёт ехали, поэтому  мы ничего  против,  не  имели. Гуляли  свадьбу,  в  нашем  доме, а все соседи, как  это  принято  в  наших  краях,  приходили  посмотреть  в основном  на Любу и  на её родню. Всё  прошло   очень хорошо, Были  соблюдены    все  традиции. Потом  мы с Любой  выполнили  ещё одну  традицию  и посетили  всех маминых братьев. Время пролетело  быстро и настало  время  возвращаться  в  Ярославль. Так  сказать  вернулись  на зимние квартиры.
И вновь началась учёба. Пошёл последний семестр, который имел одну очень не приятную для нас особенность. Стало известно, что в число Государственных экзаменов включена физическая подготовка. А в состав этого экзамена включены были  элементы рукопашного боя, на которые в процессе учёбы мы практически серьёзного внимания не обращали. Для меня это была очень неприятная новость, так как я «шёл» на  красный диплом,  в этом вопросе, честно говоря, у меня были определённые проблемы. И на одной  из  первых тренировок после отпуска, мною был пропущен удар ногой в область паха. Моё обращение к врачу завершилось тем, что меня положили в госпиталь, где сделали  операцию по удалению аппендицита. В госпитале пришлось пролежать почти месяц. Люба часто навещала меня, хотя и сама по прибытию в Ярославль тоже сильно заболела.
После выписки  из госпиталя пришлось приложить немало усилий, чтобы  быстро    войти   в  русло   учебного  процесса. Во время   самоподготовки        по  специальным  дисциплинам  надо    было    отработать    много   конспектов    по  пропущенным темам, а в   вечернее время заниматься физической   подготовкой, особенно  отработкой  всех  пяти  элементов  рукопашного  боя,   которые   будут включены   в     государственный   экзамен,  а  также  по     общеобразовательным дисциплинам. Кроме того,  надо было заработать и право на увольнение не только в  выходные дни,  но  и  по будням,  но  для этого   необходимо   получать  только отличные  оценки.  Во  всяком   случае   два – три  раза  в  неделю,  нам  с   Любой, удавалось видеться.
Именно в это время произошло ещё одно важное событие в моей жизни – меня приняли в члены КПСС. Это тоже накладывало определённый отпечаток на отношение, как к учёбе, так и к службе. Между тем время летело стремительно, опять начались тренировки к Первомайскому параду, а это значило, что времени для самостоятельной подготовки  практически до конца учёбы больше не будет.
В первых числах мая началась войсковая стажировка. Наш взвод попал в зенитно-ракетный  полк, дислоцировавшийся в десяти километрах от города Торопец Калининской области. Мы втроём, Валера Деев, Коля Седов и я, попали в зенитный ракетный дивизион, расположенный километрах в пятидесяти от штаба полка, в глухом лесу в пятнадцати  километрах от ближайшей деревни. Выйдя из  машины,  мы увидели  площадку, выполняющую роль строевого плаца, небольшую сборно-щитовую казарму и несколько таких же  домиков для офицерского состава, находящихся несколько в стороне.
Бытовые условия для солдат, мягко говоря,  желали оставлять лучшего. В небольшом спальном помещении стояли двух ярусные кровати с минимальными интервалами. Небольшая комната служила и столовой, и учебным классом, и Ленинской комнатой, из которой одна дверь вела, в так называемую кухню, и  в тамбур перед входом в спальное помещение и выходом на улицу. Совсем маленький закуток служил  комнатой для умывания, оборудованной всего четырьмя кранами. Туалет был на улице и имел неприглядный вид. На боевой позиции дело обстояло несколько лучше: техника радиотехнической  и стартовой батарей, и взвода управления находилась в стандартных укрытиях. Для автомобилей был сделан приличный навес, покрытый шифером. Дивизионом  командовал капитан Шершевец, он исполнял обязанности командира, который находился в длительной командировке, Стартовой батареей командовал молодой лейтенант, под начало которого мы и попали. Командиров взводов не было ни одного из положенных трех. Один из них был в отпуске, а две должности были  вакантными. Поэтому каждому из нас сразу доверили по взводу. И уже на следующий день мы приступили к выполнению своих должностных обязанностей. Солдаты в основном были нашими ровесниками, а те, которые служили по третьему году, были старше меня на год. Начали со знакомства с подчинёнными, потом приняли ракеты, транспортно-заряжающие машины, в состав которых входили автомобили  и  полуприцепы, а также другое вспомогательное оборудование. Требования к боевой готовности были очень высокие, поэтому ежедневно проводился час проверки боеготовности, а это значило, что включалась вся техника, заводились все автомобили, проверялась синхронность работы радиолокационной станции  и  пусковых установок, а также целый комплекс других мероприятий. Метрах в двадцати от казармы, на небольшом возвышении,  стояла ручная установка для подачи сигнала тревоги. И, надо сказать она  без работы не  оставалась, так как за день не менее шести раз звучал сигнал этой сирены.
        Во взводе, которым довелось командовать мне, были солдаты,  выходцы с Кавказа, а поэтому у некоторых из них были серьёзные  проблемы со знанием русского языка.  Им предстояло сдать экзамены на третий класс. И чтобы как-то расположить этих кавказцев  к себе, пришлось попросить некоторых из них познакомить меня с азами армянского, азербайджанского и грузинского языков. Получился неплохой  эксперимент.  Для знакомства  с их родными языками, пришлось попросить  их переводить  на свой язык то, что надо было знать, чтобы получить третий класс,  в результате  они лучше стали говорить на русском языке.    Ребята обучали меня в основном разговору на бытовые темы, как общаться с девушками и т.д. Это было довольно интересно,  и мы с солдатами получали определённое удовольствие от  этих наших занятий. В результате, все,  кому было положено сдать на третий класс, успешно сдали, а это означало не только повышение уровня специальной подготовки  воинов, но сулило им определённую добавку к денежному содержанию. Не могу знать,  как долго в их памяти остались знания, полученные в результате наших занятии.   Про себя скажу, что некоторое время помнил то, чему научили они меня, и даже кое-где эти знания, хоть и небольшие навыки пригодились уже  при прохождении службы офицером.
Однажды, уже во время службы в городе Орша, когда мы  с женой ехали в  городском автобусе, а рядом со мной оказалась девушка  азербайджанка.  Я  решил спросить её имя,   на её родном языке, Довольный собой выдал фразу, как мне казалось, именно об её имени, но в ответ на чистейшем русском языке, услышал, что я такой - сякой  и что предлагаю ей всякие пошлости, да ещё в общественном транспорте. Сначала я ничего не понял, чем вызвана такая реакция с её стороны, извинился перед ней  и объяснил ей, что я хотел сказать. К моему счастью она правильно поняла меня и сказала мне, что я сделал ей предложение по поводу интимной близости.\
Во-первых, я покраснел, как рак и покрылся потом, а во-вторых, ещё раз извинился перед ней и пояснил, откуда у меня такие познания  её родного языка. Вероятно, я  перепутал  фразы, которым меня обучали  мои бывшие подчинённые. Кстати почти подобное произошло со мной  много лет спустя, когда  приехав поздно ночью в Дрезден, и на вокзале встретив немецких солдат, спросил их, как проехать в нужное мне место, они, вытаращив глаза, смотрели на меня,  ничего не понимая. И только потом, я уже сам понял, что спросил совсем не то, что мне было надо.
 Время стажировки пролетело тоже очень быстро, и мы возвратились в училище. Правда по пути назад, я уже не помню где, наш поезд остановился в глухом лесу и стоял так долго, что мы  спокойно побродили по лесу, где на одной из полянок набрали огромные букеты ландышей. И когда, по прибытии в Москву, с этими букетами мы спустились в метро, девушки и молодые женщины практически  выманили у большинства из нас эти цветы.   Свой   букет почти  в полной сохранности  я  привёз  своей Любаше.
        Сразу по возвращении со стажировки, мы приступили к непосредственной подготовке к выпускным экзаменам. Конечно, было много волнений, но и здесь время пролетело быстро. Как и  прежде о сдаче каждого экзамена, я звонил Любе и докладывал о получении очередной отличной оценки, а работницы почты традиционно  добродушно  посмеивались надо мной.
       Как только мы сдали последний экзамен, поступил приказ всем переодеться  в полушерстяное  офицерское обмундирование. Но погоны  оставить курсантские.  Уже не помню, сколько дней мы ждали приказа о присвоении  нам  первого офицерского звания, но этот настал
 26  июля  1965 года мы стали лейтенантами. На торжественном  построении,  на стадионе училища нам вручили дипломы и лейтенантские погоны. Тем, кто закончил     училище, с Золотой медалью и на дипломы «С отличием», дипломы  вручал лично начальник училища  полковник Фоминский М.А. Во время вручения мне диплома,  он вспомнил о нашем  «сражении» в городки и пожелал успехов в жизни и службе.
        В этот день совершенно случайно в Ярославль приехали мой дядя Николай Васильевич с женой Клавдией Андреевной. Они совершали  путешествие на теплоходе по Волге, и несколько часов им было выделено на знакомство с Ярославлем. Они это время потратили, чтобы увидеть меня и Любу, а оказалось, что попали на торжества по случаю нашего выпуска. Вечером в столовой  училища состоялся выпускной вечер, на который  многие пришли с жёнами, девушками, а некоторые даже с родителями. Всё было сделано очень здорово, обстановка была тёплой и непринуждённой. Было много речей, пожеланий и добрых советов, гремела музыка,  было спето много песен.
       Как говорится, окончен бал, погасли свечи. На  следующий день  пришло время покидать стены родного училища. Честно говоря, с одной стороны все мы давно ждали этого дня, а с другой, было  немного грустно от того, что всё закончилось и что все мы разъедемся  по стране, и вряд ли удастся  когда-нибудь встретиться снова.
Особо хочется сказать и самом,  процессе  убытия,  выпускников  из училища.   Всем нам  были выданы наматрасники. Один был  в красно-белую полоску, а второй чёрного цвета,  в которые мы сложили  всё  имущество, которое  положено  выпускнику. Кроме того, ещё месяца за три до выпуска, все мы приобрели фибровые чемоданы  довольно большой вместимости. Так что всё нажитое «непосильным» трудом, едва умещалось в эти три, если можно так выразиться, ёмкости. Кто и  каким образом отправлял их на вокзалы, история умалчивает.
Какие выводы можно сделать, на мой взгляд, из трёх лет проведённых в стенах училища? Во-первых, эти годы дали очень многое в формировании  меня, как личности. Значительно  расширился  мой кругозор  во  всех сферах жизни, значительные  изменения произошли в моём физическом состоянии. До поступления  в училище у меня практически не было возможности  заниматься своим самосовершенствованием. Я знал только    работу, учёбу,   хождение от десяти до двадцати километров в день, плюс к тому работу на участке земли и  работу в лесу или  на заготовке сена  О посещении театра не могло быть и речи, так как его у не  было. В кино, правда, иногда сходить удавалось. Книги  читать я любил, но опять-таки из-за большой загруженности, заниматься чтением, тоже попросту  не было времени. В училище же  я всем этим с большим удовольствием занимался. Во-вторых,  получил хороший опыт общения в чисто мужском  коллективе. Работал на фабрике практически в женской  бригаде,  эти женщины,  по сути дела, были для меня, как матери. И это тоже не прошло  даром, В-третьих, получил довольно  хорошие знания  по всем изучаемым дисциплинам. В - четвёртых приобрёл некоторый опыт участия в общественной работе. В - пятых, встретил и полюбил девушку, с которой создали семью. В-шестых, к большому сожалению, получил очень малый опыт  по специальной подготовке, как радиотехника по эксплуатацию и ремонту  средств специальной радиотехники, так и работы непосредственно на боевой технике. А как известно, теория без практики – мертва. В-седьмых, за годы учёбы мы не получили никаких систематизированных знаний по истории войн и военному искусству. Видимо сказалось влияние  господствующей в то время идеологии, считавшей, что история  нашей страны  началась с седьмого ноября 1917 года. Считаю, что  никому из нас не помешали бы сведения о русской армии, её традициях и уж тем более о должностях и воинских званиях всех категорий  военнослужащих  русской армии, казачьих войск, флота.
Итак, отгремела музыка училищного оркестра на торжественном построении по случаю вручения дипломов и на выпускном вечере, и для всех выпускников начался первый офицерский отпуск. А двадцать шесть человек, в числе которых был и я, переселились в классы цикла общественных дисциплин. В классе Истории КПСС, были  поставлены  койки.  Там было наше общежитие. В других классах проводились  теоретические занятия.











                Начало  службы офицером

                Глава четвёртая:
               
                Не  заполнить     свободное время, а занять молодые умы

Из материалов  8 Пленума ЦК ВЛКСМ    1965года.      

*                На  вокзале мы проследили за тем, чтобы наши вещи были загружены в багажный  вагон, и  со спокойной совестью, заняли свои места в купе одного из вагонов. Так же удачно добравшись до Москвы тоже, но уже не без труда и потраченных нервов, решили вопрос доставки наши «драгоценных» тюфяков и чемоданов  с  Ярославского  на Белорусский вокзал, а затем также проследив, чтобы всё наше имущество было погружено на поезд, следующий по маршруту Москва – Минск. Поезд  из  Москвы отправлялся вечером, так, что из окна нашего купе мы практически ничего интересного увидеть не смогли, а очень хотелось, так как в этом направлении мы ехали первый раз. В Минск прибыли в шесть часов утра 23 сентября. Определили свой багаж в камеру хранения, оставив у себя только самое необходимое, мы отправились в город. Надо было позавтракать.
          Выйдя на Ленинский проспект, на котором в этот ранний час ещё было мало и людей и транспорта, мы у встретившегося нам человека спросили, где можно перекусить. Он нам подсказал,  как нам пройти к ближайшему, работающему в это время кафе. Буквально  через несколько минут, мы действительно подошли к кафе, расположенному в полуподвале на пересечении  улиц  Комсомольской  и  Кирова   прямо напротив стадиона «Динамо». Народу в кафе было не много, мы сели за столик и сразу же к нам подошла официантка. Заказав сосиски с гарниром и что-то ещё, мы стали осматриваться по сторонам, Кафе было небольшим, но довольно уютным, света было не много и это придавало дополнительный уют. Когда официантка принесла всё то, что мы заказали, перед нами встал вопрос, как есть сосиски. До этого ни мне, ни Любе  их есть, не приходилось. В  РСФСР, в те годы с продуктами была большая  «напряжёнка», и такого деликатеса, люди нашего круга, прямо надо сказать, просто не видели. Стали смотреть по сторонам, как их едят, эти самые сосиски.
           Кое - что подсмотрели и, не без труда, справились с этой первой  задачей  на территории БССР. Во время завтрака у соседей по столику поинтересовались, как нам пройти к штабу БВО. Оказалось всё очень просто. Надо было идти  по Ленинскому проспекту  почти  до площади Победы, и, повернув налево,  немного подняться в горку. Ровно в 9 часов утра, обратившись в бюро пропусков, мы получили пропуска, и в начале десятого нас уже принял  первый заместитель начальника Политического Управления  генерал-майор (фамилию забыл). Посмотрев сначала на нас, а потом на наши документы, около пятнадцати минут беседовал с нами, а потом сказал, что мы прибыли не туда, что нам надо идти в штаб  2-й Отдельной Армии ПВО. Рассказал, как нам туда добраться, предварительно  позвонив, видимо  в отдел кадров политотдела этой Армии, и пожелав нам успехов в жизни и службе, разрешил нам покинуть его кабинет.
         На передислокацию  из одного штаба в другой, у нас  ушло около часа. Там опять прошли ту же процедуру через бюро пропусков, отдел кадров, и  наконец,  мы оказались в кабинете начальника  политотдела Армии генерал- майора  Кулигина В.Д. Он очень тепло и по - доброму побеседовал с нами. Внимательно выслушав  наши  рассказы о себе, о наших планах на дальнейшую жизнь, об учёбе в училище и ещё многое другое, что интересовало его. Высказав мысль о том, что если бы мы приехали на пару дней раньше, он оставил бы нас служить в Минске, а пока нам предстоит ехать в город Оршу  на должность помощника начальника политического отдела по комсомольской работе.   
Так, что первая наша  ночь в Минске  прошла в большой пустой комнате санитарной части  этого городка. Нам выдали постельное бельё, и мы неплохо отдохнули, предварительно сходив в столовую. И теперь,  каждый раз проезжая по улице Якуба Коласа, мы с Любой, вспоминаем тот день. Вечером, 24 сентября  мы отправились к постоянному месту службы. Рано утром 25 сентября мы сошли с поезда на  станции  Орша. Именно здесь в 1959 - 1960  годах служил мой друг Володя Шатков.
  Оставив вещи в камере хранения, мы отправились разыскивать место дислокации полка. Для этого пришлось ехать двумя автобусами через весь город. Когда ехали по городу, Люба, глядя на город, вдруг мне и говорит: «А ты говорил мне, что придётся жить в землянке, а привёз вон в какой город». Я отшутился, сказав, что  я же не уточнял тебе, когда нам придётся так жить, время покажет. А когда проезжали мимо аптеки, сказал, что она будет работать в этой аптеке.  На конечной остановке, выйдя из автобуса, мы увидели большой четырёхэтажный дом, рядом с ним стоял одноэтажный домик на четыре квартиры, а чуть далее были видны одноэтажные здания, стоящие среди покрытых жёлтой листвой берёз. Подошли к проходной, я  предъявил  предписание,  и дежурный по КПП  проводил  нас в штаб полка. На подходе к штабу нам встретился подполковник среднего роста  с небольшими чёрными усами. Я отдал ему честь и он, остановив нас, спросил, кто мы и с какой целью прибыли в полк. Я доложил. Оказалось, это был начальник штаба полка, подполковник Вильнер А.Л. Он проводил нас в штаб и, указав на дверь, сказал, что нам надо входить сюда, а сам прошёл дальше. После разрешения на вход, мы зашли  и,  как  и положено, представившись, что прибыл для прохождения дальнейшей службы, Мой доклад принял подполковник Стёпочкин Павел Алексеевич. Разрешив сесть к столу, он долго и подробно беседовал с нами.
В конце беседы сказал, что квартир свободных нет, что нам придётся искать себе жильё в частном секторе. Потом позвонил по телефону и пригласил к себе в кабинет своего заместителя  майора Алексея Гартованова, поставив ему задачу оказать нам посильную помощь в обустройстве. После этого, мы зашли в кабинет, где познакомились  с пропагандистом политотдела майором Дижковским Фёдором, начальником клуба капитаном Макаровым А.Л. и начальником химической службы полка майором Титаренко М.Н., его рабочее место было в этом же кабинете. Майор А. Гартованов  показал мне стол,  за которым мне предстояло, на практике осваивать, азы партийно-политической работы. В связи с тем, что дело снова  шло к вечеру, майор А. Гартованов пригласил нас переночевать у него в квартире. У нас не было выбора и мы, с благодарностью, согласились.
На следующий день с самого  утра мы  отправились искать себе жильё. От дома к дому обошли почти весь посёлок, именуемый Кутеенкой, в каждом доме с нами очень приветливо разговаривали, но на постой никто не  взял. И только в конце второго дня поисков, над нами сжалилась одна пожилая женщина, которая жила одна и у неё в доме была отгорожена маленькая комнатка, в которой стояла солдатская кровать, стул и тумбочка. Уже поздно вечером мы переехали к ней.  Это оказалась удивительная женщина, звали её Янковская Елена Михайловна.  Она стала для нас  почти второй мамой. Она так искренне заботилась о нас, многому научила и меня и Любу. Рассказала много подробностей  о жизни в городе во время  войны, в частности, о реакции фашистов на удар по объектам города 14 июля 1941 года батареей «катюш» капитана Флёрова. О том, что у неё в огороде похоронено несколько советских солдат, которые погибли при попытке сбежать из лагеря военнопленных, который был на том месте, где потом были построены полковые склады. На месте этой могилы в огороде она сделала  большой цветник. Прожили мы в этой комнатке до 26 декабря 1965 года, т.е. чуть больше трёх месяцев, но память о тех днях храним и до сих пор. В этот же  день мы перебрались  в эту  малюсенькую, меньше 9 квадратных метров комнатку на  четвёртом этаже только, что отремонтированного подъезда. Из казармы принесли солдатскую кровать, тумбочку и табуретку.  Довольные  тем, что появилась своя жилплощадь, легли спать уже поздно вечером. А ночью полк подняли по боевой тревоге, но мы не услышали звукового сигнала,  посыльный мною не был предупреждён о том, что мы уже живём в ДОСе, а не на частной квартире.  Как  убежали по тревоге соседи, мы тоже не услышали, так как очень устали  с этим переселением  и спали богатырским сном, даже не почувствовав, что в квартире очень холодно.
  На следующий день выяснилось, что во время ремонта  между  верхней и нижней трубой отопления, вместо трубы солдаты стройбата, которые занимались ремонтом, вварили  лом. И батарея, соответственно, не нагревалась. Правда, в течение  следующего дня  этот недостаток  устранили  и в дальнейшем у нас жалоб, по части отопления не было. Тем не менее, семья Казачковых  и офицеры - холостяки, которые жили в этой же квартире, частенько подшучивали над нами по этому поводу. Но мы же были жертвы, а не виновники случившегося. Так вот и эти соседи  тоже почему-то не разбудили нас. Утром, придя в часть, пришлось  выслушать  первый  серьёзный  укор.
С первых дней службы пришлось  разбираться с документацией, Мой предшественник, капитан Полтаржицкий Б.М, уже несколько месяцев, как ушёл на повышение, поэтому все дела по линии комсомольской  работы  были  довольно запущены. Кроме того, мне и самому хотелось, да и начальству моему это было нужно, чтобы я объехал дивизионы и там, на месте, разобрался с положением дел и быстрее вошёл в курс дела. Спасибо  старшим товарищам  из политотдела, они, понимая, что опыта у меня пока нет, не очень  сильно торопили  меня, а давали возможность самому разобраться во всём, На все мои вопросы, которых у меня возникало много, давали необходимые  ответы и разъясняли  многие  ситуации, с которыми приходилось сталкиваться. Помимо моих, должностных обязанностей, часто приходилось быть то дежурным по полку, то патрулём по городу или на вокзале. Кроме  того, я  был включён сразу в состав  нескольких комиссий, начиная от проверки  секретных документов, до проверки  работы подразделений службы тыла. А  в случае объявления боевой тревоги, в зависимости от степени готовности, тоже были определены конкретные обязанности, от начальника колонны по доставке ракет на дивизионы,  до выполнения заданий начальника политотдела в том, или  ином подразделении.  Не могу не отметить ту помощь, которую мне оказал начальник клуба полка капитан Макаров Александр Леонидович. Он с первых  дней  моей службы ни одного мероприятия, проводимого клубом, не готовил без моего участия.
 Даже в первый день моей службы в полку он привлёк меня к участию в копке картошки, которую выращивали для питания личного состава. На поле он вывел свой не большой  духовой оркестр, и почти всё время работы над полем  звучала бравурная музыка. Мне же удалось поделить работающих  бойцов на несколько групп, и организовать между ними соревнование. При подведении итогов работы, победители награждались  бутылкой лимонада, и по их заявке оркестр исполнял то или иное произведение,  все вместе даже спели несколько песен.   Вечером, в клубе перед демонстрацией  кинофильма, команды, занявшие первые три места, чествовали, опять-таки под звуки оркестра.  Такое вступление в должность, и первое знакомство с  комсомольцами  в процессе совместного труда, а не развлечений, мне представляется, сыграло большую роль, и значительно облегчило мне установление полного взаимопонимания с личным составом.  Сначала в подразделениях при штабе полка, а потом и с личным составом других подразделений. В штабе полка тоже работали солдаты срочной службы..
Это были: мой помощник инструктор по комсомольской работе   сержант, чертёжники - помощники начальника штаба полка, которые  работали над изготовлении разного рода схем, графиков, карт..Это были мои ровесники по возрасту – сержант Анатолий Гремешкевич, ефрейтор Григорий Шауро и ещё пару  ребят, фамилии которых я уже забыл.
  Считаю, чтобы добиться сплочённости любого коллектива, начиная с семьи,  в том  числе  и  воинского,  необходимы три  важных условия. Во-первых, должна быть идея, объединяющая всех; Во-вторых, совместный ежедневный приём пищи: В-третьих, совместный, желательно производительный, труд.
 Не  оставил меня в стороне от решения своих проблем  и  начальник  физической подготовки и спорта полка  капитан Владимир
Неселевский и мне с большой благодарностью к нему не однократно приходилось вспоминать, как он старался вовлечь меня в спортивную жизнь полка. Да я и сам понимал, что кому, как не комсомольскому руководителю, надо заниматься  развитием физкультуры и спорта. Наше сотрудничество с ним имело и более веские последствия, С первых дней службы моё  внимание привлёк  участок земли недалеко от штаба полка. Во время сильных дождей, особенно осенью и весной там постоянно стояла вода. Иногда, до морозов она не успевала впитаться в землю, и зимой там был настоящий каток. Поздней осенью 1965 года,  внимательно изучив  эту территорию, поговорил с теми, кто давно служит в полку. Все назвали это место гнилым, и по весне, а иногда и летом, тучи комаров атаковали весь наш небольшой гарнизон, в том числе жилой городок, в котором было большое количество детей разного пола и возраста и всех их комары безжалостно кусали.
         Посоветовавшись с начальником инженерной службы полка майором Матиным Г.А. на предмет того, сможет ли наша инженерная техника вырыть на этом месте большой водоём. Он  сказал, что может, но кто же разрешит, это будет стоить больших денег. После этого я обратился к командиру полка полковнику Постникову Г. с просьбой, о том, чтобы  вырыть на этом гнилом месте пруд. Эту  необходимость  обосновывал:  во-первых, отсутствием в городке и прилегающей местности пожарного водоёма. Во-вторых, появится  возможность  обучать плаванию, не умеющих плавать солдат, и даже сдавать нормы ВСК по плаванию прямо на территории  части. В–третьих, в зимнее время появится возможность офицерам и сверхсрочнослужащим, заниматься физической подготовкой, в виде игры в хоккей; Да и личному составу срочной службы будет где «отвести душу» в свободной время. В - четвертых, по согласованию со службой режима, летом можно организовать отдых детей на берегу этого водоёма.
Командир  полка категорически отверг моё предложение..
             Но вскоре он ушёл на повышение, а пришедший на его  место подполковник Тишков Я.Г., к которому я обратился, буквально через несколько дней после вступления им в должность, прошёл со мной на это место.  Он дал добро. 
Так, что к зиме 1966-67 года водоём был вырыт и всю зиму  на льду этого водоёма  два раза в неделю кипели хоккейные страсти, и сам командир тоже с удовольствием играл вместе с нами, до тех пор, пока Володя Неселевский не попал ему в лоб шайбой. После этого Ярослав Георгиевич приказал играть в хоккей с мячом. И ещё одна материализация нашего сотрудничества с В.Неселевским, состоит  в  том, что  в том же 1967 году, в разговоре с ним мы решили обратиться к командиру полка, с предложением  хозспособом  и силами комсомольцев построить спортзал. 
 Обсудили этот вопрос с начальником финансовой службы и тоже получили добро,   Надо сказать, что Владимир Неселевский в решении любого вопроса шел вперёд, как танк, об этом знали все. И если уж за дело взялся он, то можно было быть уверенным, что дело будет сделано.
На собрании комсомольского актива  нашего военного городка мы обсудили эту  проблему,  порекомендовали  провести в подразделениях  комсомольские собрания, на которых решить вопрос,  сколько часов своего личного времени  каждый из комсомольцев может отработать на стойке спортзала. Как сейчас помню митинг  по поводу начала этой стройки, когда мне и  ещё четырем секретарям  комсомольских организаций, было доверено, первыми начать  копку  траншеи под фундамент спортзала. За первый день выкопали более половины траншеи. Стройка продолжалась  чуть больше года.
          Таким образом,   в нашем городке появился спортивный зал. Конечно, чисто комсомольской стройка не получилась. Если честно сказать, строили спортзал в основном, солдаты, находившиеся на гауптвахте (хотя основная масса из них тоже состояла в комсомоле). Военным комендантом гарнизона был именно капитан В. Неселевский, И  эту свою должность он на все сто процентов использовал для строительства спортзала.
          Не в оправдание своей недостаточной активности в мобилизации комсомольцев на строительство, скажу,   Небольшая численность подразделений, тяжёлые условия несения боевого дежурства, больное количество нарядов и масса хозяйственных работ, по обеспечению  нормальной жизнедеятельности полка, просто не позволяли командирам отпускать людей  на стройку,
 А без разрешения командира,  не смотря на все наши комсомольские призывы,  уйти из казармы никто не имеет права.  Это объективная реальность армейской жизни.
         Пришлось  немного отвлечься от основной линии своих рассуждений о службе и жизни в те годы, но это тоже  было содержанием служебной деятельности. Поэтому определённое отвлечение от основного повествования, для рассказа о каких-то, казалось бы, мелочах, видимо будет и дальше.
         Получалось так, как и у всех молодых офицеров, домой приходил только на обед (это в лучшем случае) и ночевать, но не чаще чем  два - три раза в неделю.
Хорошо хоть, что  вскоре после приезда в Оршу, Люба устроилась на работу именно в ту аптеку, мимо которой мы проезжали в день прибытия, и  ей  было не так скучно в этой новой и непривычной для неё обстановке. В этом  круговороте дел совершенно не хватало времени для работы над собой и с  документами, а тут ещё подошла пора готовить донесения о проделанной работе за год  в вышестоящие комсомольские органы. О методике подготовки  докладов и  донесений,
           О требованиях,  предъявляемых к ним, ни на курсах  и нигде, никто  не  разу и словом не обмолвился. А тут вдруг, сразу надо было такие донесения готовить  в очень сжатые сроки, и отправлять в политический отдел Армии.
Тут-то и начались у меня серьёзные проблемы. Во-первых, я не имел ни малейшего понятия о том, как это делается. Во-вторых,  никаких следов того, что сделано в полку до моего прибытия,  обнаружить  не удалось. А того, что  сделано за тот небольшой отрезок времени моего пребывания в полку, было явно недостаточно, да и серьёзного-то ничего сделать  просто не успел.
            Правда, в сентябре прошёл  8-й Пленум ЦК ВЛКСМ, рассмотревший состояние  и меры по улучшению военно-патриотического воспитания молодёжи. Так вот  о работе по пропаганде и выполнению решений этого пленума  уже можно было кое-что  написать, но этого, было мало.  Обратился  к майору  А. Гартованову  с просьбой, помочь мне разобраться с этой проблемой, но он так грубо обошёлся со мной, что у меня пропало всякое желание обращаться к нему  по каким-либо проблемам.
 Хорошо, что начальник клуба, капитан Макаров А.Л. подсказал  мне, что надо  взять  дело с донесениями  за прошлые годы и прочитать, что там написано.  И,  творчески проанализировать  эти материалы, кое - что позаимствовать оттуда,  наиболее интересные фрагменты и добавить то, что считаю необходимым, из того, что сделано уже мной, и показать тому же А. Гартованову. Так я и поступил, Но А.Гартованов  остался  очень не  доволен моим «творчеством» и потребовал, чтобы я  переписал это донесение. А что  можно было  написать по–другому?  Кроме того, выяснилось, что, в рождённом мной опусе, очень много самых обыкновенных грамматических ошибок, не говоря уже о знаках препинания.
Это было следствие моей учёбы в школе рабочей молодёжи. Вот когда  проявились первые признаки  того, что мною было  не дополучено  в школе, из-за своих пропусков.   Во время учёбы в военном училище этому просто негде было проявиться. Конспекты - то наши никто не проверял, а кроме них, мы никаких бумаг и не писали. А  вот на курсах-то, которые были организованы, и надо было нас научить писать эти самые доклады и донесения и различного рода справочные материалы, вместо лекций, которые в большинстве своём, мы  уже слышали на занятиях  в период учёбы в училище.
      Кстати сказать, ровно через год, попав на подобные же месячные курсы  в Вильнюсское радиотехническое училище. Во время одной из лекций,  я задал этот вопрос, но он остался без ответа, Снова  нам читались лекции  по чисто теоретическим вопросам, которые мы быстренько позабыли.
        Особого времени на подготовку донесений, а потом и докладов, никто и не думал предоставлять, приходилось писать урывками, между другими заданиями и поездками  в подразделения. Оставаться в кабинете после окончания  официального рабочего дня.
Уже с высоты прожитых лет, и приобретённого опыта, выскажу,  вероятно,  для многих «крамольную»  мысль, о том, что в те времена  очень часто о работнике судили не по его истинной работе с людьми, а по  донесениям, написанным им, и умению красиво доложить начальнику.  Высоко ценилось у начальства и умение толково и красиво писать тексты выступлений  для того, или иного начальника, с которыми,  тот  должен был выступить на каком-то мероприятии. А там, в свою очередь, этого самого начальника, оценивали  по результатам  выступления, к подготовке которого, он не имел совершенно никакого отношения, а просто красиво продемонстрировал, что он ещё умеет читать, и не более того. Получался парадокс.
         В связи с тем, что денежное содержание было  не высоким, и денег, от получки до получки, практически не хватало. Я решил попробовать написать несколько заметок в нашу армейскую газету «Воздушный часовой». Практически все заметки, ,отправленные мной в адрес этой газеты, были опубликованы без серьёзных правок. Мне приходили извещения о получении денежного вознаграждения за каждую заметку. Это были не большие суммы, но они помогали доживать до получки. На хлеб, соль и сахар хватало.
      Очень часто,   умельцы красиво писать и докладывать  значительно быстрее  продвигались  по службе, чем те, кто честно и много трудился, но не обладал даром,  выдавать желаемое за действительное, красиво и без стеснения врать направо и налево.   Нередко такие выдвиженцы, попадая в конкретную, нередко сложную обстановку, пытаясь применять те самые, нередко надуманные ими формы и методы работы, которыми они украшали свои доклады и выступления, просто-напросто терпели фиаско,  Но самое страшное, что от этого  часто страдали люди.
 Но, как говорят, хороший удар, даром не пропадает, их бывшие начальники, умело читавшие выступления, написанные этими умельцами, старались их выручить  и опять назначить их туда, где надо уметь врать и обманывать тех же самых начальников. Круг замкнулся. Уже по конец службы, часто работая с проверками в подразделениях и частях, мне приходилось встречаться с такими выдвиженцами. Но самое опасное то, что они знали.   Их в обиду не дадут. И не давали,  Они  вновь оказывались  «на коне» и  нахально смеялись, глядя в глаза тем, кто,  не считаясь со временем, всего себя отдавал работе.  Именно этим работникам приходилось  сидеть в таких частях почти безвыездно и исправлять  допущенные «теоретиками» ошибки. Но иногда это были, по сути дела не ошибки, а преступления, так как из-за этих ошибок гибли люди. Но им всё сходило с рук. ПОКРОВИТЕЛИ  ИХ СПАСАЛИ.
 Поэтому уже тогда, в первый год моей службы на должности политработника, у меня созрела мысль о том. что приписки в идеологической работе, значительно  опасней приписок в сфере материального производства.
Но учиться писать доклады и донесения всё-таки пришлось, хотя, честно говоря,  для меня это была самая неприятная работа.
В том же 1965 году, осенью, будучи дежурным по полку, мы разговорились с моим помощником, старшиной сверхсрочной службы,  и участником боевых действий, ветераном 36 гвардейского зенитного артиллерийского дивизиона, Солодухиным об истории нашего полка.
Это история, которую  забыть нельзя по определению, на мой взгляд, просто преступно, перед светлой памятью тех, кто отстоял Ленинград, кто выжил в тех, невероятно трудных условиях голода, холода, постоянных бомбардировок с воздуха и артиллерийских обстрелов.

                Вот она эта краткая история.

1146 гвардейский зенитно-ракетный полк сформирован на базе 36-го гвардейского ОЗАД, 109 ОЗАД и двух зенитных батарей 1 октября 1956 г в г. Орша. Днем формирования части определено 1 октября.
В период с 4 по 6 августа 1941 года под  г. Ленинградом был сформирован отдельный зенитно-артиллерийский дивизион среднего калибра. Основу личного состава дивизиона в основном составили жители Ленинграда и его окрестностей. Часть личного состава и техники, в основном автомобильной было получено из Москвы и Московской области.
Командиром дивизиона был назначен ст. лейтенант Калиниченко, начальником штаба Солод В.И. Не успев закончить формирование,  дивизиону пришлось вступить в бой с авиацией фашистов. Уже к  15 августа 1941 года дивизион сбил 5 самолётов в районе ж. д. станции Сиверская, а всего за август того года в районе Петергоф-Ораниенбаум дивизион сбил 39 самолётов врага. В этом же районе дивизиону пришлось вести бои и с наземным противником - пехотой и танками, рвавшимися к Ленинграду. В ходе боёв с наземным противником было подавлено 5 артиллерийских и 2 минометных батареи, 24 пулемётных гнезда, уничтожено 3 танка, 87 автомашин и более 1000 гитлеровцев. Только 30 сентября 1941 года дивизион, уже имеющий довольно солидный боевой счёт, получил наименование- 251 ОЗАД.  С  8 октября  1941 года по февраль 1942 года дивизион оборонял форты «Красная Горка» и « Серая лошадь». В том же феврале
1942 года во время  500 километрового марша, в том числе и через блокированный  Ленинград, до ж.д. станции Лаврово дивизион сбил ещё 11 самолётов. С 11 мая 1942 года дивизион заступил на прикрытие с воздуха «Дороги  жизни». Командование дивизионом принял майор Слижис Михаил Устинович. Этот период наиболее яркая страница в боевой истории дивизиона.
Именно здесь - на «Дороге  жизни» неувядаемой славой покрыли себя расчёты старшины Гришина А.С. и ст. сержанта  Ефимова, сбившие соответственно 12  и 9 самолётов врага.
С февраля 1943 по сентябрь 1944 года дивизион сбил ещё 11 самолётов, находясь в это время на прикрытии Волховской ГЭС. 
10 августа 1943 года Приказом НКО номер 261 «За проявленную отвагу в боях за Родину с немецкими захватчиками, за стойкость и мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состав 251  ОЗАД переименован в 36 гвардейский ОЗАД».
С февраля 1944 года, прикрывая советские войска в районе Веймарн-Гатчина-Кингисепп-Нарва, было сбито ещё 2 самолёта врага.
День Победы  дивизион встретил в городе Таллинне.

С 28 августа 1945 года по апрель 1954 года дивизион дислоцировался в гор. Клайпеда.
Всего за годы войны дивизионом было сбито 111 самолётов, подбито 6 самолётов, уничтожено 3 танка, 87 автомобилей,24 пулемётных гнезда,5 артиллерийских и 2 минометные батареи, более 1800 солдат и офицеров врага.
109 ОЗАД сбил один самолет врага.
В 1954 году дивизион был передислоцирован в город  Орша, Витебской области.
В Вооружённых Силах  Советского Союза больше нет ни одного такого зенитного артиллерийского дивизиона, который бы имел такой боевой счёт сбитых самолётов.
Поэтому он не случайно занесен в памятную книгу «Войска противовоздушной обороны страны»
Старшина Солодухин , участник войны, рассказал мне историю 36-го Гвардейского отдельного зенитного артиллерийского дивизиона, на базе которого сформирован был наш полк. Назвал фамилии командиров дивизиона, начальника штаба, командиров батарей и  многих сержантов и рядовых,  которые  ковали боевую славу дивизиона. Кроме того,  назвал примерное место жительства многих из них.
 На ближайшем  семинаре секретарей первичных комсомольских организаций, на котором  как раз мы рассматривали вопрос выполнения решений  8-го Пленума ЦК ВЛКСМ (1965г), каждому секретарю мною было  определено, кого из ветеранов  этого дивизиона он должен найти. Это был первый шаг к восстановлению исторической справедливости в отношении нашего полка.
 Хочу  сказать, что комсомольские активисты очень активно включились в эту работу и, через некоторое  время к нам в политотдел буквально хлынул поток информации от ветеранов 36-го Гвардейского отдельного зенитного артиллерийского дивизиона. К нашему большому счастью первые письма пришли от бывшего командира  Слижиса Михаила Устиновича и начальника штаба Солода Владимира Ивановича. К нашему большому сожалению, нам не удалось установить связь с первым командиром дивизиона Калиниченко, который, по непроверенным данным, на     момент возрождаемой истории полка был генерал-майором КГБ и служил в Ростове-на –Дону. Все мои письма туда остались без ответа.
На этом фоне  последующие годы моей службы в Орше строилась вся работа по военно-патриотическому воспитанию личного состава. А история этого дивизиона  действительно вызывает уважение, и не может не способствовать тому, чтобы приумножать боевую славу фронтовиков-гвардейцев.
Она активно поддерживалась величайшими возможностями и традициями комсомольского движения в самом городе Орша. Мне  повезло познакомиться и часто приглашать в гости подполковника в отставке Базылева Григория Лукича, Ольгу Фатеевну Гуревич,  и других ветеранов, которые были родоначальниками молодёжного движения в Орше  ещё в 1915 году. А потом и организаторами комсомольской организации в городе в 1918 году. В городе  жило  очень  много интереснейших и заслуженных людей  таких, как Герои Советского Союза полковник в отставке Сиянин Михаил Данилович  и  старшина Иванов А.В.,  генерал-майор в отставке Наумович С.С.  депутат Второго съезда Советов, где была провозглашена Советская власть. Леоненко И.С.,  Щербицкий  Г.Т.- в дни  Октябрьской революции и после неё,  охранял квартиру В.И.Ленина и кабинет вождя, Подполковник в отставке Крашенинников Е.Н участник двух войн, в те годы работал над написанием истории Орши. Они и многие другие,     не по одному разу побывали на тематических вечерах и встречах, проводимых нами в полку. На каждом проводимом мероприятии,  внимательно всматриваясь в зал,  заметил, как раз от разу воины всё внимательней  и внимательней слушали выступления этих людей.  И вот почему это происходило.
Многие при проведении встреч с ветеранами считают, что главное, это присутствие самого ветерана, а что он будет говорить, это его личное дело. Я считал и считаю, что это неправильный подход, Перед тем как привезти ветерана в полк, мы  обязательно  беседовали  с каждым из них,  Я просил выступить их по конкретному вопросу. Например,  о роли дружбы и войскового товарищества в боевой обстановке, или о необходимости  глубокого изучения боевой техники и оружия и мастерского владения ими в бою, о готовности к самопожертвованию  и т.д.
Поэтому каждый из ветеранов был у меня по несколько  раз. И каждый раз вёл речь  по конкретной теме, обговоренной нами  ранее. Да и сами ветераны с удовольствием соглашались с таким подходом. Им легче было подготовиться,  не говорить каждый раз одно и то же,.
На комсомольском учёте в полку состояло около восьмидесяти девушек, основная часть из них служила в подразделениях при штабе полка. С их помощью мы проводили прекрасные вечера танцев, часто даже костюмированные; «Осенний бал», «Новогодняя сказка» и другие.  Девчата  активно  участвовали в подготовке и проведении диспутов, КВНов, в художественной самодеятельности и других проводимых мероприятиях. Мне с ними было работать легче ещё и потому, что являлся у них руководителем группы политических занятий, и там тоже иногда поднимались вопросы активности в общественной жизни. А с каким энтузиазмом  они работали при подготовке первой комсомольско-молодёжной свадьбы! А таких свадеб мы провели за время моего пребывания в полку – три. Но комсомольская работа в армии – это не только военно-патриотическое воспитание и организация досуга, это, прежде всего забота о боевой готовности, об изучении боевой техники и оружия и обучение мастерскому владению ими и конечно же строгое и осмысленное выполнение требований Уставов Вооружё1нных Сил и поддержание крепкой воинской дисциплины.
 Очень большое внимание мы уделяли вопросам укрепления воинской дисциплины, воспитанию высоких моральных качеств. В каждом дивизионе комсомольские организации   проводили  викторины на лучшее знание техники, соревнования  расчётов по выполнению боевых нормативов, смотры на лучшее содержание техники и вооружения, а во время регламентных работ большой периодичности проводились рейды по проверке качества проделанных работ.
 Нередко прямо на позициях проводились оперативные собрания комсомольских групп  и даже батарейных организаций и на них строго спрашивали с тех, кто допускал нерадивость, а иногда и ошибки при проведении работ.
  А сколько было подготовлено и проведено диспутов на различные темы, «О любви и дружбе между мужчиной и женщиной», «О дружбе и войсковом товариществе», «Подвиг – высшее проявление нравственности человека», « Дружба народов СССР - один из источников Победы в Великой Отечественной войне» и на многие другие темы.
Я не ставлю целью пересказывать сейчас даже краткое содержание разговоров и споров по эти темам. Отмечу одно обстоятельство. Наши полковые библиотекари, сначала Чичкова Любовь Ивановна, а потом Горохова Валентина Алексеевна в период подготовки этих диспутов «стряхивали пыль» с литературы, годами не востребованной по этой тематике. Кстати сказать, они и сами всегда активно участвовали в этих диспутах.
А проведение вошедших в то время в моду КВНов, это особая страница в истории комсомольской жизни полка. Мы решили провести чемпионат КВНС(солдатский) в полку. Мой помощники, инструктора по комсомольской работе Толя Богдан, Толя Марукович, каждый в своё время, буквально крутились вместе со мной, как белки в колесе, готовя эти встречи. В каждом подразделении в подготовку каждого заседания этого Клуба включились не только комсомольцы, но многие из офицеров, члены КПСС. Весь интеллектуальный ресурс каждого подразделения  был задействован по полной программе.
Например,  в третьем дивизионе, капитан Костеев Г.Ф. и старший лейтенант Меликаев В. были в составе команды  дивизиона, В батарее управления лейтенант Леонид Корниенко, тоже член КПСС, возглавил подготовку команды, А  в автомобильной роте секретарём комсомольской организации был  сержант Саша Сахарук.   Помощи ему ждать было не от кого. Из офицеров был только  один - командир роты Капитан Баранов И.Ф. Было ещё несколько сверхсрочнослужащих, Так вот, Саша Сахарук,  на одном из построений роты, объявил, что в роте будет создаваться  команда   для участия в чемпионате полка по КВНС.
  Он попросил каждого, кто умеет делать что-то интересное,  написать на листе бумаги  о своём умении,   Положить этот лист  на тумбочку к дневальному. И случилось так, что я, совершая традиционный ежедневный обход  по казармам,  встречаясь с секретарями комсомольских организаций,  зайдя в казарму автороты, увидел на тумбочке дневального эту стопочку листочков. Спросил  у дневального, что это за листочки, А он, загадочно  улыбнувшись, убрал их с тумбочки и мне не показал. Потом выяснилось, что это были как раз те листочки, с предложениями своих услуг в подготовке  к КВНСу. Девяносто процентов личного состава роты  высказали готовность, участвовать в подготовке к соревнованию. Забегая вперёд, скажу, что именно команда автороты заняла первое место среди тех команд, с которыми нам удалось провести соревнования. Весь полк был охвачен этой игрой, а подготовка к каждой встрече  превращалась по сути дела подготовкой к празднику.
 Каждая команда  готовила наглядное оформление своего выступления. (откуда столько талантов нашлось), приходилось  просто удивляться. Зрительный зал клуба мы делили  на две половины.  Каждая  из участвующих во встрече команд оформляла  свою половину, а задник сцены оформляли   мы с клубным художником.
В день проведения встречи команд в нашем маленьком зрительном зале не только не было свободных мест, вообще трудно было втиснуться в зал.  Встречи вели я и дочка старшины св. службы Тамара Гончарова. До сих пор до мельчайших подробностей помню каждую из этих встреч
 Надо  было видеть радостные лица всех присутствующих, светящиеся от восторга глаза, слышать возгласы поддержки своих команд, аплодисменты и крики «браво». Да, всё это было на самом деле!  Но, к сожалению, всё задуманное нами довести до конца не удалось по разным причинам.
Во-первых,  в то  время как раз ввели строгие лимиты на пробег каждого автомобиля, а поэтому, как считало командование полка; на наши игрушки тратить лимитные километры нет необходимости,    Это означало, что выехать в дивизионы мы не могли. Кроме того, дивизионы стояли на дежурстве, и вывезти из дивизиона хотя бы одну команду без болельщиков, было невозможно. Поэтому, проведя соревнования команд, подразделений расположенных при штабе полка, пришлось свернуть, так хорошо начавшуюся практику проведения  такого нужного и полезного для развития  интереса у личного состава к общественной работе, мероприятия, Но воспоминания о проведённых встречах команд, живы и до сих пор. Встречаясь иногда с  теми, кто служил в то время в полку, о КВНС вспоминаем каждый раз. А вспомнить есть  что. Например, встреча команд 3-го дивизиона и автороты проходила накануне  Дня 8-е марта.
  Команда автороты, выполняя, так называемое выездное задание, на тему, что дарили древние мужчины своим  любимым женщинам  на  женский праздник, вручила члену жюри Чичковой Л.И. большой мосол, добытый на кухне,  Это вызвало такой восторг у зрителей, какому могли позавидовать многие из современных артистов, в том числе и юмористического жанра.
 А ещё одна сценка из репертуара этой же команды на тему, связанную с армейским бытом, заключалась в том, как солдаты приводят  в порядок  свой внешний вид. Ротный брадобрей, находясь в т.н. бытовке бреет своих товарищей. На полу стоит 10 литровое  ведро, в котором взболтана пена до такой степени, что её видно  даже выше верхнего края ведра. Этот «специалист» мочальной кистью, которой белили в то время потолки и деревья, предварительно опустив её до самого дна ведра, со всего размаху «ударяет» по лицу своего «клиента» и косой (конечно без окосья), начинает  его брить. Сейчас это не смешно, а тогда зрители в зале, буквально лежали от хохота.  А моё личное мнение о том, что искренне смеющийся человек, никогда никому плохого,  не сделает. Поэтому  до сих пор стараюсь вызвать у своих собеседников улыбку.
Мне повезло, во время моего пребывания на комсомольской работе довелось отмечать 50 летний юбилей Великой Октябрьской Социалистической революции, 50-летие ВЛКСМ,  50 -летие  Советских вооружённых Сил.100 –летие со дня рождения В.И.Ленина. 50-летие образования СССР.  Безусловно, подготовка и проведение этих юбилеев, способствовала активизации комсомольской жизни, появлялись новые формы работы, такие, как общественно – политическое аттестование  комсомольцев, Ленинский зачёт, «Вахта памяти»  и многие другие.  Не могу не вспомнить прекрасных секретарей первичных комсомольских организаций тех лет: Саша Сахарук - авторота, Володя Борисенко - технический дивизион, Саша Балин -  З-й дивизион, Витя Иванов- 2-й дивизион, Коля Кукленко - 1-й дивизион. Саша Калуга - 3-й дивизион, Лёня Корниенко, Гриша  Шауро – батарея управления и многие другие, к сожалению фамилии которых  просто мною забыты, а записные книжки в результате многочисленных переселений оказались утраченными.
 Все эти ребята не жалели себя и своего личного времени для того, чтобы в тех подразделениях, где они служили, была обстановка  доброжелательности, взаимовыручки,  настоящего войскового товарищества и, безусловно, крепкой воинской дисциплины.
  Если учесть, что каждый переезд из квартиры в квартиру равен одному пожару, За годы службы моей семье пришлось пожить в  четырёх частных квартирах и четырнадцати служебных. О потерянном во время этих   переездов мы уже устали жалеть
Хочу сказать, в том, что за все годы моей службы в этом прославленном полку, не было ни одного чрезвычайного происшествия, связанного с гибелью людей. Это заслуга  не только комсомольских организаций. Но и не признать их вклада в дело создания исключительно здоровой морально-политической обстановки, тоже нельзя. Через четыре месяца после моего убытия из полка произошло первое чрезвычайное происшествие, связанное с гибелью солдата
Большое значение мы уделяли активизации работы комсомольских групп. Именно там люди лучше всего знают друг друга, и поэтому даже самое маленькое нарушение дисциплины должно было, и в большинстве случаев так и было, подробно рассматриваться именно в комсомольской группе. Без всяких формальностей и излишнего официоза комсгруппорги  «взбадривали» нарушителей, чем способствовали предотвращение более серьёзных нарушений. Как известно, любое преступление может совершиться только после множества, оставленных без воздействия общественности, т.н. незначительных правонарушений.  Всё, что происходит с нами в жизни, имеет определённую логику, заключающуюся в том, что цепочка  «опыт, навык, привычка», определяет  всю систему человеческой жизни, как в положительном плане, так и в негативе. От этого никуда не уйдёшь. Так вот моей задачей было в первую очередь научить работать именно   низовой актив. На это я не жалел ни сил, ни  времени.
Кстати сказать, инструкция ЦК  ВЛКСМ об организации комсомольской работы в СА и ВМФ, чётко требовала,   как, когда и какую категорию актива  учить  практике работы.
Не всегда удавалось собрать всех комсгруппоргов на семинар, проводимый при управлении полка, лучше обстояло дело с секретарями  цеховых(батарейных), и первичных организаций, но тут  возникали вопросы с явкой на эти семинары, особенно из подразделений несущих боевое дежурство по высшей степени готовности. Приходилось самому выезжать в подразделения, откуда больше всего не присутствовало активистов на семинарах и там, на месте обучать их всему тому,   речь на  основном семинаре.
Хочу обратить внимание ещё на одну существенную, на мой взгляд, деталь. Порядочность и исполнительность каждого конкретного активиста.  До сих пор ставлю в пример при разговорах на эту тему  комсомольских активистов Калугу А.И., Иванова В.. Кукленко Н., Баландиса А., которые выполняли все наши рекомендации и требования. Более того, они проявляли разумную инициативу и действовали  применительно к условиям своего подразделения и обстановки  в коллективе. Не знаю, как сложилась дальнейшая судьба у многих комсомольских активистов, с которыми мне довелось работать в те годы. Но об одном из них  не могу не сказать.
 Лейтенант Калуга Александр Иванович прибыл в полк после окончания одного из Новосибирских институтов. С первых дней службы он, что называется,  вписался в коллектив  по полной программе, как специалист и как  человек.  Да, именно,  как человек с большой буквы, Поэтому не случайно в ходе очередной отчётно-выборной кампании в комсомоле, он был избран секретарём первичной комсомольской организации дивизиона. Причём, в то время, когда дивизион находился в довольно не простых условиях. После смены места дислокации, огромного объёма работ, по оборудованию позиции и создании, хотя бы элементарных  бытовых условий жизни для личного состава.
 В одной  из  наших бесед с ним, я  предсказал ему  его будущее.  После увольнения из армии он  непродолжительное время поработает по своей специальности, потом будет избран секретарём  комитета комсомола предприятия, затем попадёт в аппарат горкома комсомола, а через некоторое время станет первым секретарём горкома, а в дальнейшем, примерно тот же путь пройдёт и в партийной системе.
Мир тесен, и через тридцать с лишним лет, нам  выпало счастье, вновь встретиться с ним. Первым моим вопросом к нему, был вопрос  о том, сбылись  мои предсказания, или нет. Если бы не события  1991 года, всё возможно было именно так, как я предполагал. И,  тем не менее, Саша и в  новой системе не потерялся, а нашёл своё место. Он вышел на пенсию с должности первого заместителя председателя городского исполнительного комитета. Я рад за него.
Секретарь комсомольской организации технического дивизиона Владимир Борисенко по нашему направлению и рекомендации поступил на  факультет журналистики в БГУ. Вышел на пенсию с должности редактора республиканской газеты «На страже Родины»
 Уверен, что многие из тех активистов,  с кем мне довелось   работать в конце шестидесятых, начале семидесятых годов, тоже  стали не  последними людьми в этом мире.
Я затронул тему учёбы комсомольского актива. Именно от умения секретарей первичных  организаций переступить через себя, понять, что ты теперь уже совсем не тот
человек, кем был раньше.  От тебя, от твоих  действий и решений во многом зависят судьбы других людей, твоих товарищей.
Как бы трудно ни было, какие бы препоны не возникали на пути к проведению положенных сборов и семинаров, иногда даже комсомольских собраний. Мне удавалось убедить своих начальников и командиров в том, что запланированные семинары,  собрания комсомольского актива и другие мероприятия  надо проводить, во что бы то ни стало.
Шли годы, менялись начальники политического отдела, их заместители, пропагандисты, начальники клуба и многие из заместителей командиров дивизионов  по политической части Безусловно, вместе с ними в той или иной степени менялись отношения в коллективе. В какой-то степени, я  бы сказал, и требования, в том числе и ко мне. Но, вместе с тем, со временем почти все стали  чаще прислушиваться к моему мнению, так как я не плохо знал обстановку во всех подразделениях полка. А как  мог не знать её, если приезжая в дивизион,  ночевал только в казарме, вместе с солдатами, Вместе с ними выходил на физзарядку, часто присутствовал на занятиях, т.е. жил реальной жизнью дивизионов.
Прямо на местах обучал работе комсомольский актив. Мои помощники, инструктора по комсомольской работе,  тоже часто по несколько дней жили в дивизионах и докладывали мне об обстановке, о настроениях людей, давали оценку работе комсомольских активистов в каждом подразделении
5 марта 1966 года у нас родился сын, я узнал об этом, когда пришёл домой на обед. Открыв дверь, увидел в коридоре  выстроившихся холостяков, которые ни слова не говоря, подхватили меня и начали подбрасывать вверх, поздравляя с рождением сына.  Лёня  Корниенко подарил открытку, на которой был изображён прекрасный малыш.  На обороте открытки была сделана очень тёплая надпись.    Эта открытка до сих пор хранится в нашем семейном альбоме. Дело в том, что мы ещё  не ожидали рождения ребёнка.  Заканчивался только восьмой месяц беременности у Любы. Правда, ночью ей стало плохо, мы вызвали скорую помощь.  Она забрала Любу в больницу.  А там,  через час с небольшим, она и родила сына на месяц раньше срока. Тем не менее,  факт рождения состоялся.   Отпросившись у начальника, сломя голову побежал в роддом. Бежать пришлось чуть больше километра.  Напрямую на  новый мост через Днепр, а там  совсем  рядом, был и роддом. Уже и не помню, где и как,  купил букет цветов и,  подбежав к роддому, вошёл в первую же дверь и рванул на второй этаж.  А там, на втором этаже, прямо напротив родильного зала, откуда доносились душераздирающие крики женщины, которая проклинала весь наш мужской род. Там меня и увидела сотрудница роддома, И не стесняясь в выражениях, быстренько вытолкала  на лестницу, ведущую вниз. Но, тем не менее, спросила, чего я тут оказался. Выслушав моё   объяснение, и  спросив у меня фамилию жены, она подсказала, к какому окну надо подойти. Так, что первая встреча с сыном состоялась около 16 часов30 минут  5 марта 1966 года, через окно второго этажа.
 Вернувшись домой, на службу больше не пошёл.  А соседи по квартире – холостяки, стали настаивать на походе в ресторан по такому важному случаю. Я категорически отказывался, ссылаясь на отсутствие денег. А их действительно не было.  До получки оставалось ещё целых восемь дней. Но, несмотря на мои протесты, и просьбы оставить меня в покое. Они подхватили меня «под белые ручки» и повели в ресторан. Там, усевшись за столик, меня всё время волновал вопрос, что мне делать, как  буду рассчитываться за этот визит.
Между тем подошла официантка. Витя Меликаев объяснив цель нашего визита,  указал на меня, как на «виновника торжества». Официантка подошла ко мне и спросила, что мы будем заказывать. Бодро подняв голову,  я  торжественно произнёс: «Один борщ и пять ложек». Шутка понравилась всем, особенно официантке.   Коля Кравченко, назвав её по имени, сказал, что надо принести их традиционный набор. Буквально через несколько минут, стол был накрыт, и мы отметили рождение моего сына.
       Но пока оставалась не ясной причина  преждевременных родов у Любы. Это выяснилось спустя некоторое время, да и то причина была названа под вопросом. Как потом выяснится, эта проблема будет  сопровождать нашу семью всю жизнь. Гемофилия – вот враг, который  нанёс нам  сильнейший удар на заре  нашей совместной жизни, и продолжает портить жизнь до сих пор. Врагу такого не пожелаешь. А мы терпим.
 За годы службы  в Орше пришлось многое пережить и повидать, познакомиться с интереснейшими людьми. Не помню точно, в каком году, городской комитет комсомола, на базе одного из пионерских лагерей проводил республиканский семинар творческой молодёжи. Узнав об этом я решил,  во что бы то ни стало, несколько человек привезти в полк и организовать их встречу с личным составом полка.
Мне удалось буквально из-под носа  городского начальства «выкрасть»          Игоря Лученка, Миколу Вершинина, Виктора Кучинского, Андрея Мдивани и привезти их в полк. Более двух часов продолжалась встреча личного состава с этими интереснейшими молодыми творческими людьми. Думаю, что все те, кому посчастливилось побывать на этой встрече,  память о ней пронесли, как и я  через всю свою жизнь. Периодически встречаясь с Игорем Михайловичем  Лученком, мы вспоминаем тот памятный не только для нас, но и для них, день.
Очень частым гостем был у нас  Михаил Данилович Сиянин, Герой Советского Союза, Получивший это высокое звание за  форсирование Днепра в районе Лоева, осенью 1943 года. Командовал он в то время танковой бригадой. А  во второй половине 60-х  был директором музея Константина Заслонова в городе Орша.
Ветераны  Ленинского комсомола Базылев Г.Л., Гуревич О.Х.  Очень убедительно и доходчиво  рассказывали о том,  как ещё в 1915-1917 годах зарождалось молодёжное движение в городе Орша.  Писатель  Крашенинников,  как раз заканчивал работу над книгой о комсомольской организации города Орша, Делегат  Второго съезда Советов Леоненко, подробно рассказывал о незабываемом дне, когда была провозглашена Советская власть. Как пришлось защищать её буквально с первых минут провозглашения. Щербинский Г.Т.,    будучи молодым красногвардейцем охранял рабочий кабинет и квартиру В.И Ленина. Герой Советского Союэа  Иванов,  будучи сержантом, оставшийся единственным живым из расчёта миномёта, сумел предотвратить  наступление немецкой пехоты и удержать плацдарм на правом берегу Днепра, захваченный ценой огромных потерь.
 Каждый из выступавших перед личным составом полка помогал нам формировать в сердцах и душах наших воинов, самые благородные человеческие качества и вместе с тем качества защитника Родины. За семь с  небольшим лет моей службы в полку  не было ни одного чрезвычайного происшествия.  Уверен в том,  что в этом немалая заслуга и комсомольских организаций подразделений, комсомольских групп, комсомольского актива.
 Международная обстановка, особенно её военно-политическая сторона, оказывала на всю нашу службу сильное влияние.  Летом 1968года во время   дежурства  по части,    около 10 часов 30 минут, вышел за проходную и проверял  исправность забора с внешней стороны  почти до дороги на Могилёв. Возвращаясь обратно, обратил внимание на двух мужчин идущих от автобусной остановки к КПП.  Увидел, что один из них фотографирует технику, стоящую на территории автопарка. Быстро пошёл   к окну  караульного помещения, подал команду поднять  караул «В ружьё».    Приказал начальнику караула  выслать вслед за мной по направлению к Кутеенке двух караульных, с оружием. А сам, выбежав за ворота городка, увидел,  как  двое мужчин быстрым шагом идут именно в сторону Кутеенки, где расположена автобусная остановка. Я бросился догонять их, и довольно быстро это осуществил.
Обогнав их, и повернувшись к ним лицом, приказал  остановиться и предъявить документы. Они сначала  сделали  попытку не выполнить моего требования, но увидев  бегущих солдат с оружием в руках, одумались и предъявили мне свои документы.
Один из них оказался военно - воздушным атташе посольства США в СССР, майором, А второй помощником военно-морского атташе того же посольства, лейтенантом-камердинером.  Фамилии их я, конечно, забыл. Но что запомнил на всю жизнь, это так надпись внизу первой страницы в предъявленных ими паспортах о том, что их запрещается арестовывать и обыскивать. Они решили  сыграть как раз на этом.  Мой ответ о том, что  мы их  не собираемся  арестовывать и обыскивать, а просим  пройти с нами  для выяснения их личностей и  причины их появления около нашей части и фотографирования её территории.
 Солдаты - молодцы,  быстро поняли, что к чему и взяли оружие  «на изготовку для стрельбы стоя»  и перекрыли им путь в сторону Кутеенки. Приказав  «дипломатам»  идти к дому, где жили офицеры,  мы стали сопровождать их туда. Лейтенант камердинер попробовал было сделать шаг в сторону, но мне, совсем не ласково, пришлось  одёрнуть его и, достав пистолет передёрнуть  затвор, дослав  патрон в патронник, приказав  и солдатам сделать тоже  самое. Что они с удовольствием и выполнили,
Подведя задержанных к беседке, предложил  американцам  сесть и сидеть тут до моего прибытия. Солдатам приказал держать обоих под прицелом. Сам  пошёл в часть,  где по телефону доложил оперуполномоченному КГБ капитану Наумову, а командиру полка лично, зайдя к нему в кабинет. После этого пошёл к беседке, где сидели задержанные американцы. Буквально через несколько минут вслед за мной появился капитан Наумов и начал допрашивать их, Ещё через несколько минут из города примчалась машина с группой людей в штатском. Подумав, что моя миссия закончена,  я спросил разрешения  оставить эту кампанию.  Но, оказалось, что я здорово поторопился.  Прибывшие люди в штатском,  предложили мне обыскать задержанных, Но я, сославшись  на надпись красными буквами на их  документах,  сказал, что обыскивать их не буду, а предложу им самим показать содержимое их карманов и сумок.
Между тем  по полку быстро распространился слух, что задержаны американские шпионы и некоторые  офицеры, переодевшись в «гражданку» подходили к беседке посмотреть на происходящее.
 После нескольких моих настоятельных  требований, американцы всё-таки выложили всё из своих карманов и сумок.  То, что они доставали, немедленно оказывалось в руках  людей в штатском,  Когда  американцы достали фотоаппарат  и две фотокассеты, эти штатские,  заполучив  в свои руки от капитана Наумова фотоаппарат и плёнки, быстро сели в машину и  умчались в город.
Минут через сорок они вернулись с проявленными плёнками, предъявили задержанным  дипломатам  какие-то документы и, поблагодарив меня и солдат, пригласили  американцев проехать с ними, Тем ничего другого не оставалось, как  последовать за этими людьми.
 На этом наша с бойцами миссия,  была закончена. Через некоторое время  солдатам было объявлено по отпуску,  а мне объявлена благодарность от Министра обороны СССР,  Капитан  Наумов стал майором, и, по непроверенным данным, награждён фотоаппаратом.   Менее чем через год тот же Наумов  привлёк меня ещё к одной операции по предотвращению  возможной попытки, опять-таки американскими разведчиками, провести разведывательную операцию в зоне действия нашей части.
В тот период в городе  Могилёве с участием американцев строился один из заводов. По данным компетентных служб в составе делегации,  направляющейся из Москвы в  Могилёв через Оршу, были люди, которым могли быть интересны объекты на окраине Орши.
В целях недопущения проведения разведывательных  действий   и было  создано несколько групп, по предотвращению неправомерных действий нашими американскими  «друзьями». Одну из таких групп доверено было возглавить  мне. 
С несколькими бойцами  ночью мы заняли определённую позицию, удобную не только для наблюдения, но и для совершения необходимых действий для конкретного предотвращения попыток к проведению каких-либо разведывательно-диверсионных действий, по отношению к объектам нашего полка. На этот раз всё прошло спокойно, никаких попыток к нарушению правил пребывания в нашей стране не было, машины с иностранцами  спокойно проехали мимо.
Летом 1969 года нас буквально замучили тренировками по развёртыванию военно-полевого госпиталя, (медотряда), куда я должен был идти заместителем по политической части. Сначала тренировались только силами полка, потом была проведена тренировка по отмобилизованию,  с привлечением медицинского персонала  из города и района. Мы развернули этот медицинский отряд сначала на территории части, на стадионе. Приехало с проверкой руководство из штаба Армии. Как всегда нашлись  недостатки, и мы их устранили, Потом нас (медотряд) подняли по тревоге и перебросили в лес, в район  дислокации нашего  2-го  дивизиона. Несколько дней  ушло на полное реальное  развёртывание  и оборудование местности. Особое внимание было уделено маскировке. Вскоре из Москвы приехал генерал-лейтенант Годун В.Д.  с несколькими офицерами, которые провели доскональнейшую проверку готовности этого медотряда к действиям в боевой обстановке.  Все кадровые и призванные из запаса  офицеры были опрошены на предмет знания должностных обязанностей, Должен отметить, что за все наши труды, мы получили высокую оценку. Потом ушло определённое время на расформирование этого подразделения и возвращения к обычной повседневной службе. А за несколько дней до дня «Ч», (21 августа 1968 года) полк вновь был поднят по тревоге и приведён в повышенную степень боевой готовности с выводом на полевые позиции. Именно там мы и узнали о вводе  советских войск в ЧССР.
1969 год  характерен осложнением отношений с КНР. После событий 2  и 15 марта на острове «Даманский», тоже уделялось большое внимание реальному повышению боевой готовности к действиям в боевой обстановке. На этот раз во главу угла была  поставлена проблема  пополнения запаса ракет, как в самом полку, так и в зенитных ракетных дивизионах.   По боевому расчёту мне было доверено быть  начальником одной из  колонн по доставке ракет, как в полк, так и из полка в дивизионы. С весны мы начали подробно изучать и осваивать маршруты,  по которым должны доставляться ракеты, минуя существующую дорожную сеть, различного рода естественные препятствия и выбирая маршруты, чтобы в условиях любой непогоды, и возможного разрушения противником мостов и других дорожных сооружений, можно было доставить ракеты в дивизионы. Основная тренировка  с реальной перевозкой боевых ракет проходила в период с 17 по 22 июля 1969 года. В этот период  в  полк  поступило  пополнение ракет из арсенала, которые были доставлены по железной дороге, и мы несколько ночей  доставляли эти ракеты в часть, А 19 июля приступили к доставке их в ЗРДН. За эти дни мы так измучились, что 20 июля, в мой день рождения,  прибыв со своей колонной  из одного дивизиона за  очередной партией ракет, которые нужно было доставить уже в другой дивизион.  Отправив свои машины под погрузку, решил хоть несколько минут отдохнуть и устроился  под небольшим кустом. Усталость взяла своё, и я моментально уснул. 
Спасибо одному из солдат, который увидел машину, двигающуюся задом прямо на тот куст, под которым я «мужественно» отдыхал, Он, закричав истошным голосом, сумел остановить машину, Колесо полуприцепа остановилось от моей головы  не более, чем в тридцати сантиметрах. Так, что мой 25-й  день рождения, мог стать последним днём моей жизни. Кстати сказать, сержант из этого же подразделения двумя годами раньше, тоже спас меня, выхватив из горящего льна, куда я провалился, во время тушения пожара на месте хранения льна для Оршанского  льнокомбината, который  произошёл вечером 1 мая 1967 года.
 В тот вечер, как всегда был ответственным от политотдела, и командир полка по телефону отдал мне распоряжение оставить в городке только дежурную смену, А весь остальной личный состав  на КРАЗ ах доставить к месту пожара и организовать там работу до его приезда.  Все его указания были выполнены полностью.
  Более того, по  моему приказу старшие от подразделений, составили списки личного состава убывшего на выполнение этого задания. С поставленной задачей мы справились успешно. К приезду командира полка работа была организована, люди трудились не жалея сил. Буквально за несколько минут до приезда командира и заместителя председателя районного исполнительного комитета, я провалился в яму на одном из  стогов. Эта яма образовалась в результате внутреннего горения  и  снаружи была не видна. Падая внутрь горящего льна, я автоматически поднял руки вверх. Это меня и спасло от получения сильных ожогов. Сержант из технического дивизиона Виктор Иванов, на глазах которого случилось моё «погружение» с целью  «проверки», что делается внутри скирда, схватил меня за руки и вытащил на «свежий воздух». Руководство города  пыталось представить нас к медали «За отвагу на пожаре», но почему-то  отделалось почётной грамотой районного комитета КПБ и районного исполнительного комитета, а сержант съездил в отпуск, в свой родной  Киев.
Касаясь советско-китайских отношений того периода, не могу не сказать о том
проявленном патриотизме личного состава полка, который  был проявлен в те дни.
В  автомобильной  роте служил солдат, родной брат  которого, был непосредственным участником боёв 2 и 15 марта  1969 год на Советско-Китайской границе. Осенью того же года, он  приехал  проведать своего брата, и  по нашей просьбе,  выступил перед личным составом подразделений,  находящихся при штабе полка.  На конкретных примерах он рассказал, как пограничники и личный состав частей прикрытия госграницы, проявляли мужество и героизм  в боях
Мне хорошо запомнились эти дни ещё и потому, что в адрес командования полка  поступило около сотни  рапортов от комсомольцев, с просьбой направить их на  китайскую границу, чтобы защитить честь и достоинство нашей Родины. Все эти рапорта  находились у меня в папке, а всем, написавшим эти рапорта, мы отвечали так, что если потребуется такая помощь нашим войскам, дислоцированным в том районе, то  Ваши рапорта  просьбы будут удовлетворены. События августа того же года в районе Жаланашколя, вызвали новую волну рапортов, Но к счастью, удовлетворять просьбы, изложенные в них, не пришлось.
В том же 1969 году, пришлось ещё раз столкнуться с войной того периода. На этот раз Вьетнамской. На наш полк  была возложена  задача,  доставить  в Могилёвскую область гроб с телом погибшего во Вьетнаме старшего лейтенанта Бриндикова. Мне было доверено  забрать гроб с телом погибшего  из хранилища железнодорожного вокзала и доставить его  к месту жительства родителей. Гроб сопровождали два капитана, вместе с Бриндиковым воевавшие во Вьетнаме. То, что они рассказали мне о самой войне и о том, как погиб этот офицер, я потом десятки  раз рассказывал личному составу во время своих выступлений. Кроме того, через год после этого, во время моей попытки поступления в харьковскую академию, мне довелось вместе жить и готовиться к экзаменам  более  чем с десятью участниками боёв во Вьетнаме. Почти  половина из них имели боевые ранения от шариковых бомб, которыми американские самолёты «щедро» посыпали позиции наших ракетчиков, многие имели на теле страшные следы от ожогов напалмом. Обо всём этом тоже постоянно рассказывал  воинам полка.
Там же, во Вьетнаме, бывший офицер нашего полка, в то время заместитель командира полка по вооружению Руденко Н.А., по сути дела совершил подвиг, во время американской бомбардировки позиций наших ракетчиков, своим  телом прикрыл Главнокомандующего Войсками ПВО Маршала Советского Союза Батицкого П.Ф., получив при этом серьёзное ранение. Об этом рассказал нам один из офицеров нашего полка, вернувшийся из ДРВ.
Уже в марте 1966 года, меня избрали   членом  Оршанского городского комитета ЛКСМБ, а вскоре и Витебского областного комитета ЛКСМБ. Пришлось принимать активное участие  в военно – патриотическом воспитании  молодёжи города. Несколько лет был ответственным за организацию и проведение общегородской  военно-патриотической игры «ЗАРНИЦА». В своих выступлениях на пленумах и городского и областного комитетов комсомола анализировал состояние работы комсомольских организаций города  по  военно - патриотическому воспитанию, вносил конкретные предложения по активизации этой работы. Являлся также членом клуба революционной и боевой славы города Орша. Были установлены тесные деловые связи со многими знатными людьми города и района, часто приглашал их в полк для выступления перед личным составом. О проводимой  работе  в этом направлении  постоянно докладывал не только командованию полка, но и вышестоящим политическим органам.
На  тематический вечер, посвящённый встрече трёх поколений комсомольцев, решил пригласить командира полка полковника Тишкова Я.Г. 
 На этом вечере присутствовали: комсомолец 30-х годов  писатель Крашенинников,  комсомол военных лет представлял Герой Советского Союза Иванов, а послевоенное поколение было предложено представить командиру полка Тишкову Я.Г.  Мною было сделано вступление, а потом представляя выступающих,  я  кратко давал характеристику того периода, о котором пойдёт речь. Представитель поколения рассказывал об особенностях жизни в указанный период, какую роль играл комсомол в те годы, приводил примеры славных дел комсомола тех лет   и в каких делах принимал участие  сам ветеран.
Выступления были очень эмоциональными, пронизанными духом высокого патриотизма. Зал, в котором не было ни одного свободного места, слушал с огромным вниманием. Во время выступления Героя Советского Союза Иванова, командир полка наклонился ко мне и   попросил меня охарактеризовать послевоенный период, который было предложено  сделать ему.
Он сказал, что не думал, что так серьёзно всё поставлено, и что он к этому не готов. В полку все знали, что у командира  часто пропадал голос. Поэтому, когда подошла очередь его выступления, он тихо попросил извинения у присутствующих и попросил, чтобы  я  дал характеристику времени, представителем которого он является, так как у него от волнения пропал голос.
А это  было действительно так.  Крашенников,   Иванов и я подробно рассказали о вкладе комсомола в послевоенные годы.  Было задано несколько вопросов от слушателей. На эти вопросы даны были убедительные ответы. Если сказать коротко, вечер удался, люди остались довольны.  Это было в субботу. На следующей неделе, в пятницу при подведении итогов за неделю с офицерами управления и подразделений  городка при штабе, полковник Тишков Я.Г. рассказал офицерам об этом тематическом вечере.
А завершил своё выступление словами: «Если бы каждый из здесь присутствующих делал столько для воспитания людей, сколько делает он(указав на меня), мы бы совсем не имели проблем, связанных с нарушениями  воинской дисциплины». После этого объявил мне благодарность.  Для меня это самое первое памятное поощрение за всю мою службу в армии.
На сборах комсомольских работников при управлении  Армии несколько раз выступал с обменом опытом работы, причём подтверждая свои слова демонстрацией фотографий, сделанных во время проведения всех мероприятий, в том числе и только, что упомянутого. А поскольку эти фотографии всегда желали посмотреть сидящие за столом руководители  сборов,  а нередко Командующий и Член Военного Совета Армии, так, что в объективности  моего выступления ни у кого не возникало сомнений.
Видимо  доклады  комсомольского отделения политического отдела армии в политическое управление войск ПВО о проводимой в полку работе, послужили основанием к тому, что летом 1971 года в полк приехала группа радиостанции «Юность» передачи «Слушай воин, слушай солдат!» с предписанием подготовить передачу о проводимой в полку работе по военно-патриотическому воспитанию. Группа из трех человек почти неделю работала в полку, изучая этот вопрос.
В результате, в эфире Всесоюзного радио 19 ноября 1971 года, прозвучала передача. Сам я её, к сожалению, не слышал, а вот мама услышала и написала мне об этом в своём   письме.
Уже учась заочно на историческом факультете в Могилёвском  педагогическом институте, я писал курсовую работу по  теме  «военно-патриотического воспитания молодёжи»  и получил отличную оценку.
На протяжении всей службы в полку мы не реже одного раза в месяц готовили и проводили тематические вечера, было подготовлено и проведено много диспутов на различные темы. Хочу отметить, что именно диспуты, в отличие от тематических вечеров, стали наиболее востребованы солдатами и сержантами.  Это была активная форма работы, в которой мог принять участие каждый, не стесняясь высказать своё мнение по обсуждаемому вопросу. И после проведения нескольких диспутов в клубе, они стали часто проводиться непосредственно в подразделениях. Там для них была более подходящая атмосфера. Конечно, они не так тщательно готовились, но  проходили  очень  азартно, так  как люди хорошо знали друг друга, а поэтому любая фальшъ, лукавство, тут же подвергались осуждению товарищей. Темы любви и дружбы, дружбы и войскового товарищества, о культуре поведения, о чести и долге и другие  были как бы лакмусовой бумажкой, отражающей истину от лжи. Скажу откровенно, обстановка в воинских коллективах  становилась всё более здоровой, а это сказывалось как на состоянии воинской дисциплины, так и на решении поставленных задач, Не случайно год за годом полк занимал лидирующие позиции во 2-й Отдельной Армии буквально по всем вопросам, от выполнения боевых стрельб на полигоне, до ведения войскового хозяйства.
Кроме того, эти диспуты  приучили людей говорить  открыто, не оглядываясь ни на кого, а поэтому очень большую пользу принесли при проведении общественно-политического аттестования, в период подготовки к  столетнему юбилею со дня рождения В.И.Ленина. Всячески стремились поднять общественную и политическую активность воинов, заинтересовать их в  вопросах политической учёбы, учили анализировать политическую ситуацию. Путём комсомольских поручений по подготовке выступлений  по какой-либо конкретной теме, подготовке обзоров печати, радио и телепередач. В первую очередь о ходе вьетнамской войны  и участия в ней даже представителей нашей части.
 Помощь  бойцам в  этом плане оказывали  выступления начальников разведки сначала  майоров Банникова Ф.М., Горохова Н.  пропагандистов  полка  майоров Дижковского Ф,  Кислицына Н.И. и Капелевича Л.Л.,  кроме того, в полк часто приезжал представитель  политического отдела корпуса майор Климович А.А., который очень убедительно и эмоционально читал лекции на темы международной политики. С ноября 1967 года с появлением программы «Время», на одном из семинаров секретарей комсомольских организаций, была поставлена задача,  взять под контроль комсомольских активистов не только просмотр этой программы, но доводить её содержание до тех, кто по каким либо причинам не смог посмотреть. В первую очередь  это касалось тех, кто имел постоянное комсомольское поручение  быть агитатором. Скажу честно, приживалось трудно, но вода камень точит, и сегодня могу констатировать, что в целом мы с этой задачей справились, во всяком случае,  в городке при штабе полка. Не упускали любую возможность для организации встреч с участниками боевых действий во Вьетнаме, а потом и в Египте, среди которых было несколько человек и из нашего полка.
С назначением в полк заместителем начальника политического отдела майора  Константина Червинского, только, что вернувшегося из спецкомандировки в Египет в 1970 году, и поведавшего  личному составу о боевых действиях в Египте. О том, как  в схватке  с более чем двадцатью израильскими «Фантомами», дивизион в котором он служил,  сбил четыре стервятника и один  был  подбит, но упал на территории, контролируемой израильтянами. Как совершил по сути дела подвиг лейтенант Сумин С.П.,  который находясь на антенном посту станции разведки и целеуказания, обеспечивал командира дивизиона подполковника Толоконникова В.М. информацией о целях, летящих на малой высоте, что и позволило нанести противнику такой ущерб. Отважный офицер погиб от разрыва  «Шрайка»- противорадиолокационного снаряда, летящего по лучу, излучаемому РЛС. В этом  же бою погибло ещё пять человек, в том числе воин из автомобильной роты, зенитной ракетной бригады из города Бреста.
Город Орша довольно крупный промышленный центр  Белоруссии, а поэтому мы постоянно  стремились к тому, чтобы личный состав полка знал о том, что производят промышленные предприятия города, Практически ни один  из семинаров секретарей комсомольских организаций не обходился без посещения какого-либо предприятия и встреч с комсомольским активом. Даже  было проведено несколько совместных тематических вечеров, но эта формы работы не прижилась, именно из-за особенностей  нашей службы. Особенно тесно мы сотрудничали с комитетами комсомола Оршанского льнокомбината, завода швейных машин, станкостроительного завода «Красный борец», железно – дорожного депо. Нас приглашали на комсомольские конференции этих предприятий, в дни коммунистических субботников иногда небольшие группы  наших воинов трудились вместе с молодёжью города, На наших собраниях комсомольского актива периодически выступали секретари комитетов комсомола предприятий города, работники аппарата горкома комсомола.
Попытки провести совместные вечера отдыха у нас в клубе, упорно срывались службой режима полка. Правда иногда мне удавалось обойти эту службу и на  проводимые нами балы, о которых я уже писал, приглашали, как правило,  комсомолок, с предприятий города. Несколько раз удавалось познакомить городскую молодёжь с жизнью наших дивизионов. Но это были, по сути «репортажи с петлёй на шее», Командование дивизионов и комсомольские активисты, иногда всё-таки иногда приглашали  сельскую молодёжь к себе и знакомили их с жизнью наших военнослужащих. А наши воины иногда помогали местным сельхозпредприятиям  в решении их вопросов. Так, что лозунг «Народ и армия едины» мы  пытались осуществлять на практике.
Летом 1970 года мне была доверена ответственная задача, сопровождать корреспондента газеты «Красная Звезда» Бориса Скворцова, прибывшего по заданию редакции для освещения работ на проводившемся разминировании дороги Минск  - Москва, на участке от перекрёстка дорог Витебск-Орша. до границы с Российской Федерацией.
 Несколько слов   об истории вопроса. В конце мая 1970 года начальник участка этой трассы проезжал на служебной машине по дороге. Впереди его ехал автомобиль  ГАЗ-51, который совершенно случайно принял вправо и съехал на обочину. И вдруг на том месте, где он проехал, провалилась земля. Начальник участка не мог не проверить, что тут случилось и, остановив свою машину, подошёл к провалу. Он был очень удивлён тем, что увидел перед собой, по сути дела, это был колодец, стенки которого оборудованы досками толщиной пять  сантиметров. Обозначив подручными средствами этот колодец, он прибыл в свой, как бы сказали теперь, офис и позвонил куда следует. И  вместе соответствующими службами прибыл на место обвала. Выяснилось, что это яма глубиной 2метра 20 сантиметров, со сторонами по периметру 60 на 90 сантиметров, кроме того сделан подкоп под трассу почти на расстояние  2 метров. В этом подкопе были обнаружены  ящики с взрывчаткой.
В результате работ по освобождению  этих колодцев от взрывчатых веществ, оказалось, что в других таких «колодцах  были  заложены и артиллерийские снаряды и даже  авиабомбы. Колодцы были вырыты попарно, с обеих сторон дороги. Следующая пара была вырыта ровно через восемнадцать метров. И участки таких пар колодцев был протяжённостью иногда до трёхсот метров. Это расстояние зависело от местности, где была проложена дорога. Если  была болотистая местность, то протяжённость участка составляла на всю длину  этого болота. Короче говоря, там, где нельзя было проехать справа и слева от дороги.  Как потом выяснилось,  фашисты уже зимой 1941-1942 года начали минировать эту дорогу.
Для  рытья этих колодцев привлекалось   местное население. Старосты населенных пунктов днём оповещали тех, кого они выбрали для этой работы, и устанавливали время сбора в определённом месте с ломами, лопатами и другим необходимым инструментом. Как правило, это было время наступления полной темноты. Те же старосты, а иногда и сами фашисты вели эти группы людей к месту работы, таким маршрутом, что в темноте запомнить его было просто невозможно. Отработав определённое время, опять же в полной темноте и опять-таки запутанным маршрутом их отводили назад в деревню, Был строгий приказ никому ничего не рассказывать об этих ночных  «прогулках». Кто и когда минировал дорогу, местные жители ничего не знали. Более того, многие вспомнили об этих работах уже только тогда, когда  мы с Борисом начали ездить и опрашивать население.
  На весь участок дороги от перекрёстка Витебск-Орша и до границы с Россией для предотвращения возможных больших разрушений дороги в случае взрыва, срочно навозили тысячи тонн земли, сложив эту землю посреди дороги шириной метра в четыре и высотой около ста тридцати сантиметров, Движение было полностью перекрыто. К работам по разминированию был привлечён личный состав десантной дивизии, дислоцировавшейся в Витебске. Руководил всеми работами на месте подполковник, кандидат военных наук, прибывший из Москвы. Непосредственным исполнительным сапёром, и командиром сапёрной группы, был старший лейтенант  Шкуропато  из полка гражданской обороны БВО.
Работа была очень тяжёлая и опасная. В некоторых колодцах заложенная взрывчатка сохранилась очень хорошо и  в случае  неосторожного обращения, или ошибки, мог произойти взрыв.  Мы с Борисом поинтересовались, какой может быть ущерб от взрыва пары колодцев (а они по-другому и не могли взорваться). Если мне не изменяет память, то глубина воронки будет около пяти метров, а ширина, около двадцати.
Десятки раз мы проехали с Борисом Скворцовым вдоль всей этой заминированной трассы. Он брал интервью у офицеров и солдат, участвующих в работе, у руководителей работ, но главная наша задача состояла в том, чтобы как можно больше опросить тех, кто привлекался к рытью этих колодцев. А это была непростая задача, многие ничего не хотели говорить, и приходилось нам обоим изыскивать подходы к этим людям. Но были и те, кто охотно делился воспоминаниями, и даже советовали к кому можно обратиться, с уверенностью, что они расскажут нам много интересного. В тоже время предупреждали с кем надо быть очень осторожными. Кстати я по этой жаре ездил в полевой форме с пистолетом и двумя обоймами патронов. Такое указание было дано сверху. Как потом выяснилось, для этого были очень веские основания.

 Как нам рассказала одна из жительниц деревни, расположенной на довольно большом расстоянии от дороги, что к зиме 1941-42 годов, многие из тех, кто ненавидел фашистов, сами ушли от греха подальше. Те же, кто видел в пришельцах какую-то опору и надеялся на их поддержку, стали наоборот перебираться,  к дороге, в надежде на помощь и защиту со стороны немцев.  Часть из живших, в рассматриваемое время,  людей, отсидели длительные сроки в местах не столь отдалённых, и практически  старались не идти с нами на контакт, Честно говоря, для  нас это было не то, чтобы непонятно, но как-то не верилось, что есть ещё люди, которые  живут своей прошлой  жизнью, И, по сути, держат камень за пазухой. Я тогда сказал Борису, что это хорошая тема для, серии статей  на темы морали и патриотизма.
Он мне на это ответил, что он трудится в отделе информации и не больше того. И действительно, в «Красной Звезде» в те дни публиковались его заметки «Эхо войны», «Взрывы под Оршей» и другие, в которых давалась только информация о том, что делается здесь и сейчас. А взрывов под Оршей в те дни действительно было много. В болоте недалеко от Осинторфа  уничтожались вынутые из колодцев сотни ящиков с взрывчаткой, артиллерийские снаряды, авиабомбы, и всё то, что было заложено и должно было в определённый момент взорваться,  Я пишу эти строки в период, когда наша страна готовится отметить 70-летие освобождения от фашистской чумы. Так вот,  именно стремительное наступление советских войск не дало возможности привести этот чудовищный план в действие. Не знаю, имел ли я право писать об этом или нет, но  посчитал это необходимым именно потому, что и сегодня среди нас живут люди, чуждые нам по духу, готовые в случае чего воткнуть нам  нож в спину. 
Обращаюсь,  прежде всего, к своим  родным; жене и  семье дочери, хотелось, чтобы их смогли прочитать много и других людей: «Будьте бдительны, среди нас есть и враги, готовые,  в любую минуту совершить в отношении вас самое чудовищное преступление». Кстати, наша миссия с Борисом Скворцовым закончилась досрочно именно из-за попытки нападения на нас, сына  одного из тех, кто много лет отсидел за сотрудничество  с фашистами.   По сути дела не попытки, а самое, что ни на есть нападение, и у меня были веские основания применить оружие, так как я отвечал за жизнь Бориса  и за выполнение  им   задания  редакции  газеты «Красная Звезда».
В одной из деревень, женщина, «сбежавшая» от фашистов подальше от дороги, назвала нам фамилию и имя человека, который активно сотрудничал с немцами и водил жителей по ночам на копку этих колодцев, а в описываемое мною время, проживавшего буквально в километре от трассы. Он,  определённый ему срок, уже отсидел  и вернулся на родину. С её слов он мог бы многое нам рассказать. Мы несколько раз приезжали в эту деревню, но дом был постоянно на замке.
Хорошо помню, что это была суббота, около тринадцати часов подъезжая к деревне, мы увидели, что  из дома, где жил этот человек,  выходит свадебная процессия. Я ещё пошутил, сказав Борису, что вот, мол, нам  сейчас придётся отказываться от угощения. Но водителю, на всякий случай,  приказал мотор не глушить, и развернуть машину  для езды в обратную сторону. Сказав Борису, чтобы он пока не выходил из машины, а сам вышел и тут же услышал выкрик: «Вот они гады, все-таки приехали», и тут же,  здоровенный мужик схватил с подноса с водкой и угощениями, которые традиционно носят в таких случаях на свадьбах, большой нож, бросился бежать в нашу строну.  Быстро вскочив в машину,  я  подал команду: «Вперед».  Как раз в это время,  мужчина подскочил к машине и замахнулся ножом. Машина рванула с места, но мужик всё равно нанёс удар, но попал в тент, и дугой, держащей  этот тент, у него этот нож вырвало их руки, и он остался в машине. Мы вернулись в город. Я доложил уполномоченному особого отдела при нашем полку майору Наумову о случившемся, и передал ему этот нож.  После этого нам больше не разрешили  эти поездки, а  Бориса Скворцова отозвали в Москву. Знаю, что разминирование прошло успешно, никаких происшествий не случилось. К осени этот участок дороги открыли для движения всех  видов транспорта.
 Вскоре после этого я убыл  в Харьковскую академию ПВО страны на подготовительные сборы. Дело в том, что  уже давно и настойчиво просился у начальства, разрешить мне поступление в военную Академию. В 1968 году мне разрешили поступать на военно- педагогический факультет Военно-политической Академии. Были оформлены все необходимые документы и отправлены в установленные сроки. Вскоре из академии пришёл ответ, что в связи с тем, что мне ещё нет 25 лет, то мне предлагалось поступать на военно-юридический факультет. От этого предложения, я отказался.
 В последующие два года опять надоедал  начальникам  политотделов с просьбой о поступлении. И вот в 1970 году, один из моих ровесников, являясь кандидатом на поступление в Харьковскую академию, будучи патрулём по городу, серьёзно провинился, и ему запретили поступление в академию. А чтобы место не пропало, его предложили  мне. Я, извинившись перед товарищем, которого лишили права поступления, согласился. Кадровики быстро урегулировали  вопрос с оформлением  документов и отправкой их в академию. Вскоре из академии пришло подтверждение о зачислении меня кандидатом  для поступления. В положенный  срок   прибыл в академию, и всех нас,  отправили в учебные лагеря, где проходил сбор кандидатов. Народу набралось  около тысячи человек. Жили в  самими же  оборудованных палатках. Начались подготовительные занятия, но большую часть времени занимали работы по собиранию шишек в сосновом лесу, выщипывании  травы на стадионе, где должно было состояться торжественное открытие лагерного сбора, выравнивание дорожек  в палаточном лагере и  отработку гимнастических упражнений, разных пирамид из нескольких человек и масса других работ.
Среди абитуриентов было много  офицеров, участников боёв во Вьетнаме. Многие из них имели   боевые ранения, несколько человек были  обожжены напалмом. Некоторые перенесли отравление диоксином  и другими химическими веществами, которыми американцы  поливали территорию Вьетнама. И даже эти люди  не получали  освобождения от всех этих работ. Мы как, могли, спасали их, не позволяя им потеть, т.к. это вызывало у них сильные боли.
Со всеми нами проведены были индивидуальные беседы. Со мной такую беседу проводил полковник из политического отдела академии. По документам он знал, что  уже пять лет нахожусь на политработе, поэтому  досконально  «прощупал» не предмет  знания руководящих документов в этой сфере. С этим у меня проблем не было, и он спросил меня о том,  согласен ли, в случае поступления, быть секретарём партийной организации курса. Я дал согласие. Учитывая, что у меня за  училище  диплом с отличием, он поинтересовался, какой предмет предпочёл бы  для сдачи экзамена - физику или математику. Посоветовавшись с ним, пришли к тому, что лучше сдавать физику. Тем не менее, я продолжал  добросовестно занимался на занятиях по всем предметам, так как чувствовал  свою недостаточную  подготовку ещё по школьной программе. Всё шло хорошо. На соревнованиях по плаванию удалось занять на своём потоке первое место, неплохие показатели  были по лёгкой атлетике, вполне прилично пробежал кросс на  3 километра.
  Через две недели моего пребывания в Чугуевском лагере, мне пришло письмо от Любы, которая с детьми находилась в это время  у себя на родине, в Архангельской области, Она писала, что у Серёжи уже две недели течёт кровь, и никто не может помочь остановить её, что она выезжает в Оршу. Получив это письмо,  я начал бегать по лагерю в поисках полковника из политического отдела, чтобы отпроситься на несколько дней домой, чтобы отвезти сына в Минск, в институт переливания крови, где уже не один раз спасали нашего мальчика. Полковника  не нашел, тогда пошёл к начальнику лагерного сбора, которому подробно рассказал о сложившейся ситуации и попросил дней на пять отпустить меня для решения этой проблемы. Но понимания, у этого полковника  не нашёл, а поэтому прямо у него в кабинете написал рапорт об отчислении меня с этого подготовительного сбора. Он тут же подписал мой рапорт.   Оформление  необходимых документов  не заняло много времени, совершив традиционный «полосатый рейс» - сдачу постельных принадлежностей я убыл в Харьков, в академию, чтобы  получить необходимые документы. Там встретил полковника из политического отдела, он сказал, зачем я поторопился, и можно было решить вопрос положительно, но сделать уже было ничего нельзя, все документы были у меня уже на руках. Вечером  выехал  в направлении Орши и к обеду  был уже дома.
Зашёл в квартиру, а там, в пустой квартире, громко плакала Света, ей  тогда всего-то шёл десятый месяц. Она была дома одна,  стояла в кроватке и плакала,   Срочно  поменял и ползунки и кофточку. Она прижалась ко мне, и буквально через несколько минут,  уснула. А Люба в это время ездила с Серёжей в районную больницу по поводу очередного кровоизлияния. Но хотя там его и  боялись как огня, но всё-таки ввели антигемофильную плазму и отправили домой. Уже вечером того же дня,  взяв сына, я срочно выехал в Минск, Уже ночью, прибыв в Минск, на такси добрался до Новинок, где тогда был институт переливания крови и клиническое отделение, и нас там уже хорошо знали. Прямо ночью приступили к экстренному лечению с целью остановки  кровотечения. В течение четырёх дней,  в результате принятых мер, кровотечение  остановилось,  и  мы уехали домой.
Вот так закончилась моя  «учёба»  в харьковской академии. Правда, в личном деле появился штамп  о запрете  к  поступлению в высшие военные учебные заведения. Ведь это был уже второй отказ.
  Теперь пришло время сказать о том, что нас  с  Любой  волновало и тревожило в те годы больше всего, что оказывало очень сильное влияние на всю нашу жизнь, да и на службу тоже. Это  серьёзная, неизлечимая болезнь нашего сына, Сережи,               
  Ровно через полгода после рождения у него на теле, на обеих ножках появились большие темные пятна, похожие на следы ударов - синяки. Обратившись в Оршанскую больницу, мы сначала не смогли получить никакого ответа, врачи сами растерялись и поставили три или четыре диагноза, после чего порекомендовали и дали направление в Минскую детскую больницу. В начале декабря  мы приехали в эту больницу, и Люба с Серёжей немедленно   были госпитализированы. Там был поставлен диагноз - гемофилия, т.е. несвёртываемость  крови. Больше месяца они пробыли в этой больнице, за это время синяки исчезли, но стали появляться  другие  на разных участках этого маленького тельца.
В Оршанской больнице нас стали бояться, как «огня», при каждом появлении нас, немедленно старались отмахнуться  не только от лечения, но даже от простого осмотра. Каждый раз приходилось звонить в Минск, к тем врачам, которые лечили  нашего сына.  Потом и тем надоели эти звонки и нам порекомендовали обратиться в институт переливания крови, который в то время, находился в Новинках. Обратились и туда, и там не только подтвердили, но и определили форму этой болезни, Она оказалось формы «А»- самой тяжёлой формой и практически, в те годы, совершенно не поддающейся лечению. С тех пор, в случае любого осложнения, мы  стали обращаться туда. Это приходилось делать  довольно часто. Но сотрудники института каждый раз очень внимательно относились к нам, и давали советы, которые помогали быстрее выходить из кризиса.
Понятно, что в нашей семье стал складываться такой уклад жизни, который был полностью подчинён тому, чтобы не допустить всяческих травм и ушибов. Но эта болезнь имеет, я бы сказал, такой подлый характер, что даже и без ударов, кровоизлияния появляются в разных местах,  без всяких причин.
В 1968 году у Любы сказалось переохлаждение, случившееся по вине акушеров Оршанского роддома, которые после родов положили ей на живот лёд и забыли про неё, в результате она так простыла, что у неё сразу после выхода из роддома, стала сильно болеть спина. К осени  эти боли стали такими сильными, что врачи порекомендовали ей  съездить в санаторий и там пройти курс лечения. Наш полковой врач майор Рябоконь посоветовал ехать в Цхалтубо. Оформили документы, и Люба уехала.
Мы остались с Серёжей вдвоём. Я написал письмо моей маме, чтобы она приехала к нам, чтобы смотреть за внуком. Но случилось так, что через несколько дней после уезда Любы, ночью я почувствовал, что с мальчиком что-то неладно. Он спит, а правая ручка импульсивно дёргается.  Быстро сбегав в нашу санчасть, а там дежурила  наша соседка медсестра Нина Фурс.  Всё рассказал ей, и она посоветовала мне срочно вызвать скорую помощь, а сама побежала к нам, прихватив какие-то лекарства. Забежав к дежурному по полку,  оттуда вызвал скорую. Прибежав домой, вижу, что Нина пытается разбудить Серёжу, но у неё ничего не получается. Вскоре приехала скорая помощь, и  мы вместе с сыном поехали в больницу. Там сразу поставили диагноз - кровоизлияние в мозг, Тут же позвонили в Минск и проконсультировались с дежурным врачом  института переливания крови. Тот выдал рекомендации и  после проведения определённых манипуляций через некоторое время, Сережа пришёл в сознание. Потом уже они сказали мне, что если бы ещё немного времени затянули с вызовом скорой, то последствия могли быть печальными. Утром вынужден был  послать  Любе телеграмму о том, что такая ситуация с нашим сыном. Сам неотлучно находился около него. Не прошло и суток, как приехала Люба, и уже она лежала в больнице и ухаживала за  нашим малышом. Кстати сказать, с тех пор спину, она  так и не вылечила  и мучается  с ней всю жизнь.
 Несколько раз  у Серёжи случались такие сильные кровоизлияния, что для того,  чтобы их остановить, брали одновременно кровь у меня и у Любы. При не обильных кровоизлияниях, как правило,  вливали антигемофильную плазму по пол литра за раз, отчего у мальчика сердечко билось под двести ударов в минуту.  После одного очень сильного кровоизлияния, местные врачи категорически отказались что-либо делать, и отправили нас в институт переливания крови.
Пришлось срочно нанимать такси и везти мальчика в Минск. Там Люба пробыла с ним почти три недели. И такие поездки с каждым годом становились всё чаще. В сентябре 1969 года родилась Света.  Из-за того, что малышку дома одну не оставишь, пришлось и мне лежать с мальчиком в Новинках. Спасибо моим начальникам политотдела  Черемисову Виктору Фёдоровичу и Ярмоленко Владимиру Михайловичу, командиру полка Тишкову Ярославу Георгиевичу, что они разрешали мне там находиться с сыном.
Правда, они видели, что я практически никогда не брал выходных дней, всё время находился на службе, часто по нескольку дней находился в дивизионах. Чтобы как-то решить вопрос с оказанием своевременной помощи сыну, написал рапорт на имя начальника политотдела с просьбой о ходатайстве, на предмет перевода меня по службе поближе к Минску, или в сам Минск на любую должность. Несколько раз обращался с этой же просьбой  к командиру 11 корпуса ПВО  Иванову Д. начальникам политического отдела  11 корпуса ПВО Беляеву Н.Н.,  Сапенкову В. Членам Военного Совета. Начальникам политического отдела  2 ОА ПВО  Вертаеву Р.Ф.  и Сульянову  А.К., но ответа на свои письменные и устные обращения так и не получил, не говоря уже хотя какой-либо попытке решить вопрос положительно.
Каждый свой приезд в Минск, а нас вызывали довольно часто,  использовал для того, чтобы съездить в Новинки проконсультироваться с докторами. Но однажды, обратившись к помощнику начальника политотдела Армии с просьбой  отлучиться со сбора  и съездить к докторам, тот практически  по- хамски, облаял меня,  и  не отпустил, хотя   была крайняя необходимость в такой  консультации. А остаться на следующий день не имел права, так как срок командировки  истекал в день     завершения работы сборов.

Дважды за время службы в Орше  мне предлагалось поехать  по замене. В 1967 году в Магадан, а в 1971 году в Гремиху, но по медицинским показаниям, как на сына, так и на жену,  и эти «выдвижения» не состоялись.
 Мой рапорт на имя  начальника политического отдела  корпуса с просьбой о переводе меня по семейным  обстоятельствам поближе к Минску, пролежал в столе у кадровиков  больше  шести лет. Хотя возможности были.
В самом начале семидесятых годов, практически одновременно решался вопрос о  назначении   на должность заместителя командира дивизиона по политической части  начальника клуба полка и меня. Так вот,  начальника клуба назначили  в дивизион, от которого до Минска ехать не более 30 минут.  Меня же направили в дивизион, от которого до Гомеля ехать  почти   час,  Забегая вперёд, скажу, что именно там мы и потеряли нашего сына,  от кровоизлияния в мозг.   В  медучреждениях  Гомеля  не оказалось  грамотных специалистов по лечению подобных заболеваний. А когда я привёз его в Минск – было уже поздно. Около 15 часов дня мы прибыли в институт переливания крови в Новинкки, а в 10 часов 50 минут следующего дня Серёжа скончался у меня на руках.
       Теперь часто говорю: «Спасибо  начальникам  за « теплоту и ласку», за  внимание к подчинённым…»  Почти в каждом докладе начальников и командиров на разного рода собраниях, совещаниях звучали красивые слова о внимании к людям, о заботе о них и т.д. Но, к  сожалению, ни один начальник, тех докладов, которые читал с трибун, сам не писал, а нередко  и вообще читал его в первый и последний  раз. А те сотрудники, которые писали эти доклады, нередко тоже  нуждались   во внимании и заботе, и по сути дела сами надеялись на то, что после прочтения этого доклада их  шефом, что совесть начальника проснётся и он хоть, что-то поймёт из того, что прочитал. Но я за свою службу ни разу такого не встретил, хотя написал, наверное, больше сотни разных докладов и статей, своим начальникам. Не знаю, прочтёт ли кто-либо, кроме  моих близких эти строки.   Мне очень хочется, чтобы  те, у кого есть подчинённые,  независимо военные они, или гражданские, а теперь нередко и «хозяева» не только предприятий и учреждений, но, как они зачастую считают, и людей, привести три документа, в своё время выписанные из прочитанных мною книг.




                ИЗ  КНИГИ  ДЕЙЛА  КОРНЕГИ

Шесть  правил, соблюдение которых позволяет понравиться людям.

1  Искренне интересуйтесь другими людьми.
2.  Улыбайтесь.
3.  Помните, что имя человека – это самый сладостный и самый важный для      него звук на любом языке..
4.  Будьте хорошим слушателем. Поощряйте других говорить о себе.
5.  Говорите о том, что интересует Вашего собеседника.
6. Внушайте Вашему собеседнику сознание  значительности и делайте это искренне.
       
 Двенадцать правил, соблюдение которых позволяет склонить людей к Вашей точке зрения.

 1.     Единственный способ одержать верх в  споре – это уклониться от него.
 2.     Проявляйте  уважение к мнению Вашего собеседника. Никогда не 
         говорите   человеку, что он не прав
.
  3.    Если Вы не правы, признайте  это быстро и решительно.
  4.    С самого начала придерживайтесь  дружелюбного тона.
  5.   .Заставьте собеседника сразу же ответить Вам – ДА.
  6.    Пусть большую часть времени говорит Ваш собеседник.
  7.     Пусть Ваш собеседник  считает, что  мысль принадлежит ему               
   8.
  9.     Относитесь  сочувственно,  к мыслям и желаниям других.
  10.    Взывайте к более благородным мотивам.
  11.    Драматизируйте свои проблемы, подавайте их эффектно.
  12.    Бросайте  вызов, задевайте за живое.
    
 Девять правил, соблюдение которых позволяет воздействовать на      

    7.  Указывайте на ошибки других не прямо, а косвенно.
    8.  Сначала поговорите о собственных ошибках, а затем   критикуйте своего собеседника.
    9.  Задавайте собеседнику вопросы, вместо того, чтобы ему что-то  доказывать.         
  10. Давайте людям возможность спасти свой престиж. К людям  относитесь сочуственно.
        Будьте чистосердечны в своей   оценке и щедры на похвалу.
   11. Создавайте людям хорошую репутацию, которую они будут стараться оправдать.
   12.Прибегайте к поощрению. Создавайте впечатление, что ошибка, которую Вы хотите видеть исправленной, легко исправима.         Делайте так, чтобы то, на что  Вы побуждаете людей, казалось им не трудным.
   13.Добивайтесь, чтобы люди были рады сделать то, что Вы предлагаете.
         
Как устранить пятьдесят процентов беспокойства, возникающего на работе.
   
1.Соберите факты. Помните, что половина беспокойства в мире       вызвана     людьми,            пытающимися принимать решения до того, как они получат достаточную информацию, обуславливающую эти решения.
 2.После тщательного анализа фактов примите решение.
 3 Когда решение принято, приступайте к действиям! 7Займитесь   осуществлением своего решения и отбросьте все беспокойства по поводу результата.   
 4 Когда Вы или кто- либо из Ваших сослуживцев склонны беспокоиться по поводу какой-то проблемы, запишите следующие   вопросы и ответы на них;
                А) В чём заключается проблема.
                Б) Чем вызвана проблема.
                В) Каковы возможные решения
    

  5. Четыре хороших трудовых навыка, которые помогут Вам   
       предотвратить  усталость и беспокойство.
 
Освободите свой письменный стол от всех бумаг, кроме тех, которые имеют отношение к решаемой  сейчас проблеме.
Выполняйте дела в порядке их важности.
Когда перед Вами возникает проблема, решайте её немедленно, если располагаете фактами, необходимыми для принятия решения. Не откладывайте решений.
Научитесь организовывать работу, делегировать ответственность и осуществлять контроль.

 АРМЕЙСКОМУ ПОЛИТРАБОТНИКУ
(Из книги М.Колесникова «Без страха и упрёка)

    Точная исполнительность.
     Напряжённость в работе.
     Спокойствие.
     Предусмотрительность.
     Использовать подчинённых так, чтобы не было минуты свободной.  Обо     всём сделанном отчёт.
     Всячески повышать свой авторитет делами.
     Обращение с бойцами должно быть спокойное. Деловое,    внимательное. Внушайте к себе уважение даже обращением.
      Держись ближе к партийным и комсомольским организациям.  Прокурору. Помогай им советом и проверяй работу.
      Притягивай всемерно красноармейцев к библиотеке. хотя бы раз в неделю пусть почитают
 Читай, объясняй  сам,  когда можно, не  смущайся тем, что мало слушателей.
Строго наблюдай за техническими работниками, будь недоверчив, но его не показывай.  Коммисар  не должен ронять себя до ругани.
        Отдельные эпизоды боевой жизни записывай.

            КОДЕКС РУКОВОДИТЕЛЯ
Эти правила висели в приёмной Совнаркома
                у  В.И.  Ленина


   1. Никогда не делай того, что могут сделать твои подчинённые, за
        исключением тех случаев, когда это связано с опасностью для          жизни
      Во-первых, потому, что если ты будешь хвататься за детали дела,                то   не  сумеешь обозреть  всего дела.
      Во-вторых, потому, что благороднее и полезнее подобрать и воспитать умелого подчинённого, способного самостоятельно решать вопросы его компетенции.
2. Доверяй своим подчинённым- это повышает их сознательность и  чувство   ответственности за дело.
3. Никогда не используй власти до тех пор, пока не убедишься, что все остальные  средства воздействия не эффективны
4.  Не упивайся коротким терпением подчинённых, когда ты выходишь из регламента, Будь краток; вместо 100 слов, которые утомляют людей и потому в одно  ухо войдут, а из другого выйдут, скажи 10, но таких, чтобы остались у людей в памяти.
5.  Если ты пришёл к выводу, что отдал подчинённым  ошибочное
распоряжение, отмени его, и признайся в своей ошибке.
Поблагодари подчинённого за проделанную работу, даже если он был поощрён в официальном порядке.
Сам старался строго руководствоваться этими правилами. Может быть не всегда и во всём, удавалось выполнять полностью. Хочу к этому добавить, что крайне необходимым условием для тех, у кого есть подчинённые,  знание психологии человека, особенностей  каждого типа.
          




               













  ЗЯБРОВКА. ТЕРЮХА
               
                Глава пятая
             
                Сокрытие правды всегда
                Работает на руку неправым,
                А спящий разум рождает чудовищ.
                Юрий Аракчеев.Пирамида
               
                Если ничего не предпринимать,                Ничего не выиграть
                Ю.Корольков



В конце декабря 1972 года пришёл приказ о том, что я на  должность заместителя командира дивизиона по политической части  зенитный ракетный полк, дислоцирующийся в Гомеле.   Несколько ночей совершенно не спалось, все мысли были  уже там. Как - то сложится служба на новом месте, с чего начать, как сложатся отношения с командиром, с офицерами и солдатами и сержантами дивизиона. Мысленно прогонял всё то, что видел в дивизионах в ставшем мне родном полку. Анализировал, что  можно применить в практике своей работы, а что нельзя из всего того, что  происходило у меня на глазах за эти семь с лишним лет службы.
На  новый год, мы с Любой, организовали, традиционное в офицерской среде, «обмывание» назначения на новую должность. Пригласили гостей-офицеров политотдела  и весело отметили, первое, в офицерской должности, повышение. Как всегда было много пожеланий, советов и прочих моментов коими насыщены такие мероприятия.
В первых числах января 1973 года  собрав всё необходимое, я убыл в Гомель.
Прибыв в штаб полка и представившись всем, кому положено. С первых минут почувствовал откровенное недоброжелательство по отношению к себе,   Но голову ломать над этим  долго не пришлось,   Командир полка,  полковник  Михеев и начальник политотдела майор Лозовиков Н.К. прямо заявили мне, что у них на эту должность есть свой человек.  Что я своим приездом перехожу ему дорогу.
Я ответил, что  не напрашивался к ним в полк, а прибыл  на основании   приказа командира 11 корпуса ПВО, а поэтому все вопросы и претензии можно высказать ему, а я готов приступить к выполнению своих обязанностей. Интересно и то, что и другие офицеры,  открыто  выказывали  недовольство моим появлением. А человека, о котором они говорили, я хорошо знал. Это был  мой коллега по комсомольской работе. Он  в нашем полку проходил обучение на  трёх месячных курсах офицеров запаса в 1967 году. Но после увольнения в запас, ему каким-то образом удалось добиться того, что его  снова призвали  в армию и в звании младшего лейтенанта назначили на должность помощника начальника политотдела по комсомольской работе. Кстати сказать, и у самого Димы хватило нахальства, тоже   выказать  недовольство  моим появлением. Надо признать, что о нем у меня было очень   хорошее мнение  с тех пор, когда он был на курсах у нас в полку. Он был очень активен в общественной работе, участвовал в художественной самодеятельности, пел он очень хорошо, я его привлекал и к проведению некоторых мероприятий и всегда оставался довольным его отношением к делу. А тут, встретившись в штабе полка, он с какой-то обидой и ненавистью высказал мне, что  я перешел ему дорогу.
Во второй половине дня, побывав в кабинетах у всего руководства полка. Меня отправили в дивизион на случайно оказавшейся  машине из этого дивизиона. Старшим машины, был старшина дивизиона прапорщик Луданов С.М.   Машина была Газ-51 с будкой от какой-то радиостанции, на этой машине возили на службу офицеров дивизиона,
которые жили в авиационном гарнизоне (расстояние около шести километров). По прибытии в дивизион, старшина проводил меня в казарму, в которой было  сосредоточено всё, кроме медпункта,  одного учебного класса, бани и каптёрки.
          Из офицеров были  только начальник штаба майор Оловаренко Н., начальник 1-го отделения  радиотехнической батареи капитан Селиванов Е.И. и командир стартовой батареи,  лейтенант Рублевский А.К.   
Я  познакомился с ними, они немного  ввели меня в курс дела  о том, что жилья нет, и что придётся жить в маленькой комнатке, где располагался медпункт, там уже несколько месяцев жил  командир  второй     батареи,   лейтенант Рублевский А.К.  Зима в том году была почти бесснежная, во всяком случае, в Гомельской области. Было сыро и неуютно.
 Сборно - щитовая казарма вообще выглядела мрачно, хотя внутри всё было обшито вагонкой,  покрытой лаком и выглядело довольно уютно. А второе здание было обложено силикатным кирпичом,  и смотрелось  симпатичней, чем казарма. 
Старшина организовал доставку в свою каптёрку  солдатской койки и постельного  белья, организовал мне место для ночлега. Вскоре  Оловаренко и Луданов уехали домой.  А жили офицеры  дивизиона в авиационном  городке, на расстоянии около шести километров от позиции. Старшина жил в деревне Климовка, там у него был свой дом.  Капитан Е.Селиванов был в этот день дежурным. Мы с Анатолием  Рублевским проговорили весь вечер, познакомились поближе, он рассказал мне об обстановке в дивизионе, кратко охарактеризовал офицеров и прапорщиков и  сказал о перспективах  на получение квартиры.  Всё упиралось в то, когда уедут его и мой  предшественники. Анатолий Кириллович, только что сменился с дежурства, и рано лёг отдыхать. А я ушёл в каптёрку, но мне  не спалось. Около половины двенадцатого  ночи  решил сходить в казарму и поговорить с Селивановым Е.И. Но  его в казарме не, оказалось, ушёл проверять караул. По привычке выработанной ещё в Орше, начал спрашивать у дежурного сержанта о расходе личного состава, тот не смог мне доложить,  так как требовалось.  Потребовав повторить доклад,  всё записал на бумагу, после этого вместе с ним прошли в казарму,   пересчитали спящих солдат.  Не хватало  нескольких  человек. На мой вопрос: «Где Люди?», ответа не получил.
Позвонил в караул,  чтобы пригласить в казарму  капитана Е. Селиванова, но того, там не оказалось. Тогда  дал команду дежурному сержанту поднять личный состав по тревоге. Что и было сделано. Проверили  наличие личного состава по списку. Выяснилось, что нет   восьми  человек. Начал разбираться, куда же делись люди. Дежурный сержант через несколько минут сказал, что они скоро придут, что в этот вечер в недалеко расположенной деревне танцы, и они ушли туда. Для меня это был самый настоящий шок. В штабе полка мне всё  руководство говорило о том, что это самый лучший дивизион в полку.  Мысленно представил себе, что же делается в других дивизионах,  которые не являются лучшими.  Сразу вспомнился  ставшим мне родным, Оршанский  полк.  За семь с лишним лет службы там, неся службу дежурным по части, каждый раз учиняя такие проверки, и лишь несколько раз, в самом начале службы в полку    обнаруживал отсутствие одного - двух солдат из городка, находящихся в самовольной отлучке.
А потом, когда в каждом подразделении узнали мою методику проверки, и  во время моего дежурства в самовольную отлучку никто не уходил. Примерно такая же методика была и у  лейтенанта Гриба Н.А. Поэтому,  придя с развода, дежурные по подразделениям оповещали личный состав о том, кто заступил дежурным по полку.  А здесь, я не мог найти и самого дежурного капитана Е. Селиванова. Послал дневального за лейтенантом А.Рублевским. Когда тот пришёл, многое прояснилось. Селиванов оказался спящим на командном пункте дивизиона, слегка выпившим, Солдаты вскоре вернулись в казарму, все кроме одного.  Мою попытку позвонить командиру  дивизиона сорвал связист, заявив мне, что  нет связи. А потом я и сам подумал, что я пока в дивизионе никто, личному составу не представлен, с командиром не знаком, а звонить в полк, тоже посчитал преждевременным. Так до утра и пытался  выяснить, где же ещё один солдат. А  потом, узнав, что он водитель тягача  ЗИЛ-157, подумал, а не уехал ли он, куда-то на этой машине. Тогда  пришлось  использовать «психологическую» атаку, в результате которой удалось-таки  «дожать»  дежурного, Он доложил, что  командир знает об этом, но в полк об этом не докладывал  и  запретил это делать дежурным.  После этого решил пойти  отдыхать, но уснуть так и не удалось, в голову  «лезли» всякие нехорошие мысли. Поднявшись, сделал небольшую зарядку, сходил в казарму умылся, привёл себя в порядок и к подъёму был снова в казарме, посмотрел, как работают сержанты. Около половины девятого приехали  офицеры и прапорщики,  и я познакомился с командиром. Это был невысокого роста, очень грузный майор. Леонтьев Юрий Александрович, как представили мне его в  штабе полка,  он  был, в своё время, одним из лучших офицеров наведения, а на момент нашего знакомства,  считался лучшим, стреляющим во всей 2-й ОА ПВО. Это мне понравилось,  подумал, что хоть  по вопросам боевой подготовки  больших проблем, ожидать,  возможно, не придётся. А то, что я увидел  ночью, меня не сильно расстроило, я верил, что найду подход к людям, и через определённое время вопрос с дисциплиной,  будет решён.  Ещё до построения на развод, мы в кабинете с ним провели короткую беседу с глазу на глаз. Я рассказал ему о моих ночных впечатлениях и о  происшествиях, случившихся ночью. К моему удивлению, он  на это отреагировал очень спокойно. Только на мой вопрос об отсутствующем  солдате – водителе ЗИЛ – 157, уклончиво ответил, что об этом мы поговорим  попозже.  Насчёт моего проживания, до того как мой предшественник освободит квартиру, решили, что я буду жить вместе с Рублевским в медпункте. Он отдал распоряжение старшине  и очень скоро старшина доложил, что койка и всё необходимое для ночёвки подготовлено. О том, как я устроился, как встретили в дивизионе,  из политотдела никто не поинтересовался ни разу.
  Во время утреннего развода  командир представил меня всему личному составу. Я коротко рассказал о себе и своей  службе в Оршанском полку. В первый день мне удалось побеседовать с несколькими офицерами. Днём и вечером внимательно проверил,  как питается личный состав, а вечером проверил, как организовано проведение свободного времени и просмотр программы «Время». Здесь такого порядка, как в Орше, не было, Вечерняя прогулка и поверка  соответствовали требованиям устава. В течение первого дня дивизиону дважды объявлялась готовность № 1. Прибыв на командный пункт дивизиона, посмотрел, как идёт боевая работа  непосредственно на КП, а потом пошёл к стартовикам, там-то мне всё было хорошо знакомо. Первое впечатление оказалось хорошим, это уже радовало.
Во  время второго подъёма по тревоге, удалось поговорить с  автотехником дивизиона, прапорщиком Никитенко, которого тоже удалось «дожать» насчёт отсутствующей машины ЗИЛ-157. Он тоже сослался на приказ командира, никому  не докладывать об этом.  От него же я узнал,  что накануне Нового года приезжал в дивизион начальник политотдела, который везде побывал вместе с командиром и возможно тот  и доложил  начальнику политического отдела.
Уже спустя некоторое время мне стали известны подробности этого визита майора Лозовикова, смысл которого заключался  не в проверке готовности  к празднованию Новогоднего праздника а, прежде всего,  к очередной выпивке вместе с командиром. Оказывается, он  был большой любитель этого дела. Забегая вперёд, хочу отметить, что,   узнав о том, какую борьбу с пьянством, прежде всего, среди офицеров и прапорщиков я развернул,  Он старался, как можно реже  приезжать к нам, а присылал своего заместителя. С которым мы  быстро нашли общий язык.   Считаю, что он спас меня от многих неприятностей, которые мог  причинить мне Николай  Лозовиков.
  Днём мы с Леонтьевым всё-таки  вернулись к вопросу об отсутствующем солдате с машиной. Во-первых, он очень удивился тем, откуда мне стало известно об этом. Во-вторых, дал понять, что это не моё дело, на что пришлось напомнить,  что с сегодняшнего дня за всё, что творится в дивизионе, в первую очередь несём ответственность  мы с ним вместе, а поэтому мне не хочется начинать службу здесь, что называется на грани фола. После этих слов Юрий Александрович,  сделав  небольшую паузу,  сказал, что действительно солдат на машине уехал домой в Черниговскую область, А чтобы его не искали,  он позвонил оттуда и сказал, что скоро приедет. После этих слов, я буквально  «выпал в осадок». Как так  можно спокойно рассуждать, когда в любую минуту можно ожидать, что эту машину задержали и не где-нибудь, а в соседней республике. В качестве контраргумента он сказал примерно следующее, что  даже если бы он сразу доложил по команде, то скандал был бы уже давно, а так есть надежда на то, что всё будет спокойно, что солдат, безусловно, будет наказан. А в случае  чего, он всю ответственность возьмёт на себя. В моей голове никак не могло уложиться понятие о том, что такими категориями мыслит человек, под командованием которого находится почти сто человек. Эту нашу «беседу» снова прервал сигнал о готовности №1. После отбоя этого сигнала, возвращаясь в казарму, мы увидели  стоящую  на территории дивизиона  пропавшую машину. На этот раз всё обошлось, но никаких гарантий того, что подобное не повторится, на тот момент не было, да и быть не могло.
В том году дивизиону предстояло выполнять боевые стрельбы на полигоне, а это всегда накладывает особый отпечаток на  всю жизнь  коллектива. Всё, что делается по всем направлениям, пронизано духом подготовки к выполнению боевой задачи на полигоне. Пришлось вспоминать, что и как делалось в этом плане в Оршанском полку. А проблем, как показали дальнейшие события, было выше крыши. Главной заботой для меня стало состояние воинской дисциплины. Но чтобы всерьёз взяться  за её укрепление, надо было  хорошо познакомиться с людьми.
Начал с проведения индивидуальных бесед, прежде всего с офицерами и прапорщиками. День за днём убеждался в том, что в разговорах с людьми мне не удаётся добиться искренности  от моих собеседников.
 Скоро проявилась и причина этого. Ежедневно после  утреннего развода, командир собирал вокруг себя определённый круг офицеров и прапорщиков и уходил с ними  или в учебный класс или в каптёрку старшины. Через несколько дней, мне стало известно, что эти сборища есть не что иное, как пьянка.  Вскоре  получил и подтверждение этому. Около десяти часов утра, меня разыскал на огневой позиции капитан Селиванов Е.И. и сказал, что меня вызывает командир дивизиона в учебный класс первой батареи. Я почувствовал запах спиртного от  него и спросил, почему  он, выпивши, Тот ответил, что командир приглашает меня поучаствовать в совместном застолье. Я категорически отказался, а  ему сказал, чтобы он сидел в классе и не появлялся на глаза личному составу. Вызвав этим ироническую улыбку капитана, я решил тут же отправить его домой, но получил ответ, что он выполняет только приказы командира.  На следующий день  во время беседы с одним из солдат, находящимся во внутреннем наряде, пришёл другой гонец - младший сержант сверхсрочной службы  Давиденко  и передал мне просьбу командира придти в каптёрку, где собралась группа офицеров для выпивки. Я  сказал гонцу, чтобы он передал командиру, что на совместные сто граммов с командиром  мы  ещё не наработали.
На вечернем  подведении итогов работы за день я предупредил всех офицеров о том, что надо прекратить пьянство и прежде всего в служебное время. А секретарю партийной организации порекомендовал  провести партийное расследование и на ближайшем собрании доложить о его результатах. Как потом мне рассказал один из офицеров, командир, стоящий в этот момент сзади меня, сжал кулаки, а лицо его приняло злобное выражение. Больше приглашений от командира я не получал, но была устроена  провокация.
У одного из офицеров - двухгодичников, заканчивался срок службы, и он решил устроить прощальный  пикничок, там его называли «пеньки».  Получил приглашение и я. Долго думал идти или нет, посоветовался с начальником штаба и тот порекомендовал  не отказываться, так как это уже традиция в дивизионе. Была ранняя весна, но погода стояла тёплая и  в указанное время на опушке леса собрались практически все офицеры и прапорщики. Импровизированный  стол выглядел довольно прилично, как в плане выпивки, так и закусок, Всё шло по хорошо отработанному сценарию: тосты, пожелания, воспоминания и т.д. Сказал тост и я, но если до этого я не выпивал, то тут пришлось выпить, Именно в это время меня и сфотографировали, когда я пил  из стакана.
На очередном  подведении итогов за месяц в штабе полка, меня пригласил в кабинет начальник политотдела майор Лозовиков Н.К. и начал разговор о том, что я веду борьбу с пьянством, а сам пью. Он достал из стола фотографию, сделанную во время ранее упоминаемых мною «пеньков». Как потом мне стало известно, эта фотография была показана и начальнику политотдела 11 корпуса ПВО генералу  Беляеву Н.Н.   Но, к счастью в политотделе корпуса, нашлись умные люди, которые знали меня хорошо, а также хорошо знали и самого Н.Лозовикова, который  был  большой специалист по  выпивке. Эти люди и убедили  генерала Беляева в том, что всё это обыкновенная провокация.
Во время одной из поездок  к семье  в Оршу,  зашёл в полк к начальнику политотдела майору Ярмоленко В.М  и рассказал ему обо всём. Он очень внимательно выслушав меня, пригласил к себе в кабинет майоров ЧервинскогоК. И и Капилевича Л.Л, Они оба в недавнем прошлом, были замполитами дивизионов. Он попросил меня вкратце повторить свой рассказ. Выслушав меня, все трое  высказали своё мнение и выработали определённые советы, как мне вести себя дальше.
Медленно, но верно я шёл к своей цели, добиться коренного улучшения дел с воинской дисциплиной.
В дивизионе оказалось много и тех, кто воспринимал  политику командира, но боялся высказывать своё мнение, На партийных собраниях, заседаниях партийного бюро, на совещаниях офицерского состава, все чаще стали подавать свой голос те, кому пьянство, мягко говоря, осточертело.
Более активно начала работать комсомольская организация дивизиона,  К нарушителям  стал  предъявляться более строгий спрос за каждое нарушение. На заседании комсомольского бюро, стали практиковать заслушивание командиров отделений, комсгрупоргов, секретарей батарейных организаций. Резко улучшилась работа по пропаганде требований уставов, организации досуга воинов. Начали чаще проводить викторины, вечера вопросов и ответов, различного рода соревнования. Была создана была группа художественной самодеятельности, которую возглавили Женя Израильский и братья-близнецы Воробьёвы.
Появились сдвиги в лучшую сторону в работе по укреплению дисциплины среди солдат и сержантов срочной службы. Мне удалось провести индивидуальные беседы со всеми сержантами и солдатами. Проанализировав результаты этих бесед, пришёл к выводу, что не всё потеряно, серьёзных, думающих ребят в коллективе много, но они тоже не могут пока ничего поделать, так как верх взяли наглые, беспринципные люди, к сожалению пользующиеся поддержкой ни кого-нибудь, а самого командира. Среди этих разгильдяев, у него  были «свои» люди, которые его информировали о положении дел в коллективе.  Сами  же делали, что хотели.
«Возглавлял»  этих  стукачей, рядовой Шамсутдинов, татарин по национальности, призванный из Азербайджана. Это был поистине мерзкий тип, лишённый каких-либо элементарных моральных принципов. «Кровушки» он из меня выпил столько, что я его  фамилию  запомнил на всю жизнь. Однажды долго задержавшись в казарме, уже поздно  вечером пошёл в освободившуюся   квартиру, которую приходилось  ремонтировать по ночам. Выйдя за проходную,  вдруг увидел,  как через забор перепрыгнули два человека,  и  пошли навстречу мне.  Было очень темно, и я  не смог сразу узнать кто эти люди.  Когда они подошли ко мне, и начали угрожать физической расправой, если я их не оставлю в покое. Тут я сразу узнал, что один из них Шамсутдинов, а фамилию второго я уже забыл.  Приказав им идти за мной,  пошёл в сторону проходной. Они шли сзади и продолжали угрожать. «Собака лает, ветер носит» гласит русская пословица. Почему-то у меня была уверенность, что они ничего  со мной не сделают.  На проходной, я приказал начальнику караула записать время, и с кем, я прошёл через КПП.  Брань с их стороны прекратилась. В казарме дал команду построить весь личный состав, после чего, обоим приказал выйти из строя,  и довел до всех, что произошло,  рассказал об их угрозах  мне. После чего завёл их в канцелярию, дал им листы бумаги и приказал написать объяснительные записки.  Дежурному офицеру отдал распоряжение проконтролировать их поведение. В тот день я остался ночевать на своём месте, в медпункте.
Утром  доложил Леонтьеву, и попросил дать мне машину, чтобы отвезти  этих «героев» военную прокуратуру, в Гомель, Тот попытался отговорить меня от такого шага, что сами мол, разберёмся, но я настоял на своём.  В качестве охраны вял с собой двух человек. Когда подъехали к прокуратуре,  вслух прочитал им, написанное  мною ходатайство о привлечении их к уголовной ответственности, показал им ими  же написанные объяснительные записки, и пошёл в здание прокуратуры.
Пробыв в здании около пятнадцати минут, я вернулся в машину, и приказал водителю ехать в дивизион. А «героям»,  сидевшим тише воды, ниже травы, объяснил, что их принять не  смогли, так как человека, за которым закреплён наш гарнизон, в данный  момент нет. Сказал, что там  оставил  заявление, с подробным описанием всего того, что произошло. После возвращения я доложил командиру,   что съездили мы напрасно.
На какое-то время в дивизионе наступило полное затишье. Даже командир перестал устраивать утренние пикники. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
 Однажды командир  дивизиона приехал из штаба полка  не один, а  с друзьями. Он привёз с собой командира первой батареи  и ещё двух  офицеров  соседнего дивизиона. На командном пункте они  устроили  продолжение традиционной выпивки, начатой ещё в Новобелицком  ресторане «Заря». Кстати и там тоже не обошлось без приключений. Как мне рассказывал один из участников этой попойки, выпив и закусив в ресторане, они на нашей машине поехали в дивизион. Старшим машины был Леонтьев. Трое,, находившихся в будке, вдруг почувствовали, что машина резко затормозила и стала разворачиваться в обратном направлении. Причём скорость движения была значительно выше, чем  до этого. Приехав в Новобелицу,, машина снова  подъехала  к  ресторану, и командир быстро пошел в ресторан. Двое из будки тоже вышли и пошли вслед за Леонтьевым. Вошли в зал и  увидели, что Леонтьев наклонился к столу, за которым они недавно сидели, и достал из-под стола портфель, который он забыл, выходя из ресторана.  В этом портфеле было около 35000 рублей. Это было  денежное содержание за месяц для всего личного состава дивизиона, включая офицеров и прапорщиков.
  Прибыв в дивизион, решили продолжить выпивку, уже не в  столовой дивизиона или в каптёрке,  а,  не заходя в казарму, прошли прямо  на командный пункт.   Наш дивизионный повар, заранее предупреждённый командиром, приготовил закуски и отнёс  на КП. Пока они выпивали и закусывали,  кто-то украл   канистру со спиртом, которую вёз в свой дивизион командир батареи того дивизиона.(спирт ежемесячно получал каждый дивизион для проведения регламентных работ).  На следующий день я увидел командира,   беседующего с Шамсутдиновым, которого он дружески похлопывал по плечу. Я спросил  командира, чем же у него заслужил этот солдат такое расположение.   Леонтьев ответил, что это его человек, и чтобы я его не трогал. Этот Шамсутдинов получил от командира задание найти эту канистру и того, кто её украл. Тот, конечно  пообещал. Но канистра так и не была найдена. А  пьянки командира с его приближёнными продолжались с завидным постоянством.
Несколько раз я начинал с Ю.Леонтьевым разговор, о том, что надо эти пьянки  немедленно прекратить. Но этим   вызывал у него только злость.
Так мы и жили совершенно разными жизнями. Не хочу сказать, что я был во всём прав в своём поведении в то время. Возможно, ошибок мной было наделано немало. Видимо надо было быть более терпимым, осторожным. Но то, что приходилось  видеть  в дивизионе каждый день, заставляло меня быть более настойчивым  в  наведении порядка. Количество нарушений воинской дисциплины оставалось большим. В период с февраля до  начала мая получалось, что каждый второй военнослужащий срочной службы имел  ежемесячно  взыскание, из них треть  относилась к разряду грубых.  Я не скрывал ни одного случая нарушений и во время еженедельных  докладов  в политотдел. Причём делал это  всегда по телефону от дневального, чтобы все в дивизионе знали, что обо  всех  нарушениях,  я  докладываю по команде.  Поступая таким образом, стремился подорвать социальную базу для совершения грубых нарушений, и тем более чрезвычайных  происшествий. Как радиотехник по специальности, я сравнивал,  так называемые мелкие нарушения, с  электрическими зарядами,  которыми заряжается конденсатор, как только конденсатор зарядится до определённого предела, он начинает разряжаться, (как в радиовзрывателе   ракеты, импульс разряда того конденсатора производит подрыв боевой части), так и с правонарушениями, надо вести борьбу  с любыми нарушениями дисциплины. Даже с, так  называемыми, мелкими и прежде всего с ними,  так как именно они являются социальной базой  грубых нарушений и преступлений.
 Как потом выяснится, это сыграло определённую роль в наведении порядка.  А пока  наш дивизион по количеству нарушений занял прочное первое место в полку.  Это вызывало бурю недовольства у командования полка. Как это так получается, что с прибытием нового замполита  дисциплина так резко ухудшилась. Тем более, что дивизиону предстоит выполнять боевые стрельбы на полигоне. В конце марта меня заслушивали на совещании в политическом отделе. Там, без всяких прикрас и какого-либо утрирования ситуации, мне пришлось  высказать  всё о том, что творится в дивизионе и какие меры  принимаются мною, партийной и комсомольской организациями, для того, чтобы исправить ситуацию. После этого заслушивания в дивизион приехал секретарь партийной комиссии и работал у нас несколько дней, внимательно изучая положение дел. В результате, для подведения итогов  этой работы, меня и командира вызвали на заседание партийной комиссии, где рассматривался вопрос о привлечении нас к  строгой  партийной ответственности. Заседание было бурным.  Я  снова повторил всё то, о чём говорил на заслушивании в политотделе. Здесь  пришлось  учитывать  одну особенность. Она состояла в том, что больше половины членов парткомиссии  были представителями от дивизионов. Они сами были в таком же положении, как и я. Разница состояла в том, что со дня моего прибытия в полк, ничего не скрывалось от командира полка и начальника политического отдела,  В  полку же  была распространена практика сокрытия, прежде всего грубых нарушений воинской дисциплины.   Это хорошо знали все.    На этом заседании парткомиссии мне удалось  изложить  своё понимание вопроса  о формах и методах работы по поддержанию и укреплению воинской дисциплины, о роли так называемых  мелких нарушений, о котором я говорил выше. И там же сослался на примеры из жизни полка. В частности сослался на  происшедшее буквально за несколько дней до этого заседания, происшествие в полку.  Из подразделения командного пункта, одного воина, как отличника поощрили отпуском.  Но, находясь на своей малой родине,  он изнасиловал девушку за что, был отдан под суд и осуждён на большой срок.
       Анализ его службы в подразделении, проведённый прокуратурой показал,  что этот воин систематически нарушал дисциплину, ходил в самовольные отлучки и т.д. То есть в его голове накопилась та критическая масса, следствием разряда которой и стало преступление. Привёл и второй пример. Во  втором дивизионе служил  солдат, узбек по национальности,     личность крайне неприятная, как потом станет ясно, с уголовным прошлым.  Являлся поваром.  Демонстративно игнорировал все требования по соблюдению элементарного порядка. Делал, что хотел. Он систематически нарушал дисциплину в дивизионе, но  об этих нарушениях из дивизиона наверх не докладывали. В результате,  он до того распоясался, что его боялись даже командир с замполитом, В результате он совершил, по сути дела преступление, являясь  поваром, ткнул рабочего по кухне ножом в левый бок. Тут уж не доложить было невозможно.
Доложили, но поскольку, как я уже говорил ранее,  в полку была «отработана» система сокрытия правонарушений. Командование полка сделало всё, чтобы «замазать» это дело. Это им удалось. И командование полка лучше ничего не могло придумать, как прислать  этого «грозу американского империализма» к нам в дивизион. В дополнение ко  всему тому, что происходило у нас самих. Можно представить, сколько сил пришлось потратить, чтобы его приструнить. Но всё-таки мы сделали это. Отличника  из него, мы, конечно, не сделали, но спесь, сбили,  Он  благополучно уволился в запас, а не попал в тюрьму. Это было уже много позже, памятного для меня, заседания партийной комиссии. А в день заседания, он уже был у нас, и  продолжал  куролесить, но за каждый проступок он получал взыскание.
 Члены партийной комиссии хорошо знали  Леонтьева Ю.А., как профессионала своего дела, а того, что он вытворяет в дивизионе, может и слышали об этом, но точно ничего не знали, поэтому сначала все шишки были свалены на меня.  Надо отдать должное секретарю партийной комиссии, который очень принципиально подошёл к рассмотрению этого вопроса.  Очень объективная  оценка положения дел в дивизионе, сделанная им  и  анализ мер  принимаемых партийной организацией, мной  и некоторыми коммунистами  дивизиона в последнее время, по наведению порядка, охладила пыл сторонников Леонтьева.   Члены партийной комиссии пришли к выводу, что это глубоко запущенная болезнь и главными виновниками этой запущенности признали  командира дивизиона и моего  предшественника. Были даны определённые рекомендации, в том числе по более активному привлечению коммунистов к наведению порядка. Командиру был объявлен строгий выговор, а я ограничился предупреждением.
Между тем продолжалась подготовка к выезду на полигон. Все понимали важность этого события, но, тем не менее,  через партийную и комсомольскую организации было проведено большое количество мероприятий, направленных на повышение личной ответственности коммунистов и комсомольцев за выполнение своего служебного долга. Особое значение мы придавали заслушиванию коммунистов и комсомольцев, о том, как они выполняют личный график подготовки к  выполнению боевой задачи Такие графики  были составлены ещё в начале учебного года, и  надо сказать, сыграли большую роль, особенно в контроле, над  личной подготовкой каждого из тех, кому предстояло выполнять боевые пуски. Если в радиотехнической батарее, основное внимание уделялось вопросам теоретической подготовки, то  стартовикам,  больше надо было сосредоточиться на отработке нормативов по заряжанию и разряжанию  ракет, заправки их топливом,          поддержанием стартового оборудования в образцовом состоянии в условиях полупустынной местности, с её песчаными бурями и высокой температурой наружного воздуха,  Этот последний фактор был важен и для радиотехнической батареи.  При  температуре наружного воздуха более тридцати градусов, температура в кабинах станции зашкаливала за пятьдесят градусов. Люди выходили из кабин мокрые практически «до нитки». Но,  что называется, «держали хвост пистолетом». Умению выполнять свои обязанности в таких условиях способствовали,  проводимые в период подготовки, марш-броски с оружием,  и в противогазах,  преодоление, ставшими  модными к тому времени, огневых полос, кроссы, игры в футбол и преодоление полосы препятствий.  Викторины, вечера вопросов и ответов сугубо по тематике, связанной с выполнением боевой задачи на полигоне, помогали закрепить полученные знания, вырабатывали  навыки  в правильной формулировке ответов. Всё это сказалось там, в Астраханских степях. В день отбытия на полигон, как и положено, был проведён митинг, на котором все выступившие от лица своих коллективов обязались выполнить боевые стрельбы на «отлично».
 Но это торжественно приподнятое настроение всего личного состава было омрачено тем, что прямо перед строем  от эпилептического приступа, как подкошенный,  упал командир дивизиона Юрий Александрович Леонтьев, он очень сильно ударился головой о бетонную плиту и потерял сознание, изо рта прошла пена. И хотя я стоял буквально в метре от него, не успел среагировать и предотвратить это падение. До этого дня  мне было не известно, что у него периодически случаются такие припадки.  Нам долго не удавалось вставить ему в рот алюминиевую ложку, чтобы обеспечить доступ воздуха. А потом когда мы её всё-таки вставили, он её прокусил. Его погрузили в машину и отвезли в ближайшую больницу.
Убыли из дивизиона без командира, и погрузка в эшелон и организация всей передислокации легла на плечи командиров батарей и мои. Важно было не допустить нарушений дисциплины, правил перевозки по железной дороге и конечно пьянства. Многодневный марш по железной дороге прошёл без нарушений. По прибытии в Харабали, станцию разгрузки, тоже без всяких проблем выгрузились и своим ходом отправились на полигон, до которого  более  семидесяти километров. Там нам определили,  с какой площадки мы будем стрелять, Началась процедура приёмки техники, Вот тут-то и понадобилось  большинство знаний, приобретённых в период подготовки. От того, как будет принята техника, все ли параметры находятся в пределах допуска, умение выявить слабые места каждой системы, зависит результат стрельбы. Все офицеры и остальной личный состав успешно справились с поставленной задачей. Полигонные инструктора остались довольны выполненной нами работой. Буквально за день до выполнения боевой стрельбы, приехал  и командир дивизиона. Он уже много раз выполнял боевые стрельбы, находясь в разных должностях, поэтому его приезд здорово успокоил весь коллектив, и все с нетерпением ждали  этого дня.  На полигоне существует много разных традиций  и суеверий. Например, принято в день боевых пусков не бриться, а перед тем, как пойти и сесть на рабочие места в кабинах, надо из карманов выбрать всю мелочь (деньги) и разбросать их по позиции, и особенно в окопы тех пусковых установок, с которых будут произведены пуски боевых ракет. Весь этот «ритуал» был выполнен.
Я  впервые был на полигоне,  и поэтому всё было настолько интересно, что в душе был какой-то подъём, стремление  выложиться полностью, для того, чтобы всё было хорошо. Беседуя с солдатами,  не скрывал этого чувства, ведь и они почти все тоже были первый, а возможно и последний раз. Мы все вместе, как заворожённые смотрели на пуски ракет с соседних площадок, как мчались красавицы - ракеты к цели, как они подрывались около этих целей и как обломки целей и ракет горящими падали на землю.    
 Пуски  ракет со своей площадки доводилось увидеть очень не многим. Счастливчиками были те, кто попал в так называемую пожарную команду, создаваемую на случай возникновения пожаров или на территории площадки или вблизи неё. Эти пожары часто возникают от кусков горящего пороха, вылетающих из  сопла первой ступени ракеты, которые падая горящими на землю, поджигают траву на земле. И если быстро не ликвидировать очаг возгорания, то могут быть большие  неприятности. Если начнёт полыхать степь, то может быть нанесён колоссальный ущерб. Буквально в нескольких десятках метров от некоторых площадок находятся кошары, в которых насчитывается по несколько тысяч  голов овец. А сколько их, таких кошар по всей степи, одному Богу известно?!
Итак, боевая задача выполнена на «отлично». Всем почёт и слава!  Хорошо помню, как  прямо на площадку  дивизиона пришёл полковник из Политического Управления Войск ПВО страны, с целью обобщения опыта работы  по подготовке и проведению боевых стрельб. До сих пор не могу простить себе ту минутную слабость, которую я допустил тогда. Беседа шла ровно, без всяких хитроумных вопросов. Он задавал вопрос, я отвечал. Называл фамилии лучших офицеров, прапорщиков, сержантов и солдат, партийных и комсомольских активистов, которые внесли большой вклад в достижение такого успеха. Когда он задал вопрос о дисциплине, меня буквально «понесло», я высказал всю свою боль по этому вопросу, о своих попытках навести порядок.  И тут  заметил, что полковник сразу изменился, у него пропал интерес ко мне и к делам нашего дивизиона. Он  быстро  завершил беседу, холодно попрощался со мной и ушёл.  Мне стало понятно, что никакого материала о нашем дивизионе не будет. Да и мне самому нисколько не стало легче от того, что первому встречному открылся.  Видимо надеясь найти слова поддержки или ещё чего-то, что могло бы как-то подбодрить, меня, как молодого замполита. Что стрельба выполнена на «отлично», безусловно, есть и результат того, что в дивизионе значительно улучшились воинская дисциплина и порядок.  Но зато  у меня появилось чувство вины перед всем коллективом за то, что я по сути дела предал его, наговорив совершенно незнакомому человеку, много лишнего, что не понял того, что этот человек мне ни чем помочь  не сможет.   Это чувство очень долго жило во мне. Уже много лет спустя, когда я сам стал заниматься тем же, чем занимался и тот полковник,  понял не только свою неправоту, но ошибочность в действиях моего бывшего визави. Я в таких случаях поступал так. Внимательно выслушивал подобную исповедь молодых, неопытных командиров и политработников, ещё не испорченных жизнью, не обладающих чувством  хитрости, Я как мог, успокаивал их, убеждая  в том, что все их проблемы, при приложении определённых усилий, будут решены. При этом анализировал их высказывания, указывал, что, на мой взгляд,  они делают правильно, а что можно сделать по-другому. А главным всегда остаётся то, что  боевую задачу, ради которой мы и носим погоны, их коллектив выполняет успешно, что  все подчинённые живы и здоровы, и что Вы их готовы вернуть их матерям  настоящими мужиками, получившими богатый жизненный опыт за годы службы.
Домой  вернулись  без всяких  нарушений,  Большинство  принимавших участие в боевых стрельбах, было поощрено, несколько солдат были поощрены отпуском на родину. А всё остальное встало на свои места.  «Гастроли»  командира с его приближёнными,  продолжались по тому же графику. А вот в деле укрепления дисциплины солдат и сержантов срочной службы наметились существенные сдвиги.
Комсомольскому активу удалось нейтрализовать  тех, кто нарушал дисциплину, У нас вошло в практику выпускать боевые листки с фотографиями тех, о ком шла речь, а потом  фотографии этих боевых листков, мы стали отправлять родителям.
Вскоре пришли первые отклики от  родителей, получивших такие фотографии. Мало того, что они благодарили нас за это, так ещё и писали где, когда и кому они показывали эти фотографии. Иногда на утреннем разводе, или в какое-либо другое время, мы зачитывали эти письма, чтобы их слышали все и офицеры, и прапорщики и, конечно же, сержанты и солдаты.  А нарушителей дисциплины мы всё чаще стали «протягивать» через сатирическую газету, а иногда и специальные выпуски  сатирического бюллетеня.  Мы  старались  и эти  документы фотографировать  так, чтобы это видело как можно больше людей. Конечно,  высылать их родителям я и не думал, но задуматься «героев» этих выпусков  мы заставили. А в День печати. 5 мая, с секретарём комсомольской лейтенантом  Середняком, устроили  выставку  стенной печати за период с января 1973 года. Это были стенгазеты, боевые листки, те самые специальные с фотографиями, о которых я уже упоминал и, конечно  все сатирические газеты (ради которых я и затеял эту выставку). Когда  вывешена  одна   сатирическая газета - это одно восприятие, а когда несколько и в нескольких из них ты видишь себя, это уже совсем другое дело. Не всем было по нутру  видеть себя,  в   далеко не лучшем,  ракурсе. Даже была попытка  снять две газеты, но за этим бдительно следил один из членов комсомольского бюро и предотвратил эту попытку. Так постепенно, используя различные, порой не стандартные формы  работы, шёл процесс нормализации обстановки.
Встреча, Нового, 1974 года была для меня своего рода лакмусовой бумажкой, на которой должны были  проявиться результаты предпринятых усилий по наведению порядка. Как и всегда перед  любым праздником  была проведена тотальная проверка всех возможных мест хранения спиртного. Было найдено всего  две бутылки водки.
Силами комсомольского бюро была подготовлена программа, которая включала в себя много различных мероприятий, в том числе и чаепитие в столовой, куда мы перенесли телевизор, чтобы можно было послушать и посмотреть поздравление Л.И.Брежнева. Столы были накрыты заранее, Наш повар мл. сержант св. службы Давиденко, приготовил лёгкий ужин, который включал в себя, пару салатов, кофе и печенье. Минут за тридцать до того, как в столовую должен был зайти личный состав, я сходил на кухню и обнаружил, что в чайники с кофе  была налита водка, а может даже и спирт из той самой пропавшей ранее, канистры. Вылив содержимое чайников, я приказал снова заполнить чайники кофе.  Он был значительно более слабой концентрации.
 Вскоре в столовую прибыли бойцы, чтобы  отметить праздник. Наш маленький ансамбль в составе мл. сержанта Израильского, братье Воробьёвых, приступил к исполнению песен чтоб поднять настроение. Но его поднять оказалось не так и просто. В чайниках-то вместо обещанной  «теневым кабинетом» выпивки оказался просто кофе с очень слабенькой концентрацией. Но, тем не менее, вся предусмотренная программа, включающая в себя песни, чтение стихов, рассказ весёлых историй и даже приличных анекдотов,  исполнения национальных плясок, поднятие двух пудовых гирь, и других интересных номеров, предлагавшихся  уже по ходу вечера – всё это создало настоящее новогоднее настроение. Празднованием Нового года в основном остались почти все, за исключением тех, кто готовил выпивку под видом употребления кофе. Никаких попыток самовольного оставления территории дивизиона не было. За всеми теми, от кого можно было ожидать этого, был установлен   контроль комсомольскими активистами, которые  мною были заранее проинструктированы.
Возможно, сказалось и то, что примерно за месяц до этого, в деревенском клубе перед демонстрацией кинофильма я выступил перед сельчанами и попросил их «не жалеть» солдатиков, и не продавать им ни водку в магазине, ни самогон, который давал некоторым жителям деревни неплохую прибыль. Привёл пример, чем иногда оборачивается эта «жалость».  Осенью 1973 года до нас был доведён приказ Командующего войсками округа о том, что в одной из воинских частей округа два солдата ушли в самовольную отлучку и в ближайшей к части деревне, у двух стариков купили бутылку самогона. Те «пожалели» солдатиков и предложили им выпить прямо у них в доме. Ребята,  конечно, не отказались. После одной бутылки потребовали с хозяев ещё одну, потом пытались  выпросить и третью, а когда хозяева сказали, что больше нет, «гости» начали стариков избивать, а избив их, начали искать сами, нашли ещё спиртное и большой кусок сала, всё это решили принести в часть своим товарищам. Перед  уходом ещё поколотили, лежащие на  полу тела, и «довольные» собой ушли из дома.
 Подробно объясняя  присутствующим, в чём опасность употребления спиртного солдатами, особое внимание обратил на то, что с  прибытием в воинскую часть для молодого человека начинается новый, очень активный этап его жизни. Большие  физические нагрузки, чёткий режим жизни, строгий распорядок дня, и безусловно, длительное воздержание от употребления спиртного, меняют самого человека, как в физиологическом плане, так в психологическом. Поэтому иногда бывает и так, что употребивший спиртное солдат, ведёт себя совершенно по - другому,  чем  он после такого же количества выпитого,   до призыва в армию. Отсюда и самые жестокие случаи, похожие вышеприведённому примеру, а также прямо можно сказать «дикие» случаи изнасилований. Здесь проявляется другой аспект. В те годы, ещё не было такого распутства, как теперь.  В армию приходила значительная часть молодых людей, ещё  не имевших физической близости с женщиной. А в казарме, хотим мы того, или нет, на эту тему разговоров много. Но ни один не признался товарищам, что он  ещё мальчик.  Эти разговоры очень сильно врезаются в память молодых людей.
И вот такой воин,  угощённый добрыми людьми,  под  влиянием  выпитого, увидев дочку, или внучку хозяев, а то и женщин более старшего возраста,   нередко  пытается сам реализовать, то,  что он слышал.
В заключение своего выступления я назвал телефон, по которому мне можно позвонить и сообщить о появлении в деревне солдат,  особенно, о приобретении ими спиртного. Несколько звонков поступило, и мы встретили «туристов» с «распростёртыми» объятиями. Жители всех ближайших к дивизиону деревень быстро  узнали  о моём выступлении и тоже были настороже. Но всё равно нет - нет, да проскакивали иногда случаи, что находились «доброжелатели» и помогали солдатам приобрести спиртное. Был у нас рядовой Иванов, переведённый к нам из другого подразделения. Высокий ростом, худощавый до предела. Ещё до армии проживая в городе Волхове, по сути дела стал  алкоголиком. В голове у него была только одна мысль, как найти возможность выпить. А когда все каналы практически были перекрыты, он начал  намазывать гуталин на хлеб, а когда хлеб пропитается всякой дрянью, из этого гуталина, он его съедал, тем самым,  приводя себя, практически в наркотическое состояние.
Из-за этого самого Иванова  13 апреля 1974 года,  в дивизионе, по счастливой случайности, чуть не произошло чрезвычайное происшествие. Это был теплый воскресный день, и я как всегда, был ответственным. Примерно через час после завтрака,  начал проверять как личный состав готов к сдаче норм военно-спортивного комплекса. Завершающим этапом этой проверки был кросс на  три километра. Из офицеров в дивизионе нас было двое, я и дежурный лейтенант Середняк. Для того, чтобы проверить все ли добегут до отметки  полтора километра, я поехал нашей машине к этой отметке. А так называемая, дорога около дивизиона, представляла   из  себя  сплошной песок,   Наш ГАЗ -51, с трудом осиливал её.
В будке машины  находился наш  каптенармус, который постоянно показывал отличные результаты в беге. По этому песку надо было проехать около 130 метров, а потом была хорошая бетонная дорога. Когда  мы отъехали  метров восемьдесят, Середняк дал команду к началу бега.   Мы выехали на бетонку и покатили к отметке 1,5 км, там  машина развернулась и остановилась. Каптенармус открыл дверь будки и уже  хотел спрыгнуть на землю, но посмотрев вперёд,   увидел, что на дороге кто-то лежит, и тут же доложил мне. Чтобы увидеть,  что там такое, мне пришлось подняться на подножку машины,   Увидев, что действительно на дороге лежит человек, мы срочно помчались к тому месту. Это был один из солдат нашего дивизиона, водитель ЗИЛ-157. Тем, кто продолжал бег, я дал команду прекратить его  и погрузив, лежавшего без сознания солдата в машину,  как только  было возможно быстрей,  поехал в деревенскую больницу, чтобы там оказали первую помощь,  В случае необходимости транспортировать его в госпиталь в Гомель. Подъехав к дивизиону, спросил Середняка,  как  мог солдат прицепиться к машине. Тот  ответил,  что после того, как подал команду «Марш», этот  воин  и  Иванов догнали машину.  Этот солдат встал  ногой  на форкоп, а рукой ухватился за скобу на задней стенке будки. А Иванов, каким-то образом  успел забраться на крышу будки, но свалился с неё, когда мы выезжали на бетонку, машину действительно тряхнуло очень сильно. К счастью, он не попал под колёса машины.
Выслушав  доклад,  я приказал лейтенанту Середняку доложить о случившемся командиру дивизиона и дежурному по полку. Оставив в кузове трёх солдат, мы поехали в больницу. Там обработали места ушибов на голове, коленке и плече солдата,  проверили, нет ли где переломов, сделали укол, но в сознание привести не удалось.
Врач посоветовал мне срочно везти его в Гомель. Переложили  раненого на носилки и поехали в госпиталь. Когда проехали больше половины пути, солдаты из будки сказали мне, что  больной  открыл глаза.
 Когда подъехали к госпиталю, то первым кого мы встретили, был начальник политотдела полка майор Лозовиков Н.К.,  который разразился  морем брани. Он  прибыв, раньше нас в госпиталь, вызвал  на рабочее место дежурного врача, поэтому, не теряя ни минуты, солдат попал в надёжныё руки. Я рассказал врачу, где и какую первую помощь оказали пострадавшему. После осмотра, солдата повезли в отделение, туда прошли и мы   с Лозовиковым. По пути я подробно рассказал ему, как всё произошло.
Оставались неясными  подробности того, как солдат оказался на дороге, ведь мы отъехали, от ожидающих старта солдат,  довольно далеко.
 Я высказал ему своё предположение, что как только машина поравнялась с началом леса, солдат решил спрыгнуть и подождать в кустах тех, кто бежит сзади. И вместе с ними продолжить бег. Хорошо, что скорость  машины была небольшая, а то могло быть намного хуже. Военврач спросил меня, как  характеризуется солдат. Хорошей характеристики тот никак не заслуживал, В ответ на это, доктор мне сказал, что был бы хороший, то наверняка мог  быть летальный исход.
По  прибытию в дивизион, я подробно расспросил всех солдат, как всё произошло. Инициатором  того, чтоб подъехать, был Иванов. Как  уже говорилось, что машина по   песку ехала очень медленно, вот от и уговорил парня часть пути проехать, прицепившись к машине.
Трижды  раза я навещал больного в госпитале, он каждый раз просил у меня прощения за доставленные хлопоты, в связи с его поступком. Мы хотели вызвать его родителей,  чтобы они навестили  сына  в госпитале, но он попросил не делать этого. Ровно через тридцать один день его выписали из госпиталя, и он благополучно дослужил до увольнения в запас.
 На следующий день после происшествия из штаба полка  в дивизион прибыла целая комиссия, которая тщательно провела расследование случившегося. Были проведены индивидуальные беседы практически со всеми, кто участвовал в этом забеге. Все опрошенные сказали  всё, как было, что  тот солдат и Иванов  виноваты сами, что нас, едущих в машине предупредить о том, что сзади прицепился человек, не было никакой возможности. Кроме того, прибывшие  офицеры  штаба практически перевернули  всю документацию, прежде всего касающуюся хода учебного процесса, службы войск, организации партийно-политической работы, организации досуга личного состава. Были изучены все протоколы партийной и комсомольской организаций, их особо интересовало,  как  реагировали они на нарушения воинской дисциплины, но зацепиться было не к чему. Тем  не менее, было сделано замечание о слабой эффективности  работы по укреплению дисциплины со стороны командования, партийной и комсомольской организаций.
Конечно, больше всего пришлось пережить мне. Каждый беседующий со мной пытался что-то найти, чтобы обвинить меня во всех смертных грехах, Но обстановка  в коллективе была уже  далеко не та, что была чуть более года назад. Каждому из тех, с кем я беседовал,  давал подробные данные о каждом солдате, прапорщике и офицере, их положительных качествах о том, что, на мой взгляд, тому или другому человеку  нужно изменить в себе, над чем  следует поработать над собой.
Честно говоря,  они и до этого знали о моём  подходе к людям, о том, что  я хорошо знаю людей. Дело в том, что все они присутствовали  на ежемесячных  подведениях  итогов в штабе полка. У  командира полка была такая привычка.  Во время выступления начальника политического отдела 
с  докладом    о  состоянии воинской дисциплины в полку, когда тот называл фамилии  людей, грубо нарушивших требования дисциплины, командир полка    поднимал замполитов дивизионов,  о которых в тот момент шла речь и требовал доложить   о том, что это за человек, совершивший грубое нарушение, где он родился, кто родители, братья, сёстры и т. д.  Часто  мои коллеги просто - напросто «плели лапти». Дело доходили до того, что командир полка  отправлял начальника строевой части проверить полученную информацию. Она, как правило,  не подтверждалась.   У меня была своя метода. Во время таких совещаний я клал на стол свою записную книжку, в которой были подробные данные на каждого человека, и  чётко докладывал, то, что командир хотел услышать. Мои коллеги долго обижались на меня, что я вроде как выслуживаюсь, делая такие подробные разъяснения командиру полка. Интересовались, как я помню все эти данные о каждом человеке.
 Неоднократно  показывал  им  свой блокнот, так они удивлялись и говорили, что это надо столько времени, чтобы все эти данные собрать и записать. Более того, на каждого члена нашего коллектива у меня было не менее двух фотографий. Я сам фотографировал и плёнки хранил, как зеницу ока. Это позволяло мне в самый короткий срок выпустить боевое листки, или листовки - молнию о любом, если возникнет такая необходимость,  ранее уже упоминалось  о том, как  использовал такие материалы. В дополнение к тому добавлю, что в самый важный для каждого человека, день рождения,  мы вывешивали поздравление на бланке боевого листка с фотографией  и текстом, который сочиняли комсомольские активисты, потом фотографировали  этот документ  и тоже отправляли родителям,  а  оригинал вручали имениннику.  Кроме того, эти фотографии не раз помогали нам быстро найти солдата, ушедшего в самовольную отлучку.  Обнаружив «пропажу», мы тут же выезжали в близлежащие деревни,  и показывали жителям фото, и если  боец уже появлялся там, нам, как правило, подсказывали, где его можно найти. Там мы его брали «под белые рученьки» и возвращали на «базу». А после моего выступления в сельском клубе, о котором  уже писал, это делалось быстро и без всяких проблем. 
В конце июня  мне, с помощью нашего кочегара, удалось закончить  ремонт освободившейся квартиры и получить  разрешение на поездку за семьёй. Долгих сборов в Орше не было, так как наше финансовое положение не позволяло производить покупки мебели и других ценных вещей. Очень много денег уходило на лечение нашего сына, да и Люба вынуждена была уволиться из аптеки, и работала надомницей, шила на швейной  машинке рабочие рукавицы, Платили за этот труд буквально копейки. Но зато шёл трудовой стаж, так как было неизвестно, где нам придётся служить и будет ли возможность Любе заработать себе на пенсию.
В первых числах июля 1973 года, всей семьёй мы переехали в Зябровку. Это был военный городок, в котором дислоцировался авиационный гарнизон. Наша очередная квартира состояла из двух комнат, маленькой, около 3 кв. метров кухни  и ванной комнатки с ванной для сидения и унитазом. Это был одноэтажный 4-х квартирный дом, построенный в конце 60-х годов.
Любе повезло, в гарнизоне была небольшая аптека,  Управляющая  аптеки как раз увольнялась. Поэтому,  когда в первый же день приезда Люба зашла в аптеку и поинтересовалась,  нет ли свободных мест для работы, управляющая  тут же предложила оформить Любу вместо себя.
 Они с Любой съездили в Гомель и уже с 7 июля Люба начала работать. Но семейное положение не давало ей возможности выполнять должность управляющей, о чём она говорила ещё в Гомеле. Но управляющей надо было срочно уволиться и поэтому Любины слова не приняли во внимание и «повесили» на неё аптеку.  Люба уговорила женщину, которая уже давно работала в  этой аптеке, поменяться местами. Клавдия Павловна Дашук, к счастью Любы согласилась и  с 10 июля место управляющей заняла Клавдия Павловна,  а Люба стала работать на её месте. Дети оставались дома одни,  поэтому Любе  несколько раз в день приходилось бегать и проверить,  как они ведут себя. Благо, что от аптеки до дома было всего около трёхсот метров. 1 сентября Серёжа пошёл в школу, а Свету  удалось  устроить в детский сад. Стало  моей Любушке, немного полегче. Кроме того, Серёжу  определили ещё и в музыкальную школу по классу баяна.
Но всё равно вся тяжесть житейских проблем лежала на Любе, так как я практически не «вылезал» из  дивизиона. Редко когда удавалось уехать домой вместе со всеми офицерами. Уже поздно вечером возвращался домой на велосипеде или шёл пешком. Дома появлялся, когда дети уже спали. А часто приходилось ночами ещё  готовиться к проведению занятий, кроме того, надо было  готовить контрольные работы, изучать материал по программе института, в котором я учился заочно. Очень часто было и так, что приехав домой,  после ужина, садился за учёбу, но поступал  сигнал тревоги  и  приходилось  мчаться к месту стоянки нашей машины, чтобы срочно прибыть на командный пункт. Но тогда мы были молоды и как-то не замечали этих трудностей, считали, что так и должно быть, ведь мы же офицеры.
  Вскоре командира дивизиона «выдвинули» по замене в Петропавловск-Камчатский.  Все  с нетерпением ждали, кто же прибудет вместо него и как он охарактеризует обстановку в дивизионе. 
А пока шёл  процесс замены,  мы  Олегом Владимировичем Беликовым, оставшимся за командира дивизиона;   командирами   батарей и другими офицерами, хорошо понимавшими пагубность действий  майора Леонтьева Ю.А., что избавиться от этого наследия будет  не просто,    начали действовать в одном направлении, что значительно ускорило нормализацию обстановки.
Месяца через два командир полка представил личному составу дивизиона нового командира Коржеманова Валентина Васильевича, который до убытия на Камчатку служил,  в этом же полку. Он знал многих офицеров полка и даже тех, кто служил в нашем дивизионе. Поэтому ему было легче входить в курс дела. В отношении со мной он начал, что называется с чистого листа, то есть не брал во внимание того, что ему  наговорил  обо мне Леонтьев Ю.А.  Хотя нет - нет,  да проскальзывали отдельные моменты, касающиеся наших отношений с последним.
Главная его заслуга состояла в том, что он был сторонник строгого уставного порядка в подразделении не на словах, а на деле, а это было для меня, как бальзам на душу. Кроме того, он великолепно знал технику, состоящую на вооружении, и строго спрашивал с командиров батарей и взвода управления за поддержание её в высокой степени боевой готовности. В  вопросах наведения порядка с воинской дисциплиной, был очень жёстким, но справедливым. Что заработал, то и получи. Без лишних разговоров.
С новым командиром работать стало значительно легче и интересней. Надо было до конца изжить леонтьевщину из сознания, прежде всего офицеров и прапорщиков  и, конечно  у тех, кто проходил срочную службу. Она ещё иногда давала себя знать.
Одним из действенных средств по укреплению дисциплины была спортивно–развлекательная работа. Хочу обратить внимание, что именно спортивно-развлекательная. Обычные спортивные мероприятия и соревнования, надо признать честно, не вызывали у людей особого энтузиазма и уж тем более рвения, показать более высокие результаты. А вот различного  рода конкурсы со спортивным уклоном, при соответствующей подаче их людям,  что называется «идут на ура».  Например, достать коробок спичек зубами от задней ножки стула, не слезая с сидения, это не просто забава, но и развитие ловкости, умения скоординировать свои действия в неудобной позе.  Эстафета кто быстрей ложкой  перенесёт воду из одного котелка в другой на расстояние 5-10 метров, кто быстрей и правильней перенесёт комплект шахмат с одного табурета на другой, с завязанными глазами. К  нарисованному на листе ватмана человеческому лицу без носа, приколоть этот нос, опять раки с завязанными глазами. Мало того, что это своего рода тренировка, так это ещё и развлечение. Хохот и крики сопровождали все эти мероприятия. В моём понимании, смеющийся от чистого сердца, человек, никогда не сделает другому,  плохо. Это старая истина.  Какие баталии разыгрывались  на помосте, где  соревновались те, кто за определённое время, большее количество раз поднимет двухпудовую гирю. Более того, бойцы сами стали придумывать  развлечения с этими гирями. Тот самый солдат, присланный к нам в дивизион, за, по сути дела, преступление в другом дивизионе, придумал, что после подбрасывания гири, на высоту до уровня головы, при нахождении её в верхней точке, касался её головой, и она отлетала в сторону, как мячик, при этом на голове не оставляя никакого следа. Многие пытались повторить этот трюк, но поначалу насажали себе синяков, а потом  тоже освоили этот приём.
На соревнованиях в полку по различным видам спорта, в том числе и по поднятию гири наши ребята всегда занимали первые места. Всё это тоже находило отражение в нашей стенной печати,  фотографировалось и тоже отсылалось на родину бойцов. Такая связь с  родителями сыграла большую роль в наведении порядка. Отец братьев-близнецов Воробьёвых, воспитывал своих детей один. Жена оставила его с детьми сразу после выписки из роддома, рассказывал перед всем личным составом дивизиона, как приятно получать от командования дивизиона, от комсомольской организации добрые вести о своих сыновьях, что он спокоен за них, находящихся в таком сплочённом и дружном коллективе. Я  не мог не поделиться с комсомольским активом дивизиона о том,  как солдаты автороты в оршанском полку проявили инициативу и используя возможности и способности каждого  добились успеха в КВН.   В каждой батарее, сделали то же  самое, и получилось, что организуя отдых в выходные и праздничные дни,  мы «на всю катушку» использовали эти умения и навыки. Лица бойцов стали добрее, стало больше добрых шуток, розыгрышей, каждый считал себя в какой-то мере сопричастным  к проводимым мероприятиям. Пришлось поработать и с женсоветом.
Несколько раз собирали  жён офицеров и прапорщиков и проводили с ними беседы, обсуждали насущные вопросы, в первую очередь, имеющее место пьянство офицеров и прапорщиков. При Леонтьеве  несколько раз пытался  собрать всех женщин и поговорить с ними, но Юрий Александрович не давал на это разрешения, и переубедить его так и не удалось. Видимо он боялся того, что  жёны могут обвинить его в пьянстве своих мужей.
А Валентин Васильевич и его жена Валентина Алексеевна,  понимали  роль женсовета  в жизни дивизиона, а уж в борьбе за трезвый образ жизни в первую очередь. За полтора года службы с Леонтьевым мы собирались с жёнами всего два раза. В  первый раз, когда мы получили  квартиру и наша семья  объединилась. Это было  что-то вроде новоселья, да и посмотреть на боевых подруг сослуживцев тоже не мешало. А второй раз, когда майор Леонтьев уезжал по замене на Камчатку.
 В этот раз около десяти семей выехали на реку Сож,  «на уху». Оба эти сбора я использовал,  прежде всего, для того, чтобы  поближе узнать, кто чем дышит. Не случайно в народе говорят  «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» и второе правило, тоже сугубо народное - « Хочешь узнать человека – напои его». Так вот из этих двух мероприятий я очень многое понял.  Во - первых, коренным образом изменилось моё представление о некоторых сослуживцах. Об одних в лучшую сторону, а о других, к сожалению, совершенно в противоположную. Примерно таким оно и оставалось до конца нашей совместной службы.  Во – вторых, особенно после первого сбора, стала понятна причина пьянства среди прапорщиков,  Жёны, в первую очередь тех, кто  часто злоупотреблял спиртным, сами пили вместе с ними, причём пили даже больше, чем  их мужья, если пересчитать выпитое  спиртное на килограмм живого веса. Стало ясно, в каком направлении вести работу с жёнами. На первое место вышла проблема, как поднять интеллектуальный уровень боевых подруг. Многие из них родились и выросли в ближайших деревнях, некоторые дальше Гомеля нигде и не бывали, поэтому  то, что они делали, они считали вполне нормальным. Одна даже похвасталась, что её муж пьёт намного меньше, чем их сосед-тракторист.
С прибытием подполковника Коржеманова  В.В. ,постепенно всё встало на свои места,
Примерно раз в квартал мы собирали жён  в доме офицеров, где обсуждали  наиболее злободневные вопросы, привлекали  к проведению бесед  работников Дома офицеров. Один раз выступила директор средней школы, а иногда удавалось присутствовать на мероприятиях, проводимых женсоветом авиационного гарнизона. Несколько раз привозили  жён в дивизион, где они подробнее знакомились с условиями службы их мужей, и даже иногда по-матерински беседовали  с наиболее «отчаянными»  бойцами. Мне удалось уговорить женщин к празднику  Дню Советской Армии и Военно -  морского Флота, приготовить личному составу подарок, такой, какой бы каждая из них, сделала своему сыну.
 Солдаты об этом ничего не знали. И вот наступил этот день. Мы, как всегда, построились на плацу, а машину отправили назад в городок за женщинами. После построения провели короткую  торжественную часть, а потом предоставили слово женщинам, многие из которых первый раз присутствовали в дивизионе. Несколько человек из них высказали свои пожелания, а потом начали вручать подарки. Это было чудо! Каждая старалась что-то испечь, связать, сшить, и,  возлагая свой подарок на стол, говорила самые тёплые слова, которые бы сказала своему сыну. Напекли столько, что бойцы всё это  ели это больше недели. Было так, куда ни придёшь, везде лежали булочки, коржики,  ватрушки, печенье и многое другое. Во время вручения этих даров, ко мне подошёл Женя Израильский и попросил разрешения выйти четырём человекам. Я разрешил, Как только женщины  закончили процедуру вручения подарков и поздравлений, все четверо вошли в ленинскую комнату  и  более,   полутора часов пели для всех присутствующих, и прежде всего, конечно, для женщин. Потом Женя с упрёком спросил меня, почему я не предупредил их, они бы подготовили более интересные номера.  Честно говоря, и сам не ожидал, что женщины так откликнутся на мое предложение, и уж, тем более, столько напекут всяких вкусностей. Этот день, на мой взгляд, можно считать точкой отсчёта нового этапа жизни дивизиона. С леонтьевщиной  распрощались навсегда.
А тем временем жизнь стремительно мчалась вперёд. Предстоял полковой смотр художественной самодеятельности.  Безусловно,  главным нашим козырем была группа Израильского и братьев Воробьёвых, но помимо них нам удалось собрать даже небольшой хор, который тоже получился неплохим, нашлись и любители художественного чтения, и те,  кто прекрасно мог сплясать и даже  один воин покорил всех своим умением демонстрировать фокусы. Всё шло к тому, что первое место нам было гарантировано. Но при подведении итогов выяснилось, что мы ни одного номера не посвятили ни В.И.Ленину, ни партии. Безусловно, этот прокол  полностью  лежал  на мне. Тем не менее, в программе итогового  концерта смотра художественной самодеятельности полка,  наших номеров было больше всех.
 Немного отвлекусь. В тот период времени   началось  какое-то поветрие.  Те, кому присваивали воинское звание «ефрейтор» почему-то. стали стеснятся носить лычку на погонах. А  у нас в дивизионе нескольким солдатам, как раз и было присвоено это звание на праздник, о котором  уже шла речь. Так вот, был у нас, теперь уже ефрейтор,  Астафьев, Родом из Владимирской области, очень хороший парень, невысокого роста, трудолюбивый, безотказный.   Мне не без труда удалось уговорить его  прочитать на смотре  небольшое стихотворение, как раз про ефрейтора. Суть  стихотворения  в том, что солдат, получивший это звание, написал  домой   
 письмо, в котором сообщал:«Я теперь ефрейтор нынче, а не просто  рядовой». Как и должно быть, мама солдата быстро  прислала  сыну ответ на его письмо. А дальше в стихотворении говорилось: «И старушка написала, после слов про урожай,/ Ты смотри же генералов там, сынок, не обижай,» Этот номер был отобран для прочтения в полку. И вот, когда Астафьев  вышел на сцену, маленький, с веснушками на лице, но с ефрейторскими лычками на погонах.  Прочитал  это стихотворение, так великолепно, с прекрасной дикцией, словно он сам написал своей маме эти строки. В зале была абсолютная тишина.   После прочтения, зал взорвался аплодисментами. Так могут аплодировать только солдаты, если номер затронул их душу.
В работе по поддержанию дисциплины на должном уровне, огромную роль играет оперативность. Если надо кого-то похвалить, отметить в лучшую сторону, надо делать это как можно быстрей, если совершено какое-то правонарушение, то тоже надо немедленно реагировать на это. Но это не значит наказать.  Не случайно командиру даётся время на раздумье, какие  меры воздействия применить к нарушившему уставные положения.   Тут уж мы, политработники, должны, как можно быстрее «дружески» покритиковать совершившего проступок. Подсказать комсомольской организации, как надо среагировать на проступок. Приведу один пример. Однажды утром, придя на службу,  принял доклад дежурного офицера о том, что  после отбоя солдаты  кричали «гуси». Больше никаких подробностей он мне доложить не смог.
Начал разбираться, что это за новое явление появилось. Долго не удавалось зацепиться, хоть за что-нибудь. Но вода и камень точит. Зацепка нашлась, и  выяснилось, что  шесть солдат из старшего призыва, после того как выключился свет в спальном помещении,  прокричали, что день прошёл, ну и….. с ним. Так вот дежурный, вместо того, чтобы находиться, как того требовала инструкция, в казарме, был в канцелярии. А когда выходил из этого помещения  и услышал концовку фразы, как ему послышалось «гуси»  В течение полутора-двух часов нам с командиром удалось всё выяснить, а мне только оставалось вызвать к себе человека, умеющего неплохо рисовать, только несколько дней назад переведённого к нам из одного из подразделений при штабе полка. О том, что он умеет хорошо рисовать,  я понял при осмотре шинелей. Увидев на внутреннем кармане его шинели очень красиво сделанную надпись о том, кому принадлежит эта шинель. Он был очень удивлён тем, откуда мне стало известно о его таланте. Его напарником по выполнения моего задания стал невзрачный  на вид  паренёк по фамилии Евтушенко, про  хобби которого  я узнал из беседы с ним при нашем знакомстве. Я задал ему вопрос,  не   родственник ли он поэта Е.Евтушенко.    Он ответил, что нет, не родственник, а на вопрос о склонности к стихосложению, ответил, что иногда  «балуется этим», Так вот.  напомнив,  этим двум парням, о том, что они лучше меня знали, что произошло вчера после отбоя.   Дав им небольшую наводку. Согласно одному из мифов  о Древней Греции  философы Эллады выходили к морю и там, на берегу, стараясь перекрыть шум прибоя, отрабатывали умение и голос, чтобы доводить свои знания до людей. Вот я и предложил им попробовать  изобразить происшедшее  именно в таком, историческом ракурсе.
Часа через полтора  пришел проверить, как идёт работа, был просто изумлён.  В правом нижнем углу большого листа ватмана, изображён философ, стоящий на берегу моря и волны нежно омывают его ноги, а он, вознеся руки к небесам,  произносит речь.  В левом верхнем углу изображён фрагмент казармы, за окнами которой тёмная ночь, луна и звёзды, а чуть ниже на солдатских кроватях, те шесть «героев», из уст которых в большом,  яйцеобразном  пузыре написано слово ГУСИ… Не узнать кричащих  было просто невозможно. Завершали это  произведение искусства стихи. Не ручаюсь за точное воспроизведение, о чём прошу прощения, у их автора,  ефрейтора запаса Евтушенко (к сожалению, забыл его инициалы и фамилию художника) Вот они, эти строки: «О, Греция, ты чудная страна./ Философами ты была полна,/ Они своим могучим басом/ Могли шум моря перекрыть,/ Но этим нас не удивить./Средь нас они ведь тоже есть./ Теперь у нас, их целых шесть./ Под тёмным покрывалом ночи,/ Они кричали, что есть мочи/…..»  К сожалению, память сохранила только то, что есть.
Этот шедевр был вывешен на традиционном месте для сатирической газеты.  Когда личный состав прибыл  с позиции  в казарму, надо было видеть и слышать, что там, около газеты, происходило. С тех пор, до самого увольнения в запас, их всех, кроме того, как философами,  никак не называли. С момента доклада мне дежурным до появления хохочущей толпы солдат, прошло всего около четырёх часов. Также оперативно старался доводить до людей всё то, что происходило в дивизионе, в стране, в мире. Например во время учений (если без выезда в поле),различного рода проверок,  дома  был установлен набор для проявления фотоплёнок, печатания фотографий. Сфотографировав всё интересное, перед обедом,  буквально бегом бежал домой, проявлял, сушил пленку, печатал фотографии и, как правило, к обеду  фотогазета уже висела на стенде. Именно в этом одна из причин действенности проводимой работы.
         В 2009 году мне с большим трудом удалось организовать и провести встречу ветеранов 1146 гвардейского зенитного ракетного полка в одном из кафе города Минска. С помощью своего зятя - Леонида Наганова,  организовал фотографирование  собравшихся.  Уже к концу встречи каждому вручил фотографию. Примерно так было и во время службы, если позволяли условия, и этого требовал от политработников, которые в той или иной степени были подчинены мне.
Летом 1974 года меня, майора Беликова О.В.  и прапорщика Майстрова А. с большой  группой солдат, собранных со всего полка, откомандировали  в распоряжение командира  зенитной ракетной бригады в город Лида. Там строилась огневая позиция для нового ракетного комплекса. Всем служившим в армии понятно, каких солдат отправляют в такие командировки. В первую очередь тех, кто уже «сидит в печёнках» у командования, чтобы хоть немного отдохнуть от этих «защитничков отечества». В лесу, где строилась позиция, был развёрнут большой палаточный лагерь, в котором и  жили, собранные со всего 11 корпуса ПВО, команды, подобные нашей. Работы было очень много, а сроки  очень жёсткие, так что приходилось постоянно быть с людьми и строго контролировать, как выполняется график работ на вверенном нашей команде, объекте. Кормили, надо сказать, очень плохо. Тыловики, вероятно, для себя по полной программе использовали возможности нажиться на этой стройке. Неоднократные обращения к ответственному за стройку, заместителю командира бригады, ни к чему не привели. В результате, пробыв там чуть больше месяца, я почувствовал сильнейшие боли в животе. Обратившись за медицинской помощью в санитарную роту, расположенную в гарнизоне, мне поставили предварительный диагноз – язва 12 пёрстной кишки, и сказали, что нужна срочная госпитализация. Созвонившись  с командиром полка, и доложив о моём состоянии здоровья, я получил команду вернуться домой. В результате, через три дня  оказался в  госпитале в Гомеле, где пролежал больше сорока пяти суток. Люба очень переживала за меня.    Ей одной было очень тяжело с двумя детьми.  В  добавок  ко всему,  у  Серёжи начались кровоизлияния. Бедная, как она  выдержала всё это? Об этом знает только она. Памятник ей надо ставить из самого дорогого материала.
 Сам я тоже оказался в очень неприятном положении, так как из-за командировки и госпиталя не попал на летнюю сессию в институте. Правда, ещё зимой и весной  удалось съездить в Могилёв и досрочно сдать два экзамена и зачёты, за весь второй курс, но оставалось ещё два экзамена. Пока лежал в госпитале, мне удалось подготовиться к их сдаче, оставалось только найти время съездить туда. С большим трудом, добился разрешения на поездку и, как обычно на попутном транспорте, смотался до Могилёва. Там за день сдал оба экзамена и, убедившись, что меня переведут на третий курс, помчался обратно, в сторону Гомеля. Так, что ни себе, ни, тем более Родине, большого ущерба я не причинил.
Итоговую проверку за год сдали на «хорошо». Большому количеству солдат объявили отпуска на родину, в целом поощрено было больше половины личного состава. Предстояла подготовка к новому учебному году, в котором снова предстояло выполнение боевых стрельб на полигоне.
Новый, 1975 год, впервые за годы службы офицером я встретил с семьёй, более того,  даже побывали  в гостях  у командира, а вместе с ними на Новогоднем вечере в гарнизонном  Доме офицеров. Даже удалось потанцевать с Любашей под звуки духового оркестра. Нам очень понравилось такое празднование, так как в Орше  всегда, во все праздники я был с солдатами, а  Люба с детьми дома. Мы уже как-то привыкли к этому.
В 1975 году наша Родина отмечала 30-ю годовщину Победы в Великой Отечественной войне. Мне хорошо запомнился день 9 мая этого года. В дивизионе должно было состояться торжественное построение, а вслед за ним и торжественное собрание, посвященное этой дате.
Наша машина ГАЗ-51 сломалась и вместо неё за нами в Зябровку приехала  ЗИЛ-157, бортовая машина. И вот мы все в парадной форме с медалями на груди торжественно расселись на лавки в кузове машины. Не проехав и 500 метров наш автомобиль заглох. Автотехник прапорщик Никитенко быстро определил неисправность. Вышел из строя  топливный насос. Что делать? Надо  было во чтобы - то ни стало добираться в дивизион, там же  люди ждут.  Тогда он сам   «пристроился» на крыло ЗИЛа  и рукой подкачивая топливный насос, не   спеша,  но  с «достоинством»  проехали   через  всю деревню Климовку, чем вызвали  у жителей  необычайно весёлое настроение.  Через некоторое время,  Никитенко сменил кто-то другой. Так и добрались до дивизиона.
 Торжественное построение, собрание с чтением доклада, озвучиванием приказа командира полка с поздравлением с Днём Победы и о поощрении личного состава дивизиона, небольшой концерт.  Всё прошло на одном дыхании. 
 Но впереди предстоял очень важный и ответственный этап – выполнение боевой задачи на государственном полигоне.
 В дивизионе в этот вечер хорошо поработали  секретари комсомольских организаций, с которыми мы обговорили заранее все проблемы, а ответственным был секретарь партийной организации, начальник штаба майор Беликов О.В. так, что никаких проблем не возникло.
В наступившем  году  предстояло выполнять стрельбы на Государственном полигоне, поэтому без всяческой раскачки  все усилия были направлены  на подготовку к стрельбам, Работа шла строго по ранее составленному графику, Весь арсенал форм и методов партийно – политической работы использовался на протяжении всего периода. Особое внимание уделялось на повышение личной  ответственности,  прежде всего коммунистов и комсомольцев, за личную подготовку.
По сравнению с предыдущими стрельбами, больше внимания пришлось уделять радиотехнической батарее, так как в ней практически не осталось специалистов, уже выполнявших боевую задачу на полигоне. Пришли  новые люди : командир батареи старший лейтенант Кутека В.Т., начальник первого отделения капитан Сугак Л.В., офицер наведения  лейтенант В. Климов     Полностью сменилось отделение  операторов ручного сопровождения, большие изменения произошли во взводе управления.   Если во время предыдущих стрельб  разведку воздушного противника осуществляли станцией П-12, то  в этом году предстояло работать на станцииП-18,
Благо, что рядом был аэродром, на котором полёты осуществлялись ежедневно, днём и ночью,  любую погоду,  Так, что опыт в проведении  разведки  и сопровождения целей  можно было приобрести не плохой. Занятия по технической подготовке мы дополняли проведением технических боёв и викторин, эти мероприятия требовали предварительной подготовки.  А вечера вопросов и ответов, более мобильная форма работы. Для этого  батарею делили на две команды, которые садились друг против друга и, по вытянутому жребию, одна из команд начинала задавать вопросы другой по общим  вопросам  электро  и радиотехники, а вторым отделением  были вопросы по специальной  подготовке,  касающиеся непосредственно боевой техники. Во всех этих мероприятиях участвовали  все сержанты и солдаты. Так, что каждый  практически мог сверить уровень своей подготовки по сравнению с товарищами.
Большую помощь  солдатам оказывали и офицеры, особенно начальник второго отделения, старший лейтенант Емельян Алексеевич Завастин. Сам он, выходец из солдат, но почему-то не любил бойцов, проявлял какое-то высокомерие по отношению к ним. И они платили ему тем же. На мой взгляд, ему было чем гордиться.  Выходец из бедной  молдавской семьи,  после срочной службы, он добровольно пошёл на краткосрочные курсы офицеров, а  уже,  будучи офицером, добился разрешения на поступление на заочное отделение института, который успешно закончил буквально накануне выезда на полигон.
 Я видел это и всячески старался привлечь его к работе с людьми. Решил  использовать его «слабое» место, рыбалку и охоту. Однажды предложил ему во время политмассовой  работы,  побеседовать с солдатами на эту тему. К моему удивлению, он охотно согласился.  Я сам  присутствовал на этой беседе. Это было, по сути, представление. Так образно, с азартом, он  говорил, что  люди слушали его с большим  вниманием. Времени на более подробный рассказ не хватило, и солдаты попросили меня ещё раз  выделить    ему  время. Да и сам он увидел, что его выступление очень заинтересовало людей.   Это тоже был отдых  для психики людей, Через несколько дней,  уже в воскресенье, он продолжил свой рассказ, которым  буквально покорил солдат и сержантов. Вскоре он подошёл ко мне и попросил   разрешения на проведение в месяц одной политинформации и одной беседы в часы политмассового  времени.  Так постепенно, он втянулся  в работу с людьми, и  сам испытывал от этого большое удовлетворение.
Так, что его вклад в повышение теоретической  подготовки рядового и сержантского состава  к сдаче зачётов на полигоне трудно переоценить. Он хорошо поработал и в вопросах  выработки у операторов своего отделения практических навыков, предварительная  проверка которых,  проходила во время  выезда  первой батареи  на армейский  учебно-тренировочный полигон. В это же время стартовая батарея  прямо в дивизионе упорно тренировалась в выполнении своих задач.
На меня же  была возложена задача  на два с половиной метра поднять площадку, на которой  стояла кабина «П» (антенный пост). Мне удалось договориться с командиром инженерной роты, прикомандированной к авиационному гарнизону, Он оказался моим земляком, тоже из Ивановской области.
С большим напряжением всех физических и моральных сил, эту задачу удалось решить до приезда  батареи из учебного центра.
Нагрузка  на людей была намного больше, чем в обычной обстановке, поэтому в качестве психологической разгрузки  занятия сопровождались проведением  спортивных соревнований и игр, которые были, своего рода  отдыхом в период интенсивной подготовки к выезду на  полигон.  И здесь постоянно присутствовал дух состязательности, так что и сюда воины шли не по принуждению, а с удовольствием, со стремлением отыграться за проигрыш, или одержать очередную победу.
Ещё на коммунистическом субботнике в апреле 1975 года, мы освободили от кустарников часть территории и оборудовали площадки для игры в футбол и  волейбол.  Все вырубленные  кусты и деревья выносили за территорию дивизиона и складывали в большие кучи, которые потом использовали для создания огневой полосы, преодоление которой стало одним из обязательных элементов во время  итоговых проверок. В тот день со мной был и  наш сын - Серёжа, который с удовольствием таскал эти ветки в кучи и просил меня взять с собой, когда будем преодолевать эту огневую полосу. Я пообещал ему, что обязательно возьму его с собой.
 Но этому не суждено было сбыться. Вскоре после этого субботника его положили в больницу в Гомель. У него начались сильные головные боли, а также в нескольких местах произошли кровоизлияния.
В больнице он пролежал больше месяца. А после выписки  всё же продолжал жаловаться на боли в голове. Мы с Любой не один раз ездили к врачу, которая его лечила, и просили перелить  мальчику кровь, взяв её сразу от нас обоих, как это уже один раз делали в Орше. Но врач, молодая, ещё неопытная, девушка, не послушала нас, а на наше предложение  соединить её с минскими, категорически отказалась, Заведующий отделением тоже встал на сторону  этой неопытной и слишком самоуверенной,  «лекарши».
В результате  18 июня 1975 года, я вынужден был отпроситься у командира и самолётом мы с Серёжей улетели в Минск. Там сразу  сделали всё необходимое для остановки внутреннего кровоизлияния, и мы с сыном остались там ночевать. Но ночью я почувствовал, что с Серёжей что-то неладно, попытался разбудить его, но  он не просыпался.  Не знаю почему, но рукой приподнял веко правого глаза. Но никакой реакции не последовало, а через некоторое время из глаза скатились две большие слезинки.  Я побежал к дежурной сестре,  и она сразу вызвала  дежурившего в тот день врача – Хомича, который нас хорошо знал, так как мы уже не один раз лежали в институте переливания крови, и  именно он был нашим лечащим врачом. Серёжа был без сознания, и Хомич, замерил давление у Серёжи, и повернувшись ко мне, тихо сказал, чтобы я был готов к самому худшему.  Он  решил ввести мальчику новый, ещё слабо изученный препарат, криопицитат (если мне не изменяет память), и  потребовал, чтобы я написал расписку, что я согласен на это,  предварительно объяснил мне, чем этот препарат отличается от антигемофильной плазмы, которую обычно вливали при кровоизлияниях. Я согласился и написал такую расписку. Но, к сожалению это тоже ничего не дало,  и в 10 часов 50 минут 19 июня 1975 года, сердечко нашего сына остановилось. Мальчик умер у меня на руках. Я  прижался к любимому мальчику, и все попытки врачей оторвать меня от него, не дали результата. Когда почувствовал, что он уже почти совсем остыл, разрешил медперсоналу забрать его тело. 
С тяжёлым сердцем и  беспокойством  за Любу, я вынужден был позвонить  на почту в Зябровку  и попросить, чтобы её срочно пригласили из аптеки  к телефону.  Сказал,  что  перезвоню минут через пятнадцать. Почта и аптека находились на расстоянии примерно метрах в двухстах. В это время  тело увезли на вскрытие, не смотря на мой протест. Оказывается, если человек пробыл в больнице менее суток,  вскрытие делается обязательно. Второй звонок в Зябровку, стал для меня одним из самых  тяжёлых. У меня не было времени  хоть на какую-то подготовку Любы к этому печальному сообщению.   Единственное что успел сказать, чтобы Люба держалась, и сообщил, что наш любимый сын скончался.  В ответ услышал,  что трубка обо что-то стукнулась, и громкие крики людей на почте, оказывается  Люба упала в обморок, и её долго там приводили в сознание.
 Взяв  себя в руки,  поехал в штаб  2 ОА ПВО на улицу Белинского к  корреспонденту нашей армейской газеты «Воздушный часовой» Юрию Николаевичу Нечипоренко.    Накануне  я был у него и просил его иногда навещать мальчика в  больнице.  Юра сразу же повел меня к Командующему Армией генерал-лейтенанту Кузьменко А.И.,  чтобы  он  дал разрешеиие, на выделение автомобиля для перевозки гроба в Гомель, Вынужден был попросить у него денег взаймы, так как своих у меня было очень мало.   На машине редакции газеты, поехал  в спецкомбинат,  заказывать гроб.
 Готового гроба такого размера,  не оказалось, поэтому пришлось делать на заказ. А за срочность  изготовления пришлось делать дополнительную оплату. Вернувшись в институт переливания крови, и встретившись с Хомичем и заведующим отделением, я узнал причину смерти сына. Субдореальное кровоизлияние в мозг, таков был диагноз.
Если бы та,  молодая и самоуверенная докторша в Гомеле, послушала нас и сделала то, что я говорил ей, всё бы обошлось, и наш Серёжа был бы жив. Позвонив Юре и попросив, чтобы машина, которую выделил Командарм,  подъехала к институту переливания крови к 16-ОО. Спасибо ему, он всё сделал так, как  надо. По прибытии машины  мы поехали в морг. Туда уже переправили тело мальчика после вскрытия.  Это было  на территории знаменитой  республиканской психиатрической больницы в Новинках.  Там, добрая, уже пожилая, женщина, со слезами на газах, помыла тельце, надела  на него одежду,  в которой мы приехали в Минск.  Мы положили  это маленькое тельце в гроб  и поехали к штабу Армии за документами, разрешающими прогон машины из Минска до Гомеля и обратно.
Получив все документы, ровно в 18-ОО, старший машины капитан, инструктор политотдела Армии по комсомольской работе Миша (фамилию я забыл) сел в кабину,  а я забрался в кузов ГАЗ -66, где стоял гроб, и мы отбыли в сторону Гомеля. Проскочив поворот на Гомель, от Смилович нам  пришлось возвращаться, а потом уже ехали практически без остановок, за исключением, двух раз, когда на постах ВАИ останавливали нас  и проверяли документы, но быстро отпускали, узнав причину поездки.  Чтобы не делать лишних остановок, после Гомеля, мы   поменялись с Мишей местами,  и ровно в 24-ОО мы подъехали к нашему дому. Там нас уже  ждали.
Людей было много, не только семьи офицеров и прапорщиков нашего дивизиона, но и жители соседних домов, которые нас хорошо знали. В соседнем с нами доме  жила заведующая почтой, так, что весть о случившемся у нас горе моментально  распространилась по гарнизону. Через окно, так как из-за узкого коридора, в квартиру  было невозможно занести, гроб  его в новую, только, что купленную одежду, и побыв немного, разошлись по домам. На следующий день пришлось решать массу организационных вопросов, связанных с местом захоронения, с оформлением документов, встречей моей мамы и тёти, организацией  поминков и так далее.
 Большое спасибо командиру дивизиона, Коржеманову Валентину Васильевичу, его жене Валентине Алексеевне, капитану Сугаку Леониду Васильевичу, Беликову  Олегу Владимировичу и его жене Марии Федоровне, которые все хлопоты взяли на себя. Мы оба и я, и Люба,  были по сути дела в трансе, до такой степени, что даже не догадались,  к  кому – нибудь,  отправить Свету. Ней было всего не полных  пять лет.  Она тогда так напугалась, что всю оставшуюся жизнь воспоминание о тех днях вызывает в её глазах ужас.
Я не знаю, сколько людей прошло через нашу квартиру за эти неполных два дня. Шли мужчины и женщины, дети, и  не только те, с кем Серёжа учился в школе, а просто от родителей, услышавших  о том, что у замполита  ракетчиков, как нас называли в гарнизоне, умер сын.
 В день похорон 21 июня народу около дома было очень много,  все старались высказать нам соболезнование и сочувствие. А мужчины гарнизона приходили и приносили с собой  трёхлитровые банки со «шпагой» - спиртом, разведённым в дистиллированной воде.
Похоронили мы нашего мальчика 21 июня в 15часов 3О минут на кладбище, в четырнадцати  километрах от Гомеля, и в двенадцати километрах  от Зябровки, расположенном недалеко от дороги Гомель – Чернигов. Всю дорогу от Зябровки до кладбища, я,  Люба и Света сидели в кузове машины у гроба, а Света  веточкой отгоняла мух, которые садились на лицо Серёжи. Как проходили поминки, кто и что там говорил, я совершенно ничего не помню.
Вдобавок,  к моим личным проблемам, возникла и ещё одна. Наш дивизион попал под сокращение. Это означало, что надо было решать судьбы людей. Значительная часть из общего числа личного состава переходила в третий  дивизион, дислоцирующийся в районе деревни Терюха, примерно в двадцати километрах от нашего дивизиона.
У некоторых офицеров заканчивался срок службы, и они уходили на пенсию, кое-кто поехал по замене. Больше всех проблем возникло у прапорщиков, Несколько человек тоже  перешли   в 3-й ЗРДН, а остальным пришлось искать место службы в других местах. Некоторые  перешли в воинские части авиационного гарнизона, кто-то нашёл место в частях, дислоцирующихся в Гомеле. Сержантов и солдат нам предоставили право отобрать самим. Мы  решили оставить у себя в основном своих. Всего несколько человек взяли  из третьего дивизиона, а остальных распределили по другим подразделениям полка. Именно после такой реорганизации, проведённой накануне выезда на полигон,  мы и  собирались отправиться  в знойные Астраханские степи.
До выезда на полигон оставалось меньше десяти дней, надо было завершать сборы к поездке. Хорошо, что всё то, что нужно было сделать по подготовке наглядной агитации, походной  Ленинской комнаты, вся документация, касающаяся политической работы в полевых условиях, была уже готова. Но командир возложил на меня,  по прибытии на полигон, ещё и работу с инструкторами, которые во многом определяют оценку за выполнение боевой задачи. Надо было  заготовить, так называемый,  «спецпаёк»,  для  подкормки  полигонных инструкторов .Такова традиция.
 В Гомеле в то время было, прямо скажем, голодно, хорошей колбасы было не достать. Мы с Валентином Васильевичем  сели на его « ЖИГУЛИ» и поехали в Чернигов, где закупили  весь мясной ассортимент, необходимый для подкормки  инструкторов.
 У нас  были очень хорошие отношения с председателем соседнего колхоза, и я предложил командиру завести  инструкторам по мешку молодой картошки. Решил действовать по принципу «Ночная кукушка,  дневную, всегда перекукует».  Зная, что в это время там, в Астраханской области,  уже практически  ни у кого нет никакой картошки, а если и есть, то цены на неё там всегда - сумасшедшие.   Я посчитал что, если мы привезём  в семью каждого инструктора по мешку нашей, белорусской молодой картошки,  то жёны инструкторов, так проинструктируют своих мужей, чтобы они обеспечили  нам более спокойную жизнь, во всяком случае, без традиционных для тех мест, придирок.  Для самих же инструкторов, туда традиционно везли коньяки, водку и, конечно спирт.
Мне удалось убедить В.В. Коржеманова,  что этот ассортимент надо изменить, и вместо водки, купить пару ящиков сухого вина, Во - первых, будут исключены семейные ссоры у инструкторов. Жёнам наверняка  уже до чёртиков надоели, эти пьянки мужей, а после выпивки сухого вина,  они будут возвращаться  домой  трезвыми, а жёны, в свою очередь, накормят  их свежей картошечкой. Во-вторых, в жару, которая  там свирепствует в это время, если мы предложим инструкторам не  коньяк,  или водку, а в меру охлаждённое сухое вино, им будет более приятно. Поэтому мы купили  несколько ящиков сухого вина, о котором знали только я и командир. Были  взяты с собой запасы тушёнки, большое количество минеральной воды, и  аскорбиновой кислоты, для того, чтобы в каждую  солдатскую фляжку подсыпать её, для предотвращения заболевания желудочно-кишечного тракта, и многое другое, крайне, необходимое в походной жизни.
За несколько дней до выезда на полигон,  мы получили команду, что замполит должен ехать  не в классном вагоне, где поедут все офицеры, а вместе с солдатами. В обычной обстановке я ничего бы не имел против этого решения, но, по сути дела сразу после похорон сына, это была для меня слишком большая нагрузка на психику. Это была месть Лозовикова Н.К.  мне, за то, что он лишился одного из мест, где раньше в любое время суток находил и место и партнёров по выпивке..
Но приказы не обсуждаются. Так и пришлось мне все десять дней  ехать с бойцами. Всё  бы ничего, да только одно меня очень сильно беспокоило. Был в вагоне баян, и почти целый день он был в руках то у одного, то у другого человека. Наш  сын-Сережа весной закончил второй класс музыкальной школы,  как раз по классу баяна, поэтому,  как только  бойцы брали в руки этот инструмент, я буквально не знал куда деться. Ложился на свою койку и, закрыв подушкой голову, лежал. Не мог же я запретить  мальчишкам это делать. Им то, до моих проблем  не было никакого дела.
Марш по железной дороге прошёл без приключений. К  вечеру, завершив разгрузку эшелона в Харабалях, мы получили команду устроиться на ночлег в степи. Темень была такая, что в двух шагах было ничего не видно. Потом, правда, и глаза  немного привыкли к темноте. Подстелив на землю палатки, все, уже уставшие и от грохота вагонных колёс, и от физической нагрузки, люди быстро уснули. Мы с командиром сидели и обдумывали, как доставить картошку к семьям инструкторов,
Вдруг, раздался душераздирающий крик одного из солдат. Оказалось,  его что-то укусило. Мы с командиром подбежали и, посветив фонариком на солдата,  увидели, как один из его пальцев увеличивается прямо на глазах. Вызвали полкового доктора, который находился немного в стороне от нашей ночёвки. Тот, быстро сделал какой-то укол, и опухоль потихонечку начала спадать. Но уснуть в ту ночь  долго не удавалось ни  кому, каждому казалось, что какая-то  живность подкрадывается и к нему. Но усталость взяла своё, и через некоторое время люди всё-таки уснули. Я не один раз обошёл весь наш бивак, проверил службу часовых, и через некоторое время тоже прилёг. Положив руки под голову, долго смотрел в ночное небо, покрытое мириадами звёзд. Над нашими головами летало множество искусственных спутников Земли, яркие точечки которых в этих местах видны  очень  хорошо. Часто возникали яркие хвосты падающих метеоритов, стремящихся к Земле. Со стороны соседнего бивака был слышен звук работающего радиоприёмника.
Мне почему- то врезалась в память хорошо знакомая мне песня, «За того парня» в исполнении Льва Лещенко. С тех пор,  как только услышу эту песню, сразу вспоминаю ту ночёвку в Астраханской степи. Сон сморил и меня. Но  ночь быстро прошла,  настало время подъёма. Всё сразу задвигалось, зашумело, быстро были собраны все подстилки и уложены на машины. Повара  полевой кухни уже успели приготовить вкусный завтрак, который был уничтожен в считанные минуты.
Начали подготовку к совершению семидесяти километрового марша на полигон. Уже к обеду и эта задача была решена, мы прибыли на место. Нам был определён участок, на котором предстояло разбить полевой лагерь, что уже к вечеру и было сделано. Ночевали уже в палатках. Комендант полигона довёл до нашего сведения, что нам выделена площадка  «Волга-20», что расположена  она в двадцати километрах от лагеря.  Когда на следующий день  мы прибыли на эту площадку,  изучили  её  достоинства  и  недостатки, то  пришли к выводу, что главной  проблемой  является  вопрос  обеспечения  нашего  пребывания  там,  достаточным количеством воды.   Для хранения запасов воды на позиции имелось бетонированное, на глубине около трёх метров, хранилище,  но на данный момент, воды там было совсем немного, на самом дне. 
Нашему дивизиону,  расположившемуся дальше всех от центральной «усадьбы» полигона, была выделена водовозка, с трёх тонной цистерной. Утром я отправился  к раздаточному крану, который находился на окраине   центрального городка. У  крана уже была очередь. Подойдя к этому раздаточному крану  увидел, что «заправляет» всем этим делом солдат, по разговору которого  понял, что он из центральных областей России. Начав с ним разговор,  спросил, откуда он призывался. Оказалось, что из посёлка Каменка Ивановской области. Я не мог не  сказать ему, что я из Вичуги, а это около пятнадцати километров от Каменки. Когда подошла моя очередь заправлять машину водой, мы с ним поговорили более подробно, и он подсказал мне в какое время лучше приезжать, чтобы не стоять в очереди. 
Короче говоря,  проблемы получения  воды для нас больше не существовало. Мы каждый день всем дивизионом  и инструктора площадки, могли принимать душ, и даже казаху, жившему в кошаре, буквально метрах в сорока от позиции, выделяли воды столько, сколько он просил. Кроме того, на этой позиции было хорошо оборудованное подземное помещение для хранения продуктов питания. В это помещение мы и сложили наши официальные, так и неофициальные запасы. Ключ был только у меня.
Началась приёмка техники, от качества которой зависели результаты боевых пусков, а в конечном счёте выполнение боевой задачи. Вот здесь-то и важно хорошее знание материальной части, умение за внешне правильными допусками, и марафетом разобраться в истинном состоянии  каждого блока, каждой системы, их взаимной согласованности. Мелочей в этой работе быть не может, Любая мелочь, на первый взгляд не влияющая  на конечный результат, может сыграть роковую роль.

Всей системой нашей работы в подготовительный период мы стремились убедить в этом каждого члена нашего коллектива. Поэтому, беседуя с инструкторами площадки, мы пытались уловить, нет ли какого подвоха, умело скрытых  неисправностей, но не доверять им не было никаких оснований.
Наступала третья ночь нашего пребывания на полигоне. Мы с командиром решили, что именно в эту ночь надо отвезти картошку в семьи инструкторов. Они пока об этом ничего не знали. Хотя накануне я узнал все адреса, где они живут в Харабалях. Там, на полигоне, инструкторами служили два офицера, мои ровесники, с которыми мы вместе служили в Оршанском полку.
Во время поездки  за водой, я встретился с одним из них, и он дал мне адреса инструкторов нашей площадки. Так вот, с наступлением темноты, мы загрузили на ЗИЛ-157 мешки с картошкой, и я поехал в Харабали. Если ехать по бетонке, это было бы довольно быстро, за час с небольшим,  можно было добраться, но бетонка контролировалась постами ВАИ, так,  что пришлось ехать «волчьими» тропами. А это дело не простое, песчаные заносы, а то и  вовсе перемещение целых барханов с одного места на другое, делали эти тропы трудно проходимыми и в дневное-то время, а уж ночью и тем более сложным. Но нет таких дел, которых бы не смогли сделать большевики. Это моя любимая поговорка.
С большими трудностями, но примерно  к половине третьего ночи, мы добрались до военного городка. На то, чтобы развести картошку ещё понадобилось около часа. Возвращаясь назад,  нам удалось  более половины  пути проехать по бетонке, что значительно облегчило задачу.  Примерно к началу шестого утра мы были уже на позиции
Начали работать те ночные кукушки, которые всегда перекукуют дневных.  Наутро стало ясным, что я немного ошибся в расчёте количества мешков картошки, надо было прихватить на два-три мешка больше. Они бы очень пригодились. Тем не менее когда офицеры нашего дивизиона пришли  сдавать теорию, (а это были техническая. специальная и тактическая подготовки) в так называемую, «камеру пыток», о них уже знали те, кто должен был принимать экзамены. Я, с саквояжем,  наполненным несколькими бутылками сухого вина и минеральной воды, «дежурил» у выхода из здания, а когда сдававшие выходили  на улицу их гимнастёрки были мокрыми насквозь.
 Тогда ещё об охлаждающих устройствах в нашей армейской среде и думать не могли, поэтому в аудитории была такая духота, да плюс волнение сказывалось. Так что пот действительно лил ручьём. Каждый выходящий получал от меня бутылку минеральной воды. И старался хоть немного побыть в тени.  В самом конце сдачи нашими людьми этого экзамена, я  тоже зашёл в класс, и по согласованию с одним из принимающих экзамены,  под одним из столов, поставил  четыре бутылки сухого вина.
Каждый день, не смотря на почти сорокаградусную  жару, шли тренировки расчётов стартовой батареи, в том числе и в средствах защиты от ОМП. Перерывы мы старались использовать для краткого подведения итогов уже прошедших тренировок, разбору ошибок. Агитаторы старались довести до людей последние новости, как внутренней жизни страны, так и международной жизни, а ещё вошло в практику принятие прохладного душа. Благо, что с водой проблем не было.
 Активная фаза политической работы начиналась  с момента, когда спадала жара и люди просто хотели посидеть, отдохнуть
 Подводились итоги за день буквально по каждому показателю, проводили короткие комсомольские собрания в батареях, заседания партийного и комсомольского бюро, заслушивали отдельных комсомольцев по тем или иным вопросам, связанным с выполнением боевой задачи.
А когда уже всё это было проведено, я старался собрать партийных и комсомольских активистов у себя в палатке, и беседовал с ними, ставил задачи на следующий день. Подсказывал,  в какой форме лучше воздействовать на людей в ходе работ.
 Однажды, поздним  вечером  при свете фонаря «летучая мышь» в моей палатке мы беседовали с лейтенантом Владимиром Климовым, исполнявшим обязанности секретаря партийной организации. На центральном колу палатки я увидел  скорпиона, и тихонечко предупредил Володю, чтобы он был осторожен.  Увидев этого скорпиона, Володя быстро вскочил с табуретки и выбежал из палатки, при этом ступив ногой в ящик с минеральной водой, разбив при этом  три  бутылки.
 Больше его в мою палатку было не затащить и трактором. Но ему вскоре и ещё раз не повезло. Он мылся в душе во время обеденного перерыва, а я, проходя мимо, увидел, что по стене ползёт  тарантула и  тоже предупредил его об осторожности. Так Володя голый пулей выскочил из-под  душа под дружный хохот всех  офицеров, сидящих недалеко от душевой кабины. Боялся он этой твари  до невозможности. 
 В период подготовки к выезду на полигон, мы уделяли  большое  внимание  на укрепление морально-психологической устойчивости, применяя разные способы.
Например,  во время  боевой работы по сопровождению целей, включали на всю громкость,  с трансляцией во все кабины,    магнитофонные  записи взлетающего самолёта ТУ-22, или  прямо в кабинах стреляли из автомата холостыми патронами, опять же через сеть громкой связи транслировали  звуки канонады, записанной из кинофильма «Битва за Берлин», крики  воинов идущих в атаку, стоны и предсмертные крики раненых. А  вот о том,  что маленький паучок, может нанести непоправимый вред,  до ужаса испугав, по сути дела основного человека, несущего ответственность за  качество сопровождения  и наведения ракеты на цель, как-то и в голову не пришло. Пришлось над этим работать уже в период нахождения на полигоне, Пригласил полкового врача, чтобы он рассказал, как и что надо делать в случае укуса этой  гадостью. Он провёл беседы со всем личным составом дивизиона, напомнив и об укусе  во время ночёвки в Харабалях.
Продолжая разговор о морально – психологической подготовке  личного состава,  считаю необходимым напомнить и о том, как в подготовительный период, во время боевой работы, вводились искусственные  неисправности техники, чтобы не просто научить людей быстро и умело находить и устранять эти неисправности, но и делать это без паники.
Во время работы по реальным целям на том же полигоне, у оператора ручного сопровождения по дальности ефрейтора Скачок, появилась неисправность в блоке.
По команде командира  отделения операторов  ручного сопровождения, сержанта Рахимова,  Скачок выдвинул блок, чтобы посмотреть, что там произошло, но сделал это очень резко и уронил блок на пол. Сержант Рахимов вместе с начальником первого отделения батареи капитаном Сугак Л.В., быстро вытянули из блока ЗИП запасной блок и поставили его на место. Всё было сделано чётко, быстро, грамотно,  без паники и суеты, так, что даже не произошло срыва управления имитированного пуска ракет и сопровождения цели.
 Я не могу не отметить и того, как вёл себя командир дивизиона, он же был рядом, на расстоянии вытянутой руки. Его спокойствие было основано на вере в своих подчинённых, что они сами, без оглядки на него,  всё сделают так, как и сделали. Эта черта в характере командира дивизиона Коржеманова Валентина Васильевича, одна из самых сильных сторон.  Такими качествами обладали выдающиеся полководцы Великой Отечественной войны, как  Жуков, Рокоссовский, Чуйков, Батов и многие другие, усилиями которых и была  одержана Великая Победа над опаснейшим врагом всего человечества.
Ещё в самом начале года,  случайно узнал, что лейтенант В. Брагин – техник одной из систем кабины «А», призванный на два года, купил себе  портативную кинокамеру.
У меня, в связи с этим возникла мысль, а не попробовать ли, снять не большой любительский фильм о нашем дивизионе, и особенно о подготовке к боевым стрельбам,  А если удастся, в нарушение всех правил о секретности, то и сами пуски. Молодого лейтенанта долго уговаривать не пришлось, и мы с ним приступили к делу. Сначала снимали обычные армейские будни, всё как есть, без всякой подготовки. Потом  начали снимать летающие над нами самолёты ТУ-22.,и чтобы было всё объективно, сняли работу офицера наведения и операторов ручного сопровождения, С трудом удалось уговорить командира на то, чтобы снять его,  как стреляющего.
Короче говоря, мы с Брагиным  прошли   по всем кабинам, и сняли каждого офицера и солдата во время боевой работы.  Много времени потратили для съёмок  расчётов стартовой батареи. Заряжание и разряжание  пусковых установок, заправку их горючим  и окислителем, то,  как расчёты стартовых  расчётов бегут вслед  за тягачом,  доставляющим  ракету к пусковой установке. Удачные кадры получились при съёмках расчета станции П-18, это станция разведки и целеуказания.
      Когда приехали на полигон, то с высочайшей осторожностью снимали всю нашу жизнь в этой  полупустыне и, что самое главное,  удалось снять реальный пуск нашей ракеты. Много времени мы  провели над монтажом этого фильма, К сожалению, мало сделали кадров, что называется, про запас
 В один из вечеров состоялась премьера фильма. Лейтенант привёз свой киноаппарат  и  мы впервые увидели на экране то, что снимали и монтировали. Бойцы бурно воспринимали всё, что происходило на экране, особенно когда каждый узнавал себя, если даже и снят был в средствах  защиты. Все, как бы заново переживали те моменты, которые  показывались на экране. Всего фильм продолжался чуть больше двадцати минут, но по просьбе героев фильма,  пришлось его показать несколько раз. После такого успеха фильма  у личного состава, я решил собрать всех женщин дивизиона, и показать этот  фильм и им, чтобы  они имели представление, чем занимаются их мужья на службе.
По отзывам  зрительниц, им тоже понравилось, только многого они не поняли. Запомнилось высказывание одной из жён об одном фрагменте фильма. На экране  показывалось, что летит самолёт, а потом  показываем экраны радиолокационной станции, на которых отметки от самолета в виде маленьких горизонтальных чёрточек,  к которым приближается другая отметка, значительно меньшего размера, это отметка от ракеты. И уж совсем непонятно было для них то, что ракета летит не прямо, а волнообразно, причём по мере приближения к цели,  высота волны становилась всё меньше. Мы разъяснили им, что уменьшение колебаний ракеты, это результат работы офицера наведения и операторов, которые наводят ракету на цель. И как только ракета приблизится к цели на расстояние ближе ста метров, будет произведён подрыв боевой части, цель будет уничтожена. А на экранах появится небольшое светлое пятно. Не знаю, сохранил ли Брагин этот фильм,  или нет, но теперь мне бы очень хотелось увидеть его на экране своего компьютера, куда ложатся эти строки. Уже много лет спустя после увольнения в запас, я решил  через знакомых людей в Гомеле разыскать лейтенанта Брагина и возможно, если фильм сохранился,  найти способ переснять его и ввести в свой компьютер. Но, оказалось, что Брагин рано ушёл из жизни. Причина тоже мне не известна.
Как я уже упоминал, в период нашего перевода в этот дивизион, в нём осталась значительная часть сержантов и солдат срочной службы, служившая здесь ещё до нашего перевода. Хотим мы того, или не хотим, но всё равно у разных командиров и начальников требования к подчинённым немного отличаются. Вскоре это начало сказываться и на состоянии воинской дисциплины. Поначалу-то, люди присматривались к нам, да ещё интенсивная подготовка к выезду на полигон, сглаживали имеющиеся различия в требовательности бывших до нас командиров и нас, пришедших со своими требованиями.  О чём идёт речь. Я как-то решил пройтись по  деревне, расположенной буквально метрах в четырёхстах от дивизиона, и побеседовать с жителями. Говорил на разные темы и с отдельными жителями и с группами в несколько человек, но  всегда старался незаметно перевести разговор  на то, не  нарушаем  ли мы их покой, а если  в чём-то нарушаем, то просил высказать претензии. Особых претензий не было, но несколько человек высказались в том плане, что иногда ночью солдаты не дают спокойно спать, бегают по деревне из одного конца в другой. Пришлось провести определённую работу  и жители деревни больше не жаловались на  ночные  «визиты»    военных в деревню.         
Иногда приходилось решать серьёзные вопросы и с офицерами.  Дивизион стоял на дежурстве. Накануне начала учебного года в школах, командир стартовой батареи обратился к командиру дивизиона с просьбой отпустить его часа на три в город, чтобы купить для своих двоих                                                учеников всё необходимое  для  учёбы.   Командир   не разрешил, ссылаясь на то, что в батарее, кроме него больше никого нет. И он был прав. Я встретил командира батареи на позиции сильно расстроенным. Поинтересовался, в чём дело. Выслушав его рассказ, принял решение отпустить его  в  город с детьми за покупками, тем более, что его жена лежала в Гомеле в больнице, Сам пришёл в батарею, рассказал бойцам, что часа четыре командира не будет, и я буду, в случае боевой тревоги исполнять его обязанности. Комбат уже предупредил сержантов. Я собрал личный  состав батареи, и вопрос о порядке действий в случае боевой тревоги был решён. Так, что мы  прикрыли стартовую батарею. Вместе с личным составом  пообедал, после обеда собрались на спорт городке и там побеседовал  с людьми. После прихода офицеров  с обеда, командир дивизиона поинтересовался, где командир стартовой батареи. Я доложил  ему, что я отпустил его в город для покупки необходимых товаров для детей в связи с началом учебного года и посещения жены, находящейся в больнице. Кроме того также о том, что  в случае боевой тревоги я буду. исполнять его обязанности командира батареи. Получился небольшой разговор на повышенных тонах, Вскоре появился и комбат-2. Всё   обощлось.
Служил у нас в дивизионе солдат, которому, уже будучи в дивизионе исполнилось  двадцать семь лет.. У меня сложилась такая практика, что почтальон, приносил ко мне в кабинет  всю почту. В его присутствии я просматривал все конверты с письмами. И  за долгие годы службы  выработался  своего рода навык запоминать кто и как часто получает письма. Я обратил внимание, что этот солдат почему-то довольно долго не получает писем. В один из дней пришло письмо и этому солдату, Я отправился на позицию и там, подойдя к этому человеку, поинтересовался, что пишут из дома, Он ответил, что ещё не прочитал полученное письмо. К концу дня, я снова встретил этого солдата, Увидев его, я понял, что он чем-то расстроен. Поинтересовавшись, что пишут из дома, получил ответ, что ничего хорошего, и протянул мне  конверт с письмом. Я отказался читать письмо, но он попросил прочитать и посоветовать, что ему делать. В письме жена писала, что она была в гостях у подруги, там она немного выпила, и ей стало плохо. Подруга отвела её в другую комнату и уложила в постель. Сколько она пробыла в постели, она не помнит. Но, когда она проснулась, рядом с ней лежал спящий мужчина. Было ли что между ними она не помнит, Поэтому,  чтобы избежать возможных кривотолков, она предлагает ему самому решать,  как и что делать дальше.  Она любое решение примет, как должное. Он попросил меня, помочь ему разобраться с этой проблемой. Я после длинного разговора, во время которого мы разобрали разные варианты,  посоветовал ему позвонить жене и пригласить её приехать к нему. И уже здесь спокойно разобраться в этой ситуации, глядя друг другу в глаза. Моя жена работала в деревне заведующей почтой, Мы с этим солдатом сходили на почту, а пока шли, моя жена связалась с Львовом и практически стазу была установлена связь. Разговор был долгим, но всё решили так, как я и предложил. Вскоре жена солдата приехала, а поскольку дивизион стоял на боевом дежурстве, и отпустить его с женой в город, в гостиницу,  мы не могли, то  две ночи она ночевала у нас.  Все вместе мы обсудили сложившуюся ситуацию. Парень успокоился и спокойно дослужил до  увольнения в запас. После увольнения, они нам прислали несколько писем, в которых благодарили за  поддержку в такой трудный для них, период, Вскоре меня перевели  на другое место службы,  и наша переписка прервалась.
   .    Я немного отвлёкся от главной мысли повествования. Отработаны были уже почти все  учебно-боевые задачи, которые руководством полигона  были оценены только на «отлично». Оставалась только стрельба по реальной цели. Стартовый  расчёт, победивший в соревновании все другие расчёты,  заслужил право  на заряжание боевой ракеты на пусковую  установку.
В определённое графиком боевой работы время, пусковая установка была заряжена,  стартовые расчёты заняли свои места в убежище, а для первой батареи наступил самый ответственный момент. Со станции разведки и целеуказания поступил доклад, что цель обнаружена и выданы её координаты.
 Станция наведения ракет  тоже быстро обнаружила цель и стала сопровождать её. В это время все пусковые установки должны  были «смотреть» в ту же сторону, что и СНР. Но случилось так, что та пусковая, на которую зарядили боевую ракету, не выполняет команды с СНР.  Это значило, что нет синхронизации.
      И тут по громкоговорящей связи раздался голос командира, что нет синхронизации с  ПУ, и назвал номер. Цель стремительно приближалась, а убежище стартовиков, было  довольно далеко от этой пусковой установки.
 Я в это время сидел в районе нашей душевой с пожарной командой, что было намного ближе к той самой ПУ.
 Оценив обстановку, решил, что я намного быстрей окажусь у пусковой установки и мне, возможно,  удастся успеть сделать то, что предстояло сделать. Эта пусковая оказалась в положении ручного управления и поэтому сигналы со станции наведения ракет не поступали на эту пусковую установку. Я принял решение, привести  эту пусковую в боевое положение.
  Надо было подбежать к ПУ, открутить два «барашка», и,  открыв люк, перевести рычаг ручного управления вниз,  после чего закрыть люк, закрутить барашки и стремительно убежать  в надёжное место. Подбежав к ПУ я   проделал все эти действия, и уже закручивая  эти два винта, почувствовал, что синхронизация есть, пусковая стала быстро занимать то положение, в котором она должна быть уже давно.  Сигнал о том, что сработал пиропатрон пуска, я услышал в тот момент, когда закручивал последний  «барашек» люка. До старта ракеты оставалось около двух секунд.
Уже убегая от пусковой,    это означало, что у меня есть в запасе доли секунды, до того как начнёт работать первая ступень ракеты. Рванув в сторону от того направления куда будут направлены выхлопные струи порохового ракетного двигателя, я упал на землю, ногами в сторону окопа, где была пусковая.   Закрыв голову руками, услышал оглушительный грохот стартующей ракеты.
 Как только ракета умчалась вверх, несмотря на то, что оказался в зоне высокой температуры,  подскочил и помчался на своё место, к пожарной команде. А командир батареи с расчётом,  бежавшие к этой пусковой, как только увидели, что появилась синхронизация, тут же повернули назад, чтоб тоже не попасть  под струи ракетного двигателя.
 Я уже был на том месте, где мне и было предписано  быть, и наблюдал  момент подрыва ракеты, и падение остатков ракеты и цели   на землю,   Это падение сопровождалось морем огня, это горели остатки  топлива, как нашей ракеты, так и ракеты-мишени. 
Приводить в действие пожарную команду в действие не пришлось, так как практически никаких больших кусков не сгоревшего пороха,  вблизи пусковой установки и нашей позиции не было, не было и угрозы воспламенения, прилегающей к нашей площадке местности,   
  Я схватил свой  саквояж с минеральной водой и побежал к кабине «У». Вскоре открылась дверь, и из кабины появился командир, а вслед за ним и все, кто находился в кабине. Форма на  всех было мокрая, так словно они только, что вышли из реки.  Мой саквояж моментально опустел, так, что пришлось срочно пополнять запас. А для этого надо было идти в убежище, но благо, что оно было не далеко, вопрос решился быстро.
  Все, кто были на улице, прыгали от радости, обнимались и целовали друг друга. Когда  все немного успокоились и утолили жажду, командир  и все офицеры боевого расчёта, стали выслушивать оценку работы со стороны инструкторов, которые контролировали каждый шаг, нашего расчёта.
 Конечно, в первую очередь разобрались в причинах того, почему  пусковая установка, оказалась на ручном управлении. Виновником оказался командир расчёта (к сожалению, я забыл его фамилию), который в спешке  забыл, перевести  рычаг ручного управления. А командир похвалил стартовиков, за то, что они успели перевести ПУ на дистанционное управление. Командир батареи и солдаты, входящие в состав расчёта, это восприняли как должное.
В этот же день, ближе к вечеру, командир полка подполковник Маланиченко  решил устроить, традиционный в таких случаях, банкет.
 В большой палатке повара накрывали столы. Меня подозвал командир полка и попросил у меня ящик сухого вина. Как ни в чём не бывало, я ответил, что у меня его, нет. Он, шутя,  обнял  меня, и, подозвав командира дивизиона, сказал тому, чтобы через час вино было на столах, что мы молодцы, вместо водки взяв с собой это сухое  вино. Как он узнал, что у нас, есть этот элексир молодости,  до сих пор не знаю?
Машина командира полка была в моём распоряжении, и мне ничего не оставалось, как  выполнять приказ. Прибыв на свою «ВОЛГУ-20», я обнаружил, что если командир полка только собирается обмывать  успешную стрельбу, то оставшийся охранять позицию караул, эту задачу уже вполне решил. Три молодых, красивых тела, в форме воинов Советской Армии,  примерно под углом ста двадцати градусов лежали у горящего костра, в дупель пьяные, без признаков появления даже в ближайшее время,  проблесков  их сознания.
  Мы с водителем машины,  оттащили их подальше от костра, костёр залили водой. А оставшийся за старшего,  лейтенант - двухгодичник, примерно в таком же состоянии «изволил отдыхать» в кабине СНР. Что было делать? Логика подсказывала, надо оставаться здесь и ждать,  когда хоть один из этих «мазуриков», придёт в себя. Но не выполнить приказ командира полка, тоже  было нельзя. Отправившись  в помещение, где хранилось вино и все продукты,  я  не ожидал  никаких случайностей.  Но, спустившись по лестнице вниз,  обомлел. Дверь была открыта настежь, видно было, что здесь уже  до моего приезда кто-то похозяйничал.  Взяв  ящик  сухого вина, три палки сервелата, бутылок десять минеральной воды, мы с водителем машины всё перенесли в машину. Оставив водителя в машине,  вернулся в кабину СНР, и возможно  не совсем политическими методами, всё-таки разбудил  двух годичную «грозу американского империализма». С трудом удалось выудить из него хоть небольшую, но информацию, что именно он подобрал ключ к кладовке, и что именно он организовал эту выпивку, а то почему до такой мерзости напились, чёткого ответа не дал. Облив его с головы до ног холодной водой,  приказал ему продержаться  здесь, ещё часа полтора, а потом их сменят. Получив «клятвенное» заверение, что он  выполнит всё, что ему приказано, я вынужден был срочно ехать. Вернувшись и  доложив командиру полка, что его приказание выполнено, а то, что привёз,  отдал поварам,      А подполковнику Коржеманову В.В. доложил о том, что и как произошло на «Волге-2О». Коротко посовещавшись, мы решили отправить туда  командира первой батареи ст. лейтенанта Кутеко В.Т. с людьми, чтобы произвести там «смену» караула. Валентин Васильевич  вызвал комбата-1, отдал ему приказ, о котором мы договорились. Тот побежал выполнять приказ, а мы зашли в палатку, где уже  громко  шли разговоры, подвыпивших «господ» офицеров.
 Но беда не приходит одна. К утру  у офицера наведения лейтенанта  Владимира Климова, появились сильные боли в животе, и началась диарея.  Чтобы не попасть всем дивизионом в обсервацию, надо было срочно изолировать его, а лучше всего увезти его домой. Я предложил, чтобы это дело доверили мне, так как у меня уже больше недели, как шла сессия в институте, да и дома после смерти сына, тоже непростая обстановка, особенно после падения жены в обморок на почте, у неё появились сильные боли в голове.
Командир полка  понял меня, но тут вмешался Лозовиков Н.К., настаивая на том, что мне надо быть с личным составом до конца. Тем не менее,  командир полка приказал выписать нам с Климовым проездные документы.
 Мы забрали  кое-что из своих вещей. На всякий случай  я взял две бутылки спирта.  На  машине нас довезли до Харабалей, а там мне удалось уговорить машинистов грузового состава, чтобы нас довезли до Волгограда. За это я отдал им бутылку спирта. Володе становилось всё хуже и хуже.
В Волгограде мне с большим трудом удалось уговорить военного коменданта помочь нам купить два билета до Москвы. Оба места оказались на верхней полке, Набрав во фляжки  кипятка, и всыпав туда  много аскарбинки, мы отбыли в сторону Москвы. Несколько раз мне пришлось водить  Климова в туалет.  Кушать я ему практически не давал. Но как говорят,  с божьей помощью,  мы добрались до  Москвы.
Примерно таким же образом удалось втиснуться и в поезд, следующий на Гомель. Только там билеты были вообще без места. Но мне удалось уложить Володю на третью полку, с которой он несколько раз спускался, чтобы сходить в туалет.
 В связи с тем, что он практически не ел за  последние двое суток, он ослабел, лицо осунулось, а я всё его поил  и  поил его кипячёной водой  с  размешанной в ней  аскорбиновой кислотой. Так и добрались и до Гомеля.
Володя решил, что он не поедет в Зябровку, а поедет к родителям, если мне не изменяет память, в Корму. Я предложил отвезти его туда, но он  отказался, что здесь он уже доберётся сам. Посадив его в автобус, который там останавливался, по его словам, почти у дома его родителей, я сам отправился в Зябровку.
Для Любы моё появление, было полной неожиданностью. Перекусив, и пообщавшись со Светой,  мы поехали на кладбище, и пробыли там  долго.
          Света   начала проситься домой. Домой вернулись уже поздно вечером.
На следующий день я уехал в Могилёв, надо было сдавать экзамены и зачёты, да и на лекциях побыть тоже было необходимо. Всё сложилось довольно хорошо.  Правда, не обошлось и без казусов.
Зайдя в одну из аудиторий, я доложил, что прибыл сдавать этику, а преподаватель заявил мне, что он принимает экзамен по эстетике. Спокойно, глядя ему в глаза,  я ответил, что готов сдать и эстетику. Он разрешил мне взять билет, что я с удовольствием и сделал. После  ознакомления  с  содержанием вопросов и непродолжительной  подготовки, мы с преподавателем провели интересную  беседу не только по вопросам билета,  но коснулись и некоторых других тем, касающихся эстетического воспитания молодёжи, и вообще об эстетике, как таковой, о её роли в жизни человека и общества.
Мы оба остались  довольны  не только состоявшейся беседой, но и друг другом.
Это мне придало уверенность.  Уже  буквально через час довольный выходил из кабинета, где сдавали этику, успешно сдав  и этот экзамен.
  Решив вопросы со сдачей ещё двух экзаменов   почувствовал некоторое облегчение.
Присутствуя на лекциях, попутно начинал делать контрольные работы, которые нужно было сдавать в предстоящем  семестре, Если что было непонятно, шел в соответствующий методический кабинет, и там получал  не только нужную литературу, но и квалифицированную консультацию.
Так, что на сессии я пробыл всего одну неделю, и вернулся домой, с уже неплохим  заделом в плане выполнения контрольных работ.  А главное, что  ещё и до прибытия  эшелона с полигона.
После подведения итогов боевых стрельб, продолжалась обычная,  плановая боевая учёба по программе летнего периода обучения. Для меня на первое место выдвинулась задача по ремонту  Ленинской комнаты и обновлению в ней  всей наглядной агитации. Нужно было обживаться на новом месте по полной программе.
Надо сказать, что мы довольно быстро справились с этой задачей. Всё получилось довольно прилично, не хватало немножечко уюта. Посоветовавшись с Любой, мы решили сходить в магазин и на свои деньги купить и повесить на окна занавески, или шторы. На месте обсудили этот вопрос, и пришли к выводу, что лучше будут смотреться лёгкие занавески, которые бы прикрывали окна примерно на четверть  их высоты.   Люба  сшила эти занавески, и  вместе с моими активистами мы  водрузили их на место,
 Получилась очень уютная, я бы сказал,  по - домашнему, оформленная комната.
Поездка на полигон, проведённая в период подготовки  и в ходе выполнения боевой задачи работа,  очень сильно сплотила весь наш коллектив. 
Это прежде всего заметно сказалось на морально-политической и психологической обстановке в коллективе. Безусловно, работа по поддержанию и укреплению воинской дисциплины, продолжалась, но она носила чисто  профилактический характер.
Настал тот период, когда  уже не надо было говорить о выполнении требований устава, а  была создана такая обстановка, когда нарушить требования устава стало  просто невозможно, так как вся жизнедеятельность воинского коллектива была организована, в строгом соответствии  с требованиями уставов. Это быстро было замечено и вышестоящим начальством.
Вскоре в дивизион прибыл корреспондент нашей армейской газеты «Воздушный часовой», с задачей обобщить опыт нашей работы в этом направлении и подготовить по этому поводу материал для опубликования в газете. Что вскоре и было сделано, целая страница газеты была посвящена нашему дивизиону.
Итоговую  проверку за 1975 год дивизион тоже сдал  на  «отлично». Во время  этой проверки  дивизион отрабатывал подготовку ракет  к боевому применению непосредственно в дивизионе. Как обычно, в каждом расчёте были назначены агитаторы, задача которых состояла в том, чтобы в то время, когда ракета проходит по потоку, и находится на других площадках, расчёты других площадок не бездействовали, агитаторы проводили там работу, О чём я их регулярно инструктировал и определял темы, о чём говорить с людьми. Это могли быть и доведение последних политических новостей, и разъяснение требований по мерам техники безопасности, а в зависимости от подготовленности номеров расчётов и разъяснение обязанностей и порядка действий.
  Так  вот, совершенно неожиданно  на позицию дивизиона приехал командующий Армии  генерал-лейтенант А.И.Кузьменко, в сопровождении командира полка и ещё группы офицеров.
 Сразу же при входе на позицию, метрах в пятнадцати, была площадка заправки  ракеты горючим, и все прибывшие   направились к этой площадке. А там в это время агитатор ефрейтор Скачок, проводил беседу на политическую тему. Он не видел подходящую к площадке группу офицеров, бойцы увидели и сказали ему об этом, Оглянувшись назад, он спокойно подал команду: «Встать, смирно» и четким шагом подойдя, к Командарму доложил кто он, и что он делает. Генерал-лейтенант приказал продолжить  беседу и сам несколько минут послушав, о чём идёт речь, остановил ефрейтора, поблагодарил его и объявил  ему  отпуск.
В это время и мы с командиром, прибежали с командного пункта, где  находились в момент приезда  «гостей». Генерал-лейтенант Кузьменко А.И. выслушав наши доклады, спросил,  везде ли у нас так организована работа, Мы конечно подтвердили. А потом  он, пожимая мне руку, и благодаря за такую организацию работы, тихо спросил меня, как я тогда,  в  июне доехал  из Минска до Гомеля. Я ещё раз поблагодарил его за помощь, и сказал что всё нормально. Потом уже командир полка поинтересовался у меня, о чём у нас шла речь. Я ему кратко рассказал  о том, что было в июне. Кстати сказать, после
поощрения командующим армии агитатора рядового Скачка  мы  несколько раз поощряли наиболее отличившихся активистов отпуском, именно за участие в общественной работе. И командир полка, и уже начальник политотдела, в случае нашего обращения к ним о предоставлении отпуска  какому-либо активисту, никаких препятствий не чинили, а давали всегда добро. 
Бойцы это моментально уловили, так, что желающих стать редактором Боевого листка, или агитатором,  было всегда достаточно, и работали они в охотку, Конечно, не всем удалось получить такую награду за свою общественную работу, но перспектива такая  была, а мы с командиром не упускали возможность поощрять активистов, всеми доступными нам методами. Несколько раз я набирал человек по семь – десять наиболее активных ребят и возил их в город. Индивидуальных-то увольнений, для тех, кто служил  в дивизионе, не было. А так, мы посещали наиболее интересные места Гомеля, и как правило, катались на прогулочном теплоходе по реке Сож.
Было бы совершенно не правильно, если сказать, что никаких проблем не возникало.
Однажды, перед уходом на обед,  задержавшись  на командном пункте, инструктируя активистов дежурной смены. Пошел в сторону казармы,  подходя  к кольцевой дороге, увидел, что личный состав стартовой батареи, во главе с сержантом Р.  бегут все взмыленные.  Остановив их, я спросил у  сержанта, почему люди  такие уставшие. Он, конечно, ответил, что  укрепляет их физическую закалку, В принципе, это правильно. Но какое-то сомнение у меня появилось. После обеда,  спросил у командира стартовой  батареи, знает ли он о таких забегах. Тот ответил, что  этого  нет в расписании, и устных приказаний на этот счёт он не давал.
Во время беседы с сержантом Р.  мне удалось выяснить, что это продолжается уже несколько дней, а причиной этого стало то, что дома у него возникли проблемы в отношениях между родителями. Они собираются разводиться.
Так вот он своё беспокойство, усмиряет именно физической нагрузкой. На мой вопрос. А причём здесь личный состав батареи? Он ответил, что в коллективе  и при больших физических нагрузках, легче переносятся  все невзгоды. 
Таким образом, он, как бы облегчал свои душевные страдания. После длительной беседы с ним, с глазу на глаз, мы решили, что я напишу письмо его родителям, и приглашу их обоих приехать  к нему. После некоторого раздумья, он согласился,  Отправленное мною письмо, сработало очень быстро.
Вскоре его родители приехали, но, как мы договорились с сержантом, я первым встретился с ними. Дело было летом, погода стояла очень хорошая, поэтому мы устроились в беседке и провели продолжительную беседу, с ещё молодыми родителями  этого хорошего парня, который так остро переживал, за своих  родителей. Причина, по которой  создалась реальная угроза распада семьи, заключалась в том, что два взрослых человека не могли  найти общего языка  по целому ряду вопросов семейной жизни. А уступить, сделать первый шаг к нормализации отношений, ни один из них не мог из-за элементарной гордыни, которая буквально «распирала» обоих.
 Когда я им рассказал, как их сын реагировал  на  разлад, который организовали они, и чем это могло закончиться, оба были  буквально ошеломлены, возможными последствиями, и заявили мне, что сделают всё, чтобы спасти  семью.
Мы предоставили их сыну возможность двое суток побыть с ними, чтобы втроём, спокойно разобраться с возникшей проблемой. После их уезда и до увольнения в запас никаких претензий  к сержанту не было.
Иногда возникали проблемы и в наших    отношениях с командиром. Моя точка зрения состояла, и я до сих пор считаю, что главное в любом деле – люди, их душевное спокойствие и хороший настрой на работу. Валентин Васильевич, в принципе тоже не отрицал этого, но иногда становился каким-то, я бы сказал, автоматом, совершенно не обращающим внимания на психологическое состояние подчинённых.
Я понимаю, что нередко это объяснялось, сложившейся обстановкой. Например, наш  дивизион в августе 1976 года, стоял на боевом дежурстве. За несколько дней до начала учебного года, к нему обратился командир стартовой батареи, с просьбой съездить в город навестить жену в больнице, и купить детям  портфели и другие школьные принадлежности. Командир ответил категорическим отказом, ссылаясь на то, что он в батарее из офицеров один, а поэтому  о никакой поездке и речи быть не может. Формально, безусловно, он был прав. Меня  не было  при  этом  разговоре. И встретившись с капитаном, увидев его сильно расстроенным,  поинтересовался, что  случилось. Он мне всё чистосердечно и рассказал, причём,  не жалуясь на командира, а как бы ища поддержки. У меня тут же созрело решение, немедленно отпустить его в город. Сказав ему, что  в случае тревоги подменю его, а его попросил проинструктировать сержантов, что и как делать до его прибытия. После обеда, командир спросил, про кмбата-2, зачем-то он ему понадобился. Я сказал, что отпустил его в город.  Когда все ушли, командир пытался отчитать меня, за самоуправство, но мне удалось перевести разговор в спокойное русло, и мы пришли к мнению, что другого выхода у меня не было. А тут, буквально  примерно через час, появился и  Морозов с докладом, о прибытии. Что он решил все вопросы, что все вместе они  посетили жену в больнице, чему все были очень рады.
 Кстати  первого сентября 1976 года и наша дочь, Света,  пошла в первый класс Терюховской школы. Две малюсенькие девчушечки,  ходили пешком через небольшой лесок до деревни Терюха.
Ещё один пример  не могу не привести  неправильного отношения к людям, иногда проскакивающим у командира.  Как-то к нему  зашел фельдшер и доложил   о том, что надо солдата отвезти в медсанчасть полка к зубному врачу.
Командир приказал  вызвать к нему солдата, которому требовалась помощь зубного врача. Через несколько минут солдат доложил о прибытии. Командир подозвал его к себе и, приказав открыть рот, заглянул ему в этот самый рот, «поставил» свой диагноз, что в санчасти бойцу делать нечего. После того  как солдат с фельдшером вышли из кабинета, я возмутился таким подходом к людям со стороны командира, и настоял на том, чтобы солдат был немедленно отправлен к врачу.  В.В Коржеманов, не очень любил признавать свои ошибки, но тут дал команду всё-таки отправить бойца в медсанчасть.
Проходил службу в нашем дивизионе срочную службу двадцатисемилетний солдат, призванный в армию буквально за месяц до окончания срока предоставления отсрочки. До призыва в армию он работал начальником цеха на одном из заводов в городе Львове. Когда он прибыл в дивизион, как и со всеми, я проводил с ним индивидуальную беседу, во время которой выяснилось, что он женат, имеет ребёнка, что жена работает на том же заводе.  Предупредив его, что ему будет нелегко привыкать к армейской жизни, что придётся подчиняться сержанту, который почти на  восемь  лет моложе него, стоять дневальным, ходить в караул, а всё это не так просто для человека, который  сам уже несколько лет руководил большим коллективом.  Пообещав, что помогу ему в адаптации к новой, для него жизни. Прошло уже более половины срока его службы, когда однажды  увидел его в таком  состоянии, о котором говорят, что человек находится не в своей тарелке. Пригласил его присесть  на скамейку и стал спрашивать, что с ним происходит.
Он  поделился  со  мной  о том, что у него возникли проблемы в семейной жизни. После чего достал из кармана письмо, полученное несколько дней назад, от жены и предложил мне прочитать его. Мне не хотелось  читать это письмо, но он попросил прочитать, так как в процессе пересказа содержания, он может его содержание в какой-то мере исказить и я не смогу его правильно понять. 
Жена писала о том, что недавно она была в гостях у подруги, отмечавшей день рождения, что она там выпила. Вскоре после выпитого  бокала вина,  с ней произошло непонятное для неё явление.   Ей стало нехорошо, и подруга положила её в кровать в одной из комнат квартиры. Утром она проснулась, а рядом с ней спал мужчина. Было ли что-нибудь ночью между ними, она не знает, но по её ощущению, никаких интимных  отношений не было. Её беспокоило то, что возможно кто-то видел, что она спала с мужчиной,  и могут пойти разговоры, которые вполне могут дойти и до него, как мужа. Она просила  у него прощения, что так получилось, и оставляла за ним право поступать так, как он считает нужным. Она воспримет всё, как должное.
Дмитрий, ( назовём его так) просил совета, что ему делать.  Предложив ему порассуждать, вместе со мной над этой ситуацией. Мы стали разбираться в этом вопросе. Во - первых, если бы она сознательно пошла на измену, то она никогда бы не написала ему об этом, даже если бы кто-то смог  стать случайным свидетелем этого.  Во-вторых,  даже  если её  специально  чем-то подпоили, по предварительному сговору подруги с кем-то, то её вины в этом нет.  А письмо можно расценивать, как факт покаяния в том, чего она не совершала.  Разговор был долгим и, очень тяжёлым для него.  Посоветовав  ему сходить  на почту, позвонить жене и пригласить её приехать к нему, и  здесь, на месте,  глядя друг другу в глаза, спокойно разобраться с этим вопросом.
Моя  жена  в это время работала начальником почтового отделения, я позвонил ей и попросил заказать разговор со Львовом.
Можно было поговорить и прямо из дивизиона, но вероятность того, что кто-то услышит этот разговор,  была очень велика, поэтому к назначенному времени  мы отпустили его в деревню на эти переговоры. Через несколько дней его  жена приехала. Втроём мы, что называется по нотам, разобрались в происшедшем. Семья сохранилась. Жена солдата поблагодарила меня за помощь и уехала  обратно домой.
Однажды, я решил сходить в деревню, расположенную не более  чем в километре от дивизиона, и постараться поговорить с жителями.  Всё сложилось очень удачно. Около одного из домов стояла группа людей, подойдя к которой я представился и спросил,  не доставляем ли мы каких либо проблем для жителей этой деревни. Одна из женщин сказала, что периодически поздно вечером бывает, что один иди два  солдата пробегают по улице в сторону крайнего дома.
На мой вопрос, а куда же они бегают, жители  ответили, что на другом конце деревни живёт семья, которая продаёт солдатам самогонку, вот они туда и бегают. А на вопрос давно ли это происходит, бесхитростно ответили, что почти всё время, сколько стоит тут воинская часть, столько и бегают.
        Через некоторое время,  встретившись  с  участковым милиционером, мы  обговорили этот вопрос и  решили проучить и тех, кто продаёт самогонку для наших «доблестных» любителей этого  дела.
Однажды вечером, когда стало уже совсем темно, мы с участковым и ещё три  человека, из его активистов, тихо прошли в сторону той хаты, где находилась «точка» по продаже самогона. Милиционер попросил одного из своих доверенных людей, подойти к хате и  условным стуком дать знать хозяевам, что требуется «доза» спиртного. Хозяйка, ни слова не говоря, открыла форточку и высунула руку за деньгами, получив их, она тут же в форточку подала бутылку самогона. В это время участковый схватил её за  эту руку и быстро надел на  неё наручник. Женщина, находясь в хате, закричала истошным  голосом,
Но когда участковый, фонариком осветил своё лицо, хозяйка сразу перестала кричать, а выбежавшие на улицу муж и сын женщины, остановились как вкопанные, увидев, сколько человек стоит около дома. Все зашли в дом, там составили протокол, на котором все присутствующие расписались. Через некоторое время хозяева заплатили большой штраф. А то, что среди  всех присутствующих, был незнакомый военный, отучило их вообще иметь дело  не только  с солдатами, но даже прапорщикам, которые тоже периодически посещали эту «точку», перестали продавать, этот национальный напиток.
Недели через две  после этой операции, во время  беседы с личным составом срочной службы, на тему опасности употребления спиртного,  для военного человека, в руках  которого стоит такая сложная боевая техника,    Один из солдат, который служил в этом дивизионе,  ещё до нашего перевода сюда,   задал  мне вопрос,  не я ли был  в составе той группы людей, которая накрыла «точку».  Мне не пришлось разочаровывать  юношу, и я сказал, что эту акцию мы готовили вместе с участковым милиционером. Но то, что попытки походов по проторенной тропинке туда, не прекращаются, заставили задуматься  и принять дополнительные меры, чтобы пресечь и их. Выход был найден. После принятых мер, у многих надолго отпала охота на «походы»  за пределы забора, без соответствующего разрешения.
Но среди нарушителей дисциплины были  не только, сержанты и солдаты срочной службы. Немало хлопот доставляли и прапорщики. На первый взгляд  порядочные люди, отцы больших семейств,  но иногда выделывали такие номера, что скучать тоже не приходилось. Уже не помню,  для каких нужд нам понадобилось купить в лесничестве  машину брёвен,  каждое длиной около пяти метров. Командир, уезжая на какое-то совещание в штаб полка, поставил мне задачу отправить за этими брёвнами прапорщика  и шесть солдат на машине ЗИЛ-157.  Как и положено,  я проинструктировал всех о мерах безопасности при погрузочных работах, о соблюдении скоростного режима, и  приказал, что после погрузки солдатам находиться в лесу и ждать там машины, которая их заберёт. Все расписались о том, что инструктаж был проведён. Машина с прапорщиком Лешковым  уехала.
Через некоторое время ко мне в кабинет вбегает этот самый Лешков и докладывает, что, не доезжая до поворота к дивизиону,  на расстояние около ста пятидесяти метров,   у машины оторвался кардан  в передней точке крепления,  Оторвавшийся кардан, упёрся в землю  и машина чуть  не перевернулась.  Неё сбросило с дороги в правую сторону.   Бревна  скатились с машины,  прямо в кювет. Я сразу   побежал к месту происшествия. То, что я там увидел, потрясло меня, до коликов в области сердца. Рядом  с машиной и разбросанными брёвнами бледные, как полотно, стояли все шесть солдат. Оказывается, в нарушение не только инструктажа, но и всех правил здравого смысла, этот прапорщик приказал солдатам сесть на брёвна и крепко держаться, А водитель, который был обязан не допустить этого, тоже не воспротивился такому распоряжению прапорщика. До сих пор не пойму, как так случилось, что ни один солдат не пострадал, А ведь могло придавить всех.
Приказав  срочно запрячь нашу лошадку и перевезти все брёвна на территорию дивизиона, а вышедшую из строя машину, отбуксировать на место стоянки  в нашем импровизированном автопарке. Сделали это с помощью тягача ЗИЛ - 157.  Лешкова  я сразу же отправил в мастерские колхоза, с целью взять взаймы, если есть такая возможность, кардан для нашей машины. У этого прапорщика  вся округа была знакома, и он мог в принципе достать многое. Это достоинство  прапорщика сполна использовало прежнее руководство дивизиона, тем самым  по сути дела, испортив его, так как без выпивки всякие доставания не дают результатов. Сложившаяся ситуация вынудила и меня использовать его способности. Пока  Лешков ездил в колхоз, прапорщик Максимов - автотехник дивизиона, организовал работу по снятию остатков сломавшегося кардана. В это же время шла активная перевозка брёвен.
 Лешков справился со своей задачей блестяще, Он,  довольно быстро, привёз совершенно новый кардан, который в очень короткий срок поставили на место и проверили   в движении. Машина  не имела никаких повреждений.  А тем временем закончилась перевозка брёвен, которые были аккуратно сложены там, где было им определёно место.
Оказывается, быстрота в устранении  возникших  проблем, иногда спасает от многих неприятностей.  Мы  быстро закончили  уничтожать все следы происшедшего, включая обработку граблями и мётлами места, где произошло происшествие, Неожиданно, в дивизион на машине ВАИ, примчался начальник автослужбы полка. Кто-то из дивизиона  все-таки позвонил в штаб полка о случившемся.  Я  даже командиру дивизиона не стал докладывать, чтобы не тревожить его. Так, и  начальник автослужбы,  выезжая  в дивизион, тоже не предупредил его, что едет к нам.
Я отправил  Лешкова  домой, чтобы он, любитель поболтать, не сболтнул лишнего. Главный полковой автомобилист тщательно обследовал автомобиль, но ничего подозрительного не обнаружил, Максимов  догадался  не только новый  кардан, но и места  его крепления, особенно болты и гайки, покрыть слоем пыли.  А когда начальник автослужбы,  решил осмотреть место где, по его сведениям, произошло  то  событие, из-за которого  он мчался в дивизион,
Там, к нашему большому удовлетворению, стояли две фуры, водители которых отдыхали, и пили чай из термоса на травке в тени стройных берёзок, растущих вдоль дороги. Я не думаю, что начальник автомобильной службы не заметил, что кардан заменён. Ему тоже случившееся не было на руку, поэтому он, со спокойной совестью, уехал в полк и доложил командиру полка, что это была дезинформация, какого - то недоброжелателя.
 Когда вернулся Валентин Васильевич, мы долго обсуждали случившееся, Мы приняли решение ещё поработать с людьми, доставшимися нам от третьего дивизиона.  А  ещё пытались понять, кто мог доложить об этом. Предположения были, но они так и остались предположениями. Но теперь уже точно знали, что в дивизионе есть «крот», которого надо вычислять.
На следующий день на совещании офицеров и прапорщиков, командир потребовал от прапорщика Лешкова подробного доклада обо всём случившемся, от момента постановки задачи на перевозку брёвен и до того момента, как оторвавшийся кардан  чуть не опрокинул машину. Тот рассказал всё, как было дело, не забыл ни чего. На вопрос о том, как он мог додуматься посадить людей на брёвна, Он простодушно ответил, что они и раньше возили такие брёвна,  и каждый раз привозили людей,  именно таким образом, чтобы не посылать за ними дополнительно машину. Сработал  уже не раз опробованный стереотип поведения.
      Ближе к осени, люди, случайно оказавшиеся в лесу, недалеко от дивизиона нашли этого «бравого»  прапорщика пьяным, валявшимся  на одной из тропинок. Не поленились, пришли на КПП и сообщили нам  координаты своей находки. Посоветовавшись с командиром, мы  решили, что лучше съездить мне, найти в лесу пьяного Лешкова,  отвезли домой, а там побеседовать  с женой этого, в общем-то, неплохого человека. Они воспитывали четверых детей, поэтому вести речь об увольнении его со службы, даже в голову не пришло.   В качестве профилактики, под любым предлогом, очень часто начали беседовать с ним, расспрашивать о детях, в которых он души не чаял. Неоднократно я обращал его внимание на то, что если бы, те незнакомые люди, не наткнулись на него в лесу, он мог просто замёрзнуть в тот раз.  Как  раз ночью ударил приличный мороз, которого вполне хватило бы, чтобы прапорщик, отдал концы прямо на лесной тропинке. 
С тех пор  в день выдачи денежного содержания, мы старались через женщин, приходящих в наш магазин, передать его жене, чтобы она пришла в дивизион. Деньги стали отдавать только в руки  жены. Она была нам  очень благодарна за это.
 Обстановка в дивизионе  медленно но верно приближалась  к тому,  к чему мы так долго стремились. Было ощущение того, что наш труд не пропал даром.
Если по требованию командира полка приходилось куда-либо выделять людей, мы никогда не отправляли тех, кто вызывал у нас сомнение. В результате, каждый раз  прибывавшие  из командировок сержанты и солдаты, привозили самые лестные отзывы, как о поведении там, так  и о добросовестном отношении к выполняемым работам. Все эти отзывы, мы зачитывали перед строем, и не жалели добрых слов, и поощрений для тех, кто берёг  честь дивизиона, старался  своим отношением к делу нести добрую славу о нашем коллективе.
Да и командование полка  не скупилось на похвалы.  Накануне итоговой проверки  за  1976 год, подполковника  Коржеманов ВВ. и меня   после очередного совещания,  пригласил к себе в кабинет командир полка подполковник Маланиченко.  Не говоря ни  слова,  достал из стола какие-то бумаги, и сказал, что если итоговую проверку дивизион  сдаст на  «отлично», эти представления на правительственные награды, будут отправлены в штаб 11 корпуса ПВО.  У меня в голове после этих слов прозвучали слова из одной песни о фронтовиках «Сражались мы с тобой не за награды,  но нам награда эта дорога».
  Мы никому об этом не сказали, да и сами не знали,  на какие награды, были заготовлены эти представления. Дело было не в этом, а в том, что  труд всего коллектива дивизиона был оценен достойно.
 Проверку проводила комиссия, прибывшая из штаба  2 ОА ПВО, во главе с Командующим Армии. Всё шло хорошо. Как на Олимпиадах, можно было каждый день вызывать на пьедестал почёта, многих из тех, кто по различным дисциплинам получал отличные оценки. Всё это находило отражение в выпусках боевых листков, специальных выпусках фото газет.  Для этого у меня дома, как уже упоминалось ранее, в постоянной готовности стоял развёрнутый фотоувеличитель, были разведены  растворы проявителя и закрепителя. И уже к обеду, я успевал сделать фотографии, на которых отображено было, как шла сдача проверки именно сегодня. Такие фотографии мы вручали  и тем, кто проверял знания и умение наших людей. Не хвастаясь, отмечу, что это тоже  впечатляло проверяющих.
И вот  наступил последний день проверки. Вдруг, одному из проверяющих, почему-то захотелось проверить ещё раз состояние боевой готовности  станции П-18, взвода управления.  Хотя на этой эта станции,  проверка была уже закончена. Не прошло и получаса, как этот проверяющий вернулся и заявил, что за техническое состояние  станции,  он  ставит  неудовлетворительную оценку. Причиной  стало то, что     страховочный трос для антенны станции, протянутый по сути дела,  по крыше станции не был подсоединён к тому месту, куда положено.
 А  в первый день проверки, всё было подсоединено, и кому-то понадобилось отсоединить этот трос, и почему вдруг, возникла необходимость в повторной проверке, так и осталось  тайной. В этих условиях на получение отличной оценки рассчитывать  уже не  приходилось.
  Командующий Армии, лично присутствующий на проверке, почти двое суток, и  видевший с каким азартом люди сдавали  все зачёты и нормативы, не дал возможности поставить  дивизиону неудовлетворительную оценку, (а за признание не боеготовой, хоть одной единицы техники, должна выставляться именно  такая оценка.)  Это, конечно было шоком для всего личного состава дивизиона, да и для командования полка тоже. Но так сложилось, а расследование, которое было проведено, ничего не дало. Факт был налицо. А о причине повторной проверки, как-то никто больше и не вспоминал.
Тем не менее, год подходил к концу. Со всеми положенными мы проводили  в запас тех, кто отслужил положенный срок. Получили молодое пополнение, и жизнь пошла дальше своим чередом. Чтобы достойно и весело встретить и отметить наступающий Новый год, тоже была проведена большая работа.
 Комсомольские активисты, с нашей помощью, разработали соответствующий план, в выполнение которого был вовлечён, по сути дела, каждый человек. Особенно интересными и впечатляющими  были выступления воинов, представляющих в дивизионе одиннадцать национальностей.
Надо было видеть, с каким азартом исполнялись  национальные песни и танцы молодых ребят, находящихся за тысячи километров от родного дома. А они  мысленно в эти  минуты,  видевшие  своих родных и знакомых, так как только они могли по-настоящему оценить их усердие.  Но и все мы  бурно выражали свой восторг от всех этих выступлений. А начало пропаганде национальных культур, представители которых  служили в дивизионе, было положено ещё в Зябровке.
 Именно там, в выходные дни к приходу почтальона со свежей почтой, я собирал весь личный состав в ленинской комнате. Как правило,  мы сдвигали все столы к задней стене, а  бойцы рассаживались на стульях,  расставленных  по кругу. Почтальон называл фамилию, получившего письмо,
 Прежде чем передать его в руки счастливчика, просили исполнить песню или пляску популярную в тех местах, откуда он призывался в армию.
Нередко в выходные дни со мной был  наш сын  Серёжа, который,  учась в музыкальной школе по классу баяна, как мог, играл те произведения, которые он успел уже выучить. Солдаты очень любили его, и когда узнали о том, что он умер, помогли мне  пережить горечь этой утраты, высказывая  мне  их чувства,  к этому совсем ещё маленькому человечку, которого они успели полюбить. 
Однажды, когда я на машине повёз группу бойцов в культпоход в город, они попросили меня заехать на кладбище, чтобы они могли постоять у могилки и возложить    букеты полевых цветов, которые насобирали прямо на территории дивизиона. Это кладбище расположено менее чем в километре от дороги, ведущей в Гомель. Для меня, этот  поступок стоил особенно дорого, я  был им очень благодарен за это.
После итоговой проверки  мы приступили к работам по подготовке к зиме. Это время тоже требует много сил. Но  накопленный опыт и трудолюбие людей помогали успешно решать и эти вопросы. Всё, что надо было сделать, выполнено в те сроки, которые были определены.  Погода позволяла благоустроить некоторые элементы на территории военного городка: практически заново сделали  полосу препятствий, сделали стоянку для машин недалеко от въезда на территорию дивизиона, заасфальтировав  её, добытым асфальтом, который был обнаружен в  лесу. Для этого пришлось несколько раз выезжать в лес, где была обнаружена куча застывшего асфальта. По всей вероятности какая-то машина по какой-то причине вынуждена была выгрузить асфальт в лесу в нескольких десятках метров от дороги.
С помощью кувалд и специально изготовленных металлических клиньев за три дня «перебазировать» асфальт на территорию дивизиона, а после его разогрева он  и стал основой автостоянки на въезде на территорию дивизиона.
В одно из воскресений я, как всегда, был ответственным по дивизиону. Около 19 часов был приглашён к телефону.  Звонил начальник  политического отдела майор Лозовиков Н.К.
  Он  сообщил, что мне присвоено воинское звание «майор» и сказал, что часа через два, он приедет в дивизион. И чтобы я встретил его. в погонах майора.
На моё возражение о том, что есть определённый порядок вручения погон с  новым воинским званием. На это он в довольно неприлично выражении повторил своё требование о встрече его с погонами майора. Пришлось позвонить начальнику штаба дивизиона Декину Е.П.   и объяснив ему ситуацию, попросить у него погоны майора. Он посоветовал не обострять отношений с Лозовиковым Н.К. и сказал, чтобы я пришёл  к нему за погонами.
Пришлось идти. А  потом, сидя в кабинете, пришивать погоны на  плащ-пальто, Забежал домой и сказал Любе,  чтобы она приготовила. необходимое для стола, по случаю обмывания очередного воинского звания. Время шло, а  Н.К. Лозовиков всё  не приезжал. После отбоя у личного состава, я сходил в караульное помещение, проверил несение службы,   в казарме пересчитал спящих бойцов, после чего ушёл домой. Предупредив дежурного, о возможном приезде начальника политического отдела полка. Дома  уже всё было готово для встречи «дорогого гостя» с приятной новостью. Спать легли только около  трёх часов ночи. Утром перед уходом на службу обсудили с Любой  в погонах с каким званием  идти на развод. Была велика вероятность того, что Лозовиков Н.К. может появиться на развод. Пошёл в плащ – пальто в  погонах майора, вызвав удивлённые взгляды большинства личного состава, офицеров  и  прапорщиков.               
           Оказалось, что телефонист слышал наш разговор с начальником политотдела. Он успел рассказать своим друзьям об услышанном. Хоть это в какой-то мере, успокаивало меня. А официального, торжественного вручения  майорских погон так и не состоялось.
Время летит быстро. Началась подготовка к празднованию нового, 1977 года. С комсомольским активом составили план проведения празднования, Определили ответственных за подготовку номеров художественной самодеятельности, оформлению  помещений, и другие вопросы, связанные с празднованием.
Возвращаясь к празднованию Нового. 1977 года, хочу отметить, что для семей офицеров и прапорщиков тоже был устроен торжественный вечер, подготовку и проведение которого, взяла на себя жена командира  Валентина Васильевна, которой помогали и моя жена, и жена начальника штаба. Для детей тоже был подготовлен утренник. Всё прошло интересно и организованно, никаких замечаний, а тем более нарушений, отмечено не было.
1 января, как обычно, были организованы соревнования по лыжам. Погода была прекрасная и все с удовольствием участвовали в этих соревнованиях. Вместе со мной  была и наша дочь, Света, тоже на лыжах. В запале соревнований  я как-то упустил её из виду. А напомнил мне о том, что со мной была дочь один из солдат, финишировавший  первым. Он сказал, что  на своих маленьких лыжках она, находилась примерно на четырёхкилометровой отметке, и попросил разрешения съездить и привезти её. Не разрешить этого, я, конечно, не мог. Через некоторое время, появился этот воин, за лыжные палки которого, держалась наша дочь, довольная и весёлая. Этот свой «забег» на лыжах она и сейчас периодически вспоминает.
В конце января 1977 года пришёл приказ, о назначении меня пропагандистом политического отдела зенитного ракетного полка, дислоцирующегося в городе Калинковичи.  В первых числах февраля я убыл для продолжения службы уже в новой должности.  Честно говоря, прощаться с личным составом дивизиона было очень тяжело, ведь я досконально знал каждого, кроме того, тяжело было ещё и потому, что рядом была могила сына, которую мы посещали очень часто. Но, такова армейская служба, надо было переживать и такие расставания.





                КАЛИНКОВИЧИ      


                ГЛАВА ШЕСТАЯ               

               

                Не мораль читать, а разъяснять наши  идеалы,
                увлечь за собой и строго  следить, чтобы                не заводилась в наших рядах               

                Д. Фурманов


Итак, собраны чемоданы со всей военной формой и всем тем, что пригодится, как при исполнении служебных обязанностей, так и в решении  чисто бытовых проблем до тех пор, пока не перевезу жену и дочь. А этого  набралось снова больше, чем два чемодана. Прибыв на вокзал,  оставил все вещи в камере хранения, а сам с небольшой сумочкой на городском автобусе  доехал до той остановки, которая мне была нужна.
Штаб полка располагался на самой окраине города, Первое впечатление было не из приятных, Высокие сосны, а среди них стоят деревянные, одноэтажные здания, постройки конца сороковых годов, а возможно  ещё и довоенных лет. Вдоль центральной дороги   оборудованы, как сказали бы теперь, билборды, а тогда мы их называли стендами, выполнены они были очень качественно и со вкусом, как с точки зрения эстетики, так и политической направленности. Дежурный по КПП,  сопровождавший меня до штаба полка, назвал фамилии командира полка, подполковника Беланчука Ю.П. и начальника политотдела, подполковника Кржижановского В. , обоих я знал, Ю. Беланчук был заместителем командира Гомельского полка, а В. Кржижановский, был старшим инструктором политотдела 2 ОА ПВО по комсомольской работе. После представления тому и другому и кратких бесед с ними, мне было      показано место проживания в одной из небольших комнаток в соседнем со штабом, здании. Там уже проживал младший сержант сверхсрочной службы, писарь строевого отдела.  После этого, на выделенной мне машине я съездил на вокзал за своими вещами, попутно заехав в столовую, где довольно вкусно  и быстро пообедал. Знакомство с сотрудниками политического отдела состоялось после обеда,
В. Кржижановский вызвал всех политотдельцев к себе в кабинет, где и представил меня, а я в свою очередь, рассказал о себе.  От встречи с этими людьми у меня осталось очень приятное впечатление.  А уже под занавес рабочего дня, командир полка представил меня всем офицерам штаба и подразделений, находящихся в этом военном городке. Мне  понравилось, что он не забыл, как меня встретили в гомельском полку, поэтому здесь постарался создать максимально возможную доброжелательную атмосферу, что было тоже очень приятно. 
Знакомство с полком началось с обхода подразделений центрального городка.
Ленинские комнаты имели приличный вид,  чувствовалось, что  работа редколлегий стенной  печати  направлялась надёжной рукой, человека, знающего своё дело. Мне очень понравилась библиотека, в которой насчитывалось более семнадцати тысяч томов книг. Был хорошо оборудован читальный зал, оформлены выставки книг по различным  вопросам.     Чувствовалось, что  солдаты и  сержанты  срочной  службы очень активно посещают библиотеку. Библиотекарь, жена лейтенанта командира взвода батареи управления, доложила мне, как проводится обмен книг в дивизионах. Для этого велась специальная тетрадь, в которой записывалось, когда и какие книги получал тот, или иной дивизион. Очень понравилось мне и то, что активными посетителями библиотеки были  не только  офицеры и прапорщики, но и их семьи.  Это было особенно важно ещё и потому, что буквально метрах в четырёхстах  от домов, в которых жили офицеры и прапорщики, была расположена прекрасная городская библиотека. В полку был также хорошо оснащённый  клуб, с залом  на восемьсот посадочных мест. Здесь, конечно,  сказывалось и то, что ещё совсем недавно  в результате проведённой оптимизации зенитная ракетная бригада  была переформирована  в  зенитный ракетный полк.
В полку было четыре огневых дивизиона и один технический. Все они были дислоцированы на довольно большом расстоянии от штаба полка.  Это создавало определённые трудности для выполнения моих служебных обязанностей, Дело в том, что, было невозможно обеспечить  не то, что сто процентную  явку руководителей групп политической подготовки на проводимые ежемесячные семинары хотя бы на  уровне 65-70 процентов, и то было вполне терпимо. Поэтому приходилось после проведения основного семинара, выезжать в дивизионы и там, на месте проводить инструкторско – методические занятия. К сожалению, замполиты дивизионов были не приучены к этому.
 Поэтому,  прямо в дивизионах приходилось  одних учить, как проводить эти  инструкторско – методические занятия, а вторым читать лекции,  по предстоящим для изучения темам, 
 С одной стороны в этом была и своя польза для меня, так как, за довольно короткое время,  мне удалось побывать во всех дивизионах и познакомиться с условиями службы и быта как сержантов и солдат, так и офицеров и прапорщиков.
В одном из дивизионов произошла встреча с человеком, который,  в трудные для меня дни, связанные с похоронами сына, сделал для меня очень много, за что я ему был очень благодарен. Это был капитан Сугак Леонид Васильевич, начальник первого отделения  радиотехнической  батареи. В  Зябровке,  мы жили с этой семьёй через стенку. Конечно, я не мог не навестить эту семью. У них в семье тоже были серьёзные проблемы со здоровьем сына - Павлика, которого буквально мучила аллергия, связанная с высокой влажностью воздуха. Все их обращения, как в своё время и у меня, оставались без ответа, а мальчик буквально задыхался. Я решил, во что бы то ни стало помочь этой семье, чтобы с ними  не повторилась история, которая случилась у нас.
 С большим трудом удалось уговорить  командира полка,  его заместителя по вооружению и, конечно начальника политического отдела, назначить его на вакантную    должность  энергетика полка.
И я очень рад, что это случилось. Так Леонид Васильевич месяца  два жил  в  нашей квартире,    Мы с  ним вместе ходили на службу.
 Вторым этапом моей помощи капитану   Сугаку Л.В. было то, что удалось поспособствовать переводу его в Молдавию. Именно там,  в сухом и жарком климате, через месяц после переезда туда, от аллергии, у их сына, не осталось и следа.
За это я бесконечно благодарен командиру 11 Корпуса ПВО генерал- лейтенанту Иванову Д. А., тем более, что примерно через  год, он же помог спасти и нашу дочь Светлану, когда встал вопрос о передислокации полка  под город Печору. Тот климат мог погубить и нашу дочь, так как после похорон сына, Света очень сильно болела, по несколько раз в год лежала в больницах, проходила лечение  в специализированных детских санаториях, не только в Белоруссии, но и в Крыму.
Знакомство с полком произошло довольно быстро и  вызвало у меня большое удовлетворение. Командиры дивизионов подполковники В.Маркелов -технический дивизион,  Лабо  - зенитный ракетный дивизион, не могли не вызывать уважение своим подходом к воспитанию личного состава, к решению как боевых, так и хозяйственных  задач, которых всегда очень много. В этих подразделениях всё делалось спокойно и уверенно, без паники и суеты, что было присуще, более молодым, но слишком 
амбициозным,  командирам и политработникам.
 Кстати, именно там, в этом полку, у меня  сформировалось убеждение в том, что у хорошего командира, как правило,  не может быть плохого замполита. Это моё наблюдение нашло подтверждение  во время  последующей  почти десятилетней службы в Сухопутных войсках.
У меня быстро сложились очень хорошие отношения с отделом агитации и пропаганды районного комитета партии. Мне предоставили возможность постоянно пользоваться  и работать со специальными бюллетенями (красным и синим). Я использовал опубликованные в них материалы для подготовки  выступлений  не только перед личным составом полка, но и на предприятиях и учреждениях города. Кроме того, участвовал в подготовке  мероприятий, проводимых, райкомом партии и райисполкомом  не только города Калинковичи,  но и Мозыря.
Периодически приглашал  начальников разного уровня для выступлений перед личным составом, руководителями групп  марксистско - ленинской  и  политической подготовки. Организовывал выезды участников сборов руководителей групп  на предприятия как города Калинковичи, так и Мозыря. Особенно сильное впечатление оказало на участников сборов  посещение Мозырского нефтеперерабатывающего  завода, железнодорожного узла в Калинковичах, встреча с работниками Калинковичского узла связи.
 Люди нашего полка  большую работу проводили по воспитанию не только  молодёжи районов, на территории которых дислоцировались наши подразделения, это были Калинковичский, Лельчицкий, Петриковский и Житковичский районы. Учитывая опыт, приобретённый мною в городе Орше и Оршанском районе, в Гомельском районе  Я старался нацеливать командиров, партийных и комсомольских активистов на  необходимость установления более тесных связей со школами, другими учебными заведениями, колхозами и совхозами, промышленными  предприятиями.  Поэтому проведение встреч с передовиками производства, учёбы, делегатами съездов, Пленумов, организация их выступлений при изучении тем политической учёбы, касающихся сферы деятельности этих людей повышало интерес к изучаемым темам, и, как показали проверки, именно эти материалы усвоены были  значительно лучше.
Кроме того, мы использовали любую возможность для выступления перед воинами полка интересных, заслуженных людей. Так, в конце октября 1977 года, в гости к сыну, младшему сержанту Олегу Рыбакову, приехала его мама, кандидат исторических наук, преподаватель Каунасского политехнического института.  И случилось так, что именно в один из дней её пребывания в гостях у сына, у нас состоялся  очередной  выпуск  устного  журнала «Пульс  планеты», после  беседы  с Еленой Сергеевной, во время которой мы познакомили её с традициями части, показали экспозицию нашего полкового музея. Я попросил её выступить перед воинами. Она с большим удовольствием согласилась. Основное внимание в своём выступлении она обратила на  те статьи только, что принятой новой Конституции СССР, которые касались Вооружённых Сил и службы  в них, как почётной обязанности  каждого советского человека. А поскольку  до  празднования  40-летней годовщины со дня свершения Великой Октябрьской социалистической революции, оставалось  всего неделя, она  рассказала и  о  её всемирно – историческом  значении.
Надо было видеть лица молодых ребят, которые во все глаза смотрели на  маму их товарища. Как потом сказал мне один из воинов, что он,  глядя на эту женщину, пытался представить на её  месте свою мать.  А те слова, с которыми  Елена Сергеевна обратилась ко всем присутствующим, о необходимости с честью выполнять свой воинский долг, как бы исходили из уст его родной мамы. Поэтому он сам попросил слова и заверил  Рыбакову Елену Сергеевну, а в лице её и всех матерей, сыновья которых проходят службу в полку, что  воздушная граница, за участок которой,  им выпала высокая честь нести ответственность, будет и дальше надёжно защищена.  Я не ожидал, что из, на  первый взгляд, обычного выступления, получится такое насыщенное настоящим патриотизмом и нравственной  силой,  мероприятие. Присутствующий на  этой встрече, начальник политического отдела полка подполковник Рымарев Л.Ф., выразил Елене Сергеевне  большую благодарность, как за прекрасное  воспитание сына, а также за общение с личным составом полка. На память об этой встрече все присутствующие сфотографировались с  ней. А уже к концу этого  выпуска  журнала «Пульс  планеты», Людвиг Фёдорович, сам принёс, и при всех вручил младшему сержанту  Рыбакову, отпускной билет и проездные документы, для поездки на родину. Это тоже  не было запланировано, и вызвало шквал аплодисментов у всех присутствующих. И такие, содержательно насыщенные и эмоционально заряженные мероприятия, проводились очень часто.
В полку всем было хорошо известно, что командир полка подполковник Беланчук Юрий Петрович, отлично знает уставы, что выражалось не просто  в требованиях о их безусловном выполнении в повседневной жизни, но и в том,  как он делает. Уважение к любому человеку, забота о каждом, оказание необходимой помощи, если это надо - вот характерная черта этого прекрасного командира и человека.  Не могу  не привести один занимательный эпизод, произошедший с Юрием Петровичем на сборах командиров частей в штабе 2 ОА ПВО. Командующий Армии  генерал – лейтенант Юрасов Е.С., объявил, что сегодня будет проведён письменный зачёт по уставам. Но перед этим он попросил: « Пусть поднимется тот, кто знает уставы на пять». В зале на секунду повисла глубокая тишина, и вдруг, поднялся подполковник Беланчук Ю.П. и  заявил, что он знает. Командарм, на несколько секунд,  задержал свой взгляд на отважном офицере, и разрешил ему быть свободным.  Все остальные,
оставшиеся в зале, морщили лбы, вспоминая статьи уставов. Основная масса получила лишь хорошие и удовлетворительные оценки, и лишь несколько человек  удостоились оценки « отлично».
Уже, проходя службу в политическом отделе  первой гвардейской танковой Армии, я  вынужден был буквально мотаться по частям. Сначала в тех частях, где были серьёзные проблемы с выполнением требований уставов, а потом  и всех остальных, я начал задавать командирам частей вопрос: «Чем достигается высокая воинская дисциплина».  Из почти сорока  человек ни один не смог ответить строго по уставу. А  командиру артиллерийского полка, в котором я бывал не реже двух раз в месяц, так как с дисциплиной там, были большие проблемы, я каждый раз задавал командиру полка это вопрос, и он ни разу не смог ответить на него, так, как это требование изложено в дисциплинарном уставе. И много-много раз я приводил в пример своих командиров: Полковника Тишкова Я.Г: подполковника  Коржеманова В.В. которые не только отлично знали требования уставов, но и настойчиво добивались их безусловного исполнения всеми подчинёнными.
Мне в какой-то мере повезло в том, что начал я свою пропагандистскую деятельность в год, когда отмечалась шестидесятая  годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. «Серых»  будней практически не было, каждый день был обязательно памятен в историческом плане.
 Было спланировано и  проведено  большое  количество  различных мероприятий.  При их планировании, мы в первую очередь думали о том, как сделать так, чтобы как можно больше  коммунистов, комсомольцев  и тех, кто пока ещё не определился с тем,  к какому «лагерю» примкнуть, сами активно участвовали  в подготовке и проведении семинаров, конференций, собеседований, конкурсов и т. д.   
 Главным постулатом было показать значимость всего того, чего достигла наша страна за годы советской власти. Это:  прежде всего, превращение страны из аграрной, с полуфеодальной системой сельского хозяйства, с промышленностью, делающей первые шаги в своём развитии, с культурой, в основе которой лежит грамотность народа, отставшей от развитых, по тому времени, стран мира, на сотни лет,  в страну, которая за короткий  промежуток времени, совершила  гигантский скачёк в развитии всех сфер жизни и деятельности.
  Конечно,  это далось не легко,  ценой невероятного напряжения сил вызванного  утратой миллионов  граждан, как  во времена строительства нового общества, так и при его защите от вооружённого до зубов  самой передовой военной техникой и вооружением, оболваненного нацистской идеологией,  врага. Этот враг уже имел опыт ведения боевых действий с применением этой техники и вооружения, в страну,  победившую этого врага, восстановившую всё  то, что им было разрушено.  На примерах всей Белоруссии и, конкретно городов  Мозыря,  Калинкович, и других районных центров показывали успехи, которых они достигли за послевоенный период. С докладами и сообщениями об этом перед нашими людьми выступали работники райкомов партии. райисполкомов, руководители предприятий, колхозов и совхозов, передовики производства, награждённые орденами и медалями за свой труд. Все проводимые нами мероприятия мы обязательно фотографировали, многие выступления были записаны на магнитофон.
Во время отчётно-выборной кампании в партийных организациях, я был избран членом   партийного   бюро управления полка и членом партийной комиссии.Это тоже  накладывало  дополнительную  нагрузку к   тому, чем  приходилось заниматься согласно должностным обязанностям. Свободного времени не было, и всё, что надо было делать по учёбе в институте, приходилось выполнять по ночам.
Хорошо, что уже в конце февраля удалось получить квартиру и перевести Любу и Свету. Свету сразу же определили в школу, расположенную рядом  с домами офицерского состава, а Люба  уже первого марта приступила к исполнению обязанностей в должности заместителя заведующей  районной аптеки. Так, что  всё нормализовалось, и можно было  спокойно служить.
Летом 1977 года,  я уехал в Могилев на последнюю сессию и для сдачи государственных экзаменов, которые были успешно сданы. За день до сдачи последнего экзамена мне позвонил майор Дмитрий Василенко, начальник медицинской службы полка и предложил путёвку в военный санаторий в Пятигорск. В тот же день я позвонил  Любе на работу и сообщил ей эту новость, Она посоветовала мне ехать и отдохнуть, а насчёт того, чтобы взять их с собой, ответила, что она осталась за заведующую, и никто её не отпустит. Я попросил её передать майору Д. Василенко, что я поеду в санаторий, чтоб подготовил документы, так. как я и так опаздывал уже на два дня. Поэтому, сдав последний экзамен, и в этот же день, получив диплом, я срочно выехал домой, отказавшись от участия в выпускном вечере, который был намечен на следующий день.
 Добравшись до дома автостопом, который я постоянно использовал все годы учёбы в институте, за несколько часов решил вопрос с оформлением медицинских документов в военном госпитале. Хорошо,  что он был расположен по соседству с   нашим полком, и мне там часто приходилось читать лекции по марксистско - ленинской подготовке и на темы международной и внутренней политики, поэтому никаких проблем с оформлением не возникло.   Переночевав дома  всего одну ночь, самолётом из Гомеля улетел  в Пятигорск. Получилось, что я опоздал на четыре дня.
Дни  отдыха  и лечения пролетели очень быстро, и  вскоре я снова был с семьёй. Съездили в Гомель на могилку к сыну, а потом со Светой  на неделю уехали  к моей маме. Время тоже пролетело моментально. Пришлось включаться в работу, выполнять все планы по подготовке к  60-лети Великого Октября.
Седьмого октября 1977 года  на Сессии Верховного Совета СССР была принята новая Советская Конституция.  К всем  планам по подготовке к юбилею страны,  добавились и  мероприятия по разъяснению  новой Конституции СССР.
Главное, что необходимо было ежедневно докладывать в политический отдел 11 корпуса ПВО о проделанной за день работе, А поскольку я считал и считаю, что приписки в идеологической работе более опасны, чем в сфере материального производства, то приходилось крутиться, как белке в колесе. Формы и методы работы были те же, а многие мероприятия, связанные с 60-летием Октября, мы дополняли  мероприятиями по разъяснению новой Конституции СССР.   Работа кипела в полном смысле этого слова.
 Начался период  увольнения в запас тех, кто отслужил положенный срок, и приём молодого пополнения. И с той и другой категорией тоже надо было работать конкретно. Первых надо было с почестями проводить, воздать им определённые почести, и в тоже время провести работу, чтобы все они сумели без происшествий добраться до дома к своим родителям и предстать перед ними во всей красе. Вторым. надо было  убедительно разъяснить необходимость их нахождения  в части, настроить их на то, чтобы с первых дней они чувствовали, что на их молодые плечи легла ответственность за безопасность Родины. А это тоже требовало немалых усилий. Все офицеры политического отдела, замполиты дивизионов, партийные и комсомольские активисты  с политической точки зрения успешно решили и эту задачу. Командиры подразделений, начальники служб полка, все офицеры и прапорщики были мобилизованы на решение стоящих проблем. И тоже выполнили всё, что нужно было сделать.
 Итоговую проверку проводили офицеры Управления 11-го корпуса ПВО. Полк был оценен на  «хорошо».
Началась подготовка к новому учебному году и к встрече Нового,1978, года.
Основная нагрузка  с нашей, политической, точки зрения, состояла в обновлении наглядной агитации. А это означало, что надо везде оформить стенды по материалам связанным с юбилеем страны и с принятием новой Конституции, и уже начинающейся работе по подготовке к шестидесятилетию Вооружённых Сил СССР,
Необходимо было провести семинары руководителей групп политической учёбы всех категорий, и их помощников.  инструктажи и учёбу вновь назначенного идеологического актива: агитаторов, председателей советов Ленинских комнат, редакторов «Боевых листков», стенных газет.
Собрать их всех при штабе полка не представлялось возможным, поэтому пришлось объехать все дивизионы, и тех, кто не был на проводимых сборах при штабе полка, инструктировать и обучать на месте, а заодно и проверить, как идёт оформление наглядной агитации.
Ни одно посещение дивизиона  не обходилось без того, чтобы я не выступил перед всеми категориями военнослужащих и обязательно перед  жёнами офицеров и прапорщиков. Выслушать их вопросы и пожелания, для офицеров политотдела, было делом  чести. После поездки в дивизионы,  каждый из нас на совещании политотдела, докладывал  о том, какая работа проведена, о положительных моментах и недостатках. Начальник политотдела подполковник Рымарев Л.Ф., выслушав докладчика, давал поручения или по распространению передового опыта, или по выработки мер по устранению выявленных недочётов. На очередном ближайшем совещании политработников полка делался специальный обзор по результатам работы офицеров политотдела в подразделениях, Заслушивались заместители командиров дивизионов по политчасти об устранении выявленных в подчинённых им подразделениях недостатков.
 Особое внимание уделялось тому, как реализуются  мероприятия, спланированные  на основе заявлений  личного состава и членов семей офицеров и прапорщиков. Например, в дивизионе, дислоцировавшемся в районе Лельчиц, некоторое время не работала баня, Во время нашего пребывания в подразделении, к нам обратились жёны  офицеров с просьбой оказать помощь в ремонте водонагревателя в бане. Оказалось, что  он вышел из строя почти месяц назад, попытки отремонтировать его своими силами, результата не дали, а к командованию полка почему-то ни командир, ни замполит не обратились. Всё это  время в бане не мылся ни личный состав срочной службы, ни офицеры и члены их семей. Командование полка быстро решило проблему, отправив в дивизион новый нагреватель, но несколько другой конструкции. Командир дивизиона заверил, что  установку проведут своими силами, даже с учётом небольшой перестройки в банном помещении. Но, через некоторое время выяснилось, что баня ещё не запущена в эксплуатацию. Понадобилось ещё одно наше вмешательство, чтобы с помощью  полковых специалистов, ввести баню в эксплуатацию.
В начале января 1978 года из политического отдела корпуса была получена телеграмма, что мне предстоит с первого февраля на полгода убыть  на курсы усовершенствования  политсостава в город Минск, Скажу честно, это не вызвало у меня большой радости. Я по натуре человек домашний, и
любые командировки для меня, вызывали одно расстройство. Но приказ есть приказ, его надо выполнять. Усиленно поработав весь январь и, сделав небольшой задел по всем вопросам, касающихся моих должностных обязанностей, к указанному сроку я убыл в Минск.
Учёба на курсах усовершенствования шла планомерно, лекции дополняли семинары, нужно было подготовить несколько рефератов. И тоже в основном всё занимала теория.  «Суровой» практики было
тоже,  до обидного,  мало. Считаю, что составители программ этих курсов или сами далеки были от реальной жизни, проскакав  по  должностям  лихой  кавалерийской  атакой, и  не  успели,  как следует потрудиться  на  непосредственно    пропагандистской  работе  в  полку, бригаде, или изначально приоритет отдавался собственно теории.
На мой взгляд,  последнее предположение ошибочно, так как  теория без практики мертва, и очень быстро забывается. Уже тогда на семинарах все старались,  как бы убедить друг друга в правильности того или иного  теоретического  постулата, и никаких противоположных взглядов даже и не предполагалось. Правда,  иногда под вывеской критики буржуазных теорий, порою совершенно не состоятельной, делались попытки «развенчать» эти теории, но это мало что давало, в смысле обучения практике ведения  серьёзных споров по важнейшим  направлениям теории и практики коммунистического строительства.
 Как потом подтвердит суровая правда жизни, в самые трудные дни для Советского Союза, те, кто  стоял у руля идеологической работы в стране, первыми  начали критиковать всё то, чему они «учили» идеологический актив страны.  Спустя несколько лет стало ясно, что это был не просто ревизионизм, а самое откровенное предательство коммунистических идеалов, и всех тех, кто на местах старался, до последнего,  отстаивать свои взгляды. Именно эти  люди позже подвергались, осмеиванию, нередко просто издевательствам, со стороны сторонников Яковлева, Ельцина, да и того же Горбачёва. Правомерно задать вопрос, почему так получилось?  На мой взгляд, это стало следствием утраты классового чутья, с одной стороны, и  мозговой атрофии  вследствие укоренившихся в практику идеологической  работы, так называемых «правильных» выступлений. Даже самые слабые попытки выразить хоть малейшее  сомнение в правильности   высказываний хоть одного из руководителей партии, пресекались самым беспощадным образом. Даже уже в постсоветский период  во время научно – практических конференций, проводимых по различным вопросам, продолжалась та же политика полного единогласия.
Именно поэтому, в период    распада социалистического общественного  строя, у народа большим доверием пользовались  полуграмотные кликуши, которых  «натаскали» более грамотные и хитрые идеологи, которым свойственно было келейное критиканство,    Многие из  «руководителей идеологического цеха» успешно и  регулярно получавшие денежное содержание, от  наших идеологических противников сдавали одну позицию за другой.   
Время учёбы на курсах мы успешно использовали для повышения не только теоретической подготовки, но и нашего культурного уровня. Основная масса слушателей курсов была из отдалённых гарнизонов, разбросанных по всему Советскому Союзу, а поэтому  «объективно обделена» возможностью прикоснуться к источникам высокой культуры и искусства. А в Минске эта возможность появилась.
Благо, что в те годы билеты на представления в театрах, на концерты мастеров искусств, звёзд эстрады,  были вполне доступны. В теперешнее время  этой  «роскоши» уже нет.
Случилось так, что отсутствие домашнего питания, которым обеспечивала меня Люба, при наличии у меня язвы луковицы двенадцатипёрстной кишки,   обострились боли в области желудка. Я попал в госпиталь, где пролежал больше месяца. Об отчислении с курсов из-за «такой мелочи» не могло быть и речи. Поэтому сжимая волю в кулак пришлось терпеть наше общепитовское военторговское питание до  окончания курсов, с  которыми, я лично, расстался без малейшего сожаления. Конечно, какую-то пользу  эти курсы принесли, но далеко не ту,  которая планировалась  верхами. На мой взгляд, это никого и не интересовало. Главное, что выполнены планы по «переучиванию» соответствующих специалистов.
Время летит стремительно, когда начинаешь оглядываться назад,  а для наших семей эта полугодовая разлука показалась вечностью. Жёны, оставшиеся один – на - один со всеми житейскими проблемами, пережили это время очень тяжело. Но это  тоже  совершенно  не  интересовало  руководство  нашего ведомства.
Денежное содержание в те годы было таким, что его едва хватало на то, чтобы более или менее просуществовать семье.  Поскольку никаких командировочных нам за время учёбы не платили, то практически жить приходилось на две семьи, а на  такую «роскошь» наши оклады не были рассчитаны. Поэтому, после возвращения  с курсов, пришлось рассчитываться с долгами, которые образовались за время моего отсутствия.
Ближе к осени, в полк приехала комиссия из политического отдела 11-го корпуса ПВО, которую возглавил заместитель начальника политического отдела полковник Квачёв Владимир Фёдорович.  С ним прибыли майор Климович Александр Афанасьевич, которого знали и любили во всех частях 11 корпуса ПВО за его великолепное пропагандистское  мастерство  при чтении лекций о международном положении, о внутриполитическом положении в  нашей стране, на темы коммунистической морали и другим вопросам. Были ещё два офицера  из политического отдела корпуса. Задача перед комиссией состояла в том, чтобы проверить состояние идеологической работы в полку. Поэтому  за целую неделю эта группа офицеров перелопатила  не только все документы, касающиеся моей работы, но, и,  выезжая в дивизионы, проверяла там, на месте, всё ли сделано так,  как написано в бумагах. Вот тут-то, моя позиция по  отношению к припискам  в  идеологической работе, полностью подтвердилась. Всё, что было в бумагах, нашло подтверждение на практике. Один из офицеров даже посетил райком партии и там  поинтересовался тем, какое участие в жизни города принимает политический отдел полка, и в частности  я, как пропагандист. Там тоже нашло подтверждение всё то, что проходило по нашим документам. Так, что для меня всё обошлось благополучно.
Видимо именно поэтому, по дороге в Гомель, куда мне было приказано доставить эту комиссию, Владимир Фёдорович спросил меня о моём образовании. Я ответил на этот вопрос, перечислив когда, где и как я учился. Он мне задал вопрос о том, почему я не стремлюсь поступить в Военно-политическую академию имени В,И.Ленина. Я ответил,   что только чуть более года назад,  закончил  заочное отделение исторического факультета Могилёвского  педагогического института.  Он задал мне  второй вопрос, а  если мне дадут разрешение на поступление на педагогический факультет  ВПА имени В.И.Ленина, буду ли я поступать. После нескольких минут раздумий, я согласился.  На этом  разговор об учёбе был закрыт.
Через некоторое время в полк пришла бумага, в которой было указано, что для политработников полка выделено место для поступления на  заочное отделение военно-педагогического факультета в ВПА им. В.И.Ленина, а в скобках карандашом была написана моя фамилия.
 Исполняющий обязанности начальника политотдела майор Попович А.А., показывая мне этот документ, с каким-то раздражением, спросил меня, что это значит?  Он заявил, что   у нас в полку есть замполиты дивизионов, которые достойны для направления на учёбу.  Мне пришлось   рассказать ему, о нашем с полковником Квачёвым В.Ф. разговоре, во время поездки в Гомель, и я предложил ему позвонить Владимиру Фёдоровичу, и уточнить,  почему именно моя фамилия написана в документе.
После возвращения из командировки начальника политотдела подполковника Рымарева Л.Ф., Александр Анатольевич доложил ему об этом документе и о нашем разговоре с ним. Людвиг Фёдорович тоже не стал звонить в политотдел  корпуса.  Я сам позвонил полковнику Квачёву В.Ф. и рассказал о том,  как отреагировал на всё это заместитель начальника политотдела полка. Владимир Федорович успокоил меня и пожелал успехов в сдаче вступительных экзаменов. Так, что пришлось мне оформлять документы для отправки их в Москву. Но с этого момента наши отношения с майором А.Поповичем стали какими-то натянутыми, он видимо посчитал, что я сам напросился на  эту  учёбу, которая, честно говоря,  меня совершенно не радовала по двум причинам: во-первых, это снова оставлять Любу  со Светой одних, и во-вторых, мой  возраст, а мне уже шёл тридцать пятый  год, я считал себя староватым для учёбы.
Шел к концу 1978 год. Полк успешно сдал итоговую проверку. Началась подготовка к новому учебному году. Работы меньше не становилось, надо было составлять большое количество планов, написать несколько донесений о проделанной работе за год, подготовить и провести трёхдневные сборы руководителей групп марксистско-ленинской подготовки офицеров, политической учёбы прапорщиков и политической подготовки сержантов и солдат срочной службы, учёбы семей офицеров и прапорщиков. А это хороший кусок работы, кроме того, надо было побывать во всех дивизионах и там, на месте, оказать помощь замполитам, секретарям партийных и комсомольских организаций  в составлении перспективных планов на новый учебный год.
Как говорят, глаза страшатся, а руки делают. Так и здесь, всё, что  надо было сделать, было сделано и проведено. С первого декабря начался новый учебный год.
Ещё несколько раз пришлось объехать все дивизионы, проконтролировать, как организована и как идёт учёба в новом году, году 60-летия образования БССР. Это опять-таки накладывало свой отпечаток на работу.
Весело отмечен был наступивший 1979 год.  Правда,  уже  утром 1 января мне пришлось срочно выехать в технический дивизион, там  ночью на часового напал бешеный волк. Боец не растерялся и всё сделал  всё, как того требует устав. Но пристрелить волка не удалось.
Во время работы в дивизионе в беседе с командиром дивизиона подполковником Меркуловым В, выяснилось следующее. Под занавес 1978 года Вячеслав Меркулов на своих «жигулях» поехал поздравить личный состав с Новым годом. По дороге от Мышанки, где жили семьи офицеров и прапорщиков,  к нему на капот прыгнул волк. Как рассказывал В.Меркулов, от неожиданности, он  опешил, но, быстро взяв  себя в руки, принял решение развернуться и поехать  домой за ружьём. А стрелок он отличный, Однажды у меня на глазах, он их карабина стрелял по ветке дерева, которую я ему показывал, и  ни разу,  не промахнулся. Так вот, возвращаясь  в дивизион и держа рядом с собой заряженное ружьё, он ожидал,  что волк  снова прыгнет на машину, не спеша ехал по дороге. Но на этот раз волка не оказалось, а в это самое время, этот  хищник на боевой позиции дивизиона  сзади напал на часового, который тоже сначала испугался, а потом, сбросив с себя волка, открыл по нему огонь. Но от волнения не убил зверя, а только ранил.  Подъехавший командир дивизиона, услышав стрельбу, поднял караул «В ружьё» и, с двумя караульными,  побежали на пост. Часовой службу нёс бдительно и встретил, бегущих на пост, строго по уставу.
  По кровавым следам волка, они начали преследовать зверя. Но тот, ещё больше поранившись при преодолении забора из колючей проволоки, всё-таки убежал в лес. Если мне не изменяет память, застрелен этот волк был днём 1 января 1979 года, в нескольких километрах от дивизиона. А часовой  в ту новогоднюю ночь  был заменён другим солдатом из числа бодрствующей смены, выведен из состава караула и направлен в медсанчасть, которая располагалась в том же гарнизоне, где жили офицеры. К счастью, он не был даже поцарапан волком, но испуг был довольно сильным. Пролежав в медсанчасти чуть больше недели, он вернулся в строй. Но это нападение на него, он, конечно,  не забудет до своих последних дней.
Не помню точную дату, когда  по поручению полковника Квачёва В.Ф. мне позвонил   пропагандист политотдела корпуса майор  Александр Афанасьевич Климович, и передал мне  его  слова  о том, чтобы я срочно (не позднее, чем через три дня), оформил документы на мою дочь, о том, что она по состоянию здоровья не может проживать в районах, приравненных к районам Крайнего Севера.
 А  Света у нас,  после смерти  Серёжы, очень часто и серьёзно болела. На мой вопрос, в чём дело? И как я буду объяснять  командованию и  врачам,  куда нам предстоит ехать, они ничего сказать не могли. Тем не менее,  в тот же день я взял все документы, характеризующие состояние здоровья дочери, и пошёл в госпиталь, который находился с нами по соседству.    Кратко объяснив начальнику госпиталя существо дела, и рассказав о том, что мы не так давно похоронили сына, попросил посодействовать мне в этом вопросе. Буквально за день удалось решить эту проблему.
Свету осмотрели все врачи, кому положено,  были оформлены соответствующие документы, которые надо было обязательно утвердить в военно-врачебной комиссией округа, а это значит,  надо было срочно ехать в Минск. Доложив обо всём начальнику политотдела и командиру полка,  получил добро на поездку в Минск. Рано утром я был уже в Минске. Во время   пребывания  на курсах  мне пришлось полежать  в госпитале, где познакомился с начальником гастроэнторологического отделения, мы с ним часто и подолгу беседовали на разные темы. Можно сказать, были однодумцами, не в том смысле, что один раз подумал и всё. Мы одинаково относились к жизни и её проявлениям. Ещё до прибытия офицеров госпиталя на рабочие места, я примчался в отделение гастроэнторологии  и ждал прибытия  моего знакомого доктора. На моё счастье, он пришёл на службу намного раньше положенного времени, так, что я в спокойной обстановке успел всё рассказать ему, и попросил посодействовать, чтобы в этот же день утвердить решение   врачей, которое было у меня.  Не зря говорят, что жизнь – это череда чёрных и белых полос. Тот день выпал на белую полосу моей судьбы. Уже примерно к  трём часам дня у меня на руках были утверждённые документы. Методом автостопа мне удалось быстро добраться сначала до Гомеля, а потом и до Калинкович. Это была уже суббота.  Дозвонившись до майора Климовича А.А., и сообщив  ему,  что  все необходимые документы у меня на руках. Он   сказал, чтобы я их в этот же день передал через проводника поезда, который из Калинкович проходит через Барановичи, и позвонил дежурному по политическому отделу, в каком вагоне можно будет забрать эти документы. Дело в том, что в воскресенье проводились выборы в Верховный совет БССР и полковник Квачёв В,Ф. с А. Климовичем решили на избирательном участке уговорить командира 11-го корпуса ПВО генерал-лейтенанта Иванова Д.А.  утвердить эти документы и тут же, опять-таки через проводника поезда,  следующего  из Баранович в Калинковичи,  передать  их мне. И это всё прошло, как по писаному сценарию.
 Утром, в понедельник я встретил поезд, забрал документы и, вернувшись в полк, позвонил майору А.А. Климовичу.  Буквально через две минуты трубку взял  полковник Квачёв В.Ф., который сказал мне, чтобы я немедленно подошёл к командиру полка и попросил его до двенадцати часов дня исключить меня из списков части.
 Когда я зашёл к командиру полка  майору Денисюку Леонтию Алексеевичу и попросил его об этом, он, вполне естественно,  стал спрашивать меня, что, как  и почему. Пришлось честно признаться, что ничего не знаю. Тем не менее, командир полка  вызвал начальника строевой части с журналом ежедневных приказов и приказал ему внести в сегодняшний приказ пункт об исключении меня из списков части  прямо у него  в кабинете и указать время. Капитан,  ошалелыми глазами смотрел то на меня, то на командира, но всё-таки сделал так, как требовал командир. Когда капитан  вышел из кабинета, командир позвонил начальнику политотдела и пригласил его в кабинет. Пришёл начальник политотдела, и они вдвоём стали спрашивать у меня, что всё это значит, но я действительно ничего не знал, а раз так, то ничего вразумительного и сказать не мог. Мне разрешили выйти, а сами остались в кабинете. В коридоре мне встретился помощник начальника штаба по режиму и спец связи. Он шёл в кабинет к командиру полка. Буквально через двадцать минут весь полк «стоял на ушах».
В полученной кодограмме командир получил приказ о том,  что полк снимается с боевого дежурства. Было приказано   всему личному составу полка, состоящему на учёте, согласно штатного расписания, по состоянию на двенадцать часов этого же дня, приступить к подготовке  к передислокации  в Коми АССР. в район города  Печора.
 Тут же был объявлен сбор всех офицеров и прапорщиков,  на котором,  был доведен приказ Главкома Войск ПВО страны по данному вопросу.
После совещания командир полка и начальник политотдела снова пригласили меня  в кабинет и долго выпытывали у меня, почему я им ничего не сказал. На все мои попытки оправдаться в том, что  я действительно ничего не знал, они просто не могли поверить в это, так  же и в то, что я, не зная ничего, сумел так быстро оформить документы на дочь, о её непригодности к проживанию в районах крайнего севера. При всём моём уважении и  благодарности  им  за содействие в оформлении этих документов, я  действительно ничего конкретного сказать не мог, так как и для меня это всё, стало полной неожиданностью. Это была ещё одна белая полоса в жизни нашей  семьи.
Через неделю пришёл приказ о назначении меня  замполитом дивизиона в зенитно-ракетную бригаду, штаб которой располагался в городе Берёза,  Брестской области. 
 Начальник политотдела  поставил мне задачу - провести,  по сути дела ревизию полковой библиотеки. Надо было отобрать то, что должно было поехать с полком, что необходимо списать, а что передать в библиотеки  в другие воинские части 11 Корпуса ПВО. Работать пришлось с раннего утра и до позднего вечера, но всё было сделано так, как надо в очень сжатые сроки, которые определялись временем, отведённым полку  для передислокации, а они были очень сжатыми. Ход подготовки полка к этому важному событию был на постоянном контроле Генерального Штаба.
Закончив все свои дела в полку, я убыл  к новому месту службы. Честно говоря, особой радости от этого ни я, ни моя семья не испытывали, так как дивизион, в котором мне предстояло служить, находился у самой западной границы СССР, на расстоянии около ста километров от штаба бригады. Нам ничего  было неизвестно об условиях жизни в этом дивизионе, о наличии медицинских учреждений, в которых очень нуждались  и Люба, и наша дочь Светлана.











                ПОРОЗОВО
               
                Глава седьмая
                Разговор и слова нужны, но они                только начало,                вся суть жизни в делах,                умении  перехода от слов к делу, в их согласовании.
                Д.И. Менделеев
               

Разговор и вся  суть жизни в               дела перехода от слова к  делу, в их согласовании.
               
Закончив дела по подготовке библиотеки к транспортировке в район Печоры, я получил возможность убыть к новому месту службы в город Берёза Картузская. Там  мне довелось побывать несколько раз.
Приобретя билет и уточнив. в какое время суток, я приеду на эту станцию. Позвонил начальнику политического отдела бригады и попросил, если это возможно, встретить меня, так как добираться с вокзала,  который расположен на расстоянии не менее десяти километров, до штаба бригады очень проблематично, тем более с традиционно тяжёлым грузом, который сопровождает офицеров при переездах с места на место. Он пообещал встретить. Через трое суток после  этого снова застучали колёса поезда. Сидя в купе, как и всегда, думалось о том, что ждёт меня на новом месте, как сложатся отношения в новом коллективе.  Время в пути пролетело за этими думами незаметно. Выйдя из вагона,
я не увидел  «ни оркестра, ни толп радостно встречающих меня  не только офицеров, но хотя бы какого-нибудь ефрейтора».
Сдав вещи в камеру хранения, на автобусе добрался до самого города Берёза, а там пешком и до  проходной бригады, которую мне выпала честь несколько лет назад «осчастливить» своим присутствием. Дежурный по КПП проводил меня до штаба бригады. Первым делом  зашёл в кабинет начальника политического отдела, подполковника  Кротевича  Леонида Казимировича. Он пригласил в кабинет офицеров политического отдела и представил меня.  С пропагандистом  мы были уже знакомы, Неоднократно встречались, на  разного рода сборах, семинарах.
После этого вместе с Л.Кротевичем  зашли в кабинет командира  бригады подполковника Терещенко Владимира Ивановича и, как положено по уставу,  представился ему.
Первым вопросом  заданным мне   было — как долго  собираюсь служить  у них в бригаде. Ответил, что ровно столько, потребуется Родине и высшему начальству. Этот вопрос был задан не случайно. Видимо   информация, о том,   что моё назначение замполитом дивизиона, как переходной этап, связанный с определёнными обстоятельствами, руководству бригады была известна.
  После беседы с командиром бригады мы с начальником политического отдела прошли по кабинетам штаба бригады, и меня бегло познакомили с начальниками служб и офицерами штаба. В одном из кабинетов мы встретились и поздоровались с подполковником Леонтьевым Ю.А, с которым служили в гомельском полку..
После этого на машине начальника политического отдела отправились в дивизион, где мне предстояло продолжить службу. Расстояние до дивизиона от штаба бригады около ста километров. В пути мы беседовали на разные темы, а я внимательно смотрел по сторонам и сравнивал эти места с теми, где пришлось служить до этого. Разница была очень большой. Так за разговорами и созерцанием окружающей местности  добрались до дивизиона.
После того, как начальник караула открыл ворота, и мы оказались на территории дивизиона, нас встретил командир дивизиона подполковник Чефарин  Валерий Иосифович.
Подполковник Кротевич Л.К представил меня ему. Мы познакомились и прошли в казарму. Казарма добротная, выложенная из белого силикатного кирпича, была как две капли воды похожа  на свою тёзку, недалеко от  Терюхи.  Войдя в коридор казармы, Л.К.Кротевич принял рапорт дежурного. Первое помещение, в которое мы вошли, была Ленинская комната. Прямо напротив входной двери висел стенд, посвященный Белоруссии. На нем большими буквами было написано «За годы Советской власти  республика многократно увеличила свою экономическую отсталость». Ну не смог я удержаться, чтобы не спросить, как долго висит этот стенд. Командир и Кротевич  удивлённо посмотрели на меня и в один голос спросили: «А в чём дело». Мне  пришлось попросить их прочитать текст на этом стенде. Удивлению их не было предела. Оказывается,  не менее пяти лет, этот стенд, рекламировал  «успехи»  БССР. Посмотрев налево, на главную, лицевую стену, которая посвящалась В,И. Ленину с не меньшим удивлением мне «посчастливилось» увидеть второй «шедевр». В левом верхнем углу также большими
буквами было написано — дайте нам организацию революционеров, и мы перевернём Россию. Сноски, что это слова В.И.Ленина не было. Я,  с невинным видом умудрился спросить: «Так создана такая организация или нет». Начальник политического отдела бригады хотел что-то  сказать, но не стал.
Столы и стулья имели, мало сказать, никакой вид. Всё требовало или хорошего ремонта или немедленной замены. После этого прошли в казарму. Надо отдать должное, там был образцовый порядок. Посмотрели также учебные классы двух батарей. Там тоже было всё в порядке.
После этого в канцелярии долго сидели и разговаривали  на разные  темы. После чего начальник политического отдела уехал, а мы с командиром продолжили знакомство. Командир проводил меня в квартиру, в которой мне предстояло жить, пока не освободит квартиру мой предшественник. Это  была не большая  с двумя      смежными  комнатами и небольшой кухонькой квартира. В неё уже была принесена  солдатская койка с постельным бельём.   На кухне была электроплитка и посуда. Во всяком случае, было видно, что ждали. На ужин мы сходили вместе с командиром. Чем я остался  очень доволен.
На следующий день командир дивизиона представил меня сначала офицерам и прапорщикам, а на разводе и всему личному составу. При каждом представлении приходилось рассказывать о себе, о том, как я вижу нашу совместную службу,  какие требования будут с моей стороны. Так начался очередной этап моей службы.    
После утреннего развода мы с Валерием Иосифовичем обошли всю позицию: я осмотрел все  закоулки на территории, всю технику, побеседовал с многими людьми. Вернувшись в казарму, вместе с командиром решили, что  помимо знакомства с личным составом, надо срочно заняться Ленинской комнатой. Стенды с «оригинальными» текстами убрали ещё накануне. Начальник политотдела пообещал оказать помощь материалами. А всё остальное в дивизионе было. Непосредственным исполнителем по изготовлению текстуального материала стала жена прапорщика Евенко М.М., она же – главный хранитель секретной документации дивизиона.   
По части  изготовления планшетов, тоже проблем не было. Была своя небольшая пилорама, с помощью которой можно было изготовить  качественные  стенды. А насчёт мебели в Ленинскую
комнату, у меня возникло идея — обратиться к местным органам власти. Со слов командира местные колхозы и совхозы оказывают большую помощь пограничным заставам. Поэтому, чтобы убедиться в этом, я предложил командиру свозить меня на ближайшую заставу, чтобы самому оценить, что можно просить, а чего нельзя. Вскоре мы действительно с командиром съездили к пограничникам и всё посмотрели своими глазами. А посмотреть было что. На всех солдатских кроватях были шерстяные одеяла, добротные подушки, мебель во всех помещениях тоже подарили местные органы. Много было и других интересных вещей, но помня, что жадность  фрайера губит, мы решили, что ограничимся минимумом.
Во время этой поездки попутно осмотрели всё хозяйство  у пограничников, и даже осмотрели КСП (контрольно-следовую полосу),и непосредственно пограничный рубеж - натянутую проволоку сигнализации, за которой уже территория Польши. С разрешения начальника заставы я «сходил» в Польшу, переступив эту проволоку и постояв пару минут за пределами СССР. Надо сказать, что у нас с этой заставой были очень тесные связи. Они информировали нас по вопросам, интересующих нас. В частности, о полётах на малой высоте летательных   аппаратов и по другим  вопросам в меру их компетентности. Мы же тоже иногда информировали их о целях, летающих на малой высоте и недалеко от госграницы, которые наблюдали на экранах наших РЛС.
На обратном пути мы с командиром решили заехать к первому секретарю райкома партии, мне - познакомиться с ним и всем вместе обсудить интересующие нас вопросы.
После непродолжительного ожидания в приёмной, мы оказались в кабинете.
Командир представил меня. Мне пришлось рассказать о себе и высказать своё мнение по интересующему меня вопросу. Партийный вождь района внимательно выслушал меня. А по поводу оказания помощи решили так. Через неделю должен был состояться       партийный актив района, на который пригласил нас и заверил, что предоставит мне слово. Если я сумею убедить руководителей предприятий и хозяйств (район-то в основном сельскохозяйственный), то он поможет по максимуму.
Выступая с трибуны райкома партии, я начал с того, что сравнил какой ущерб, может нанести  нарушитель сухопутного рубежа и каковы могут быть последствия нарушения воздушного пространства современными самолётами противника. После этих слов я  напомнил  руководителям района о том, какую помощь они оказывают пограничникам, В каких бытовых условиях  живут воины в зелёных фуражках, а чтобы можно было сравнить, пригласил всех приехать к нам и посмотреть, в каких условиях живут ракетчики. После этого высказал. что нам крайне необходимо.
Буквально через несколько дней после этого, большая группа руководителей района и хозяйств, приехали к нам в гости. Прошлись по территории (кроме огневой позиции), всё осмотрели, в том числе и жилой городок  для семей. Мы предоставили возможность побеседовать с личным составом. Именно в этот день я и вспомнил о сотнях столбов, стоящих вдоль дороги, пасынки от которых помогут нам благоустроить нашу территорию.  И буквально на месте определили сколько и чего нам  крайне необходимо.  Секретарь райкома партии и председатель райисполкома прямо на территории дивизиона поставили задачу: руководителям сельхоз предприятий, кому и что сделать для нас. В  столовой мы угостили их обедом. Секретарь райкома и председатель исполкома выступили перед личным составом. Ответили на многочисленные вопросы.
Буквально через несколько дней начали поступать звонки. Надо приехать туда-то, получить то-то. Стулья и столешницы для столов, телевизор и проигрыватель для ленинской комнаты, ткань для занавесок и шторы для окон, с шерстяными одеялами произошла задержка   из-за их большого количества и вмешательства  вещевой службы бригады.
В дивизион навозили много пасынков от телеграфных столбов (возили своим транспортом, на прицепах,  предназначенных для транспортировки ракет  в контейнерах) .
Кстати, потом мы  помогли нескольким хозяйствам  вывести  десятки тонн сена из увлажнённых территорий во время заготовки сена на зиму, а также в перевозке деревянной составляющей столбов, причём хозяйства взяли на себя заправку наших машин топливом. Параллельно с этим полным ходом шёл  процесс изготовки стендов и их художественное оформление. Своими силами отремонтировали само помещение Ленинской комнаты. Женщины шили шторы.
В Ленинскую комнату стало не стыдно пригласить и  жён офицеров и прапорщиков. Они стали чаще обмениваться опытом рукоделия, я использовал эти посещения для бесед по различным вопросам.
Мы провели несколько встреч с интересными людьми, был проведён вечер поэзии, с приглашением местного жителя, который пишет стихи и печатается в областных и районной газетах, несколько жён тоже писали стихи, но всё складывали «в стол», а на вечере с удовольствием, и я бы сказал с азартом,  читали свои произведения. На тематические вечера приглашали передовиков сельского хозяйства,
 Во время одного из тематических вечеров перед бойцами выступила женщина, которая  по призыву комсомола  участвовала в освоении целины, за что была  награждённая медалью. Интересно то, что она   во время своего выступления,  как бы с обидой высказала, что её впервые вспомнили за все, прошедшие с тех пор, годы. Её выступление было пронизано нескрываемой любовью к комсомолу, что комсомол-это настоящая школа жизни. 
На жилой  территории городка из пасынков выложили бордюры, навозили песка, готовили к получению и укладке асфальта.
  Приезд командира бригады подполковника Терещенко В. И. оказался неожиданным для нас, но ещё более неожиданной оказалась его реакция на сделанное. Он не ожидал увидеть такие перемены в обустройстве дивизиона. На вопрос к командиру дивизиона: «Откуда всё это взялось», Валерий Иосифович рассказал всё как есть. Комбриг пожал мне руку и поблагодарил за проявленную инициативу. Правда, предупредил, чтобы все сделанное было оформлено документально, без всякой  «партизанщины».Параллельно с этим шла и боевая учеба. Ближе к осени начали готовиться к сдаче итоговой проверки за год. Как-то я спросил командира, где и как в дивизионе проводятся кроссы, особенно во время учений  и в ходе проверок. Он ответил, что во время учений никогда никаких кроссов не проводилось. Я же на своём опыте знаю, что во время каждого учения всегда совершаются марш броски с оружием и  в средствах химзащиты. Чтобы исключить  неожиданность в этом плане, настоял на том, чтобы такие тренировки проводились.
Интересно то, что во время первых тренировок по кольцевой дороге на позиции, особенно в средствах защиты, некоторые солдаты в полном смысле слова теряли самообладание. Например, в спокойной обстановке в противогазах и средствах защиты отработали все элементы.  Но во время кросса после команды «Нападение противника справа или слева», люди падали буквально замертво, ничего не соображая, не соблюдая ни интервалов, не определяя ориентиров и т. д.  Были даже случаи, когда, приняв положение для стрельбы  лёжа, вместо приклада в плечо упирались стволом автомата Понадобилось около десятка тренировок, чтобы все элементы были отработаны, как надо.   Так вот,  во время учений поздней осенью 1979 года, корпусная комиссия как раз и продемонстрировала, что сразу после  «отражения»  налета воздушного противника была подана команда: «В таком-то районе противник высадил на парашютах диверсионную группу. Задача: «уничтожить эту группу и занять оборону в таком-то районе». Командир дивизиона, посмотрев на меня, поставил задачу на выполнение этой вводной. А потом подошёл и тихо сказал: «Ты тренировал, ты и веди».
Надо было преодолеть чуть более   шести километров. Там  дивизион выполнял стрельбы из личного оружия. Осень была снежная, а стрельбище находилось в котловине, а снегу в том году было очень много.  Командир, вместе с проверяющими,  сели в машину и поехали на это стрельбище.
Мы с командиром 1-й батареи капитаном Крастылёвым Н.Г. повели людей за собой. Не пробежав и километра, получили вводную: «Противник применил химическое оружие».  Все сработали чётко. быстро надели средства защиты и продолжили  марш бросок. Через некоторое время,  нам дали вводную  на уничтожение  диверсионной  группы.
Сказались тренировки. Все сработали так, как надо. Представитель штаба корпуса, на машине сопровождавший нас, отметил высокую организованность. Примерно  километра за два до стрельбища, он подал команду: «отбой химической атаке». Быстро сняв средства защиты, мы продолжили марш бросок. Когда прибыли на место, председатель комиссии, усомнился в том, что мы совершили марш бросок  реально, а не подъехали на машине. Но  сопровождавший нас член комиссии, подтвердил, что всё сделано честно и заслуживаем самой высокой оценки.
Дело было уже поздним вечером и председатель комиссии предложил сначала поужинать, а потом очистить от снега стрельбище, или решить нам самим, в какой последовательности всё это проделать. Побеседовав с людьми, мы решили сначала очистить снег, потом ужин и только после этого стрельба. Надо было видеть, с каким вдохновением трудились ребята. Снегу - по пояс. Но с песней на устах так быстро управились, что когда из котловины мы, опять-таки  с песней, поднялись к месту ужина, председатель комиссии, снова был удивлен той быстротой, с которой мы справились с поставленной задачей.
Быстро поужинав и исполнив ещё пару песен,    все спустились в котловину. Начались стрельбы. И тут всё вышло, как по маслу.  Полковник  подвёл  итог проделанного, похвалил личный  состав  и, шутя, спросил: « Может вы и обратно марш - бросок  совершите». Мы выбрали - автомобиль. Вскоре все были в казарме, не смотря на усталость, настроение было отличное от осознания того,  поставленные задачи выполнены успешно. Долго ещё бойцы вспоминали эти учения.
Приходилось решать и другие проблемы. Наблюдая за людьми, заметил, что почти никто из солдат не носит рукавицы. На построениях стояли, съежившись, втянув покрасневшие от холода руки в рукава. Предупреждения не дали результата. Пришлось повторить, уже мною на практике проверенный опыт. Организовать так называемое « отражение наземного противника» с рытьём окопов в мерзлой земле на опушке леса. Через  пятнадцать минут работы на морозе у солдат руки  стали красными, как лапы у гусей.
Представляю, какими словами они выражали свою «благодарность» мне за этот эксперимент. Однако этого хватило, чтобы в  карманах каждой шинели лежали аккуратно сложенные  армейские трёхпалые рукавицы. Однажды, уже летом, приехавший в дивизион комбриг, решил проверить, так это или нет. Ему не удалось найти ни одной шинели, в которой бы не было рукавиц. Кто-то может быть скажет, не замполитское это дело.
Считаю всё, что способствует повышению боевого мастерства личного состава, его готовности переносить любые тяготы военной службы, это моё дело. Соглашусь с тем, что надо было заставить
сделать  это    соответствующих командиров. Но  кто любит лишние нравоучения — никто. А так все офицеры  и прапорщики поняли, что это их  недоработка. Да и сами стали на  все разводы, и прочие построения в холодное время   надевать  перчатки. Холод и голод не способствуют повышению  морально-боевого духа людей. А укреплять боевой дух личного состава,   и есть моя основная задача.
Забегая немного вперёд, приведу пример. Уже во время службы  в политическом отделе  первой гвардейской танковой армии при посещении одной из частей, в день начала учебного года, на построении по этому поводу 1 декабря был очень холодный день. Мне бросилось в глаза, что часть бойцов буквально дрожат от холода. Подойдя к одному из бойцов, попросил снять правый сапог. Оказалось, что солдат стоит в сапогах не то, что как положено в зимнее время, в зимних, а при необходимости в двух парах портянок, а  тут вообще без портянок. Пришлось нарушить мирное течение торжественного построения. Подошёл к командиру полка и попросил  приказать всему личному составу   разуть одну ногу. Более сорока человек  стояли в строю  без портянок.
Многие пустоболы  по этому поводу мне не раз говорили о том, что солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Да, это так. Но сначала вы обеспечьте его всем необходимым, накормите досыта, научите тому, что он должен знать и уметь и только после этого можете требовать от человека того, что вам нужно для решения боевых задач. Ещё один пример на эту тему не могу не привести. Работая в одной из частей, увидел, что сегодня у них по графику банный день. Решил посмотреть, как моются бойцы. Спросил у командира,  где баня и решил вместе с ним сходить и посмотреть,  как организована помывка личного состава. Дело  было тоже поздней осенью. Командир попросил меня некоторое время подождать, чтобы решить какой-то срочный вопрос. Я вышел из его кабинета и зашёл к пропагандисту полка. Побеседовав с ним,  несколько минут,  вернулся к командиру и вместе с ним мы пошли в баню. При подходе к бане увидели роту, бодро шагающую в сторону бани.
Затем мы зашли,  в так называемый, предбанник, когда личный состав как – то нехотя раздевался. Я пригласил командира пройти в моечный зал и посмотреть, как идёт помывка  людей. «Полководец» как-то попытался остановить меня, но я, открыв дверь моечного зала,  почувствовал, что из зала несёт холодом. Подошёл к кранам, чтобы проверить какова водичка. Но, оказалось, что горячей воды нет совсем, а холодная течёт тоненькой струйкой.   Приказав командиру дать команду  о том, чтобы люди перестали раздеваться.  Выяснилось, что баня не работает уже больше месяца. Пригласил к себе заместителя командира по тылу, потребовал объяснить,  в чём дело. Оказалось, что он и сам не знал, что баня не работает. Может быть это единичный случай, но с таким подходом к людям, громких побед от подобного рода командиров,  ожидать не приходится. Конечно, состоялась серьёзная беседа и политработниками этого полка. Меры были приняты. Но травма, учиненная людям, мне представляется, не забудется им никогда.
Немного отвлёкся от основной темы. Считаю,  что большого греха в этом нет.
Приближался Новый, 1980 год. Шла обычная предновогодняя подготовка. Комсомольская организация  дивизиона  готовила  целую серию мероприятий. Женсовет готовил детский утренник, для детей и  совместный вечер для семей. Всё шло по плану, спокойно, без суеты.  Поскольку мы впервые встречали   новый год в этом коллективе, Люба напекла  много рогаликов для того, чтобы угостить участников торжественного вечера. Мне предстояло, как всегда, быть ответственным в казарме и проводить все мероприятия с солдатами.
Всё прошло очень интересно, весело. Праздник удался. После того, как в два часа ночи личный состав отошёл ко сну,  я решил сходить домой и поздравить Любу, а также зайти и поздравить всех, кто собрался в соседнем доме.
Надев на себя  костюм Деда Мороза, а  Люба - Снегурочки, сложив в мешок рогалики, отправились поздравлять собравшихся. Подошли  к каждому, сказав доброе  слово, и вручили  по рогалику. Было интересно и весело.
Закончив поздравление, вернулись домой. Я снова  ушёл  в казарму. Дежурный доложил, что всё нормально, тем не менее, я пересчитал всех спящих мальчишек.
Около половины четвёртого  позвонили из штаба бригады и передали приказ командира  о том, чтобы поднять дивизион по тревоге. Оставить  в дивизионе  дежурную смену, способную в случае чего выполнить боевую задачу.  Остальному личному составу  выдать табельное оружие с полным боекомплектом патронов,    взять с собой радиста с радиостанцией (Указана была частота,  на которой предстояло работать) и после выполнения этих мероприятий доложить в штаб бригады.  Мы немедленно подняли  людей, я им довел приказ, а сам сбегал к командиру  доложил ему обо всём. Пришли командиры батарей и на месте определили, кого оставить, а кто поедет на выполнение   приказа. Всем, кто  убывал на выполнение задания,  приказали надеть  два комплекта нижнего белья, две пары портянок. Приготовили термос с горячим чаем. С большим запасом выдали сухие пайки. И индивидуальные пакеты для оказания первой медицинской помощи.
Возникла проблема, Чтобы обеспечить  всех убывающих полным боекомплектом, нужно было вскрыть цинковые ящики, а приспособлений для этого найти никак не могли. Решили вскрыть обычным зубилом и молотком. Так и сделали.    Пока всё это делали, по моей команде повар  вскипятил воду, заварил чай и устроили быстрый перекус.   Все фляжки наполнили чаем. После чего доложили в штаб 
бригады о готовности к убытию. Приказано было убыть в район города Пружаны, указан  маршрут следования, который я нанёс на карту, с указанием мест возможного появления преступников. Была поставлена задача по поиску и задержанию опасных вооружённых преступников, а в случае необходимости  вступлению в бой и уничтожению их. На момент постановки задачи нам, преступники уже  расстреляли несколько человек. Возглавить  группу, было приказано мне. Я тоже взял себе автомат с двумя обоймами патронов.
Радиостанция должна быть постоянно включена и готова принять передаваемую по республике информацию о месте возможного нахождения преступников. Ехали туда, где была очень высокая вероятность встречи с вооружёнными бандитами.
Я назначил  старшего в кузове, приказал ему организовать непрерывное наблюдение за окружающей местностью и своевременно докладывать мне обо всём подозрительном, что будет  видно из кузова машины. Проинструктировал о мерах безопасности при обращении с оружием и о том, как действовать в случае появления преступников. Рассмотрели несколько возможных вариантов.
Во время движения я всё время слушал  радиостанцию, и  доводил до людей, полученную мной информации. По мере приближения к возможной зоне появления преступников требовал усилить внимание. А когда по радио сообщили, что бандиты захватили мотоцикл, убив его хозяина, приказал  на каждом борту дежурить по одному человеку в готовности, по моей команде, к немедленному открытия огня. Начинало светать, по радио требовали усилить бдительность. Преступники сумели запутать следы и точное местонахождения их, было неизвестно. Проезжая невдалеке от дислокации дивизиона С-125 недалеко от Пружан, заметили, что там  тоже усилены меры безопасности. Около 8-30  утра, подъезжая к Пружанам, по радио получили сообщение, что преступники вновь обнаружили себя, обстреляв проезжающую машину.
Вскоре по радиостанции  получили и команду «отбой.» Всем участвующим в операции приказано было вернуться в места постоянной дислокации. Прежде чем отправиться в обратный путь, я приказал остановиться, всем спуститься на землю и побегать, попрыгать, чтобы немного согреться, после чего перекусили, выпили горячего чаю и  отправились в обратный путь. Это было первое утро нового, 1980 года.
    В нашей семейной жизни этого периода тоже происходили процессы, которые  не могли  не влиять   на  настроение и соответственно в какой-то мере  на  отношение к службе.  Во - первых, в Калинковичах оставались Люба, Света и Мария Васильевна,  Любина мама, которые  пока не могли приехать. Свете надо было закончить учебный год.  Люба ещё не окрепла после болезни, а также мы не могли везти сюда Марию Васильевну. Мы знали, что тут мы долго не задержимся.  Возможный переезд в Брест, ставил  перед  нами  много проблем, в первую очередь то, что наверняка придётся жить на частной квартире.
В этот период я не был связан семейными проблемами и полностью отдался изучению личного состава. Побеседовал с каждым воином, Восстановил свои знания, а по сути дела, научился делать контроль функционирования  станции, да и описанные выше дела, тоже отнимали много времени.
А тут ещё и американцы  «подсунули свинью», перебазировав на территорию Англии три самолёта разведчика SR-71 (скорость полёта которых более чем  три тысячи километров в час, которые хоть и считались разведывательными самолетами, но могли нести на борту и атомную бомбу), начали беспокоить  нашу систему ПВО, барражируя по очереди над Балтийским морем.
Когда они входили в воздушное пространство над Балтикой,  вся система ПВО  европейской части страны находилась в готовности  номер  один. Так, что мы практически не уходили с позиции. В один из дней  я даже не смог сварить себе гречневую кашу. Готовность №1 объявлялась по 2-3 раза в течение  часа. Так, что пищу готовил себе в те моменты, когда выпадало свободное от тревог время, или ночью.
Только в первой декаде июня 1979 года Люба и Света смогли приехать ко мне. Ни та, ни другая не были здоровы. Единственное, что они могли делать, это приготовить еду и сходить в лес и набрать там  земляники. Которая в изобилии росла буквально в двадцати метрах от дома. А земляники там было - море.
Остатки лета пролетели незаметно, и подошло время начала учебного года. Школа была в посёлке Порозово в 6 километрах от дивизиона. Детей туда возили на  ЗИЛ-157, в кузове,  который  был практически не приспособлен для этой цели. Света,  проучившись неделю, после поездок на ветру в открытом кузове, заболела. Пришлось мне убеждать командира в том, что надо срочно делать съемную будку, чтобы защитить детей от  сквозняков и осадков. Будку-то сделали, но Свете становилось всё хуже и хуже.  В результате, она попала в больницу, а после больницы её направили в г. Евпаторию в детский специализированный санаторий.  Люба повезла её туда и там была месяца два.
Незадолго до Нового года она вернулась, а Света ещё оставалась там. Люба в конце января съездила за ней. А уже 12 февраля Люба приступила к работе в аптеке поселка Порозово. Аптека была рядом со школой и Люба имела возможность иногда контролировать Свету, присматривать, чтобы она не простыла.
Никаких сигналов о том, что место в Бресте освобождается, не было, и я целиком отдавался службе.  Со службы домой уходил не ранее  21 часа, .после того, как начиналась  программа «Время». В один из дней я уже собирался идти домой когда, постучав в дверь кабинета,  попросил разрешения зайти один из солдат, призванный из Узбекистана.
Получив разрешение,  он зашёл,  держа в руках сверток, завернутый в газету, В свёртке оказались  письма, полученные им из дома. Первым лежало письмо полученное совсем недавно. Он взял именно это письмо и попросил, чтобы я прочитал его. Взяв в руки это письмо,  я понял, что оно написано на узбекском языке. Сказав солдату, что я не знаю узбекского языка, попросил его рассказать, в чём суть дела. Оказалось, что перед  самым призывом в армию он заплатил большую сумму денег  в качестве выкупа родителям девушки, с которой он дружил и собирался на ней  жениться.  Сумма была приличная для его не богатой семьи. Подходил к концу первый год его службы. А на родине, родители девушки перепродали свою дочь  другому,  за сумму в два раза большую, чем заплатили родители этого солдата. Я, не зная, всех тонкостей национальных традиций узбекского народа, сказал, что уволишься в запас и там найдёшь себе другую невесту.  А своим родителям напиши, чтобы они потребовали от родителей девушки вернуть уплаченные твоей семьёй  деньги.   
Оказалось не всё так просто, как казалось мне. Первое и, пожалуй, самое главное, заключалось в том, в таком случае, даже при уплате части выкупа,  за него из этого поселения больше никто не может выйти замуж. Такова традиция. Второе - деньги тоже в этом случае не возвращаются.  Ближайший населенный пункт  от  их   кишлака  расположен,    в пятнадцати километрах. Но там тоже свои традиции, которые  не позволят девушке  выйти замуж за парня из соседнего кишлака.
Я предложил солдату написать совместное письмо в местные органы власти, в местную газету, чтобы они нашли способ, как решить проблему в духе современных требований. Зная, что там  ещё сильны религиозные традиции, с которыми в нашей стране ведётся решительная борьба. Второе письмо мы вместе с ним написали родителям девушки. В этом письме я подробно изложил характеристику  на этого парня, что  мы готовы предоставить  ему отпуск   для решения возникшей проблемы. В обоих письмах затронул тему пережитков прошлого, которые мешают молодым людям самим устраивать свою жизнь с учётом современных отношений. В качестве третьего варианта я посоветовал ему остаться служить у нас в дивизионе на сверхсрочную службу. К моменту окончания его срочной службы освободится место в дивизионе, как раз по его профилю.
На рассмотрение всех этих вариантов времени ушло много. Я решил, что утром отправлю его со школьной машиной в поселок, чтобы он сам отправил письма, которые мы написали. После этого отправил его спать, предупредив  дежурного, чтобы он не сводил глаз с этого солдата,
Вернулся  домой уже после трёх часов утра. На Любин вопрос, почему я так долго не приходил, пришлось рассказать всю эту историю. Люба сказала, что надо было солдата привести домой,  и пусть бы он спал у нас. Пришлось ответить, что легче нам перебраться в казарму и там по очереди дежурить. Утром я сам поехал старшим на школьной машине, и мы с этим бойцом зашли на почту и отправили оба письма, как и договорились ночью.
Не могу не  вспомнить и ещё одно событие,  произошедшее в период службы в этом дивизионе. Наш дивизион  был дежурным в бригаде. Около десяти часов утра я, проинструктировав активистов  дежурной смены, решил пойти в стартовую  батарею.
Выходя из командного пункта  на улицу  я  увидел, что прямо над позицией  дивизиона самолёт Миг-25 на малой высоте делает разворот. Бегом, вернувшись на командный пункт, доложил командиру о самолете и назвал примерный азимут, куда он полетел. Тут же включили антенный пост, и через некоторое время на экранах появилась отметка от цели. Это и  был тот самолёт. Командир приказал «уничтожить» цель.  Через несколько  секунд, цель  была  условно «уничтожена»..
В последствии оказалось, что это была контрольная цель, которая пролетев над боевыми порядками многих дивизионов и ни кем  не была даже обнаружена.
Получилось, что именно наш  дивизион, по сути дела спас зенитные ракетные войска корпуса от громкого скандала, который имел бы место, в случае если бы наш дивизион, образно говоря, не «уничтожил»  эту контрольную цель.
И ещё об одном моменте считаю необходимым рассказать. У нас в дивизионе в отдельном хранилище находилось   несколько изделий специального назначения. Для их транспортировки около помещения,  где хранились  эти изделия, на специальной площадке стоял автомобильный тягач ЗИЛ - 157, полностью заправленный и готовый к боевому применению.
Во время проводимых  учений, о которых я уже писал, председатель комиссии, при проверке этого специального объекта в дивизионе, приказал командиру дивизиона лично завести  этот тягач и проехать несколько метров, чтобы убедиться в его боеготовности. Валерий Иосифович, подбежал к тягачу, сорвал  контрольную пломбу, сел  за руль, завёл машину и тронулся с места. Председатель комиссии остановил  его, приказал заглушить машину, Отметил в своём рабочем блокноте, что машина – боеготова. Прошли  по помещению, где хранились изделия, там тоже всё соответствовало требуемым нормативам.
 Командир дивизиона  приказал  автотехнику дивизиона поставить машину на место стоянки, опечатать её, как требует инструкция.
Комиссия  направилась к другим объектам, на обратном пути, один из членов комиссии подошел к воротам, проверил правильность пломбировки и опечатывания входных ворот.   Всё было сделано  правильно.
Уже после уезда комиссии, выяснилось, что машина – то заглохла совершенно  «добровольно», а не по команде председателя комиссии. Уже после уезда комиссии её отправили на ремонт, а вместо неё,  на дежурную площадку поставили другую, исправную машину.
К чему я всё это рассказал. А вот к чему. Примерно через полгода после увольнения в запас, меня пригласили в военкомат, чтобы довести до меня моё новое место, куда я должен прибыть  в случае .мобилизации.
В  ходе разговоров была затронута тема о льготах тем, кто  по службе имел дело с  оружием  массового поражения. Я поинтересовался, имею ли я  право, на такую льготу, прослужив  более года в подразделении, где такое оружие было. Военком дал команду одному из офицеров отправить запрос в Москву по данному вопросу.
Прошло определённое время,  мне позвонили из военкомата, и пригласили  приехать к ним в любое время. Вскоре я был в кабинете военного комиссара. Он позвонил, и через несколько минут в кабинет  пришёл майор, который принес ответ из Москвы, по поводу запроса, о моём праве на льготу.
Ответ был таким. В войсковой части, номер которой указан в запросе, такого оружия не было. Коротко и ясно.
В связи с этим,  я моим собеседникам рассказал анекдот. «Между СССР и США вспыхнул военный конфликт. Обе страны по полной программе применяли ракетно - ядерное оружие. Через некоторое время, силы сторон конфликта иссякли, пришло время подписывать договор о мире. Неожиданно российская  сторона заявила, что у них обнаружились, ранее не учтенные определённое количество ракет с ядерными зарядами. Поэтому предложила подписать договор на российских условиях. Американцам ничего не оставались, как подписать такой договор». Вот, после этого, и не верь анекдотам В первой декаде апреля 1980 года мне позвонили из политического отдела  корпуса и сообщили, что подписан приказ о моём назначении пропагандистом политического отдела Брестской  бригады.
Предстоял очередной переезд. Вместо двух-трёх месяцев, которые,  по  словам  кадровиков, мне предстояло прослужить в Порозово, прослужил чуть больше года. Я уезжал в Брест, а Люба со Светой оставались «на природе» до конца учебного года.


 

               


   






                СЛУЖБА В БРЕСТЕ   

                Глава восьмая

В нашем обществе, точное выполнение       обязанностей,   категория   нравственная.                -               
        В Бресте меня приняли очень хорошо. Начальник  политического отдела, после того, как я представился ему и командиру бригады подполковнику В,Ожигину.  Он вызвал  к себе всех работников политического отдела и представил им меня. Я кратко рассказал о себе, своей семье и о том, где проходил службу до назначения в эту зенитную ракетную бригаду. Ответил на несколько заданных мне вопросов.
 Сам начальник политического отдела,  участник боевых действий в Египте, награждённый орденом Красной звезды Полушкин Евгений Матвеевич,   его  заместитель подполковник  Анатолий Борисович Григоренко, старший инструктор по организационно - партийной работ Михаил Чубрик, помощник начальника политотдела по комсомольской работе лейтенант, Агашков В.П., инструктор по комсомольской работе прапорщик П.Гаража и начальник клуба капитан Артющенко А. оставили у меня очень хорошее впечатление. Чувствовалось, что все работают  с охоткой. А своего предшественника я тоже хорошо знал, с ним постоянно встречались на сборах. Это тоже человек ответственный и трудоголик, что в нашем пропагандистском деле  о многом говорит. 
Потом  им же был представлен на совещании управления бригады всему офицерскому составу. Как-то так получилось, что такой радушный приём помог очень быстро «вписаться» в коллектив и у меня сложились очень тёплые  и деловые отношения со всеми сотрудниками управления бригады, да и в дивизионах оказалось несколько знакомых офицеров по службе в других частях нашей армии ПВО. Поэтому проблем в установлении деловых отношений не возникло.
Удалось познакомиться с многими ветеранами не только бригады. но и участниками  боёв за Брест как в 1941 году в первые дни войны, так и в 1944 при освобождении города от фашистов.
После окончания первого рабочего дня  отправился на поиски квартиры. Ближайшая перспектива в получении квартиры была не раньше, чем через полгода. В конце года намечалась сдача строящегося дома в районе химзавода. Пройдясь по близлежащим улицам и опрашивая хозяев, мне посоветовали пройти на улицу Добрую, дом номер 25, там хозяева часто сдают квартиру.
Ещё при подходе к этому дому меня  «поприветствовал» громким лаем и стремлением сорваться с цепи  и «съесть» меня огромный, рыжего цвета пёс. На его неудержимый лай  вышел хозяин, и мы с ним начали разговор у калитки. Через пару минут  он пригласил меня в дом, и мы продолжили  разговор в комнате, в которой нам предстояло жить. Его жена - тётя Маруся, тоже подключилась к разговору. Мы решили, что мне можно поселиться к ним в этот же день, а Люба со Светой приедут после окончания учебного года.
В комнате была вся необходимая для квартирантов мебель: кровать, стол, стулья и небольшой шкаф для одежды. Так, что с жильём вопрос был решён. Питался я в столовой Дома офицеров, там хорошо готовили, и было  совсем  недорого. Как  принято в зенитных ракетных войсках, важно в первую очередь познакомиться с личным составом боевых дивизионов. Именно  этому и были посвящены первые недели моей службы в бригаде. Там, на месте  изучал,  как работает низовой идеологический актив: партийные и комсомольские активисты, по заданию соответствующих организаций, руководители групп политической учёбы всех категорий военнослужащих,
Особое внимание уделил изучению организации  идеологической работы  во время несения боевого дежурства, регламентных работ большой периодичности, во время тактических учений,
 Как организована пропаганда решений ЦК КПСС и Советского правительства, указаний Министерства Обороны и Главного Политического Управления Советской Армии и военно-Морского  Флота, приказов Главкома Войск ПВО страны и Командующего Армии, командира бригады и дивизиона.
В каждом дивизионе и других подразделениях были свои особенности, вызванные,  или расположением на местности, удалённостью от  населённых пунктов, близости к государственной границе СССР, возрастными  и личными качествами командиров и замполитов, опыта их работы на занимаемых должностях и,  конечно же,  качественной характеристикой  всех категорий личного состава. Большое значение на морально-психологический климат  среди офицеров и прапорщиков,  имело  и наличие возможности работать  их жёнам, Возможность устроить детей в детские сады и ясли. Как далеко расположены школы и как туда производится доставка детей. Всё это надо было знать и строить свою работу с учётом всех этих особенностей.
 Поэтому приходилось изыскивать возможности, как можно чаще бывать в «войсках» и там, на месте решать  вопросы не только идеологического воспитания воинов, а по возможности и помогать в решении   жизненно важных для людей, вопросов. Например, в одном из дивизионов не было своего магазина, а для молодых матерей, имеющих грудных детей, трудно было с коляской  добираться до ближайшей деревни, чтобы там приобрести не только продукты питания, но и другие жизненно важные товары.
По возвращению в Брест удалось решить вопрос о том, чтобы автолавка, которая обслуживала несколько деревень, не имеющих магазинов, попутно наведывалась и в жилой городок этого небольшого гарнизона. Понадобилось просто посетить торговый отдел  районного отдела торговли, В течение  нескольких минут, вопрос был решён.
Много  времени  приходилось уделять работе и с офицерским  составом штаба бригады, командного пункта. Не просто организовать четкий ритм марксистско - ленинской подготовки и политической учёбы прапорщиков.  Добиться того, чтобы получаемые знания превращались в убеждения, а последние материализовались в практических делах.
Чтобы добиться этого приходилось планировать и проводить дополнительно к плановым занятиям различного рода научно-практические семинары, лекции  и теоретические собеседования. Было  бы большим упущением не использовать огромные возможности  в работе по военно-патриотическому воспитанию героическую историю самого города Бреста, а также  ознакомление с трудовыми достижениями брестчан,
Во время проведения семинаров с руководителями групп политической учёбы  мы обязательно проводили экскурсии по памятным местам,  как самого Бреста, так и  его окрестностей, обязательно посещали предприятия города, приглашали  представителей партийных и советских органов. передовиков производства, милиции, органов  КГБ для выступлений о трудовых достижениях брестчан.
С  руководителями групп политической учёбы мы побывали  с экскурсиями на электроламповом заводе, заводе по производству газовых плит, ликёро - водочном заводе, в колхозе, которым руководил Герой Социалистического труда В.В. Бедуля. Побывали мы и на пограничной заставе    имеии Героя Советского Союза Кижеватова. Всё это способствовало укреплению теоретических знаний, которые мы давали слушателям с практикой нашей бурной жизни тех лет. Кроме того, мне и самому приходилось часто выступать перед тружениками предприятий и учреждений города, перед студентами Брестского педагогического института имени А.С.Пушкина. В своих выступлениях старался рассказать  горожанам о том, как идёт у нас боевая учеба, какую работу проводим мы по воспитанию молодых ребят в духе патриотизма и беззаветной преданности идеалам социализма. Рассказывал и о том, что представители нашей бригады не на словах, а на деле героически выполняют свой воинский долг. Приводил пример о том, за что был посмертно награждён орденом Красной Звезды  водитель автомобильной роты бригады, который погиб в бою при отражении налёта израильской авиации на территорию Египта,  во время арабо-израильской войны 1970-72 года.  Он был откомандирован  туда и проходил службу в дивизионе, которым командовал подполковник Толоконников. В том бою этот дивизион сбил четыре самолёта  врага, но и сам потерял в бою шесть человек, в том числе и  водителя из автороты нашей бригады.
Не могу  не  «похвастаться» тем, что за  моё участие в пропагандистской работе среди жителей города, удостоен чести быть награждённым Почётной  грамотой городского комитета КПБ. 

  Хотелось бы остановиться на  выступлении на одном из семинаров, руководителей  групп политической учёбы,  заместителя начальника уголовного розыска городского Управления внутренних дел. Рассказывая о положении дел с криминальной обстановкой в городе и области, он остановился на том,  как влияет на её телевидение.
После каждого показа по телевидению любого детективного фильма, где демонстрировались кадры  технологии производства преступлений, через некоторое время в городе и области  происходят преступления по той же самой схеме. Поэтому после просмотров таких телефильмов работники правоохранительных органов предупреждали  своих сотрудников о том, что возможно повторение таких приёмов  совершения преступлений,  ориентировали участковых милиционеров, оперативных сотрудников на проведение предупредительной работы с возможными исполнителями таких преступлений.  Вот  почему в наши дни,  уже второго десятилетия ХХ! века, так распространена преступность, словно «списанная» с экрана телевизора. Думаю, лицам, ответственным за то, что и как показывают  на экранах особенно такие каналы, как НТВ, где в течение  суток на экране практически  криминальная тематика не сходит с экранов телевизоров, надо стараться уходить от показа технологии      совершения преступлений.  Всё чаще и чаще стали «грешить» этим и каналы нашего белорусского телевидения.
В День Войск ПВО в 1980 году, вскоре после моего прибытия в бригаду, ещё по представлению по прежнему месту службы в дивизионе Берёзовской бригады, Командующий  войск ПВО округа генерал – лейтенант Малков  на торжественном построении в честь праздника,  вручил мне знак «Войска ПВО страны» и удостоверение  к этому знаку.
Работы было много, но она в принципе не отличалась от той, чем я занимался в Калинковичах, только количество подразделений в бригаде было значительно больше, а это означало, что больше было командировок, во-первых, а во-вторых, это была первая линия войск ПВО страны, которая стояла на защите воздушного пространства нашей Родины. Это тоже накладывало отпечаток на стиль, формы и методы работы. Здесь нужна более высокая оперативность и конкретность, чем в Орше, Гомеле или Калинковичах. Особенно остро стоял вопрос с организацией политической работы в дежурных подразделениях, сменах и расчётах. Опыт у офицеров политотдела бригады в этом плане был большой. Поэтому, опираясь уже на  отработанные методики, никаких проблем в этом плане не возникало, Единственное, на что пришлось обратить внимание, это на оперативность в наглядной агитации, как это было у меня ещё во время службы в Гомельском полку. И эта проблема тоже была быстро  решена.
С офицерами управления бригады  у меня сложились очень хорошие отношения, так что работалось, что называется в «охотку». Офицеры, входившие в группу марксистско–ленинской подготовки  управления, которой руководил командир бригады, очень серьёзно относились к учёбе, чего, например,  я не мог сказать в Калинковичском полку. Я считаю, это заслуга моего предшественника. Кстати сказать, он оставил мне очень хорошее наследство. Спасибо ему.
Но хочу немного вернуться и к своей личной жизни этого периода. Периодически  мне удалось по нашим военным линиям связи дозвониться до семьи и поговорить с женой и дочерью. И вот, во время очередного звонка уже поздно вечером, в моей квартире в порозовском  лесу, никто не поднимал  трубку. После нескольких попыток, я попросил соединить меня с квартирой командира дивизиона.
Трубку подняла жена командира Любовь Ивановна Чефарина. На мой вопрос, почему  не могу
дозвониться до семьи, она ответила, что жена и дочь сильно болеют. Получив такое известие, утром  вынужден был попросить разрешения у начальника политотдела съездить к семье.  Он разрешил, и я ближайшим же рейсовым автобусом отбыл в Гродненскую область. Автобус туда в то время  совершал большой зигзаг по маршруту движения, поэтому времени на дорогу уходило много.  Где-то в половине первого ночи,  сошёл на станции Подороск,  от которой до дивизиона более пятнадцати километров. Транспорта в ту сторону и днём-то практически никакого нет, а уж ночью и тем более рассчитывать даже на попутку не приходилось. Поэтому пришлось всю дорогу пройти пешком.
Около половины четвёртого утра я добрался до дому, Стучать в дверь не пришлось, она была не заперта. Перед моими очами встала картина, которую не пожелал  бы видеть никому. На  кроватях лежали  жена и дочь совершенно больные, не имеющие сил даже встать с постели. У Любы проявился тот же синдром, что был в Калинковичах,  полностью отказал вестибулярный аппарат, и любая попытка оторвать голову от подушки вызывала тошноту. Света тоже лежала  пластиком, не имея сил подняться с кровати.
Быстро согрев чай,  первым делом напоил их и дал что-то перекусить. Дотянув  до рассвета и до начала рабочего дня,  позвонил начальнику политического отдела в Брест и рассказав  о сложившейся ситуации, попросил его прислать санитарную машину,  чтобы забрать обоих и завести в Брест. Спасибо ему, он правильно понял меня и сказал, что вышлет машину.
Тем временем, вызвал  скорую помощь из Свислочи. Когда приехала скорая и  врач оценила ситуацию, она сделала Любе  необходимые уколы и сказала, что Свету надо срочно госпитализировать в районную больницу  в Свислочь.,
 А Любе в этой больнице помочь не смогут, её надо отправлять в Гродно, в областную больницу. Свету сразу же забрали и увезли в Свислочь.  Определив Свету в больнице  и  попросив медицинскую сестру и нянечку присматривать за дочкой, оставил им деньги, чтобы они могли купить что-либо для Светы по её просьбе. Быстро вернулся домой. А насчёт Любы  решил ждать машины из бригады и отвезти её сразу в Брест. Пока ожидал машину, приготовил кое-какие вещи, которые понадобятся в Бресте. По прибытии машины,  Любу уложили на носилки, предварительно подготовив их так, чтобы ей  было удобно в дороге. Загрузили всё то, что было  приготовлено для  доставки в Брест. С женой командира Любовью Ивановной договорились, что она будет присматривать за квартирой и по возможности навестит Свету, а я буду звонить, так часто, как будет возможность.
После нескольких часов езды на санитарном  УАЗ ике,  в далеко не благоприятных условиях, ближе к вечеру мы прибыли в Брест на улицу Добрую.
Хозяева квартиры, увидев, что я привёз жену, практически не  способную передвигаться самостоятельно, завели разговор, что такие квартиранты им не нужны. Пришлось сказать, что завтра положу Любу в больницу, там её поставят на ноги и всё будет нормально.
Пока я ездил в Порозово, начальник политотдела  вместе с начальником медицинской службы бригады, решили вопрос о госпитализации Любы в областную больницу. Поэтому утром на санитарной машине уже к девяти часам утра мы доставили Любу в приёмное отделение больницы. Без всяких проволочек, её быстро отправили в палату, и там уже началась череда медицинских осмотров и консультаций. Положение было более тяжёлое, и я бы сказал опаснее, чем мне представлялось. Понадобилась помощь невролога, вызванного  из Минска,   который осмотрев, мою Любушку, определил направления, стратегию и тактику лечения. Да и самим  врачам этого лечебного заведения пришлось немало потрудиться, чтобы моя половинка была поставлена на ноги. Этот процесс занял довольно много  времени, в этой ситуации мне приходилось буквально разрываться на три  части.  Надо было дозвониться  до  Порозово, а  иногда удавалось дозвониться и до больницы в Свислочи, узнать как там дела у дочери. А с лечением Светы, возникли некоторые сложности связанные с отсутствием некоторых лекарственных препаратов. Поэтому пришлось срочно принимать меры к лечению дочери  непосредственно в  Бресте.
Постепенно всё встало на свои места, Любу выписали из больницы, съездил в Свислочь и забрал Свету, которой тоже подправили здоровье.  Заодно  забрал   всё своё имущество и освободил квартиру. 
     Так что я бесконечно благодарен врачам обоих  больниц за их труд, не могу не выразить признательность и благодарность начальнику политотдела подполковнику Полушкину Евгению Матвеевичу  за содействие в этом  вопросе и, конечно за терпение, которое он проявил  ко мне, с первого дня пребывания в бригаде начавшему решать проблемы личного характера. Благодарен  также и всем  работникам политического отдела, сочувствующим  мне, и помогающим как можно быстрее войти в курс дела,  и оказывающим  большую поддержку в решении многих вопросов.
Во время поездки за Светой и нашим имуществом  у проходной в дивизион встретил того самого солдата, невесту которого перепродали на его родине в Узбекистане, и которому я советовал найти девушку здесь в Белоруссии. Так вот   этот самый солдат стоял  с симпатичной, одного роста с ним, девушкой, и, увидев меня, так обрадовался и замахал рукой, чтобы поздороваться со мной и поделиться своей  радостью, что он  остаётся на сверхсрочную службу и вот с этой девушкой они решили создать семью. Мне доставило удовольствие  поздравить их с этим решением и пожелать большого счастья и много здоровеньких и красивых детей.               
Загрузив все наши пожитки, и заехав в Свислочь, чтобы  забрать из больницы Свету,  мы навсегда покинули этот, в целом-то неплохой уголок Беларуси,
То, что Света поправилась и что мы снова будем все вместе, скрасило время поездки и мы прибыли  в Брест. На улице Доброй,25 высадил Свету и проводил в комнату, а сам поехал в расположение военного городка, где на складе сгрузили наши вещи и вскоре мы уже сидели и ужинали вместе с нашими хозяевами,  дядей Колей и тётей Машей.
Мы впервые попали  такой большой город, который открывал значительно больше возможностей для организации отдыха в составе семьи. Поэтому старались не пропускать ни одного спектакля в драматическом театре, часто посещали Брестскую крепость - Герой, ходили в кино. Особенно  нравилось посещать недавно введённый в эксплуатацию кинотеатр «Беларусь». Понравились нам и городские бани, любителями которых, мы с Любой, являлись. Прекрасно проводили время в городском парке культуры и отдыха, и даже несколько раз удалось побыть на городском пляже. Честно говоря, я уже думал о том, чтобы дослужить там до пенсии, так как продвижение по службе среди пропагандистов было очень проблемным. Да и условия жизни в городе нас вполне устраивали, Люба устроилась на работу по своей специальности, дочка училась в хорошей, расположенной рядом с домом, школе, и была на хорошем счету.
А у меня работы в это время было, что называется через край, так как приближалась 35-я годовщина победы советского народа в Великой Отечественной войне. В этом плане тоже проблем не было.
Уже само  название города, в те годы звучало, как свидетельство подлинного героизма людей, а каждый камень в городе был свидетелем настоящего подвига советского народа. Поэтому  посещение Брестской крепости и проведение экскурсий по  другим памятным местам не вызывало никаких проблем, организация встреч с участниками  войны, тоже превращались в возвеличивание роли советского человека, как в его героических подвигах, так и подвигах на трудовом фронте, при восстановлении  разрушенного хозяйства в годы войны. Нам удавалось приглашать в наш клуб даже людей, которые прибывали на празднование юбилея из других городов Советского Союза. А сколько известных артистов выступило на сцене нашего клуба, которые своим искусством поистине поднимали моральный дух личного состава. У нас побывали и Иосиф Кобзон, и Лев Лещенко, и Людмила Зыкина, и несколько известных  инструментальных групп  и ансамблей, в том числе и ансамбль песни и пляски БВО.
С хозяевами квартиры у нас установились очень теплые отношения, они относились к нам, как к своим детям. Казалось бы,  неприступный в своей  злости Мухтар,   и тот стал нашим другом, каждый раз, встречая меня, радостно повизгивал и вилял хвостом. Это, кстати, очень не нравилось хозяевам. Но тут они ничего поделать не могли. Забегая вперёд,  скажу, что примерно через год, когда меня перевел в другое место,  приехал забирать семью, пришёл навестить хозяев, Мухтар узнал меня и без всякого лая,  пропустил  в дом, Хозяева  этим  его поведением были очень недовольны.
По итогам учебного, 1980 года, бригада показала высокие результаты, в том числе и по тем вопросам, за которые отвечал я. Так что чувствовал я себя очень комфортно, тем более, что перед Новым 1981 годом,  сдали в эксплуатацию новый дом и  мы в числе многих счастливчиков получили двух комнатную квартиру. Это была  двух комнатная квартира в типовой пятиэтажке, какими застраивали тогда все военные гарнизоны нашей страны, а позже выяснилось, что и групп войск расположенных за пределами СССР.
Место тоже было  очень хорошее, Рядом размещался завод  по выпуску химических препаратов, но никаких выбросов и запахов от него не было, более того, построенные на его территории очистные сооружения, снабжали этот новый район водой кристальной чистоты. Кстати сказать, в самом городе Бресте в те годы вода была, мягко говоря, такого качества, что из наполненного водой стакана, часа через три уже была половина ржавчины. Но возникла одна проблема, связанная с учёбой дочери. Она пошла в пятый класс ещё в школе на улице Доброй. Там  она начала изучать немецкий язык, а в школе, которая была рядом с вновь построенным домом, классов с изучением немецкого языка не было, а иностранным,  был только испанский язык.
Побеседовав с преподавателем испанского языка о том, сумеет ли Света «догнать,» уже полтора года изучающих испанский язык, учеников. Учительница пообещала помочь, и мы решили перевести Свету в эту школу, до которой три минуты ходу, а в школу на улицу Добрая надо было ездить на автобусе, что было крайне неудобно, да и транспорт в этот, только начинающий застраиваться район, ходил не регулярно и был перегружен в любое время суток. Так что третью четверть этого учебного года Света начала в очередной школе. Кстати скажу, что за десять лет учёбы, она училась в  десяти  школах. А по поводу изучения испанского языка получилось так, что буквально за полгода Света не просто догнала своих новых одноклассников, но и по многим вопросам обогнала. Присутствуя на родительском собрании, мы поговорили с классной руководительницей, которая очень хорошо отозвалась о дочери буквально по всем вопросам. Более того, преподаватель физкультуры настаивал, чтобы мы разрешили ей  заниматься лёгкой атлетикой, так как он, понаблюдав за тем,  как она бегает, сказал, что она, как летит во время бега. Но мы не разрешили, так как уж очень тяжело далось нам восстановление её здоровья. Примерно такой же разговор состоялся и по поводу занятий плаванием, и здесь мы тоже не дали разрешения на то, чтобы подвергать её организм большим нагрузкам. А уже после окончания учебного года меня перевели по службе в Марьину Горку,  и  Свете предстояло вновь знакомиться с новыми одноклассниками и изучать уже английский язык.
Как уже упоминалось  ранее, после вручения мне знака «Войска ПВО страны» в день войск ПВО, состоялся разговор с генерал-лейтенантом Малковым, при котором присутствовал полковник тоже из штаба округа. Во время этого разговора мне было  предложено подумать о переходе из войск ПВО страны   в ПВО  Сухопутных войск,  на должность заместителя командира зенитного артиллерийского полка по политической части. Учитывая, что  уже почти шесть лет ходил в звании майора, я согласился. А спустя некоторое время после этого разговора во время осенних сборов идеологических работников округа, со мной ещё раз беседовал уже офицер отдела кадров политического управления округа. Во время  этой беседы, я вновь подтвердил своё согласие на перевод в Сухопутные войска. И в мае 1981 года, уже без всяких бесед,  был назначен заместителем командира зенитного артиллерийского полка кадра по политической части  в мотострелковую дивизию кадра, которая дислоцировалась в Марьиной Горке. 
Приказ о назначении был подписан 26 мая 1981 года. Скажу честно, жалко было расставаться и с коллективом, к которому успел привыкнуть, да и с городом, который  полюбил. Но больше всего было жалко Свету, которая так комфортно чувствовала себя  в школе. Да и Люба нашла своё место на работе, и с удовольствием трудилась в коллективе, который её очень хорошо принял.  Но служба есть служба и   ещё неизвестно, где и какие условия нас ожидают, может быть будет ещё лучше. К тому же учёба в военно-политической академии, тоже могла открыть новые возможности  не только в моей службе, но и в материальном и социальном  положении всей нашей семьи.
Поэтому, организовав на берегу Муховца,  небольшой  пикничок для коллег из политического отдела, на котором, как всегда,  поговорили об очень многом, и как принято  в таких случаях, только о хорошем,  На следующий день,  я со спокойной совестью, убыл к новому месту службы. Семья пока оставалась в Бресте.

























СЛУЖБА В МАРЬИНОЙ  ГОРКЕ
 
                Глава девятая

Забота о воспитательной силе                коллектива это  забота о                духовном обогащении   и   росте  каждого члена коллектива                В.А. Сухомлинский
               
               
               

В первой декаде июня, наполнив свои чемоданы всеми видами военной формы, отправился к новому месту службы. В Минске,  пересев на электричку, покатил в сторону Марьиной Горки.
Вид из окна электрички мне показался таким унылым, что подумалось, стоило ли уезжать из Бреста, где уже почти привык к какому-то порядку, ухоженности, а тут совершенно  нерадостное впечатление.
С вокзала до военного городка в то время никакого транспорта не ходило, камеры хранения на вокзале не было, поэтому пришлось со своими двумя тяжеленными чемоданами тащиться пешком, а это около двух километров. Пропотел до полного безобразия, ни  одной сухой нитки на мне не осталось. В таком виде я и добрался до гарнизонной  гостиницы.
Там меня, конечно, никто не ждал, поэтому пришлось уговаривать дежурную поселить меня хоть в какой-нибудь чулан, так как больше идти некуда. Место в одной из комнат всё-таки  нашлось. Когда  вошёл в комнату (так называемый гостиничный номер) то увидел, что в ней стоят четыре кровати, на одной из них лежит в дупель пьяный майор с красными петлицами, у него широко открыт рот и,  на половину высунутом языке, спокойно прогуливается большая муха. Это было  для меня не то, чтобы шок, но что-то приближённое к этому.
Тем не менее,  после не продолжительного  отдыха, переодевшись, как и положено, в парадную форму, отправился в штаб дивизии. Это было небольшое, одноэтажное строение, которое не вызвало  патриотического порыва немедленно начать службу в этой дивизии. Но,  обстановка требовала, поэтому  пришлось зайти в этот «армейский мозговой центр», а там уже представиться и командиру дивизии и начальнику политического отдела.
Условия, в которых придётся нести службу, мягко говоря, мне совсем не понравились.  Ни жилья для семьи, ни постоянного места для личного состава, практически не было и перспектив на ближайшее будущее не просматривалось. Сама эта дивизия, и года не прошло, как передислоцировалась в этот военный городок из Гродно.
Офицерский состав представлял собой поистине мужественных людей, которые в условиях какой-либо обустроенности,  выполняли свой воинский долг. Много было среди офицеров, в своё время где-то  и чем-то проштрафившихся, и сосланных сюда, совершенно не для того, чтобы исправиться,  а в качестве ссылки подальше от глаз высокого начальства, а также для всякого рода командировок, чтобы меньше дёргать офицеров из  боевых подразделений. Было много офицеров, прибывших по замене из Афганского ограниченного контингента, зачастую назначенными сюда продажными кадровиками, которые заполнили «нужными»  им людьми те должности,  на которые должны были быть назначены  афганцы. Потом это моё наблюдение и подтвердилось. 
Несколько человек, ещё до назначения в эту дивизию, были  представлены  к государственным  наградам за  мужество и умелое руководство подчиненными  во время боевых действий в Афганистане, но награды ещё не получили.  Кадровики же, не зная этого, назначали  их в эту дивизию, хотя их место,   на мой взгляд, должно быть в боевых подразделениях, где их опыт был бы более востребован, чем в  этой дивизии кадра. Так, например, случилось с начальником разведки дивизии, майором, которому только через два года после его возвращения из Афганистана  были вручены сразу два ордена. А ведь он мог передавать боевой опыт в дивизии полного состава.
Приведу ещё один пример, «творческой»  работы кадровиков, о котором я узнал спустя несколько лет после службы в этой дивизии. Но, тем не менее, считаю, что здесь это будет более уместно.  В  одной из частей ограниченного контингента советских войск в Афганистане служил лейтенант Алиев Наби  Абишевич, туркмен по национальности. Сначала был командиром взвода, через некоторое время был назначен командиром мотострелковой  роты.
За выполнение специального задания командования был представлен к званию Героя Советского Союза и срочно откомандирован в СССР, так как за его голову душманы назначили большое вознаграждение. Убыл он из Афганистана в распоряжение штаба Киевского военного округа. Прибыв в Киев, решением кадровых органов он был назначен начальником гауптвахты Киевского гарнизона. Человек он очень исполнительный и порядочный,  честно и добросовестно исполнял обязанности по службе. Но жизнь, такая штука, что мы не можем знать, какую неожиданность она может «подарить» нам.
Однажды в штаб Киевского  военного   округа прибыл генерал из Генерального штаба ВС СССР, с предписанием,     вручить этому старшему лейтенанту орден Ленина и Золотую Звезду Героя  Советского Союза и соответствующие документы к этим  наградам.
Командующий войсками округа дал команду разобраться, где служит этот старший лейтенант. Когда выяснилось, что он начальник гауптвахты, командующий отдал приказ срочно назначить его начальником штаба мотострелкового батальона  в пригороде Киева.      
Бедного старшего лейтенанта, ничего не понимающего, что происходит, срочно посадили в машину и, ничего не объясняя, повезли к новому месту службы.
Там тоже уже был переполох, готовились к важному мероприятию, но тоже никто ничего не знал. В результате всё прошло нормально. Наби получил награды и приступил к исполнению обязанностей  начальника штаба батальона. Так вот московскому  генералу умело «втёрли очки» и он остался  в неведении  истинного положения дел.
  Это всё рассказал сам  Наби  Абишевич, когда мне  довелось поработать в качестве проверяющего  в батальоне, которым он командовал, в мотострелковом полку в Западной группе войск в 1987 году.  К моменту моего убытия  из Германии в начале 1990 года, он был уже командиром мотострелкового полка, подполковником.
     Кстати сказать, и тот майор, который спал в гостиничном номере с мухой, прогуливающейся по его языку, тоже  прибыл из Афганистана, и тоже имел богатый боевой опыт. А в мотострелковом полку кадра он исполнял обязанности полкового инженера.
Таких примеров можно было бы привести несколько, но  мне хочется  показать, как  часто ломали судьбы людей  кадровики, в связке с некоторыми руководителями более высокого ранга.
Этого, ранее упомянутого мной, дважды орденоносного, начальника разведки, срочно назначили на должность в дивизию полного состава, но он по какой-то причине, как мне стало известно, застрелился, будучи оперативным дежурным по дивизии.
Пьянство, не выходы на службу, в частях мотострелковой дивизии кадра, было обыденным явлением. Не могу сказать, что с этим злом не велось какой-либо борьбы, она велась, но результативность её была очень низкой. Большинство офицеров  не имели квартир, семьи жили на прежних квартирах или  где-то у родственников.
Командира  зенитного артиллерийского полка, в котором  мне предстояло служить, на месте не было, он был в отпуске.  Его обязанности исполнял начальник штаба майор Деменко Николай Петрович. Мы долго беседовали с ним, он ввёл меня в курс дела  почти по всем вопросам жизнедеятельности полка, дал характеристику офицерскому составу, прапорщикам и личному составу срочной службы. По его словам в вопросах дисциплины и организованности  полк является одним из передовых в дивизии. Приписной состав, который мы должны получить в  особый период находился в Речицком, Слуцком, Солигорском районах и в Московском районе г. Минска. Поэтому офицерам полка часто приходилось выезжать в военные комиссариаты этих районов и проводить постоянные сверки списков военнообязанных, которыми должен быть укомплектован полк. Это, как оказалось, не простая работа.
Работники военкоматов зачастую формально выполняли свои обязанности, и приписывали к полку людей совершенно не имеющих никакого отношения к зенитчикам. Это можно было бы  объяснить их полным отсутствием в районе, но оказывалось, что на должности мотострелков, танкистов и на другие специальности,  назначались как раз специалисты, имеющие ВУС зенитчиков. Поэтому,  работая в военкоматах, нам приходилось буквально «воевать» за каждого специалиста, так необходимого полку.  А работники военкоматов всячески «упирались» и не хотели переделывать свои документы, так как это был  действительно хороший кусок работы. Но  мы практически всегда убеждали наших оппонентов, что в условиях современной войны  зенитчики первыми будут вступать в бой, поэтому нам нужны именно специалисты, а не просто фамилия в штатном расписании.
Через некоторое время командир полка полковник Козин Юрий Петрович, приехал из отпуска, и ещё до его окончания,   разыскал меня в гостинице и мы с ним около двух часов беседовали, сидя на скамеечке у входа в гостиницу. За это время мы не просто познакомились, а можно сказать нашли друг друга, настолько наши взгляды на жизнь и службу совпадали. Он уже более подробно ввёл меня в курс дела  по всем вопросам. Поинтересовался моим впечатлением  от всего того, что пришлось  увидеть в дивизии и полку, в частности.
С Юрием Петровичем у нас установились очень добрые, деловые отношения. Все вопросы мы решали спокойно, между нами не было никаких недомолвок. И здесь моим принципом  было укреплять авторитет своего командира, и только тогда можно завоевать свой авторитет, поэтому старался всеми силами, внедрять этот принцип в жизнь, а командир в свою очередь всегда поддерживал меня.
В конце августа 1981 года мне «доверили» быть заместителем командира автомобильной роты, сформированной для уборки картофеля в Гомельской области. Штаб роты дислоцировался в городе Жлобине. Наша задача состояла в том, чтобы обеспечить своевременную транспортировку убранного
урожая картофеля  с полей  на железнодорожную станцию, его своевременную погрузку в вагоны и отправку в Ленинград, Алма-Ату, Свердловск и в другие города Советского Союза.
Мы работали в тесном контакте с властями района, потребкооперацией, руководством отделения железной дороги и, конечно, с колхозами и совхозами. Со всеми этими структурами  нам с командиром удалось установить хорошие отношения, так, что работа была организована и отрегулирована, как часы. За месяц работы не было ни одного сбоя. Это было важно ещё и потому, что отправлять картофель  в первую очередь надо было в Мурманскую область и в Воркуту, где уже была реальная угроза заморозков, а  представители, например,  Алма-Аты, тоже пытались отправить груз, как можно быстрее, ссылаясь на возможные заморозки по пути следования эшелона. Нам удалось найти золотую середину, так, что все оказались довольны и отправили тысячи тонн картофеля по нужным адресам  в строгом соответствии с ранее согласованным графиком. Более ста пятидесяти человек личного состава, выделенного  для этой работы, особых хлопот не вызывали, так что обошлось без всяких экстремальных ситуаций и грубых нарушений дисциплины. Весь личный состав и вся техника были возвращены в свои части в полном порядке, с благодарностью, объявленною Командующим войсками Белорусского военного округа, а многие ПО НАШЕМУ ПРЕДСТАВЛЕНИЮ  и с ценными подарками от местных органов власти.
Более чем месячное отсутствие в полку в какой-то степени сказалось на качестве подготовки к итоговой проверке за 1981 учебный год.   Тем не менее, личный состав,  как срочной службы, так и проходящий сборы, показали хорошие результаты, на хорошем уровне  оказались и результаты сдачи проверки офицерами и прапорщиками.
Как мною уже упоминалось, в дивизии, в том числе и в нашем полку, имели место серьёзные проблемы с дисциплиной среди офицерского состава и прапорщиков. Главной бедой было пьянство. В полку  тоже были и  любители  выпить, и не прийти на службу.
Мне пришлось буквально с первого дня вступить с ними в схватку. Уговоры, увещевания не действовали, пришлось  прибегать к помощи жён, у кого они были рядом, и при их активном участии бороться с пьянством их мужей. Это дало определённый результат. Но те, у кого не было жён, а были и такие, которые были разведены именно из-за пьянства, очень неохотно сдавали свои позиции, сопротивлялись, до последнего.
В нашем полку был командир батареи капитан Г., который практически пил каждый день. Ни одно употребление им спиртного, я не оставлял  без воздействия. С пьяным   мы не разговаривали, а утром следующего дня приходилось  обязательно проводить с ним  длительные «душеспасительные» беседы. Но всё равно, уже к обеду он снова оказывался выпивши. Я не говорю, что пьяным. У меня в ходу до сих пор такая шутка есть «Пьяный-это тот, который ухо товарища принимает за пепельницу, остальные все выпившие».
Так вот,  года через два непрерывной борьбы с этим выпивохой, дисциплинарные взыскания уже давно никакой роли не играли.  Около десяти часов утра, я  работал у себя в кабинете,   В кабинет вбежал дежурный  сержант Волосевич.  Он доложил  мне, что командир батареи  капитан Г. пришёл в казарму и под видом того, что ему надо проверить оружие личного состава,  взял автомат и,  присоединив к нему рожок с патронами, заявил, что идёт убивать Вас. Прячтесь! Я отправил его в казарму, приказав  приготовить  ремни, чтоб связать буяна в случае необходимости  и  следовать за пьяным офицером, и быть готовыми выполнить мой приказ. Сержант ушёл.
Я, насколько это было возможно, спокойно вышел в казарму и увидел капитана, идущего прямо на меня.  В руках он держал автомат с пальцем на спусковом курке. Своё движение он сопровождал бранью, которую воспроизвести здесь невозможно.
Уставив свой взгляд, в его переносицу и, неотрывно смотря в одну эту точку,  я не спеша пошёл навстречу капитану. Мы  медленно приближались друг к другу. Ствол автомата был направлен  в область моего живота. Поток брани с каждым шагом становился всё более угрожающим. Я шёл, молча, не спуская глаз с его переносицы. И пот насупил момент, когда ствол автомата уперся мне в живот. Брань и угрозы не прекращались. Продолжая  неотрывно смотреть в его переносицу, я  левой  рукой  осторожно начал отводить ствол автомата в сторону.
Когда почувствовал, что ствол уже в стороне от меня, резко рванул рукой автомат и одновременно правой рукой нанёс  капитану удар, в его левую челюсть. Он,  падая, выронил автомат, произошёл выстрел, пуля попала в пол и отрекошетила в сторону стены.  Подав сержанту и солдату, идущими за капитаном, команду связать капитана, Сам навалился на него, а  сержант и дневальный быстро связали  его.  Приказав сделать лодочку, т.е. соединить сзади связанные руки со связанными ногами, и оставив около него сержанта, пошёл к телефону, звонить дежурному по дивизии, чтобы  тот прислал дежурную машину, для доставки  капитана на гарнизонную гауптвахту. Тот, лёжа на животе  орал во всё горло, перевернуться на бок ему не  давал сержант.
Когда прибыл дежурный по дивизии,  мы составили  акт  о происшедшем, его подписали   сержант и  дневальный.  А  когда прибыла машина, мы развязали стяжку рук и ног и ноги капитана. Погрузили его в машину, и отвезли  на гарнизонную гауптвахту..
По возвращении в часть,  я написал рапорт на имя командира полка, о случившемся, с просьбой  ходатайствовать о возбуждении  уголовного дела. Даже сейчас страшно вспомнить не то, как эта пьянь шла на меня с автоматом, а то, что началось после этого. Командир дивизии   подписал этот документ, а вот в штабе Армии начали  делать виновником, чуть ли не меня. Пытались уговорить меня забрать этот рапорт назад, или переписать. Я категорически  отказался что – либо менять в рапорте,  продолжая настаивать на отдаче его под суд военного трибунала. 
Нас с командиром дивизии  несколько раз вызывали в штаб Армии и настаивали, чтобы я простил этого мерзавца.  Особенно активно на этом настаивал Член Военного – совета, начальник политического отдела Армии генерал-майор Аверьяков. Я стоял на своём. Это противостояние продолжалось довольно долго.  В очередной вызов  к  командующему Армии мне показали приказ о снижении Г. в звании на одну ступень и увольнении его из Вооружённых Сил СССР.
Несколько месяцев мне пришлось исполнять обязанности начальника политического отдела дивизии, А в, так называемом политическом отделе, были только начальник и женщина, ведающая партийным учётом.  Всякого рода донесения и прочие бумажные дела, с нас требовали почти по  полной программе, как и из частей полной укомплектованности. Поэтому работы хватало. Помимо этого приходилось решать многие вопросы, связанные с улучшением бытовых условий офицеров и прапорщиков, У   многих  не было квартир, а это оказывало существенное влияние на  отношение к службе. Командир дивизии полковник Лысак В.В., всеми  силами старался   решать  квартирные  вопросы с начальником гарнизона,  командиром 8-й гвардейской танковой дивизии гвардии полковником Дубыниным В.   А  мы, политработники,  совместно с  заместителем  командира по тылу подполковником Кимом,   по своим каналам тоже внимательно   следили за тем,  как освобождаются квартиры в ДОСах  и старались, по каждой  освободившейся квартире,  выходить на руководство гарнизона.  Очень часто нам удавалось «ухватить» эти квартиры и очередные семьи становились воссоединёнными,  А это, как правило, сказывалось на улучшении по отношению к службе офицеров.               
В полках дивизии постоянно  проходили сборы приписного состава,  К этой категории людей тоже нужен был особый подход. В нашем зенитном артиллерийском полку, мы с первого дня пребывания приписанных, к полку военнообязанных, ставили  в жесткие рамки требований устава, Поначалу это вызывало у них некоторый ропот и недовольство.   Во  время бесед с ними, мы   убедительно показывали преимущества  для них же самих, такого строгого соблюдения уставов. Нарушений было меньше, действенность учебного процесса выше.  Это значило, что у каждого,  из призванных из запаса, было больше шансов  получить разрешение на посещение семьи. Всё это подтверждалось конкретными цифрами  статистики и сравнением с другими полками. Более того,  личный состав, прошедший сборы, возвратившись домой, рассказывал тем, с кем вместе    работал о нашем подходе к выполнению требований уставов.  А  среди  коллег по работе у каждого было немало тех, кто был приписан к нашему полку. О том, что такой процесс идёт, мне удалось узнать  во время работы в Речицком и Солигорском военных комиссариатах, Офицеры  военкоматов рассказывали мне, что  приписной состав, прибывший со сборов из нашего полка, делился  с ними  мнениями о прохождении сборов, в том числе и о преимуществе жизни по уставу. Хочу отметить, это далось не просто. Мы выбрали стратегию поддержания порядка не через ужесточение наказаний, а на предупреждение их, как таковых.
   В составе прибывших на сборы всегда было несколько коммунистов. С ними, обязательно в присутствии всех желающих, мы проводили беседы, и использовали их авторитет в работе по поддержанию порядка и организованности в период проведения сборов. Пришлось провести множество как индивидуальных, так  и коллективных бесед, некоторым объявить дисциплинарные взыскания, даже арест, а  нескольким человекам «подпортить» биографию, за  нарушения ими дисциплины во время сборов. Мы их просто-напросто отправили со сборов домой, что называется с  «волчьими» билетами. Это означало, что время проведённое на сборах не зачитывается, за это время они не получают  денежного содержания, и могут быть снова призваны на сборы  в любое время. Кроме того, написали  несколько писем на предприятия, из которых прибыли люди. Одних хвалили за их отношение к делу, а других  подвергали  «дружеской» критике, Перед отправкой этих писем  обязательно зачитывали  их перед всем личным составом полка. Так, что появление таких писем в трудовых коллективах, не было неожиданностью для всех, проходящих у нас сборы.
Посещая Речицкий метизный завод, во время одной из командировок  в Речицу, в разговоре с мастерами и начальником одного из цехов, они рассказали мне, что зачитывали  наши  письма перед трудовыми коллективами.  В полках, где такой работы не велось, забот с приписным составом, как говорят, было значительно больше.   
Как-то командир дивизии полковник Лысак В.В., обходя казармы, отметил, что в нашем полку даже заправка коек и порядок в казарме у приписного состава  ничем не отличается от  военнослужащих  срочной службы. Потом на совещании офицеров он ещё раз повторил вывод из своих наблюдений.
Во время командно-штабных учений, на которых  тоже присутствовало много военнослужащих, призванных из запаса, командующий 5 гвардейской танковой армии, генерал-лейтенант В. Хайдоров,  тоже отметил, что личный состав нашего полка, в том числе и  призванный из запаса, действовал очень грамотно и чётко.
Мы очень продуктивно использовали  эти сборы для поддержания боевой техники в надлежащем порядке.
Каждый  раз  среди призванных на сборы,  оказывались люди,  впервые попавшие к нам. И  обучая их непосредственно на местах хранения техники, обучали и технологии её обслуживания и приведения в боевое положение. Поэтому  серьёзных замечаний по содержанию боевой техники,  мы практически не имели никогда. Много в этом плане  делал и заместитель командира по вооружению майор Кузнецов А.П. да и  к командирам  батарей претензий в этом плане практически не было.
Но для меня, как политработника, все-таки главным оставались люди. С офицерским составом дивизии постоянно проводились мероприятия, направленные на формирование высоких политических и нравственных качеств. Как-то так получилось, что  большую часть лекций по марксистско-ленинской подготовке для офицеров дивизии,  пришлось читать мне. А семинарские занятия проводились по полкам. Много приходилось заниматься индивидуальной воспитательной работой не только с офицерами нашего полка, но и всей дивизии.
С солдатами и сержантами нашего полка в основном проводилась индивидуальная работа, в дополнение к тем мероприятиям, которые проводились в масштабе дивизии.
На период службы в этой дивизии выпали  и основные годы моей учёбы на военно-педагогическом факультете, в военно-политической академии имени В.И.Ленина.
Это тоже требовало много времени. Все курсовые и контрольные работы старался сделать в течение  месяца-двух после приезда со сборов в академии. Эту практика приобретена была  ещё в годы учёбы в Могилёвском педагогическом институте. Поэтому не могу сказать, что учёба, очень напрягала  меня. Да, приходилось много конспектировать трудов классиков марксизма-ленинизма, документов партийных съездов и пленумов, различных статей руководителей партии. Но это  помогало  и в проведении пропагандистской работе со всеми категориями личного состава. 
Не смотря на то, что приказом  Министра обороны СССР военнослужащих, обучающихся в высших военно-учебных заведениях, запрещалось направлять в длительные командировки, весной 1982 года, меня назначили заместителем командира  батальона, направляемого на уборку урожая в Краснодарский край. Это означало, что минимум полгода  придётся исполнять эту должность. С первого дня  назначения на эту должность предстояло приступить к работе по отбору военнослужащих,  как кадра, так и запаса, Особенностью правительственного задания, того года было то, что весной 1982  года, Л.И.Брежневым была объявлена,  так называемая, Продовольственная программа, 
Поездки по воинским частям  5-й Гвардейской танковой армии, на базе которой и формировался этот уборочный батальон, по военным комиссариатам, для отбора и изучения личного состава, практически занимали всё время, так, что делами полка уже заниматься было практически некогда. В штате батальона должно было быть 1111 человек, из них, более 800 человек призывались из запаса. 501 автомобиль должен был составить его материальную базу.  Мы должны были сформировать пять автомобильных рот по четыре взвода в каждой роте, кроме того, при штабе батальона формировалась авторемонтная мастерская и соответственно несколько служб, необходимых для обеспечения жизнедеятельности батальона в автономном режиме
Всё это  надо было увидеть и протестировать ещё до выезда в назначенные районы уборки, любая ошибка в подборе кадров, техники, грозила срывом  в выполнении  задания. Так что пришлось помотаться  вдоволь. Если в военных комиссариатах мы имели право отвергать какие-либо кандидатуры, то в воинских частях это практически или не получалось совсем,  или получалось очень редко. Командиры частей старались в первую очередь избавиться от тех, кто часто нарушал воинскую дисциплину, или просто-напросто был профессионально непригоден, и его отсутствие  в течение полугода не оказывало существенного влияния на положении дел в части.  В формировании штаба батальона  и назначении командиров рот мы с командиром вообще не имели никакого права голоса. В результате после прибытие на место выполнения задания вскоре пришлось производить замену заместителя командира батальона по тылу и одного командира роты.
Не буду подробно описывать все подробности, связанные с пребыванием, на так называемой «целине». Было много интересного, было и немало неприятностей, которые приходилось преодолевать. Хочу отметить главное. Выполнение задания по уборке урожая - это хорошая школа жизни для офицера. Там человек не может не показать себя тем, кем он является на самом деле. И мне непонятно почему в личные дела офицеров и прапорщиков не записываются сведения о том, что человек прошёл эту «школу жизни»
         В батальоне, на момент убытия из Белоруссии, было сорок шесть коммунистов, среди  призванных из запаса. Насколько это было возможно,  мы постарались  их распределить равномерно по ротам и взводам. Ещё хочу отметить одну особенность: коммунисты, прибывшие в батальон из запаса, в значительно большей степени  проявили свою принадлежность   к партии, в лучшем понимании этого слова, нежели те, кто являлся  кадровым военным.
Когда я посещал роты и взвода, после обязательного выступления перед всем личным составом, всегда объявлял о том, что сейчас буду беседовать с коммунистами, а кто желает то может  присутствовать при нашем разговоре. И ни разу не было, чтобы несколько человек не захотели послушать наш разговор. Во время этих бесед, коммунисты без всяких  прикрас информировали о положении дел в роте или взводе, давали оценку командирам, вносили ценные предложения. Именно там мне  по настоящему стала понятна  крылатая  фраза о том, что коммунистов в годы  Великой Отечественной войны, считали как патроны.
Именно так и мы с командиром и секретарём партийного комитета, относились к каждому коммунисту. И то, что батальон успешно выполнил государственное задание, что дисциплина и порядок  вполне соответствовали той обстановке, в которой мы находились, большая заслуга и коммунистов, призванных из запаса. Это были, как правило люди в возрасте и специалисты своего дела, поэтому они не навязчиво, но повседневно своим личным примером, а иногда и твёрдо сказанным словом, оказывали положительное влияние на обстановку в коллективах. 
Мы с командиром бесконечно благодарны им за то, что они сделали для выполнения поставленной задачи. Да и мы с командиром и секретарём парткома старались как можно чаще отмечать успехи коммунистов в выполнении этого правительственного задания.
Анализируя теперешнюю ситуацию в странах, получивших независимость после распада СССР, прихожу к выводу, что отсутствие руководящей роли партии и личной ответственности коммунистов в решении стоящих задач, приводит к тому, что многие проблемы решаются очень медленно, а иногда просто спускаются «на тормозах».
В разделе « О партии…» я  уже частично говорил о  стиле партийной работы  в партийной организации Белоглинского района Краснодарского края. Может быть мне не повезло в том плане, что партийные руководители этого района да, и края в целом,  ещё не перестроились на тот стиль работы, который нужен. Ведь незадолго до нашего приезда поменялось партийное руководство краевой партийной организации, а в районах-то остались прежние руководители. Не хочу ничего обобщать, но у меня сложилось мнение, что партийная организация Речицкого метизного завода, работала более конкретно, чем их краснодарские коллеги.
Вслед за мной в Краснодарский край приехали и Люба со Светой. В Белой Глине мы сняли квартиру у  очень доброжелательной и приветливой женщины, которая жила одна. Хоть мы уже и привыкли к частным квартирам, но  там, в Белой Глине, хозяйка так относилась к нашей семье, словно  к ней приехали близкие родственники. Всё, что было в доме, хозяйка «приказала» нам считать своим и  передала  в  наше полное распоряжение. Даже когда у её дочери, которая жила отдельной семьёй в своём доме, отмечали  очередной день рождения,  Её мать, как само собой разумеющееся, посчитала что мы должны были  там присутствовать обязательно.  Делать нечего, пришлось идти. И надо сказать мы не пожалели.
Я сам любитель попеть за праздничным столом, это тоже традиция нашей семьи, но то, что нам довелось услышать там,  превзошло все ожидания. Таких песен и в таком исполнении, мне до этого слышать не приходилось. Это пела настоящая казацкая душа людей, собравшихся за столом. А как красиво и азартно они плясали. Это осталось в нашей памяти на всю оставшуюся жизнь.
Через некоторое время  нам пришлось поменять место дислокации нашего батальона. Мы уезжали, сожалея о том, что нам приходится покидать таких хороших и добрых людей.  А на новом месте было уже всё по-другому. Семью  мне пришлось разместить у старушки, которая тоже жила одна в прекрасном доме. Но она поселила нас в свою старую саманную хату с глиняным полом, которая буквально кишела крысами.  Так, что вечером перед сном, мы расставляли крысоловки и привязывали их к ножкам кроватей, на которых спали. А чтобы не испугать нашу дочь Свету, делали это после того, как она уснёт. Но однажды ночью, попавшая в капкан крыса подняла такой шум, и так стремилась вырваться из капкана, что разбудила Свету, которая так испугалась всего этого, что на утро мне пришлось идти к председателю колхоза и просить переселить нас куда-нибудь в другое место.
Спасибо ему, он выделил нам половину двухэтажного дома, рядом с колхозной хлебопекарней, где пекли такой хлеб, какого мы никогда не ели ни до того, как приехали в этот колхоз, так и в последующей своей жизни. В этой же станице Света  и начала очередной учебный год. Она уже привыкла к тому, что часто  приходилось менять школы, поэтому и это восприняла как должное. Проучилась она в этой школе ровно четверть и за это время стала круглой отличницей,  как по учёбе, так и по участию в общественной жизни класса. Не могу не отметить, что учёба в этой школе во многом отличалась от всех тех школ, где ей приходилось учиться раньше. Поскольку первая четверть выпадает на период ещё активной уборки выращенного урожая, то школьники не оставались в стороне от этой важнейшей кампании.
Каждый день во всех классах было по пять уроков, домашних заданий не задавали, а сразу после часового перерыва на обед, все ученики от мала до велика, отправлялись на поля убирать арбузы, дыни, кукурузу, яблоки и другую выращиваемую колхозом продукцию. За работу на полях им тоже выставляли оценки по труду. Мне много пришлось беседовать с прибывшими в подчинение к нам солдатами  из разных районов Советского Союза, но ни от одного мне не пришлось услышать, что именно так было поставлено дело во время работы школьников на сельхоз  работах.
Например, мальчишки, призванные из среднеазиатских республик, рассказывали, что сразу после первого звонка нового учебного года, как минимум до конца января, а то и позже, с большими
мешками на груди собирали хлопок своими детскими ручками. В оставшееся время учебного года, что называется  «галопом  по Европам»,  «осваивали» учебную программу на год.   Поэтому не их вина, а их беда, что уровень их общеобразовательной подготовки, как правило, был намного ниже, чем у солдат, призванных из других районов нашей необъятной Родины. И все попытки оправдать такое положение, языковым барьером,  не имеют по собой никакого основания. Хотя в какой-то мере и этот фактор имел место.
  Немного отвлёкся от основной мысли. В работе на полях колхоза пришлось поучаствовать и моей жене, вместе с женами ещё нескольких офицеров, приехавших навестить своих мужей. Об этом даже писала районная газета.
Когда пришло время заканчивать работу, встала очень важная проблема, как можно быстрей отправить эшелоны с техникой и людьми в Белоруссию. Это очень опасное время в том плане, что именно в этот период совершается много грубых нарушений дисциплины, а иногда и серьёзных преступлений.
Солдат должен быть всегда занят  каким - то конкретным делом. Проанализировав присланный нам график отправки эшелонов. Мы пришли к выводу, что надо принимать какие-то меры, чтобы пересмотреть этот график в сторону сокращения сроков отправки рот в Белоруссию. На месте этого сделать было невозможно. Поэтому, чтобы не допустить ослабления достигнутого уровня в поддержании порядка и дисциплины, мне пришлось поехать в Ростов- на-Дону в управление Северо-Кавказской железной дороги, Там с помощью офицеров службы военных сообщений, удалось решить вопрос с пересмотром в поставке эшелонов и составить новый график  отправки  рот батальона к местам постоянной дислокации. Это было сделать нелегко, но с помощью канистры со спиртом и душевными беседами с руководством железной дороги, график отправки  эшелонов был составлен заново.   Надо отдать должное тем, с кем мне пришлось решать этот вопрос, все эшелоны были поставлены точно в согласованные сроки.  Отмечу, что это коснулось  не только нашего батальона, но и   соседнего батальона.  Была найдена возможность сократить сроки до двух, максимум четырёх дней. Поэтому ослабления дисциплины и порядка нам удалось избежать и организованно прибыть в родной Белорусский военный округ.
Наш батальон успешно справился с поставленной  задачей. От руководителей Краснодарского края и Белоглинского района руководству КБВО нами был представлен  благодарственный отзыв, в котором было указано чего и сколько было перевезено за время работы, и как проявил себя личный состав батальона. Многие, в том числе и я, были представлены к государственным наградам. Многие получили ценные подарки от местных органов власти. Кроме того, руководителям предприятий и организаций, партийным  и комсомольским комитетам, представители которых вместе с нами выполняли требования ЦК КПСС  по решению продовольственной программы, мы отправили благодарственные письма, в которых назвали фамилии наиболее отличившихся тружеников.
На мой взгляд, для меня это был очень важный этап в моём послужном списке. И хотя  по какой-то причине, мне не выпала честь быть  награждённым государственной наградой, эти полгода, мне самому показали, что  что-то могу и что-то умею делать полезное для страны.
В 1983 году я успешно закончил академию и продолжал выполнять свои обязанности. Поскольку  среднее военное образование было получено  в военном училище войск ПВО страны, то вполне естественно   я  слабо знал тактику сухопутных войск, и это во время учёбы в академии было для меня самой большой проблемой, поскольку там преподавали  именно тактику Сухопутных войск в объёме полк-дивизия.  Знания по тактике, полученные в академии,  значительно облегчили мне, работу в мотострелковой дивизии.
 В конце 1983 года во время крупных военных учений мне пришлось играть роль командира нашего зенитного артиллерийского полка. С помощью начальника штаба полка,  командиров батарей и всего личного состава, мы успешно справились с задачей. Во время разбора учений командующий войсками округа генерал армии Ивановский И.Ф. заслушивая доклад командующего 5-й гв.ТА, генерал-лейтенанта В, Хайдорова  .о действиях войск Армии, при анализе действий нашей дивизии упомянул и наш полк, добавил, что  должность командира полка исполнял заместитель по политчасти.
Генерал Армии обратился к Члену Военного Совета - Начальнику Политического управления округа генерал - полковнику Дебалюку А.В. «Отдайте нам этого замполита, я его сегодня же назначу командиром  полка», на что ЧВС ответил, что  такие замполиты  нам  и самим нужны,  и добавил, что мы найдём ему достойное место. Это слышали и все офицеры Армии, присутствовавшие на этом совещании.
Во время поездки домой командир дивизии  полковник ЛысакВ,В, обратился ко мне и сказал, что придётся нам расстаться с тобой. На что пришлось  ответить, что всё это просто слова, всё останется как есть. Время шло, но ничего не менялось. Однажды мне в голову пришла мысль о том, не попробовать ли мне перейти на преподавательскую работу в Могилёвский пединститут на военную кафедру, тем более, что я сам окончил этот институт.
Через некоторое время, взяв у кадровика дивизии своё личное дело, я  и  отправился в Могилёв. На военной кафедре представился её начальнику полковнику Александру Васильевичу(фамилию забыл) и сказал, что хотел бы послужить у него на кафедре, что скоро заканчиваю военно-педагогический факультет ВПА им. В.И.Ленина. Во время нашей беседы с ним в кабинет зашёл преподаватель истории СССР Волчёк В.И., у которого я учился.  Он узнал меня. Узнав причину моего появления  сюда,  он посоветовал  Александру Васильевичу, без размышлений брать меня. После такой беседы мы с начальником кафедры пошли к ректору института. Александр Васильевич  подробно доложил руководителю института, упомянув и о мнении  преподавателя  истории СССР. Ректор задал мне несколько вопросов, ответы на которые удовлетворили его. Он дал команду приступить к оформлению всех необходимых документов. Перед  моим уходом из кабинета начальника военной кафедры, он спросил меня  насчёт квартиры. Я ответил, что нет у меня здесь никакой квартиры. Тогда он дал мне лист бумаги и приказал писать рапорт на его имя о предоставлении нашей семье квартиры. На этом рапорте он написал резолюцию на имя  военного комиссара города Могилёва, чтобы мне выделили  квартиру,  Он посоветовал прямо сейчас отнести  эту бумагу в военкомат. Что я с удовольствием  и сделал.

Вернувшись в Марьину Горку, доложил командиру дивизии  и в отдел кадров политического отдела Армии о результатах своей поездки. А утром поехал в отдел кадров Политического Управления округа. Отдал начальнику отдела кадров  документ, выданный мне в институте за подписью ректора и начальника военной кафедры о том, что они ходатайствуют о переводе меня в распоряжение Могилёвского педагогического института, на должность преподавателя.
 Время шло, а решения о назначении меня в Могилёвский пединститут всё не было принято. Начальник отдела кадров политуправления полковник А. Жариков на мои звонки отвечал, что вопрос находится в стадии решения, а когда будет приказ неизвестно. В таком  подвешенном состоянии пришлось уехать в Академию, для сдачи экзаменов за последний курс и  государственных экзаменов.
Недели через две после моего убытия в Москву из пединститута позвонил Александр Васильевич домой и сказал Любе, что нам выделяют квартиру и надо приехать и посмотреть. Люба срочной телеграммой вызвала меня на переговоры по межгороду.  Она и сказала мне о том, что нам дают квартиру в Могилёве, надо ли ехать и смотреть её. Я дал добро. Через неделю  мы снова говорили с  Любой по телефону, она сказала, что эту квартиру  брать не надо, что она находится в очень загрязнённом районе Могилёва.
Мне удалось быстро  связаться   с   Александром  Васильевичем  и сказать, что эту квартиру мы брать не будем. Это, во-первых, а во-вторых, до сих пор нет приказа о моём назначении. Это было дней за десять до первого мая.  Обратился к начальнику курса, с просьбой отпустить меня домой, чтобы разобраться с тем, когда же будет приказ, Получив разрешение.  Приехал в Минск и, не заезжая домой, пошёл прямо в штаб округа. В разговоре с А.Жариковым,  почувствовал, что-то неладное, возникло  какое-то подозрение, что  меня  «водят за нос».  Попросил записать меня на приём к генерал - полковнику Дебалюку А.В. Полковник  А. Жариков  посоветовал мне,  спокойно  заканчивать  учёбу, заверив меня, что вопрос будет решён в ближайшее время.  Пришлось ещё раз  поверить ему.
Со спокойной душой поехал домой, где вместе с семьёй отпраздновали  Первомай.  Уже третьего мая я был в Кубинке, продолжал учёбу. Сразу после 9-го мая, Люба снова вызвала меня на телефонные переговоры. Оказывается, ей позвонили и предложили квартиру в другом районе Могилёва. Она спросила меня,  ехать ли смотреть эту квартиру.   Я дал  добро. Через три дня, уже позвонил домой сам и спросил, как новая квартира. От этой квартиры Люба была в восторге, но спросила можно ли звонить в Могилёв и давать согласие на её получение. Мне пришлось снова связываться с Могилёвом  и объяснять ситуацию, связанную с  отсутствием приказа о назначении и попросил Александра Васильевича зарезервировать за нами эту квартиру, до окончания мной академии. На том и порешили. Тут же перезвонил Жарикову А. и рассказал ему, что мне уже можно получать квартиру в Могилёве. А приказа до сих пор нет. Он сказал, что это не от него зависит, но постарается в ближайшее время решить этот вопрос. И снова время шло, были сданы экзамены за последний курс, и началась подготовка  к сдаче государственных выпускных экзаменов
В это время у Любы умерла мама, и она ездила на похороны в Соликамск. На обратном пути Люба заехала ко мне.  Мне снова  разрешили съездить в Минск, и мы вместе с Любой поехали домой. Прямо с поезда  пошёл в политуправление, чтобы, в конце – концов, разобраться с тем, будет приказ, или нет.
Генерала   А.В.Дебалюка  на месте не оказалось. Его первый заместитель, ситуацией по моему вопросу, не владел, а  Жариков опять начал «вешать» мне лапшу на уши, пустопорожними разговорами. Не знаю верить тем словам, которые уже спустя некоторое время, были сказаны  мне одним из подчинённых Жарикова А.К., что надо было «отблагодарить» его и тогда всё решилось бы хорошо и быстро.  Мне уже так надоела эта возня с, так называемым  выдвижением, что пришлось вообще перестать заниматься этим делом. Тем не менее, через некоторое время А.К. Жариков позвонил мне на службу и  предложил должность начальника политического отдела зенитной ракетной бригады. Во время проведённого  аттестования   офицерского состава в моём личном деле,  и появилась запись о том, что я достоин выдвижения на должность начальника политического отдела бригады. Я наотрез отказался от этого предложения. К этому времени у меня уже чётко выработалась позиция - дослужить до  сорока пяти лет и уйти в запас. Тем не менее,  мне почему-то очень хотелось послужить на должности военного преподавателя, то есть по специальности,  полученной в военно-политической Академии. Поэтому, спустя некоторое время, взяв в отделе кадров дивизии своё личное дело,  снова отправился в город Могилёв, но уже  в  машиностроительный институт.
Встретившись с начальником  военной кафедры   полковником (фамилию тоже забыл), спросив, нет ли на кафедре вакантных должностей преподавателей, и предложил свои услуги, если таковые имеются. После непродолжительной беседы, мы нашли общий язык в том, где бы могла пригодиться моя подготовка. Между делом,  он был проинформирован  и о том, что меня недавно уже брали на военную кафедру педагогического института, и почему не состоялось назначение. Он поговорил по телефону с начальником военной кафедры пединститута, с которым был хорошо знаком, Этот разговор ещё более укрепил его мнение о том, чтобы взять меня на свою кафедру. Не откладывая дела в долгий  ящик,  мы отправились в кабинет к ректору института. Полковник доложил  о  принятом им решении, и просил утвердить его. После просмотра моих документов, в том числе и об образовании и последних аттестаций, состоялась  беседа  с ректором, которая была не долгой, но очень содержательной. Он задал мне несколько вопросов,  ответы на которые весьма удовлетворили его. И он написал ходатайство перед командованием и Политическим Управлением округа о переводе меня в штат военной кафедры института, которым он руководит. Квартирный вопрос на этот раз не обсуждался.
Вдохновлённый надеждой на возможное изменение моего статуса,  прибыв домой, утром снова поехал в отдел кадров политического управления.  Передал Жарикову А.М.   все необходимые документы.  Он заверил меня, что он, в самое ближайшее время доложит начальнику политического  управления.
Но снова шло время, а  никакого ответа  по существу дела на мои звонки не было. Тогда мне пришлось  официально записаться на приём  к генерал-полковнику Дебалюку А.В. и позвонить  об этом, «незабвенному»А.М. Жарикову.
Буквально через несколько дней А.Жариков сам позвонил мне и сказал что.  Член Военного Совета, не стал подписывать приказ, заявив, что таких офицеров  мы не можем отдавать «на гражданку».  Он приказал найти мне место в войсках. Видимо моя ошибка состояла в том, что по своей привычке верить людям на слово,  верил пустопорожней болтовне этого полковника.
Вскоре А.М. Жариков снова позвонил мне и предложил должность преподавателя в Минское высшее военно - политическое училище (на выбор: преподавателя философии или политической экономии). После некоторого размышления выбор  пал на второе. И уже через несколько дней, был вызван на собеседование к начальнику училища.
 Из Марьиной Горки на это собеседование нас ехало двое, начальник политического отдела  5-й бригады  специального назначения и я.
Собеседование я прошёл нормально. Начальник училища, его заместитель по учебной части  и начальник кафедры дали согласие,  документ со всеми подписями беседовавших со мной,  передан мною в отдел кадров  политуправления.
Спустя несколько дней  мне было приказано с личным делом срочно явиться в политическое управление. В девять  часов утра следующего дня  мне снова пришлось встретиться с А. Жариковым.  Тут выяснилось, что для оформления  необходим второй экземпляр моего личного дела, который находится в политическом отделе 5-гвардейской танковой армии в городе Бобруйске. А. Жариков  приказал мне  срочно ехать в Бобруйск, взять там этот самый экземпляр личного дела и к 17 часам доставить  к  нему. Так как вечером он вместе с другими делами,  нарочным будет отправлен в Политическое управление Сухопутных войск в город Москву.
Никакого транспорта, на котором  можно   срочно добраться до Бобруйска не было.  Мне пришлось уговаривать таксиста  и  мчаться в этот славный город. Доехали  быстро.  Попросив таксиста подождать, побежал в штаб Армии. Это дело тоже не простое. Пропуска не заказано, начальник отдела кадров политотдела армии полковник Кремень ничего и знать не знал, что мне надо отдать моё личное дело. А.К.Жариков и тут проявил свою непорядочность и не позвонил в политотдел 5-й гвардейской танковой армии. Долго ли коротко ли, но я оказался в политическом отделе Армии. Пока мне оформляли пропуск, он связался с А. Жариковым, и  вопросов, зачем мне оно мне нужно, уже не задавал. Но, оказалось, что в этом самом экземпляре уже в течение  нескольких лет не было сделано ни одной записи. Их надо выло восстановить, а на это уйдёт много времени.
Мне пришлось пойти и  рассчитаться с таксистом.  А по возвращении к  Кременю,  наблюдал и в меру сил помогал, в восполнении недостающих сведений,  но всё равно без звонка к А.К.Жарикову,  не обошлось. Неспешно графу за графой сверяли и делали записи в этом  экземпляре. С большим трудом эта работа была закончена только к восемнадцати часам,       времени, к которому  должен был представлен  этот документ в Минск. Именно в это время документы на всех кандидатов на назначение па должности преподавателей нарочным отправлялись в Москву.
Поэтому, забрав своё личное дело, отправился на вокзал, где пришлось ждать поезда в направлении на Минск, но такой был только поздним вечером, поэтому  добравшись  сначала до Осипович, а там, пересев на электричку, доехал до станции Пуховичи.  Домой  прибыл только около полуночи, потратив кучу денег, нервов, и ещё больше «полюбив» работников кадровых органов. Утром следующего дня  вновь прибыл в отдел кадров, отдал своё личное дело. А.М. Жариков показал мне телеграмму – представление, отправленную накануне в политическое управление Сухопутных войск. Было ли отправлено в Москву моё личное дело, мне так и не известно. Оставалось ждать.
Но и тут получилось как в кинофильме с замедленными кадрами. Начальник политотдела бригады уже был назначен  на должность  старшего преподавателя, а у меня снова появились какие-то проблемы.
Вопросы, которые я задавал полковнику Жарикову А.М. оставались без ответа, он ссылался на то, что теперь всё зависит от Политического управления Сухопутных войск, в ведении которого находится это политическое училище.
Вскоре, мы всей семьей поехали  в отпуск на родину, и в Москве решили зайти в Политуправление  Сухопутных войск. В бюро пропусков мне подсказали к кому обратиться и дали номер телефона.  Позвонил по указанному номеру и  представившись,  рассказал о проблеме, которая меня привела в эту организацию. Офицер, с которым я разговаривал, попросил побыть в бюро пропусков некоторое время, и подойдёт и обо всём расскажет. Минут через двадцать пришёл подполковник и сказал мне, что начальник Политического управления Сухопутных войск  генерал – полковник Попков, не утвердил мою кандидатуру из-за того, что мною  окончено училище войск ПВО страны и большую часть служил именно в этом роде войск, поэтому мне отказано. А кадрам  приказано  подобрать кандидатуру из Сухопутных войск. На этом была поставлена точка  в  очередной  одной попытке перейти на преподавательскую работу.
После возвращения из отпуска со спокойной душой приступил к выполнению своих обязанностей на прежней должности. Больше никому не звонил и не принимал каких- либо мер по поводу своего дальнейшего прохождения службы.
Наступил 1984 год. Все шло  по-прежнему, были проведены ещё одни учения, на которых наш полк снова показал хорошие результаты. Политработники  армейского и окружного звена проверяли и мою работу, Замечания по некоторым вопросам были, но в целом оценка была хорошей. По всей видимости,  при докладе проверяющих  генерал-полковнику Дебалюку А.В. прозвучала и моя фамилия.  Как мне потом рассказывали офицеры политуправления, он поинтересовался, не тот ли это офицер, которого Командующий  войсками округа год назад хотел назначить командиром полка. Ему ответили, что  да, это именно тот человек. Начальник политуправления  задал вопрос  А.Жарикову, почему до сих пор не решён вопрос о его повышении  в должности.
Мне не  известно, что  ответил А.М. Жариков, но спустя  некоторое время, он позвонил мне и предложил  должность начальника политического отдела зенитной ракетной бригады, на этот раз  в Алма-Ату. Я снова наотрез отказался. Через некоторое время, он ещё раз позвонил мне и приказал приехать в политическое управление  на собеседование  на предмет назначения на должность старшего инструктора по пропаганде политического управления округа. Делать нечего, надо было ехать. После короткой беседы с А.М. Жариковым,  он повёл меня к начальнику отдела пропаганды и агитации политического управления, представил меня и ушёл,
Мы остались вдвоём. Первый вопрос, который задал мне полковник(фамилию забыл), о чем идёт  речь в восьмом пункте постановления ЦК КПСС «О мерах по улучшению идеологической и политико-воспитательной работы». Я ответил, что не могу сказать, о чём  говорится именно в восьмом пункте постановления, но  о содержании  этого документа и выводах  для практической деятельности для армейских политработников могу  доложить. Это ему очень не понравилось. В добавок  что-то дёрнуло меня за язык, высказать свою мысль о том, что везде,  где мне довелось служить, мы добивались образцового уставного порядка, Но никогда и никого не спрашивали о чём говорит, и под каким номером, та или иная статья уставов ВС СССР.  В это время в кабинет  зашёл начальник политического отдела штаба округа полковник Капустин Э.Н.
Он знал меня ещё по комсомольской работе. Эрнест Николаевич спросил у полковника, по какому поводу идёт беседа, тот ответил, что на предмет  назначения   на должность старшего инструктора по пропаганде. Э.Н.  Капустин   сказал : «Отдай его мне, у меня как раз нет пропагандиста».  Так, что из кабинета  я   вышел не офицером политического управления, а старшим инструктором политического  отдела штаба округа.

Так закончилась длительная эпопея с моим «выдвижением» в Краснознамённом Белорусском военном округе.







               






           СЛУЖБА В ПОЛИТИЧЕСКОМ ОТДЕЛЕ   ШТАБА               
                КРАСНОЗНАМЁННОГО БЕЛОРУССКОГО ВОЕННОГО             
                ОКРУГА            
                Глава  десятая               
                С людьми по-  человечески  говорить надо.
                Их надо убедить доказать им.
               
               

13 августа 1984 года я вышел на службу. Коллектив политического отдела мне очень понравился, встретили меня, что называется с открытой душой. На мои плечи была возложена ответственность за организацию марксистско-ленинской подготовки офицеров штаба округа и частей непосредственного подчинения  штабу, а также учёба рабочих и служащих из числа гражданского персонала.  А также проведение всех мероприятий пропагандистского характера во всех управлениях, отделах и службах штаба округа, и частях, подчинённых начальнику штаба округа, за исключением штаба тыла округа и подчинённых ему частей. Там был свой  политический отдел. Исходя из требований вышеупомянутого постановления ЦК КПСС, необходимо было, прежде всего, проанализировать состояние всей идеологической и политико-воспитательной работы партийных организаций, руководителей всех структурных подразделений штаба и  подчинённых частей.
После непродолжительного знакомства с работой самого политического отдела и изучения соответствующих документов, начал знакомство и изучение положения дел непосредственно на местах, в партийных организациях. Это было немного непривычно, работать с людьми, как правило,  имеющими высшее образование, богатейший практический опыт работы в войсках, да и жизненный опыт у всех был достаточно солидным, моложе сорока лет от роду практически никого не было. Поэтому надо было быть предельно внимательным к каждой мелочи, глубоко вникать в каждую проблему. В частях непосредственного подчинения тоже были свои особенности, вызванные сложностью стоящих перед ними  задачами.
На второй или третий день моей службы в штабе округа во время обеденного перерыва, идя  из столовой,  в коридоре встретил Командующего войсками округа генерала армии Ивановского И.Ф., приняв вправо и прижавшись  к стене коридора, отдал  честь Командующему.
Он, подойдя вплотную ко мне, поздоровался со мной за руку и спросил,  что я делаю в штабе округа. Я доложил, что теперь служу в политическом отделе, и назвал свою должность. Он спросил, доволен ли я таким повышением, или может быть всё-таки Вас назначить командиром полка. Я был удивлён, что прошло больше года с тех пор, как на разборе учений он отзывался обо мне, и до сих пор не забыл про это, и даже запомнил меня в лицо. И в дальнейшем мне часто приходилось  встречаться с Командующим  и каждый раз он здоровался со мной за руку.
Хоть мы и подчинялись начальнику штаба округа, а с генерал-лейтенантом Соколовым В.С. лично мне долго не приходилось общаться, Его  распоряжения мне передавал  или  начальник политотдела, или  адъютант начальника штаба.
Даже материалы  для республиканских газет,  которые  мне приходилось готовить для него, шли через них. И только в период подготовки к выборам в Верховный Совет БССР  зимой 1985 года, кандидатом в который, генерал-лейтенант был выдвинут по Лепельскому  избирательному округу, нам пришлось общаться довольно часто. Это оказался очень интересный человек, прост в общении, готов выслушать мнение собеседника, и если в чём-то тот не согласен с ним, тактично убедить его в его ошибке.
Хорошие отношения сложились у меня и с Первым заместителем Командующего Войсками округа генерал-лейтенантом В.Хайдоровым, который сменил на этой должности  генерала Осипова, назначенного на должность Командующего войсками Киевского военного округа. Встретив меня в коридоре,  генерал Хайдаров В.,  хорошо  знавший меня ещё по службе в 5-й гвардейской танковой армии, пригласил  к себе в кабинет и долго расспрашивал меня о моей службе, жизни, и просил, периодически заходить к нему.  А когда и его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета БССР, по Серебрянскому избирательному округу города Минска, то сам предложил, чтобы помощь в подготовке ему оказывал именно я. Так что мне пришлось готовить к выборам сразу  двух высокопоставленных генералов. И оба они были избраны.
Хотелось бы очень много хорошего сказать о людях, с кем мне пришлось общаться за то непродолжительное время, которое мне пришлось прослужить в штабе округа. К сожалению, фамилии многих уже забыты, Это и начальник оперативного отдела штаба, начальник службы радиоэлектронной борьбы  полковник, впоследствии генерал-майор Бабкин, начальник химической службы, начальник организационно-мобилизационного отдела, секретари партийных организаций: управления вооружения, автотракторной службы, шестого отдела, управления связи и многих  других.
Особо хочется сказать о секретаре партийной организации управления вооружения, который был ещё и секретарём комиссии по распределению квартир.
Во время моей работы в партийной организации управления вооружения, мы разговорились с ним  на житейские темы. Он поинтересовался,  есть ли у меня квартира, а когда узнал, что нет, то подробно расспросил меня о составе семьи  и где я служил до перехода в штаб. На этом на разговор на эту тему был закончен. А по вопросам партийной работы у него всё было организовано как надо. В разговоре с его коллегами по службе я выяснил, что и марксистско-ленинская подготовка  у них идёт без каких-либо отклонений от графика.
Где-то через месяц после нашего разговора о квартире, он позвонил мне.  Предложил сходить посмотреть квартиру в новом строящемся доме в Зелёном Луге, более того,  дал  право выбора из 2,5,8,и 10 этажей.
По причине того, что Люба как раз лежала в больнице по поводу удаления варикозного расширения вен на ногах,  я представил, как трудно  ей с больными ногами придётся подниматься по лестнице на более высокие, чем второй, этажи, то принял решение взять именно второй этаж. Так и  решили.
Но оказывается, за несколько дней до заселения,  по непонятным причинам, в нарушение установленных норм, в домоуправлении сменили порядок нумерации квартир.  Получилось, что вместо южной стороны, выбранная мною квартира,   оказалась на северной стороне дома. Мало того, наша квартира оказалась над входом в дом, имеют место и другие недостатки, появившиеся в связи с этой заменой. Но есть и преимущества. Летом в жаркую погоду на южной стороне в квартирах невозможно находиться ни днём,  ни ночью, а мы себя чувствуем комфортно. Так или иначе, но уже 13 октября 1984 года мы с дочерью Светланой переехали в эту квартиру и две недели жили в этом новом доме вдвоём.
Только в конце октября стали заселяться и остальные жильцы дома. А Любу, прямо из больницы, привезли в новую квартиру. Рядом с домом расположена аптека, так, что Люба устроилась туда на работу,  совсем близко с домом была и школа.  Дочь продолжила учёбу в девятом классе.
Так, что с помощью этого хорошего человека у нас  успешно решился и квартирный вопрос. Спасибо, ему большое. Очень сожалею, что забыл фамилии его, да и других офицеров из штаба округа, а блокнот с записями был утрачен.
Служба в политическом отделе, скажу честно, доставляла мне удовольствие.
Общение с такими интересными людьми подпитывало меня, хотелось, чтобы и я мог, как больше доставлять им удовольствия от занятий в системе марксистско-ленинской подготовки, Мне удалось установить хорошие связи с Академией наук, по нескольку раз в месяц  приглашал для чтения лекций докторов и кандидатов наук по разным темам. Мне  очень интересно было беседовать с теми, кого я приглашал для чтения лекций, просил их  на какие  моменты обратить особое внимание, приводил примеры, которые  могли быть использованы в ходе лекции. А если учесть, что приглашал, как правило, докторов  наук, то и сам во время этих бесед  получал очень ценную информацию, которую потом использовал в своих выступлениях.  Если  на первых порах надо было приложить определённые  усилия, чтобы обеспечить явку на лекции в большом зале штаба округа, то через некоторое время в этом зале стало не хватать мест. Особенно когда выступал, хорошо известный многим, Владимир Яковлевич  Бегун,  на лекции которого в городе, попасть было практически невозможно.
Периодически приходилось выезжать и в части  непосредственно подчинённые начальнику штаба округа. В каждой части были свои особенности, но в целом командиры и политработники и сами хорошо понимали то, какая ответственность лежит на них,  и воспитывали личный состав в духе требований, предъявляемых  к частям, относящимся к органам управления такого высокого уровня. Конечно, были и определённые недостатки, которые не оказывали существенного влияния на решение стоящих задач. Но  было много и такого, чего не было в танковых или мотострелковых частях. Рельефно проявлялись высокая  личная ответственность за выполнение своих обязанностей, готовность оказать всяческую помощь товарищу, если у того возникли какие-то затруднения, и  какая-то особенная озабоченность за выполнение поставленных задач. Присутствуя на партийных и комсомольских собраниях в этих частях, я неоднократно отмечал для  себя зрелость суждений,  как молодых ребят, так и  офицеров и прапорщиков, уже имеющих опыт службы в частях, на которых лежит особая ответственность. Это особенно характерно  для частей связи и радиоэлектронной  борьбы.
В ходе проводимых учений, где участвовали, окружные органы управления, мне впервые пришлось столкнуться, с непривычными для меня, бытовыми условиями, которые были созданы для генералов и офицеров управления округа.
Привыкший к тому, что войсковые офицеры практически лишены каких-либо условий для отдыха, чётко организованного питания, своевременной доставки периодической  печати и многого другого, здесь я был одним из тех, кто практически осуществлял  эти благоприятные условия для работы. Этот  опыт мне пригодился   во время службы в политическом отделе 1-й гвардейской  танковой армии в Западной группе войск.
Как уже было сказано выше, мне выпала честь готовить двух генералов к выборам в Верховный Совет БССР, которые должны были состояться  в марте 1985 года.
Моя задача состояла  в том, чтобы подготовить  краткие  биографические данные на каждого из кандидатов,  Для этого в управлении кадров мне пришлось подробно изучить  оба  личные дела,  выбрать из них наиболее  интересные  факты из их послужного списка. Из массы характеристик и представлений, которые обязательно готовятся при выдвижении на новые должности, при представлению  к очередному воинскому званию. Надо было выбрать  именно то, что было бы интересно  избирателям.
С личным делом  генерал–лейтенанта В. Хайдорова,  мне работать было значительно легче. Я его не плохо знал не только как генерала, но и как человека. Ещё когда он был командующим 5-й гвардейской танковой Армии, в которой  служил и я и, как уже было сказано выше,  приходилось общаться с ним и как замполиту полка и как исполняющему обязанности  начальника политического отдела дивизии. Кроме того, в 1984 году мы с ним одновременно отдыхали в военном санатории в Крыму. Он приехал позже и в  один из дней  на пляже увидев нас.  Подошёл   к нам, и пригласил меня поехать с ним на лодке на рыбалку. Таких  поездок было три, вот именно во время этих поездок  мы очень близко познакомились,  и я узнал его, как человека. Поэтому и писать о нём биографическую справку и общаться с его доверенным лицом, доктором наук одного из научно - исследовательских институтов военной направленности, было значительно проще, чем   с теми, кто работал  по линии генерал-лейтенанта В.С. Соколова. Я его в какой-то степени  поближе  узнал только в процессе  подготовки к выборам. 
Получилось так,  что встречи  с избирателями у обоих генералов проводились в один день, поэтому  я должен был готовить их обе, но присутствовать на встрече в Лепеле,  где баллотировался  генерал-лейтенант Соколов В.С.
  Все вопросы  проведения  встречи мною были обговорены  дня за два, во время моей  поездки в Лепель, где я встречался с председателем райисполкома и с первым секретарём  райкома партии.  Мы договорились, что они  встретят  кандидата в депутаты на дороге Минск-Витебск на повороте к Березинскому атмосферному заповеднику. Было назначено  и  время встречи. Вернувшись в штаб  округа, я  подробно доложил Валерию Сергеевичу  обо всём,  и он принял решение, что я выеду туда раньше, и там буду ждать его вместе  с руководителями района.
В  назначенный день погодные  условия изменились, случился сильнейший гололёд. Видя это, я на «Волге»  выехал намного раньше в сторону Лепеля и там, на повороте в штаб экологического заповедника   встретил  районное начальство, которое тоже приехало намного раньше определённого времени. Стали ждать Соколова В.С.
Назначенное время прошло, а его всё не было.  Уже не помню сколько прошло времени  до того как появился  В, С,. Соколов. Оказывается, в  одном месте  его машину  на скользкой дороге  развернуло и сбросило в кювет. Хорошо, что не перевернулись.
Руководители района предложили нам заехать в заповедник, где познакомят нас с этим достоянием не только района, но и всей республики. Валерий Сергеевич, увлекающийся  охотой,  с удовольствием принял это предложение, и мы поехали  в    штаб, белорусского сокровища.
Нам предложили позавтракать. Валерий Сергеевич дал согласие.  Нас привели в большое помещение,  в средине которого стоял огромный  круглый стол со стульями с высоченными спинками.
В середине стола, в специально сделанном отверстии росла огромная пальма. Всё это выглядело очень солидно и красиво.  Два официанта обслуживали нас, что называется по  высшему уровню. Было подано несколько очень вкусно приготовленных  блюд. Было предложено и спиртное. Но выпили только по две небольших стопочки.  Я отказался. После  непродолжительного завтрака, во время которого  хозяева рассказали нам о заповеднике  и о том, какую  задачу он выполняет,  какие работы проводятся в нём  по сохранению первозданной  флоры и фауны не только в самом заповеднике, но и во всей  республике. Получив интересную информацию и вкусно позавтракав, мы все отправились в Лепель.
Там нас тоже ожидало много интересного. Мы  посетили  несколько  предприятий, побывали на стройке жилого дома. Больше всего запомнилось мне посещение молокозавода. Прошлись по цехам, посмотрели весь процесс, от того момента, как молоко принимают от  колхозов и совхозов и  что  с ним происходит дальше.
Работающие на заводе знали, что за люди к ним приехали и во время встреч  высказывали свои  пожелания, что бы они хотели  увидеть от результата деятельности  будущего депутата. Это, прежде всего  усовершенствование  и строительство  дорог, обеспечение  местами в детские сады и  ясли, возможность повышения заработной платы и многое другое.
Особенно впечатлило то, что можно изготовить из молока в принципе и что конкретно изготавливается на этом заводе. Никогда не знал и даже подумать не мог, что из молока изготавливают даже спирт, а из последнего   делают водку, которую нам предложили попробовать. Что мы с удовольствием и сделали, «приняв» на грудь по маленькой рюмочке. Честно скажу, что напиток мне очень понравился, да и Валерий Сергеевич тоже высказал удовлетворение. На память о нашем пребывании генералу вручили пакет сухого молока, весом килограмма в полтора.
После этого мы отправились в районный Дом культуры, где уже собирались будущие избиратели. Как и положено руководители района, представители общественных организаций, предприятий и учебных  заведений расположились в президиуме. Я же занял место за кулисами в готовности вести свой протокол этой встречи. Текст выступления генерал-лейтенанту  готовил я, Плюс к тому успел на отдельных листочках подготовить заметки  о  наших  впечатлениях  от посещения
предприятий и организаций города и от встреч с людьми.
Выступил  он очень эмоционально и убедительно, чувствовалось, что он хорошо проработал материал,  подготовленный мною. Пока выступали руководители района и  представители от будущих избирателей, он даже внёс в него, свои изменения  Я записывал все просьбы, пожелания и наказы, высказанные выступающими товарищами. Их было много,  но главной была,  по сути дела мольба  об оказании помощи в строительстве  крайне необходимом для города перекидного моста через железнодорожные пути в районе железнодорожного вокзала.
Эти  пути по сути дела делят город на две части. Путей очень много и людям приходится  ежедневно ходить на работу и с работы, а детям в школы  практически с риском для жизни. Если мне не изменяет память,  всего там проложено около двенадцати путей, и практически всегда на этих путях стоят по несколько составов. Он пообещал, что приложит максимум усилий, чтобы добиться положительного решения этого вопроса.
Забыть о нём он не мог, так как все наказы и просьбы,  высказанные в ходе этой встречи, я обобщил, напечатал на отдельном листе и Валерий Сергеевич  при мне положил их под стекло на рабочем столе.
  Второй экземпляр я оставил себе, чтобы периодически  напоминать ему о данных обещаниях. Оба генерала, заместители командующего войсками  КБВО были избраны депутатами Верховного Совета БССР.
Но вскоре я был переведён по службе в другое место и как выполнялись данные ими  обещания, не знаю.
Много лет спустя, оказавшись в Лепельском  военном санатории, специально сходил на вокзал и посмотрел. Прошу с трёх раз угадать: построен или нет так нужный для города мост.
Правильно, не построен! С тех  пор прошло уже почти тридцать лет, а моста как не было, так и нет. Не является ли  такое отношение избранников народа к требованиям и просьбам простого труженика, одной из причин того, что рухнула власть, которая клялась в том, что только она способна удовлетворить все  чаяния народа. А вслед  за рухнувшей властью рассыпалась и, казалась тогда несокрушимою, страна. Я пишу эти строки как раз в дни, когда на территории Украины, идет  практически  реставрация фашизма, тысячами   гибнут ни в чём не виновные люди, от малолетних детей до столетних старушек. Я уж не говорю о тех, кто взял в руки оружие, чтобы защитить себя и своих близких  от доморощенных фашистов начала ХХ! века. А зверства, которые они чинят на территории Донецкой и Луганской областей, ни в чём не уступают перед  зверствами чинимыми фашистами в годы Великой Отечественной войны. Да и учиняют эти зверства потомки  тех, кто сжигал Хатынь, а этих  сорока двух человек сожгли заживо в Одесском Доме профсоюзов, не считая, скольких они успели застрелить из тех,  кто пытался выбраться из окон этого дома.
Безусловно, среди новоявленных карателей  немало и тех, кто был оболванен антироссийской пропагандой за более чем двадцатилетнюю историю так называемой «новой  Украины», Среди насильников и убийц ни в чём не повинных людей на Юго-востоке Украины  много и «молодой поросли», привыкшей, сидя у компьютера «убивать»  десятками  «электронных» людей. Я не один раз говорил своим внукам, что вот  у только что «убитых» тобою людей папы и мамы, бабушки и дедушки, братья и сёстры, и они бы горькими слезами рыдали, оплакивая тех, кого ты  так «безжалостно» убиваешь десятками  за день.
Однажды, в самом начале этой компьютерной вакханалии после одного из эпизодов очередного жестокого «убийства» старшим   внуком, я не сильно ударил  его   рукой по лицу. Он вскочил со слезами на  глазах и спросил меня, за что я его ударил. Я, спокойно, обнимая его, ответил, что вот тем людям, которых он только что безжалостно «уничтожал и калечил»,тоже было больно. Но, как показало время, должного вывода из происшедшего он так и не сделал. Поэтому удивляться тому, что современная молодёжь в основной массе своей, способна проявить жестокость по отношению к тем, кто рядом, не надо. Во всём есть свои закономерности.
После прошедших выборов 1985 года мне недолго  довелось служить в политическом отделе штаба КБВО,
В середине апреля  я убыл в отпуск, и находясь в военном санатории  города Моршин в Западной Украине. Во время звонка начальнику политического отдела  штаба округа полковнику Капустину Эрнесту Николаевичу с поздравлением с майскими праздниками, он спросил  меня, согласен ли я поехать служить в Германию, Я естественно, поинтересовался, на какую должность. Он ответил мне, то на должность старшего инструктора Политического управления Западной Группы войск - по прямой замене.
Я дал предварительное  согласие и спросил. о том, надо ли мне прерывать свой отпуск и ехать  в Минск. В ответ было сказано, чтобы я спокойно отдыхал до окончания срока  путёвки. Так мною и было сделано. Отпуск был мною отбыт до конца. После выхода из отпуска продолжалась обычная служба, прерываемая  некоторыми действиями, связанными с подготовкой документов для убытия  по замене. Это было время активной пропаганды, так называемой теперь, идеи перестройки и очередной попытки обуздать пьянство. Так что работы было очень много и её надо было делать, не смотря ни на что. Хочется подвести итог этому, пожалуй, самому непродолжительному, периоду моей службы. Он останется в моей памяти, как самая интересная страница в книге о моей жизни. Столько встреч с интересными, высокообразованными людьми из Академии наук БССР, промышленных предприятий, ВУЗов города Минска, Но самое главное – это генералы и офицеры Штаба и Управления Белорусского Военного округа. Более  восьмисот человек не жалея себя трудились  во имя того, чтобы обеспечить всем  жителям Республики  и  всего Советского Союза мирную и спокойную жизнь.  Это было нелегко, но все они справились со своей задачей.
          
СЛАВА ИМ! ОНИ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИЛИ СВОЙ  ДОЛГ.








                СЛУЖБА  В ГРУППЕ СОВЕТСКИХ ВОЙСК В  ГЕРМАНИИ

                Глава одиннадцатая
                За рубежом родной страны,
                честь отчизны береги.


29 июня 1985 года я убыл к новому месту службы и менее чем через сутки впервые оказался за рубежом нашей страны. Начался новый и последний этап моей военной службы.
Проезжая по Польше, а потом и ГДР, широко открытыми глазами смотрел на города и села, через которые пролегал маршрут. В Польше,  наконец - увидел землю, поделённую на небольшие наделы, маленькие, как игрушечные легковые, автомобили.
В ГДР сразу бросались в глаза огромные предприятия со своими высоченными  дымящими трубами, отлично обработанные поля сельских кооперативов, знаменитые легковые «Вартбурги» и  «Трабанты» разных годов выпуска. Грузовые  «Ифы», автобусы, как немецкого, так и венгерского производства.  По прибытию на конечную станцию, сдал свои вещи в камеру хранения, пешком отправился в отдел кадров Политического управления Западной группы  войск. Для этого пришлось пройти по территории, густо засаженной деревьями, которые своей тенью спасают обитателей этого военного городка от жары.
У одного из встретившихся мне офицеров я спросил, как пройти к дежурному по политическому управления. Прибыв к дежурному, я представился и передал ему своё предписание.
После того, как я побыл у дежурного по Политическому управлению, ко мне подошли два человека в штатском, представились полковниками из этого управления и предложили мне показать расположение гарнизона, проводить меня в гостиницу. Они взяли дежурную машину,  и мы на ней съездили на вокзал и забрали из камеры хранения мои вещи. А потом  и пошли знакомиться с гарнизоном. Как бы случайно несколько раз проходили около кафе. Я отлично понимал, что они хотят от меня, и я бы мог удовлетворить их желание, на халяву выпить и закусить. В  моих вещах были и водка и закуска, но опасность того, что это может быть провокация и я могу на следующий день уже ехать в поезде Вюнсдорф-Москва в сторону своего прекрасного Минска. Это было самое «горячее» время борьбы с пьянством  и  алкоголизмом. Поэтому мой внутренний голос говорил мне «не вздумай угостить их», и я прислушался к нему, хотя отлично видел мину на их лицах, когда они решили пойти по домам. Представляю, что они говорили про меня!
Утром, оказавшись в отделе кадров, я был ошарашен  словами заместителя начальника отдела о том, что я не туда приехал, а должен был выйти во Франкфурте - на-Одере, явиться на распределительный пункт и там бы меня распределили, туда, куда надо. Я сказал, что я не сам выписывал предписание, а отдел кадров ПУ КБВО, так как ехал по прямой замене вместо конкретного человека, который служил в ПУ ГСВГ. Тогда тот же зам. сказал мне, что начальник отдела пропаганды и агитации полковник Шевченко Г.С., убывая в отпуск приказал  не оставлять меня в его отделе, а распределить меня на какую-нибудь другую должность. Я ещё раз обратил его внимание на предписание, которое лежало перед ним на столе, и сказал, что ни на какую другую должность я не пойду. Я попросил  организовать мне встречу с начальником Политического управления, чтобы он сам решил этот вопрос. Но мне было в довольно неприглядной форме отказано и в этом. Я заявил, что никуда отсюда не уеду.  Целых шесть дней  ходил на службу в отдел кадров, помогал там, чем мог, выполняя распоряжения зам. начальника отдела кадров. Во второй половине шестого дня, меня снова вызвал начальник отдела кадров и сказал, что они связались с Шевченко,  и начальник ПУ ГСВГ  принял решение  направить меня в политический отдел 1-й  гвардейской танковой армии в город Дрезден на должность лектора. Решив, что против лома, нет приёма, я согласился. В тот же день мне вручили новое предписание, проездные документы, и организовали  доставку моих пожитков на вокзал, и я убыл в Дрезден,  с надеждой, что там меня встретят.
Прибыл  в Дрезден уже после полуночи. Но ни « почётного караула» с оркестром, ни хотя бы  какого – никакого  ефрейтора  не оказалось. Пришлось разыскивать военного коменданта  или  патрулей, которые бы подсказали, как мне добраться  до штаба Армии. Но поиски  не  дали  результатов. Пришлось сдать вещи в камеру хранения   и самому добираться  до  нужного места.  Вспомнив, что я много лет изучал немецкий язык, и всегда в этом плане был на неплохом счету, решил обратиться к военному патрулю ННА ГДР. Надо было видеть глаза немецкого офицера, когда я на немецком (как мне казалось) языке  задал ему вопрос насчёт того, как добраться до любой Советской  воинской  части. Он ничего не понял, кроме того, что мне  нужна «советише милитер тайль». Он что-то сказал одному из немецких солдат,  и тот повёл меня  к остановке трамвая. Подошёл  трамвай  и солдат сказал и показал на пальцах сколько остановок мне надо проехать.  Выйдя  из трамвая на нужной остановке, я увидел, наш родной, забор, которыми ограждены  все  советские  воинские  части. Увидел КПП и въездные ворота и стремительно направился к ним.
Служба связалась с дежурным по части, и один из наших воинов проводил меня к нему. После краткого  объяснения   причины  моего появления, тот связался с дежурным по политическому отделу  1-й гв. Т.А.  Доложив тому,  кто я, спросил,  как добраться до этого уважаемого учреждения. Дежурным был, как выяснилось позже, подполковник Рябухин И.С. Он, переговорив с  дежурным по полку связи, попросил  того организовать доставку меня по месту назначения. Через несколько минут на полковом УАЗике,  старшим, на котором, был прапорщик, дежурный по КПП. Мы  сначала заехали на вокзал за моими вещами, а потом прямо в гостиницу (очень громко названо), а точнее ночлежку для приезжих. Где в шестиместном «номере» я и провёл остаток ночи.
Утром, приведя себя в порядок, и облачившись в парадную форму, отправился  в штаб армии. Это было недалеко. На КПП, как и положено, мне выписали пропуск и рассказали, как пройти к дежурному по политическому отделу.
Через некоторое время оказался в кабинете начальника политического отдела  генерал - майора Степанюка М.В.. Как и положено, по уставу, я представился, тот  даже не поздоровавшись, сразу спросил, зачем я сюда приехал. Мне ничего не оставалось, как напомнить о предписании, которое ему передал начальник отдела кадров  подполковник Петровский В.  Генерал сказал, что В.Стюфляева (лектора политотдела), он никуда  не отдаст. А меня назначит замполитом батальона в мотострелковый полк. Пришлось доложить этому «умному» генералу о своём послужном списке, исходя из которого было ясно, что соответствующую предполагаемой  должность, мною давно пройдена и что в личном деле есть аттестация, в которой записано, что достоин выдвижения на должность начальника политического отдела бригады.  И что я уже, более  двух лет, как   мог занимать эту должность. Так за какие же такие прегрешения меня, менее чем за неделю, собираются «осчастливить» должностью замполита батальона. В ответ генерал заявил, что он сделает всё, чтобы я не служил в отделе, которым он руководит. После этих слов приказал покинуть кабинет. Начальник отдела кадров остался в кабинете.
С  этого момента началась, по сути дела травля меня. В  первые дни я приходил на службу и находился в кабинете лекторов. Сидел, читал газеты, спрашивал, в чём нужна моя помощь.  Но нужно было решить вопрос с переселением из ночлежки в нормальные условия. С большим трудом удалось перебраться в нормальную гостиницу, в трёх местный номер. Часто заходил в кабинет к начальнику отделения пропаганды и агитации полковнику Кириллову Борису Васильевичу, пытался через него что-либо узнать о своей дальнейшей судьбе, тот связывался с политуправлением Группы, но тоже ничего конкретного сказать не мог. У меня уже закончились те сто марок, которые  получил взамен тридцати советских рублей при пересечении границы во Франкфурте - на- Одере. Неоднократно говорил об этом  начальнику отдела кадров, но и он молчал «как рыба об лёд.». Хорошо, что подкармливал сосед по комнате, начальник службы войск армии, подполковник, второй сосед уехал в город Ризу замполитом мотострелкового полка. Кроме того, машинистка политотдела Дородная Надежда Ивановна, являясь секретарём профорганизации рабочих и служащих и одновременно кассиром, выделила немного денег из этой кассы, с условием возврата с первой получки. Потом пришлось занять у Владимира Стюфляева, вместо которого меня и прислали. Короче говоря, с голоду умереть народ не дал. Но ни один из начальников даже ни разу не вспомнил, что мне надо на что-то жить. А тут ещё в гостиницу зашёл начальник штаба армии, генерал-майор стал спрашивать у солдата, который исполнял роль смотрителя гостиницы, кто проживает в гостинице. Тот перечислил всех, а когда дошла очередь до меня, то он сказал, что такого офицера в политическом отделе Армии он не знает, и приказал мне выселиться и идти на все четыре стороны. Я ответил ему, что сейчас надену парадную форму, найду картонную большую коробку и пойду на «площадь единства»  и буду у подножия памятника советским воинам, освобождавшим Дрезден ночевать. А учитывая то, что Дрезден всегда буквально напичкан иностранными корреспондентами буду давать интервью, любому из желающих корреспондентов. И конечно же расскажу, какая кадровая политика в наших войсках и забота об старших офицерах (а что уж говорить  о солдатах и сержантах срочной службы, прапорщиках и младших офицерах). Если бы можно меня убить, он бы обязательно и с удовольствием это сделал. Но вот беда я был готов до конца защищать себя. Просверкав злющими глазами на меня, он ушёл и ничего не сказал. Я же остался в гостинице. А солдат, почувствовав такое отношение ко мне, на следующий день покопался в моих вещах и снял с парадного кителя  награду ЦК ВЛКСМ «Золотой колос», которым я был награждён за выполнение правительственного задания по уборке урожая в 1982 году, когда была провозглашена «Продовольственная программа». На моё требование вернуть знак, ничего не ответил и ушёл. На следующий день меня вызвал генерал М.В. Степанюк  и начал буквально орать на меня, что я пособник наших недругов с Запада, и что он добьётся, чтобы меня вернули  в СССР. На это я ответил коротко. С каких это пор генералы стали пугать офицеров Родиной.
Он взвился, словно ему в зад кто-то острую пику воткнул, начал кричать, как базарная баба. Я просто вышел из кабинета и позвонил в политуправление в отдел кадров и коротко рассказал, как выполняются распоряжения начальника Политического  управления. Кроме того, в тот же день позвонил исполняющему обязанности начальника отдела пропаганды и агитации полковнику ФёдоровуГ.А. и спросил,  как решается мой вопрос. Он ответил, что проект приказа о переводе В.Стюфляева готов, но его некому подписать. А в отделе кадров политуправления тоже ничего сказать не могли, всё было покрыто какой-то тайной. Вот так, практически ежедневно общаясь то с кадровиками  нашего политотдела, то с кадровиками ПУ ГСВГ, то с отделом пропаганды,  пытался добиться назначения. Мне уже начали предлагать более « высокие»  должности, чем в начале, то замполитом полка, то пропагандистом  дивизии, ссылаясь на то, что я прибыл  по сути дела из политического отдела дивизионного масштаба. На что я отвечал вопросом, где они видели, чтобы должность начальника политотдела дивизии была генеральской. В ответ  было молчание и злоба в глазах. Но снова начинал сказываться голод в полном смысле этого слова. В долг денег мне уже никто не давал.
В конце августа вышел из отпуска главный виновник моих страданий Шевченко Г.С. и 31 августа я позвонил ему с вопросом, когда же закончится вся эта чехарда. Он начал кричать на меня, чтобы я не вздумал жаловаться, так как будет мне ещё хуже. Я ответил, что пошёл уже второй месяц как я не получил ни копейки денег, уже неделю питаюсь только чёрным хлебом и кипятком. Куда уж хуже. И добавил, что я написал и отправил письмо в Главную военную прокуратуру СССР, отправил это письмо в Москву надёжному человеку, и он ждёт только моего сигнала, чтобы передать это письмо по назначению. Это видимо в какой-то мере  слегка  встревожило  Шевченко, и он позвонил М.Степанюку, чтобы тот  прислал меня к нему в Вюнсдорф. Шестого августа я прибыл в Политическое управление Группы. С проходной позвонил Шевченко, что прибыл. Он приказал мне явиться в кабинет начальника Дома офицеров.  Войдя в кабинет, а представился так, как положено по уставу. Шевченко сразу  начал на меня кричать, что я такой сякой. Выслушав его тираду, я потребовал, чтобы вышел из кабинета начальник дома офицеров, так как я буду разговаривать с ним только один на один. Шевченко сначала не согласился, но я ещё раз потребовал,  или  тут же уеду обратно, предварительно дав команду доставить мое письмо к Главному военному прокурору. Он попросил подполковника выйти из кабинета, предложил мне сесть напротив себя и с ходу начал орать как рязанская баба. Я, молча, поднялся и пошёл к выходу. Шевченко потребовал вернуться, продолжая материться, я был уже у самой двери, когда он спокойным голосом попросил меня вернуться и сесть. Сев на стул, я предупредил его, что если он ещё раз повысит голос на меня, я тут же выйду из кабинета насовсем. А дальше пусть разбирается прокуратура. Я отлично понимал, что он не привык, чтобы с ним так разговаривали, но  и я не привык,  не заслужил,  и никому никогда не позволял,  чтобы так со мною обращались.  Не буду пересказывать содержание нашей «беседы».
Я высказал всё, что наболело у меня на душе за эти полтора месяца. Как только он начинал повышать голос я вставал со стула с намерением покинуть кабинет, он тут же успокаивался и мы продолжали наш диалог. В конце этой встречи он заверил меня, что надо подождать ещё дней десять и всё встанет на свои места. Я попросил, чтобы он дал команду, чтобы мне выдали хоть какой-то аванс, так как мне совершенно не на что жить. Он пообещал.  Расстроенный и голодный я пошёл на вокзал. Случилось так, что сел не на тот поезд и вместо Дрездена оказался в Магдебурге. Как только сел в купе поезда, моментально уснул и проснулся только тогда, когда до Магдебурга оставалось меньше получаса езды.  С трудом, но всё-таки добрался до Дрездена.
Восьмого августа меня вызвал  генерал-майор Степанюк  и потребовал обстоятельного доклада о поездке к Шевченко. Я доложил.  И только тут Член Военного Совета Армии, спросил меня, есть ли у меня средства для питания. Я доложил, что весь в долгах, как в шелках, И задал ему встречный вопрос о том, сколько дней можно прожить на сто марок.  Он посмотрел на меня и ничего не сказал. Но дал команду, чтобы мне выдали аванс в пятьсот марок. Этого даже не хватило раздать долги.
Шевченко в очередной раз обманул меня, прошли уже те самые десять дней, за которые он божился, что решит вопрос  с моим назначением. Я снова позвонил ему и упрекнул его в том, что он не хозяин своего слова.  Двадцатого августа заместитель начальника отдела кадров политотдела армии майор Дмитрук В.И., сказал мне, что  в ближайшие дни  вопрос с моим назначением будет решён. Но я уже никому не верил.
Хочу отметить ещё один очень важный, как мне кажется, момент. Всё это время я был как прокажённый, со мной практически никто не разговаривал, Если кто-то и пытался что-то сказать, то делал это так, чтобы никто не видел. Хотя всё это время я вместе со всеми ездил по частям на всевозможные проверки, писал отчёты об итогах работы в частях и подразделениях. Всё это сказалось на моём здоровье, вдобавок ко всему, во время одной из поездок меня так продуло в автобусе, что я буквально не мог говорить, еле стоял на ногах. Но я не мог позволить себе не придти вовремя на службу, так, как это было бы моментально использовано, чтобы спровадить меня в какую-нибудь  глухомань. Поэтому голодовка, нервное истощение, и неопределённость не только с моим назначением, но и с тем, что приближалось начало учебного года, дочери моей, Свете, надо было идти в десятый, выпускной класс. Кроме того я стал бояться за Любу, она тоже очень переживала, и я боялся, чтобы  с ней не повторилось то, что было в  Калинковичах и Бресте.
И вот двадцать первого августа 1985 года мне сообщили, что я назначен на должность старшего инструктора политического отдела армии по пропаганде и агитации, причём должностной оклад был определён по самой низкой шкале. Конкретно, кроме общих пропагандистских проблем, я должен был отвечать за марксистско-ленинскую подготовку офицеров, учёбу рабочих и служащих СА, и членов семей офицеров и прапорщиков. Всё вместе это составляло более десяти тысяч человек. У меня уже не было сил бороться за должность лектора, это могло ещё тянуться  неизвестно,  сколько времени, Да пора было уже и вживаться в коллектив. На должность лектора был назначен подполковник Рябухин И.С.
После назначения на должность я получил право на получение квартиры, выслать семье вызов на право переезда к месту моей службы  и  даже подать заявление в школу  для приёма дочери в десятый класс. Через несколько дней мне выделили квартиру на каком-то чердаке в старом-старом немецком доме. Был рад и этому, т.к .жизнь в гостинице мне  уже достаточно надоела. Настало приятное время ожидания приезда семьи. По натуре, я домосед, поэтому семья для меня дороже всего. Сейчас,  когда пишу эти строки, думаю, а можно ли было избежать всего этого. Думаю, да можно и надо было. Не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, но стоило позвонить тому же генерал-лейтенанту Хайдорову В.Д.  и рассказать обо всём. Не думаю, чтобы он не позвонил тому же командующему 1-й  танковой Армии, или же Члену Военного совета–начальнику политического отдела Степанюку М.В.  и спросил, что там за кутерьма устроена в отношении меня. На мой взгляд, всё бы быстро встало на свои места. Мне представляется и генерал –лейтенант Соколов В.С , начальник штаба КБВО, тоже не отказал бы в помощи, кроме того, мои друзья по совместной учёбе в ВПА им. В.И.Ленина В своё время, близкие к самому Л.И Брежневу и его окружению в первую очередь, могли замолвить слово. По сути дела я ничего не просил, просто надо было поставить на место зарвавшихся кадровиков, которые в своих личных интересах делали, что хотели, по сути  дела торговали должностями. Таких примеров не счесть числа. Более того, генерал  армии, Главком Сухопутных войск, генерал армии Ивановский Е.Ф. приезжал к нам, в нашу 1-ю гвардейскую  танковую армию и у меня была возможность подойти к нему и попросить замолвить  за меня словечко. Он тоже знал меня, Я уже писал об этом выше. Но я считал, что это как-то неудобно  это делать и должен был сам за себя постоять. Но цена этого моего стеснения,  на мой взгляд, очень высока. Не из-за этого ли возникли проблемы со здоровьем, а в последующем и инфарктом в сорока шестилетнем возрасте у меня, и серьёзнейшими проблемами с нервной системой у Любаши. Но назад ничего не вернёшь. Что есть, то есть.
Получив стол и стул в одном из кабинетов, приступил к работе. Не скажу, что на ходу рвал подмётки, просто спокойно и, на мой взгляд, ответственно начал работать. Быстро разобрался в ситуации, хорошо знакомой мне по службе на прежних должностях. Здесь немного было сложнее в том плане, что это, направление главное для меня, как бы отходило на второй план. Мы мотались по  частям как угорелые. То разбирались с грубыми нарушениями воинской дисциплины, а иногда и преступлениями. С приходом нового начальника политического отдела генерал-майора Тимина Л.В. появилась какая-то осмысленность в этих поездках. Но оставалось одно. Если где-то, что-то происходило офицер  политического отдела, должен быть первым,  в части, где это произошло, быстро разобраться в ситуации и доложить своему шефу предварительные результаты и причины происшедшего. А потом вместе с офицерами других, заинтересованных в этом деле служб, разбираться более подробно. Так, было вполне нормальным, если поздно вечером, прибыв из командировки в один гарнизон, в два часа ночи раздавался звонок и дежурный по политическому отделу сообщал, что через несколько минут у подъезда будет машина , на которой я должен выехать в такой-то гарнизон, где произошло то-то и то-то и к такому-то времени должен быть первый доклад Члену Военного Совета. И вот среди ночи мчишься на машине за десятки километров разбираться, что там произошло, по каким причинам и кто виноват.  Наша 1-я гв.ТА  дислоцировалась на огромной территории. Если разделить ГДР по линии Франкфурт – на-Одере -Магдебург, по горизонтали  и Росток, Риза, Иена, Плауэн по вертикали с довольно большим вклинением к западу на юге страны, то получалось такое пространство, где можно было развернуться. Вот мы все и мотались по этому пространству,  не зная покоя. От контроля и оказания практической помощи политработникам частей и подразделении в организации и проведения  партийно-политической работы в реальных условиях.  А в некоторых случаях, из-за недостаточной подготовки политработников  ротного и батальонного звена, на практике показывая,  что и как надо делать в той или иной обстановке. Это были, как говорят теперь мастер-классы. Я уже упоминал об этом ранее.
Но главным-то для меня оставалась марксистско-ленинская подготовка офицеров и другие виды политического образования, о которых уже упоминалось ранее. А это значит надо было, прежде всего,
 проводить кропотливую работу по  повышению уровня подготовки руководителей групп все видов учёбы. Соответствующими документами определены сроки проведения семинаров с этой категорией руководителей. Скажем прямо, мой предшественник не так остро ставил вопрос о проведении этих семинаров, а зачастую составлял планы и, выступив на каком – либо совещании с напоминанием о том, что надо не забывать про эту учёбу, в графе о выполнении смело ставил «вып», а что это означало выплюнуто, или выпущено, было непонятно. Я сначала не знал об этом, а потом один из руководителей  9-й танковой дивизии, с которым мы беседовали у него в кабинете во время моей работы в дивизии и рассказал мне эти особенности, имевшие место  ранее. Дело в том, что подготовка к таким семинарам требует серьёзной подготовки. Это прежде всего надо подготовить основной доклад, с которым,  как правило выступал Член Военного совета - начальник политического отдела Армии. А это, большая и прямо надо сказать неблагодарная работа. Надо было сделать не только анализ самой учёбы, что, где и как, но и  связать её с  вопросами поддержания высокой боевой готовности, боевой подготовки и конечно с поддержанием крепкой воинской дисциплины. Не менее важным было угадать стиль  и методику  подачи материала будущим докладчиком, Для меня, на первых порах вот именно, это последнее,  вызывало определённые трудности. Писалось в том стиле, в каком я сам привык излагать материал. Приведу один пример. Анализируя подход одного из командиров полков  к проведению занятий по марксистско-ленинской подготовке, а он являлся руководителем группы, указал на упущения имевшие место в этом процессе в части, но  главное, что в этом полку длительное время были серьёзные проблемы с работой по поддержанию крепкой воинской дисциплины. Командир и сам не смог мне доложить, статью дисциплинарного устава о том, чем достигается крепкая воинская дисциплина в части, подразделении. А раз не знал, то и делал не так, как требует устав, а «брал горлом».  Так вот в докладе я изложил это примерно в таком плане, что личный состав полка подвержен наказанию служить под началом этого офицера.  Начальник политотдела, видимо не совсем внимательно прочитал, подготовленный мною доклад, или просто при прочтении не обратил  на   эту идиому внимания. При выступлении с докладом на семинаре, дословно прочитал текст. При озвучивании фамилии, подвергающихся критике, в армии принято вставать, то командир полка встал, а докладчик,  повернувшись ко мне, по простоте душевной, спросил меня: «Леонид Михайлович, что ты мне тут написал?» Мне пришлось подняться и сказать , « Я написал то, что Вы прочли. Именно такое моё мнение о работе этого офицера.»  Если бы он внимательно прочитал текст перед тем как выйти на трибуну, такого бы не случилось. Он бы  не стал задавать мне такого вопроса, а сам решил, как этот фрагмент подать для аудитории. Поэтому, очередной  доклад,  подготовленный мной, накануне семинара сначала прочитал начальник отделения пропаганды, которому мой стиль тоже не пришёлся по душе. И он взялся править его сам, перечёркивая всё написанное мной, и уже своими словами излагая те же мысли и выводы, которые были сделаны мной. На это ушла практически вся ночь предшествующая семинару. Для себя я назвал эту  ночь,  «ночью  хождения по тропе позора», так как практически с двумя-тремя правлеными, им листами,  я шёл к машинистке, и она перепечатывала их. Ни одного  нового вывода, ни чего нового, в этом правленом докладе  не появилось, только было изложено другими словами. Не случайно в разделе  «О партийно - политической работе».  я говорил о том, что те кто умел быстро подстроиться  под стиль своего  начальника, научился мыслить так. как мыслит тот, то  тот всегда был в почёте.  И совершенно никого не интересовало, как он работает в частях и подразделениях, главное, чтобы написанное им было удобно читать. У нас в политотделе был один такой «умелец». Приезжая в часть, он приходил в подразделение, развалясь на стуле  в Ленинской комнате, и просил замполита прислать ему несколько человек. Побеседовав с ними  по  несколько минут, он уходил из этого подразделения, приходил в другое и по этой же методике «изучал» положение дел в части. После этого  его  отвозили  на рыбалку(он был большой любитель этого дела). А итогом этой «работы» появлялся красиво написанный отчёт, во  вкусе начальника.
Мне такая система не нравилась, поэтому  приходилось, что называется копать глубоко, и находить как положительное в действиях командиров и политработников  частей и подразделений, так и недостатки, выявлять причины их появления, подсказывать руководителям какие,  на мой взгляд, меры надо принять, чтобы навести порядок. Для меня было нормой, что в конце работы  в подразделении, части, выступить перед личным составом, ответить на их вопросы.
  Однажды, во время «Единого политдня» мне довелось поехать в одну из частей вместе с командующим армии  генерал-лейтенантом Чернышёвым А.К..    Он увидел мой подход к работе, поинтересовался у  командования части, как они относятся к моим визитам  к ним в часть, Отзывами, судя по всему, остался доволен, и от начала до конца  присутствовал на моём выступлении перед личным составом части. Не могу знать,  что и как он рассказал начальнику политического отдела армии о нашей совместной поездке, но через некоторое время  я почувствовал заметное изменение по отношению ко мне со стороны руководства Армии и политотдела, а потом уже и коллегам было деться  некуда. В последующем, Командующий при поездках  в гарнизоны, чаще всего брал меня.
А тут ещё  произошёл ещё один случай, который облегчил мне жизнь в этом коллективе.  Однажды   я ушёл в один из отделов штаба армии  по своим делам, а на столе оставил свой рабочий блокнот, в котором каждый день писал  план на следующий день, делал отметки о выполнении или не выполнении пунктов,  намеченных на день, а также записывал всё, что сделано было за день сверх намеченного накануне. Так вот в наш кабинет зашёл Член Военного Совета генерал-майор Тимин Леонид Васильевич, недавно прибывший по замене вместо генерала Степанюка, Он спросил, где я, ребята ему ответили и спросили,  вызвать меня или нет. Вызывать меня не стали. Он сел  на моё место, а поскольку мой блокнот  лежал раскрытым именно на той странице, где был план на тот день, он стал перелистывать и бегло прочитывать то, что было написано  в этом блокноте. Побеседовав с моими коллегами, задал  им несколько вопросов и ушёл.
Практически в дверях мы встретились с ним, он с какой - то доброй улыбкой поинтересовался, где это я  «шляюсь»  в служебное время, и ушел к себе в кабинет.  Ребята  сказали мне, что только что, был  начпоарм и ругался, что меня нет на месте. Конечно, коротко проинформировали меня,  о чём говорил и что спрашивал начальник. Такие визиты, надо сказать, он делал не часто.  Спустя несколько дней,  на совещании политического отдела,  он начал поднимать одного офицера  за другим и просил показать им свои рабочие блокноты, спрашивая при этом, чем тот или иной человек занимался дня два или три тому назад. Каждый, конечно отвечал, нередко откровенно «плетя лапти», краснели, потели, но отвечать на вопросы было надо. Через некоторое время он вызвал меня и попросил доложить, что я делал неделю назад. Я открыл свой блокнот с целью доложить на поставленный вопрос, но он остановил меня, взял мой блокнот и показал всем, как надо планировать и  вести учёт своей работы, объявив мне при этом благодарность. Это, как мне теперь представляется, заставило его несколько усомниться в словах генерала М.Степанюка во время передачи должности, сказанные им при характеристике работоспособности и личных качеств офицеров политического отдела,  Во всяком случае,  для меня наступило более благоприятное время, стало спокойнее на душе.  А если добавить к этому, что Люба со Светой уже были в Дрездене, Света успешно училась в десятом классе, а Люба устроилась работать в школьную столовую и мыла там посуду. Но это было всё равно лучше, чем сидеть дома без работы. Кроме того, из комнатки под самой крышей старого престарого дома,  в которой мы жили первое время,  переселились в один из трёх домов, которые почему-то назывались «три поросёнка».
Это была квартира из двух больших комнат и большой кухней, туалет и ванна были совмещёнными, но помещение тоже было большим, всё это размещалось на втором этаже. Был один существенный недостаток, там было печное отопление.    Но поскольку мы люди не прихотливые, вопрос с отоплением решили быстро, купив достаточное количество торфяных брикетов. Которые нам быстро доставили немецкие товарищи. Нам оставалось только быстро убрать их в подвал, так  как за несвоевременную уборку  можно было получить штраф, причём никакие аргументы в оправдание не принимались. В каждой комнате и на кухне были небольшие печки, которые надо было топить минимум два раза в день. Но мы как-то пристроились, топили только одну печку, находящуюся в большой комнате, а на кухню и в спальню открывали двери, и там было тоже довольно тепло. Но в связи с моими частыми отъездами по войскам Армии, всё-таки были  определённые неудобства. Тем не менее, первую зиму мы выстояли и даже как-то привыкли к тому, что в любое время можно было нагреть квартиру до любой температуры. Тем не менее, как только появилась первая возможность, мы переселились в ДОС, в котором, в квартире на четвёртом этаже и прожили до самого отъезда в Союз.
Но это было впереди. В 1986 году мне пришлось вместе с первым заместителем командующего Армии генерал-майором Рябчиковым Иваном Филипповичем сорок суток провести на полигоне «Либероза» сначала участвовать в подготовке, а потом   и в проведении совместных тактических учений  с национальной народной армией ГДР , по теме: «Преодоление переднего края противника в едином бронированном боевом порядке условиях сильного минно - взрывного заграждения».
На этих учениях должны были присутствовать  начальники инженерных войск обоих армий  СССР и ГДР и большое количество начальников инженерных служб армии и дивизий ГСВГ и ННА ГДР. Моя задача состояла в том, чтобы координировать действия политработников  1-го гвардейского танкового полка  танковой дивизии ГСВГ и 1-го мотострелкового полка, 1- й мотострелковой дивизии ННА ГДР.  Сорок суток напряжённой работы всего личного состава обеих Армий. За это время перелопачены многие тонны земли, как с помощью современной техники, так и простыми лопатами, в том числе и сапёрными. Погода как раз выдалась жаркая, так, что земля полигона была обильно полита солдатским потом,   
Мне неоднократно пришлось пролетать на вертолёте  и наблюдать сверху как оборудуются позиции обороняющейся стороны, так и тех войск, которые должны будут преодолевать сильно укреплённую и обильно начинённую минно-взрывными средствами оборону. Хочу высказать одно замечание по поводу оборудования окопов для личного состава. В наших войсках сложилась такая практика, что бруствер окопа, обращенный в сторону противника,  обязательно маскируется имеющейся  под рукой зеленью.  Так вот, пролетая над позициями наших войск, была отлично видна вся пагубность такой маскировки.  На фоне жёлтого песка, так называемая зелёная маскировка, выделяется так отчётливо, что все окопы можно пересчитать, Если бы этими зелёными насаждениями укрывали не только бруствер, обращённый к противнику, но и ту сторону, которая  обращена к самому окопу и даже стенки и дно окопов, то это можно было бы с натяжкой назвать маскировкой. Немецкая же сторона  поступила мудрее, видимо отлично понимая, что в современной войне по войскам, находящимся в обороне, в первую очередь будет нанесён удар с воздуха, поэтому они окопы накрыли каким- то материалом и на него набросали песка. И если наши окопы с высоты полёта вертолёта видны за несколько километров, то немецкие практически не видно. Можно лишь предположить,  где они только мысленно продлив линию обороны.  В условиях сегодняшнего дня, когда на вооружение поступают всё новые и новые виды беспилотников, наш подход  к так называемой маскировке, должен быть творческим. Необходимо строго учитывать условия местности и то, что от ударов с воздуха надо защититься в первую очередь., А поскольку эти беспилотники ещё будут корректировать огонь артиллерии, то это приобретает, особо важное значение. Сколько солдатских жизней можно будет уберечь?!
Свои наблюдения я высказал заместителю командующего армии генералу  Рябчикову И.Ф., командиру и заместителю по политической части нашего танкового полка и дня через три, снова пролетая над боевыми порядками войск, увидел лишь незначительные изменения. Шаблон для наших командиров был  видимо дороже, чем солдатские жизни. Всё-таки привычка к показухе прочно укоренилась, если так можно выразиться, в наших боевых порядках. Да и не только в наших, Чуть позже приведу пример из жизни наших коллег по учению.
Мы близко познакомились с политработниками и активом  наших братьев по оружию. Они неоднократно были в гостях у нас, знакомились с нашей боевой техникой, жизнью и бытом личного состава. Мы проводили спортивные соревнования по разным видам спорта. Здесь сделаю маленькую остановку. Зная об успехах ГДР в области спорта на международной арене, наши ребята как-то сначала робели перед немцами. А потом поняли, что  успехи в масштабе страны и в повседневной армейской жизни далеко не одно и то же. Практически во всех проведённых дружеских соревнованиях побеждали наши обыкновенные ребята почти во всех видах спорта и даже в шахматах. Было очень хорошо видно, как немцы переживали свои поражения. Но всё сглаживалось, когда приходили на пункт питания, где они с великим удовольствием кушали наши традиционные армейские борщи и кашу.  У себя они практически питались сухим пайком. Только в те дни, когда мы приходили к ним в гости, специально готовили первое и второе блюда. Много и часто общались с политработниками и активом  этого мотострелкового полка ННА ГДР. Обменивались опытом работы,  как с политработниками, так и с низовым активом, который был создан практически по нашему образцу. И это не удивительно. Несколько офицеров немецкого полка  закончили наши военные академии, в том, числе двое Военно-политическую академию имени В.И Ленина.
Были организованы выступления немецких командиров и политработников перед личным составом наших подразделений, и наши офицеры тоже выступили практически во всех подразделениях участвующих в учениях  со стороны ННА ГДР.
           Был проведён смотр наглядной агитации обеих сторон. Признаюсь, что кое в чём у наших коллег в этом  вопросе дело было оставлено лучше,  чем у нас. Если мы всё готовили практически силами наших активистов, то у них это было поставлено на государственном уровне. Мы ни разу не встретили, ни одного лозунга или призыва изготовленного вручную, Всё было изготовлено типографским способом. Тут, конечно, есть плюсы и минусы. Лозунги не буду оценивать, ясно, что изготовленный в  типографии, смотрится лучше, а вот наши боевые листки, листовки-молнии, да ещё с фотографиями воинов, хоть и написанные от руки и не всегда эстетично, как выразился один из немецких политработников, отдают каким-то теплом, уважением к человеку.
У нас с немецкими командирами и политработниками была установлена связь и на период непосредственного «ведения» боевых действий, согласованы частоты, позывные и все остальные элементы,  необходимые для установления полного и эффективного взаимодействия  во время  выполнения боевых задач. При проведении тренировок по преодолению противотанкового рва, как по перекинутому сапёрами мосту, так и непосредственно по земле с участием землеройных машин, все внимательно следили  за выполнением упражнения, обменивались мнениями, что сделано хорошо, а что можно было сделать по- другому. Обсуждали  эти альтернативные предложения,  и приходили к выводу, как надо будет действовать непосредственно в ходе учений. Немного забегая вперёд, скажу, что на тренировках, всё в принципе получалось хорошо. А вот во время самих учений,  не хвастаясь, отмечу, что наши танкисты была на голову выше наших немецких друзей. Наши мальчишки на танке Т-80, проскакивали перекидной колейный мост на высокой скорости, а наши коллеги на БТР.- 70. через такой же колейный мост, ползли, как черепахи. Мне лично довелось слышать, как немецкий генерал, бросил фразу своему подчинённому полковнику, почему не смогли так же подготовить своих водителей, как подготовлены наши танкисты.
Во время генеральной репетиции учения, нам пришлось немного попереживать  за наш полк. Дело в том, что учения все расписаны по минутам,  когда и что должно произойти, кто и где должен быть, когда выйти на любой из определённых рубежей. Так вот, после сигнала о «начале» учений, согласно докладам командиров на Вышку всё шло нормально. Пришло время выхода войск на исходный рубеж. Немецкие подразделения появились точно в назначенное время, а наши, почему-то запаздывали, И опять удалось подслушать немецких начальников, что вот мол, русские в своём амплуа. Минут через двадцать появились и наши танкисты. Но, было поздно, пришлось всё вернуть на исходное положение. Повтор был удачным, и дальше всё прошло нормально, конечно кое-какие замечания были к обеим сторонам, но в целом было решено, что ген. репетиция удалась.
Через день началась финальная часть учений. Было применено всё то, что  возможно будет применяться в реальном бою в случае войны. На этот раз наши танкисты вышли на исходный рубеж точно в назначенное время, а воины-мотострелки ННА, застряли в лесу  и вышли на рубеж с большим опозданием. Нашим пришлось ждать их. В боевой обстановке это чревато срывом  выполнения боевой задачи и дополнительными  потерями. Как только немцы вышли на исходный рубеж, была дана команда  «вперёд»,  Вот тут-то наши ребята-танкисты показали просто чудеса. На предельно допустимой скорости, одна машина преодолевала  противотанковый ров по колейному мосту, другая,   машина  преодолевала тот же ров, тоже на такой же скорости,  по свеже  проделанному  проходу инженерной машиной, У наших братьев по оружию всё пошло наперекосяк. БТРы «крались» по колейному мосту еле-еле, один БТР вообще не вписался в размеры моста и днищем сел  на одно из крыльев моста, пришлось использовать помощь тягача, чтобы вытянуть его на исходное положение для пересечения моста. Но водитель, может сам, а может по приказу командира объехал ров с боку, а вслед за ним устремились ещё несколько машин. А там, место было «заминировано» и как только первый БТР  попал на это «минное поле» начали подрываться сигнальные патроны, выполняющие роль мин, а это значит, что  мотострелки  понесли реальные потери. Кроме того, на нескольких  машинах сидели пехотинцы, и когда начали подрываться сигнальные патроны и взрывпакеты,  с борта одного из БТРов упал солдат, и ему взорвавшимся взрывпакетом повредило ногу. И снова нашим танкистам пришлось ждать, когда сосед слева, займёт то положение,  какое ему предписано занять, согласно боевого устава и  планом  учений.
Министров Обороны, кроме немецкого, на учениях почему-то не было их представляли  или их заместители, или офицеры Генеральных штабов, но,  тем не менее, уровень представительства, был высоким.
Вечером в расположении жилого городка полигона играл духовой оркестр ,специально привезённый,  из Дрездена вместе с ансамблем песни и пляски нашей армии. Минут сорок продолжались танцы, а потом  состоялся совместный концерт художественной самодеятельности и ансамблей нашей 1-й гвардейской танковой армии и ансамбля армии ГДР. Перед началом концерта было доверено выступить мне и заместителю командира мотострелкового полка по политической части ННА ГДР. Мы обменялись подарками. Вся эта процедура продолжалась более трёх часов, жители этого меленького гарнизона остались очень довольны, и когда  мне ещё приходилось приезжать на этот полигон и женщины, запомнив меня по тому вечеру, спрашивали, когда ещё в их гарнизоне будет организовано подобное мероприятие. Но, часто бывая на этом полигоне, уже без оркестра и ансамбля, никаких концертов и тем более танцев, в планах моей работы больше не значилось.
  В самом населённом пункте Либероза, расположенном буквально в двух километрах от жилого городка  полигона, был очень интересный музей. Он посвящён трагической судьбе тех, кто волей судьбы оказался в одноимённом с населённым пунктом концлагере, о том,  как эти люди совершали почти полутора тысячный километровый марш в один  из лагерей смерти. Создал и руководил  этим музеем школьный учитель истории в местной школе. Мне дважды удалось посетить этот музей и побеседовать с этим прекрасным человеком, который довольно хорошо владел русским языком. Не на словах, а на деле он любил  Советский Союз и не стеснялся об этом говорить даже в своих выступлениях перед  посетителями музея. Музей имел явно антифашистскую направленность.
Когда случилось присоединение Восточной Германии к Западной, у меня часто возникала мысль, как же видимо  тяжело  жить этому учителю истории сейчас, и что стало с музеем. Как известно, ни  в одном из музеев в бывшей ГДР, ни одного экскурсовода из жителей социалистической Германии, нет. Везде уроженцы из Западной Германии. Как они подают историю второй мировой войны, думаю пояснять не надо.
Итоги проведённого учения проводились несколько позже на совещании высшего командно – политического состава обоих армий. Мне не довелось там быть, но медаль от руководства ГДР, генерал - майор Рябчиков И.Ф.  мне вручил, а ещё мне повезло быть награждённым медалью Союза Свободной немецкой молодёжи.
Не буду хронометрировать  все происходящие события. Всё  шло по планам Командования Группы войск и штаба нашей гвардейской Армии.  Частое участие в качестве представителя политического отдела на различного уровня учениях, помогло мне глубже осознать, я бы даже сказал, понять, тактику Сухопутных войск, которую нам преподавали в  Военно-политической академии имени В.И.Ленина. Это понимание позволило немного по-другому посмотреть и на методику проведения партийно - политической работы в боевых условиях. Ранее, я уже писал об этом, но хочу ещё раз остановиться  на том, что более высокие требования должны проявляться к политической работе с  офицерами управленческого звена, так как от их решений  в определяющей степени зависит успех любой операции. Сложность здесь состоит в том, что, как правило, это высоко подготовленные профессионалы, надо прямо сказать, не лишённые амбиционности, а нередко считающие,  и в курилках открыто говорящие, что вся политическая работа, не больше чем болтовня.
 Не учитывать  этих разговоров,  при  организации и проведении  любых мероприятий было нельзя, так как эффективность будет нулевая. Мне  пришлось убедиться в этом на практике в нашей  1-й гвардейской танковой армии. Первый заместитель командующего  в случае боевой тревоги возглавлял запасной командный пункт армии. Из состава политического отдела  на ЗКП выделялась группа из пяти человек во главе с заместителем начальника политического отдела. От отделения пропаганды  в эту группу включили и меня. Но получилось так, что в полном составе эта группа на ЗКП практически не собиралась ни разу. А потом и вообще я оставался один, и генерал-майор  Рябчиков И.Ф. называл меня своим замполитом.
Поскольку я отвечал за марксистско-ленинскую подготовку офицеров, то часто приходилось бывать в отделах и службах штаба армии, а каждое пребывание обязательно  сопровождалось определёнными беседами, разговорами. Поэтому люди успели узнать меня и относились ко мне с уважением. Со многими  у меня сложились приятельские  отношения. Это сыграло свою положительную роль.
Я уже писал о том, как строил работу на ЗКП, но всё-таки считаю, не хвалясь, что личные качества всё-таки играют порой главную роль в достижении эффективности  идеологической работы. А там, в Германии, это сказывалось очень сильно. Многие, в том числе и политработники, старались, что называется  взять от пребывания там всё и как можно больше.
С одной стороны  это и неплохо, с учётом того, что в СССР в те годы был дефицит буквально на всё. Кроме тех, кто хотел что-то урвать от государства  на какой бы должности он не «лежал». Именно так, на мой взгляд, относилась значительная часть, народа к выполнению своих обязанностей в те годы, так называемой перестройки. А нам пропагандистам, приходилось разъяснять людям смысл горбачёвских нововведений. А хотим мы того или нет, каждый из нас был на виду и обо всех наших поступках люди всё равно узнавали. Поэтому,  появляясь перед аудиторией, каждый из нас «просвечивался» десятками, а иногда и сотнями пар глаз, и мысленно сравнивал наши слова с нашими действиями, о которых  какая-то часть любой аудитории, что-то знала. Приведу один  пример. У нас в политотделе был один сотрудник, который по долгу службы обязан был чаще других  выступать перед  людьми разных рангов и положения. Как-то в одной из частей, меня, только, что начинающего свою пропагандистскую деятельность, так аккуратненько спросили, как я отношусь к тому, что у вас в политотделе служил человек,  о «хватунизме» которого ходят легенды  по частям. И финалом  этого стремления к улучшению своего благосостояния,  стало задержание его при  досмотре  на границе, за попытку провезти в ГДР довольно серьёзную партию драгоценного металла, с целью продажи, Через несколько дней,  его быстренько откомандировали в Союз, с соответствующими документами, для дальнейшего решения  о привлечении   к ответственности. Мне неизвестно, чем закончилась эта история. Но то, что каждый из нас, выходящий на трибуну, безусловно «исследовался  особо высокоточным  прибором», людской молвы. В нескольких частях во время моих выступлений, особенно перед рабочими и служащими  и жёнами офицеров и прапорщиков, часто  задавался вопрос, какова судьба этого офицера. И хотя мне действительно было ничего неизвестно, чувствовал, что люди мне не верят.
Этот год  памятен для меня ещё и тем, что наша дочь Светлана, успешно окончила среднюю школу, и решила поступать на исторический факультет Белорусского государственного университета. Когда она сдавала экзамены, мы очень переживали  за неё, каждый день звонили  ей. Её ответы радовали нас, и мы как-то были уверены, что она поступит. Так и получилось.  Мой отпуск как раз совпал  с началом учебного года. Вместе с ней  мы пришли в университет на торжественное построение по случаю чествования  свежего  пополнения  студенческого сообщества Вуза. Это было интересно и очень трогательно. Третьего сентября мне пришлось проводить нашу дочь на традиционную осеннюю студенческую кампанию - уборку картошки, в Могилёвскую область. Это были не совсем весёлые проводы. Дело в том, что 26 апреля случилась авария а,  на мой взгляд, проведена диверсия, на Чернобыльской АЭС. Под радиоактивное заражение  попала значительная территория и Могилёвской области. Именно это и омрачало радость начала студенческой жизни нашей любимой дочери, с одной стороны, а с другой,  вызывало беспокойство о том,  как она одна будет жить в Минске. Правда в одной из комнат нашей квартиры жила семья  майора, который ожидал получения квартиры, т.е. какой-то контроль всё-таки был, но, тем не менее,  беспокойство одолевало нас. Почти  за  месяц работы её на уборке картошки, мы  не имели о ней  никаких сведений. Как потом выяснилось, они  работали в районе, который подвергся  наиболее интенсивному воздействию от последствий чернобыльского взрыва.  Через некоторое время это стало сказываться на здоровье студентов. Первым ушёл из жизни  муж Светиной  подруги, красавец парень, староста группы, душа любого коллектива.  Не могу утверждать, но у меня есть подозрение, что болезнь нашего младшего внука Саши, тоже связана с той уборочной кампанией. Да, у нас болел сын этой же болезнью, и она передаётся  по  наследству. Но ещё в те годы, когда был жив наш Серёжа, я разговаривал со многими специалистами  по гемофилии и все они в один голос говорили, что у нашей дочери, в случае рождения мальчика не должно быть  по определению. Вот у его сына  могла бы быть высокая вероятность заболеть этой  опасной болезнью, но и то при определённых условиях. Дело в том, что передатчиками болезни являются женщины, хотя сами ею болеют крайне редко. На момент смерти нашего  сына в Советском Союзе было всего восемь женщин разного возраста, которым был поставлен этот страшный диагноз. Эти данные мне называли врачи, которые лечили моего сына. Профессор Иванов и лечащий врач  Хомич. В то время они работали в Новинках, где был институт переливания крови. Кроме того, во время пребывания в санатории, меня свела судьба с человеком, у которого была восьмилетняя дочь, и её был поставлен этот же диагноз. Этот человек был из Москвы, связан с космонавтикой. Он и назвал эту цифру о количестве женщин, больных гемофилией в Советском Союзе. А когда в 1986 году произошла трагедия в Чернобыле  в разговоре с одним доктором, я сказал, что теперь количество больных гемофилией вырастет в разы. Для этого у меня  тоже были веские причины. Когда в 1966 году нашему сыну поставили этот страшный диагноз, я расстроенный пришёл на службу и встретив начальника химической службы полка майора Титаренко Михаилом Николаевичем он поинтересовался. моим состоянием. А услышав мой ответ, спросил, откуда родом я и моя жена. На мой ответ ответил коротко; «Тогда  всё ясно». На мои попытки узнать подробности  ни, словом не обмолвился. Эти его слова я пронёс через всю свою жизнь, и где только было можно, пытался  разгадать эту загадку, хотя догадывался в чём суть дела. Но всё-таки хотелось услышать ответ специалиста.  Задал этот же вопрос и преподавателю по ЗОМП в военно-политической академии, предварительно рассказав  и  предысторию, почему мне очень хочется услышать квалифицированный ответ. Он чуть-чуть приоткрыл завесу, объяснив, что это связано с радиацией.  А ещё ранее мне довелось ещё раз в Могилёве  встретиться с Михаилом Николаевичем Титаренко   и я ещё раз задал вопрос, почему он мне так ответил в 1966 году. На этот раз он сказал коротко  о взрывах атомных бомб на Новой Земле и зарядов в Архангельской области. От каких либо комментариев  он отказался наотрез. Для себя я сделал вывод о том, что как раз в эти годы моя жена,  проживавшая в  те годы в Архангельской области, формировалась как женщина, и возможно попала под влияние этого излучения, что и привело к сбою её  генетического кода. А результат сказался  на сыне. Поэтому я и сказал доктору, что число  больных гемофилией,  вырастет в разы.
     В Белоруссии,  по состоянию на 1975 год, официально  числилось от 250 до 265 граждан мужского пола и ни одной женщины.  В  2006 году, в Минске на улице Фабрициуса проводился международный консилиум по проблемам лечения гемофилии. Были представители  15 стран.  Мы были на нём всей семьёй. Был организован синхронный  перевод, и мы внимательно слушали  всё, о чём  шла  речь на этом консилиуме.  Нашего внука консультировала врач  с мировым именем  из Канады. После осмотра ею нашего малыша, она попросила у нашей дочери разрешения на показ  её сына для всех участников консилиума. Нашего внука поставили на стол  и  эта канадка показывала, к каким деформациям суставов, после перенесенных кровоизлияний может  приводить эта болезнь. Говорилось ещё много всего, но для нас, к сожалению, не все  термины были понятны. К чему  затеян  весь этот разговор. Поясню.
Когда наш теперешний зять пришёл к нам и стал просить руки нашей дочери. Мы с Любой,  пригласили его за стол и в спокойной обстановке  рассказали ему  о болезни нашего сына и о том, что по данным науки на тот период  времени  в  их семье такого не должно быть. И привели ему слова докторов, о чём я писал выше. Чтобы потом не было упреков в том, что мы его в чём-то обманули. Но, ещё раз хочу отметить, что  то, что  мы переживаем сейчас, по нашему мнению - результат очередной мутации, связанной с радиацией, которой успела «нахвататься» наша дочь во время уборки картошки в 1986 году.
Мы всячески старались помочь Свете, как-то облегчить её жизнь. Часто, через знакомых немцев, посылали ей приглашения, и она приезжала к нам в Дрезден и определённое время жила у нас. Однажды получилось так, что мы оба лежали в госпитале. В один из дней я сидел  на скамейке под окном Любиной  палаты, где она одна лежала после сложнейшей операции, боролась за жизнь.  Моя задача состояла в том, чтобы помочь ей в этом, попутно поправляя и своё здоровье, которое, всё чаще стало давать сбои от того бешеного ритма, в котором приходилось жить там. Так вот, я поднял глаза и увидел  идущую прямо на меня Свету. Это была полная неожиданность для нас и для неё тоже, мы не писали ей, и не говорили во время телефонных  разговоров о наших болезнях. Да и она не хотела нас расстраивать своими проблемами. Оказывается, она приехала, пришла к нашей квартире и не могла дозвониться и достучаться до нас. Соседка  сказала ей, что оба мы лежим в госпитале, она, сложив свои вещи  под  дверью,  пошла  искать нас в госпитале, Так мы и встретились. Поскольку я был в более приемлемом для выписки состоянии, то меня отпустили  на  несколько дней, чтобы  побыть с дочерью.
Люба медленно, но верно пошла на поправку и через некоторое время  все мы собрались  в своей квартире. Мне в первый же день после выписки из госпиталя, снова пришлось убыть в командировку в одну из дивизий.
             Чтобы уже не возвращаться к теме Дрезденского военного госпиталя, хочу поделиться воспоминанием  и о моём пребывании  в нём. Дело было так. У меня очень сильно заболел зуб. Вполне естественно, что пришлось обратиться  к стоматологу госпиталя. Он принял решение об удалении этого зуба, так как никакой возможности его сохранения не было.  Соблюдая все, необходимые в данном случае меры, зуб был удалён. Ночью у меня поднялась высокая температура, что было полной неожиданностью, так как  никогда у меня температура не поднималась, если я был болен даже очень сильно. Мне пришлось снова обратиться к докторам госпиталя.
       Видя моё состояние,  они приняли решение о госпитализации меня. Шёл день за днём, а температура не только не падала, но и продолжала медленно повышаться.
Оказывается, во время удаления зуба каким-то образом была занесена инфекция, которая быстро расползлась по всему организму. Люба, каждый день приходила ко мне и, видя, что положение всё ухудшается, начала поднимать тревогу. Врачи меняли несколько раз лекарства, делали различного рода физео процедуры, но ничего не помогало. Мне становилось всё хуже и хуже. И вот в один из дней, когда Люба пришла ко  мне и  сказала о том, что врачами принято решение о перевозке меня в групповой госпиталь, что заказан вертолёт, и нам надо собираться.  Хоть  мне и было понятно, что видимо действительно   дело плохо, тем не менее, пришедшему ко мне доктору заявил, что никуда не поеду, что в Дрездене есть целая медицинская академия и там наверняка могут справиться с этой проблемой. Доктор ушёл.  Мы с  Любой долго были в полном неведении, что же будет дальше. Она всё уговаривала меня лететь  в групповой госпиталь, что здесь всё может плохо кончиться. Через какое-то время меня, уже не стоявшего на ногах, на коляске повезли в процедурный кабинет, где собрался целый консилиум врачей, включая и начальника госпиталя. Снова пытались уговорить меня лететь вертолётом  в групповой госпиталь, услышав от меня очередной отказ, заставили  расписаться  в какой-то бумаге и  пригласили  медсестру, которая сделала мне укол, после чего отвезли в палату. Всего было сделано несколько уколов и постепенно моё состояние начало улучшаться, и вскоре  меня выписали. Оказывается,  начмед  госпиталя съездил в медицинскую академию, и там решил вопрос  о выделении какого-то препарата, который оказался для меня  спасением. Уже много  позже мне стало известно, что стоял вопрос  о моей жизни и смерти,  а в вертолётной эскадрилье нашей армии, дислоцирующейся на окраине города, стоял, готовый к вылету вертолёт, были согласованы все вопросы, связанные с перелётом от Дрездена в пригороды Берлина, где и находился групповой госпиталь.
Наше пребывание в ГДР совпало со временем, так называемой перестройки,  в нашей стране, развернувшейся по вине одного из политических фантазёров, пробывшего себе тропу во власть  организацией «хороших приёмов» для гостей  из высших эшелонов власти Москвы. Беда нашего народа в том, что  мы сразу начинаем верить каждому, кто попал на самую вершину власти. Сколько раз были обмануты ожидания народа, а мы всё равно продолжаем верить. Это видимо уже в крови у нас. Так было во времена Великих князей, потом царей, ну и конечно весь советский  период  нашей истории. Да и в постсоветский  период,  всё осталось по прежнему,  К чему я это говорю. А вот к чему. Чуть больше года прошло после прихода к власти  Горбачёва М.С., и по линии партийных органов поступила команда о проведении партийных собраний, на которых подвести  первые итоги перестройки. Соответствующие структуры продублировали эту команду для партийных организаций на местах. И у нас в политическом отделе тоже прошло такое собрание. С короткой  информацией выступил начальник политического отдела генерал-майор Тимин Л.В.  Он первым и доложил о том, что он сделал  за время перестройки и как изменил стиль своей работы (т, е, перестроился). Вслед за ним  по той же схеме выступил его первый заместитель полковник Косенков Б.А. А дальше пошли  выступления в алфавитном порядке. А поскольку в этом списке мне «посчастливилось»  быть последним, то выйдя на трибуну,  я просто сказал, что не буду говорить о том, что сделано  мною за это время. Все знают об этом, а вот о своём понимании перестройки и всего того, что происходит . сказал, примерно следующее. То, что перестройка, как партийной жизни, так и всей жизни в стране нужна, это неоспоримый факт. Уж очень много проблем  накопилось во всех сферах жизни нашей страны. Но то, как начался этот процесс, лично у меня вызывает сомнения в успехе этого. У меня лично вызывает большое сомнение в том, что под руководством М,С. Горбачёва нам удастся  что-то изменить. Может быть, в чём-то и будут какие-то сдвиги, но скорее всего, он всё развалит до такой степени, что потом всё будет очень трудно восстановить. После этих слов спокойно сел на своё место. В аудитории, где мы находились,  наступила  полная тишина, которая продолжалась минут пять. Потом  встал начальник политотдела,  сказал несколько слов, и на этом собрание было закончено. Все  выходили  из зала, молча,  и расходились по своим кабинетам, На меня никто не смотрел, Я оказался в полном вакууме. Даже те, с кем  мы  работали в одном кабинете, делали вид, словно меня нет. Все ожидали, что же будет дальше. Примерно через неделю, меня вызвал в кабинет начальник политического отдела.  Не ответив на моё приветствие, сразу спросил, что со мной делать?   Он не может держать на должности человека, отвечающего за марксистско-ленинскую подготовку, офицеров, прежде всего и за другие виды политической учёбы с такими взглядами, которые были высказаны мной на собрании. Мой ответ прозвучал в том духе, что раньше бы меня расстреляли, но теперь времена другие, и можно  меня снять с должности, но  мне бы хотелось, чтобы с формулировкой  «за неверие в успехи перестройки и высказанное недоверие Горбачёву». Если буду освобождён с другой формулировкой, то своё право буду отстаивать через суд. Ещё он спросил меня, убеждён ли я в своих словах. Ещё раз пришлось повторить что, это действительно так, и ещё добавил некоторые моменты, о которых не говорил на собрании. Народ ждал моего возвращения от  генерала Тимина Л.В. с нетерпением.
Вернувшись в кабинет, никому не говоря ни слова, продолжил заниматься своим делом. Не помню уже у кого, но терпение лопнуло и он спросил меня, зачем вызывал  меня Тимин Л.В. Мой ответ был кратким - по вопросу подготовки доклада на предстоящем семинаре руководителей групп  марксистско – ленинской подготовки  и поездки в одну из частей для изучения причин случившегося происшествия, и соответствующего доклада ему.  Часа через два, уже  действительно был в той части и выполнял поставленную задачу.
 Примерно ещё через неделю после  «беседы» с Членом Военного совета мне позвонил начальник особого отдела  армии и пригласил к себе, якобы для сверки графика марксистско – ленинской подготовки. Его группа  не входила в сферу моего влияния, но  они занимались по тому же плану, что и офицеры армии. И офицер его отдела неделю назад был у меня,  мы с ним всё сверили, он попросил, если есть, вспомогательных материалов  к очередной теме занятий. Всё, что он просил, получил и мы,  побеседовав немного, расстались. Так, что необходимости  говорить об этом не было, и  приступили собственно к тому, о чём  нетрудно догадаться. На его  вопрос: «Что со мной делать?», пришлось ответить  коротко: «Расстрелять, у вашей службы в этом деле опыт большой».  Беседовали долго и надо сказать, мне было интересно. А перед тем как закончить беседу, я сказал ему о том, что скоро мы оба уволимся в запас,  и будем жить в Минске, Возможно, нам удастся встретиться и  тогда, посмотрев друг другу в  наши голубые  глазки, разберёмся,  кто из нас  был прав.
Кстати сказать, когда у моей дочери родился первый сын,  и  мне приходилось с удовольствием  с ним гулять, как раз недалеко от того, района, где должен был жить после увольнения, этот самый начальник особого отдела. Мы, с моим маленьким наследником буквально исколесили  этот район в надежде встретить  этого человека, но так и  не довелось. Тем не менее,  меня не покидает уверенность, что наша встреча всё равно состоится, и мы вспомним нашу  беседу в его кабинете. Но вот этому малышу, с которым мы  искали встречи, уже двадцать пятый год, а мне не хочется верить в то, что мы с тем человеком не встретимся и не посмотрим в наши голубые глаза друг друга. Всё-таки я оказался прав.
Вернёмся к службе в Дрездене. Время всё раскручивало свои обороты  соответственно возрасту. Чем мы становимся старше, тем время летит быстрее. Хорошо осталось в памяти так называемое время демократизации и либерализации всех сфер жизни нашей страны. Население ГДР практически не знало, что на самом деле происходит в СССР,  В газетах, на радио и телевидении страны сообщалось только о некоторых, наиболее важных событиях, при этом никаких комментариев не делалось, и самим немецким  партийным и государственным руководством, А народ хотел знать правду. В передачах «Голоса Америки», БИ-БИ,СИ, «Свободная Европа» и многих других радио и телеканалов, которые свободно можно было принимать почти на всей территории страны, много говорилось о Советском Союзе. Но комментарии  извращались настолько, насколько это было выгодно Западу. «Пелись бесконечные оды» Горбачёву. Поэтому каждое наше выступление перед населением ГДР, слушалось и воспринималось очень внимательно. Люди задавалось много вопросов. Многие подходили после  наших выступлений и просили конкретизировать тот или иной вопрос.
 Особенно  много задавалось вопросов  в период так называемых первых демократических выборов в Верховный  Совет СССР в начале 1988 года. В частях Западной группы войск (переименование  ГСВГ прошло немного ранее) тоже готовились к этому важному событию. Наши части были традиционно приписаны к нескольким регионам СССР. Поэтому для того, чтобы довести до сведения населения  этих регионов, настроение в частях Группы, туда были откомандированы  представители воинских коллективов. Мне вместе с рядовым одной из воинских частей,  выпала честь поработать в Ивановской области  в  городе Кинешме.  Оба мы родом  из этой области, так, что, как говорится нам, и карты в руки.  Пробыли мы  на нашей малой родине почти десять дней. От западной Группы войск кандидатом в депутаты верховного Совета был выдвинут Главнокомандующий Группы генерал армии Снетков Борис Васильевич, а его соперником был подполковник  Подзирук Виктор Сергеевич, Он служил в вертолётном полку в городе Иваново. Интересна история его выдвижения, Замполит полка однажды объявил, что от полка надо будет  выдвинуть кандидата в депутаты. Офицеры лётчики, обсуждая между собой эту новость единодушно высказались за Подзирука, так как он мол не пьёт, не курит,  в карты не играет, много читает, а в добавок ешё и то, что он кандидат военных наук. Это мне рассказывал сам Виктор, во время наших поездок  по частям  нашей 1-й гвардейской танковой армии. Мы с ним подружились, и у нас установились дружеские отношения. Даже  не смотря на то, что я выступал против  него, агитируя за генерала армии Снеткова Б.В.
Я мотивировал своё решение  тем, что генерал прослужил  в армии  намного больше В. Подзирука, Что он практически знаком со всеми руководителями не только самого высшего уровня, но и  на региональном уровнено, так как его служба проходила почти  по всей стране. Так что в случае обращения к нему за помощью кого-либо из избирателей, он мог  одним телефонным звонком решить любой вопрос. А Виктора практически никто не знает, и ему будет решать все вопросы сложней.
Командующий армии и начальник политотдела приняли решение о  назначении в каждый полк армии, ответственного офицера  за оказание помощи в  организации  и проведение агитационно-разъяснительной работы, как с личным составом срочной службы, так и семьями офицеров и прапорщиков. Установка была на то, чтобы люди голосовали  за  Снеткова Б.В.
Часто приходится слышать о том, что в армии личный состав всегда голосует так, как сказали командир с замполитом, и ещё на эту тему есть куча небылиц, как якобы добиваются стопроцентного голосования за нужного кандидата. С глубоким знанием  этого вопроса  и со всей ответственности заявляю, что никогда, ни в какие времена с1965 по 1990 год,  мне не приходилось сталкиваться с тем, о чём некоторые «знатоки» заявляют, Что замполиты чуть ли не сами заполняют бюллетени и бросают их в урну. Говорю об этом не только как бывший замполит, но как человек, который трижды был  членом участковых избирательных комиссий. Все эти сплетни, это чисто дилетантская болтовня людей, не знающих всего механизма избирательных кампаний.
Примером  вышесказанному стали итоги  выборов в частях нашей армии. Более шестидесяти процентов голосов было отдано за Виктора Подзирука. А в тех районах России, где голосовали за этих же кандидатов, процент проголосовавших за Подзирука В.С. был ещё выше. Так, что Депутатом Верховного Совета СССР последнего созыва стал подполковник Подзирук В.С.  Теперь он мог решить свои вопросы,  о которых говорил мне в приватной беседе. Главное для него было, построить в городе Иваново гараж, Но он не только гараж построил, но ещё получил и звание полковника, что говорит о предварительном повышении в должности.
Участие  в этой избирательной кампании  останется в моей памяти  на всю оставшуюся жизнь. Да и как не остаться. Во время работы  в Ивановской области мне довелось встретиться и побеседовать с первыми лицами  тех городов, которые входили в избирательный округ, .где баллотировались эти кандидаты в депутаты. Невозможно забыть и предвыборного собрания в Кинешме, тех очередей  к трибунам, которые люди старшего поколения,  наверное, не забудут никогда. В одной из таких очередей  отстоял и я, Там  тоже отстаивал кандидатуру генерала армии Бориса Васильевича Снеткова.
 Судя по реакции зала, моё вступление удалось. Подтверждением тому служит разговор в автобусе, который  привозил  людей из города Вичуги на это предвыборное собрание. С этими людьми  я поехал навестить маму, которая жила там. Так вот все ехавшие в автобусе как один сказали; «Давайте мы проголосуем за Вас». Это  была, конечно, шутка,   все  понимали что и как.
До службы  в Германии мне как-то не приходилось участвовать в учениях такого масштаба и насыщенности как там. Ещё  в дни  плановой боевой учёбы, часто  приходилось изучать и анализировать работу политработников, партийного и комсомольского  актива, от ротного до дивизионного уровня. Обычно на тактические учения в войска армии   приходилось выезжать вместе с заместителем начальника боевой полготовки армии полковником  Вячеславом Васильевичем                .По всем правилам  соответствующей инструкции, он на своем БТРе должен ехать на определённом расстоянии  сзади наступающих порядков и  в бинокль наблюдать и по радио слушать переговоры и команды командиров разного уровня. Мне этого было мало, с такого расстояния не видно было, как действуют политработники  низшего  звена  непосредственно в боевой обстановке. Поэтому, с разрешения этого полковника,  мне удалось пробраться на самый «передок». В одной из БМП была возможность разместить, мою персону вместе с экипажем  мотострелков.
Вместе с ними  десантироваться из машины, идти с ними в атаку, наблюдая  действия  практически целой  роты. Пройдя определённоё  расстояние и выполнив конкретную задачу, снова  загружаться в БМП и стремительным рывком прорываться вперёд. Затем снова десантироваться и увидеть, как выполняется следующая задача.
 На совещаниях в штабе армии командующий не раз ставил вопрос о том, что недоволен  боевыми стрельбами пехоты в ходе учений. Редко какие подразделения получали хорошие оценки. В основном довольствовались  удовлетворительной.
Там, на месте, мне всё стало ясно, почему такие низкие результаты стрельб. Во-первых, бойцы, чувствуя себя «героями» каких-то боевиков, ведут огонь не по «противнику», который может его самого убить, А как в блокбастерах, держа автомат в одной руке и стреляя не по мишеням, а в сторону мишеней, в лучшем случае. В это же время и  командиры взводов, и  командир.  и замполит роты,  практически исполняют роль обычного стрелка. Пришлось  вмешаться, Отобрав автомат у одного из бойцов, показал, как надо вести огонь по мишени, как не дать противнику уничтожить меня. Вместо длинной очереди мне хватило очереди из двух-трёх патронов  чтобы уничтожить каждую  мишень, по которой я вёл огонь.
Во время очередной загрузки в БМП, удалось пристроиться  в ту машину на которой перемещался замполит роты.  И там, под шум  двигателя и стрельбу пулемёта БМП, подсказать молодому лейтенанту – замполиту роты, как и что он должен делать во время атаки. Оказывается  в  нашем минском политическом училище на такие мелочи не «обращали» внимания. Или просто те, кто обучал, кроме теории тоже ничего не знал, а видел войска  в действии  только по телевизору. В связи с этим мне вспомнился анекдот. Молодой лейтенант-политработник прибыл  в мотострелковую роту. Недели через две выехали на полигон, расположенный недалеко от жилого городка. Случилось так, сто в результате неправильного манёвра танка и невнимательности  командира роты, последний попал под танк и  погиб на месте. Собрались все офицеры  роты и решают, что делать. Командиру батальон они  доложили, теперь надо как-то жене сообщить. Один из офицеров и говорит, что это дело надо доверить замполиту роты. На том и порешили. Назвали номер дома, где живёт семья, и отправили лейтенанта с этой неприятной миссией. А он, бедный, идёт, а в голове бешено кружатся мысли, как сказать жене эту печальную весть, В училище этому  не учили. Пока шёл, так ничего и не придумал. Подойдя  к дому, постучал в дверь и крикнул; «Здесь живёт вдова Иванова?», а из-за двери женский голос отвечает: «Какая я тебе  вдова, у меня и муж есть», а лейтенант в ответ: «Хрен тебе, а не муж, танком его раздавило». Горькая но, правда жизни. Уж очень сильно увлекались в наших учебных заведения теорией. А вот такой. простой жизненной мудростью мало кто из преподавателей и командиров делился с курсантами и слушателями. Из теории  многое  забывается, а мудрые советы и подсказки остаются в памяти  на всю жизнь. Это касается всех и техников и командиров, а уж  тех, кто выбрал путь политической работы  надо больше практики общения с людьми в разных ситуациях. От шумного, весёлого торжества, до глубокой  людской скорби.
Командующий армии генерал лейтенант Чернышёв А.К.     На очередном сборе командного и политического состава армии, на котором присутствовали все командиры и политработники от командиров батальонов до командиров дивизии, анализируя результаты очередных стрельб в ходе учений, совершенно неожиданно для меня предоставил мне слово, чтобы поделиться моими  наблюдениями. Оказывается зам. начальника боевой подготовки,  во время доклада командующему о результатах очередного учения, рассказал ему о моём участии, и что там мне удалось увидеть.  На  таких  занятиях  пришлось побывать много раз, и из каждого посещения  было много интересных  наблюдений, о которых раньше и не догадывался. Вот ещё небольшое наблюдение.
 Шла отработка упражнения обкатки танками мотострелков. Командиры разного уровня провели большую работу по подготовке  мальчишек к этому упражнению. Всё было сделано строго по инструкции, придраться не к чему. Мне почему-то  захотелось пройти вдоль линии окопов, в которых были размещены мотострелки.  С каждым находящимся в окопе побеседовал и остался доволен  настроем людей. А в последнем окопе, на правом фланге, паренёк, во время нашего разговора с ним вдруг заговорил как-то не так,  как говорили другие. На мой вопрос, не боится ли он, честно признался, что ему страшно.  В нарушение всех инструкции и правил, мною было принято решение  остаться с ним в окопе. Ещё раз проинструктировал  его как и что надо делать. Стали говорить о постороннем, чтобы отвлечь парня от тревожных мыслей. Когда подходил танк, мы присели, я прижал его к себе, его била дрожь, и когда сорокатонная  махина тихо проходила над окопом, я попросил его посмотреть вверх, и как только  гусеницы танка покинули бруствер окопа, подсказал ему, делай то, чему тебя учили командиры. Парень всё выполнил чётко и спокойно, а о том, что нас в окопе было двое, я посоветовал ему     никому не говорить.  Сколько раз  мне пришлось бывать в этой части, столько раз  мы встречались и беседовали с ним. Дело ещё в том, что он  родился  пятого марта, а это день рождения нашего покойного сына, поэтому все мальчишки у кого день рождения был в этот день, были для меня немного ближе, чем все остальные. Может быть это и глупо, но это видимо, один из забубонов, которые есть  у  каждого из нас.
Ещё  на одной проблеме хочется  остановиться. Как-то так случилось, что мне пришлось вплотную столкнуться,  с  работой по всякого рода разбирательствам нарушений воинской дисциплины, чрезвычайных происшествий. Не хотелось бы поднимать этот вопрос. но к сожалению, он занял значительное место в моей службе.  Соединения и части  нашей 1-й гвардейской танковой армии, дислоцировались почти на трети территории ГДР в её юго-восточной части. Столько там интересных мест, которые хотелось бы посмотреть, но мы служили практически без выходных дней.  Если и случалось, что такой день выпал на счастье семьи, то это ещё не было гарантией, что тебя в течение  дня не вызовут, не придётся мчаться на машине, обгоняя «скорость собственного звука», в какой-нибудь гарнизон для того, чтобы разобраться с причинами и последствиями какого-либо происшествия. Для меня дело осложнялось тем, что отвечая  за организацию и состояние политической учёбы офицеров, членов семей всех военнослужащих, рабочих и служащих Советской Армии, а это в численном выражении  более пятнадцати тысяч человек. Получается, что любое происшествие с любым из этого количества людей, непосредственно касается моей персоны. Поэтому очень часто в квартире раздавался звонок дежурного по политическому отделу, что к моему подъезду через 10-15 минут подойдёт машина и мне приказано выехать в такую-то часть разобраться с таким-то вопросом и не позже такого-то времени доложить Члену Военного совета о предварительных  причинах происшедшего, и первые  результаты разбирательства.
Невозможно забыть звонок, раздавшийся в новогоднюю ночь  с 1987 на 1988 год. Нужно было срочно убыть в учебный танковый полк и разобраться, что там произошло. Больше никакой информации не было. Машина уже была  у подъезда, и мы с водителем быстро приехали в этот полк. Он находился километрах в трёх от штаба армии. Дежурный по полку коротко доложил мне суть дела и сказал, что меня ждёт начальник политического отдела полка. Зайдя в кабинет к молодому, но очень амбициозному,  майору, поздравили друг друга с Новым годом, и он подробно изложил суть дела. В общежитии, где жили рабочие и служащие Советской армии, после того, как около трёх часов ночи закончили праздновать встречу нового года по всем  временным поясам Советского Союза и ГДР, и  разошлись по своим комнатам из холла, где происходило празднование, пропал телевизор. Одна из женщин, проживающая в общежитии, пошла в туалет и увидела, что там, где ещё полчаса назад был телевизор, но его не стал а на выходе из общежития видела, со стороны спины,  выходящего высокого роста солдата. Доложили дежурному по полку, тот пришёл и провёл первичныё опрос жильцов общежития. У него возникло предположение, что кто-то из жильцов забрал телевизор к себе в комнату. Но телевизора  ни в одной из комнат не оказалось. Тогда начали вычислять, что за солдат мог оказаться в холле общежития. Подозрение у дежурного  вызвал один из  сержантов, дежурный по одной из рот. В роте его не оказалось,  и никто из дневальных ничего сказать не мог. Только после этого позвонили дежурному по политическому отделу и оперативному дежурному штаба Армии.
Мне пришлось обойти все комнаты общежития и побеседовать с жильцами.
Хорошо, что никто не спал. В одной из комнат, где жила одна из женщин, появилась первая зацепка. Оказывается, она тоже видела этого сержанта в холле общежития.
Как и в любой воинской части,  всегда есть несколько загашников, о которых не знают даже командиры подразделений. Вот в один из таких загашников  мы и попали в ходе розыскных мероприятий.  Это была небольшая комнатка в помещении свинарника, с дверью, которую очень трудно было увидеть так, как она находилась в углу,  где практически не было освещения. В этой комнате жил младший сержант сверхсрочной службы. Комната вся была увешена коврами и обставлена приличной мебелью. На мой вопрос откуда это всё богатство, он ответил, что со свалки, которая находилась практически за забором полка. У немцев такой обычай, что если в комнате квартиры кто-то умирает, то всё, что находилось в комнате на момент смерти человека, выбрасывается на свалку. Вот такими вещами и была обставлена комната младшего сержанта. Он ни кому не обращался за получением места в общежитии и спокойненько  жил в своё удовольствие. А командирам как-то и в голову не пришло поинтересоваться,  где живёт человек. Так вот он последним видел сержанта, как потом выяснилось, укравшего телевизор. Он проходил мимо свинарника, а сверхсрочник в это время выходил на улицу «по нужде», и  был свидетелем как тот выходил  за пределы части, в сторону немецкой свалки.
Было создано несколько групп для поиска сержанта. Одни искали в пределах части, а несколько групп  за её пределами. Но было очень темно и все поиски результата не дали. Наступило утро. Поиски продолжились. Мне захотелось проверить, как идут поиски в близлежащем лесном массиве. На машине подъехав со стороны города в этот лесной массив, Оставив машину на опушке, пошёл по одной из аллей. Пройдя метров сто  пятьдесят, увидел на земле лежащую солдатскую шапку. Не могу объяснить,  почему сразу поднял свой взгляд вверх, увидел висящего на сосне, примерно на высоте четырёх метров, солдата. А поскольку было уже светло, и рядом находились жилые дома немцев, многие из них совершали привычный для них утренний променад. Именно такая пара пожилых немцев и оказалась рядом со мной в этот момент. Женщина,  увидев висевшего солдата,  сильно испугалась и потянула мужа за собой в сторону города. По рации, которая была у меня, я доложил командиру полка и рассказал, как удобнее подъехать к этому месту. Одновременно напомнил, чтобы  пригласил с собой работника прокуратуры и медика, а также взял группу солдат, чтобы снять с дерева повесившегося сержанта. Командир приехал на своей машине с  начальником политотдела. Поскольку это было не 
далеко от штаба армии, я уехал в штаб и оттуда доложил обо всём виденном Члену Военного Совета генерал- майору Тимину Л.В.
Дальнейшее  разбирательство он взял  в свои руки и вместе с прокуратурой выяснили все обстоятельства случившегося, в основу были положены  результаты моей ночной работы, которые были изложены мной на бумаге и преданы Тимину Л.В. Чтобы не создавать атмосферу полного беспредела не буду подробно описывать  всё то, с чем приходилось разбираться.
 Немало хлопот доставляли и как сами офицеры, так и их жёны. Стремлению извлечь  из пребывания на территории ГДР, как можно больше пользы для себя в плане повышения уровня материального благосостояния, некоторые опускались до обычного воровства в немецких магазинах, а схваченные за руку, слёзно просили помочь спасти их репутацию, не допускать огласки. Другие, особенно из числа прапорщиков, допущенных к материальным ценностям, воровали со складов воинских частей, а то и просто не выдавая личному составу того, что положено.
В одном  из гарнизонов мне было доверено  проанализировать, как  прошла подготовка к новому учебному году, а после  проведения торжественного ритуала, посвящённого этому событию, прочитать лекцию для личного состава полка и других подразделений, расположенных в военном  городке. 
Присутствуя на торжественном построении. по привычке обходя  один строй за другим я обратил внимание, что некоторые солдаты, особенно призванные из среднеазиатских республик, стоят в строю съёжившись. Было хорошо видно, что у них зуб на зуб не попадает. Подойдя к одному из таких воинов, попросил его снять левый сапог. Оказалось, что солдат стоит в строю в сапогах на босу ногу. Подойдя к командиру полка, потребовал развести строй, чтобы между шеренгами было два шага. Командир, ничего не понимая, попытался  не выполнить этого требования, но после моего разъяснения зачем это надо, подал команду проделать  такую перестройку.
Я пригласил его с собой на правый фланг строя полка и первой роте подать команду «снято левый сапог». После этого мы с ним пошли по рядам  строя и увидели, что у многих солдат нет на ногах не только зимних портянок, но даже и летних. У кого не было портянок на левой ноге, просили снять сапог и с правой ноги, Как правило, и вторая нога была тоже без портянок. Всего в одном только батальоне  мы насчитали около двадцати двух человек, у которых на ногах не было портянок. Чтобы не морозить людей,  мною было предложено командиру, насколько это возможно, сократить время проведения необходимого ритуала и отправить людей в казармы, где устранить выявленный  факт  варварского отношения к людям.
Накануне этого «торжественного»  дня, проходя по территории части, увидел  солдата, несущего на плече большой рулон, обёрнутый бумагой и обвязанный шпагатом. Остановив доблестного гвардейца, поинтересовался, что и куда он несёт. Солдат ответил, что его послал старшина роты отнести этот рулон к нему домой. А что там,  в рулоне, он не  знает.
Приказав взять рулон и нести его в казарму, мы отправились к «заботливому» старшине и его командиру роты и батальона. В казарме, в присутствии  вышеназванных лиц, вскрыли рулон и убедились, что там совершенно новая ткань, предназначенная на зимние портянки личному составу. Мною было приказано создать группу из числа командира, политработника, члена группы народного контроля и посетить квартиру  прапорщика, к которому  солдат нёс  рулон с тканью. Сам тоже отправился с ними. Поскольку  тогда не было такой мобильной связи как сейчас, а у этого старшины не было даже обычного,  нашего армейского телефона, то и как-то предупредить жену, чтобы что-то перепрятала, он не имел возможности. Поэтому мы, придя к нему в квартиру,  обнаружили, кладовку,  почти наполовину заполненную армейским имуществом от мыла до формы одежды, не говоря уже о продуктах питания, сосем не тех, которые выдавались  офицерам и прапорщикам по пайку.
Насколько мне известно, этот прапорщик уволен из армии, и против него было возбуждено  уголовное дело.
В полку тоже была проведена проверка и тоже  выявлено очень много недостатков.
 Информация об этом позорном и варварском отношении к людям была доведена до командиров полков всей нашей армии.
Не хочется сосредотачивать и своё  внимание и внимание тех, кому  возможно, доведётся прочитать эти строки. Такого негатива было очень много.  Времени, для выяснения причин появления таких фактов , уходило тоже очень много. Но было немало и того, о чём приятно вспомнить.
В связи с тем, как была организована моя служба в ГСВГ в самом начале, нужна была и психологическая разрядка. Мне удалось её  найти в посещении Дрезденской картинной галереи. Каждый раз, приходя туда, подолгу стоял перед Сикстинской мадонной, внимательно смотрел в её глаза. В этих  глазах я находил и нахожу успокоение и  помощь, и поддержку, так же как и в те годы,   Кстати сказать, копия этого полотна и сейчас находится у нас в комнате на самом видном месте. Все залы этого прекрасного  заведения, обойдены мною много раз. И только один «зал современного  искусства» вызывал  чувство неудовлетворения. Дело в том, что о вкусах не спорят. Но на мой, дилетантский взгляд, в этом зале были собраны и выставлены далеко не самые лучшие образцы, современного, тому времени, искусства. А одна картина  меня просто раздражала.   На полотне был изображён сержант Советской Армии того периода времени, но изображён так, что  полюбить армию, представителем которой, и являлся «герой» полотна, на мой взгляд, просто невозможно. Автора не помню, но кроме как, злобной карикатурой,  назвать это «произведение», просто невозможно.
С большим удовольствием  посещали мы и другие музеи  Дрездена и других городов, где приходилось бывать. И вот какая мысль  не давала мне всё время покоя. Почему наша страна, Советский Союз, а теперь и Россия  настолько отстали от мировой цивилизации, я имею  ввиду, лучших её образцов. Например, впервые посетив город Виттенберг, первые упоминания о котором относятся к началу двенадцатого века.  Любуясь храмом, шпили которого  подпирают небо, В  этом городе Мартин Лютер читал свои лекции, А ,глядя на этот храм, мне подумалось, а ведь на Руси, в то время когда он был построен,  ещё только единицы  владели грамотой,  а писали на бересте. А жили они в дремучих лесах и непроходимых болотах. Таких кровавых междоусобиц между князьями Древней Руси, когда выжигалось всё до последнего бревна, когда людей убивали или продавали в рабство почти четыре века, больше не было ни в одной из европейских стран. Я уж не говорю о нашествиях печенегов, половцев, а потом и  татарских моголов. Вот в чём причина нашего отставания. Был небольшой период времени, как я его называю временем российского реннесанса, но  и тот был неоднократно подвержен страшным разрушениям уже силами объединённых стран. Так как,   враги по одиночке боялись  вступать в единоборство с нашими предками.  И вот теперь снова силы зла и человеконенавистничества всячески пытаются не дать России  выпрямиться в полный рост, окрепнуть от двадцатилетия собственного паралича, спровоцированного теми, кто или не успел приобрести  качеств подлинного русича, или продал их, за подачки лживых льстецов Запада. Может быть  то, что хочу сказать, немного и не к месту, но тем не менее.
      Убеждён, что кроме социалистического строя, никакие демократические и прочие модели не  смогут спасти Россию. Скажу грубо, но по другому, не могу. Куда олигарха не целуй, всё равно будет жопа. Последнее  двадцатилетие   полное  и наглядное подтверждение этому.
Давайте кратко проанализируем хотя бы некоторые источники победы в Великой Отечественной войне. Во-первых, без руководства коммунистической  партии  не выстояли бы и полугода.  Не случайно говорили, что коммунистов в годы войны считали, как патроны и снаряды. Второе, советский общественно-политический строй, Да, для многих было жёстко. Но сопли никто не жевал. Каждый делал своё дело во имя всего народа, а не во имя какой-то кучки толстосумов. Третье, общественная собственность на средства производства. До сих пор умные люди восхищаются тем, как можно было за короткие три месяца почти тринадцать тысяч промышленных предприятий увезти, из под носа у немцев, и  уже к началу 1942 года на большинстве из этих предприятий, организовать выпуск необходимой стране  продукции. Скажите. Кто-нибудь во Франции, например. Уводил свои промышленные предприятия с территорий, которые могли попасть под оккупацию. Все до единого предприятия целенькими достались немцам. Четвёртое, колхозы и совхозы, как форма  сельскохозяйственного производства. Были бы частники на селе, хлеб зарыли бы в землю или сожгли, так как  никто у них в тех условиях купить бы не смог. Сработал бы принцип: если не мне, то и никому. Армия в первую очередь осталась без продовольственного снабжения. Кто не верит, внимательно прочитайте историю русско – японской войны, то же самое будет, если снова грянет такая же беда. Пятое, самоотверженная работа тружеников тыла по снабжению армии и флота всем необходимым. Многим теперь не верится, что люди трудились, не выходя из цехов  сутками, что малолетки, стоя на деревянных подставках работали у станков наравне со  взрослыми. Суточный паёк продовольствия, хоть и маленький, но был. Шестое, героизм и мужество  советских воинов на фронтах  войны. Самопожертвование во имя спасения своих товарищей, а в конечном итоге во имя достижения победы над врагом. Седьмое, организация отпора захватчикам на оккупированной территории. Мужество и самоотверженность народных мстителей. Восьмое, вклад советских учёных и конструкторов  в создание новых видов вооружения, отвечающих требованиям того времени.
Можно и дальше продолжать называть эти источники, им нет числа. Всё это заслуга прежде всего социалистического строя. Кому не лень, посчитайте, люди какого возраста вынесли все тяготы войны, как на фронте, так и в тылу. Получается все те, кто родился и вырос при социализме. Это же поколение и восстанавливало  страну в послевоенный период.
 Мне могут возразить, заявив, что всё те же родившиеся при социализме, активно участвовали в развале социалистического строя. А вот здесь-то выступает на одну из первых позиций в достижении победы над  врагом, роль идеологии.
Пока коммунистическая идеология не подвергалась разного рода реформам в угоду узкому кругу лиц, пусть  даже и из высших эшелонов власти, всё было нормально. Каждый рос патриотом, пока не попадал под влияние тех, кто, преследуя свои корыстные цели, начинал прежде всего  «продувку мозгов» народу, тихо, ненавязчиво сначала, а со временем, говорю грубо, борзея каждый день всё больше и больше. И ещё один момент, на который нельзя не обращать внимания. Проанализируйте. Многие ли дети и внуки  бывших верных сторонников социализма, сегодня продолжают  дело своих дедов и отцов. НЕТ НЕ МНОГИЕ.  Могу назвать и причины этого. Но думаю,  в этом нет необходимости. Всё ясно и так.
 Вот об этом-то  я вёл разговоры с людьми во время моих поездок по гарнизонам, встречаясь с разными людьми. Из всех этих разговоров вытекает ещё одна важнейшая проблема. Проблема морали. Не буду долго говорить об этом. Приведу лишь один пример.
Как-то читая лекцию о сущности коммунистической морали, раскладывая её, что называется, по полочкам, Получил из зала, от слушателя, на первый взгляд, простой вопрос. Достойна ли Людмила Зыкина звания Героя социалистического труда,  именно с позиций морали, о которой мы тут, в зале говорим.  Да и не только Зыкина. Мой ответ был примерно таким.
Это всемирно известная певица, несущая народам мира нашу российскую советскую культуру. Поистине народная артистка, не только по присвоенному ей званию, но и по духу. Песни, спетые  ею, поёт  вся страна. Но если судить с точки зрения морали, то есть вопросы, которые вызывают недоумение и сомнения в правомерности присвоения этого высокого звания. Пусть бы лучше ей присвоили десятикратное звание народной артистки СССР.  Что ни говорите, но народ знал  её неуёмную тягу к приобретению драгоценных изделий. Во-вторых, её частое изменение семейного положения, что никак не соответствует статуту Героя.
Случилось так, что на предстоящих сборах идеологических работников Группы войск, мне было предложено выступить на тему: « Воспитание у слушателей высоких нравственных качеств в ходе марксистско - ленинской подготовки». Примерно так звучало название темы. В президиуме сборов присутствовали: Главнокомандующий , тогда уже, Западной Группы войск. генерал армии  Снетков Б.В. Заместитель начальника Главного Политического Управления СА и ВМФ генерал полковник Волкогонов Д., начальник политического Управления Западной группы войск генерал- полковник Моисеев Н.А.  и ещё несколько полковников. После доклада Начальника Политуправления Группы войск генерал-полковника Моисеева Н.А.  и после перерыва мне предстояло выступить первым. Во время выступления  я не мог не затронуть проблему, которая прозвучала в вопросе заданном мне одним из слушателей, о которой я уже говорил выше. Как только  мною были озвучены слова слушателя,  генерал полковник Волкогонов Д. буквально вскочил со своего стула и яростно набросился на меня за то, что я оскорбляю такую великую певицу. Мне пришлось ещё раз,  спокойно высказать своё отношение к этой проблеме. Дело ещё и в том, что накануне  сборов  Людмила Зыкина выступала перед нами,  и мы буквально до боли в ладошках аплодировали ей. Ансамбль «Русская песня», которым руководил,  по словам знатоков, двадцати семилетний  сожитель Людмилы Зыкиной,  играл прекрасно. Земля слухами полнится. Так вот эти слухи прямо во время концерта молвили о том, что это чуть ли не седьмой такой музыкант «проходит» стажировку у Людмилы Георгиевны.
В наш «диалог» подключился и генерал-полковник Н.А. Моисеев.  Зал замер, чем же закончится всё это?! Дело ещё и в том, что в фойе  Дома офицеров, где проходили эти сборы, была выставлена большая экспозиция из стендов высотой два метра и шириной около семидесяти сантиметров, на которых  были оформлены краткие аннотации об опыте работы лучших пропагандистов Группы войск.  На первом стенде при входе в фойе была моя фотография и краткие аннотации.   
Слева от трибуны, с которой  мне пришлось дискутировать с двумя генерал-полковниками, сидел генерал армии Борис Васильевич Снетков, Я периодически посматривал на него и понял, что он полностью разделяет мое мнение. Он периодически  поворачивал голову в мою сторону  и  в его взгляде я чувствовал поддержку. Такая в общем - то беспредметная дискуссия продолжалась долго, чему были несказанно рады те, кому предстояло  тоже выступать. Но из-за развернувшейся полемики, всё время, планируемое для выступления участников сборов, было потрачено на первый взгляд, на борьбу генералов с моим утверждением о Людмиле Георгиевне, а на самом деле о морали.
Все те, кому предстояло выступать, должны были тексты своих выступлений, просто сдать в президиум.  После, так называемого обсуждения доклада, объявлялся перерыв, а потом  шла работа по группам (по армиям и частям группового подчинения).
  В работе группы нашей армии изъявил желание сам генерал-полковник Д. Волкогонов, чему совсем был не рад Член Военного совета нашей армии генерал-майор Тимин Л.В.(все начальники политотделов армий обязаны были в первый день сборов обязательно присутствовать  на выступлении Члена Военного совета-начальника Политического управления группы войск). Но и работа группы нашей армии прошла под «пламенные» речи генерала Д. Волкогонова. Чем, в общем-то,  остался доволен и генерал Л.В. Тимин, т.к. вся «тяжесть» нагрузки снова легла на меня. В дополнение ко всему, и надо полагать не особо приятным для Волкогонова Д.,  было ещё и то, что в момент оглашения  приказа Главкома группы войск, о поощрении  лучших пропагандистов, в разделе о награждении  Почётными грамотами главнокомандующего Западной Группы войск, первым  получать Грамоту  пришлось мне.  Когда  генерал армии Б.В. Снетков вручил мне эту грамоту то, тихо сказал - «молодец». Этого, видимо,  мне не удастся забыть  никогда. И, несмотря на то, что всяких грамот в моём семейном архиве много, и  трижды   представлялся к  награждению  государственными наградами, эта Грамота, для меня  является самой дорогой  наградой. Здесь сконцентрировано всё,  и начало моей  карьеры на пропагандистском поприще, и всё остальное, что пришлось  делать все четыре года,  которые довелось прослужить  на переднем крае  обороны  моей любимой Родины-Союза Советских социалистических республик. Не знаю как у кого, а  у меня боль этой утраты остаётся  по - прежнему,  всё такой же острой.
За время пребывания в ГДР несколько раз приходилось побывать на  вечерах дружбы с немецкими товарищами. Многие немцы, присутствовавшие на этих встречах,  достаточно хорошо владели русским языком, так что проблем с общением практически не было. Все, с кем нам приходилось беседовать интересовались подробности жизни в СССР, что представляет наша перестройка. А когда встречались с семейными парами то, естественно о нашей семейной жизни, о детях, о квартирах и прочих чисто житейских проблемах. Приглашали к себе в гости, но мы  этими приглашениями, как правило, не пользовались. Была у нас одна хорошо знакомая семья, в которой жена немца была русская, из Кировской области. С мужем она познакомилась ещё в годы учёбы в городе Ленинграде. Он там учился в техническом ВУЗе, а она в медицинском институте на стоматолога, В Дрездене она работала стоматологом, причём пользовалась большим авторитетом, и от клиентов практически не было отбоя. С этой семьёй мы несколько раз встречались и у нас в квартире и к ним тоже ходили в гости.  А вообще мне довелось побывать в нескольких квартирах товарищей, которые организовывали наши выступления в немецких организациях. После выступления приглашали к себе домой, чтобы члены семьи послушали представителя СССР в домашней обстановке.  Мы с переводчиком, сначала спросили у соответствующей службы, можно ли нам это делать. Нам дали добро. Что мне бросилось в глаза в двух квартирах? Все стены в комнатах  и даже в прихожей увешаны картинами. Хозяин квартиры заметил моё удивление и то внимание, которое вызвали  у меня эти картины, Упреждая мой вопрос о происхождении этих сокровищ,  он сказал мне, что я правильно подумал, что эти картины из СССР  были привезены в годы войны. У меня сразу возникла мысль, что под реституцию эти произведения искусства практически попасть не могут. Потому, что никто не знает, в скольких квартирах хранится этих наших национальных сокровищ, и не только картин?  Во время бесед в семьях, помимо разговоров на бытовые темы, часто затрагивались и политические проблемы, в том числе и об обороне их страны, так как в Западной Германии  была большая группировка, помимо бундесвера  ещё и   натовские войска, в том числе и из США.
Для простых немецких граждан, их присутствие на расстоянии, чуть более трёхсот километров,  тоже не доставляло большой радости, а вызывало озабоченность. Тем более, что это были семьи, старшее поколение которых, хорошо помнило  ковровые бомбардировки Дрездена, без какой-либо необходимости с военной точки зрения, осуществлённые нашими «союзничками».
Во времена ГДР,  недалеко от театра оперы и балета, как памятник этим ковровым бомбардировкам оставались руины одного из красивейших храмов, Власти ГДР оставили эти руины для потомков, чтобы они знали, кто и как в годы войны относился к историческому культурному наследию  их страны. Хорошо помню слова экскурсовода, который говорил о том, что советским войскам была дана команда не наносить бомбовых ударов авиацией и не применять тяжёлые виды артиллерии при штурме Дрездена и ещё нескольких немецких городов, чтобы сохранить эти настоящие сокровища мировой культуры для потомков. Точно знаю, что в Польше Маршал  Советского Союза Конев И. Также запретил войскам  1-го Украинского фронта  применять эти же виды вооружения при взятии города Кракова. Все отлично понимали, что из-за этого значительно больше будут потери  среди личного состава. А  американцы  и англичане, осуществляя ковровые бомбардировки, как раз наоборот,  старались уничтожить как можно больше исторических памятников, промышленных предприятий и населения страны. Вот до меня  только как-то не доходит, почему народы мира верят словам американской пропаганды о том, что они несли и несут сегодня народам мира, мир и спокойствие. Это  моё «творение» не политическая книга, а простые воспоминания о своей жизни, которая была наполнена большим количеством разного рода событий, фактами , встречами с интересными людьми.
Конечно вспоминая о Дрездене, одним из красивейших городов мира, не возможно не рассказать о том, как нам удавалось, в такой суетной службе, находить время для посещения театров,  музеев, различного рода выставок и других  интересных мест, которых в других местах  просто нет. Невозможно забыть о нескольких посещениях театра оперы и балета. Спектакли на немецком языке, конечно, тоже интересны, но довольно слабое знание немецкого языка, да ещё на фоне музыки, безусловно, не доставляли того большого удовольствия, какое могло быть, владей немецким языком лучше. И наоборот, до сих пор в мельчайших деталях  помним, как в том же театре выступал один из московских артистов, в основном он пел русские народные песни и  песни из репертуаров 60х-70х годов. Его прекрасный баритон буквально с первой песни покорил  всех  зрителей в зале. Оркестр театра  не заглушал  голоса, а вместе с ним,  как могучий водный поток заполнял зрительный зал, создавая ощущение  великой сопричастности к этому действу.  Кстати сказать, вскоре после присутствия на выступлении этого прекрасного артиста в Дрездене, Люба поехала к Свете в Минск,   В Бресте, зайдя в парикмахерскую,  услышала, а потом и увидела, как, этот же артист поёт для сотрудников парикмахерской и для тех клиентов, которым выпала удача оказаться в это время  при этом выступлении. Да, это было выступление без музыкального сопровождения, но и оно вызывало у зрителей великую радость от соприкосновения к высокому искусству.
Вторая половина 80-х годов, уже завоёвывалась так называемой попсой. В Советском Союзе она еще делала только первые робкие шаги, да и уровень музыки. и уж тем более актерское мастерство  наших  попсовиков, оставляло желать лучшего.
В Дрездене у нас были хорошие знакомые, семья спортсменов по спортивному ориентированию на местности. Муж был тренером нашей армейской команды, а его жена,  будучи в возрасте уже за сорок лет,  ещё продолжала выступать и занимала, как правило,  высокие места.  Им удалось приобрести билеты на один из концертов, современной, по тем временам, музыки,  в одном из лучших залов города. Все вместе мы и отправились на этот концерт. Но, на пути нам встретился ларёк, в котором продавали прекрасные помидоры и по очень выгодной цене.
Конечно, наша русская натура не смогла пройти мимо этих помидор, чтобы по дешёвке их не купить. Что мы и сделали, решив, что оставим их в гардеробе. Но нам не повезло, гардероб не работал, а поэтому пришлось наши авоськи с помидорами нести с собой в зал,  Поскольку времени до начала концерта оставались считанные минуты, а нами приобретённый продукт куда-либо положить не удалось, пришлось нести его в зал.  Пробираясь на свои места,  мы вежливо, на немецком языке говорили  «извините», чтобы никто не догадался, что мы русские. Но одеты-то мы были не так, как немцы. Они вообще одевались в те годы очень демократично, даже на такие концерты, а мы  были в костюмах, при  галстуках, И по этим признакам не надо было обладать большой проницательностью, чтобы понять, откуда мы такие взялись. Но никто нас не упрекнул, за наше, по сути дела, неуважение присутствующих зрителей.
Километрах в сорока от Дрездена по направлению к польской границе есть небольшой городок Эбэльсверда,  буквально километрах в двух от него, в лесу один предприимчивый  немец создал  музей динозавров. Он своими  руками изготовил копии динозавров и разместил их в лесу так удачно, что создаётся впечатление, что ты попадаешь в место, где действительно обитают эти животные, пришедшие к нам по какому-то мановению палочки их многих миллионов лет тому назад. Поток туристов в этот музей в те годы, когда мы были  в ГДР, не иссякал. Нам повезло в том плане, что мы не только посмотрели на этих диковинных животных, но и познакомились с очень интересным человеком, который прекрасно говорил по - русски, Это был один из тех, кто помогал  учёным Советского Союза  «приручить» энергию атома. Он был близок к академику Курчатову, подолгу был в командировках в нашей стране. Мне удалось с ним  довольно долго беседовать с глазу на глаз. Мы  касались разных тем,  но его очень беспокоило  то, что происходило у нас в стране. Он, как мне кажется, раньше многих из нас, что называется «раскусил» Горбачёва, осторожно высказывал опасения за судьбу нашей страны. Он уже тогда предвидел, что если с нашей страной что-то случится, то это аукнется и в ГДР.  После нашего знакомства во время посещения музея динозавров, мы встретились  с ним в Дрездене всего один раз, на одной из «Дружб» накануне  очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Удалось поговорить буквально несколько минут. Его позвали в комнату, где собиралось руководство города и высшее командование нашей 1-й гвардейской танковой армии.
В Дрездене проживало много  и выходцев из Советского Союза, Чаще всего это были женщины, вышедшие  замуж за немцев. Они не стеснялись остановить нас на улице, если мы были в военной форме. Задавали много вопросов: кто мы, откуда, как давно живём  в Дрездене, приглашали к себе в гости  и к нам приходили. Как-то одна пара приехала к нам и мы, долго беседуя на разные темы, как-то коснулись русских народных песен. Надо было видеть как загорелись глаза у нашей землячки.
Мы просидели допоздна  и за это время спели,  наверное не меньше тридцати песен. Причём несколько песен спела землячка, а мы с Любой сидели раскрыв рты,  потому, что  этих песен, к сожалению не знали.
У немцев не принято, так как у нас, ходить в лес и собирать ягоды  и  даже грибы. А в ближайшем к городу лесу было столько малины, что было просто жалко, что она пропадает, Люба и Лида Кривоносова, о которой я уже упоминал, ходили в заросли этого малинника и набирали таких вкусных и больших ягод, что компоты и варенья  из малины, у нас практически не переводились.
Ещё об одном не могу не упомянуть. Встреча Нового года для нас, как я уже упоминал,  начиналась практически с трёх часов дня, так как  среди офицеров были выходцы из всех регионов Советского Союза, и если они твои знакомые, а тем более соседи, то обязательно приглашали «на чарку» по случаю наступления Нового Года  на его малой родине. Конечно основной «удар» был в 24 часа по московскому времени, и только потом спустя два часа по Дрездену. Примерно в 0-30 по местному времени, все празднующие,  выходили на берег Эльбы,  и  начиналась канонада. Взлетали вверх фейеверки разных размеров и расцветок, сигнальные ракеты, петарды и ещё много всяких взрывающихся и взлетающих устройств. На правом берегу Эльбы  взрывают и пускают петарды немецкие товарищи, у них берег высокий и крутой, а на левом берегу гремит канонада  наших любителей, встретить Новый год по правилам, утверждённым ещё Петром 1, чем больше шума и петард, тем больше праздник удался. Когда же стихнет канонада, пойма Эльбы, которая простирается в основном по левому берегу, вся покрыта толстым слоем  дыма. Это было своего рода негласное соревнование, которое продолжалось много лет.
Как-то так получается, что мы живём по принципу, что имеешь сам, сделай так, чтобы это было у твоих друзей. Находясь в Дрездене, через наших знакомых русскоязычных немцев, мы сумели сделать так, чтобы наши близкие друзья смогли тоже побывать в этом прекрасном городе. У нас  побывали Рита Белорус с дочкой Ириной, дочка Любиной коллеги по работе в аптеке Лена Морозова, и несколько раз в год приезжала наша дочь Света. Света-то познакомилась с Дрезденом ещё в 1985-1986 годах, а наших гостей мы водили по городу, по музеям, и конечно по магазинам, где они  смогли  купить то, чего в те годы не просто купить, а и достать было практически невозможно. Судя по их словам, они остались очень довольными  поездками  к нам. А мы были очень довольны тем, что смогли организовать эти поездки.

Вернёмся к служебным проблемам. Насыщенность боевой подготовки в войсках армии была очень высокой, поэтому пребывание на полигонах было одной из главных задач ля всех управленцев,  как Западной группы войск, так и Армейского звена, я уж не говорю о дивизионном  и полковом  масштабе. Учились воевать и днём и ночью в любое время года и любую погоду. Запомнилось  одно из учений фронтового масштаба, с выходом для выполнения боевых задач на Армии штаб которой размещался в городе Магдебурге. Для доукомплектования нескольких частей нашей Армии из Украины самолётами было переброшено около четырёхсот военнообязанных запаса. Причём их посадили в самолёты, не сообщив, куда они полетят, а когда их на аэродроме в Шенефельде, высадили ночью и сказали, что они находятся в Западной группе войск, никто этому не поверил. И только тогда, когда рассвело и их на машинах развозили по воинским частям, они увидели на дорогах не привычные зилы, газики, уралы и уазики, то поняли, что это не шутки военных, а реальная действительность. И надо сказать настроение их заметно подпортилось, так как обстановка, не смотря на политическую трескотню Горбачёва, о мире и дружбе с капиталистическим миром, продолжала оставаться напряженной.
 Мне с  этим контингентом, прибывшим из Союза, пришлось столкнуться непосредственно. Службы тыла некоторых наших частей оказались практически не готовы принять такое количество людей, а главное обеспечить их своевременным питанием. Обмундировали, выдали оружие, распределили по подразделениям, а накормить  своевременно не смогли. И вот ночью на марше в сторону Магдебургского полигона, мне довелось встретить заблудившуюся колонну батальона мотострелкового полка  11-й танковой дивизии, в которой было больше всего прибывших на доукомплектование призывников. В разговоре с ними, они мне задали вопрос, почему их не кормят, хотя истекают уже сутки их пребывания в войсках Армии. Молодой командир батальона, недавно прибывший в полк после окончания Военной академии имени М.В.Фрунзе,  и его заместитель по политчасти доложили мне, что они где-то «потеряли» пункт хозяйственного довольствия батальона. А связаться с другими батальонами, и с командиром полка не могут, чтобы взять взаймы продовольствия тоже не могут, так как связи с ними нет, а сами сбились с маршрута, который им был определён. Мне пришлось по радио докладывать Члену Военного совета, начальнику политического отдела армии об этом, и о мерах, которые намерен принять сам, чтобы решить вопрос с питанием этого батальона. Буквально через несколько минут,  мне встретилась колонна другого батальона, но и там прибывшие люди  были не накормлены. Пришлось отдать приказ, от имени командующего и ЧВС армии,  командиру батальона выдать часть сухого пайка этим людям и часть этого пайка послать в батальон, идущий параллельным курсом, на расстоянии нескольких километров. Сам же вернулся к тому батальону который раньше встретился мне и по той же схеме отдал приказ , послать в тот батальон и получить от них взаймы  сухой паёк и раздать личному составу. приписанному  к полку. Комбат заверил меня, что выполнит, и после очередного доклада начальнику политотдела армии о принятых мною мерах, получил команду дальше выполнять поставленную мне задачу.   Но уже ранним утром, когда появились первые признаки рассвета, на одном из перекрёстков дорог, снова  встретился с этим батальоном. Люди так и не были накормлены. Мягко говоря,  всыпав и командиру и замполиту по полной программе, по радио связался с командиром этого полка, и приказал, чтобы  его заместитель по тылу лично подвёз  продукты питания и указал место, где они должны встретиться с батальоном. Снова последовал доклад моему непосредственному начальнику, о крайне нехорошей обстановке среди личного состава, прибывшего из Украины. На мои слова, что будет вопрос решён в самое ближайшее время, мне пришлось услышать довольно неприятные, но справедливые упрёки со стороны людей, которые уже вторые сутки не принимали пищи. Но полученная от начальника новая задача, требовала немедленного прибытия в другую точку, где нужно было срочно разобраться с вновь возникшей проблемой. И со своей командой мы помчались к определённой на карте точке. А то, что было в машине из запасов продовольствия, мы отдали людям, оставшимся на месте нашей последней встречи. Водитель и радист, которые входили в мою команду, тоже были возмущены до глубины души, бездействием командования полка и батальона. Но всё-таки хотелось верить, что на этот раз вопрос решится и людей накормят.
А нам предстояло найти и задержать блуждающий  на маршруте движения войск Армии одинокий танк Т-80, о котором руководству армии поступили сведения от немецкой полиции. Мы оказались ближе всех к месту, где его видели в последний раз.  Нарушая всякие требования о допустимой скорости движения, мы мчались по узкой дороге, которые характерны для второстепенных трасс. И, неожиданно для нас, впереди увидели, что догоняем мчащийся по этой же дороге танк.  Когда приблизились на довольно близкое, но безопасное расстояние, поняли, что что-то не так, танк «выделывал» такие кренделя, которые грозили бедой, тем более, что начали появляться встречные немецкие машины, водители которых прижимались вправо, практически съезжая с дороги и с ужасом смотрели на нас. Впереди показался мост через реку. Я решил, что надо, во что бы то ни стало обогнать танк, и перед мостом попытаться его остановить. С большим трудом и не меньшим риском, мы всё-таки обогнали танк уже перед самым мостом. Постепенно, сбрасывая скорость, мы переехали через мост, вслед за нами и танк, которому по всем мерам безопасности по  этому мосту ехать было нельзя. Но обошлось. Сразу за мостом танк не мог нас объехать, поэтому мы остановились, он,  увидев нашу военную машину, тоже остановился. Мы с водителем выскочили из машины и подбежали к танку, из люка танка была видна часть торса и голова танкиста. Башня была повёрнута на положенные при движении в таком положении двадцать градусов. Когда подбежали вплотную к танку, поняли, что танкист пьян.   С большим трудом  удалось уговорить его покинуть танк. Но возникла новая проблема, как убрать танк с дороги, которую мы практически перекрыли. Связавшись ч генералом Тиминым Л.В., я доложил ему о задержании танка и фамилию танкиста и коротко информацию о нём. Это бывший механик – водитель Т-80, после года срочной службы, пожелал пойти на курсы командиров танка, после окончания которых присваивается воинское звание «прапорщик» и назначается командиром танка. Этой новой машиной  в Группе войск были вооружены большинство танковых дивизий, и по штатному расписанию должность командира танка должен быть прапорщик. А поскольку  такого количества  прапорщиков  в войсках  не было, и было решено переподготовить танкистов срочной службы, прослуживших не менее года на эти вновь введённые должности. Вот и этот «кадр» был одним из этих выпускников. А причиной его отставания от батальона была возникшая неисправность, связанная с подачей топлива, особенно в жаркую погоду. Он сумел устранить эту неисправность ещё до прибытия технической помощи. Это было недалеко от населённого пункта, Решив сходить в магазин и купить еды, он зашёл в магазин. А там, увидев спиртное, решил купить бутылку водки  и продуктов. Вернувшись к машине, и до приезда техпомощи, он решил перекусить, но попутно несколько раз приложился и к бутылке. Усталость, длительное пребывание без пищи и нервное напряжение, быстро разморили его, и он опьянел. Появилось ощущение  прилива энергии и способности ехать вперёд и догнать батальон, он и решил это намерение осуществить. Так он оказался на второстепенной дороге, по которой он мог быстрее догнать батальон. Отсюда и скорость  на уровне 70-80 километров в час. Потеряв чувство реальности, и всё больше  подвергаясь влиянию выпитого спиртного, он уже не видел встречных машин, Мысль работала только в одном направлении - вперёд, догнать батальон.
Во время разговора с ним, удалось убедить его съехать с дороги  и поставить танк на обочине, чтобы дать возможность свободного перемещения по дороге всем видам транспорта. Было сомнение, не уехал бы он снова по трассе, Взяв с него честное слово,  наш ГАЗ- 66 я отправил к тому месту , где можно съехать вправо с дороги и там остановится прямо на дороге. «Отважный» танкист занял место в танке, и  мы двинулись вперёд, я шёл впереди танка на расстоянии трёх – четырёх метров, а за мной двигалась эта более, чем сорока тонная машина. В выбранном месте, по моей команде он съехал с дороги и встал, там, где я ему определил место.
Снова выйдя на связь со своим начальником, я доложил о проделанной работе и месте, где мы находились в тот момент, получил команду, ждать прибытия техпомощи. Убедиться, что там люди адекватные, продолжать выполнять задание, полученное мною раньше.  Свою машину мы тоже убрали с дороги и организовали внеплановый отдых. Танкист уснул моментально, мой водитель тоже времени даром не терял, и только радист  дежурил  в эфире. Минут через сорок приехал заместитель командира полка по технической части, привёз с собой механика – водителя. После короткого рассказа  о том, как мы преследовали и останавливали танк, мы поехали дальше. Но через некоторое время, подъехав к месту переправы через Эльбу, где ранее  был  наведён понтонный мост, по которому прошли все части, которые двигались по этому маршруту, обнаружили, что моста уже нет, а по реке плавно движутся немецкие баржи с грузами. Пришлось вернуться на дорогу и переехать Эльбу по мосту.
Чем ближе подходили войска к полигону, тем ближе друг к другу были маршруты движения колонн. Через некоторое время  мы догнали колонну мотострелкового полка, на вооружении которого были БМП. Некоторое время ехали сзади, глотая пыль, поднятую гусеницами десятков боевых машин. Потом удалось  объехать несколько  машин, которые стояли колонной, увидев машину командира,  мы остановились. Выслушав его доклад, спросил о боевой задаче на ближайшее время. О наличии личного состава и техники, о том, когда личный состав принимал пищу? Докладом остался доволен. Начал беседу с замполитом роты, от которого узнал, что одна из БМП осталась на левом берегу Эльбы, тоже из-за неисправности в топливной системе. Они с командиром лично проинструктировали  механика водителя о порядке его действий. Его задача была дождаться тех помощи. И не трогаться с места до тех пор, пока  не придет зампотех,  и не устранят неисправность. Рядом была молочно товарная ферма сельскохозяйственного кооператива. Оставшись один, наш храбрый воин, первым делом отправился  к этой ферме. Там его напоили свежим молоком, накормили и он счастливый, вернулся к своей боевой машине. Всё, что надо было сделать с топливной системой, а главное с топливными фильтрами , он сделал сам. Всё собрал и  машина завелась, как ни в чём не бывало
 Этот воин внимательно слушал инструктаж, на котором говорилось по какому маршруту идёт их рота, где она должна остановиться после форсирования реки, как надо готовить машину к преодолению водной преграды вплавь  и прочие ценные указания. Не долго думая, он решил двигаться вперёд и догнать свою роту. Подъехав к Эльбе, он увидел, что понтонного моста, по которому  должна была переправляться рота, нет. Он  с особой тщательностью выполнил все работы по подготовке машины к преодолению Эльбы вплавь. В это время по реке  ещё не проходили никакие суда и баржи и он, без тени смущения,  поплыл  к другому берегу. Выбравшись на берег, увидел указатель  маршрута, по которому  ему надо было ехать. Что он и сделал. Увидев название населённого пункта, не доезжая которого должна была остановиться рота, и ждать дальнейших указаний. Не доехав до населенного пункта около двухсот метров, он остановился, вышел из машины, и не обнаружив на земле следов присутствия здесь роты, машину заглушил и на броне лёг отдохнуть. Через некоторое время прибыла и рота, которая  заблудилась и сначала вышла не в тот  район, но быстро поняв свою ошибку, командир роты привёл её туда, куда надо. Каково же было его удивление, когда он увидел БМП, оставленную на левом берегу Эльбы. Но выслушав доклад механика водителя, решил пока никаких мер в отношении его не принимать. В этой  роте, водитель другой БМП, тоже действовал очень грамотно и, возможно, спас боевую машину. Примерно на середине реки, во время форсирования реки вплавь, в машине вдруг загорелась проводка, Возникла реальная угроза пожара. И неизвестно, чем бы всё закончилось,  не  прояви водитель выдержку и хладнокровие, солдат взял огнетушитель и спокойно ликвидировал очаг возгорания, успешно завершил форсирование реки.
Об этих поступках довольно противоречивых, с точки зрения мер безопасности, но по-своему героических, по своей сути, мне и рассказал замполит роты и солдаты, сослуживцы этих молодцов. Немного забегая вперёд, отмечу, что через некоторое время об этом я доложил командующему нашей армии генерал-лейтенанту А.К. Чернышёву и попросил его поощрить этих ребят, на которых в трудную минуту можно смело положиться. Командарм сначала сказал, что как он будет поощрять нарушителей мер безопасности, но мне всё-таки удалось убедить его в необходимости  поощрения этих ребят. На ближайшем  же построении  во время короткого отдыха, генерал вызвал из строя этих бойцов, и предоставив мне слово для доведения до всего личного состава присутствующего на этом коротком отдыхе, сути мужественных поступков, этих девятнадцатилетних  солдат. После короткого замечания по поводу нарушения мер безопасности, сказав, что в боевой обстановке эти две машины могли решить исход боя, вручил обоим  по наручным часам, а командирам приказал по возвращении с учений предоставить им отпуска. От радости оба солдата забыв ответить, традиционное,  «Служу Советскому Союзу», запрыгали от радости. Что поделаешь - мальчишки, но именно такие, как они, в годы войны удостаивались звания Героя Советского Союза. Очень жалко, что не  придётся встретиться с этими ребятами, но почему-то хочется верить, что из них получились настоящие Люди, которых в Советском Союзе было очень много. Эти  люди служили Родине честно и добросовестно.
 Немного отвлёкся от основной нити разговора, но по - другому не могу, если есть возможность сказать доброе слово о хорошем человеке. До полигона оставалось совсем немного. Столбы пыли от идущих колонн, свидетельствовали о том, что войска нашей 1-й Гвардейской танковой армии подходят к полигону точно к назначенному времени. Моя задача состояла в том, чтобы найти начальника политического отдела армии генерала Тимина Л.В  и доложить ему, о выполнении тех задач, которые он поставил передо мной  на период марша. Это не составило большого труда, вскоре и эта проблема  отпала. Но очень хотелось хотя бы  на несколько минут прислонить свою голову и хотя бы несколько минут поспать. Но и тут судьба распорядилась по своему. После доклада  шефу я шёл к своему ГАЗ-66, представляя, как лягу в салоне и отдохну. Но, проходя мимо зарытых в землю танков и БМП, услышал, что меня зовут. Пошёл на голос, В большом окопе сидели прибывшие из Украины бойцы, узнали меня, так как ночью мне с ними пришлось дважды встречаться. На мой вопрос, покормили ли их, последовал отрицательный ответ. А до «атаки» оставались считанные минуты. Так, что они могли такую «атаку» организовать, что мало бы не показалось никому. Зная, что в танках и БМП есть неприкосновенный запас продуктов, принял решение, от имени Командующего армией  отдать приказ о выдаче   людям  этих  продуктов. Командиры начали,  возражать, но кратко напомнив с каким контингентом они имеют дело, удалось добиться, чтобы эти сухпайки были выданы. Не успели  приписники распаковать эти сухпайки, как прозвучал сигнал к началу атаки. Ко мне подошли двое приписников,  и  сказали,  раз я не смог добиться того, чтобы их покормили, а уже заканчивались вторые сутки их пребывания  у нас, готов ли  я пойти с ними в одной цепи. Отказаться я не мог. И все семнадцать километров, до окончания полигона, шёл на  «противника». Невозможно передать словами, что это была за атака. Эти бойцы шли и жевали сухие сухари и галеты, практически волоча по земле автоматы.
Пришлось  «ставить на место» этих «отважных» защитников Родины, и навести хоть какой-никакой, а порядок в цепи атакующих. Но,  шагая вместе с ними по песку полигона под палящими лучами солнца, чувствовал, что всё равно будет взрыв недовольства. И когда «атака» завершилась   я понял, что ни один из командиров и политработников полка даже и не собирается подойти к ним. Я отдал приказ всем собраться  на реденьком лужке под тенью трёх сосен. И ещё полтора часа беседовал с ними, отвечал на их вопросы. Что называется, изощрялся как только мог, чтобы предотвратить в любую минуту могущий вспыхнуть бунт недовольства. Было бы может быть значительно легче, если бы была вода, но воды ни у кого из нас не было ни капли и взять её было негде. Поэтому приходилось постоянно говорить своим скрипучим от пересыхания голосом.  Только почти через полтора часа прибыли машины, чтобы отвезти этих людей на исходную позицию, где кстати тоже не оказалось ни капли воды. Когда высадились из машин, ко мне подошли два  человека из прибывших их Украины и сказали, что только благодаря мне не возникло бунта. Возмущаясь неисполнительностью офицеров полка, в состав которого им  совершенно не посчастливилось попасть. Они слышали мои распоряжения насчёт кормёжки их ночью и утром. И  если бы я не пошёл с ними в эту «атаку», то бунт был бы наверняка. Кстати сказать, самого командира полка пришлось ночью искать с помощью вертолёта, да и то только потому, что папа его был на очень высокой должности  в Московских штабах, и тоже присутствовал на этих учениях. Так, что ничего удивительного в таком отношении к службе нет, Главным для «полководца» этого полка было полускать семечек и порассуждать, как уйти на высокую должность в геодезической службе. Кстати сказать, это вскоре и произошло, убыл этот «доблестный» офицер туда, куда и хотел. А принял полк офицер, прошедший горнило афганской войны, награждённый двумя орденами. Ох,  и нелегко же ему пришлось на первых порах. Но, вода и камень точит. Постепенно, шаг за шагом, он буквально  «выжигал» наследие своего предшественника. Ему оказывали помощь офицеры штаба дивизии, да и нам, приходилось бывать в полку намного чаще, чем в других частях. Мне   часто в голову приходит мысль о том, что сколько таких бестолковых папиных сынков было в Советской армии, сколько вреда причинили они, сколько людей потеряли веру в справедливость?  Ещё одно меня очень беспокоило тогда и продолжает беспокоить и теперь. Офицеры, у которых не было  «руки» в верхних эшелонах армейской  иерархии, всё время были как на поводке. Если даже и подошёл срок получения очередного воинского звания, это ещё не значило, что он его получит во время, над ним утончённо поиздеваются, находя всё новые и новые причины, чтобы задержать присвоение звания. Сколько подполковников так и не стали полковниками, сколько полковников,  не стали генералами. А вот те,  у кого была эта самая «рука» в верхах, звания и должности получали или день в день, или с минимальной задержкой.
Насколько мне помнится, в  Болгарии тех времён было так, назначили,  к примеру,  подполковника на полковничью должность, он стазу же становился полковником, но деньги за новое звание он начинал получать только после того, как отбудет срок пребывания в предъидущем звании. Так, во всяком случае,  рассказывали нам офицеры из Болгарии, с которыми нам довелось беседовать  на полигоне Ашулук.  То же самое можно сказать и о получении квартир. «Позвоночники». как в армии называли тех, кто растёт не по заслугам в службе, а по звонкам  одних нужных людей, другим нужным людям. Этим всегда сразу находилось жильё, а «беспозвоночным»,  приходилось ютиться по частным квартирам, иногда в таких, как говорил Аркадий Райкин, антисанитарных условиях, что и не расскажешь никому. Хорошо ещё, что в наше время не было такого вознаграждения, как денежная премия. Вот  уж где повеселились бы  некоторые командиры и начальники. 
Не достоин тот, о ком  начался этот разговор, такого внимания, но беда в том, что из-за таких ,страдали всегда невиновные люди. Думаете  кто получил нагоняй за то, что прибывшие из Украины запасники  двое суток не получали питания.  Нет,  не командир и не его заместитель по тылу, тоже из «позвоночников», а капитан, начальник продовольственной службы полка. Много было полезного и хорошего в Советской армии, но и тёмных пятен, подобных этому было не мало. Поэтому у меня уже к сорока годам чётко выработалась мысль, дослужить до сорока пяти лет, и уйти в запас. Поэтому  я не стремился ни к какому повышению, и жил спокойно никого и ничего не боясь. С полной отдачей, в меру своих сил и возможностей делал  дело, которое мне от имени Родины было поручено. Да, иногда что-то не получалось с первого раза, но после  тщательного анализа причин неудачи, находился выход, и всё вставало на свои места. Ещё раз хочу отметить, что главным для меня в любой ситуации был человек, кем бы он не был.
Вернусь к тем фронтовым учениям, о которых вёл речь. Прошли они нормально, без происшествий и потерь. Начальник политотдела армии на период совершения марша  на, так называемые, зимние квартиры, направил  меня снова в тот же мотострелковый полк, о котором я уже говорил.  На карту были нанесены маршруты, по которым пойдут батальоны полка, и моей задачей было  помогать политработникам полка, поддерживать на марше высокий боевой дух личного состава и организованность. Всё шло хорошо. Около двух часов ночи, радист передаёт мне гарнитуру и говорит, что на связи Член Военного совета армии. Я взял гарнитуру и получил приказ немедленно убыть в Дрезден, а не позже, чем к 7-30 утра быть в танковом полку в городе Кёнингсбрюке, с задачей оказания помощи командованию полка  в подготовке личного состава  к проверке, которую будет проводить комиссия из Москвы. Что включало  в себя,   это было ясно. Через одного из замполитов батальона, я передал командиру полка и его заместителю по политчасти, что срочно убываю в Дрезден, по приказу генерала Тимина Л.В. В Дрезден удалось добраться только к четырём часам утра, пока сдал машину в автомобильный батальон и отправил водителя отдыхать, прошло примерно полчаса.
Пока добрался до дома и успел принять душ,  было уже начало шестого. На отдых оставалось максимум тридцать минут, так как  надо было успеть добраться до вокзала и на электричке  до этого гарнизона. Уснул моментально, ровно через полчаса Люба, с великим трудом разбудила меня, быстро приведя себя в порядок и перекусив, отправился на вокзал. Хорошо, что трамвая  не пришлось ждать, и с не большим запасом времени  до отправления электрички, прибыл на вокзал.
В полку появился около семи сорока. Командования полка ещё не было, И я отправился в один из батальонов. Где сразу после завтрака  собрал   батальон в клубе и провёл политическую информацию. После политинформации обошёл все Ленинские комнаты. Пометил себе, что и где надо подправить и направился к штабу полка.  Было начало десятого утра. Не доходя метров десять до входа в штаб, увидел, как из дверей вышел генерал-полковник и с ним человек шесть офицеров в разных званиях. Генерал, выйдя на крыльцо и увидев меня,  громко крикнул: «Эй ты, иди сюда», я решил, что пройду мимо, что и сделал, отдав честь, как положено по уставу. Генерал второй раз рявкнул, обозвав меня неприличным словом, чтобы я подошёл к  нему. И только в третий раз крикнул: «Товарищ подполковник, подойдите ко мне».
Я спокойно повернулся и, пройдя вперёд несколько шагов, подошёл к нему и представился, назвав должность и воинское звание, и спросил, с кем  имею честь разговаривать?  Он представился, что является первым заместителем главнокомандующего Западной группы войск, генерал-полковник Козлов. Первый вопрос, который задал мне генерал, был, почему я не выполнил его требование подойти к нему  с первого раза. Пришлось спокойно ответить, что ко мне обратились всего один раз, а к кому Вы обращались до этого, я не знаю. Он, аж покраснел  от злости, и высказал в адрес всех политических и партийных работников, своё мнение, которое видимо у него сформировалось давно.  И тут же задал вопрос, почему я не  в сапогах, а в ботинках и брюках навыпуск. Я доложил, что команду прибыть сюда получил от начальника политического отдела армии в два часа ночи,  будучи на марше, и назвал городок, в районе которого это произошло. А сапоги у меня вышли из строя, в ходе только что закончившихся учений.  Он выдал тираду, что дослужился до подполковника, а запасных сапог не имею.  Я ответил словами начальника политического отдела 11-й Гвардейской танковой дивизии: «Если бы сапоги давали ум, я бы их носил  и на руках». Он снова взбесился, до пены изо рта. И снова начал поливать грязью всю эту «партийно – политическую свору». Я спокойно спросил у него: «А что, у Вас  партийный билет красней, чем у меня?»  Он в горячке ответил, что намного красней.
 Тогда я сделал шаг вперёд, и попросил его посторониться, так как я хочу об этом лично доложить начальнику политического управления генерал-полковнику Н.А.Моисееву. Он действительно сделал шаг в сторону, и я прошёл на второй этаж штаба полка и направился к кабинету командира полка Он и ещё несколько человек шли следом за мной. Войдя в кабинет,  я сел на место командира полка и  взял в руку телефонную трубку. Генерал  попросил меня не звонить и придавил мою руку с трубкой к телефонному аппарату, заявив при этом; « давайте поговорим по – хорошему , о деле, по которому мы здесь оказались.» Теперь уже я стал входить в раж, напомнив,  в ту пору модные слова Горбачёва М.С. о близости к людям, об умении понимать их, стараться быть ближе к простому труженику. И снова взялся за трубку. Генерал снова  придавил мою руку к телефону.
Тогда я попросил генерала остаться один на один и решить вопрос нашего примирения. Минут пятнадцать мы были с ним вдвоём.  За это время я высказал всё, что думаю о таких хамах, как он, о том какой ущерб они наносят своим хамством, что  одно такое хамское поведение сводит на нет усилия многих партийных и политических работников. Никогда не думал, что он может попросить у меня прощения, но он это сделал. Правда,  пришлось сказать ему, что это надо было сделать в присутствии всех тех людей, которые были свидетелями  нашей «тёплой» встречи.  На этом мы  ненадолго и расстались. Я пошёл в кабинет замполита полка, где мы обговорили план нашей работы до приезда московской комиссии. Решив этот вопрос, мы пошли  на территорию, чтобы осмотреть уличную наглядную агитацию.
На выходе из штаба стоял генерал-полковник Козлов, а в это время в ворота городка вьезжала  машина генерал- майора ГорячёваА.В.- начальника боевой подготовки нашей армии. Машина въехала в ворота,  и из машины вышел Александр Васильевич тоже в ботинках и брюках навыпуск. Генерал Козлов  тут же начал кричать, примерно, так же как и на меня, но А.В. Горячёв стоял, как побитый котёнок, и молча терпел эти унижения на глазах многих офицеров, прапорщиков и солдат., И тут появились мы с замполитом полка, Козлов увидел нас,   тут же прекратив крик,  увёл Горячева А.В. в штаб полка. 
Потом Александр Васильевич  рассказывал мне, как вёл себя  Козлов, когда они остались один-на-один.  Мне  пришлось  рассказать  ему о том, чем закончилась попытка «размазать» меня по стенке на глазах у многих.  Не хвастаюсь, а констатирую факт, после этого я стал для танкистов этого полка, чуть ли не национальным героем. В каждый мой приезд в полк,  слышал за своей спиной голоса, что это тот подполковник, который поставил на место Первого заместителя Главкома Западной группы войск генерал полковника Козлова. В офицерской столовой  готовы были меня всегда угостить самым вкусным блюдом и даже пытались не брать с меня денег.  А начальник политического управления генерал-полковник  Н.А.Моисеев,  как мне представляется, всё-таки знал о случившемся, так как в  «свите» Козлова, был  подполковник В,Стюфляев,   вместо которого меня прислали из политуправления в политотдел армии.  Уже спустя примерно полгода после того случая, мы были на сборах пропагандистского состава  Западной группы войск на полигоне в Планкине,  по пути из столовой мы встретили генерал-полковника Моисеева, Он остановил нас и решил с нами побеседовать. Во время этой беседы мимо проходил генерал – полковник Козлов, мы отдали ему честь, а Моисеев, так внимательно посмотрел на меня, и спросил: «Как дела, Шелеменцев?»  Думаю, что Владимир Стюфляев,  не смог не доложить Моисееву о произошедшем в танковом полку в Кёнингсбрюке. Ну а генералы между собой быстрее находят общий язык. Комиссия из Москвы почти неделю работала в этом полку, и осталась довольна состоянием дел по всем направлениям. А по-другому и быть  не могло.
Личный состав полка  хорошо знал боевые традиции полка и дорожил ими, стараясь своей службой продолжить эти традиции. На знамени этого полка было шесть боевых орденов. Гордиться было чем.

Не могу не сказать несколько слов о работе на запасном командном пункте во время полевых выходов. Получилось так, что после  нескольких выходов управления армии по боевой тревоге  в запасной район из шести положенных по штату офицеров политотдела во главе с первым заместителем начальника политического отдела, из политработников остался я один. Остальные находились на основном командном пункте, а иногда кого- нибудь,  отправляли в  войска. В моём распоряжении был автомобиль Урал с кунгом и прицеп к нему, тоже с кунгом.
Условия для работы в составе шести человек были хорошие, но для одного никак не походили. Поэтому  сначала  мне приходилось, что называется мотаться между  местом, где работали все офицеры управления армии, входящие в состав ЗКП и своей машиной и там, развернув карту  наносить обстановку. Но пока дойдёшь до своего кунга и всё подготовишь для работы, да если ещё и по телефону поговоришь с кем-то из политотдельцев, почти всё, что слышал на ЗКП, и даже из записанного много уже забылось и устарело, потому, что обстановка   меняется очень быстро.
Пришлось идти  по другому пути. Рассказав о своих проблемах первому заместителю командующего армии генерал-майору Рябчикову И.Ф., попросил его разрешить мне работать в «бабочке» вместе со всеми офицерами. А место  уже было мною обговорено с  офицером из  отдела разведки. У нас с ним были очень хорошие отношения и в повседневной жизни. Поэтому наши рабочие столы оказались рядом, а как известно все   сведения об изменении обстановки  у «противника» поступают в первую очередь в отдел разведки, соответственно сразу же наносятся на карту.  Мне оставалось только без ошибок   переносить данные, которые он наносит на свою карту,  добавляя туда  ряд  специфических данных, касающихся в большей степени нас, политработников,
  Это,  прежде всего, лечебные медицинские заведения, типографии, редакции газет и журналов, радиостанции, очаги культуры, музеи и т.д.   Когда он докладывал  об изменившейся обстановке  нашему генералу,  и  офицеры оперативного отделения, вместе с заместителем начальника штаба, начинали вырабатывать свои предложения, согласовывая их с основным командным пунктом.  Тоже наносили обстановку на карту, мне  сам бог велел «позаимствовать» материал и тоже своевременно наносить на свою карту всю,  самую свежую оперативную обстановку, и готовить  рукописные распоряжения для политработников дивизий и полков. Конечно, это были  далеко не те  документы, которые    офицеры политотдела,  готовили на основном командном пункте.
Кроме того, никто не снимал с меня  обязанности работать в  подразделениях обеспечения запасного командного пункта, а это и связисты, служба охраны, военно-инженерное подразделение, автомобилисты. Но не менее важным направлением было, организовать работу и на самом запасном командном пункте. Для большей эффективности этой работы,  после прибытия на  полевую позицию мы накоротке проводили партийное собрание, на  котором выбирали партгрупорга. Сначала офицеры не понимали смысла в этом, ведь  на ЗКП  был  и я - политработник. Пришлось разъяснить товарищам по партии  ситуацию, а потом время показало, насколько это было  делать необходимо. Мы периодически проводили собрания партийной группы, на которых заслушивали того или другого коммуниста по одному из вопросов, к примеру, о своевременности и качестве отработки  карты и других необходимых документов, по знанию боевой обстановки и выводах из этой обстановки для службы, которую он представляет на ЗКП. В результате все офицеры  запасного командного пункта практически знали обстановку не только касающейся их службы, но и всех служб, что давало возможность принимать более правильные и взвешенные решения.  Всё это и подтвердилось на практике, когда во время   «дружественного» визита на  ЗКП большого начальника  из генерального штаба ВС СССР, который появился  у нас буквально, как снег на голову.. Больше того, впервые за  всю историю, как говорят наблюдений, начальник  такого уровня решил,  прежде всего заслушать, как работают на ЗКП политработники. Я  же там был  в гордом одиночестве, а заместитель начальника политотдела, который  по должности должен был возглавлять    оперативную группу политотдела на запасном командном пункте, находился в свите большого начальника и стоял у него за спиной, Он даже побледнел, предвидя, видимо полный крах. Но мне с помощью, того же офицера разведотдела, удалось быстро повесить карту. К ней  подошёл высоко поставленный  генерал  и, посмотрев на неё, обратился к Борису Андреевичу Косенкову, со словами, что здесь карта отработана значительно лучше, чем  у политотдельцев, работающих на основном командном пункте. Мне было задано несколько вопросов, ответы на которые вполне удовлетворили  этого большого начальника.  Он поинтересовался  моей должностью. Выслушав мой ответ, он обернулся к Б.А. Косенкову и сказал, что на его взгляд, этот офицер заслуживает, видимо более  высокой должности.
После этого были заслушаны офицеры всех отделов и служб штаба армии, ответами на которые он тоже остался удовлетворён, поблагодарив генерал-майора Рябчикова И.Ф. за чёткую организацию работы запасного командного пункта, начальник из  генштаба, вместе со всеми сопровождающими его офицерами, убыли.   
Не могу не отметить одного обстоятельства, которое постоянно  беспокоило нас во время  выхода штаба армии по боевой тревоге. Мы всегда находились , что называется под «прицелом» не только специальных служб ГДР, но с вероятностью ста процентов и  разведчиков Запада. На  каком бы месте мы не развернулись для работы, всегда недалеко от нас появлялись автомобили разных марок с «грибниками», которые удалялись сразу же после того, как мы начинали подготовку к смене места дислокации. А во время движения по дорогам  также всегда были под  «присмотром». Меня просто удивил один случай, когда таких «смотрящих» не оказалось.  Во время одного из ночных маршей в составе  довольно большой колонны, ехавшая впереди меня машина «Урал», что называется под  «завязку» нагруженная боеприпасами, съехала в кювет и перевернулась на бок. Ящики со снарядами и прочими взрывоопасными  элементами  из кузова посыпались на землю. Остановив свою машину, и приказав водителю принять все меры, чтобы остановить сзади идущие машины, а по возможности отъехать назад, во избежание потерь в случае взрыва выпавших из перевернувшейся машины боеприпасов. Подбежав к перевёрнутой машине,  и с трудом открыв дверь кабины,  помог выбраться  двум воинам, находящимся в кабине, проверив, отключена ли «масса» автомобиля. Оказалось, что не  отключена, отключили её и вместе с ними отбежали от машины на  довольно приличное расстояние. И уже там разобрался с тем, что же произошло. Оказалось, что водитель передал руль старшему машины - сержанту, а сам уснул. Тут безотказно сработал принцип, если рядом  сидящий с водителем человек уснул, значит, через некоторое время уснёт и тот, кто сидит за рулём. А сержант, практически не имея опыта вождения автомобиля, тоже начал дремать, в результате чего и съехал в кювет. Поэтому при инструктаже перед  выходом машин из парка, мы всегда напоминали об этом принципе и водителям и старшим машин. Точно знаю, что очень много, автомобильных аварий и происшествий произошли именно из-за того, что старший машины, уснул. Так вот, во время движения этой колонны, на наше счастье,  в этот раз нас не «сопровождали» наши «друзья». А то мог быть поднят такой шум, что нам бы мало не показалось. Буквально в нескольких десятках метров была окраина населённого пункта. А поскольку было ещё раннее утро, то и немецких машин на дороге тоже не было. Поэтому, быстро организовли разгрузку машины.  Использовав лебёдку одной из наших машин, поставили «Урал» на колёса, вытянули его на дорогу. Проверили его исправность, на заводку, на наличие подтёков, решили с помощью водителей и старших машин, колонны, которая была остановлена сзади нас, все ящики снова погрузить на него и, пропустив колонну вперёд, следовать к  пункту назначения.
Не буду приводить больше подобные примеры, не они характеризуют общую обстановку в войсках армии. Немало случаев, когда наши воины спасали немецких жителей, рискуя своей жизнью, во время пожаров, оказывали помощь в вытаскивании машин  из кюветов во время сильных снегопадов, во время которых через каждые 300-500 метров  в кювете находилось не по одной машине. И наши Уазики, Зилы, Мазы и КАмазы  не  могли проехать мимо, не оказав помощи немецким товарищам. Надо было видеть с какой радостью они благодарили нас за эту помощь, каждый раз пытались отблагодарить, давая деньги. Не знаю как кто, но  я не разу не взял этих денег, чем каждый раз удивлял  тех, кому оказали такую помощь. Ихнее Danke schon, было значительно дороже, чем те марки, которые они пытались дать нам. Иногда было, что угощали фруктами, если они оказывались в  у них в машинах. Эти угощения  я всегда просил принять самого водителя. Но иногда случалось так, что просто невозможно было оказать такую помощь из-за отсутствия времени, но и тогда, мы останавливались и объясняли ситуацию, что помогли уже нескольким водителям, поэтому у нас больше нет времени, так как к определённому времени мы должны быть по своим делам. Немецкая пунктуальность сказывалась и здесь, они нас понимали и не проявляли какой-либо обиды. Были случаи, когда немецкая машина вышла из строя, и водитель, стоя на обочине, отчаянно махал руками, прося помощи, останавливались и услышав о том, что надо помочь отбуксировать машину к ближайшему населённому пункту, тоже не отказывали в этом. Хотя это было крайне редко, так как в ГДР, служба спасения на дорогах работала очень чётко. Можно было проехать 200-300 километров и не встретить ни одного полицейского, отвечающего за движение по дорогам, но если случилась какая- либо авария, или, тем более катастрофа, дорожная служба появлялась в считанные минуты. Мне, например, так и не удалось подробно разобраться в этом, хотя определенные предположения по этому поводу есть.
Получилось так, что мне  много раз приходилось разбираться с жалобами, касающимися семейных отношений  офицеров и прапорщиков. Не смотря на то, что было много инстанций более низкого уровня, которые занимались этими вопросами, но, тем не менее, многие  нередко обращались за помощью и  в политический отдел армии. Это касалось, как правило, семей полкового и дивизионного звена. Обращения в основном были со стороны женщин. Они просили оказать влияние на мужа в том плане, чтобы он чаще бывал дома и мог, мягко говоря, исполнять свой супружеский долг. У некоторых жён не хватало терпения,  и они вынуждены были  «прихватывать» мужскую ласку на стороне. А когда эти  факты становились известны мужьям, вполне естественно начинались проблемы с сохранением  семьи.
Прежде чем  начинать разговор  в такой семье, старался узнать об этой семье у председателя женсовета, из других источников, и только после этого приходил в семью. В беседе с супругами выяснял причину, побудившую обратиться в политотдел армии. Она зачастую была совсем не той,  о которой  было изложено в заявлении. Приходилось по несколько часов сидеть и разбираться, что называется «копаться» в грязном белье. Обе стороны пытались выгородить себя, обвинить  свою
«половину» во всех грехах. А когда, в процессе разговора выяснялась истинная причина, начинали оправдываться, «валить» друг на друга всю вину. Заметил, что мужская половина  более адекватно оценивает сложившуюся ситуацию. Женщины более эмоциональны, а поэтому и объективности в их объяснениях значительно меньше. Даже свои измены, они пытались оправдать, сваливая вину на мужа. Приходилось не уговаривать сохранить семью, а ставить вопрос ребром, готовы ли они  и дальше жить вместе. Но перед этим нарисовав возможные последствия  развода, для детей, для карьеры мужа, для общественного мнения в гарнизоне, где утаить, что-либо очень трудно. И как бы между прочим,   высказать мнение о том, что говорят об их семье в гарнизоне. Вот здесь-то, нередко, становилось ясно, что они жили и совершенно не задумывались об этом. Если была не права женщина, мне приходилось прямо говорить ей, что мне бы не хотелось, чтобы карьера мужа пострадала из-за поведения его жены. Пусть собирает чемоданы и отправляется, как у нас говорили там, в Союз, а муж будет и дальше служить здесь. После таких слов, как правило, жена притихала (всё – таки пребывание в Группе войск, приносило определённые материальные преимущества семьям) и просила вернуть ей жалобу на мужа. С моей стороны  всегда  выдвигалось требование, о прекращении  «походов» на строну (хотя  в это что-то мне мало верилось) и  всерьёз заняться воспитанием детей, а также включиться в общественную работу. А мужа всегда спрашивал, готов ли он  на такие условия. Если это было связано с изменой, как правило, муж не соглашался на эти условия, мне приходилось предупреждать его «благоверную» о том, что моя точка зрения состоит в том, чтобы не привлекать её мужа к ответственности, а дать ему возможность спокойно служить дальше. В том, что он часто и подолгу не присутствует дома, это не его вина, служба у него такая,  А его жене надо было  хорошо подумать, когда выходила замуж. Надо было выбрать себе,  к примеру, слесаря или токаря, тогда он  возможно и был бы дома больше, мог часто и спокойно обслуживать потребности своей половины.
Были и другие примеры, когда муж начинал выпивать или совершать «походы» налево, Тут  приходилось  уже его припирать к стенке, и выяснять причины такого поведения. Маленькое отвлечение. Беда состоит в том, что у нас в стране практически отсутствовала система обучения молодых людей к практике семейной жизни. Ни в военных, даже высших, военных училищах, ни в гражданских техникумах и институтах, нигде, никто и никогда не занимался этим вопросом. Не случайно поэтому, почти  тридцать процентов семей распадаются  в течение трёх лет после заключения брака, из-за того, что якобы не сошлись характерами, На самом же деле эти семьи разбиваются о быт. Никто не хочет заниматься решением бытовых проблем, а мамы с папой рядом,  в первую очередь у нас, военных, нет. Приведу один пример. В одной из отдельных десантно-штурмовых рот мне пришлось разбираться с  семьёй одного старшего лейтенанта. Он тоже  очень часто  и подолгу отсутствовал дома. Замполит роты попросил меня побеседовать с женой этого старшего лейтенанта. Мы пришли  в квартиру  этого офицера,  расположенную в доме, который чуть больше года назад был сдан в эксплуатацию. В квартире был стойкий запах гнили. На вопрос, почему так плохо пахнет, молодая женщина ответила, что мужа уже несколько дней нет дома, поэтому солдат, который выносит у них мусор, не приходит. Заглянув  за стол,  мы увидели примерно не менее половины кубометра бытовых отходов, которые находились между столом и стеной.
Оказалось, что вынос мусора, выбивка ковров, мытьё полов в этой квартире  лежала на плечах одного из подчинённых старшего лейтенанта. А молодая женщина без тени смущения, начала доказывать нам, что это вполне нормально, что это не дело, когда жена офицера будет заниматься наведением  порядка в доме. Попытки переубедить её ни к чему не привели.  Подобных примеров, когда молодые жёны не только не хотят заниматься вопросами быта, но и не умеют этого делать. Да и молодые офицеры тоже из каких-то источников взяли на вооружение, что бытовые вопросы их не касаются. За  привлечение солдата к решению этих проблем пришлось привлекать к ответственности командира и замполита роты.  Кроме того, молодые семьи считают вполне нормальным явлением, все проблемы между собой решать только на повышенных тонах, а в последнее время с применением, так называемой ненормативной лексики. Пришлось в тематику своих выступлений  ввести  и тему, касающуюся этики поведения в семье. В своих выступлениях часто приходилось ссылаться на высказывания  мудрых людей. К примеру: Шумят только дубы; Мелкие реки всегда шумливы,; Если бы из крика можно было построить дом, то осёл бы имел целую улицу; Молчание действует лучше крика, и неизвестность всегда пугает. Л. Соболев; Семья-это общество в миниатюре, от целостности которого зависит безопасность большого человеческого общества. Ф.Адлер; Семья приносит полноту жизни, семья приносит счастье, но каждая семья, в особенности в жизни социалистического общества, является, прежде всего, большим делом, имеющим государственное значение. А.Макаренко; Никто не принуждается  к заключению брака, но всякий должен быть принуждён подчиняться законам брака, раз он вступил в брак. К.Маркс; Жена, не ведущая мужа вперёд, непременно толкает его назад. Д, Милль; Тот, кто отстаивает права женщины, тот отстаивает права ребёнка, иначе говоря- отстаивает будущее. В.Гюго; Лучшая  школа дисциплины есть семья. С, Стайел; Совместные трудности или соединяют людей, или их разводят. М Ульянов; Брак – это союз, а не поле брани. В нём  выступают не враги, а друзья, близкие, любящие друг друга люди. Н.Крупская; Одежда нередко бывает внутренним содержанием человека, вывернутым наружу. Е.Пермяк; Быт, особенно если он не устроен, сплошь да рядом, как кислота  разъедает основу человеческой нравственности, достоинство, там  нечего и хорошего ждать. Ю.Аракчеев; Извилины напрягать трудней, чем голосовые связки. К. Лавров; Дети просвечивают всевидящим рентгеном своих глаз не только успехи, но и слабости оценивают. «Правда» от 15.10.1982 года; Богатые женщины похожи на дикарей. Подобно дикарям они стремятся к нарядам, удовольствиям, услаждающим плоть, а не разум, к ненужному господству, всевозможным хитростям ради всего этого. Г. Серебрякова; Любовь не цветок, а могучее дерево. Трудно только посадить его так, чтобы не засохло, а  выросло. Г. Серебрякова; На свете нет ничего прекраснее, нежели спокойно спящее, чуть улыбающееся дитя. Г. Серебрякова.
 Все эти цитаты  выбраны мною из прочитанных книг, записывать эти мысли, начал ещё, будучи курсантом. К сожалению два блокнота с этими выписками  были похищены  у меня во время пребывания в госпитале.
Сейчас очень много подобных цитатников, но когда в книге встречаешь строки, которые полностью совпадают с моим внутренним миром, моими убеждениями, не могу не записать в свой  блокнот.
Как говорят, время лечит, так и со мной получилось. Уже значительно ослабло чувство  обиды за то, что учинили в отношении меня кадровики, а полученные поощрения и главное, отношение ко мне в частях, где приходилось работать, помогли снова  почувствовать  свою востребованность в службе. Отношение командующего армии, его заместителя, начальников отделов и служб управления армии, секретарей партийных организаций ко мне способствовало  тому, что заметно укрепился мой авторитет не только в штабе армии, но и в соединениях и частях. Я уже упоминал про командира  9-й танковой дивизии полковника В. Чорного, с которым мы, можно сказать, стали друзьями. И когда мне стало известно, что после возвращения в Союз, он  быстро дослужился до генерал-лейтенанта, стало для меня поистине радостным событием. Он действительно достоин этого, и тем, кто служил под его началом, считаю, что тоже очень повезло. Или,  уже упоминавшегося Героя Советского Союза Алиева Наби  Алишевича, считаю для себя большой удачей, что удалось повстречать такого интересного  и,  по своему талантливого молодого  офицера.  Он, как губка, впитывал  всё  то,  чему его  учили старшие товарищи. Никакого высокомерия или зазнайства этот офицер ни разу не проявил, ни в отношении с подчинёнными, ни с теми, кто приезжал в полк, которым он командовал, уже перед самым моим  увольнением из Вооружённых Сил СССР.
Мне уже приходилось упоминать о том, что моё стремление дослужить  только до достижения мною 45 лет, у многих вызывало  непонимание. Можно было ещё год прослужить в  теперь уже Западной группе войск. Многие держались буквально за один  лишний день пребывания там. Мы с Любой решили, что нам надо срочно возвращаться в Минск, где была наша любимая дочь-Света, которая с нетерпением ждала нашего возвращения. Поэтому уже 21 июля 1989 года, ровно на следующий день после того, как отметили моё сорока пятилетие, обратился к начальнику политического отдела армии полковнику Водопьянову с просьбой направить меня в госпиталь для прохождения медицинской комиссии на предмет моего увольнения в запас. Он напомнил мне, что есть возможность ещё год пробыть в группе войск. На мою повторную просьбу отпустить меня с «миром», в связи с тем, что надо ехать домой к дочери. Он подписал мой рапорт и,  через несколько дней военные врачи нашего армейского госпиталя, уже определяли мою пригодность для гражданской жизни. Целый букет заболеваний, имеющийся в моём организме, показал, что чем быстрей меня уволят, тем меньше хлопот они будут иметь со мной,  в ближайшем будущем. Сразу после того,  как закончилось обследование моего организма в госпитале, нам  с  Любой,  предложили путёвку в военный санаторий Бад-Эльстер Западной группы войск, расположенный на самой границе с Чехословакией. От такого предложения было бы, по крайней мере,  стыдно отказываться, и мы оказались буквально в сказочном месте, на юге ГДР. Двадцать один день предстоящего отдыха  в таком прекрасном месте, которое нам чем-то напоминало о курортах Баден-Бадена. Об  этих курортах мы читали в книгах, Поэтому отдых в этом санатории представлялся нам, как награда за все наши труды. Буквально дней через десять после начала нашего отдыха, в этот же санаторий приехал офицер из штаба нашей армии.  Встретив нас, он «обрадовал» меня новостью, что они на общем партийном собрании управления армии, избрали меня секретарём партийного комитета, и что с меня за это причитается магарыч. Поскольку мы были очень хорошо знакомы с этим офицером, то зашли в ближайший пивной бар и там, за «кружкой пива», он рассказал мне все подробности, очень неприятного для меня, известия. Примерно  через неделю появился, ешё  один офицер, и тоже «довёл» до меня эту же новость.
Закончив курс лечения, и хорошо отдохнув, мы вернулись в Дрезден, и на следующий день уехали в Минск, к дочери. После окончания отпуска вернулись в Дрезден и я, как ни в чём не бывало,  вышел на службу.  Первый заместитель начальника политотдела полковник Сумароков В., встретив меня, спросил, почему я не появился  в отделе после отдыха в санатории. Пришлось сослаться на то, что у нас были куплены билеты на поезд и что дома мы пробыли всего несколько часов. Вместе с ним зашли в кабинет начальника политического отдела и там   ещё раз  «проинформировали» меня об избрании секретарём партийного комитета управления армии. Мне пришлось изобразить, что об этом   мне ничего не известно, и как они смогли это допустить, зная о моём стремлении, как можно быстрей уволиться в запас. Начальник политотдела тут же позвонил  начальнику Политического управления Группы войск, и доложил ему, что Шелеменцев отказывается от должности и намерен уволиться в запас. Не знаю, что уж там говорил ему начальник политуправления, но вид у полковника Водопьянова был  не самым весёлым. Оказывается, предчувствуя мой отказ, они решили, что вместо меня изберут на эту должность другого офицера политического отдела.
Но, коммунисты управления армии, каким-то образом, узнав об этом, заявили, что никого из политического отдела на  должность секретаря парткома  не допустят, а изберут старшего офицера из отдела разведки. Начальник же Политического управления, узнав об этом, заявил, что если это произойдёт, то начальник политотдела армии полковник Водопьянов, звания генерал-майора не увидит, как своих ушей. Поэтому у моих непосредственных начальников было только два выхода, или уговорить меня остаться служить в должности, на которую меня избрали коммунисты управления армии, или уговорить коммунистов, чтобы  они вместо меня избрали кого-то из политотдела. Поскольку, получив мой решительный отказ от должности, мои начальники предложили мне поработать над тем, чтобы уговорить коммунистов всех партийных организаций  на избрание на эту должность офицера политического отдела.  Между тем,  те с кем  вместе мы проходили медицинское освидетельствование в госпитале, уже начали готовиться к убытию в Союз. А, как оказалось позже,  мои документы  на увольнение  даже ещё и не были  отправлены по инстанции. Пришлось мне ходить по партийным организациям отделов и служб и просить «сжалиться» надо мной и дать согласие на избрание кого-то из политического отдела. Одна за другой партийные организации отказывали мне в моей просьбе.
  Тогда  мне пришлось изменить тактику. Собрав членов партийного комитета для решения очередного вопроса повестки дня, обсудив её всесторонне и приняв решение по основному вопросу, решил рассказать членам партийного комитета о том, как меня четыре года назад  принимали в политическом отделе, а теперь точно также  снова  приходится снова быть  разменной монетой  чьей-то  игре.  Проинформировал также о нашей семейной проблеме, что мне бы не хотелось , чтобы третья звезда на моих погонах, не стала причиной больших семейных неурядиц.
Обратился к каждому из присутствующих с просьбой убедить коммунистов отдела, который они представляют в парткоме, избрать в партийный комитет кого-то из политического отдела. Обсудили,  каждого человека из политотдела и пришли к выводу, что может пройти кандидатура подполковника В.Рябокучма,   возглавляющего отделение оргпартработы. На общем партийном собрании коммунистов управления армии с небольшим перевесом голосов подполковник Рябокучма В. всё--таки был избран в состав партийного комитета. А потом было проведено заседание партийного комитета, на котором, после длительных дебатов, секретарём партийного комитета был  избран именно он.
 Сразу же после этого, меня вызвал начальник политического отдела, и приказал, чтобы в течение ближайших трёх дней я покинул территорию ГДР.
В этот день как раз на совещании в штабе армии находились руководители соединений и частей. Позвонив  Любе и посоветовавшись с ней, мы решили пригласить к нам на прощальный обед тех, с кем у меня были наиболее хорошие отношения. Люба-молодец, быстро организовала добротный стол.   Около двенадцати человек присутствовали у нас  на прощальном обеде.  Во время которого, в последний раз пообщались, вспомнили  о том,  как приходилось решать множество различных проблем.
Но неожиданно всплыла одна проблема. Мы планировали купить себе мебель, соответственно немного накопили для этого денег. Но когда на следующий день, я пришёл в немецкий мебельный  магазин, выяснилось, что  им дана негласная команда советским офицерам,  ничего не продавать. Потом выяснилось, что это касалось только тех городов, в которых дислоцировались советские военные гарнизоны. Поиски по магазинам ничего не дали, и тогда мы решили,  на имеющиеся у нас 5000 марок, купить какую-нибудь машину.
 Проштудировав рекламный буклет, поехали по выбранным нами адресам. Но и тут удача отвернулась от нас. Выяснилось, что те машины, которые подходят нам по цене, уже проданы, а времени пребывания остаётся всего двое суток. Решили ещё раз внимательно прочитать рекламный буклет и нашли, что за 2000 марок можно купить «Запорожец», приспособленный для эксплуатации в зимних условиях. Но и тут понадобилось дважды приезжать по выбранному нами адресу. Но всё же эту гордость «советского автопрома», мы купили. Всё  было сделано очень просто и быстро. Хозяин машины на листочке, вырванном из обычной тетради, написал, что он продал мне автомобиль (указал марку автомобиля, его заводской и регистрационный номера, и сумму денег, полученную от меня).
С этим листочком и документами на машину  я подъехал в отделение дорожной полиции, где через пятнадцать минут получил документы на машину, полностью оформленную на меня.
  Неожиданно возникла проблема с заправкой горючим,  Её тоже удалось решить довольно быстро. К вечеру предпоследнего дня нашего пребывания  в Германии, мы с Любой решили съездить в небольшой немецкий городок Баутцен, что находился в семидесяти километрах от Дрездена.
Раньше там нам пришлось побывать на экскурсии. Почти на самом въезде в город увидели мебельный магазин. Зашли в него, и увидели, что там есть всё то, что мы хотели купить. Спросив у продавца, можем ли мы пробрести в их магазине мебель. Получили утвердительный ответ.  Стали выбирать, что мы можем купить на оставшиеся 3000 марок. Оказалось, что кроме как дивана и двух кресел, больше ничего не купим.
 Но и тут возникла проблема, как эту покупку переправить в Дрезден, так как  не позже 11-30 утра мы должны были сдать в багажную контору контейнер с вещами. Как бы в шутку,  я спросил у продавца, о возможности забрать нашу покупку часов в шесть утра. К нашему удивлению он ответил положительно,  и мы обговорили где и как можно это сделать. У меня в голове сразу возникла мысль: попробуй  ко у нас  в Союзе сделать это. Срочно вернувшись в Дрезден, с начальником армейского ансамбля песни и пляски договорились о том, что он выделяет мне машину ЗИЛ-130, на которой  поеду забирать покупку. С сослуживцами по политотделу решили вопрос, кто и на чём съездит за контейнером на товарную станцию,  кто будет руководить погрузкой вещей до моего приезда. Всё получилось как по нотам. К моменту моего приезда  с покупкой, в контейнер было уже погружено почти всё. Диван и кресла прямо  с машины  и в заводской упаковке погрузили в контейнер и Я повёз его на товарную станцию. Там тоже всё было решено в считанные минуты. Оставалось вернуться домой, сдать машину в автопарк, посадить Любу в теперь уже нашу машину, определить  её на поезд, следующий до Бреста, пожелать ей счастливой дороги. После чего  самому вернуться в квартиру, забрать всё, что приготовлено для перевозки в машине, и последний раз зайти в политический отдел, попрощаться со всеми.
Мне ещё повезло в том, что один из преподавателей нашего армейского университета марксизма-ленинизма, входящего  в сферу моего кураторства, должен был ехать  на Украину по семейным делам. И узнав, что я поеду на машине, попросился ехать со мной, чему я был несказанно рад, так как достаточно твёрдых навыков в вождении к тому времени у меня  ещё не было. А у майора на родине был точно такой же автомобиль. Так, что наши интересы совпали, он экономит деньги на приобретении билетов, а я получаю спутника, прекрасно знающего машину и имеющего хороший опыт её вождения.
 Но и тут не обошлось без небольших неприятностей. Мне не удалось ни купить, ни  у кого  взять канистру, для запаса бензина. Мне предложили, как выход из положения, прорезиненный мешок ёмкостью в сорок литров, который применяется для доставки воды в полевых условиях. Заправив «под завязку» бак и этот мешок, бензином, около четырнадцати часов, как говорят, пополудни, мы отправились в путь. Но на выезде из Дрездена  почувствовали  в салоне сильный запах бензина. Остановились и, к нашему удивлению, увидели, что прорезиновый мешок с бензином разошёлся по швам. Все его швы были на клею, а от бензина этот  клей потерял свои свойства и бензин стал вытекать в багажник,
А поскольку у «Запорожца» багажник впереди, то запах,  мы почувствовали очень быстро. Тем не менее, определённое количество  топлива уже вытекло. Мы быстро вынули мешок из багажника. Как раз мимо проезжала наша военная машина, которую мы остановили и попросили, если есть, продать нам канистру,  Канистры у них не оказалось, а был бачёк, емкостью около пяти литров, с помощью водителя мы перелили часть бензина в этот бачёк, а остальной бензин отдали им.
 Но  нам надо было навести порядок в багажнике, так как там проходит много проводов, идущих к печке к фарам, сигналу. Пришлось всё выгружать промывать, протирать насухо, и только после этого двигаться дальше. До границы с Польшей добрались быстро и засветло. А в Польше стало уже темнеть, да и дороги значительно хуже, чем в ГДР.
Но, выбравшись на автомагистраль, поехали быстрее, да так, что в одном месте нас остановил  польский полицейский, но только слегка пожурил нас и предупредил, чтобы  мы больше не нарушали скоростной режим. Буквально в одно мгновение мы въехали в полосу сильнейшего тумана, такого, что в десяти метрах ничего не было видно. Пристроившись сзади огромной фуры, мы долго ехали за ней, но водителю её видимо надоело, он принял вправо и остановился, а мы поехали дальше. Вскоре догнали ещё одну фуру с русскими номерами и, следуя за ней,  успешно проехали по окраине Варшавы  и двигались в сторону границы с СССР.  Не доезжая около полутора сотен километров, мы остановились, так как туман стал таким плотным, что ехать было практически не возможно, да к тому же стала сказываться и усталость, хотя мы периодически меняли друг друга за рулём.
 Сложность состояла и в том, что в машине не работала печка, поэтому мы чувствовали постоянный дискомфорт. Тем не менее, съехав с дороги в сторону метров на двадцать, выпив из термоса горячего чаю, мы моментально уснули. Уже брезжил рассвет, но туман был ещё довольно густым. К границе с нашей страной подъехали около девяти часов утра. При прохождении таможенного и паспортного контроля, тоже возникла небольшая заминка.
Молодой таможенник, взяв в руки мои документы, тут же куда-то ушёл.  Через несколько минут, он появился вместе с начальником таможенного поста. Тот, обойдя нашу машину, подошёл ко мне и сказал, что за много лет работы на границе, впервые встретил, чтобы подполковник  въезжал  в  СССР на «Запорожце».
Мне пришлось отделаться шуткой о том, чтобы внесли мою фамилию в книгу удивительных явлений, с правом пересечения границы, без всяких досмотров. Он усмехнулся и приказал пропустить нас. Я спросил,  работает ли у них Миша Ш., который был у меня переводчиком, во время моих выступлений перед немецкими товарищами, и которому я давал рекомендацию для  вступления в партию. Оказалось, что работает  и  считается на хорошем счету. Но в тот момент это была не его смена. Я попросил передать Мише привет и наши пожелания всего самого хорошего.
Подъехав к железнодорожному вокзалу в Бресте, через знакомого мне, ещё по службе в Бресте, помощника военного коменданта, купили билет моему спасителю до  его дома на Украине.     Попрощавшись с ним, отправился в сторону Минска.
 На выезде из Бреста заправил я заправил своего «коня» и покатил по местам, которые мне были хорошо знакомы.  Вдвоём в машине ехать значительно веселей и не так опасно, как одному.
Не доезжая  до Столбцов, при проезде  по мосту через железнодорожные пути, я вдруг задремал, и пришёл в себя только тогда, когда оставалось буквально несколько сантиметров до бордюра перед ограждением моста. Благополучно проехав метров триста от моста, на оборудованной стоянке остановив машину. я тут же уснул.
Сколько  спал, сказать не могу. Но почувствовав, что могу ехать дальше, завёл свою «лошадку» и покатил дальше. Проехав несколько километров, почувствовал, что мотор начал барахлить, а вскоре и заглох.  Ручным насосом подкачав топливо в карбюратор, попробовал завести машину. Она без всякого сопротивления выполнила моё желание и снова под колёсами  этого славного авто побежала лента дороги. Но, не проехав наверное и пяти километров, мотор снова взял передышку. И так продолжалось несколько раз, В очередной раз, когда машина снова плавно остановилась, принял решение попросить помощи  у  водителей проезжающих мимо машин. Останавливались несколько машин, водители пытались что-то сделать, но результат раз, за разом был один. Машина глохла. Начинало темнеть. В очередной раз проголосовав и у водителя остановившейся  машины проконсультировавшись по своей проблеме, и не получив ясного и чёткого ответа о причине происходящего, пришлось попросить взять меня на буксир и дотянуть до Минска. Водитель «Жигули» - восьмёрки согласился. Дальше моё передвижение продолжалось на верёвочке. Часа через полтора мы въехали в Минск и напротив магазина «Кирмаш» водитель Жигулей категорически отказался от дальнейшей буксировки. Они с напарником помогли мне откатить машину в сторону. Я рассчитался с водителем,  И они уехали.
 Предпринятая  попытка поставить машину на рядом расположенную автостоянку, не увенчалась успехом. Поэтому пришлось оставить машину на дороге, перпендикулярной с трассой, ведущей в город. На общественном транспорте уехать домой. Хорошо, что на автостоянке разрешили позвонить домой, успокоить Любу. Примерно через час  мы встретились дома.
Попытка привлечь к буксировке машины  к нашему дому  своего друга Юру Белоруса, через его родственника, ни к чему не привела. Я не смог толково объяснить, где находится машина, и они не нашли меня.
 Сам снова принял несколько попыток завести машину, она  заводилась, но тут же глохла. Даже буксировка не давала никакого результата. Отчаявшись, и стоя у поднятого капота гордости советского автомобиле строения, случайно упёрся рукой о карбюратор, и почувствовал, что он немного качается. Достав ключи,  подтянул  все пять гаек, и снова сделал попытку завести машину, но  аккумулятор разрядился. И вторая попытка, тоже ни к чему не привела. Тогда я обратился к водителю стоящего недалеко грузовика, помочь завести машину с буксира. Он согласился.  Не успев пробуксировать меня и десяти  метров, как мой «запорожец»  радостно  заработал  всеми своими сорока лошадиными силами, без   каких-либо признаков к остановке  в ближайшее время.
 Поблагодарив водителя грузовика  за помощь. Я сел за руль, и мой  «запорожец» весело помчался к месту  постоянной  прописки на улице Мирошниченко. Уже через полчаса  под окнами нашего дома появилась третья  машина.
Так закончилась моя служба  в рядах доблестных Вооружённых Сил Советского Союза, и пребывание  в Германской Демократической Республике.
Предстояло начать новый этап нашей жизни. Что он нам принесёт,  пока никто не мог предвидеть.





;
               



                НАЧАЛО  ГРАЖДАНСКОЙ   ЖИЗНИ       





Очередной этап жизни начался с  15 марта  1990 года.  После  очень напряжённой и сопряжённой с огромной  психологической  и физической  усталостью, связанной с отказом от исполнения обязанностей секретаря партийного комитета    управления   1 -й  Гвардейской танковой  армии, я  просил, чтобы  не записывали в удостоверение личности и не переводили на оклад по этой должности.  Потом было бы невозможно отказаться и тем более уволиться из  рядов ВС СССР.
Дома,  в Минске, наша дочь  Света жила одна и очень просила, как можно быстрей  вернуться  домой. Меня убеждали в том, что присвоят полковника, да и лишних  пять лет  выслуги  не помешают. Но нам надо было  по сути дела спасти дочь, так как она очень устала жить одной. Мы чувствовали и понимали это. Поэтому  ни  на какие уговоры  не пошли. Только в Минск,  и как можно быстрей, В  Минске  надо было по сути дела привыкать жить сначала.   
Но в Ивановской области, жила мама, которая  чувствовала себя  неважно и просила приехать к ней. Немного отдохнув, и  придя в себя после увольнения, в начале мая мы съездили к ней, побыли  десять дней и вернулись в Минск. Надо было присматривать себе  работу,. но сначала спросить самого себя, а что я хочу. Чёткой ясности в голове  не было.   Для Любы  проблем   не было — аптека  рядом с домом. Когда я пришёл в военкомат становиться  на учёт, там  предложили  помощь в устройстве   военруком  в одну из школ, но только перед  началом  нового учебного  года.
Характерной особенностью начавшейся  летней  поры становилось усиление   антикоммунистической  пропаганды. Это очень чувствовалось во время бесед  с  работниками кадровых органов. Как только  узнавали, что  я бывший  политработник, чуть не начинали махать руками. Всего за три месяца мне довелось посетить почти  тридцать  организаций и учреждений, но  везде получал отказы.  Тем не менее,  уже пойдя по второму кругу, в конце октября 1990 года был,  осчастливлен принятием на завод имени В. И. Ленина  на должность мастера.  Смысл работы состоял в наведении порядка и  поддержании  его на  территории  завода. На заводе трудилось более 12 тысяч человек.  В основном это были высоко  образованные специалисты  радиотехнического   направления, связанные с выпуском продукции оборонного назначения.
 Но получилось так, что после  трёхдневной работы    на заводе, у  меня случился инфаркт  миокарда и я больше месяца пролежал в госпитале. Через двадцать дней   после инфаркта, умерла моя мама, которая с онкологическим заболеванием   с июля месяца жила у нас. Мне об этом конечно не сообщали до выписки из госпиталя. До этого времени её успели  кремировать. Урна с прахом находилась в крематории. Так, что сразу после выписки,  в повестку  дня встал вопрос, что делать, или ехать в Ивановскую область и там похоронить рядом с её братьями и сестрой, или  оставить здесь, поместив урну в колумбарии.
Посоветовавшись с Любой, решили, что будем  хоронить  урну в колумбарии.  Что и было сделано в присутствии  близких друзей. После десяти дней, положенных после инфаркта быть дома, вышел на работу. Бригада, которой я руководил, состояла из людей, знающих своё дело   и уже давно   работающих на предприятии. Но в это время в республике, и не заводе тоже, сторонники т. н. либерального пути  развития  страны стали нагнетать общественно-политическую обстановку.
На территории завода  была площадь  Ленина, на которой  установлен памятник вождю. В годы войны немцы на этой площади расстреливали рабочих завода, которые чем-либо не угодили фашистам. Так вот на эту площадь сторонники  Позняка всё чаще и чаще стали  призывать   заводчан, на митинги.  На которых, активно пропагандировали идеи своего духовного и политического лидера Зенона Позняка. Всё чаще на этих митингах стали звучать политические требования, а зачастую и провокационные предложения об участии, в якобы общегородских мероприятиях, направленных против действующей власти.
  Руководство  завода, партийный  и профсоюзный комитеты  не сразу поняли  опасность  происходящего.   На каждый призыв выходило всё больше и больше рабочих. Директор  и вся администрация завода изыскивали возможность для недопущения ухудшения положения людей, работающих на заводе. Все  заводчане,  первыми в городе, стали получать деньги на проезд в общественном транспорте, для всех работающих, сделали  бесплатные обеды в заводских столовых.
Но экономическое  положение заводчан  продолжало ухудшаться.
Директор  завода, не чувствуя достойной  поддержки со стороны партийного и профсоюзного комитетов,  нутром  почувствовав, что первым со сцены,  может уйти партком.  Поэтому решил  создать новую структуру, которая могла бы  проводить работу с многотысячным коллективом   завода. Для  того, чтобы подобрать руководителя этой, новой структуры, он дал распоряжение партийному учёту подобрать из числа коммунистов подходящую кандидатуру. Что и было сделано. Не знаю,  сколько всего было найдено кандидатов на эту должность.  Моя фамилия была далеко не  первой в этом списке. 
Однажды  мне позвонил помощник  директора, что меня срочно вызывает генеральный директор завода.  Быстро обойдя  территорию и осмотрев, за что  возможно могу получить  замечания, я прибыл в приёмную директора. Помощник директора и секретарь доложили директору о моём прибытии. Буквально через несколько минут я оказался в  кабинете генерального директора. 
Я быстро вернулся к месту сбора митингующих на заводе, численность которых  значительно увеличилась. Отодвинув в сторону одного из ораторов,   довёл до сведения присутствующих существо разговора с дежурным по милиции, и то, что никаких предметов, о которых говорил Андриенко, в руках у рабочих, идущих на площадь Ленина, нет. А далее сказал, что эти провокаторы, которые выступали здесь перед Вами, хотят подставить вас, рабочих одного из ведущих предприятий города, под  дубинки, а возможно и под пули, потому, что мы находимся в центре города и   наше появление на проспекте, практически с оружием в руках, не останется без воздействия милиции, а возможно и других силовых структур. Процитировав  и     прокомментировав   некоторые высказывания  выступающих, призвал всех разойтись по рабочим местам и приступить к работе. А те, кто желает пойти на площадь, может идти, но сделав отметку пропуска, как  положено. То есть за время отсутствия на работе он не получит ни копейки, а за незаконный уход с рабочего места будет лишён премии. Эти же слова,  вслед за мной подтвердил и заместитель директора по кадрам и режиму и тоже потребовал  от всех приступить к работе. Митинг моментально прекратился, люди разошлись, по пути обсуждая провокацию, на которую их толкали Антончик, Андриенко и другие. Через  проходную вышло всего около десяти человек. После этого, митинговые страсти на территории завода,  резко пошли на убыль, а вскоре прекратились и совсем.
Спустя  месяц я  попал под сокращение и был уволен завода.
Владимира Демьяновича – директора завода, к этому времени уже на заводе  не было. И исполняющий обязанности директора подписал   первый приказ о сокращении большого количества сотрудников завода.
Вот далеко не  полный взгляд и моё понимание роли КПСС в жизни страны.


               













               






 























































Глава восьмая


В Бресте меня приняли очень хорошо. Начальник политотдела подполковник Полушкин Евгений  Матвеевич  познакомил меня с работниками политотдела в довольно непринуждённой обстановке. Его заместитель подполковник Григоренко Анатолий Борисович, старший инструктор по оргпартработе  майор Михаил Чубрик, помощник начальника политотдела по комсомольской работе лейтенант инструктор по комсомольской работе прапорщик и начальник клуба капитан Артющенко А. оставили у меня очень хорошее впечатление,  чувствовалось, что все работают  с охоткой. А своего предшественника я тоже хорошо знал, с ним постоянно встречались на сборах. Это тоже человек ответственный и трудоголик, что в нашем пропагандистском деле  о многом говорит. После приезда в штаб командира  начальник политотдела представил меня командиру бригады подполковнику Ожигину В.  , потом  я был представлен на совещании управления бригады всему офицерскому составу. Как-то так получилось, что я очень быстро «вписался» в коллектив и у меня сложились очень тёплые  и деловые отношения со всеми сотрудниками управления бригады, да и в дивизионах оказалось несколько знакомых офицеров по службе в других частях нашей армии ПВО. Поэтому проблем в установлении деловых отношений не возникло. Удалось познакомиться с многими ветеранами не только бригады. но и боёв за Брест как в 1941 году в первые дни войны, так и в 1944 при освобождении города от фашистов.
После окончания первого рабочего дня я отправился на поиски квартиры. Ближайшая перспектива в получении квартиры была не раньше, чем через полгода, в конце года намечалась сдача строящегося дома в районе химзавода. Пройдясь по близлежащим улицам и опрашивая хозяев, мне посоветовали пройти на улицу Добрую, дом номер 20, там хозяева часто сдают квартиру. Я отправился туда, где меня громким лаем и стремлением сорваться с цепи «съесть» меня огромный, рыжего цвета пёс. На его неудержимый лай  вышел хозяин, и мы с ним начав разговор у калитки, продолжили в комнате, в которой нам предстояло жить. Его жена - тётя Маня тоже подключилась к разговору, мы решили, что я поселюсь сразу же, а Люба со Светой приедут после окончания учебного года. В комнате была вся необходимая для квартирантов мебель: кровать, стол, стулья и небольшой шкаф для одежды. Так, что с жильём вопрос был решён, питался я в столовой Дома офицеров, там хорошо готовили, и было  совсем  недорого. Как и принято, в зенитных ракетных войсках, важно в первую очередь познакомиться с личным составом боевых дивизионов.
Именно  этому и были посвящены первые недели моей службы в бригаде. Там, на месте  изучал,  как работает низовой идеологический актив: партийные и комсомольские активисты, по заданию соответствующих организаций, руководители   групп  политической   учёбы  всех     категорий      военнослужащих, агитаторы, редколлегии стенных газет, редакторы боевых листков. Как организуется идеологическая работа во время регламентных работ  большой периодичности, во время тактических учений, как организована пропаганда решений ЦК КПСС и Советского правительства, Указаний Министерства обороны и Главного Политического Управления Советской Армии и военно-Морского  Флота, Приказов Главкома Войск ПВО страны и Командующего Армии, командира бригады и дивизиона. В каждом дивизионе и других подразделениях были свои особенности, вызванные,  или расположением на местности, удалённостью от  населённых пунктов, близости к государственной границе СССР, возрастными  и личными качествами командиров и замполитов, опыта их работы на занимаемых должностях и,  конечно же качественной характеристикой  всех категорий личного состава. Большое значение на морально-психологический климат  среди офицеров и прапорщиков  оказывало  и наличие возможности работать  их жёнам, возможность устроить детей в детские сады и ясли, как далеко расположены школы и как туда производится доставка детей. Всё это надо было знать и строить свою работу с  учётом всех этих особенностей. Поэтому приходилось изыскивать возможности как можно чаще бывать в  дивизионах и там, на месте решать  вопросы идеологического воспитания воинов.
Много  времени  приходилось уделять работе и с офицерским  составом штаба бригады, командного пункта. Не просто организовать четкий ритм марксистско- ленинской подготовки и политической учёбы прапорщиков, а добиться того, чтобы получаемые знания превращались в убеждения, а последние материализовались в практических делах. Чтобы добиться этого приходилось планировать и проводить дополнительно к плановым занятиям различного рода научно-практические семинары, лекции  и теоретические собеседования.
Было  бы большим упущением не использовать огромные возможности  в работе по военно-патриотическому воспитанию героическую историю самого города Бреста, а также по ознакомлению с трудовыми достижениями  жителей Бреста и области.
Во время проведения семинаров с руководителями групп политической учёбы  мы обязательно проводили экскурсии по памятным местам,  как самого Бреста, так и  его окрестностей, обязательно посещали предприятия города, приглашали  представителей партийных и советских органов, передовиков производства, милиции, органов  КГБ для выступлений о трудовых достижениях брестчан. С  руководителями групп политической учёбы мы побывали  с экскурсиями на электроламповом заводе, заводе по производству газовых плит,  ликёро - водочном заводе, в колхозе, которым руководил Герой Социалистического труда Бедуля. Побывали ми и на пограничной заставе имеии Героя Советского Союза Кижеватова. Всё это способствовало укреплению теоретических знаний, которые мы давали слушателям с практикой нашей бурной жизни тех лет. Кроме того, мне и самому приходилось часто выступать перед тружениками предприятий и учреждений города, перед студентами Брестского педагогического института имени А.С.Пушкина. В своих выступлениях я рассказывал горожанам о том, как идёт у нас боевая учеба, какую работу мы проводим  по воспитанию молодых ребят в духе патриотизма и беззаветной преданности идеалам социализма. Рассказывал и о том, что представители нашей бригады не на словах, а на деле героически выполняют свой воинский долг. Приводил пример  о том, за что был посмертно награждён орденом Красной Звезды  водитель автомобильной роты бригады, который погиб в бою при отражении налёта израильской авиации на территорию Египта,  во время арабо-израильской войны 1972 года.
Он был откомандирован  туда и проходил службу в дивизионе, которым командовал подполковник Толоконников. В одном из боёв  этот дивизион сбил  несколько самолётов  врага, но и сам потерял в бою шесть человек, в том числе и  водителя из автороты нашей бригады.
Не могу  не отметить, что за  моё участие в пропагандистской работе среди жителей города я был награждён  Почётной  грамотой городского комитета КПБ. 
  В День Войск ПВО в 1980 году, вскоре после моего прибытия в бригаду, ещё по представлению по прежнему месту службы в дивизионе берёзовской бригады, Командующий  войск ПВО округа генерал – лейтенант Малков  на торжественном построении в честь праздника вручил мне знак «Войска ПВО страны».
  Хотелось бы остановиться на  выступлении на одном из семинаров, руководителей  групп политической учёбы,  заместителя начальника уголовного розыска городского Управления внутренних дел. Рассказывая о положении дел с криминальной обстановкой в городе и области, он остановился на том , как влияет на её телевидение. После каждого показа по телевидению любого детективного фильма, где демонстрировались кадры  технологии производства преступлений, через некоторое время в городе и области  происходят преступления по той же самой схеме. Поэтому после просмотров таких телефильмов работники правоохранительных органов предупреждали  своих сотрудников о том, что возможно повторение таких приёмов  совершения преступлений, рекомендовали участковых милиционеров, оперативных сотрудников на проведение предупредительной работы с возможными исполнителями таких преступлений.  Вот  почему в наши дни,  уже второго десятилетия ХХ1 века, так распространена преступность, словно «списанная» с экрана телевизора. Думаю,  лицам, ответственным за то,  что и как показывают  на экранах особенно такие каналы, как НТВ, где в течение  суток на экране практически  криминальная тематика не сходит с экранов телевизоров. Всё чаще и чаще стали «грешить» этим и каналы нашего белорусского телевидения.
Работы было много, но она в принципе не отличалась от той, чем я занимался в Калинковичах, только количество подразделений в бригаде было значительно больше, а это означало, что больше было командировок, это во-первых, а во-вторых, это была первая линия войск ПВО страны, которая стояла на защите воздушного пространства нашей Родины. Это тоже накладывало отпечаток на стиль, формы и методы работы. Здесь нужна более высокая оперативность и конкретность, чем в Орше, Гомеле или Калинковичах. Особенно остро стоял вопрос с организацией политической работы в дежурных подразделениях, сменах и расчётах. Опыт у политотдельцев бригады в этом плане был большой, поэтому, опираясь уже на  о опробированные методики, никаких проблем в этом плане не возникало, Единственное на что пришлось обратить внимание, это на оперативность в наглядной агитации, как это было у меня ещё в Гомельском полку. И эта проблема была быстро  решена.
С офицерами управления бригады  у меня сложились очень хорошие отношения, так что работалось, что называется в «охотку». Офицеры входившие в группу марксистско –ленинской подготовки  управления, которой руководил командир бригады, очень серьёзно относились к учёбе, чего, например,  я не мог сказать в Калинковичском полку. Я считаю это заслуга моего предшественника. Кстати сказать, он оставил мне очень хорошее наследство. Спасибо ему.
Но хочу немного вернуться и к своей личной жизни этого периода. Периодически  мне удалось по нашим военным линиям связи дозвониться до семьи и поговорить с женой и дочерью. И вот, во время очередного звонка уже поздно вечером, в моей квартире в порозовском  лесу, никто не поднимал  трубку. После нескольких попыток, я попросил соединить меня с квартирой командира дивизиона.
           Трубку подняла жена командира Любовь Ивановна. На мой вопрос, почему я не могу дозвониться до семьи, она ответила,  что жена и дочь сильно болеют. Получив такое известие, утром у начальника политотдела  я попросил разрешения съездить к семье.
 Он разрешил, и я ближайшим же рейсом отбыл в Гродненскую область. Автобус туда в то время  совершал большой зигзаг по маршруту движения, поэтому времени на дорогу уходило много.  Где-то в половине первого ночи  сошёл на станции Подороск,  от которой до дивизиона более пятнадцати километров. Транспорта в ту сторону и днём-то практически никакого нет, а уж ночью и тем более рассчитывать даже на попутку не приходилось. Поэтому пришлось всю дорогу пройти пешком. Около половины четвёртого утра я добрался до дому, Стучать в дверь не пришлось, она была не заперта. Перед моими очами встала картина, которую не пожелал  бы видеть никому. На  кроватях лежали  жена и дочь совершенно больные, не имеющие сил даже встать с постели. У Любы проявился тот же синдром, что был в Калинковичах,  полностью отказал вестибулярный аппарат, и любая попытка оторвать голову от подушки вызывает тошноту. Света тоже лежала  пластиком, не имея сил подняться с кровати. Быстро согрев чай, я первым делом напоил их и дал что-то перекусить. Дождавшись   рассвета и  начала рабочего дня   я позвонил начальнику политического отдела в Брест и рассказав  о сложившейся ситуации, попросил его прислать санитарную машину,  чтобы забрать обоих и завести в Брест. Спасибо ему, он правильно понял меня и сказал, что вышлет машину. Тем временем я вызвал  скорую помощь из Свислочи. Когда приехала скорая и  врач оценила ситуацию, она сделала необходимые уколы и сказала, что Свету надо срочно госпитализировать в районную больницу  в Свислочь, а Любе в этой больнице помочь не смогут, её надо отправлять в Гродно, в областную больницу.. Свету сразу же забрали и увезли в Свислочь.  Определив Свету в больнице  и  попросив медицинскую сестру и нянечку присматривать за дочкой, оставил им деньги, чтобы они могли купить что-либо для Светы по её просьбе. Быстро вернулся домой. А насчёт Любы я решил ждать машины из бригады и отвезти её сразу в Брест. Пока ожидал машину, приготовил кое-какие вещи, которые понадобятся в Бресте.  Около  часа дня прибыла машина из Бреста  Любу уложили на носилки, предварительно подготовив их так, чтобы ей  было удобно в дороге, загрузили всё то, что я приготовил для  доставки в Брест. С женой командира Любовью Ивановной договорились, что она будет присматривать за квартирой и по возможности навестит Свету, а я буду звонить, так часто, как будет возможность.
После нескольких часов езды на санитарном  УАЗ ике,  в далеко не благоприятных условиях, уже  ближе к вечеру мы прибыли в Брест на улицу Добрую. Хозяева квартиры, увидев, что я привёз жену, практически не  способную передвигаться самостоятельно, завели разговор, что такие квартиранты им не нужны. Я сказал им, что завтра положу Любу в больницу, там её поставят на ноги и всё будет нормально.
Пока я ездил в Порозово, начальник политотдела  вместе с начальником медицинской службы бригады, решили   вопрос  о   госпитализации Любы в областную больницу, поэтому утром на санитарной машине уже к девяти часам утра мы доставили Любу в приёмное отделение больницы. Без всяких проволочек её быстро отправили в палату, и там уже началась череда медицинских осмотров и консультаций. Положение было более тяжёлое, и я бы сказал опаснее, чем мне представлялось. Понадобилась помощь невролога, вызванного  из Минска,   который осмотрев, мою Любушку, определил направления, стратегию и тактику лечения. Да и самим  врачам этого лечебного заведения пришлось немало потрудиться, чтобы моя половинка была поставлена на ноги. Этот процесс занял довольно много  времени,   я буквально разрывался на три  части.  Надо было дозвониться  до Порозово, а  иногда удавалось дозвониться и до больницы в Свислочи, узнать как там дела у Светы, служба,  связанная с поездками по дивизионам, и  конечно, посещения  Любы в больнице, встречи с  лечащим врачом и  заведующим отделением.  Постепенно всё встало на свои места, Любу выписали из больницы, я съездил в Свислочь и забрал Свету, которой тоже подправили здоровье.  Заодно  я забрал  и  всё своё имущество и освободил квартиру. 
Так что я бесконечно благодарен врачам обоих  больниц за их труд, не могу не выразить признательность и благодарность командиру бригады  и особенно начальнику политотдела подполковнику Полушкину Евгению Матвеевичу  за содействие в этом  вопросе и, конечно за терпение, которое он проявил  ко мне, с первого дня пребывания в бригаде начавшему решать проблемы личного характера. Благодарен я и всем работникам политического отдела, сочувствующим  мне, и помогающим как можно быстрее войти в курс дела и оказывающим  большую поддержку в решении многих вопросов.
Спустя некоторое время во время поездки за Светой и нашим имуществом, у проходной дивизиона  я встретил того самого солдата, невесту которого перепродали на его родине в Узбекистане, и которому я советовал найти девушку здесь в Белоруссии. Так вот, у проходной в дивизион этот самый солдат стоит с симпатичной, одного роста с ним девушкой, и, увидев меня он так обрадовался и замахал рукой, чтобы поздороваться со мной и поделиться своей   радостью, что он  остаётся на сверхсрочную службу и вот с этой девушкой они решили создать семью. Мне доставило удовольствие  поздравить их с этим решением и пожелать большого счастья и много здоровеньких и красивых детей.               
Загрузив все наши пожитки, и заехав в Свислочь чтобы  забрать из больницы Свету,  мы навсегда покинули этот, в целом-то неплохой уголок Белорусии,
То, что Света поправилась и что мы снова будем все вместе, скрасило время поездки и мы прибыли  в Брест. На улице Доброй,25 высадил Свету и проводил в комнату, а сам поехал в расположение военного городка, где на складе сгрузили наши вещи и вскоре мы уже сидели и ужинали вместе с нашими хозяевами дядей Колей и тётей Машей.
Мы впервые попали  такой большой город, который открывал значительно больше возможностей для организации отдыха в составе семьи. Поэтому старались не пропускать ни одного спектакля в драматическом театре, часто посещали Брестскую крепость-Герой, ходили в кино. Особенно нам нравилось посещать недавно введённый в эксплуатацию кинотеатр «Беларусь». Понравились нам и городские бани, любителями которых, мы с Любой, являлись. Прекрасно проводили время в городском парке культуры и отдыха, и даже несколько раз удалось побыть  на городском пляже. Честно говоря, я уже думал о том, чтобы дослужить там до пенсии, так как продвижение по службе среди пропагандистов было   проблемным. Да и условия жизни в городе нас вполне устраивали, Люба устроилась на работу по своей специальности, дочка училась в хорошей школе, и была на хорошем счету.
А у меня  работы  в это время  было, что называется,  через  край, так как приближалась 35-я годовщина победы советского народа в Великой Отечественной войне. В этом плане тоже проблем не было. Уже само название города в те годы звучало, как свидетельство подлинного героизма людей, а каждый камень в городе был свидетелем настоящего подвига советского народа. Поэтому  посещение Брестской крепости и проведение экскурсий по  другим памятным местам не вызывало никаких проблем, организация встреч с участниками  войны, тоже превращались в возвеличивание роли советского человека как в его героических подвигах, так и подвигах на трудовом фронте, при восстановлении  разрушенного хозяйства в годы войны. Нам удавалось приглашать в наш клуб даже людей, которые прибывали на празднование юбилея из других городов Советского Союза. А сколько известных артистов выступило на сцене нашего клуба, которые своим искусством поистине поднимали моральный дух личного состава. У нас побывали и  Иосиф Кобзон, и Лев Лещенко, и Людмила Зыкина, и несколько известных  инструментальных групп  и ансамблей, в том числе и ансамбль песни и пляски БВО.
С хозяевами квартиры у нас установились очень теплые отношения, они относились к нам, как к своим детям. Казалось бы,  неприступный в своей  злости Мухтар,   и тот стал нашим другом, каждый раз, встречая меня, радостно повизгивал и вилял хвостом. Это, кстати, очень не нравилось хозяевам. Но тут они ничего поделать не могли. Забегая вперёд,  скажу, что примерно через год, когда меня перевели в другое место,  я приехал забирать семью, пришёл навестить хозяев, Мухтар узнал меня и без всякого лая,  пропустил меня в дом, Хозяева  этим  его поведением были очень недовольны.
По итогам учебного, 1980 года, бригада показала высокие результаты, в том числе и по тем вопросам, за которые отвечал я. Так что чувствовал я себя очень комфортно, тем более, что перед Новым 1981 годом,  сдали в эксплуатацию новый дом и  мы в числе многих счастливчиков получили двух комнатную квартиру. Это была квартира в типовой пятиэтажке, какими застраивали тогда все военные гарнизоны нашей страны, а позже выяснилось, что и групп войск расположенных за пределами СССР.
Место тоже было  очень хорошее, Рядом размещался завод  по выпуску химических препаратов, но никаких выбросов и запахов от него не было, более того, построенные на его территории очистные сооружения, снабжали этот новый район водой кристальной чистоты. Кстати сказать, в самом городе Бресте в те годы вода была, мягко говоря, такого качества, что из наполненного водой стакана, часа через три уже была половина ржавчины.
Но возникла одна проблема, связанная с учёбой дочери. Она пошла в пятый класс ещё в школе на улице Доброй. Там  она начала изучать немецкий язык, а в школе, которая была рядом с вновь построенным домом, классов с изучением немецкого языка не было, а иностранным,  был только испанский язык. Побеседовав с преподавателем испанского языка о том, сумеет ли Света «догнать» уже полтора года изучающих испанский язык учеников.
Учительница пообещала помочь, и мы решили перевести Свету в эту школу, до которой три минуты ходу, а в школу на улицу Добрая надо было ездить на автобусе, что было крайне неудобно, да и транспорт в этот, только начинающий застраиваться район, ходил не регулярно и был перегружен в любое время суток. Так что третью четверть этого учебного года Света начала в очередной школе. Кстати скажу, что за десять лет учёбы, она училась в  десяти  школах. А по поводу изучения испанского языка получилось так, что буквально за полгода Света не просто догнала своих новых одноклассников, но и по многим вопросам обогнала. Присутствуя на родительском собрании, мы поговорили с классной руководительницей, которая очень хорошо отозвалась о дочери буквально по всем вопросам. Более того, преподаватель физкультуры настаивал, чтобы мы разрешили ей  заниматься лёгкой атлетикой, так как он, понаблюдав за тем,  как она бегает, сказал, что она как летит во время бега. Но мы не разрешили, так как уж очень тяжело далось нам восстановление её здоровья. Примерно такой же разговор состоялся и по поводу занятий плаванием, и здесь мы тоже не дали разрешения на то, чтобы подвергать её организм большим нагрузкам.
А уже после окончания учебного года меня перевели по службе в Марьину Горку,  и  Свете предстояло вновь знакомиться с новыми одноклассниками и изучать уже английский язык.
Как уже упоминалось  ранее, после вручения мне знака «Войска ПВО страны» в день войск ПВО, у меня состоялся разговор с генерал-лейтенантом Малковым, при котором присутствовал полковник тоже из штаба округа. Во время этого разговора мне было предложено подумать о переходе из войск ПВО страны,   в ПВО  Сухопутных войск на должность заместителя командира зенитного артиллерийского полка по политической части. Учитывая, что  уже почти шесть лет ходил в звании майора, я согласился. А спустя некоторое время после этого разговора во время осенних сборов идеологических работников округа, со мной ещё раз беседовал уже офицер отдела кадров политического управления округа. Во время  этой беседы я вновь подтвердил своё согласие на перевод в Сухопутные войска.
И в мае 1981 года, уже без всяких бесед,  и был назначен заместителем командира зенитного артиллерийского полка кадра по политической части  в мотострелковую дивизию кадра, которая дислоцировалась в Марьиной Горке. Приказ о назначении был подписан 26 мая 1981 года.
В первой декаде июня, наполнив свои чемоданы всеми видами военной формы, отправился к новому месту службы. В Минске, пересев на электричку, покатил в сторону Марьиной Горки. Вид из окна электрички мне показался таким унылым, что подумалось, стоило ли уезжать из Бреста, где уже почти привык к какому-то порядку, ухоженности, а тут совершенно  нерадостное впечатление. С вокзала до военного городка в то время никакого транспорта не ходило, камеры хранения на вокзале не было, поэтому пришлось со своими двумя тяжеленными чемоданами тащиться пешком, а это около двух километров. Пропотел до полного безобразия, ни одной сухой нитки на мне не осталось. В таком виде я и добрался до гарнизонной  гостиницы. Там меня, конечно, никто не ждал, поэтому пришлось уговаривать дежурную поселить меня хоть в какой-нибудь чулан, так как больше идти некуда.
Место в одной из комнат всё-таки  нашлось. Когда я вошёл в комнату (так называемый гостиничный номер) то увидел, что в ней стоят четыре кровати, на одной из них лежит в дупель пьяный майор с красными петлицами, у него широко открыт рот и, на половину высунутом языке, спокойно прогуливается большая муха. Это было  для меня не то, чтобы шок, но что-то приближённое к этому.
Тем не менее,  после не продолжительного  отдыха, переодевшись, как и положено, в парадную форму, отправился в штаб дивизии. Это было небольшое, одноэтажное
строение, которое не вызвало  патриотического порыва немедленно начать службу в этой дивизии. Но, тем не менее,  пришлось зайти в этот «армейский мозговой центр», а там уже представиться и командиру дивизии и начальнику политического отдела. Там я был  просто ошарашен, теми условиями, в которых придётся нести службу. Ни жилья для семьи, ни постоянного места для личного. Года не прошло, как сама эта дивизия передислоцировалась в этот военный городок из Гродно. Поэтому жилья для семей офицерского состава ,  практически не было   и перспектив на ближайшее будущее не просматривалось. Сам . Офицерский состав представлял собой поистине мужественных людей, которые в условиях какой-либо обустроенности,  выполняли свой воинский долг. Много было среди офицеров, в своё время где-то проштрафившихся, и сосланных сюда, совершенно не для того, чтобы исправиться, а в качестве ссылки от глаз высокого начальства подальше, а также для всякого рода командировок, чтобы меньше дёргать офицеров из  боевых подразделений. Было много офицеров, прибывших по замене из Афганского ограниченного контингента, зачастую назначенными сюда продажными кадровиками, которые заполнили «нужными» людьми те должности,  на которые должны были придти  афганцы.
Не могу не привести пример, героем которого стал начальник разведки дивизии. Он прибыл в дивизию из Афганского ограниченного контингента Потом выяснялось, что человек был представлен к нескольким наградам за Афганистан, но наград ещё не получил, а кадровики, не зная этого, назначали его в эту дивизию. Почти через два года   после его возвращения из Афганистана ему  были вручены сразу два ордена. А ведь он мог передавать боевой опыт в дивизии полного состава. Приведу ещё один пример, «творческой»  работы кадровиков, о котором я узнал спустя несколько лет после службы в этой дивизии.
Но, тем не менее, считаю, что здесь это будет более уместно.  В  одной из частей ограниченного контингента советских войск в Афганистане служил лейтенант Алиев Наби Алишевич, туркмен по национальности. Сначала был командиром взвода, через некоторое время был назначен командиром мотострелковой  роты. За выполнение специального задания командования был представлен к званию Героя Советского Союза и срочно откомандирован в СССР,  так как за его голову душманы назначили большое вознаграждение. Убыл он из Афганистана в распоряжение штаба Киевского военного округа. Прибыв в Киев, решением кадровых органов он был назначен начальником гауптвахты Киевского гарнизона. Человек он очень исполнительный и порядочный,  честно и добросовестно исполнял обязанности по службе. Но случилось непредвиденное. В штаб Киевского военного округа прибыл генерал из генерального штаба ВС СССР, с предписанием вручить этому старшему лейтенанту Золотую Звезду Героя и орден Ленина,  и соответствующие документы к этим  наградам.
Командующий войсками округа дал команду разобраться, где служит этот старший лейтенант. Когда выяснилось, что он начальник гауптвахты, командующий отдал приказ срочно назначить его начальником штаба мотострелкового батальона  в пригороде Киева. Бедного старшего лейтенанта  срочно посадили в машину и, ничего не объясняя, повезли к новому месту службы. Там тоже уже был переполох, готовились к важному мероприятию. В результате всё прошло нормально, Наби Абишевич  получил награды и приступил к исполнению обязанностей  начальника штаба батальона. Так вот московскому  генералу «втёрли очки» и он остался  в неведении  истинного положения дел.  Это всё мне рассказал сам  Наби Абишевич, когда я работал в батальоне, которым он командовал, в мотострелковом полку в Западной группе войск в 1987 году. Когда я убывал из Германии в 1990 году, он был уже командиром полка, подполковником.
     Кстати сказать, и тот майор, который спал в гостиничном номере, тоже  прибыл из Афганистана, и тоже имел богатый боевой опыт полкового инженера.. И в мотострелковом полку кадра он исполнял обязанности полкового инженера. На мой взгляд его опыт был бы более востребован в полку дивизии полного состава.
Таких примеров можно было бы привести несколько, но на этих примерах я хочу показать, как ломали судьбы людей  кадровики в связке с некоторыми руководителями более высокого ранга. Этого, дважды орденоносного начальника разведки, срочно назначили на должность в дивизию полного состава, но он по какой-то причине, как мне стало известно, застрелился, будучи оперативным дежурным.
Пьянство, не выходы на службу было обыденным явлением, в этой дивизии. Не могу сказать, что с этим злом не велось какой-либо борьбы, она велась, но результативность её была очень низкой. 
Командира  зенитного артиллерийского полка  не было, он был в отпуске, а его обязанности исполнял начальник штаба майор Деменко Николай Петрович. Мы долго беседовали с ним, он ввёл меня в курс дела  почти по всем вопросам жизнедеятельности полка, дал характеристику офицерскому составу, прапорщикам и личному составу срочной службы. По его словам в вопросах дисциплины и организованности  полк является одним из передовых в дивизии. Приписной состав, который мы должны получить в  особый период находился в Речицком, Слуцком, Солигорском районах и в Московском районе г. Минска. Поэтому офицерам полка приходилось часто выезжать в военные комиссариаты этих районов и проводить постоянные сверки списков военнообязанных, которыми должен быть укомплектован полк. Это, как оказалось, не простая работа. Работники военкоматов зачастую формально выполняли свои обязанности, и приписывали к полку людей совершенно не имеющих никакого отношения к зенитчикам. Это можно было бы объяснить их полным отсутствием в районе, но оказывалось, что на должности мотострелков, танкистов и на другие специальности,  назначались как раз специалисты, имеющие ВУС зенитчиков. Поэтому,  работая в военкоматах, нам приходилось буквально «воевать» за каждого специалиста, так необходимого полку.  А работники военкоматов всячески упирались и не хотели переделывать свои документы, так как это был  действительно хороший кусок работы. Но  мы практически всегда убеждали наших оппонентов, что в условиях современной войны зенитчики первыми будут вступать в бой, поэтому нам нужны именно специалисты, а не просто фамилия в штатном расписании.
Через некоторое время командир полка полковник Козин Юрий Петрович, приехал из отпуска, и ещё до окончания отпуска,  нашёл меня в гостинице и мы с ним около двух часов беседовали сидя на скамеечке у входа в гостиницу. За это время мы не просто познакомились, а можно сказать нашли друг друга, настолько наши взгляды на жизнь и службу совпадали. Он уже более подробно ввёл меня в курс дела  по всем вопросам. Поинтересовался моим впечатлением  от всего того, что я увидел в дивизии и полку в частности. С Юрием Петровичем у нас установились очень добрые, деловые отношения. Все вопросы мы решали спокойно, между нами не было никаких недомолвок. Я старался всеми силами укреплять его авторитет, а  он в свою очередь всегда поддерживал меня.
В конце августа 1981 года мне «доверили» быть заместителем командира роты, сформированной для уборки картофеля в Гомельской области. Штаб роты дислоцировался в городе Жлобине. Наша задача состояла в том, чтобы обеспечить своевременную транспортировку убранного урожая картофеля  с полей  на железнодорожную станцию, его своевременную погрузку в вагоны и отправку в Архангельск, Ленинград, Алма-Ату, Свердловск и в другие города Советского Союза. Мы работали в тесном контакте с властями района, потребкооперацией, руководством отделения железной дороги и ,конечно, с колхозами и совхозами. Со всеми этими структурами  нам с командиром удалось установить хорошие отношения, так, что работа была организована и отрегулирована, как часы. За месяц работы не было ни одного сбоя. Это было важно ещё и потому, что отправлять картофель  в первую очередь надо было в Мурманскую область и в Воркуту, где уже была реальная угроза заморозков, а  представители, например,  Алма-Аты, тоже пытались отправить груз, как можно быстрее, ссылаясь на возможные заморозки по пути следования эшелона.
Нам удалось найти золотую середину, так, что все оказались довольны и отправили тысячи тонн картофеля по нужным адресам  в строгом соответствии с ранее согласованным графиком. Более ста пятидесяти человек личного состава, выделенного  для этой работы, особых хлопот не вызывали, так что обошлось без всяких экстремальных ситуаций и грубых нарушений дисциплины. Весь личный состав и вся техника были возвращены в свои части в полном порядке, с благодарностью, объявленною Командующим войсками Белорусского военного округа, а многие и с ценными подарками от местных органов власти.
Более чем месячное отсутствие в полку в какой-то степени сказалось на качестве подготовки к итоговой проверке за 1981 учебный год, но, тем не менее, личный состав,  как срочной службы, так и проходящий сборы, показали хорошие результаты, на хорошем уровне  оказались и результаты сдачи проверки офицерами и прапорщиками.
Как я уже упоминал, что в дивизии, в том числе и в нашем полку, имели место  серьёзные проблемы с дисциплиной среди офицерского состава и прапорщиков. Главной бедой было пьянство. В полку  тоже были и  любители  выпить, и не прийти на службу. Мне пришлось буквально с первого дня вступить с ними в схватку. Уговоры, увещевания не действовали, пришлось  прибегать к помощи жён (у кого они жили в нашем военном городке или на частных квартирах в Марьиной Горке)  и при их активном участии бороться с пьянством их мужей. Это дало определённый результат. Но те, у кого не было жён, а были и такие, которые были разведены именно из-за пьянства, очень неохотно сдавали свои позиции, сопротивлялись, до последнего. В нашем полку был командир батареи капитан Г., который практически пил каждый день. Ни одно употребление им спиртного я не оставлял  без воздействия. С пьяным   мы не разговаривали, а утром следующего дня  обязательно вел с ним  длительные «душеспасительные» беседы.  Но уже к обеду он снова оказывался выпивши. Я не говорю, что пьяным. У меня в ходу до сих пор есть такая шутка «Пьяный-это тот, который ухо товарища принимает за пепельницу, остальные все выпившие». Так вот года через два борьбы с этим выпивохой (дисциплинарные взыскания уже давно никакой роли не играли). Часов в десять утра  я  работал у себя в кабинете, как вдруг вбегает дежурный сержант Волосевич. И говорит мне, что: « Капитан Г. пришёл и под видом того, что ему надо проверить оружие личного состава,  взял автомат и, присоединив к нему рожок с патронами, идёт убивать Вас, Прячтесь!»,
 Я отправил его в казарму, приказав  приготовить  ремни, чтобы, в случае необходимости,     связать буяна, следовать за пьяным офицером и быть готовыми выполнить мой приказ. Сержант ушёл. Я, насколько это было возможно, спокойно вышел в казарму и увидел капитана, идущего прямо на меня с автоматом в руках и с пальцем на спусковом курке. Своё движение он сопровождал бранью, которую воспроизвести здесь невозможно. Я уставил свой взгляд в его переносицу и неотрывно смотрел в одну эту точку. Мы  медленно приближались друг к другу. Ствол автомата был направлен  в область моего живота. Поток брани с каждым шагом становился всё более угрожающим. Я шёл молча, не спуская глаз с его переносицы. И пот насупил момент, когда ствол автомата уперся мне в живот. Брань и угрозы не прекращались. Я продолжал неотрывно смотреть в его переносицу, а сам левой  рукой  тихонечко начал отводить ствол автомата в сторону. Когда почувствовал, что ствол уже в стороне от меня, я резко рванул рукой автомат и одновременно правой рукой нанёс ему удар в его левую челюсть. Он,  падая, выронил автомат, произошёл выстрел, пуля попала в пол и отрикошетила в сторону стены. Я подал команду связать капитана. Сержант и дневальный быстро связали  его. Я приказал сделать лодочку, т.е. соединить сзади связанные руки со связанными ногами. Так, лёжа на животе тот орал во всё горло. Перевернуться на бок ему не  давал сержант. Вызвав дежурного по части, и машину, я составил акт  о происшедшем и дал его подписать сержанту и  дневальному, а потом и прибывшему дежурному по части.  Когда прибыла машина, мы развязали стяжку рук и ног   капитана. Погрузили его в машину, и отвезли  на гарнизонную гауптвахту.
По возвращении в часть, я о случившемся написал рапорт на имя командира полка,  с просьбой  ходатайствовать о возбуждении  уголовного дела.
Даже сейчас страшно вспомнить не то, как эта пьянь шла на меня с автоматом, а то, что началось после этого. Командир дивизии тоже подписал этот документ.  В штабе Армии начали  делать виновником, чуть ли не меня. Пытались уговорить меня забрать этот рапорт назад, или переписать. Я категорически отказался что – либо менять в рапорте и продолжал настаивать на отдаче капитана под суд военного трибунала. 
Нас с командиром дивизии  несколько раз вызывали в штаб Армии и настаивали, чтобы я простил этого мерзавца.  Особенно активно настаивал на этом Член Военного совета - начальник политического отдела Армии генерал-майор Аверьяков. Я стоял на своём. В очередной вызов  к  командующему Армии, мне показали приказ о снижении Г. в звании на одну ступень и увольнении его из Вооружённых Сил СССР.
Несколько месяцев мне пришлось исполнять обязанности начальника политического отдела дивизии, А в, так называемом политическом отделе, были только начальник и женщина, ведающая партийным учётом.  Всякого рода донесения и прочие бумажные дела, с нас требовали почти  полной программе, как и из частей полной укомплектованности. Поэтому работы хватало. Помимо этого приходилось решать многие вопросы, связанные с улучшением бытовых условий офицеров и прапорщиков, так как у многих  не было квартир, а это оказывало существенное влияние на  отношение к службе.
Командир дивизии полковник Лысак В.В.,   всеми силами старался  решать квартирные вопросы с начальником гарнизона,   командиром 8-й гвардейской танковой дивизии  гвардии полковником Дубыниным В..   А мы,  политработники,   совместно  с заместителем командира по тылу подполковником  Кимом, по своим каналам,  тоже внимательно следили за тем, как освобождаются квартиры в ДОСах, 
Мы  старались,  по каждой освободившейся квартире выходить на руководство гарнизона, и  очень часто нам удавалось  «ухватить» эти квартиры.  Очередные семьи становились воссоединёнными, а это, как правило, сказывалось на улучшении по отношению к службе офицеров.               
В полках дивизии постоянно  проходили сборы приписного состава, А с этой категорией людей тоже нужен был особый подход. В нашем зенитном артиллерийском полку мы с первого дня пребывания воинов, призванных из  запаса, ставили их в жесткие рамки требований устава,
Поначалу это вызывало у них некоторый ропот и недовольство.  Мы, во время бесед с ними, убедительно показывали преимущества  для них же самих, такого строгого соблюдения уставов. Нарушений было меньше, действенность учебного процесса выше.  Это означало, что у каждого,  из  призванных из запаса, больше шансов  получить разрешение на посещение семьи. Всё это подтверждалось конкретными цифрами  статистики и сравнением с другими полками. Более того,  личный состав, закончивший прохождение сборов, возвратившись домой, рассказывал тем, с кем вместе работал о нашем подходе к выполнению требований уставов. А  среди  коллег по работе у каждого было немало тех, кто был приписан к нашему полку. О том, что такой процесс идёт, я узнал во время работы в Речицком и Солигорском военных комиссариатах, Офицеры военкоматов рассказывали мне, что  приписной состав, прибывший со сборов из нашего полка, делились с ними о прохождении сборов, в том числе и о преимуществе жизни по уставу. Хочу отметить, это далось не просто. Во-первых, в составе прибывших на сборы всегда было несколько коммунистов. С ними, обязательно в присутствии всех желающих, мы проводили беседы, и использовали их авторитет в работе по поддержанию порядка и организованности в период проведения сборов. Пришлось провести множество как индивидуальных, так  и коллективных бесед, некоторым объявить дисциплинарные взыскания, даже арест.   Нескольким человекам пришлось «подпортить» биографию, за  нарушения ими дисциплины во время сборов. Мы их просто-напросто отправили со сборов домой, что называется с  «волчьими» билетами. Это означало, что время проведённое на сборах не защитывается, за это время они не получают  денежного содержания. Кроме того,  могут быть снова призваны на сборы  в любое время.
После прохождения сборов, писали  несколько писем на предприятия, из которых прибыли люди. Одних хвалили за их отношение к делу, а других  подвергали  «дружеской» критике.  Перед отправкой этих писем  обязательно зачитывали  их перед всем личным составом полка. Так, что появление таких писем в трудовых коллективах, не было неожиданностью для всех, проходящих у нас сборы.
Посещая Речицкий метизный завод во время одной из командировок  в Речицу, в разговоре с мастерами и начальником одного из цехов, они рассказали мне, что зачитывали  наши  письма перед трудовыми коллективами.  В соседних полках, где такой работы не велось, забот с приписным составом, как говорят, был полон рот, Как-то командир дивизии полковник Лысак В.В., обходя казармы, отметил, что в нашем полку даже заправка коек и порядок в казарме у приписного состава ничем не отличается от порядка где живут военнослужащих  срочной службы. Потом на совещании офицеров он ещё раз повторил вывод из своих наблюдений. Во время командно-штабных учений, на которых  тоже присутствовало много военнослужащих, призванных из запаса, командующий  ПВО  5 гвардейской танковой армии  тоже отметил, что личный состав нашего полка, в том числе и призванный из запаса, действовал очень грамотно и чётко.
Мы очень продуктивно использовали  эти сборы для поддержания боевой техники в надлежащем порядке. Каждый  раз  среди призванных на сборы,  оказывались люди, впервые попавшие к нам. И  обучая их непосредственно на местах хранения техники, обучали и технологии её обслуживания и приведения в боевое положение. Поэтому  серьёзных замечаний по содержанию боевой техники мы практически не имели никогда. Много в этом плане  делал и заместитель командира по вооружению майор Кузнецов А.П.
Но для меня, как политработника, все-таки главным оставались люди.
С офицерским составом дивизии постоянно проводились мероприятия, направленные на формирование высоких политических и нравственных качеств. Как-то так получилось, что  большую часть лекций по марксистско-ленинской подготовке для офицеров дивизии,  пришлось читать мне, а семинарские занятия проводились по полкам. Много приходилось заниматься индивидуальной воспитательной работой не только с офицерами нашего полка, но и всей дивизии. С солдатами и сержантами нашего полка в основном проводилась индивидуальная работа, в дополнение к тем мероприятиям, которые проводились в масштабе дивизии.
На период службы в этой дивизии выпали  и основные годы учёбы на военно-педагогическом факультете в военно-политической академии имени В.И.Ленина.
Это тоже требовало много времени. Все курсовые и контрольные работы я старался сделать в течение  месяца-двух после приезда со сборов в академии. Эту практику я приобрёл ещё в годы учёбы в Могилёвском педагогическом институте. Поэтому не могу сказать, что учёба очень напрягала меня. Да, приходилось много конспектировать трудов классиков марксизма-ленинизма, документов партийных съездов и пленумов, различных статей руководителей партии. Но это  помогало  и в проведении пропагандистской работы со всеми категориями личного состава. 
Не смотря на то, что приказом Министра обороны СССР военнослужащих, обучающихся в высших военно-учебных заведениях, запрещалось направлять в длительные командировки, весной 1982 года меня назначили заместителем по политической части командира  батальона, направляемого на уборку урожая в Краснодарский край. Это означало, что минимум полгода  придётся исполнять эту должность. С первого дня  назначения на эту должность предстояло приступить к работе по отбору военнослужащих,  как кадра, так и запаса, для выполнения правительственного задания по так называемой, продовольственной программе.
Поездки по воинским частям  5-й Гвардейской танковой армии, на базе которой и формировался этот уборочный батальон, по военным комиссариатам, для отбора и изучения личного состава, практически занимали всё время, так, что делами полка уже заниматься было практически некогда.
В штате батальона должно было быть 1111 человек, из них, более 800 человек призывались из запаса. 501 автомобиль должен был составить его материальную базу.  Мы должны были сформировать пять автомобильных рот по четыре взвода в каждой роте. Кроме того, при штабе батальона формировалась авторемонтная мастерская и соответственно несколько служб, необходимых для обеспечения жизнедеятельности батальона в автономном режиме. Всё это  надо было увидеть и протестировать ещё до выезда в назначенные районы уборки, любая ошибка в подборе кадров, техники, грозила срывом  в выполнении  задания. Так что пришлось помотаться  вдоволь. Если в военных комиссариатах мы имели право отвергать какие-либо кандидатуры, то в воинских частях это практически или не получалось совсем,  или получалось очень редко. Командиры частей старались в первую очередь избавиться от тех, кто часто нарушал воинскую дисциплину, или просто-напросто был профессионально непригоден, и его отсутствие  в течении полугода не окажет существенного влияния на положение дел в части. А в формировании штаба батальона  и назначении командиров рот мы с командиром вообще не имели никакого права голоса.
В   результате   после прибытие   на место   выполнения   задания  вскоре  пришлось производить замену заместителя командира батальона по тылу и одного командира роты.
Не буду подробно описывать все подробности, связанные с пребыванием, на так называемой «целине». Было много интересного, было и немало неприятностей, которые приходилось преодолевать. Хочу отметить главное. Выполнение задания по уборке урожая - это хорошая школа жизни для офицера. Там человек не может не показать себя тем, кем он является на самом деле. И мне непонятно почему в личные дела офицеров и прапорщиков не записываются сведения о том, что человек прошёл эту «школу жизни».
         В батальоне, на момент убытия из Белоруссии, было сорок шесть коммунистов, среди  призванных из запаса. Насколько это было возможно,  мы постарались  их распределить равномерно по ротам и взводам. Ещё хочу отметить одну особенность: коммунисты, прибывшие в батальон из запаса, в значительно большей степени  проявили свою принадлежность   к партии в лучшем понимании этого слова, нежели те, кто являлся  кадровым военным.
Когда я посещал роты и взвода, после обязательного выступления перед всем личным составом, всегда объявлял о том, что сейчас буду беседовать с коммунистами, а кто желает, то может  присутствовать при нашем разговоре. И ни разу не было, чтобы несколько человек не захотели послушать наш разговор. Во время этих бесед коммунисты без всяких  прикрас информировали о положении дел в роте или взводе, давали оценку командирам, вносили ценные предложения. Именно там я по настоящему понял  крылатую фразу о том, что коммунистов в годы  Великой Отечественной войны, считали как патроны. Именно так мы с командиром и секретарём партийного комитета, относились к каждому коммунисту. И то, что батальон успешно выполнил государственное задание, что дисциплина и порядок  вполне соответствовали той обстановке, в которой мы находились, большая заслуга и коммунистов, призванных из запаса. Это были, как  правило, люди в возрасте и специалисты своего дела, поэтому они не навязчиво, но повседневно своим личным примером, а иногда и твёрдо сказанным словом, оказывали положительное влияние на обстановку в коллективах. Я бесконечно благодарен им за то, что они сделали для выполнения поставленной задачи.
Анализируя теперешнюю ситуацию в странах, получивших независимость после распада СССР, прихожу к выводу, что отсутствие руководящей роли партии и личной ответственности коммунистов в решении стоящих задач, приводит к тому, что многие проблемы решаются очень медленно, а иногда просто спускаются «на тормозах».
В разделе « О партии…» я  уже частично говорил о  стиле партийной работы  в партийной организации Белоглинского района Краснодарского края. Может быть мне не повезло в том плане, что партийные руководители этого района да, и края в целом,  ещё не перестроились на тот стиль работы, который нужен. Ведь незадолго до нашего приезда поменялось партийное руководство краевой партийной организации, а в районах-то остались прежние руководители. Не хочу ничего обобщать, но у меня сложилось мнение, что партийная организация Речицкого метизного завода, работала более конкретно, чем их краснодарские коллеги.
Вслед за мной в краснодарский край приехали и Люба со Светой. В Белой Глине мы сняли квартиру у  очень доброжелательной и приветливой женщины, которая жила одна. Хоть мы уже и привыкли к частным квартирам, но  там, в Белой Глине, хозяйка так относилась к нашей семье, словно  к ней приехали близкие родственники. Всё, что было в доме, было в нашем полном распоряжении, Даже когда у её дочери отмечали  очередной день рождения, а жила  она отдельной семьёй в своём доме. Наша хозяйка, как само собой разумеющееся, посчитала, что мы должны были быть там, в обязательном порядке. Делать нечего, пришлось идти. И надо сказать мы не пожалели. Я сам любитель попеть за праздничным столом, это тоже традиция нашей семьи. Но то, что нам довелось услышать там,  превзошло все ожидания. Таких песен и в таком исполнении мне до этого слышать не приходилось. Это пела настоящая казацкая душа людей, собравшихся за столом. А как красиво и азартно они плясали. Это осталось в нашей памяти на всю оставшуюся жизнь. Через некоторое время  нам пришлось поменять место дислокации нашего батальона. Мы уезжали, сожалея о том, что нам приходится покидать таких хороших и добрых людей.  А на новом месте было уже всё по-другому. Семью свою мне пришлось разместить у старушки, которая тоже жила одна в прекрасном доме.  Она поселила нас в свою старую саманную хату с глиняным полом, которая буквально кишела крысами.  Так, что вечером перед сном мы расставляли крысоловки и привязывали их к ножкам кроватей, на которых спали. А чтобы не испугать нашу дочь Свету, делали это после того, как она уснёт. Но однажды ночью, попавшая в капкан крыса подняла такой шум, и так стремилась вырваться из капкана, что разбудила Свету, которая так испугалась всего этого, что на утро мне пришлось идти к председателю колхоза и просить переселить нас куда-нибудь в другое место. Спасибо ему, он выделил нам половину двухэтажного дома, рядом с колхозной хлебопекарней, где пекли такой хлеб, какого мы никогда не ели ни до того, как приехали в этот колхоз, так и в последующей своей жизни. В этой же станице Света  и начала очередной  учебный год. Она уже привыкла к тому, что часто  приходилось менять школы, поэтому и это восприняла как должное. Проучилась она в этой школе ровно четверть и за это время стала круглой отличницей,  как по учёбе, так и по участию в общественной жизни класса. Не могу не отметить, что учёба в этой школе во многом отличалась от всех тех школ, где ей приходилось учиться раньше.
Поскольку первая четверть выпадает на период ещё активной уборки выращенного урожая, то школьники не оставались в стороне от этой важнейшей кампании. Каждый день во всех классах было по пять уроков, домашних заданий не задавали, а сразу после часового перерыва на обед, все ученики от мала до велика, отправлялись на поля убирать арбузы, дыни, кукурузу, яблоки и другую выращиваемую колхозом продукцию. За работу на полях им тоже выставляли оценки по труду. Мне много пришлось беседовать с прибывшими в подчинение к нам солдатами  из разных районов Советского Союза, но ни от одного мне не пришлось услышать, что именно так было поставлено дело во время работы школьников на сельхоз  работах. Например, мальчишки, призванные из среднеазиатских республик, рассказывали, что сразу после первого звонка нового учебного года, как минимум до конца января, а то и позже, с большими мешками на груди собирали хлопок своими детскими ручками. В оставшееся время учебного года, галопом по Европам, что называется, «осваивали» учебную программу на год. Поэтому не их вина, а их беда, что уровень их общеобразовательной подготовки, как правило, был намного ниже, чем у солдат, призванных из других районов нашей необъятной Родины. И все попытки оправдать такое положение, языковым барьером,  не имеют под собой никакого основания. Хотя в какой-то мере и этот фактор имел место.
  Немного отвлёкся от основной мысли. В работе на полях колхоза пришлось поучаствовать и моей жене, вместе с женами ещё нескольких офицеров, приехавших навестить своих мужей. Об этом даже писала районная газета.
Когда пришло время заканчивать работу, встала очень важная проблема, как можно быстрей отправить эшелоны с техникой и людьми в Белоруссию. Это очень опасное время в том плане, что именно в этот период совершается много грубых нарушений дисциплины, а иногда и серьёзных преступлений. Солдат должен быть всегда занят  каким -то конкретным делом. Чтобы не допустить ослабления достигнутого уровня в поддержании порядка и дисциплины я поехал в Ростове - на-Дону в управление Северо-Кавказской железной дороги, где с помощью офицеров службы военных сообщений, удалось решить вопрос с поставкой эшелонов для отправки батальона к местам постоянной дислокации. Это было сделать нелегко, но с помощью канистры со спиртом и душевными беседами с руководством железной дороги, график отправки  эшелонов был откорректирован заново и, надо отдать должное тем, с кем мне пришлось решать этот вопрос, все эшелоны были поставлены точно в согласованные сроки. Поэтому ослабления дисциплины и порядка нам удалось избежать и организованно прибыть в родной Белорусский Военный округ.
Наш батальон успешно справился с поставленной  задачей. От руководителей Краснодарского края и Белоглинского района руководству КБВО нами был представлен  благодарственный отзыв, в котором было указано чего и сколько было перевезено за время работы, и как проявил себя личный состав батальона. Многие, том числе и я, были представлены к государственным наградам, многие получили ценные подарки от местных органов власти. Кроме того, руководителям предприятий и организаций, партийным  и комсомольским комитетам, представители которых вместе с нами выполняли требования ЦК КПСС по решению продовольственной программы,  мы отправили благодарственные письма, в которых назвали фамилии наиболее отличившихся тружеников.
На мой взгляд, это был для меня очень важный этап в моём послужном списке. И хотя я, по какой-то причине, не был награждён государственной наградой, хотя и был представлен, эти полгода мне самому показали, что я что-то могу и что-то умею делать полезное для страны.
В 1983 году я успешно закончил академию и продолжал выполнять свои обязанности. Поскольку  среднее военное образование было получено  в военном училище войск ПВО страны, то вполне естественно слабо знал тактику сухопутных войск, и это во время учёбы в академии было для меня самой большой проблемой, поскольку там преподавали  именно тактику Сухопутных войск в объёме полк-дивизия.  Знания по тактике, полученные в академии,  значительно облегчили мне, работу в мотострелковой дивизии. В конце 1983 года во время крупных военных учений мне пришлось играть роль командира нашего зенитного артиллерийского полка. С помощью начальника штаба полка,   командиров батарей и всего личного состава, мы успешно справились с задачей. Во время разбора учений командующий войсками округа генерал армии Ивановский И.Ф. заслушивая доклад командующего 5-й гв.ТА, генерал-лейтенанта Хайдорова В.М. В.о действиях войск Армии, при анализе действий нашей дивизии упомянул и наш полк, добавил, что  должность командира полка исполнял заместитель по политчасти. Генерал Армии обратился к Члену Военного Совета  - Начальнику Политического управления округа генерал - полковнику Дебалюку А.В. «Отдайте нам этого замполита, я его сегодня же назначу командиром полка», на что ЧВС ответил, что  такие замполиты  нам  и самим нужны,  и добавил, что мы найдём ему достойное место. Это слышали и все офицеры Армии, присутствовавшие на этом совещании. Во время поездки домой командир дивизии  полковник Лысак В,В, обратился ко мне и сказал, «Придётся нам расстаться с тобой.» На что я ответил, что всё это просто слова, всё останется как есть. Время шло, но ничего не менялось. Однажды мне в голову пришла мысль о том, а не попробовать ли мне перейти на преподавательскую работу в Могилёвскский пединститут на военную кафедру, тем более, что я сам закончил этот институт. Через некоторое время, взяв у кадровика дивизии своё личное дело, я  и  отправился в Могилёв. На военной кафедре представился её начальнику полковнику Александру Васильевичу(фамилию забыл) и сказал, что хотел бы послужить у него на кафедре, что скоро заканчиваю военно-педагогический факультет ВПА им. В.И.Ленина. Во время нашей беседы с ним в кабинет зашёл преподаватель истории СССР, у которого я учился, и он меня узнал. Узнав причину моего появления  сюда,  он посоветовал  Александру Васильевичу без размышлений брать меня.
После такой беседы мы с начальником кафедры пошли к ректору института, где он всё  подробно доложил руководителю института, упомянув и о мнении  преподавателя  истории СССР. Задав мне несколько вопросов, ответы на которые удовлетворили его, он дал команду приступить к оформлению всего этого дела.
Перед  моим уходом из кабинета начальника военной кафедры, Александр Васильевич спросил меня  насчёт квартиры. Я ответил, что нет у меня здесь никакой квартиры. Тогда он дал мне лист бумаги и приказал писать рапорт на его имя о предоставлении нашей семье квартиры. На этом рапорте он написал резолюцию на имя  военного комиссара города Могилёва, чтобы мне выделили  квартиру, и сказал, чтобы я прямо сейчас отнёс эту бумагу в военкомат. Что мною  и  было сделано,
  Я со спокойной совестью уехал домой. Вернувшись в Марьину Горку, доложил командиру дивизии  и в отдел кадров политического отдела Армии о результатах своей поездки. А утром поехал в отдел кадров Политического Управления Округа. Отдал начальнику отдела кадров  документ, выданный мне в институте за подписью ректора и начальника военной кафедры о том, что они ходатайствуют о переводе меня в распоряжение Могилёвского педагогического института, на должность преподавателя.               
 Время шло, а решения о назначении меня в Могилёвский пединститут всё не было принято. Начальник отдела кадров политуправления полковник А.М. Жариков на мои звонки отвечал, что вопрос находится в стадии  решения. Вскоре  я уехал в Академию для сдачи экзаменов за последний курс и  госэкзаменов. Недели через две после моего убытия в Москву из пединститута позвонил Александр Васильевич к нам домой и сказал Любе, что нам выделяют квартиру и надо приехать и посмотреть. Люба срочной телеграммой вызвала меня на переговоры по межгороду. Я помчался в Кубинку и позвонил ей. Она и сказала мне о том, что нам дают квартиру в Могилёве, надо ли ехать и смотреть её. Я дал добро. Через неделю  мы снова говорили с Любой по телефону, она сказала, что эту квартиру  брать не надо, она находится в очень загрязнённом районе Могилёва. Я тут же позвонил  Александру Васильевичу и сказал, что эту квартиру мы брать не будем, это, во-первых, а во-вторых, до сих пор нет приказа о моём назначении. Это было дней за десять до первого мая. Я обратился к начальнику курса, с просьбой отпустить меня домой, чтобы разобраться с тем, когда же будет приказ, Получив разрешение, я приехал в Минск и, не заезжая домой пошёл прямо в штаб округа. В разговоре с Жариковым, я почувствовал, что-то неладное, Возникло  какое-то подозрение, что  меня  «водят за нос». Я попросил записать меня на приём к генерал - полковнику Дебалюку А.В.    Жариков А.М. ответил мне, чтобы я ехал в Москву и спокойно заканчивал  учёбу.   Вопрос будет решён в ближайшее время. Я поверил ему.  И со спокойной душой поехал домой, где вместе с семьёй отпраздновал Первомай, и уже третьего мая  был в Кубинке, продолжал учёбу. Сразу после 9-го мая, Люба снова вызвала меня на телефонные переговоры. Оказывается, ей позвонили и предложили квартиру в другом районе Могилёва, и спросила,  ехать ли смотреть её. Я снова дал добро. Через три дня я уже сам позвонил домой и спросил, как новая квартира. От этой квартиры Люба была в восторге, но спросила можно ли звонить в Могилёв и давать согласие на её получение. Мне пришлось снова связываться с Могилёвом  и объяснять ситуацию связанную с тем, что приказа  о переводе меня в Могилёвский пединститут до сих пор нет, попросил Александра Васильевича зарезервировать за нами эту квартиру, до того времени, как я закончу академию. Так   и решили. Я тут же перезвонил А.Жарикову и рассказал, что уже мне можно получать квартиру в Могилёве, а приказа до сих пор нет. Он сказал, что это не от него зависит, но постарается в ближайшее время решить этот вопрос. И снова время шло, были сданы экзамены за последний курс, и началась подготовка  к сдаче государственных выпускных экзаменов.
В это время у Любы умерла мама, и она ездила на похороны в Соликамск. На обратном пути Люба заехала ко мне, я снова отпросился на поездку в Минск, и мы вместе с Любой поехали домой. Прямо с поезда я пошёл в политуправление, чтобы, в конце – концов разобраться с тем, будет приказ, или нет. Генерала А.В. Дебалюка  на месте не оказалось, его первый заместитель ситуацией по моему вопросу, не владел, а  А.М. Жариков опять начал «вешать мне лапшу на уши», пустопорожними разговорами. Не знаю верить тем словам, которые уже спустя некоторое время были сказаны  мне одним из подчинённых Жарикова А., что надо было «отблагодарить» его и тогда всё решилось бы хорошо и быстро.
Закончив академию. Мне уже так надоела эта возня с так называемым  выдвижением, что ответил ему, что мне ничего не надо. Тем не менее, через некоторое время он позвонил мне на службу и предложил должность начальника политического отдела зенитной ракетной бригады. Я наотрез оказался от этого предложения. Уже к этому времени у меня  чётко выработалась позиция- дослужить до  сорока пяти лет и уйти в запас. Тем не менее, мне почему-то очень хотелось послужить на должности военного преподавателя, то есть по специальности, полученной в военно-политической Академии. Поэтому, спустя некоторое время я, взяв в отделе кадров дивизии своё личное дело, отправился в город Могилёв в  машиностроительный институт.
Встретившись с начальником военной кафедры полковником (фамилию тоже забыл), спросив нет ли на кафедре вакантных должностей преподавателей, и предложил свои услуги,  . После непродолжительной беседы, мы нашли общий язык в том, где бы могла пригодиться моя подготовка. Между делом  он был проинформирован  и о том, что меня недавно уже брали на военную кафедру педагогического института, и почему не состоялось назначение. Он поговорил по телефону с начальником военной кафедры пединститута, с которым был хорошо знаком, Этот разговор ещё более укрепил его мнение о том, чтобы взять меня на свою кафедру. Не откладывая дела в долгий  ящик мы отправились в кабинет к ректору института. Полковник доложил  о  принятым им решении и просил утвердить его. После просмотра моих документов, в том числе и об образовании и последних аттестаций состоялась  беседа  с ректором, которая была не долгой, но очень содержательной. Он задал мне несколько вопросов,  ответы на которые весьма удовлетворили его. И он написал ходатайство перед командованием и Политическим Управлением округа о переводе меня в штат военной кафедры института, которым он руководит. Квартирный вопрос на этот раз не обсуждался.
Вдохновлённый надеждой на возможное изменение моего статуса, я прибыл домой и утром снова был в отделе кадров Политического управления у А.М. Жарикова.
Передав ему все необходимые документы, и получив подтверждение, что он об  их в самое ближайшее время доложит Начальнику политического  Управления. И снова шло время, а  никакого ответа  по существу дела на мои звонки не было. Тогда я официально записался на приём  к генерал-полковнику Дебалюку А.В. и позвонил об этом, «незабвенному» А.Жарикову. Буквально через несколько дней Жариков А.М. сам позвонил мне и сказал что,   Член Военного Совета, не стал подписывать приказ, заявив, что таких офицеров  мы не можем отдавать «на гражданку», и приказал найти мне место в войсках. Видимо моя ошибка состояла в том, что по своей привычке верить людям на слово,  верил пустопорожней болтовне этого полковника.
Вскоре   Жариков А. снова позвонил мне и предложил должность преподавателя в Минское высшее военно - политическое  училище  (на выбор: преподавателя философии или политической экономии). Я выбрал  второе. И уже через несколько дней, был вызван на собеседование к начальнику училища. Из Марьиной Горки на это собеседование нас ехало двое, начальник политического отдела  5-й бригады  специального назначения и я.
Собеседование я прошёл нормально. Начальник училища, его заместитель по учебной части  и начальник кафедры дали согласие,   Документ со всеми подписями беседовавших со мной, передал в отдел кадров  политуправления. Через несколько дней  мне было приказано с личным делом срочно явиться в политическое управление. К девяти  часам утра следующего дня я прибыл, получив пропуск, явился в отдел кадров. Тут выяснилось, что надо второй экземпляр моего личного дела, который находится в политическом отделе 5-гвардейской танковой армии в городе Бобруйске. Жариков сказал, чтобы я срочно ехал в Бобруйск, взял там этот самый экземпляр личного дела и к 17 часам доставил  к  прекрасным очам этот, второй экземпляр моего личного дела. Так как вечером он вместе с другими делами,  нарочным будет отправлен в политическое управление Сухопутных войск в город Москву.
Никакого транспорта, на котором  можно было срочно добраться до Бобруйска не было и мне пришлось уговаривать таксиста  и  мчаться в этот славный город. Доехали  быстро, я попросил таксиста подождать, а сам побежал в штаб Армии. Это дело тоже не простое, пропуска не заказано, начальник отдела кадров политотдела армии полковник Кремень ничего и знать не знал, что мне надо отдать моё личное дело. Жариков и тут проявил свою непорядочность и не позвонил в политотдел 5-й гвардейской танковой армии. Долго ли, коротко ли, но я оказался в политическом отделе Армии. Пока мне оформляли пропуск он связался с А.Жариковым, и  вопросов, зачем мне оно мне нужно, уже не задавал. Но, оказалось, что в этом самом экземпляре уже в течении  нескольких лет не было сделано ни одной записи, их надо выло восстановить, а на это уйдёт много времени. Я отпросился, чтобы рассчитаться с таксистом, что мне «великодушно» разрешили, а по возвращении к Кременю  наблюдал и в меру сил помогал, в восполнении недостающих сведений,  но всё равно без звонка к Жарикову А. не обошлось, неспешно графу за графой сверяли и делали записи в этом  экземпляре. С большим трудом эта работа была закончена только к восемнадцати часам, т.е. к времени, к которому я должен был представить этот документ в Минск, я уже безнадёжно опоздал.
А в 18 часов документы на всех кандидатов на назначение па должности преподавателей нарочным отправлялись в Москву. Поэтому, забрав своё личное дело, я отправился на вокзал, где пришлось ждать поезда в направлении на Минск, но такой был только поздним вечером,  Поэтому я добрался сначала до Осипович, а там, пересел на электричку и доехал до станции Пуховичи.  Домой я прибыл только около полуночи, потратив кучу денег, нервов, и ещё больше «полюбив» работников кадровых органов. Утром следующего дня я вновь прибыл в отдел кадров, отдал своё личное дело. Жариков показал мне телеграмму ЗАС - представление отправленную накануне в политическое управление Сухопутных войск. Было ли отправлено в Москву моё личное дело я так и не знаю. Оставалось ждать.
Но и тут получилось как в кинофильме с замедленными кадрами. Начальник политотдела бригады уже был назначен на должность старшего преподавателя, а у меня снова появились какие-то проблемы.
Вопросы, которые я задавал полковнику Жарикову А.,  оставались без ответа, он ссылался на то, что теперь всё зависит от политического управления Сухопутных войск, в ведении которого находится это политическое училище.
Вскоре я поехал в отпуск на родину и в Москве решил зайти в политуправление  Сухопутных войск. В бюро пропусков мне подсказали к кому обратиться и дали номер телефона. Я позвонил по указанному номеру, представился и рассказал о проблеме, которая меня привела в эту организацию. Офицер, с которым я разговаривал, попросил побыть в бюро пропусков некоторое время, что он подойдёт и обо всём расскажет. Минут через двадцать пришёл подполковник и сказал мне, что начальник политического управления Сухопутных войск  генерал – полковник Попков, не утвердил мою кандидатуру из-за того, что я окончил училище войск ПВО страны и большую часть служил именно в этом роде войск, поэтому  приказал подобрать кандидатуру из Сухопутных войск. На этом была поставлена точка  в  ешё  одной попытке перейти на преподавательскую работу.
После возвращения из отпуска я со спокойной душой приступил к выполнению своих обязанностей на прежней должности. Больше никому не звонил и не принимал каких- либо мер по поводу своего дальнейшего прохождения службы. Наступил 1984 год. Все шло  по-прежнему, были проведены ещё одни учения, на которых наш полк снова показал хорошие результаты. Политработники  армейского и окружного звена проверяли и мою работу, Замечания по некоторым вопросам были, но в целом оценка была хорошей. По всей видимости,  при докладе проверяющих  генералу Дебалюку А.В. прозвучала и моя фамилия, и как мне потом рассказывали офицеры политуправления, он поинтересовался не тот ли это офицер, которого Командующий год назад хотел назначить командиром полка. Ему ответили, что  да, это именно тот человек. Начальник Политуправления задал вопрос Жарикову, почему до сих пор не решён вопрос о его повышении в должности.
Я не знаю, что и как ответил А.Жариков, но спустя некоторое время он позвонил мне и предложил  должность начальника политического отдела зенитной ракетной бригады в Алма-Ату. Я снова наотрез отказался. Через некоторое время он ещё раз позвонил мне и приказал приехать в политическое управление  на собеседование. По вопросу назначения на должность старшего инструктора по пропаганде политического управления округа. Делать нечего, надо было ехать.
После короткой беседы с А.М. Жариковым,   он повёл меня к начальнику отдела пропаганды и агитации политического управления, Представил меня и ушёл, Мы остались вдвоём. Первый вопрос, который задал мне полковник(фамилию забыл), о чем идёт речь в восьмом пункте постановления ЦК КПСС «О мерах по улучшению идеологической и политико-воспитательной работы». Я ответил, что не могу сказать, о чём  говорится именно в восьмом пункте постановления, но  о содержании  этого документа и выводах  для практической деятельности для армейских политработников могу  доложить. Это ему очень не понравилось, вдобавок  что-то дёрнуло меня за язык, и я добавил, что везде,  где я служил  мы добивались образцового уставного порядка, но никогда и никого не спрашивали о чём говорит та или иная статья уставов ВС СССР. В это время в кабинет зашёл начальник политического отдела штаба округа полковник Капустин Э.Н.
Он знал меня ещё по комсомольской работе. Эрнест Николаевич спросил у полковника, по какому поводу идёт беседа, тот ответил, что на предмет назначения на должность старшего инструктора по пропаганде. А Капустин Э.Н.  тут сказал: «Отдай его мне, у меня как раз нет пропагандиста». Так, что из кабинета, я вышел не офицером политического управления, а старшим инструктором политического отдела штаба округа.
13 августа 1984 года я вышел на службу. Коллектив политического отдела мне очень понравился, встретили меня, что называется, с открытой душой. На мои плечи была возложена ответственность за организацию марксистско-ленинской подготовки офицеров штаба округа и частей непосредственного подчинения  штабу, а также учёба рабочих и служащих из числа гражданского персонала.  А также проведение всех мероприятий пропагандистского характера во всех управлениях, отделах и службах штаба округа, и частях, подчинённых начальнику штаба округа, за исключением штаба тыла округа и подчинённых ему частей. Там был свой  политический отдел. Исходя из требований вышеупомянутого постановления ЦК КПСС, необходимо было, прежде всего, проанализировать состояние всей идеологической и политико-воспитательной работы партийных организаций, руководителей всех структурных подразделений штаба и  подчинённых частей.
После непродолжительного знакомства с работой самого политического отдела и изучения соответствующих документов, начал знакомство и изучение положения дел непосредственно на местах, в партийных организациях. Это было немного непривычно, работать с людьми, как правило,  имеющими высшее образование, богатейший практический опыт работы в войсках, да и жизненный опыт у всех был достаточно солидным, моложе сорока лет от роду практически никого не было. Поэтому надо было быть предельно внимательным к каждой мелочи, глубоко вникать в каждую проблему. В частях непосредственного подчинения тоже были свои особенности, вызванные сложностью стоящих перед ними  задачами.
На второй или третий день моей службы в штабе округа во время обеденного перерыва, идя  из столовой,  в коридоре встретил Командующего войсками округа генерала армии Ивановского И.Ф., приняв вправо и прижавшись  к стене коридора, отдал  честь Командующему. Он, подойдя вплотную ко мне, поздоровался со мной за руку и спросил,  что я делаю в штабе округа. Я доложил, что теперь служу в политическом отделе, и назвал свою должность. Он спросил, доволен ли я таким повышением, или может быть, всё-таки Вас назначить командиром полка. Я был удивлён, что прошло больше года с тех пор, как на разборе учений, он отзывался обо мне, и до сих пор не забыл про это, и даже запомнил меня в лицо. И в дальнейшем часто приходилось  встречаться с Командующим,  и каждый раз он здоровался со мной за руку.
Хоть мы и подчинялись начальнику штаба округа, а с генерал-лейтенантом Соколовым В.С. лично мне долго не приходилось общаться, Его  распоряжения мне передавал  или  начальник политотдела, или  адъютант начальника штаба.  Даже материалы  для республиканских газет,  которые  мне приходилось готовить для него, шли через них. И только в период подготовки к выборам в Верховный Совет БССР  зимой 1985 года, кандидатом в который, генерал-лейтенант был выдвинут по Лепельскому  избирательному округу, нам пришлось общаться довольно часто. Это оказался очень интересный человек, прост в общении, готов выслушать мнение собеседника. Если собеседник в чём-то  был не согласен с ним, мог тактично убедить его в   ошибке.
Хорошие отношения сложились у меня и с первым заместителем Командующего Войсками округа генерал-лейтенантом Хайдоровым В Д., который сменил на этой должности  генерала Осипова, назначенного на должность Командующего войсками Киевского военного округа. Встретив меня в коридоре В.Хайдаров,  хорошо  знаюший меня ещё по службе в 5-й гвардейской танковой армии, пригласил  к себе в кабинет и долго расспрашивал меня о моей службе, жизни, и просил чаще заходить к нему.  А когда и его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета БССР, по Серебрянскому избирательному округу. Он сам предложил, чтобы помощь в подготовке ему оказывал именно я. Так что мне пришлось готовить к выборам сразу  двух высокопоставленных генералов. И оба они были избраны.
Хотелось бы очень много хорошего сказать о людях, с кем мне пришлось общаться за то непродолжительное время, которое мне пришлось прослужить в штабе округа. К сожалению, фамилии многих уже забыты, Это и начальник оперативного отдела штаба, начальник службы радиоэлектронной борьбы полковник, а впоследствии генерал-майор Бабкин, начальник химической службы, начальник организационно-мобилизационного отдела, секретари партийных организаций: управления вооружения, автотракторной службы. шестого отдела, управления связи и многих  других.
  Особо хочется сказать о секретаре партийной организации управления вооружения, который был ещё и секретарём комиссии по распределению квартир.
Во время моей работы в партийной организации управления вооружения мы разговорились с ним  на житейские темы. Он поинтересовался,  есть ли у меня квартира, а когда узнал, что нет, то подробно расспросил меня о составе семьи  и где я служил до перехода в штаб. На этом наш разговор на эту тему был закончен. А по вопросам партийной работы у него всё было организовано как надо В разговоре с его коллегами по службе я выяснил. что и марксистско-ленинская подготовка  у них идёт без каких-либо отклонений от графика.
Где-то через месяц после нашего разговора о квартире он позвонил мне. и предложил сходить посмотреть квартиру в новом строящемся доме в Зелёном Луге, более того,  дал  право выбора из 2,5,8,и 10 этажей. По причине того, что Люба как раз лежала в больнице по поводу удаления варикозного расширения вен на ногах, и я представил. что ей с больными ногами придётся подниматься по лестнице на более высокие, чем второй этажи, то принял решение взять именно второй этаж. Так и  решили. 
Но оказывается, за несколько дней до заселения,  по непонятным причинам в нарушение установленных норм, сменили  порядок нумерации квартир и получилось, что вместо южной стороны, выбранная мною квартира,   оказалась на северной стороне дома. Мало того, наша квартира оказалась над входом в дом, имеют место и другие недостатки, появившиеся в связи с этой заменой. Но есть и преимущества. Во-первых, те,  кому выпала судьба  получить эту квартиру, на кухне сделали нишу для холодильника. Как они объясняли потом, что прораб, который отвечал за все работы, объяснил им, что ниша на этом этаже никак не влияет ни на какие процессы с вентиляцией и другие процессы. А по поводу козырька над входом в дом, на который выходит окно из кухни, он якобы сказал, что на этом козырьке можно сделать хороший цветник. Летом в жаркую погоду на южной стороне в квартирах невозможно находиться ни днём,  ни ночью, а мы себя чувствуем комфортно. Так или иначе, но уже 13 октября 1984 года мы с дочерью Светланой переехали в эту квартиру и две недели жили в этом новом доме вдвоём.
Только в конце октября стали заселяться и остальные жильцы дома. А Любу прямо из больницы привезли в новую квартиру. Рядом с домом расположена аптека, так, что Люба устроилась туда на работу, рядом с домом была и школа. Дочь продолжила учёбу в девятом классе. Так, что с помощью этого хорошего человека у нас  успешно решился и квартирный вопрос. Спасибо, ему большое. Очень сожалею, что забыл фамилии его, да и других офицеров из штаба округа, а блокнот с записями был утрачен.
Служба в политическом отделе, скажу честно, доставляла мне удовольствие. Общение с такими интересными людьми подпитывало меня, хотелось, чтобы и я мог как можно больше доставлять им удовольствия от занятий в системе марксистско-ленинской подготовки, Установив хорошие связи с Академией наук, по нескольку раз в месяц приглашал для чтения лекций докторов и кандидатов наук по разным темам. Мне  очень интересно было беседовать с теми, кого я приглашал для чтения лекций, просил их  на какие моменты обратить особое внимание, приводил примеры, которые  могли быть использованы в ходе лекции. А если учесть, что приглашал, как правило, докторов  наук, то и сам во время этих бесед получал очень ценную информацию, которую потом использовал в своих выступлениях.  Если  на первых порах надо было приложить определённые  усилия, чтобы обеспечить явку на лекции в большом зале штаба округа, то через некоторое время стало в этом зале не хватать мест. Особенно когда выступал, хорошо известный многим, Владимир Яковлевич  Бегун, на лекции которого, в городе попасть было практически невозможно.
Периодически приходилось выезжать и в части  непосредственно подчинённые начальнику штаба округа. В каждой части были свои особенности, но в целом командиры и политработники и сами хорошо понимали то, какая ответственность лежит на них,  и воспитывали личный состав в духе требований, предъявляемых  к частям, относящимся к органам управления такого высокого уровня. Конечно, были и определённые недостатки, которые не оказывали существенного влияния на решение стоящих задач. Но  было много и такого, чего не было в танковых или мотострелковых частях. Рельефно проявлялись высокая личная ответственность за выполнение своих обязанностей, готовность оказать всяческую помощь товарищу, если у того возникли какие-то затруднения, и  какая-то особенная озабоченность за выполнение поставленных задач. Присутствуя на партийных и комсомольских собраниях в этих частях, я неоднократно отмечал для себя зрелость суждений,  как молодых ребят, так и  офицеров и прапорщиков, уже имеющих опыт службы в частях, на которых лежит особая ответственность. Это особенно характерно  для частей связи и радиоэлектронной борьбы.
В ходе проводимых учений, где участвовали, окружные органы управления мне впервые пришлось столкнуться, с непривычными для меня, бытовыми условиями, которые были созданы для генералов и офицеров управления округа.
Привыкший к тому, что войсковые офицеры практически лишены каких-либо условий для отдыха, чётко организованного питания, своевременной доставки периодической печати и многого другого, здесь я был одним из тех, кто практически осуществлял  эти благоприятные условия для работы. Несколько позднее этот  опыт мне пригодился  во время службы в политическом отделе 1-й гвардейской  танковой армии в Западной группе войск.
Как уже было сказано выше, мне выпала честь готовить двух генералов к выборам в Верховный Совет БССР, которые должны были состояться  в марте 1985 года.
Моя задача состояла  в том, чтобы подготовить  краткие  биографические данные на каждого из кандидатов, Для этого в управлении кадров мне пришлось подробно  изучить  оба  личные дела,  выбрать из них наиболее  интересные  факты из их послужного списка, из массы характеристик и представлений, которые обязательно готовятся при выдвижении на  новые должности, при представлению  к очередному воинскому званию. Надо было выбрать  именно то, что было бы интересно  избирателям. С личным делом  генерал–лейтенанта Хайдорова В. мне работать было значительно легче, я его не плохо знал не только как генерала, но и как человека. Ещё когда он был командующим 5-й гвардейской танковой Армии, в которой  служил и я и, как уже было сказано выше,  приходилось общаться с ним и как замполиту полка и как исполняющему обязанности  начальника политического отдела дивизии. Кроме того, в 1984 году мы с ним одновременно отдыхали в военном санатории в Крыму. Он приехал позже и в  один из дней на пляже увидел нас с  Любой, подошёл к нам и пригласил меня поехать с ним на лодке на рыбалку. Таких поездок было три, вот именно во время этих поездок  мы очень близко познакомились,  и я узнал его, как человека. Поэтому и писать о нём биографическую справку и общаться с его доверенным лицом, доктором наук одного из научно - исследовательских институтов военной направленности, было значительно проще, чем   с теми, кто работал  по линии генерал-лейтенанта  Соколова. Я его в какой-то степени  поближе  узнал только в процессе подготовки к выборам.  Получилось так,  что встречи  с избирателями у обоих генералов проводились в один день, поэтому  я должен был  готовить  их обе, но присутствовать на встрече в Лепеле,  где баллотировался  генерал-лейтенант Соколов В.С. . Все вопросы  проведения  встречи мною были обговорены  дня за два во время моей поездки в Лепель, где я встречался с председателем  райисполкома и с Первым секретарём  райкома партии.  Мы договорились, что они  встретят кандидата в депутаты на дороге Минск-Витебск на повороте к Березинскому атмосферному заповеднику. Было назначено  и  время встречи. Вернувшись в штаб  округа я  подробно доложил Валерию Сергеевичу  обо всём,  и он принял решение, что я выеду туда раньше и там буду ждать его вместе с руководителями района. В  назначенный день погодные условия изменились. Случился сильнейший гололёд. Видя это, я выехал намного раньше на «Волге» в сторону Лепеля и там, на повороте встретил районное начальство, которое тоже приехало намного раньше определённого времени. Стали ждать Соколова В.С.  Назначенное время прошло, а его всё не было.  Уже не помню сколько прошло времени  до того, как появился  В,С.Соколов. Оказывается, в  одном месте его машину  на скользкой дороге  развернуло и сбросило в кювет. Хорошо, что не перевернулись.
Руководители района предложили нам заехать в заповедник, где познакомят нас с этим достоянием не только района, но и всей республики. Валерий Сергеевич, увлекающийся охотой,  с удовольствием принял это предложение, и мы поехали в так называемый  штаб, белорусского сокровища. Нам предложили позавтракать. Валерий Сергеевич дал согласие, и нас привели в большое помещение,  в средине которого стоял огромный  круглый стол со стульями с высоченными спинками.
В середине стола, в специально сделанном отверстии росла огромная пальма. Всё это выглядело очень солидно и красиво.  Два официанта обслуживали нас, что называется по высшему уровню. Было подано несколько блюд очень вкусно приготовленных, Было предложено и спиртное. Но выпили только по две небольших стопочке. Я отказался. После непродолжительного завтрака, во время которого  хозяева рассказали нам о заповеднике и о том, какую  задачу он выполняет, и какие работы проводятся в нём по сохранению первозданной  флоры и фауны не только в самом заповеднике, но и во всей  республике. Получив интересную информацию и вкусно позавтракав, мы все отправились в Лепель. Там нас тоже ожидало много интересного. Мы посетили несколько предприятий, побывали на стройке жилого дома. Больше всего запомнилось мне посещение молокозавода. Прошлись по цехам, посмотрели весь процесс от того момента, как молоко принимают от  колхозов и совхозов и  что  с ним происходит дальше. Люди, работающие на заводе знали, что за люди к ним приехали и во время встреч  высказывали свои пожелания, что бы они хотели  увидеть от результата деятельности  будущего депутата. Это прежде всего:  усовершенствование и строительство дорог, обеспечение местами в детские сады и ясли; возможность повышения заработной платы и многое другое.        Особенно впечатлило   то, что можно изготовить из молока в принципе и что конкретно изготавливается на этом заводе. Никогда не знал и даже подумать не мог, что из молока изготавливают даже спирт, а из последнего даже делают водку, которую нам предложили попробовать. Что мы с удовольствием и сделали, «приняв» на грудь по маленькой рюмочке. Честно скажу, что напиток мне очень понравился, да и Валерий Сергеевич тоже высказал удовлетворение. На память о нашем пребывании генералу вручили пакет сухого молока, весом килограмма в полтора. После этого мы отправились в районный Дом культуры, где уже собирались будущие избиратели.
Как и положено руководители района, представители общественных организаций, предприятий и учебных  заведений расположились в президиуме. Я же занял место за кулисами в готовности вести свой протокол этой встречи. Текст выступления генерал-лейтенанту готовил я, плюс к тому успел на отдельных листочках подготовить заметки о  наших  впечатлениях  от посещения предприятий и организаций города и от встреч с людьми.
Выступил он очень эмоционально и убедительно, Чувствовалось, что он хорошо проработал материал,  подготовленный мною, и даже внёс в него свои изменения,  пока выступали руководители района и представители от будущих избирателей. Я записывал все просьбы, пожелания и наказы, высказанные выступающими товарищами. Их было много. 
Но главной была,  по сути дела мольба  об оказании помощи в строительстве,  крайне необходимом для города, перекидного моста через железнодорожные пути в районе железнодорожного вокзала. Эти  пути, по сути дела, делят город на две части. Путей очень много и людям приходится  ежедневно ходить на работу и с работы, а детям в школы,  практически с риском для жизни. Если мне не изменяет память,  всего там проложено около двенадцати путей, и практически всегда на этих путях стоят по несколько составов. Он пообещал, что приложит максимум усилий, чтобы добиться положительного решения этого вопроса.
Забыть об этой просьбе, он не мог, так как все наказы и просьбы,  высказанные в ходе этой встречи, я обобщил, напечатал на отдельном листе и Валерий Сергеевич при мне положил них под стекло на своём рабочем столе.
 Второй экземпляр, я оставил себе, чтобы периодически напоминать ему о данных обещаниях.
Оба генерала, заместители командующего войсками  КБВО были избраны депутатами Верховного Совета БССР.
Но вскоре я был переведён по службе в другое место и как выполнялись данные ими  обещания, не знаю. Много лет спустя, оказавшись в
военном санатории, под Лепелем, специально сходил на вокзал и посмотрел. Прошу с трёх раз угадать: построен или нет, так нужный для города, мост. Правильно, не построен. С тех пор прошло уже почти тридцать лет, а моста как не было, так и нет. Не является ли  такое отношение избранников народа к требованиям и просьбам простого труженика,
Одной из причин того, что рухнула власть, которая клялась в том, что только она способна удовлетворить все  чаяния народа. А вслед  за рухнувшей властью рассыпалась и, казалась тогда несокрушимою, страна.
Я пишу эти строки как раз в дни, когда на территории Украины, идет  практически  реставрация фашизма, Тысячами гибнут ни в чём не виновные люди, от малолетних детей до столетних старушек. Я уж не говорю о тех, кто взял в руки оружие, чтобы защитить себя и своих близких,  от доморощенных фашистов начала ХХ! века.
 А зверства, которые они чинят на территории Донецкой и Луганской областей, ни в чём не уступают перед зверствами, чинимыми фашистами, в годы Великой Отечественной войны. Да и учиняют эти зверства потомки  тех, кто сжигал Хатынь, а   сорока двух человек сожгли заживо в Одесском Доме профсоюзов, не считая, скольких они успели застрелить из тех,  кто пытался выбраться из окон этого дома. Безусловно, среди новоявленных карателей немало и тех, кто был оболванен антироссийской пропагандой за более чем двадцатилетнюю историю, так называемой «новой  Украины»,
 Среди насильников и убийц ни в чём не повинных людей на Юго-восток Украины много и «молодой поросли», привыкшей, сидя у компьютера «убивать»  десятками  «электронных людей».   Я не один раз говорил своим внукам:  «Вот  только, что у «убитых» тобою людей, есть папы и мамы, бабушки и дедушки, братья и сёстры.  Они бы горькими слезами рыдали, оплакивая тех, кого ты  так «безжалостно» убиваешь десятками  за день.»
Однажды, в самом начале этой компьютерной вакханалии после одного из эпизодов очередного жестокого «убийства», я не сильно ударил своего старшего внука рукой по лицу. Он вскочил со слезами на  глазах и спросил меня, за что я его ударил. Я, спокойно обнимая его, ответил: «Вот тем людям, которых ты только что безжалостно «уничтожал и калечил», тоже было больно». Но, как показало время, должного вывода из происшедшего он так и не сделал. Поэтому удивляться тому, что современная молодёжь в основной массе своей, способна проявить жестокость по отношению к тем, кто рядом.
После прошедших выборов 1985 года, мне не долго, довелось служить в политическом отделе штаба КБВО, В середине апреля  я убыл в отпуск, и находясь в военном санатории  города Моршин в Западной Украине.
Во время звонка начальнику политического отдела  штаба округа полковнику Капустину Эрнесту Николаевичу с поздравлением с майскими праздниками. Он спросил  меня, согласен ли я поехать служить в Германию, Я естественно, поинтересовался, на какую должность. Он ответил мне, то на должность старшего инструктора политического управления Западной Группы войск - по прямой замене.
Я дал предварительное согласие и спросил. о том, надо ли мне прерывать свой отпуск и ехать  в Минск. В ответ было сказано, чтобы я спокойно отдыхал до окончания срока  путёвки. Так мною и было сделано. Отпуск был мною отбыт до конца. После выхода из отпуска продолжалась обычная служба, прерываемая  некоторыми действиями, связанными с подготовкой документов для убытия  по замене. Это было время активной пропаганды, так называемой теперь, идеи перестройки и очередной попытки обуздать пьянство. Так что работы было очень много и её надо было делать,  не смотря ни на что.

29 июня 1985 года я убыл к новому месту службы и менее чем через сутки впервые оказался за рубежом нашей страны. Начался новый и последний этап моей военной службы.



===============================================================






 СЛУЖБА В ЗАПАДНОЙ ГРУППЕ ВОЙСК





Проезжая по Польше, а потом и ГДР, широко открытыми глазами смотрел на города и села, через которые пролегал маршрут. В Польше наконец-то увидел землю, поделённую на небольшие наделы, маленькие, как игрушечные легковые, ПОЧТИ НАПОЛОВИНУ МЕНЬШИЕ, ЧЕМ НАШ «ЗАПОРОЖЕЦ» автомобили  «Жук», И МНОГОЕ ДРУГОЕ ОТЛИЧНОЕ ОТ ПЕйЗАЖЕЙ У НАС на Родине. В ГДР сразу бросались в глаза огромные предприятия со своими высоченными  дымящими трубами, отлично обработанные поля сельских кооперативов, знаменитые «Вартбурги» и  «Трабанты» разных годов выпуска.

Поезд прибыл в Вюнсдорф около  шести часов утра. Сдав вещи в камеру хранения, отправился в сторону военного городка, в котором дислоцировался штаб, в то время называвшейся ещё Группы Советских войск в Германии. Для этого надо было пройти через небольшой населённый пункт, прилегающий к железнодорожной станции. Сразу бросилось в глаза, что нет ни одного деревянного дома. Все дома чистенькие, аккуратненькие, как на картинках,  находящиеся на небольших земельных участках, огороженных бетонными или железными заборами.. Между этими домами довольно широкие асфальтовые дороги, и кругом очень много зелени и всеохватывающий запах цветущей липы. Этот запах в основном  заполнял воздушное пространство, как огромного зелёного массива, где и располагался гарнизон,  штаба ГСВГ. и воинских частей, расположенных  в непосредственной близости и множества жилых домов ДОСов. Где жили генералы, офицеры, прапорщики и вольнонаёмные, так называемые, служащие Советской Армии.  Со стороны посёлка, где тоже было очень много липовых насаждений.
 
;



                СЛУЖБА В МАРЬИНОЙ ГОРКЕ
   


                Забота о воспитательной силе                коллектива - это забота   о                духовном обогащении и росте
                каждого члена коллективе, о
                богатстве отношений,
В. А. СУХОМЛИНСКИЙ



В первой  декаде  июня, наполнив свои чемоданы  всеми  видами  военной  формы, отправился к новому месту службы. В Минске, пересев на электричку, покатил в сторону Марьиной Горки. Вид из окна электрички  мне показался таким унылым, что подумалось, стоило ли уезжать из Бреста, где уже почти привык к какому-то порядку, ухоженности, а тут совершенно  нерадостное впечатление. С вокзала до военного городка в то время  никакого транспорта не ходило, камеры хранения на вокзале не было, поэтому пришлось со своими двумя тяжеленными чемоданами тащиться пешком, а это около двух километров. Пропотел до полного безобразия, ни  одной сухой нитки на мне не осталось. В таком виде я и добрался до гарнизонной  гостиницы. Там меня, конечно, никто не ждал, поэтому пришлось уговаривать дежурную поселить меня хоть в какой-нибудь чулан, так как больше идти некуда. Место в одной из комнат всё-таки  нашлось. Когда  вошёл в комнату (так называемый гостиничный номер) то увидел, что в ней стоят четыре кровати, на одной из них лежит в дупель пьяный майор с красными петлицами, у него широко открыт рот и,  на половину высунутом языке, спокойно прогуливается большая муха. Это было  для меня не то, чтобы шок, но что-то приближённое к этому. Тем не менее,  после не продолжительного  отдыха, переодевшись, как и положено, в парадную форму, отправился в штаб дивизии. Это было небольшое, одноэтажное строение, которое не вызвало  патриотического порыва немедленно начать службу в этой дивизии. Но, тем не менее,  пришлось зайти в этот «армейский  мозговой  центр», а там уже представиться  и командиру дивизии и начальнику политического отдела. Условия, в которых придётся  нести службу, мягко говоря мне совсем не понравились.  Ни жилья для семьи, ни постоянного места для личного состава, практически не было и перспектив на ближайшее будущее не просматривалось. Сама эта дивизия и года не прошло, как передислоцировалась в этот военный городок из Гродно. Офицерский состав представлял собой поистине мужественных людей, которые в условиях какой-либо обустроенности,  выполняли свой воинский долг. Много было среди офицеров, в своё время где-то  и чем-то проштрафившихся, и сосланных сюда, совершенно не для того, чтобы исправиться,  а в качестве ссылки подальше от глаз высокого начальства, а также для всякого рода командировок, чтобы меньше дёргать офицеров из  боевых подразделений. Было много офицеров, прибывших по замене из Афганского ограниченного контингента, зачастую назначенными сюда продажными кадровиками, которые заполнили «нужными»  им людьми те должности,  на которые должны были придти  афганцы. Потом это моё наблюдение и подтвердилось.  Несколько человек были  представлены  к государственным  наградам за  мужество и умелое руководство подчиненными  во время боевых действий в Афганистане, но награды ещё не получили, а кадровики, не зная этого, назначали  их в эту дивизию, хотя их место , на мой взгляд, должно быть в боевых подразделениях, где их опыт был бы более востребован, чем в  этой дивизии кадра. Так, например, случилось с начальником разведки дивизии, майором, которому только через два года после его возвращения из Афганистана  были вручены сразу два ордена. А ведь он мог передавать боевой опыт в дивизии полного состава.
Приведу ещё один пример, «творческой»  работы кадровиков, о котором я узнал спустя несколько лет после службы в этой дивизии. Но тем не менее, считаю, что здесь это будет более уместно.  В  одной из частей ограниченного контингента советских войск в Афганистане служил лейтенант Алиев Наби Абишевич, туркмен по национальности. Сначала был командиром взвода, через некоторое время был назначен командиром мотострелковой  роты. За выполнение специального задания командования был представлен к званию Героя Советского Союза и срочно откомандирован в СССР, так как за его голову душманы назначили большое вознаграждение. Убыл он из Афганистана в распоряжение штаба Киевского военного округа. Прибыв в Киев, решением кадровых органов он был назначен начальником гауптвахты Киевского гарнизона. Человек он очень исполнительный и порядочный,  честно и добросовестно исполнял обязанности по службе. Но случилось непредвиденное. В штаб киевского военного округа прибыл генерал из Генерального штаба ВС СССР, с предписанием вручить этому старшему лейтенанту Золотую Звезду героя и орден Ленина,  и соответствующие документы к этим  наградам. Командующий войсками округа дал команду разобраться, где служит этот старший лейтенант. Когда выяснилось, что он начальник гауптвахты, командующий отдал приказ срочно назначить его начальником штаба мотострелкового батальона  в пригороде Киева. Бедного старшего лейтенанта, ничего не понимающего, что происходит, срочно посадили в машину и, ничего не объясняя, повезли к новому месту службы. Там тоже уже был переполох, готовились к важному мероприятию, но тоже никто ничего не знал. В результате всё прошло нормально. Наби получил награды и приступил к исполнению обязанностей  начальника штаба батальона. Так вот московскому  генералу умело «втёрли очки» и он остался  в неведении  истинного положения дел.  Это всё мне рассказал сам  Наби  Абишевич, когда мне  довелось поработать в качестве проверяющего  в батальоне, которым он командовал, в мотострелковом полку в Западной группе войск в 1987 году.  К моменту моего убытия  из Германии в начале 1990 года, он был уже командиром мотострелкового полка, подполковником.
     Кстати сказать, и тот майор, который спал в гостиничном номере с мухой, прогуливающейся по его языку, тоже  прибыл из Афганистана, и тоже имел богатый боевой опыт. А в мотострелковом полку кадра он исполнял обязанности полкового инженера.
Таких примеров можно было бы привести несколько, но  мне хочется  показать, как  часто ломали судьбы людей  кадровики в связке с некоторыми руководителями более высокого ранга. Этого, дважды орденоносного начальника разведки, срочно назначили на должность в дивизию полного состава, но он по какой-то причине, как мне стало известно, застрелился, будучи оперативным дежурным по дивизии. Пьянство, не выходы на службу,  было обыденным явлением. Не могу сказать, что с этим  злом не велось какой-либо борьбы, она велась, но результативность её была очень низкой. Большинство офицеров  не имели квартир, семьи жили на прежних квартирах или  где-то у родственников.
Командира  зенитного артиллерийского полка, в котором  мне предстояло служить, не было, он был в отпуске, а его обязанности исполнял начальник штаба майор Деменко Николай Петрович. Мы долго беседовали с ним, он ввёл меня в курс дела  почти по всем вопросам жизнедеятельности полка, дал характеристику офицерскому составу, прапорщикам и личному составу срочной службы. По его словам в вопросах дисциплины и организованности  полк является одним из передовых в дивизии. Приписной состав, который мы должны получить в  особый период находился в Речицком, Слуцком, Солигорском районах и в Московском районе г. Минска. Поэтому офицерам полка приходилось часто выезжать в военные комиссариаты этих районов и проводить постоянные сверки списков военнообязанных, которыми должен быть укомплектован полк. Это, как оказалось, не простая работа. Работники военкоматов зачастую формально выполняли свои обязанности, и приписывали к полку людей совершенно не имеющих никакого отношения к зенитчикам. Это можно было бы  объяснить их полным отсутствием в районе, но оказывалось, что на должности мотострелков, танкистов и на другие специальности,  назначались как раз специалисты, имеющие ВУС зенитчиков. Поэтому,  работая в военкоматах, нам приходилось буквально «воевать» за каждого специалиста, так необходимого полку.  А работники военкоматов всячески упирались и не хотели переделывать свои документы, так как это был  действительно хороший кусок работы. Но  мы практически всегда убеждали наших оппонентов, что в условиях современной войны  зенитчики первыми будут вступать в бой, поэтому нам нужны именно специалисты, а не просто фамилия в штатном расписании.
Через некоторое время командир полка полковник Козин Юрий Петрович, приехал из отпуска, и ещё до окончания отпуска,  нашёл меня в гостинице и мы с ним около двух часов беседовали сидя на скамеечке у входа в гостиницу. За это время мы не просто познакомились, а можно сказать нашли друг друга, настолько наши взгляды на жизнь и службу совпадали. Он уже более подробно ввёл меня в курс дела  по всем вопросам. Поинтересовался моим впечатлением  от всего того, что пришлось  увидеть в дивизии и полку в частности. С Юрием Петровичем у нас установились очень добрые, деловые отношения. Все вопросы мы решали спокойно, между нами не было никаких недомолвок. И здесь моим принципом было укреплять авторитет своего командира, и только тогда можно завоевать свой авторитет, поэтому старался всеми силами, внедрять этот принцип в жизнь, а командир в свою очередь всегда поддерживал меня.
В конце августа 1981 года мне «доверили» быть заместителем командира автомобильной роты, сформированной для уборки картофеля в гомельской области. Штаб роты дислоцировался в городе Жлобине. Наша задача состояла в том, чтобы обеспечить своевременную транспортировку убранного урожая картофеля  с полей  на железнодорожную станцию, его своевременную погрузку в вагоны и отправку в Ленинград, Алма-Ату, Свердловск и в другие города Советского Союза. Мы работали в тесном контакте с властями района, потребкооперацией, руководством отделения железной дороги и ,конечно, с колхозами и совхозами. Со всеми этими структурами  нам с командиром удалось установить хорошие отношения, так, что работа была организована и отрегулирована, как часы. За месяц работы не было ни одного сбоя. Это было важно ещё и потому, что отправлять картофель  в первую очередь надо было в Мурманскую область и в Воркуту, где уже была реальная угроза заморозков, а  представители, например,  Алма-Аты, тоже пытались отправить груз, как можно быстрее, ссылаясь на возможные заморозки по пути следования эшелона. Нам удалось найти золотую середину, так, что все оказались довольны и отправили тысячи тонн картофеля по нужным адресам  в строгом соответствии с ранее согласованным графиком. Более ста пятидесяти человек личного состава, выделенного  для этой работы, особых хлопот не вызывали, так что обошлось без всяких экстремальных ситуаций и грубых нарушений дисциплины. Весь личный состав и вся техника были возвращены в свои части в полном порядке, с благодарностью, объявленною Командующим войсками Белорусского военного округа, а многие и с ценными подарками от местных органов власти.
Более чем месячное отсутствие в полку в какой-то степени сказалось на качестве подготовки к итоговой проверке за 1981 учебный год, но, тем не менее, личный состав,  как срочной службы, так и проходящий сборы, показали хорошие результаты, на хорошем уровне  оказались и результаты сдачи проверки офицерами и прапорщиками.
Как мною уже упоминалось, в дивизии, в том числе и в нашем полку, имели место серьёзные проблемы с дисциплиной среди офицерского состава и прапорщиков. Главной бедой было пьянство. В полку  тоже были и  любители  выпить, и не прийти на службу. Мне пришлось буквально с первого дня вступить с ними в схватку. Уговоры, увещевания не действовали, пришлось  прибегать к помощи жён, у кого они были рядом, и при их активном участии бороться с пьянством их мужей. Это дало определённый результат. Но те, у кого не было жён, а были и такие, которые были разведены именно из-за пьянства, очень неохотно сдавали свои позиции, сопротивлялись, до последнего. В нашем полку был командир батареи капитан Г., который практически пил каждый день. Ни одно употребление им спиртного я не оставлял  без воздействия. С пьяным   мы не разговаривали, а утром следующего дня приходилось  обязательно проводить с ним  длительные «душеспасительные» беседы. Но всё равно, уже к обеду он снова оказывался выпивши. Я не говорю, что пьяным. У меня в ходу до сих пор такая шутка есть «Пьяный-это тот, который ухо товарища принимает за пепельницу, остальные все выпившие». Так вот года через два борьбы с этим выпивохой. Когда дисциплинарные взыскания уже давно никакой роли не играли, Около   десяти часов  утра,  я  работал у себя в кабинете. Вдруг вбегает дежурный сержант Волосевич и докладывает  мне    Капитан Г. пришёл в казарму и под видом того, что ему надо проверить оружие личного состава.  Взял автомат и,  присоединив к нему рожок с патронами, идёт убивать Вас, прячтесь!»
Я отправил его в казарму, приказав  приготовить  ремни, чтобы в случае необходимости, связать буяна, Следовать за пьяным офицером и быть готовыми выполнить мой приказ. Сержант ушёл. Я, насколько это было возможно, спокойно вышел в казарму и увидел капитана, идущего прямо на меня с автоматом в руках и с пальцем на спусковом курке. Своё движение он сопровождал бранью, которую воспроизвести здесь невозможно. Уставив свой взгляд в его переносицу и неотрывно смотря в одну эту точку, не спеша пошёл навстречу капитану. Мы  медленно приближались друг к другу. Ствол автомата был направлен  в область моего живота. Поток брани с каждым шагом становился всё более угрожающим. Я шёл молча, не спуская глаз с его переносицы. И пот насупил момент, когда ствол автомата уперся мне в живот. Брань и угрозы не прекращались. Продолжая  неотрывно смотреть в его переносицу, я  левой  рукой  тихонечко начал отводить ствол автомата в сторону. Когда почувствовал, что ствол уже в стороне от меня, резко рванул рукой автомат и одновременно правой рукой нанёс ему удар в его левую челюсть. Он,  падая, выронил автомат, произошёл выстрел, пуля попала в пол и срикошетила в сторону стены.  Подав команду связать капитана, сам навалился на него,  Сержант и дневальный быстро связали  его.  Приказав им сделать «лодочку», т.е. соединить сзади связанные руки со связанными ногами.  Оставив около него сержанта, пошёл к телефону, позвонил дежурному по дивизии, чтобы  тот прислал дежурную машину, для доставки  капитана на гарнизонную гауптвахту. Капитан, лёжа на животе,  орал во всё горло, Перевернутся на бок, ему не  давал сержант. Когда прибыл дежурный по дивизии  мы составили  акт  о происшедшем, его подписали  также сержант и  дневальный.  А  когда прибыла машина, мы развязали стяжку рук и ног и ноги капитана. Погрузили его в машину, и отвезли  на гарнизонную гауптвахту.
По возвращении в часть,  я написал рапорт на имя командира полка, о случившемся, с просьбой  ходатайствовать о возбуждении  уголовного дела. Даже сейчас страшно вспомнить не то, как эта пьянь шла на меня с автоматом, а то, что началось после этого. Командир дивизии тоже подписал этот документ, а вот в штабе Армии начали  делать виновником чуть ли не меня. Пытались уговорить меня забрать этот рапорт назад , или переписать. Я категорически отказался что – либо менять в рапорте и продолжал настаивать на отдаче его под суд военного трибунала. 
Нас с командиром дивизии  несколько раз вызывали в штаб армии и настаивали, чтобы я простил этого мерзавца.   Особенно активно настаивал на этом Член Военного совета - начальник политического отдела армии генерал-майор Аверьяков. Я стоял на своём. В очередной вызов  к  Командующему Армии мне показали приказ о снижении Г. в звании на одну ступень и увольнении его из Вооружённых Сил СССР.
Несколько месяцев мне пришлось исполнять обязанности начальника политического отдела дивизии, А в, так называемом политическом отделе, были только начальник и женщина, ведающая партийным учётом. А всякого рода донесения и прочие бумажные дела, с нас требовали почти по  полной программе, как и из частей полной укомплектованности. Поэтому работы хватало.
Помимо этого приходилось решать многие вопросы, связанные с улучшением бытовых условий офицеров и прапорщиков, так как у многих  не было квартир, а это оказывало существенное влияние на  отношение к службе.
Командир дивизии полковник Лысак В.В.  всеми силами старался решать квартирные вопросы с начальником гарнизона, командиром 8-й гвардейской танковой дивизии, гвардии полковником В.Дубыниным.   А  мы, политработники,  совместно с заместителем командира по тылу подполковником Кимом, по своим каналам, тоже внимательно следили за тем, как освобождаются квартиры в ДОСах,  Мы  старались,  по каждой  освободившейся квартире,  выходить на руководство гарнизона.   Очень часто нам удавалось «ухватить» эти квартиры, И, очередные семьи становились воссоединёнными.  Это, как правило, сказывалось на улучшении по отношению к службе офицеров.               
В полках дивизии постоянно  проходили сборы приписного состава, А к этой категории людей тоже нужен был особый подход. В нашем зенитном артиллерийском полку, мы с первого дня пребывания приписников, ставили их в жесткие рамки требований устава, Поначалу это вызывало у них некоторый ропот и недовольство.  Мы, во время бесед с ними, убедительно показывали преимущества  для них же самих, такого строгого соблюдения уставов. Нарушений было меньше, действенность учебного процесса выше, а это значило, что у каждого,  из призванных из запаса больше шансов  получить разрешение на посещение семьи. Всё это подтверждалось конкретными цифрами  статистики и сравнением с другими полками. Более того,  личный состав, прошедший сборы, возвратившись домой, рассказывал тем с кем вместе работал о нашем подходе к выполнению требований уставов. А  среди  коллег по работе у каждого было немало тех, кто был приписан к нашему полку. О том, что такой процесс идёт, мне удалось узнать  во время работы в Речицком и Солигорском военных комиссариатах, Офицеры  военкоматов рассказывали мне, что  приписной состав, прибывший со сборов из нашего полка, делился  с ними  мнениями о прохождении сборов, в том числе и о преимуществе жизни по уставу. Хочу отметить, это далось не просто. Во-первых, в составе прибывших на сборы всегда было несколько коммунистов. С ними, обязательно в присутствии всех желающих, мы проводили беседы, и использовали их авторитет в работе по поддержанию порядка и организованности в период проведения сборов. Пришлось провести множество как индивидуальных, так  и коллективных бесед, некоторым объявить дисциплинарные взыскания, даже арест, а  нескольким человекам «подпортить» биографию, за  нарушения ими дисциплины во время сборов. Мы их просто-напросто отправили со сборов домой, что называется с  «волчьими» билетами. Это означало, что время, проведённое на сборах не защитывается. За это время они не получали  денежного содержания. Они  могут быть снова призваны на сборы  в любое время. Кроме того, написали  несколько писем на предприятия, из которых прибыли люди. Одних хвалили за их отношение к делу, а других  подвергали  «дружеской» критике, Перед отправкой этих писем  обязательно зачитывали  их перед всем личным составом полка. Так, что появление таких писем в трудовых коллективах, не было неожиданностью для всех, проходящих у нас сборы.   Во время одной из командировок  в Речицу, в разговоре с мастерами и начальником одного из цехов, они рассказали мне, что зачитывали  наши  письма перед трудовыми коллективами.  В полках, где такой работы не велось, забот с приписным составом был полон рот, как говорят. Как-то командир дивизии полковник Лысак В.В. при обходе казарм, отметил.    В нашем полку, даже заправка коек и порядок в казарме у прибывших из запаса, ничем не отличается от казарм   военнослужащих  срочной службы. Потом на совещании офицеров он ещё раз повторил вывод из своих наблюдений.
Во время командно-штабных учений, на которых  тоже присутствовало много военнослужащих, призванных из запаса, командующий  ПВО  5 гвардейской танковой армии, генерал-лейтенант Хайдоров В.Д.,  тоже отметил, что личный состав нашего полка, в том числе и «запасники», действовал  очень грамотно и чётко. Мы  очень продуктивно использовали  эти сборы для поддержания боевой техники в надлежащем порядке. Каждый  раз  среди призванных на сборы,  оказывались люди, впервые попавшие нам.
И  обучая их непосредственно на местах хранения техники, обучали и технологии её обслуживания и приведения в боевое положение. Поэтому  серьёзных замечаний по содержанию боевой техники мы практически не имели никогда. Много в этом плане  делал и заместитель командира по вооружению майор Кузнецов А.П. да и  к командирам  батарей претензий в этом плане практически не было.
Но для меня, как политработника, все-таки главным оставались люди. С офицерским составом дивизии постоянно проводились мероприятия, направленные на формирование высоких политических и нравственных качеств. Как-то так получилось, что  большую часть лекций по марксистско-ленинской подготовке для офицеров дивизии  пришлось читать мне, а семинарские занятия проводились по полкам. Много приходилось заниматься индивидуальной воспитательной работой не только с офицерами нашего полка, но и всей дивизии. С солдатами и сержантами нашего полка в основном проводилась индивидуальная работа, в дополнение к тем мероприятиям, которые проводились в масштабе дивизии.
На период службы в этой дивизии выпали  и основные годы учёбы в военно-политической академии имени В.И.Ленина на военно-педагогическом факультете.
Это тоже требовало много времени. Все курсовые и контрольные работы старался сделать в течении  месяца-двух после приезда со сборов в академии. Эту практика приобретена была  ещё в годы учёбы в Могилёвском педагогическом институте. Поэтому не могу сказать, что учёба очень напрягала меня. Да, приходилось много конспектировать трудов классиков марксизма-ленинизма, документов партийных съездов и пленумов, различных статей руководителей партии. Но это и помогало в проведении пропагандистской работе со всеми категориями личного состава. 
Не смотря на то, что приказом  Министра обороны СССР военнослужащих, обучающихся в высших военно-учебных заведениях, запрещалось направлять в длительные командировки, весной 1982 года меня назначили заместителем командира  батальона, направляемого на уборку урожая в Краснодарский край. Это означало, что минимум полгода  придётся исполнять эту должность. С первого дня  назначения на эту должность предстояло приступить к работе по отбору военнослужащих,  как кадра, так и запаса для выполнения правительственного задания по так называемой Продовольственной программе, объявленной Л.И.Брежневым весной 1982года.
Поездки по воинским частям  5-й Гвардейской танковой армии, на базе которой и формировался этот уборочный батальон, по военным комиссариатам, для отбора и изучения личного состава, практически занимали всё время, так, что делами полка уже заниматься было практически некогда. В штате батальона должно было быть 1111 человек, из них, более 800 человек призывались из запаса. 501 автомобиль должен был составить его материальную базу.  Мы должны были сформировать пять автомобильных рот по четыре взвода в каждой роте, кроме того, при штабе батальона формировалась авторемонтная мастерская и соответственно несколько служб, необходимых для обеспечения жизнедеятельности батальона в автономном режиме. Всё это  надо было увидеть и протестировать ещё до выезда в назначенные районы уборки, любая ошибка в подборе кадров, техники, грозила срывом  в выполнении  задания. Так что пришлось помотаться  вдоволь. Если в военных комиссариатах мы имели право отвергать какие-либо кандидатуры, то в воинских частях это практически или не получалось совсем,  или получалось очень редко. Командиры частей старались в первую очередь избавиться от тех, кто часто нарушал воинскую дисциплину, или просто-напросто был профессионально непригоден, и его отсутствие  в течении полугода не окажет существенного влияния на положении дел в части. А в формировании штаба батальона  и назначении командиров рот мы с командиром вообще не имели никакого права голоса. В результате после прибытие на место выполнения задания вскоре пришлось  производить замену заместителя командира батальона по тылу и одного командира роты.
Не буду подробно описывать все подробности, связанные с пребыванием, на так называемой «целине». Было много интересного, было и немало неприятностей, которые приходилось преодолевать. Хочу отметить главное. Выполнение задания по уборке урожая - это хорошая школа жизни для офицера. Там человек не может не показать себя тем, кем он является на самом деле. И мне непонятно почему в личные дела офицеров и прапорщиков не записываются сведения о том, что человек прошёл эту «школу жизни».
         В батальоне, на момент убытия из Белоруссии, было сорок шесть коммунистов, среди  призванных из запаса. Насколько это было возможно,  мы постарались  их распределить равномерно по ротам и взводам. Ещё хочу отметить одну особенность: коммунисты, прибывшие в батальон из запаса, в значительно большей степени  проявили свою принадлежность   к партии в лучшем понимании этого слова, нежели те, кто являлся  кадровым военным. Когда я посещал роты и взвода, после обязательного выступления перед всем личным составом, всегда объявлял о том, что сейчас буду беседовать с коммунистами, а кто желает, то может  присутствовать при нашем разговоре. И ни разу не было, чтобы несколько человек не захотели послушать наш разговор. Во время этих бесед коммунисты без всяких  прикрас информировали о положении дел в роте или взводе, давали оценку командирам, вносили ценные предложения. Именно там мне  по настоящему стала понятна  крылатая  фраза о том, что коммунистов в годы  Великой Отечественной войны, считали как патроны. Именно так мы с командиром и секретарём партийного комитета, относились к каждому коммунисту. И то, что батальон успешно выполнил государственное задание, что дисциплина и порядок  вполне соответствовали той обстановке, в которой мы находились, большая заслуга и коммунистов, призванных из запаса. Это были, как правило люди в возрасте и специалисты своего дела, поэтому они не навязчиво, но повседневно своим личным примером, а иногда и твёрдо сказанным словом, оказывали положительное влияние на обстановку в коллективах.  Мы с командиром бесконечно благодарны им за то, что они сделали для выполнения поставленной задачи. Да и мы с командиром и секретарём  парткома старались, как можно чаще отмечать успехи коммунистов в выполнении этого правительственного задания.
Анализируя теперешнюю ситуацию в странах, получивших независимость после распада СССР, прихожу к выводу, что отсутствие руководящей роли партии и личной ответственности коммунистов в решении стоящих задач, приводит к тому, что многие проблемы решаются очень медленно, а иногда просто спускаются «на тормозах».
В разделе « О партии…» я  уже частично говорил о  стиле партийной работы  в партийной организации Белоглинского района Краснодарского края. Может быть мне не повезло в том плане, что партийные руководители этого района да, и края в целом,  ещё не перестроились на тот стиль работы, который нужен. Ведь незадолго до нашего приезда поменялось партийное руководство краевой партийной организации, а в районах-то остались прежние руководители. Не хочу ничего обобщать, но у меня сложилось мнение, что партийная организация Речицкого метизного завода, работала более конкретно, чем их краснодарские коллеги.
Вслед за мной в Краснодарский край приехали и Люба со Светой. В Белой Глине мы сняли квартиру у  очень доброжелательной и приветливой женщины, которая жила одна. Хоть мы уже и привыкли к частным квартирам, но  там, в Белой Глине, хозяйка так относилась к нашей семье, словно  к ней приехали близкие родственники. Всё, что было в доме, хозяйка «приказала» нам считать своим и  передала  в  наше полное распоряжение. Даже когда у её дочери, жившей отдельной семьёй в своём доме,  отмечали  очередной день рождения, хозяйка, как само собой разумеющееся, посчитала, что мы должны были быть  в обязательном порядке.
Делать нечего, пришлось идти. И надо сказать мы не пожалели. Я сам любитель попеть за праздничным столом, это тоже традиция нашей семьи, но то, что нам довелось услышать там,  превзошло все ожидания. Таких песен и в таком исполнении мне до этого слышать не приходилось. Это пела настоящая казацкая душа людей, собравшихся за столом. А как красиво и азартно они плясали. Это осталось в нашей памяти на всю оставшуюся жизнь. Через некоторое время  нам пришлось поменять место дислокации нашего батальона. Мы уезжали, сожалея о том, что нам приходится покидать таких хороших и добрых людей.  А на новом месте было уже всё по-другому. Семью  мне пришлось разместить у старушки, которая тоже жила одна в прекрасном доме. Но она поселила нас в свою старую саманную хату с глиняным полом, которая буквально кишела крысами.  Так, что вечером перед сном мы расставляли крысоловки и привязывали их к ножкам кроватей, на которых спали. А чтобы не испугать нашу дочь Свету, делали это после того, как она уснёт. Но однажды ночью, попавшая в капкан крыса подняла такой шум, и так стремилась вырваться из капкана, что разбудила Свету, которая так испугалась всего этого, что на утро мне пришлось идти к председателю колхоза и просить переселить нас куда-нибудь в другое место. Спасибо ему, он выделил нам половину двухэтажного дома, рядом с колхозной хлебопекарней, где пекли такой хлеб, какого мы никогда не ели ни до того, как приехали в этот колхоз, так и в последующей своей жизни. В этой же станице Света  и начала очередной учебный год. Она уже привыкла к тому, что часто  приходилось менять школы, поэтому и это восприняла как должное. Проучилась она в этой школе ровно четверть и за это время стала круглой отличницей,  как по учёбе, так и по участию в общественной жизни класса. Не могу не отметить, что учёба в этой школе во многом отличалась от всех тех школ, где ей приходилось учиться раньше. Поскольку первая четверть   выпадает на период ещё активной уборки выращенного урожая, то школьники не оставались в стороне от этой важнейшей кампании. Каждый день во всех классах было по пять уроков, домашних заданий не задавали, а сразу после часового перерыва на обед, все ученики от мала до велика, отправлялись на поля убирать арбузы, дыни, кукурузу, яблоки и другую выращиваемую колхозом продукцию. За работу на полях им тоже выставляли оценки по труду. Мне много пришлось беседовать с прибывшими в подчинение к нам солдатами  из разных районов Советского Союза, но ни от одного мне не пришлось услышать, что именно так было поставлено дело во время работы школьников на сельхоз  работах. Например, мальчишки, призванные из среднеазиатских республик, рассказывали, что сразу после первого звонка нового учебного года, как минимум до конца января, а то и позже, с большими мешками на груди собирали хлопок своими детскими ручками. В оставшееся время учебного года, галопом по европам, что называется, «осваивали» учебную программу на год. Поэтому не их вина, а их беда, что уровень их общеобразовательной подготовки, как правило, был намного ниже, чем у солдат, призванных из других районов нашей необъятной Родины. И все попытки оправдать такое положение, языковым барьером,  не имеют по собой никакого основания. Хотя в какой-то мере и этот фактор имел место.
  Немного отвлёкся от основной мысли. В работе на полях колхоза пришлось поучаствовать и моей жене, вместе с женами ещё нескольких офицеров, приехавших навестить своих мужей. Об этом даже писала районная газета.
Когда пришло время заканчивать работу, встала очень важная проблема, как можно быстрей отправить эшелоны с техникой и людьми в Белоруссию. Это очень опасное время в том плане, что именно в этот период совершается много грубых нарушений дисциплины, а иногда и серьёзных преступлений. Солдат должен быть всегда занят  каким -то конкретным делом. Чтобы не допустить ослабления достигнутого уровня в поддержании порядка и дисциплины мне пришлось поехать в Ростов- на-Дону в управление Северо-Кавказской железной дороги, где с помощью офицеров службы военных сообщений, удалось решить вопрос с поставкой эшелонов и составить график  отправки  рот батальона к местам постоянной дислокации. Это было сделать нелегко, но с помощью канистры со спиртом и душевными беседами с руководством железной дороги график отправки  эшелонов заново и,  надо отдать должное тем, с кем мне пришлось решать этот вопрос, все эшелоны были поставлены точно в согласованные сроки. Поэтому ослабления дисциплины и порядка нам удалось избежать и организованно прибыть в родной Белорусский Военный округ.
Наш батальон успешно справился с поставленной  задачей. От руководителей Краснодарского  края и Белоглинского района руководству КБВО нами был представлен  благодарственный отзыв, в котором было указано чего и сколько было перевезено за время работы, и как проявил себя личный состав батальона.
Многие, в том числе и я, были представлены к государственным наградам, многие получили ценные подарки от местных органов власти. Кроме того, руководителям предприятий и организаций, партийным  и комсомольским комитетам, представители которых вместе с нами выполняли требования ЦК КПСС  по решению продовольственной программы, мы отправили благодарственные письма, в которых назвали фамилии наиболее отличившихся тружеников.
На мой взгляд, это был для меня очень важный этап в моём послужном списке. И хотя  по какой-то причине мне не выпала честь быть  награждённым государственной наградой, эти полгода мне самому показали, что  что-то могу и что-то умею делать полезное для страны.
В 1983 году я успешно закончил академию и продолжал выполнять свои обязанности. Поскольку  среднее военное образование было получено  в военном училище войск ПВО страны, то вполне естественно слабо знал тактику сухопутных войск, и это во время учёбы в академии было для меня самой большой проблемой, поскольку там преподавали  именно тактику Сухопутных войск в объёме полк-дивизия.  Знания по тактике, полученные в академии,  значительно облегчили мне, работу в мотострелковой дивизии. В конце 1983 года во время крупных военных учений мне пришлось играть роль командира нашего зенитного артиллерийского полка. С помощью начальника штаба полка майора   , командиров батарей и всего личного состава, мы успешно справились с задачей. Во время разбора учений командующий войсками округа генерал армии Ивановский И.Ф. заслушивая доклад командующего 5-й гв.ТА, генерал-лейтенанта Хайдорова  В.о действиях войск Армии, при анализе действий нашей дивизии упомянул и наш полк, добавил, что  должность командира полка исполнял заместитель по политчасти. Генерал Армии обратился к Члену Военного Совета  - Начальнику Политического управления округа генерал - полковнику Дебалюку А.В. «Отдайте нам этого замполита, я его сегодня же назначу командиром полка», на что ЧВС ответил, что  такие замполиты  нам  и самим нужны,  и добавил, что мы найдём ему достойное место. Это слышали и все офицеры Армии, присутствовавшие на этом совещании. Во время поездки домой командир дивизии  полковник ЛысакВ,В, обратился ко мне и сказал, что придётся нам расстаться с тобой. На что пришлось  ответить, что всё это просто слова, всё останется как есть. Время шло, но ничего не менялось. Однажды мне в голову пришла мысль о том, не попробовать ли мне перейти на преподавательскую работу в Могилёвскский пединститут на военную кафедру, тем более, что я сам закончил этот институт. Через некоторое время, взяв у кадровика дивизии своё личное дело, я  и  отправился в Могилёв. На военной кафедре представился её начальнику полковнику Александру Васильевичу(фамилию забыл) и сказал, что хотел бы послужить у него на кафедре, что скоро заканчиваю военно-педагогический факультет ВПА им. В.И.Ленина. Во время нашей беседы с ним в кабинет зашёл преподаватель истории СССР Волчёк В.И., у которого учился и он меня узнал. Узнав причину моего появления  сюда,  он посоветовал  Александру Васильевичу без размышлений брать меня. После такой беседы мы с начальником кафедры пошли к ректору института. Александр Васильевич  всё  подробно доложил руководителю института, упомянув и о мнении  преподавателя  истории СССР. Задав мне несколько вопросов, ответы на которые удовлетворили его, он дал команду приступить к оформлению всех необходимых документов. Перед  моим уходом из кабинета начальника военной кафедры, он спросил меня  насчёт квартиры. Я ответил, что нет у меня здесь никакой квартиры. Тогда он дал мне лист бумаги и приказал писать рапорт на его имя о предоставлении нашей семье квартиры. На этом рапорте он написал резолюцию на имя  военного комиссара города Могилёва, чтобы мне выделили  квартиру, и посоветовал прямо сейчас отнести  эту бумагу в военкомат. Вернувшись в Марьину Горку, доложил командиру дивизии  и в отдел кадров политического отдела Армии о результатах своей поездки. А утром поехал в отдел кадров Политического Управления Округа. Отдал начальнику отдела кадров  документ, выданный мне в институте за подписью ректора и начальника военной кафедры о том, что они ходатайствуют о переводе меня в распоряжение Могилёвского педагогического института, на должность преподавателя. Время шло, а решения о назначении меня в Могилёвский пединститут всё не было принято. Начальник отдела кадров политуправления полковник А.Жариков на мои звонки отвечал, что вопрос находится в стадии решения, а когда будет приказ неизвестно. В таком  подвешенном состоянии пришлось уехать в Академию для сдачи экзаменов за последний курс и  госэкзаменов. Недели через две после моего убытия в Москву из Пединститута позвонил Александр Васильевич домой и сказал Любе, что нам выделяют квартиру и надо приехать и посмотреть. Люба срочной телеграммой вызвала меня на переговоры по межгороду.  Она и сказала мне о том, что нам дают квартиру в Могилёве, надо ли ехать и смотреть её. Я дал добро. Через неделю  мы снова говорили с  Любой по телефону, она сказала, что эту квартиру  брать не надо,
она находится в очень загрязнённом районе Могилёва. Мне удалось быстро  связаться   с   Александром  Васильевичем  и сказать, что эту квартиру мы брать не будем, это, во-первых, а во-вторых, до сих пор нет приказа о моём назначении. Это было дней за десять до первого мая.  Обратился к начальнику курса, с просьбой отпустить меня домой, чтобы разобраться с тем, когда же будет приказ, Получив разрешение.  Приехав в Минск и, не заезжая домой пошёл прямо в штаб округа. В разговоре с Жариковым,  почувствовал, что-то неладное, возникло  какое-то подозрение, что  меня  «водят за нос», и попросил записать меня на приём к генерал полковнику Дебалюку А.В.    Жариков  посоветовал мне,  спокойно  заканчивать  учёбу, заверил, что вопрос будет решён в ближайшее время.  Пришлось ещё раз  поверить ему. И со спокойной душой поехать домой, где вместе с семьёй отпраздновали  Первомай, а уже третьего мая  был в Кубинке, продолжал учёбу.
 Сразу после 9-го мая, Люба снова вызвала меня на телефонные переговоры. Оказывается, ей позвонили и предложили квартиру в другом районе Могилёва, и спросила,  ехать ли смотреть её.  Она снова получила добро. Через три дня уже сам позвонил домой и спросил, как новая квартира. От этой квартиры Люба была в восторге, но спросила можно ли звонить в Могилёв и давать согласие на её получение. Мне пришлось снова связываться с Могилёвом  и объяснять ситуацию связанную с подписанием приказа, попросил Александра Васильевича зарезервировать за нами эту квартиру, до того времени, как  закончу академию.  Так и решили. Тут же перезвонил Жарикову и рассказал, что уже мне можно получать квартиру в Могилёве, а приказа до сих пор нет. Он сказал, что это не от него зависит, но постарается в ближайшее время решить этот вопрос. И снова время шло, были сданы экзамены за последний курс, и началась подготовка  к сдаче государственных выпускных экзаменов. В это время у Любы  умерла мама, и она ездила на похороны в Соликамск. На обратном пути Люба заехала ко мне.  Мне снова  разрешили съездить в Минск, и мы вместе с Любой поехали домой. Прямо с поезда  пошёл в политуправление, чтобы, в конце – концов разобраться с тем, будет приказ, или нет. Генерала Дебалюка  на месте не оказалось, его первый заместитель ситуацией по моему вопросу не владел, а  Жариков, опять начал «вешать» мне лапшу на уши, пустопорожними разговорами. Не знаю верить тем словам, которые уже спустя некоторое время были сказаны  мне одним из подчинённых Жарикова, что надо было «отблагодарить» его и тогда всё решилось бы хорошо и быстро.  Мне уже так надоела эта возня с так называемым  выдвижением, что пришлось вообще перестать заниматься этим делом. Тем не менее, через некоторое время он позвонил мне на службу и предложил должность начальника политического отдела зенитной ракетной бригады. Я наотрез оказался от этого предложения. К этому времени у меня уже чётко выработалась позиция- дослужить до  сорока пяти лет и уйти в запас. Тем не менее, мне почему-то очень хотелось послужить на должности военного преподавателя, то есть по специальности,  полученной в военно-политической академии. Поэтому, спустя некоторое время, взяв в отделе кадров дивизии своё личное дело,  снова отправился в город Могилёв, но уже  в  машиностроительный институт.
Встретившись с начальником военной кафедры полковником (фамилию тоже забыл), спросив нет ли на кафедре вакантных должностей преподавателей, и предложив свои услуги, если таковые имеются. После непродолжительной беседы, мы нашли общий язык в том, где бы могла пригодиться моя подготовка. Между делом  он был проинформирован  и о том, что меня недавно уже брали на военную кафедру педагогического института, и почему не состоялось назначение. Он поговорил по телефону с начальником военной кафедры пединститута, с которым был хорошо знаком, Этот разговор ещё более укрепил его мнение о том, чтобы взять меня на свою кафедру. Не откладывая дела в долгий  ящик,  мы отправились в кабинет к ректору института. Полковник доложил  о  принятым им решении, и просил утвердить его. После просмотра моих документов, в том числе и об образовании и последних аттестаций состоялась  беседа  с ректором, которая была не долгой, но очень содержательной. Он задал мне несколько вопросов,  ответы на которые весьма удовлетворили его. И он написал ходатайство перед командованием и Политическим Управлением округа о переводе меня в штат военной кафедры института, которым он руководит. Квартирный вопрос на этот раз не обсуждался.
Вдохновлённый надеждой на возможное изменение моего статуса,  прибыв домой, утром снова был в отделе кадров Политического управления у Жарикова А.М.
Передав ему все необходимые документы, и получив подтверждение, что он об  их в самое ближайшее время доложит Начальнику политического  Управления.  Но снова шло время, а  никакого ответа  по существу дела на мои звонки не было. Тогда мне пришлось  официально записаться на приём  к генерал-полковнику Дебалюку А.В. и позвонить  об этом, «незабвенному» Жарикову. Буквально через несколько дней Жариков сам позвонил мне и сказал что.  Член Военного Совета, не стал подписывать приказ, заявив, что таких офицеров  мы не можем отдавать «на гражданку», и приказал найти мне место в войсках. Видимо моя ошибка состояла в том, что по своей привычке верить людям на слово,  верил пустопорожней болтовне этого полковника.
Вскоре А.М.Жариков,  снова позвонил мне.  Он предложил должность преподавателя в Минское высшее военно - политическое училище (на выбор: преподавателя философии или политической экономии). После некоторого размышления выбор  пал на второе. И уже через несколько дней, я был вызван на собеседование к начальнику училища. Из Марьиной Горки на это собеседование нас ехало двое, начальник политического отдела  5-й бригады  специального назначения и я.
Собеседование я прошёл нормально. Начальник училища, его заместитель по учебной части  и начальник кафедры дали согласие,  документ со всеми подписями беседовавших со мной, передан мною в отдел кадров  Политуправления. Спустя несколько дней  мне было приказано с личным делом срочно явиться в
Политическое управление. К девяти  часам утра следующего дня  мне снова пришлось встретиться с Жариковым.  Тут выяснилось, что надо второй экземпляр моего личного дела, который находится в политическом отделе 5-гвардейской танковой армии в городе Бобруйске. Жариков А.  приказал мне  срочно ехать в Бобруйск, взять там этот самый экземпляр личного дела и к 17 часам доставить  к  нему этот, второй экземпляр моего личного дела. Так как вечером он вместе с другими делами,  нарочным будет отправлен в Политическое управление Сухопутных войск в город Москву.
Никакого транспорта, на котором  можно было срочно добраться до Бобруйска не было и мне пришлось уговаривать таксиста  и  мчаться в этот
славный город. Доехали  быстро.  Попросив таксиста подождать, побежал в штаб Армии. Это дело тоже не простое, пропуска не заказано, начальник отдела кадров политотдела армии полковник Кремень ничего и знать не знал, что мне надо отдать моё личное дело. Жариков А.М.и тут проявил свою непорядочность и не позвонил в политотдел 5-й гвардейской танковой армии. Долго ли коротко ли, но я оказался в политическом отделе Армии. Пока мне оформляли пропуск, он связался с А, Жариковым, и  вопросов, зачем мне оно мне нужно, уже не задавал. Но, оказалось, что в этом самом экземпляре уже в течении  нескольких лет не было сделано ни одной записи, их надо выло восстановить, а на это уйдёт много времени. Мне пришлось пойти и  рассчитаться с таксистом.  А по возвращении к Кременю  наблюдал и в меру сил помогал, в восполнении недостающих сведений,  но всё равно без звонка к Жарикову не обошлось, неспешно графу за графой сверяли и делали записи в этом  экземпляре. С большим трудом эта работа была закончена только к восемнадцати часам, т.е. к времени, к которому  должен был представлен  этот документ в Минск. Именно в это время документы на всех кандидатов на назначение па должности преподавателей нарочным отправлялись в Москву. Поэтому, забрав своё личное дело, отправился на вокзал, где пришлось ждать поезда в направлении на Минск, но такой был только поздним вечером, поэтому  добравшись  сначала до Осипович, а там, пересев на электричку, доехал до станции Пуховичи.  Домой  прибыл только около полуночи, потратив кучу денег, нервов, и ещё больше «полюбив» работников кадровых органов. Утором следующего дня  вновь прибыл в отдел кадров, отдал своё личное дело. Жариков показал мне телеграмму-представление отправленную накануне в политическое управление Сухопутных войск. Было ли отправлено в Москву моё личное дело мне так и не известно. Оставалось ждать.
Но и тут получилось как в кинофильме с замедленными кадрами. Начальник политотдела бригады уже был назначен  на должность  старшего преподавателя, а у меня снова появились какие-то проблемы.
Вопросы, которые я задавал полковнику А.М. Жарикову оставались без ответа, он ссылался на то, что теперь всё зависит от Политического управления Сухопутных войск, в ведении которого находится это политическое училище.
Вскоре мы  поехали  в отпуск на родину и в Москве решили зайти в Политуправление  Сухопутных войск. В бюро пропусков мне подсказали к кому обратиться и дали номер телефона.  Позвонил по указанному номеру и  представившись,  рассказал о проблеме, которая меня привела в эту организацию. Офицер, с которым я разговаривал, попросил побыть в бюро пропусков некоторое время, и подойдёт и обо всём расскажет. Минут через двадцать пришёл подполковник и сказал мне, что начальник Политического управления Сухопутных войск  генерал –полковник Попков, не утвердил мою кандидатуру из-за того, что мною  окончено Училище войск ПВО страны и большую часть служил именно в этом роде войск, поэтому мне отказано и  приказано  подобрать кандидатуру из Сухопутных войск. На этом была поставлена точка  в  очередной  одной попытке перейти на преподавательскую работу.
После возвращения из отпуска со спокойной душой приступил к выполнению своих обязанностей на прежней должности. Больше никому не звонил и не принимал каких- либо мер по поводу своего дальнейшего прохождения службы.
Наступил 1984 год. Все шло  по-прежнему, были проведены ещё одни учения, на которых наш полк снова показал хорошие результаты. Политработники  армейского и окружного звена проверяли и мою работу, Замечания по некоторым вопросам были, но в целом оценка была хорошей. По всей видимости,  при докладе проверяющих  генералу Дебалюку А.В. прозвучала и моя фамилия, и как мне потом рассказывали офицеры политуправления, он поинтересовался, не тот ли это офицер, которого Командующий  войсками округа год назад хотел назначить командиром полка. Ему ответили, что  да, это именно тот человек. Начальник Политуправления  задал вопрос А.М.Жариков: «Почему до сих пор не решён вопрос о его повышении  в должности».
Мне неизвестно,  что   ответил А.Жариков, Но спустя  некоторое время, он позвонил мне и предложил  должность начальника политического отдела зенитной ракетной бригады, на этот раз  в Алма-Ату Я снова наотрез отказался. Через некоторое время, он ещё раз позвонил мне и приказал приехать в политическое управление  на собеседование  на предмет назначения на должность старшего инструктора по пропаганде политического управления округа. Делать нечего, надо было ехать.
После короткой беседы с А.Жариковым,  он повёл меня к начальнику отдела пропаганды и агитации политического управления, представил меня и ушёл, Мы остались вдвоём. Первый вопрос, который задал мне полковник, фамилию которого я забыл, о чем идёт  речь в восьмом пункте постановления ЦК КПСС «О мерах по улучшению идеологической и политико-воспитательной работы». Я ответил, что не могу сказать, о чём  говорится именно в восьмом пункте постановления, но  о содержании  этого документа и выводах  для практической деятельности для армейских политработников могу  доложить. Это ему очень не понравилось. В добавок  что-то дёрнуло меня за язык, высказать свою мысль о том, что везде,  где мне довелось служить мы добивались образцового уставного порядка, но никогда и никого не спрашивали о чём говорит та или иная статья уставов ВС СССР.  В это время в кабинет  зашёл начальник политического отдела штаба округа полковник Капустин Э.Н.
Он знал меня ещё по комсомольской работе. Эрнест Николаевич спросил у полковника, по какому поводу идёт беседа, тот ответил, что на предмет  назначения   на должность старшего инструктора по пропаганде.  Капустин   сказал: «Отдай его мне, у меня как раз нет пропагандиста».  Так, что из кабинета  я   вышел не офицером политического управления, а старшим инструктором политического  отдела штаба округа.

Так закончилась длительная эпопея с моим «выдвижением» в Краснознамённом Белорусском военном округе.






 СЛУЖБА В ПОЛИТИЧЕСКОМ ОТДЕЛЕ ШТАБА               
КРАСНОЗНАМЁННОГО               
                БЕЛОРУССКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА


                С людьми по - человечески говорить        надо .                Их   надо убедить доказать им. ,                Б.ПОЛЕВОЙ               
               
                13 августа 1984 года я вышел на службу. Коллектив политического отдела мне  очень понравился, встретили меня, что называется с открытой душой. На мои плечи была возложена ответственность за техническую сторону, организации марксистско-ленинской подготовки офицеров штаба округа и частей непосредственного подчинения  штабу, а также учёба рабочих и служащих из числа гражданского персонала.  А также проведение всех мероприятий пропагандистского характера во всех управлениях, отделах и службах штаба округа, и частях, подчинённых начальнику штаба округа, за исключением штаба тыла округа и подчинённых ему частей. Там был свой  политический отдел. Исходя из требований вышеупомянутого постановления ЦК КПСС, необходимо было, прежде всего, проанализировать состояние всей идеологической и политико-воспитательной работы партийных организаций, руководителей всех структурных подразделений штаба и  подчинённых частей. После непродолжительного знакомства с работой самого политического отдела и изучения соответствующих документов, начал знакомство и изучение положения дел непосредственно на местах, в партийных организациях. Это было немного непривычно.
Работать с людьми, как правило,  имеющими высшее образование, богатейший практический опыт работы в войсках, да и жизненный опыт у всех был достаточно солидным, Моложе сорока лет от роду практически никого не было. Поэтому надо было быть предельно внимательным к каждой мелочи, глубоко вникать в каждую проблему. В частях непосредственного подчинения тоже были свои особенности, вызванные сложностью, стоящих перед ними  задачами. На второй или третий день моей службы в штабе округа во время обеденного перерыва, идя  из столовой,  в коридоре встретил Командующего войсками округа генерала армии Ивановского И.Ф., Приняв вправо и прижавшись  к стене коридора, отдал  честь Командующему. Он, подойдя вплотную ко мне, поздоровался со мной за руку и спросил,  что я делаю в штабе округа. Я доложил, что теперь служу в политическом отделе, и назвал свою должность. Он спросил, доволен ли я таким повышением, или может быть всё-таки Вас назначить командиром полка. Я был удивлён, что прошло больше года с тех  пор, как на разборе учений он отзывался обо мне.  До сих пор не забыл про это, и даже запомнил меня в лицо. И в дальнейшем часто приходилось  встречаться  с Командующим  и каждый раз, он здоровался со мной за руку.
Хоть мы и подчинялись начальнику штаба округа, а с генерал-лейтенантом Соколовым В.С. лично мне долго не приходилось общаться, Его  распоряжения мне передавал  или  начальник политотдела, или  адъютант начальника штаба.  Даже материалы  для республиканских газет,  которые  мне приходилось готовить для него, шли через них. И только в период подготовки к выборам в Верховный Совет БССР  зимой 1985 года, кандидатом в который, генерал-лейтенант был выдвинут по Лепельскому  избирательному округу, нам пришлось общаться довольно часто.
Это оказался очень интересный человек, прост в общении, готовый выслушать мнение собеседника, и если в чём-то тот не согласен с ним, тактично убедить его в его ошибке. Хорошие отношения сложились у меня и с Первым заместителем Командующего Войсками округа генерал-лейтенантом В.Д. Хайдоровым, который сменил на этой должности  генерала Осипова, назначенного на должность Командующего войсками Киевского военного округа. Встретив меня в коридоре,  генерал-лейтенант В.Д. Хайдаров,  хорошо  знавший меня ещё по службе в 5-й гвардейской танковой армии, пригласил меня к себе в кабинет и долго расспрашивал   о моей службе, жизни. Просил почаще заходить к нему. 
Когда и его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета БССР, по Серебрянскому избирательному округу, он сам предложил, чтобы помощь в подготовке ему оказывал именно я. Так что мне пришлось готовить к выборам сразу  двух высокопоставленных генералов. И оба они были избраны.Хотелось бы очень много хорошего сказать о людях, с кем мне пришлось общаться за то непродолжительное время, которое мне пришлось прослужить в штабе округа. К сожалению, фамилии многих уже забыты, Это и начальник оперативного отдела штаба, начальник службы радиоэлектронной борьбы  полковник, впоследствии генерал-майор Бабкин, начальник химической службы, начальник организационно-мобилизационного отдела, секретари партийных организаций: управления вооружения, автотракторной службы. шестого отдела, управления связи и многих  других. Особо хочется сказать о секретаре партийной организации управления вооружения, который был ещё и секретарём комиссии по распределению квартир. Во время моей работы в партийной организации управления вооружения мы разговорились с ним  на житейские темы. Он поинтересовался  есть ли у меня квартира, а когда узнал, что нет, то подробно расспросил меня о составе семьи  и где я служил до перехода в штаб. На этом на разговор на эту тему был закончен. А по вопросам партийной работы у него всё было организовано как надо В разговоре с его коллегами по службе я выяснил. что и марксистско-ленинская подготовка  у них идёт без каких-либо отклонений от графика. Где-то через месяц после нашего разговора о квартире он позвонил мне. и предложил сходить посмотреть квартиру в новом строящемся доме в  микрорайоне Зелёный Луг. Более того,  дал  право выбора из 2,5,8,и 10 этажей. По причине того, что Люба лежала как раз в больнице по поводу удаления варикозного расширения вен, и я представил. что ей с больными ногами придётся подниматься по лестнице на более высокие, чем второй этажи, то принял решение взять именно второй этаж. Так и  решили.  Но оказывается, за несколько дней до заселения,  по непонятным причинам, в нарушение установленных норм, сменили порядок нумерации квартир, и получилось, что вместо южной стороны, выбранная мною квартира,   оказалась на северной стороне дома. Мало того, наша квартира оказалась над входом в дом, имеют место и другие недостатки, появившиеся в связи с этой заменой. Но есть и преимущества. Летом в жаркую погоду на южной стороне в квартирах невозможно находиться ни днём,  ни ночью, а мы себя чувствуем комфортно. Так или иначе, но уже 13 октября 1984 года мы с дочерью Светланой переехали в эту квартиру и две недели жили в этом новом доме вдвоём. Только  в конце октября стали заселяться и остальные жильцы дома. Любу прямо из больницы мы привезли в новую квартиру. Рядом с домом расположена аптека, так, что Люба устроилась туда на работу, рядом с домом была и школа. Дочь продолжила учёбу в девятом классе. Так, что с помощью этого хорошего человека у нас  успешно решился и квартирный вопрос. Спасибо, ему большое. Очень сожалею, что забыл фамилии его, да и других офицеров из штаба округа, а блокнот с записями был утрачен.
Служба в политическом отделе, скажу честно, доставляла мне удовольствие. Общение с такими интересными людьми подпитывало меня, хотелось, чтобы и я мог, как больше доставлять им удовольствия от занятий в системе марксистско-ленинской подготовки, Мне удалось установить хорошие связи с Академией наук. Я по нескольку раз в месяц  приглашал для чтения лекций докторов и кандидатов наук по разным темам.
Мне  очень интересно было беседовать с теми, кого я приглашал для чтения лекций. Я просил их,  на какие  моменты обратить особое внимание, приводил примеры, которые  могли быть использованы в ходе лекции. А если учесть, что приглашал, как правило, докторов  наук, то и сам, во время этих бесед,  получал очень ценную информацию, которую потом использовал в своих выступлениях. 
Если  на первых порах надо было приложить определённые  усилия, чтобы обеспечить явку на лекции в большом зале штаба округа, то через некоторое время стало в этом зале не хватать мест. Особенно когда выступал, хорошо известный многим, Владимир Яковлевич  Бегун,  на лекции которого в городе попасть было практически невозможно. Периодически приходилось выезжать и в части  непосредственно подчинённые начальнику штаба округа. В каждой части были свои особенности. Но в целом командиры и политработники и сами хорошо понимали то, какая ответственность лежит на них,  и воспитывали личный состав в духе требований, предъявляемых  к частям, относящимся к органам управления такого высокого уровня. Конечно, были и определённые недостатки, которые не оказывали существенного влияния на решение стоящих задач. Но  было много и такого, чего не было в танковых или мотострелковых частях. Рельефно проявлялись высокая  личная ответственность за выполнение своих обязанностей, готовность оказать всяческую помощь товарищу, если у того возникли какие-то затруднения, и  какая-то особенная озабоченность за выполнение поставленных задач.
Присутствуя на партийных и комсомольских собраниях в этих частях, я неоднократно отмечал для  себя зрелость суждений,  как молодых ребят, так и  офицеров и прапорщиков, уже имеющих опыт службы в частях, на которых лежит особая ответственность. Это особенно характерно  для частей связи и радиоэлектронной  борьбы. В ходе проводимых учений, где участвовали, окружные органы управления, мне впервые пришлось столкнуться, с непривычными для меня, бытовыми условиями, которые были созданы для генералов и офицеров управления округа.
Привыкший к тому, что войсковые офицеры практически лишены каких-либо условий для отдыха, чётко организованного питания, своевременной доставки периодической  печати и многого другого, здесь я был одним из тех, кто практически осуществлял  эти благоприятные условия для работы. Этот  опыт мне пригодился  Как уже было сказано выше, мне выпала честь готовить двух генералов к выборам в Верховный Совет БССР, которые должны были состояться  в марте 1985 года. Моя задача состояла  в том, чтобы подготовить  краткие  биографические данные на каждого из кандидатов, Для этого в управлении кадров мне пришлось подробно изучить  оба  личные дела,  выбрать из них наиболее  интересные  факты из их послужного списка, из массы характеристик и представлений, которые обязательно готовятся при выдвижении на новые должности, при представлению  к очередному воинскому званию. Надо было выбрать  именно то, что было бы интересно  избирателям. С личным делом  генерал–лейтенанта В.Д. Хайдорова мне работать было значительно легче. Я его неплохо знал не только как генерала, но и как человека. Ещё когда он был командующим 5-й гвардейской танковой Армии, в которой  служил и я и, как уже было сказано выше,  приходилось общаться с ним и как замполиту полка и как исполняющему обязанности  начальника политического отдела дивизии. Кроме того, в 1984 году мы с ним одновременно отдыхали в военном санатории в Крыму. Он приехал позже и в  один из дней  на пляже увидел нас с  Любой. Подошёл   к нам и пригласил меня поехать с ним на лодке на рыбалку. Таких  поездок было три, вот именно во время этих поездок  мы очень близко познакомились,  и я узнал его, как человека. Поэтому и писать о нём биографическую справку и общаться с его доверенным лицом, доктором наук одного из научно - исследовательских институтов военной направленности, было значительно проще, чем   с теми, кто работал  по линии генерал-лейтенанта  Соколова.
 Я его в какой-то степени  поближе  узнал только в процессе  подготовки к выборам. 
Получилось так,  что встречи  с избирателями у обоих генералов проводились в один день. Поэтому  я должен был готовить их обе, но присутствовать на встрече в Лепеле,  где баллотировался  генерал-лейтенант Соколов В.С. . Все вопросы  проведения  встречи мною были обговорены  дня за два во время моей  поездки в Лепель, где я встречался с председателем райисполкома и с Первым секретарём  райкома партии.  Мы договорились, что они  встретят  кандидата в депутаты на дороге Минск-Витебск на повороте к Березинскому атмосферному заповеднику. Было назначено  и  время встречи. Вернувшись в штаб  округа, я  подробно доложил Валерию Сергеевичу  обо всём,   Он принял решение, что я выеду туда раньше,  Там и буду ждать его вместе  с руководителями района.
 В  назначенный день погодные  условия изменились. Случился сильнейший гололёд. Видя это, я выехал намного раньше на «Волге» в сторону Лепеля и там, на повороте  встретил  районное начальство, которое тоже приехало намного раньше определённого времени. Стали ждать Соколова В.С. 
Назначенное время прошло, а его всё не было.  Уже не помню, сколько прошло времени  до того, как появился  В,С. Соколов.
 Оказывается, в  одном месте  его машину  на скользкой дороге  развернуло и сбросило в кювет. Хорошо, что она не перевернулись. Руководители района  предложили нам заехать в заповедник, где познакомят нас с этим достоянием не только района, но и всей республики. Валерий Сергеевич, увлекающийся  охотой,  с удовольствием принял это предложение, и мы поехали  в так  называемый  штаб, белорусского сокровища. Нам предложили позавтракать. Валерий Сергеевич дал согласие, и нас привели в большое помещение,  в средине которого стоял огромный  круглый стол со стульями с высоченными спинками. В середине стола, в специально сделанном отверстии росла огромная пальма. Всё это выглядело очень солидно и красиво.  Два официанта обслуживали нас, что называется по  высшему уровню. Было подано несколько очень вкусно приготовленных  блюд. Было предложено и спиртное. Но выпили только по две небольших стопочки.  Я отказался. После  непродолжительного завтрака, во время которого  хозяева рассказали нам о заповеднике  и о том, какую  задачу он выполняет, и какие работы проводятся в нём  по сохранению первозданной  флоры и фауны, не только в самом заповеднике, но и во всей  республике. Получив интересную информацию и вкусно позавтракав, мы все отправились в Лепель. Там нас тоже ожидало много интересного. Мы  посетили  несколько  предприятий, побывали на стройке жилого дома. Больше всего запомнилось мне посещение молокозавода. Прошлись по цехам, посмотрели весь процесс от того момента, как молоко принимают от  колхозов и совхозов и  что  с ним происходит дальше. Работающие на заводе знали что за люди к ним приехали и во время встреч  высказывали свои  пожелания, что бы они хотели  увидеть от результата деятельности  будущего депутата. Это, прежде всего  усовершенствование  и строительство  дорог, обеспечение  местами в детские сады и  ясли, возможность повышения заработной платы и многое другое. Особенно впечатлило то, что можно изготовить из молока в принципе и что конкретно изготавливается на этом заводе. Никогда не знал и даже подумать не мог, что из молока изготавливают даже спирт, а из последнего даже делают водку, которую нам предложили попробовать. Что мы с удовольствием и сделали, «приняв» на грудь по маленькой рюмочке. Честно скажу, что напиток мне очень понравился, да и Валерий Сергеевич тоже высказал удовлетворение. На память о нашем пребывании генералу вручили пакет сухого молока, весом килограмма в полтора. После этого мы отправились в районный Дом культуры, где уже собирались будущие избиратели. Как и положено руководители района, представители общественных организаций, предприятий и учебных  заведений расположились в президиуме. Я же занял место за кулисами в готовности вести свой протокол этой встречи.
Текст выступления генерал-лейтенанту  готовил я, плюс к тому успел на отдельных листочках подготовить заметки  о  наших  впечатлениях  от посещения предприятий и организаций города и от встреч с людьми. Выступил  он очень эмоционально и убедительно, чувствовалось, что он хорошо проработал материал подготовленный мною и даже внёс в него свои изменения  пока выступали руководители района и  представители от будущих избирателей. Я записывал все просьбы, пожелания и наказы, высказанные выступающими товарищами. Их было много,  но главной была,  по сути дела мольба  об оказании помощи в строительстве  крайне необходимом для города перекидного моста через железнодорожные пути в районе железнодорожного вокзала. Эти  пути по сути дела делят город на две части. Путей очень много и людям приходится  ежедневно ходить на работу и с работы, а детям в школы  практически с риском для жизни. Если мне не изменяет память,  всего там проложено около двенадцати путей, и практически всегда на этих путях стоят по несколько составов. Он пообещал, что приложит максимум усилий, чтобы добиться положительного решения этого вопроса. Забыть о нём он не мог, так как все наказы и просьбы,  высказанные в ходе этой встречи, я обобщил, напечатал на отдельном листе и Валерий Сергеевич  при мне положил их под стекло на рабочем столе.
 Второй экземпляр я оставил себе, чтобы периодически  напоминать ему о данных обещаниях.
 Оба генерала, заместители командующего войсками  КБВО, были избраны депутатами Верховного Совета БССР.  Я вскоре  был переведён по службе в другое место.  Как выполнялись данные ими  обещания, не знаю. Много лет спустя, оказавшись в Лепельском  военном санатории, специально сходил на вокзал и посмотрел. Прошу с трёх раз угадать: построен или нет так нужный для города мост. Правильно, не построен. С тех  пор прошло уже почти тридцать лет, а моста как не было, так и нет. Не является ли  такое отношение избранников народа к требованиям и просьбам простого труженика, одной из причин того, что рухнула власть, которая клялась в том, что только она способна удовлетворить все  чаяния народа. А вслед  за рухнувшей властью рассыпалась и, казалась тогда несокрушимою, страна.
Я пишу эти строки как раз в дни, когда на территории Украины, идет  практически  реставрация фашизма, тысячами гибнут ни в чём не виновные люди, от малолетних детей до столетних старушек. Я уж не говорю о тех, кто взял в руки оружие, чтобы защитить себя и своих близких  от доморощенных фашистов начала ХХ! века. А зверства, которые они чинят на территории Донецкой и Луганской областей, ни в чём не уступают перед  зверствами чинимыми фашистами в годы Великой Отечественной войны. Да и учиняют эти зверства потомки  тех, кто сжигал Хатынь, а этих  сорока двух человек сожгли заживо в Одесском Доме профсоюзов, не считая, скольких они успели застрелить из тех,  кто пытался выбраться из окон этого дома.
 Безусловно, среди новоявленных карателей  немало и тех, кто был оболванен антироссийской пропагандой за более чем двадцатилетнюю историю так называемой «новой  Украины», Среди насильников и убийц ни в чём не повинных людей на Юго-востоке Украины  много и «молодой поросли», привыкшей, сидя у компьютера «убивать»  десятками  «электронных» людей.
 Я не один раз говорил своим внукам, что вот у только что «убитых» тобою людей папы и мамы, бабушки и дедушки, братья и сёстры, и они бы горькими слезами рыдали, оплакивая тех, кого ты  так «безжалостно» убиваешь десятками  за день. Однажды, в самом начале этой компьютерной вакханалии после одного из эпизодов очередного жестокого «убийства», я ударил своего старшего внука рукой по лицу. Он вскочил со слезами на  глазах и спросил меня, за что я его ударил. Я, спокойно обнимая его, ответил, что вот тем людям, которых он только что безжалостно «уничтожал и калечил»,тоже было больно. Но, как показало время, должного вывода из происшедшего он так и не сделал. Поэтому удивляться тому, что современная молодёжь в основной массе своей, способна проявить жестокость по отношению к тем, кто рядом.
После прошедших выборов 1985 года, мне недолго довелось служить в политическом отделе штаба КБВО, В середине апреля  я убыл в отпуск, и находясь в военном санатории  города Моршин в Западной Украине. Во время звонка начальнику политического отдела  штаба округа полковнику Капустину Эрнесту Николаевичу с поздравлением с майскими праздниками, он спросил  меня. Согласен ли я поехать служить в Германию, Я естественно, поинтересовался, на какую должность. Он ответил мне, что на должность старшего инструктора Политического управления Западной Группы войск - по прямой замене. Я дал предварительное согласие и спросил о том, надо ли мне прерывать свой отпуск и ехать  в Минск. В ответ было сказано, чтобы я спокойно отдыхал до окончания срока  путёвки. Так мною и было сделано. Отпуск был мною отбыт до конца. После выхода из отпуска продолжалась обычная служба, прерываемая  некоторыми действиями, связанными с подготовкой документов для убытия  по замене. Это было время активной пропаганды, так называемой теперь, идеи перестройки и очередной попытки обуздать пьянство. Так что работы было очень много и её надо было делать, не смотря ни на что. Хочется подвести итог этому, пожалуй, самому непродолжительному, периоду моей службы. Он останется в моей памяти как самая интересная страница в книге о моей жизни. Столько встреч с интересными, высокообразованными людьми из Академии наук БССР, промышленных предприятий, ВУЗов города Минска, Но самое главное – это генералы и офицеры Штаба и Управления Белорусского Военного округа. Более  восьмисот человек не жалея себя трудились  во имя того, чтобы обеспечить всем  жителям Республики  и  всего Советского Союза мирную и спокойную жизнь Это было нелегко, но все они справились со своей задачей.
          
                СЛАВА ИМ! ОНИ С ЧЕСТЬЮ ВЫПОЛНИЛИ СВОЙ  ДОЛГ.





































                СЛУЖБА В ГРУППЕ СОВЕТСКИХ ВОЙСК В ГЕРМАНИИ






29 июня 1985 года я убыл к новому месту службы и менее чем через сутки впервые оказался за рубежом нашей страны. Начался новый и последний этап моей военной службы.
Проезжая по Польше, а потом и ГДР, широко открытыми глазами смотрел на города и села, через которые пролегал маршрут. В Польше,  наконец-то  увидел землю, поделённую на небольшие наделы, маленькие, как игрушечные легковые автомобили. На Родине и в ГДР сразу бросались в глаза огромные предприятия со своими высоченными  дымящими трубами, отлично обработанные поля сельских кооперативов. знаменитые легковые «Вартбурги» и  «Трабанты» разных годов выпуска. грузовые  «Ифы»
После того, как я побыл у дежурного по Политическому управлению, ко мне подошли два человека в штатском, представились полковниками из этого управления и предложили мне показать расположение гарнизона, проводить меня в гостиницу. Они взяли дежурную машину,  и мы на ней съездили на вокзал и забрали из камеры хранения мои вещи. А потом   пошли знакомиться с гарнизоном.
 Как бы случайно несколько раз проходили около кафе. Я отлично понимал, что они хотят от меня, и я бы мог удовлетворить их желание выпить и закусить на халяву. В  моих вещах были и водка и закуска, но опасность того, что это может быть провокация, и я могу на следующий день уже ехать в поезде Вюнсдорф - Москва в сторону своего прекрасного Минска. Это было самое «горячее» время борьбы с пьянством  и  алкоголизмом. Поэтому, мой внутренний голос говорил мне, «не вздумай угостить их», и я прислушался к нему, хотя отлично видел мину на их лицах, когда они решили пойти по домам. Представляю, что они говорили про меня!
Утром, оказавшись в отделе кадров, я был ошарашен  словами заместителя начальника отдела о том, что я не туда приехал. По его словам,  должен был выйти во Франкфурте -на-Одере и явиться на распределительный пункт, а там меня бы распределили, туда, куда надо. Я сказал, что я не сам выписывал предписание, а отдел кадров политического управления КБВО.   Я ехал по прямой замене вместо конкретного человека, который служил в ПУ ГСВГ. Тогда тот же зам. сказал мне, что начальник отдела пропаганды и агитации полковник Шевченко Г.С., убывая в отпуск, приказал  не оставлять меня в его отделе, а распределить   на какую-нибудь другую должность. Я ещё раз обратил его внимание на предписание, которое лежало перед ним на столе, и сказал, что ни на какую другую должность я не пойду. Я попросил  организовать мне встречу с начальником Политического управления, чтобы он сам решил этот вопрос. Но мне было в довольно неприглядной форме отказано и в этом. Я заявил, что никуда отсюда не уеду. 
Целых шесть дней я ходил на службу в отдел кадров, помогал там, чем мог, выполняя распоряжения зам. начальника отдела кадров. Во второй половине шестого дня, меня снова вызвал начальник отдела кадров и сказал, что они связались с Г.С. Шевченко,  и начальник ПУ ГСВГ  принял решение  направить меня в политический отдел 1-й  гвардейской танковой армии в город Дрезден на должность лектора. Решив, что против лома, нет приёма, я согласился. В тот же день мне вручили новое предписание, проездные документы, и организовали  доставку моих пожитков на вокзал. Я убыл в Дрезден,  с надеждой, что там мня встретят.
Прибыл  в Дрезден уже после полуночи. Но ни «почётного караула» с оркестром, ни хотя бы  какого – никакого  ефрейтора,  не оказалось. Пришлось разыскивать военного коменданта  или  патрулей, которые подсказали бы, как мне добраться  до штаба Армии. Но поиски  не  дали  результатов. Пришлось сдать вещи в камеру хранения   и самому добираться  до  нужного места.  Вспомнив, что я много лет изучал немецкий язык, и всегда в этом плане был на неплохом счету, решил обратиться к военному патрулю ННА ГДР. Надо было видеть глаза немецкого офицера, когда я на немецком (как мне казалось) языке  задал ему вопрос насчёт того, как добраться до любой Советской  воинской  части. Он ничего не понял, кроме того, что мне  нужна «советише  милитер тайль». Он что-то сказал одному из немецких солдат,  и тот повёл меня  к остановке трамвая. Подошёл  трамвай  и солдат   показал на пальцах, сколько остановок мне надо проехать.  Выйдя  из трамвая на нужной остановке, я увидел, наш родной, забор, которыми ограждены в СССР  все  советские  воинские  части. Увидел КПП и въездные ворота и стремительно направился к ним.
Служба связалась с дежурным по части, и один из наших воинов проводил меня к нему. После краткого  объяснеиия   причины  моего появления, тот связался с дежурным по политическому отделу  1-й гв. Т.А.  Доложив тому,  кто я, спросил  как добраться до этого уважаемого учреждения. Дежурным по политическому отделу был, как выяснилось позже, подполковник Рябухин И.С. Он, переговорил с  дежурным по полку связи и попросил  того организовать доставку меня по месту назначения. Через несколько минут на полковом УАЗике,  старшим на котором, был прапорщик, дежурный по КПП. Мы  сначала заехали на вокзал за моими вещами, а потом прямо в гостиницу, на мой взгляд (очень громко названо), а точнее ночлежку для приезжих. Где в шестиместном «номере» я и провёл остаток ночи.
Утром, приведя себя в порядок, и облачившись в парадную форму, отправился  в штаб армии. Это было недалеко. На КПП, как и положено, мне выписали пропуск и рассказали, как пройти к дежурному по политическому отделу.
Через некоторое время оказался в кабинете начальника политического отдела  генерал- майора Михаила Владимировича Степанюка. Как и положено, по уставу, я представился, Генерал-майор,  даже не поздоровавшись, сразу спросил, зачем я сюда приехал. Мне ничего не оставалось, как напомнить о предписании, которое ему передал начальник отдела кадров подполковник Петровский В.  Генерал сказал, что  Владимира Стюфляева (лектора политотдела), он никуда  не отдаст, а меня назначит замполитом батальона в мотострелковый полк. Пришлось доложить этому «умному» генералу о своём послужном списке. Исходя из которого было ясно, что соответствующую предполагаемой мне  должность, давно пройдена и что в личном деле есть аттестация, в которой записано, что я достоин выдвижения на должность начальника политического отдела бригады.  И что я уже, более  двух лет, как  мог занимать эту должность. Так за какие же такие прегрешения меня, менее чем за неделю, собираются «осчастливить» должностью замполита батальона. В ответ генерал заявил, что он сделает всё, чтобы я не служил в отделе, которым он руководит. После этих слов приказал мне покинуть кабинет. Начальник отдела кадров остался в кабинете.
С  этого момента началась, по сути дела травля, меня.  В начале   я приходил на службу и находился в кабинете лекторов. Сидел, читал газеты, спрашивал, в чём нужна моя помощь.  Но нужно было решить вопрос с переселением из ночлежки в нормальные условия. С большим трудом удалось перебраться в нормальную гостиницу, в трёх местный номер. Часто заходил в кабинет к начальнику отделения пропаганды и агитации полковнику Кириллову Борису Васильевичу, пытался через него что-либо узнать о своей дальнейшей судьбе, тот связывался с политуправлением Группы, но тоже ничего конкретного сказать не мог. У меня уже закончились те сто марок, которые  получил  в замен тридцати советских рублей при пересечении границы во Франкфурте-на- Одере. Неоднократно говорил об этом  начальнику отдела кадров, но и он молчал «как рыба об лёд». Хорошо, что меня подкармливал сосед по комнате, начальник службы войск армии, подполковник, второй сосед уехал в город Ризу замполитом мотострелкового полка. Кроме того, машинистка политотдела Дородная Надежда Ивановна, являясь секретарём профорганизации рабочих и служащих и одновременно кассиром, выделила немного денег из этой кассы, с условием возврата с первой получки. Потом пришлось занять у Владимира Стюфляева, вместо которого меня и прислали. Короче говоря, с голоду мне  умереть народ не дал. Но ни один из начальников даже ни разу не вспомнил, что мне надо на что-то жить. А тут ещё в гостиницу зашёл начальник штаба Армии, генерал-майор стал спрашивать у солдата, который исполнял роль смотрителя гостиницы, кто проживает в гостинице. Тот перечислил всех, а когда дошла очередь до меня, то он сказал, что такого офицера в политическом отделе Армии он не знает, и приказал мне выселиться и идти на все четыре стороны. Я ответил ему, что сейчас надену парадную форму, найду большую картонную коробку и пойду на «площадь единства»  и буду ночевать у подножия памятника советским воинам, освобождавшим Дрезден, А учитывая то, что Дрезден всегда буквально напичкан иностранными корреспондентами буду давать интервью, любому из желающих корреспондентов. И конечно же расскажу, какая кадровая политика в наших войсках и забота об старших офицерах (а что уж говорить  о солдатах и сержантах срочной службы, прапорщиках и младших офицерах). Если бы можно меня убить, начальник штаба армии,  обязательно и с удовольствием это сделал. Но вот беда, я был готов до конца защищать себя. Посверкав на меня злющими глазами, он ушёл и ничего не сказал. Я же остался в гостинице. А солдат, почувствовав такое отношение ко мне, на следующий день покопался в моих вещах и снял с парадного кителя  награду ЦК ВЛКСМ «Золотой колос», которым я был награждён за выполнение правительственного задания по уборке урожая в 1982 году, когда была провозглашена «Продовольственная программа». На моё требование вернуть знак, солдат ничего не ответил и ушёл. На следующий день меня вызвал генерал Степанюк М.В. и начал буквально орать на меня, что я пособник наших недругов с Запада, и что он добьётся, чтобы меня вернули  в СССР. На это я ответил коротко. С каких это пор генералы стали пугать офицеров Родиной. Он взвился, словно ему в зад кто-то острую пику воткнул, начал кричать, как базарная баба. Я просто вышел из кабинета и позвонил в политуправление в отдел кадров и коротко рассказал, как выполняются распоряжения начальника Политического  управления. Кроме того, в тот же день позвонил исполняющему обязанности начальника отдела пропаганды и агитации политического управления полковнику Фёдорову Г.А. и спросил,  как решается мой вопрос. Он ответил, что проект приказа о переводе В. Стюфляева готов, но его некому подписать. А в отделе кадров политуправления тоже ничего сказать не могли, всё было покрыто какой-то тайной. Вот так, практически ежедневно общаясь то с кадровиками  нашего политотдела, то с кадровиками ПУ ГСВГ, то с отделом пропаганды,  пытался добиться назначения. Мне уже начали предлагать более « высокие»  должности, чем в начале, то замполитом полка, то пропагандистом  дивизии, ссылаясь на то, что я прибыл  по сути дела из политического отдела дивизионного масштаба. На что я отвечал вопросом, где они видели, чтобы должность начальника политотдела дивизии была генеральской. Ответом было молчание и злоба в глазах. Но снова начинал сказываться голод в полном смысле этого слова. В долг денег мне уже никто не давал.
В конце августа вышел из отпуска главный виновник моих страданий Шевченко Г.С. и 31 августа я позвонил ему с вопросом, когда же закончится вся эта чехарда. Он начал кричать на меня, чтобы я не вздумал жаловаться, так как будет мне ещё хуже. Я ответил, что   уже второй месяц как я не получил ни копейки денег, уже неделю питаюсь только чёрным хлебом и кипятком. Куда уж хуже. И добавил, что я написал и отправил письмо в Главную военную прокуратуру СССР, в  Москву, пока надёжному человеку, и он ждёт только моего сигнала, чтобы передать это письмо по назначению. Это видимо в какой-то мере  слегка  встревожило  Шевченко, и он позвонил М.Степанюку, чтобы тот  прислал меня к нему в Вюнсдорф.
Шестого августа я прибыл в Политическое управление Группы. С проходной позвонил Шевченко, что прибыл. Он приказал мне явиться в кабинет начальника Дома офицеров.  Войдя в кабинет, а представился так, как положено по уставу. Шевченко сразу  начал на меня кричать, что я такой сякой. Выслушав его тираду, я потребовал, чтобы вышел из кабинета начальник дома офицеров, так как я буду разговаривать с ним только один на один. Шевченко сначала не согласился, но я ещё раз повторил своё требование,  или я тут же уеду обратно, предварительно дав команду доставить мое письмо к Главному военному прокурору. Он попросил подполковника выйти из кабинета, предложил мне сесть напротив себя и с ходу начал орать как рязанская баба. Я, молча поднялся, и пошёл к выходу. Шевченко потребовал вернуться, продолжая материться, я был уже у самой двери, когда он спокойным голосом попросил меня вернуться и сесть. Сев на стул, я предупредил его, что если он ещё раз повысит на меня голос, я тут же выйду из кабинета насовсем. А дальше пусть разбирается прокуратура. Я отлично понимал, что он не привык, чтобы с ним так разговаривали, но  и я не привык,  не заслужил,  и никому никогда не позволял,  чтобы так со мною обращались.  Не буду пересказывать содержание нашей «беседы».
Я высказал всё, что наболело у меня на душе за эти полтора месяца. Как только он начинал повышать голос, я вставал со стула с намерением покинуть кабинет, он тут же успокаивался и мы продолжали наш «диалог». В конце этой встречи он заверил меня, что надо подождать ещё дней десять и всё встанет на свои места. Я попросил, чтобы он дал команду, чтобы мне выдали хоть какой-то аванс, так как мне совершенно не на что жить. Он пообещал. 
Расстроенный и голодный я пошёл на вокзал.   Случилось так, что сел не на тот поезд и вместо Дрездена оказался в Магдебурге. Из  Магдебурга  с трудом, но всё-таки добрался до Дрездена.
Восьмого августа меня вызвал  генерал, М,В. Степанюк  и потребовал обстоятельного доклада о поездке к Шевченко. Я доложил.  И только тут Член Военного Совета Армии спросил меня, есть ли у меня средства для питания. Я доложил, что весь в долгах, как в шелках, И задал ему встречный вопрос о том, сколько дней можно прожить на сто марок.  Он посмотрел на меня и ничего не сказал. Но дал команду, чтобы мне выдали аванс в пятьсот марок. Этого даже не хватило раздать долги.
Шевченко в очередной раз обманул меня. Прошли уже те самые десять дней, за которые он божился, что решит вопрос  с моим назначением. Я снова позвонил ему и упрекнул   в том, что он не хозяин своего слова.  Двадцатого августа заместитель начальника отдела кадров политотдела армии майор Дмитрук В.И., сказал мне, что  в ближайшие дни  вопрос с моим назначением будет решён. Но я уже никому не верил.
Хочу отметить ещё один очень важный, как мне кажется момент. Всё это время я был как прокажённый, со мной практически никто не разговаривал, Если кто-то и пытался что-то сказать, то делал это так, чтобы никто не видел. Хотя всё это время я вместе со всеми ездил по частям на всевозможные проверки, писал отчёты об итогах работы в частях и подразделениях. Всё это сказалось на моём здоровье. В добавок ко всему, во время одной из поездок меня так продуло в автобусе, что я буквально не мог говорить, еле стоял на ногах. Но я не мог позволить себе не придти вовремя на службу, так, как это было бы моментально использовано, чтобы спровадить меня в какую-нибудь  глухомань. Поэтому голодовка, нервное истощение, и неопределённость не только с моим назначением, но и с тем, что приближалось начало учебного года, нашей дочери. Свете, надо было идти в десятый, выпускной класс. Кроме того, я стал бояться за Любу, она тоже очень переживала, и я боялся, чтобы  с ней не повторилось то, что было в  Калинковичах и Бресте.
И вот двадцать первого августа 1985 года мне сообщили, что я назначен на должность старшего инструктора политического отдела армии по пропаганде и агитации. Причём должностной оклад был определён, по самой низкой шкале. Конкретно, кроме общих пропагандистских проблем, я должен был отвечать за марксистско-ленинскую подготовку офицеров, учёбу рабочих и служащих СА, и членов семей офицеров и прапорщиков. Всё вместе это составляло более десяти тысяч человек.
 У меня уже не было сил бороться за должность лектора, это могло ещё тянуться  сколько времени, не известно Да пора было уже и вживаться в коллектив. На должность лектора был назначен подполковник Рябухин И.С.
После назначения на должность я получил право на получение квартиры, выслать семье вызов на право переезда к месту моей службы  и  даже подать заявление в школу  для приёма Светы в десятый класс. Через несколько дней мне выделили квартиру на каком-то чердаке в старом-старом немецком доме. Был рад и этому, т.к. жизнь в гостинице мне  уже достаточно надоела. Настало приятное время ожидания приезда семьи. По натуре - я домосед, поэтому семья для меня дороже всего. Сейчас, когда пишу эти строки, думаю, а можно ли было избежать всего этого. Думаю, да можно и надо было. Не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, но стоило позвонить тому же генерал лейтенанту В.Хайдорову  и рассказать обо всём, не думаю, чтобы он не позвонил тому же командующему 1-й га танковой Армии, или же Члену Военного Совета –начальнику политического отдела М.В. Степанюку  и спросил, что там за кутерьма устроена в отношении меня. На мой взгляд, всё бы быстро встало на свои места. Мне представляется и генерал – лейтенант Соколов В.С , начальник штаба КБВО, тоже не отказал бы в помощи, кроме того, мои друзья по совместной учёбе в ВПА им. В.И.Ленина В своё время, близкие к самому Л.И Брежневу и его окружению в первую очередь, могли замолвить слово. По сути дела, я же ничего сверх естественного  не просил, просто надо было поставить на место зарвавшихся кадровиков, которые в своих личных интересах делали, что хотели, По сути  дела торговали должностями. Таких примеров не счесть числа. Более того, генерал  армии, Главком Сухопутных войск, генерал армии Ивановский Е.Ф. приезжал к нам, в нашу 1-ю гвардейскую  танковую армию и у меня была возможность подойти к нему и попросить замолвить  за меня словечко. Он тоже знал меня, Я уже писал об этом выше. Но я считал, что это как-то неудобно  это делать и должен был сам за себя постоять. Но цена этого моего стеснения,  на мой взгляд, очень высока. Не из-за этого ли возникли проблемы со здоровьем, а в последующем и инфарктом в сорока шестилетнем возрасте у меня, и серьёзнейшими проблемами с нервной системой у Любаши. Но назад ничего не вернёшь. Что есть, то есть.
Получив стол и стул в одном из кабинетов, приступил к работе. Не скажу, что на ходу рвал подмётки, просто спокойно и, на мой взгляд, ответственно начал работать. Быстро разобрался в ситуации, хорошо знакомой мне по службе на прежних должностях. Здесь немного было сложнее в том плане, что это, направление главное для меня, как бы отходило на второй план. Мы мотались по  частям, как угорелые. То разбирались с грубыми нарушениями воинской дисциплины, а иногда и с преступлениями.
С приходом нового начальника политического отдела генерал-майора Тимина Л.В. появилась какая-то осмысленность в этих поездках. Но оставалось одно. Если где-то, что-то происходило, офицер  политического отдела, должен быть первым,  в части, где это произошло, быстро разобраться в ситуации и доложить своему шефу предварительные результаты и причины происшедшего. А потом вместе с офицерами других, заинтересованных в этом деле служб, разбираться более подробно. Так, было вполне нормальным, если поздно вечером, прибыв из командировки в один гарнизон, в два часа ночи раздавался звонок и дежурный по политическому отделу, сообщал, что через несколько минут у подъезда будет машина , на которой я должен выехать в такой-то гарнизон, где произошло то-то и то-то и к такому-то времени должен быть первый доклад Члену Военного Совета. И вот среди ночи мчишься на машине за десятки километров разбираться, что там произошло, по каким причинам и кто виноват. А наша Армия дислоцировалась на огромной территории. Если разделить ГДР по линии Франкфурт – на - Одере Магдебург, по горизонтали  и Росток, Риза, Иена, Плауэн,    по вертикали с довольно большим вклинением к западу на юге страны, то получалось такое пространство, где можно было развернуться. Вот мы все и мотались по этому пространству,  не зная покоя. От контроля и оказания практической помощи политработникам частей и подразделении в организации и проведения  партийно-политической работы в реальных условиях.  А в некоторых случаях, из-за недостаточной подготовки политработников  ротного и батальонного звена, на практике показывая,  что и как надо делать в той или иной обстановке. Это были, как говорят теперь мастер-классы. Я уже упоминал об этом ранее.
Но главным-то для меня оставалась марксистско-ленинская подготовка офицеров и другие виды политического образования, о которых уже упоминалось ранее. А это значит, что надо было,  прежде всего,  проводить кропотливую работу по  повышению уровня подготовки руководителей групп все видов учёбы. Соответствующими документами определены сроки проведения семинаров с этой категорией руководителей. Скажем прямо, мой предшественник не так остро ставил вопрос о проведении этих семинаров, а зачастую составлял планы и, выступив на каком – либо совещании с напоминанием о том, что надо не забывать про эту учёбу, в графе о выполнении смело ставил «вып.». А что это означало, выплюнуто,  или выпущено, было непонятно.
Я сначала не знал об этом, а потом один из руководителей  9-й танковой дивизии, с которым мы беседовали у него в кабинете во время моей работы там,   и рассказал мне эти особенности, имевшие место  ранее. Дело в том, что подготовка к таким семинарам требует серьёзного подхода. Это, прежде всего: надо подготовить основной доклад, с которым,  как правило, выступал Член Военного совета - начальник политического отдела Армии. А это большая и прямо надо сказать, неблагодарная работа. Надо было сделать не только анализ самой учёбы, что, где и как, но и  связать её с  вопросами поддержания высокой боевой готовности, боевой подготовки и конечно с поддержанием крепкой воинской дисциплины. Не менее важным было угадать стиль  и методику  подачи материала будущим докладчиком,       Для меня, на первых порах вот именно, это последнее,  вызывало определённые трудности. Писалось в том стиле, в каком я сам привык излагать материал.
Приведу один пример. Анализируя подход одного из командиров полков  к проведению занятий по марксистско-ленинской подготовке, а он являлся руководителем группы, я  указал на упущения имевшие место в этом процессе в части, но  главное, что в этом полку длительное время были серьёзные проблемы с работой по поддержанию крепкой воинской дисциплины. Командир и сам не смог мне доложить, статью дисциплинарного устава о том, чем достигается крепкая воинская дисциплина в части, подразделении. А раз не знал, то и делал не так, как требует устав, а «брал горлом».  Так вот, в докладе я изложил это примерно в таком плане, что личный состав полка подвержен наказанию служить под началом этого офицера.  Начальник политотдела, видимо не совсем внимательно прочитал, подготовленный мною доклад, или просто при прочтении не обратил на   эту идиому внимания. При выступлении с докладом на семинаре, дословно прочитал текст. При озвучивании фамилии, подвергающихся критике, в армии принято вставать, то командир полка встал, а докладчик,  повернувшись ко мне, по простоте душевной, спросил меня: «Леонид Михайлович, что ты мне тут написал?» Мне пришлось подняться и сказать  «Я написал то, что Вы прочли. Именно такое моё мнение о работе этого офицера.»  Если бы  Л.В.Тимин внимательно прочитал текст, перед тем как выйти на трибуну, такого бы не случилось. Он бы  не стал задавать мне такого вопроса, а сам решил, как этот фрагмент подать для аудитории. Поэтому, очередной  доклад,  подготовленный мной, накануне семинара сначала прочитал начальник отделения пропаганды, которому мой стиль тоже не пришёлся по душе. И он взялся править его сам, перечёркивая всё написанное мной, и уже своими словами излагая те же мысли и выводы, которые были сделаны мной. На это ушла практически вся ночь предшествующая семинару. Для себя я назвал эту  ночь, «ночью  хождения по тропе позора», так как практически с двумя-тремя правлеными, им листами,  я шёл к машинистке, и она перепечатывала их. Ни одного  нового вывода, ничего нового, в этом правленом докладе  не появилось, только было изложено другими словами. Не случайно в разделе  «О партийно- политической работе».  я говорил о том, что те кто умел быстро подстроиться  под стиль своего  начальника, научился мыслить так. как мыслит тот, то  тот всегда был в почёте.  И совершенно никого не интересовало, как он работает в частях и подразделениях, главное, чтобы написанное им было удобно читать. У нас в политотделе был один такой «умелец». Приезжая в часть, он приходил в подразделение, развалясь на стуле, садился в Ленинской комнате и просил замполита прислать ему несколько человек.
Побеседовав с ними  по  несколько минут, он уходил из этого подразделения, приходил в другое и по этой же методике «изучал» положение дел в части. После этого  его  отвозили  на рыбалку(он был большой любитель этого дела). А итогом этой «работы» появлялся красиво написанный отчёт, во  вкусе начальника.
Мне такая система не нравилась, поэтому  приходилось, что называется копать глубоко, и находить как положительное в действиях командиров и политработников  частей и подразделений, так и недостатки, выявлять причины их появления, подсказывать руководителям какие,  на мой взгляд, меры надо принять, чтобы навести порядок. Для меня было нормой, что в конце работы  в подразделении, части, выступить перед личным составом, ответить на  вопросы присутствующих.
 Однажды, во время «Единого политдня» мне довелось поехать в одну из частей вместе с Командующим Армией генерал-лейтенантом Чернышёвым А.К.
Там он увидел мой подход к работе, поинтересовался у командования части, как они относятся к моим визитам  к ним в часть. Отзывами, судя по всему, остался доволен, Решил он побыть и на моём выступлении перед личным составом части и  пробыл на нём от начала до конца.   Не могу знать,  что и как он рассказал начальнику политического отдела армии о нашей совместной поездке,   Через некоторое время  я почувствовал заметное изменение по отношению ко мне со стороны руководства Армии и политотдела, а потом уже и коллегам деться было некуда.
 В последующем командующий армии при поездках  в гарнизоны, чаще всего брал меня. А тут ещё  произошёл ещё один случай, который облегчил мне жизнь в этом коллективе.
  В один из дней я ушёл в один из отделов штаба армии  по своим делам, а на столе оставил свой рабочий блокнот, в котором каждый день писал  план на следующий день, делал отметки о выполнении или не выполнении пунктов намеченных на день, а также записывал всё, что сделано было за день сверх намеченного накануне. Так вот в наш кабинет зашёл Член Военного Совета генерал-майор Тимин Леонид Васильевич, недавно прибывший по замене вместо генерала М.В.Степанюка,  спросил, где я. Ребята ему ответили и спросили,  вызвать меня или нет. Вызывать меня не стали. Он сел  на моё место, а поскольку мой блокнот  лежал раскрытым именно на той странице, где был план на тот день, он стал перелистывать и бегло прочитывать то, что было написано  в этом блокноте. Побеседовав с моими коллегами, задал  им несколько вопросов и ушёл.
Практически в дверях мы встретились с ним, он с какой - то доброй улыбкой поинтересовался, «где это я  шляюсь»  в служебное время, и ушел к себе в кабинет.  Ребята рассказали мне, что только, был  начпоарм и ругался, что меня нет на месте. Конечно, коротко проинформировали меня,  о чём говорил и что спрашивал начальник. Такие визиты, надо сказать, он делал не часто.  Спустя несколько дней,  на совещании политического отдела,  он начал поднимать одного офицера  за другим и просил показать им свои рабочие блокноты, спрашивая при этом, чем тот или иной человек занимался дня два или три тому назад. Каждый, конечно отвечал, нередко откровенно «плетя лапти», краснели, потели, но отвечать на вопросы было надо. Через некоторое время он вызвал меня и попросил доложить, что я делал неделю назад. Я открыл свой блокнот с целью доложить на поставленный вопрос, но он остановил меня, взял мой блокнот и показал всем, как надо планировать и  вести учёт своей работы, объявив мне при этом благодарность. Это, как мне теперь представляется, заставило его несколько усомниться   в словах  генерала  М.Степанюка,   сказанные во время передачи должности им при характеристике работоспособности  и личных качеств офицеров политического отдела, Во всяком случае,  для меня наступило более благоприятное время, стало  спокойнее  на  душе.  А если добавить к этому, что Люба  со   Светой уже были в Дрездене,  Света успешно училась в десятом классе, а Люба устроилась работать в школьную столовую и мыла там посуду. Но это было всё равно лучше, чем сидеть дома без работы. Кроме того, из комнатки под самой крышей старого-престарого дома,  в которой мы жили первое время,  переселились в один из трёх домов, которые  почему-то   назывались «три поросёнка». Это была  квартира  из двух больших комнат и большой кухней, туалет и ванна были совмещёнными, но помещение тоже было большим, всё это размещалось на втором этаже. Был один существенный недостаток, там было печное отопление.    Но поскольку мы люди не   прихотливые,    вопрос с отоплением    решили  быстро, купив    достаточное количество   торфяных   брикетов. Которые   нам   быстро   доставили   немецкие товарищи. Нам   оставалось только  быстро  убрать  их  в подвал, так  как  за  не своевременную уборку  можно было получить штраф, причём никакие аргументы в оправдание не принимались. В каждой комнате и на кухне были небольшие печки, которые   надо  было  топить  минимум два  раза в день. Но  мы  как-то пристроились, топили только одну печку, находящуюся в большой комнате, а на кухню и в спальню открывали двери, и там было тоже довольно тепло. Но в связи с моими частыми отъездами по войскам Армии, всё-таки были  определённые неудобства. Тем не менее, первую зиму мы выстояли и даже как-то привыкли к тому, что в любое время можно было нагреть квартиру до любой температуры. Тем не менее, как только появилась первая возможность, мы переселились в ДОС, в котором, в квартире на четвёртом этаже и прожили до самого отъезда в Союз.
Но это было впереди, а в 1986 году мне пришлось вместе с первым заместителем командующего Армии генерал-майором  Рябчиковым Иваном Филипповичем сорок суток провести на одном из   полигонов  сначала участвовать в подготовке, а потом и проведении   совместных тактических учений  с национальной народной армией ГДР по теме «Преодоление переднего края противника в едином бронированном боевом порядке  условиях сильного минно- взрывного заграждения».
На этих учениях должны были присутствовать  начальники инженерных войск обоих армий  СССР и ГДР и большое количество начальников инженерных служб армии и дивизий ГСВГ и ННА ГДР. Моя задача состояла в том, чтобы координировать действия политработников  1-го гвардейского танкового полка  танковой дивизии ГСВГ и 1-го мотострелкового полка, 1- й мотострелковой дивизии ННА ГДР.  Сорок суток напряжённой работы всего личного состава обеих Армий. За это время перелопачены многие тонны земли, как с помощью современной техники, так и простыми лопатами, в том числе и сапёрными. Погода как раз выдалась жаркая, так, что земля полигона была полита солдатским потом, довольно  обильно.
Мне неоднократно пришлось пролетать на вертолёте  и наблюдать сверху, как оборудуются позиции обороняющейся стороны, так и тех войск, которые должны будут преодолевать сильно укреплённую и обильно начинённую минно-взрывными средствами оборону. Хочу высказать одно замечание по поводу оборудования окопов для личного состава. В наших войсках сложилась такая практика, что бруствер окопа, обращенный в сторону противника,  обязательно маскируется,  имеюшейся  под рукой зеленью.  Так вот, пролетая на вертолёте над позициями наших, войск была отлично видна вся пагубность такой маскировки.  На фоне жёлтого песка, так называемая зелёная маскировка, выделяется так отчётливо, что все окопы можно пересчитать, Если бы этими зелёными насаждениями укрывали не только бруствер,  обращённый к противнику, но и ту сторону, которая  обращена к самому окопу и даже стенки и дно окопов, то это можно было бы с натяжкой назвать маскировкой. Немецкая же сторона  поступила мудрее, видимо отлично понимая, что в современной войне по войскам находящимся в обороне, в первую очередь будет нанесён удар с воздуха, поэтому они окопы накрывали каким – то лёгким  материалом из искусственного волокна и на него набросали песка. И если наши окопы с высоты полёта вертолёта видны за несколько километров, то немецкие практически не видно, Можно было только предположить  где, они, мысленно продлив линию обороны. А в условиях сегодняшнего дня, когда на вооружение поступают всё новые и новые виды беспилотников, наш подход  к так называемой маскировке должен быть творческим, строго учитывать условия местности.  А то, что  от ударов с воздуха надо защититься в первую очередь,  поскольку эти беспилотники,  будут ещё и  корректировать огонь артиллерии, то это, приобретает особо важное значение. Сколько солдатских жизней можно будет уберечь?!
Свои наблюдения я высказал  заместителю командующего армии генералу  Рябчикову И.Ф., командиру и заместителю по политической части нашего танкового полка и дня через три снова пролетая над боевыми порядками войск, увидел лишь незначительные изменения. Шаблон для наших командиров был  видимо дороже, чем солдатские жизни. Всё-таки, привычка к показухе,  прочно укоренилась, если так можно выразиться, в наших боевых порядках. Да и не только в наших, Чуть позже приведу пример из жизни наших коллег по учению.
Мы близко познакомились с политработниками и активом  наших братьев по оружию. Они неоднократно были в гостях у нас, знакомились с нашей боевой техникой, жизнью и бытом личного состава. Мы проводили спортивные соревнования по разным видам спорта. Здесь сделаю маленькую остановочку.
 Зная об успехах ГДР в области спорта на международной арене, наши ребята как-то сначала робели перед немцами. А потом поняли, что  успехи в масштабе страны и в повседневной армейской жизни, далеко не одно и то же. Практически во всех проведённых дружеских соревнованиях побеждали наши обыкновенные ребята, почти во всех видах спорта и даже в шахматах. Было очень хорошо видно, как они переживали свои поражения. Но всё сглаживалось, когда приходили на пункт питания, где они с великим удовольствием кушали наши традиционные армейские  борщи и кашу. Они практически питались сухим пайком. Только в те дни, когда мы приходили к ним в гости, специально готовили первое и второе блюда. Много и часто мы общались с политработниками и активом  этого мотострелкового полка ННА ГДР. Обменивались опытом работы,  как с политработниками, так и с низовым активом, который был создан, практически по нашему образцу. И это не удивительно. Несколько офицеров немецкого полка  закончили наши военные академии, в том, числе двое Военно-политическую академию имени В.И Ленина.
Были организованы выступления немецких командиров и политработников перед личным составом наших подразделений, и наши офицеры тоже выступили практически во всех подразделениях участвующих в учениях  со стороны ННА ГДР.
Был проведён смотр наглядной агитации обеих сторон. Признаюсь, что кое в чём у наших коллег в этом  вопросе дело было поставлено лучше,  чем у нас. Если мы всё готовили практически силами наших активистов, то у них это было поставлено, на государственном уровне. Мы не разу не встретили ни одного лозунга или призыва изготовленного вручную, всё было изготовлено типографским способом. Тут, конечно, есть плюсы и минусы. Лозунги не буду оценивать, ясно, что изготовленный в  типографии, смотрится лучше, а вот наши боевые листки, листовки-молнии, да ещё с фотографиями воинов, хоть и написанные от руки и не всегда эстетично, как один из немецких политработников выразился, отдают каким-то теплом, уважением к человеку.  У нас с командирами и политработниками была установлена связь и на период непосредственного «ведения» боевых действий, согласованы частоты, позывные и все остальные элементы,  необходимые для установления полного и эффективного взаимодействия  во время  выполнения боевых задач. При проведении тренировок по преодолению противотанкового рва, как по перекинутому сапёрами мосту, так и непосредственно по земле с участием землеройных машин, все внимательно следили  за выполнением упражнения, обменивались мнениями, что сделано хорошо, а что можно было сделать по-другому. Обсуждали  эти альтернативные предложения,  и приходили к выводу, как надо будет действовать непосредственно в ходе учений. Немного забегая вперёд, скажу, что на тренировках, всё в принципе получалось хорошо. А вот во время самих учений,  не хвастаясь, отмечу, что наши танкисты была на голову выше наших немецких друзей. Наши мальчишки на танке Т-80, проскакивали перекидной колейный мост на более  высокой скорости, а наши коллеги на БТР.- 70. через такой же колейный мост, ползли как черепахи. Мне лично довелось слышать, как немецкий генерал, бросил фразу своему подчинённому полковнику, почему не смогли так же подготовить своих водителей, как подготовлены наши танкисты.
Во время генеральной репетиции учения, нам пришлось немного попереживать  за наш полк. Дело в том, что учения все расписаны по минутам,  когда и что должно произойти, кто, где должен быть, когда выйти на любой из определённых рубежей. Так вот после сигнала о «начале» учений, согласно докладов  командиров на Вышку, всё шло нормально. Пришло время выхода войск на исходный рубеж. Немецкие подразделения появились точно в назначенное время, а наши, почему-то запаздывали, И опять удалось подслушать немецких начальников, что вот мол, русские в своём амплуа. Минут через двадцать появились и наши танкисты. Но, было поздно, пришлось всё вернуть на исходное положение. Повтор был удачным, и дальше всё прошло нормально, конечно кое-какие замечания были к обеим сторонам, но в целом было решено, что генеральная репетиция удалась.
Через день началась финальная часть учений. Было применено всё то, что  возможно будет применяться в реальном бою, в случае войны. На этот раз наши танкисты вышли на исходный рубеж точно в назначенное время, а воины - мотострелки ННА, застряли в лесу  и вышли на рубеж с большим опозданием. Нашим,  пришлось ждать их. В боевой обстановке это чревато срывом  выполнения боевой задачи и дополнительными  потерями.
   Как только немцы вышли на исходный рубеж, была дана команда  «вперёд», Вот тут-то наши ребята-танкисты показали просто чудеса, на предельно допустимой скорости, одна машина преодолевала  противотанковый ров по колейному мосту, рядом машина  преодолевала тот же ров, тоже на такой же скорости,  по проделанному тут же проходу инженерной машиной, У наших братьев по оружию всё пошло «наперекосяк», БТРы «крались» по колейному мосту еле-еле, один БТР вообще не вписался в размеры моста и днищем сел  на одно из крыльев моста, пришлось использовать помощь тягача, чтобы вытянуть его на исходное положение для пересечения моста. Но водитель, может сам, а может по приказу командира объехал ров с боку, а вслед за ним устремились ещё несколько машин.
А там, место было «заминировано» и как только первый БТР  попал на это «минное поле» начали подрываться сигнальные патроны, выполняющие роль мин, а это значит, что  мотострелки  понесли реальные потери. Кроме того, на нескольких  машинах сидели пехотинцы, и когда начали подрываться сигнальные патроны и взрывпакеты,  с борта одного из БТРов упал солдат, и ему взорвавшимся взрывпакетом повредило ногу. И снова нашим танкистам пришлось ждать, когда сосед слева займёт то положение,  какое ему предписано, согласно боевого устава и  планом  учений.
Министров Обороны, кроме немецкого, на учениях почему-то не было их представляли  или их заместители, или офицеры Генеральных штабов, но, тем не менее, уровень представительства, был высоким.
Вечером в расположении жилого городка полигона играл духовой оркестр, специально привезённый,  из Дрездена, вместе с ансамблем песни и пляски нашей 1-й  гв. армии. Минут сорок продолжались танцы, а потом  состоялся совместный концерт художественной самодеятельности и ансамблей нашей 1-й гвардейской танковой армии и ансамбля армии ГДР. Перед началом концерта было доверено выступить мне и заместителю командира мотострелкового полка по политической части ННА ГДР. Мы обменялись подарками. Вся эта процедура продолжалась более трёх часов. Жители этого меленького гарнизона, были  очень довольны. 
Когда  мне ещё приходилось приезжать на этот полигон, спрашивали, когда ещё в их гарнизоне будет организовано подобное мероприятие. Но, часто бывая на этом полигоне, уже без оркестра и ансамбля, никаких концертов и тем более танцев, в планах моей работы больше не значилось.
  В самом населённом пункте Либероза, расположенном буквально в двух километрах  от  жилого  городка  полигона, был  очень  интересный музей.  Он посвящён трагической судьбе тех, кто волей судьбы оказался в одноимённом с населённым  пунктом  концлагере, о том,  как  эти  люди  совершали  почти полутора тысячи   километровый  марш  в один  из лагерей  смерти.               
Создал и руководил  этим музеем  школьный учитель истории в местной школе. Мне  дважды  удалось  посетить  этот  музей   и  побеседовать  с  этим прекрасным  человеком, который  довольно  хорошо  владел  русским  языком.  Не на словах, а на деле он любил  Советский Союз и не стеснялся об этом говорить даже в своих выступлениях перед  посетителями   музея. Музей имел явно анти - фашистскую направленность.
Когда случилось присоединение Восточной Германии к Западной. У меня часто возникала мысль. Как же видимо  тяжело стало  жить этому учителю истории сейчас, и что стало с музеем. Как известно, ни  в одном из музеев, в бывшей ГДР, ни одного экскурсовода из жителей социалистической Германии, нет. Везде уроженцы из Западной Германии. Как они подают историю второй мировой войны, думаю пояснять не надо.
Итоги проведённого учения проводились несколько позже на совещании высшего командно – политического состава обоих армий. Мне не довелось там быть, но медаль от руководства ГДР, генерал - майор Рябчиков И.Ф.  мне вручил, а ещё мне повезло быть награждённым медалью Союза Свободной немецкой молодёжи.
Не буду хронометрировать  все происходящие события. Всё  шло по планам Командования Группы войск и штаба нашей гвардейской Армии.  Частое участие в качестве представителя политического отдела на различного уровня учениях, помогло мне глубже осознать, я бы даже сказал, понять, тактику Сухопутных войск, которую нам преподавали в  Военно-политической академии имени В.И.Ленина. Это понимание позволило немного по-другому посмотреть и на методику проведения партийно - политической работы в боевых условиях. Ранее, я уже писал об этом, но хочу ещё раз остановиться  на том, что более высокие требования     должны    проявляться    к  политической    работе   с  офицерами управленческого звена, так как от их решений  в определяющей степени зависит успех   любой   операции. Сложность  здесь   состоит   в том, что, как правило, это высоко   подготовленные   профессионалы,   надо  прямо  сказать, не    лишённые амбиционности,  а нередко считающие,  и в курилках открыто говорящие, что вся политическая  работа, не  больше, чем болтовня.
Не  учитывать  этих   разговоров,  при  организации  и  проведении  любых  мероприятий  было  нельзя, так  как эффективность  будет  нулевая.
Мне  пришлось убедиться  в  этом на практике  в нашей  1-й гвардейской  танковой  армии. Первый  заместитель  командующего  в случае  боевой   тревоги   возглавлял   запасной  командный   пункт армии.  Из состава  политического   отдела  на  ЗКП  выделялась группа  из пяти  человек  во главе  с заместителем  начальника  политического  отдела. От   отделения пропаганды  в  эту группу  включили  и  меня. Но получилось так, что  в  полном составе эта группа на ЗКП практически не собиралась ни  разу. А потом и вообще я  оставался  один.    Генерал — майор  Рябчиков И.Ф.  называл  меня    своим замполитом.
Поскольку я отвечал  за марксистско - ленинскую подготовку офицеров, то часто  приходилось  бывать  в  отделах  и  службах  штаба  армии.   Каждое пребывание  обязательно  сопровождалось определёнными беседами, разговорами. Поэтому люди  успели узнать меня и относились ко мне с уважением. Со многими  у меня сложились приятельские  отношения. Это сыграло свою положительную роль.
Я уже  писал  о  том, как  строил  работу  на  ЗКП, но     считаю, не хвалясь, что личные качества всё-таки играют порой главную роль в достижении эффективности  идеологической работы. А там, в Германии, это сказывалось очень сильно. Многие, в том числе и политработники, старались, что называется  взять  от  пребывания  там,  всё  и,  как  можно больше. С одной стороны  это и неплохо, с учётом того, что в СССР в те годы был дефицит буквально на всё.  Я не осуждаю тех, кто хотел что-то приобрести в ГДР,  на какой бы должности он не «лежал». Именно так, на мой взгляд, относилась значительная часть, народа к выполнению своих обязанностей в те годы, так называемой перестройки. А нам пропагандистам, приходилось  разъяснять  людям  смысл   горбачёвских нововведений.  Хотим мы того или нет, каждый из нас был на виду и о всех наших поступках люди всё равно узнавали. Поэтому,  появляясь перед аудиторией, каждый из нас «просвечивался» десятками, а иногда и сотнями пар глаз, и мысленно сравнивал наши слова с нашими действиями, о которых  какая-то часть любой аудитории, что-то знала.
Приведу один  пример. У нас в политотделе был один сотрудник, который, по долгу службы, обязан был чаще других  выступать перед  людьми разных рангов и положения. Как-то в одной из частей, меня, только, что начинающего свою пропагандистскую деятельность, так аккуратненько спросили, как я отношусь к тому, что у вас в политотделе служил человек,  о «хватунизме» которого ходят легенды  по частям. И финалом  этого стремления к улучшению своего благосостояния,  стало задержание его при  досмотре  на границе, за попытку провезти в ГДР довольно серьёзную партию драгоценного металла, с целью продажи, Через несколько дней,  его быстренько откомандировали в Союз, с соответствующими документами, для дальнейшего решения  о привлечении его к ответственности. Мне неизвестно, чем закончилась эта история. Но то, что каждый из нас, выходящий на трибуну, безусловно «исследовался»  особо высокоточным  прибор людской молвы. В нескольких частях во время моих выступлений, особенно перед рабочими и служащими  и жёнами офицеров и прапорщиков, часто  задавался вопрос, какова судьба этого офицера. И хотя мне действительно было ничего неизвестно, чувствовал, что люди мне не верят.
Этот год  памятен для меня ещё и тем, что наша дочь Светлана, успешно окончила среднюю школу, и решила поступать на исторический факультет Белорусского государственного университета. Когда она сдавала экзамены, мы очень переживали  за неё, каждый день звонили  ей. Её ответы радовали нас, и мы как-то были уверены, что она поступит. Так и получилось.  Мой отпуск как раз совпал  с началом учебного года. Вместе с ней  мы пришли в университет на торжественное построение по случаю чествования  свежего  пополнения  студенческого сообщества Вуза. Это было интересно и очень трогательно. Третьего сентября мне пришлось проводить нашу дочь на традиционную осеннюю студенческую кампанию - уборку картошки, в Могилёвскую область. Это были не совсем весёлые проводы. Дело в том, что 26 апреля случилась авария а,  на мой взгляд, проведена диверсия, на Чернобыльской АЭС. Под радиоактивное заражение  попала значительная территория и Могилёвской области. Именно это и омрачало радость начала студенческой жизни нашей любимой дочери, с одной стороны, а с другой,  вызывало беспокойство о том,  как она одна будет жить в Минске. Правда в одной из комнат нашей квартиры жила семья  майора, который ожидал получения квартиры. Так, что  какой-то контроль всё-таки был, но, тем не менее,  беспокойство одолевало нас. Почти  за  месяц работы её на уборке картошки, мы  не имели о ней  никаких сведений. Как потом выяснилось,  работали в одном из районов, который подвергся  наиболее интенсивному воздействию от последствий взрыва.  Через некоторое время это стало сказываться на здоровье студентов. Первым ушёл из жизни  муж Светиной  подруги, красавец парень, староста группы, душа любого коллектива. Не могу утверждать, но у меня есть подозрение, что болезнь нашего младшего внука Саши, тоже связана с той уборочной кампанией. Да, у нас болел сын этой же болезнью, и она передаётся  по  наследству. Но ещё в те годы, когда был жив наш Серёжа, я разговаривал со многими специалистами  по гемофилии и все они в один голос говорили, что у нашей дочери, в случае рождения мальчика, гемофилии не должно быть,  по определению. Вот у его сына  могла бы быть высокая вероятность заболеть этой  опасной болезнью, но и то при определённых условиях. Дело в том, что передатчиками болезни являются женщины, хотя сами ею болеют крайне редко. На момент смерти нашего  сына в Советском Союзе было всего восемь женщин разного возраста, которым был поставлен этот страшный диагноз. Эти данные мне называли врачи, которые лечили моего сына. Профессор Иванов и лечащий врач  Хомич. В  то  время они работали  в Новинках, где был институт переливания крови. Кроме того, за несколько лет до Чернобыля, во  время пребывания     в санатории,  меня  свела  судьба с человеком, у которого была восьмилетняя дочь, и ней был поставлен этот же диагноз. Этот человек был из Москвы, связан с космонавтикой. Он и назвал эту цифру о количестве женщин, больных гемофилией в Советском Союзе. А когда в 1986 году произошла трагедия в Чернобыле  в разговоре с одним доктором, я сказал, что теперь количество больных гемофилией вырастет в разы. Для этого у меня  тоже были веские причины. Когда в 1966 году нашему сыну поставили этот страшный диагноз, я расстроенный пришёл на службу и, встретив начальника химической службы полка майора Титаренко Михаила Николаевича, он поинтересовался моим состоянием. А услышав мой ответ, спросил, откуда родом я и моя жена. На мой ответ ответил коротко; «Тогда  всё ясно». На мои попытки узнать подробности, он  ни словом не обмолвился. Эти его слова  я  пронёс  через  всю свою жизнь, и  где  только было  можно, пытался  разгадать эту загадку. Хотя догадывался, в чём суть дела. Но всё-таки хотелось услышать ответ специалиста.  Задал этот же вопрос  и  преподавателю по ЗОМП в военно-политической  академии,  предварительно  рассказав  и  причину,  почему  мне  очень хочется  услышать  квалифицированный ответ. Он чуть-чуть приоткрыл  завесу, объяснив, что это  связано с радиацией.  А ещё ранее  мне довелось ещё раз, уже в  Могилёве,  встретиться с Михаилом Николаевичем Титаренко, которому  я ещё раз задал вопрос, почему он мне так ответил в 1966 году. На этот раз он сказал коротко  о взрывах атомных бомб на Новой Земле и зарядов в Архангельской области. От каких либо комментариев  он отказался наотрез. Для себя я сделал вывод о том, что как раз в эти годы моя жена,  проживавшая в  те годы в Архангельской   области, формировалась  как женщина, и попала  под влияние  этого  излучения, что  и  привело  к сбою  её   генетического  кода. А результат сказался  на сыне. Поэтому я и сказал доктору, что число гемофиликов  вырастет  в разы.
     В Белоруссии,  по состоянию на 1975 год, официально  числилось от 250 до 265 граждан мужского  пола больных гемофилией  и ни  одной женщины.  В  2006 году, в Минске, в одном из залов, на улице Фабрициуса проводился  международный  консилиум  по  проблемам  лечения гемофилии. Были  представители  15 стран.  Мы были  на нём  всей  семьёй. Был организован синхронный  перевод, и  мы понимали  всё, о чём  шла  речь на этом консилиуме.  Нашего  внука  консультировала  врач  с мировым   именем   из Канады. После  осмотра  ею  нашего  малыша, она   попросила  у  нашей  дочери разрешения  на  показ  её  сына для  всех  участников консилиума. Нашего внука, раздетого до трусиков, поставили  на стол  и  эта канадка  показывала, к  каким  деформациям суставов, после  перенесенных  кровоизлияний  может  приводить  эта болезнь. Говорилось ещё   много  всего, но  для нас, к сожалению, не  всё было понятно. К чему  затеян  весь этот разговор. Поясню.
Когда наш теперешний  зять  пришёл  к  нам  и стал  просить  руки  нашей дочери, мы  с Любой,  пригласили  его  за стол  и  в  спокойной  обстановке  рассказали  ему   о  болезни  нашего  сына  и  о  том, что  по данным  науки, на тот период  времени,  в  их будущей семье , такого  не  должно быть. И привели  ему  слова докторов, о чём я писал выше. Чтобы потом не было упреков в том, что мы его в чём-то обманули. Но, ещё раз хочу отметить  то, что возможно мы переживаем сейчас, результат  очередной  мутации,  связанной   с  радиацией,  которой  успела «нахвататься»  наша  дочь  во  время  уборки  картошки  в 1986 году.
Мы всячески старались помочь Свете, как-то облегчить её жизнь. Часто, через  знакомых  немцев, посылали  ей приглашения, и она  приезжала  к нам, в Дрезден,  и определённое время жила у нас. Однажды получилось так, что мы оба лежали  в госпитале. В один  из дней  я  сидел  на скамейке,  под окном  Любиной  палаты, где она одна лежала после сложнейшей операции, боролась за жизнь.  Моя  задача состояла  в том, чтобы  помочь  ей  в этом,  попутно  поправляя  и своё  здоровье, которое, всё чаще стало давать сбои  от того  бешеного  ритма, в  котором приходилось  жить там.
Так вот я  поднял  глаза и увидел,  идущую прямо на меня, Свету. Это была полная неожиданность для нас и для неё тоже, мы не писали ей, и не  говорили  во  время  телефонных  разговоров  о  наших болезнях. Да  и  она  не хотела нас расстраивать своими проблемами. Оказывается, она приехала, пришла к нашей квартире и не могла дозвониться и достучаться до нас. Соседка  сказала ей, что  оба  мы  лежим  в госпитале. Она, сложив свои  вещи  под  дверью,  пошла  искать  нас  в госпитале, Так  мы  и  встретились. Поскольку  я  был  в  более приемлемом,  для  выписки,  состоянии, то меня отпустили  на  несколько дней, чтобы  побыть с дочерью.
Люба медленно, но верно пошла на поправку и через некоторое время  все мы  собрались  в своей  квартире. Мне в первый  же день  после  выписки  из госпиталя, снова пришлось убыть в командировку в одну из дивизий.
             Чтобы уже не возвращаться к теме Дрезденского военного госпиталя, хочу поделиться воспоминанием  и о моём пребывании  в нём. Дело было так. У меня очень  сильно  заболел  зуб. Вполне  естественно, что  пришлось  обратиться    к стоматологу  госпиталя. Он принял  решение  об  удалении  этого  зуба, так  как никакой  возможности  его  сохранения  не  было.  Соблюдая  все, необходимые  в данном  случае  меры, зуб  был  удалён. Ночью  у  меня  поднялась  высокая температура, что  было  полной  неожиданностью, так  как  никогда  у  меня температура  не  поднималась, даже если  я  был  болен  очень  сильно. Мне  пришлось снова  обратиться  к  докторам госпиталя.
     Видя  моё состояние, они приняли  решение о госпитализации  меня.  Шёл  день за днём, а температура не только не падала, но и продолжала медленно повышаться. Оказывается, во время удаления зуба каким-то образом была занесена  инфекция, которая  быстро расползлась  по всему  организму. Люба, каждый  день приходила ко  мне  и,  видя, что положение всё ухудшается, начала поднимать тревогу. Врачи  меняли  несколько  раз лекарства,  делали различного рода физео  процедуры, но   ничего не помогало. Мне становилось всё хуже и хуже. И вот в один из дней, когда Люба пришла ко  мне и проинформировала о том, что врачами принято решение о перевозке меня в групповой госпиталь. Что уже заказан вертолёт, и нам надо собираться.  Хоть и мне  было понятно, что видимо действительно   дело плохо, тем не менее, пришедшему ко мне доктору заявил, что никуда не поеду, что в Дрездене есть целая медицинская академия и там наверняка могут справиться с этой проблемой.
Доктор ушёл.  Мы с Любой долго были в полном неведении, что же будет дальше. Она всё уговаривала меня лететь  в групповой госпиталь, что здесь всё может плохо кончиться. Через какое-то время меня, уже не стоявшего на ногах, на коляске повезли в процедурный кабинет, где собрался целый консилиум врачей, включая  и  начальника  госпиталя. Снова  пытались уговорить  меня лететь   вертолётом  в  групповой  госпиталь. Услышав  от  меня  очередной отказ, заставили  расписаться  в какой-то  бумаге  и  пригласили   медсестру,  которая сделала  мне укол. После  чего  отвезли  в палату. Всего было  сделано  несколько уколов.  Постепенно моё состояние начало улучшаться,  вскоре меня  выписали. Оказывается,  начмед  госпиталя съездил в медицинскую академию, и там решил вопрос  о выделении какого-то препарата, который оказался для меня  спасением. Уже много  позже мне стало известно, что стоял вопрос  о моей жизни и смерти,  а в  вертолётной  эскадрилье  нашей  армии, дислоцирующейся  на окраине  города, стоял, готовый  к вылету   вертолёт, были  согласованы  все вопросы, связанные с перелётом от Дрездена в пригороды Берлина, где и находился групповой госпиталь.
Наше пребывание в ГДР совпало со временем, так называемой перестройки,  в нашей  стране. Которая развернулась  по  вине  одного  из политических  фантазёров. Который пробил  себе  тропу  во  власть,  организацией «хороших приёмов» для гостей  из  высших  эшелонов  власти Москвы.  Беда  нашего  народа  в том, что  мы сразу начинаем  верить  каждому, кто  попал на  самую вершину  власти. Сколько  раз были  обмануты  ожидания  народа, а мы  всё равно  продолжаем верить. Это видимо уже в крови у нас. Так было во времена Великих князей, потом царей, ну и конечно весь советский  период  нашей истории. Да и в постсоветский  период,  всё осталось по прежнему,   К чему я это говорю? А вот к чему.
Чуть больше года прошло после прихода к власти  Горбачёва М.С., и по линии партийных органов поступила команда о проведении партийных собраний, на которых подвести  первые итоги перестройки. Соответствующие структуры продублировали эту команду для партийных организаций на местах. И у нас в политическом отделе тоже прошло такое собрание.
 С короткой  информацией выступил начальник политического отдела генерал-майор Тимин Л.В.  Он первым и доложил о том, что он сделал  за время перестройки и как изменил стиль своей работы (как он перестроился). Вслед за ним  по той же схеме выступил его первый заместитель полковник Косенков Б.А., а дальше пошли  выступления в алфавитном порядке. А поскольку в этом списке мне «посчастливилось»  быть последним, то выйдя на трибуну,  я просто сказал, что не буду говорить о том, что сделано  мною за это время. Все знают об этом, а вот о своём  понимании перестройки и всего того, что происходит, сказал примерно следующее. То, что перестройка, как партийной жизни, так и всей жизни в стране,  нужна, это неоспоримый факт. Уж очень много проблем  накопилось во всех сферах жизни нашей страны. Но то, как начался этот процесс, лично у меня вызывает сомнения в успехе этого. У меня лично вызывает большое  сомнение  в том, что  под  руководством  Горбачёва нам удастся  что-то изменить. Может быть, в чём-то и будут какие-то сдвиги, но скорее всего он всё развалит до такой степени, что потом всё будет очень трудно восстановить. После этих слов спокойно сел на своё место. В аудитории, где мы находились,  наступила  полная тишина, которая продолжалась минут пять. Потом  встал начальник политотдела,  сказал  несколько  слов, и на этом собрание  было  закончено.
Все молча,  выходили  из зала,  и  расходились  по  своим  кабинетам, На меня никто не смотрел, Я оказался  в  полном  вакууме. Даже те, с кем  мы  работали  в одном кабинете,  делали  вид, словно  меня  нет. Все  ожидали, что же будет  дальше.
 Примерно  через  неделю  меня  вызвал  в кабинет  начальник  политического отдела, и  не ответив  на  моё приветствие, сразу спросил. «Что  со мной  делать?» Что он  не  может  держать   на должности  человека  отвечающего  за  марксистско-ленинскую  подготовку офицеров,  прежде  всего.  А так же  за другие  виды политической учёбы,  с такими взглядами, которые  были  высказаны  мной  на собрании. Мой ответ  прозвучал  в том  духе.  Я сказал, что  раньше  бы  меня уже расстреляли. Но теперь времена  другие, и можно  меня снять с должности, но    только  с формулировкой  «за неверие  в успехи  перестройки  и  высказанное  недоверие М.С, Горбачёву». Если  буду освобождён  с другой формулировкой, то  своё  право  буду отстаивать  через суд. Ещё  он  спросил  меня, убеждён  ли я в своих словах. Ещё раз  пришлось повторить что, это действительно так, и  ещё  добавил  некоторые моменты, о которых  не  говорил  на собрании. Народ ждал  моего  возвращения от  генерала Тимина  Л.В., с нетерпением.
Вернувшись в кабинет, никому не говоря ни слова, продолжил заниматься своим делом. Не помню уже у кого, но терпение   лопнуло  и он  спросил  меня, зачем  вызывал  меня Тимин.Л.В. Мой ответ был кратким, по вопросу подготовки доклада на предстоящем семинаре руководителей групп  марксистско – ленинской  подготовки  и поездки  в одну из частей для изучения причин происшествия, случившегося  там, и соответствующего доклада ему.  Часа  через два, я уже  действительно  был  в той части  и выполнял  поставленную  задачу
Примерно ещё через неделю после  «беседы» с Членом Военного совета мне позвонил начальник особого отдела  армии и пригласил к себе, якобы  для  сверки графика марксистско – ленинской  подготовки. Его группа  не входила в сферу моего  влияния, но  они занимались по тому же плану, что и офицеры  армии. А  офицер его отдела неделю назад был у меня,  мы с ним всё сверили, он попросил, если есть, вспомогательных материалов  к очередной теме занятий. Всё, что он просил, получил и мы,  побеседовав немного, расстались. Так, что необходимости  говорить об  этом  не было. И начальник особого отдела, и я,  приступили  собственно  к тому, о  чём  нетрудно догадаться. На его  вопрос: «Что со мной делать?», пришлось  ответить  коротко: «Расстрелять, у вашей службы в этом деле опыт большой».  Беседовали  долго  и надо сказать, мне было интересно. А перед тем, как закончить беседу, я сказал ему о том, что скоро  мы  оба уволимся в запас,  и будем  жить в Минске,  Возможно, удастся   встретиться  и  тогда, посмотрев друг другу  в  наши голубые  глазки, разберёмся,  кто из нас  был прав.
Кстати сказать, когда у моей  дочери  родился  первый сын,  и  мне приходилось  с удовольствием  с ним гулять, как раз недалеко от того, района, где должен был жить после увольнения, этот самый начальник особого отдела. Мы, с моим маленьким наследником буквально исколесили  этот район, в надежде встретить  этого человека, но  не довелось. Тем не менее,  меня не покидает уверенность, что наша  встреча  всё  равно состоится, и мы вспомним нашу  беседу в его кабинете.  Но  тому малышу, с которым мы  искали встречи, уже двадцать  шестой год.   Мне не хочется верить в то, что мы с тем человеком  не встретимся и не посмотрим в наши голубые глаза друг друга. Всё-таки  я  оказался прав.
Вернёмся к службе в Дрездене. Время всё раскручивало свои обороты  соответственно возрасту. Чем мы становимся старше, тем время летит быстрее. Хорошо осталось в памяти так называемое время демократизации и либерализации  всех  сфер жизни  нашей  страны.
Население ГДР практически  не знало, что происходит в СССР,  В немецких  газетах, на радио и телевидении  страны сообщалось только о некоторых, наиболее важных событиях. При этом никаких комментариев  не  делалось, ни в прессе, ни самим немецким  партийным и государственным руководством, А народ хотел знать правду. В передачах «Голоса Америки», БИ-БИ,СИ, «Свободная Европа» и многих других радио и телеканалов, которые свободно можно было принимать почти на всей территории страны, много говорилось о Советском Союзе, но комментарии настолько  извращались, насколько это было выгодно Западу. Пелись бесконечные оды Горбачёву. Поэтому каждое наше выступление перед населением ГДР, слушалось и воспринималось очень внимательно и задавалось много вопросов. Многие подходили после  наших выступлений и просили конкретизировать тот или иной вопрос.
 Особенно  много задавалось вопросов  в период так называемых первых демократических выборов в Верховный  Совет СССР в начале 1988 года. В частях Западной группы войск (перенаименование  ГСВГ прошло немного ранее) тоже готовились к этому важному событию. Наши части были традиционно приписаны к нескольким регионам СССР.
 Поэтому для того, чтобы довести до сведения населения  этих регионов, настроение в частях Группы, туда были откомандированы  представители воинских коллективов. Мне вместе с рядовым одной из воинских частей,  выпала честь поработать в Ивановской области  в  городе Кинешме.  Оба мы родом  из этой области. Так, что, как говорится нам, и даны карты в руки.  Пробыли мы  на нашей малой родине почти десять дней. От западной Группы войск кандидатом в депутаты Верховного Совета был выдвинут Главнокомандующий Группы генерал армии Снетков Борис Васильевич, а его соперником был подполковник  Подзирук Виктор Сергеевич, Он служил в вертолётном полку в городе Иваново. Интересна история его выдвижения, Замполит полка однажды объявил, что от полка надо будет  выдвинуть кандидата в депутаты. Офицеры лётчики, обсуждая между собой эту новость единодушно высказались за Подзирука. Обосновали это так.  Он, мол, не пьёт, не курит,  в карты не играет, много читает, а вдобавок ешё и то, что он кандидат военных наук. Это мне рассказывал сам Виктор, во время наших поездок  по частям  нашей 1-й гвардейской танковой армии. Мы с ним подружились,  и у нас установились дружеские отношения.  Даже не смотря на то, что я выступал против  него, агитируя за генерала армии Снеткова Б.В.
Наша установка была на то, чтобы люди голосовали  за Снеткова. Б.В, но это не имело силы приказа.  Я  мотивировал своё решение  тем, что генерал армии, прослужил  в  Вооружённых силах  намного больше В.Подзирука. А так как,  служба его проходила почти  по всей стране, то его знали многие руководители, из находящихся у власти,  не только самого высшего уровня, но и   регионах.   Так что в случае обращения к нему за помощью кого-либо из избирателей, он мог  одним телефонным звонком решить любой вопрос. А Виктора практически никто не знает, и ему будет сложней решать все вопросы.
Командующий армии и начальник политотдела приняли решение о  назначении в каждый полк армии, ответственного офицера  за оказание помощи в  организации  и проведение агитационно-разъяснительной работы как с личным составом срочной службы, среди  офицеров и прапорщиков и их семьями, а также  с рабочими и служащими наших воинских частей .    
Часто приходится слышать о том, что в армии личный состав всегда голосует так, как сказали командир с замполитом.   На эту тему есть ещё куча небылиц, как якобы добиваются стопроцентного голосования за нужного кандидата.
С глубоким знанием  этого вопроса  и со всей ответственности заявляю, что никогда, ни в какие времена с1965 по 1990 год,  мне не приходилось сталкиваться с тем, о чём некоторые «знатоки» заявляют,  Что замполиты чуть ли не сами заполняют бюллетени и бросают их в урну. Говорю об этом не только как бывший замполит, но и как человек, который трижды был  членом участковых избирательных комиссий. Все эти сплетни, это чисто дилетантская болтовня людей, не знающих всего механизма избирательных кампаний.
Примером  вышесказанному стали итоги  выборов в частях нашей армии. Более шестидесяти процентов голосов было отдано за Виктора Подзирука. А в тех районах России, где голосовали за этих же кандидатов, процент проголосовавших за Подзирука, был ещё выше. Так, что Депутатом Верховного Совета СССР последнего созыва стал подполковник Подзирук В.С.
Теперь он мог решить свои вопросы,  о которых говорил мне в приватной беседе. Главное для него было, построить в городе Иваново гараж, Но он не только гараж построил, но ещё получил и звание полковника, что говорит о предварительном повышении  его в должности.
Участие  в этой избирательной кампании  останется в моей памяти,  на всю оставшуюся жизнь. Да и как не остаться. Во время работы  в Ивановской области мне довелось встретиться и побеседовать с первыми лицами  тех городов, которые входили в избирательный округ, где баллотировались эти кандидаты в депутаты.
Не возможно, забыть и предвыборного собрания в Кинешме, Тех очередей  к трибунам, которые люди старшего поколения,  наверное, не забудут никогда. Их, не стесняясь, показывали по телевидению. В одной из таких очередей  отстоял и я, Там  тоже отстаивал кандидатуру генерала армии Б.В. Снеткова. Судя по реакции зала, выступление удалось. Подтверждением тому служит разговор в автобусе, который  привозил  людей из города Вичуги на это предвыборное собрание. С этими людьми  я поехал навестить маму, которая жила там. Так вот, все ехавшие в автобусе, как один сказали; «Давайте  мы проголосуем за Вас». Это  была, конечно, шутка.  Все  отлично понимали, что и как.
До службы  в Германии, мне как-то не приходилось участвовать в учениях  такого крупного масштаба и насыщенности боевой подготовки, как там. Ещё  в дни  плановой боевой учёбы, часто  приходилось изучать и анализировать работу политработников, партийного и комсомольского  актива, от ротного до дивизионного уровня. Обычно на тактические учения в войска армии  удавалось выезжать вместе с заместителем начальника боевой полготовки армии полковником  Вячеславом Васильевичем.                По всем правилам  соответствующей инструкции Вячеслав  Васильевич на своем БТРе должен ехать сзади наступающих порядков на определённом расстоянии  и  в бинокль наблюдать и по радио слушать переговоры и команды командиров разного уровня. Мне этого было мало, с такого расстояния не видно было, как действуют политработники  низшего  звена  непосредственно в боевой обстановке. Поэтому, с разрешения этого полковника,  мне удалось пробраться на самый «передок». В одной из БМП была возможность разместить, вместе с экипажем  мотострелков,  и мою персону.  Вместе с ними  я и десантировался из машины,  щол, с ними в атаку, наблюдая за действиями  практически целой роты. Пройдя определённоё  расстояние и выполнив конкретную задачу, снова  загружаться в БМП и стремительным маршем   прорываться вперёд.  Затем снова десантироваться и увидеть, как выполняется следующая задача. 
На совещаниях в штабе армии, командующий не раз ставил вопрос о том, что недоволен  боевыми стрельбами пехоты в ходе учений. Редко какие подразделения получали хорошие оценки. В основном довольствовались  удовлетворительной.
 Там, на месте  всё стало ясно, почему такие низкие результаты стрельб. Во-первых, бойцы, чувствуя себя «героями» каких-то боевиков, ведут огонь не по «противнику», который может его самого убить, а  как, в блокбастерах,  держа автомат в одной  руке и стреляя не по мишеням, а в строну мишеней, в лучшем случае. В это же время ни  командир взвода, ни  командир роты, ни  замполит,  ни какого влияния  на ход атаки (если можно так выразиться)  не оказывают,  практически  исполняют роль обычного стрелка. Пришлось  вмешаться, Отобрав автомат у одного из бойцов, показал, как надо вести огонь по мишени, как не дать противнику уничтожить меня. Вместо  длинной очереди мне хватило очереди из двух-трёх патронов,  чтобы уничтожить мишени. Во время очередной загрузки в БМП, удалось пристроиться  в ту машину, на которой  перемещался замполит роты.  И там, под шум  двигателя и стрельбу пулемёта БМП, подсказать молодому лейтенанту – замполиту роты, как и что он должен делать во время атаки.
Оказывается  в  нашем минском политическом училище на такие мелочи не «обращали» внимания. Или просто те, кто обучал, кроме теории, тоже ничего не знал, а видел войска  в действии  только по телевизору.
В связи с этим мне вспомнился анекдот. Молодой лейтенант-политработник прибыл  в мотострелковую роту. Недели через две выехали на полигон, расположенный недалеко от жилого городка. Случилось так, что в результате неправильного манёвра танка и невнимательности  командира роты, последний попал под танк и  погиб на месте. Собрались все офицеры  роты и решают, что делать. Командиру батальона они  доложили, теперь надо как-то и  жене сообщить. Один из офицеров и говорит, что это дело надо доверить замполиту роты, который  совсем недавно прибыл к ним в роту после окончания военно-политического училища. На том и порешили. Назвали лейтенанту номер дома, где живёт семья, и отправили его с этой неприятной миссией. А он, бедный, идёт, а в голове бешено кружатся мысли, как сказать жене эту печальную весть, В училище-то, этому  не учили. Пока шёл, так ничего и не придумал. Подойдя  к дому, постучал в дверь и крикнул; «Здесь живёт вдова Иванова?», а из-за двери женский голос отвечает: «Какая я тебе  вдова, у меня и муж есть», а лейтенант в ответ: «Хрен тебе, а не муж, танком его раздавило». Горькая, но, правда,  жизни. Уж очень сильно увлекались в  учебных заведениях теорией. А вот такой, простой жизненной мудростью, мало кто из преподавателей и командиров делился с курсантами и слушателями. Из теории  многое  забывается, а мудрые советы  и подсказки  из сугубо практической деятельности, остаются в памяти  на всю жизнь. Это касается всех и техников и командиров, а уж  тех, кто выбрал путь политической работы  надо больше практики общения с людьми в разных ситуациях. От шумного, весёлого торжества, до глубокой  людской скорби.
Командующий армии генерал - лейтенант Чернышёв А.К.,     На очередном сборе командного и политического состава армии, на котором присутствовали  все командиры и политработники от командиров батальонов до командиров дивизии, анализируя результаты очередных стрельб  в ходе учений, совершенно неожиданно для меня, предоставил мне слово, чтобы поделиться   моими  наблюдениями. Оказывается зам.  начальника боевой подготовки  во время доклада командующему о результатах очередного учения, рассказал ему о моём участии, и что там мне удалось увидеть. Мне на  таких  занятиях  пришлось побывать много раз, и из каждого посещения  было много интересных  наблюдений, о которых раньше и не догадывался. Вот ещё небольшое наблюдение. Шла отработка упражнения обкатки танками мотострелков. Командиры разного уровня провели большую работу по подготовке  мальчишек к этому упражнению. Всё было сделано строго по  инструкции, придраться не к чему. Мне  почему-то  захотелось пройти  вдоль линии  окопов, в которой были размещены мотострелки.  С каждым находящимся в окопе побеседовал и оставался  доволен  настроем людей. А в последнем окопе, на правом фланге, паренёк, во время нашего разговора с ним, вдруг заговорил как-то не так,  как говорили другие. На мой вопрос, не боится ли он,  тот честно признался, что ему страшно.  В нарушение  всех  инструкций  и  правил, мною было принято решение - остаться с ним в окопе. Ещё раз проинструктировал  его,  как и что надо делать. Стали говорить о постороннем, чтобы отвлечь парня от тревожных мыслей. Когда подходил танк, мы присели, я прижал его к себе, его била дрожь.  Когда сорокатрёхтонная  махина тихо проходила над окопом, я попросил его посмотреть вверх, и как только  гусеницы танка покинули бруствер окопа, подсказал ему; «Делай то, чему тебя учили командиры». Парень всё выполнил чётко и спокойно.  А уходя от бойца, я попросил его,   чтобы о том, что нас в окопе было двое,  он никому не говорил.   Сколько раз  мне пришлось бывать в этой части, столько раз  мы встречались и беседовали с ним. Дело ещё в том, что он  родился  пятого  марта, а это день рождения нашего покойного сына. Поэтому все мальчишки у кого день рождения был в этот день, были для меня немного ближе, чем все остальные. Может быть это и глупо, но это видимо один из забубонов, которые есть  у  каждого из нас.
Ещё  на одной  проблеме хочется  остановиться. Как-то так случилось, что мне  пришлось вплотную столкнуться,  с  работой по всякого рода разбирательствам нарушений воинской дисциплины, чрезвычайных происшествий. Не хотелось бы поднимать этот вопрос но, к сожалению, он занял значительное  место в моей службе.  Соединения и части  нашей 1-й гвардейской танковой  армии, дислоцировались почти на трети территории ГДР в её юго-восточной части. Столько там интересных мест, которые хотелось бы посмотреть. Но мы служили практически без выходных дней.  Если и случалось, что такой день выпал на счастье семьи, то это ещё  не  было гарантией, что тебя в течение  дня никуда не вызовут. Не придётся  мчаться на машине, «обгоняя скорость собственного звука», в какой-нибудь гарнизон для того, чтобы разобраться с причинами и последствиями какого-либо происшествия. Для меня дело осложнялось тем, что я отвечал  за организацию и состояние политической учёбы офицеров, членов семей всех военнослужащих, рабочих и служащих Советской Армии.   В численном выражении это составляло более пятнадцати тысяч человек. Получалось, что любое  происшествие с любым из этого количества людей, непосредственно касалось  и моей персоны.
         Поэтому очень часто в квартире раздавался звонок дежурного по политическому отделу, что к моему подъезду через 10-15 минут подойдёт машина и мне приказано выехать в такую-то часть разобраться с таким-то вопросом и  не позже такого-то времени, доложить Члену Военного совета о предварительных  причинах происшедшего, и первые  результаты разбирательства.
Не возможно,  забыть звонок, раздавшийся в новогоднюю ночь  с 1987 на 1988 год. Нужно было срочно убыть в учебный танковый полк и разобраться, что там произошло. Больше никакой информации не было. Машина уже была  у подъезда, и мы с водителем  быстро приехали в этот полк. Он находился километрах в трёх от штаба армии. Дежурный по полку коротко доложил мне суть дела и сказал, что меня ждёт начальник политического отдела полка. Зайдя в кабинет к молодому, но очень амбициозному,   майору, мы поздравили друг друга с Новым годом, и он подробно изложил суть дела. В общежитии, где жили рабочие и служащие Советской армии, после того, как около трёх часов ночи закончили праздновать встречу нового года по всем  временным поясам Советского Союза и ГДР, и  разошлись по своим комнатам, Из холла, где происходило празднование, пропал телевизор. Одна из женщин, проживающая в общежитии, пошла в туалет и увидела, что там, где ещё полчаса назад, был телевизор, но его не стало, а на выходе из общежития видела, со стороны спины,  выходящего высокого роста солдата. Доложили дежурному по полку, тот пришёл и провёл первичныё опрос жильцов общежития. У него возникло предположение, что кто-то из жильцов забрал телевизор к себе в комнату. Но телевизора  ни в одной из комнат не оказалось. Тогда начали вычислять, что за солдат мог оказаться в холле общежития. Подозрение у дежурного  вызвал один из  сержантов, дежурный по одной из рот. В роте его не оказалось,  и никто из дневальных ничего сказать не мог. Только после этого и позвонили дежурному по политическому отделу и оперативному дежурному штаба Армии.
Мне пришлось обойти все комнаты общежития и побеседовать с жильцами.
Хорошо, что никто не спал. В одной из комнат, где жила одна из женщин, появилась первая зацепка. Оказывается, она тоже видела этого сержанта в холле общежития.
Как и в любой воинской части,  всегда есть несколько загашников, о которых не знают даже командиры подразделений. Вот в один из таких загашников  мы и попали в ходе  розыскных  мероприятий.  Это была небольшая комнатка в помещении свинарника, с дверью, которую очень трудно было увидеть так, как она  находилась в углу,  где практически не было освещения. В этой комнате жил младший сержант сверхсрочной службы. Комната вся была увешена коврами и обставлена приличной мебелью. На мой вопрос, откуда это всё богатство, он ответил, что со свалки, которая находилась практически за забором полка. У немцев такой обычай, что если в комнате квартиры  кто-то умирает, то всё то, что находилось в комнате на момент смерти человека, выбрасывается на свалку. Вот такими вещами и была обставлена  комната младшего сержанта. Он ни кому не обращался за получением места в общежитии и спокойно  жил в своё удовольствие. А командирам как-то и в голову не пришло поинтересоваться,  где живёт  этот человек. Так вот,  именно этот сверхсрочник,  последним  видел сержанта, как потом выяснилось, укравшего телевизор. Он проходил мимо свинарника, а сверхсрочник в это время выходил на улицу «по нужде», и  был свидетелем того, как тот выходил  за пределы  части, в сторону немецкой свалки.
Было создано несколько групп для поиска сержанта. Одни   искали  в пределах части, а несколько групп  за её пределами. Но было очень темно и все поиски  результата не дали.
Наступило утро. Поиски продолжились. Мне захотелось проверить, как идут поиски в близлежащем лесном массиве. Подъехал на машине со стороны  города в этот лесной массив, Оставив машину на опушке, я  пошёл по одной из аллей. Пройдя метров сто  пятьдесят, увидел  на земле лежащую солдатскую  шапку.
Не могу объяснить,  почему-то сразу поднял свой взгляд  вверх и увидел,  висящего на сосне, примерно на высоте четырёх метров, солдата. А поскольку было уже светло, и  многие из немцев совершали, привычный для них, утренний променад. Именно такая пара пожилых немцев и оказалась рядом со мной в этот момент. Женщина,  увидев висевшего солдата,  сильно испугалась и потянула мужа за собой в сторону города.
По рации, которая была у меня, я доложил командиру полка и рассказал, как удобнее  подъехать к этому месту. Одновременно напомнил, чтобы  пригласил с собой работника прокуратуры и медика, а также взяли  группу солдат, чтобы снять с дерева  повесившегося  сержанта. Командир с  начальником политотдела. приехали на своей машине. Поскольку это было не  далеко от штаба армии, я  уехал в штаб и оттуда доложил обо всём виденном Члену Военного Совета генерал- майору  Тимину Л.В.
 Дальнейшее  разбирательство,   он  взял  «в свои руки».  Вместе с прокуратурой выяснили все обстоятельства случившегося, В  основу были положены  результаты  моей  ночной работы, которые были изложены  мной  в рапорте и преданы Тимину Л.В.
Чтобы не создавать атмосферу полного беспредела.  Не буду подробно описывать  всё то, с чем приходилось разбираться, за период службы в ГДР.
 Немало хлопот доставляли  как  сами офицеры, так и их жёны. Стремлению извлечь  из пребывания на территории ГДР, как можно больше пользы  для себя, в плане повышения уровня материального благосостояния, некоторые  опускались до обычного  воровства в немецких магазинах, а схваченные за руку, слёзно просили  помочь спасти их репутацию, не допускать огласки. Другие, особенно из числа прапорщиков, допущенных к материальным ценностям, воровали со складов воинских частей, а то и просто  не выдавая личному составу того, что положено.
В одном  из гарнизонов мне было доверено  проанализировать, как  прошла подготовка к новому учебному году. А после  проведения торжественного ритуала, посвящённого этому событию, прочитать лекцию для личного состава полка и других подразделений, расположенных в военном  городке. 
Присутствуя на торжественном построении,  по привычке обходя  один строй, за другим, я обратил внимание, что некоторые солдаты, особенно призванные из среднеазиатских республик, стоят  в строю съёжившись, видно, что у них зуб на зуб не попадает. Подойдя к одному из таких воинов, попросил его снять левый сапог. Оказалось, что солдат стоит в строю в сапогах на босу ногу. Пригласив к этому подразделению командира полка, потребовал развести строй,  чтобы между шеренгами было два шага. Командир, ничего не понимая,  попытался  не выполнить моего требования, но после моего разъяснения,  зачем это надо, подал команду проделать  такую перестройку. Я пригласил его с собой на правый фланг строя  полка и первой роте подать команду «снять левый сапог.» После этого мы с командиром пошли по рядам  строя и увидели, что у многих солдат нет  на  ногах не только зимних портянок, но даже и летних. У кого не было портянок на левой ноге, просили снять сапог и с правой ноги, Как правило, и вторая нога была тоже без портянок. Всего в одном только батальоне  мы насчитали около двадцати   человек, у которых на ногах не было портянок. Чтобы не морозить людей,  мною было предложено командиру, насколько это возможно, сократить время проведения необходимого ритуала и отправить людей в казармы, где устранить выявленный  факт  варварского отношения к людям.
Накануне этого «торжественного»  дня, проходя по территории части, увидел  солдата, несущего на плече большой рулон, обёрнутый бумагой и обвязанный  шпагатом. Остановив доблестного гвардейца, поинтересовался, что и куда несёт он. Солдат ответил, что его послал старшина роты отнести  этот рулон к нему домой. А что там, он не  знает.
Приказав взять рулон и нести  его в казарму. Пригласив  командиров роты  и батальона,   в присутствии  них  вскрыть этот рулон, в котором оказалась  ткань, предназначенная для зимних портянок,  Приказал им  создать группу из числа командира, политработника, члена группы народного контроля и посетить  квартиру  прапорщика, к которому   нёс  солдат этот рулон.               
 Сам тоже отправился с ними. Поскольку  тогда не было, такой мобильной связи, как сейчас, а у этого старшины  не было даже обычного,  нашего армейского телефона. Поэтому,  как-то предупредить жену, чтобы она смогла что-то перепрятать, он не имел возможности. Поэтому мы, придя к нему в квартиру,  обнаружили кладовку,  почти  наполовину заполненную армейским имуществом, от мыла, до формы одежды, не говоря уже о продуктах  питания, совсем не тех, которые выдавались  офицерам и прапорщикам по пайку.
Насколько мне  известно, этот прапорщик  уволен из армии, и против него было возбуждено  уголовное дело.
В полку тоже была проведена проверка и тоже  выявлено очень много недостатков.
 Информация об этом позорном и варварском отношении к людям была доведена до командиров полков всей нашей армии.
Не хочется сосредотачивать и своё  внимание и внимание тех, кому,  возможно, доведётся  прочитать эти строки. Такого негатива было  много, и времени оно отнимало очень много. Но было немало и того, о чём приятно вспомнить.
В связи с тем, как была «организована» моя служба в ГСВГ в самом начале. Нужна была и психологическая разрядка. Мне удалось её  найти в посещении Дрезденской картинной галереи. Каждый раз, приходя туда, подолгу стоял перед Сикстинской  мадонной, внимательно смотрел в её глаза и находил в этих глазах, во всём её облике, успокоение моей душе. Кстати сказать, копия этого полотна и сейчас находится у нас в комнате на самом видном месте и, так же как и в те годы, я нахожу в ней помощь и поддержку. Все залы этого прекрасного  заведения, обойдены мною  несколько раз. И только один зал современного  искусства вызывал  чувство неудовлетворения. Дело в том, что о вкусах не спорят, но на мой дилетантский взгляд, в этом зале были собраны и выставлены далеко не самые лучшие образцы, современного тому времени, искусства. А одна картина,  меня просто раздражала.  На полотне был изображён сержант Советской Армии того периода времени, но изображён так, что  полюбить армию, представителем которой. и являлся «герой» полотна, на мой взгляд, просто невозможно. Автора картины  я не помню, но кроме как, злобной карикатурой,  назвать это «произведение», просто невозможно.
С большим удовольствием  посещали мы и другие музеи  Дрездена и других городов, где приходилось бывать. И вот какая мысль  не давала мне всё время покоя. Почему наша страна, Советский Союз, а теперь и Россия,  настолько отстали от мировой цивилизации, я имею  ввиду, лучших её образцов. Например, посещая город Виттенберг, первые упоминания о котором, относятся к началу двенадцатого века.  Там, любуясь храмом, шпили которого  подпирают небо. В  этом храме Мартин Лютер читал свои лекции,  Мне в тот день подумалось:  « А ведь на Руси,  в это время  ещё лишь немногие  люди могли   писать на бересте». А   жили  они в дремучих лесах и непроходимых болотах. Таких кровавых между усобиц между князьями Древней Руси, когда выжигалось всё до последнего бревна, когда людей убивали или продавали в рабство почти четыре века, больше не было ни в одной из европейских стран. Я уж не говорю о нашествиях печенегов, половцев, а потом и  татарских моголов. Вот в чём причина нашего отставания.
 Был небольшой  период  времени, как я его называю - временем российского реннесанса. Но  и тот был неоднократно подвержен страшным разрушениям уже силами объединённых стран. Так как, по одиночке   враги древней и средне вековой Руси, боялись  вступать в единоборство с нашими предками.  И вот  снова силы зла и человеконенавистничества  всячески пытаются  не дать России  выпрямиться в полный рост.  По настоящему, окрепнуть от двадцатилетия собственного паралича, спровоцированного теми, кто или не успел приобрести  качеств подлинного россиянина, или продал их, за подачки лживых льстецов Запада. Может быть  то, что хочу сказать, немного и не к месту, но тем не менее. Убеждён, что кроме социалистического строя, никакие демократические и прочие модели  не  смогут спасти Россию.  Скажу грубо, но по-другому, не могу. Куда олигарха не целуй, всё равно будет жопа.
Последнее  двадцатилетие   полное  и наглядное подтверждение этому. Только повседневная кропотливая работа по воспитанию людей, в духе справедливости. Пропаганда исторических достижений предшествующих поколений. Забота об удовлетворении духовных и материальных потребностей людей, и веры в то, что только единство и сплочённость населения страны вокруг идеи об обеспечении подлинной безопасности Родины, может дать положительный результат.
Давайте кратко проанализируем источники победы в Великой Отечественной войне.
-Без руководства коммунистической  партии  не выстояли  и полугода.  Не случайно говорили, что коммунистов в годы войны считали, как патроны и снаряды
- Второе, советский общественно-политический строй, Да, для многих было жёстко. Но сопли никто не жевал. Каждый делал своё дело во имя всего народа, а не во имя какой-то кучки толстосумов.
-Третье, общественная собственность на средства производства. До сих пор умные люди восхищаются тем, как можно было за короткие три месяца почти тринадцать тысяч промышленных предприятий увезти из под носа у немцев и  уже к началу 1942 года на большинстве из них организовать выпуск необходимой стране  продукции. Скажите. Кто-нибудь во Франции, например. Уводил свои промышленные предприятия с территорий, которые могли попасть под оккупацию. Все до единого предприятия целенькими достались немцам.
-Четвёртое, колхозы и совхозы, как форма  сельскохозяйственного производства. Были бы частники на селе, хлеб зарыли бы в землю или сожгли, так как  никто у них в тех условиях купить бы не смог. Сработал бы принцип: если не мне, то и никому. Армия в первую очередь осталась бы без продовольственного снабжения. Кто не верит, внимательно прочитайте историю русско – японской войны, То же самое будет, если снова грянет такая же беда.
-Пятое, самоотверженная работа тружеников тыла по снабжению армии и флота всем необходимым. Многим теперь не верится, что люди трудились, не выходя из цехов  сутками, что малолетки, стоя на деревянных подставках, работали у станков наравне с  взрослыми. Суточный паёк продовольствия, хоть и маленький, но был.
-Шестое, героизм и мужество  советских воинов на фронтах  войны. Самопожертвование во имя спасения своих товарищей, а в конечном итоге во имя достижения победы над врагом.
-Седьмое, организация отпора захватчикам на оккупированной территории. Мужество и самоотверженность народных мстителей.
-Восьмое, вклад советских учёных и конструкторов  в создание новых видов вооружения, отвечающих, требованиям того времени
Можно и дальше продолжать называть эти источники, им нет числа. Всё это - заслуга прежде всего социалистического строя. Кому не лень, посчитайте, люди  какого возраста вынесли все тяготы войны, как на фронте, так и в тылу. Получается все те, кто родился и вырос при социализме. Это же поколение и восстанавливало  страну в послевоенный период.
 Мне могут возразить, заявив, что всё те же родившиеся при социализме, активно участвовали и в развале социалистического строя. А вот здесь-то выступает на одну из первых позиций в достижении  победы над  врагом, роль идеологии. Пока коммунистическая идеология не подвергалась разного рода реформам в угоду узкому кругу лиц, пусть  даже и из высших эшелонов власти, всё было нормально, Каждый рос патриотом, пока не попадал под влияние тех, кто, преследуя свои корыстные цели, начинал прежде всего  «продувку мозгов» народу, тихо, ненавязчиво сначала, а со временем, говорю грубо, борзея  каждый день всё больше и больше. И ещё один момент, на который нельзя не обращать внимания. Проанализируйте. Многие ли дети и внуки  бывших верных сторонников социализма, продолжают  дело своих дедов и отцов. НЕТ НЕ МНОГИЕ!  Мог бы назвать и причины этого. Но думаю,  в этом нет необходимости. Всё ясно и так.
 Вот об этом-то  я вёл разговоры с людьми во время моих поездок по гарнизонам, встречаясь с разными людьми. Из всех этих разговоров вытекает ещё одна важнейшая проблема. Проблема морали. Не буду долго  говорить об этом. Приведу лишь один пример.
            Как-то читая лекцию о сущности коммунистической морали, раскладывая её, что называется,  по полочкам, я получил из зала, от слушателя, на первый взгляд, простой вопрос. Достойна ли Людмила Зыкина звания Героя социалистического труда, именно с позиций морали, о которой мы тут, в зале говорим.  Да и не только Л.Зыкина. Мой ответ был примерно таким. Это всемирно известная певица, несущая народам мира нашу русскую,  советскую культуру. Это поистине  народная артистка, не только по присвоенному ей званию, но и по духу. Песни, спетые  ею, поёт  вся страна. Но если судить с точки зрения морали, то есть вопросы, которые вызывают сомнения в правомерности присвоения этого высокого звания. Пусть бы лучше ей присвоили  десятикратное звание народной артистки СССР.  Что ни говорите, но, во-первых, народ знал  её неуёмную тягу к приобретению драгоценных изделий. С одной стороны, доходы от её концертной деятельности, позволяли удовлетворять эту страсть. Но надо ли было так рекламировать это.  Во-вторых, её частое изменение семейного положения, что  никак не соответствует  статуту Героя.
Случилось так, что на предстоящих сборах идеологических работников Группы  войск мне было предложено выступить на тему: « Воспитание у слушателей высоких нравственных качеств в ходе марксистско - ленинской подготовки». Примерно так звучало название темы. В президиуме сборов присутствовали: Главнокомандующий,  тогда уже, Западной Группы войск, генерал армии  Снетков Борис Васильевич, заместитель начальника Главного Политического Управления СА и ВМФ генерал полковник Волкогонов Д., начальник Политического Управления Западной группы войск генерал- полковник Моисеев Н.А.  и ещё несколько полковников. После доклада начальника  политуправления Группы войск генерал-полковника Н.А. Моисеева  и   перерыва, мне предстояло выступить первым.
 Во время выступления я не мог не затронуть проблему, которая прозвучала в вопросе  заданном мне одним из слушателей, о которой я уже говорил выше. Как только  мною были озвучены слова слушателя,  генерал полковник Волкогонов Д. буквально вскочил со своего стула и яростно набросился на меня за то, что я оскорбляю такую великую певицу.  Мне пришлось ещё раз  спокойно, высказать своё отношение к этой проблеме. Дело ещё и в том, что накануне  сборов  Людмила Зыкина выступала перед  нами,  и мы буквально до боли в ладошках аплодировали ей. Ансамбль «Русская песня», которым руководил(по словам знатоков)  двадцати семилетний  сожитель Зыкиной,  играл прекрасно. Земля как известно- слухами полнится. Так вот эти слухи  прямо во время концерта молвили о том, что это чуть ли не седьмой такой музыкант «проходит стажировку» у Людмилы Георгиевны. В наш «диалог» подключился и генерал-полковник Н.А. Моисеев,  Зал замер, чем же закончится всё это?
 Дело ещё и в том, что в фойе  Дома офицеров, где проходили эти сборы, была выставлена большая экспозиция из стендов, высотой  более двух  метров  и шириной около семидесяти сантиметров, на которых  были оформлены краткие  аннотации об опыте работы лучших пропагандистов Группы войск.   Первый стенд при входе в фойе был посвящён  моей   персоне с  моей фотографией и краткими аннотациями  к ней.
Слева от трибуны, с которой  мне пришлось дискутировать с двумя генерал-полковниками, сидел генерал армии Снетков Б,В.
 Я периодически  посматривал на него и понял, что он полностью разделяет мое мнение. Он,  время от времени,  поворачивал голову в мою сторону  и  в его взгляде, я чувствовал поддержку. Такая, в общем-то беспредметная дискуссия,  продолжалась долго, чему были несказанно рады те,  кому  согласно плана проведения сбора, тоже предстояло  выступать.  Но всё время, запланированное на, так называемый обмен опытом, практически было потрачено на дискуссию о Зыкиной.   Поэтому все те, кто был запланирован для выступления,  должны были тексты своих выступлений, просто сдать в президиум.  После, так называемого обсуждения доклада, объявлялся перерыв, а потом  шла работа по группам (по армиям и частям группового подчинения).  В  работе группы нашей армии  изъявил  желание поучаствовать генерал-полковник  Д. Волкогонов.
Этому совсем был не рад Член Военного совета нашей армии, генерал-майор Тимин Л.В.(все начальники  политотделов армий обязаны были в первый день сборов обязательно присутствовать  на выступлении Члена Военного совета-начальника политического управления группы войск).

 Но и работа группы нашей армии прошла под «пламенные» речи генерала  Д.Волкогонова. Чем, в общем-то,  остался доволен  и генерал Л.В.Тимин, т.к. вся «тяжесть» нагрузки снова легла на меня. В дополнение ко всему, и надо полагать не особо приятным для Волкогонова Д.,  было ещё и то, что в момент оглашения  приказа Главкома группы войск, о поощрении  лучших пропагандистов, в разделе о награждении  Почётными грамотами  главнокомандующего Западной Группы войск, первым  получать Грамоту  пришлось мне.  Когда  генерал армии Б.В. Снетков вручил мне эту грамоту, то тихо сказал - «молодец». Этого, видимо,  мне не удастся забыть  никогда. И, несмотря на то, что всяких грамот в моём семейном архиве много, и   трижды   представлялся к награждению государственными наградами, эта Грамота, для меня  является  самой  дорогой  наградой. Здесь сконцентрировано всё,  и начало моей  карьеры на пропагандистском поприще, в Западной группе, и всё остальное, что пришлось  делать все четыре года, которые довелось прослужить  на переднем крае  обороны  моей любимой Родины-Союза Советских социалистических республик. Не знаю как у кого, а  у меня боль этой  утраты остаётся  по - прежнему,  всё такой же острой.
За время пребывания в ГДР, несколько раз приходилось побывать на  вечерах дружбы с немецкими товарищами. Многие немцы, присутствовавшие на этих встречах,  достаточно хорошо владели русским языком, так что проблем с общением, практически не было. Все, с кем нам приходилось беседовать, интересовались подробности  жизни в СССР, что представляет наша перестройка. А когда встречались с семейными парами то, естественно о нашей семейной жизни, о детях, о квартирах и прочих, чисто житейских проблемах. Приглашали к себе в гости, но мы  этими приглашениями, как правило, не пользовались. Была у нас одна хорошо знакомая семья, в которой жена немца была русская, из Кировской области. С мужем она познакомилась ещё в годы учёбы в городе Ленинграде. Он там учился в техническом ВУЗе, а она в медицинском  институте на стоматолога. После окончания  учёбы, вместе с мужем, приехали в Дрезден, где и работала     стоматологом, причём, по её словам, пользовалась большим авторитетом, и от клиентов, практически  не было отбоя.
    С этой семьёй мы несколько раз встречались и у нас в квартире и к ним, тоже ходили в гости.  А вообще мне довелось побывать в нескольких квартирах товарищей, которые организовывали наши выступления в немецких организациях.
 После выступления  несколько раз приглашали к себе домой, чтобы члены семьи послушали представителя  СССР, в домашней обстановке.  Мы с переводчиком, сначала спросили у соответствующей службы, можно ли нам это делать. Нам дали добро. Что мне бросилось в глаза в двух квартирах? Все стены в комнатах  и даже в прихожей, увешаны картинами. Хозяин  первой  квартиры, заметил моё удивление и то внимание, которое вызвали  у меня эти картины, упреждая мой вопрос о происхождении этих сокровищ,   сказал мне, что я правильно подумал.  Эти картины из СССР,  были привезены в годы войны. У меня сразу возникла мысль, что под реституцию эти произведения искусства  практически  попасть не могут. Потому, что никто не знает, в скольких квартирах хранится этих, наших национальных сокровищ, и не только картин?  Во время бесед  в семьях, помимо разговоров на бытовые темы, часто затрагивались и политические проблемы, в том числе и об обороне их страны, так как в Западной Германии  была большая группировка помимо бундесвера  ещё и   натовские войска, в том числе и из США.
Для простых немецких граждан, их присутствие на расстоянии, чуть более трёхсот километров,  тоже не доставляло большой радости, а вызывало озабоченность. Тем более, что это были семьи, старшее поколение которых, хорошо помнило  ковровые бомбардировки Дрездена, без какой-либо необходимости с военной точки зрения, осуществлённые нашими «союзничками». Во времена ГДР,  недалеко от театра оперы и балета, как памятник этим ковровым бомбардировкам оставались руины одного из красивейших храмов, Власти ГДР оставили эти руины для потомков, чтобы они знали, кто и как в годы войны, относился к историческому культурному наследию  их страны. 
В 1990 году после объединения, а практически, поглощения западной Германией, территории ГДР по указке США, власти Германии в первую очередь уничтожили всё, что напоминало о варварских ковровых бомбардировках американской авиацией самых ценных, с точки зрения мировой культуры, объектов на территории Германии.
   Хорошо помню слова экскурсовода, Дрезденской картинной галереи, который говорил о том, что советским войскам была дана команда, не наносить бомбовых ударов авиацией и не применять тяжёлые виды артиллерии при штурме Дрездена и ещё нескольких немецких городов, чтобы сохранить эти, настоящие сокровища мировой культуры, для потомков. Точно знаю, что в Польше Маршал  Советского Союза Конев И. Также запретил войскам  1-го Украинского фронта  применять эти же виды вооружения при взятии города Кракова. Все отлично понимали, что из-за этого значительно больше будут потери  среди личного состава. А  американцы  и англичане, осуществляя ковровые бомбардировки, как раз наоборот,  старались уничтожить как можно больше исторических памятников, промышленных предприятий и населения страны.
   Вот до меня  только  как-то не доходит, почему народы мира верят словам американской пропаганды о том, что они несли и несут сегодня народам мира, мир и спокойствие. Это  моё «творение» не политическая книга, а простые воспоминания о своей  жизни, которая была наполнена большим количеством разного  рода событий, фактов, встреч  с интересными людьми.
Конечно воспоминания о Дрездене, одним из красивейших городов мира, не возможно не рассказать о том, как нам удавалось, в такой суетной службе, находить время для посещения театров,  музеев, различного рода выставок и других  интересных мест, которых в других местах  просто нет. Невозможно забыть о нескольких посещениях театра оперы и балета. Спектакли на немецком языке, конечно, тоже интересны, но довольно слабое знание немецкого языка, да ещё на фоне музыки, безусловно, не доставляли того большого удовольствия, какое могло быть, владей  немецким  языком  получше. И наоборот, до сих пор в мельчайших деталях  помним,  как в том же театре выступал один из московских артистов, в основном он пел русские  народные  песни и  песни из репертуаров 60х-70х годов. Его прекрасный баритон буквально с первой  песни  покорил  всех  зрителей  в зале. Оркестр театра  не заглушал  голоса, а вместе с ним,  как могучий водный  поток заполнял зрительный зал, создавая ощущение  великой сопричастности к этому действу. 
Кстати сказать, вскоре после присутствия на выступлении этого прекрасного артиста в Дрездене, Люба поехала к Свете  в Минск.  В Бресте, зайдя в парикмахерскую,  услышала, а потом и увидела, как, этот же человек  поёт для сотрудников парикмахерской и для тех клиентов, которым выпала удача, оказаться в это время  при этом выступлении. Да, это было выступление без музыкального сопровождения, но и оно вызывало у зрителей великую радость от соприкосновения к высокому искусству.
Вторая половина 80-х годов, уже завоёвывалась так называемой попсой. В Советском Союзе она еще делала только первые робкие шаги, да и уровень музыки. и уж тем более актерское мастерство  наших попсовиков, оставляло желать лучшего.
В Дрездене у нас были хорошие знакомые, семья спортсменов по спортивному ориентированию на местности. Муж был тренером нашей армейской команды, а его жена,  будучи в возрасте уже за сорок лет,  ещё продолжала выступать и занимала, как правило,  высокие места.  Им удалось приобрести билеты на один из концертов, современной по тем временам музыки,  в одном из лучших залов города. Все вместе мы и отправились на этот концерт. Но, на пути нам встретился ларёк, в котором продавали прекрасные помидоры и по очень выгодной цене. Конечно, наша русская натура не смогла пройти мимо этих помидор, чтобы по дешёвке их не купить. Что мы и сделали, решив, что оставим их в гардеробе. Но нам не повезло, гардероб не работал, а поэтому пришлось наши авоськи с помидорами нести с собой в зал, а времени до начала концерта оставались считанные минуты.  Пробираясь на свои места,  мы вежливо, на немецком языке говорили  «извините», чтобы никто не догадался, что мы русские. Но одеты-то мы были не так, как немцы. Они вообще одевались в те годы очень демократично, даже на такие концерты, а мы  были в костюмах, при  галстуках, И по этим признакам не надо было обладать большой проницательностью, чтобы понять, откуда мы такие взялись.
Километрах в сорока от Дрездена по направлению к польской границе есть небольшой городок Эбэльсверда,  буквально километрах в двух от него, в лесу один предприимчивый  немец создал  музей  динозавров. Он своими  руками изготовил копии динозавров и разместил их в лесу так удачно, что создаётся впечатление, что ты попадаешь в место, где действительно обитают эти животные, пришедшие к нам по какому-то мановению палочки их многих миллионов лет тому назад. Поток туристов в этот музей в те годы, когда мы были  в ГДР, не иссякал. Нам повезло в том плане, что мы не только посмотрели на этих диковинных животных, но и познакомились с очень интересным человеком, который прекрасно говорил  по русски, Это был один из тех, кто помогал  учёным Советского Союза  «приручить» энергию атома. Он был близок к академику Курчатову, подолгу был в командировках в нашей стране. Мне удалось с ним  довольно долго беседовать с глазу на глаз. Мы  касались разных тем,  но его очень беспокоило  то, что происходило у нас в стране. Он, как мне кажется, раньше многих из нас, что называется «раскусил» М. Горбачёва, осторожно высказывал опасения за судьбу нашей страны. Он уже тогда предвидел, что если с нашей страной что-то случится, то это аукнется и в ГДР.  После нашего знакомства во время посещения музея динозавров, мы встретились  с ним в Дрездене всего один раз, на одной из «Дружб», накануне  очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Удалось поговорить буквально несколько минут. Его позвали в комнату, где собиралось руководство города и высшее командование нашей 1-й гвардейской танковой армии.
В Дрездене проживало много  и выходцев из Советского Союза, Чаще всего это были женщины, вышедшие  замуж за немцев. Они не стеснялись остановить нас на улице, если мы были в военной форме. Задавали много вопросов: кто мы, откуда, как давно живём  в Дрездене, приглашали к себе в гости  и к нам приходили. Как-то одна пара приехала к нам и мы, долго беседуя на разные темы, как-то коснулись русских народных песен. Надо было видеть, как загорелись глаза у нашей землячки.
Мы просидели допоздна  и за это время спели,  наверное, не меньше тридцати песен. Причём несколько песен спела землячка, а мы с Любой, сидели раскрыв рты,  потому, что  этих песен, к сожалению не знали.
У немцев не принято, так как у нас, ходить в лес и собирать ягоды  и  даже грибы. А в ближайшем к городу лесу было столько малины, что было просто жалко, что она пропадает, Люба и Лида Кривоносова, о которой я уже упоминал, ходили в заросли этого малинника и набирали таких вкусных и больших ягод, что компоты и варенья  из малины, у нас практически не переводились.
Ещё об одном не могу не упомянуть. Встреча Нового года для нас, как я уже упоминал,  начиналась практически с трёх часов дня, так как  среди офицеров были выходцы из всех регионов Советского Союза, и если они твои знакомые, а тем более соседи, то обязательно приглашали «на чарку» по случаю наступления Нового Года  на его малой родине. Конечно основной «удар» был в 24 часа по московскому времени, и только потом спустя два часа по Дрездену. Примерно в 0-30 по местному времени, все празднующие,  выходили на берег Эльбы,  и  начиналась канонада. Взлетали вверх фейеверки разных размеров и расцветок, сигнальные ракеты, петарды и ещё много всяких взрывающихся и взлетающих устройств. На правом берегу Эльбы  взрывают и пускают петарды немецкие товарищи, у них берег высокий и крутой, а на левом берегу гремит канонада  наших любителей, встретить Новый год по правилам, утверждённым ещё Петром 1, Чем больше шума и петард, тем больше праздник удался. Когда же стихнет канонада, пойма Эльбы, которая простирается в основном по левому берегу, вся покрыта толстым слоем  дыма. Это было своего рода негласное соревнование, которое продолжалось много лет.
Как-то так получается, что мы живём по принципу, что имеешь сам, сделай так, чтобы это было у твоих друзей. Находясь в Дрездене, через наших знакомых русскоязычных немцев, мы сумели сделать так, чтобы наши близкие друзья смогли тоже побывать в этом прекрасном городе. У нас  побывали Рита Белорус с дочкой Ириной, дочка Любиной коллеги по работе в аптеке Лена Морозова, и несколько раз в год приезжала наша дочь Света.  Она-то  познакомилась с Дрезденом ещё в 1985-1986 годах, а наших гостей мы водили по городу, по музеям, и конечно по магазинам, где они  смогли  купить то, чего в те годы не просто купить, а и достать было практически невозможно. Судя по их словам, они остались очень довольными  поездками  к нам. А мы были очень довольны тем, что смогли организовать эти поездки.
Вернёмся к служебным проблемам. Насыщенность боевой подготовки в войсках армии была очень высокой, поэтому пребывание на полигонах было одной из главных задач ля всех управленцев,  как Западной группы войск, так и Армейского звена, я уж не говорю о дивизионном  и полковом  масштабе. Учились воевать и днём и ночью в любое время года и любую погоду. Запомнилось  одно из учений фронтового масштаба, с выходом для выполнения боевых задач на Армейский полигон танковой армии, штаб которой размещался в городе Магдебурге.
 Для доукомплектования нескольких частей нашей Армии из Украины самолётами было переброшено около четырёхсот военнообязанных запаса. Причём их посадили в самолёты, не сообщив, куда они полетят, а когда их на аэродроме в Шенефельде, высадили ночью и сказали, что они находятся в Западной группе войск, никто этому не поверил. И только тогда, когда рассвело и их на машинах развозили по воинским частям, они увидели на дорогах не привычные зилы, газики, уралы и уазики, то поняли, что это не шутки военных, а реальная действительность. И надо сказать настроение их заметно подпортилось, так как обстановка, не смотря на политическую трескотню Горбачёва, о мире и дружбе с капиталистическим миром, продолжала оставаться напряженной. Мне с  этим контингентом, прибывшим из Союза, пришлось столкнуться непосредственно. Службы тыла некоторых наших частей оказались практически не готовы принять такое количество людей, а главное обеспечить их своевременным питанием. Обмундировали, выдали оружие, распределили по подразделениям, а накормить  своевременно не смогли. И вот ночью на марше в сторону Магдебургского полигона, мне довелось встретить заблудившуюся колонну батальона мотострелкового полка  11-й танковой дивизии, в которой было больше всего прибывших на доукомплектование призывников. В разговоре с ними, они мне задали вопрос, почему их не кормят, хотя истекают уже сутки их пребывания в войсках Армии. Молодой командир батальона, недавно прибывший в полк после окончания Военной академии имени М.В.Фрунзе,  и его заместитель по политчасти доложили мне, что они где-то «потеряли» пункт хозяйственного довольствия батальона. А связаться с другими батальонами, и с командиром полка не могут, чтобы взять взаймы продовольствия тоже не могут, так как связи с ними нет, а сами сбились с маршрута, который им был определён. Мне пришлось по радио докладывать Члену Военного совета, начальнику политического отдела армии об этом, и о мерах, которые намерен принять сам, чтобы решить вопрос с питанием этого батальона. Буквально через несколько минут,  мне встретилась колонна другого батальона, но и там прибывшие люди  были не накормлены. Пришлось отдать приказ, от имени командующего и ЧВС армии,  командиру батальона выдать часть сухого пайка этим людям и часть этого пайка послать в батальон, идущий параллельным курсом, на расстоянии нескольких километров. Сам же вернулся к тому батальону который раньше встретился мне и по той же схеме отдал приказ,  послать в тот батальон и получить от них взаймы  сухой паёк и раздать личному составу, приписанному  к полку. Комбат заверил меня, что выполнит, и после очередного доклада начальнику политотдела армии о принятых мною мерах, получил команду дальше выполнять поставленную мне задачу.   Но уже ранним утром, когда появились первые признаки рассвета, на одном из перекрёстков дорог, снова  встретился с этим батальоном. Люди так и не были накормлены. Мягко говоря,  всыпав и командиру и замполиту по полной программе, по радио связался с командиром этого полка, и приказал, чтобы  его заместитель по тылу лично подвёз  продукты питания и указал место, где они должны встретиться с батальоном. Снова последовал доклад моему непосредственному начальнику, о крайне нехорошей обстановке среди личного состава, прибывшего из Украины. На мои слова,  что будет вопрос решён в самое ближайшее время, мне пришлось услышать довольно неприятные, но справедливые упрёки со стороны людей, которые уже вторые сутки не принимали пищи. Но полученная от начальника новая задача, требовала немедленного прибытия в другую точку, где нужно было срочно разобраться с вновь возникшей проблемой. И со своей командой мы помчались, к определённой на карте, точке. А то, что было в машине из запасов продовольствия, мы отдали людям, оставшимся на месте нашей последней встречи. Водитель и радист, которые входили в мою команду, тоже были возмущены до глубины души, бездействием командования полка и батальона. Но всё-таки хотелось верить, что на этот раз вопрос решится и людей накормят.
А нам предстояло найти и задержать блуждающий  на маршруте движения войск Армии одинокий танк Т-80, о котором руководству армии поступили сведения от немецкой полиции. Мы оказались ближе всех к месту, где его видели в последний раз.  Нарушая всякие требования о допустимой скорости движения, мы мчались по узкой дороге, которые характерны для второстепенных трасс. И, неожиданно для нас впереди увидели, что догоняем мчащийся по этой же дороге танк.  Когда приблизились на довольно близкое, но безопасное расстояние, поняли, что что-то не так, танк «выделывал» такие кренделя, которые грозили бедой, тем более, что начали появляться встречные немецкие машины, водители которых прижимались вправо, практически съезжая с дороги и с ужасом смотрели на нас. Впереди показался мост через реку, я решил, что надо, во что бы то ни стало обогнать танк, и перед мостом попытаться его остановить. С большим трудом, и не меньшим риском, мы всё-таки обогнали танк уже перед самым мостом. Постепенно, сбрасывая скорость, мы переехали через мост, вслед за нами и танк, которому по всем мерам безопасности по  этому мосту ехать было нельзя. Но обошлось. Сразу за мостом танк не мог нас объехать, поэтому мы остановились, он,  увидев нашу военную машину, тоже остановился. Мы с водителем выскочили из машины и подбежали к танку, из люка танка была видна часть торса и голова танкиста. Башня была повёрнута на положенные при движении в таком положении двадцать градусов. Когда подбежали вплотную к танку, поняли, что танкист пьян.   С большим трудом  удалось уговорить его покинуть танк. Но возникла новая проблема, как убрать танк с дороги, которую мы практически перекрыли. Связавшись с генералом Тиминым Л.В., я доложил ему о задержании танка,  фамилию танкиста и коротко информацию о нём. Это бывший механик – водитель Т-80, после года срочной службы, пожелал пойти на курсы командиров танка, после окончания которых, присваивалось воинское звание «прапорщик» и назначались командиром танка. Этой новой машиной  в Группе войск были вооружены большинство танковых дивизий, и по штатному расписанию   командиром танка должен быть прапорщик. А поскольку  такого количества  прапорщиков  в войсках  не было, и было принято решение переподготовить танкистов срочной службы, прослуживших не менее года на эти, вновь введённые должности. Вот и этот «кадр» был одним из этих выпускников. А причиной его отставания от батальона была возникшая неисправность, связанная с подачей топлива,   Он сумел устранить эту неисправность ещё до прибытия технической помощи. Это было недалеко от населённого пункта, Решив сходить в магазин и купить еды, он зашёл в магазин. А там,  увидев спиртное, решил купить бутылку водки  и продуктов. Вернувшись к машине,  он решил до приезда техпомощи, перекусить. Но не сдержался и  несколько раз приложился  к бутылке. Усталость, длительное пребывание без пищи и нервное напряжение, быстро разморили его, и он опьянел. Появилось ощущение  прилива энергии и способности ехать вперёд и догнать батальон. Он  решил это намерение осуществить. Так он оказался на второстепенной дороге, по которой он мог быстрее догнать батальон. Отсюда и скорость  на уровне 70-80 километров в час. Потеряв чувство реальности, и всё больше  подвергаясь влиянию выпитого спиртного, он уже не видел встречных машин, Мысль работала только в одном направлении - вперёд, догнать батальон.
Во время разговора с ним, удалось убедить его съехать с дороги  и поставить танк на обочине, чтобы дать возможность свободного перемещения по дороге всем видам транспорта. Было сомнение, не уехал бы он снова по трассе, Взяв с него честное слово,  наш ГАЗ- 66 я отправил к тому месту,  где можно съехать вправо с дороги и там остановиться прямо на дороге. «Отважный» танкист занял место в танке, и  мы двинулись вперёд, я шёл впереди танка на расстоянии трёх – четырёх метров, а за мной двигалась эта более чем сорока тонная машина.   По моей команде он съехал с дороги и встал, на то место, которое я ему определил.

 Выйдя на связь с  начальником политического отдела, я доложил о проделанной работе и месте, где мы находились в тот момент. Генерал-майор Л.В.Тимин приказал мне,  ждать прибытия техпомощи. Убедиться, что там люди адекватные,   и только после этого продолжать выполнять задание, полученное мною раньше.  Свою машину мы тоже убрали с дороги и организовали внеплановый отдых. Танкист уснул моментально, мой водитель тоже времени даром не терял, и только радист  дежурил  в эфире. Минут через сорок приехал заместитель командира полка по технической части, привёз с собой механика – водителя. После короткого рассказа  о том, как мы преследовали и останавливали танк, мы поехали дальше.
 Но через некоторое время, подъехав к месту переправы через Эльбу, где ранее  был  наведён понтонный мост, по которому прошли все части, которые двигались по этому маршруту, обнаружили, что моста уже нет, а по реке плавно движутся немецкие баржи с грузами. Пришлось вернуться на дорогу и переехать Эльбу по мосту.
Чем ближе подходили войска к полигону, тем ближе друг к другу были маршруты движения колонн. Через некоторое время  мы догнали колонну мотострелкового полка, на вооружении которого были БМП. Некоторое время ехали сзади, глотая пыль, поднятую гусеницами десятков боевых машин. Потом удалось  объехать несколько  машин, которые стояли колонной, увидев машину командира,  мы остановились. Выслушав его доклад, спросил о боевой задаче на ближайшее время. О наличии личного состава и техники, о том, когда личный состав принимал пищу? Докладом остался доволен. Начал беседу с замполитом роты, от которого узнал, что одна из БМП осталась на левом берегу Эльбы, тоже из-за неисправности в топливной системе. Они с командиром лично проинструктировали  механика водителя о порядке его действий. Его задача была дождаться тех помощи. И не трогаться с места до тех пор, пока  не придет зампотех,  и не устранят неисправность. Рядом была молочно товарная ферма сельскохозяйственного кооператива. Оставшись один, наш храбрый воин, первым делом отправился  к этой ферме. Там его напоили свежим молоком, накормили и он, счастливый, вернулся к своей боевой машине. Всё,  что надо было сделать с топливной системой, а главное с топливными фильтрами,  он сделал сам. Всё собрал, и  машина завелась, как ни в чём не бывало. Этот воин внимательно слушал инструктаж, на котором говорилось по какому маршруту идёт их рота, где она должна остановиться после форсирования реки, как надо готовить машину к преодолению водной преграды вплавь  и прочие ценные указания. Не долго думая, он решил двигаться вперёд и догнать свою роту. Подъехав к Эльбе, он увидел, что понтонного моста, по которому  должна была переправляться рота, нет. Он  с особой тщательностью выполнил все работы по подготовке машины к преодолению Эльбы, вплавь. В это время по реке не проходили никакие суда и баржи.  Он, без тени смущения  поплыл  к другому берегу. Выбравшись на берег, увидел указатель  маршрута, по которому  ему надо было ехать. Что он и сделал. Увидев название населённого пункта, не доезжая которого должна была остановиться рота, и ждать дальнейших указаний. Не доехав до населенного пункта около двухсот метров, он остановился, вышел из машины, и не обнаружив на земле следов присутствия здесь роты, машину заглушил и на броне лёг отдохнуть. Через некоторое время прибыла и рота, которая  заблудилась,  сначала вышла не в тот  район, но быстро поняв свою ошибку, командир роты привёл её туда, куда надо. Каково же было его удивление, когда он увидел БМП, оставленную на левом берегу Эльбы. Но выслушав доклад механика водителя, решил пока никаких мер в отношении его не принимать. В этой  роте, водитель другой БМП, тоже действовал очень грамотно и, возможно, спас боевую машину, Во время форсирования примерно на середине реки, возникла реальная угроза пожара. И неизвестно, чем бы всё закончилось,  не  прояви водитель выдержку и хладнокровие,  Солдат взял огнетушитель и спокойно, ликвидировав очаг возгорания, успешно завершил форсирование реки.
Об этих поступках довольно противоречивых, с точки зрения мер безопасности, но по-своему героических, по своей сути, мне и рассказали замполит роты и солдаты, сослуживцы этих молодцов. Немного забегая вперёд, отмечу, что через некоторое время об этом я доложил командующему нашей армии генерал-лейтенанту А.К. Чернышёву и попросил его поощрить этих ребят, на которых в трудную минуту можно смело положиться. Командарм сначала сказал, что как он будет поощрять нарушителей мер безопасности?! Но мне всё-таки удалось убедить его в необходимости  поощрения этих ребят. На ближайшем  же построении,  во время короткого отдыха, генерал-лейтенант вызвал из строя этих бойцов, и предоставив мне слово, для доведения до всего личного состава присутствующего на этом коротком отдыхе, по сути мужественных поступков, этих девятнадцатилетних  солдат. После короткого замечания по поводу нарушения мер безопасности,  командующий сказал, что в боевой обстановке эти две машины могли решить исход боя и вручил обоим  по наручным часам, а командирам приказал по возвращении с учений, предоставить им  отпуска. От радости оба солдата, забыв ответить, традиционное,  «Служу Советскому Союзу», запрыгали от радости. Что поделаешь! - мальчишки, но именно такие, как они, в годы войны удостаивались звания Героя Советского Союза. Очень жалко, что не  придётся  встретиться с этими ребятами, но почему-то хочется верить, что из них получились настоящие Люди, которых в Советском Союзе было очень много. Эти  люди служили Родине честно и добросовестно.
 Немного отвлёкся от основной нити разговора, но по – другому, не могу, если есть возможность сказать доброе слово о хорошем человеке. До полигона оставалось совсем немного. Столбы пыли от идущих колонн, свидетельствовали о том, что войска нашей 1-й Гвардейской танковой армии подходят к полигону точно к назначенному времени. Моя задача состояла в том, чтобы найти начальника политического отдела армии генерала Тимина Л.В  и доложить ему, о выполнении тех задач, которые он поставил передо мной  на период марша. Это не составило большого труда, вскоре и эта проблема  отпала.
 Но очень хотелось хотя бы  на несколько минут прислонить свою голову и хотя бы несколько минут поспать. Но и тут судьба распорядилась по-своему. После доклада  шефу  шёл к своему ГАЗ-66, представляя, как лягу в салоне и отдохну. Но, проходя мимо зарытых в землю танков и БМП, услышал, что меня зовут. Пошёл на голос, В большом окопе сидели  прибывшие из Украины бойцы, узнали меня, так как ночью мне с ними пришлось дважды встречаться. На мой вопрос, покормили ли их, последовал отрицательный ответ. А до «атаки» оставались считанные минуты. Так, что они могли такую «атаку» организовать, что мало бы не показалось никому. Зная, что в танках и БМП есть неприкосновенный запас продуктов, я принял  решение, от имени командующего армией,  отдать приказ о выдаче  людям  этих  продуктов. Командиры начали   возражать, но кратко напомнив с каким контингентом  они имеют дело, удалось добиться, чтобы эти сухпайки были выданы. Не успели  приписники  распаковать эти сухпайки, как прозвучал сигнал к началу атаки.
Ко мне подошли двое из прибывших из Украины «гвардейцев», и  сказали,  раз я не смог добиться того, чтобы их покормили, а уже заканчивались вторые сутки их пребывания  у нас, готов ли  я пойти с ними в одной цепи. Отказаться я не мог. И весь  маршрут от начала и до окончания полигона, шёл с ними на «противника». Невозможно передать словами, что это была за атака. Эти бойцы шли и жевали сухие сухари и галеты, практически  волоча по земле автоматы.
Пришлось  «ставить на место» этих «отважных» защитников Родины, и навести хоть какой-никакой, а порядок в цепи  атакующих. Но  шагая вместе с ними по песку полигона под палящими лучами солнца, чувствовал, что всё равно будет взрыв недовольства. И когда эта «атака» завершилась,   я понял, что ни один из командиров и политработников полка даже и не собирается подойти к ним. Я отдал приказ всем собраться  на реденьком лужке под тенью трёх сосен. И ещё полтора часа беседовал с ними, отвечал на их вопросы. Что называется, изощрялся, как только мог, чтобы предотвратить в любую минуту могущий вспыхнуть бунт недовольства.
Было бы может быть значительно легче, если бы была вода, но воды ни у кого из нас не было ни капли,  взять её было негде. Поэтому приходилось постоянно говорить своим скрипучим от пересыхания голосом.  Только почти через полтора часа прибыли машины, чтобы отвезти этих людей на исходную позицию, где кстати, тоже не оказалось ни капли воды. Когда высадились из машин, ко мне подошли два  человека и сказали, что только благодаря мне, не возникло бунта. Возмущаясь неисполнительностью офицеров полка, в состав которого им  совершенно не посчастливилось попасть. Они слышали мои распоряжения насчёт кормёжки их ночью и утром. И  если бы я не пошёл с ними в эту «атаку», то бунт был бы наверняка.
Кстати сказать, самого командира полка пришлось ночью искать с помощью вертолёта, да и то только потому, что его папа   был на очень высокой должности  в Московских штабах, и тоже присутствовал на этих учениях. Так, что ничего удивительного в таком отношении к службе у этого папиного сынка – нет. Главным, для «полководца» этого полка было, полускать семечек и порассуждать, как уйти на высокую должность в геодезической службе Генерального штаба ВС СССР. Кстати сказать, это вскоре и произошло, убыл этот «доблестный» офицер туда, куда и хотел.
  Полк принял офицер, прошедший горнило афганской войны, награждённый двумя орденами. Ох,  и нелегко же ему пришлось на первых порах! Но, вода и камень точит. Постепенно, шаг за шагом, он буквально  «выжигал» наследие своего предшественника. Ему оказывали помощь офицеры штаба дивизии, да и нам, приходилось бывать в полку намного чаще, чем в других частях. Мне   часто в голову приходит мысль о том что,  сколько таких бестолковых папиных сынков причинили вреда, сколько людей потеряли веру в справедливость?
 Ещё одно меня очень беспокоило тогда и продолжает беспокоить и теперь. Офицеры, у которых не было  «руки» в верхних эшелонах армейской  иерархии, всё время были как на поводке. Если даже и подошёл срок получения очередного воинского звания, это ещё не значило, что он его получит во время. Над ним утончённо поиздеваются, находя всё новые и новые причины, чтобы задержать присвоение звания. Сколько подполковников, так и не стали полковниками, сколько полковников,  не стали генералами. А вот те,  у кого была эта самая «рука» в верхах, звания и должности получали или, день –в –день, или с минимальной задержкой. Насколько мне помнится,  в  Болгарии тех времён было так, назначили,  к примеру,  подполковника на полковничью должность, он стазу же становился полковником, но деньги за новое  звание, он начинал получать только после того, как отбудет срок пребывания в пред идущем  звании.   Во всяком случае, так нам рассказывали  офицеры из Болгарии, с которыми нам довелось беседовать  на полигоне Ашулук.
То же самое можно сказать и о получении квартир. «Позвоночники», как в армии называли тех, кто растёт не по заслугам в службе, а по звонкам  одних нужных людей, другим нужным людям. Этим всегда сразу находилось жильё, а «беспозвоночным»,  приходилось ютиться по частным квартирам, иногда в таких, как говорил Аркадий Райкин, антисанитарных условиях, что и не расскажешь никому.
Хорошо ещё, что в наше время не было такого вознаграждения, как денежная премия, Вот  уж где повеселились бы,  некоторые командиры и начальники. 
Не достоин тот, о ком  начался этот разговор, такого внимания, но беда в том, что из-за таких, страдали всегда невиновные люди. Думаете  кто получил нагоняй за то, что прибывшие из Украины запасники  двое суток не получали питания.  Нет,  не командир и не его заместитель по тылу, тоже из «позвоночников», а капитан, начальник продовольственной службы полка.
 Много было полезного и хорошего в Советской армии, но и тёмных пятен, подобных этому было не мало. Поэтому у меня уже к сорока годам чётко выработалась мысль, дослужить до сорока пяти лет, и уйти в запас. Поэтому  я не стремился  ни  к какому повышению, и жил спокойно никого и ничего не боясь. С полной отдачей своих сил и способностей, делал  дело, которое мне от имени Родины, было поручено. Да, иногда что-то не получалось с первого раза, но после  тщательного анализа причин неудачи, находился выход, и всё вставало на свои места. Ещё раз хочу отметить, что главным для меня в любой ситуации был человек, кем бы он ни был.
Вернусь к тем фронтовым учениям, о которых вёл речь. Прошли они нормально, без происшествий и потерь. Начальник политотдела армии на период совершения марша  на, так называемые, зимние квартиры, направил  меня снова в тот же мотострелковый полк, о котором я уже говорил.  На карту были нанесены маршруты, по которым пойдут батальоны полка, и моей задачей было,  помогать политработникам полка, поддерживать на марше высокий боевой дух личного состава и организованность. Всё шло хорошо,  Около двух часов ночи, радист передаёт мне гарнитуру и говорит, что на связи Член Военного совета армии. Я взял гарнитуру и получил приказ. Немедленно убыть в Дрезден, а не позже, чем к 7-30 утра быть в танковом полку в городе Кёнингсбрюке, с задачей оказания помощи командованию полка  в подготовке личного состава  к проверке, которую будет проводить комиссия из Москвы. Что это включало  в себя,  было ясно. Через одного из замполитов батальона, я передал командиру полка и его заместителю по политчасти, что срочно убываю в Дрезден, по приказу генерала Тимина Л.В. В Дрезден удалось добраться только к четырём часам утра. Пока сдал машину в автомобильный батальон и отправил водителя отдыхать, прошло примерно полчаса.
Пока добрался до дома и успел принять душ,  было уже начало шестого. На отдых оставалось максимум тридцать минут. Так как  надо было успеть добраться до вокзала и на электричке,  до этого гарнизона. Уснул моментально, ровно через полчаса Люба, с великим трудом разбудила меня, Быстро приведя себя в порядок и перекусив, отправился на вокзал. Хорошо, что трамвая  не пришлось ждать, и с не большим запасом времени  до отправления электрички, прибыл на вокзал. В полку появился около семи сорока. Командования полка ещё не было, И я отправился в один из батальонов.  Сразу после завтрака  собрал    личный состав полка в клубе и провёл политическую информацию. После политинформации обошёл все Ленинские комнаты. Пометил себе, что и где надо подправить и направился к штабу полка.  Было начало десятого утра.
Не доходя метров десять до входа в штаб, увидел, как из дверей штаба вышел генерал-полковник и с ним человек шесть офицеров в разных званиях. Генерал, выйдя на крыльцо, и увидев, меня,  громко крикнул: «Эй ты, иди сюда», я решил, что пройду мимо. Что и сделал, отдав честь, как положено по уставу.
Генерал второй раз рявкнул, обозвав меня неприличным словом, чтобы я подошёл к  нему. И только в третий раз он крикнул: «Товарищ подполковник, подойдите ко мне!».
Я спокойно повернулся и, пройдя вперёд несколько шагов, подошёл к нему и представился, назвав должность и воинское звание. Я спросил, с кем  имею честь, разговаривать?  Он представился, что является первым заместителем главнокомандующего Западной группы войск, генерал-полковник Козлов. Первый вопрос, который задал мне генерал, был, почему я не выполнил его требование, подойти к нему,  с первого раза. Пришлось спокойно ответить, что Вы, ко мне обратились, всего один раз, а к кому Вы обращались до этого, я не знаю. Он, аж покраснел  от злости. При этом высказал в адрес всех политических и партийных работников, своё мнение, которое видимо у него сформировалось давно.  И тут же задал вопрос, почему я не  в сапогах, а в ботинках и брюках навыпуск. Я доложил, что команду прибыть сюда получил от начальника политического отдела армии в два часа ночи,  будучи на марше, и назвал городок, в районе которого это произошло. А сапоги у меня вышли из строя, в ходе только что закончившихся учений.
 Он выдал тираду, что дослужился до подполковника, а запасных сапог не имею.  Я ответил словами начальника политического отдела 11-й Гвардейской танковой дивизии: «Если бы сапоги давали ум, я бы их носил  и на руках». Он снова взбесился, до пены  изо рта. И снова начал поливать грязью всю эту «партийно – политическую свору». Я спокойно спросил у него: «А что, у Вас  партийный билет красней, чем у меня?»  Он в горячке ответил, что намного красней. 
Тогда я сделал шаг вперёд, и попросил его посторониться, так как  хочу об этом, лично доложить Начальнику Политического управления группы войск генерал-полковнику  Н.А.Моисееву. Он действительно сделал шаг в сторону.  Я прошёл на второй этаж штаба полка и  направился к кабинету командира полка. Генерал, и ещё несколько человек, шли следом за мной. Войдя в кабинет,  я сел на место командира полка и  взял в руку телефонную трубку. Генерал  попросил меня не звонить и придавил мою руку с трубкой к телефонному аппарату. При этом сказав;  «Давайте поговорим  по – хорошему,  о деле, по которому мы здесь оказались.»
Теперь уже я стал входить в раж, напомнив,  в ту пору модные слова  М. Горбачёва о близости  к людям, об умении понимать их, стараться быть ближе к простому труженику. И снова взялся за трубку. Генерал –полковник снова  придавил мою руку к телефону.
Тогда я попросил генерала остаться один на  один  и  решить вопрос  нашего примирения. Минут пятнадцать мы были с ним вдвоём,  За это время я высказал всё, что думаю о таких хамах, как он. О том, какой ущерб они наносят своим хамством.   Одно такое хамское поведение сводит на нет усилия многих партийных и политических работников.
Никогда не думал, что он может попросить у меня  прощения, но он это сделал. Правда,  пришлось сказать ему, что это надо было сделать в присутствии всех тех людей, которые были свидетелями  нашей «тёплой» встречи. 
На этом мы  ненадолго и расстались. Я пошёл в кабинет замполита полка, где мы обговорили план нашей работы до приезда московской комиссии. Решив этот вопрос, мы пошли  на территорию, чтобы осмотреть уличную наглядную агитацию.
На выходе из штаба стоял генерал-полковник Козлов, а в это время в ворота городка въезжала  машина генерал - майора Горячёва А.В. - начальника боевой подготовки нашей армии. Машина въехала в ворота,  и из машины вышел Александр Васильевич, тоже в ботинках и брюках навыпуск. Генерал-полковник Козлов  тут же начал кричать на него, примерно, так же, как кричал на меня. Но А.В. Горячёв стоял как побитый котёнок, молча, терпел эти унижения, на глазах многих офицеров, прапорщиков и солдат. И тут появились мы с замполитом полка, Козлов увидел  нас.  Он тут же прекратил крик и  увёл А.В. Горячева в штаб полка.
 Потом Александр Васильевич  рассказывал мне, как вёл себя  Козлов, когда они остались один-на-один.  Мне  пришлось  рассказать  ему о том, чем закончилась попытка «размазать» меня по стенке на глазах у многих.
 Не хвастаюсь, а констатирую факт, После этого я стал для танкистов этого полка чуть ли не национальным героем. В каждый мой приезд в полк,  слышал за своей спиной голоса, что это тот подполковник, который поставил на место первого заместителя Главкома Западной группы войск, генерал полковника Козлова. В офицерской столовой  готовы были меня всегда угостить самым вкусным блюдом и даже пытались не брать с меня денег.  А Начальник Политического управления генерал-полковник Н.А. Моисеев,  как мне представляется, всё-таки знал о случившемся, так как в  «свите» Козлова, был  подполковник В. Стюфляев,   вместо которого  меня  прислали  из Политуправления, в политотдел  армии. 
Уже спустя примерно полгода после того случая, мы были на сборах пропагандистского состава  Западной группы войск на полигоне в Планкине.  По  пути из столовой мы встретили генерала Н.А.Моисеева, Он остановил нас и решил с нами побеседовать. Во время этой беседы,  мимо проходил генерал – полковник Козлов, мы отдали ему честь.  Моисеев, так внимательно посмотрел на меня, и спросил: «Как дела, Шелеменцев?»  Думаю, что В.Стюфляев  не смог не доложить Моисееву Н.А.  о произошедшем в танковом полку в Кёнингсбрюке. Ну а генералы между собой быстрее находят общий язык.
Комиссия из Москвы почти неделю работала в этом полку, и осталась довольна состоянием дел по всем направлениям. А по-другому и быть  не могло, личный состав полка,  хорошо знал боевые традиции полка и дорожил ими, стараясь своей службой продолжить эти традиции. На знамени этого полка было шесть боевых орденов. Гордиться было чем.

Не могу не сказать несколько слов о работе на запасном командном пункте во время полевых выходов. Получилось так, что после  нескольких выходов управления армии по боевой тревоге  в запасной район из шести положенных по штату офицеров политотдела во главе с первым заместителем начальника политического отдела, из политработников остался я один. Остальные находились на основном командном пункте, а иногда кого - нибудь,  отправляли в  войска. В моём распоряжении был автомобиль Урал с кунгом, и прицеп к нему, тоже с кунгом.
Условия для работы в составе шести человек были хорошие, но для одного, никак не походили. Поэтому  сначала  мне приходилось, что называется мотаться между  местом, где работали все офицеры управления армии, входящие в состав ЗКП и своей машиной и там, развернув карту  наносить обстановку. Но пока дойдёшь до своего кунга и всё подготовишь для работы, да если ещё и по телефону поговоришь с кем-то из политотдельцев, почти всё, что слышал на ЗКП, и даже из записанного много уже забылось и устарело, потому, что обстановка   меняется очень быстро.
Пришлось идти  по другому пути. Рассказав о своих проблемах первому заместителю командующего армии генерал-майору Рябчикову И.Ф., попросил его разрешить мне работать вместе со всеми офицерами. А место  уже было мною обговорено с  офицером из  отдела разведки. У нас с ним были очень хорошие отношения и в повседневной жизни. Поэтому наши рабочие столы оказались рядом, А как известно, все   сведения об изменении обстановки  у «противника» поступают в первую очередь в отдел разведки, соответственно сразу же наносятся на карту.  Мне оставалось только без ошибок   переносить данные, которые мой товарищ,  наносит на свою карту,  добавляя туда  ряд  специфических данных, касающихся в большей степени нас, политработников.  Это,  прежде всего, лечебные медицинские заведения, типографии, редакции газет и журналов, радиостанции, очаги культуры, музеи и т.д. 
 Когда он докладывал  об изменившейся обстановке  нашему генералу, Офицеры оперативного отделения, вместе с заместителем начальника штаба, начинали вырабатывать свои предложения, согласовывая их с основным командным пунктом,  тоже наносили обстановку на карту, мне « сам бог велел позаимствовать» материал и тоже своевременно наносить на свою карту всю,  самую  свежую  оперативную обстановку.   Готовить распоряжения для политработников дивизий и полков. Конечно, это были  далеко не те  документы, которые готовили   офицеры политотдела,  на основном командном пункте.
Кроме того, никто не снимал с меня  обязанности работать в  подразделениях обеспечения запасного командного  пункта, а это и связисты, служба охраны, военно-инженерное подразделение, автомобилисты. Но не менее важным направлением было, организовать работу и на самом запасном командном пункте. Для большей эффективности этой работы,  после прибытия на  полевую позицию, мы накоротке проводили партийное собрание, на  котором выбирали  партгрупорга. Сначала офицеры не понимали смысла в этом, ведь  на ЗКП  был  и я - политработник. Пришлось разъяснить товарищам по партии  ситуацию, а потом время показало, насколько это было  делать необходимо. Мы периодически проводили собрания партийной группы, на которых заслушивали того или другого коммуниста по одному из вопросов, к примеру, о своевременности и качестве отработки  карты и других необходимых документов, по знанию боевой обстановки и выводах из этой обстановки для службы, которую он представляет на ЗКП. В результате все офицеры  запасного командного пункта практически знали обстановку не только касающейся их службы, но и всех служб, что давало возможность принимать более правильные и взвешенные решения.
 Всё это и подтвердилось на практике, когда во время   «дружественного» визита на  ЗКП важной персоны из Генерального штаба ВС СССР, который появился  у нас буквально, как снег на голову. Больше того, впервые за  всю историю, как говорят, наблюдений, начальник из генштаба решил,  прежде всего, заслушать, как работают на ЗКП политработники. Я  же там был  в «гордом одиночестве», а заместитель начальника политотдела  Косенков Б.А., который  по должности должен был возглавлять    оперативную группу политотдела на запасном командном  пункте, находился в свите большого начальника и стоял у него за спиной,  Он, бедный, даже побледнел, предвидя, видимо полный крах. Но мне с помощью, того же офицера разведотдела, удалось быстро повесить карту, к которой подошёл высоко поставленный  генерал  и, посмотрев на неё, обратился к Борису Андреевичу Косенкову, со словами, «Здесь карта отработана значительно лучше, чем  у политотдельцев, работающих на основном командном пункте». Мне было задано несколько вопросов, ответы на которые вполне удовлетворили  этого большого начальника.  Он поинтересовался  моей должностью. Выслушав мой ответ, он обернулся к Б.А. Косенкову и сказал, что на его взгляд, этот офицер заслуживает, видимо более  высокой должности. После этого были заслушаны офицеры всех отделов и служб штаба армии, ответами на которые он тоже остался  удовлетворён. Поблагодарив генерал-майора Рябчикова И.Ф. за чёткую организацию работы запасного командного пункта, начальник  из Генштаба, вместе со всеми сопровождающими его офицерами, убыли.   
Не могу не отметить одного обстоятельства, которое постоянно  беспокоило нас во время  выхода штаба армии по боевой тревоге. Мы всегда находились, что называется под «прицелом» не только специальных служб ГДР, но с вероятностью ста процентов и  разведчиков Запада. На  каком бы месте мы не развернулись для работы, всегда недалеко от нас появлялись автомобили разных марок с «грибниками», которые удалялись сразу же после того, как мы начинали подготовку к смене места дислокации. А во время движения по дорогам  также всегда были под  «присмотром».
Меня просто удивил один случай, когда таких «смотрящих» не оказалось.  Во время одного из ночных маршей в составе  довольно большой колонны, ехавшая впереди меня машина «Урал», что называется под  «завязку» нагруженная боеприпасами, съехала в кювет и перевернулась на бок, ящики со снарядами и прочими взрывоопасными  элементами  из кузова посыпались на землю. Остановив свою машину, и приказав водителю принять все меры, чтобы остановить сзади идущие машины, а по возможности  отъехать назад, во избежание потерь в случае взрыва выпавших из перевернувшейся машины боеприпасов. Подбежал к перевёрнутой машине,  и с трудом открыв дверь кабины,  помог выбраться  двум воинам, находящимся в кабине, проверив, отключена ли «масса» автомобиля. Оказалось, что не отключена, отключили её и вместе с ними отбежали от машины на  довольно приличное расстояние. И уже там разобрался с тем, что произошло. Оказалось, что водитель передал руль старшему машины - сержанту, а сам уснул. Тут безотказно сработал принцип, если рядом  сидящий с водителем человек уснул, значит, через некоторое время уснёт и тот, кто сидит за рулём. А сержант, практически не имея опыта вождения автомобиля, тоже начал дремать, в результате чего и съехал в кювет. Поэтому при инструктаже перед  выходом машин из парка, мы всегда напоминали об этом принципе и водителям и старшим машин. Точно знаю, что очень много, автомобильных аварий и происшествий произошли именно из-за того, что старший машины, уснул. Так вот, во время движения этой колонны, на наше счастье,  в этот раз нас не «сопровождали» наши «друзья». А то мог быть поднят такой шум, что нам бы мало не показалось, буквально в нескольких десятках метров была окраина населённого пункта. А поскольку было ещё раннее утро, то и немецких машин на дороге тоже не было. Поэтому, быстро организовав разгрузку машины, и, использовав лебёдку, одной из наших машин, поставили «Урал» на колёса, вытянули его на дорогу. Проверили его исправность, на заводку, на наличие подтёков, решили с помощью водителей и старших машин, колонны, которая была остановлена сзади нас, все ящики снова погрузить на него и, пропустив колонну вперёд, следовать к  пункту назначения.
Не буду приводить больше подобные примеры, не они характеризуют общую обстановку в войсках армии. Немало случаев, когда наши воины спасали немецких жителей, рискуя своей жизнью, во время пожаров, оказывали помощь в вытаскивании машин  из кюветов во время сильных снегопадов, во время которых через каждые 300-500 метров  в кювете находилось не по одной машине. И наши Уазики, Зилы, Мазы и КАмазы  не  могли проехать мимо, не оказав помощи немецким товарищам. Надо было видеть, с какой радостью они благодарили нас за эту помощь, каждый раз пытались отблагодарить, давая деньги. Не знаю как кто, но  я не  разу, не взял этих денег, чем каждый раз удивлял  тех, кому оказали такую помощь.«Danke schon»,сказанное ими, было значительно дороже, чем те марки, которые они пытались дать нам. Иногда было,  что угощали фруктами, если они оказывались в  у них в машинах. Эти угощения  я всегда просил принять самого водителя. Но иногда случалось и так, что просто невозможно было оказать такую помощь из-за отсутствия времени, но и тогда, мы останавливались и объясняли ситуацию, что помогли уже нескольким водителям, Поэтому у нас больше нет времени, так как к определённому времени мы должны быть по своим делам. Немецкая пунктуальность сказывалась и здесь, они нас понимали и внешне не проявляли признаков какой-либо обиды. Были случаи, когда немецкая машина выходила из строя, и водитель, стоя на обочине, отчаянно махал руками, прося помощи. Мы останавливались и, услышав о том, что надо помочь отбуксировать машину к ближайшему населённому пункту, тоже не отказывали в этом. Хотя это было крайне редко, так как в ГДР, служба спасения на дорогах работала очень чётко. Можно было проехать 200-300 километров и не встретить ни одного полицейского, отвечающего за движение по дорогам. Но если случилась какая- либо авария, или, тем более катастрофа, дорожная служба появлялась в считанные минуты. Мне, например, так и не удалось подробно разобраться в этом, хотя определенные предположения по этому поводу есть.
Получилось так, что мне  много раз приходилось разбираться с жалобами, касающимися семейных отношений  офицеров и прапорщиков. Не смотря на то, что было много инстанций более низкого уровня, которые занимались этими вопросами, но, тем не менее,  нередко обращались за помощью и  в политический отдел армии.
Это касалось, как правило, семей полкового и дивизионного звена. Обращения в основном были со стороны женщин. Они просили оказать влияние на мужа в том плане, чтобы он чаще бывал дома и мог, мягко говоря, исполнять свой супружеский долг. У некоторых жён не хватало терпения,  и они вынуждены были  «прихватывать» мужскую ласку на стороне. А когда эти  факты становились известны мужьям, вполне естественно начинались проблемы с сохранением  семьи.
Прежде чем  начинать разговор  в такой семье, старался узнать об этой семье у председателя женсовета, из других источников, и только после этого приходил в семью. В беседе с супругами выяснял причину, побудившую обратиться в политотдел армии. Она зачастую была совсем не той,  о которой  было изложено в заявлении. Приходилось по несколько часов сидеть и разбираться, что называется «копаться» в грязном белье. Обе стороны пытались выгородить себя, обвинить свою «половину» во всех грехах. А когда, в процессе разговора выяснялась истинная причина, начинали оправдываться, «валить» друг на друга всю вину.
Заметил, что мужская половина  более адекватно оценивает сложившуюся ситуацию. Женщины более эмоциональны, а поэтому и объективности в их объяснениях значительно меньше. Даже свои измены, они пытались оправдать, сваливая вину на мужа. Приходилось не уговаривать сохранить семью, а ставить вопрос ребром, готовы ли они  и дальше жить вместе. Но перед этим нарисовав возможные последствия  развода, для детей, для карьеры мужа, для общественного мнения в гарнизоне, где утаить, что-либо очень трудно. И, как бы между прочим,   высказать мнение о том, что говорят об их семье в гарнизоне. Вот здесь-то, нередко, становилось ясно, что они жили и совершенно не задумывались об этом. Если была не права женщина, мне приходилось прямо говорить ей, что мне бы не хотелось, чтобы карьера мужа пострадала из-за поведения его жены.  Рекомедовал, собрать чемоданы и отправляется, как у нас говорили там, в Союз, а муж будет и дальше служить здесь. После таких слов, как правило, жена притихала (всё – таки пребывание в Группе войск, приносило определённые материальные преимущества семьям) и просила вернуть ей жалобу на мужа. С моей стороны  всегда выдвигалось требование, о прекращении  «походов» на строну (хотя  в это что-то мне мало верилось) и  всерьёз заняться воспитанием детей, а также включиться в общественную работу. А мужа всегда спрашивал, готов ли он  на такие условия. Если это было связано с изменой, как правило, муж не соглашался на эти условия, мне приходилось предупреждать его «благоверную» о том, что моя точка зрения состоит в том, чтобы не привлекать её мужа к ответственности, а дать ему возможность спокойно служить дальше. В том, что он часто и подолгу не присутствует дома, это не его вина, служба у него такая,  А его жене, надо было  хорошо подумать, когда выходила замуж. Надо было выбрать себе,  к примеру, слесаря или токаря, тогда он  возможно и был бы дома больше, мог часто и спокойно обслуживать потребности своей половины.
                Были и другие примеры, когда муж начинал «походы» на лево, Тут  приходилось  уже его припирать к стенке, и выяснять причины такого поведения. Маленькое отвлечение. Беда состоит в том, что у нас в стране практически отсутствовала система обучения молодых людей к практике семейной жизни. Ни в военных, даже высших, военных училищах, ни в гражданских техникумах и институтах, нигде, никто и никогда не занимался этим вопросом. Не случайно поэтому, почти пятьдесят процентов семей распадаются  в течении трёх лет после заключения брака, из-за того, что якобы не сошлись характерами, На самом же деле эти семьи разбиваются о быт. Никто не хочет заниматься решением бытовых проблем, а мамы с папой рядом, в первую очередь у нас, военных, нет. Приведу один пример. В одной из отдельных десантно-штурмовых рот мне пришлось разбираться с  семьёй одного старшего лейтенанта. Он тоже  очень часто  и подолгу отсутствовал дома. Замполит роты попросил меня побеседовать с женой этого старшего лейтенанта. Мы пришли  в квартиру  этого офицера,  расположенную в доме, который чуть больше года назад был сдан в эксплуатацию.
В квартире был стойкий запах гнили. На вопрос, почему так плохо пахнет, молодая женщина ответила, что мужа уже несколько дней нет дома, поэтому солдат, который выносит у них мусор не приходит. Заглянув  за стол,  мы увидели примерно не менее половины кубометра бытовых отходов, которые находились между столом и стеной.
Оказалось, что вынос мусора, выбивка ковров, мытьё полов в этой квартире  лежала на плечах одного из подчинённых старшего лейтенанта. А молодая женщина  без тени смущения, начала доказывать нам, что это вполне нормально, что это не дело, когда жена офицера будет заниматься наведением  порядка в доме. Попытки переубедить её ни к чему не привели.  Подобных примеров, когда молодые жёны не только не хотят заниматься вопросами быта, но и не умеют этого делать. Да и молодые офицеры тоже из каких-то источников взяли на вооружение, что бытовые вопросы их не касаются. За  привлечение солдата к решению этих проблем пришлось привлекать к ответственности командира и замполита роты.  Кроме того, молодые семьи считают вполне нормальным явлением, все проблемы между собой решать только на повышенных тонах, а в последнее время с применением, так называемой ненормативной лексики. Пришлось в тематику своих выступлений  ввести  и тему, касающуюся этики поведения в семье. В своих выступлениях часто приходилось ссылаться на высказывания  мудрых людей. К примеру: Шумят только дубы; Мелкие реки всегда шумливы,; Если бы из крика можно было построить дом, то осёл бы имел целую улицу; Молчание действует лучше крика, и неизвестность всегда пугает. Л. Соболев; Семья-это общество в миниатюре, от целостности которого зависит безопасность большого человеческого общества. Ф.Адлер; Семья приносит полноту жизни, семья приносит счастье, но каждая семья, в особенности в жизни социалистического общества, является, прежде всего, большим делом, имеющим государственное значение. А.Макаренко; Никто не принуждается  к заключению брака, но всякий должен быть принуждён подчиняться законам брака, раз он вступил в брак. К.Маркс; Жена, не ведущая мужа вперёд, непременно толкает его назад. Д, Милль; Тот, кто отстаивает права женщины, тот отстаивает права ребёнка, иначе говоря - отстаивает будущее. В.Гюго; Лучшая  школа дисциплины есть семья. С.Стайел; Совместные трудности или соединяют людей, или их разводят. М Ульянов; Брак – это союз, а не поле брани. В нём  выступают не враги, а друзья, близкие, любящие друг друга люди. Н.Крупская; Одежда нередко бывает внутренним содержанием человека, вывернутым наружу. Е.Пермяк; Быт, особенно если он не устроен, сплошь да рядом, как кислота  разъедает основу человеческой нравственности, достоинство, там  нечего и хорошего ждать. Ю.Аракчеев; Извилины напрягать трудней, чем голосовые связки. К. Лавров; Дети просвечивают всевидящим рентгеном своих глаз не только успехи, но и слабости оценивают. «Правда» от 15.10.1982 года; Богатые женщины похожи на дикарей. Подобно дикарям они стремятся к нарядам, удовольствиям, услаждающим плоть, а не разум, к ненужному господству, всевозможным хитростям ради всего этого. Г. Серебрякова; Любовь не цветок, а могучее дерево. Трудно только посадить его так, чтобы не засохло, а  выросло. Г. Серебрякова; На свете нет ничего прекраснее, нежели спокойно спящее, чуть улыбающееся дитя. Г. Серебрякова.
 Все эти цитаты  выбраны мною из прочитанных книг, записывать эти мысли, начал ещё, будучи курсантом. К сожалению два блокнота с этими выписками  были похищены во время пребывания в госпитале.
Сейчас очень много подобных цитатников, но когда в книге встречаю строки, которые полностью совпадают с моим внутренним миром, моими убеждениями, не могу не записать в свой  блокнот.
Как говорят, время лечит, так и со мной получилось. Уже значительно ослабло чувство  обиды за то, что учинили в отношении меня кадровики, а полученные поощрения и главное, отношение ко мне в частях, где приходилось работать, помогли снова  почувствовать  свою востребованность в службе. Отношение командующего армии, его заместителя, начальников отделов и служб управления армии, секретарей партийных организаций ко мне способствовало  тому, что заметно укрепился мой авторитет не только в штабе армии, но и в соединениях и частях. Я уже упоминал про командира  9-й танковой дивизии полковника  В. Чорного, с которым мы, можно сказать, стали друзьями. И когда мне стало известно, что после возвращения в Союз, он  быстро дослужился до генерал-лейтенанта, стало для меня поистине радостным событием. Он действительно достоин этого, и тем, кто служил под его началом, считаю, что тоже очень повезло. Или,  уже упоминавшегося Героя Советского Союза Алиева Наби  Абишевича, считаю для себя большой удачей, что удалось повстречать такого интересного  и,  по своему талантливого молодого  офицера.  Он, как губка, впитывал  всё  то,  чему его  учили старшие товарищи. Никакого высокомерия или зазнайства этот офицер ни разу не проявил, ни в отношении с подчинёнными, ни с теми, кто приезжал в полк, которым он командовал, уже перед самым моим  увольнением из Вооружённых Сил СССР.
Мне уже приходилось упоминать о том, что моё стремление дослужить  только до достижения мною 45 лет, у многих вызывало  непонимание. Можно было ещё год прослужить в  теперь уже Западной группе войск. Многие держались буквально за один  лишний день пребывания там. Мы с Любой решили, что нам надо срочно возвращаться в Минск, где была наша любимая дочь-Света, которая с нетерпением ждала нашего возвращения. Поэтому уже 21 июля 1989 года, ровно на следующий день после того, как отметили моё сорока пятилетие, обратился к начальнику политического отдела армии полковнику Водопьянову с просьбой направить меня в госпиталь для прохождения медицинской комиссии на предмет моего увольнения в запас. Он напомнил мне, что есть возможность ещё год пробыть в группе войск. На мою повторную просьбу отпустить меня с «миром», в связи с тем, что надо ехать домой к дочери. Он подписал мой рапорт и,  через несколько дней военные врачи нашего армейского госпиталя, уже определяли мою пригодность для гражданской жизни. Целый букет заболеваний, имеющийся в моём организме, показал, что чем быстрей меня уволят, тем меньше хлопот они будут иметь со мной,  в ближайшем будущем. Сразу после того,  как закончилось обследование моего организма в госпитале, нам  с  Любой,  предложили путёвку в военный санаторий Бад-Эльстер Западной группы войск, расположенный на самой границе с Чехословакией. От такого предложения было бы, по крайней мере,  стыдно отказываться, и мы оказались буквально в сказочном месте, на юге ГДР. Двадцать один день предстоящего отдыха  в таком прекрасном месте, которое нам чем-то напоминало о курортах Баден-Бадена, о которых мы читали в книгах, нам представлялся как награда за все наши труды. Буквально дней через десять после начала нашего отдыха, в этот же санаторий приехал офицер из штаба нашей армии и встретив нас, «обрадовал» меня новостью, что они на общем партийном собрании управления армии избрали меня секретарём партийного комитета, и то с меня за это причитается магарыч. Поскольку мы были очень хорошо знакомы с этим офицером, то зашли в ближайший пивной бар и там, за «кружкой пива», он рассказал мне все подробности, очень неприятного для меня известия. Примерно  через неделю, появился ешё один офицер, и тоже «довёл» до меня эту же новость.
Закончив  курс лечения, и хорошо отдохнув, мы вернулись в Дрезден, и на следующий день уехали в Минск, к дочери. После окончания отпуска вернулись в Дрезден и я, как ни в чём не бывало,  вышел на службу.  Первый заместитель начальника политотдела полковник Сумароков В., встретив меня, спросил, почему я не появился  после отдыха в санатории. Пришлось сослаться на то, что у нас были куплены билеты на поезд и что дома мы пробыли всего несколько часов. Вместе с ним зашли в кабинет начальника политического отдела и там   ещё раз  «проинформировали»   об избрании меня, секретарём партийного комитета управления армии. Мне пришлось изобразить, что об этом   мне ничего не известно, и как они смогли это допустить, зная о моём стремлении как можно быстрей уволиться в запас. Начальник политотдела тут же позвонил  начальнику Политического управления Группы войск, и доложил ему, что подполковник Шелеменцев отказывается от должности и намерен уволиться в запас. Не знаю, что уж там говорил ему начальник политуправления, но вид у полковника Водопьянова был  не самым весёлым. Оказывается, предчувствуя мой отказ, они решили, что вместо меня изберут на эту должность другого офицера политического отдела. Но, коммунисты управления армии, каким-то образом, узнав об этом, заявили, что никого из политического отдела на  должность секретаря парткома  не допустят, а изберут старшего офицера из отдела разведки. Начальник же политического управления, узнав об этом, заявил, что если это произойдёт, то начальник политотдела армии полковник Водопьянов, звания генерал-майора не увидит, как своих ушей. Поэтому у моих непосредственных начальников было только два выхода, или уговорить меня остаться служить в должности, на которую меня избрали коммунисты управления армии, или уговорить коммунистов, чтобы  они вместо меня избрали кого-то из политотдела. Поскольку, получив мой решительный отказ от должности,  предложили поработать над тем, чтобы уговорить коммунистов всех партийных организаций  на избрание на эту должность офицера политического отдела.  Между тем,  те с кем  вместе мы проходили медицинское освидетельствование в госпитале, уже начали готовиться к убытию в Союз. А, как оказалось позже,  мои документы  на увольнение  даже ещё и не были  отправлены по инстанции. Пришлось мне ходить по партийным организациям отделов и служб и просить «сжалиться» надо мной и дать согласие на избрание кого-то из политического отдела. Одна за другой партийные организации отказывали мне в моей просьбе. Тогда  мне пришлось изменить тактику. Собрав членов партийного комитета для решения очередного вопроса повестки дня, обсудив её всесторонне и приняв решение по основному вопросу, решил рассказать членам партийного комитета о том, как меня четыре года назад  принимали в политическом отделе, а теперь точно также  снова  приходится снова быть  разменной монетой  чьей-то  игре.  Проинформировал также о нашей семейной проблеме, что мне бы не хотелось, чтобы третья звезда на моих погонах, стала причиной больших семейных неурядиц.
Обратился к каждому из присутствующих с просьбой убедить коммунистов отдела, который они представляют в парткоме, избрать в партийный комитет кого-то из политического отдела. Обсудили,  каждого человека из политотдела и пришли к выводу, что может пройти кандидатура подполковника Рябокучма В. возглавляющего отделение  оргпартработы. На общем партийном собрании коммунистов управления армии с небольшим перевесом голосов подполковник   В. Рябокучма,  всё-таки был избран в состав партийного комитета. А потом было проведено заседание партийного комитета, на котором, после длительных дебатов, секретарём партийного комитета был  избран именно он.  Сразу же после этого меня вызвал начальник политического отдела и приказал, чтобы в течении ближайших трёх дней я покинул территорию ГДР.
В этот день как раз на совещании в штабе армии находились руководители соединений и частей. Позвонив  Любе и посоветовавшись с ней, мы решили пригласить тех, с кем у меня были наиболее хорошие отношения к нам на прощальный обед. Люба-молодец, быстро организовала добротный стол и  около двенадцати человек присутствовали у нас и  мы в последний раз пообщались, вспомнили  о том,  как приходилось решать множество различных проблем.
Но неожиданно всплыла одна проблема. Мы планировали купить себе мебель, соответственно немного накопили для этого денег. Но когда на следующий день я пришёл в немецкий мебельный  магазин, выяснилось, что  им дана негласная команда советским офицерам  ничего не продавать. Потом выяснилось, что это касалось только тех городов, в которых дислоцировались советские военные гарнизоны. Побеги по магазинам ничего не дали. Тогда мы решили,  на имеющиеся у нас 5000 марок, купить какую-нибудь машину.  Проштудировав рекламный буклет, поехали по выбранным нами адресам. Но и тут удача отвернулась от нас. Выяснилось, что те машины, которые подходят нам по цене, уже проданы, а времени пребывания остаётся всего двое суток. Решили ещё раз внимательно прочитать рекламный буклет и нашли, что за 2000 марок можно купить «Запорожец», приспособленный для эксплуатации в зимних условиях. Но и тут понадобилось дважды приезжать по выбранному нами адресу. Всё же эту «гордость» советского автопрома, мы купили. Всё  было сделано очень просто и быстро. Хозяин машины на листочке, вырванном из обычной тетради, написал, что он продал мне автомобиль (указал марку автомобиля, его заводской и регистрационный номера, и сумму денег, полученную от меня). С этим листочком и документами на машину  я подъехал в отделение дорожной полиции, где через пятнадцать минут получил документы на машину, полностью оформленную на меня. Неожиданно возникла проблема с заправкой горючим, но и её тоже удалось решить довольно быстро. К вечеру предпоследнего дня нашего пребывания  в Германии, мы с Любой решили съездить в небольшой немецкий городок Баутцен, что находился в семидесяти километрах от Дрездена. Раньше там нам пришлось побывать на экскурсии. Почти на самом въезде в город увидели мебельный магазин, зашли в него, и увидели, что там есть всё то, что мы хотели купить. Спросив у продавца, можем ли мы пробрести в их магазине мебель, получив утвердительный ответ, стали выбирать, что мы можем купить на оставшиеся 3000 марок. Оказалось, что кроме как дивана и двух кресел, больше ничего не купим.  Но и тут возникла проблема, как эту покупку переправить в Дрезден, так как  не позже 11-30 утра мы должны были сдать в багажную контору контейнер с вещами. Как бы в шутку,  я спросил у продавца, о возможности забрать нашу покупку часов в шесть утра. К нашему удивлению он ответил положительно,  и мы обговорили, где и как можно это сделать. У меня в голове сразу возникла мысль: попробуй  ко у нас,  в Союзе сделать это. Срочно вернувшись в Дрезден, с начальником армейского ансамбля песни и пляски договорились о том, что он выделяет мне машину ЗИЛ-130, на которой  поеду забирать покупку. С сослуживцами по политотделу решили вопрос, кто и на чём съездит за контейнером на товарную станцию,  кто будет руководить погрузкой вещей до моего приезда. Всё получилось, как по нотам. К моменту моего приезда  с покупкой, в контейнер было уже погружено почти всё. Диван и кресла прямо  с машины  и в заводской упаковке погрузили в контейнер.   Я повёз его на товарную станцию. Там тоже всё было решено в считанные минуты. Оставалось вернуться домой, сдать машину в автопарк, посадить Любу в теперь уже нашу машину, определить  её на поезд, следующий до Бреста, пожелать ей счастливой дороги, а самому вернуться в квартиру, забрать всё, что приготовлено для перевозки в машине, и последний раз зайти в политический отдел попрощаться со всеми. Мне ещё повезло в том, что один из преподавателей нашего армейского университета марксизма-ленинизма, входящего  в сферу моего кураторства, должен был ехать в Союз, на Украину по семейным делам. И узнав, что я поеду на машине, попросился ехать со мной, чему я был несказанно рад, так как достаточно твёрдых навыков в вождении к тому времени у меня  ещё не было, а того на родине был точно такой же автомобиль. Так, что наши интересы совпали, он экономит деньги на приобретении билетов, а я получаю спутника, прекрасно знающего машину и имеющего хороший опыт её вождения.  Но и тут не обошлось без небольших неприятностей. Мне не удалось ни купить, ни  у кого-то  взять канистру, для запаса бензина. Мне предложили, как выход из положения, прорезиненный мешок ёмкостью в сорок литров, который применяется для доставки воды в полевых условиях. Заправив « под завязку» бак и этот мешок,  бензином, около четырнадцати часов, как говорят, пополудни, мы отправились в путь. Но на выезде из Дрездена  почувствовали  в салоне сильный запах бензина. Остановились и, к нашему удивлению, увидели, что прорезиновый мешок разошёлся по швам. Все его швы были на клею, а от бензина этот  клей потерял свои свойства и бензин стал вытекать в багажник, а поскольку у «Запорожца» багажник впереди, то запах,  мы почувствовали очень быстро. Тем не менее, определённое количество  топлива уже вытекло. Мы быстро вынули мешок из багажника. Как раз мимо проезжала наша военная машина.   Мы остановили её и попросили водителя, если есть, продать нам канистру, Канистры у них не оказалось, а был бачёк, емкостью около пяти литров.
С помощью водителя мы перелили часть бензина в этот бачёк, а остальной бензин отдали им. Но  нам надо было навести порядок в багажнике.   Там проходит много проводов, идущих к печке, к фарам, сигналу. Пришлось всё выгружать промывать, протирать насухо, и только после этого двигаться дальше. До границы с Польшей добрались быстро и засветло. А в Польше стало уже темнеть, да и дороги значительно хуже, чем в ГДР. Но, выбравшись на автомагистраль, поехали быстрее, да так, что в одном месте нас остановил  польский полицейский, но только слегка пожурил   и предупредил, чтобы  мы больше не нарушали скоростной режим. Буквально в одно мгновение мы въехали в полосу сильнейшего тумана, такого, что в десяти метрах ничего не было видно. Пристроившись сзади огромной фуры, мы долго ехали за ней, но водителю её видимо надоело, он принял вправо и остановился, а мы поехали дальше. Вскоре догнали ещё одну фуру с русскими номерами и, следуя за ней,  успешно проехали по окраине Варшавы  и двигались в сторону границы с СССР.  Не доезжая около полутора сотен километров, мы остановились, так как туман стал таким плотным, что ехать было практически не возможно, да к тому же стала сказываться и усталость, хотя мы периодически меняли друг друга за рулём. Сложность состояла и в том, что в машине не работала печка, поэтому мы чувствовали постоянный дискомфорт. Тем не менее, съехав с дороги в сторону метров на двадцать, выпив из термоса горячего чаю, мы моментально уснули. Уже брезжил рассвет, но туман был ещё довольно густым. К границе с нашей страной подъехали около девяти часов утра. При прохождении таможенного и паспортного контроля, тоже возниклв небольшая заминка. Молодой офицер таможни, взяв в руки мои документы, тут же куда-то ушёл.  Через несколько минут,  появился вместе с начальником таможенного поста.Тот, обойдя нашу машину, подошёл ко мне и сказал, что за много лет работы на границе, впервые встретил, чтобы подполковник  въезжал в СССР на «Запорожце». Мне пришлось отделаться шуткой о том, чтобы внесли мою фамилию в книгу удивительных явлений, с правом пересечения мне границы без всяких досмотров. Он усмехнулся и приказал пропустить нас. Я спросил,  работает ли у них Миша Ш., который был у меня переводчиком во время моих выступлений перед немецкими товарищами, которому я давал рекомендацию для вступления в партию. Оказалось, что работает  и  считается на хорошем счету, но в тот момент, это была не его смена.
Подъехав к железнодорожному вокзалу, через знакомого мне ещё по службе в Бресте, помощника военного коменданта, купили билет моему спасителю до  его дома на Украине, и попрощавшись с ним, отправился в сторону Минска. На выезде из Бреста заправил своего «коня» и покатил по местам, которые мне были хорошо знакомы.  Вдвоём в машине ехать значительно веселей и не так опасно, как одному.
Не доезжая  до Столбцов, при проезде  по мосту через железнодорожные пути, я вдруг задремал, и пришёл в себя только тогда, когда оставалось буквально несколько сантиметров до бордюра перед ограждением моста. Благополучно проехав метров триста от моста, на оборудованной стоянке остановил машину и тут же уснул. Сколько  спал, сказать не могу, но почувствовав, что могу ехать дальше, завёл свою «лошадку» и покатил дальше. Проехав несколько километров, почувствовал, что мотор начал барахлить, а вскоре и заглох.  Ручным насосом подкачав топливо в карбюратор, попробовал завести машину. Она без всякого сопротивления выполнила моё желание и снова под колёсами  этого сланного авто побежала лента дороги. Но не проехав, наверное и пяти километров, мотор снова взял передышку. И так продолжалось несколько раз, В очередной раз, когда машина снова плавно остановилась, принял решение попросить помощи  у  водителей проезжающих мимо машин. Останавливались несколько машин, водители пытались что-то сделать, но результат, раз за разом был один. Машина глохла. Начинало темнеть. В очередной раз проголосовав и у водителя остановившейся  машины проконсультировавшись по своей проблеме, и не получив ясного и чёткого ответа о причине происходящего, пришлось попросить взять меня на буксир и дотянуть до Минска. Водитель «Жигули»-восьмёрки согласился. Дальше моё передвижение продолжалось на верёвочке. Часа через полтора мы въехали в Минск и напротив магазина «Кирмаш» водитель жигулей,  категорически отказался от дальнейшей буксировки. Они с напарником помогли мне откатить машину в сторону. Я рассчитался с водителем  и они уехали. Предпринятая  попытка поставить машину на рядом расположенную автостоянку, не увенчалась успехом. Поэтому пришлось оставить машину и на общественном транспорте уехать домой. Хорошо, что на автостоянке разрешили позвонить домой, успокоить Любу. Примерно через час  мы встретились дома. На следующий день попытка привлечь к буксировке машины  к нашему дому Юры Белоруса, через его родственника, ни к чему не привела. Я не смог толково объяснить, где находится машина, и они не нашли меня.
Утром следующего дня, сам снова принял несколько попыток завести машину, она  заводилась, но тут же глохла. Даже буксировка не давала никакого результата. Отчаявшись, и стоя у поднятого капота, гордости советского автомобилестроения, случайно упёрся рукой о карбюратор.  Почувствовал, что он немного качается. Достав ключи,  подтянул  все пять гаек.  Снова сделал попытку завести машину, но  аккумулятор разрядился. И эта попытка ни к чему не привела. Тогда обратился к водителю стоящего недалеко грузовика, помочь завести машину с буксира. Он согласился, и не успев пробуксировать меня и десяти  метров, как мой «запорожец  радостно  заработал»  всеми своими сорока лошадиными силами, без   каких-либо признаков к остановке  в ближайшее время. Поблагодарив водителя грузовика  за помощь, я сел за руль.   
Мой  «запорожец» весело помчался к месту  постоянной  прописки на улице Мирошниченко. Уже через полчаса  под окнами нашего дома появилась третья  машина.
 Так закончилась моя служба  в рядах доблестных Вооружённых Сил Советского Союза, и пребывание  в Германской Демократической Республике. Предстояло начать новый этап нашей жизни. Что он нам принесёт,  пока никто не мог предвидеть.





                Начало нового этапа  жизни


15 марта 1990 года  в военном комиссариате Советского района г. Минска мне вручили военный билет офицера запаса. Предстояло после двадцати восьми лет армейской службы, вновь вернуться к гражданской жизни.  На семейном совете было решено, что надо немного отдохнуть, что называется  «вжиться» в обстановку, привести в порядок квартиру, и только потом устраиваться на работу. Время было не простое. В магазинах проблемы с продуктами, товарами первой необходимости, Всё было скуплено и вывезено в основном в Польшу, а то, что ещё не успели вывезти  за границу,  стояло в квартирах многих «ушлых» людей, которые имели доступ к этим товарам, поэтому скупали  их партиями. Ранее  мною упоминалось, что во время  моего выступления перед  рабочими завода дорожной строительной техники, в пригороде города Дрездена, рассказывая им о трудностях  жизни в нашей стране, мною было упомянуто, что даже мыла невозможно купить в наших магазинах. Один из рабочих громко сказал примерно такую фразу, что если Вы хотите, мы можем дать Вам ящик мыла, Отделавшись шуткой, я тогда не мог и представить себе, что в один, далеко не прекрасный момент, Люба, тоже в шутку, сказала мне, что я напрасно отказался от того  ящика мыла, который предлагали немецкие рабочие.
Нам надо было обязательно купить новый пылесос, так, как старый уже выработал свой ресурс. Неоднократные поездки по магазинам ни к чему не привели, Однажды, часа в три ночи на своём  «запорожце», подъехал к магазину «Техника в быту» в надежде, что буду первым. Каково же было моё удивление, что очередь начали занимать ещё с вечера, и, оказавшись, правда,  в числе  первой сотни,  всё-таки не терял надежды на приобретение, нужного мне пылесоса. Когда же открылся магазин, очередь, по непонятным причинам,    увеличилась в несколько раз, не смотря на записи. Так что, протолкавшись почти до обеда, с большим трудом купил  вместо «Самсунга», наш, российский  пылесос.  Который кроме шума,  ничего хорошего  делать не мог, да и тот  сломался,  наверное, месяца через два.
Это было время, когда бабушки-пенсионерки, приходили в продовольственный магазин, чтобы понюхать запах колбасы, за которой стояли огромные очереди.  Но и это, как оказалось позже, было ещё не самым трудным временем. Вскоре появились  талоны, по которым, как предполагалось, можно будет приобрести кое-что из продуктов питания и кое-какие товары первой необходимости. Но и тут для многих отоварить эти талоны оказалось просто не по силам. Те же очереди, и нехватка товаров, для многих, особенно больных и пенсионеров, стали непреодолимым барьером.
Запас денег подходил к концу, и надо было искать работу. Не буду описывать в деталях мои мытарства  в поисках  работы, Отмечу только одно, пришлось посетить  двадцать восемь организаций и учреждений, где тактично, а где, узнав, что я офицер запаса, да к тому же ещё и политработник, просто-напросто выставляли меня за двери.
Ни райкомы партии, ни учебные заведения, ни предприятия, никто не хотел «связываться» с представителем «руководящей и направляющей» силы в стране.
В  мае 1990 года, мы с Любой на своём автомобиле,  решили  навестить мою маму.  Быстренько собрав  всё самое необходимое для поездки, мы отправились  в сторону Москвы. До Вичуги добрались без проблем. А прибыв туда, узнали, что мама находится в областном онкологическом центре в  городе Иваново. Каждый день мы навещали её, не раз беседовали  с лечащим врачом, который уклончиво уходил от прямого ответа о действительном состоянии здоровья мамы, ссылался на то, что у неё больное сердце и операции по удалению злокачественной  опухоли она может не перенести. Мама попросилась выписать её из больницы, чтобы побыть с нами. После  совета с главным врачом  центра, маму выписали, и мы две недели пробыли у неё в гостях. Она стала чувствовать себя значительно лучше. На уговоры поехать с нами в Минск, категорически отказалась, более того встала на очередь на бесплатное получение автомобиля «Таврия», как участница Великой Отечественной войны. Погостив у неё, мы вернулись в Минск.

Люба устроилась на работу в ту же аптеку, в которой работала до отъезда в Германию. Мои попытки найти работу  снова  не давали никаких результатов. 
В начале июня нам позвонила жена моего дяди и сообщила, что моя мама находится в больнице, с диагнозом онкология  желудка. Мы с Любой,  предприняли все меры, чтобы найти горючее для машины, заправили полный бак, кроме того на багажник сверху поставили ещё шестидесяти литровый бак, тоже наполненный «под завязку, и  рано утром следующего дня поехали на мою малую родину. Учитывая скоростные характеристики «запорожца» и сложившиеся погодные условия во Владимирской области, ровно через сутки мы были у больницы, где лежала мама. Она, конечно, не ожидала нашего приезда, но была очень рада нам. Побеседовав с главным врачом больницы, который нам заявил, что дела обстоят плохо, что операцию она не перенесёт  из-за болезни сердца.
Он высказал предположение, что мама проживёт два, максимум три месяца, подписал документ о выписке её из больницы, и мы поехали  на квартиру, где последние годы  и жила моя мама. Побыв там буквально несколько дней, собрав кое-какие вещи, посадили маму в машину и поехали в сторону Минска. Неполадки начались ещё на выезде из города Вичуга. Что-то стало барахлить зажигание. Устранив неисправность, мы поехали дальше. В какой-то момент я почувствовал, что машина стала идти с какой-то дополнительной нагрузкой, а тут ещё в городе Балашиха, ехавший за нами мотоциклист, подавал мне какие-то световые сигналы. Приняв вправо, мы остановились. Внимательно осмотрев машину, проверив колёса, и всё в моторном отсеке, никаких неисправностей не обнаружив, мы поехали дальше. Уже на  трассе Москва – Минск стали проявляться  какие-то новые проблемы, Температура двигателя  стала  возрастать, приходилось останавливаться, ждать, пока  двигатель не остынет. Осмотрел  буквально всё, даже привлекал к этому двух водителей на одной из остановок, но и те ничего найти не смогли. Остановки приходилось делать всё чаще и чаще. Мама, лёжа на заднем сидении, стала нервничать. Так вот  с остановками на время, необходимое для охлаждения двигателя, мы  всё-таки добрались до дому. На следующий день начали возить маму по больницам, показывать врачам, сдавали анализы, делали рентген, выписали новые лекарства, и самочувствие  мамы стало заметно улучшаться. Она стала проситься отвезти её домой, в Вичугу.
Я, тем временем,  продолжал поиски работы. Второй раз, посетив отдел кадров завода имени В.И.Ленина, получил предложение устроиться мастером цеха №22. У меня не было причин отказываться от этого предложения, и через несколько дней, приступил к исполнению своих обязанностей. После трёх дней работы, у меня вдруг поднялась температура, и после обращения в заводскую поликлинику, ушёл на больничный. Через день, прибыв на приём к врачу, попросил  сделать мне кардиограмму, она никаких подозрений не вызвала, но больничный продлили ещё на два дня. Во время очередного приёма к врачу, снова попросил сделать кардиограмму, во время которой  у меня обнаружили инфаркт миокарда, вызвали скорую помощь, и меня доставили в 432 военный госпиталь, где определили в реанимационную палату. Это произошло 1-го ноября 1990 года. После того как  в этой палате пролежал почти двенадцать дней, меня перевели в кардиологическое отделение, в котором на второй день со мной случился какой-то приступ, в результате которого, я потерял сознание. С большим трудом, после нескольких уколов, меня вернули в этот мир и снова переместили в реанемацию. Там пришлось пробыть ещё несколько дней. Затем снова перевезли в кардиологическое отделение, где постепенно возвращали меня к нормальной жизни.
Накануне выписки, мне сообщили об этом.  Я, в свою очередь, позвонил домой и решил обрадовать Любу, Свету и маму, которая лежала дома. Люба начала меня упрекать, что я сам прошусь домой. Пришлось доказывать ей, что так решил лечащий врач.
В этот же день вечером, прогуливаясь по коридору, в комнате дежурной сестры, я увидел Любу и Свету. Подойдя к ним, спросил, что они тут делают, Вместо ответа Люба предложила мне пройти в палату и поговорить там. Мы втроём пошли в палату. Люба спросила,  на какой койке моё место. Мы подошли к  моей койке. Оглянувшись, я увидел, что в дверях стоит медсестра с набором уколов на тарелочке и внимательно смотрит на меня.
Люба попросила меня присесть на койку.  Тут я понял, что-то случилось с мамой, и сразу же задал Любе этот вопрос. Она ответила, что мама умерла  20 ноября около 8 часов вечера. Медсестра подошла ко мне и предложила сделать укол, я отказался. Немного погодя отправил Любу и Свету домой, а сам всю ночь не спал. Получилось так, что мне не пришлось побыть на похоронах  ни у кого из моих близких родственников. Выписали меня  только через два дня. На следующий день после выписки из госпиталя  Люба, Света и я поехали на северное кладбище. 
Там договорились о дате и времени установки урны с прахом мамы, в ячейку.  Через два дня  мы и проделали эту  процедуру. Люба постаралась увести меня  с кладбища, как можно быстрей, чтобы не спровоцировать у меня очередной инфаркт. Дома помянули маму, как и положено по христианскому обычаю. Люба рассказала мне подробности похорон. Оказывается из Вичуги приезжали мои двоюродные братья: Володя, Гена и Витя, а также мать Виктора – тётя Клава, жена покойного  маминого брата – Николая Васильевича, Но чтобы меня  случайно не побеспокоить никому из приехавших,  Люба не только не разрешила  навестить меня в госпитале. Но даже и дома не подходить к телефону, чтобы случайно я не узнал, что они в Минске. И только в этот день я понял, почему Люба со Светой ежедневно навещая меня, выглядели такими уставшими и заплаканными. Я им задавал вопросы об этом во время их пребывания у меня, но они находили каждый раз разные отговорки. А когда я звонил домой и просил их дать трубку маме, они ссылались на то, что она только уснула. Вот так они оберегали меня. Кроме того, когда меня из реанемации на каталке, возили в какой либо кабинет на процедуры. Каждый раз в коридоре за дверями реанимационного отделения  были или обе, или одна из них. До сих пор они мне так  не раскрыли своей тайны. Это дорогого стоит.
 Во время пребывания в  кардиологическом отделении, по совету моего соседа  по палате, 18 ноября я спросил у совершающего обход начальника  отделения. Правда ли, что в случаях, подобных моему, к пенсии добавляется 10%. Он ничего не ответил.   Потом выяснилось, уже с этого дня в истории болезни,  больше ни разу не появилось записи, что мною перенесён инфаркт миокарда,   Более того, и выписном эпикризе, об инфаркте тоже  не было сказано ни слова.
На мой вопрос, что это значит, ответ был таким, что всё, что написано в эпикризе, означает тот же инфаркт, но только другими словами. В результате такой, по сути дела махинации, меня не направили в реабилитационный центр, не были оформлены документы на оформление инвалидности (2-й группы), что было сделано моим коллегам по несчастью. А если учесть, что после отмены всех льгот, которые были у офицеров запаса, выслуживших установленные сроки службы.   Льготы по инвалидности,  ныне чуть ли не приравнивается  к  льготам  Героев Советского Союза. Теперь на вопросы врачей, имеются ли у меня какие-либо льготы, я отвечаю:  « У меня есть только одна льгота – бесплатно слушать паровозные гудки на всех железнодорожных станциях, в любое время суток». Через две недели после выписки пришлось выйти на работу и заново знакомиться с работниками цеха.
В  июле1991 года, мне позвонил помощник директора и сообщил, что  меня вызывает директор завода, а  по какому поводу, ничего не сказал. Точно в назначенное время моя персона предстала перед директором завода тов. Мумаем. Владимиром Демьяновичем. Он пригласил меня присесть к столу и попросил рассказать о себе и о том,  где и  какие  должности  мне приходилось исполнять. Внимательно  выслушав  рассказ о моём  жизненном пути, он  высказал такую мысль. Что партийный комитет, судя по складывающееся обстановке, может скоро уйти в небытиё, А на заводе должна быть  какая-то структура, которая бы могла  работать с людьми. Попросил высказать мою точку зрения по этому поводу.
Моя ссылка на профком, вызвала у него усмешку. Им мол не до этого, они делят гуманитарную помощь. Это было действительно так. Мною была высказана мысль о создании  информационного центра, в состав которого  могли бы войти заводская газета «Голос Ленинца», заводская радиогазета «Рабочая эстафета», библиотека и один-два человека,  способные собрать, обработать и довести с помощью вышеуказанных  структур информацию до всего персонала заводи и, конечно, до Генерального директора. Он задал несколько уточняющих вопросов по этому поводу и предложил мне написать положение об общественно-информационном центре. Дал для этого неделю.
 Вернувшись в свой кабинет, на вопросы коллег, ответил о причине вызова к Генеральному директору. Приступил к написанию положения. Процесс пошёл как-то  легко. Не более чем через час, проект положения был готов. Несколько раз, перечитав его, понял, что больше ничего добавить не смогу. Позвонил помощнику директора и попросил его доложить, что проект  положения,  готов. Вскоре  он позвонил мне и сказал, что Генеральный директор ждёт меня.
 Больше часа  мы обсуждали этот проект. Убрали из него уже существующие  обе газеты, но добавили клуб завода, Владимир Демьянович посчитал, что  всем должен руководить один человек. Пришли к общему мнению.  Тогда он предложил мне занять эту должность.  Рабочее место было определено в бывшем кабинете политпросвещения. Я согласился. Он поставил передо мной задачу присутствовать на всех  заседаниях штаба предприятия, парткома, профкома  и других общественных организаций,  существующих на заводе, опубликовать текст положения в заводской газете и озвучить его по заводскому радио.
Владимир  Демьянович  вызвал к себе начальников  отдела кадров и ООТиЗ( отдел труда и заработной платы). А пока они не пришли, попросил  уточнить некоторые  моменты из моей жизни и семье.
Когда прибыли, вызванные им люди, он довёл до них своё решение о создании этой структуры. Начальнику ООТиЗа  Степковой С.В. и мне (как начальнику общественно-информацмонного бюро) поставил задачу на разработку структуры  этого бюро. Но,  С.В .Степкова   заявила, что такой должности в штатном расписании нет, а ввести её в тех условиях,  означало вызвать бурю негодования, так называемой, оппозиции, представители которой ранее были введены в состав Совета предприятия. Выход из положения нашли быстро,
В отделе кадров была свободна должность инженера по подготовке кадров. Именно на неё меня и назначили с окладом по верхней планке, положенной по этой должности. На этом моя работа в качестве мастера цеха была закончена. 
В приказе « О создании системы общественного информирования»  указывалось и о создании определённой материально - технической базы ОИЦ. В моё распоряжение должны были поступить: 1 компьютер, связанный с единой системой заводских ЭВМ; цветной телевизор, видеомагнитофон, киноустановка «Украина»,  Совместно с заместителем директора Трипутько А.В. мы должны были составить и утвердить смету на приобретение  общественно-политической литературы, периодических изданий, наглядных и технических средств  пропаганды, на проведение лекций, семинаров и бесед.
Начальникам структурных единиц и подразделений  дано указание о назначении общественных информаторов, с предоставлением мне копий распоряжений о таких назначениях.
После объявления по радио и опубликования в газете, наиболее внимательные слушатели и читатели  заводских газет, по одному, два человека стали приходить и интересоваться, что это за  центр такой появился. Приходилось по долгу беседовать с людьми, советоваться с ними, как мне лучше организовать работу, что бы они могли предложить  для более эффективной деятельности. Все предложения  мною фиксировались, они очень хорошо помогли в установлении связи с коллективами цехов.
Меня очень интересовал вопрос о людях, которые бы помогали в сборе информации, доведении её до каждого работника завода. В некоторых цехах  решили  оставить бывших агитаторов бригад и цехов. В других  не соглашались с этим, желая назначить, так называемых «своих» людей.  Мне приходилось просить помощи  у секретарей партийных  и комсомольских организаций, профоргов в подборе  общественно-политических информаторов.   Считаю, что общими усилиями нам удалось довольно быстро сформировать агитационно - информационный актив.
Оставалось выработать систему учёбы этих самоотверженных людей. Эти люди,  в той непростой общественно-политической обстановке в стране, по сути дела, добровольно возложили  на себя  дополнительную нагрузку. Договорились, что будем собираться не реже одного раза в две недели. А по необходимости  тогда, когда  потребует обстановка. Кроме того,  я попросил  всех заходить ко мне в  любое, удобное для них время,  для обмена имеющейся   информацией. Помимо общественно-политических информаторов, часто стали приходить коммунисты, которых не удовлетворяла работа партийных организаций и парткома, простые рабочие. Запомнился визит одной женщины,  у которой из шкафчика для одежды кто-то украл, только, что купленные в профкоме  сапоги. Мы с этой женщиной тут же пошли в цех, она показала, куда положила эти самые сапоги.  Мне пришлось выполнить роль сыщика. После опроса нескольких женщин,  выяснилось, что последней в этом  месте видели одну женщину, которой в данный момент на месте не было. Пришлось принять меры к экстренному поиску этой  дамы. Оказалось, что именно она взяла чужие сапоги.  Она уже договорилась с другой женщиной, что  продаст ей эти самые сапоги. Но нам удалось сорвать её подлый замысел.  Она вернула сапоги хозяйке, которая была очень благодарна мне, за  оказанную ей помощь. Когда  мне приходилось бывать в этом цехе и она видела меня, то всегда подходила и  здоровалась. А об этом случае сарафанное женское «радио» разнесло молву,  чуть ли не по всему заводу. С подобными просьбами приходили ещё не один раз, но такой удачи, больше мне не выпадало. Но, тем не менее, люди шли. Задавали много вопросов, информировали об обстановке в цехах, о настроении людей.
Мой рабочий день начинался с присутствия на заседании штаба предприятия, за тридцать минут до начала  утренней смены,  или с прочтения  периодической печати, в дни, когда заседания штаба не было.  Моей задачей было не позднее, чем к 11 часам, положить на стол помощника  генерального директора краткий обзор газет, и такой же обзор  вывесить на доске объявлений у  центральной проходной завода. Постепенно вошло в практику не реже одного раза  в неделю выступать  по заводскому радио. Кроме того, после каждого заседания штаба предприятия, я готовил для  радиогазеты информацию о принятых мерах руководством завода мерах по улучшению положения рабочих завода.      Так  наш завод первым  в городе начал оплату проездных билетов  и обедов  для рабочих, об этом надо было доводить немедленно, так как  на заводе была группа  рабочих, сторонников З.Позняка,  которая старалась любой ценой обострить обстановку на заводе. Для них было важно  добиться этого по двум причинам. Первая состояла в том, что это одно из ведущих предприятий города, выпускающая продукцию специального назначения. Поэтому любые волнения на таком заводе, приобретали бы особое значение. Второе, завод расположен в центре города, а для, так называемой оппозиции, это тоже имело большое значение. Поэтому они из кожи вон лезли, чтобы дестабилизировать обстановку, добиться того, чтобы  рабочие именно нашего завода, вышли на улицу с протестными лозунгами. Они уже были заготовлены. Об этом я уже упоминал ранее.
Основные усилия  в своей работе пришлось сосредоточить на изучение обстановки в цехах завода, настроения людей, их отношения к принимаемым  администрацией мерам по недопущения ухудшения материального положения работников завода.  На  первый план выдвигалась необходимость в оперативном  информировании  директора о предлагаемых работающими на заводе людьми, возможных вариантов по  повышению рентабельности производства, снижению себестоимости выпускаемой продукции, и даже о возможных путях её успешной реализации. Что касается последнего, то было решено продавать «помощницу», изготавливаемую на заводе, практически  с минимальным превышением её себестоимости. Я уже ранее упоминал о попытке привлечь личные сбережения работающих на заводе  людей, для приобретения селумина  для наращивания выпуска  утюгов, мясорубок и других товаров народного потребления.
Всегда считал и считаю, что  на первом месте  должна  быть забота о человеке, умение увидеть  его лучшие качества  и показать их  всему коллективу. С этой целью удалось  провести  встречи  тех, кто много лет являлся передовиками производства, служил в военно-морском флоте, авиации, танковых войсках, накануне праздников этих войск, которые отмечаются летом. Всё, что говорилось на этих встречах,  записывалось на магнитофон. С каким удовольствием  исполнялись песни посвящённые морякам, лётчикам, танкистам. Назывались имена тех участников этих встреч, кто своим трудом  приумножает славу трудового коллектива завода. А потом фрагменты этих записей звучали в выпусках заводской радиогазеты. Не многие знали, что на заводе работает человек, который уже в 1941 году, будучи механиком дальнего  бомбардировщика, в полку, который участвовал в бомбардировке города Берлина, Этим человеком был Тарасенко Александр Матвеевич. Не могу не  вспомнить и о  выступлении Леонида Шохана, который, будучи моряком-подводником, участвовал в совершенно секретном походе  нескольких экипажей подводных лодок, который сыграл большую роль в том, что в Албании удалось утвердить власть, отвечающую чаяниям трудового народа.
Очень интересной и, я бы сказал поучительной, была встреча участников боевых действий в Афганистане. Песни афганской войны - так можно назвать эту встречу. Два человека пришли с гитарами и пели песни, рождённые в горах Афганистана. Участники боёв в Афганистане рассказывали истории, о которых не могла сообщать официальная  пресса. Это были слова правды, о которой долгие годы  могли говорить лишь в узком кругу.
Тем не менее, не смотря на принимаемые  руководством завода все возможные меры по недопущению ухудшения планово-экономических показателей, обстановка постепенно становилась всё более напряженной. Начали  нарушаться сроки поставки сырья и комплектующих для производства продукции, От некоторых видов изготовляемых на заводе видов  изделий заказчики начали отказываться. Это привело к тому, что надо было сокращать численность работающих на заводе специалистов. А это были люди очень высокой квалификации, как правило,  с образованием не ниже среднего специального  и  политически грамотные, которых невозможно было «соблазнить» посулами сторонников Позняка. На совещании Совета предприятия, в состав которого, в духе того времени, было введено несколько человек  из числа рабочих. Некоторые из них,  яростно отстаивали идеи Позняка. Эти люди внесли на обсуждение несколько кандидатур для сокращения в первую очередь. Это были  специалисты, которые выступали против действий позняковцев на  заводе. Они не  давали им  развернуть активную пропаганду  оппозиционных идей, а с мнением парткома и тем более, профкома практически перестали считаться, 
Получилось так, что под первое сокращение попали в первую очередь наиболее активные люди, искренне преданные заводу, которые предлагали конкретные меры, которые могли предотвратить сползанию   завода в пропасть. В списке оказался  заместитель директора, бывший первый секретарь Ивановского областного комитета КПСС, несколько прославленных передовиков производства, специалистов высокого класса, и ,  увидев, что я начал борьбу с, так называемой оппозицией, к этой компании,  подключили и меня. И  за сравнительно  небольшой  промежуток времени,  мы были уволены.
Снова пришлось искать место работы. Был соблазн обратиться к заведующему орг.отделом ЦК КПБ, который во  время   нашей встречи, приглашал меня  к себе в отдел. Но я чувствовал, что состояние моего здоровья не  позволит мне работать с той огромной нагрузкой, которая лежит на плечах у работников этой организации.
Пришлось воспользоваться советом  одного из работников завода, у которого знакомый товарищ работал в охране моторного завода.  Через него обратиться в отдел кадров этого предприятия. Так пришлось осваивать новую для себя специальность  - сотрудника службы охраны. Должность похожая на часового в составе воинского караула.
Режим работы: сутки через трое, в принципе устраивал меня. Правда, приходилось нелегко. Всё-таки сказывалось состояние здоровья так, что в течении суток требовалось несколько раз дать организму отдых.
На некоторых постах можно было  найти  возможность,  хотя бы сидя отдохнуть некоторое время. А на некоторых постах, такой возможности не было. Конечно, особенно трудно было в ночное время. Честно говоря, иногда глядя на Луну, хотелось выть, по-волчьи.   
Иногда  при проверке  людей, вызвавших подозрение, складывалась очень серьёзная нервная обстановка, что тоже никак не соответствовало состоянию здоровья. Например, в один из дней, почему-то вызвал подозрение сотрудник завода подходящий к турникету на проходной. Остановив его и попросив предъявить к осмотру «дипломат», который был у него в руках, я увидел, что  человек очень испугался. Пригласив его пройти в кабинку, там  обнаружил книгу про использование мёда в лечебных целях. Поинтересовавшись,  кем трудится этот товарищ, оказалось это был сотрудник лаборатории экспериментального отдела. Я решил полистать эту книгу. Она оказалась подозрительно тяжелой. Попытка полистать её не дала результата. Все листы были склеены, а середина вырезана и туда вложена канистра примерно  литрового объёма, наполненная очень дорогим, дефицитным   моторным маслом. Пригласил его пройти к начальнику караула, где и продолжилось разбирательство, В процессе  которого этот, на первый взгляд, интеллигентный человек, разразился потоком брани,   никак не соответствующей, уровню его образования, и занимаемой должности. Более того, он начал угрожать мне расправой. Заводская газета «Моторостроитель» описала в заметке этот факт.
А сколько нервов приходилось потратить при задержании работников, завода пытающихся пройти через проходную в нетрезвом состоянии.               
В каждой смене один из сотрудников назначался для проверки целостности заборов  и осмотра территории на предмет наличия мест хранения похищенного имущества. Обнаружение таких схронов, нередко, даже сопровождалось стычками с ворюгами, пытающимися защитить «своё имущество».
 Так или иначе, встал вопрос о том, что надо искать новое место работы. После смены с дежурства начал ходить по цехам, с целью подобрать себе более спокойное место. Во время одного из таких посещений познакомился с мастером энерго цеха. В процессе  нашего разговора с ним, он поинтересовался тем, какая у меня гражданская специальность. Когда он узнал, что у меня есть диплом   специалиста по эксплуатации и ремонту средств специальной радиотехники, он предложил мне пойти на должность   слесаря по ремонту контрольно - измерительных приборов. Пригласил в  помещение, где  находились специалисты этого профиля. Побеседовав со слесарями,  я с благодарностью  принял  это предложение.
Начальник охраны не хотел меня отпускать, но  во время спокойного разговора с ним, мне удалось убедить его  в  необходимости пойти мне навстречу. Через несколько дней вопрос был решён.  Меня приняли в свои ряды КИПовцы. Конечно, тоже пришлось все начинать, практически с нуля. Теоретические-то знания  ещё остались, а практики по ремонту радиотехнических устройств, практически не было. Спасибо коллегам, очень помогли  мне. Да и сама  обстановка в коллективе, доброжелательность, готовность в любую минуту разъяснить то, что вызывало затруднение, оказать практическую помощь – всё это невозможно забыть. Я очень благодарен ребятам за всё  то, что они сделали для меня. Сергей Турбал, Станислав Жилинский, Игорь Алексейчик — эти ребята - настоящие мастера своего дела. Именно они помогли мне познать тонкости мастерства слесаря по контролю и ремонту тепловых приборов. Не могу не вспомнить и высококлассного, уникального  слесаря, настоящего мастера - золотые руки Юрия Дроздова, к сожалению, рано ушедшего из жизни. Он  изготовил уникальное приспособление  даже для сотрудников Академии наук Республики. Для одного из светил в области хирургии, смог изготовить уникальные устройства. Асом своего дела в обслуживании и ремонте приборов давления был  Иван Слободник, Валерий Порхимчик был классным спецом по ремонту  тестеров и других приборов подобного рода.
Считаю, что более чем десятилетний период моей работы в этом коллективе, это самый счастливый период моей жизни. По  долгу службы нам  часто приходилось бывать во всех  цехах завода. У меня  появлялось чувство гордости за то, что мне выпало счастье работать с такими блестящими людьми, которые создавали  прекрасные двигатели для тракторов.
Не могу не сказать и о том, что всё могло быть намного лучше, если бы более разумной была финансовая политика в нашей стране. Каких бы результатов не добивался завод, он не распоряжался заработанными средствами, всё забирало государство. А деньги для совершенствования  материально - технической базы, для закупки  комплектующих и вспомогательного оборудования, завод  вынужден был брать кредит  в банке под большие проценты. Банку было выгодно, чтобы завод  был его постоянным должником. 
За время моей работы на предприятии, завод три раза посещал Президент Республики А.Г. Лукашенко. Было много громких и красивых слов о поддержке завода. О необходимости выпуска новых, более современных образцов двигателей, Но деньги-то, как забирал банк, так и продолжал забирать. Уж к каким только хитростям  не прибегало руководство завода, но всё  равно завод сидел на  голодном  финансовом пайке.
Кстати, о работе А.Г.Лукашенко на заводе. Во время его пребывания на территории завода, практически прекращалось всякое  сообщение между цехами. У всех  выходов дежурили «люди в штатском», которые никого не выпускали из цехов. Несколько раз рабочие инструментального цеха и других цехов, которые питались в столовой административного корпуса оставались без обеда, так как  из цеха выйти было невозможно, а в столовую не войти. Когда же  Президент уезжал, люди бежали в столовую, а она была уже закрыта. Надо было слышать «мнение» народа о нашем вожде, которое высказывалось после каждого такого посещения.
Помимо чисто профессиональной стороны дела, очень важным для меня оказалось и то, что прямо на территории завода была заводская поликлиника, снабжённая  современной медицинской аппаратурой и укомплектованная высокопрофессиональным медицинским персоналом. Во время обеденного перерыва, по заранее согласованному времени, можно было принять какие-либо процедуры. Кроме того, завод имел свой  прекрасный санаторий — профилакторий, в котором без отрыва от производства, можно было «подремонтировать» свой организм. Несколько раз мне посчастливилось получить направление врачей в этот, без малейшего преувеличения, сказочный профилакторий, который ничем не уступал тем санаториям, в которых довелось побывать за годы службы в армии.
Считаю, что именно благодаря медицинскому  персоналу завода имени В.И.Ленина и моторного завода, мне удалось перешагнуть  семидесятипятилетний рубеж своей жизни. От всего сердца, искренне  желаю здоровья и благополучия всем им и их детям на долгие годы.
 К большому сожалению, из-за возникших у заводов  проблем, профилактории  были переданы, без какой – либо компенсации  в распоряжение Управления делами  Президента РБ.
Весь период работы  на этих заводах сопровождался  благоустройством  участка  земли размером в двенадцать соток и строительством  дачного домика, гаража и бани.   Думаю нет необходимости .описывать подробности этого очень  трудоёмкого и дорогостоящего процесса. Но, как вода  своими небольшими капельками точит даже самые прочные камни, так и дачники-«неудачники» день за днём, трудясь как муравьи, идут к своей цели.  Несколько раз пришлось нанимать бульдозер, чтобы спрофилировать территорию участка, зарыть одну и выкопать другую канавы.
Поскольку опыта в выращивании плодовых деревьев и кустарников у меня никакого не было (в начале этого повествования я уже писал, чем закончилась моя попытка посадить вишенки  и несколько кустиков смородины). Поэтому приходилось присматриваться к тому, что  и как   делали соседи, читать в литературе и, допуская при этом массу ошибок, потихонечку «осваивать» земельку. Не скажу что из-за жадности, а  по непонятным и самому причинам, несколько  деревьев посадил на неоправданно малых расстояниях друг от друга, без учёта совместимости деревьев и кустарников. Это уже на втором десятке лет стало сказываться.
Но кое-чему удалось и научиться. Так, в одной из газетных  заметок прочитал, как добиться того, чтобы яблони плодоносили каждый год. Оказывается надо снять верхний слой грунта  по  периметру кроны дерева на глубину семь-десять сантиметров, Залить освобождённую от травы территорию жидким коровяком.  Через пару суток залить ещё раз и засыпать   землёй. Когда я начал снимать  верхний слой грунта, оказалось, что корешки яблонь и груш  располагаются практически  на расстоянии не более 3-4 сантиметра от поверхности, а уничтожив десятки, а может даже и сотни этих корешков, не нарушу ли я систему питания деревьев?!
 Решил сделать по-другому. Металлическим ломом пробурил два круга конусообразных отверстий на глубину 70-80 сантиметров  на расстоянии 40-50 сантиметров круг от круга и между  этими конусообразными отверстиями, Залил в эти отверстия коровяк, через сутки залил ещё раз, и все эти отверстия засыпал землёй. Результат превзошёл все мои ожидания. Количество плодов в тот год, когда яблоня должна  была «отдыхать»  было практически такое  же, только  размеры яблок были чуть поменьше.
Не обошлось и без казусов. Как-то, на комаровском рынке, поддался уговорам продавца, убедившим меня в том, что  веточки, которые он продаёт, есть не что иное,  как груша  очень редкого сорта. Купил и на следующий день посадил веточки согласно «выданной инструкции». Несколько лет ухаживал, пока не увидел, что растёт самый обыкновенный куст сирени.
Очень быстро и хорошо выросли кусты красной и чёрной смородины. Дело дошло до того, что решили с Любой ведро отборной, ягодка в ягодку, чёрной смородины продать, чтобы немного оправдать расходы  на бензин. Подкатили на своём «Запорожце» к одному из крупных универсамов.  Встали у  выхода из магазина. Долго стояли, но почему-то никто не купил у нас наш продукт, хотя и цену мы выставили меньше, чем у других. Потеряли около часа на этот эксперимент, и больше никогда этот опыт  не повторяли. 
Между тем, потихонечку продолжали благоустраивать, как сам дом, так и баню. На втором этаже дома сделали комнату, как гостиничный номер, поставив там двухспальную кровать от спального гарнитура, привезённого из Германии. Круглый стол, накрытый скатертью, также немецкого производства, торшер, стулья. В стенах были сделаны четыре ниши, в двух из которых находились книги, а две других должны были принять наборы посуды.
По приезду на дачу, машину загонял  в  гараж. Это снимало проблему с заботой о том, чтобы какой-нибудь «шутник» смог, мягко говоря, напакостить. А бывали случаи, что и угоняли автомобили, оставленные около садового домика.
Баня стала для нас, пожалуй, самым  желанным объектом. Сварная металлическая печка нагревала семьдесят литров воды не более чем за  сорок минут. При этом температура в парилке, достигала  до ста градусов. В моечной температура была очень комфортной для спокойного мытья. На крыше бани стояла 200 литровая бочка, которая обеспечивала приём  душа не только, как средство охлаждения организма, но и как гигиеническая процедура перед сном.
Конечно всё это требовало больших усилий, да и материальные затраты составляли приличную сумму. Но каждый из дачников, ввязавшись в эту работу, забывает обо всём и действует по принципу «чтобы было не хуже, чем у соседей».
Близость к лесу и болоту настойчиво подталкивала к сбору ягод и грибов. И, надо сказать, доставляла немало удовольствия от этих занятий. Мы не стремились забраться как можно дальше, в надежде, что там ягод будет значительно больше. Мы пропускали всех, кто чуть ли не в вприпрыжку   «мчался» вдаль. Мы  оставались на самом краю болота.  Не спеша, переходя от кочки к кочке, спокойно собирали дары  болота. Нередко получалось так, что мы, набрав по ведру клюквы, совершенно не уставшие, уходили домой. И только спустя два, а то и три часа возвращались те, кто «ходил за горизонт»,уставшие до изнеможения, а результат нередко оказывался меньше нашего.   Примерно такая же картина была и со сбором грибов. Правда, среди грибников у нас были настоящие асы этого дела, за которыми угнаться было практически невозможно. Тем не менее, мы с удовольствием ходили в ближайший к нашему дачному  кооперативу, лес. Там мы радовались всему разнообразию грибов, но особенно много было там чёрных груздей. Люба - большой специалист не только по их засолке. Но и после определённого времени  их нахождения в стадии засолки, и их приготовления к употреблению в пищу. Как  правило, это время наступало в первой декаде ноября   
К большому сожалению, время и возраст начинают всё чаще напоминать о себе. Так случилось и со мной. Весной 2001 года у меня произошло резкое ухудшение самочувствия. Появились боли в области промежности, стали проявляться признаки задержки мочеиспускания. Вынужден был обратиться за помощью к урологам военной поликлиники. Они назначили необходимые исследования и сдачу  определённых анализов. Когда все необходимые анализы были сданы и легли на стол урологов военной поликлиники, по мнению последних,  никаких оснований для беспокойства не существовало.  Спустя некоторое время, находясь дома, у меня появились сильные позывы для посещения туалета «по малой» нужде. Однако одно за другим посещение туалета    не приводило к опорожнению мочевого пузыря. Позывы к посещению туалета стали появляться всё чаще, но опорожнения мочевого пузыря не происходило. Всё это  сопровождалось усилением болей в паховой области. После более чем пятичасовых  неудачных попыток справить «малую» нужду, мы вынуждены были вызвать «скорую помощь». Прибывший врач, осмотрев меня, заявил, что никаких поводов  и признаков для беспокойства нет. Дал совет выпить какую-то таблетку и со спокойной совестью убыл. Примерно через час после убытия врача,   боли  в области промежности стали невыносимыми. Люба снова вызвала «Скорую». Приехал другой врач, осмотрел меня и принял решение о   принудительном освобождении мочевого пузыря,  от содержимого. Хотя характерного признака - вздутия живота, не было. Когда через катетер вытекло более 2,5  литров мочи, удивлению врача не было предела. Он нашёл в себе смелость извиниться передо мной и Любой, и посоветовал обратиться к урологу поликлиники. На листе бумаги описал всё, что произошло со мной, и вдруг изменив своё решение - предложил мне поехать в 4-ю клиническую больницу. Я, уже измученный бессонной ночью, согласился. И уже  менее чем через час,  находился в приёмном отделении 4-й клинической.  А там, своя бюрократия: надо пройти рентген кабинет, сдать мочу на анализ, в другой корпус сходить к какому-то врачу, после этого сходить ещё в один корпус к другому врачу, потом ещё к какому-то доктору, а потом, долго ждать решения, что же  ждёт больного.
Это, на мой взгляд, какая-то камера пыток, а  не приёмное отделение. И вот выносится вердикт - меня   «осчастливили» тем, что приняли решение о госпитализации. Надо было подняться, по-моему, на третий этаж и уже там обратиться к заведующему отделением. Он, конечно и знать не знал, что к нему появится очередной кадр для проведения испытаний на прочность психики, нервов и умения терпеть утончённое и издевательство.  А я, тем более не знал, что ждёт меня в  этих стенах.
После непродолжительного собеседования с заведующим отделением, он вручил мне в руки  историю моей болезни и отправил к дежурной медицинской сестре. К этому времени прошло уже более трёх часов моего нахождения в этом, с позволения сказать, лечебном заведении. Воспрянув духом, с историей болезни в руках, я предстал перед блондинистой, в возрасте около сорока лет, дамой, которая работала с какими-то бумагами. Она, приняв от меня историю болезни, даже не взглянув ни на историю, ни на меня, взглядом указала мне, где я должен посидеть и подождать пока она выберет время, чтобы «осчастливить» меня своим драгоценным вниманием,
 Как человек, приученный к дисциплине, я уселся на ближайший, метрах в пятнадцати, от Её величества, стул и стал ждать. Так я просидел два с половиной часа, за это время  только один раз подошёл к медсестре и спросил, сколько ещё мне предстоит ждать. Она, не глядя на меня, ответила: «Столько, сколько надо». Я снова сел на тот же стул. Минут через двадцать мимо меня проходил заведующий отделением, Я поднялся и спросил его, сколько же можно мне сидеть здесь ещё к тем трём часам и пятнадцати минутам. Он подошёл к этой даме, что-то сказал ей, и ушёл. Минут через пять эта особа позвала меня, и я вслед за ней пошагал по коридору. Оказалось, мы шли в сторону палаты, в которой мне предстояло осчастливить своим присутствием, так долго дожидавшуюся меня, кровать. Медсестра открыла дверь в палату, и взглядом,   указав мне на койку, ушла обратно по своим неотложным делам.
 В палате было всего три койки. На койке у стены напротив моей сидел молодой парень, как потом выяснилось, пытавшийся отлынить от службы в армии, ссылаясь якобы на недержание мочи. У окна на койке сидел мужчина в возрасте около семидесяти лет из деревни недалеко от города Березино. Он ждал очередной операции.
Познакомившись с коллегами, минут через двадцать, мы пошли на обед. Это тоже   «выдающееся событие». Много мест, где мне пришлось лечиться, но чтобы кормили так, как в этой столичной больнице,  мне видеть не доводилось. Это, пожалуй, и всё, что я могу сказать по этому поводу.
  После этого, с позволения сказать, обеда, я лёг на отведённую мне койку,  и «мужественно» уснул. В этот день мною никто не поинтересовался. Ужин был ещё более ужастен. Рядом с окном выдачи, висело, от руки написанное меню, текст которого не имел ничего общего с тем, что выдавалось из окна. Совпадало только одно. Кусочек сливочного масла весом около десяти граммов.
Не буду описывать все последующие дни. За все пять дней моего «лечения» молодой доктор каждый день появлялся в палате, но ни разу не поинтересовался тем, кто я, и что тут делаю. На  третий день я спросил доктора  об этом, но он ничего не отметив, «мужественно» покинул палату. На пятый день я вынужден был  обратиться к заведующему отделением. Он выслушал меня, заявив, что разберётся. Через некоторое время мне принесли «выписку из истории  болезни», согласно которой меня успешно лечили, и мне  стало лучше. А поэтому я выписан из больницы. Моя попытка  побеседовать с заведующим отделением  не удалась. Я просто не смог найти его.
       Вскоре после, так называемого лечения, в четвёртой клинической больнице, возникли и новые    проблемы. Снова начало «шалить» сердечко. Я оказался  в 1-й  клинической больнице. Там я почувствовал, что лечение даёт результаты. Стало лучше работать сердце, улучшилось общее состояние. Вскоре, опять-таки после вызова скорой помощи в пятой клинической больнице, где врачи грамотно и терпеливо лечили мой «мотор» - сердце. Это был самый лучший «заезд» в стационар за всё время моих общений с медицинским персоналом. Но там тоже имели место явления, связанные с ненадлежащим исполнением своих обязанностей  отдельными сотрудниками лечебного заведения.
И  ещё об одной проблеме, вызывающей недоумение не могу умолчать. Все жители нашей республики хорошо знают эмоциональные высказывания президента нашей страны. Одно из таких выступлений, как считает значительная часть тех, кто часто вынужден обращаться за медпомощью, нанесло большой вред людям, страдающим заболеваниями, требующими длительного лечения, Однажды он заявил, что нечего держать в больницах людей более  десяти-двенадцати дней.  Зная главу нашего государства, руководители медучреждений быстренько поняли слова президента,  как руководство к действию и более десяти дней, за редким исключением, больных в больницах не держат, а выписывают недолеченными. Статистика – наука точная. В одном из изданий прочитал что,  за последние три года, число умерших увеличилось,  и прироста населения второй год в республике нет. На своём опыте убедился в том, о чём только что написал.  Считаю, это  высказывание президента, нанесло большой ущерб значительной части населения Республики.
  Но «процесс, запущенный в работу» самостоятельно уже не может. Так случилось и с моим заболеванием мочеполовой системы. Обращение к урологам военного госпиталя, тоже ничего не дало. И там посчитали,  что я здоров, Выписали какие-то таблетки, как средство профилактики, а от госпитализации, отказали. Через некоторое время, находясь на даче, у меня, появились боли в области сердца.  И вновь резко перестал работать механизм отвода мочи. Пришлось срочно уехать в город, А там, в больницу скорой медицинской помощи. Я был госпитализирован. Это было очень сложное время. После подтверждения диагноза больного, ему выдавался весь объём лекарственных средств, в соответствии с поставленным диагнозом. Объяснялось это тем, что в этот период «процветало» воровство лекарственных средств, как медицинским персоналом, так и больными, находящимися на лечении. И те и другие просто-напросто продавали эти лекарства. О том, что меня там вылечили, не может идти и речи. Сняли болевой синдром, и отправили домой. Но начавшийся процесс заболевания остановлен не был. Боли становились всё сильней и сильней. К этому добавились боли в области сердца, желудка и желчного пузыря. Снова  попав, уже в  первую клиническую  больницу. Прошёл там курс лечения и был выписан домой. Обращение к урологам военного госпиталя снова ничего не дало.



 
             
 





               






               














   
;