- Проходи. Уже больше двух недель здесь живём, - Резеда обняла Эммериль, наполнив воздух вокруг лёгким ароматом трав, исходившим от её длинных тёмных волос. На ней было льняное платье голубого цвета с шёлковыми завязками корсета. Эммериль, как и обычно, облачилась в длинный белый наряд с широкими длинными рукавами, поверх которого повязала пояс, расшитый золотыми нитями и маленькими бусинами из янтаря.
- Центр города, не в глуши, где страшно на улицу выйти даже днём, - голос подруги Эммериль звучал позитивно и уверенно, но в нём чувствовалась фальшь и желание убедить саму себя в неудобной правде.
Эммериль подошла к окну со сложенными на груди руками и всмотрелась в городской пейзаж. Площадь была переполнена людьми, фигурки поспешно проплывали мимо дома, смешиваясь с толпой других незнакомцев. Торговцы зазывали покупателей, пытаясь перекричать друг друга. Рядом с прилавками околачивались жулики и попрошайки, притягивая неодобрительные взгляды торгашей. Жалкие калеки расположились то там, то тут, обречённо сидя или взывая в жалости и подаянию в зависимости от тяжести своего состояния, настроения и степени наглости.
- Тебе нет нужды притворяться передо мной, - ответила Эммериль несколько строго, отвернувшись от окна и присев рядом и Резедой на диван. – Здесь только мы вдвоём. Ничто не мешает тебе поделиться со мной тревогами.
В тот же миг Резеда всхлипнула и уткнулась лицом в плечо Эммериль, которая позволила прильнуть ей насколько возможно ближе и положила руку на плечо, коснувшись шёлковых переплетений нитей на платье.
- Всё плохо Эммс, давно к этому шло, - рассказывала Резеда, не переставая всхлипывать. Как может это место сравниться с тем, где мы раньше жили? Мне было стыдно звать тебя сюда! И мы распустили прислугу, оставили только одну помощницу. Иногда мне приходится заниматься домашней работой, - она показала Эммериль неровные, потрескавшиеся края ногтей.
Эммериль не успокаивала подругу сладкими заверениями и обещанием надежды: подобные тактики казались ей предательской лестью, чем угодно, но только не заботой.
- Рассказывай всё, - добродушно просила Эммс, продолжая обнимать подругу.
- Пойдём в мою комнату, там мне будет уютнее.
«Комнатой» оказался небольшой участок дома, наполовину огороженный стеной. Двери не было. Узкое пространство освещалось единственным окном, также выходящим на площадь. Взгляд Эммерель на пару мгновений упал на висельницу с продолговатым помостом, одиноко стоявшую в ожидании очередных приговорённых к смерти. Стены были начисто выбелены меловым раствором, окно украшали пожелтевшие занавески. Скромное убранство комнаты – кровать и шкафчик-тумба, который Резеда использовала как алтарь. На вбитых в стену гвоздях висели связки трав, шкаф был заставлен свечами, банками с отварами и мазями. Подойдя к нему, Резеда зажгла ароматную свечу и пригласила Эммс присесть на кровать.
- Папа говорит, что это временно. Повторяет это каждый день. Думает, что успокоит так нас с мамой и сестрой. Я понимаю эти махинации и скрытые смыслы, - лицо её мгновенно посерьёзнело, и без того тёмные глаза налились чернотой ещё сильнее. – Скоро я сбегу.
Эммериль прикрыла рукой рот от удивления.
- Я больше не могу быть их пленницей. Не могу слышать каждый раз, что всё изменится, когда соглашение между нашими семьями вступит в полную силу, и я смогу стать женой Валерия. Папа говорит, что нам нужно немного потерпеть. И что Валерию и его семье вовсе не нужно знать, что мы банкроты. Мы в долгах, отец дёргает за нити, пытается поддерживать иллюзию и ведёт тёмные дела. И намерен вести их до тех пор, пока мой доблестный муж и мой будущий тесть не смогут всё решить. Он забывает главный момент: мне это не нужно, я не хочу нас всех спасать, не хочу быть жертвенным ягнёнком, чтобы умилостивить богов.
Резеда не плакала, продолжая всё так же серьёзно и строго смотреть на Эммериль.
- Знаешь, я больше всего в жизни хотела бы и дальше изучать целительство и травы.
- И будешь, - осторожно ответила Эммериль. – Стоит лишь выйти замуж и заниматься, чем душа захочет, являясь хорошей женой для доблестного мужа. Мне странно внезапно слышать, что ты больше не хочешь выходить за Валерия. Вы помолвлены с детства, дружите много лет и вас всегда это устраивало.
- Да. Но я выросла. Стоило лишиться обеспеченной жизни, роскошного дома и слуг, как что-то во мне надломилось и я перестала смотреть на мир и людей по-прежнему.
Эммериль молчала. Ей вспоминались разговоры с преподобной Иранией о замужестве. Настоятельница считала для девушки честью обручиться с добропорядочным молодым человеком, хранить его очаг, воспитывать с ним детей, будучи окружённой любовью и заботой. Эммериль была уверена, что Валерий – достойная партия для её подруги. Он любил Резеду, но мог дать ей не только любовь, но тепло и сытость. Она знала, что некоторые мятежные натуры требовали от жизни большего. Как Линоаль, например, целью которой была лишь любовь в чистом виде и никаких расчётов. Испепеляющее пламя страсти и приключения, как в нелепых сказках. Эммериль считала, что жить так намного сложнее, ей было жаль сестру и её чувства. Не лучше ли заниматься любимыми делами в спокойствии, тепло любя и уважая мужа, нежели плясать по краю лезвия и упиваться болезненными эмоциями?
- Я убегу, - внезапно раздавшийся голос подруги отвлек Эммериль от погружения в собственные рассуждения, хотя и звучал приглушённо, словно между ними находилось стекло. – Поеду к тётке в Вэс, стану помогать ей с производством тканей.
- У твоей тёти, кажется, мануфактура? Значит, она могла бы помочь твоей семье с долгами.
- Не всё так просто, - Резеда прикрыла ладонями лицо, словно устала смотреть на мир и желала спрятаться от него хотя бы ненадолго. – В мире денег родственные связи не всегда играют роль. Отцу нужна крупная сумма, и тётя не стала бы отдавать её безвозмездно. Как партнёр он тоже её не интересует. Все это знают, потому любезны при встрече, но делают вид, словно одним помощь не требуется, а другим нечего предложить, кроме как сочувствие.
Она протянула руку к Эммериль и легонько сжала ладонь, едва ощутимо надавив ногтями на кожу.
Почти сразу Резеда продолжила:
- Мы с Валерием – другое дело. У наших отцов долгое время были общие дела. Наш союз – залог общих детей наших семей, общих родственников наших родителей. В каком-то смысле они уже давно настроены на эту общность и оттого вели совместные дела охотнее. О, Эммс, я чувствую себя жертвенным ягнёнком! Валерий мой давний товарищ и далёк от всего этого, он подался в военную сферу и не считает деньги отца. Но я ему нравлюсь, возможно, даже более, чем нравлюсь. И он красив. Но я не хочу участвовать в этом водовороте и быть кому-то без причины обязанной. Лучше я стану рядовой пряхой в цеху тётки, буду мало спать и натружу пальцы до мозолей.
- Глупая юная чародейка, - ласково обратилась к подруге Эммериль, придвинувшись ближе и положив её голову на своё плечо. – Сама не ведаешь, что говоришь.
Голос убаюкивал Резеду, манил согласиться со словами говорившей, забыть о коварных планах, для которых не имелось веских оснований.
- Как скоро ты собираешься устроить своё безумие, если не шутишь? И не думаешь ли ты, что тётя расскажет всё родителям и отошлёт тебя обратно?
- Она немолода, давно овдовела и оба её сына имеют к её мастерству весьма холодный интерес. Возможно, постепенно смирением я могла бы заслужить её доверие и вызвать желание посвятить меня в важные дела, - последняя фраза прозвучала слегка повеселевшим тоном с лёгкой усмешкой.
- Ты не привыкла к ткачеству с ранних лет.
- Сложно, но поправимо.
Внезапно Резеда повернулась так, чтоб оказаться лицом к лицу с Эммериль, и внимательно посмотрела в её глаза, словно умоляя о чём-то взглядом.
- Прошу, помоги мне немного, - сказала она, обхватив ладонями кисти рук Эммериль, словно заключив их в чашу.
- Что я могу сделать?
- Это может быть даже весело, - сказала Резеда и слегка улыбнулась.
- Ну, и? – Эммериль подняла вверх левую бровь и край губ.
- Напиши Валерию письмо. От моего имени. Всего раз или два. Ничего особенного. У нас почти одинаковый почерк, он не различит. Помнишь, тебя саму это когда-то забавляло? Как только мы обнаружили.
- Это же безумие! – гневно возразила Эммериль. – И детские игры. Скажи родителям, что не хочешь замуж, расторгни помолвку. Поговори сначала с женихом и решите, что делать, вместе. Езжай к тётушке открыто. В конце-то концов, никто тебя не станет запирать или кидать насильно в чужую постель. Что ты делаешь вместо этого? Молча страдаешь в уголке и предлагаешь мне писать обманчивые письма.
Резеда захихикала.
- Будет весело. А я подумаю, как быть дальше. Обещаю. Я приму решение, дай мне отсрочку. Дай мне возможность отвлечься.
После этих слов она открыта дверь тумбочки и вынула из царившего внутри хаоса бутылочку, откупорила и сделала глоток. Потом протянула Эммериль, которой тут же ударил в нос резкий запах спирта. На вкус напиток оказался очень крепким, в нём узнавались нотки и трав, и ягод.
- Я сама приготовила эту настойку.
- Прекрасно, - ответ Эммериль звучал неясно, выражая то ли безразличие, то ли укор, возможно – похвалу. Больше она пить не стала.
Резеда быстро вылила в себя остатки жидкости, и Эммериль пришлось гадать, как много настоек готовила подруга и как часто их пила.
– Хорошо. Я помогу тебе. Возможно, это даже будет в некотором роде забавно. Хотя на это рассчитывать не приходится. – Она закрыла глаза и улыбнулась. Всего один глоток крепкого напитка принёс расслабление и заставил разум на время отступить, обволакивая мысли лёгким сладким туманом.