Кума Нюра, жена Фёдора, вставала раньше всех в деревне, до петухов и, хотя, ни
свет-ни заря, спешила доить свою Зорьку. Корова была молоканной и страсть какой
тугососой: и сбывать её - руки не налегали, и доить - отсыхали руки. Но главное
тут всё же играло то, что молока в день-два ведра, да телята рождались:немного
подержи, и сдавай то есть - крупные. Вот и тянула из года в год хозяйка свои
жилы.
Нонешнее утро нарисовалось каким то незадачливым, толи, вчерашний ливень сделал
своё чернозёмное дело:ни проехать - ни пройти, да ко всему, кума Наташа, жена
Алексия, почему то не погнала корову в стадо, что ни бывало ни в кои времена.
!!Дело в том, что в деревне на этот случай есть свои заведённые правила:каждый
провожает свою скотинку - до соседа, а дальше - в виде эстафетной палочки.
Правда, кум Фёдор с кумой Наташей - чихать хотели на эти традиции с высокой
колокольни и шли до конца, то есть до околицы. Там собирались такие же ответ-
ственные товарищи на, своего рода, планёрку. Затягивались мужики самосадом из
козьей ножки, дегустируя у кого крепче и приступали к обсуждению стратегически
важных новостей села: кто к кому и на чём приехал,кого ночью схватало и увезли,
чью сноху унесло навсегда-до вечера в родительский дом от"такого жития".
И вообще: кто с кем в эту ночь сошёлся, кто с кем под утро разошёлся, кто -кому
наколотил и прочие мелочи жизни.
Обогатившись последними известиями из первых уст, посланники народа или как ещё
их окрестили современные крутые зубоскалы села - ходячая СМИ, расходились по
домам, по пути донося до масс слитую свежую информацию, чтоб жить деревне в
тонусе, то есть в ногу со временем.
Кум Фёдор в этот раз домой вернулся рано и не в духу, встревоженный не на
шутку:
куда подевалась его верный друг, товарищ и брат - кума Наташа.
Ни в стаде её не видать, ни по сторонам. Стали строить версии, что с ней могло
статься, сошлись в одном: либо, вчера кум Алексий приехал-три в одном:в дымину,
в лузгу, в дугу и она сидит дома возвращает его к жизни с того света капустным
рассолом, либо сама, ненароком, дала сбой.
При последних доводах, кума Нюра бросила все домашние дела и понеслась прове-
дывать родню.
Та была - сама не своя:бледно-погасшая, тихая, совсем неразговорчивая.
Пришедшая вмиг оценила обстановку и в момент вошла в роль следователя:"Так,
давай", на их законспирированном языке означало - "колись". Хозяйка проворно
закрыла дверь на клин, воровито глянула в окно туда-сюда, усевшись на сундук,
вроде как обречённо-загробно сказала:"Наверно-всё. Я, кумушка моя дорогая,
скоро помру".
"Узнала попа в тесте, а он по пузо в гавне-вставила свою излюбленную поговорку
кума Нюра,- чего, иль чего привиделось, а мож кольнуло где?".
"Да нет,-тихо отвечает кума Наташа,-если б кольнуло, другой разговор был, а тут
не разберёшь. Вроде, я-это не я; нет вроде-это я, но меня как подменили.
И руки мои, и ноги и всё - моё, и всё равно это-не я, вот!"
Кума Нюра с округлёнными глазами сделала подобающую мину, силясь переварить
смысл, а кума Наташа предварительно вытерев глаза и нос передником, начала
"исповедываться".
"Встала я с утра - вроде ничего, смотрю:руки ноги на месте-чего зря говорить-
жаловаться. Умылась, как всегда, пошла доить. Подоила честь по чести, взяла
ведро в руки - осклизнулась одной ногой, проехала метра два будет, как молоко
не разлила - головушку не приложу, а нога возьми да подвернись в самом больном
месте, как специально. Захрустела, теперь все мосольчики до единого
переломались.
Кое как встала, спасибо палка неподалёку валялась, с ней, гляжу - не болит.
Слышу по звуку-коров выгоняют, ну и я отвязала свою, пасу у дома:Она траву ест,
я за ней иду. Тут слышу сзади топот-галопом. Мне то надо сразу не дожи-
даться - отскочить, да пока сообразишь! Как мне по спине рогами жахнут!
Теперь все, поди, почки от спины отлетели. Я, как стояла-так и ахнулась ничком
в тракторную борозду. Это зять твой хороший намесил, вроде места другого ему
нету.
Лежу в грязи, а куда ж деваться!
Сама думаю:"Ах-ах, вот, она и пришла моя смёрочка и жить, почитай не жила -
всё некогда было, то горе, то-забота, а тут конец пришёл. Да какой скоропо -
стижный, кому расскажи - не поверят, ни кто так не помирал, как я.
Давно ещё, мать рассказывала, при её жизни, тоже бык одну бабу брухал, в моих
годах была, видать. Кишки её на рога наматывал. Разъярел, сколько мужиков
собрались - не могли его осадить, так и забрухал до конца.
Вот и моя,видать, такая участь.
И как только по мне причитать будут - услыхать бы! Да, хотя, кому голосить то
это я всех обкрикивала, кто ни попросит: и встречного и поперечного, а мой час
пришёл -и не кому.
Если только с другой деревни бабу привезут, она говорят складно кричит.
Лежу в грязи, везде вода лезет. Такая тоска взяла, прямо: обосраться и не жить.
Думаю:Да чья же теперь корова? Да небось - Бугаковых, она давно, сука бритая,
на меня косилась, а они что за люди! Говори не говори - как об стенку горох.
И что ж она медлит, время то идёт, теперь выбирает куда получше рога воткнуть,
где помягче, чтоб - разом прикончить.
И чего же я лежу то, жду у моря погоды. Хочь посмотреть чья это корова. На том
свете буду, да там своим расскажу.
Голову назад задрала - ох, матушка моя родная! Рожищи - в три завитушки,
нацелились уже, глаза глупые преглупые - смотрят не сморгнут.
Пригляделась получше, а это... баран!. Ахы, страмота то какая,баран забрухал.
Я вскочила в чём была, вся в грязи, стебанула в низа, хочь никто бы не увидал,
пальцем будут тыкать и большой и малый, срам какой нажила на глаза людям - стыд
показаться.
Вот что было со мной, кумушка моя дорогая. Как думаешь - много ещё я протяну?"
Кума Нюра всё краснела-краснела, как помидор в кошёлке, не удержалась - лопнула
заливистым колокольчиком. Смех её сначала привёл в замешательство куму Наташу
а потом они совместно стали содрогать стены, прерываясь только для того,чтоб
ещё услышать тот или иной эпизод.
В окне нарисовался встревоженный Фёдор, принявший издалека смех за рыданья.
Ему открыли, пересказали подробно в два голоса, дополняя друг друга и верный
его спутник - кума Наташа из потаённого от мужа схрона, достала заныканную
бутылку, ему же на растирку и на всё остальное, смотря где будет стонать.
А скорее всего, на всякий пожарный, когда "душа расстаётся с телом" с уверения
мужиков, накатила куму Фёдору стакан с ободком - всклень, плеснула ещё-в два,
за компанию и душевно попросила:"Кум, ты скажи хоть либо чего, я дюже люблю
когда ты складно говоришь на собраниях.
Кум, приняв соответствующую позу тамады, торжественно, перед лицом своих бабок
произнёс:"Кума, за тебя! Живи долго, не помирай, потому что не исключена
такая возможность, обдумаешь - туда, кто мне подносить будет?
У моей среди зимы снега не выпросишь, не то что 100 грамм.
А ты давай - живи!
И трое дружно "чокнулись" стаканами.