Когда внутреннее беспокойство понуждает нас изменить себя и, изменившись, найти в себе силы написать текст, вылепить фигуру или создать музыку, короче говоря, выплеснуть из себя нечто новое, неожиданное и невиданное никем и никогда прежде, друзья, будем помнить главное: меняя себя во имя высокой цели, мы так или иначе переступаем с края обрыва в пропасть.
Более того, влекомые желанием перемениться, мы неожиданно для самих себя оказываемся на краю пропасти и, уязвлённые неохватной чернотой провала, ещё до начала шага легко теряем равновесие и падаем в отверстую мглу. И никто нам не может помочь. Вообще спастись в подобной ситуации невозможно, потому что падение в пропасть необратимо.
Вообще у человека, затупившего за край и оказавшегося в некоем подземном «тартаре», всего два выхода: погибнуть (тартар требует смерти!) или попытаться выбраться из черноты наверх, на свет Божий.
Вот тут и начинается самое интересное.
...Как бы ты ни пытался зацепиться за ту, или иную травинку, растущую из отвесного склона, тонкие стебли ломаются в руках или вырываются с корнем из влажной глинистой поверхности пропасти, понуждая тебя безвольно сползать вниз.
Пытаясь приспособиться к невозможному, ты лихорадочно меняешь тактику. И в конце концов «изобретаешь» странный и совершенно дикий способ подъёма (слава богу, этот кошмар не видят те, кто наверху). Зато ты начинаешь в самом деле подниматься! Через непродолжительное время твоя физиономия, испачканная глиной и прилипшими к лицу травинками-бровями, измученная и растерянная, появляется над пропастью. Ты подтягиваешься на руках из последних сил переваливаешься на плоскогорье.
Вытирая рукавом налипшую на глазницы глину, ты оглядываешься и видишь перед собой толпу людей. Все они стоят к тебе спиной и смотрят в одну, противоположную от тебя сторону. А там, вдалеке на возвышении, напоминающем трибуну, какой-то мужик, сняв шапку, что-то говорит собравшимся. Постепенно все тоже начинают снимать шапки. Ты догадываешься, что человек на трибуне говорит о тебе, а перед тобой происходят… твои собственные символические похороны.
Толпа с воодушевлением разыгрывает этот похоронный спектакль, убедив себя, что ты безвозвратно канул в чёрный зев пропасти.
Набрав в лёгкие воздух, ты кричишь:
- Друзья, я жив!..
Твой тихий немощный крик слышат несколько человек из последнего и ближайшего к тебе ряда. Они оборачиваются. Кто-то хмурится, кто-то странно, вернее, отстранённо удивляется. Бегло оглядев тебя, все они вновь поворачиваются спиной, не придав значения увиденному. Действительно, что ни почудится, когда на душе горе!
- Друзья, я жив! – ещё раз кричишь ты, стараясь придать убедительность крохотным децибелам собственного голоса.
На этот раз оборачивается человек двадцать. Какой-то юноша проворно подбегает. Он долго и внимательно всматривается в твоё обезображенное глиной и усталостью тело и потом, обернувшись к толпе, смущаясь собственных слов, произносит:
- Он жив, правда…
Тут поднимается невероятная шумиха! Тебя качают на руках, какие-то девушки с кувшинами оплёскивают твоё лицо пахучими растворами и трут щёки махровыми полотенцами. Вокруг тебя на глазах растёт море цветов и разнообразных экзотических подарков.
Наконец кто-то из толпы, перебивая восторги и сердобольные всхлипы, спрашивает:
- А как ты вообще выбрался?
Его вопрос подобно потревоженной птице взлетает над толпой. Тотчас стихают голоса, и огромное множество широко раскрытых глаз смотрит на тебя в ожидании ответа…
Все, кто только что стоял рядом, отходят метров на пять, организовывая вокруг тебя внушительный полукруг, опирающийся концами в обрыв пропасти.
Ты пытаешься честно рассказать всё, как было: перебрав тысячи вариантов, тебе удалось найти наконец тот единственный способ, который и помог выбраться...
- Не понимаю, покажи, - обрывает тебя на полуслове какой-то развязный бородач.
Ты ложишься на землю и пытаешься изобразить на ровной поверхности плоскогорья придуманную тобой фигуру подъёма как условный горизонтальный знак. Все вокруг дружно смеются, а один очкарик в малиновом берете заявляет, перебрасывая папиросу между зубами:
- Дурочку-то не валяй! Кто ж так цепляется?
- Но ведь он выбрался! – возражает юноша, который первым «обнюхал» тебя, ещё лежащего на краю пропасти.
- Ничего не знаю. Не видел – значит, не было! – злобно повторяет очкарик.
Ты готов добровольно опуститься в яму и…
В этот миг все оборачиваются га голос того самого мужика, который, сняв шапку, что-то говорил с трибуны. Это Верховный Правитель! Он неторопясь и с достоинством короля спускается с трибуны, подходит к тебе, обнимает за плечи и, оглядывая притихшую толпу, повелительным голосом сообщает:
- Победителей не судят, господа.
Эти негромко сказанные слова производят в толпе эффект разорвавшейся бомбы! Многие тысячи человек с покорностью просвещённых гуманитариев опускаются перед тобой на колени. Над поникшей толпой, как эхо, проносится многоголосое «поб-бедит-тел-лей не-е судят-т…».
P.S.
Приёмы и способы подъёма, которые изобрёл герой нашего рассказа, и которые поначалу вызвали смех и непонимание окружающих его людей, вскоре были этими же людьми старательно занесены в школьные учебники, растиражированы на баннерах и в телевизионной рекламе.
Павел (назовём так нашего героя) стал известным человеком, скопил неплохое состояние на бесчисленных интервью и переизданиях единственной книжки, которую он написал (на другие просто не хватило времени). Зато это малая книжица в двадцать четыре страницы стала поистине бестселлером всех книжных продаж!
Короче говоря, жизнь Павла круто изменилась. И теперь, когда выдаётся свободная от эфира минутка, он думает: "Может, всё приключившееся - сон?"
По вечерам он подходит к обрыву и долго всматривается в зияющую глубину. В такие минуты ему приходят на ум другие, более эффективные способы подъёма. Но чтобы проверить их в деле, надо ещё раз, как тогда в далёкие и лучшие двадцать пять лет, шагнуть в эту страшную житейскую черноту.
Увы, на повторный эксперимент у него нет ни сил, ни времени. Да и статус уже не позволяет. Просто не поймут, как не поняли тогда.
Тогда!..
Но тогда, помнится, оказался рядом просвещённый Правитель. Окажется ли Он вновь в нужный час в нужном месте? Вот в чём вопрос. Ведь если не окажется - все труды безвозвратно уйдут в песок. Помните, у Цветаевой: «Уж сколько их упало в эту бездну…»