Волк. Тайна Черной пирамиды

Дмитрий Карпин

Волк.
Тайна Черной пирамиды

Аннотация:

Он молодой дворянин, Петербуржский денди 19 века... В свои годы он думает, что познал все: от прелести придворных балов и светских раутов до пороха Кавказской войны. Но случается неожиданное, и он оказывается неугоден при дворе и попадает в Сибирь обычным ссыльным на край света. Здесь еще живы старые легенды о монголах и шаманских проклятьях и говорят, что где-то в тайге есть старый город, старше, чем само время, найти его непросто, но тот, кто найдет, обретет, возможно то, что ценнее любых сокровищ на Земле...

Оглавление:

Зачин
Пролог

Часть 1. Волк на воле

• Глава 1. Высший свет
• Глава 2. Лихие люди
• Глава 3. Прелести жизни
• Глава 4. По дороге в поместье
• Глава 5. Дворянское гнездо
• Глава 6. Плохая примета
• Глава 7. Скрещенные шпаги
• Глава 8. Fiesta
• Глава 9. Злая шутка судьбы
• Глава 10. Жребий брошен

Часть 2. Волк в клетке

• Глава 1. А ветер дул на восток
• Глава 2. Таежный острог
• Глава 3. Низший свет
• Глава 4. Работа бывает разной
• Глава 5. Наказание
• Глава 6.Побег
• Глава 7. Скелет в пещере
• Глава 8. И снова острог
• Глава 9. Нерассказанная история Анри Санчеса Лонка
• Глава 10. Город, затерянный в веках
• Глава 11. Внутри храма древних
• Глава 12. Гробница богов
• Глава 13. Из огня, да в полымя

Зачин

Сибирь.
Лето 1189 год.


Отряд рыцарей, более привыкший к пескам иерусалимской земли или к дорогам Европы, пробирался через дикую таежную чащу. Воины были облачены в кольчуги и шлемы, у пояса каждого висел меч. Их плащи, когда-то белые, сейчас выглядели грязными и поношенными, лишь кроваво-красный крест, символ ордена тамплиеров, на ткани смотрелся все столь же гордо. Каждый рыцарь вел за собой по лошади с провизией и снаряжением.
Сейчас отряд насчитывал всего семерых. Из пятнадцати человек, покинувших Париж более года назад, сюда вглубь тайги дошли меньше половины. Самым сложным и опасным оказалось пересечь княжества руссов и не попасться православным, не чтущим истинную католическую веру. И это было куда как не просто... В нескольких стычках с местными и погибла большая часть отряда, несмотря на то, что рыцари пробирались тайком, прячась под чужими личинами и не привлекая внимания.
Но семеро все же дошли. И теперь они должны выполнить поставленную орденом задачу и не важно какой ценой! Магистр дал четкие указания: найти древний город, а в нем центральный храм, чтобы то, что находится внутри, никогда не попало в неверные руки.
– Командор, – позвал один из рыцарей, идущих впереди. – Смотрите! Что это? – Он указал на небольшой холм, возвышавшийся из земли, поодаль от него стоял такой же, за ним еще один и дальше.
Тот, кого нарекли командором, рыцарь без шлема с длинными черными волосами и бородой, которых уже успела коснуться седина, подошел к холму. Он вынул из ножен меч, хороший клинок дамасской стали, торжественно врученный за особые заслуги перед орденом, и одним быстрым и отточенным движением вогнал его в землю. Раздался глухой звук и меч остановился, будто ударившись о камень. Рыцарь вытащил клинок из земли, бережно вытер его, после чего вновь вложил в ножны. Протянув руки, он начал разрывать землю.
– Все сюда! – скомандовал он, и остальные войны кинулись на помощь и тоже принялись отдирать траву и рыть землю.
И вскоре им открылось то, что было скрыто тысячелетиями – они увидели каменную кладку.
– Похоже, мы нашли что искали, – вздохнул командор.
Он отошел от полуочищенного сооружения и взглянул вдаль, туда, где между мерно качающихся сосен возвышались десятки, а может даже сотни подобных холмов, поросших травой и мхом.
– Нам туда, – указывая вдаль, сказал командор.
– Как скажешь, Лонка, – произнес рыжебородый и вздохнул. – Неужели мы дошли, и это место действительно существует?
– Выходит, что так, – усмехнулся командор Лонка. Он вновь вытащил из ножен дамасский меч, который тут же блеснул на солнце и, взяв под узду коня, первым пошел вперед. – И помните, это город дьявола, так что все будьте начеку! – крикнул он напоследок.
– Да поможет нам Господь, – рыкнул рыжебородый и, надев шлем, последовал за командором. Следом двинулись и остальные.
Они шли вперед мимо деревьев и странных заросших сооружений. Шли долго, и этим холмам не будет конца. Но неожиданно вдалеке рыцари увидели что-то большое и темное. Казалось, это очередной холм, но в сотни раз больше.
– Туда, – скомандовал командор.
Отряд двинулся к огромному холму. И по мере приближения из глубины леса перед ними начали вырисовываться черты этой громадины. В отличие от мелких сооружений, новое здание не было засыпано землей, и рыцари четко разглядели его темные каменные стены, ступенями уходившие вверх. Больше всего древняя постройка напоминала пирамиду. Когда-то в молодости Анри Санчесу Лонка довелось побывать в Египте и увидеть гробницы фараонов. Так вот это здание было на них похоже, только выглядело немного иначе. Стены тех пирамид издали казались гладкими, а эти будто разделены на ярусы. Те пирамиды не имели входа, а у этих с каждой стены располагались каменные ступени ведущие вверх. Да и сам камень пирамиды не походил ни на что виденное Анри Санчесом ранее, этот камень был черным, как сама тьма, и, казалось, будто он поглощал свет, создавая вокруг себя легкую дымку.
– Кто мог построить такое? – спросил один из рыцарей.
– Только дьявол! – ответил Лонка.
Вдруг лошади испуганно заржали. Одна из самых резвых вырвалась и побежала прочь.
– Они чуют происки дьявола, – пробурчал рыжебородый, шедший следом за командором.
– Успокойте и привяжите их. Ту, которая убежала, мы поймаем позже. А сейчас у нас есть миссия. Да не убоимся мы и пройдем во имя Господа нашего! – напыщенно произнес Лонка и двинулся вверх по ступеням.
– Аминь, брат, – кивнул рыжебородый и ступил на лестницу вслед за командором. – Да поможет нам Бог!
Остальные пятеро, привязав лошадей, двинулись следом по высоким ступеням. Казалось, будто древние зодчие, создавшие эту пирамиду, мерили ступени явно не под человеческий рост. Ступени были высокие, и чтобы ступать по ним, приходилось сильно задирать ноги.
Наконец, рыцари достигли вершины. И там под куполом они увидели проем, ведущий внутрь. Проем выглядел пугающе, и тьма скрывала то, что находилось там в глубине.
– Нам понадобится свет, – сказал рыжебородый.
Командор Лонка кивнул. Рыцари достали факелы и, выбив огонь, зажгли их.
Первым во тьму проема ступил командор, тьма поглотила его, и остальные двинулись следом. Факелы осветили длинный нисходящий коридор и каменные стены, с начертанными на них древними письменам. Лонка осмотрел стену, но символов подобных этим он раньше не видел.
– Язык дьявола, – хмыкнул рыжебородый, разглядывая письмена.
Лонка кивнул и двинулся дальше. Отряд шел следом вниз по коридору. И вскоре на их пути встретилась первая развилка.
– Куда? – спросил один из рыцарей.
– Может нам стоит разделиться?! – предложил рыжебородый. – Так мы быстрее найдем то, что ищем.
– Это опасно! – ответил Лонка.
– Анри, брат, мы рыцари Бога, мы несем истинную веру, – гордо заявил рыжебородый. – Мы сражались с тобой против язычников в пустынях Египта и Сирии, мы защищали стены Иерусалима, когда Саладин взял его. Но даже он пощадил нас. Мы Тамплиеры, нас защищает сам Господь! Отчего же какая-то пирамида должна быть для нас опасна?
– От того, что эту пирамиду выстроил сам дьявол! – сказал Лонка.
– Про египетские пирамиды когда-то говаривали то же. Но мы с тобой видели их и это лишь простое нагромождение камней.
– Не противоречь мне, Гуго! Пока что командор здесь я! И я говорю, что мы не разделимся!
– Как скажешь, – простодушно махнул рукой тот, кого звали Гуго. – Но тогда какой путь избрать?
– Тот, что лежит от сердца, – произнес Лонка и двинулся в левый проем.
Этот коридор уходил также вниз, но уже не под таким сильным уклоном.
Неожиданно один из рыцарей, идущих сзади, вскрикнул. Товарищи обернулись и увидели, как тот проваливается вниз, а затем плита над ним задвигается. Несколько рыцарей ринулись на помощь и попытались вскрыть пол, но ничего не получилось, никаких отверстий, чтобы поддеть плиту или отодвинуть ее не нашлось. Да и криков товарища они тоже уже не слышали.
Гуго громко выругался и сплюнул, после чего посмотрел на командора. Тот лишь с сожалением опустил голову.
– Будьте осторожны, – приказал Лонка. – Ступайте след в след и ничего не трогайте. За нашего брата мы помолимся позже.
И они снова устремились по коридору. Вскоре на их пути встретилась новая развилка. Лонка вновь решил, что надо идти налево, и группа двинулась вниз, к центру пирамиды. Как вдруг позади раздался крик. Все обернулись и увидели новую жертву, пронзенную странным удивительно острым, не похожим ни на что виденное ими ранее, копьем.
– Что за черт? – ударив кулаком в стену, прокричал Гуго. – Мы теряем одного нашего брата за другим!
Лонка подошел к пронзенному копьем рыцарю и, положив ладонь ему на лицо, закрыл веки погибшего товарища.
– Покойся с миром, брат, орден тебя не забудет... мы тоже. – После чего он развернулся и молча двинулся дальше.
Факел освещал стену пирамиды и начертанные там рисунки. На стене были изображены какие-то странные люди с копьями в руках. Только вот люди ли это? Лонка присмотрелся, что-то в их облике казалось ему необычным, и не сразу, но он все же понял, что! У этих людей не имелось зрачков в глазах.
«Наверное, древние боги язычников», – подумал Лонка и не стал больше забивать себе этим голову.
И вот на их пути появилась новая развилка, но уже состоящая не из двух, а их четырех ответвлений.
– Ну, а теперь куда? – спросил Гуго.
– Не будем изменять принципу, – произнес Лонка.
Один из рыцарей двинулся в самый левый проход, и вдруг его охватило пламя. Рыцарь вспыхнул и с криком побежал вперед по коридору. Пирамида заполнилась адским воплем. Последний крик умирающего эхом пронесся по всем коридорам, такой он оказался ужасный.
– Похоже, он обезвредил расположенную у входа ловушку, – хмыкнул Гуго. – Проверь ты! – он ткнул пальцем в стоящего рядом воина.
Тот испуганно посмотрел на Лонку.
– Ступай! – кивнул командор.
Рыцарь сделал шаг в проем, затем еще один, но ничего не произошло.
– За ним, – велел Лонка.
Группа из оставшихся четырех тамплиеров двинулась дальше. Последним в проем коридора ступил командор. С сожалением он посмотрел на догорающий труп брата по ордену, и, покачав головой, пошел следом за остальными.
Спустя какое-то время туннель кончился, и перед рыцарями открылся просторный зал. Тамплиеры остановились, они осветили стены и все вокруг. На стенах оказались изображены какие-то языческие ритуалы. Лонка разглядел как людей, высеченных на барельефе, пожирают невиданные твари с огромными клыками и змеиными хвостами. Чудовища обедали, а в очередь к ним стояли все новые и новые жертвы.
– Грязные кровожадные язычники, – выругался Гуго, тоже рассматривающий стену.
Кто-то из рыцарей осветил пол, и все увидели, что он покрыт ямами, неизвестно для чего предназначенными и куда ведущими.
– И как это никто из нас не провалился? – удивился один из рыцарей.
– Потому что ты смотрел туда куда ступаешь, болван, – хохотнул Гуго.
– Мы выбрали не тот туннель, – наконец сказал командор.
Выхода из зала не было. Лонка опустил факел к одной из ям. Легкий сквозняк потянул пламя на себя.
– Тогда для чего нужна эта комната? – задумчиво произнес командор.
Неожиданно его факел потух. Ветерок вдруг усилился и сбил пламя с остальных факелов. Стало темно, по телу пробежал легкий холодок.
– Надо скорее разжечь огонь, – гаркнул Гуго.
Откуда-то из глубины донесся непонятный звук, напоминающий шипение. Рыцари беспокойно задвигались и выхватили из ножен клинки.
– Что это? – спросил один из тамплиеров.
– Что бы это ни было, мы не убоимся этого! – гордо рявкнул Гуго. И вдруг он закричал и упал, выпустив меч. Что-то схватило его за ногу и потащило в яму.
Темноту пронзил новый крик, что-то напало еще на одного из рыцарей. Лонка почудилось, что нечто надвигается и на него, он рубанул мечом и попал... Клинок поразил чье-то тело. Этот некто взревел страшным душераздирающим криком, и командор увидел перед собой два красных глаза с вертикальными, горящими в темноте, зрачками. Нет, человеку они точно принадлежать не могли!
«Это дьявол!», – в ужасе подумал Лонка и ударил мечом в эти страшные горящие глаза, но промахнулся и ощутил, как неведомое существо повалило его на пол, а затем впилось острыми клыками в плечо, пронзив кольчугу. Лонка закричал и схватил тварь за голову, а затем его пальцы впились этому демону в глаза. Чудовище взвыло и командор, отшвырнув его, поднялся и прокричав:
– Бежим отсюда!
рванул в коридор.
За ним кинулся еще один рыцарь. Неведомые демоны бросились следом. Лонка что есть мочи бежал вперед по коридору, рисуя карту туннеля по памяти. Вот он покинул первый коридор и устремился в следующий, товарищ бежал за ним, а сзади раздавалось противное нагоняющее шипение. Лонка покинул второй коридор и рванул в последний. Позади себя он услышал крики бегущего за ним, но не осмелился обернуться, поскольку шипение становилось все ближе. И вот, наконец, он увидел впереди свет, что есть силы командор тамплиеров рванул вперед и прыгнул в раскрытый проем.
Лицо озарили солнечные лучи, а затем он упал на лестницу и покатился по ступенькам. Наконец Лонка остановился и, озираясь по сторонам, поднялся. В страхе он ожидал, что демон сейчас выскочит на него из глубины туннеля. Но никто не спешил показаться наружу. Вместо этого рыцарь услышал шипение и увидел несколько пар красных горящих во тьме глаз, с ненавистью уставившихся на него.
«Похоже, эти твари боятся солнечного света?!» – подумал Лонка.
Рыцарь схватился за раненое плечо. Из плеча сочилось кровь, и оно сильно болело. Командору внезапно стало дурно, он пошатнулся, и чуть было не потерял сознание. Но затем, овладев собой, сдержался и побрел вниз по ступеням. Солнце заходило, и ночью он хотел оказаться как можно дальше от этого места.


Пролог

Кавказ.
1828 год.


Совсем еще юным Владимир впервые познал запах пороха. В семнадцать он попал на Кавказ. Отец постарался. Его отец, Михаил Волков, был военным. Всю жизнь он прослужил при государе Александре I и стал героем Отечественной Войны. Поэтому служение короне и Императору он считал превыше всего остального. К тому же, батюшка являл чрезмерное неудовлетворение собственным дворянским отпрыском. Считал его изнеженным маменькиным сыночком, приученным говорить по-французски и читать вздорные романы, только и способные, что портить молодую голову.
– В полку из тебя сделают настоящего мужчину, – часто говаривал отец, – а не вшивого французика, каким тебя хочет вылепить мать!
И эти слова обернулись пророчеством. По достижению семнадцати лет, после кончины маменьки, отец отправил молодого отпрыска на Кавказ. В эту жаркую непривычную и дикую для русского сердца местность. Мальчишкой из дворянской семьи он попал в строй к солдатам. Хорошо, что компания оказалась достойной. Среди солдат такие же выходцы из приличных домов империи, как и он. Такие же дети вздорных отцов, героев войны, либо мелких помещиков.
С двумя из собратьев по несчастью Владимир сблизился куда больше, чем с остальными. Они были молоды, и, так же, как и он, грезили великими свершениями. Один из них юный мечтатель с весьма ветреной натурой Павел Зайцев, сын мелкого петербуржского чиновника, отроду шестнадцати лет. Другой восемнадцатилетний дворянин Алексей Орлов – сын военного, гордый и благородный юноша.
Троица была молода и самонадеянна и уже представляла себя новыми героями отечества. Но все оказалась иначе и куда прозаичнее. Кавказ встретил их суровой реалией. Палящее солнце, горы, песок, змеи. И, конечно, горцы, с которыми приходится воевать. Дикий народ, готовый вгрызться тебе в глотку и сражаться до последнего, так как того требует их горская честь. А те, кто якобы на твоей стороне только и делают, что постоянно обманывают и лишь ждут подходящего момента, чтобы облапошить.
В первые дни они попали в крепость, расположенную неподалеку от горского поселения, якобы покорного Империи. Жители этого поселка поставляли в крепость баранину, сыр и свежее молоко. Им за это платили, но горцы постоянно торговались и жаловались, набивая цену. Весь день Владимир и его товарищи занимались: отрабатывали маневры или тренировались в крепости под палящим солнцем. Три раза в день они ели, а по вечерам располагались в казармах. Только тогда можно было немного отдохнуть, поиграть в карты с друзьями или поупражняется в стрельбе на вечернем воздухе, поскольку в казармах всегда стояла духота, и пахло потом. Радостью являлись бани, но это удовольствие выпадало нечасто.
Зато часто по вечерам они уходили в горы. Здесь было одновременно и страшно и красиво. Страшно от того, что в темноте можно не увидеть и наступить на змею или ненароком споткнуться и упасть вниз. Еще оказалось страшно засыпать на посту. Случайный горец не упустит момента, чтобы с радостью перерезать тебе горло. Но иногда по ночам в горах под сводами звезд, когда смерть подстерегает тебя, становилось так красиво и по-особому спокойно. Это чувство нравилось Владимиру, и он полюбил его так же, как и вдыхать воздух диких гор.
Спустя полгода в крепость пришли еще несколько полков. Готовилось крупное наступление. Солдаты оживились, кто-то поносил чертом день, когда появился на свет, а кто-то ликовал от восторга, жаждя славы. Волков и его друзья были среди последних.
И вот их войска двинули вглубь Кавказа. Завоеванная на тот момент территория оказалась позади, а впереди распростерлась дикая и озлобленная страна горцев.
Шли дни. Они сопровождались долгими и изнурительными переходами под палящим солнцем. Пить из горных колодцев оказалось опасно, горцы часто отравляли их. Воду приходилось экономить. Несколько раз, чаще по ночам, на них нападали. Враги совершали набеги стремительно и, в основном, мелкими группами, пытаясь застать русских врасплох, забрать чью-то жизнь и скрыться. Но солдатская дисциплина являлась строгой, а выучка хорошей. Часовые были готовы и встречали неприятеля ружейным залпом. В один такой день Владимир впервые забрал человеческую жизнь, сбив с коня всадника, размахивающего шашкой и скачущего прямо на него.
Но все эти столкновения серьезными назвать было никак нельзя. До этого горцы лишь проверяли русское войско, прощупывая его ряды, и настоящее сражение только предстояло.
После нескольких недель, проведенных в походе, войско добралось до крупной чеченской крепости. Пришел приказ – взять ее. Крепость, обнесенная высокой стеной, находилась в горах, и выглядела неприступной. Но генерал сказал, что это не проблема.
Началась осада. Пушкари принялись за дело, остальные заняли свои позиции. Горцы высыпали на стены крепости и ощетинились, как дикие звери. Светило яркое солнце, стояла адская жара. Владимир с друзьями в строю обливаются потом. Каждый держит в руке ружье, каждый готов и ждет только команды.
Наконец, прозвучали первые пушечные залпы. Ядра полетели в каменные стены, в бойницы окон и в людей, защищавших крепость. Из-за обильного дыма ничего нельзя разобрать. Пошли тягостные минуты ожидания...
Батареи отработали славно, разбив ворота и часть стены. И вот настал момент истины. Прозвучал сигнал к штурму, и первая колонна пехотного полка, под барабанную дробь, двинулась вперед. Следом пришли в движение и остальные части, назначенные к штурму. Первые сто шагов прошли как на параде, вытягиваясь из узкой горловины холмов, а затем, на открытом участке перед крепостью, офицеры развернули колонны. Еще сто шагов... Единственная, чудом уцелевшая пушка горцев, яростно выплюнула заряд, и почти все, шагавшие рядом с Волковым инстинктивно втянули головы в плечи. А ему было невдомек, что за ерунда – ведь не каждая пуля в лоб?! Владимир расправил плечи, да, пусть даже это ядро предназначенное именно для него. Пусть! Но счастливый случай хранил его.
Еще сто шагов, и стены крепости окутались дымом, горцы открыли ружейную пальбу. Не слишком метко, но довольно часто, оставалось только позавидовать их проворности в перезарядке. И все же смерть не с закрытыми глазами. Волков видел, как падали его товарищи, сраженные пулями. Смерть была рядом, но его это не пугало. «Не кланяться, только не кланяться...», – твердил он себе. Еще десять шагов и штаб-офицеры подали команду. Идущие в авангарде казаки рванули вперед, а следом за ними и пехотные полки перешли на бег. Пионеры с лестницами бежали неуклюже, но именно от них сейчас зависел успех. Добегут, не добегут. Добегут, но сколько... вот трое... пятеро пионеров упали. Лестница дрогнула... но вовремя подхваченная казаками вновь пошла к цели. А вот и стена. Лестницы поплыли вверх, встали, и тут же по ним устремились казаки. Стрельба усилилась. Вниз, на атакующих, полетели камни, полилась расплавленная. Небо пронзили душераздирающие крики, перекрывающие ружейные залпы. Но попытки взобраться по лестнице не прекратились. Все новые и новые воины, прикрываемые стрельбой товарищей, лезли на стену и с криками, раненные, либо мертвые падали вниз. Горцы защищались, словно извергнутые преисподней демоны. Они отстреливались, кололи пиками и рубили шашками. В этот момент хотелось молиться, лишь бы только не оказаться там наверху.
Но неожиданно все сдвинулось с мертвой точки, и в неприступной обороне неприятеля образовалась брешь. Один из казаков разрубил горло незадачливому горцу и тот сорвался вниз. Озлобленным зверем кинувшись вперед, товарищ горца не успел занять место павшего, и удачливый казак пронзил и его. Он перемахнул через стену и вступил в бой с новыми врагами, а за его спиной поднялись еще двое русских. Владимир увидел, как в следующую минуту этого казака пронзили шашкой, и сразу несколько горцев довершили дело. И он погиб... погиб, пробив брешь в обороне противника, и тем самым дав товарищам время прорваться.
«Запомнит ли это еще кто-то, – мелькнула мысль, – или даже не заметит, увлеченный собственным сражением в этот миг жизни?»
Все новые и новые русские перелезали через стену, там наверху бойня завязалась нешуточная. Звенела сталь, многие перешли врукопашную.
– Давай, давай! Чего ждешь? – проорал в самое ухо старший по званию.
Владимир перекинул ружье через плечо, сжал в руках саблю, и быстро полез вверх. Лестница оказалась противной, скользкой и мокрой от крови. Краем глаза Волков увидел, как за ним полез Павел, но в этот момент все его внимание было сосредоточено на лестнице и том, что ждало его впереди.
Наконец, Владимир достиг края стены и быстро перепрыгнул через нее. Он не успел даже перевести дух, как на него тут же кинулся оскалившийся враг. Волков отсек его удар в сторону. Горец отпрыгнул назад, сделал обманное движение и, сверкая наточенной до блеска шашкой уже успевшей испить русской крови, рубанул сверху. Лишь в последний миг парень вскинул саблю и отбил удар, а затем быстро опустил ее на шею врага, из которой тут же фонтаном брызнула кровь. Фехтовальщиком он был отменным, отец не поленился и нанял, в свое время, самого хорошего мастера, которого только смог найти. Горец упал и больше уже не поднимался, а юноша быстро вскинул руку и помог Павлу забраться.
– Быстрее! – сказал он и принялся отражать новую атаку.
Русские солдаты уже расползлись по верху, как муравьи. Все больше и больше горцев сыпалось со стен крепости. Владимир поразил еще двоих. Его друг был рядом и тоже отбивался от сверкающих на солнце шашек, как мог.
– Где Алексей? – спросил Павел.
– Не знаю, я потерял его там внизу, когда нас бросали на лестницу, как слепых котят!
Волков рубанул по лицу нового горца, тот схватился за рану и парень столкнул его вниз. А затем, быстро развернувшись, отбил удар клинка, летевшего в Павла, а друг довершил дело, пронзив противника.
– Будь осторожней, – посоветовал Владимир. Павел был не так хорош в фехтовании, и Волков сильно сомневался, что в детстве у него имелся хороший учитель по этому предмету, скорее эту обязанность на себя брал его гувернер.
Зайцев кивнул в знак благодарности.
– Вперед! – скомандовал Владимир и побежал по стене крепости, туда, куда уже перекинулось сражение. Павел, размахивая саблей, рванул следом.
Все новые и новые солдаты перепрыгивали через стену и присоединялись к ним. Сражение переместилось на лестницы, ведущие со стен крепости внутрь. Русские теснили противника. Самые смелые и отчаянные, не дожидаясь, пока лестницы расчистят, прыгали вниз куда помягче, и на них сразу-же перекидывались защитники крепости.
Озверевшие горцы начали палить из ружей. Одна из пуль зацепила Павла, и он пошатнулся. Волков кинулся к другу, стараясь ухватить его за руку, но тот сорвался вниз к уже сражающимся за стенами людям. Владимир разглядел, что друг еще жив, и пуля лишь вскользь зацепила его. Не теряя времени он бросился вниз. Удар о землю оказался такой сильный, что юноша не устоял и упал. Тут же кто-то схватил его за шиворот и вздернул вверх.
– Не время валяться, паря! – пробасил в самое ухо какой-то усатый и уже немолодой вояка. Владимир был ему искренне благодарен. Он поднялся на ноги и под градом пуль и сабельных ударов кинулся к Павлу. Волков успел вовремя и ударил в спину горцу, занесшему над головой друга окровавленную шашку. О чести он сейчас не думал, в эту минуту его волновала только жизнь товарища. Горец с криком упал, и Владимир довершил дело.
– Как ты?
– А-а, моя рука, – подал голос Павел.
– Поднимайся, – только и сказал Владимир и схватился с новым врагом.
Их клинки схлестнулись и выбили искры. Против Волкова встал здоровенный чеченец, наверное, в два раза превосходящий его силой. Сабля и шашка встретились вновь и разошлись в танце стали. Волков попытался атаковать вторично, но резкая контратака горца заставила его отступить. На стороне соперника оказалась мощь и тяжесть, каждый удар отшвыривал назад или вбивал в землю. Владимир начал кружить, уходя от все новых и новых замахов. Единственная возможность победить такого противника это дождаться его ошибки и воспользоваться ею. Но чеченец оказался далеко не так прост, его удары были быстрые и тяжелые. Очередная мощная атака сбила Владимира с ног, и он упал. В следующую секунду нависшая над ним фигура заслонила солнце. Здоровяк занес шашку, чтобы добить Волкова, но вдруг остановился. Что-то врезалось ему в бок. Горец в ярости закричал и схватил левой рукой саблю Павла, вонзенную в плоть. Он еще раз вскричал и потянул ее из себя. Зайцев в ужасе отшатнулся и выпустил оружие из рук. Защитник крепости отшвырнул саблю врага в сторону и с горящими глазами двинулся на безоружного обидчика. Но тут и Волков вскочил. Он полоснул по незащищенной спине чеченца. Тот вновь развернулся и, размахивая клинком, кинулся вперед. Но Владимир предугадал действия противника и рубанул саблей. Закаленное лезвие вонзилось в тело горца, и, будто разрезая масло, пошло дальше. Но еще живой, уже поверженный враг схватил парня за горло и начал душить. Владимир постарался как можно глубже вогнать саблю в его плоть, хотя воздуха уже не хватало. И вдруг что-то круглое и черное упало к ногам сражавшихся. Фитиль уже догорал, а Волков лишь с ужасом осознал, что это бомба.
И тут она взорвалась...


Часть 1.Волк на воле

Глава 1.Высший свет


Петербург.
Сентябрь 1835 год.

Крытый экипаж остановился у величественного каменного особняка. Дверца повозки отворилась, и оттуда вышел молодой человек в высоком цилиндре и в черном плаще-макинтоше, поверх которого был небрежно накинут белоснежный шарф. Руки в атласных перчатках сжимали увесистую трость с отполированным до блеска набалдашником в виде головы волка.
Больше всего этот молодой господин напоминал лондонского денди или юного прожигателя отцовского состояния. Правда, последним Владимир Волков себя не считал, хотя многие бы уверили вас в обратном. И прибыл он вовсе не из Лондона, а из Парижа, в котором ему довелось провести последние четыре года жизни. За это время Волков успел соскучиться по Петербургскому свету и теперь спешил наверстать упущенное.
«Как странно так не любить свет и все время желать оказаться в его лучах», – подумал Владимир.
Эта мысль показалась ему достойной пера Байрона. Он и сам считал себя немного поэтом, но особого рвения на этом поприще не проявил. Так разум иногда рождал поэтичные строки и достойные пера замечания, но часто пера под рукой не было, и строки гибли. Владимир всегда считал, что лучше отдаваться жизни, чем глупым мечтаньям и поэтому всячески стремился окунуться в ее лоно, пытаясь наверстать упущенное.
После полученного на Кавказе ранения, его, молодого офицера, списали из войск, поскольку травма оказалась серьезной, и колено собирали разве что не по осколкам. Целый год он лечился на водах, а потом еще долго восстанавливался. Сейчас нога чувствовала себя хорошо, и он уже вполне мог обходиться без трости, но привычка всегда держать ее при себе у Владимира осталось. Но на тот момент о военной карьере пришлось забыть. А отец вместо того, чтобы поддержать несчастного отпрыска, будто обиделся, и по возвращению сына в Петербург встретил его весьма холодно. А вскоре отослал учиться в Европу. Возможно, он чувствовал угрызения совести за полученное сыном ранение, а возможно не хотел видеть его, как напоминание о своем разочаровании. Мысли родителя всегда оставались для Владимира загадкой вплоть до самой отцовской смерти, после которой он и оказался вынужден вернуться в столицу.
И теперь спустя долгие годы он хотел увидеть Петербургский свет, которого был лишен. Хотя, по его мнению, этот свет ничем не будет отличаться от увиденного им в лучших домах Парижа. Там и тут – везде одно и то же: мужчины будут похваляться, как павлины, выставляя себя напоказ, а женщины флиртовать, скрываясь за маской благочестия. Зато здесь наконец-то он сможет вновь встретить друзей. Эта мысль радовала.
На улице стояла ранняя осень, но погода была уже ветреной и прохладной. Петербург всегда казался Владимиру серым городом в отличие от Парижа, а сегодня он выглядел еще и мрачным.
– Свободен, – сухо сказал он извозчику и кинул тому монету.
– Благодарствую, ваше благородие, – поймав монету, произнес мужик и, ударив вожжами, погнал лошадь вперед.
А молодой дворянин небрежной походкой направился к особняку.
В парадной, любезно кланяясь, его встретили слуги. Владимир снял с головы цилиндр, обнажив длинные волосы, собранные хвост. Волосы были черными, как истинный агат, но даже в самых безупречных камнях иногда встречаются изъяны, и таким изъяном на голове Волкова оказался маленький седой локон, спадающий на лоб. Эту первую седину Владимир получил на Кавказе в тот злополучный день, когда у его ног взорвалась бомба. Впрочем, за изъян седой локон Волков не считал, напротив, эта тонкая седина придавала его образу шарм. Руки не одной красавицы накручивали манящий локон на свой пальчик, наслаждаясь его пепельным цветом на этих черных волосах. И Владимир тоже любил его и поэтому всегда старался отрастить челку чуточку длиннее, подчеркивая тем самым свою уникальность.
Вслед за цилиндром в руках лакея очутились белоснежный шарф и плащ. Трость молодой дворянин не отдал и, постукивая ею по мраморному полу, направился в зал. Перед ним распахнули дверь, и камердинер громко объявил:
– Владимир Михайлович Волков.
Перед дворянином открылся огромный зал с высоким расписанным под голубое небо потолком, который освещала не одна, а сразу три сияющих хрустальных люстры. От мраморного пола к своду потолка тянулись белоснежные колонны, выполненные в античном стиле. Оркестр, располагающийся в дальнем конце зала, зазывно играл вальс, под который большая часть публики весело кружилась в танце.
«Все как всегда», – отметил про себя Волков.
Некоторые, расхаживающие по залу дворяне, богатые помещики и чиновники, те, что не кружились в танце, обратили взоры в сторону вновь пришедшего. Кто-то навел на него лорнет, кто-то скользнул скучающим или оценивающим взглядом, а затем вернулся к делам. Владимир с гордым видом прошел мимо. К нему навстречу выдвинулся хозяин дома – граф Сажнев, но молодой человек с длинными светлыми волосами и сияющими глазами опередил его.
– Владимир, дружище! – Светловолосый заключил друга в объятья. – Когда ты прибыл? И почему даже не сообщил?
– Решил нагрянуть внезапно, Паша, – похлопав Зайцева по плечу, произнес Волков. – И попасть с корабля на бал, как говорится... Здравствуйте, граф.
Владимир отвесил поклон подошедшему Сажневу и протянул тому руку.
– Рад видеть тебя, Владимир Михайлович, – улыбнувшись в седые усы, произнес граф. – Мы с твоим покойным батюшкой всегда были хорошими приятелями. Кажется, еще вчера я нянчил тебя на руках, а теперь ты уже взрослый мужчина, а я старик, которому и кадриль уже пытка.
– Ну, полно вам, Степан Максимыч, небось, как держать саблю вы еще помните, – любезно польстил Волков.
– Это я впитал с молоком матери и этого у меня не отнять! – улыбнулся старик.
Дверь позади распахнулась и в зал еще кто-то вошел. Камердинер объявил и их. Степан Максимыч произнес:
– Прошу прощения, господа, но вынужден оставить вас. Надеюсь, мы еще поболтаем с тобой, Владимир Михайлович, но, а пока, сам понимаешь, гости...
И старик ушел к вновь пришедшим, а к Владимиру и Павлу подошел еще один молодой человек. Он был высокий и статный, в строгом офицерском мундире, к которому, несомненно, шли его густые бакенбарды.
– Приветствую, Владимир, – широко улыбнулся Орлов.
– Здравствуй, Алексей, – пожав другу руку, произнес Волков. – Я вижу, ты все еще служишь?
– Наш Орлов прямиком с Кавказа, – опередив офицера, ответил за него Павел. – Я-то оставил эти благородные порывы, как и ты после ранения. А он все служит.
– Да, но пока я в Петербурге, – сказал Алексей. – Владимир, расскажи лучше о себе? Как ты?..
– Да! Как заграничная жизнь? Как Париж? – вновь перебив друга, спросил Павел. – Как парижаночки, такие же прелестные кокетки?
– Братец, мы слышали о нелесной истории, приключившейся с тобой из-за одной особы?!
– Да, злые языки не врут, – улыбнулся Владимир.
– Но, как вижу, ты жив здоров, – сказал Алексей.
– Мы слышали о дуэли?!
– И снова слухи не лгут, – кивнул Владимир.
– Поосторожней с этим, братец, – произнес Алексей. – У государя нашего дуэли не в почете. Вот на Кавказе в полевых условиях – это другое дело, там все на горцев списать можно. Помню, была у меня одна черкесочка...
– Так, Орлов заговорил о Кавказе, значит надо отсюда уходить, братец. – Зайцев взял друга под руку и повел вглубь зала мимо роскошно одетых господ, наслаждающихся приемом, мимо очаровательных дам и их гордых кавалеров.
Немного опешивший Орлов устремился за ними.
– Давай, братец, я тебе пока местную публику покажу. Познакомлю с нашими. Вон смотри – это генерал Ютузов с супругой, – указал Павел на облаченного в мундир мужчину с еще густыми усами и бакенбардами, но уже с облысевшей головой. – Очень богатый субъект и начальник нашего Орлова, но, несмотря на это, весел и остроумен. Рекомендую, но не советую сближаться. У него две незамужние доченьки, но, увы, весьма не миленькие.
– А это кто? – кивнув в сторону престарелой дамы увешенной брильянтами, спросил Владимир.
– О! Княгиня Ольга! – шепнул другу на ухо Павел. – Уже не одного мужа на тот свет спровадила, а все рыскает по балам в поисках молодых ухажеров. В общем, не советую.
– Ты лучше обрати свой взор туда, мой друг, – вкрался в разговор Алексей. – Прелестные особы и одни, без маменек. Вот к ним-то он и ведет тебя, дружище.
Три прекрасные, как утреннее солнце, молодые барышни стояли возле колонны и о чем-то оживленно беседовали. Завидев приближающихся к ним друзей, девушки смущенно заулыбались.
– Bonsoir , сударыни, – поприветствовал Павел.
Девушки кивнули.
– Хочу рекомендовать вам моего доброго друга и сослуживца по Кавказу Владимира Михайловича Волкова. Прошу заметить: прямиком из Парижу. – Павел подмигнул, и сударыни вновь заулыбались, покрывшись легким румянцем. – А эти молодые прелестницы, мой дорогой друг: Мери, Лиза и Аня.
Про себя Волков отметил, что последнее имя Павел произнес с особым трепетом. Молодая стройная девушка обладала чарующими темно-карими глазами и обворожительной улыбкой. На вид шестнадцати-семнадцати лет, совсем еще юна и по-детски прелестна. Ее подруги оказались не столь юны, но тоже выглядели весьма милыми.
– Я очарован, сударыни, – кокетливо, с улыбкой, кивнул Владимир.
– И как там в Париже, месье Волков? – заговорила Мери, обмахиваясь кружевным веером.
– Весьма недурно, – вновь улыбнулся Волков.
– Ой, знаете, а здесь у нас такая скука!
– Ну, зря ты так, Лиза, – произнес Павел. – Не так уж у нас и скучно. Правда, Аня?!
– Да, – кивнула красавица. – Часто на балах бывает очень весело. А вы бывали на Парижских балах, месье Волков?
– Аня, ну, конечно же, бывал, – перебила подругу Мери. – Правда, ведь, месье Волков?
– Правда, – кивнул Владимир. – Но поверьте мне, балы везде похожи. Что тут, что там, все говорят по-французски и предпочитают вальс, только люди разные.
– И как вам парижане, месье Волков? – спросила Лиза.
– Весьма достойные, интересные и остроумные люди.
– А француженки красивы? – спросила Аня.
– Да, – улыбнулся Владимир. – Но перед вашей красотою, дамы, их красота меркнет.
Девушки вновь покрылись легким румянцем и заулыбались, пряча эмоции за веерами.
– Как вы галантны, – проворковала Лиза.
– Кто это у нас о красоте тут рассуждает? – раздался позади уже немолодой женский голос.
Все обернулись и увидели пожилую даму, держащую в одной руке бокал шампанского, а в другой лорнет.
– Это месье Волков, маменька, – ответила Аня.
Владимир поклонился. Дама, приблизив лорнет, внимательно на него посмотрела.
– Вы, случаем, не сын покойного Михаила Андреевича?
– Истинно так, – кивнул Владимир.
– Знавала я вашего батюшку, – сказала дама. – Но похвастаться этим не могу. Наше поместье по соседству стоит. Помнится, мой покойный супруг всегда из-за леса с вашим батюшкой собачился.
– Кажется, я тоже припоминаю этот случай, – произнес Владимир. – Помнится, мой батюшка даровал вольный для своих крестьян лов дичи в местных лесах, а соседский помещик был этим весьма недоволен. Если мне не изменяет память, его фамилия была Ларионов.
– Верно, это был мой супруг! – воскликнула дама. – Петр Карлович. А я – Елизавета Федоровна.
Волков еще раз поклонился. Елизавета Федоровна коротко ему кивнула и, подняв перед собой лорнет, назидательно произнесла:
– И, прошу заметить, что спор у них вышел не из-за вольнодумства вашего покойного батюшки, а из-за того, что он приписывал наш лес себе!
– Мне кажется, этот лес был общим, – сказал Владимир. – Но, как вам будет угодно. Давайте не будем ворошить прошлое.
– Вы правы! – всплеснула руками Елизавета Федоровна. – Что это мы. Давайте забудем о склоках старых соседей, к тому же, это было так давно. Надеюсь, вы не такой, как ваш батюшка?!
– Ну что вы, я на него совсем не похож.
– Вот и чудно, – улыбнулась Елизавета Федоровна. – Давайте тогда выпьем с вами шампанского.
– Давайте все выпьем шампанского, – порадовавшись, что все обернулось таким чудесным образом, воскликнул Зайцев. Он кивнул лакею с подносом и тот подошел к компании.
Павел взял шампанское и все остальные последовали его примеру.
– Давайте выпьем за мир, – произнес он.
– А я бы выпила за знакомство с месье Волковым, – сказала Аня.
– И я бы тоже, – вторила подруге Лиза.
– Тогда за тебя, мой друг, – сказал Орлов.
Все выпили.
– А теперь прошу меня извинить, мне нужно пообщаться с доченькой, – сказала Елизавета Федоровна.
– Надеюсь, еще увидимся, месье Волков, – произнесла напоследок Аня.
И они ушли. Подруги, раскланявшись, поспешили вслед за Аней и ее матушкой.
– Прелестные создания, – сказал Алексей.
– В особенности Аня, – мечтательно вздохнул Павел.
– Господа, предлагаю переместиться в более удобное место и отметить мое возвращение, – предложил Владимир.
– Попойка! – оживился Алексей. – С превеликим удовольствием последую твоему зову.
– А я, пожалуй, вынужден отказаться, – сказал Павел. – Я обещал Ане ангажировать ее и ее маменьку завтра в театр. И мы еще не успели договориться. К тому же, не хочу завтра выглядеть потрепанным.
– Как хочешь, – пожал плечами Владимир.
– Но я надеюсь, ты завтра не откажешься составить нам компанию, – поспешил исправиться Павел.
– Театр, не знаю...
– Только не отказывайся, прошу тебя, – умоляюще произнес Павел. – Я пошлю своего лакея, чтобы он сегодня же взял на вас билеты, друзья мои.
– Буду рад, – сказал Алексей. – Надеюсь, Лиза с Мери там тоже будут.
– Конечно, – подмигнул Павел. – Там даже будет и сам государь. Владимир, где ты остановился?
– В трактире «У Гофмана», – ответил Волков.
– Завтра с утра я пришлю тебе билетик, – пообещал Павел. – Надеюсь, ты не откажешься. А теперь прощайте, друзья.
Юсупов поклонился и поспешил на поиски Ани.
– Влюблен, – кивая вслед уходящему другу, заключил Владимир.
– До безумия, – ответил Алексей. – Ну что, куда направимся?
– К Гофману. Думаю, там тебе понравится.


Глава 2. Лихие люди

Открытый экипаж, запряженный всего одной уставшей лошадкой, остановился у здания трактира на Английской набережной.
– Ну и стара же твоя кляча, приятель, – обратился Орлов к извозчику. – Я уж думал, она по дороге душу Богу отдаст.
– Правы вы, барин. Уже сколько лет мы с ней по дорогам катаемся. Одна кормилица у меня...
– Кормил бы свою кормилицу лучше, – заметил Алексей с видом знатока. – Небось, резвее бы бегала.
– Ладно, езжай, – примирительно сказал Владимир и кинул извозчику монету. – Держи, лошадке на сахар.
– Спасибо, барин, – поймав монету, поблагодарил извозчик.
– Идем, – произнес Владимир Алексею и двинулся к дверям трактира, сверху над которыми висела раскачивающаяся на европейский манер деревянная вывеска, с надписью: «У Гофмана».
Друзья вошли в трактир. Внутри оказалось шумно и накурено. Играли музыканты, и пахло спиртным. Большинство столов были заняты. Не успели гости пройти в зал, как к ним тут же подбежал хозяин заведения – невысокий, в меру упитанный, с маленькими бегающими глазками.
– Владимир Михайлович, несказанно рад вашему возвращению, – залебезил хозяин. – Желаете отужинать? Или изволите проследовать в свой номер?
– Нет, Ганс, – с напускной ленью произнес Владимир. – Мы с другом желаем отужинать. Сопроводи нас за приличный столик и прикажи подать бутылочку «Мадам Клико» и что-нибудь на закуску.
– Сию минуту, – поклонился Ганс. – Пройдемте.
Хозяин повел друзей по залу мимо весело отдыхающей публики. Подойдя к одному из столиков, за которым развалившись спал какой-то забулдыга, Ганс остановился и кивнул стоящим неподалеку официантам.
«Явно простой городской без чина и звания, – отметил про себя Волков. – Наверняка ремесленник?!»
Два подошедших официанта бесцеремонно схватили мужика под руки и потащили к выходу.
– Прошу господа, садитесь, – произнес Ганс, смахивая крошки со стола. – Это наш лучший столик.
– Что-то я сильно сомневаюсь, – осматриваясь, хмыкнул Орлов.
– Ганс, пройдоха, ты наверняка нам лукавишь, но я думаю, что он нам подойдет, – покачал головой Волков и, скинув на стул плащ, уселся за стол.
– Я бы не посмел обманывать вас, Владимир Михайлович.
– Охотно верю... Где там наше шампанское?
– Сию минуту, – пообещал Ганс и, отвесив поклон, удалился.
– Это и есть тот самый Гофман? – кивая в сторону уходящего хозяина заведения, спросил Алексей.
– Скорее его сын или внук, – ответил Владимир. – Но он мне нравится, услужливый малый.
– То есть лизоблюд, как и все иноземцы, старающиеся урвать кусочек у России-матушки, – заключил Алексей.
– Да ты суров, мой друг. Что же это ты всех европейцев под одну гребенку то равняешь?
– Я не про всех, я только про тех, что устроились у нас, обзавелись хозяйством и сосут соки из земли русской, а сами только и наговаривают на Государя Императора и Империю, когда мы там, на Кавказе, за них кровь проливаем. Зря только их Петр в Россию позавозил.
– Не сочти за оскорбление, Алексей, но ты в корне не прав, – улыбнулся Владимир. – Среди тех, кого, как ты выразился, позавозил Петр, оказались и весьма полезные для отечества люди. Россия преобразилась и заняла почетное место в мире, какое ей и подобает занимать. И, думаю, что те иностранцы, которые сейчас живут в России, болеют за Императора, нашего батюшку, ничуть не меньше тебя.
– Братец, надеюсь, что Европа не вскружила тебе голову, и ты не стал вольнодумцем?!
– Уверю тебя, нет, – равнодушно ответил Волков. – Конечно, мои взгляды поменялись, и я склонен считать, что крепостных нужно освободить. Но признаюсь тебе честно, поскольку я порочный человек, я этого делать не собираюсь. Как и всякий дворянин, по природе своей я алчен и грешен, и поэтому хочу получать причитающуюся мне от них выгоду.
– Ну, брат, мы еще не выпили, а ты уже так разоткровенничался!
– Да нет, просто я честен с самим собой, мой друг, – произнес Владимир. – И поэтому, я хочу быть честным и с тобой.
– А вот и шампанское, – раздался голос подошедшего хозяина трактира. В руках он держал поднос, на котором в ведерке со льдом стояла запотевшая бутылка с игристым, а рядом два фужера и закуски.
Алексей потер ладони.
– Приступим, – сказал он. – Наливай, да поживее!
– Сию минуту, – любезно произнес Гофман и поспешил наполнить фужеры.
– Ну, брат, выпьем за твое возвращение, надеюсь, оно будет веселым, – растянув губы в широкой улыбке, произнес Алексей.
– Я постараюсь, чтобы оно всем запомнилось надолго, – чокаясь бокалом, пообещал Владимир, не придавая значения весу этих слов.
И друзья выпили.
– Господа, довольны? – спросил Ганс.
– Да, – ответил Алексей. – Через полчаса принесешь вторую. Понял?!
– Конечно, – поклонился хозяин трактира, собираясь удалиться.
– Постой, Ганс, – остановил трактирщика Владимир. – Скажи, давно твои предки живут в России?
– Уже третье поколение моя семья держит здесь этот трактир, – ответил Ганс.
– И наверняка, ты предан короне и отечеству и не замышляешь зла государю?
Хозяин трактира побледнел, несколько столиков неподалеку смолкли.
– Странные вопросы вы задаете, барин, конечно же, я предан отечеству!
– Да это я так, пошутил, Ганс, – улыбнулся Владимир. – Я ни на минуту не сомневался в твоей преданности. Просто кое-что хотел доказать своему другу. Можешь быть свободен.
Ганс с облегчением вздохнул.
– Да ну вас, барин, – переведя дух, вздохнул отечественный Гофман в третьем поколении. – Ну и шутки вы изволите шутить.
Хозяин еще раз поклонился и, развернувшись, ушел, а друзья громко рассмеялись.
– Да, брат, – наливая второй бокал, произнес Алексей. – Ну, и что ты этим мне доказал?
– А то, что смута не в умах местных зажиточных иностранцев, а среди вольных умов молодого дворянства. Своих стоит опасаться, вот они то когда-нибудь Россию и развалят в надежде ухватить себе кусочек побольше. Я же довольствуюсь тем, что есть и стараюсь наслаждаться жизнью. И, кстати, о наслаждениях жизни, видишь тех прелестных особ?
Волков приподнял трость и указал на трех смеющихся дам за соседним столиком. Впрочем, дамы оказались не одни, а с кавалерами. Компания из простых. Кавалеры явно заезжие, в помятой одежде, небритые и в сильном подпитии. А дамы из тех, что за приличную плату, ужин и немного вина готовы скрасить досуг уставшему путнику.
– Не дурны, – допивая бокал, кивнул Алексей. – Но, кажется, они заняты.
– Как сказать, – улыбнулся Владимир, не отрывая взгляда от компании.
Алексей тоже смотрел на них. Девушки были веселы и пьяны. Одна посмотрела в их сторону, и Волков подмигнул ей. Мамзель не смутилась и игриво улыбнулась ему в ответ.
– Я думаю, они будут не против стать нашими на сегодняшний вечер, – делая глоток шампанского, лукаво усмехнулся Владимир.
– Девки до добра не доведут, – тоном знатока сказал Алексей. – Попомни мои слова... Насколько я знаю, именно из-за девки с тобой произошла пренеприятнейшая история в Париже.
Лицо Владимира изменилось, напускное равнодушие на мгновение пропало, но через секунды он совладал с собой и вновь заговорил ленивым тоном:
– Во-первых, не из-за простой девки, мой дорогой друг, а из-за благородной женщины, – отпив новый глоток шампанского, укоризненно произнес Волков. – А во-вторых, она была из тех, из-за кого можно броситься в омут с головой.
– Что случилось? А ну рассказывай! – потребовал Алексей. – Что послужило препятствием?
– Все до простоты банально, – улыбнулся Владимир. – Препятствием послужил ее супруг. Она молодая парижанка при муже, который старше ее на много лет. Неудивительно, что мне с легкостью удалось завоевать ее сердце. В браке ей было скучно, муж, занятый на государственной службе, не мог уделить ей достаточно внимания и усладить ее молодую и страстную натуру.
– И ты покорил ее сердце! Как ее звали?
– Камилла, – произнес Владимир. – Ее звали Камилла.
– И что произошло?
– Ее супруг узнал о нашей связи и, не захотев прослыть рогоносцем, вызвал меня на дуэль...
– Я так и думал! – глотая шампанское, воскликнул Алексей.
– Мы стрелялись ранним утром... Право первого выстрела выпало мне, и я прострелил самоуверенному лягушатнику кисть правой руки... – Волков усмехнулся. – Помню, он дико орал. И я думал, что все, он не сможет продолжить дуэль. Но на удивление этот французишка оказался крепким. Он собрался с силами и приготовился выстрелить левой. Я спокойно стоял и ждал, уплетая вишню и выплевывая косточки. И его выстрел из левой руки получился безобразным, пуля пролетела в нескольких метрах  от меня. – Владимир сделал глоток шампанского. – Мой выстрел был следующий, так как этот глупец хотел стреляться до конца. Но когда я нацелил на него пистолет, он затрясся, как осиновый лист, и взмолился о пощаде.
– В самом деле?! – удивился Орлов. – Ха-ха. Я всегда считал, что эти французики слабы духом.
– Не все, мой друг, не все, – покачал головой Владимир. – Если бы это было так, Наполеон бы не сжег Москву.
– Это был стратегический ход, хотя силу духа Наполеона я не оспариваю. Ты лучше расскажи, чем закончилась ваша дуэль? Ты пощадил его?
– Пощадил.
– И?...
– Камилла все равно досталась ему, – вздохнул Волков и потянулся за бутылкой шампанского. Взяв бутылку с игристым, он вылил все, что там оставалось в фужер – чуть меньше половины бокала.
Владимир покосился на стоящего неподалеку официанта и махнул тому рукой.
– Почему она досталась ему? – не выдержав паузы, спросил Алексей.
– Она сказала, что не может быть со мной, – вертя в руках бутылку с игристым, произнес Владимир. – Она сказала, что я ничего не могу ей дать, и в России ее точно ничего не ждет, кроме скуки и холода! Она выбрала мужа, поскольку с ним ей было комфортней.
– Грустно, брат, грустно.
– Что есть, то есть, – кивнул Волков. – Так я понял одно, все женщины любят играть, и в этой игре они позволяют нам многое, но вот оставаться они предпочитают там, где им теплее и комфортней...
– Эх, похоже эта француженка разбила тебе сердце, брат, – вздохнул Алексей.
Лицо Владимира на секунду вновь утратило выдержку. По спине пробежал легкий холодок, то были последствия попыток забыть Камиллу. Тогда он пустился во все тяжкие… а самым тяжким оказался опиум, и мозг тут же напомнил о попытках поймать дракона за хвост. В сознани всплыл старый беззубый китаец, протягивающий Волкову трубку и вновь захотелось ощутить аромат сладковатого дыма и придаться снам наяву… Но нет, он дал себе слово, что с этим покончено. Молодой дворянин покачал головой пытаясь отогнать мучительные воспоминания и произнес:
– Нет, Алексей, она не разбила мне сердце, лишь слегка его подморозила.
К столику подошел официант.
– Чего изволите? – спросил он.
– Еще одну бутылку шампанского нам и... – Волков поднял трость и указал на столик, за которым сидели симпатичные мамзельки с ухажерами. – И еще одну, такую же дорогую, как нашу, за тот столик. Скажешь: дамам от господ. И мы приглашаем их присоединиться к нам.
– Вы уверены? – настороженно спросил официант.
– Да, уверен.
– Чувствую, потеха будет, – когда официант ушел, усмехнулся Алексей. – Любишь ты с огнем шутить, братец.
– Мне не хватает тех острых ощущений, что ты испытываешь на Кавказе, – признался Владимир. – И поэтому я предпочитаю получать их в повседневной жизни.
– На Кавказе нет ничего, кроме горцев, песка и смерти, – философски заметил Орлов и вздохнул. – Там нет никакой романтики. Сначала тебе так кажется, а потом ты привыкаешь и кроме смертей уже ничего не видишь.
– Возможно, но я этого уже не пойму, – сказал Волков. – Зато я знаю, что я всегда люблю получать то, что мне хочется, а сейчас я хочу этих милых прелестниц.
Официант с подносом в руках, на котором стояло две бутылки с шампанским, подошел к столику с дамами и их ухажерами. Со всей ему свойственной любезностью, он поставил перед отдыхающими открытую бутылку игристого, после чего мужчины с непониманием на него выпучились. Бедняга официант, замешанный в весь этот казус, начал быстро что-то объяснять, затем он указал за столик Волкова и Орлова. Владимир помахал рукой, дамы заулыбались. Мужчины недовольно начали что-то обсуждать и высказывать официанту. Тот, явно сконфузившись, быстро закивал в ответ и поспешил удалиться, направившись к столику друзей.
– Кажется, они недовольны, – заключил Алексей.
– А дамы, похоже, напротив, – заметил Владимир.
В то время как мужчины принялись за бурное обсуждение, их женщины украдкой бросили за столик друзей несколько весьма благосклонных взглядов.
– Что они сказали? – спросил Волков у официанта, когда тот поставил перед ними вторую бутылку «Мадам Клико».
– Они очень недовольны, барин, – ответил официант. – Они сильно ругались... Будьте осторожны, барин, это лихие люди. Дурную шутку вы затеяли.
– Ничего, – махнул на него Орлов. – И не таких видали.
– Лихие говоришь?! – спросил Владимир. – И чем эти лихие люди занимаются?
– Не знаю, барины, но пить, есть, да с девками развлекаться у них завсегда денег хватает.
– Наверное, мы сейчас сами узнаем насколько они лихие, – заметил Алексей, глядя вперед за спину официанта. – Они идут сюда.
И в самом деле, трое мужиков направлялись к столику друзей.
– Здравия желаю, ваши благородия, – присвистнув, сказал один, невысокий, но крепкий, явно закаленный тяжелой физической работой. Впрочем, сейчас здоровяк был в изрядном подпитии и еле держался на ногах.
– И тебе не хворать, – усмехнулся Орлов.
– Ты что ж это, ваше благородие, творишь-то? – выпалил мужик.
– Поосторожней со словами, дружище, – зевнув, произнес Владимир. – И не забывай, кто перед тобой!
– А мне плевать, я вольный... – прорычал мужик. – И в гробу я видел всех господ, вроде вас!
– Тогда ты можешь поплатиться за свои слова! – поднимаясь из-за стола, произнес Владимир.
– Да, ну! – хохотнул здоровяк. Стоящие за ним мужики, тоже пьяные и не уступающие в силе главному забияке, придвинулись ближе.
Алексей медленно приподнялся. Будто делая что-то обыденное, он начал нехотя стягивать белые перчатки...
– Бей их, ребяты! – выпалил главный забияка и кинулся в драку.
Владимир остановил его ударом трости в лицо. Мужик отскочил в сторону и зажал ладонями окровавленный нос.
– Это тебе дорого обойдется, – прохрипел он.
На Алексея накинулся другой, но молодой офицер встретил его ударом справа и остановил атаку. Мужик остолбенел, а Орлов тут же добил его левой. Соперник упал.
Третий бросился на Волкова, тот отскочил в сторону и тростью ударил по ноге нападавшего. Противник упал, попытался было встать, но Владимир стукнул его кулаком по макушке, а затем, зажав трость второй рукой, выбросил правую вперед, и у него в руке оказалось острое лезвие, вовремя остановившееся у шеи забияки, который уже взводил вытащенный из-за пазухи пистолет.
– Даже и не думай, приятель, – спокойно, с легкой напускной ленью, произнес Владимир.
Мужик сглотнул, и, выронив оружие, улыбнулся, оскалив гнилые зубы.
– Это недоразумение, барин.
Волков еще сильнее прижал тонкий и острый клинок к шее лихого человека и выпустил каплю крови. Тот еще раз сглотнул.
– Убирайтесь отсюда, – повелительно сказал Владимир. – Чтобы глаза мои вас больше не видели... – Затем он повернулся к их женщинам, все это время сидевшим за столиком. – А вас, дамы, мы будем рады видеть в нашей компании.
Трактирные девки переглянулись, а затем с недоверием посмотрели на Волкова и Орлова. Впрочем, их ухажеры уже сломя голову убегали.
– Вот так, – улыбнулся Владимир. – Теперь ужин в одиночестве нам уже не грозит.
– Это точно, дружище, – подмигивая одной из дам, согласился Алексей.


Глава 3.Прелести жизни

Волков открыл глаза и увидел потолок комнаты в трактире. Голова раскалывалась. Похоже, вчера он выпил лишнего... О, кто это с ним? На груди лежала женская рука, а по шее мурашками пробегало чье-то дыхание... Владимир собрался с силами и приподнялся. Он лежал в кровати в объятьях двух обнаженных девушек.
Волков зевнул, вспоминая подробности вчерашнего вечера, после которого сегодня у него так гудела голова. Воспоминания казались более-менее четкими до третьей бутылки шампанского, но после становились обрывистыми и расплывчатыми.
Он встал с кровати и пошел к окну. Подойдя к нему, Владимир отдернул шторы и впустил в комнату дневной свет осеннего Петербурга... Почему-то, именно сегодня, столица выглядела, как на зло, приветливо... Его серые, как волчья шкура глаза поразили яркие лучи солнца, и в голове раздалась новая вспышка боли.
– Игнат! – закричал молодой дворянин.
Как по волшебству в комнату вошел старый слуга, приставленный еще к юному Владимиру покойным ныне батюшкой. Крепостной дядька с первых шагов жизни сопровождал Волкова, он следил за ним во времена детства в поместье, жил с ним под крышами Парижа в юности, и не был, разве только на Кавказе. Сейчас Игнат был уже не тот, но Владимир оказался очень к нему привязан, да и старик любил молодого барина, словно собственного сына.
– Чего изволите, барин? – спросил слуга.
– Который час?
– Уже давно минул полдень...
– Ясно, – одернул его Волков. – Тащи сюда коньяк. Да поживее.
Игнат кивнул и удалился. Владимир оперся о письменный стол и со сверлящей от сильного похмелья болью в голове посмотрел на мирно спящих в кровати девушек.
Через минуту пришел Игнат. В руках он держал бутылку коньяка и рюмку. Откупорив бутыль, старик наполнил стаканчик. Барин выпил. Поморщился. Улыбнулся. Поставил перед Игнатом рюмку и жестом показал наполнить ее вторично. Слуга выполнил указание. Барин выпил еще раз и вздохнул.
– Кажется, легче.
– Да, барин, погуляли вы вчера и вправду, на славу, – принялся рассказывать Игнат. – С утра приходил лакей от господина Зайцева и принес билет в театр. Господин Зайцев велел лакею кланяться и желал надеяться, что вы изволите быть, в общем.
– Ах, да, театр, – потирая затылок, произнес Волков. – Ну, что же, придется. Как раз будет время привести себя в порядок, принять освежающую ванну, отдохнуть и принарядиться.
Владимир уже сам налил третью рюмку коньяка. Выпил ее, и махнул слуге, мол: «все – уноси».
– И изволь распорядиться насчет ванны, – добавил он.
Игнат кивнул. Взял в руки бутылку с коньяком и рюмку. Но перед тем как уходить, с назидательным видом спросил:
– Барин, изволь сказать, когда мы отправляемся в поместье?.. И когда лошадей запрягать прикажете? Я думал, что вы не планируете надолго задерживаться в Петербурге?! Все-таки вы еще не побывали на могиле батюшки.
– Я знаю это, – чуть грубо, повысив голос, произнес Владимир. – Вели закладывать повозку завтра, с утра.
– Если, конечно, вы будете в форме, барин!.. А не так как сегодня, – пробурчал Игнат.
Волков посмотрел на него строго, а затем улыбнулся:
– Ну и плут же ты, Игнашка. Небось, завтра молодцом буду! Ты прав, побывать в поместье это мой священный долг. Но и повидать друзей я должен. Так что распорядись насчет ванны и завтрака после нее... А пока... – Владимир перекинул взгляд на двух мирно посапывающих обнаженных прелестниц и произнес: – А пока... я пойду и разбужу наших гостей, а то не охота расставаться с ними, так и не запомнив их на вкус.
Волков лукаво улыбнулся.
– Согласись, Игнат, они так юны, красивы и порочны, что сейчас спящие напоминают древнегреческих нимф?!
– Возможно.., господин, – как-то неуверенно сказал слуга. – Мне о всяких нимфах знать не полагается.
– Ладно, иди, – отмахнулся Владимир. – Надеюсь, когда я закончу, меня будет ждать ванна.
– Я позабочусь об этом, барин, – пообещал Игнат и удалился.


***

Владимир Волков достал из кармана золотой брегет и посмотрел на голубые стрелки.
«Я как раз вовремя, – подумал он и поспешил войти в здание Александровского театра. До начала представления оставалось чуть менее получаса. – Наверное, друзья уже здесь и вовсю наслаждаются светом общества».
Оказавшись в театре и пройдя билетера, Волков попал в большой зал с высокими и живописными потолками. Мерцание тысячи свечей, играющих в хрусталиках люстр, освещало это великолепие. В зале оказалось полно господ в черных сюртуках и мундирах, сопровождающих роскошно одетых дам, утопающих в украшениях. Владимир скользнул по ним изучающим взглядом сквозь стекла лорнета. Друзей он не обнаружил и двинулся дальше.
Проходя мимо местной публики, он прислушивался к разговорам. Большинство говорило по-французски, для высшего света этот язык являлся куда привычнее родного. Волков слышал, как кто-то говорит о грядущем представлении, обсуждая его достоинства и недостатки, кто-то с восхищением отзывается об актрисах, задействованных в спектакле, а кто-то, напротив, говорит о государственных делах и повинности крестьян. Разговоры были разные, обычные, привычные разговоры высшего света, но все не те. В толпе Владимир искал нужных ему людей, и вскоре услышал, доносившийся откуда-то издалека, голос Орлова. Волков поспешил на его бас и через минуту застал приятеля в компании двух господ.
– Bonjour, Владимир, – пожал руку друга Алексей. – Позволь представить тебе моих товарищей: бравый гусар Константин Смолин, – Орлов кивнул в сторону плотного, широкоплечего парня в мундире. – И граф Александр Рябов. – Графом оказался высокий, но худой юноша с коротко подстриженными рыжими волосами и надменной улыбкой. – А это, друзья мои, Владимир Волков – мой давний друг и приятель.
Новые знакомые раскланялись.
– Я слышал, что вы совсем недавно прибыли из Парижу? – спросил молодой граф.
– Да, – кивнул Волков.
– Мне тоже доводилось бывать там. В прошлом году, с отцом, – сказал граф. – Он состоит при дворе и ездил туда по государственным делам. Я был при нем и даже удостоился чести познакомиться с королем Луи-Филиппом.
– Рад за вас. Мне, к сожалению, удостаиваться подобной чести не приходилось.
– Согласен, это не каждому дано, – продолжил граф и надменно улыбнулся. Это сильно не понравилась Волкову, но он счел за лучшее промолчать.
– А где же наш дорогой Зайцев? – спросил Владимир, потеряв всякий интерес к графу.
– Не знаю, я его сегодня не видел, – ответил Орлов.
– Наверняка, где-нибудь воркует со своей ненаглядной Аней, – прыснул граф. – Влюбленный он стал таким скучным.
– Да, – согласился гусар. – Только и разговоры, что о своей обожаемой.
– Ну, его можно понять, господа, – произнес Волков. – Он влюблен.
– Такая пылкая молодая страсть имеет свойство проходить быстро, – заметил граф Рябов тоном знатока. – К тому же юные девы нынче стали столь ветрены, что завтра один фаворит вполне может сменить другого.
– Не на себя ли вы намекаете, граф? – спросил Орлов. – И не оттого-ли вы это говорите, что сами совсем недавно волочились за Анечкой?
Бравый гусар Смолин хохотнул над шуткой Алексея, а граф смутился и покраснел, что в сочетании с его огненно–рыжими волосами придало его лицу сходство с томатом. Волков тоже улыбнулся. Шутка друга казалась остроумной и произвела неожиданный эффект на самоуверенного графа.
– Совсем нет, – возмутился он. – Да, я испытывал первоначальный интерес к этой молодой барышне, но, признаюсь вам, господа, что именно первоначальным мой интерес и ограничился. А узнав, что она симпатична моему другу Павлу, я отошел в сторону.
– Как благородно, граф, – усмехнулся Орлов.
– О чем это вы тут беседуете? – раздался позади знакомый голос. – Не о нас ли?
Господа обернулись и увидели Павла и Аню. Зайцев был в строгом сером костюме, прилизан и гладко выбрит. А юная Аня, одетая в роскошное синее платье, без лишних, на взгляд Волкова, кружев и рюшечек, идеально подчеркивающем ее стройную талию, выглядела просто обворожительно. В руках девушка держала веер в цвет платья и небрежно помахивала им, что заостряло внимание на ее больших и красивых, как два агата, глазах.
«Эти глаза, куда бы больше подошли к моему черному костюму, чем к его серому», – неожиданно для себя отметил Владимир.
– Именно о вас, – раскланявшись с другом и поцеловав руку даме, произнес он. – Я позволил поинтересоваться у Алексея, где вы.
– Мы только приехали, дорогой друг, – сообщил Зайцев.
– Да, это моя вина, – произнесла Аня. – Я слишком долго собиралась, и Павлу пришлось ждать меня в гостиной чуть ли не час.
– Зато мы премило поболтали с твоей маменькой.
– Надеюсь, она не утомила тебя, и силы на спектакль еще остались? – спросила Аня, помахивая веером.
– Видеть тебя придает мне сил, мое очарование, – кокетливо улыбнулся Павел.
– Жаль, что на днях я уезжаю в поместье, – вздохнула Аня. – Маменька велит.
– Владимир, ты вроде бы тоже собирался в поместье? – спросил Алексей.
– В самом деле, ты уже уезжаешь? – удивился Павел.
– Да. Мне надо посетить могилу отца и узнать, что происходило в усадьбе во время моего отсутствия. Но в скором времени я надеюсь вернуться в Петербург.
– Месье Волков, мне кажется нам с вами по пути?! – неожиданно сказала Аня и мило улыбнулась. – Не изволите ли ехать вместе?
– С превеликим удовольствием, если, конечно, Павел не будет против?!
Зайцев нахмурился и как-то странно посмотрел на друга.
«Ревнует», – отметил про себя Волков.
Впрочем, вслух Павел сказал:
– Конечно же, нет. Зная, что в дороге ты будешь с Владимиром, мне будет спокойней. Он превосходный фехтовальщик и в случае чего сможет постоять за себя и за даму.
– Ты мне льстишь.
– Не надо скромничать, – хлопнул друга по плечу Алексей. – В полку ты был одним из лучших, даже несмотря на юные годы.
– Просто у меня был хороший учитель.
– Ну да, знаменитый испанец. Помню, ты все время рассказывал нам о нем байки. Как там его звали?
– Мартин, – ответил Владимир.
– Вас обучал фехтованию испанец? – удивился граф Рябов. – Интересно, и кем он был? Я никогда не слышал о таком учителе, хотя знавал многих лучших от Петербурга до Москвы, но никогда не слышал о испанце Мартине. А, как мне кажется, нас с вами обучали в одно время?!
Волкову изрядно не понравился тон этого молодого графа. И почему-то сам граф ему тоже внезапно перестал нравиться. Владимир не любил, когда его слова ставили под сомнение, к тому же в присутствии друзей.
– Да, Мартин де Вилья не был прославленным фехтовальщиком, но держу пари, он бы дал фору многим! – Волков сделал паузу, гордо посмотрел на графа и продолжил. – Мой отец Михаил Андреевич познакомился с ним во время взятия Парижа. Мартин был наемником и бился против наполеоновских войск. Так получилось, что мой батюшка спас ему жизнь, а испанец посчитал это долгом. Когда мне исполнилось семь, отец предложил испанцу искупить долг, обучив меня, и тот согласился.
– И где он теперь, этот загадочный испанец? – полюбопытствовал граф.
– Не знаю, – честно признался Владимир. – Когда мне исполнилось семнадцать, я попал в полк. С тех пор я его больше не видел. Его долг был выплачен и он уехал.
– А потом, когда вы жили там, за границей, вы не пытались найти его, месье Волков? – полюбопытствовала Аня.
– Не было необходимости, – ответил Владимир. – Как любой дорвавшийся до свободы повеса, я был занят немного другим, мадмуазель. – Он усмехнулся. И все рассмеялись.
– Хотя нет, постойте. Когда я жил в Париже. Я спрашивал о нем у испанцев, которые встречались мне в местных питейных заведениях. Одни говорили, что он живет в Испании и где-то пьянствует у себя на фазенде, другие поговаривали, что он подался в наемники и продает свою шпагу, – Владимир сделал паузу и усмехнулся, – но некоторые утверждали, что Мартин уехал на Ямайку и стал пиратом.
– Мило, – саркастически заметил граф. – Значит, вас учил никому не известный испанец, который якобы сейчас плавает где-то в океане и грабит суда?!
– Если даже и так, и вы сомневаетесь в моей школе, вы можете проверить ее на себе, – заявил Волков. – Я к вашим услугам...
Все на секунду замерли. Граф открыл рот, помедлил и уже собирался что-то сказать, как вдруг Аня, внезапно очутившись между ними, взяла обоих господ под руки и мило проворковала:
– Ну, мальчики, ну, что вы, вечно, как бойцовые петухи? Вон уже и спектакль начинается. Пойдемте лучше представление смотреть?!
– И в самом деле... – достав из кармана золотой брегет и посмотрев на стрелки, сообщил бравый гусар, товарищ графа. – Начинается!
– Ну, пойдемте, – потянув за собой Волкова и графа, сказала Аня, и все остальные тронулись следом.
Разговоры и все посторонние дела сошли на нет, дама велела. Но Волков знал, что эта тема еще отзовется. Впрочем, он в себе был уверен, а этот молодой граф казался ему просто пижоном. «Подумать только, этот столичный денди даже не служил в армии и не нюхал пороха, как говаривал батюшка, а всю жизнь провел при дворе и папеньке! Тоже мне, учился у лучших от Москвы до Петербурга. Пижон! Хотя, скорее всего, он больше не решится затронуть эту тему. Впрочем, мне на него наплевать, на днях я уезжаю в поместье. А если ему и взбредет что-то в голову, пусть так, я буду всегда к его услугам». И Волков самонадеянно улыбнулся.
Тем временем господа вошли в большой и богато украшенный зал Александровского театра, где публика уже усаживалась по своим местам, и от этого царила легкая суматоха. Компания прошла мимо рядов партера и, найдя свои места, заняла их. Свет угасал, представление должно было вот-вот начаться.
Неожиданно, кто-то из господ, находившихся рядом, с волнением произнес:
– Смотрите, Государь Император!
Волков обернулся и посмотрел наверх, где в ложе на балконе показалась фигура Николая, высокого и статного мужчины в строгом мундире, увешенном орденами. Император приветственно помахал рукой, и зал взорвался овацией, а из оркестровой ямы тут же зазвучала музыка.
Все, кто уже сидели на местах, тут же поднялись. И по рядам партера пробежал, где торжественный, а где и фальшивый, а то и подвывающий хор голосов:
– Бо-же, царя храни...
После того, как гимн был исполнен, и государь опустился в ложе, все остальные тут же последовали его примеру. Последние свечи потухли и представление началось. Впрочем, оно показалось Владимиру наискучнейшим. А все его мысли оказались заняты наглым молодым графом Рябовым, позволившим себе усомниться в его словах. Поэтому, когда представление отыграли, Волков раскланялся с компанией и отправился в трактир, где снимал комнату, предварительно пообещав Ане заехать за ней на другой день по дороге в поместье. Переговорив об этом, Владимир поймал на себе недовольный взгляд Павла, но большого значения этому не придал. Ревность друга лишь забавляла его и тешила самолюбие.


Глава 4.По дороге в поместье

С утра Владимира разбудил Игнат. Слуга все же нанял экипаж до поместья, о чем вчера даже и не удосужился сообщить. Волков открыл глаза и недовольно посмотрел на Игната.
– Почему ты не сказал мне об этом раньше? – лениво потягиваясь в кровати, спросил Владимир.
– Я говорил, барин, но вы меня не слушали, – обиженно произнес Игнат. – Вчера вы были заняты «Мадам Клико». – И слуга кивнул в сторону пустой бутылки, стоящей на прикроватном столике.
– Ах да. Возможно, – отмахнулся Владимир, вспоминая, что вчера он был разозлен из-за случая с графом и пытался тем самым отвлечься. А поиском экипажа занимался верный Игнат.
Зевнув и потянувшись спросонья, добавил:
– Ну что ж, вели, пускай обождут полчасика, и я буду готов. Надеюсь, моя поклажа уже собрана?
– Обижаете, барин. Все уже готово, вещи спущены, ваша одежда почищена, завтрак сейчас будет...
– Что бы я без тебя делал?!
– Не знаю, барин, – пожал плечами Игнат. – Но, хочется надеяться, что лучше со мной.
Волков улыбнулся. Своего слугу он любил и ценил, и всегда полагался на него, на что тот отвечал расторопностью, иногда даже излишней.
– Ладно, неси завтрак. Встаю.
После того, как Волков откушал, умылся, оделся и провертелся у зеркала целых десять минут, придавая своему седому локону должное положение на челе, Владимир, наконец, вышел из поднадоевшего ему трактира «У Гофмана» и вдохнул полной грудью. Утренний петербургский воздух казался приятным и таинственным. За недолгое пребывание в столице, Волков так и не сумел им как следует насладиться.
Экипаж ждал у входа. Все имеющиеся у барина вещи оказались уже погружены Игнатом наверх крытой повозки. Сам слуга расположился рядом с кучером. Волков сел в экипаж и приказал трогаться. Повозка устремилась по каменной мостовой к Невскому проспекту, а уже оттуда к петербургскому гнезду семейства Ларионовых.
Когда экипаж остановился у богатого каменного особняка с большими окнами, Владимир послал Игната сообщить Ане о своем прибытии. Игнат ушел, но вскоре вернулся и доложил, что мадемуазель сейчас выйдет. Впрочем, первыми появились слуги с чемоданами хозяйки. Багажа было так много, что Волков даже усомнился, что тот весь уместится на крыше экипажа. Хотя сомнения оказались излишними, и крепостные Ларионовых справились с поставленной перед ними задачей. После чего появилась и сама хозяйка. Аня выглядела как всегда обворожительно в легком светло-коричневом плащике и золотистом капоре.
– Bonjour, Анет. При каждой встрече я все больше восхищаюсь вашим совершенством, – поздоровался Волков и поцеловал даме ее маленькую ручку, скрытую под белой бархатной перчаткой.
– Bonjour, месье Волков, – улыбнулась Аня. – Я польщена.
Владимир открыл перед девушкой дверцу и подал руку, помогая взойти по ступенькам.
– Вы так галантны, – проворковала Аня.
Молодой дворянин улыбнулся и поспешил вслед за девушкой ойсалон экипажа.
– Мы можем ехать? – спросил он.
– Нет, нет, – неожиданно произнесла Аня. – Моя маман еще не готова!
– Ваша кто?.. Маман?! – чуть превысив рамки допустимого в обществе тона, взвизгнул Владимир. В мгновение он оказался ошарашен и расстроен. Он-то рассчитывал, что Аня поедет одна, и его будет ждать приятное путешествие в милой и веселой компании. А оказалась, все отнюдь не так.
Волков попытался скрыть внутреннее возмущение и еще раз любезно улыбнулся Ане.
«Ну что ж, сам виноват, – сказал он себе. – Петербург это далеко не Париж и здесь нравственные правила высшего общества чтутся все столь же яро, как и в былые годы... Теперь придется слушать всю дорогу женские сплетни и нравоучения, как, мол, было хорошо в наше время, и какая вся молодежь стала несносная».
– Да, моя маман, – продолжила Аня. – А разве я не говорила?
– Возможно, я пропустил это мимо ушей, сударыня.
– А вон, кстати, и она, – глядя в окно, кивнула Аня.
Владимир тоже взглянул в окно и увидел появившуюся фигуру мадам Ларионовой. Женщина гордой поступью приближалась к экипажу, старой вдовой она отнюдь не выглядела.
«Бойкая старушенция, – отметил про себя Волков. – Если хочешь знать, какой станет девушка в зрелости или даже старости, посмотри на ее мать».
Хотя былой красоты, даже если она когда-то и имелась, в Елизавете Федоровне сейчас не наблюдалось, зато прыти и энергии в ней было хоть отбавляй. Волков не без интереса заметил, как эта уже немолодая женщина лихо раздает команды крепостным, как она грозит им кулаком, и как они подобострастно кланяются, крестясь и обещая что-то барыне. Лишь после всего этого мадам Ларионова проследовала к экипажу. Владимир подал ей руку и помог взобраться.
– Здравствуйте, Владимир Михайлович, – любезно произнесла Елизавета Федоровна.
– Bonjour, мадам. Я рад вас видеть, – солгал Волков. – Мы можем ехать?
– Oui  , – ответила Елизавета Федоровна. – Прикажите кучеру трогаться.
Волков распорядился, и экипаж сдвинулся с места. Покинув дом Ларионовых, кучер бойко погнал лошадей вперед, дорога вела их прочь от Петербурга. Лошадиные подковы звонко цокали о мощеную камнем улицу, колеса скрипели, но дорога казалась ровной, и повозку почти не трясло.
– Не люблю долгие путешествия, – сообщила Елизавета Федоровна.
– Отчего же, мадам?
– Езда по кочкам быстро меня утомляет. Наши дороги все в ухабах и ямах, не то, что в Европе.
– В этом и состоит прелесть России, что здесь все совсем не так, как в Европе, – постарался пошутить Волков.
Шутка оказалась вполне уместной, и Елизавета Федоровна звонко рассмеялась. Владимир не без удовольствия отметил, что Аня тоже улыбнулась.
– Месье Волков, это, наверное, так странно снова возвращаться в свое родовое гнездо? – неожиданно спросила Аня.
– Почему это должно быть странно? – спросила Елизавета Федоровна.
– Я имела в виду, маменька, как это должно быть печально возвращаться в свой дом после стольких лет, зная, что там тебя уже никто не ждет.
– Должно быть, так, сударыня. Но я не задумывался над этим, – ответил Владимир, немного слукавив, ведь такие мысли посещали его ни раз и, наверное, что-то в глубине его глазах в этот момент изменилось и это что-то не осталось не замеченным Аней, поскольку она все же резюмировала:
– Нет, это печально. Вы – Владимир Михайлович, напоминаете мне одинокого волка, лишенного стаи. И я думаю это так романтично.
– Аня! – замахала руками Елизавета Федоровна. – Не пристало молодой даме вести подобные речи!.. Простите ее, Владимир Михайлович, она у нас выросла на французских романах.
– Не вижу в этом ничего плохого, – улыбнулся Волков. – Я и сам люблю почитать. Помню в детстве, мама выписывала довольно неплохие книжки из Петербурга, поэтому в доме у нас всегда была хорошая библиотека.
– Большая библиотека – это чудесно! – с восхищением произнесла Аня. – Маменька не позволяет мне покупать много книг разом, и поэтому большую их часть мне приходится одалживать.
– Это я делаю лишь для того, чтобы ты не потеряла связи с окружающим миром, доченька, – постаралась оправдаться Елизавета Федоровна. – Ты и так постоянно читаешь.
– Книги заостряют ум!.. – заметил Волков.
– А так же прививают дурной тон и заставляют человека предаваться несбыточным мечтам, – как бравый фехтовальщик, парировала мадам Ларионова. – К тому же, зачем молодым девушкам острый ум? Их обязанности: стать хорошей женой своему супругу, уметь воспитывать детей и вести хозяйство, а все эти ученые и прочие забавы пусть достаются мужчинам.
– Ты не права, маменька, – попыталась возразить Аня, но Елизавета Федоровна всплеснула руками:
– Вздор! И ничего более не желаю слушать! И вы, Владимир Михайлович, даже не вздумайте поощрять мою дочку в ее подобных вздорных мыслях!
Волков посмотрел на разгоряченную мадам Ларионову и решил за лучшее не вступать с ней в словестную дуэль. Поездка обещала быть долгой, а портить себе настроение раньше времени Владимир не хотел.
– Никоим образом, мадам, – сказал он, но все же подмигнул Ане так, чтобы ее маман этого не заметила.
– Вот и славненько, – довольная победой произнесла Елизавета Федоровна. – Владимир, с каждой минутой вы нравитесь мне все больше и больше, не то, что ваш покойный батюшка. Видно яблоко от яблони все-таки далеко упало.
Упоминание об отце изрядно не понравилось Владимиру, но и в этот раз он решил промолчать и не нарушать правил приличия, к тому же мадам Ларионова видно поняла, что сказала лишнее и поспешила исправиться:
– Владимир Михайлович, у нас в поместье вы всегда будете желанным гостем, так что захаживайте. Весь этот месяц мы точно проведем там. А в ближайшую субботу у нас намечается праздник в честь Аниного рождения, так что будем рады вас видеть.
– Почту за честь, – поблагодарил Владимир.
– Много народу не будет, – оживилась Аня. – Так, самые близкие, но, я думаю, вам понравится. Павел тоже придет, как и Алексей и граф Рябов.
Владимир вспомнил надменного графа и поморщился.
– Вам не понравился граф Рябов? – спросила Аня.
– Нисколько, – признался Владимир.
– Мне он тоже иногда не нравится, – сказала Аня. – Иногда он меня даже пугает, у него такой холодный и пронзительный взгляд, а шутки порой бывают такими жестокими.
– Надменный мальчишка, – фыркнула Елизавета Федоровна. – Но, впрочем, его семья очень богата и влиятельна, так что иметь таких знакомых всегда полезно.
– Мне иногда так хочется, чтобы его хоть кто-то поставил на место, – произнесла Аня. – И вам вчера это почти удалось, месье Волков! Правда я так испугалась, что он вызовет вас на дуэль...
– Дуэль! – округлила глаза Елизавета Федоровна.
– Не пугайся, маменька, это было просто недоразумение, и все обошлось.
– Не шутите с графом, Владимир Михайлович. Пообещайте мне, что вы больше не будете с ним шутить?! У него очень влиятельная семья, и это может выйти вам боком.
– Все зависит от обстоятельств, сударыня, – улыбнулся Владимир. – Что выйдет, то выйдет, но я не люблю, когда задевают мою честь.
– Несносный вы мальчишка, Владимир, – покачала головой Елизавета Федоровна. – Честь честью, но скольких она уже сгубила, эта честь. Иногда лучше оставаться живым, чем мертвым, но сохранившим честь!
– Позвольте с вами не согласиться, сударыня.
– А вот и не позволю! – возразила мадам Ларионова. – И вообще, разговоры о чести мне уже наскучили, давайте лучше поговорим о более приземленных вещах?!
– Как вам будет угодно, – произнес Владимир и отчего-то потерял всякий интерес к дальнейшей беседе и более стал прислушиваться к скрипу колес и цоканью лошадиных копыт, нежели к речам мадам Ларионовой, впрочем, к Аниным словам его уши были всегда открыты.
Ближе к вечеру экипаж доехал до поместья Ларионовых. Крепостные с рвением принялись за разгрузку барских вещей, Елизавета Федоровна бойко что-то прикрикивала, отдавая распоряжения. Владимир в очередной раз подивился командирской натуре этой далеко уже не молодой женщины, сохраняющей такую энергию. Впрочем, наслаждаться долго этим представлением Волков не стал. После того, как весь экипаж оказался избавлен от чемоданов семейства Ларионовых, Владимир попрощался, пообещав Ане прийти на ее день рождение и тайком от маменьки подарить книгу из домашней библиотеки, за что счастливая улыбка девушки стала ему наградой. После чего он раскланялся и отправился дальше.
Дорога вела в деревню Волковку, названную так в честь его древнего дворянского рода. Экипаж въехал в деревушку и устремился мимо маленьких крестьянских избушек. Местные жители: мужики и бабы, те, что оказались на улице, с удивлением уставились на повозку, вслед за которой тут же побежали дети.
«Наверное, давненько сюда никто не заезжал», – подумал Владимир и с грустью посмотрел вперед, туда, где находилось его родовое гнездо.


Глава 5.Дворянское гнездо

Смеркалось, когда груженая барская повозка въехала во двор старой усадьбы Волковых. Владимир вышел из экипажа, и его взору предстало родовое гнездо. Некогда большой и красивый трехэтажный особняк, ныне находился в полном запустении. С крыши свисала битая черепица, а стены выглядели грязными и обшарпанными, и кое-где их уже давно следовало бы подновить.
«Интересно, почему отец совсем не занимался усадьбой? – подумал Владимир. – Да и управляющий поместьем куда смотрит?! Ох, задам я ему!»
Владимир вспомнил, как здесь когда-то казалось так хорошо и уютно. Тогда, еще до службы в полку, когда он был совсем еще мальчишкой и лазил по крышам и деревьям, а крепостной дядька Игнат, приставленный к нему в услужение, бегал за юным барином и лишь причитал; тогда, когда еще была жива матушка, и даже строгий отец вроде бы не бранился так строго и не помышлял о отправке сына на Кавказ; тогда здесь казалось совсем по-другому: так хорошо и по-детски спокойно.
На Волкова вдруг что-то накатило. Он не видел свое родное гнездо или стаю, как сегодня выразилась Аня, пять долгих лет. Стало вдруг очень грустно или nostalgie , как говорят итальянцы. Ком подступил к горлу. Но Владимир уже давно заставил себя принять, что все это в прошлом. Хотя взирать на то, во что превратилось поместье, все равно оказалось грустно.
«Куда только смотрит этот пройдоха управляющий?!»
– Игнат, – подозвал Волков верного крепостного, разгружавшего экипаж.
– Да, барин? – отозвался слуга, стягивая огромный чемодан с крыши повозки себе на плечи.
– Ты писал в поместье, что мы приедем?
– Никак нет, барин, – опуская чемодан на землю и садясь сам возле него, произнес Игнат. Он потер лоб, вздохнул и добавил. – Я решил, что неожиданный приезд будет лучше для порядку там и прочего...
– Верно решил. Слушай, бросай это дело, – Волков кивнул на чемоданы. – Негоже моему личному холопу этим заниматься. Пойдем лучше поглядим, что дома делается. Я, как-никак, пять лет здесь не был.
– Пойдемте, барин, – с радостью отозвался Игнат. Он тут же поднялся и начал отряхать штаны в том самом месте, на котором сидел.
Волков повернулся и резко опустил трость на землю, отчего металлический кончик громко ударился о какой-то камень. Владимир нахмурился:
– Еще и камни какие-то под ногами. И где это, хочется знать мне, управляющий, почему это нас никто даже и не встречает?
Владимир, постукивая тростью, побрел в сторону дома, Игнат устремился за ним. В окнах первого этажа горел свет. Барин направился прямо к главному входу. Подойдя, он постучал отполированным серебряным набалдашником в виде головы волка в дверь. Через минуту ему открыли. Перед Волковым стоял молодой рыжеволосый парень, Владимир отодвинул его в сторону тростью и прошел внутрь дома. Парень только рот открыл и с удивлением уставился на молодого барина.
В прихожей Волков увидел толстую бабу Авдотью ключницу, она всплеснула руками и как блаженная завопила:
– Слава тебе господи, барин наш родненький приехал!
– Тихо, тихо, – повелительно произнес молодой дворянин. – Здравствуй, Авдотья. Где этот пройдоха, управляющий, и почему усадьба в таком запустении?
– Этого я не ведаю, – сказала ключница. – А Митяй Пафнутич в гостиной с ипостатом борется.
– С каким таким ипостатом? – удивился Владимир.
– Ну, с этим иноземным! Приехал сюда, сказал, что память батюшки вашего покойного Михаила Андреевича, царство ему небесное, почтить хочет, – она перекрестилась, – а сам все пьянствует да гуляет. Третий день выгнать не можем! – запричитала Авдотья, разве что не расплакалась.
– Ну, полно, полно! Показывай мне, кто такой здесь без моего ведома распоряжается, – усмехнулся Владимир.
Ключница кивнула в сторону гостиной, из которой доносились громкие голоса. Волков направился туда, Авдотья робко засеменила следом.
– ...А я вам говорю, что вы и так уже наполовину опорожнили хозяйский погреб! Что я юному барину скажу, коли он приедет?! – доносился из гостиной голос управляющего.
– Ах, ты, perro viejo , да я нянчился с твоим барином с семи лет, я был другом его отца. А когда приехал почтить его память, мне даже кубка вина поднести не могут! – взревел второй собеседник явно не трезвым голосом.
– Вы уже третий день здесь пьянствуете! – возразил управляющий.
– Culo est;pido , я поминаю твоего покойного господина. Так что тащи мне вина, пока я не насадил тебя на свою шпагу.
Раздался звук вынимаемого из ножен клинка. В этот момент Волков вошел в гостиную и увидел посреди комнаты остолбеневшего Митяя – крепостного мужичка, обученного грамоте, и заведующего делами в поместье. Напротив управляющего с вынутой из ножен шпагой стоял высокий и уже немолодой мужчина с черными волосами, кое-где  затронутых пепельной сединой, тоненькими усиками и меленькой бородкой под нижней губой, какую носили многие испанцы. Своим захмелевшим, но все равно хитрым и острым взглядом он уставился на Владимира и медленно опустил шпагу.
– Мартин де Вилья, позволь в этом доме решать мне, кого стоит насаживать на шпагу, а кого нет, – спокойно произнес Волков.
– Барин, молодой барин приехал, – тут же запричитал Митяй и просяще бухнулся на колени. – Защитите меня от этого изверга, молодой хозяин, третий день уже весь дом в страхе держит, приехал, распоряжается тут, видите ли, пьянствует, весь погреб опорожнил, а мы ведь бегаем, подчиняемся, слово ему, Ироду проклятому, сказать боимся ...
Управляющий с надеждой посмотрел на барина, а потом с содроганием покосился на испанца, стоящего позади с занесенной над его головой шпагой.
Владимир сделал шаг вперед и строго посмотрел на де Вилью.
– Значит, ты все еще жив, старый лис?! – сказал он. – Кто тебе дал право распоряжаться в моем доме?
– Как только узнал я, что твой отец умер, я тут же приехал почтить его память, неблагодарный cachorro , – возмутился Мартин. – И что я узнал, когда явился сюда?! Что сын моего друга, которому должно страдать у гроба отца, прохлаждается где-то в Париже, в этом городе вертепа и разврата, а к могиле отца вовсе и не торопится. А мне un viejo amigo , который отдал десять лет своей жизни, обучая тебя, засранца, в этом доме даже не могут поднести должного количества вина, чтобы я смог утешить свое горе!..
– Все, что я могу сказать на это, Мартин, – строго глядя прямо в глаза испанцу, произнес Владимир, – это то, что я тоже очень рад тебя видеть, – безмятежно улыбнувшись, закончил он.
Испанец помедлил секунду, а потом неожиданно расхохотался и, убрав в ножны шпагу, дружески похлопал по плечу былого ученика.
– Я смотрю, юный волчонок возмужал, – хохотнул Мартин. – Стал настоящим взрослым волком, уже и зубки научился скалить?
– У тебя и научился, – сказал Владимир, а затем посмотрел на удивленного Митяя, все еще сидевшего на полу посреди комнаты. – Ну, и что ты сидишь? Уже давно пора было распорядиться принести нам вина и еды, я проголодался с дороги. Да поживей!
Митяй тут же зашевелился, поднялся, а Владимир, напротив, опустился на диван и положил на стол, стоящий рядом, трость, перчатки и цилиндр.
– Эх, возьмусь я за вас, – добавил он. – Ты все понял, Митяй?
Управляющий кивнул.
– Тогда ступай.
Митяй тут же поспешил выполнить поручение, и скрылся из виду, забрав с собой старую ключницу Авдотью.
– Игнат, ты тоже можешь быть свободен, – продолжил Владимир, обратившись к личному слуге, все это время стоящему рядом и с интересом взирающему на все происходящее. – Сходи навести родных, знакомых, напейся, если хочешь. А коли вдруг понадобишься, я прикажу отыскать тебя.
– Спасибо, ваше благородие, – поклонился Игнат. – Навестить родных мне и в самом деле ой как хочется. Как-никак пять лет их не видел, а все с вами на чужбинушке маялся.
– Ну, не так-то ты там и мучился, пройдоха, – усмехнулся Владимир. – Ну, хорошо, ступай.
И Игнат тоже ушел, а испанец опустился на диван возле Волкова.
– Я вижу, ты совсем не торопился к могиле отца, – с укоризной сказал он.
– Почему же, я приехал, как смог, – отозвался молодой барин.
– Отчего же тогда я приехал раньше? – парировал испанец.
– Не знаю, – отмахнулся Волков. – Время странная штука, для одних оно течет медленнее, для других быстрее. Плюс ко всему меня задержали неотложные дела в Петербурге.
– Дела, которые важнее дани последней памяти твоему отцу?! – удивился Мартин и взмахнул рукой для усиления эффекта.
– Не надо превращать все в пафос, дорогой мой наставник, – произнес Владимир. – Ты сам знаешь, что отец не шибко-то и любил меня, иначе он не отправил бы меня на эту проклятую войну.
– Ты неправ! – парировал Мартин. – Твой отец был благородным человеком, и он любил тебя и хотел, чтобы ты стал настоящим мужчиной, иначе бы он не отправил тебя на эту войну.
– Что-то не слишком-то убедительно это звучит, – усмехнулся Владимир.
– Вздор! – вскричал испанец. – Да, отец был к тебе строг, но лишь потому, что он любил тебя и не хотел, чтобы ты стал тряпкой. Мой отец был borracho  и постоянно избивал меня, но даже он любил меня, а все его нападки были лишь для того, чтобы закалить мой характер.
– И, как я вижу, это ему вполне удалось.
– В яблочко! Плох тот отец, что никогда не бьет своего сына!
– У нас в России тоже принято говорить: бьет – значит любит.
– Верно говорят!
– Но мой отец не шибко то и бил меня, эту привилегию он отводил тебе, и твои тумаки по сей день крепко засели в моей памяти.
– Зато мои побои помогли закрепить в тебя мою науку, – назидательно сказал Мартин. – Надеюсь, ты еще не забыл, как держать шпагу?
– Нет, твоя наука крепко отпечаталась у меня в мозгу, так же как и пряжка твоего ремня на моих ягодицах.
– Ха-ха-ха, – расхохотался испанец и растрепал Волкову волосы. – Как же я скучал по тебе, вздорный мальчишка. Даже по твоим хитрым проделкам.
– Наверное, ты вспомнил о том случае, когда я залил клей тебе в ножны и на очередном уроке ты не смог вытащить шпагу, из-за чего потом бегал за мной по всему поместью с криками и проклятиями?! – тут же оживился Волков. – Или, может быть, тебе вспомнился случай, когда я вылил целый флакон слабительной микстуры тебе в вино и ты целые сутки не мог покинуть клозет?! Ах, нет, наверное, больше всего тебя развеселила ночь на Ивана Купалу, когда ты заперся у себя в комнате вместе с двумя весьма милыми молодыми девками, а я вместе с дворовыми мальчишками, обмазавшись сажей и натянув рога, начал ломиться к тебе в комнату?!... Боже, я до сих пор помню визг этих девок и потом, как ты без портков бежал за нами через весь луг. – Владимир рассмеялся. – Когда ты поймал меня, ты был так страшен и зол, что я подумал, что ты непременно заколешь меня своей шпагой, словно дикую свинью, но, слава богу, все обошлось!
– Да уж... мальчишкой ты был несносным, не зря я порол тебя, – пробурчал испанец, но на его лице тоже сияла улыбка. – Веселые были годы!
– Да, – улыбнулся Владимир. – А чем ты занимался после того, как покинул Россию? Я пытался найти тебя, когда жил в Европе, но до меня доходили только смутные слухи.
– Я продавал свою шпагу за приличную цену, где только мог, – отозвался Мартин. – Другого заработка для себя я не представляю, не всем же рождаться дворянами в богатой семье и с неплохим наследством!
– Вот ты и опять упрекаешь меня, Мартин, – обиженно произнес Владимир. – Хотя и знаешь, что семью и место рождения не выбирают! Кто знает, возможно, если бы я не родился дворянином, то тоже продавал бы свою шпагу, где только мог!
– Возможно, если бы ты не родился дворянином и именно в этой семье, никакого умения обращаться с оружием у тебя бы вообще не было! За это ты должен быть благодарен только своему отцу!
– Вот, мы и опять вернулись к нему, – заметил Владимир.
– Он послужил причиной нашей встречи и нам должно скорбеть о нем!.. И вообще, где вино, с чьей помощью нам должно поминать усопшего отца и друга?! – возмутился Мартин.
– Наверное, оно уже в пути, – поспешил успокоить разгоряченного испанца Владимир, опасаясь за здоровье управляющего, которого он еще и сам не успел отчитать, как должно.
– Хорошо если так... – хмуро заметил Мартин. – Я надеюсь, ты хоть упражняешься в фехтовании?
– Всенепременно! – уверил его Владимир. – Как только выпадает свободная минутка.
– Где твоя шпага?
Владимир потянулся к столу и, взяв трость за голову серебряного волка, вынул из нее скрытый клинок.
– Вот моя шпага! – сообщил он.
– Больше похожа на какую-то зубочистку, – фыркнул испанец и показал Владимиру свою длинную и изящную шпагу, удобно лежащую в кожаных ножнах.
– У нас в России больше предпочитают саблю или шашку, – постарался парировать Владимир.
– Оружие варваров, – фыркнул испанец.
– Возможно, – согласился Владимир. – Я тоже больше склонен к шпаге! Но эта, как ты выразился, зубочистка, – Волков потряс маленьким и тонким клинком, извлеченным из ножен трости, – не раз спасала мне жизнь на улицах Парижа.
– Париж это не Мадрид, там бы тебя точно закололи!
– Ой, не начинай, Мартин. Я ведь учился у лучшего?! – Волков дружески хлопнул испанца по плечу, тот улыбнулся и изрядно повеселел.
– Даже и не думай подлизываться ко мне, волчонок! – сказал он. – Я еще проверю твою форму, а пока... – Мартин замотал головой по сторонам. – Где наше вино, черт побери?
Как по-волшебству в комнату вбежал управляющий с огромной бутылью вина в одной руке и двумя бокалами в другой. Следом за ним с большим подносом спешила Авдотья-ключница.
– Отчего так долго? – полюбопытствовал Владимир.
– Да! Ты, что же, хочешь заморить нас голодом, perro viejo? – возмутился испанец.
Управляющий с недоверием покосился на шпагу, которая до сих пор лежала у Мартина на коленях, а затем, осторожно поставив вино на столик, спрятался за Авдотью.
– Я распоряжался насчет горячего, барин, – пролепетал он.
– Распоряжался насчет горячего, – передразнил испанец. – Порасторопней надо быть!
– А он прав, – кивнул Владимир. – Твой барин умирает с голоду, а ты и не торопишься. Смотри, завтра я проверю все бумаги расходные и доходные, и ни дай бог, я найду там хоть какое-то несоответствие, я с тебя шкуру живьем спущу.
Митяй Пофнутич побледнел и, бухнувшись Волкову в ноги запричитал:
– Вот вам крест, барин. Ни копеечки себе не прикарманил! Всю жизнь я служил вам и вашему батюшке только верой и правдой, и радел лишь о благополучии вашего почтенного семейства!
– Полно тебе ползать, Митяй, – махнул рукой Волков. – Я не люблю этого подобострастия. Ты лучше скажи мне, почему поместье в таком запустении: отчего краска на стенах облупилась, почему кровля на крыше прохудилась?
– Вот вам крест, барин, – снова запричитал управляющий. – Сколько раз я говаривал вашему покойному батюшке, что пора бы уже и фасад подновить, а он все отмахивался. Никаких дел затевать не хотел. Все больше сидел у себя в кабинете за бокалом вина и грустил.
– Грустил говоришь? – удивился Владимир. Насколько он помнил, его покойный отец унынием не отличался.
– Да, барин, самое что ни на есть, грустил. Эта вам и Авдотья подтвердит.
Ключница замахала головой.
– По вам он грустил, молодой барин, – заговорила Авдотья. – Каждый день поминал вас; проказы ваши детские, игры разные и все говаривал: «Вот вернется Владимир, тогда и заживем», а вышло то оно, как! Не дождался он вас. – И старая ключница разрыдалась.
– Ну, полно, полно, Авдотья... – произнес Владимир. – Ладно, ступайте, о делах поговорим позже.
Управляющий и ключница поспешили удалиться. Мартин откупорил бутыль вина и наполнил фужеры.
– Ты все еще думаешь, что отец тебя не любил? – спросил испанец.
– Не знаю, – ответил Владимир, но отчего-то на сердце сразу стало так паршиво. – Знаешь, мне уже почему-то не хочется вина. Наверное, и в самом деле пойду, пройдусь и навещу могилу отца.
Испанец как-то странно посмотрел на Владимира, лукавыми, пьяными глазами и лишь усмехнулся.
– Конечно сходи, пройдись, и я думаю, что лучше это тебе сделать одному, а потом приходи сюда, и мы вместе зальем пожар грусти этим чудесным... Фу, пакость... – Мартин небрежно поставил фужер на стол да так, что половина содержимого вылилась на белоснежную скатерть, – французское, терпеть не могу французское! И ведь этот perro viejo знает, что я не могу терпеть это французское пойло! Где он, где этот чертов управляющий? Ну, сейчас я ему задам!
– Только не убей его, – улыбнулся Владимир. – Он мне еще пригодится.
– Это как выйдет, – пробурчал испанец и побрел на поиски управляющего, впрочем, шпагу он оставил лежать на диване. Владимир как-то с грустью посмотрел на нее, ведь она тоже являлась напоминанием о прошлом, а затем поднялся и направился к могиле отца.


***

Владимир нашел Авдотью и, взяв у нее масляный фонарь и ключи, направился в сад. На улице уже совсем стемнело, и лишь свет фонаря освещал Волкову дорогу через старый увядающий сад.
«А ведь когда-то летом здесь было так хорошо и свежо», – подумал Владимир.
Он вспомнил, как в детстве в тени этих высоких яблонь он прятался от испепеляющей жары, как он лежал на траве и смотрел в небо, мечтая о военной славе, а мать читала ему французские романы.
Молодой дворянин шел дальше через сад, мимо деревьев с уже опавшими листьями, которые теперь желтые и сухие лежали по всему саду. Листву тоже отчего-то никто не убирал. Владимир прошел в конец сада и остановился у небольшого каменного строения – фамильного склепа рода Волковых. Старый проржавевший ключ, полученный от Авдотьи, он вставил в замочную скважину и повернул. Со скрипом отворились внушительного вида железные двери. Из склепа повеяло могильным холодом, но Владимир, держа фонарь перед собой, без страха вошел внутрь.
«Мертвых не стоит бояться, они уже никому не смогут причинить зла, – часто говаривал отец и добавлял: – Бояться стоит живых!..»
В склепе оказалось темно и сыро. Владимир прошел вглубь и остановился у надгробной стены с множеством запечатанных створок, на которых виднелись имена усопших. Освещая надписи масляным фонарем, Волков нашел могилу матери. Нежно, будто опасаясь, что буквы начнут осыпаться, он провел рукою по ее имени – «Катерина Максимовна Волкова» гласила надпись. Владимир отвел взгляд в сторону и прочел «Михаил Андреевич Волков». За этой створкой лежал его отец. Молодой дворянин прижал к плите руку и опустил голову.
Сотни мыслей витали в его сознании, каждая тянула в свою сторону и будто разрывала мозг, стараясь выпорхнуть наружу. Нужно что-то сказать, но Владимир не знал что. Возможно, следовало заплакать, но слез тоже не было.
– Любил ли ты меня, отец? – задал вопрос Волков могильной плите, но та с гордостью сохранила молчание.
В голове тут же всплыл образ отца: всегда серьезного, строгого, но не властного. А потом будто по волшебству сознание припомнило слова Мартина и Авдотьи-ключницы.
– Наверное, все-таки да, – произнес Владимир. – Пусть и своей строгой любовью.
Волков помедлил, а потом произнес слова, которые старой наболевшей раной давно хранились у него в сердце:
– Но тогда почему же ты отослал меня в Париж после ранения?
Надгробная плита вновь сохранила молчание, лишь слова Волкова эхом разлетелись по склепу. Владимир помедлил, будто все еще дожидаясь ответа, и вдруг ответ сам родился в его голове:
– Потому что ты все-таки любил меня, старик! – он улыбнулся. – Ты думал, что так для меня будет лучше и тем самым пытался искупить угрызения совести, мучившие тебя за полученное мной ранение... Всю жизнь ты боялся показать свои чувства, но ты любил меня, отец. – Владимир прижался лбом к надгробной плите и произнес. – Я не держу на тебя зла, отец, и если в чем-то ты и виноват передо мной, то я прощаю тебя за это. Прости же и ты меня, своего несносного отпрыска, поскольку и я люблю тебя, отец.
И отчего-то на душе сразу стало намного легче.