Журба Людмилы Варавы Голгофа Донецкая

Михаил Мороз
Журба* Людмилы Маравы «Голгофа Донецкая»
(Летучая заметка по прочтении)

В Журнале «Дон» №№ 4-6 за 2019 год опубликовано эссе Людмилы Маравы,  удивительного, еще  как надо не оцененного автора многих публикаций  на сайте газеты «Завтра ру», портала "Проза ру".

Эссе в журнале «Дон»  имеет название «Голгофа Донецкая». Название значимое, библейское, и, если у кого хватит нравственного зова познать чувства людей, переживших и до сих пор переживающих опостылевшую нескончаемость самой губительной войны из истории современных самодеятельных войн, тот поймет состояние автора, на войне той проживающего.  На содержание этого состояния намекает эпиграф из безымянной  песни: «Меня спросили, что происходит со мной, я не знал, что сказать в ответ…».

Кто прочтет  текст Людмилы Маравы, тот, вероятно, убедится в искренности этого краткого всхлипа автора, заключенного в словах чужой песни-признании, когда
объяснить случившуюся беду невозможно из-за непонятого иезуитства её происхождения.

Всё, о чем Людмила скажет ниже, она предварит кратким, в одно предложение, ошеломляющим абзацем: «Смертельная тоска обреченности».  «Неужели всё так? - думаю я, погружаясь далее в повествование, пытаясь найти некие обнадеживающие признаки жизни в весенней побудке всего живого, что имеется в дивном городе Донецке, в котором, хоть и проездом, бывал  я в далеком юношестве. Автор эссе отдает должное весне – надежде на возможное возрождение некоего счастья:
«…Понимается, зеленеет-бесится природа восторженным дурманом. Несмотря ни на что возрождается жизнь и разливается по Донбасской земле густо настоянным сиропом травяного военно-городского «счастья». С ярко жёлтыми игриво-ликёрными сгустками распустившихся одуванчиков, в самой гуще такой целительной, здесь – без кавычек, настойки. Как неумирающей эйфории местного временного, хочется так думать, помешательства…».

Но далее весь текст в русле той «смертельной тоски обреченности», выраженной в лирике и эпике чувствований и восприятия действительности той частью страдающих людей, которым «нечего сказать в ответ, РАДИ ЧЕГО ОНИ СТРАДАЮТ. Почему-то на ум приходят в этой связи слова В. Белинского на лирический стон поэта Лермонтова к стихотворению «И скучно и грустно»:

«Страшен этот глухой, могильный голос подземного страдания, нездешней муки, этот потрясающий душу реквием всех надежд, всех чувств человечес¬ких, всех обаяний жизни! От него содрогается человеческая при-рода, стынет кровь в жилах, и прежний светлый образ жизни представляется отвратительным скелетом… Это не минута духовной дисгармонии, сердечного отчаяния: это похоронная песня всей жизни!»
Мне только поначалу был непонятным и даже отвергаемым этот стон. Но я всеми силами своей душевной организации поставил себя на место тех людей, восставших против осовремененного нацизма, поверивших велеречивому утверждению, что «мы своих не бросаем», и понявших, что русских кинули на произвол судьбы, на уже шестилетнее пребывание в тех условиях, когда убивают везде и всюду и рядом с тобой, и ты ничего поделать не можешь…А только тихо свирепеешь и ждешь конца, как ждет  обреченный на смерть узник…

Мне понятен теперь этот унылый мотив, где и просьба, и мольба, и призыв к действию. К тому же, всё познается в сравнении. Сирийцев, слишком далеких от нас нечаянных братьев по случаю, спасаем, даем надежду на возрождение. И русских людей Донбасса, которые НАШИ и по крови, и по общей исторической судьбе, и по жизни в легендарном Светском Отечестве, но мы их бросаем, намеренно гоним вон в нацистское племя нелюдей, тайно растивших свою нацистскую месть в смрадных схронах Галичины.

Несмотря на унылый мотив этой лиро-эпической вещи Людмилы Маравы, я благодарен ей как автору, погрузившую меня в мир чувствований многих донбассцев, понять кое в чем их состояние. Это состояние для меня важнее декларативных ура-патриотических, а потому лживых оценок жизни на непокоренном Донбассе.
Кто желает самостоятельно прочесть эту поэму Людмилы Маравы, даю ссылку:
http://журнальныймир.рф/avtor/marava-lyudmila

 
*Журба (из укр.) – кручина, печаль, тоска