Город, 31 декабря 1994 г.
...Их собралось всего двадцать пять человек, которых надлежало гордо именовать отдельной ротой территориальной обороны 3-го мотострелкового полка. Двадцать пять бывших соседей с двух улиц, из блочных многоэтажек Веселого, знавших друг друга с детства. Больше половины – развеселая зеленая молодежь, не успевшая повидать ничего опаснее мальчишеских уличных разборок, и представлявшая себе войну примерно в таком виде. Другие, более зрелые, наоборот, не ожидали от предстоящего сражения за Город ничего хорошего, и потому были мрачны и злы.
Ахмеду же порою казалось, что все происходящее вокруг прокручивается как на затертой ленте кинохроники о другой войне других времен, и Город – это Мадрид, или Варшава, или Сталинград, а он – не он, а киногерой с экрана, и просто смотрит фильм о ком-то другом…
И все же война неотвратимо приближалась вместе с уныло ползущими к Городу по ледяной грязи равнин бронеколоннами.
На второй день в комендатуре опрного пункта «Веселый», шумно занимавшей бывшую гостиницу «Турист», им выдали старые советские АК-74 с исцарапанными прикладами, по четыре потертых магазина на каждого и два ящика патронов.
- В ящике – два цинка, в цинке – по одной тысяче восемьдесят штук патронов, - напутствовал их усталый небритый комендант с красными от недосыпа глазами. – Без толку не палите, в хорошем бою этого хватить ненадолго.
Выдали также противотанковое вооружение, и молодежь тотчас с гордостью повесила на каждое плечо по гранатомету «Муха», которые инженер Аслан тотчас окрестил «тубусами для чертежей».
- Эй, гвардия, хоть кто-нибудь из вас знает, как ими пользоваться? – безнадежно поинтересовался комендант.
Бойцы растерянно переглянулись и дружно закивали – признаться, что большинство держат боевой гранатомет в руках в первый раз в жизни, было стыдно.
- Ладно, вот вам командир, он научит…
Так в отдельной роте территориальной обороны появился командир - долговязый молодой парень, едва ли намного старше своих самых «зеленых» бойцов, одетый совершенно неуместный в городском бою светлый зимний камуфляж норвежского егеря и ослепительно-белую шерстяную шапку с большим флагом Республики, нашитым с левой стороны. Кроме того, он носил поверх бушлата плечевую кобуру со Стечкиным, красивое имя Альберт и едва пробившуюся мягкую бородку, больше напоминавшую юношеский пух.
Впрочем, командир Альберт успел поучаствовать в недавних боях с прорвавшимися в город отрядами мятежного командира Базланова, за отличие был произведен в скромное знание лейтенанта, кое-что знал и умел. Во всяком случае, его стараниями все бойцы научились эффектно взводить «Муху» в боевое положение.
- А дальше ничего сложного, - уверял Альберт. – В городском бою с мушкой и диоптром можете не связываться, здесь все дистанции меньше. Просто направляйте в цель и стреляйте! Только не в упор, чтоб самого не убило!
Но единственный старый РПГ-7 командир не доверял никому и таскал сам, вместе с боекомплектом в выцветшей брезентовой сумке.
***
Войска федералов громоздко и тяжело обтекали город, сбивались огромными таборами промерзшего боевого железа и продрогшего пушечного мяса, залегали на окрестных высотах, разворачивали на позициях артиллерию, готовились к штурму. Примерно за неделю до Нового года на пригороды начали падать первые снаряды, зазвучал первый плач по убитым, и отчаянно воющие кареты скорой помощи помчали к больницам первых раненых.
Потом в тусклом небе появились стремительно проносившиеся «Грачи» Су-25, которые жители города научились узнавать по характерным квадратным очертаниям, и пузатые Ми-8, с которых белым дождем рассыпались листовки. Ахмед подобрал одну. Командование Войск уверяло граждан Города, что не хочет жертв и не будет открывать огонь по гражданским объектам, что части идут восстанавливать конституционный порядок… «Не уезжайте из Города, - убеждали людей, - Скоро все закончится, а проехать по перекрытым боевиками автотрассам может быть небезопасно».
- Брось дерьмо! – ощерив нехорошие желтые зубы, тотчас накинулся на него парикмахер Мага. – Это пропаганда! Порядок они наводят… Артухой так и сыплют!
- Но чертовски мягкая бумажка! – усмехнулся Ахмед и собрал «для технических надобностей» еще несколько листовок.
По самолетам и вертолетам стреляли и, как говорили в Городе, даже сбили один или два. Ахмед не видел этого и, насколько был по-дилетантски сведущ в военной технике, сомневался, что из автомата можно «уронить» бронированный штурмовик или высоко летящую «вертушку». Тем не менее, безнадежно обстреливая воздушные цели, его отряд легкомысленно истратил целую цинку патронов, которых и так было мало…
Город притих, словно перед зимним ураганом, ощетинился частой цепью опорных пунктов и огневых позиций, собрал для обороны свое разношерстное и пестрое импровизированное воинство (разбавленное, тем не менее, опытными подразделениями Президентской гвардии, МВД Республики и даже кое-какой бронетехникой), приготовился к борьбе.
По ночам стали отключать электричество, и «горящие желтые карты» окон (Ахмед любил это сравнение из Маяковского), которыми прежде пестрели предновогодние ночи, поглотил мрак.
Кто-то по инерции, упрямо не желая верить в надвигающуюся катастрофу, тащил в свое жилище елки, готовил праздничное угощение, но в раскатах канонады и реве авиационных двигателей отчетливо звучал приговор: «Город, Нового года у тебя не будет!»
«И вам тоже не увидеть Нового года!» - дерзко угрожал Войскам Город, снаряжая фугасы и оборудуя огневые точки.
- Командир, я схожу сегодня домой? Новый год же, отметить с семьей… - попросил Ахмед своего молодого ротного.
- И не думай! – отрезал подчеркнуто серьезный Альберт. – Не видишь, каждую минуту ОНИ могут начать штурм!
- Да ладно, я знаю русских, попраздновать в новогоднюю ночь для них – святое дело, - попытался отмахнуться Ахмед. – Сегодня они будут сидеть на высотах и бухать, завтра станут похмеляться и только потом, может быть, начнут…
- А я знаю генералов. Они явно захотят сделать Город новогодним подарком своему Алкашу Борису, и погонят войска вперед именно сегодня, чтобы завтра утром уже отчитаться: типа взяли… Только они за своей смертью сюда придут! Поэтому запрещаю покидать расположение.
***
Альберт оказался прав. К полудню 31 декабря артиллерия Войск не бухала, а бабахала, не умолкая. Более того, к ее громовым раскатам начали примешиваться частая дробь перестрелки и разрывы гранат – звуки ближнего боя. Стало очевидно – штурм действительно начался. Казалось – Войска наползают на Город со всех сторон, сжимая его в стальное удавье кольцо.
Посланный на самую высокую крышу наблюдателем «челнок» Ваха, оснащенный новомодным мобильным телефоном, привезенным им из Германии и не пошедшим в реализацию исключительно по причине внезапно наставшего военного времени, сообщил:
- Горит… В пригороде со стороны Сан-Гала сильно горит, дым прет из десяти... нет, из двадцати мест! И «крокодилы» сверху парами ходят…
«Крокодилами» еще со времен афганской войны за угрожающе-хищные очертания прозвали ударные вертолеты Ми-24. Это знал, наверное, каждый, и в появлении этих грозных предвестников атаки не было ничего хорошего.
Лейтенант Альберт тщетно пытался вызвать штаб обороны по своей маломощной радиостанции «Моторола», годившейся разве что для туристических походов. Эфир был плотно забит забористой матерщиной и словесным хаосом переговоров штурмовых бронеколонн, радиообменом экипажей «вертушек», отчаянными выкриками попавших под огонь танкистов…
- Я не понял, нам что вообще делать? – начал проявлять первые признаки паники молодой ротный. – Где командование, где взаимодействие? Нам что, тут одной ротой Войска останавливать? Народу меньше, чем во взводе… Вооружение – говно… Делать-то что?!
«Делегаты связи», как были напыщенно названы Альбертом несколько бойцов, направленных к соседним отрядам городского ополчения, вернулись с закономерными известиями: там тоже никто ничего не знал. Все ждали скорого появления авангардов Войск и готовились к обороне, кто как умел.
Растерянности добавляли местные жители, которые, выглядывая из окон и окружая бойцов, засыпали их безответными вопросами: «Что же будет?» и требовали-убеждали-умоляли не устраивать бой у них под окнами. Лейтенант Альберт молчал и смотрел поверх их голов – он сам задавался тем же вопросом.
- Лучше будет убраться подальше от окон, а еще лучше – спуститься в подвал, пока не началось, - раздраженно посоветовал «гражданским» Ахмед, после чего женщины подняли такой истерический крик, что угомонить их удалось только выпустив вверх веером несколько автоматных очередей.
- По норам, шакалы! – злобно кричал парикмахер Мага и разгонял особенно упорных ударами приклада. – Застрелю каждого, матерью клянусь!
После этого остались только мальчишки, которым было еще рано бояться смерти. Возбужденно горланя, они носились вдоль улицы, уворачиваясь от затрещин и тычков бойцов, а потом раздобыли где-то канистру в бензином, ящик пустых бутылок, и принялись делать «коктейли Молотова».
- Дебилы, не умеете – не беритесь! – крикнул им лейтенант Альберт. – «Коктейль Молотова», это специальный состав, с запалом… А у вас просто бутылки с бензином!
Потом вдруг из Города пришел обшарпанный самосвал, груженный серо-пористыми бетонными блоками. Водитель, молодой парнишка в замасленной спецовке и с алаповатым пистолет-пулеметом «Волк» местного производства на шее, пружинисто выпрыгнул из кабины:
- Маршалла! Кто здесь за старшего?
- «За старшего» был твой дед, оттого и помер! – оскорбился Альберт. – Я лейтенант отдельной роты территориальной…
- Ладно, ладно! – отмахнулся водила. – Я вам бетонку привез, от брони улицу перекрывать! Только разгрузить не удастся, у меня подъемник не работает, гидравлика сдохла… Если надо, я мухой за краном!
- Стой, Муха, - удержал его Альберт, который наконец начал немножко походить на командира. – Поставишь свой «пепелац» поперек улицы! Танк это, конечно, не остановит, но хоть задержит... А сам со своей «мясорубкой» - давай, на оборону!
- Я вообще-то просто водила…
- Так значит? А я думал, ты мужчина!
- Понял. Слушаюсь, лейтенант!
***
Перекрытая самосвалом улица, несмотря на всю призрачность такой «баррикады», сразу перестала представляться беззащитно открытой. У машины в качестве блок-поста остались Ахмед, парикмахер Мага, инженер Аслан, водитель Муха и лейтенант Альберт. Гранатометчиков командир рассадил по подъездам ближайших домов.
Удобнее было бы разместить их в окнах на уровне второго-третьего этажа, но ломиться в квартиры никто не решился. Зато на крышах вместе с наблюдателем Вахой расположились еще несколько автоматчиков, им предстояло играть роль снайперов, если/когда покажется пехота противника. В пустовавшей, вероятно, еще с советских времен дворницкой облезлой шестиэтажки в конце улицы санинструктор Мадина с помощью местных женщин поспешно разворачивала пункт для приема раненых.
Оборона, какой бы хлипкой она не казалась, выстроилась удивительно быстро. Более того, к отряду стали присоединяться местные мужчины с собственными «стволами». Один старик принес на плече пулемет Дегтярева с ржавым блинообразным магазином сверху, совершенно антикварного вида.
- Бойцы, без моей команды не стрелять! – напутствовал людей лейтенант Альберт. – Может, ОНИ сами назад повернут… Я эфир послушал – у НИХ там непонятки не хуже наших, начальство только матом кроет и орет: «Проверять документы и изымать оружие!» Ну, оружие мы ИМ не отдадим, а если хотят живыми убраться – пусть разворачиваются!
- Лейтенант, ты реально думаешь, что танк или БТР от нас развернутся? – скептически поинтересовался Ахмед.
- В танке и БТРе тоже люди сидят… Они могут развернуться.
Ахмед только покачал головой. Его знаний о войне, почерпнутых преимущественно из рассказов стариков, книг и фильмов, вполне хватало, чтобы ждать худшего.
К звукам незатихавшего боя теперь отчетливо примешивался надсадный рев двигателей бронетехники. Растрепанные еще в предместьях, расстреливаемые с десятков организованных и неорганизованных позиций, рассеиваясь в лабиринте улиц, штурмовые группировки Войск все же упрямо пробивались к центру, к Президентскому дворцу – к своей основной боевой задаче. Война накатывалась на Город, властно забирая себе его пространство, чтобы уже не отдать обратно.
- Лейтенант, ОНИ идут! – загробным голосом доложил по мобиле «челнок» Ваха. – Завернули с Коминтерновской… Танки! Один, два… Три или четыре танка, по ходу. Пехоты вроде нет. Пока все.
- Может, это наши «коробочки»? Танкового полка? – судорожно уцепился за надежду Альберт.
- Ты когда-нибудь видел столько наших танков сразу?
- Видел, на параде… Ладно, лучше страшный конец, чем страх без конца! - исполнился отчаянной решимости лейтенант. - Рота! Передать по постам… Все к бою! Ждем команды…
Передний Т-72 надвигался с лязгом и ревом, дробя мощными траками гусениц старый асфальт, окутываясь смрадными выхлопами дизеля. Широкий, приземистый, грязно-зеленый своей защитной окраской и весь заляпанный грязью, он показался Руслану поразительно и неуловимо знакомым…
Откуда? Ахмед не служил в армии и с мальчишеских лет особо не интересовался военной техникой! Его занимало иное… Понимание пришло вдруг, снова отстраненное, словно из параллельной реальности.
Фильмы! Да, старые советские фильмы про войну. В них роль немецких «панцеров» всегда играли изделия отечественного танкопрома, неумело «загримированные» фанерой и листовым железом. Но этот широкий танковый лоб между двумя подвижными гусеницами был тот же, только без плиток динамической брони…
Командирский танк угрожающе опустил 125-мм ствол своей длинной гладкоствольной пушки по курсу, так, что зловещее широкое дуло смотрело прямо в глаза. Но позади его башни мерно покачивались в такт хода поднятые в походном положении орудия остальных танков.
В движении многотонной брони чувствовалась не только ее созданная злым человеческим гением сила, но и растерянность громоздких динозавров, заползших в незнакомую им каменную чащу. Или это была растерянность тех, из плоти и крови, кто сидел во чреве боевых машин, и кому «отцы-командиры» не удосужились «довести»: сражаться ли, нет ли…
- Не стрелять первыми, - охрипшим голосом повторил ротный Альберт. – Не стрелять… Им наши «мухи» как…
Он не закончил. Додумывать в его словах было особенно нечего.
Передний танк взревел двигателем, выпустил вверх две струи прозрачного сизого дыма и остановился почти перед самой «баррикадой». Остальные неумело, наползая друг на друга, повторили этот маневр. Затем гулко лязгнула железная крышка люка. На башне передней машины появилась по пояс отчетливо рисовавшаяся на фоне закатного неба фигура командира, круглоголового в своем ребристом шлеме.
- Не ст… - совсем ошалело пробормотал рядом Альберт, и снова не договорил.
- Эй, мужики, вы здесь милиция или кто? – окликнул с высоты звонкий, совсем молодой голос. – Чего маршрут выдвижения перегородили?! Убирай давай…
- Аллаху Акбар!!! – истошно завопил вдруг Мага-парикмахер, и автомат в его руках вздрогнул истерической дрожью, выплевывая короткую очередь.
Один из патронов оказался трассирующим. Ахмед отчетливо видел, как «светляк» уперся в грудь танкиста и тотчас продолжил свою смертельную траекторию в небо, выйдя со спины… Неуклюжее тело мешком сползло в люк.
Это было началом войны.
- В укрытие! – заорал ротный Альберт и уже в прыжке закончил свой приказ:
- Огонь!!!
Ахмед, стоявший ближе всего, был единственным, кто услышал это.
Потому что улица взорвалась. Со всех сторон по танку били «мухи», разлетаясь на броне фонтанами огненных брызг.
В азарте боя никто не вспомнил наставлений Альберта стрелять по ходовой части танка… Автоматчики с крыш лупили длинными очередями, из окон летели бутылки с зажигательной смесью (кто же метал их из квартир, неужели те местные мальчишки?).
Жалко лопались от взрывной волны и сыпались серебряным дождем оконные стекла.
Расстреливаемый почти в упор, Т-72 пятился задним ходом. Он был еще жив, он не сдавался! Возле ствола пушки бабочкой затрепалось пламя – экипаж бил из спаренного с ней пулемета ПКТ. Пули с противным лязгом прошивали кабину«баррикадного» самосвала, выбивали из бетонных блоков в кузове крупную крошку. Стрелок с федерального танка видел перед собой только эту цель, и ей отдавал долг своей последней ярости…
Ахмед укрылся за ближайшим углом и любопытно высунул голову. Он следил за боем, словно на киноэкране. Барабанные перепонки ломило от адского грохота, и он аккуратно прислонил свой «калаш» к стене и зажал уши ладонями, чтоб было удобнее смотреть. Он не выстрелил ни разу. Но разве стреляют зрители в кинотеатре?
Молодой командир Альберт смело выскочил откуда-то прямо под огонь; на плече у него лежал в боевом положении РПГ-7. Длинная, похожая на стрелу головка тандемно-кумулятивной гранаты обратилась в сторону цели… Альберт «рыбкой» метнулся в укрытие, дымный след уперся под башню танка…
Ахмед был уверен, что сохранил слух только благодаря зажатым ушам. Впрочем, как выяснилось, несмотря на несколько легких контузий, от взрыва никто в отряде не оглох…
Фонтан ярко-оранжевого пламени вырвался вверх из люка на башне танка. Затем в протуберанце огня следом попыталась подняться и вся башня, но грохнулась на место и только скособочилась, удержанная своим весом и прочностью опорного кольца.
- Боезапас детонировал, абзац танку! – крикнул в ухо Ахмеду, оторвав его ладонь, инженер Аслан. Оказывается, он все время был рядом.
- Остальные уходят, - уже спокойнее пояснил Аслан отдаляющийся лязг и грохот. – А что им еще делать? Подбитый им улицу перекрыл…
***
Смеркалось, но на улице, освещенной отсветами пламени, пожиравшего поверженного броневого гиганта, было светло и огненно-кроваво. Разгоряченные боем и окрыленные победой, ополченцы собрались позади своей символической баррикады. Все что-то кричали, и каждый не слышал другого, стараясь скорее высказать свое, выпустить наружу напряжение и восторг первого боя. Парикмахера Магу все хлопали по плечам, обнимали, поздравляли, как главного героя. Как он «снял» с башни танкиста видели все, и в воспаленных умах это выглядело залогом победы. Пожалуй, один Руслан понимал, что по-настоящему отличился только лейтенант Альберт, нанесший танку единственный смертельный удар. Что же до убийства доверчиво высунувшегося из башни русского, то в глазах Ахмеда это было отвратительно. Но, видимо, на войне какие-то особенные представления о должном, и он держал свое мнение при себе…
Среди пляшущих, обнимающихся, кричащих бойцов Ахмед с трудом отыскал командира. Тот стоял у стены, скрестив руки на груди, и наблюдал за этим торжеством победителей местного значения с отрешенным видом.
- Ты мужчина, командир! – похвалил юношу Ахмед. – Я видел, как ты разобрался с танком.
- А, видел? – Альберт, словно через силу обернулся к нему. – И чего?
- Как, победа же…
- Наоборот бы не вышло! Договариваться надо было, чтоб танки сами ушли. Я б того танкиста закошмарил… или уговорил. А сейчас, если по уму, танкисты подкрепление вызывают. Мотострелков, если по уму. Ну, пехтуру мы, наверное, отобьем… если ее не сильно много будет. А полезет десантура или вэвэшники? Их не только ломом плац подметать и койки тапочкой отбивать учили. Они, по крайности, стрелять умеют… А ты-то умеешь? – командир вдруг остро посмотрел на Ахмеда в упор, и тому стало стыдно перед этим честным молодым парнем, искренне считающим себя офицером и пытающимся защищать Город.
- Я тоже умею. Если от этого польза есть. Ты увидишь.
С хрипом ожила «моторола» на груди у лейтенанта Альберта. Челнок Ваха докладывал со своего «скворечника»:
- По ходу, мы два танка выбили, братья!! Там, следом за первым, который горит, второй тоже стоит! Люки нараспашку, признаков жизни не подает.
- А башенный пулемет что?
- Турель пустая… Сорвало взрывом, по ходу, или вообще не стояло.
У Альберта внезапно вспыхнули глаза.
- Они его бросили! – возбужденно закричал он. – Бросили и удрали! Решили, что тоже подбиты, под броней в бою так бывает…
- А вдруг засада? – попытался вставить слово Ахмед.
- Какая засада, с чем? – отмахнулся молодой ротный. – У них сектор обстрела перекрыт… Да удрали они, я чувствую! Если нам удастся завести эту «коробочку» и применить ее в качества подвижной… да хоть в качестве неподвижной огневой точки, наши шансы резко полезут вверх!
Вернуть относительный порядок в ряды защитников Веселого удалось далеко не сразу, а потом, когда Альберт сообщил им о втором танке, порядок восстанавливать пришлось снова. Но в итоге люди были готовы слушать и действовать.
- Кто-нибудь знаком с вождением танка? – без особой надежды спросил лейтенант.
- Нас на «военке» учили, - к всеобщему удивлению, довольно уверенно ответил инженер Аслан. – Не на таких, на Т-55 еще… Но рычаги, они и есть рычаги! По крайней мере, могу попробовать.
Через обходные переулки выдвинулась «танковая группа» в составе самого Аслана, водителя Мухи (потому что водитель), немолодого местного жителя, когда-то работавшего трактористом в совхозе «Родина»
(потому что Альберт наотрез отказал Маге-парикмахеру, бросив на него откровенно ревнивый взгляд) и трех бойцов прикрытия.
Даже без приказа заняв боевые места, защитники Города напряженно ждали. Лишь только смолкли ликующие крики и праздная болтовня, появилось к чему прислушиваться. От этого победный настрой быстро выветрился. Город был охвачен боем! Более сведущее ухо разобрало бы во вселенской какофонии приглушенного рева и грохота работу пехотного оружия и тяжелого вооружения, вой двигателей бронетехники и авиации…
Для неопытных ополченцев из Веселого поселка это было просто абсолютной картиной ВОЙНЫ, долго стучавшейся в их жизнь, и наконец пришедшей в своем разрушительном и ужасном великолепии. Они никогда не боялись ее раньше, ведь какой же мужчина из Республики не рождается воином, не учится стрелять? Так говорили старшие, и так повторяли они. Тогда они просто не знали. Война пришла. Она была страшной, и не было стыда в том, что страх ледяной змейкой проскальзывал за воротник, змеился между внезапно взмокшими лопатками.
Стыд был в том, чтобы показать это своим.
«Танковая группа» возвратилась неожиданно быстро. Аслан и Муха пинками подгоняли перед собой невысокого щуплого паренька в запачканном машинным маслом бушлате. Сбившийся на спину танковый шлем обнажал коротко стриженную светловолосую голову, жалко и искательно вертевшуюся туда-сюда… Но даже без танкистского снаряжения, даже без выдававших чужака светлых волос, по особой подавленной и зажатой, словно в опасении удара, манере сразу было видно пленного.
- Так-так, и кто это удостоил нас своим незваным посещением? – со зловещей радостью воскликнул парикмахер Мага, бросаясь навстречу пленному. – Желаете парикмахерские услуги, молодой человек? Я тебя сейчас так постригу-побрею, свинья…
Он сграбастал паренька за ворот и отпустил ему такую затрещину, что тот полетел с ног. Окружавшие ополченцы злорадно захохотали. Страх и неуверенность искали убежища. Жестокость предоставляла его примитивно и ненадежно, зато так легко!
Лейтенант Альберт не без труда раздвинул толпу своих подчиненных… или уже не подчиненных?
- Что танк? – спросил он.
- Танк мертвый, - развел руками инженер Аслан. – Движок мертвый, сдох. Без движка он - мишень…
- Сам знаю.
Вперед задиристо выскочил водитель Муха.
- Смотри, кого мы зато взяли! – возбужденно закричал он и отвесил сжавшемуся пленному увесистого пинка. – Мы в люк, а он там сидит, стартер дергает… У нас из-под носа танк угнать хотел, гад! Вытащили его прям за шкирку!
- Мало вместо танка, - разочарованно проговорил Альберт. Но все же наклонился и потянул пленного за шлем:
- Эй, на меня смотреть!..
Тот поднял густо перепачканное черным лицо с очень светлыми испуганными глазами и струйкой розоватой «юшки» из разбитого носа. На вид танкист был совсем пацаном, типа тех, что бегали с местными ребятами по улицам Города, пока там не стали считаться, кто горец, а кто нет. Наверное, не старше 18-19 лет, подумалось Ахмеду. Правильно: 18 лет – призыв, потом три месяца – учебка, а потом уже можно в танк и в бой!
- Имя, звание, часть, боец! – прикрикнул на пленного Альберт. Тот вздрогнул, как от удара.
- Он не может отвечать, контуженный он, наверное, - негромко проговорила санинструктор Мадина, незаметно выбравшаяся со своего импровизированного медпункта и присоединившаяся к остальным.
- Ага, контуженный, все знают: его в роддоме на пол уронили, когда доставали! – напустился на нее Мага-парикмахер. – Сопли не распускать, доктор Айболит!!!
Лейтенант Альберт встряхнул пленного и повторил вопрос со сталью в голосе. Парнишка часто заморгал и ответил чуть слышно:
- Рядовой Пятеркин… Танковый батальон 129-го мотострелкового полка…
- Какими силами располагает наступающая группировка противника… то есть ваших Войск?
- Откуда мне знать, я ж мехвад простой…
- Каковы боевая задача и объекты наступления федеральной группировки?
- Не знаю…
- Вот не надо врать, военный! – Альберт угрожающе взял танкиста за подбородок и заглянул ему в глаза. – Мне не надо врать! Как ты можешь не знать направления, если сам сказал: ты механик-водитель! Как ты танк вел?!
- Мы взводной колонной шли… Старлей вел, на командирском… Он знал… наверное.
- А почему ты с остальными из танка не сбежал?
- Я завести думал… Нельзя боевую технику оставлять… Беречь надо, по уставу…
Пленный еще ниже опустил голову, так, что стали видны свалявшиеся короткие волосы на макушке. Он мелко дрожал, от холода ли, от страха… Ахмед протянул руку, надел ему на голову сползший шлем – и тотчас обжегся о несколько злобных, ненавидящих взглядов.
- Ладно, из этого контуженного слова больше не вытянешь!, - исполнился решимости молодой ротный. – Надо его в штаб сектора отправить, пусть там допрашивают. Эй…
Лейтенант запнулся, словно подавившись словами. Ему в грудь, прямо в толстый белый норвежский пуховый костюм, уперлось тупое дуло автомата Маги-парикмахера.
- Ты чего тут раскомандовался? – негромко спросил Мага.
- Ты… Я…- Альберт порывисто схватился было за рукоять своего «стечкина», но на его руках вмиг повисли несколько недобро похохатывающих бойцов. Никто не посмел придти на помощь командиру. Даже рассудительный инженер Аслан как бы случайно повернулся спиной, снаряжая магазин автомата. Ахмед понял: пока его внимание было поглощено допросом, в отряде созрел заговор, власть меняется.
- Ты – дырка от … бублика, - с издевательской улыбкой процедил Мага, приблизившись к лицу бывшего командира почти вплотную. – Ты чужой, ты слабак, тебя нам навязали, ты не можешь вести людей. У нас, братья, у горцев, как всегда бывало? – это было обращено уже к одобрительно слушавшему отряду; у бывшего парикмахера, оказывается, был неплохо поставленный голос оратора. – Главным должен быть самый смелый, самый уважаемый, самый удачливый в бою… И самый жестокий, потому что без этого не будет войны! Ты такой? Он такой, я спрашиваю, братья?
- Нет. Нет! Нет!!
- Кто из нас такой, братья?! Кто будет командиром?
- Ты, Мага! Мы все тебя знаем! Ты русского завалил, танк подбил! Ты наш командир!!
Бывший парикмахер сделал широкий театральный жест руками и низко, но с достоинством поклонился. «А из него вправду может получиться командир, - подумал Ахмед. – Только не в отряде, не у ополченцев. В стае…»
Свергнутый с командирской должности лейтенант Альберт с перекошенным бессильной яростью лицом рванулся раз, другой из державших его сильных рук, понял: все напрасно, и с отчаянием свесил голову. Почти как пленный танкист, подумал Ахмед.
- Сюда мне эту жертву аборта! – между тем ледяным голосом распорядился Мага, указав на пленного русского. Водитель Муха (принявший на себя роль подручного нового главаря) и еще один парень из отрядной молодежи рывком поставили танкиста на ноги и подволокли к Маге.
- Значит, тебе приказали, ты только устав свой выполняешь? – спросил парикмахер вкрадчиво, словно осведомлялся у клиента о фасоне или сорте одеколона.
- Приказали… Присяга… Устав… - почти шепотом ответил парнишка, которого совсем не ввел в заблуждение мягкий голос Маги.
Мага бросил на пленного пытливый взгляд, и вдруг резко мазнул пальцами по его щеке, на которой едва пробивался светлый пух:
- Почему небритый, раз так устав уважаешь? Солдат должен быть опрятным. Так, кажется, в уставе написано, братья?
Предвкушая потеху, отрядная молодежь радостно оскалилась. Ахмед, которому было бы неприятно зрелище глумления даже над настоящим врагом, а этот мальчишка никак не укладывался у него в понятие: «враг»(чем-то на Вовку Воинова похож!- внезапно вспомнился друг детства) протиснулся вперед.
- Э, Мага, ты чего задумал?!
Тот резко обернулся, на его узком лице было что-то от небольшого, но опасного хищника:
- Заскучал я по своей мирной профессии, брат. Я просто побрею клиента (в руке у Маги вдруг тускло блеснуло «золингеновское» лезвие опасной бритвы), просто побрею… А вот и пенка!!!
Мага втянул воздух, и смачно, с зеленой соплей, харкнул танкисту в лицо. И тут произошло то, чего не ожидал никто, ни сам Мага, ни Ахмед, ни столпившиеся бойцы, ни даже безжалостные духи мести, витавшие где-то поблизости. В узкой груди солдатика родился отчаянный визг: «Су-у-у-ука!!!», и, резко мотнув головой, он попытался ударить ей своего оскорбителя. Муха и другой боец крепко держали пленного, да и реакция у Маги была отменная, но, чтобы увернуться, ему пришлось отшатнуться назад – движение, не особенно повышающее престиж новоизбранного командира!
Чей-то удар кулаком моментально превратил левый глаз пленного в быстро вспухающую багровую опухоль, но Маге этого было недостаточно. Его охватила ярость; ярость у этого человека была особой – ледяной.
- Держите, братья, чтоб не вырвался! – предупредил он, поигрывая «золингеном», и цепко ухватил ловкими пальцами парикмахера короткие волосы пленного.
- Фенимора Купера про индейцев читал? – осведомился он у солдатика. Тот выпучил единственный действующий глаз с безмерным изумлением:
- Чего?!
- Сразу видно, не читал. Деревня, куда тебе книжки читать. Так вот, индейцы снимали с пленных скальпы. Вот так надрезали, (тут он провел пальцем вокруг черепа солдатика, чтобы насладиться его ожиданием пытки), а потом тянули за волосы, и оп-па! Кожа у них в руке!
Солдатик все понял. Он изо всех сил принялся вырываться, замолотил ногами в нелепых кирзовых сапогах, напряг шею, пытаясь освободить голову (напрасно, Мага держал крепко), и только не мог оторвать взгляда от неторопливо приближавшегося острого лезвия. Самым страшным было, что ни слова, ни напрасной просьбы не вырвалось из его обветренных губ: то ли ужас перехватил горло, то ли это было иное, а что – не доставало времени понять… Вместо пленного вдруг истошно закричал лейтенант Альберт, удержать которого самочинным конвоирам было куда труднее (навалились уже четверо):
- Не сметь!!! Пленного – не сметь!! Вы трусы! Пленного! Нельзя!!! Вы шакалы!
- Мы волки, мы режем свинью, - коротко обернулся Мага. – Мы хищники. Мы воины, и мы победим! Шакал и трус ты.
- Застрелите же его кто-нибудь!!! – застонал Альберт. По его лицу текли самые настоящие слезы.
- Магу или пленного?
- Обоих!!!
Остро отточенное лезвие поползло у пленного от уха ко лбу, по чумазой щеке побежали красные струйки… Солдатик не застонал, а завыл, тоскливо и безнадежно, как воет почувствовавшее смерть животное. Но он-то как раз был больше человек, чем те, кто рвал его стаей! Ахмед отчетливым движением, как учили на уроках НВП, передвинул предохранитель в режим одиночного огня, взвел затвор автомата, быстро вскинул его к плечу и нажал на спуск. Можно было почти не целиться – было близко.
Голова пленного солдатика резко мотнулась назад, вместо уцелевшего глаза зияло входное отверстие пули, с затылка, забрызгав вблизи стоявших, разлетелись кровь и мозги.
Бритва со свистом отлетела и в полете просекла скулу водителю Мухе.
- Ау-у-у-у-у!!! Ва-а-а-а!!! – завыл Мага, схватившись за простреленную правую кисть, помахивая ей в воздухе и вертясь на месте в каком-то безумном приплясывающем танце боли.
Только потом тяжело рухнуло вперед тело пленного, которое перестали держать опешившие конвоиры.
Ахмед уставился на едва заметную струйку дыма, вызмеившуюся из ствола. Она игриво поплыла вверх и растворилась, не достигнув неба. Как душа, в которой нет веры.
Лейтенант Альберт с ненавистью стряхнул враз ослабевшие руки приспешников Маги. Выхватил наконец свой «стечкин». Стремительно шагнул к бывшему парикмахеру, который уже перестал крутиться и с позеленевшим лицом пытался зажимать раненую руку коленями. С размаху ударил его по голове рукояткой пистолета («Вот тебе анестезия!»); получилось глухо и гулко, как по дереву. Обернулся, окруженный молчанием еще не пришедших в себя ополченцев, и заговорил со злым презрением, с мальчишескими слезами, путаясь в словах:
- Вы больше не бойцы! Неподчинение приказу… Мятеж в военное время! Трибунал вас ждет! Вы бандиты, вами не может командовать офицер Регулярной армии Республики... Это бесчестье! Я ухожу…
- Подожди, Альберт, - Ахмед впервые назвал сокрушенного офицерика по имени. – Я тоже ухожу. Я с тобой.
***
- Я вернусь с подразделением военной полиции Республики, и тогда посмотрим, кто командир! – запальчиво и обиженно, словно мальчишка перед дракой, говорил Альберт, пока они шагали по обезлюдевшим и быстро темневшим соседними улицами. – Дядя Джо четко заявил: либо у нас будет регулярная армия, либо никакой! А этого козла с бритвой я лично пристрелю!
- Мне кажется, ты его и так достаточно наказал, - заметил Ахмед. – И знаешь, лейтенант, мы с тобой не можем этого принять, но, кажется, Мага во многом прав…
- Да в чем может быть прав бандит и мятежник?!
- В том, что если мы хотим победить, придется воевать так, как говорит он.
- Как?! Пленных резать? Наплевать на субординацию и выбирать главарей на сходке, как дикие абреки?! Как заявил дядя Джо… президент Республики, я хотел сказать…
- Я знаю, что ты хотел сказать. Регулярная армия, дисциплина, парады в белых перчатках… Еще эта… Женевская конвенция.
- Именно! Мы – цивилизованный народ, народ тысячелетних воинских традиций…
- И по этим традициям предки как раз сами выбирали своих вождей. Я понимаю, Мага со своей бритвой не похож на легендарного джигита, в отличие от дяди Джо. Но я чувствую – будущее этой войны за такими, как этот чокнутый парикмахер…
- Так какого же шайтана ты тогда поперся со мной, а не остался с этими отморозками, а?! – глаза молодого офицера сверкнули неподдельной ненавистью, и Ахмед спокойно предположил: «Сейчас пристрелит меня вместо Маги-парикмахера. Ему очень хочется кого-нибудь пристрелить». Но Альберт только сделал рукой в воздухе несколько сокрушительных, но бессмысленных рубящих движений и подавленно замолчал.
- Я пошел с тобой потому, что тоже не могу принять всего этого… звериного стиля! Понимаю, что он необходим, но согласиться не могу. Лучше запишусь в твою Регулярную армию, ведь с детства все твердили: мужчина должен послужить… Вот, дозрел к тридцати годам с лишком.
Альберт, отчетливо видимый в темноте в своем белом норвежском камуфляжном костюме, невесело улыбнулся и протянул Ахмеду руку:
- Тогда добро по…
Звук выстрела снайперской винтовки Ахмед домыслил уже потом. Зато запомнился отвратительный чавкающий звук, с которым национальный флажок на шерстяной шапочке лейтенанта вдруг лопнул тягучим выплеском крови, обдавшим лицо веером теплых, маслянистых, противных брызг…
Инстинкт зверя, готового до конца драться за выживание, наверное, существует в каждом. Мертвое тело лейтенанта, похожее на огромного белого паяца, еще падало, а Ахмед «рыбкой» метнулся под единственное доступное ему сейчас прикрытие: невысокий бетонный парапет тротуара.
Затем, пластаясь по земле, сделал несколько змеиных движений всем телом, переместившись так, чтобы труп Альберта стал ему дополнительным бруствером. И только потом, выставив поверх ствол своего АК-74, веером выпустил вслепую в направлении предполагаемой позиции вражеского снайпера весь магазин. Его первые выстрелы на этой войне…
---------------
Старший прапорщик Сводного парашютно-десантного полка Голубок матерно выругался и вытер пальцем запотевший наглазник оптического прицела СВД.
- Вот чурка гребаный! Шустрый… Еще и стреляет!
С позиции, которую снайпер занял на обгаженном его крылатыми тезками чердаке ближайшей пятиэтажки (походя закинув ребристую «эфку» в приоткрывшуюся было дверь одной из квартир), улицу было бы видно отлично, если бы не сгустившиеся сумерки. Дорого бы он дал сейчас за прибор ночного видения! Но того, что придется сражаться в темноте, «мудрое» командование не предусмотрело… Как, похоже, не предусмотрело вообще ничего!
Смутно белело тело убитого им боевика. Только тупой и чванливый «овцелюб» мог вылезти в городской бой весь в белом! Голубок всей душой ненавидел кавказцев… Хотя бы потому, что они «нерусские», для него хватало этого объяснения. Своих соотечественников русских он тоже не любил, как не любил всех людей, кроме себя – иначе почему бы он стал снайпером?
Но с ненавистью к кавказцам мешалось чувство плохо скрытого опасения. Кавказцы были опасны. Опасны своей врожденной воинственностью. Которую только что продемонстрировал этот невзрачный боевик, каким-то чудом определивший направление огня и давший «ответку». И все-таки Голубок имел над ним все преимущества и не хотел прерывать дуэль без победы. Тем более, это было лишь делом времени…
----------
Ахмед сжался в комок за «поребриком». Почему-то лезло на ум это смешное словечко, запавшее в память со времен гастролей в Ленинграде. Вдруг остро, безнадежно, до воя затосковалось по тем далеким временам, казавшимися из охваченного войной Города такими счастливыми! Беззаботные тусовки, выступления на скрипучих подмостках районных ДК, и зал, отвечающий музыке как один человек! Потные упругие девчонки (пока Нинка не видит!Ну, точнее делает вид, что не видит...) и бурый портвейн под дешевую копченую корюшку на квартирниках… И все вокруг - друзья, друзья, и, наверное, дружба даже крепче от того, что один с Кавказа, другой – из Питера, третий – из Москвы. Ведь такие разные – вместе, и музыка их язык!
«Вот ты и погиб, - мрачно сказал внутренний голос. – Раскис и погиб!»
- Хрена! – ответил Ахмед внутреннему голосу и, прижимаясь к леденящему даже сквозь пуховик асфальту, сменил магазин.
Холодно… Так недолго и воспаление легких заработать, в осажденном-то Городе это будет просто сплошное удовольствие! Сейчас еще одна очередь – и бросок вон туда, в спасительный черный зев подворотни. Спустилась вечерняя темнота, она – союзник Ахмеда, снайперу плохо видно. Ведь в армейском снайперском снаряжении нет ночного прицела… А если есть?
«Вот сейчас и узнаешь!» - съехидничал внутренний голос.
Улицу вдруг залило совершенно мирным, ярко-желтым электрическим светом! Вспыхнули фонари, густо засветились окна домов (некоторые тотчас стали гаснуть – перепуганные жильцы спешили снова скрыться в темноте)… Какой-то идиот или провокатор на Городской электросети вздумал провернуть рубильник!!
Снейперская винтовка сразу же радостно кашлянула. Ахмеда сильно дернуло за ногу, и он судорожно поддернул ее, ожидая боли… Боли не было. Вместо нее сразу ощутимо захолодило пятку. «Каблук отстрелил, сволочь… чоперы совсем новые... в Москве купил... »
Теперь, на свету, как на ладони у врага, оставалось только лежать, свернувшись в позе имбриона, укрываясь парапетом и телом Альберта. Ахмед видел его мертвые глаза. Оказывается, писатели красиво врали, что в глазах мертвеца могут остекленеть его последние чувства. Это были просто мертвые глаза. «У меня будут такие же…»
…Приближался рев двигателя. Не танковый, сопровождаемый лязгом и грохотом железа, а более походивший на мощный автомобильный. «БТР, наверное… Вот и все!» Интересно, русские солдаты в курсе, как ополченцы поступили с их пленным товарищем? И – это был единичный случай, или система? «Не помешала бы ручная граната, сейчас рвануть чеку – и на небо!» Но гранат-то у Ахмеда как раз не было: пропустил свою очередь, когда раздавали…
14,5-мм пулемет КПВТ с башни невидимого Ахмеду БТРа взревел, как иерихонская труба, и сверху посыпались обломки кирпича и штукатурки. Часто застучали автоматы, и в гортанных криках стрелков он узнал родную речь!
Доворачивая круглую башню, по улице катился темно-зеленый бронетранспортер, на борту которого была отчетливо видна эмблема – силуэт лежащего волка. Укрываясь за его броней, десятка полтора увешанных оружием бородачей в камуфляже увлеченно стреляли куда-то вверх.
------------
Прапорщик Голубок кубарем слетел с изрешеченного чердака по лестнице, наскоро протер кулаками запорошенные штукатурной крошкой глаза:
- Чурбанье, мать их… Как тараканы повылезли!
Подхватил винтовку и, скача через три ступеньки, бросился вниз. Скорее, пока противоснайперская группа не отрезала путь отхода через дворы… Но, кажется, уже поздно: внизу, на лестничной клетке второго этажа послышалось какое-то шевеление.
- Врешь, не возьмешь,бля!!!
Вниз полетела очередная круглая «эфка», гулко разорвалась, разбрызгав сотни рикошетящих смертоносных осколков. Хорошо, самого не задело, укрылся. Теперь – бегом туда, СВД к плечу!
Кровавая лужа на грязном кафеле. Кишки… Воняет! Лицом вниз лежит искромсанное взрывом тело, лоскутья темной юбки в крови. Баба. Старуха… «Туда и дорога!»
Выскочив в окно, Голубок заячьими прыжками бросился в глубину двора, не зная дороги, наудачу. Удача была. Вслед не раздалось ни одного выстрела, хотя так грохотало по всему Городу.
«Ну, гады, вы меня еще попомните!!»
--------------
- Вы кто, братья? – спросил Ахмед, вытирая с лица застывшую кровь Альберта.
- Мы – Абхазский батальон! – гордо ответил старший прибывшего отряда, бородатый, как все, и несмотря на холод, носивший бархатный зеленый берет с блестящей кокардой, - Ты должен нас знать!
- Да…
- Становись в строй! – повелительно скомандовал щеголеватый бородач, - Задержались мы с тобой тут… За мостом наши роту этих свиней окружили, надо успеть, а то без нас добьют!
- А… мой друг? – Ахмед показал на тело Альберта. – Как же с ним?
- Иншалла. Пусть так полежит, потом заберут. Сам виноват – кто ж в городе в зимнем камуфляже воюет? Воевать совсем не умел…
- Он русский танк подбил.
- Тоже мне, достижение… Я тоже подбил! Многие подбили! Их танки теперь по всему городу горят. Становись в строй, я сказал!
***
Ротная колонна Сводного парашютно-десантного полка Войск попала в засаду в проклятом ущелье улицы. Передняя и задняя боевые машины были подбиты из гранатометов, остальные, не имея места для маневра, беспомощно наползали друг на друга, сталкивались… Снайперы Абхазского батальона, бившие с крыш, поражали каждого десантника, неосторожно высунувшегося из-за брони. Пулеметы мели вдоль улицы свинцовой метелью, из окон летели гранаты и бутылки с «коктейлем Молотова». От пламени горящих БМД на улице стало светло, как днем. С каждой минутой десантная рота теряла людей. Крики и стоны раненых, о которых невозможно было позаботиться под шквальным огнем, леденили кровь солдат и отнимали волю к борьбе. Их отчаянные радиопризывы о помощи в штабах не слышали, или делали вид, что не слышат. Все слабее становился ответный огонь десантников, который им, расстреливаемым, как мишени в тире, приходилось вести наугад… Не было слышно команд офицеров. Остался ли в живых хоть кто-то из них? - задавался отчаянным вопросом каждый десантник, лихорадочно набивая магазин последними патронами.
Ахмед занял боевую позицию за истертым колесом БТРа и порой вбивал в жестокую композицию боя резкие ноты своих очередей. Удивительно, но стрельба вдруг начала угасать, стала реже… Есть в огневом бою такая критическая точка, когда решается вопрос жизни и смерти!
- Эй, десантура! Десантура, бля!!, - закричал, сложив ладони рупором, бородач в красивом берете, который зачислил Ахмеда в свой отряд, - Сдавайтесь в плен! Слышь, у вас все равно патроны кончаются! Сдавайтесь, русские!!
Стрельба стихла бы совсем, если в горящей БМД периодически не рвались бы патроны. Ахмед напряг измученный слух. С врагами его разделяла какая-нибудь сотня метров, может – чуть больше, а может и меньше: таков городской бой! Кажется, до него долетали отрывки каких-то слов, едва различимых среди других шумов. Там, среди разбитых БМД и свисающих с брони тел, кто-то спорил? Кто-то говорил другим?
-----------
- Нас подставили, пацаны, - сказал старший сержант Недоспасов тем, кто еще мог слышать, - Генералы в Москве подставили, гандоны дутые… Командиры подставили, суки… Подставили, как лохов, и мы в жопе мира. Но мы не лохи. Мы – русский десант. Десант никогда не сдавался, пацаны!
- А может, Серёнь, все-таки…
- Никаких все-таки, баклан!! Черные пленных пидарасят и глотки режут, ты в курсе?
- Все равно ж ни одного шанса нет!!!
- Шансов нет. Надежда есть! Она у каждого. Ну, приготовиться к атаке…
-----------
- Ура-а-а! - вразнобой закричали несколько десятков мальчишеских голосов.
В чем - в чем, а в мужестве этим парням отказать было нельзя. Веером расстреливая от живота последние патроны, склонив кроваво сверкающие бликами огня ножевые жала штыков на автоматах, они выпрыгивали из-за своих побитых БМД и бросались вперед, прямо под огонь защитников Города. Неуклюжие, хромающие, непомерно толстые от старых бронежилетов поверх бушлатов, казавшиеся от этого неправдоподобно тонконогими, в круглых касках, знакомых каждому по фотографиям в книжках «про войну»… Не ожидавшие прорыва боевики на мгновение опешили и подарили этой последней атаке несколько шагов. Кто-то даже успел бросить наступательную гранату… Но только одну.
Шквал огня снес, повалил, покатил, словно поземкой, фигуры атакующих десантников. Все до единой. Это заняло, быть может, несколько секунд. Ахмед успел только выпустить короткую очередь и, кажется, она ушла вверх. Последний десантник упал всего в нескольких шагах от него, будто споткнувшись и в падении вытянув вперед перепачканные руки в нитяных перчатках с отрезанными пальцами… Из-под обвода каски поползла глянцевая темная лужица.
- Не сдались, дураки… Щенки, свинята! – отчаянно выругался щеголеватый бородач из Абхазского батальона. – Кому они что доказали, а?! Какой шайтан их сюда звал?!
Он повернулся к своим людям и коротко махнул рукой:
- Вперед, братья! Почистим.
Среди неподвижно распростертых или еще шевелящихся тел десантников замаячили деловитые фигуры покинувших свои огневые позиции защитников города. Они подбирали оружие, боеприпасы, собирали все, что могло еще пригодиться им. Редко стучали одиночные выстрелы, короткие очереди. Ахмед сначала не понял – зачем стреляют, бой же уже окончен?
Лежавший неподалеку десантник застонал, приподнялся и тяжело перевалился на спину. Бородач в берете проворно оказался над ним, взвел затвор автомата.
- Погоди… Не стреляй, - заплетающимся как у сильно пьяного голосом проговорил раненый и поднял руку, словно пытаясь защититься ею от автоматной очереди.
- Не стреляй, постой!! – крикнул Ахмед и шагнул вперед…
Тах-тах! – пролаял автомат. Рука десантника тяжело откинулась на обледеневший асфальт. Конец.
- Зачем?! Вот зачем, скажи мне?! – бешено заорал Ахмед, наступая на бородача так рьяно, что тот в первый миг даже попятился. Но быстро опомнился и бросил с напористой ответной злобой:
- Думаешь, от того, что мне так приятно, а?! Ты кто такой, чтоб такое говорить?! Посмотри!! Они все равно померзнут и истекут кровью здесь! Или предлагаешь сгрузить с брони наших и погрузить их? - он махнул рукой в сторону БТРа, где белой лентой разматывались бинты: бойцы Абхазского батальона перевязывали своих раненых.
- Я ничего не предлагаю, - Ахмед почувствовал, как на него горой навалилась смертельная усталость. Он повернулся и, припадая на отстреленный каблук, зашагал прочь. Он шел домой. Это последнее, что оставалось ему. Это последнее, что оставалось у него.
- Э, автомат отдай, раз уходишь!
- Не ты мне его давал.
***
Припадая на отстреленный каблук, Ахмед шагал знакомыми с детства улицами, которые вдруг перестали быть для него уютными и безопасными. Из книг и фильмов о войне он знал, что в городском бою солдат должен осторожно пробираться вдоль стен от укрытия к укрытию, но прятаться вот так, словно вор, словно захватчик, в родном Городе было омерзительно. И потом, где он был, этот городской бой? Он гремел и светил зловещим заревом над горбатыми крышами. Но сверни за угол с улицы, где полегла злосчастная десантная рота – и открывался вполне привычный городской пейзаж, и безлюдие было обычным по позднему часу, разве что окна не горели, а чернели безнадежными черными картами.
- Будь проклята их война, - тихо ругался Ахмед, не в силах удержать бушевавшие в нем образы и страсти этого дня. – Какой был Город… Мой Город! Теперь абзац… Конец строки. Ваша песенка спета, ха-ха…
Он невесело усмехнулся, вспомнив идиотское выражение одного из персонажей мультика про капитана Врунгеля, невезучего сыщика…
Как это было давно. Наверное, теперь следовало бы сказать: за гранью, до войны. Но почему-то то, что было там, «по ту сторону», вдруг казалось удивительно близким, и Ахмед начинал почти любить даже воспоминания, которых раньше почти не замечал. А вот все «по эту сторону» решительно отказывался принимать.
«Становлюсь сентиментален… Фиговый из меня вояка, похоже.»
…Они столкнулись почти лицом к лицу, засмотревшийся на зарево Ахмед и ошалело выскочивший из подворотни парень в обильно присыпанной штукатурной пылью камуфляжке с головой, неряшливо обмотанной грязным окровавленным бинтом.
Может быть, из Ахмеда не могло получиться хорошего солдата, но воспитанный поколениями сражавшихся предков воин жил у него в крови, и даже небольшой встряски единственного дня войны хватило, чтобы он вышел из подсознания и начал действовать сам.
Сейчас среагировал именно этот «воин-тень».
- Руки в гору!! – рявкнул Ахмед, направив ствол автомата прямо в смутно белевшее лицо с потеками засохшей крови.
- Бросай оружие!!! Бросай, гад! – голос незнакомца сразу взвился до агрессивно-истерических ноток (признак того, что терять уже нечего, подумал Ахмед)… И в живот ему уставился закопченный ствол его кургузого АКМС, как-то очень неожиданно переместившегося в опасное положение «от бедра».
- Сам брось пушку, мозги вышибу!
- Сдавайся, завалю!!
- Ага, разогнался. Да я тебя ща...как лягушку…
- Оружие на землю!!! На счет раз!
Опыт войн, столь же древний, как и человечество, свидетельствует: если у двоих, случайно столкнувшихся на тропе войны, сразу же не сработал инстинкт взаимного убийства (или хотя бы у одного из них), они, скорее всего, просто разойдутся. Или найдут для себя импровизированную форму перемирия.
Ахмед, судя по всему, был опытнее и спокойнее, или просто меньше ужаса успел повидать в этот кровавый день, потому и подсказал выход первым:
- Э, слушай… Давай просто стволы опустим!
- Я опущу, а ты меня…
- Нет! Слово! Вместе опустим.
- По счету три?
- Идет. Раз, два…
Автоматы уставились стволами в землю. Ахмед позволил себе усмехнуться:
- У меня вообще-то на предохранителе стоял!
Его недавний противник признался:
- А у меня магазин пу…, - и запнулся, испугавшись признания.
- Не бойся, все! Стрелять друг друга уже не станем, - примирительно сказал Ахмед. – Ты вообще кто такой? Хотя можешь не говорить вижу…
На рукаве грязного бушлата даже в темноте различался форменный шеврон с российским триколором. Парень попытался принять самоуверенную позу:
- Я старший лейтенант Внутренних войск МВД Российской…
- Ясно, ясно, а по-человечески зовут как?
- Максим.
Ахмед в очередной раз изумился превратностям войны. Совершенно независимо от ее воли получалось как в романе Ремарка или Барбюса: посреди большого сражения встретились двое врагов, и не смогли убить друг друга. Только – врагов ли? У них был общий язык, общее прошлое, совсем недавно – общая страна…
- Ахмед, - представился он, но, подумав, руки протягивать не стал.
- Ты – боевик? – глаза российского офицера сверкнули из-под кровавой повязки скорее тревожно, чем враждебно.
- Я вообще-то домой иду, - спокойно ответил Ахмед. – Дом это мой, знаешь… А вот ты куда?
- К аптеке…
- ?!?!?!
- Бабуся местная из окна сказала: аптека за углом… У меня там во дворе боец раненый, совсем мальчишка, со сквозным в шею! Ахмед, верно? Будь человеком…
Ахмед чуть не разозлился:
- Будь?! Мне не надо «будь», я человек! Думаешь, мы, горцы, мусульмане, не люди, раз не ваши… великороссы?!
- Я так не считаю! – ответно набычил перевязанную голову «вэвэшник».
- Вот и отлично, Макс,- Ахмед примирительно кивнул. – Аптека закрыта… Откроем, если надо. Сомневаюсь, правда, что там что-нибудь есть. Пойдем, проводим твоего раненого.
- Он уже идти не может.
- Погано. Тогда поднесем, тем более!
Возле темной детской площадки, на скамейке, где недавно еще болтали женщины, наблюдая за играющими детишками, а по вечерам курила «план» и мерялась понтами местная безбашенная молодежь, сидел солдат.
Непокрытая коротко стриженная голова свешивалась на грудь так низко, что не было видно лица. Шея была неаккуратно замотана индивидуальным пакетом, и на промокшей повязке не осталось ни единого белого места.
Черневшая в ночной мгле кровь густым потеком покрывала грудь, бессильно упавшие на колени руки, смутно блестела на снятом и отброшенном старом бронежилете...